Я ее очень любил. Тогда казалось, что нет ничего на свете сильнее, чем моя вот эта любовь. Я мог ждать. Верить. Надеется на что-то. В общем, куча стереотипных слов только бы доказать ей это. Но я молчал. Наверное, молчать нельзя. Я тогда еще не знал об этом.
Я мог часами наблюдать, как она перебирает старые номера газет и перекладывает их из одной в кучки в другую. Ее темные, ниже плеч, действовали на меня, как магнит. Я мог долго наблюдать, как она некрасиво выводит на бумаге буквы, которые превращаются в слова, а затем в односоставные и двусоставные предложения, которые плавно перетекали в тексты. Почерк у нее был отвратительный.
Обожал наблюдать, как она красит глаза тушью. Она широко раскрывала глаз, приоткрывала рот и замолкала. Божечки, как она красиво не разговаривала.
Казалось, что я знаю о ней все! Знал, что она пьет только зеленый чай и только пол чашечки и только без сахара. Знал главное – она ненавидела малиновое варенье.
Терпеть не могла грязные окна в машине, однажды объяснила это так – «Я не люблю мелкий дождь, я люблю ливень, он стирает всю грязь с окон, а мы такие же окна, как и они, которые в машинах». Она вообще не логичная была, впрочем, как и большинство женщин.
Не любила гладить белье. Не умела танцевать. Так некрасиво умела танцевать, что иногда казалось, что все умеют танцевать кроме нее. Но она никогда не придавала этому значение. Ей нравилось танцевать некрасиво. Она не думала об этом. Она вообще редко думала. Ей это просто не шло, как и розовый цвет. Ей много чего не шло. Например, тяжелые шарфы, короткие ногти, высокомерный взгляд, катание на коньках.
Я знал о ней все, кроме одного…
Когда мы познакомились шёл дождь. Сильный, ливневый дождь. Она стояла под крышей парадной и перебирая в руке ручки сумки с надеждой смотрела в небо. Будто призывала солнце. Я выбежал из-за угла и прыгнул под ее крышу. Тогда мы стали прятаться вместе. Мокрый стоял и не мог двинуться. Закурил.
- Мне не чем дышать. – Бросила она, как будто напуганная.
- Я могу отвернуться.
- Меня бесит, когда курят в моем присутствии.
- Мы не в общественном месте. – Задела меня. Меня до сих пор задевают эти ЗОЖники.
- Вы под моей крышей.
- Под вашей? – изумился, но чуть даже поверил и бросил в лужу, где окурок тут же потонул, как регата в шторм.
- Вы загрязняете атмосферу.
- Какая вы зануда.
- Бедная ваша жена.
- Я не женат.
- Ушла. И правильно сделала.
- Да что вы себе позволяете! – Выкипел я прямо на асфальт, но тут же остыл. Такая безобидная язва стояла. – Мне что бычки в карман собирать?
- Это лучшее что вы сможете сделать для этого города.
- Ваш муж – несчастный человек!
- Я не замужем. – Она была вообще невозмутима.
- По вам видно! И если вы так пытаетесь со мной познакомиться, то это плохая, очень плохая попытка.
Она со всем багажом своего высокомерия в глазах посмотрела на меня с ног до головы и пыталась, было, что-то сказать, но я опередил.
- Вам не идет быть высокомерной.
- А вам не идет быть.
Точка. Это была точка в наших пятнадцатиминутных отношениях. Дождь утих и бычки-регаты стали всплывать на поверхность. Она открыла зонтик и не прощаясь вышла из под своей крыши.
- Какая вы невежественная. – Бросил я вслед. Понравилась.
- Что? – Сработало.
- Могли и попрощаться с новым знакомым.
- Я с вами не
- А зря. Меня Илья зовут. Она ничего не ответила и отвернувшись от меня хама пошла вдоль улицы. Я пошел по делам. Дела в тот день уже шли по-другому. Она, как заноза в голову въелась по случайности и не выходила. Работать не получалось, общаться не хотелось. Я конечно не параноик, но она картинкой перед глазами мелькала. Бредовая девчонка.
