Иисусова любовь
Три дня холода – три дня как три года
Ай, как холодно первые три дня.
(Айева)
Все персонажи и события в этом рассказе вымышлены и все совпадения случайны.
Посвящается всем, кто когда-либо имел дело с манипуляторами, нарциссами,
а также самим нарциссам и манипуляторам.
I
Первая мысль. А вдруг я его не узнаю? Метро, кольцевая, станция такая длинная. Один столб, второй столб, это он? А, может быть, это он? Нет, вот он… Боже, какой тонкий, худой, утонченный. Чтобы с ним разговаривать, надо, наверное, запрокидывать голову и сильно напрягать шею.
Так прошло несколько времени. Несколько чУдных недель. Свидания, теплые разговоры, неловкие поцелуи куда-то мимо губ, в уголки губ, подбородок, шею, объятия, спокойной ночи, доброе утро, сладких снов, ах ты не обиделась? Все хорошо? Тебе все нравится? Ах ты моя маленькая. Моя хорошенькя. Моя принцесска... 850 градусов тепла по Фарингейту. Сто баллов добра по системе ЕГЭ.
Ну, по крайней мере так мне казалось. Пока в один день:
- Я буду сильно занят в эти дни.
Прохладная волна окатила меня. Пока не Северный Ледовитый океан, но все же… Холодный отрезвляющий душ. Без единой теплой капли.
Нет, они были иногда после, и теплый ветер с Сахары временами тоже был, но только чтобы разнообразить этот чертов Северный ледовитый океан, с каждым общением проявляющийся все более и более, пока не поглотил меня в свой синий чистый мрак холода на глубину чертова километра ниже уровня моря.
Так пробыла я некоторое время, пока однажды свет в конце тоннеля не осветил меня. Нет, это не были снова нежные встречи, или влюбленность, или что-то вроде того, это было знание, которое принес совершенно случайным образом мой товарищ, друг детства, когда я зашла пообедать в кафе. Речь зашла о том о сем, об общих знакомых, как вдруг:
- Богдан? А, ты не знаешь? Опытный нарцисс и знатный манипулятор. Известная личность в нашей бывшей компании. Не умеет любить. Может, и хотел бы, да никак не получается. Нет такой встроенной функции, понимаешь? По-другому устроена лимбическая система, нежели у нас с тобой, этой официантки, ну, всех, в общем.
У МЕНЯ НА ГУБАХ, НАВЕРНЯКА, ЗАСТЫЛА УЛЫБКА. УЛЫБКА УЖАСА. МОЕГО ПОМЕШАТЕЛЬСТВА В ТУ СЕКУУНДУ ОТ УСЛЫШАННОГО. Друг же мой думал, что это его рассказ меня так забавляет. Я не сказала ему, что с этим, как он его назвал, «опытным нарциссом и знатным манипулятором» мы близки. Ну, то есть были близки…
Друг мой, поедая Цезарь, продолжал:
- Выбирает себе жертв. Хорошеньких, красивых, живых, у кого глаза горят…
Он пристально посмотрел на меня:
- Вот, как ты. Влюбляет в себя, а потом достает свои приемчики…
Дальше я уже не слушала. В голове крутилось одно: НЕТ. НЕТ. НЕТ. НЕТ. НЕТТТТТТТ. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫТЬ!!!!!!!!!!!!! ГОСПОДИ. ГОСПОДИ. ГОСПОДИ…
Не помню, как доработала в тот день. Нет, конечно, помню. Такое не забывается. Никогда не забывается…
Отныне сон, еда, безопасность, мой привычный, тщательно выстраиваемый образ жизни полетел к чертям. Отныне я занималась только одним – поглощала информацию в огромном для моего небольшого мозга количестве. Я знала только одно: информация. Информация. Информация. Это все, что теперь было для меня важным. Лекции, статьи, вебинары, книги о манипуляциях, нарциссах, психопатах и прочем сброде человечества. Мне нужно было понять, что это было, почему это произошло со мной.
Оказалось, я не одна такая. Женщин, ставших жертвами опытных манипуляторов, огромное количество.
Я поглощала информацию тоннами. Я разбиралась в причинно-следственных связях, находила ответы на свои вопросы… И я стала чертовым гением. Специалистом, что может ездить по миру с лекциями. Я могла бы сделать большое состояние. Но я выбрала другое…То, чего так просили специалисты по манипуляциям, психологи не делать… То, о чем они говорили, что это самый утопический и дурной выход… Я решила мстить…
Я знала: человек этот очень печется о своей работе. О своей неплохой такой должности в одной неплохой компании. Чертовый клерк. Белый воротничок с отсутствующим взглядом.
Перед «этим» я всю ночь не спала. То есть буквально не сомкнула глаз ни на секунду. Я должна защитить себя и всех женщин, кто так же пострадал, как и я и еще пострадает. «Страдать»- от слова страдание.
У меня нет желания есть, спать, жить, пока я этого не сделаю. Я сошедшая с ума, конченая баба и я сделаю это, чего бы мне это ни стоило. У меня ведь есть родители. Они для чего-то меня родили. Вероятно, чтобы я была счастлива. Так вот завтра я стану чертовски счастливой…
В ту ночь я написала ему письмо. Вбила дрожащей рукой в зеленый экран вотсапа. Рука дрожащая вбила письмо на века. Но адресату не отправила.
