Начало:http://www.proza.ru/2019/03/29/1738
- А моя мама из Шигали, это поселок такой под Казанью, - сказал Обама и снова улыбнулся, когда Ирина появилась вновь, уже в черном трикотажном костюме. Одновременно непринужденным и каким-то очень естественным движением взял Ирину за вторую руку, приподнял ей локти и слегка повернул женщину вокруг своей оси. Она подхватила движение и легко переступила ногами. Хореограф удовлетворенно кивнул.
- Под Казанью? - не поверила Ирина. - Я почему-то думала...
- Что я из Африки? - засмеялся Обама. - Нет, я скорее татарин. Русский татарин. - Он плавно нажал на ее плечо, вынудив наклониться в сторону, согнувшись в талии. Ирина согнулась сильнее, чем следовало и чуть не потеряла равновесие. Мужчина ее поддержал. Потом внимательно посмотрел ей в глаза. - Сколько Вам лет? Это важно.
- Тридцать один год... уже старушка, да?
- Ну, прямо! В сравнении со мной - совсем девочка! - Он снова весело улыбнулся. - Конечно, позвоночник уже окостенел, но... тридцать один - не тридцать пять. Кое-что поправить еще можно.
- Нашли девочку! Шутите? - хмыкнула Ирина. - Она была уверена, что хореограф если не младше ее, то во всяком случае ровесник. - Ну, и сколько же Вам?
- Попробуйте угадать! Это просто!
- Не знаю, - нахмурилась Ирина. - Я плохо умею определять возраст на вид. - Ей не понравилось, что он вроде бы с ней кокетничает. Она совершенно не хотела переводить деловые отношения в подобное русло... еще не хватало!
- Ну... подумайте, - не сдавался Обама, не обращая внимания на ее недовольство. - Не на вид, а логически. Если хорошо знаете историю, у Вас получится.
Ирину вдруг осенило:
- Хотите сказать, что Вы... восьмидесятого года рождения? Я правильно поняла?
- Правильно! Восемьдесят первого только! - он расхохотался, довольный ее сообразительностью. - Да, "дитя олимпиады-80". Мама тогда была студенткой, училась в Ленинграде, а на олимпиаду приехала в Москву... Уверяет, что мой отец - знаменитый баскетболист, играл за французскую команду. Но что-то я сомневаюсь... Если это так, почему у меня никогда не получалось играть в баскетбол? Думаю, это был просто какой-то иностранный болельщик, который навешал моей маме лапши, чтобы произвести на нее впечатление... может, и не из Франции вовсе, а из какого-нибудь Алжира или Непала. Но я на папу не в обиде! - тут же спохватился хореограф. - В конце концов, благодаря моему неожиданному рождению маме досталась комната и постоянная прописка в Ленинграде, а мне - неплохая генетика. По маминой линии все в роду - квадратные и коротконогие... И никто не умеет танцевать! А я с детства любил танцевать. Сначала хореографическая студия, потом - балетное училище. В девяностые, хотя маме было трудно, но нам вся родня помогала, чтобы я мог учиться. Тоже мечтал стать артистом балета... как и Вы!
- И тоже не стали? - догадалась Ирина.
- И тоже не стал.
- И тоже из-за роста?
- Нет, - посерьезнев ответил Сергей. - Рост для мужчины - не помеха. Понимаете, Ирочка... можно Вас так называть?
Ирина кивнула.
- Так вот, - продолжал хореограф. - Я хотел в классический балет. Пусть не в Мариинке танцевать, но хотя бы в консерватории, в малом зале. Чего-то великого и серьезного хотелось. А меня брали только в ТЮЗ - на роль дяди Тома. В детском мюзикле. Три прихлопа, два притопа. Под дурацкую песенку. Выход - на два часа в неделю, плюс спектакль. И зарплата - соответствующая.
- Неужели больше никаких вариантов не было? - засомневалась Ирина.
Мулат хмыкнул:
- Еще в стрип-клуб предлагали... есть такие - для женщин. Изображать дикаря-людоеда в пальмовой юбочке и с кольцом в носу.
Ирина кивнула: мол, понимаю, о чем идет речь. Женские стрип-клубы она видела только в кино, и это зрелище вызвало у нее такое омерзение, что пойти туда в реальности она не решилась. Даже из любопытства. Хотя подруги приглашали. Но... потные голые мужики с масляным взглядом, вихляющие бедрами... бр-р-р! Ирина почему-то на уровне подсознания была уверена, что стриптизеры жутко воняют, как воняет после занятий спортом из мужской раздевалки. И еще она думала, что подобное зрелище сводит женщину на уровень тупой самки хуже, чем проституция.
