5.2
Из-за разницы во времени этот ненавистный день настал пусть хоть на 2 часа, но позже. Она бы с радостью уехала подальше, чтобы отсрочить наступление этого дня, а может, так бы и носилась вокруг земли, оттягивая и оттягивая смену дней, только вот время все равно берет свое, это она хорошо знала. А уезжать на край земли не хотелось, хоть погода в это тоскливое время не баловала, по крайней мере, там, где она родилась и там, где встречала сейчас свой 25 день рождения.
Она специально осталась в слякоти и холоде, потому что такая погода напоминала ей о доме, о том, что она предпочитала не помнить 364 дня в году. Свою прошлую жизнь она похоронила вместе с самым главным, но вот один день в году она посвящала памяти, хоть и загоняла все эти воспоминания в самые дальние уголки, как только наступал рассвет следующего дня. В этот день она снова становилась собой, такой, какой была когда-то, когда любила шумные вечеринки дома и принимала кучу подарков и много гостей. Но времена изменились, изменилась и она, теперь вот уже 8 лет отмечая свой день рождения в полном одиночестве, и в этот день она всегда чувствовала себя по-настоящему одинокой. Она никогда не работала в свой день рождения, никогда не брала никакие даже самые заманчивые заказы, этот день был только для нее, ее мысли не должны быть заняты ничем, кроме памяти и грусти. Так она отдавала долг прошлому и той девочке, которая умерла вместе с ним, а может, это был способ выпустить яд, скопившийся душе за год, чтобы не отравиться. Но, так или иначе, а свой день рождения Фатима всегда праздновала именно так.
5 ноября выдалось дождливым и туманным, морось, висевшая в воздухе с самого утра, то переходила в полноценный дождь, то снова повисала в холодном воздухе. Ветер дул с реки сильными режущими порывами, низкие облака давили на город, скрыв вершину Эйфелевой башни, до последнего стойко подпирающей тяжелое небо. В Париже осень вступила в свои права, но снега не было, спасибо богам, этого Фатима хотела меньше всего. В маленьком кафе на одной из узких улочек старого города она сидела у окна, обеими руками сжимая чашку с горячим шоколадом и смотрела, как тяжелые капли, скатываясь, падают на тротуар с брезентового навеса. Прохожих почти не было, только немногочисленные туристы, которых даже погода не могла удержать от прогулок по самому романтичному городу Европы, закутавшись в плащи и шарфы, прогуливались, с интересом выглядывая из-под зонтов. А посмотреть в этой части было на что: узкие извилистые улочки как лабиринт уводили прохожих в глубь старого города с его резными зданиями и мощенными булыжниками улицами. На каждом шагу были сувенирные лавки и кафе, на удивление почти пустые, даже в магазинах не было привычного наплыва покупателей. Поток туристов спал, чтобы с новой силой обрушиться на город к Рождеству и Новогодним праздникам.
Суету Фатима ненавидела, поэтому и решила отметить день рождения там, где сейчас спокойнее. Ну, и где климат примерно соответствует климату ее родного города. Она остановилась в маленьком трехэтажном отеле с видом на Сену, людей было мало, а персонала много – такие места она любила больше всего. Не смотря на спад туристов, в «Речной Русалке» свободный были только два номера, один из которых и заняла Фатима. По-французски она не говорила, но здесь этого и не требовалось, весь персонал от повара до горничной прекрасно общались с клиентами на чистом английском, дополняя речь жестами, если клиент что-то не понимал. Название отеля звучало мелодично и красиво: «Sirene de riviere», - напоминая звон маленьких серебряных колокольчиков, как и почти все слова в этом непонятном языке, но Фатима, как ни старалась, не могла выговорить «Речная Русалка» с нужным прононсом, не давались ей грассирующие «Р». В конце концов, это не было так важно, поэтому после нескольких неудачных попыток, она оставила французский французам и просто наслаждалась уютом и теплом маленького отеля для богатой клиентуры.
Когда она вселялась, погода стояла тихая и сухая, а вот утром 5 ноября, открыв глаза, она увидела за окном не синее небо и высокие почти облетевшие клены, а серую пелену. Как раз под настроение, подумала Фатима. Выбравшись из широкой теплой постели, она подошла к окну, глядя далеким задумчивым взглядом на туман, укрывший набережную и маленький садик под ее окнами. Ну вот этот день и настал, подумала она с грустью, а потом приложила ладонь к холодному стеклу и прошептала:
- С днем рождения.
Погода за окном полностью соответствовала ее настроению, поэтому Фатима не стала терять время на долгий завтрак, а сразу оделась и вышла на набережную. Толстый объемный шарф, которым она замоталась, скрывал почти пол-лица, и все равно ледяной ветер с реки как будто резал незащищенную кожу, капельки воды, висевшие в воздухе, безжалостно впивались в лицо и руки, так что, поплотнее замотав шарф, Фатима тут же спрятала руки в карманы длинного кожаного пальто – в такую погоду это единственно что спасало от холода и промозглости. Стоя у парадного входа «Речной Русалки», она задержалась на несколько секунд, подняла голову к серому низкому небу и просто смотрела на него, а потом тряхнула головой, как будто очнувшись от сна, и пошла к набережной.
