Democratia - babyloniacus fornicaria, te docui nos, credere in vanitate sensus bonitate.
Христоубийц к кормилу власти допустили -
Они, как скот на бойню нас вели,
Мы «страха ради иудейска» убивали
Восставших братьев, с кем не по пути...
В Гражданскую, под рокот пулеметов,
Под лязг замков застенков, палачи,
Аборты узаконили декретом (первые в мiре - 1920 г.)
Наверно из любви к детской крови.
С Россiей Императорской покончив,
Страну Советов (Хазарию) на останках возвели,
Какой ценой? Ценой неимоверной,
Вырезав лучших представителей страны.
Демократический ад строя в исступленье,
Про Божий рай и думать не могли,
Вера каралась, храмы подрывались,
Прежде в душе народной партией убийц.
Стерев из памяти Великие свершенья,
С Крещения Христом Святой Руси,
Мы на некрополях церковных, мощах предков,
Кварталы строили многоэтажные Москвы.
В бетонных джунглях серых новостроек,
Казалось нам порою в забытьи,
Что в этом царстве типовых трущобок,
Мы райский уголок свой обрели.
Чего лишились, лучше б и не думать,
Узнавши взвоешь, как дремучий сыч,
Утопишь горе в белой безнадёге,
Как проклятый в унынии сгоришь.
Кормила Русь пол мiра без колхозов,
Без пятилеток палочной муштры,
Без тракторов, одною конной тягой,
Трудом артельным, Бога восхвалив.
Лилася песня, прерываясь звонким смехом,
Била ключом жизнь среднерусской полосы,
Рождались гении, в сердцах пылала вера,
Державу Царскую боялись все враги.
(А что теперь, дола, леса и реки…
Земли заброшены, покинуты людьми,
Покрылась пашня сорняками и бурьяном
Деревня мертвая понурая стоит…)
Великая мощь Церкви Православной
Давала сторицей несметные плоды,
В земле словянской в свете Божьей Правды,
Под скипетром Богопомазанной Четы.
Прошел век ига русофобской банды
К разбитому корыту с ней пришли,
Все велии победы и свершенья
Достигнуты не ей благодаря, а вопреки!
Путь избранный не нами, был химерой,
Мир Брестский, меч тевтонский сохранил,
Который, упреждая в сорок первом,
Чуть тать засевшую в Кремле не сокрушил.
Ценою страшной пиррова победа,
Далась нам русской кровью затопив
Поля сражений, трупами усеяв,
Которые лежат до сей поры,
«Бездомные» и брошенные "властью"
Словно плевок ей, слышу стоны их:
- За что убит бездарно я под Вязьмой?
А я Мясном Бору?... ты нам скажи!
- На смерть нас гнали тыловые комиссары,
Как скот на бойню, без руля и без ветрил,
Заградотряды в спину нам стреляли,
Нас как солдат они не берегли.
В лоб штурмовали мы, атака за атакой
Фрицев позиции сутра и до зари,
Мы шли по теплым трупам, снег был алый,
Как маковое поле средь зимы!
Сынок родной представить ты не можешь,
Весь этот ужас артобстрела все часы,
Прямой наводкой нас зенитки в клочья рвали,
Для них мы были словно зайцы русаки.
Гады выцеливали нас по одиночке,
Били без промаха, как на охоте немчуки,
Река к окопам подобраться не давала,
На ней был лед огнем в крупу сутра разбит.
Как на ладони были в поле пред врагами,
Вжимаясь в плоть и кровь товарищей своих,
Без арт поддержки и плавсредств, пердячим паром,
С одной «мосюхою», что сделать мы могли?
К мамкам в агонии и Боженьке взывали,
Из девятьсот выжил чудесно лишь один!
- Знаешь, детишек только с бабой больно жалко,
Не плачь, за Васю, если веришь помолись...»
Сквозь слезы вою! Душу рвет на части!
Весь этот ад, как наяву я пережил,
Не зная, где лежит мой дед отважный,
Вот так же павший, гвардии связист.
Оборвана с корнями родовыми,
Связь поколений, я совсем один,
Схожу с ума от горькой страшной правды,
Которую пытаюсь донести:
Ах, если бы спесиво синодалы,
Царя не предали на крестные стражды,
Ах, если бы присягой не сковали,
На верность Временным правителям они,
Русский народ - издрЕвле верный Церкви,
Послушный пастырям - царелюбивым и святым,
Ах, если на приходах, армии и флоте,
Клятвопреступникам ничтожным не клялись!
Порой в слезах, глазам своим не веря,
Ставили подпись, над прочитанным крестясь,
С амвонов слушая проклятия Монарху,
Богобоязненно не смея нарушать,
Клятой присяги - узурпаторам картавым,
Антихристам доверивши себя…
Ах, если бы! Ах, если бы! Ах, если бы…
Синод в семнадцатом не предал бы Царя!
То к осени германцев мы разбили,
В Царьград, Берлин, как победители вошли!
Уже лежали на складах парадные мундиры,
«Буденовки» («Богатырки») с орлом, кожанки, сапоги.
Пролив Босфор нам отходил по договору,
План «ГОЭЛРО» к году двадцатому ввели,
Царь Алексий возглавил Лигу Наций,
А Патриарх отец родной, благословил.
Под миллиард теперь нас воздухом дышало,
Непобедимой Императорской Руси,
Она, как мать весь мiр бы обнимала,
Лучами Божьей Правды, жертвенной любви.
Европе свое место указала,
Врагов Христа и человечества в Сибирь,
На каторгу махать кайлом сослала,
И мир царил, и не было войны!
Всех русских эмигрантов достиженья,
В земле своей осуществили б мы,
«Сикорский» ветролет взлетел бы раньше,
И Космос покорили раньше мы!
И не лизали англосаксам зада,
Не прятали в офшорах барыши,
Америка у наших ног стелясь ласкалась,
На карте мiра ИзраИля не нашли!
Ах, если бы! Ах, если бы! Ах, если бы…
Первосвященники не предали ЛЮБВИ!
1988 - 14.06.2018 гг.
P.S. В чем главная тайна "демократии"? Все банально просто: Спаситель Помазанник (Христос – греч.) Царь царей был распят, а антихрист будет избран на царство демократически - толпой!
«Грех в Церкви — это всегда грех Иуд против Церкви, а не грех Церкви». прот. Валентин Свенцицкий
«Се, Царь ваш... хотите ли... Царя?», — некогда спросил Пилат. Закричали все: «Не Его, но Варавву». И: «вы от Святого и Праведного отреклись и просили даровать вам человекоубийцу» (Деян. 3,14) — под предлогом освободительного движения... Православным не следует забывать о том, что любой такой Варавва избирается «одемокраченной толпой» всегда вместо Христа и что вопрос Пилата: «Кого из двух хотите?» пророчески указывает на историческую подготовку всего мiра к окончательному выбору между Царем царей Христом и антихристом.
«Только то и разницы было между Государем и Патриархом (Тихоном), один принес себя в Жертву, подобно Христу за свой народ, а второй «священномученик» этого делать не стал и принес в жертву вместо себя Церковь, Царя и всю Россiю…». Князь Николай Жевахов (ниже отрывок из "Воспоминаний" и статья "Причины гибели Россiи").
Спустя год после смерти патр. Тихона (1865- 1925 г.) придет к власти в МП Сергий, и тот и другой были членами Святейшего Синода, в составе которого в сговоре с узурпаторами всех мастей, опрокинули Царский Трон и привели в первых числах марта 1917 года весь православный народ к письменной присяге Временному правительству, разослав соответствующие циркуляры по всем Епархиям, приходам и войсковым соединениям на суше и на море среди которых находилось 5000 тыс. войсковых священников.
Члены Св. Синода, ни один из которых не был в прошлом революционером, утверждали, что Временному правительству повелела править... Сама Пресвятая Богородица?! Именно так утверждалось в измененном богородичне в начале утрени:
«Предстательство страшное и непостыдное, не презри, Благая, молитв наших, всепетая Богородице, утверди православных жительство, спаси благоверное временное правительство наше, емуже повелела еси правити, и подаждь ему с небесе победу, зане родила еси Бога, Едина Благословенная».
Жаждущих любой ценой воссесть на Патриарший трон хватало, но среди них не нашлось ни одного - Ермогена!
(Шедевральный фильм по реальным историческим событиям: «Гнев Короля» 2014 г. режиссер: Ли Чжэ Гю. Страшно подумать, по аналогии, какие интриги, заговоры и измена плелись вокруг Государя Императора Николая II и Его Дома... Господи помилуй! Сто лет, вплоть до сего дня никак не успокоятся внуки узурпаторов заговорщиков, царефобов и цареубийц - харкаясь "Матильдами"... Уясните же наконец и зарубите себе хоть на лбу то, что Спаситель Иисус Христос был предан на распятие именно «свободным выбором демократического большинства», - толпой умело подстрекаемой, подкупленной и управляемой древними «политтехнологами»: первосвященниками, книжниками, фарисеями, «менялами и торжниками» - бичеванными два раза в храме Мессией, ставшими теперь карпоротократами, биржевыми спекулянтами, ростовщиками и хозяевами денег, подготавливающими два тысячелетия пути для своего воцарения во главе с антихристом! Вызубрите наконец, что поистине: НЕ ЕСТЬ власть, если не от Бога, ибо всякая власть исходит от Бога, но никак не от народа, и в Церкви Христовой нет демократии, а есть теократия, нет народоправства, а есть Богоуправление...)
«Антихрист предоставит возможность жизни церкви, будет разрешать ей Богослужения,
обещать постройку прекрасных храмов, при условии признания его верховным существом и поклонения ему. У него будет личная ненависть ко Христу. Он будет жить этой ненавистью и радоваться отступлению людей от Христа и Церкви. Будет массовое отпадение от Веры, причем изменят Вере многие Епископы и в оправдание будут указывать на блестящее положение "церкви". Искание компромисса будет характерным настроением людей. Прямота исповедания исчезнет. Люди будут изощренно оправдывать свое падение, и ласковое зло будет поддерживать такое общее настроение, и в людях будет навык отступления от правды и сладость компромисса и греха.» Свят. Иоанн Шанхайский (+ 1966)
ВОСПОМИНАНИЯ тов. Об.ПРОК. св. СИНОДА кн. Н.Д. ЖЕВАХОВА 2 ТОМ
Наконец Собор был созван, и Церковь, якобы вырвалась на “свободу”. В этом стихийном движении к патриаршеству было предусмотрено все, кроме одного условия… личной готовности и способности Патриарха принести себя самого в жертву Православной Церкви. Но именно это условие было не только предусмотрено большевиками, но на нем они и строили свою программу разрушения Церкви, зная, что времена Гермогенов прошли и что борьба с одним Патриархом гораздо легче, чем с Собором епископов…
Революция, между тем, все более разгоралась. Временное Правительство, разрешившее созыв Собора, было уже разогнано, и государственная власть очутилась в руках женатого на жидовке Ленина и настоящего жида Лейбы Бронштейна (Троцкого). Большевики, оценивающие события с точки зрения реальных фактов и побеждающие в борьбе с утопистами, не только не препятствовали Собору, но даже приветствовали идею восстановления патриаршества, хорошо сознавая, что, за исключением митрополитов Питирима и Макария, этих немощных телом, но сильных духом иерархов, устраненных от участия в Соборе, да одного и доныне здравствующего архиепископа, кандидатура которого на патриарший престол не была бы допущена самими иерархами, в России не было ни одного иерарха, который бы мог являться для них угрозой. Наоборот, они были уверены, что восстановление патриаршего чина только облегчит им их задачу, ибо знали, какого рода испытания готовили Православной Церкви, и то, что пред этими испытаниями не устоит ни один из намеченных Собором кандидатов в Патриархи.
Разобщенные друг от друга далекими расстояниями, отрезанные революционными событиями от Москвы, не все иерархи могли съехаться на Собор и принять в нем участие… Не буду я останавливаться на работах Собора, не буду касаться и вопроса о том, насколько участие в Соборе мирян оправдывалось каноническими основаниями… Не таково было время, чтобы считаться с формальными соображениями… Патриарх должен быть избран, только он один способен протянуть руку помощи погибающей Церкви, спасти Православие, возродить церковную жизнь, закрепить ее устои и сделать способной выдержать ужасный натиск со стороны озверелых сатанистов-большевиков – таков был единодушный крик участников Собора (это было скорее безумие -прим.), и некогда было думать о формальностях.
На патриарший престол был избран заместивший кафедру Московского митр. Макария бывший архиепископ Виленский Тихон, ознаменовавший свое избрание возведением старейших архиепископов в сан митрополита, и церковная жизнь, разорвав цепи “рабства”, возглавляемая давножданным и желанным Патриархом, вырвалась на “свободу”… Отдавал ли себе отчет смиреннейший и любвеобильный Патриарх Тихон в том, на что он шел, чего ждали от него большевики и чего ждала от него Русская Православная Церковь? Знал ли он, что обе стороны ждали от него жертвенного подвига, ждали смерти, большевики потому, что связывали с его смертью и гибель Православной Церкви, верующие христиане потому, что в личной жертве Патриарха видели единственный, при созданных большевиками условиях, путь к ее спасению?
События, между тем, мчались с ураганной быстротой. Гонение на Церковь и духовенство становилось все более открытым, наглым и циничным. "Освободившаяся из оков векового рабства", получившая давножданную "свободу", Церковь, в лице своих иерархов, была не только безсильна противостоять сатанинской вакханалии, но, запуганная, трепетала от страха, покорно ожидая своей участи, ожидая своей гибели... Менее чем через два месяца после восстановления патриаршества на Руси начались казни иерархов, превзошедшие по своей жестокости все доныне бывшие злодеяния…
Патриарх пользовался только своим званием, но фактически находился в плену у жидов, не имея возможности ни в чем проявлять своей деятельности, тем меньше влиять на характер разворачивавшихся событий. Наконец, он был арестован и лишен свободы. Доведенный в заточении до крайнего изнеможения (это опять легенды - прим.), страдая за участь Православной Церкви, раздираемой как большевиками, так и внутренними междоусобиями и расколовшейся на массу отдельных “церквей;, возглавляемых самозванными пастырями и архипастырями, Патриарх оказался вынужденным подписать составленное большевиками покаянное письмо, коим не только обязался подчиниться Советской власти, но и отрекался от своих прежних убеждений.
Не в осуждение Патриарха я упоминаю об этом прискорбном факте, а в свидетельство того ужасного, нестерпимого положения, в каком очутилась Церковь, вырвавшаяся из прежних “оков; на “свободу”... Не ждал я ничего хорошего от русского патриаршества… Наоборот, я опасался, что в условиях русской действительности, без Царя, патриаршество только скомпрометирует себя.