- Но дело не в этом, - продолжал Обама. - Тогда у всех было с работой тяжело, не только у танцовщиков. Другие ребята и такой работы по специальности не могли найти. Но меня это не волновало. Сейчас-то я понимаю, что надо было соглашаться на дикаря, пережить трудное время... и, глядишь, все бы наладилось. А я обиделся, подумал, что это - из-за цвета кожи ко мне такое отношение. Встал в позу: мол, белый у вас может танцевать Отелло, а черный Зигфрида, значит, не может? Молодой был, горячий. В общем, хлопнул дверью и решил завязать с балетом. Пошел официантом в ресторан. Там эти придурки нувориши... чаевые мне хорошие давали. Как набухаются, их на лирику прет. Типа, свободу народам Африки. Подкормим голодного негра. Противно, но я решил: как вы со мной, так и я с вами. Так что брал, сколько дают, не стеснялся. Некоторые могли сдуру и пачку зеленых швырнуть. Видать, легко доставались. Конечно, и наслушался всякого, и насмотрелся... однажды вообще чуть не пристрелили! Я со смены вышел, а там у них - местные разборки. Меня приняли за телохранителя какого-то бандюгана. Выхожу со служебного входа, и мне ствол в лоб упирается! В сторону шарахнулся, а им показалось, что я кого-то там собой закрываю... Но повезло, от бегущей рекламы свет на меня упал, увидели, что ошиблись. Испугом отделался, - он снова заулыбался, вспомнив свое чудесное спасение. - Зато я за три года квартиру себе купил. Потом когда кризисы все эти немного подрассосались, стало можно найти работу. Но я к тому времени квалификацию потерял. Балет - это ж ежедневные тренировки. А я несколько лет тренировался только с подносом бегать. Так что путь в Мариинку мне был уже закрыт. Пошел сначала бальные танцы преподавать. А потом одна актриса пришла к нам заниматься, пластику подтянуть. С Тимуром Валентиновичем познакомила, и вот я здесь... Так, а теперь встаньте в четвертую позицию... сильнее, сильнее носочки разворачиваем... неплохо.
- Жалеете? - сочувственно спросила Ирина, все это время добросовестно пытаясь повторить движения, которые показывал ей учитель.
- Сначала сильно жалел. А теперь, знаете, уже нет! Большой балет - это как большой спорт. Или пан, или пропал. Если ты гений - будешь звездой. Если нет - отпашешь свои несколько лет, и тебя выкинут за ненадобностью. Работа в любом случае на износ, а результат - как повезет. Мне сейчас почти сорок. Где бы я был, если бы не пробился в первый состав и не сделал себе имя? Таскался бы по врачам, лечил больные ноги. К бизнесу у меня способностей нет. В лучшем случае - преподавал бы детишкам в Вагановском. В худшем - сидел где-нибудь вахтером. А здесь у меня интересная работа, сам на сцену выхожу часто. И денег хватает. Но главное - со здоровьем все в порядке... Самое время жениться! - он снова весело улыбнулся, а Ирина невольно поежилась. Обама заметил и усмехнулся:
- Для Вас-то, Ирочка, я старик! Найду себе подругу более подходящего возраста.
- Разве любовь выбирает возраст... - задумчиво протянула Ирина.
Обама взглянул на нее с любопытством. Она перехватила его взгляд.
- Уже все всё знают, да?
Мужчина слегка стушевался.
- Это театр... новости распространяются мгновенно.
- Все думают, что я вышла замуж за старика из-за денег, - с горькой усмешкой сказала Ирина.
- А что... разве не так? - в его голосе звучало удивление, но не осуждение. - По-моему, ничего противоестественного нет в том, чтобы молодая симпатичная девушка...
- Продала себя за деньги? - резко оборвала его Вертинская. - Вы, должно быть, считаете, что только мужчине стыдно зарабатывать таким образом, а женщине - по природе положено продаваться?
- Нет, но...
- Да ладно! Что же я, не понимаю... Она присела на низенькую табуретку для упражнений и уткнулась носом в свои крупные, как у кузнечика, колени.
