Первые шаги, первые слова, первые друзья...

   
                Тогда бабушка Ривка ещё была жива, здорова и оптимистична. Правда, довольно стара... Было ей уже, где-то, лет сорок шесть с хвостиком...

                В тени дикого винограда, разросшегося по всей длиннющей веранде нашего дома, она расстелила коврик и бережно усадила меня в компании ярко желтых цыплят...

                Ходить самостоятельно я не умел, но вполне сносно сидел, прислонившись спиной к тёплой стене, нагретой ярким солнышком...

                С любопытством и некоторой опаской я заглядывал в каждый из картонных ящиков, подпиравших меня с двух сторон. В них наперебой пищали десятки малюсеньких существ, пытавшихся изо всех сил вырваться из тесного пространства...

                Некоторые из этих забавных желтых пушистиков были совсем слабыми и почти не шевелились. Других, было не остановить...

                Они толкались, взбирались и носились прямо по головам своих менее энергичных товарищей...

                С визгом я погрузил руки прямо в пищаще-пушистую массу... Затем, быстренько  извлёк оттуда два маленьких ярких комочка...

                Всей ладошкой, каждым пальчиком ощущалось теплое, панически пульсирующее тельце. Только  я ослабил хватку , как оба сорванца тут же попытались вырваться...

                Сжав ладошки снова, я сблизил обе руки так, чтобы цыплята посмотрели друг на друга, познакомились и успокоились. Однако недалекие малые никак не хотели касаться друг друга клювиками и общаться..

                Попытался, было, напоить, на мгновенье погрузив с головкой в ароматный холодный компотик, оставшийся в моей чашечке, но они затрепыхались ещё сильнее,- Никакой благодарности...

                - Ты, что ?!,- возмутилась бабушка,- Отдай... Немедленно отпусти бедненьких  цыплят..!,- Ривка поочерёдно разжала оба моих кулачка, - Ты же можешь их задушить..!

                Выпустив испуганных цыплят обратно, она подуспокоила меня несколькими звонкими поцелуями... Ведь я  совсем было приготовился  пустить горькую  слезу из-за изъятия  мягких ярких живых игрушек...

                Не теряя ни минуты, бабушка тут же сунула мне взамен пару крупных блестящих ложек... Я стал бойко колотить ими друг о друга, посматривая, как же  цыплятки реагируют на громкие звуки...

                Казалось, что они были очень довольны и танцевали в такт. Правда, некоторые испуганно вздрагивали при особо звонких ударах. К тому же , цыплят предусмотрительно отодвинули от меня на безопасное расстояние...

                Вдруг, я заметил опасность..! Из  темноты        " калидора" - длиннющего пространства, разделявшего дом на две половины, засверкали глаза и появилась крадущаяся фигура одной из кошек... С важным видом они слонялись по двору, гоняя птиц и зазевавшихся кур...

                Самое опасное и , конечно, обидное, что чудовище подкрадывалось к ящикам с цыплятами, не обращая на меня  никакого внимания..!

                Этого я стерпеть не мог..! Как только роскошный хвост оказался в зоне досягаемости, я схватил его что было сил. Затем, опираясь на стенку, встал, сделал пару шагов и широко крутанул взвывшую котяру... Сильно испугавшись отчаянного визга, я отпустил хвост и дал наглой бестии улететь в палисадник....

                - Ой - Вэй !, - вскричала бабушка,- драматические события пронеслись прямо перед ее испуганным взором.- Она же могла тебя расцарапать...

                Вдруг, бабушка поняла, что-же произошло...

                - Как? Как ты встал? Ведь ходить не умеешь..?

                - Ой! Вэй! Он начал ходить ? - , осознала Ривка важное событие,- Надо срочно обрадовать  маму. Она должна скоро с работы прибежать...

                Пустив  на всякий случай слезу, бабушка кинулась ко мне  и ,обняв,  стала радостно кружить. Это, конечно,  очень понравилось...

                - Роза - Роза!,- кричала  сестре взволнованная бабушка. Сообразив, что произошло, та немедленно вырвала  меня в свои объятия и, целуя, тут же пустилась в пляс...

                Наконец, появилась и мама... Ощущая себя главным героем, я важно наблюдал и ее счастливое радостное выражение...

                Бабушка, снова и снова, в лицах и жестах подробно пересказывала и показывала  все недавние события...

                Затем, меня подбрасывал в воздух отец, потом - Янкель , его жена Ита. Пришла очередь и Абрама Зицера - брата моего деда Менделя, погибшего в гетто...