«Вот бы встретить ее» - думал и специально проходил мимо ее подъезда в надежде, что она там будет стоять со своим зонтом. Я бы подошел такой, осмотрел ее, как бы не узнав, и спросил сколько времени. А она бы ответила. В общем, я уже несколько раз отрепетировал нашу вторую встречу. Но встречи состояться не могло. Это же фантастика какая-та встретить в многомиллионнике одну единственную женщину.
Но встреча все же случилась на удивление всему миру скептиков. Осень тогда взяла все свои пожитки, мокрые зонты и резиновые сапоги и столкнувшись в дверях с Зимой, поторопилась на выход. В тот день выпал снег. Такой первый, как кокосовая стружка на Рафаэлло. Все стало сказочным и почти что рождественским, почти холодным. Пятница была, вечер. Ноги замерзли, оделся не по пагоде и пришлось отогреваться в баре.
- Чай чёрный и варенье малиновое есть?
- Есть. – Девушка в фартуке горничной 18 века поплелась искать варенье.
Через восемь с половиной минут вернулась и поставила малиновое передо мной.
- Ваш чай.
- Ага. – Махнул и уставился в телеэкран без звука висевший чуть выше барной стойки. Мелькали картинки медийных лиц, пожара в Архангельске, тигренка в зоопарке и кажется все. Не помню. Реклама потом была, а потом я афигел. В строгом сером костюме на фоне циклонов и антициклонов стояла ты и тыкала в Петропавловск-Камчатский. А внизу титр – «Тася Красникова».
Малиновое варенье разлилось на стол от резкого движения рукой. Я извинился, быстро расплатился по счету и пошел ловить такси до Телецентра. Ждать пришлось долго. У проходной 17-го подъезда толпились массовка, охрана, работники. Я подошел к КПП и робко так спросил:
- Ищу Тасю Красникову.
- Это вам в «Жди меня». – Ответила уставшая пожилая женщина.
- Нет, вы не поняли. Я ищу телеведущую Тасю Красникову.
- А Малахова вы не ищете. – Усмехнулась она.
В общем, глумились надо мной всем КПП. Но я дождался. Она вышла из Телецентра и не одна. Мужчина в костюме в клетку открыл дверь переднего пассажирского Гелендвагена и ждал пока она туда запрыгнет.
- Тася, здравствуйте. – Осмелился я и потянул, как дурак розы.
- Это кто? – спросил тот в клетчатом.
Та хлопала глазами.
- Парень, тебе пора! – встал широкий передо мной.
- Нет, не пора. Мы с вами так и не договорили. – Шел я на абордаж.
- Мы с вами? – удивилась она.
- Илья. Помните? Мы с вами у парадной дождь пережидали.
- Ааа, Илья! – рассмеялась она. – Все хорошо, можешь идти, - отпустила она мешающего.
- Фух, я думал бить будут. – Выдохнул и озвучил. Дурак.
- Это очень неожиданно, Илья.
- Короче, я просто подумал…Вернее так – я думал. Чёрт.
- Не волнуйтесь. Вам нужна помощь? Если да, то это к Малахову.
- Отбросьте стёб, Таисия. – Она улыбнулась. – Это вам, короче. – Снова стал тыкать своими полу завядшими цветами в девушку.
- Благодарю. Но мне пора.
Она кинула цветы на заднее сиденье и уже собиралась сесть на свое пассажирское.
- Вы только не подумайте, что я там фанат ваш, просто вы прикольная. Такая дерзкая.
- Остановитесь, Илья. Вы топите себя в луже.
- Блин. Да. Простите. – Я как тот, мой бычок в луже медленно тонул и не мог понять за что ухватиться, чтобы выползти.
Она улыбнулась. Это дало надежду, что я еще не полный идиот в ее глазах.
- Если когда-нибудь захотите подарить мне цветы, то не дарите розы, пожалуйста. Они такие пошлые. Дарите мне пионы.
Села в машину и уехала. Но сказала дарить цветы. Еее.
Я долгое время находился в смятении. Целых два дня. И через два сложных и нервозных купил пионы и пошёл. Она вышла после прямого эфира, через час. Вышла под руку с тем же в клеточку, но сегодня он был однотонный, синий. Увидев меня, улыбнулась.
- Тебе. – Протянул охапку пионов.
- Зимой пионы нашёл. – Расцвела. Это был первый победный. – Так значит всё-таки фанат.