У воды было еще холоднее, ветер, дующий прямо в лицо, резал, как лезвие, безжалостно теребя копну ее черных локонов. А когда порывы стихали на несколько секунд, морось украшала ее роскошные волосы тысячами крохотных капель-брилилантов, но налетавший ветер быстро уничтожал эту недолговечную красоту. Людей на набережной почти не было, только кое-где виднелись парочки и одинокие прохожие, Фатима подошла к ограждению и посмотрела в темные воды Сены – они были такими же пасмурными и страшными, как и погода вокруг. Нечего удивляться, подумала Фатима, прикасаясь руками к ледяным перилам, мир – одно огромное отражение. В хорошую погоду по реке сновали прогулочные катера и маленькие лодки, но сейчас водная дорога была такой же пустынной, как и наземные пути столицы влюбленных. Это и радовало Фатиму, она не любила шум, не любила людей, не любила вынужденное общение с навязчивыми туристами, считающими своим долгом достать не только персонал гостиницы, но и всех, кого встретят за время отпуска. Если кто-то сегодня начнет мне надоедать - поплатится жизнью, подумала Фатима совсем без тени юмора, этот день – только ее, и она не позволит никому трогать ее в это время.
Руки, которые она положила на металлические перила, уже через минуту онемели и начали болеть, и это заставило ее очнуться от мыслей и вернуться в реальный мир. Она поднесла руки ко рту и подышала на них, но толку от этого было мало, поэтому Фатима начала энергично тереть их друг о друга, а потом, когда к ним вернулась чувствительность, быстро спрятала в карманы пальто. Она не могла больше стоять на одном месте, как бы ни завораживали темные глубины Сены, ей хотелось пройтись, ей было просто необходимо прошагать энное количество километров, иначе ее мысли грозили разорвать голову.
Решительно отвернувшись от реки, она повернулась к ней спиной, глядя на свою гостиницу и решая, куда пойдет. В центр она не хотела, там наверняка даже в такую погоду полно людей, значит, остается старый город с его узкими извилистыми улочками и маленькими уютными кафе, где никогда не бывает слишком шумно и слишком весело.
Приняв решение, она пошла по набережной, медленно шагая у самой ограды. Руки она засунула глубоко в карманы, глаза вынужденно опустила, их слишком резал дующий в лицо ветер, голову она вжала в плечи, как будто старалась совсем спрятаться в огромном шарфе от непогоды. Первые несколько метров она не могла думать ни о чем, кроме сырости и холода, а потом, когда организм немного привык к погоде и перестал так остро реагировать на холод, в ее мысли постепенно начали вползать обычные для дня рождения образы. Как будто кто-то в ее голове установил проектор и теперь показывал ей пленку с ее жизнью, от самого рождения и до сегодняшнего дня. А ведь с каждым годом кадров становится все больше, подумала она, уже не видя ни мокрой брусчатки под ногами, ни темной и печальной Сены, она уже не ощущала холода и сырости, которые тянулись от реки невидимыми хищными щупальцами, Фатима снова выпала из этого мира, полностью погрузившись в просмотр собственной жизни.
В воздухе разлит аромат праздника, состоящий из свежего запаха мандарин и тонкого хвойного. В маленьком доме все завешено бумажными украшениями, маленькая девочка сделала их сама, пока мама была на работе, а вот пестрые бумажные гирлянды, натянутые как паутина в каждой комнате, они делали вместе, пока за окнами выли вьюги. И сейчас, когда до главного и самого любимого праздника остается всего один день, мама режет салаты и варит что-то вкусное в больших кастрюлях, подпевая и иногда пританцовывая в такт песням, льющимся из включенного телевизора в гостиной. В их маленькой кухне-прихожей почти не осталось места, всё заняли кастрюли, миски и мешки с луком и картошкой. Она сидит в гостиной, самый счастливый в мире ребенок, и играет в куклы. Эти минуты самые лучшие в году, они даже лучше самого праздника и подарков, уже в 5 лет она понимает, что ожидание всегда приятнее самого события. Сидя в теплой комнате в канун Нового года и играя в куклы под песни из новогодних телепрограмм, она внимательно вслушивается в веселое пение своей мамы и понимает, что вряд ли когда-нибудь еще испытает такое безграничное и беззаботное счастье. Интересно, а что подарят мне тетя Люба и тетя Оля, думает она, глядя на мигающие огоньки на пушистой елке в углу. Мамины подруги всегда приходят встречать новый год к ним и всегда приносят подарки для Маленькой Принцессы, как они ее называют. И интрига с подарками – еще одна составляющая безграничного детского счастья, еще одна забава маленькой черноглазой девочки. Что подарит ей мама, она уже знает, пока та была на работе и бегала по магазинам, малышка облазила все потаенные уголки в их крошечном доме и теперь ждет не дождется, когда наконец мама вручит ей большую куклу-невесту, о которой она так мечтала с самого лета. Лежа по ночам в кроват,. она не раз воображала, как будет играть своей новой куклой, придумывала сценарии и персонажей игры. Безусловно, главной героиней теперь станет Невеста, сместив Анжелику, подаренную на день рождения. Вообще, все так удачно складывается, осенью у нее день рождения, и не успеет она еще наиграться подаренными игрушками, как на Новый Год ей уже дарят новые. А ведь ее еще ждут подарки от маминых подруг!
- Зайка! Хочешь облизать миску от шоколадного крема? – раздается из кухни мамин голос, такой звонкий и веселый. Новый Год делает всех счастливыми.
- Да! – кричит она, подскакивая и оставляя кукол валяться на ковре возле елки.
Нет, никогда я не буду счастливее, думает маленькая девочка, выбегая из комнаты в теплую, наполненную ароматами кухню.