                Правда, рука у Абрама, пробитая  пулей на войне, была вечно затянута чёрной кожаной перчаткой. Она не позволяла подбрасывать... Смеясь, он только обнимал и прижимал меня здоровой рукой...

                Многократно наслушавшись бабушкиных перессказов этой истории, я понемногу стал испытывать определённое недовольство и дискомфорт...

                Ривка  отображала действительность не так точно, как это происходило на самом деле. То упускала важнейшие подробности, то, наоборот, добавляла то , чего не было и в помине...

                Еще не умея к тому времени говорить, но многое понимая, я пребывал тогда в какой-то особой зоне молчания... Поэтому и не мог ещё ни исправить, ни дополнить тот бабушкин рассказ, насыщенный ласковым солнцем, радостью и любовью близких...

                Наконец-то... Наконец, сейчас это стало возможным...

                Жаль, конечно, что из участников того радостного события, остался только я один.


КОГДА РУБАШКИ БЫЛИ БОЛЬШИМИ


                - Милику, засели нитку, пожалуйста..!,- по очереди, либо все разом, обращались  баба Рива, ее сестричка Роза и даже мама, которой по возрасту полагалось бы все  прекрасно видеть самой...

                Близким, наверное, лишний разок нетерпелось взглянуть на  единственного любимца, переполненного осознанием важности настоящих взрослых поручений...

                До сих пор отлично помню легко наблюдаемую мною абсолютную отчетливость отверстий не только цыганской, но и более мелких иголок...

                Прекрасно различая кончики  белых, чёрных, голубых и прочих ниток, я  обильно смачивал слюной пальцы и максимально скручивал их, пока пушок, торчащий по краям, не исчезал полностью...

                Затем, засовывал нитки в  отверстия иголок... Дырочки бывали и кругловатыми, что у совсем мелких иголочек, и удлиненными...

                Самым большим было отверстие  в игле швейной машинки... Она стояла у Розы на светлой кухне рядом с внушительным ансамблем из печки с плитой...

                Тетушка  умудрялась не только готовить, но и подпольно обшивать многочисленных важных клиенток... За ними лихорадочно следили мои любопытные глазёнки... Особенно во время примерок...

                - Милику, сбегай лучше, посмотри все вокруг... Нет ли поблизости какого-нибудь дядьки ?,- заметив мою чрезмерную любознательность к переодевавшимся клиенткам и реально опасаясь ретивых фининспекторов, туда-сюда шнырявших по сокирянским дворам, Роза отсылала меня подальше... При этом, она смело, ловко и легко орудовала длинным "сантиметром", большими приятно клацающими ножницами и разнообразными мелками...

                Чтобы вдоволь порисовать, я пытался вычислить все места, куда тетя  могла прятать желанные мелки... Однако Роза, прекрасно осознавая, с кем ей приходиться иметь дело, всегда забиралась повыше и прятала драгоценности на недосягаемой высоте...

                Чаще всего это был громадный платяной шкаф с большим зеркалом, где, разжигая мое раннее любопытство, отражались роскошные формы фигуристых клиенток моей тетушки - самой лучшей сокирянской модистки...

                Особенно нравилось, когда  мне доверяли громко пощелкать  громадными портновскими ножницами и , точно-точно , всего за пару движений, разрезать небольшой кусочек настоящей ткани по нарисованной мелком линии...

                Когда нам - четырехлеткам, после первой " легкотни" по вышиванию крестиком  рисунка на маленьком носовом платке, поручили серьезное домашнее задание, я считал себя уже вполне взрослым и почти профессиональным портным...

                Здоровенная рубашка, купленная на вырост к наступающему  шестидесятому году, должна была украситься самой настоящей вышивкой...

                Придирчиво проверив крестики, старательно нарисованные мамой с помощью цветных карандашей, воспиталки торжественно утвердили проект и каждую неделю заставляли приносить в садик под жёсткий контроль всю мою домашнюю работу...

                Долгими осенними и зимними вечерами  мы сидели с мамой и бабушками, вышивая каждый своё... В тёплой  спальной, где красовалась моя деревянная кроватка и куда выходила задняя часть самой большой печки, было уютно...

                В темени снаружи громко завывая, мела и кружилась метель... Окна, проложенные по створкам и между стёклами   ватой и заклеенные полосками старых газет, были разрисованы красивейшими заковыристыми морозными узорами...