Действительность оказалась безжалостнее самых мрачных, сокровенных предположений. И что бы ни говорилось и ни писалось по поводу того, что, несмотря на гонения и преследования, Православная Церковь в России не только не разрушилась, а, наоборот, духовно возродилась и окрепла, но такие утверждения не соответствуют действительности... (внешне в Церковь ринулись миллионы прежде неверов -прим.).
Не разрушилось лишь то, что и не могло разрушиться, что не подлежит никаким человеческим влияниям, что не поддается и натиску сатанинских сил, пред чем безсилен и сам диавол – не разрушилась Церковь как Божественное установление, но Православная Церковь как земная организация – уничтожена, и в этом мы убедимся из последующего изложения...
Князь Николай Жевахов
Причины гибели России
Князь Николай Давыдович Жевахов — виднейший русский духовный писатель, товарищ Обер-прокурора Священного Синода перед самой революцией. Основные литературные труды князя Жевахова посвящены церковной деятельности Иоасафа, Святителя Белгородского и Обоянского. Этот замечательный подвижник XVII века ныне снова прославлен в лике святых: первое прославление было в 1911 году в Царствование Николая Второго. Шесть томов жизнеописания Святителя принадлежат перу князя Жевахова, и эти труды доныне не утратили своей значимости.
Выдающимся явлением в русской мемуаристике надо считать появление двух томов «Воспоминаний» князя Н.Д.Жевахова, вышедших в начале 20-х годов за рубежом.
Предлагаемая читателям статья князя Жевахова написана им в городе Бари (Италия), где он служил на подворье святого Николая Мир Ликийских Чудотворца в церковно-археологическом кабинете. Умер Николай Давыдович в 1938 году, сподобившись перед кончиной побывать в Закарпатье, недалеко от родных краев. Родина же его — Черниговщина, город Прилуки. Там родился Святитель Иоасаф, там же родился и князь Н.Д.Жевахов, дальний родственник его по линии матери.
Статья «Причины гибели России» мало известна нашему читателю
Александр Стрижев.
На фоне мировых событий истории гибель России явилась такой гигантской катастрофою, что даже люди неверующие стали видеть в ней выражение кары Божией. Человечество ведь и до сих пор еще не усвоило в своем сознании природы Бога, не могущего быть ни мстителем, ни карателем, привыкло и до сих пор обвинять Бога во всех своих бедах и напастях, и там, где не разбирается в их причинах, там всегда виноватым остается Бог. В действительности же все то, что люди называют «гневом» или «карою» Божиими, является лишь выражением естественных законов причинности, только облеченным в ветхозаветную формулу — «Мне отмщение, Аз воздам» (Второзаконие 32, 35). И если бы люди были более проницательны, жили бы, действовали и мыслили по-Божьи, не нарушая Божеских законов и не противясь всегда благой воле Бога, то никогда бы не видели тех «кар Божьих», какие являются лишь результатом их собственных преступлений.
В чем же выразились преступления русского народа, повлекшие за собой гибель России?
Прошло уже 10 лет с момента этой гибели, а между тем и до сих пор нет единства в понимании причин ее. Каждый по-своему объясняет катастрофу, оправдывая себя и обвиняя других, однако же все вместе откровенно или прикровенно сваливают всю ответственность за гибель России на Государя Императора, обвиняя Царя в самых разнообразных преступлениях и не догадываясь о том, что эти обвинения обличают не только их собственное недомыслие, но и являются именно тем преступлением, какое и вызвало гибель России.
Так, один из виднейших иерархов Православной Церкви, обвиняя Государя Императора в нежелании восстановить патриаршество в России, говорит:
«Господь покарал Государя и Государыню, как некогда праведнейшего Моисея, и отнял у них царство за то, что они противились Его воле, ясно выраженной Вселенскими Соборами касательно Церкви»… (Неверное по существу, обвинение и беспочвенно, ибо Государь Император не только не был принципиальным противником восстановления патриаршего чина, а, наоборот, Сам стремился к иночеству — Н.Ж.)
Государственная Дума обвиняла Царя в нежелании даровать ответственное министерство, иначе в нежелании Государя Императора сложить с себя Свои обязанности Царя и Помазанника Божия и тем нарушить данные Богу при священном миропомазании обеты.
Ожидовленная общественность, устами своих передовых людей, давно уже кричало о том, что Самодержавие, как форма правления, устарело и что уровень «культурного» развития русского народа давно уже перерос эту форму, как пережиток восточного деспотизма и абсолютизма…
В соответствии с таким пониманием, Самодержец стал рассматриваться как заурядный носитель верховной власти и к Нему начали предъявляться самые разнообразные требования, отражавшие абсолютное непонимание Его священной миссии Помазанника Божия, связанного обетами к Богу и призванного творить волю Божию, а не «волю народа», обычно выражающую собою волю злонамеренных единиц.
Даже самые благожелательные люди, убежденные монархисты, глубоко понимавшие значение русского самодержавного строя и высоко ценившие личность Государя Императора, и те вторили общим крикам, отражавшим прикровенное и откровенное недовольство Царем и обвиняли Царя в бесхарактерности, говоря, что Государь слишком добр, слаб и снисходителен и не обладает качествами, коими должен обладать каждый носитель власти.
Словом, к моменту разразившейся катастрофы слились воедино самые разнообразные обвинения, направленные и против личности Государя Императора, и против общего строя и уклада русской государственности, а в связи с ними и самые нелепые и преступные требования, предъявляемые к Государю и Его правительству, включительно до требования во имя блага России, отречения Царя от Престола.
Уступая насилию, Царь подчинился такому требованию, но… благодать Божия, осенявшая священную Главу Помазанника Божия и изливавшаяся на всю Россию, вернулась к Богу…
Россия лишилась Божьей благодати… Свершился акт величайшего преступления, когда-либо бывшего в истории. Русские люди, восстав против Богом данного Помазанника, тем самым восстали против самого Бога. Гигантские размеры этого преступления только и могли привести к гигантским результатам и вызвали гибель России.
Поразительнее всего то, что в этот момент разрушения православной русской государственности, когда руками безумцев насильственно изгонялась благодать Божия из России, хранительница этой благодати Православная Церковь, в лице своих виднейших представителей, молчала. Она не отважилась остановить злодейскую руку насильников, грозя им проклятьем и извержением из своего лона, а молча глядела на то, как заносился злодейский меч над священною Главою Помазанника Божия и над Россией, молча глядит и сейчас на тех, кто продолжает делать свое антихристово дело, числясь православным христианином.
Чем же были вызваны безумные требования отречения Царя от Престола? Разумею не требования мироправителей — жидов, хорошо понимавших природу и задачи Самодержавия и видевших в Русском Царе оплот мировой христианской культуры и самого опасного врага в борьбе с христианством, а требования русских людей, отражавшие абсолютное непонимание природы Русского Самодержавия и Богопомазанничества.
«Власть, по самой природе своей, должна быть железной, иначе она не власть, а источник произвола и беззакония, а Царь слишком добр и не умел пользоваться Своею властью», — говорила толпа.
Да, власть должна быть железною, она должна быть неумолимою и не доступною движению сердца. Ее сфера должна чуждаться гибкости и мягкости. Власть должна быть бездушной, как бездушен закон. Гибкость закона есть беззаконие, слабость власти есть безвластие. Бездушной, строгой, неумолимой, внушающей только трепет и страх, должна быть власть.
Но не таковою должна быть власть Царская.
Царь — выше Закона. Царь — Помазанник Божий и как таковой воплощает Собою ОБРАЗ БОЖИЙ НА ЗЕМЛЕ. А Бог — Любовь. Царь и только Царь является источником милостей, любви и всепрощения. Он и только Он Один пользуется правом, Ему Одному Богом данным, одухотворять бездушный закон, склоняя его перед требованиями Своей Самодержавной воли, растворяя его свои милосердием. И потому в сфере действия закона только один Царь имеет право быть добрым, миловать и прощать. Все же прочие носители власти, облекаемые ею Царем, не имеют этого права, а если незаконно им пользуются, гонясь за личной популярностью, то они воры, предвосхищающие прерогативы Царской власти.
«Доброта» Царя есть Его долг, Его слава, Его величие. Это ореол Его Божественного помазанничества, это отражение лучей небесной славы Всеблагого Творца.
«Доброта» подчиненных Царю органов власти — есть измена, воровство, преступление.
Кто осуждал Царя за Его доброту, тот не понимал существа Царской власти, кто требовал от Царя твердости, суровости и строгости, тот сваливал на Царя свои собственные обязанности и свидетельствовал о своей измене Царю, о непонимании своего служебного долга и о своей непригодности ни Царю, ни России.
А между тем, среди тех, кому Царь вверял охрану Закона, не было почти никого, кто бы не совершал этого преступления. Начиная от министров, кончая мелкими чиновниками, носителями ничтожных крупинок власти, все желали быть «добрыми», кто по трусости, кто по недомыслию, кто по стремлению к популярности, но мало кто отваживался осуществлять неумолимые требования закона, существующего не для добрых, а для злых людей; все распоряжались законом по собственному усмотрению, обезличивали его, приспособляя к своим вкусам и убеждениям и выгодам, точно его собственники, а не стражи его неприкосновенности, забывая, что таким Собственником мог и должен быть только Самодержавный Русский Царь.
И на фоне общего хаоса, царившего в области отношения к закону, чуть ли не единственным свидетельством подлинного уважения к закону являлись только смертные приговоры военных судов, подносимые на Высочайшее утверждение. Суд честно выполнял свою задачу, склонялся перед неумолимыми требованиями закона, выносил суровый приговор, но в то же время взывал к милости Хозяина закона, сознавая, что совершил бы преступление, дерзнув самовольно осуществить это право Хозяина. Во всех же прочих областях действия закона царил неимоверный хаос, как результат погони за личной популярностью и непонимания того, что такое закон и каковым должно быть отношение к нему со стороны лиц, призванных охранять его. И такое отношение к закону сделалось до того обычным, что по степени популярности держателей власти можно было безошибочно судить об их ничтожестве, и наоборот. Преследовались лучшие, превозносились — худшие.
Сколько же недомыслия нужно было иметь для того, чтобы отождествлять Царя с заурядными носителями власти, чтобы обвинять Царя в «доброте», т. е. в том, что составляло Его долг и сущность Его Царского служения? И кажется мне, что ни один русский Царь не понимал Своей Царской миссии столь глубоко, как понимал ее благодатный Государь Николай Александрович. Здесь — источник Его мистицизма, точнее Его веры, Его общения с Божими людьми, Его поисков духовной опоры, какой он не находил вовне, со стороны тех, кто не понимал, кем должен быть Русский Царь и осуждал Его. Но здесь же и источник той злой травли, какой подвергался Государь, преследуемый жидо-масонами и их прислужниками именно за Свою «доброту», в которой они видели не слабость и дряблость, а выражение самого яркого, самого верного и точного образа того, кем должен быть Русский Царь, понимающий сущность Своего Царского служения и Своей Божественной миссии Помазанника Божьего.
В этом не понимании русскими людьми природы Самодержавия и сущности Царского служения и выразилось главное преступление русской мысли, попавшей в жидо-масонские сети, и настолько глубоко проникшее в ее толщу, что не изжито даже до сих пор, спустя 10 лет, прошедших с момента гибели России. Еще и сейчас, по мнению одних, России нужен Диктатор, способный заливать Русскую Землю кровью своих подданных, по мнению других, — конституционный монарх, т. е. Царь, связанный ответственностью не перед Богом, а перед теми незримыми единицами, которые творят волю пославшего их Незримого Правительства, выдавая ее за «волю народа».
Нет, не безответственные монархи, как послушные орудия в руках жидо-масонов, и не железные Диктаторы, облеченные Царскою властью, нужны России, а нужны были ей и будут нужны железные исполнители закона, верные и честные слуги Царя, Которого нужно сперва вымолить у Бога. Русский же Православный Царь, осуществляя Свою Божественную миссию Помазанника Божия, не может быть Диктатором, ибо Его священная миссия выходит далеко за пределы прав и обязанностей заурядного носителя власти, хотя бы и облеченного ее наивысшими прерогативами.
Другое преступление русского народа выразилось в непонимании самой России и ее задач.
Царь и Россия — неотделимы друг от друга. Нет Царя — нет и России. Не будет Царя — не будет и России, а русское государство неизбежно сойдет с пути, предуказанного Богом. И это понятно, ибо то, что Бог вручает своему Помазаннику, того не может вручить толпе.
Задачи Русского Царя, Промыслом Божиим на Него возложенные, выходят далеко за пределы задач верховного носителя государственной власти. Это — не глава государства, избираемый народом и угождающий народу, которым назначен и от которого зависит. Русский Царь помазан на царство Богом и предназначается быть Образом Божиим на земле: Его дело — творить дела Божие, быть выразителем воли Божией, носителем и хранителем общехристианского идеала земной жизни.
Соответственно сему и задачи Русского Царя, выходя далеко за пределы России, обнимали собою весь мир. Русский Царь устанавливал мировое равновесие в отношениях между народами обоих полушарий. Он был защитником слабых и угнетенных, объединял Своим верховным авторитетом разноплеменные народы, стоял на страже христианской цивилизации и культуры, был тем «держащим», на которого указывал Апостол Павел в своем 2-м послании в Фессалоникойцам, говоря: «тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят из среды удерживающий теперь» (гл. 2, 7–8).
Вот в чем заключалась миссия Русского Православного Самодержавного Царя!
Сколько же недомыслия нужно было иметь для того, чтобы допускать, что эта миссия, заключающаяся в борьбе с коллективным антихристом и в охране христианского идеала на земле, могла быть выполнена с помощью слуг антихристовых, скрывающихся под маскою всякого рода коллективов, от парламентаризма до профессиональных союзов, преследующих как раз обратные цели!?
А между тем такое недомыслие со стороны одних и преступность со стороны других лежали в основе всех тех нелепых требований, какие предъявлялись к Царю и Его правительству с единственной целью — низвести Царя с той высоты, на какую Он был поставлен Богом, урезать Его самодержавные права и вырвать из рук Царя то дело, какое Господь возложил на Своего Помазанника.
Дело же это — не только благо России, но и мир всего мира.
В этих посягательствах на самодержавие Русского Православного Царя и сказался тот великий грех русских людей, в результате которого Господь отнял от России Свою благодать, и Россия погибла.
И пока русские люди не уразумеют миссии Самодержавного Русского Царя, пока не сознают, в чем заключались и должны заключаться задачи Самодержавия и Богопомазанничества и не дадут обета Богу помогать Царю в осуществлении этих задач, до тех пор благодать Божия не вернется в Россию, до тех пор не будет и мира на земле.