Не замечая этого, Фатима улыбнулась, медленно шагая под дождем и порывистым ветром. Глаза ее затуманились, она ушла в прошлое, просматривая сначала самые счастливые кадры и зная, что придется смотреть и остальное. Из песни слов не выкинешь, а из фильма – кадров, особенно, если фильм этот – твоя память, показывающая тебе твою жизнь, печально подумала она и снова погрузилась в прошлое.
Серое утр, дождь нетерпеливо стучит в окно, ветер как будто пытается сломать деревья. Она не хочет просыпаться, не хочет вылезать из теплой постельки и выходить в этот осенний кошмар. Ей уже 10 лет, она уже не верит в Деда Мороза, но по-прежнему любит Новый год, хотя уже как-то по-другому. Нежный мамин голос будит ее, напоминает, что пора вставать, иначе она опоздает в школу. Она бурчит что-то в ответ и никак не может заставить себя вылезти из-под одеяла. Она устала, осень изматывает, а школа уже доконала ее, она не любит дисциплину, не любит распорядок дня, она не хочет тащиться туда по такой погоде и полусонная слушать какой-то очередной бред про дроби или гражданскую войну. Нет, только не сегодня, сегодня она просто не в состоянии.
- Ты не заболела, Зайка?- спрашивает мама, кладя ей руку на лоб.
Нет, она не заболела, просто немного затосковала от рутины. А у мамы ведь сегодня выходной, вот везучая. Мама снова пытается ее разбудить, и она снова бурчит, что не хочет вставать. И тут вдруг происходит маленькое чудо.
- Ладно, устроим нам маленькие внезапные каникулы, - сквозь сон раздается мамин голос, - Спи, соня.
Не веря своему счастью, она тут же проваливается в сон под звуки дождя и ветра. Просыпается она сама, часы на стене показывают 10:20. на этот раз она бодро вскакивает с кровати и бежит в кухню. Мама печет блинчики, на плите кипит чайник. А дождь все так и идет, правда, ветер стих.
- А вот и наша соня! – улыбается мама, откидывая свои красивые каштановые волосы с плеч. – Ну, давай-ка быстрее в ванную и за стол, я уже умираю, как хочу блинчиков!
На пути в ванную, она сначала подбегает к маме и крепко-крепко обнимает ее. Она – самый лучший человек на земле, думает девочка и бежит умываться. Завтракают они весело и быстро, а после мама говорит, что погода, конечно, не фонтан, но надо использовать шанс, когда он есть.
- Для прогулок по городу мокровато, - с улыбкой говорит она, замечая, как загораются черные глаза ее красивой дочки, - так почему бы нам тогда не сходить в кино? Все равно дома мы всё уже видели, нового тут ничего, а в такую погоду просто необходимы новые впечатления. Ну, что скажешь?
Но она даже не может говорить от радости, просто прыгает и кричит «ура!». В большом кинотеатре они смотрят какую-то тупую комедию, в смысл она даже не вникает, она просто ловит кайф, как сказали бы ее подруги. Все дети сейчас сидят на уроках, а она с мамой в кино, разве кто-нибудь еще может быть так счастлив? После сеанса мама ведет ее в кафе, где они объедаются мороженным и пирожными, она пьет молочный коктейль и чувствует, что вот-вот лопнет. Пока они набивают сладостями животы, дождь наконец стихает, поэтому домой они идут пешком, смеясь и болтая. Остаток дня она играет и раскрашивает свою новую раскраску, которую сегодня ей купила мама. А вечером, укладывая ее спать, мама наклоняется и целует ее в обе щечки. И это тоже радость, потому что спать она, как правило, ложиться сама – мама работает до полуночи, а иногда и дольше.
- Это мой самый счастливый день, - улыбаясь, шепчет она и зевает.
- Нет, - качает головой мама, - это лишь один из самых счастливых твоих дней, детка. А у тебя их еще будет очень много.
И она верит, ведь это сказала ей мама. Засыпая, она думает о тех многочисленных самых счастливых днях, которые ждут ее впереди и о самой лучшей маме в мире. Ее маме.
Да, ты и сейчас самая лучшая, подумала Фатима. Слезы переполнили глаза и покатились по щекам, она рассеянно стерла их и огляделась, но никто не видел ее слез, набережная была абсолютно пустой.
В темном доме раздался звук поворачиваемого в скважине ключа. Мама вернулась домой. Ни в одной из комнат не горит свет, хотя время еще не совсем позднее для повзрослевшей уже девочки, всего-то полпервого ночи. Сейчас поздняя веса, то самое время, когда земля становится похожа на рай, днем уже жарко, но по вечерам в воздухе разливается удивительная прохлада и свежесть, пахнет цветами и новой жизнью природы. А еще пахнет романтикой и первой любовью, робкими мечтами и первыми поцелуями. Она сидит в спальне, которую делит с мамой, больше комнат в доме просто нет, окно открыто и в него залетают далекие звуки машин, проезжающих по объездной трассе, и пение сверчков, ветерок колышет занавески, и в полной темноте кажется, что возле окна танцует призрак. Она слышит, что мама вернулась, но не встает и не бежит к ней навстречу, и дело тут вовсе не в красоте ночи и не в желании покоя, просто она плачет. Плакала все время, пока мамы не было, просто села на кровать, повернулась к окну и начала плакать, уткнув лицо в колени. Иногда она поднимала голову, и тогда прохладный ветерок, пахнущий цветами и молодой листвой, приятно холодил мокрые от слез щеки. Она ждала возвращения мамы и одновременно не хотела его. И сейчас она слышит, как упали на стол ключи, а потом из кухни донесся озабоченный мамин голос:
- Есть кто-нибудь дома? Зайка!