- Нет. – Твердил заучено я. Это я тоже отрепетировал перед зеркалом, как и нам первый разговор на второй встрече в котором все пошло не так, как перед зеркалом. В общем. – Я просто хотел подарить тебе цветы.
- Ну-ну. И что делать с тобой будем таким?
- Встречаться. – Осмелел. Скорее уже все равно было, давил взгляд в боковое того в синем костюме.
- Тай, пошли! – крикнул из машины.
- Иду. – Замешкалась. – Запиши свой в мой, - протянула телефон. Я быстро набрал и пустил встречный звонок на свой мобильный. – Будет время, наберу. – Быстро сказала она и села в машину.
Это был второй победный.
Всю дорогу до дома я улыбался. Потом сутки не выпускал трубку из рук, и вторые не выпускал и третьи. В общем, только через шесть дней она позвонила. Конечно же именно в этот момент я поставил телефон на беззвучный, потому что совещание. Но после сразу набрал ее, не ответила. Я ее сообщениями закидал в whatsapp, потом подумал, что она не поймет и удалил и у себя и у нее, потом снова написал и удалил. Решил, что тут мой ураган может напугать девчонку и замолчал. Она спустя месяц позвонила.
- Простите, у меня ваш номер записан, просто хотела узнать кто вы? – Она улыбалась по ту сторону трубки, а я нет. Мне предстояла задача за пару минут объяснить все так, чтобы она не заблокировала мой номер.
Но хватило меня только на:
- Это Илья.
- Илья?
- Мартыненко Илья. Вы простите кто? – пошел в атаку.
- Тася Красникова. – Растерялась девчонка-погодница.
- Тася? А! Как твои дела?
- Мои? Хорошо. – Не обманывала, действительно не понимала с кем разговаривает.
- Может поужинаем? Я тут проект придумал новый, хотел с тобой обсудить.
- Я правда не понимаю с кем разговариваю. – Она нервно хихикала.
- Да уже какая разница, я есть в твоем телефоне, ты в моем, пойдем есть?
Мы встретились в рыбном ресторанчике. Я заказал блины с малиновым вареньем и стал нервно ждать. Она пришла ровно в семь. Узнала. Улыбнулась.
- Какой проект у тебя для меня? - Еще оставалась надежда, что я продюсер, но, увы, Тася.
- Кулинарный! Вы умеете готовить малиновое варенье?
-Я терпеть не могу малиновое варенье. Оно пахнет неприятно.
- Тогда может что-то другое?
- У вас всё? – Разочаровалась она.
- Нет. – Интрига. – Вы мне очень нравитесь, Тася. – Нет интриги.
- Спасибо. Я много кому нравлюсь. – Без ложной скромности призналась.
- Нет. Не так. Вы мне нравитесь, как человек, а не как картинка. – Уловила. Замерла.
- Вы меня совершенно не знаете.
- Хотите чаю, Тася?
- Мне зеленый пол чашечки без сахара. И уберите уже это ваше дурно пахнущее варенье.
- Это моё варенье. – Возмутился.
- Да, ваше уберите.
Мы так час просидели. Она молчала, а я ей рассказывал. Оказывается, она ужасно любила слушать.
- Вы только не подумайте, что я маньяк. Я вас преследовать не стану. Я просто люблю вас.
- Договорились. Принято.
Она ушла торопясь, как будто спешила. Наверное, она просто хотела спешить. Такое бывает с девушками, когда они много думают, то сразу начинают куда-то бежать.
Перезвонила ночью. В районе двух.
- Илья, где ты живешь?
- В Выхино. – Пробурчал я, не понимая, что происходит.
- Чёрт. Почему так далеко.
- Бабушка квартиру оставила. – Продолжал бурчать, но уже просыпался.
- Адрес скинь. Приеду сейчас.
Я обалдел, но адрес скинул. Почистил зубы, пол, даже пыль рукой протер. Ждал. Конечно, казалось, что она просто решила поглумиться надо мной, но это всего лишь показалось. Она приехала.
Вошла.
- Чай? – Спросил я.
- Зеленый без сахара. Пол чашечки.
- У меня только чёрный и кружки по 0,5.
- Тогда кипятка. 0,5.
