Первая любовь
Постепенно появились друзья из городских. Нас было четверо, и все интересовались фотографией. У ребят уже были фотоаппараты, и я купил себе на день рождения, на 16 лет, фотоаппарат «Смена-8». Женька Зинин играл в духовом оркестре на трубе, и мы стали ходить на танцы. Молодёжь ходила одна и та же. Практически всех знал в лицо, особенно девушек. Тут как-то раз спросил: «А где сегодня девушка в сером платье?» - «Болеет. Хочешь, отведём тебя к ней? Она тут рядом живёт. Да и хотела познакомиться с тобой». «Хочу», - конечно, сказал, и мы пошли.
Пришли. Я остался на четвёртом этаже, а подружки поднялись на пятый и – дзинь! - в звонок. Вышла её мать: «Вы что сдурели? Полночь уже, да и болеет Люда». Мать ушла в квартиру, а подружки бегом. Говорят, мне: «Иди к дверям». Я поднялся, дверь открылась, и Люда в ночной рубашке повисла у меня на шее и усыпала поцелуями! Я просто был ошарашен. Не ожидал, что так будет. Вышла мать Раиса Васильевна, меня за руку: «Идите на кухню, она болеет». И просидели мы с ней до утра. Как бросилась ко мне на шею, так мы больше и не расставались до её поступления в институт. Правда, утром шли на работу, а ночь проводили в объятьях на лестнице или у Люды на кухне. Мать, если видела нас, затаскивала домой.
Позднее часто ездили к ее сёстрам, Светлане и Лене. Их отец работал начальником охраны ж/д моста, и у него всегда была рыба. По выходным брали рыбу, всё остальное для ухи, спиртное и отправлялись на большой лодке по реке за километр против течения. И родители с нами. Разжигали костёр из орешника. Вот тут-то и пригодились мои способности варить уху. Доверяли только мне. Ведро ухи, по сто граммов водки и казацкие песни до утра. И так было много раз.
Конец августа, расставание. Люда уехала в Кострому, в институт, а я остался дома. Сидел как пыльным мешком шмякнутый. Работа, дом и – всё!
Были, правда, и приятные моменты. Засыпаю с книгой на диване и вдруг… поцелуй настоящий, любящий и пахнущий свежим воздухом с улицы. Открываю глаза - красавица Света, племянницы тёти Вали. Она была старше и выше меня. Иногда звала погулять, и я не понимал, от тоски что ли или и вправду любила меня? Я чувствовал
себя с ней как-то скованно, нерешительно, зато она целовала меня, когда ей вздумается. Она жила рядом с городом и бывала у нас нечасто. А я ловил себя на мысли, что вот сейчас придёт и поцелует. Я и сейчас помню эти поцелуи.
Время шло, скоро уже в армию. На выходной из Москвы приехал дядя Вася и спрашивает меня: «Дальше учиться будешь или в армию пойдешь? Хоть ты и давал подписку, что не претендуешь на райкомовское жильё, я бы что-то придумал, если учиться будешь. Понимаешь, меня после окончания ВПШ здесь не оставят, отправят на повышение». Подумал я и решил: надо поступить честно. Ответил: «В армию пойду». Ему, конечно, как ноша с плеч, да и мне, по совести.
Работал на заводе, ожидая повестку в армию. Из окна кухни был виден танкодром. Когда бы я ни глянул в окно, пыль столбом стоит и моторы ревут днём и ночью. Вот и думал: «Не дай ты Бог попасть в танкисты». Тем временем Людины подружки затеяли непорядочную игру. Однажды вечером пришли ко мне под окно и стали уговаривать пойти с ними на танцы: «Чего ты мучаешь себя в одиночестве?» Вот и уговорили. Пошел и в первый же вечер встретил красивую девушку-татарку. Настолько она была хороша! Не перечила никогда мне (наверное, так принято у мусульман). А у неё была задача самостоятельно как-то устроить свою жизнь. Дома она была не нужна, а тут племянник секретаря райкома. И она была очень красива, скромна, смиренна, чем не пара, только оба без своего жилья. Она жила в общежитии ткацкой фабрики, а я временно у дяди. До встречи с Марьям каждый день с Людой писали письма, а потом я писать перестал. Вскоре и она не стала писать.
На первое ноября получаю повестку в армию: «явиться в военкомат в 3:30 для отправки на службу». Как полагается, проводы, родители приехали из Белозерска. Дядя Вася привёз хорошей водки из буфета ЦК КПСС. Друзья мои пришли, песен попели и к часу ночи разошлись, чтобы встретиться у военкомата. Нам с Марьям оставили большую проходную комнату. Мы устроились на диване полураздетые. Правда, Марьям решила идти ва-банк: сняла заблаговременно нижнее бельё. Вдруг удастся забеременеть? Я был достаточно пьян, но, пораскинув мозгами, решил, что за два часа до отправки на службу не буду её трогать. Просто лежали и целовались. Она, конечно, подталкивала: «Бери меня», но я сдержался.