Полеты во сне и наяву

Ольген Би
В начале 80-х было не просто получить разрешение находиться в больнице с трехлетним сыном. Это ведь не грудничок, чтобы с ним постоянно быть рядом. Но как оставить сына одного, если опухоль мозга не оставляет шансов на жизнь? Младшему полтора, он с бабушкой, ему ничего не грозит (это тогда я так думала).


 А Мишке… при всех работающих в этой больнице родственниках с их связями, при всей внимательности и заинтересованности врачей – два месяца жизни, максимум. Именно благодаря ходатайству родни меня оформили в неврологическое отделение художником. Да, да, художник в отделении больницы просто необходим, по крайней мере на временной работе, чтобы наглядная агитация была на высоте и доска почета в порядке. И лучше всего работать ночью, когда не мешаешь медперсоналу. Вот так я и оказалась рядом с сыном, хотя энтузиазма мне это не добавляло. Хоть палата и была на две кровати + моя раскладушка на ночь, но это все же был не отдельный бокс для самых тяжелых. 


Сын давно лежал, ходить ему было трудно, но, как все дети, пытался проявлять активность. Я его брала в ту часть отделения, где лежали тяжелобольные дети. Это был отсек с длинным коридором, отделенным от общего коридора стеклянной перегородкой. Там было несколько палат на две кровати, все за стеклом, везде полный обзор и контроль. Мишка смотрел на этих детей и понимал, что он в лучшем положении. Я надеялась, что понимал, надеялась, что цеплялся за жизнь. Или это я цеплялась? Иногда врачи спорили, судя по моему виду, кто из нас двоих дольше протянет. И все же здесь я была далеко от своего жуткого мужа - маленькое, но счастье.


Может быть глядя на меня с сочувствием, медсестрички вечером, когда в больнице все стихало, развлекали меня в ординаторской чаем и рассказами о своей жизни, о пациентах и их посетителях. В один из таких поздних вечеров, а если точнее около часа ночи, в ординаторскую пришла взволнованная мама тяжелобольного мальчика.

- Послушайте, но это же просто возмутительно! Ну ладно в другие дни, но сегодня моему сыну пункцию брали, его нельзя беспокоить! Сделайте же что-нибудь! – с порога начала возмущенная мать.

Мы все переглянулись в надежде, что кто-то в курсе происходящего, но – увы, никто ничего не понимал.

- Но ведь он упасть может на моего сына! – уже несколько неуверенно продолжала эта мама.

Это совсем не внесло ясности, но беспокойство мамы передалось всем нам. Что могло случиться в тихой двухместной палате в тихом отделении детской больницы ночью? Я с двумя медсестрами нашего отделения и еще одной медсестрой соседней травматологии поспешили в палату в сопровождении дежурившей мамочки. Когда мы подошли в стеклу, отделявшему коридор от этого бокса все стало сразу же понятно всем, но только не мне. Я оторопело смотрела, как малыш лет семи стоял на изголовье своей кровати!

- Вот, полюбуйтесь! Это еще не все, что он делает, - торопливо и шепотом начала скороговоркой сообщать мамочка мальчика с соседней кровати, - это он прошел по трубе вдоль стены, потом на спинку своей кровати, а потом на спинку нашей кровати… а потом….

- Но как это – «по трубе»? Она же прямо вплотную к стене проходит? – спросила я так же шепотом и пригнувшись ниже панорамного окна бокса, чтобы не спугнуть маленького лунатика.

- Да он это не первую ночь делает пока я здесь ночую! Вот просто под углом к стене идет по трубе, потом через мою раскладушку в проходе по воздуху переходит на спинку нашей кровати и обратно к себе тем же путем. Вы же сами видите, что я не выдумала все это!

- Да уж вижу…, но это невозможно, …так не бывает…


Медсестры смотрели молча. Мамочку спрашивать было не о чем, все итак понятно. Инструкцией не было предусмотрено никаких мер в таких случаях. Привели дежурного врача посмотреть на этот аттракцион.   В мою голову не вмещалось объяснение происходящего, и я просто ушла в ординаторскую. Уж не знаю, что было дальше в той палате, но дежурный врач спустя какое-то время вошел в ординаторскую и попросил нигде не распространяться об этом… случае… происшествии… явлении…, в общем об этом мальчике.

 На следующий день к нам в отделение заходил главврач убедиться, что все в порядке. Ясное дело «в порядке»! Всегда все в порядке. Даже если…, но мне было уже не до того мальчика – со своим бы сыном разобраться и справиться. С сан авиацией было все тогда налажено и профессор из Питера, то есть из Ленинграда занял мои мысли полностью. Особенно его намек на чудо в качестве лечения.


Тогда я и начала верить в чудеса.


За год до этого у меня появились друзья из Академгородка. Моего Мишку спасли, но не врачи. И я решила рассказать своим супругам-друзьям о том мальчике-лунатике. Ведь эти люди поверят моим словам, а ведь я не верила даже своим глазам. Просьба узнать о том мальчике подробнее меня не удивила. (Тогда такие истории по ТВ не показывали, подрывать идеологию было нельзя. Расцвет материализма, торжество науки над мракобесием и т.д).

А вот продолжении той истории меня удивило.


Мои знакомые в регистратуре рассказали, что мама того мальчика-лунатика приезжала из своего села в больницу после выписки сына, с претензией.  Вот почти дословно:

- Что вы сделали с моим сыном? Он летает по двору и пугает кур! Раньше он просто ходил ночью с закрытыми глазами, а теперь нет покоя ни днем ни ночью. Раньше я под ноги смотрела, а теперь то и дело в небо смотреть должна. Ну и что, что не высоко летает, падать с двух-трех метров кому понравится. Что-соседи-то подумают?!