Она молчит, потому что не знает, что ответить, только поднимает голову, и ветерок снова нежно гладит ее по лицу.
- Неужели ушла гулять? – Слышит она удивленный мамин голос, - для сна еще рановато, по крайней мере, в 13 лет. А для гулек уже поздновато для 13.
Она по-прежнему молчит, слезы текут по лицу, она ждет, когда мама начнет искать ее и войдет в комнату. Она слышит мягкие шаги по ковру их малюсенькой гостиной, мама идет тоже в полной темноте, не зажигая свет. Она напрягается, снова прячет лицо в коленях. Еще секунда, и дверь спальни со скрипом открывается. Ее видно даже в темноте, темный сгорбленный силуэт на фоне окна. От неожиданности мама ахает, а потом бросается к ней, и ее теплые нежные руки обвивают хрупкое сжатое тельце.
- Детка! Боже мой, ты меня так напугала! Что случилось? Что с тобой? Почему ты сидишь в темноте да еще в такой позе?
Она поднимает мокрое лицо, в свете оранжевого фонаря мама видит блестящие полосы на ее лице и все понимает.
- Ну вот тебе на! Расскажи мне, что случилось? Тебя кто-то обидел?
Она качает головой, она не из тех, кого легко можно обидеть, уже тогда, в 13 лет она настоящая дикая кошка. Пытается вдохнуть, но вместо этого громко и отчаянно всхлипывает. Ей стыдно сказать, почему она плачет в темноте, стыдно, но так нужно! Мама легко ломает ее оборону тем, что не уходит и не сдается, а просто крепко обнимает ее, видимо, чувствуя, что дочке нужно выговориться, и шепчет ей в самое ухо:
- Что бы ни случилось, это не смертельно. Что бы ты ни натворила, знай, я всегда на твоей стороне. Ты что-то натворила? – Она опять качает головой, не поднимая лица из колен. – Тогда, значит, дело гораздо хуже, - с улыбкой говорит мама, и она слышит эту добрую улыбку в ее голосе. – Что с тобой? Расскажи мне, ведь мы одна команда..
И она не выдерживает. С потоком слез из нее вырывается бессвязная история о самом прекрасном мальчике в мире. Его зовут Рома и он учится в 10-м классе, он самый красивый в школе, и на нее, малолетку, конечно же, не обращает внимания. Но и это не самое страшное, это она смогла бы пережить, просто бы любовалась своим принцем и вздыхала, глядя на него в столовой или в спортзале. Но сегодня случилось самое ужасное – она увидела его с девушкой, красоткой из параллельного класса, они шли и держались за руки, а потом, когда его класс играл с ее классом в футбол, он забил гол, а потом подбежал и поцеловал ее прямо на глазах у всей школы. И этого ее сердце уже выдержать не могло.
- Ну почему некоторым так везет, а мне нет! Чем я хуже этой селедки с бесцветными волосами! Он никогда не посмотрит на меня, он любит эту тварь!
И она опять начинает рыдать. Мама некоторое время молчит и просто обнимает ее, а потом, когда поток слез в очередной раз сходит на нет, вздыхает и поднимает ее голову так, что в темноте их глаза встречаются.
- Начнем с того, что ты должна твердо и прямо сейчас уяснить одно: никакой парень не стоит ни одной слезинки, что бы он о себе ни возомнил. Второе, - она подняла палец, видя, что дочь собирается возражать, - если хочешь нравиться мальчикам, никогда не плачь из-за них, они чувствуют слезы, как собаки запах, и никогда не подходят к слезливым и вечно несчастным девочкам. А третье, он не любит ее, это я могу сказать тебе так же точно, как и то, что земля круглая.
Последняя фраза действует как бальзам на ее раненное первой любовью сердце. О первых двух истинах она подумает потом, но сейчас для нее самое главное то, что сказала ей мама в конце, и то, как уверенно она это сказала.
- Он может и сам думать, что любит, но это не так, - спокойно и твердо продолжает мама, одновременно нежно прижимая ее к себе, - в вашем возрасте вы еще не способны на любовь, только на влюбленность, вы еще только учитесь жить, делаете первые шаги во всем. Ты когда-нибудь видела, чтобы маленький ребенок, едва родившись, побежал кросс? – Она смеется. Не хочет, но не может удержаться, так смешно представлять младенца в ползунках, неуклюже бегущего наравне со взрослыми. – Так же и вы, вы только учитесь ходить, а первые чувства к противоположному полу сразу называете любовью. Первая любовь, настоящая, а не это массовое заблуждение, приходит не в 13 и даже не в 15, хотя, иногда бывает всё. Любовь сложная и трудная вещь, а влюбленность – легкая и приятная забава. Начинать всегда надо с простого, а вы как раз только начинаете познавать все многообразие и многогранность жизни. Через месяц он забудет о ней, а может, еще раньше ты забудешь о нем.
Она начинает возражать, говорить, что любит его, и что это тот самый уникальный случай, когда любовь приходит в 13 лет. Но мама твердо и уверенно качает головой.
- Откуда ты знаешь? – резко спрашивает она.