- Ира, - хореограф тронул ее за плечо. - Ира, извини, я не хотел тебя обидеть. Просто подумал...
- Подумал что? Что такие, как я, только одним местом умеют работать? Не гожусь в танцовщицы - так прямо и скажи! Я пойму... Нечего искать способы подсластить пилюлю. - Она зло отвернулась.
Обама вдруг прыснул и громко расхохотался, держась за живот.
- Ты... ты что,правда боишься, что тебя не возьмут в театр? Да возьмут, куда денутся!
- Почему? - опешила Ирина.
- Во-первых, ты пожертвовала на театр кругленькую сумму. И послать тебя после этого просто никому совесть не позволит. Во-вторых - и это главное - ты нормально двигаешься. Мы немного поработаем, и можно будет выпускать тебя на сцену. Конечно, партию Одетты нам не потянуть, но... мы балетов и не ставим! А для подтанцовки в наших мюзиклах у тебя вполне приличная подготовка. Только немного форму восстановить и над техникой поработать. Понимаешь, тут, в отличие от классической хореографии, есть своя специфика...
Обама пустился в объяснение нюансов эстрадного танца. Пока Ирина вдруг не перебила его:
- А тебе не обидно, что тебя Обамой называют?
- Наоборот! Мне нравится. Сергеев много, у нас в классе четыре Сереги было. Я в детстве даже часто у мамы спрашивал, зачем она назвала меня так обыкновенно? Я хотел какое-нибудь экзотическое имя. Ну... которое бы мне больше подходило. А Обамой меня прозвали недавно. Ставили мы одну комедию для детей, по мотивам американских комиксов, и я там играл президента Соединенных Штатов. Так вот, выскочил после спектакля в кафешку перекусить. В два часа напротив экскурсионный катер останавливается, и там толпа туристов набивается. Так я решил по-быстрому, пока народу нет. Не переоделся, так в сценическом костюме и почапал. И тут меня девчушка одна увидела из тех, что были на спектакле. Прикольная такая, годика четыре-пять всего. Но боевая! Ткнула в меня пальцем и заявляет: "Мама, смотри, так вот же президент! Зачем письмо писать? Подойди и так скажи, чтобы он бабушке денежек дал на лечение," - и тянет мать в мою сторону. Мамочка смутилась, пытается в шутку все свести: "Доченька, так это ведь не тот президент, это американский". А девчонка не растерялась: "Какая разница? Значит, пусть даст американских денежек". Оказалось, весь театр слышал... Так я и стал Обамой! - И он довольно фыркнул, ожидая реакции на свой рассказ. Ирина тоже хмыкнула. И ни с того, ни с сего сказала:
- Я замуж по любви вышла. Правда. По любви и по глупости.
Мулат перестал смеяться.
- Не понял. Так по любви или по глупости?
- Глупая была, думала, что если за мной красиво ухаживают, добиваются - значит, любят...
- А оказалось?
- Когда оказалось, было уже поздно. Но я все надеялась, что просто чего-то не понимаю. И прежние подруги уверяли, что, конечно, любит, раз женился, а не так, поразвлечься взял. Потом-то подруг быстро не стало... рассосались. Как только поняли, что я - не фея-крестная, которая обязана выполнять все их желания. Хотя я старалась. Замолвить словечко, помочь деньгами, пропихнуть на выгодное место работы. Просто от меня действительно мало что зависело. А они не хотели этого понимать. - Ирина сжала губы, и ее и без того резко очерченные скулы стали еще резче. - Вот ты говоришь, что ты для меня - старик. А знаешь, сколько мне было, когда я замуж вышла? Девятнадцать! А ему - шестьдесят. И я была уверена, что это - любовь. Не веришь? Я совсем зеленая была, еще поработать даже нигде не успела. Он меня увидел на молодежном конкурсе бальных танцев... спонсировал этот конкурс и был там почетным гостем. И сразу после выступления ко мне подошел. Мы тогда облажались - хуже некуда. Я надела новые туфли, необкатанные. Потому что они к платью