Вот это письмо.
С лица воды не пить. Особенно с мужского. Пустота под маской загадочности. Смертная скука жизни под маской непонятости окружающими и близкими. Холодный расчетливый ум вместо минимальной эмпатии. Чертовы тренеры манипуляторов, пошаговые уроки манипуляции, ваша жизнь есть пустота и обреченность на несчастье. Отсутствие нормальных человеческих чувств, отношений, настоящей близости, честности, чертова полуправда, ваши приемы скоро будут видны за версту. Выбросьте учебники манипуляции, откройте учебник сердца, вот клапаны, вот сосуды, вот чувства, вот переживания – не надо быть медиком, чтобы увидеть работу сердца. Видите, это все живое, это все отзывается до поры до времени на ваш расчетливый бред.
Чертовы Лары из «Старухи Изергиль». Несчастные, одинокие и бездушные…
На этом я остановилась. Дальше писать не стала. Это письмо – эмоции. Довольно эмоций. Теперь я машина, бездушная машина, намного большая, чем, может быть, был со мной он. Что ж, ничего – ученик превзошел учителя. Такое бывает.
Пролежав пять часов аккурат в одной позе, так и не сомкнув глаз, я, перекинув ноги на пол, встала. Я чувствовала себя роботом, киллером, идущим на задание. Чтобы сделать то, что я собираюсь сделать, я засунула подальше любовь, которой учил Христос, эмпатию, сострадание, любые человеческие чувства, умылась холодной водой, сделала кофе и бутерброд – нужно было подкрепиться, чтобы не упасть в голодный обморок в самый важный момент.
Я приняла холодный душ, сделала низкий пучок с прямым пробором, надела очки, черный деловой костюм, приоткрывающий декольте, и вышла из дома.
Такси привезло меня к серому высокому зданию. Я не знала как, но была уверена, что мне удастся миновать пост охраны – так и получилось. У лифта стояли трое мужчин и две женщины – все сплошь офисные клерки. На женщинах были короткие юбки и белые блузки. Одетая так, как сейчас, я вполне бы сошла за их начальницу. Мы молча вошли в лифт, мужчины посмотрелаи на мое лицо, плавно переходя на область груди, талии, бедер…
Мы доехали до пятого этажа. Двери лифта открылись - я вышла и увидела муравейник столов и компьютеров за прозрачными дверями. И открыла одну из них… Будучи довольно застенчивым и робким человеком, я не испытывала в тот момент ни одного подобия чувств. Вероятно, вдоволь испытав их прежде, они у меня кончились. Я была решительна…Но в то же время каждое мгновение, пока я направлялась к серединной части офиса, в которой, как я полагала, за еще одними закрытыми дверями сидел их главный, во мне раздавалось: ТЫ МОЖЕШЬ УЙТИ ОТСЮДА. ТЫ ВСЕ ЕЩЕ МОЖЕШЬ УЙТИ ОТСЮДА И ВСЕ ЭТО ЗАВЕРШИТЬ. Но я не ушла… Я должна это сделать. Я должна отплатить ему чем-то эквивалентным тому, что он сделал со мной и всем до меня. Я разрушу его жизнь.
Я увидела его краем глаза. Он сидел за одним из компьютерных столов в этом муравейнике компьютеров и столов… Я знала, что в своей профессиональной деятельности он не тот, что с женщинами... Наверное, поэтому мое появление в офисе сразило его, словно в эту самую минуту его жизнь оборвалась. Что ж, он, конечно, в этом чувстве был прав.
Не стану пересказывать того, что я сказала его главному. Неважно также, соврала я или сказала правду – это не имеет абсолютно никакого значения. Главное одно – теперь его жизнь закончена. Теперь его не возьмут ни в одну уважающую себя компанию. И в неуважающую тоже не возьмут. Скорее всего, ему даже не подаст руку на улице знакомый. Дворник, уборщик, может быть, административное, уголовное наказание - самый реальный на свете срок. Словом, я не знаю, что его ждет…
II
Я выходила из офиса. Шла мимо муравейника столов и компьютеров. Он привстал со своего места. Какой он хорошенький. Я люблю его. Как здорово, что на свете существует любовь. Стоп! Нет! Что??? Я же только что… Я не люблю его! Я не люблю его! Я ненавижу его!!! Мама, я любою его… Казалось, мои ноги не касались пола. На одну долю секундочки мы встретились взглядом. Мне кажется… Или мне рвет сердце. Может ли сердце, вообще, порваться? Зачем, черт возьми, он встал со своего места, зачем посмотрел на меня, зачем встретился со мною взглядом… Крики ада, семи его кругов подступали к моему горлу. В какой момент все пошло не так? Я ведь все так тщательно продумала. Я ВЕДЬ ВСЕ ТАК ТЩАТЕЛЬНО ПРОДУМАЛА!!! Я должна была чувствовать сатисфакцию. Удовлетворение. Удовольствие… Я ведь это сделала. Я черт возьми это сделала… Почему я не чувствую счастья?! Боже мой, какое чудовищно глупое слово «счастье» в данном случае!!! Счастья, хм… Почему я не чувствую… чего?? Счастья??? Даже нет…не так… Почему я чувствую такую адскую невыносимую боль???