Кн. Жевахов, г. Бари, 14/27 мая 1928 г.
О «СОБОРНОЙ КЛЯТВЕ 1613 г.»
Вопреки широко распространенному мнению, утвердившемуся в результате не совсем удачных позднейших переводов Священного Писания (в том числе и синодального), далеко не всякая власть - от Бога. Славянский перевод, наиболее близкий к греческому подлиннику, доносит до нас истинный смысл слов святого Апостола Павла: «Всяка душа властемъ предержищымъ да повинуется: несть бо власть аще не от Бога (не есть власть, если не от Бога!), сущыя же власти от Бога учинены суть» (Рим. 13, 1). Славянское слово «аще» означает отнюдь не «которая», а «если». Сравним в греческом, латинском переводе Библии (Вульгата) и староанглийском переводе Библии Короля Иакова соответствующее словосочетание означает «если не», а вовсе не «которая». Святой Павел говорит не о «всякой власти», а о «властях предержащих» - имеющих высшую власть от Бога. Власть же не предержащая, власть, не основывающаяся на Богоучрежденном порядке, может быть вовсе и не властью, а ее ложным подобием, антивластью, наивысшим проявлением которой станет временное торжество антихриста, которому христианам уж никак не должно повиноваться!
В связи с продолжающейся дискуссией о Соборной Клятве 1613 года порешил я обратиться к истокам и найти подлинник сей Клятвы. Начнем с того, что сам документ называется не «Соборная Клятва», а «Утверженная грамота об избрании на московское государство Михаила Феодоровича Романова»:
«Послал Господь Свой Святый Дух в сердца всех православных христиан, яко едиными усты вопияху, что быти на Владимирском и Московском и на всех Государствах Российского Царства, Государем, Царем и Великим Князем всея Русии Самодержцем, Тебе, Великому Государю Михаилу Феодоровичу.
Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великого Государя, Богом почтенного, — Богом избранного и Богом возлюбленного, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея Русии Самодержца, и за Благоверную Царицу и Великую Княгиню, и за Их Царские Дети, которых Им, Государям, впредь Бог даст, души свои и головы свои положити, и служити Им, Государям нашим верою и правдою, всеми душами своими и головами.
Заповедано, чтобы Избранник Божий, Царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в своих делах перед единым Небесным Царем.
«И кто же пойдет против сего Соборного постановления — Царь ли, Патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святыя Троицы.»
И иного Государя, мимо Государя Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея Русии Самодержца; и Их Царских Детей, которых Им, Государям, впредь Бог даст, искати и хотети иного Государя из каких людей ни буди, или какое лихо похочет учинити; то нам боярам, и окольничим, и дворянам, и приказным людям, и гостем, и детям боярским, и всяким людям на того изменника стояти всею землею за один.
Прочтоша сию Утвержденную Грамоту на Великом Всероссийском Соборе, и выслушав на большее во веки укрепление — быти так во всем потому, как в сей Утвержденной Грамоте писано. А кто убо не похощет послушати сего Соборного Уложения, его же Бог благослови; и начнет глаголати ино, и молву в людях чинити, то таковый, аще священных чину, и от Бояр, Царских синклит, и воинских, или ин кто от простых людей, и в каком чину ни буди; по священным Правилам св. Апостол, и Вселенских Седми Соборов св. Отец и Поместных; и по Соборному Уложению всего извержен будет, и от Церкви Божией отлучен, и Святых Христовых Таин приобщения; яко раскольник Церкви Божией и всего Православного Христианства, мятежник и разоритель Закону Божию, а по Царским Законам месть да восприимет; и нашего смирения и всего Освященного Собора не буди на нем благословения отныне и до века;
«понеже не восхоте благословения и соборнаго уложения послушания, тем и удалися от него и облечеся в клятву»
Да будет твердо и неразрушимо в предыдущие лета, в роды и роды, и не прейдет ни едина черта от написанных в ней.
А на Соборе были Московского Государства изо всех городов Российского Царства власти: митрополиты, епископы и архимандриты, игумены, протопопы и весь Освященный Собор; бояре и окольничие, чашники и стольники и стряпчие, думные дворяне и диаки и жильцы; дворяне большие и дворяне из городов; дияки из Приказов; головы стрелецкие, и атаманы казачьи, стрельцы и казаки торговые и посадские; и великих чинов всякие служилые и жилецкие люди; и из всех городов Российского царства выборные люди».
+ + +
Далее, тексты, приведенные по 99% ссылок являются одним и тем же кратким переводом небольшого фрагмента Грамоты. Сама грамота занимает более 50 страниц текста, не считая подписей. Полный текст оригинальной грамматики в русской транскрипции приведен в книге С.А. Белокурова за 1906 год.
Некоторые исследователи обнаружили в кратком тексте (приведенном например в википедии) одно предложение, которое по их мнению даёт повод к утверждению о подложности «Соборной Клятвы 1613 г.» По трезвом рассмотрении я пришел к следующему заключению:
Не соответствует действительности следующее предложение: «И кто же пойдет против сего Соборного постановления — Царь ли, Патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святыя Троицы.» Его действительно нет в оригинале. Похоже на позднее редактирование. Что это ошибка при переводе или переписи - а таких было несколько - или намеренное «рвение не по уму»? Не знаю. На самом деле этот пассаж ничего не добавляет к тем карам, которые уже содержаться в оригинале, а именно:
1) Отлучение от церкви или анафема
2) Объявление раскольником и разорителем Закона Божьего
3) Объявление мятежником
4) И наконец самое главное, то что было проигнорировано исследователями, заявившими о «фальсификации» Грамоты:
«понеже не восхоте благословения и соборнаго уложения послушания, тем и удалися от него и облечеся в клятву», т.е. «так как не захотел подчиниться соборному уложению и тем самым обрёк себя на проклятие».
Здесь нужно уточнить, что значение слова клятвa изменилась со временем. В 17 веке оно означало проклятие, а не обещание верности или чего либо ещё. Например: «и возлюби клятву, и приидет ему... и облечеся в клятву яко в ризу» - и избрал проклятие, и оно настигнет его... и облекся в проклятие, как в одежду (Пс. 108, 17-18). Очевидно, что составители Грамоты были хорошо знающими Св. Писание и вплели в её текст фразу из этого Псалма …
Таким образом, Грамота недвусмысленно призывает на головы ослушников анафему и проклятие, что собственно и требовалось доказать.
Банальное. "История не имеет сослагательного наклонения"
Есть такая фразочка: «история не имеет сослагательного наклонения». Смысл её в том, что при оценке исторических событий некорректно-де говорить – «а вот если бы Гитлер победил» или «вот если бы Черчилль умер в 1934 году…» и т.п. Поскольку это-де «безосновательные спекуляции». «Что было – то было». «Чего уж теперь-то».
На самом деле рассуждение это глупое и ложное. История не просто имеет сослагательное наклонение - без его учёта история ВООБЩЕ НЕ ПОНЯТНА.
Начнём с банальщины. Достаточно очевидно, что наиболее яркие исторические события - например, войны или «всякие конфликты - идут из-за того, что у людей имеются разные представления о возможном будущем. «Я побежду и буду главным перцем на этом маленьком смешном континенте» - «Нет, победим мы, а тебя вообще не будет». – «Пусть они убивают друг друга как можно больше, пока мы простроим систему косвенного управления теми и этими». – «Нельзя дать им сцепиться, это подорвёт наш экспорт гламурных газонокосилок, ведь во время войны им будет не до газонов». И т.д. и т.п. То есть сослагательное наклонение входит в исторический дискурс хотя бы как в качестве намерений действующих лиц.
Далее, сослагательное наклонение касается не только возможного будущего, но и возможного прошлого. Которое оказывает огромное влияние на настоящее и будущее.
Возьмём, например, всё ту же войну. Воевали А и Б, А выиграло, Б проиграло, А забрало у Б треть территории, десять мешков золота и половину флота. «Вот они факты».
Однако – как отнесутся к этим фактам (несомненным и очевидным) элиты, политики и население стран А и Б? А вот это зависит не только и не столько от фактов, сколько от того, чего они от этой войны ждали.
Допустим, А ожидало полного разгрома и уничтожения Б, и всю войну строило, исходя из этой цели – стереть Б с лица земли. Имело даже на это шансы, но Б несколько раз очень сильно повезло – там почти случайно выиграли важное сражение, тут сумели заключить удачный союз с В и Г, а потом в войну вмешалась Америка, которой вдруг понадобился мир… В общем, А в ярости и разочаровании, элиты ропщут, бывшие военные пишут злобную военную прозу, спиваются и составляют заговоры, зато Б, хотя и пощипанное, настроено довольно бодро, сплотилось вокруг правительства и усиленными темпами строит на границах с А укрепрайоны.
А допустим, что А получило ровно то, что и хотело получить, и даже больше, а вот Б войны не ожидало, и проиграло-то в основном от растерянности. В результате А сыто облизывается и играет мускулами, а Б чувствует себя побитым и униженным, в стране депрессия и апатия, прерываемые вспышками запоздалого реваншизма, военные пишут злобную военную прозу и т.п., и в результате таких настроений очередные выборы выигрывает какая-нибудь партия радикальных экологистов-милитаристов.
Заметим, в обоих случаях «факты» одинаковы: А выиграло, Б проиграло, А получило трофеи. А вот история понеслась по совершенно разным рельсам, и всё из-за разных ожиданий. Касающихся «гипотетических обстоятельств». Ожиданий, которые невозможно забыть и после того, как они сбылись или не сбылись. Несбывшееся томит даже сильнее и влияние может оказать большее, чем то, что «реально произошло».
Это понятно даже на бытовом уровне. Если вы вдруг узнаете, что когда-то имели право на получение миллионного наследства от дядюшки в Аргентине, но вам об этом вовремя не сообщили, вас это, как минимум, взволнует, не так ли? А если выяснится, что врач неправлиьно поставил диагноз вашей любимой дочке, и она умерла в восемь лет, хотя вполне могла бы остаться в живых? За такое дело безутешный родитель может и сломать что-нибудь небрежному врачику. Хотя ведь «всё равно умерла», «чего уж теперь-то». А вот того. Того, что в дело вступает то самое сослагательное наклонение, без учёта которого даже протокола не составить.
Если уж мы заговорили о протоколах и прочих таких вещах – вспомним такое юридическое понятие, как «упущенная выгода». То есть – «неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено» (с) Википедия. Или, подробнее, оттуда же: «Выгода упущенная - 1) недополученные доходы, прибыль, которую лицо могло бы получить, если бы его права или условия деятельности не были нарушены; 2) неосуществленные возможности получения дохода, прибыли в связи с неудачным выбором образа, способа действий». Кстати сказать, даже российское законодательство рассматривает упущенную выгоду наравне с реальным ущербом –как, например, в ГК РФ ст. 15 «Возмещение убытков». В частности, недополученная выгода, если её удаётся доказать и рассчитать, подлежит вполне материальной компенсации.
Аналогично упущенной выгоде оценивается предотвращённый вред. Это тоже исчислимая и прописанная в законах вещь – например, в законах о крайней необходимости (в УК РФ это статья З9). Общим принципом для определения правомерности действий при крайней необходимости (обычно сопряжённых с причинением вреда кому-то или чему-то) является сравнение нанесённого и предотвращённого (того самого, «гипотетического») вреда. Ст. 39 п.2 начинается так: «превышением пределов крайней необходимости признается причинение вреда, явно не соответствующего характеру и степени угрожавшей опасности и обстоятельствам, при которых опасность устранялась, когда указанным интересам был причинен вред равный или более значительный, чем предотвращенный».
В случае же, когда предотвращение вреда не было связано с его нанесением (по крайней мере, кому-то другому), того, кто предотвратил вред, обычно хвалят и награждают. Скажем, человека, предотвратившему взрыв на пороховом складе, публично назовут молодцом, дадут награду, а может, даже и денег отсыплют. Хотя ведь «ничего не случилось». Более того, именно за то, что ничего не случилось, он и увенчан всеми этими лаврами. И даже в победной реляции – «за своевременное предотвращение взрыва на пороховом складе поручик Голицын был награждён именным оружием» - мы имеем дело всё с тем же сослагательным наклонением.
Константин Крылов
История знает сослагательное наклонение!
Человек чувствует эмоции, схожие с его представлениями и жизненным опытом; прочие чувства, даже если они превосходно высказаны и явлены в разнообразном творчестве не трогают его: очи зрят, уши слышат, а сердце не вмещает, а вскоре и уши перестают внимать, и очи отвертываются...
В то время когда «пролетарии и крестьяне» пухли от голода, доходя до людоедства (как в 1920 - 1921 г.) и в течение наступающего 1932 года предстояло в жутких мучениях умереть 7 млн. чел. душ, узколобый фанатик ленинизма и «мiровой пролетарско-крестьянской революции» Иосиф Сталин в беседе (см. в сноске, это нечто!) с Эмилем Людвигом (13 декабря 1931 г.), писателем из Германии, чтобы уйти от прямого ответа (как судачат) использовал софизм, ставший крылатой фразой: «История не знает сослагательного наклонения», но сам то он, как профессиональный лжец, террорист, заговорщик и цареубийца (недоучившийся семинарист и печатавшийся в юности поэт!) прекрасно знал, что это со-о-всем не так!
«На Европейском континенте существуют фактически только две силы: c одной стороны, - Монархическая Россия, с другой стороны - Демократическая Революция». Фридрих Энгельс
«Если Энгельс был выдающимся представителем немецкой демократии, то Ленин был выдающимся представителем русской демократии. Не отвлекаясь на формальности, они устремляли свои помыслы к сути демократии». Вильгельм Райх
«Российская демократия может быть только революционной, иначе она не будет демократией». Лев Троцкий
«Демократическая Революция прежде всего — враг христианства. Антихристианский дух есть душа Революции, ее сущностное, отличительное свойство». Феодор Тютчев
Автором высказывания: «Die Geschichte kennt kein Wenn» (История не знает никаких «если») - являлся ярый сторонник «линейной концепции истории» гейдельбергский профессор Карл Хампе (Hampe, Karl, 1869–1936), историк средневековья в частности эпохи Священной Римской Империи, покинувший занимаемую кафедру в 1933 году, по причине «политических взглядов» еврейских корней. Я с этой чертовски замыленной и распиаренной после произнесения Сталиным мулькой, не могу согласиться, по-моему, прокручиваясь «Колесо Истории», очень хорошо знает «Ах, если бы…», ибо перефразируя Карамзина: «ничто не ново под луной: что есть, то было, будет вновь»!
