Много лет назад у меня на работе, точнее в подъезде офисного здания, нарисовалась совершенно бездомная собака.
Просто пришла умирать в относительном (ооочень относительном, температура там была минусовой) тепле, но хоть снег на голову не падал. Она была в крайней степени истощения – сидеть не могла, её било крупной дрожью, и она валилась на бок. Её, собственно, сложно было назвать собакой. Это был несчастный собачий скелет, обтянутый тонкой кожей с намёком на шерсть и c полным отсутствием подшерстка.
Ну, то есть, абсолютно явно собака раньше была домашней. Это было очевидно по её умирающему состоянию – с помойки жрать не умела, и в стаю её не принимали. И что несомненно свидетельствовало о её бывшей домашнести – она умела давать лапу и привыкла ходить в туалет на улицу. Но обо всём этом я узнала позже.
Первое, что я о ней узнала, это то, что она ненавидела и боялась всех подряд. Сложная помесь дворняги с кем-то породистым пару поколений назад (вероятно, дедушка был на самовыгуле) тигрового окраса. Чёрное нёбо, белые зубы, сложный капризный характер, высочайший интеллект, верное сердце и золотая душа. Это всё тоже было потом.
После двух дней пребывания собаки в углу за вынесенным в подъезд кем-то из коллег сейфом, в подъезде на кафельном полу (ноябрь, минус 15) я поняла, что этот полутруп не уйдёт. Собственно, я зоошиза, но верю в естественный отбор. Который иногда даёт сбой, мда.
В общем, поскольку девушка уверенно собралась здесь либо сдохнуть, либо выжить, я принесла ей корма и тёплой воды.
Скелет собаки на меня зарычал, и я откланялась. Но вечером, уходя с работы, отметила, что корм был съеден и вода выпита.
В скором времени у нас самообразовалась группка гринписовцев, кормильцев и поильцев собаки.
Ещё через пару дней её пребывания там (на холодном полу) я поняла, что так дальше быть не может, и изнасиловала маму. Принудительно отлюбленная мама (живущая в центре города, пять минут до моей работы) нашла коробку из-под микроволновки, старую пуховую подушку (две) и махровый халат. Мы пошли обустраивать собаке квартиру.
Сидеть оно толком пока не могло, но зато могло очень убедительно рычать, делать попытки кусаться, охраняя свой угол, в который я пыталась поместить коробку с подушками, а напоследок, истерически тявкнув, цапнуло меня за руку (не больно, но если честно – мне очень страшненько было, я знаю, как собаки кусают, у меня ротвейлер был… да и дворняги кусали до этого) и ускакало из подъезда в темноту.
Мы с маман, рыдая дуэтом, почти до полуночи бродили по центру города и звали эту злобную засранку. Валил снег, температура упала до минус 20, и я уже представляла себе, как этот скелет до утра окочурится…
Почему она не сдохла тогда и до того – глубочайшая загадка для меня. Эта собака намертво не приспособлена к малейшему похолоданию. Она даже летом потом всегда спала со мной под одеялом.
В общем, придя на работу на следующий день, я застала эту тень организма в коробке и на подушках. Радуясь и ликуя (тихонечко, чтобы не будить) я накрыла её лежащим на сейфе халатом, поскакала в ближайший маркет и купила моей звезде, которую уже иначе чем «Заечкой» и «Заюшей» не величала, полкило корма. Зверь корм съел, жадно давясь, а потом старательно и благодарно облизал мне руки. Задавив в себе жалость, принесла моей девочке тёплой воды чтобы согрелась. А когда она поела и попила, то пришла и дала мне лапу. Левую. Она всегда левую давала, моя звёздочка. И потом засунула мне голову подмышку. А потом попёрлась за мной наверх – в мой офис. И что мне было делать? Холодно же…
Вот так зверь начал жить у меня на работе днями. Спать у меня в кабинете по углам, но чаще – под моим столом, класть мне на колени свою блохастую вонючую башку, ходить за мной гулять по работе (было стрёмненько, когда она в одно муниципальное учреждение за мной притопала, и таки прорвалась за кем-то из посетителей, а вахтёр её потом по всем этажам отлавливал), и тосковать за мной по ночам в коробке (мы рабочий подъезд закрываем на ночь). А по вечерам и выходным мы с мамой ходили ко мне на работу кормить и выгуливать это чудо.