                - Тот, кто рождён был у моря..,- напевая песни на океанскую тему, папа вечно корпел над университетскими контрольными в огромной столовой комнате по-соседству... Раз за разом, он с шумом открывал тяжёлую металлическую дверцу, подбрасывая в раскаленное жадное нутро печки блестящий красивый уголь-антрацит... Смоченный доброй порцией воды и плотно ложась в огненное ложе, он довольно шипел...

                Этих моментов я ждал... Срываясь с места как угорелый, старался быстрее подбежать к печке и выклянчить у отца бесценное право самостоятельного закидывания пары совков ... Действо проходило под молчаливое одобрение отца и беспрестанные ахи и охи бабушек, опасавшихся за их дорогого бесценного внучонка...

                Внутри печи гудело , потрескивая, целое царство раскалённого красно-желтого марева, пышащего огнем как настоящий Змей-Горыныч..!

                То там, то тут, вспыхивали и гасли, перебегая с место на место , игривые желто голубые огоньки... Раскалившись, уголь часто взрывался,  громкими щелчками ударяясь о дверцу изнутри и выбрасывая, порой, несколько раскалённых звёздочек, пролетавших сквозь колосники и падаших в мягкий пепел поддувала...

                Оно охранялось отдельной  маленькой дверцей, внутри которой, отсвечивая, бешено плясали отражения огненной стихии пылающего Верхнего Мира...

                Метеориты, мелькавшие и сгоравшие в темном летнем небе, всегда напоминали мне такие искры... Они выпадали на землю тоже из печки, только гораздо большей...

                Тяжёлую чугунную кочергу мне не доверяли... Было обидно! Доказывая свои права, пыхтя, я старался не только приставить это чудище-великанище к стене , но и, включив на короткое время обе руки, оторвать его от пола...

                Работа по вышивке рубахи шла к концу... Приближался Новый Год..! На большом, в виде книги, цветном календаре с оскалившимися в улыбках Белкой и Стрелкой - нашими первыми собачками-космонавтами, появились первые бумажные снежинки и гирлянды для вырезания ...

                Игровые залы родного детского сада украсились золотом и серебром. Не сегодня-завтра, должны были наряжать красавицу-ёлку. Все песни и танцы утренников были многократно спеты и повторены...

                Девчонки, конечно, нарядились снежинками. Мальчишки, надевшие нарядные вышиванки, скрытые пуловерами и свитерками, прикрепили длинные ушки и стали зайчиками...

                Чудо, щедро украшенное подарками, елками, рисованными мультфильмами в кинотеатре, волнующими ожиданиями,  приближалось неумолимо,все ближе и ближе..!

.....................
                После ухода  родителей в другие миры, часть книг и вещей перекочевали на квартиру к дочери в Беер-Шеву...

                - Папа, смотри, что это за малюсенькая рубашка..?,- в руках у Вики оказалась крохотная шелковая рубашенка,  пожелтевшая от времени...,- ведь минуло, почитай, почти шесть десятков лет...

                Узкий проем горлышка  с небольшой аккуратной полоской разноцветной вышивки.., пара малюсеньких пуговичек...

                - Да, это она, та самая рубашечка! Сколько-сколько, бесконечно-длинных зимних вечеров в окружении дорогих и любимых я ее вышивал? Какой же огромной, она мне казалась? Тогда.


НОЧЬ НАКАНУНЕ ПРЕДНОВОГОДНЕГО УТРЕННИКА


                Волка, вернее двух маленьких фарфоровых хищников, скрестивших мощные лапы и усевшихся  на стареньком буфете друг против друга,   я слегка побаивался, хотя знал их не первый день...

                Они появились давным-давно, задолго до моего Рождения...

                В доме  прадеда Аврума Вайнзофа , выстроившего в Сокирянах большой  десятикомнатный дом ещё до октябрьской революции, эти блестящие фигурки радовали его дорогую Цирл и шестерых детей - двоих мальчишек и четверых девочек...

                Однако волки - с виду грозные охранники, так и не сумели справиться со своей сторожевой службой...

                Не удалось им сберечь, ни прадеда с прабабушкой , ни  деда  Менделя Зицера, ни Залмана - мужа бабушкиной сестры Розы, ни Ревусю - их двухлетнюю дочь...

                Исчезли он быстро... Растворились, сгинули в страшном гетто Винницкой области...