Так вот, повторюсь, Иосиф Сталин в разговоре с Эмилем Людвигом, писателем из Германии, использовал похожее высказывание: «История не знает сослагательного наклонения». С помощью этого софизма, желая скрыть истину, он ушел от прямого ответа Людвигу, не желая открыто признать непрекращающийся геноцид русского народа узурпаторами, который им приходится непрестанно вести, ради упрочнения власти для себя и рабства для всех остальных. Так же в разговоре с Э. Людвигом, Сталин признавал как непреложный факт все события Первой мiровой войны, искренне полагая, что до второй такой катастрофы дело дойти не должно… Но «Колесо Истории» сделав очередной оборот по хребтам всего человечества, безжалостно расставило все точки над i.
Запомните кому-надо, что внутренним познаете внешнее (ибо Дух творит себе внешнюю форму); прошлым – настоящее (век учись желательно не на своих ошибках…), а когда овладеете этим, то при помощи «отмычки» - анализа текущего момента , легко приоткроете дверь в грядущее!
Эта банальная истина, хорошо известна «поварам» реальной политической кухни, занятых тактическим и стратегическим планированием «мiрового кризиса» (тысячи лет кряду), Теперь при помощи супер компьютеров моделируя и визуализируя все возможные варианты «а если», это просто фантастика. Приготовляя тем самым пути к скорейшему воцарению антихриста!
Вследствие вышесказанного, «наше усё», думаю, был еще лет тридцать назад просчитан, «взвешен», завербован и признан годным к выполнению самой разрушительной миссии в истории Росси, - пешки играющей роль короля!
Две овцы пасутся на лугу, одна другой говорит: - Мне-е-е кажется, что президент хочет получить от нас как можно больше шерсти, а потом пустит под нож. Вторая отвечает: - Ты что – сошла с ума и стала сторонницей теории заговора? - Он же после выборов заявил, что - «мы безусловно обречены на успех!»
Именно поэтому агенты влияния убеждают нас, что «История не знает сослагательного наклонения». Они то хорошо знают, что среднестатистические обыватели в большую ложь верят охотней, чем в маленькую. В малом-то они с легкостью могут сами приврать, но по крупному, побояться, да и по правде говоря, им чудовищная ложь просто не придет на ум, она им не по карману.
Сталин И.В. Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом
13 декабря 1931 г.
Источник: Сталин И.В. Cочинения. – Т. 13. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1951. С. 104–123. Примечания 26–30: Там же. С. 387–388.
Людвиг. Я Вам чрезвычайно признателен за то, что Вы нашли возможным меня принять. В течение более 20 лет я изучаю жизнь и деятельность выдающихся исторических личностей. Мне кажется, что я хорошо разбираюсь в людях, но зато я ничего не понимаю в социально-экономических условиях.
Сталин. Вы скромничаете.
Людвиг. Нет, это действительно так. И именно поэтому я буду задавать вопросы, которые быть может Вам покажутся странными. Сегодня, здесь, в Кремле, я видел некоторые реликвии Петра Великого, и первый вопрос, который я хочу Вам задать, следующий: допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?
Сталин. Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна.
Людвиг. Но ведь Петр Великий очень много сделал для развития своей страны, для того, чтобы перенести в Россию западную культуру. [c.104]
Сталин. Да, конечно, Петр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Петр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры.
Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником.
Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно – рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо “национального” государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального, причем всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса. Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной.
Вы видите, что Ваша параллель не подходит.
Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин – целый океан.
Людвиг. Марксизм отрицает выдающуюся роль личности в истории. Не видите ли Вы противоречия между материалистическим пониманием истории и тем, что Вы все-таки признаете выдающуюся роль исторических личностей? [c.105]
Сталин. Нет, противоречия здесь нет. Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю. У Маркса, в его “Нищете философии”26 и других произведениях, Вы можете найти слова о том, что именно люди делают историю. Но, конечно, люди делают историю не так, как им подсказывает какая-нибудь фантазия, не так, как им придет в голову. Каждое новое поколение встречается с определенными условиями, уже имевшимися в готовом виде в момент, когда это поколение народилось. И великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон-Кихота. Таким образом, именно по Марксу вовсе не следует противопоставлять людей условиям. Именно люди, но лишь поскольку они правильно понимают условия, которые они застали в готовом виде, и лишь поскольку они понимают, как эти условия изменить, – делают историю. Так, по крайней мере, понимаем Маркса мы, русские большевики. А мы изучали Маркса не один десяток лет.
Людвиг. Лет 30 тому назад, когда я учился в университете, многочисленные немецкие профессора, считавшие себя сторонниками материалистического понимания истории, внушали нам, что марксизм отрицает роль героев, роль героических личностей в истории.
Сталин. Это были вульгаризаторы марксизма. Марксизм никогда не отрицал роли героев. Наоборот, роль эту он признает значительной, однако, с теми оговорками, о которых я только что говорил. [c.106]
Людвиг. Вокруг стола, за которым мы сидим, 16 стульев. За границей, с одной стороны, знают, что СССР – страна, в которой все должно решаться коллегиально, а с другой стороны знают, что все решается единолично. Кто же решает?
Сталин. Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда – однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основании опыта трех революций, мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений – однобокие.
В нашем руководящем органе, в Центральном Комитете нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около 70 членов. Среди этих 70 членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, наши лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет возможность исправить чье-либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт. Если бы этого не было, если бы решения принимались единолично, мы имели бы в своей работе серьезнейшие ошибки. Поскольку же каждый имеет [c.107] возможность исправлять ошибки отдельных лиц, и поскольку мы считаемся с этими исправлениями, наши решения получаются более или менее правильными.
Людвиг. За Вами десятки лет подпольной работы. Вам приходилось подпольно перевозить и оружие, и литературу, и т.д. Не считаете ли Вы, что враги Советской власти могут заимствовать Ваш опыт и бороться с Советской властью теми же методами?
Сталин. Это, конечно, вполне возможно.
Людвиг. Не в этом ли причина строгости и беспощадности вашей власти в борьбе с ее врагами?
Сталин. Нет, главная причина не в этом. Можно привести некоторые исторические примеры. Когда большевики пришли к власти, они сначала проявляли по отношению к своим врагам мягкость. Меньшевики продолжали существовать легально и выпускали свою газету. Эсеры также продолжали существовать легально и имели свою газету. Даже кадеты продолжали издавать свою газету. Когда генерал Краснов организовал контрреволюционный поход на Ленинград и попал в наши руки, то по условиям военного времени мы могли его по меньшей мере держать в плену, более того, мы должны были бы его расстрелять. А мы его выпустили “на честное слово”. И что же? Вскоре выяснилось, что подобная мягкость только подрывает крепость Советской власти. Мы совершили ошибку, проявляя подобную мягкость по отношению к врагам рабочего класса. Если бы мы повторили и дальше эту ошибку, мы совершили бы преступление по отношению к рабочему классу, мы предали бы его интересы. И это вскоре стало совершенно ясно. Очень скоро выяснилось, что чем мягче мы относимся к нашим врагам, тем больше [c.108] сопротивления эти враги оказывают. Вскоре правые эсеры – Гоц и другие и правые меньшевики организовали в Ленинграде контрреволюционное выступление юнкеров, в результате которого погибло много наших революционных матросов. Тот же Краснов, которого мы выпустили “на честное слово”, организовал белогвардейских казаков. Он объединился с Мамонтовым и в течение двух лет вел вооруженную борьбу против Советской власти. Вскоре оказалось, что за спиной этих белых генералов стояли агенты западных капиталистических государств – Франции, Англии, Америки, а также Японии. Мы убедились в том, как мы ошибались, проявляя мягкость. Мы поняли из опыта, что с этими врагами можно справиться лишь в том случае, если применять к ним самую беспощадную политику подавления.
Людвиг. Мне кажется, что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед Советской властью, и что на этом чувстве страха в определенной мере покоится устойчивость Советской власти. Мне хотелось бы знать, какое душевное состояние создается у Вас лично при сознании, что в интересах укрепления власти надо внушать страх. Ведь в общении с Вашими товарищами, с Вашими друзьями Вы действуете совсем иными методами, не методами внушения боязни, а населению внушается страх.
Сталин. Вы ошибаетесь. Впрочем, Ваша ошибка – ошибка многих. Неужели Вы думаете, что можно было бы в течение 14 лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно. Лучше [c.109] всех умело запугивать царское правительство. Оно обладало в этой области громадным старым опытом. Европейская, в частности французская, буржуазия всячески помогала в этом царизму и учила его устрашать народ. Несмотря на этот опыт, несмотря на помощь европейской буржуазии, политика устрашения привела к разгрому царизма.
Людвиг. Но ведь Романовы продержались 300 лет.
Сталин. Да, но сколько было восстаний и возмущений на протяжении этих 300 лет: восстание Степана Разина, восстание Емельяна Пугачева, восстание декабристов, революция 1905 года, революция в феврале 1917 года, Октябрьская революция. Я уже не говорю о том, что нынешние условия политической и культурной жизни страны в корне отличаются от условий старого времени, когда темнота, некультурность, покорность и политическая забитость масс давали возможность тогдашним “правителям” оставаться у власти на более или менее продолжительный срок.
Что касается народа, что касается рабочих и крестьян СССР, то они вовсе не такие смирные, покорные и запуганные, какими Вы себе их представляете. В Европе многие представляют себе людей в СССР по старинке, думая, что в России живут люди, во-первых, покорные, во-вторых, ленивые. Это устарелое и в корне неправильное представление. Оно создалось в Европе с тех времен, когда стали наезжать в Париж русские помещики, транжирили там награбленные деньги и бездельничали. Это были действительно безвольные и никчемные люди. Отсюда делались выводы о “русской лени”. Но это ни в какой мере не может касаться русских рабочих и крестьян, которые добывали и добывают [c.110] средства к жизни своим собственным трудом. Довольно странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих, проделавших в короткий срок три революции, разгромивших царизм и буржуазию и победоносно строящих ныне социализм.
Вы только что спрашивали меня, решает ли у нас все один человек. Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не потерпели бы теперь власти одного лица. Самые крупные авторитеты сходят у нас на нет, превращаются в ничто, как только им перестают доверять рабочие массы, как только они теряют контакт с рабочими массами. Плеханов пользовался совершенно исключительным авторитетом. И что же? Как только он стал политически хромать, рабочие забыли его, отошли от него и забыли его. Другой пример: Троцкий. Троцкий тоже пользовался большим авторитетом, конечно, далеко не таким, как Плеханов. И что же? Как только он отошел от рабочих, его забыли.
Людвиг. Совсем забыли?
Сталин. Вспоминают иногда, – со злобой.
Людвиг. Все со злобой?
Сталин. Что касается наших рабочих, то они вспоминают о Троцком со злобой, с раздражением, с ненавистью.
Конечно, имеется некоторая небольшая часть населения, которая действительно боится Советской власти и борется с ней. Я имею в виду остатки умирающих, ликвидируемых классов и, прежде всего, незначительную часть крестьянства, – кулачество. Но тут речь идет не только о политике устрашения этих групп, которая действительно существует. Всем известно, что мы, большевики, не ограничиваемся здесь устрашением [c.111] и идем дальше, ведя дело к ликвидации этой буржуазной прослойки.
Но если взять трудящееся население СССР, рабочих и трудящихся крестьян, представляющих не менее 90% населения, то они стоят за Советскую власть и подавляющее большинство их активно поддерживает советский режим. А поддерживают они Советский строй потому, что этот строй обслуживает коренные интересы рабочих и крестьян.
В этом основа прочности Советской власти, а не в политике так называемого устрашения.
Людвиг. Я Вам очень благодарен за этот ответ. Прошу Вас извинить меня, если я Вам задам вопрос, могущий Вам показаться странным. В Вашей биографии имеются моменты, так сказать, “разбойных” выступлений. Интересовались ли Вы личностью Степана Разина? Каково Ваше отношение к нему, как “идейному разбойнику”?
Сталин. Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев и др. Мы видели в выступлениях этих людей отражение стихийного возмущения угнетенных классов, стихийного восстания крестьянства против феодального гнета. Для нас всегда представляло интерес изучение истории первых попыток подобных восстаний крестьянства. Но, конечно, какую-нибудь аналогию с большевиками тут нельзя проводить. Отдельные крестьянские восстания даже в том случае, если они не являются такими “разбойными” и неорганизованными, как у Степана Разина, ни к чему серьезному не могут привести. Крестьянские восстания могут приводить к успеху только в том случае, если они [c.112] сочетаются с рабочими восстаниями, и если рабочие руководят крестьянскими восстаниями. Только комбинированное восстание во главе с рабочим классом может привести к цели.
Кроме того, говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за “хорошего царя”. Ведь таков был их лозунг.
Как видите, аналогия с большевиками никак не подходит.
Людвиг. Разрешите задать Вам несколько вопросов из Вашей биографии. Когда я был у Масарика, то он мне заявил, что осознал себя социалистом уже с 6-летнего возраста. Что и когда сделало Вас социалистом?
Сталин. Я не могу утверждать, что у меня уже с 6 лет была тяга к социализму. И даже не с 10 или с 12 лет. В революционное движение я вступил с 15-летнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе.
Людвиг. Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?
Сталин. Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем не плохо. Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма как действительно революционного учения. [c.113]
Людвиг. Но разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?
Сталин. Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод – это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, – что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики… Что может быть в этом положительного?
Людвиг. Я наблюдаю в Советском Союзе исключительное уважение ко всему американскому, я бы сказал даже преклонение перед всем американским, т.е. перед страной доллара, самой последовательной капиталистической страной. Эти чувства имеются и в вашем рабочем классе, и относятся они не только к тракторам и автомобилям, но и к американцам вообще. Чем Вы это объясняете?
Сталин. Вы преувеличиваете. У нас нет никакого особого уважения ко всему американскому. Но мы уважаем американскую деловитость во всем, – в промышленности, в технике, в литературе, в жизни. Никогда мы не забываем о том, что САСШ – капиталистическая страна. Но среди американцев много здоровых людей в духовном и физическом отношении, здоровых по всему своему подходу к работе, к делу. Этой деловитости, этой простоте мы и сочувствуем. Несмотря на то, что Америка высоко развитая капиталистическая страна, там нравы в промышленности, навыки в производстве содержат нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических [c.114] странах, где все еще живет дух барства феодальной аристократии.
Людвиг. Вы даже не подозреваете, как Вы правы.
Сталин. Как знать, может быть и подозреваю.