- Ты сама мне только что сказала, - мягко отвечает мама, глядя на нее в свете уличного фонаря. Такой свою маму она не помнит, ее карие глаза стали такими глубокими и такими чужими, в них она видит бесконечную мудрость, силу и что-то, что она никак не может понять. Может, грусть или какое-то печальное знание.
- Просто, если это настоящая любовь, - тихо говорит мама, глядя куда-то в пустоту, - ты никогда не станешь желать человеку зла и, тем более, ревновать его. Если это любовь, то ты отпускаешь его и говоришь: пусть он будет счастлив, даже если не со мной. Потому что любовь – это, прежде всего, счастье любимого человека. Вот почему я говорила, что любовь трудная и сложная. И вот почему говорю: любить умеют только единицы, остальные так и не проходят путь развития, у них чувства остаются в недоразвитом состоянии, приобретая формы других низких чувств. Они заменяют то, чего у них нет, способности любить, на то, чем обладают – чувством собственности и эгоизмом. Бог есть любовь, детка, и лишь высшие люди, подобные Богу, умеют по-настоящему любить. Запомни это, запомни на всю жизнь.
Она в шоке, она как будто приоткрыла занавеску и увидела вселенную. Женщина, нежно обнимающая ее, кажется ей богиней, ангелом, знающим все тайны человеческой души. Она больше не плачет, и она больше не думает о Роме и его подруге, все это стало вдруг каким-то второстепенным и ничтожным. Она чувствует удивительное умиротворение и покой, а еще огромную и безграничную любовь к маме. Ветерок снова врывается в раскрытое окно, она глубоко вдыхает аромат и прохладу, которые он принес, а потом решительно вытирает слезы.
-Мама, я так тебя люблю! – говорит она и крепко обнимает маму. Обнявшись, они сидят в темноте, а за окном природа возрождается к жизни.
Она подошла к опасной черте, Фатима это знала. Следующий кадр ее прошлой жизни был границей, или почти границей между ее нормальной жизнью и тем, что началось потом. Она не хотела вспоминать все то, что называла периодом перерождения, когда человек рождается - это всегда страдание. Только в младенчестве мы этого не помним, так природа проявляет свое милосердие, думала Фатима, идя по мокрой набережной, а если тебе приходится рождаться вновь уже в старшем возрасте, природа бессильна. И чем старше ты, начиная новую жизнь, тем больнее и труднее бывает ее начать.
Но время лечит или маскирует раны, она точно не знала, знала лишь, что есть раны, которые не заживают никогда. Как в легенде о незатягивающихся ранах, которые могут нанести только бессмертные. Она хорошо запомнила эту историю про Геракла и его друга, которого он случайно и навсегда ранил в какой-то битве. Рана так и не зажила. Так и у нас, самые смертельные и незаживающие раны могут нанести нам только те, кто для нас бессмертен, всегда жив, пусть и не в этом мире, но в памяти, это она тоже узнала в своей новой жизни. А еще она знала, что смогла начать новую жизнь, у нее получилось, и она привыкла к себе новой, более того, она любила свою жизнь, пусть не все ей нравилось - все нравится только в раю. И раз в год она отдавала дань той жизни, которую так и не прожила.
В большой и светлой комнате мебели почти нет, только огромный стол и гладильная доска, и еще нечто в углу, должно быть комод, но точно сказать нельзя, так это нечто завешано тканями и платьями. В большое окно, расположенное непривычно высоко, все время стучат ветки вишневого дерева, уже все в цветах и малюсеньких блестящих листиках.
- Ну-ка, повернись! – деловитый голос возвращает ее из мира грез, где она кружиться в танце самым прекрасным мальчиком на свете – своим одноклассником Андреем.
- По-моему длинновато, - подает голос мама, сидящая на мешке с тканями возле завешенного комода, - и по бокам можно немного прибрать.
Она слушает их вполуха, на ней самое прекрасное платье, какое она видела в жизни и даже в мечтах, впереди самое важное в жизни событие – не считая свадьбу, конечно, - и она всем довольна. Ну чего они придираются к этому шедевру, когда оно безупречно?
- Не вертись, красавица, - ворчит портниха, тощая как смерть женщина чуть старшее ее мамы, - навертишься еще на балу. А пока стой смирно и дай мне работать.
Она стоит перед громадным зеркалом, собственно, почти вся стена и есть зеркало, и любуется своим отражением. Она просто восхитительна в этом нежно-розовом платье-корсете, она выглядит как звезда кино или как какая-нибудь известная супермодель на светском рауте. Вот это да! А она и не знала, что может быть такой красоткой!
- Так, с боку по сантиметру, - бурчит себе под нос портниха, все время втыкая в платье булавки, как фокусник, протыкающий ящик с ассистенткой острыми ножами, - а подол… Да постой же ты хоть минуту, егоза!
Она заливается радостным звонким смехом молодой и счастливой девушки, которая готовится выпорхнуть в жизнь в самом шикарном платье, какое только видел мир. Да и потом, это слово - егоза, оно такое смешное, особенно, когда тебе всего 17, и у тебя на носу выпускной бал.
- Детка, не мешай тете Вале работать, - наставительно говорит мама, выразительно глядя на свою такую взрослую и такую красивую дочь. Глаза у нее веселые, она и сама готова пуститься в пляс, но сейчас подыгрывает портнихе. – Она же для тебя старается, чтобы ты была самой красивой выпускницей.