Прошла. Осмотрелась. Сморщилась, но не показала виду. Присела на табурет и посмотрела в меня. Я быстро налил дважды вскипяченный кипяток и сел напротив.
- У тебя что-то случилось?
У нее глаза были чёрные и грустные. Такие полные отчаяния и пустоты.
- Случилось. – Ответила и попробовала сделать глоток воды, но не вышло, обожглась. – Зачем ты это сказал?
- Что именно из того, что я сказал, я сказал? – Растерялся.
- Что любишь? Это же не так! Нельзя любить того, кого ты совсем не знаешь. Тебе кажется, что сказал и все! А это все не просто так. Мне никогда в жизни не говорили, что любят. Никогда.
- Такого быть не может.
- Отец ушел, когда мне было четыре. Я его не помню даже. Мама всю жизнь работала на трех работах ,чтобы у меня образование было. Я от них никогда не получала нежности. Только - надо, делай, работай, учись! Мужчины говорили, что я красивая, неповторимая, чертовски обаятельная, но не любимая. Как ты можешь меня любить?
- Я не знаю. – Растерялся еще больше. – Я просто люблю и все. Это же не поддается объяснениям.
Она осторожно посмотрела на меня. Повела в улыбке краешком губ.
- А я замуж выхожу.
- За того, который возит тебя? – Смекнул.
- За него. – Махнула она и черные рассыпались по плечам.
- А приехала зачем?
- Сказать хотела.
Мне неприятно стало как-то, отчаянно неприятно.
- Ну, сказала. Водички попила. И пора бы к мужу.
- Ты меня выгоняешь?
- А нам разве есть о чем разговаривать? – Смутился.
- Значит не любишь.
Встала. Собралась уходить. Уже у порога обернулась. Я не выдержал.
- Мне страшно даже прикасается к тебе. Ты же звезда, а я какой-то парень с Выхино, айтишник. Ты пришла ко мне домой.
- Я пришла к тебе домой, чтобы понять зачем мне все это, все что происходит со мной.
- Я люблю тебя. – Это было последним аргументом.
- Да что ты вообще о любви знаешь. – Бросила в лицо.
Падал в пропасть, но она кажется была еще более безнадежна чем я. Осталась. Мы не спали. Скорее так, мы спали под разными одеялами. Вообще не понимал, что происходит тогда, сейчас понимаю. Она позволила себя целовать. Вот тоже глупость какая «она позволила», что нам не позволяют мы берем сами! Но я не мог переступить ту грань, за которой заканчивается нежность.
Засыпал минут на пятнадцать и просыпался, дёргался, проверял, чтобы не ушла. Утром сам ушёл за зеленым чаем. Принес в квартиру, а она на пороге стоит, обувается.
- Мне пора.
- Вернешься? – Надеялся.
- Попробую.
Ответила и ушла. Слабая она, хрупкая, нежная. Странная. От куда в женщинах это берется, это комбо несовместимое?
Она через три дня набрала, позвала на коньках кататься.
- Что делать? – Насторожился.
- Кататься на коньках по льду.
- Ну… - Нет, я определенно этого не хотел. Я вообще презираю лёд, я даже мороженное не ем. У меня принцип: то что может нас убить – есть нельзя. А холод нас убивает.
- Через час на Патриках.
И я поплелся на Патриаршие. Вечер был, часов пять, суббота. Народу видимо-невидимо и все бьются об лёд.
- И ты серьезно думаешь, что это можно назвать развлечением? – Она подкатилась к краю пруда.
Меня определенно невозможно было затащить туда в трезвом уме и памяти.
- Не занудствуй. Надевай коньки и поехали!
И я надел. Наступил на замёрзшую воду и замер, чувствовал, что мир подо мной трескается. Все эти опасные виды времяпровождения меня напрягали. Лучше на рыбалку сходить. Летнюю.
- Мне так здесь нравится! – Она схватила меня за пальцы ладошки и потащила за собой. Держался стойко.
- Мы можем ходить сюда каждый день. – Говорил и тут же ругал себя за это.
- Помнишь, я выхожу замуж.
- Такое не забывается. – Одернул себя.
- А ты знал, что семена чиа индейцы раньше использовали, как валюту. – Отъехала она чуть от меня.
- Ты его любишь? - Повернул ее к себе и держался, чтобы не упасть. В данном случае держался я.