Было не без эксцессов, конечно. Собака, которая никому не мешала, в принципе сильно мешала одним своим присутствием, как оказалось, одному моему соседу по офису (бедняжка, будучи закрытой в подъезде, ходила в туалет на балкон – попу выставляла между балконных прутьев и делала все дела… я лично, когда увидела – рыдала…)
Когда я узнала, что этот товарищ вызывал наших коммунальщиков, которые собак отстреливали (это давно было, сейчас о таком даже речи быть не может), причём что это совпало с тем, что он собаку пытался выгнать из подъезда, и орал на соседей, кто собаку кормил, что нехрен её кормить… Ой… Пусть меня Бог простит, но весь центр города наблюдал, как я выскочила из подъезда среди зимы без одежды и крыла его трёхэтажным матом. Из самого цензурного было: «тебе бы самому, уроду, не жрать – проживёшь дольше!» и «ещё раз мою собаку тронешь, скотина жирная – похороню нахер!»
Умер через месяц, в конце января. От инфаркта. Царство ему Небесное. И да, если что – я ни при чём. Карма.
Ещё в середине декабря я сказала маме: всё, я забираю собаку домой. Через мой труп, сказала мама. Она сожрёт тебе весь ремонт и всю обувь, сказала мама. У тебя кошка, сказала мама. Сиамская, задумчиво уточнила кошка.
Я подумала. Подумала ещё раз. И поняла, что не могу предать, не прощу себе.
5-го января я аккуратненько и тихо купила ошейник, поводок, кормушку, поилку, таблетки от глистов, шампунь от блох, и чудесненько (никто не сопротивлялся – собака отлично знала, что такое ошейник и поводок, и радостно поскакала за мной) привезла собаку домой.
Мылись мы скорбно (этого с нами явно никто не делал), но покорно. Таблетки жрать не хотели, но кто нас спрашивал? Давились и глотали. Зато потом сосиской кормили. Сосиска – это вкусно.
Маме я сказала, что тётя-соседка-с-работы увезла собаку в село. Мама поверила. Через неделю спросила: как собака? не проведать ли её? всё ли хорошо? Всё нормально, говорю, не парься. Как потом говорила мама, вот ей бы на том месте и понять, что я очевидно, нагло и беспардонно вру…
Прошла неделя. Мы пошли гулять вечером. Но некстати приключился старый новый год. И салюты. Это потом я уже догнала, что собака побывала под отстрелом (она всю её жизнь панически боялась любых фейерверков и петард в ночное время суток – именно тогда отстрелы и происходили, а ещё боялась грома и грозы – тоже понятно, в общем).
Короче, собака ломанулась в неизвестном направлении и исчезла.
До утра мы с мужем бродили по району (он до утра, я до полуночи – после того и до того тоже билась в истерике, была невменяема, поэтому меня загнали рыдать в дом с моим отсутствием конструктива). Муж опросил всех бомжей района, обещали сообщить. Я облазила все подъезды дома (24 штуки). Ни фига. Дура я дура… С первого этажа звала, нет чтобы до пятого сбегать…
Утром следующего дня я, со щелями на месте глаз (великий Мао нервно бегал по углам) и в состоянии полуобморока после бессонной ночи, пыталась собраться на работу. И вот когда я, еле живая, выпала из ванны, в дверь позвонила соседка с 4-го этажа – Господь меня улышал, дал Жаннете счастья, здоровья и хорошего мужа! Моя собака, которая сдуру и по плохой памяти забежала в соседний подъезд и просидела там всю ночь на 5-м этаже (мы жили тогда на 3-м), поутру раздуплилась и прискакала к нашему подъезду, где и рыла носом землю в поисках родной норы. Жанка псю узнала (аллилуйя!) и привела к нам домой.