Они переглядываются, мама зажимает рот рукой, пока портниха не видит и грозит пальцем. Жест понят: мне тоже весело, но надо попридержать коней. Она кивает с едва заметной улыбкой и замирает в луче солнечного света, вливающегося в большое окно. На дворе весна, отличная погода, а впереди – выпускной бал и целая жизнь, взрослая и интересная.
И непредсказуемая, добавила Фатима, ежась от ледяного ветра. Вот и все, это был предел, дальше начинался настоящий кошмар, пережив который она и стала тем, кем стала – наемным убийцей.
Но прежде чем снова погрузиться в кровавое и несчастное прошлое, она должна была сделать одну вещь. Она поняла это, едва снова вынырнула из воспоминаний. Она зашагала быстрее, то, что ей нужно располагалось прямо на набережной, только чуть дальше. Прогуливаясь, она уже видела этот магазинчик и теперь спешила к нему. Она прошла мост, именуемый мостом Поцелуев – в этом городе казалось все должно носить амурные названия – и увидела то, что искала. Под полосатым брезентовым навесом в большой стеклянной витрине в несколько ярусов стояли всевозможные цветы, порой самых немыслимых форм и расцветок. Магазин назывался «Цветы Любви», это она смогла перевести сама и нисколько не удивилась названию - в этом весь Париж, возле моста Поцелуев обязательно должен быть магазин «Цветы Любви». Здесь было людно, многие переходили мост и продолжали свой путь по этому берегу Сены, несколько парочек стояли на мосту, правда, ветер мешал им использовать мост по назначению, так что они просто смотрели в воду и ворковали.
Молодая девушка, явно пребывающая в каком-то другом мире, перешла мост и зашла в цветочный магазин. По пути она то и дело смотрела на небо и улыбалась, видимо, атмосфера романтики и любви действовала на нее сильнее, чем на других. Фатима зашла следом за ней, звонко звякнул колокольчик на двери, в нос сразу ударил густой, концентрированный запах множества цветов. В первую секунду у нее даже закружилась голова, но все прошло так же быстро и внезапно, как и накатило. Почесав нос, она начала оглядываться по сторонам. В магазине было тепло и прохладно одновременно, всюду стояли цветы в вазах и горшках, возле прилавка высились металлические подставки под горшки и мешки с удобрениями грунтом. Магазинчик был небольшой, но ни один сантиметр площади не пропадал зря, даже потолок предприимчивый хозяин приспособил для своих нужд – с металлических крюков свисали плетеные подставки с помещенными в них горшками, причем растения были подобраны так, что казалось, с потолка на лианах свисают ветки каких-то тропических растений.
Пока она осматривалась и привыкала к густому аромату цветов, продавец уже щебетал на смеси французского и английского с блаженной девушкой. Фатима решила заняться пока выбором букета, мама любила все цветы, но особенно выделяла ландыши и гиацинты, но, судя по времени года, этих цветов она не найдет. И все же Фатима решила попробовать, пока улыбчивая девушка выбирала себе лилии, она двинулась вглубь лабиринта из цветов. Почти все были ей незнакомы, хотя ее познания в цветах ограничивались лишь фиалками, розами и другими самыми распространенными видами. Она внимательно рассматривала каждую вазу с цветами, ища те самые и понимая, что, скорее всего, не найдет. Она уже решила выбрать другой букет, как вдруг за высокими горшками и вазами увидела большой глиняный сосуд, низкий и широкий, в нем густой шапкой стояли ландыши, а рядом, точно в таком чане весело играли разными цветами гиацинты и подснежники. Фатима даже ахнула, так ее поразил факт наличия этих весенних цветов в разгар осени. Она понимала, что выращены они в теплицах, но, все равно, подснежники в ноябре казались настоящим чудом.
Магазин она покинула спустя пять минут, сжимая в руках большой букет из гиацинтов и ландышей, прямо как по заказу. После густого цветочного аромата магазина, свежий воздух ударил ей в голову, у нее даже немного потемнело в глазах, но после второго глубокого вдоха все прошло. Но воздух первое время все равно казался просто не по-земному чистым. Укрыв руки перчатками, Фатима несла букетик перед собой, то и дело опуская лицо в волны аромата, исходящие от цветов, на холодном воздухе пахли они просто потрясающе.
Она вернулась на набережную, теперь идя совершенно осознано и глядя по сторонам – ей нужно было найти укромное место для своей задумки, обычная набережная с ее высокими оградами не подходила. Никаких воспоминаний в ее голове не было, по крайней мере, на этот момент, пока она отключила свой внутренний проектор и позволила себе отдохнуть от тяжелых картин прошлого. Ей пришлось пройти довольно приличное расстояние, дождь за это время из мороси стал противным и холодным полноценным дождем, поливая город тонкими холодными струйками, пришлось даже доставать зонт, чего она очень не любила. Так она и продолжила свой путь, в одной руке зонт, в другой - букет, правда, ветер делал зонт практически бесполезным, капли и струйки дождя свободно залетали под него, так что сухой оставалась только голова, все остальное каждую секунду подвергалось безжалостной атаке дождя. Зато и прохожих стало намного меньше, редких смельчаков и неугомонных туристов дождь с ветром загнали-таки в кафе и гостиницы, и набережная совсем опустела. Даже глядя вдаль, Фатима не видела ни одной фигурки, бредущей под дождем, она осталась совсем одна, как выжившие после супергриппа герои романа Стивена Кинга.