Несмотря на то, что феодализм как общественный порядок давно уже разбит в Европе, значительные пережитки его продолжают существовать и в быту, и в нравах. Феодальная среда продолжает выделять и техников, и специалистов, и ученых, и писателей, которые вносят барские нравы в промышленность, в технику, науку, литературу. Феодальные традиции не разбиты до конца.
Этого нельзя сказать об Америке, которая является страной “свободных колонизаторов”, без помещиков, без аристократов. Отсюда крепкие и сравнительно простые американские нравы в производстве. Наши рабочие-хозяйственники, побывавшие в Америке, сразу подметили эту черту. Они не без некоторого приятного удивления рассказывали, что в Америке в процессе производства трудно отличить с внешней стороны инженера от рабочего. И это им нравится, конечно. Совсем другое дело в Европе.
Но если уже говорить о наших симпатиях к какой-либо нации, или вернее к большинству какой-либо нации, то, конечно, надо говорить о наших симпатиях к немцам. С этими симпатиями не сравнить наших чувств к американцам!
Людвиг. Почему именно к немецкой нации?
Сталин. Хотя бы потому, что она дала миру таких людей, как Маркс и Энгельс. Достаточно констатировать этот факт, именно как факт.
Людвиг. За последнее время среди некоторых немецких политиков наблюдаются серьезные опасения, что [c.115] политика традиционной дружбы СССР и Германии будет оттеснена на задний план. Эти опасения возникли в связи с переговорами СССР с Польшей. Если бы в результате этих переговоров признание нынешних границ Польши со стороны СССР стало бы фактом, то это означало бы тяжелое разочарование для всего германского народа, который до сих пор считает, что СССР борется против версальской системы и не собирается ее признавать.
Сталин. Я знаю, что среди некоторых немецких государственных деятелей наблюдается известное недовольство и тревога по поводу того, как бы Советский Союз в своих переговорах или в каком-либо договоре с Польшей не совершил шаг, который означал бы, что Советский Союз дает свою санкцию, гарантию владениям и границам Польши.
По моему мнению, эти опасения ошибочны. Мы всегда заявляли о нашей готовности заключить с любым государством пакт о ненападении. С рядом государств мы уже заключили эти пакты. Мы заявляли открыто о своей готовности подписать подобный пакт и с Польшей. Если мы заявляем, что мы готовы подписать пакт о ненападении с Польшей, то мы это делаем не ради фразы, а для того, чтобы действительно такой пакт подписать. Мы политики, если хотите, особого рода. Имеются политики, которые сегодня обещают или заявляют одно, а на следующий день либо забывают, либо отрицают то, о чем они заявляли, и при этом даже не краснеют. Так мы не можем поступать. То, что делается вовне, неизбежно становится известным и внутри страны, становится известным всем рабочим и крестьянам. Если бы мы говорили одно, а делали другое, [c.116] то мы потеряли бы наш авторитет в народных массах. В момент, когда поляки заявили о своей готовности вести с нами переговоры о пакте ненападения, мы, естественно, согласились и приступили к переговорам.
Что является с точки зрения немцев наиболее опасным из того, что может произойти? Изменение отношений к немцам, их ухудшение? Но для этого нет никаких оснований. Мы, точно так же, как и поляки, должны заявить в пакте, что не будем применять насилия, нападения для того, чтобы изменить границы Польши, СССР или нарушить их независимость. Так же, как мы даем это обещание полякам, точно так же и они дают нам такое же обещание. Без такого пункта о том, что мы не собираемся вести войны, чтобы нарушить независимость или целость границ наших государств, без подобного пункта нельзя заключать пакт. Без этого нечего и говорить о пакте. Таков максимум того, что мы можем сделать.
Является ли это признанием версальской системы27? Нет. Или, может быть, это является гарантированием границ? Нет. Мы никогда не были гарантами Польши и никогда ими не станем, так же как Польша не была и не будет гарантом наших границ. Наши дружественные отношения к Германии остаются такими же, какими были до сих пор. Таково мое твердое убеждение.
Таким образом, опасения, о которых Вы говорите, совершенно необоснованны. Опасения эти возникли на основании слухов, которые распространялись некоторыми поляками и французами. Эти опасения исчезнут, когда мы опубликуем пакт, если он будет подписан Польшей. Все увидят, что он не содержит ничего против Германии. [c.117]
Людвиг. Я Вам очень благодарен за это заявление. Разрешите задать Вам следующий вопрос: Вы говорите об “уравниловке”, причем это слово имеет определенный иронический оттенок по отношению ко всеобщему уравнению. Но ведь всеобщее уравнение является социалистическим идеалом.
Сталин. Такого социализма, при котором все люди получали бы одну и ту же плату, одинаковое количество мяса, одинаковое количество хлеба, носили бы одни и те же костюмы, получали бы одни и те же продукты в одном и том же количестве, – такого социализма марксизм не знает.
Марксизм говорит лишь одно: пока окончательно не уничтожены классы, и пока труд не стал из средства для существования первой потребностью людей, добровольным трудом на общество, люди будут оплачиваться за свою работу по труду. “От каждого по его способностям, каждому по его труду”, – такова марксистская формула социализма, т.е. формула первой стадии коммунизма, первой стадии коммунистического общества.
Только на высшей стадии коммунизма, только при высшей фазе коммунизма каждый, трудясь в соответствии со своими способностями, будет получать за свой труд в соответствии со своими потребностями. “От каждого по способностям, каждому по потребностям”.
Совершенно ясно, что разные люди имеют и будут иметь при социализме разные потребности. Социализм никогда не отрицал разницу во вкусах, в количестве и качестве потребностей. Прочтите, как Маркс критиковал Штирнера28 за его тенденции к уравниловке, прочтите марксову критику Готской программы 1875 г.29, [c.118] прочтите последующие труды Маркса, Энгельса, Ленина, и Вы увидите, с какой резкостью они нападают на уравниловку. Уравниловка имеет своим источником индивидуально-крестьянский образ мышления, психологию дележки всех благ поровну, психологию примитивного крестьянского “коммунизма”. Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, не знакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну. Так представляют себе дело люди, не имеющие ничего общего с марксизмом. Так представляли себе коммунизм люди вроде примитивных “коммунистов” времен Кромвеля и французской революции. Но марксизм и русские большевики не имеют ничего общего с подобными уравниловскими “коммунистами”.
Людвиг. Вы курите папиросу. Где Ваша легендарная трубка, г-н Сталин? Вы сказали когда-то, что слова и легенды проходят, дела остаются. Но поверьте, что миллионы за границей, не знающие о некоторых Ваших словах и делах, знают о Вашей легендарной трубке.
Сталин. Я забыл трубку дома.
Людвиг. Я задам Вам один вопрос, который Вас может сильно поразить.
Сталин. Мы, русские большевики, давно разучились поражаться.
Людвиг. Да и мы в Германии тоже.
Сталин. Да, Вы скоро перестанете поражаться в Германии.
Людвиг. Мой вопрос следующий: Вы неоднократно подвергались риску и опасности, Вас преследовали. Вы участвовали в боях. Ряд Ваших близких друзей [c.119] погиб. Вы остались в живых. Чем Вы это объясняете? И верите ли Вы в судьбу?
Сталин. Нет, не верю. Большевики, марксисты в “судьбу” не верят. Само понятие судьбы, понятие “шикзаля” – предрассудок, ерунда, пережиток мифологии, вроде мифологии древних греков, у которых богиня судьбы направляла судьбы людей.
Людвиг. Значит тот факт, что Вы не погибли, является случайностью?
Сталин. Имеются и внутренние и внешние причины, совокупность которых привела к тому, что я не погиб. Но совершенно независимо от этого на моем месте мог быть другой, ибо кто-то должен был здесь сидеть. “Судьба” это нечто незакономерное, нечто мистическое. В мистику я не верю. Конечно, были причины того, что опасности прошли мимо меня. Но мог иметь место ряд других случайностей, ряд других причин, которые могли привести к прямо противоположному результату. Так называемая судьба тут не при чем.
Людвиг. Ленин провел долгие годы за границей, в эмиграции. Вам пришлось быть за границей очень недолго. Считаете ли Вы это Вашим недостатком, считаете ли Вы, что больше пользы для революции приносили те, которые, находясь в заграничной эмиграции, имели возможность вплотную изучать Европу, но зато отрывались от непосредственного контакта с народом, или те из революционеров, которые работали здесь, впали настроение народа, но зато мало знали Европу?
Сталин. Ленина из этого сравнения надо исключить. Очень немногие из тех, которые оставались в России, были так тесно связаны с русской действительностью, с рабочим движением внутри страны, как Ленин, хотя [c.120] он и находился долго за границей. Всегда, когда я к нему приезжал за границу – в 1906, 1907, 1912, 1913 годах30, я видел у него груды писем от практиков из России, и всегда Ленин знал больше, чем те, которые оставались в России. Он всегда считал свое пребывание за границей бременем для себя.
Тех товарищей, которые оставались в России, которые не уезжали за границу, конечно, гораздо больше в нашей партии и ее руководстве, чем бывших эмигрантов, и они, конечно, имели возможность принести больше пользы для революции, чем находившиеся за границей эмигранты. Ведь у нас в партии осталось мало эмигрантов. На 2 миллиона членов партии их наберется 100–200. Из числа 70 членов ЦК едва ли больше 3–4 жили в эмиграции.
Что касается знакомства с Европой, изучения Европы, то, конечно, те, которые хотели изучать Европу, имели больше возможностей сделать это, находясь в Европе. И в этом смысле те из нас, которые не жили долго за границей, кое-что потеряли. Но пребывание за границей вовсе не имеет решающего значения для изучения европейской экономики, техники, кадров рабочего движения, литературы всякого рода, беллетристической или научной. При прочих равных условиях, конечно, легче изучить Европу, побывав там. Но тот минус, который получается у людей, не живших в Европе, не имеет большого значения. Наоборот, я знаю многих товарищей, которые прожили по 20 лет за границей, жили где-нибудь в Шарлоттенбурге или в Латинском квартале, сидели в кафе годами, пили пиво и все же не сумели изучить Европу и не поняли ее. [c.121]
Людвиг. Не считаете ли Вы, что у немцев как нации любовь к порядку развита больше, чем любовь к свободе?
Сталин. Когда-то в Германии действительно очень уважали законы. В 1907 году, когда мне пришлось прожить в Берлине 2–3 месяца, мы, русские большевики, нередко смеялись над некоторыми немецкими друзьями по поводу этого уважения к законам. Ходил, например, анекдот о том, что когда берлинский социал-демократический форштанд назначил на определенный день и час какую-то манифестацию, на которую должны были прибыть члены организации со всех пригородов, то группа в 200 человек из одного пригорода, хотя и прибыла своевременно в назначенный час в город, но на демонстрацию не попала, так как в течение двух часов стояла на перроне вокзала и не решалась его покинуть: отсутствовал контролер, отбирающий билеты при выходе, и некому было сдать билеты. Рассказывали шутя, что понадобился русский товарищ, который указал немцам простой выход из положения: выйти с перрона, не сдав билетов…
Но разве теперь в Германии есть что-нибудь похожее? Разве теперь в Германии уважают законы? Разве те самые национал-социалисты, которые, казалось бы, должны больше всех стоять на страже буржуазной законности, не ломают эти законы, не разрушают рабочие клубы и не убивают безнаказанно рабочих?
Я уже не говорю о рабочих, которые, как мне кажется, давно уже потеряли уважение к буржуазной законности.
Да, немцы значительно изменились за последнее время. [c.122]
Людвиг. При каких условиях возможно окончательное и полное объединение рабочего класса под руководством одной партии? Почему, как говорят коммунисты, подобное объединение рабочего класса возможно только после пролетарской революции?
Сталин. Подобное объединение рабочего класса вокруг коммунистической партии легче всего может быть осуществлено в результате победоносной пролетарской революции. Но оно несомненно будет осуществлено в основном еще до революции.
Людвиг. Является ли честолюбие стимулом или помехой для деятельности крупной исторической личности?
Сталин. При различных условиях роль честолюбия различна. В зависимости от условий честолюбие может быть стимулом или помехой для деятельности крупной исторической личности. Чаще всего оно бывает помехой.
Людвиг. Является ли Октябрьская революция в каком-либо смысле продолжением и завершением великой французской революции?
Сталин. Октябрьская революция не является ни продолжением, ни завершением великой французской революции. Целью французской революции была ликвидация феодализма для утверждения капитализма. Целью же Октябрьской революции является ликвидация капитализма для утверждения социализма.
“Большевик” № 8,
30 апреля 1932 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
26 К. Маркс. “Нищета философии. Ответ на “Философию нищеты” г. Прудона”, 1941. – 106. [c.387]
27 Версальская система – система политических и экономических отношений между капиталистическими странами, созданная Англией, США, Францией после разгрома Германии и ее союзников в мировой империалистической войне 1914–1918 годов. Основой этой системы был Версальский мирный договор и ряд связанных с ним других договоров, которыми были, в частности, установлены новые границы европейских государств. – 117. [c.387]
28 К. Маркс и Ф. Энгельс. “Немецкая идеология. Часть I. Критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штириера” (см. Сочинения, т. IV, 1938, стр. 1–442). – 118.
29 К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1948, стр. 5–34. – 118. [c.388]
30 Имеются в виду встречи И.В. Сталина с В.И. Лениным в Стокгольме на IV съезде РСДРП (1906 год), в Лондоне во время V съезда РСДРП (1907 год) и во время поездок И.В. Сталина за границу – Краков, Вена (1912 и 1913 годы). – 121. [c.388]
ПОДГРЫЗАЮТ КОРНИ
8 июля 1913 г.
Судя по возмущенным письмам из публики, петербургское общество серьезно взволнованно поразительными докладами и резолюциями секции акушерства на только что закрывшемся XII Пироговском съезде. Мне тоже кажется, что кости знаменитого хирурга-мыслителя перевернулись бы в гробу, если бы почувствовали, какую этику и какие идеалы покрывают теперь его имя, узурпированное акушерами еврейского племени. Думал ли великий русский гуманист, что из его пироговской семьи врачей выйдет открытая и шумная пропаганда вытравливания плода! Целая группа евреев и евреек выступила против тех статей закона, которые карают за искусственный выкидыш и преступную мать, и помогающего ей врача-злодея. «Помилуйте, да это не преступление вовсе! Это добродетель!» - вопят евреи. Так как скандальная проповедь разойдется теперь по всей России, совращая слабую совесть и наталкивая ее на бесчисленные преступления, то необходимо дать этому новому бедствию посильный отпор. Русская печать, если ей жаль родного народа и его возможного в будущем величия, не может не осудить столь беспримерного вторжения господ евреев в область законодательства, стоящего на первой страже народной жизни. К сожалению, плохо это законодательство стоит на страже, иначе невозможна была бы открытая, среди белого дня, в столице Империи апология преступлений, которые еще недавно приравнивались к детоубийству.