- Мне 30. Я работаю телеведущей на кабельном канале и рассказываю о погоде. Приметы всякие по народному календарю, именины вспоминаю по редакторским текстам. А я мечтала о карьере журналиста. Ну такого серьёзного. – Отъехала чуть от меня, отвернулась, проскользила. - Знаешь, даже блогером хотела стать. Мне мой мужчина денег дал, говорит – иди раскрути ютюб канал. А я не бизнесмен, я не умею сметы составлять, бюджет вести. Транжирка я жуткая. Он мне знаешь, квартиру купил тут, на Маяковке. Она большая для меня одной. Даже для нас с ним на двоих она огромная. Он же любит меня. Заботится. Я, правда, не умею всего этого. Мы с ним тут в машине едем, а я смотрю у него руки потрескались от мороза. А он такой с упреком мне – «Просто моя женщина меня не бережет». Мне так стыдно стало. Думаю, и правда, он все для меня, а я ему крем за 100 рублей купить не могу.
- Прости.
Она обернулась.
- За что?
- Я вот так влез в твою жизнь, а оказывается у тебя все хорошо. Зачем тебе я, когда у тебя все есть.
- Думаешь, только из денег складывается «все»?
- Как раз-таки я так и не думаю.
- Мы с мамой бедно жили. В школе одноклассники смеялись, что у меня только одни колготки. А это не так было. Их было двое, на переменку, только одинакового цвета. Я с самого раннего детства мечтала ни в чем не нуждаться, чтобы не бояться, что деньги закончатся. Наверное, поэтому и не умею тратить деньги сейчас. В 20 лет он меня заметил. Я в кафе на Пушкинской с подругой сидела. Мы там часто сидели, чтобы нас кто-то заметил. А денег совсем не было. Придем воды закажем и сидим. Ждем. Чего ждем? Он заметил меня и пригласил попробоваться в телевизор. Представь какой это шанс в 20 лет? Какая это возможность! А потом закрутилось. До сих пор крутит. Не отпускает.
- Ты же не любишь его. – Констатировал.
- Я ему благодарна.
Мы стали видится чаще. Как-то весной меня набрала позвала гулять. Просто гулять. Она уже замужем была. Пришла такая яркая пришла с губами красными, с шарфом синим.
- Тебе всё это не идет.
- Знаю. – Призналась она.
- Зачем тогда это все?
- Это нравится людям, которые смотрят на меня в телеке.
Яблони только-только завязывались в почки, чтобы выпустить из себя белые и медовые цветы.
- А ты когда-нибудь делаешь то что тебе нравится, а не людям?
- Не знаю. – Покачала она в стороны и растрепала черные, отросшие чуть ниже плеч. – Я не герой, на поступки не способная.
- Чего ты больше всего не хочешь?
- Быть собой. – Не продолжила.
- Почему?
- Потому что я не проживаю свою жизнь. Иногда мне кажется, что я героиня какого-то фильма в фильме. Как будто я снимаюсь в какой-нибудь мелодрамы на телеканале Россия. Живу в красивом доме, ем в красивых местах, красивую еду, работаю на красивой работе, одеваюсь и выгляжу красиво. И музыка такая лирическая, как тема всего фильма, инструментальная. Снимает эту картину какой-то неизвестный режиссер. Не очень популярный и даже, возможно даже без таланта в киноискусстве. А вот когда заканчивается съемочная смена, то начинается основное кино под саунд-трек Шнура «Антидепрессанты» и снимает весь этот трейш Найшуллер.
- А может быть к чёрту всю эту красивую жизнь? – Осмелился.
- И к тебе в Выхино? – Улыбнулась.
- Да хотя бы ко мне.
- А ты меня не звал.
- Уходи от мужа, давай жить вместе? – Внутри все замерло, остановилось, как будто умерло, а потом снова воскресло.
- Погода сегодня хорошая. Весна почти настоящая.
Уже к лету я осмелел до такой степени, что позволил пригласить ее к своим друзьям. Вадим и Юля встречались со школы и у их была семья. Настоящая семья с бытовыми проблемами, ремонтом, памперсами и ночными посиделками на кухне в тишине. Про Тасю я им рассказывал, и они очень волновались встретить в своем доме телезвезду. Вадик даже рубашку свадебную надел.