Вот это здорово, подумала она, глядя на другой берег через темную воду Сены, там тоже не было ни души. Ей и правда начало казаться, что люди вдруг исчезли, и она единственная осталась на земле. Хотя иллюзию эту разрушал гул машин, несущихся по параллельной улице, и ясно слышимый в туман звон колокола, а еще парочки, пялящиеся на нее через окна кафе и магазинов. Но до них ей дела не было, главное и самое приятное – что набережная пуста, это все, что ей нужно на данный момент. Ну и конечно, ей нужно подходящее место возле реки, а такого она пока не нашла.
Но она не сдавалась, не смотря на холод и дождь, она шла вперед и наконец увидела то, что искала. В нескольких метрах впереди ажурная ограда набережной прерывалась, Фатима уже знала, что там найдет – ступеньки, уходящие к самой воде, вот что она искала. Обрадованная, она ускорила шаг и почти подбежала к ним, наступая прямо в лужи и практически забыв нормально держать зонт. Широкие ступени спускались прямо в воду, над поверхностью оставались где-то 5-6 ступенек, но Фатима догадывалась, что их на самом деле больше, просо остальные поглотила разбухшая от дождей река. В такую погоду тут никого не было, а вот летом туристы бросали в реку монетки и садились на прогулочные лодки именно с таких вот ступенек, которых было множество по всей набережной.
Улыбаясь, она осторожно ступила на первую ступень, как будто боялась, что та сейчас отвалится и потянет ее за собой в темную холодную реку. Конечно же, этого не произошло, поэтому, постояв минуту, Фатима спустилась к самой воде уже гораздо увереннее. Маленькие волны плескались всего в паре сантиметров от носов ее ботинок, это завораживало и нервировало одновременно, ощущение было такое, как будто она вдруг пошла по воде. Никаких перил или других ограничителей не было, только ступени и вода вокруг, это ей очень понравилось. Я как русалочка, вышедшая из воды, подумала она, вспоминая толстую книгу со сказками Андерсена, «Русалочка» была ее любимой историей. Но самое главное достоинство этой книги было даже не в самих сказках, по крайней мере, для Фатимы, самым прекрасным в этом издании были иллюстрации. Яркие и необычные, как будто маленькие фотографии других миров, где дома имели какой-то искаженный силуэт, люди – тонкие конечности и вытянутые лица, звезды и луна – туловища, а ветер – лицо; они завораживали и заставляли верить, что ты смотришь на незнакомый мир через стекло, которое немного искажает.
И именно перед сказкой о русалочке помещалась ее любимая картинка: белые ступени уходят к самой воде, темной и загадочной, как и небо; зеленые ветки неведомых растений спускаются и почти касаются темных волн, а из воды высовывается голова с зеленоватыми длинными волосами, скрывающими тело и сливающимися с водой; бледное лицо, огромные синие глаза и тонкие белоснежные руки, которыми русалочка держится за ступени. Она и сейчас ясно помнила эту картинку, хоть и прошло уже много лет с тех пор, как она видела ее и вообще вспоминала о ней. Просто я слишком много раз любовалась ею, подумала Фатима, вспоминая, как могла часами сидеть и просто смотреть на рисунок в книге, как будто ждала, что сейчас на эти ступени выйдет принц, и русалочка быстро нырнет в воду.
Эти ступени не были из белого мрамора, но ведь и она не была русалкой, она была… была тем, кем была. Вздохнув, Фатима присела на корточки у самой воды и попыталась посмотреть сквозь нее, но дожди сделали воду мутной, поэтому единственное, что она увидела – темную массу, всю в пупырышках от дождя, едва шевелящуюся в своем каменном ложе. Она устроилась поудобнее, зонт положила на плечи и оказалась как будто под грибом, так они в детстве любили играть, воображая, что они маленькие человечки, живущие под навесами грибных шляпок. Затем она сняла перчатки и, протянув руку, дотронулась до воды, та оказалась обжигающе холодной. Однако она не стала прятать руки в тепло, из букета она достала две веточки ландышей и бросила их в воду.
- Это тебе, мама, - прошептала она, глядя, как вода покачивает белоснежные цветы, такие хрупкие посреди темной массы, - твои любимые. Видишь?
Она снова отделила несколько веточек и снова отдала их реке. Ее мать никогда не была в Париже, никогда не выезжала дальше Черноморского побережья, но ведь души не знают границ, они свободны, они повсюду, они всегда рядом с теми, кого любили и кто любил их. Об этом думала Фатима, неспешно бросая веточки в воду, она думала о том, что память – единственное, что имеет значение, а вовсе не место и не время.
- Я знаю, ты видишь меня, - прошептала она, слезы вновь покатились по щекам, превращая мир в размытую картину, - я тебя помню. И я тебя очень люблю.
Она бросила последнюю веточку и теперь смотрела как осенняя река плавно и медленно относит россыпь весенних цветов, было в этом что-то нереальное и красивое. А еще была грусть. Она постояла, пока течение не унесло цветы за пределы видимости, а потом решительно вытерла слезы.
- Я скучаю. – Прошептала она. – И люблю.
А потом она надела перчатки, повернулась спиной к воде и стала подниматься. Вернувшись на набережную, она свернула на первую же улицу, так и не глянув больше на реку и на цветы, разбросанные по ее темному зеркалу, как маленькие искорки жизни.
