АРХИП ИНДЕЙКИН - http://proza.ru/avtor/subochevandrei - ТРЕТЬЕ МЕСТО В 109-М КОНКУРСЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Звенит звонок на урок. Стальной треск настолько силен, что в нем растворяются прочие шумы и крики, распадаются из обшей какофонии на несколько очагов, которые тут же устремляются в кабинеты, чтобы исчезнуть на сорок минут. Коридоры пустеют.
Порой в эти минуты здесь можно кого-нибудь встретить. Вот бежит, грохоча по полу, опаздывающий на урок. Вот степенно вышагивает девочка, то и дело поправляя волосы и смотрясь в свое отражение на экране смартфона. Вот, в дальнем углу или на лестнице, слоняется без дела пара прогульщиков постарше, споря пойти им в столовую или посидеть на подоконнике. И именно в эти минуты из своей коморки выходит Тимофеич – бодрый старик слегка за шестьдесят.
Он напоминает муравья-трудягу: невысокого роста, с маленькими черными глазами, на нем неизменная красная олимпийка поверх старенькой рубашки, карманы поношенных брюк вечно оттянуты и полны различными гайками, болтами и прочим мелким инструментом, в левой руке разводной ключ. Тимофеич неспеша шаркает по коридорам, поглядывая на ползущие вдоль стен приземистые батареи. Остановится возле одной, оглядит получше, иногда постучит, чего-то подкрутит.
Любимое место Тимофеича – первый этаж. И все его обитатели: маленькая круглая гардеробщица, слегка надменная вахтерша, беззубая медсестра, вечно сплетничающие технички знают – у Тимофеича под красным хитином олимпийки огромное сердце.
- М, Николай Тимофеевич, здравствуйте, - лукаво шипят со стороны.
- Привет, девчонки! – ответит Тимофеич и обязательно засмеется. Смех у него особенный. Такой смех бывает только у добродушных и открытых стариков.
- Ну, чего вы тут? – деланно хмурит он брови.
- Чай, пьем! Присоединяйтесь, Николай Тимофеевич, - засмеются ему в ответ.
Чай Тимофеич любит и пьет часто. А вот водки не пьет совсем. И раньше не пил. Не пил, когда еще работал на заводе, не пил и после, когда завод в девяностых обанкротился и закрылся. Уж так вышло, что эти обвисшие с годами плечи держат на себе многое. И пока мужики с цеха растворялись в океане наступившего капитализма и дешевой водки, Тимофеич, а тогда еще просто Николай, сжимал покрепче зубы, тоскуя по советской стабильности, и жил дальше.
К своим шестидесяти он обзавелся семьей: хозяйственная жена, два сына, уже и внуки в школу пошли.
А вместе с внучкой пришел в школу и он. Работящего старика с золотыми руками, да еще и не пьющего, знала вся округа. Поэтому устроится слесарем ему труда не составило.
Тимофеича часто просили помочь. Розетку мог заменить, мог починить замок, где-то подстучать, подколотить. Многое умел Николай Тимофеевич и никогда не отказывал.
Поначалу директор подкидывал к его скромной зарплате немного денег «за работу сверх нормы», но вскоре пришел очередной кризис и деньги закончились. Но Тимофеич продолжал помогать, получая лишь удовольствие от хорошо выполненной работы. Вскоре к этому все привыкли и принимали такое поведение старика как нечто должное.
- Нет, девчат, мне идти надо, - отказывается от чаепития Тимофеич, - хотел пораньше сегодня уйти, – жена давеча в огороде копалась, упала, лежит теперь второй день. Вот, врача на сегодня вызвал.
- Да ты что! – всплескивает руками одна из техничек, - как же так. Ты, Тимофеич, сходи обязательно. Это же не шутки!
- У меня мать так в прошлом году в огороде копалась, спину скрутило – неделю разогнуться не могла! А что делать? Работать-то надо. Мне вон тоже некогда. Я отсюда сразу на вторую работу. Оболтуса своего поднимать надо. Совсем работать не хочет. – вторит ей другая.
- А лекарства сейчас какие дорогие! Меня по осени просквозило, пошла в аптеку, а там…Да легче сдохнуть, чем болеть! Дешевле выйдет, - присоединяется к разговору гардеробщица.