Я как была в одних трусах, так из ванной и выскочила обнимать мою пропажу и целоваться с ней. Хорошо хоть мозгов хватило собакой прикрыться и просто горячо Жанну благодарить.
В тот же день мама, конечно, увидела моё непечатное лицо. И поскольку технику допроса она знает лучше любого гестаповца, мне пришлось ей рассказать, что случилось, и что собака живёт у меня. Хотя, уже было пофиг.
Ещё через несколько дней собака сбежала при аналогичных обстоятельствах. Плакала и не спали, но уже верили, что найдёт дорогу домой. Точно. В 7 утра сосед с пятого этажа привёл – беда наша трусилась у него под дверью на коврике. Подъезд – наш, стояк – наш, только этажом ошиблась с перепугу.
С тех пор собака не ошибалась. Предпочитала из дому в тёмное время суток не выходить. Если выходила, то ровно пописать, и немедленно домой. Гулять любила, когда тепло. Когда холодно - из дому предпочитала не выходить, спала с мамочкой и кошью в кроватке под одеялком. Ну, чаще с кошью, пока мамочка ходила на работу.
И на всю оставшуюся жизнь у неё остался неизлечимый цистит после всех её перемерзаний по жизни. Она терпела сколько могла, конечно, но будила нас всегда ночью около часа, а потом в пять утра. Но, золотой ребёнок, быстро писала и бежала домой спать. Девочка моя хорошая…
Она была с нами шесть лет. Шесть лет огромного счастья, такого огромного – что до слёз. Это была такая невероятная умница, что… были у меня собаки до и после неё, и будут ещё, вероятно, но такого Человека как она – вряд ли встречу. И с моей кошкой тогдашней Джеки, тайской, которая тоже была для меня самым любимым существом, они ужились, хоть обе и ревновали меня. Умерли с разницей в полгода, Джекуся раньше.
Я сделала огромнейшую ошибку, не стерилизовав Заю сразу, а потом у неё начались гормональные проблемы и мастопатия. И я снова побоялась операционного вмешательства, затянула. А потом уже было слишком поздно, когда онкология активизировалась, и уже было ничего не изменить.
Когда мы ездили на капельницы, моя звёздочка сама потихоньку, уже сильно ослабевшая, залазила на манипуляционный стол. И тихо лежала всё время, пока мы капались. Я держала её тонкую лапку – нет, она и так ею не двигала – просто мы же держим руку дорогого человека, если ему тяжело, а она ложилась мне на руку лицом. И я целовала её в макушку и уши. Тихонько. Полтора часа. И мы так сидели-лежали, пока процедура не заканчивалась.
Последний раз, когда мы с Заей как-то смогли погулять (у неё ещё было немножко сил за месяц до конца, после капельниц), встретили сиамскую кисю. Чужую абсолютно. Она сама вышла из двора на улице, где мы тихонечко бродили, и девочки нежно обнюхались. Чужая кошка с чужой собакой…
Тогда я поняла, что всё, конец, прощаемся. Эта встреча – привет от нашей покойной кисуни.
Зая легко ушла, быстро. Я, боясь долгой агонии и помня, как тяжко уходила наша дорогая коша, договорилась с ветеринаром заранее, что он приедет к нам усыпить Заюню, если она будет мучиться. Но она ушла за пару минут.
Я никогда не забуду её последний день. Когда, из последних сил, она лизнула меня в губы. Это было ещё до того, как я ей снова уколола кетанов с димедролом, чтобы облегчить её состояние. И я знала тогда, что она прощалась.
Моя девочка лежит под окном у моего друга. Он за ней смотрит, говорит, что она лежит спокойно.
Одиночество – это когда у вас нет собаки. Или кошки. Или кого угодно живого – шиншиллки, кролика, хомячка…
И если вам не хватает любви, значит вам она не нужна. Потому что всегда есть кому отдавать любовь, чтобы получить больше.
Заберите кого-то с улицы или из приюта. Особенно из приюта, поверьте – дорогого стоит. Это сложно. Любить вообще сложно. Но в случае любви к животному у вас будут железные гарантии взаимности. Посмертно. И да, бойтесь, вы точно проживёте дольше.