Наиболее полный отчет о постыдном злодеянии я нашел в одной радикальной московской газете. Судя по отчету, заранее было известно о скандальных докладах, и они собрали почти всех членов съезда. «Дневные заседания всех других секций были отменены. Актовый зал Женского медицинского института не мог вместить всех участников заседания, на которое, кроме врачей, явилось много юристов». Думали ли, сказать кстати, великодушные жертвователи на Женский медицинский институт, что в актовом зале этой высшей женской школы прогремит призыв к безнаказанному вытравлению плода! Именно через русских девушек-медичек, от алтаря их almae matris, поднимается зловещий поход против зародышей русской расы, против самых корней нашего существования.
Первым докладчиком выступил доктор Лазарь Личкус. Ему, как директору Мариинского родовспомогательного дома и Повивального института при Мариинском доме, притом как чиновнику, выслужившему чин действительного статского советника, конечно, было неловко высказаться за полную безнаказанность преступных выкидышей. Волей-неволей господин Личкус должен был сделать всевозможные, хотя бы очень наивные оговорки. «Будучи решительным противником аборта, - говорит отчет, - доктор Личкус в то же время не мене решительно высказывается за то, чтобы объявить искусственный выкидыш ненаказуемым в следующих случаях:
1) когда беременность угрожает здоровью женщины,
2) когда женщина забеременела от душевнобольного или пьяницы – в интересах предупреждения дурной наследственности,
3) когда выкидыш производится под влиянием тяжелых социальных условий – крайне материальной нужды и боязни позора,
4) когда женщина забеременела путем изнасилования и обмана».
Вдумайтесь пристально в эти четыре пункта, с виду благонамеренные. Вы увидите, что практически эти пункты покроют собой все виды преступного аборта. Может быть, господин Лазарь Личкус был одержим наилучшими планами, но, осуществленные, они дадут бессовестным женщинам и бессовестным врачам полную возможность умерщвлять плод, когда им угодно. «Милый доктор, - заявит барынька, - беременность угрожает моему здоровью!». И милый доктор сирийского типа, предчувствуя хороший гонорар, с удовольствием пойдет ей на встречу. Ведь какая же беременность совсем таки не отражается на здоровье женщины? Одна тошнота чего стоит. Стало быть, abgemacht! Не трудно также убедить еврейского доктора, что муж не совсем психически здоров, что он неврастеник, пьяница. Пусть по этому пункту по крайне мере три четверти русского народа должны вытравляться еще в утробе матери как дети невполне душевно уравновешенных и не вполне трезвых людей, пусть по этому пункту у нас не было бы ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Льва Толстого – нет нужды; и бессовестная барынька, и врач-злодей получат формальное основание к аборту. А «тяжелые социальные условия», а «крайняя материальная нужда и боязнь позора»? Да под этот пункт подойдет уже не три четверти, а пожалуй, девять десятых российского населения. Как измерить, когда социальное положение становится тяжелым, когда легким? Для иных дам если нельзя съездить в Биариц или купить нитку жемчуга – вот вам и тяжелое социальное положение, особенно если определять тяжесть его предоставлено будет самим же женщинам и акушерам. Наконец, по четвертому пункту ненаказуемыми являются все решительно выкидыши незамужних девушек, ибо все случаи этого рода беременности обыкновенно объясняются изнасилованием и обманом. По мысли доктора Личкуса, дозволенные выкидыши должны производится открыто, в клиниках и больницах, в присутствии не менее трех врачей, как будто с целью совсем убить стыд бессовестных женщин и свести все дело к простой хирургической операции. Не только юридически, но и нравственно стараются придать искусственному выкидышу характер дерганья зубов или простого клистара. Спрашивается, чего же стоит после этого оговорка доктора Личкуса, что «ответственность врачей за производство недозволенного аборта должна быть сохранена»? Где же область недозволенного, если она предварительно сведена к нулю?
Гораздо откровеннее себя держал следующий докладчик. И.В. Грин, заявивший себя сторонником «полной ненаказуемости аборта». Конечно, и здесь довольно выставлялись, с виду самые гуманные цели – предупреждение детоубийства, уничтожение эксплуатации женщин невежественными фельдшерами и акушерками, сведение смертности (детской?) до минимума. «Наказания, - заявил докладчик, - ни к чему не ведут, так как женщина, не побоявшаяся смерти от операции, не побоится административных кар». Всем этим ученым будто бы доводам цена фальшивый грош. Согласитесь, что если при сравнительной легкости аборта женщина решается носить плод девять месяцев и идет на муки родов, то не так-то уж часто она налагает руки на родившегося ребенка. Убийство страшнее выкидыша. Раз ребенок родился, огромный процент вероятности, что он уже не будет убит, и во всяком случае больший процент, чем при повальном разрешении выкидышей. С появлением живого ребенка в женщине обыкновенно просыпается жгучее чувство материнства, жалости, умиления к крохотному существу, нуждающемуся в ее заботах. Господин Грин прав, что при недозволенности выкидышей бессовестные женщины эксплуатируются фельдшерами и повитухами, но чем же лучше эксплуатация и самих врачей в этом поганом ремесле – изгнания плода? Прав также господин Грин, утверждая, что при дозволенных выкидышах детская смертность упадет до нуля. Не будет детей – не будет и детских смертей. Но не отдает ли такая логика глупым издевательством над публикой? Совершенно неверно, будто женщина, не побоявшаяся смерти от операции, не побоится административных кар. На операции идут в ожидании не смертного, а благополучного исхода, между тем до сих пор – при недозволенности выкидышей – женщине за них угрожали ссылка и тюрьма. Наконец, напрасно господин Грин думает, что страшны только «административные кары». Для сколько-нибудь совестливых женщин страшна удостоверенная судом преступность выкидыша и общее нравственное осуждение, как всякого злодейства. Для евреев это, может быть, не совсем понятно, но христиане издавна привыкли в повышенной общественной совести находить опору для своей шаткой души. Врачи-вытравленцы всеми силами стараются эту опору снять, дабы в этой области не было уже никаких задерживающих центров. Выкидыши позволены – и шабаш! А в глазах народных все позволенное государством им одобрено; и так тысячелетняя православная государственность по команде нескольких евреев и евреек привлекается к одобрению детоубийства в самом раннем, еще утробном начале жизни…
Из газетного отчета, который я цитирую, видно, что при съезде была утверждена «комиссия по борьбе с искусственными выкидышами». И что же? Представитель этой комиссии сообщил от лица ее « требование ненаказуемости как для матерей, так и для врачей, производящих аборт по просьбе матери». Это у нас называется бороться с искусственными выкидышами… Чудный, не правда ли, способ борьбы со злом. Объявите свободу зла - и дело в шляпе. Тут наша радикальная интеллигенция приходит к толстовскому непротивлению злу, забывая, что великий старец считал врачей, вытравливающих плод, величайшими негодяями. «Бурные аплодисменты полуеврейской публики вызвал московский врач Астрахан, заявивший, что врач не имеет права проповедовать о нравственности или безнравственности несчастной беременной женщине. «Мы должны убеждать матерей рожать детей, чтобы их калечили в учебных заведениях, чтобы в них устраивались жеребьевки, чтобы их доводили до самоубийства…» Хочется заметить: то ли дело проколоть детскую головку иголкой еще во чреве матери – и никакой жеребьевки не понадобится, никакого школьного самоубийства! Особенно горячился некий доктор Вигдорчик; он прямо «протестовал» против наказуемости врачей: «Если аборт неизбежен, пусть женщина обращается к врачу, а не к темным личностям». Светлая личность врача, видите ли, возьмет подороже, но то же темное дело сделает гораздо основательнее, и все останутся светлыми и мать, и убитый ребенок, и сам доктор, когда-то приносивший медицинскую присягу. «Предохранительные от зачатия меры надо приветствовать, - говорил господин Вигдорчик, во Франции против них ведется борьба, но отнюдь не во имя нравственности, - шовинисты боятся, как бы у них не уменьшилось количество пушечного мяса». Вот как просто! То ли дело: отравил зачатие – и нравственность спасена, и шовинизму нечего делать. Почтенный иудей не договорил, что, предохраняя от зачатия французских женщин, еврейские врачи в компании с одичавшими французскими понемногу стирают с лица Европы одну великую католическую державу, которая еще при Людовике XIV была многолюднейшей из всех. Еще сорок лет тому назад Франция равнялась по населению Германии, теперь же в ней 39 миллионов жителей против немецких 65 миллионов. Вот чего добиваются господа вытравленцы!
Но может быть, сами русские женщины протестовали против убийственного вторжения под их сердце хищных еврейских щипцов и катетеров? Увы – и женщины-врачи, как покорное стадо коз, шествующих за козлами, заявили о необходимости выкидышей. «Проповеди о долге и нравственности звучат лицемерием», - заявила госпожа Роникова, а женщина-врач Горовиц «иронически говорит о тех, кто рассматривает женщину как термостат, приспособленный к рождению детей». Не лучше ли пустое ведро, не приспособленное к рождению детей? Не лучше ли яблоня, не несущая яблок? Не лучше ли засохшая смоковница без плодов, о которой говорил Иисус Христос, осуждая ее на сожжение? О, бедная русская женщина, отказавшаяся служить Жизни!
Нельзя сказать, чтобы не было возражений на это напущенное еврейскими докторами наваждения самоубийства (называю вытравливание плода самоубийством расы, притом постыднейшим из возможных). Но большинством голосов Пироговской съезд все-таки принял резолюцию в том смысле, что уголовное преследование матери за изгнание плода и врачей, производящих это изгнание по просьбе матери, должно быть отменено. Долой закон!
Не думайте, что это движение в русском, достаточно оевреенном обществе, случайно, - оно имеет очень большую истребительную силу. В лице докторов Личкусов, Вигдорчиков, Астраханов, Горвицев и прочих мы имеем проповедников уже, по-видимому, окрепшего, вполне установившегося явления, набравшегося смелости заявить себя публично. Эти господа вооружаются на съездах всем, чем попало: историей, философией, медициной, моралью, - лишь бы преступное в глазах закона вытравление плода сделать дозволенным, официальным, чуть не государственном институте. Философия получается, конечно, жалкая, но, кажется, достаточная, чтобы сорвать христианскую мораль с двадцативековых устоев. Помилуйте, выкидыши практиковались всегда, «еще Платон и Аристотель советовали ограничить деторождение», - заявляет доктор Личкус (но зато же Греция и погибла, раздавленная более многочисленными варварами, хочется возразить проповеднику). «Многие первобытные народы прибегали к плодоизгнанию и детоубийству» (но многие первобытные народы занимались и людоедством, почему же с первобытных народов брать пример?). «Zweikindersystem практиковались у эскимосов и австралийцев раньше, нежели о ней заговорили во Франции и Германии» (не потому ли эскимосы и австралийцы и остались жалкими дикарями?). «На Сандвичевых островах законом запрещено иметь более трех детей» (и в результате вышло завоевание Сандвичевых островов). «Готтентоты вырезают у всех девятилетних мальчиков правое яичко с целью ограничить деторождение» (Боже, как мы отстали от готтентотов!).
Это еще большая милость, что директор Мариинского повивального института ограничился эскимосами, австралийцами и готтентотами: он мог бы сослаться на многих животных, насекомых и рыб, пример которых в ограничении деторождения был бы еще благотворнее для нас. Бросаясь от низших рас к высшим, доктор Личкус торжественно указывал на Нью-Йорк, где за один год будто бы было произведено восемьдесят тысяч искусственных выкидышей. «Пятьсот лиц (господин Личкус не упоминает, какого племени) сделали там производство выкидышей своей профессией». А Париж, столица мiра! «Во Франции ежемесячно производится до тридцати шести тысяч выкидышей!» После Парижа первенство по распространению искусственного аборта принадлежит таким почтенным Вавилонам, как Неаполь, Брюссель, Генуя – и наконец-то за ним тащится Петербург! Утешительно, впрочем, то, с точки зрения вытравленцев, что мы быстро прогрессируем: «За последние пять лет процент искусственных выкидышей в Петербурге увеличился более чем в два раза» - и это при условии, что регистрируются только неудачные случаи, требующие медицинской помощи…
Вот еще один из русских «прогрессов», достойных занять место в одном ряду с ежегодным пятипроцентным нарастанием казенной продажи питей. Что же такое случилось в последние пять лет, что подстегнуло с такой решимостью развитие у нас преступного выкидыша? Пусть читатель припомнит славные годы «освободительного движения» (1905 г.). Одновременно с еврейской (преимущественно) проповедью бомбометания и «деревенских иллюминаций» на все читающее русское общество нашла громадная туча всевозможнейшей порнографии. Сразу все витрины еврейских книжных магазинов, лавочек и ларей расцветились раздетыми донельзя женскими фигурами во всевозможных соблазнительных позах. Открыто на улицах стали продаваться цинические открытки и брошюры, сфабрикованные евреями в Варшаве (одна брошюра, присланная мне возмущенным читателем из публики, описывает совершенно площадным языком самые невероятные и даже вряд ли возможные мерзости из области половой психопатии, скотоложства, мужеложества и пр., и пр.). Завелись специальные магазины, торгующие запретной еще недавно литературой по половому вопросу. Под флагом учености сами, видно, поврежденные профессора подвергают соблазнительному для юнцов анализу весь процесс сексуальных извращений. Казалось бы, зачем знать бо этом еще здоровым юношам и девицам? Так нет, нашлись психопатки, которые в печати и в отдельных книжках стали настаивать на том, чтобы не только юношам и девицам, но даже четырех- и пятилетним детишкам непременно рассказывать, как рождаются дети и отчего, и какое назначение имеют некоторые невинные их органы. Только из боязни рекламы не называю имена этих психопаток, достойные величайшего позора. Пошла по всей России мания на так называемое «огарчество», «лиги свободной любви», явились поэты, воспевающие как ни в чем не бывало гомосексуализм и даже сожительство с разными тварями. Все это называлось освободительным движением в литературе. Но за шумом и гамом половой разнузданности, за воплями беременных гимназисток, оканчивающих самоубийством, открылся целый ряд маленьких еврейских промыслов: торговля бумажной порнографией с солидно оборудованными специальными фотографиями и типографиями; торговля неприличными кинематографическими фильмами; торговля непристойными пластинками граммофона; торговля грязнейшего содержания книжонками, а главное – кипучая торговля разного рода презервативами, аппаратами для изгнания плода, специальными ядами и прочим. Открылась целая Калифорния для предприимчивого израильского племени!