- А это наш сын – Эдик. – Представила трехлетнего мужчину Юля.
- Привет, дружок. – Присела она рядом с новым другом. – Меня Тася зовут.
Мальчишка засмущался и убежал.
- Часто от тебя так дети бегают? – Казалось, что острю.
- Как с детского сада начали, так до сих пор.
- А себе не хотите такого? – Вадик был просто неуместным человеком.
- Нет. – Отрезала она и уткнулась в телефон.
Как-то вяло пообщались, чай попили с пирогом. Вела себя она не хорошо. Не приветливо. Я даже немного расстроился, что позвал ее.
- Что не так-то? – Шлепал за ней по лужам.
- Я не люблю малиновое варенье, не люблю детей и знакомиться с неинтересными людьми.
- Прекрати, ты ведешь себя, как дрянь.
- Может быть ты прав?
В тот момент мне показалось, что да, прав. В тот вечер я вообще подумал, что не знаю ее совсем, что может быть вот эта мерзкая женщина и есть Тася, а я себе другую нарисовал, выдумал. Может быть я и вовсе ошибся в ней? В себе ошибся?
В тот вечер я ее даже провожать не стал. До парковки отвёл и оставил.
- Муж скоро за тобой приедет. – Бросил и ушел.
Она ночью написала:
«Обиделся?».
Не ответил. Отвечать не стал, потому что это вовсе не обида была, а злость. Злость на себя самого, так, наверное. Она-то не виновата, она всего лишь женщина, которую я только сегодня вечером и узнал. Она же для меня цветочком была Аленьким, а она совсем не цветочек оказалась. Но и не важно какой характер у этой женщины, важно, как она относится к моим друзьям. Ведь поэтому можно судить, как она относится ко мне. А я что? Я так, приятель с которым она может иногда видится. Я впервые за все это время задумался – зачем ей я?
Ответил:
«Я тебе зачем?».
Не ответила. Ей, наверное, и ответить-то нечего было. Сама не знала. Но я ее не оправдывал.
Еще через неделю пришла ко мне. Без слов вошла в квартиру, прошмыгнув под рукой, которой я перегородил дорогу. Думал извинится, но не стала. Я не настоял. Она папки, бумаги, документы разложила на столе в гостиной и делом своим занялась. Я смотрел футбол. Молчали. Она там что-то писала некрасивым почерком своим, а на меня как будто и не обращала внимания. Минут двадцать так сидела. Не выдержала. Подняла бумаги и кинула их со страшной силой обратно, листы полетели по сторонам, под диван, стол, в меня.
- Что так и будем молчать? – крикнула, не оборачиваясь в мою сторону.
- Хочешь поговорить?
- Это все ужасно неправильно! Все это глупо. Я просто не умею по-другому.
- Ты хочешь извиниться? - Ждал. Не торопил. Подводил.
- Я ни в чем не виновата, чтобы извиняться! - Взвизгнула она.
- Ну, тогда о чем нам разговаривать?
- О нас.
- О нас? – удивился.
- Да.
Впервые. Сама. Захотела поговорить.
- Говори.
- Я не знаю, как это все называется, но я не могу выбросить тебя из своей головы, из мыслей, действий. Мне очень хочется, правда. Я же не правильно поступаю и с тобой и с ним. И как бы мне все равно ,что чувствуете вы, но я чувствую себя униженной. Меня как будто кто-то в чем-то упрекает. Но я себя не могу упрекнуть, я же все правильно делаю. Что это?
- Может быть это и есть любовь?
Засмеялась. Видимо, высмеять меня хотела, но не получилось. Что-то внутри нее попросило промолчать. Впервые она промолчала.
Продолжила.
- Может быть я и правда люблю тебя.
- Ты ничего не знаешь про любовь.
Она не уехала домой. Осталась. Пол ночи телефон вибрировал, потом погас. Села батарея. Стало легче. Наверное, оба выдохнули. Я так точно.
Она первая проснулась, на кухне нашел ее. Стояла спиной ко мне, в окно смотрела. Дождь лил, проливной. По карнизу стучал, по стёклам. Подошёл из-за спины приобнял, вдохнул ее всю. Она еще простынями моими пахла.