У самого серого большого здания меня накрыла вся усталость, что накопилась за несколько недель обдумывания моего мероприятия и подготовки к нему. Запрятанные подальше чувства вырвались наружу. Может быть, это была лужа, может, просто асфальт, сейчас не помню точно, я села и зарыдала. Это не были слезы счастья. Это были слезы ужаса. Адской невыносимой душевной боли. Мне казалось, я вся грязная. Хотя я была одета с иголочки. Я, правда, думаю, что сидела в луже. Потому что грязь привлекает грязь.
Что он теперь. Вызвали его к себе или сразу уволили. Пойти бы к нему, прижать бы его к груди. Как он теперь. Боже мой, что я наделала. Я ведь испортила ему жизнь. Мой бедный любимый мальчик. Как же любовь. О которой говорил Христос. Как же эта. Моя. Любовь. Моя любовь, которую у меня никто не отнимал. Не отнимал!!! А теперь! Теперь!!! Сижу на развалинах собственной жизни. Вся как ни есть. Грязная. И куда мне теперь… Нет ни радости, ни тепла… Нет тепла в моем сердце…Одни розвальни. Развалины. Развалины мести.
Мой бедный. Бедный любимый мальчик. Я отняла у себя Иисусову любовь. Испортила тебе жизнь. И без того скудную, несчастную. Бедную твою жизнь. Я уподобилась животному. Месть не сладка. Месть очень убога, тосклива. Она рвет мне сердце. Обломки сердца. Иисус прости меня… Мама, прости меня…
Постскриптум.
Я пишу его спустя шесть месяцев после описываемых событий.
Богдан. Я разбила в пух и прах твою жизнь. Но моя любовь к тебе всегда существовала и всегда будет существовать. Это моя дань этому миру. Это моя любовь. Это не твоя любовь. Ты не имеешь к ней никакого отношения. Это Иисусова любовь. Она всегда существовала и всегда будет существовать в одном из отсеков моего сердца, который так и называется «Богдан». Бог дан! Вы понимаете! И когда там, в моем сердце, поселится другой человек и займет все комнаты, кухню, окно во двор и даже балкон, ты в нем все равно будешь существовать, эту ниточку я оставлю, она будет напоминать мне, как на месте развалин со временем вырастет сад, на месте руин – полным ходом расцветет любовь. Я оправлюсь и пойду дальше. Господь дал нам волю. Твоя воля была разрушить меня, моя воля – разрушить тебя. Но я оставлю. Оставлю эту нить. Я оправлюсь. И ты когда-нибудь тоже оправишься от той разрушительной силы, которую я намеренно причинила тебе.
Это Иисусова любовь. Нелогичная, необоснованная. Она просто есть. Как воздух, которым мы душим. Земля, по которой ходим. Глупо отрицать ее существование.
Я оправлюсь. И пойду дальше. И прощу себя за то, что сделала с собой и тобой.
Есть такое выражение: «Нет чувства тягостнее сознания только что сделанной глупости». Спросите меня сейчас – сделала ли бы я то, что сделала тогда, снова? О нет, конечно же, нет!!! Это было ужасно. Это кошмарно, что я тогда сделала. Мне бы следовало сидеть на работе и пялиться в монитор или взять отпуск и плакать в подушку, пока боль не утихнет.
Но мало ли кому что следовало сделать. Я это уже сделала. Я не могу вернуть время вспять как бы мне этого ни хотелось. Мне было тяжело все это время. Мне будет тяжело еще некоторое время. Но я оправлюсь. Оправлюсь и пойду дальше. Потому что родители меня для чего-то родили на белый свет. Вероятно, чтобы я была счастливой. И я буду. Я долго и много плакала, мне было плохо, но в коцне концов я прощу себя. И буду непременно счастливой. Я надеюсь, ты тоже будешь. Может быть, мой товарищ все же ошибался, и ты способен чувствовать любовь. По крайней мере, теперь у тебя будет больше шансов это сделать.
И, кажется, я уже немного счастлива. Я заранее счастлива. Я так кошмарно полно могу чувствовать весь спектр эмоций и чувств. От безжалостной адской боли до эйфорического счастья и нирваны. Я чертова истеричка. Но за всем этим есть – я всегда знаю – есть. Нелогичная. Бескомпромиссная. Без-ус-лов-на-я Иисусова любова. Иисусова любовь…
Вы, вероятно, хотите знать, что Богдан? Думаю, я как-то видела его на улице. В понедельник. В самой середине дня. Он сильно осунулся и как-то стали больше глаза. В них появился какой-то живой блеск. Я встала перед ним как вкопанная, потому что ну никак не ожидала встретить, и ничего сказать не смогла. А он наклонил голову на несколько секунду в знак приветствия, как это делали в старину, и я прошла мимо.