                Холодной осенью и жуткой зимой  сорок первого года они  стали безвинными жертвами побоев, издевательств и злобных смертоубийств со стороны  полицаев - нацистов местного розлива...

....................

                Перед новогодними праздниками волки радостно переселялись под елку, удобно прикрываясь ее пушистыми нижними ветками...

                Прятались они прямо в глубоком снегу, состоявшем из многочисленных пучков белой ваты...

                Рядом  гордо стоял на посту серьёзный Дедушка Мороз, снабжённый солидным посохом и объемистым мешком...

                Первые годы я остерегался и этого доброго старика... Уж больно внушительными были  его размеры  - больше половины моего роста...

                Только хрупкая добрая Снегурочка  ловко успокаивала мой детский трепет своим легким, добрым и нежным естеством...

                Радостно-светлой полуулыбкой она освещала даже самые тёмные уголки, затянутые густой таинственной зелено-иголочной завесой ...

                Чуть позади Снегурочки располагалась неразлучная парочка ее близких фарфоровых подружек... Они  кокетливо склоняли головы и  бросали  исподлобья   томные соблазнительные взгляды...

                Начиналась ёлка, конечно, не там...

                Со слов родителей и бабушек, а также из редких сказочных фильмов, я хорошо знал, что срубают ее где-то в далеком дремучем лесу...

                До самых Сокирян везут на санях в сопровождении медвежат, волчат, лисичек и прочего шустрого лесного народа...

                Только после этого путешествия, с шумом, треском, стуканьем входных дверей и морозным воздухом, папа вносил  нашу пушистую красавицу, обильно припорошенную снегом, в длиннющий коридор нашего дома...

                Здесь он давал ей немного отстояться и перевести дух...

                Под моими восхищенными взглядами  и радостными восклицаниями близких, она гордо распрямлялась, заполняя все окружающее пространство особым  свежим ароматом праздника...

                Затем, отец прилаживал новогоднюю красавицу  в специальную крестовину, составленную из двух досточек, либо в большое ведро, доверху наполненное влажным песком... После этого елочка торжественно вносилась в большую залу...

                Взбираясь на стол к самой верхотуре и пыхтя от напряжения, папа устанавливал остроконечный пик,  украшенный блестящими  разноцветными глазницами, весело искрящими во все стороны...

                Откуда не посмотришь , ты всегда  встречался то ли с зелёным и красноватым, то ли с серебряным или золотистым лучиком, отраженным от внутренней поверхности этих весёлых сверкающих углублений ...

                Наступала очередь задорных цветных лампочек. Они появились у меня  не сразу, а годам, эдак, к пяти... Их таинственный свет, льющийся из-за колючих веток, отражался от ближайших блестящих игрушек чудным образом...

                Он завораживал... Часами можно было глядеть и глядеть на сказочную  страну,  затаившуюся в этих дремучих заколдованных джунглях...

                Гирлянды разноцветных огоньков, сползавших длинными змейками сверху-вниз , обвивали и обнимали всю пушистую елочку по большой спирали...

                Они выполняли серьезную работу - прокладывали важные направления-дороги для золотых и серебряных гирлянд, окружавших вечно зеленую красавицу своими роскошными блестящими полукольцами...

                Наконец, приходила и наша очередь. Забыв о большей части содержимого, с которым не встречались целый бесконечный год, мы с мамой раскрывали большие картонные ящики...

                Изнывая от любопытства и нетерпения, радостно встречали каждую игрушку разнообразными  восклицаниями - приятно было узнавать старых знакомых...

                Успев изрядно соскучиться , я принимал их по-детски тепло и бесхитростно...

                Были там, и мягкие фетровые лыжники, и небьющиеся мандарины из папье-маше, и роскошные красные банты...

                На поверхности появлялись настоящие драгоценности в виде маленьких искрящихся золотых, зелёных и рыжеватых шишек, россыпей симпатичных коричневых желудей, прикрытых зеленоватыми шляпками, и целые скопища удивительных плодов, не имевших никакого названия...

                Их крутые пупырчатые  бока были раскрашены  от полюса к полюсу красными , зелеными, золотистыми, фиолетовыми дольками удивительно ярких и насыщенных цветов...

                Ловко разматывая разнообразные нитки, мама быстро нарезала их десятками коротких и длинных отрезков... Прошлогодние ветхие волокна, за редким исключением,  безжалостно удалялись...

                Они грозили безвозвратной потерей бесценных красот, которые , и без того , часто разбивались вдребезги, неожиданно соскальзывая с веток...

