Сотрудник научно-литературного журнала «Парадокс» Василий Тараторкин не разгибал спины шестой час кряду. Нужно было прочесть и отрецензировать более семидесяти стихотворений начинающих авторов – участников литературного конкурса. К утру гора этих листочков, а также всё то, что поступило на электронных носителях, должно быть на столе главного редактора, который лично просматривал творения молодых и давал рекомендации неподкупному жюри на основе его – Тараторкина – рецензий.
У Василия была репутация дотошного и бескомпромиссного судьи поэтических произведений. То, что он не имел литературного образования, а имел техническое, отнюдь не мешало ему, а, наоборот, помогало. Он строго отслеживал все необходимые параметры: рифмы, размер, ритм и т.п. Надо сказать, что благодаря многолетнему опыту Василий в теории стиха был подкован: различал ямб, хорей, амфибрахий и легко мог объяснить, чем дактиль отличается от птеродактиля.
Он зажмурил покрасневшие от напряжения глаза и потряс головой, в которой был уже не то что туман, но основательная каша от бесчисленного количества шедевров местных авторов, от их оригинальных «находок» и рифм-штампов: «любовь – кровь», «розы – морозы». Тараторкин не страдал «зудом карандаша» - распространённой среди литературных редакторов болезнью, поэтому даже затасканные метафоры он, морщась, пропускал, зато рифмы типа: «меня – весна», «ботинки – полуботинки» безжалостно подчёркивал волнистой линией, что означало недопустимый «косяк» с его точки зрения.
Чтобы как-то скрасить свой творческий, но монотонный труд, Василий по очереди рассматривал электронные и письменные варианты. Хоть какое-то разнообразие! Он потянулся до хруста в костях и взял очередной листок, пытаясь сфокусировать взгляд на немного корявом, как будто детском, почерке. Ну, вот опять: ни начала, ни конца, ни даже имени автора… А, нет! Вот внизу что-то подписано мелко: Алекс С. Надо же и уголок оторван. И кто этот Алекс С ? Искать придётся в общем списке участников.
Ну-с, приступим. Рецензию все равно писать надо. Читаем… Опять зимние восторги. Зима-то уже кончилась – как-никак, последний день марта. Та-а-ак… Небо голубое. Ёлка зелёная. Как всегда - оригинально! А дальше то, что такое? Снег блестит. Река блестит. В доме всё блестит. Что в русском языке нет этому глаголу синонимов, что ли? Подчёркиваем. Явно автор не заканчивал литинститут имени Горького. Дальше идём. Треском трещит. Ну, это уж вообще тавтология - ни в какие ворота! Как же ещё трещать-то: криком или скрипом? Подчёркиваем. Да-а.. Среднее образование, оно и в Африке – среднее. Думает он - у лежанки. Не «у», а «на»! Деревенской жизни не знает, а пишет. Какой мужик будет стоя у лежанки думать? Ляжет, понятно. Илья Муромец тридцать лет лежал, думал. Подчёркиваем. Так… Кобылу – в сани. Почему «запрЕчь»? Русские обычно «запрЯгают». Нет, похоже, нету среднего образования у этого Алекса. Максимум – девять классов. Да и то, лицея с каким-нибудь «уклоном». А дальше-то что? Кобыла в коня превратилась. Да, что же так не внимательно то! Все знают, что лошади делятся на кобыл и коней. Кони в свою очередь – на жеребцов и меринов. Ладно, далёк от деревенской жизни, но зоологию-то знать надо! Нет, это точно – лицей с «уклоном». Подчёркиваем.
Что имеем в итоге? Печатать в нашем журнале нельзя, конечно. А для жюри рецензию всё равно написать придётся. Как же, всё-таки, фамилия у этого Алекса? Ага! Уголок-то не оторван, а загнут оказывается. Смотрим. Что такое?! «Алекс. Серг. Пушкин. Зимнее утро». Вот те, на! Это, как это я? М-да… Заработался ты, Вася, заработался. Надо на сегодня завязывать. Сколько на часах? Ух, ты - половина второго ночи! Уже первое апреля наступило. Всё понятно, из наших шутников записных кто-то подбросил. Ну, и ладно. Зато рецензию писать не надо. А в главном я, всё-таки, прав. В нашем журнале всё равно печатать не будем и в номинанты не выдвинем.