Кто знает – под пышной ученой пропагандой вытравливания плода не кроется ли в иных случаях затаенное желание дать еврейским врачам новый роскошный промысел? Заодно подгрызают самые корни великого племени, слишком туго расстающегося с христианством... М. О. Меньшиков
Враги не простили М.О. Меньшикову ничего из его деятельности – ни искреннего патриотизма, ни национализма, ни талантливой публицистики, ни обличения неправды, изуверства и талмудизма…
Он был арестован на Валдае. 19 сентября 1918 года М.О. Меньшиков писал своей жене из заключения: «Члены и председатель чрезвычайной следственной Комиссии евреи и не скрывают, что арест мой и суд – месть за старые мои обличительные статьи против евреев». За день до расстрела он писал, как бы в завещание своей жене и детям: «Запомните – умираю жертвой еврейской мести не за какие-либо преступления, а лишь за обличение еврейского народа, за что они истребляли и своих пророков. Жаль, что не удалось еще пожить и полюбоваться на вас». 20 сентября 1918 года он был расстрелян…
Смертный приговор Михаилу Осиповичу вынес следователь ЧК Якобсон приговоривший к смерти и Н.С. Гумилева, а расстрелял восемнадцатилетний чекист Девидсон.
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны!
Представь, что тебе вручают мину и ты тащишь ее 30 километров по бездорожью вместе с оружием и вещмешком, причем последний участок пути, болото, еще и обстреливается. Если ты не погиб, тебя ждет короткий сон в заснеженной воронке. А на рассвете — атака через поле, на котором, скорее всего, для тебя все и закончится.
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны
В конце 1941 года 50-я армия генерала Болдина, героически отстоявшая Тулу, а потом освободившая Калугу, вышла к Варшавскому шоссе, по которому немцы поставляли припасы и подкрепления для своей юхновской группировки. Тут 50-я армия наткнулась на оборону в самой высокой точке (275 м) нынешней Калужской области — на Зайцевой горе.
На самом деле это пара высот и деревень на них — высота 269,8 (Фомино-1) и высота 275,6 (Фомино-2). До войны Зайцевой горой называлась только последняя, но солдаты распространили название на всю местность. Получив приказ перерезать проходящее между высотами Варшавское шоссе, генерал Болдин изучил поле предстоящего боя и сообщил Жукову свой вердикт: это мышеловка. Ему повторили приказ: Зайцеву гору взять.
1-Е ФОРМИРОВАНИЕ
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны
12 апреля 1942 года первой на гору пошла 146-я стрелковая дивизия генерал-лейтенанта Новосельского. Сначала бойцы под обстрелом проложили путь через Шанино болото (50 кв. км), то и дело проваливаясь по пояс в ледяную жижу. После болота — «равнинное белое поле километра на полтора. На дальнем конце его изволоком тянется по горизонту возвышенность. Это и есть Зайцева гора. На ней различаем какие-то нагромождения. Очевидно, остатки домов» (из воспоминаний Лесина, в 1942 году рядового роты связи).
Несколько суток передовые части под обстрелом сооружали на краю поля высокие снежные валы, позволявшие скрытно накапливать войска перед атакой. («По всей опушке — брустверы из снега. Не для защиты, а лишь для укрытия от глаз немца».)
На немногочисленные легкие пушки и минометы, которые бойцам Болдина удавалось на руках перетащить через болото, немцы отвечали шквалом артиллеристского огня по давно пристрелянным целям, наблюдая противника как на ладони.
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны
Немецкое командование уделяло серьезное внимание защите Варшавского шоссе, по которому шло снабжение их окруженной юхновской группировки. Советские танки по Шанину болоту пройти не могли, но немцы, которые сражались за своих товарищей под Юхновом, были готовы остановить и их.
Авиаподдержка держала господство в воздухе и постоянно оказывала помощь оборонявшимся: пикирующие бомбардировщики Ю-87 («Штука») со своим душераздирающим воем атаковали даже отдельных бойцов и командиров 50-й армии, замеченных ими на поле боя или болоте за ним. Все немецкие позиции были обложены обширными минными полями, в критическую минуту для их защиты по Варшавскому шоссе приезжали танки.
За несколько дней дивизия Новосельского перебралась через Шанино болото, под прикрытием снежных валов перегруппировалась и пошла в свою первую атаку на Зайцеву гору. Их было 11 284 человека. Через несколько дней на переформирование в тыл отвели 3976 уцелевших, 7308 человек выбыли убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Дивизия к горе даже близко подойти не смогла, ее расстреляли на этих полутора километрах снежного поля.
Все понимали, что высоту необходимо взять, пока не началась весенняя распутица, которая сделает Шанино болото непроходимым. На смену дивизии Новосельского в бой пошла 58-я Одесская дивизия полковника Шкодуновича. Она продержалась на плацдарме за Шаниным болотом дольше всех, но почти вся погибла в бесконечных дневных и ночных атаках. Ей на смену пришла 173-я стрелковая дивизия полковника Гиханова... Весь апрель 50-я армия почти ежедневно атаковала Зайцеву гору большими силами, каждый раз безрезультатно неся огромные потери.
Представь, что тебе вручают снаряд или мину и ты тащишь их 30 километров по бездорожью вместе с оружием и вещмешком, причем последний, самый трудный, участок пути — Шанино болото — еще и обстреливается. Если ты не погиб в этом болоте, то тебя ждет холодная еда и короткий сон в заснеженной воронке. А на рассвете — атака через поле, на котором, скорее всего, для тебя все и закончится.
Раненых с огромным трудом вывозили по ночам, вывозить убитых никто даже не пытался. Боец 58-й дивизии Загородников описывал залежи трупов: «На возвышенности, под горой, лежали трупы наших товарищей. Впоследствии мы увидели еще тысячи трупов, накрытых шинелями». А ведь Одесская дивизия вступила в бой одной из первых. К концу апреля советские солдаты шли в атаку буквально по телам своих товарищей, на небольшом пятачке за болотом и на полутора километрах по дороге к горе трупами было завалено все.
Участник боев за Зайцеву гору Набатов вспоминал: «Всюду убитые, убитые, куда ни кинешь взгляд, — то наши, то немцы, а то и вперемешку, кучами. Тут же в грязи ворочаются раненые. Особенно мне запомнился один из них, мимо которого я пробегал. Это был солдат лет пятидесяти, превратившийся в ком сплошной грязи, только покрасневшие глаза блестели да зубы белели на черном фоне».
Дивизии сгорали одна за одной, но Болдину все же удалось взять высоту 269,8 (Фомино-1) и собрать там последние силы для решающей атаки на высоту 275,6 (Фомино-2) — собственно Зайцеву гору. Но немцы оборонялись отчаянно. Когда сразу нескольких советских дивизий пошли на них через Варшавское шоссе, они взорвали плотину Милятинского водохранилища. Поток ледяной воды из него, утопив множество красноармейцев на шоссе между высотами, пошел в низину, в Шанино болото, сделав его на несколько месяцев непроходимым. Южная сторона Варшавского шоссе, с которой наступала 50-я армия, расположена ниже северной (что в любом бою давало немцам преимущество по высоте), водохранилище же делало эту местность очевидной мышеловкой, о чем Болдин и заявил Жукову еще перед началом боев.
Остатки 50-й армии некоторое время удерживали Фомино-1, но, оставшись без подвоза боеприпасов, вскоре были или перебиты немцами, или сдались в плен.
2-Е ФОРМИРОВАНИЕ
Положив весной на Зайцевой горе весь личный состав своей армии, летом генерал Болдин заменил опустевшие подразделения на свежие, полные недавно мобилизованными советскими людьми. Задачу взять Зайцеву гору с армии никто не снимал. После гибели юхновской группировки противника прорвать здесь немецкую оборону нужно было, чтобы обеспечить выход из окружения 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу Белова.
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны
На этот раз Болдин придумал военную хитрость. В конце лета, когда почва подсохла, он приказал делать под гору подкоп. В своих мемуарах генерал рассказал, что на эту идею его натолкнул исторический эпизод: в 1552 году, когда русский царь Иван Грозный осаждал Казань, его воины прокопали под стены Казанского кремля минную галерею и заложили в нее заряд огромной мощности (11 бочек пороха, 57 пудов). После взрыва часть стены рухнула, в пролом бросились русские воины, и Казань пала.
Спустя 400 лет после этой громкой победы помощник начальника инженерных войск 50-й армии майор Максимцов должен был с передовых позиций определить наилучшее направление подкопа и место для взрыва. В результате весенних боев за бойцами 50-й армии осталась значительная часть открытого поля перед Зайцевой горой. На этих позициях долго не жили — не прошло и трех дней как Максимцов был легко ранен, но со своей задачей майор справился.
Со всей армии собрали команду из 43 человек, в основном горняков из Донбасса. Командовать ими назначили уроженца Калужской области лейтенанта Новикова, который лишь в марте прибыл в действующую армию из инженерного училища. Его знание местности пригодилось в разведке. В разведвзводе лейтенант каким-то чудом пережил апрельскую мясорубку и взрыв водохранилища. Теперь этот мальчишка был одним из самых опытных и надежных офицеров в армии Болдина.
Ночью 26 августа команда Новикова скрытно выдвинулась на передовые позиции. Работа началась в 70—80 метрах от переднего края немцев. В первую ночь удалось вырыть колодец глубиной пять метров, в котором были разбиты направления выработки и сделаны ниши для отдыха. В этих тесных углублениях можно было уместиться, только свернувшись. Позднее рядом с колодцем был построен замаскированный блиндаж, из которого велось постоянное наблюдение за противником.
Размер тоннеля по высоте составлял 110 см, по ширине — 70 см. Копали лопатами и кирками при свете карманного фонаря, землю оттаскивали ведрами. Из воспоминаний Болдина: «Вынутую породу насыпают в мешки, складывают вдоль забоя, а ночью поднимают наверх и относят в тыл. Часть грунта использовали для имитации двух ложных ходов сообщения».
Через пятьдесят метров стал ощущаться острый недостаток кислорода. Придумали сконструировать вентиляционную установку из кузнечного меха и гофрированных трубок от противогазов. Несколько раз немцы посылали разведгруппы, чтобы захватить языка из странной советской части, непонятно чем занимающейся у них под носом. В такие минуты шахтеры брали в руки оружие и отбивали атаки.
Через сто метров на пути шахты обнаружился огромный валун, из-за которого пришлось изменить направление подкопа. За ним оказался участок песка, который привел к обвалу и гибели нескольких бойцов.
В конце сентября лейтенант Новиков доложил в штаб армии, что слышит, как над ним немцы под гармошку пляшут. Еще несколько дней ушло на прокладку двух рукавов к блиндажам и противотанковой батарее врага. 29 сентября Максимцов и Новиков проложили по шахте детонирующий шнур, для надежности сеть продублировав. В три камеры заряда (около 10 метров от цели) заложили 25 тонн тротила.
4 октября 1942 года на передний край в районе подкопа прибыл весь штаб 50-й армии вместе с командармом. Стоя на НП перед подрывной машинкой, Болдин вдруг остановился, подумал и приказал своей пехоте отойти от немецких позиций на 400—500 метров.
«Пора», — по-хозяйски произнес потом командарм и нажал кнопку взрыва.
«Все, что произошло потом, нельзя было передать словами, — вспоминал он позднее. — Земля под ногами задрожала так, словно страшная, неведомая, неподвластная человеческому разуму сила пыталась вырваться наружу, чтобы поглотить все живое в округе. Казалось, что высота от внутреннего удара подпрыгнула. Через мгновение из нее вырвался огромных размеров земляной столб. Языки ярко-оранжевого пламени озарили высоту в предрассветной мгле. Еще в воздухе стоял протяжный гул от раскатов грома, как на переднем крае, на расстоянии до километра, начали рваться минные поля — наши и противника».
Зайцева гора: самая кровавая высота Великой Отечественной войны
Командование 4-й полевой армии вермахта, защищавшей Зайцеву гору, в тот день докладывало в Берлин о применении русскими нового оружия, еще более мощного, чем «сталинские органы».
В глубящуюся после взрыва пыль пошла советская пехота. На месте немецких позиций красноармейцы нашли воронку сто метров в диаметре и десять метров глубиной. Не встречая сопротивления, они заняли то, что осталось от высоты 269,8 и деревни Фомино-1.
Памятная табличка на Зайцевой горе сообщает, что при взрыве 4 октября 1942 года погибло около 400 немецких солдат. Говорят, что ветераны вермахта, которые приезжали сюда после войны, против этой цифры не возражали. Однако в ней сомневаются многие красноармейцы. В солдатских воспоминаниях часто говорится, что взрыв был бесполезен, так как немцы заблаговременно отвели войска.
Как бы там ни было, долго удержаться на высоте советским войскам опять не удалось, вскоре они были выбиты немецкой контратакой на прежние позиции у болота. Новый 1943 год немцы встречали на Зайцевой горе. Весной они ушли сами — в рамках операции «Буйвол» сокращали линию фронта, высвобождая дивизии для Курской дуги.
Оценки советских потерь под Зайцевой горой очень сильно разнятся, разброс от 100 до 400 тысяч убитых и раненых солдат и офицеров. Сегодня там находится деревня Цветовка, в ее окрестностях — тысячи братских могил. Об этих боях, которые продолжались больше года и стоили так дорого, написано очень мало. Вопрос, можно ли было атаковать Варшавское шоссе в каком-нибудь другом, более благоприятном для наступления месте, Жукову никто не задавал.
После войны Болдин написал объемные мемуары «Страницы жизни», в которых почти ничего не рассказал об атаках своей армии на Зайцеву гору. Эту страницу своей жизни командарм предпочел забыть.
50-я армия закончила войну в Восточной Пруссии. В феврале 1945 года, в самых последних боях, генерал Болдин опозорился — был снят с должности командующим фронтом Рокоссовским за неудовлетворительную организацию разведки: он не выявил отход противника и провел многочасовую артподготовку по пустому месту, при этом сам в течение двух суток докладывал Рокоссовскому, что ведет с противником серьезный бой.
Линейная концепция истории
Линейная концепция истории выражает идею прямолинейного общественного развития. Сама по себе прямолинейность не указывает четкого направления; возможно развитие и вперед, и назад, и даже в сторону от наметившихся тенденций. В контексте развития, которое ассоциируется с переходом от простого к сложному, от низшего к высшему, от старого к новому, прямолинейность приобретает четко выраженную направленность вперед, к будущему. В этом смысле линейное развитие можно представить как линию прогресса.