                Приходилось бежать за веником и терпеливо подметать блестящие осколки... Выбрасывать это богатство мама не велела - ими можно было ещё посыпать  ватный снежок под елочкой ...

                Соорудив новые ниточные петельки, мы приступали к настоящему священнодействию...

                Сначала развешивались большущие золотые шары, укрепленные надежными двойными петлями.. Затем  наступала очередь красных, зеленых, синих и золотых шаров, размером поменьше...

                Смешные изогнутые огурцы, морковки,  аппетитные фиолетовые грозди винограда, разноцветные стеклянные бусы, цветные картонные зайчики, медведи и лисички,- кого и чего только не было в этом сказочном зимнем хвойном лесу..?

                А длинные розовато-красные, синие и зеленые сосульки ..?! Как медленно и бесконечно крутились они то в одну, то в другую стороны, завораживающе переливаясь всеми цветами радуги...

                После размещения солидных группировок космических кораблей и длиннющих  разноцветных конфет, наступала очередь серебряных и золотых дождиков, крупных ватных снежинок и измельчённого разноцветного боя...

                Им посыпались и смазанные клеем бумажные поделки,  и роскошные белые  снега...

                Диагонально перекрещиваясь под высоким потолком,  навстречу друг другу весело неслись разноцветные гирлянды...

                Длинными зимними вечерами, под мерное потрескивание угольков в раскалённой печи, мы терпеливо вырезали бесконечные узоры из самых последних журнальных страниц...

                Их щедро поставляли удивительные волшебные  предновогодние  номера Мурзилки и Веселых картинок, а также огромные как книги мягкие настольные календари... Они были важными, пухлыми от самодовольства и чудесно пахли особой типографской краской...

                Раскрывая, каждый раз их хотелось бесконечно нюхать... С этими запахами в душу врывались особые ароматы дальних странствий, дремучих колдовских лесов и бескрайних космических просторов...

                Большая столовая комната медленно, но верно  насыщалась густым духом хвои...

                Синие зимние сумерки, смешиваясь с разноцветным приглушённым сиянием лампочек и отражениями подрагивающих веток, будили детскую фантазию и начинали тихо рассказывать самые удивительные истории...

                То тут, то там в течение всей ночи раздавались тихие шуршания осыпающихся иголок, лёгкий прощальный звон одинокой игрушки, разлетевшейся на полу, и ещё много какие-то шорохов, вздохов и легких поскрипываний...

                Жизнь под сенью волшебного дерева не затихала ни на минуту...

                Любой сон, зарождавшийся в этом искрящемся колдовском времени , напрочь застывшем и остановившимся в ожидании неминуемого счастия , превращался в радостный, цветной и волшебный...

                Утром в садик. Надо не забыть заячьи ушки для утренника. И ещё... ещё что-то очень важное.


ВСТРЕЧИ У СОКИРЯНСКОГО ВОДОПОЯ.


                Мы увидели друг друга впервые, когда, оккупировав первую в Сокирянах водопроводную колонку, находящуюся у самого входа в  детский сад, я набирал многочисленные вёдра. Из них мужики поили усталых лошадей и сами, подолгу, с жадностью прикладывались к холодному вкусному деликатесу...

                После знаменитого сокирянского базара отсюда многие отправлялись в обратную дорогу по домам, расположенным в ближайших сёлах.

                Веселая мощная струя хрустально-прозрачной воды, вырываясь на свободу, сначала  громко ударялась о дно ведра, затем, бурно вспенивалась, закручивая маленький водоворот. Через несколько секунд звук становился глуше, бурный поток умиротворялся, и вода, уже тихо спокойно и мягко, продолжала заполнять очередное ведро.

                Когда уровень, наконец, доходил до бороздки, расположенной у самого верха, с трудом , но очень важно, я поднимал ручку колонки, останавливая завораживающий процесс...

                Ведра были разнообразными. Восхищаясь, любил наблюдать в мастерской как краснощекие и немного тугие на ухо красавцы-богатыри Хаим  Блехер со своим братом ( Блехер - жесть, жестянщик , идиш), играючи выгибая и разрезая огромные листы металла, оглушительно лупили по ним своими огромными деревянными молотками...

                Из под чудного инструмента  , вначале, только проглядывая, затем, все больше и больше вырисовываясь, проступали разнообразные черты  будущих вёдер, масляных и керосиновых канистр, уютных детских ванночек...