подходили. И вообще мне нравились. Папа на день рождения подарил. Он мне редко что-то дорогое дарил, только за какие-то особые заслуги. Я тогда не понимала, что просто у него столько денег нет, чтобы каждый раз меня баловать. В семье никогда не говорили о деньгах, что они тяжело достаются, что их надо считать и экономить... Родители старались уберечь меня от этой прозы жизни. Я же не такая, как все, я же талантливая... надежда и свет в окошке. Вот я и не понимала ничего в жизни. Думала, что папа меня просто не очень любит, что крупицы этой любви я должна зарабатывать пОтом и кровью - отличными оценками, победами в конкурсах... А тут я показала лучшие результаты по Питеру, и меня на областной конкурс взяли. И папа туфли подарил. Итальянские, коллекционные. Красивые - обалдеть! Уже представляла, как в них буду на пьедестале почета смотреться... А у них длина каблука на полсантиметра меньше, чем в старых. Непривычно. В первом же номере ногу растянула, и потом дальше уже почти не могла танцевать. Димка, мой партнер, делал все, что мог, чтобы меня вытянуть! Но тут бы только чудо помогло. Мы продули вчистую. Двенадцатое место. А рассчитывали на второе. И мне не так обидно было, что продули, а что из-за меня! Я подвела партнера, подвела родителей, всех подвела! Из-за своей дурости и кокетства. Димка тоже, конечно, расстроился жутко, но не понял, что это я виновата. Подумал - случайность. Еще утешал меня. А мне стыдно - жуть! Оттолкнула его, выбежала на улицу. Села на оградку в сквере - сижу и реву, как корова. И тут он подходит. Вертинский. Погладил меня по голове ласково так... Говорит, мол, не плачь, деточка, ты все равно лучше всех, тебе просто не повезло, со всеми бывает! И как начал рассказывать, какая я умница, красавица и вообще... Мне никто никогда такого не говорил. Даже парень, с которым у меня первая любовь была. Да там и не любовь, так... - Она скривилась. - "Первый опыт" называется. Ничего не принес, кроме разочарования: мол, и это все? И это называется любовь? Так глупо, пошло, скучно... А тут... Он ведь очень опытный был. Я и растаяла. И разоткровенничалась с ним. Не знаю, почему. Рассказала, как для меня была важна эта победа, как папа расстроится... рыдала у него на плече, выкладывала о себе все. Может, он просто первым оказался, кто меня вообще выслушал. Сидит рядом, мурлычет что-то, как кот, по голове гладит. А потом поцеловал в лоб и говорит: "Не расстраивайся, все хорошо будет, обещаю". Думаю: что уж хорошо может быть, когда уже все плохо? На награждение даже идти не хотела. Тренер ко мне подбегает, толкает: "Иди, иди, надо!" Я утерлась, глаза подмазала, пошла. Стою, улыбаюсь через силу, когда победителей официально объявляют. Золото, серебро, бронзу... И вдруг ведущий выносит огромный хрустальный кубок. По размеру - больше золотого: "А это - почетная награда за лучшую женскую партию в танго!" Танго - как раз первый танец, пока я ногу не растянула. Поэтому только и не догадалась, что здесь что-то не так. Я ведь и не знала тогда, кто он такой. Думала - милый дядька такой, добрый волшебник... Да вру, вообще не думала! Я обрадовалась ужасно, что кубок привезу домой. Да еще красивый такой - хрустальный! Мне бы задуматься - с чего это мне одной персональную награду дали? Потом уже узнала, что Вертинский этот кубок приказал купить и доставить, пока участники отдыхали, а жюри готовилось к объявлению результатов. Минут пятнадцать всего прошло. И за это время его привезли, эмблему конкурса на нем напечатали и надпись выгравировали. А я-то подумала, что эта награда была заранее предусмотрена, и я честно ее заслужила... дура была.
- Почему же дура? - не согласился Обама. - Молодая просто.