К тому времени, как она добралась до маленького уютного кафе, ее мысли от темного прошлого переместились уже к более приятному настоящему – она думала о Яне. Заново пережив трагедию юности, она с радостью погрузилась в воспоминания о встрече в гостинице «Славянская». А еще с большей радостью она вспоминала его глаза, такие глубокие и такие загадочные, как воды океана; его волосы, шелковые и черные, как ночь… и его поцелуй на балконе, где были только они двое, ветер и луна.
В этот раз она даже не стала одергивать себя или отрицать то, что по-прежнему помнит этого загадочного молодого человека и по-прежнему хочет когда-нибудь снова увидеть его, пусть даже издалека. Сейчас это было лучше, чем воспоминания о тех жутких годах, когда она только рождалась на свет в качестве киллера.
Может, он теперь тоже станет частью моего архива, подумала Фатима, обхватив горячую чашку с шоколадом, а раз так, значит, один день в году я могу не прятать его и не отрицать, чтобы наутро закрыть в темный ящик памяти и задвинуть его в самые дальние уголки сознания. Похоже на мысли наркомана, тут же шепнул голосок в голове, давненько она его не слышала, а любовь это тоже наркотик, один из множества наркотиков этого мира, которые не запрещает закон.
Я так устала, внезапно поняла она, так запуталась в себе и устала бороться с собой же. С некоторых пор она сама пугала себя, а именно: с той самой встречи. Я выхожу из-под собственного контроля, думала она, глядя невидящим взглядом на мокрую улицу за окном, я начинаю сходить с ума, как и положено в нашем деле. Она любила иногда посмотреть, что говорит общество про таких, как она: «снайперы», «саперы», «натуралисты» - все эти разновидности наемных убийц, как правило, кончали одним – слетали с катушек и были убиты коллегами либо органами. Они все психи, так говорили в этих криминальных передачах, что-то вроде бешенных животных, которые кусают всех подряд, пока не подыхают или не пока люди не пристрелят их. Представление людей было слишком плоским, во-первых, разновидностей профессионалов в этой сфере было намного больше, чем сообщалось по телевизору, и каждый имел свой почерк, свои методы и свой уровень. Ну а во-вторых, среди них были и психи, но они, и правда, долго не жили, а вот те, кто становились известными специалистами по смерти, имели очень и очень трезвый рассудок. Что заставляло их это делать? У каждого причины свои, и об этом уж точно не расскажут ни в одной передаче.
- И у меня свои причины. – Беззвучно прошептала Фатима, глядя на пустую улицу поверх чашки. – Очень веские причины.
И эти причины действительно должны были быть весьма серьезными – ведь уже 9 лет она празднует день рождения совсем одна. Да и живет она одна и умрет, скорее всего, тоже одна.
Обычно эти мысли не вызывали грусти, она сама выбрала свой путь – насколько человек вообще сам может что-то выбрать – она привыкла к своей жизни и не хотела ее менять, но сейчас вдруг острое и холодное одиночество пронзило ей сердце. Так пусто и холодно ей было только после смерти матери, но с годами это чувство притупилось, а вот теперь оно с новой силой принялось разъедать ей душу. И каким-то образом она понимала, что это одиночество другого характера, что пройдет оно не скоро.
А может, не пройдет никогда, как одиночество ее матери.
Какая ирония, оно досталось мне по наследству, подумала Фатима. После смерти мамы ей было грустно, она чувствовала себя покинутой, она хотела бы быть с ней, хотела бы, чтобы она жила, но понимала, что этого никогда уже не будет, может быть, поэтому с годами одиночество угасло, а вот теперь она снова хотела быть не одна. Она хотела быть с другим человеком, живым и здоровым, коротающим эту осень в каком-нибудь уголке мира, и это было вполне возможно и невозможно одновременно. И это противоречие и тоска разрывали ее одинокое сердце на части.
Просто одиночество сильнее не тогда, когда никого нет, а тогда, когда мы не с теми, с кем хотели бы быть, вот что вдруг поняла Фатима. За годы жизни самой по себе она ни разу не испытывала таких чувств, потому что у нее никого не было, она и не хотела ни с кем быть, а вот теперь вдруг все изменилось, и как она справится с этим, как будет дальше жить, потеряв свое добровольное одиночество? Она не знала.
Подошла официантка, спросила по-английски, желает ли она заказать что-то еще, и тем самым вырвала ее из паутины мыслей, в которой Фатима запутывалась все сильнее и сильнее.
- Chocolate pie, please, - с улыбкой ответила она, и официантка, кивнув, удалилась.
В голове прояснилось, и она подумала, что, должно быть, и правда сумасшедшая – чем больше она погружается в собственные мысли, тем больше вязнет в них. Что делать, она и так знала. Она будет жить, как жила, и задвинет мысли о Яне куда подальше, потому что у нее нет права на слабость, нет права на влюбленность, а тем более на любовь. Особенно, если она безответна, снова шепнул голосок в голове.
- А, к черту! – прошипела Фатима.
Раз в году, именно в этот день она всегда задавала себе один вопрос, и лишь раз в году на него отвечала. Чего я хочу от жизни, спросила она себя, когда официантка поставила перед ней тарелочку с аппетитным кусочком шоколадного торта. Уже 8 лет она давала четкий ответ: она хотела быть лучшей, хотела работать хорошо и удачно, хотела новых впечатлений и свободы. А что она ответит в этом году?
- Я хочу шоколадный торт, - попыталась пошутить она, но было не смешно.
Кусок пирога, наколотый на вилку, так и повис в воздухе, впервые в жизни она не знала ответа.
Ей исполнилось 26.