- Помнишь, как под крышей стояли?
- Помню. – Прошептала.
- Я курил тогда, а ты ругалась.
- Если бы я знала, что это ты, то не стала бы.
- А если бы ты знала, что будет ты бы ушла тогда?
- Ушла, - махнула головой. – Ты бы меня нашел.
Она потом уехала, когда дождь стал утихать.
Она потом позвала меня на ужин. Это была наша последняя встреча. Она заказала малиновое варенье, чайник чая и кофе.
- Я знала, что ты любишь, поэтому взяла и то и то. Я знаю, что тебе варенье нравится. Вот. Угощайся.
- Не буду. Спасибо. – Отодвинул блюдце.
Я тогда знал, что что-то должно случиться, что она не просто позвала. У меня внутри все трепетало, как в детстве, когда увозили из летнего лагеря домой и, там, за той тысячью километров оставались три месяца самой беззаботной жизни, самой солнечной, самой яркой.
- Я знаешь, с детства не люблю варенье. Мама ругала, что сладкого много ем, полнею. Она правильно делала. Меня бы тогда на телевидение не взяли. Знаешь, что камера прибавляет килограммы? А вообще я уезжаю жить в Австралию. Навсегда. – Она глаза не опускала, смотрела в меня, как будто вот так между делом сообщила, вот так между вареньем и лишним весом сказала, что уезжает.
Молчал. Ждал, что продолжит или не ждал, или вовсе не продолжит. Мне хотелось, чтобы она говорила у меня как будто в ушах звенело. Нет, это было не как будто.
- От варенья нельзя поправится, это же ягоды перетёртые. – Что смог, что в голову тогда пришло.
- Там сахара много. Я попрощаться пришла. Не знаю, когда увидимся.
- А что ты там делать будешь, в Австралии своей?
- Не знаю пока. Мужа отправляют, а я за ним.
- Ну, удачи тебе там. – Я был так растерян, так больно мне было где-то в легких, что- то там ударило волной, что отбросила к стене за спиной и вернуло обратно. Я сидел на месте.
- Я просто хотела, чтобы ты знал. – Прикусила губу. - Я много думала. Взвешивала. Нет, не правильно. – Замерла. - Нет, не так! Я подумала и решила, что мы не сможем никогда быть вместе. Я принадлежу другому человеку. Принадлежу его воле.
- Его воле? Тась. – Злился. Хотелось сбросить со стола и чайник этот фарфоровый и блюдечко с малиновым вареньем. Сдержался.
- Я не знаю, что сказать. Правда не знаю. Готовилась, перед зеркалом отрепетировала, а все не то. – Сдавила в руке горячую чашку и не обожглась. – Просто у меня никогда не было такого. Я никогда в жизни никого не любила. Никого, понимаешь! И что самое правильное в этом – меня тоже не любили. И не любят. Но обо мне заботятся. А это важнее, чем вся эта любовь, которая выворачивает меня наизнанку. Вот так рядом с тобой берет и выворачивает.
- Как кошка.
- Что?
- Заботятся о кошках, собачках, хомячках. А ты что животное? Чего тебе не хватает?
Трясло всю. Пальцы разжала, кружку отпустила и скрестила ладони. Спрятаться хотела. Была бы кошкой, под стол прошмыгнула.
- Я пойду. – Прошептала. А глаза туманом заполнились, казалось вот-вот и польется из нее. – Я только попрощаться пришла.
Она встала, на стол кинула деньги за чай, я даже не успел вернуть их. Наспех накинула на плечи пальто и вышла из кафе. Я встать не мог. Казалось, встану и упаду тут же, поэтому сидел. Чай допил. Кофе тоже. Уже стемнело за окном, а я все сидел. Время падало, как будто его с обрыва сбросили. Мгновение.
Спустя два часа я встал, потянул руку к куртке и рукавом задел блюдце. Выругался. Испачкался. Накинул куртку. Вышел. Дождь заморосил. Я вытер о джинсы варенье с рукава и стало так липко, пальцы к сигарете прилипли, к джинсах грязь. Мерзко как-то стало. Противно. Действительно, слишком много сахара в этом варенье. Я с тех пор больше его и не ем.
Я знал о ней все, кроме одного в чем был уверен – она меня любила.