                Лошади, как казалось в ту  далекую пору , моем личном водопое, были очень даже красивы. Грациозно вытягивая шеи, они , вначале, касались поверхности воды очень осторожно. Большими мягкими губами, пофыркивая и немного капризничая, они внимательно пробовали.

                Затем, полностью одобрив и утвердив качество волшебного напитка , почти не дыша, они жадно и долго пили, кося в мою сторону благодарным, добрым и немного хитрым глазом...

                Иногда хозяева, довольные добровольной помощью, щедро отдавали мне право поддержать небольшое ведёрко. Тут уж громадная добрая голова лошади находилась от меня всего в нескольких сантиметрах, нежно касаясь рук. Мы начинали влюблённо переглядываться и улыбались друг другу с полным пониманием...

                Под конец, лошадь довольно фыркала, от души благодаря за службу и дружбу. Ее хозяева почтительно, как со взрослым, прощались со мною, уважительно приподнимая , кто соломенный капелюх, кто старую засаленную кепку. Очередная телега с лошадьми, раздвигая колёсами мелкую горячую июльскую пыль, медленно удалялась прочь...

                - А-а-а, Лаврушка, здравствуй-здравствуй!,- громко поприветствовал возница маленького белобрысого паренька со светло-голубыми глазами, казалось, как и волосы, немного выцветшими на жарком летнем солнце.

                Вынырнув из-под лошади, паренёк возник будто ниоткуда.. В ответ на приветствие, промычал что-то невнятное, нечленораздельное...

                - Он почти немой,- объяснил  конюх. Пьяный отчим гонялся за ним и матерью с топором. Вот парень и замолчал. Пытается иногда сказать что-то , но непонятно. Заикается сильно...

                Лаврушка вытащил из-за пазухи морковку с зелёным хвостом, только надерганную на одном из ближайших огородов. Бережно отряхнув от прилипших комочков земли, он протянул ее лошади, стоявшей в очереди на водопой. Та, понюхав морковку, почему-то брезгливо отвернула голову...

                - Лошадь - животное чистое, поаккуратнее иного человека будет,- по-доброму улыбаясь, пояснил возница. Он взял из рук Лаврушки морковку, сполоснул  под струей воды и вернул мальчишке...
    
                В этот раз лошадь уже не отворачивалась, а, бережно захватывая губами чистую морковку, с удовольствием громко захрумкала.

                Когда же Лаврушка протянул несколько морковок и мне, а в ответ получил право наполнять ведра, подружились мы окончательно.

                Замирая от восторга, я кормил лошадь с одной руки. Со второй-же - сам закусывал вкуснейшей ароматной морковкой. Заговорщически переглядываясь, мы, на пару с лошадью, радостно и довольно захрустели...

                Пришло время обеда, и я подумывал, было, пригласить Лаврушку к нам. Однако в ответ он только мучительно мычал , пытаясь что-то объяснить. Еле-еле выдавил слово,- Д-д-д-оммммой..! Ему срочно требовалось возвращаться...

                Решив проводить и , заодно, прознать его место жительства, положил  руку ему на плечо, а, он - на мое.  Полуобнявшись и слегка раскачиваясь, изображая пьяниц, мы поплелись в сторону Шипота - живописно-волшебного места с бьющими из скал родниками...

                - Ты хороший,- вдруг, совершенно не заикаясь, заявил Лаврушка, сам обалдев и раскрыв удивленные глаза от чисто произнесённой фразы...

                Я тоже опешил , быстро одернув руку с  плеча, а он, пытаясь что-то добавить, уже , снова и снова, напряженно замычал.

                - Идея!,- Сообразив что к чему, я быстро вернул свою руку на плечо своего нового товарища.

                - Только, руку-руку, прошу тебя, с плеча не убирай. Мне с ней очень хорошо,- подтвердив нехитрую догадку, совершенно чисто произнёс Лаврушка...

                - Мама, мама, я снова умею говорить,- кинулся он к внезапно побледневшей и заплакавшей худенькой женщине с изможденным лицом. Та, вдруг, неожиданно стала мелко и часто креститься, истово приговаривая,

                - Спасибо-спасибо, Господи! Спасибо , что услышал наши молитвы..!

                Впоследствии, Лаврушка частенько наведывался к той единственной водоразборной колонке - нашему важному Сокирянскому водопою.

                Приходил он туда со своим младшим братом. Шли они всегда  в обнимку, и старший серьезно рассказывал малышу какие-то добрые, удивительные истории...