Тимофееч быстро теряет интерес к такому разговору. Он уже привык, что окружающие его люди только ждут от него помощи, а делиться проблемами не привык. Да и стоит ли? У всех своих забот хватает. А за жену всё-таки боязно. Хоть и погодки они, а бабы-то эти почему-то раньше стареть начинают. И чахнут раньше.
Много ли надо старикам, привыкшим больше отдавать, чем брать? Немного заботы и внимания. Вот и Лидия Васильевна, жена Тимофеича, завидев врача на пороге даже немного обрадовалась новым ушам. Радость её была недолгой – врач сказал, что с почти полной уверенностью можно говорить о переломе. А если хотите точный диагноз, надо делать рентген. Старик, проживший с Лидией Васильевной сорок лет, лишь сжал по старой привычке зубы.
Спустя пару дней, когда старики смогли-таки добраться до больницы, диагноз подтвердился – перелом шейки бедра – серьезная травма, даже если ты молод. Неделя в больнице, отказ врачей оперировать «по возрасту», и Лидия Васильевна вернулась домой.
Теперь Тимофеич старался пораньше заканчивать свои дела на работе и срывался домой. Он сам взвалил на свои плечи ещё одну ношу – ухаживал за лежачей женой и возился в огороде. Сыновей о помощи не просил, у них и своих дел не в проворот.
На работе все знали о его беде. Теперь опустевшие на время урока коридоры пропитывались полушепотами о незавидной ситуации Тимофеича. Каждый раз выходя на свой обход, он ловил сочувствующие взгляды. Все хотели хоть как-то поддержать его и приободрить. Но как сделать это никто не знал.
Школа, будто проявляя извращенную эмпатию к переживаниям старика, начала сыпаться. То розетка где сгорит, то пробки выбьет, то канализация забьется.
Люди по-прежнему тянулись вереницей к Тимофеичу со своими просьбами, но делали это сначала с некой стыдливостью.
- Николай Тимофеевич, ну как Вы? Как Лидия Васильевна? Дай бог всё образуется. Николай Тимофеевич, тут такое дело…я всё понимаю…посмотрите, пожалуйста…розетка что ли сгорела, не пойму…а мне компьютер нужен, презентацию завтра показывать!
- Николай Тимофеевич, мои дураки парту сломали, вы посмотрите, пожалуйста. Может, подкрутить чего надо, а?
- Николай Тимофеевич, вчера окно разбили, нас комитет повесит, если не вставим…Сами понимаете, денег нет у школы…Выручайте!
Десятки неотложных дел навалились на него. А он, словно не замечая, принимал всё на свой красный хитин и нес дальше. Он продолжал выполнять просьбы и поручения. Пока натренированные пальцы разбирали, перебирали, перематывали, закручивали и ставили на место, он оставался наедине со своими мыслями. Как там Лида? Голодна ли? Поскорее закончить и домой.
Он заканчивал и спешил к жене, даже не успев расслышать брошенное в спину «спасибо». Да и было ли это «спасибо»?
Но однажды опоздал. Придя домой, он увидел бессильно скребущую по полу жену. Оказалось, что она пыталась встать с кровати, но не осилила и упала с кровати. Тимофеич застыл всего на секунду, но и она показалось ему вечностью. Он видел перед собой не беспомощную старуху и не испытывал к ней жалости или принебрежения. Перед его глазами яркими пятнами заплясали картины прошлого. Вот он играет ей хулиганские песни на гитаре, вот провожает по ночному парку до дома, видит приближающееся лицо и чувствует на губах жар от её дыхания. Вот шумная компания на свадебном застолье в общежитии. Вот держит на руках новорожденного сына, вот второго, внучку. Пятна меняют цвет от ярких к темным. Были в их жизни и плохие моменты. Бывало, что и без денег оставались и отказывали себе во многом. Бывало, что стояли перед выбором поесть самим или накормить детей. Много чего было. И вот теперь та, с которой он прошел все тяготы и лишения, которая не бросила его и ни разу не упрекнула, лежит у него в ногах, бессильно загребая морщинистой ладонью по полу. А что он? Чинит розетки! Эта мысль так глубоко и резко впилась в его сознание, что намокли глаза. Поднимая её, он плакал. Впервые в жизни. И обвисшие плечи тряслись под красным хитином олимпийки. Впервые в жизни.
На следующий день он уволился.
"На 109-ый Конкурс - http://www.proza.ru/2019/01/29/581 Международного Фонда ВСМ" .