Впервые теории линейного развития возникли в достаточно своеобразной форме в античной философии. Линейность усматривалась в постепенном удалении общества от ценностей и идеалов "золотого века". То есть, это был, по сути, не прогресс, а регресс развития. Но такова была специфика мышления античного человека. Он с трудом воображал будущее, представить которое мог лишь по аналогии с прошлым. Мыслительный мифологический традиционализм античной европейской философии исключал создание полной концепции линейного развития.
Не знали концепции прогресса и средние века. Господство религиозного мировоззрения было несовместимо с этой гипотезой. Невозможно было совместить первородную греховность человека, беспомощность его перед лицом судьбы с такими признаками прогресса как историческая самодеятельность людей, творческий выбор жизненного пути.
Вера в прогресс осуществлялась в борьбе с религиозной верой. Триумф идеи прогресса пришелся на XVIII век Просвещения. О прогрессе в это время писали многие: Вольтер, Дидро, Даламбер. Но глубже всех в этом вопросе был Ж.А. Кондорсе.
Прогресс человечества, общества видится Кондорсе как прогресс человеческого разума. Разум, знания, науки, просвещение являются для него критерием общественного развития. Они захватывают и покоряют своим динамизмом все элементы человеческого бытия, все подсистемы, институты, события и связи общественной жизни людей. Любое препятствие преодолевается при помощи знаний и разума.
В конечном счете разум является основанием исторического единства истины, счастья, добродетели. "Природа неразрывно связала прогресс просвещения с прогрессом свободы, добродетели, уважения к естественным правам человека" [46. C. 12]. Разум – лучшее средство борьбы с предрассудками и суевериями, в частности с теми, которые возводят все правила поведения, все истины к воззрениям древних, к опыту прошедших веков.
Конечно, не всегда прогресс разума ведет общество к счастью и добродетели. Результатом активности разума могут быть и заблуждения. Причины последних следует искать в диспропорции между тем, что разум узнает и желает и между тем, что он считает необходимым знать.
Прогресс разума обусловливает прогресс промышленности, который, в свою очередь ведет к развитию наук и просвещению. Разум – это двигатель общественного прогресса.
Прогресс, согласно Кондорсе, закономерен, подчинен общим законам развития. Фактически это законы развития человеческих способностей. В результате законом развития становится сам прогресс. И частью этого закона становится отсутствие предела в развитии человеческих способностей. Прогресс может иметь разную скорость, но никогда не пойдет вспять.
Линию исторического прогресса Кондорсе разделяет на 10 этапов. В основу классификации этих этапов Кондорсе кладет степень развития науки и уровень знаний. И очевидно, что с развитием наук развиваются представления людей о свободе, правах, улучшаются нравы и изменяются политические системы. Кондорсе горячо верил, что настанет время, "когда солнце будет освещать землю, населенную только свободными людьми, не признающими другого господина, кроме своего разума" [46. C. 227-228].
Концепция линейного прогресса активно обсуждалась и в философии XIX в., в частности в философии О. Конта и Г. Спенсера. Для Конта прогресс есть не что иное как развитие порядка. Сама природа, ее внутренний порядок содержит в себе зародыш всякого возможного прогресса. Механизм его роста содержится в способности природы эволюционировать. Но и общественная жизнь динамична и распадается на три стадии: теологическую, метафизическую и позитивную. Стержнем развития человечества и причиной перехода от одной стадии к другой является развитие духа, разума. От невежества, слепой веры в авторитеты, к заблуждениям философии и наконец к позитивному знанию – таков путь человечества. На последнем этапе возникнет новое Человечество, создавшее справедливое общественное устройство.
С точки зрения Г. Спенсера любой общественный прогресс есть лишь матрица с прогресса органического – изменение и рост индивидуального организма, растительного или животного. Сущность его видится Спенсеру от перехода "однородного к разнородному". Он приводит примеры из истории эволюции живых существ, показывая, как из однородных живых организмов – рыб, вырастают разнородные организмы – пресмыкающиеся, птицы, млекопитающие. Относительно человечества, то оно тоже проходит длительный эволюционный путь от первобытного человека до сложной биологической организации и многочисленности рас и народов. Поэтому закон нарастания разнородности, сложности проявляется и в человеческой истории. Это видно как по усложнению политических систем, социальных организаций и институтов, так и по дифференцированности науки, искусства, языков и др. Следовательно, прогресс есть историческая неизбежность.
В ХХ в. отношение к идее прогресса стало более чем прохладным. Но интерес к ней не исчез. Американский философ Ф. Фуку¬яма заявил о ней в конце 80-х годов в связи с концепцией "конца истории".
До сих пор человечество знало только "светлое прошлое" (но¬стальгия по прошлому) и "светлое будущее" (утопии). Фукуяма знакомит нас со "светлым настоящим". Он убежден, что мы являемся свидетелями "конца истории как таковой", то есть завершения идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления" [97. C. 135]. Конец ХХ века отмечен триумфом Запада, западной идеи либерализма, у которой теперь нет никаких жизнеспособных альтернатив. "Конец истории" – выражение метафорическое, не несущее буквального смысла, поскольку история не заканчивается и социально-бытийный поток будет продолжаться. Просто уже не будет и не должно появиться ничего принципиально или эпохально нового. "Конец истории" – это начало длительной эры благополучия человечества. Но предполагается, что человечество не застынет, а как-то будет существовать. К тому же идеи либерализма победили пока что в сознании, но не на практике. Есть еще идеи фашизма, коммунизма и др. Но именно идеальный мир либеральных ценностей и победит мир материальный [97. C. 139].
Концепция Фукуямы, как и более ранние концепции линейного развития, при ближайшем рассмотрении оказывается упрощенной схемой развития западного мира. Успехам и достижениям западной цивилизации придается статус универсальных, общечеловеческих. В мире, где существуют многочисленные цивилизации, общечеловеческими становятся далеко не всякие достижения. Здесь нет и не может быть автоматизма, тем более в отношении фундаментальных культурных ценностей. Общечеловеческий статус получают лишь те из них, которые опираются на взаимопонимание различных цивилизаций.
Опытная Соломонова мудрость, или мысли, выбранные из Экклезиаста
Во цвете пылких, юных лет
Я нежной страстью услаждался;
Но ах! увял прелестный цвет,
Которым взор мой восхищался!
Осталась в сердце пустота,
И я сказал: «Любовь - мечта!»
Любил я пышность в летах зрелых,
Богатством, роскошью блистал;
Но вместо счастья, дней веселых,
Заботы, скуку обретал;
Простился в старости с мечтою
И назвал пышность суетою.
Искал я к истине пути,
Хотел узнать всему причину, -
Но нам ли таинств ключ найти,
Измерить мудрости пучину?
Все наши знания - мечта,
Вся наша мудрость - суета!
К чему нам служит власть, когда, её имея,
Не властны мы себя счастливыми творить;
И сердца своего покоить не умея,
Возможем ли другим спокойствие дарить?
В чертогах кедровых, среди садов прекрасных,
В объятиях сирен, ко мне любовью страстных,
Томился и скучал я жизнию своей;
Нет счастья для души, когда оно не в ней.
Уныние моё казалось непонятно
Наперсникам, рабам: я вкус свой притупил,
Излишней негою все чувства изнурил -
Не нужное для нас бывает ли приятно?
Старался я узнать людей;
Узнал - и в горести своей
Оплакал жребий их ужасный.
Сердца их злобны - и несчастны;
Они враги врагам своим,
Враги друзьям, себе самим.
Там бедный проливает слёзы,
В суде невинный осужден,
Глупец уважен и почтен;
Злодей находит в жизни розы,
Для добрых терние растет,
Темницей кажется им свет.
Смотри: неверная смеётся -
Любовник горестью сражён:
Она другому отдаётся,
Который ею восхищён;
Но скоро клятву он забудет,
И скоро... сам обманут будет.
Ехидны зависти везде, везде шипят;
Достоинство, талант и труд без награжденья.
Творите ли добро - вам люди зло творят.
От каменных сердец не ждите сожаленья.
Злословие свой яд на имя мудрых льёт;
Не судит ни об ком рассудок беспристрастный,
Лишь страсти говорят. - Кто в роскоши живёт,
Не знает и того, что в свете есть несчастный.
Но он несчастлив сам, не зная отчего;
Желает получить, имеет и скучает;
Желает нового - и только что желает.
Он враг наследнику, наследник враг его.
По грозной влаге Океана
Мы все плывём на корабле
Во мраке бури и тумана;
Плывём, спешим пристать к земле -
Но ветр ярится с новой силой,
И море... служит нам могилой.
Умы людей ослеплены.
Что предков наших обольщало,
Тем самым мы обольщены;
Ученье их для нас пропало,
И наше также пропадёт -
Потомков та же участь ждёт.
Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек.
И прежде кровь лилась рекою,
И прежде плакал человек,
И прежде был он жертвой рока,
Надежды, слабости, порока.
И царь и раб его, безумец и мудрец,
Невинная душа, преступник, изверг злобы,
Исчезнут все как тень - и всем один конец:
На всех грозится смерть, для всех отверсты гробы.
Для тигра, агницы сей луг равно цветёт,
Равно питает их. Несчастных притеснитель
Покоится в земле, как бедных утешитель;
На хладном гробе их единый мох растёт.
Гордися славою, великими делами
И памятники строй: что пользы? ты забыт,
Как скоро нет тебя, народом и друзьями;
Могилы твоея никто не посетит.
Как жизнь для смертного мятежна!
И мы ещё желаем жить!
Как власть и слава ненадежна!
И мы хотим мечтам служить,
Любить, чего любить не должно,
Искать, чего найти не можно!
Несчастный, слабый человек!
Ты жизнь проводишь в огорченьи
И кончишь дни свои в мученьи.
Ах! лучше не родиться ввек,
Чем в жизни каждый миг терзаться
И смерти каждый миг бояться!
Ничтожество! ты благо нам;
Ты лучше капли наслаждений
И моря страшных огорчений;
Ты друг чувствительным сердцам,
Всегда надеждой обольщённым,
Всегда тоскою изнурённым!
Что нас за гробом ждёт, не знает и мудрец.
Могила, тление всему ли есть конец?
Угаснет ли душа с разрушенным покровом,
На небо ль воспарив, жить будет в теле новом?
Сей тайны из людей никто не разрешил.
И червя произвёл творец непостижимый;
Животные и мы его рукой хранимы;
Им так же, как и нам, он чувство сообщил.
Подобно нам, они родятся, умирают.
Где будет их душа? где будет и твоя,
О бренный человек? В них чувства исчезают,
Исчезнут и во мне, увы! что ж буду я?
Но кто из смертных рассуждает?
Скупец богатство собирает,
Как будто ввек ему здесь жить;
Пловцы сражаются с волнами, -
Зачем? чтоб Тирскими коврами
Глаза роскошного прельстить.
Пред мощным слабость трепетала;
Он гром держал в своих руках:
Чело скрывая в облаках,
Гремел, разил - земля пылала -
Но меркнет свет в его очах,
И бог земный... падет во прах.
Как розы юные прелестны!
И как прелестна красота!
Но что же есть она? мечта,
Темнеет цвет её небесный,
Минута - и прекрасной нет!
Вздохнув, любовник прочь идет.
Так всё проходит здесь - и скоро глас приятный
Умолкнет навсегда для слуха моего;
Свирели, звуки арф ему не будут внятны;
Застынет в жилах кровь от хлада своего.
Исчезнут для меня все прелести земные;
Ливанское вино престанет вкусу льстить;
Преклонится от лет слабеющая выя,
И томною ногой я должен в гроб ступить.
Подруги нежные, которых ласки были
Блаженством дней моих! простите навсегда!
Уже судьбы меня с любовью разлучили;
Весна не расцветёт для старца никогда.
А ты, о юноша прелестный!
Спеши цветы весною рвать
И время жизни, дар небесный,
Умей в забавах провождать;
Забава есть твоя стихия;
Улыбка красит дни младые.
За чашей светлого вина
Беседуй с умными мужами;
Когда же тихая луна
Явится на небе с звездами,
Спеши к возлюбленной своей -
Забудь... на время мудрость с ней.
Люби!.. но будь во всём умерен;
Пол нежный часто нам неверен;
Любя, умей и разлюбить.
Привычки, склонности и страсти
У мудрых должны быть во власти:
Не мудрым цепи их носить.
Нам всё употреблять для счастия возможно,
Во зло употреблять не должно ничего;
Спокойно разбирай, что истинно, что ложно:
Спокойствие души зависит от сего.
Сам бог тебе велит приятным наслаждаться,
Но помнить своего великого творца:
Он нежный вам отец, о нежные сердца!
Как сладостно ему во всём повиноваться!
Как сладостно пред ним и плакать и вздыхать!
Он любит в горести несчастных утешать,
И солнечным лучом их слёзы осушает,
Прохладным ветерком их сердце освежает.
Не будь ни в чём излишне строг;
Щади безумцев горделивых,
Щади невежд самолюбивых;
Без гнева обличай порок:
Добро всегда собой прекрасно,
А зло и гнусно и ужасно.
Прощая слабости другим,
Ты будешь слабыми любим,
Любовь же есть святой учитель.
И кто не падал никогда?
Мудрец, народов просветитель,
Бывал ли мудр и твёрд всегда?
В каких странах благословенных
Сияет вечно солнца луч
И где не видим бурных туч,
Огнями молний воспаленных?
Ах! самый лучший из людей
Бывал игралищем страстей.
Не только для благих, будь добр и для коварных,
Подобно как творец на всех дары лиёт.
Прекрасно другом быть сердец неблагодарных!
Награды никогда великий муж не ждёт.
Награда для него есть совесть, дух покойный.
(Безумие и злость всегда враги уму:
Внимания его их стрелы недостойны;
Он ими не язвим: премудрость щит ему.)
Сияют перед ним бессмертия светилы;
Божественный огонь блестит в его очах.
Ему не страшен вид отверстыя могилы:
Он телом на земле, но сердцем в небесах.
Николай Карамзин.
c 1988 года, пролетели, как один день - тридцать лет... Решил подправить немного старую виршу и вот что прилетело, а ниже первый вариант... Господи помилуй!
На Крест - Святая Русь взошла,
И небеса взревели!
Ты умерла...
И панихиду по Тебе не пели.
С тобой легко мы расставались
Хотев построить новый мiр,
Разрушив все, ни с чем остались
И ностальгия о былом нутро щемит…
Путь к власти Иродам открыли,
Тем, кто забыл заклятье "не убий",
И сами убивать мы стали,
Тех с кем не по пути...
А путь широк к геенне - гиблый,
Ведь утопизм безбожный "изм",
Но все равно ползти мы будем,
Пока себя не победим…
1988 г.