- Ага... Так вот, после этого мне еще на сцену прямо цветы понесли корзинами. Я совсем на седьмом небе. Думаю: вот оно, сбылось, я - звезда! А оказалось, просто... В общем, когда я собралась со всеми в автобус садиться, подходит ко мне женщина и говорит, что меня ждут на банкет. Будут чествовать, как королеву бала. Я вся в эйфории, поверила. Села в машину. Спросила только - а ребята как же? Их разве не пригласили? Мне сказали, что ребята подъедут позже, а пока нужна только я. Это меня не удивило. Решила, что, может, меня переоденут во что-то другое или прическу поменяют... или речь я какую-то должна выучить, подготовиться. А еще женщина эта тоже с нами села, и я совсем перестала бояться. Очнулась только когда оказалась в роскошных апартаментах за накрытым столом. Вертинский и эта женщина предложили мне с ними выпить, поздравили с заслуженной победой (как-то так получилось, что я уже не сомневалась, что победила именно я). Довольная пила шампанское, смеялась. А потом женщина куда-то исчезла, я уже была совсем косая. Тут он ко мне начал приставать. Я сначала смеялась - подумала, это шутка. Он же мне в дедушки годится! Потом поняла, что всерьез... Нет, он меня не насиловал. Сначала я просто растерялась и не знала, как себя вести. Сопротивляться? Показалось, что это глупо и неудобно. Я ведь сама согласилась сюда приехать! А теперь, как дура, буду брыкаться? Невинность из себя строить? И он не был грубым, очень вежливо, осторожно себя вел. Потом мне даже понравилось. То ли мне в вино что-то подмешали, то ли... В общем, так хорошо мне никогда не было. И я решила, что это - любовь. А что он старик - ну и что? Он же хороший человек, а главное - так меня любит! Столько подарков сразу, так заботится, такие вещи говорит... подумала: даже если наутро сбежит, ничего! Зато у меня будет воспоминание о самом сказочном дне в моей жизни... ведь если закрыть глаза, можно даже представить, что это - не лысый старик, а прекрасный принц. Все остальное-то соответствует!
- Ну да, декорации - что надо, - усмехнулся Обама.
- Вот-вот! Декорации! И мерзким уродом он тоже не был. Была у него какая-то... харизма, что ли. А уж когда он предложение сделал, я подумала, что теперь вся моя жизнь превратится в сказку. Правда, предложение сделал он уже немного в другом тоне. Сказал: "Завтра переедешь в мой загородный дом, поживешь пока там, а о дне свадьбы я сообщу дополнительно". Даже не спросил, согласна ли я. Я так растерялась, подумала, что, может, мы уже обговорили это, а я просто забыла? Ну, в смысле, что я согласилась выйти за него замуж? Только спустя год я наконец окончательно поняла, что я для него - просто вещь. Дорогая красивая вещь, удобно сочетающая в себе функции декоративного украшения, комнатной собачки и резиновой куклы. С вещью могут хорошо обращаться. Ее могут холить и лелеять. Но у вещей нет права голоса, и никому не интересно, что они думают и чувствуют. Отныне вся моя жизнь была строго регламентирована. Что можно, что нельзя. Что я должна носить, что есть, как краситься, сколько сантиметров на каком месту у меня должно быть. Какие слова говорить на каких встречах, а где - молчать и улыбаться. С какими людьми общаться, а в чью сторону даже не смотреть. Даже из старых подруг мне было позволено оставить только тех, знакомство с которыми не является "сомнительным". Я так и не поняла, по какому принципу.
- И ты считаешь, что я, типа, должен тебя пожалеть? Несчастная жертва буржуйского произвола?
- Да нет... Ты ведь не считаешь, что я тебя должна пожалеть, потому что ты работал в ресторане и терпел насмешки?
- И то верно. Но я и не утверждаю, что работал там по большой любви. Да, я туда пошел ради денег. И ушел, как только смог. А если тебе было так плохо замужем, кто мешал разойтись? Мы не в средние века живем, разводы не запрещены.
- Ты не понимаешь. Такому человеку нельзя сказать: "Я тебя больше не люблю, поэтому решила подать на развод". Он бы мне не позволил... То есть, мы могли бы развестись, но только если бы он так решил.
В этот момент дверь скрипнула, из-за нее показалась крупная голова с залысинами на висках и тонким, с горбинкой, крючковатым носом на грубо вылепленном лице. Лицо было также украшено аккуратными черными усиками и бородкой клинышком. Такие же черные, жесткие и волнистые локоны почти до плеч придавали лицу сходство с Мефистофилем, как его рисуют в книжках. Впечатление усиливали глубоко посаженные темные глаза под низкими густыми бровями вразлет. Ирина наметанным глазом оценила коррекцию бровей: они были подправлены так, чтобы их обладатель еще больше походил на сказочного злодея или чародея.
- Занимаетесь? Я не помешал? - спросила голова неожиданно мягким, грустным и приятным голосом средней высоты с едва заметной картавостью.
- Нет-нет! - хором ответили хореограф и его ученица. А Обама еще добавил: - Заходи, Миша. Какие-то проблемы? Или тебе зал нужен?
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/03/29/1756