1.5. Первый класс
Чем вспомнить первый класс? Или райцентр К? Меня забрали перед школой. Я почти засыпала, когда в открытом грузовике мы въезжали в светящийся цветными огнями городок. Достать форму и портфель к сроку не удалось, на полпути мы встречались с братом, я перекладывала букварь, тетрадки в портфель брата. Мы учились в разные смены, снимали часть дома у бабули, учившей меня пропалывать траву-мураву, бережно отщипывать перья лука, чтобы и дальше росла зелень. Брат мне на зависть рисовал масляными красками пейзажи с самолетами в небе. Все было бы хорошо, школа рядом, но холодало, а в доме были клопы, папа уже не мог спать на веранде. Рядом был парк, крутили песенку про черного кота, работали карусели, мама работала в доме быта вязальщицей, мы бегали за деньгами на мороженое, по улице ходили стиляги, местные дети дразнили их. Молодые девушки парикмахеры заманили нас к себе, усадили в кресло, я увидела себя в зеркале. Растрепанная краснощекая худышка. Они обещали сделать из меня человека по просьбе мамы, страх мурашками перебегал от коленок к пояснице. Во власти чужих рук мне очень не понравилось. Брат сидел рядом и гордился, что ему мылят голову, стригут, тщательно причесывают.
Продолжение веселья закончилось после ливня, мы строили песчаные запруды и горки, упустив размокшие кораблики, обстреляли окна любопытных ребят шлепками грязи. Мама, поджав губы, ушла мыть окна соседям. Улица дурно влияет на детей, на ум приходят крайности. А мы еще даже не подрались ни разу, и с этими детьми за окном мы еще не были знакомы. Почему они не вышли, не дали сдачи? Видимо, сидели под замком.
Первый класс, дорога в школу по шоссе, читаю «Мойдодыра». Неожиданный восторг: буквы-слоги под картинками вдруг стали словами-стихами. Небо бездонно-синее, вдали изумрудные поля озимых, воздух с легким морозцем. На мне новый прорезиненный плащ, зеленый в неровный горошек, а в кармане от быстрого шага пролилась чернильница. На уроке ныряю к чужой парте, чтобы обмакнуть перо у вредной девчонки в шерстяной форме (у меня хлопчатобумажное жесткое полотно). Говорят, она дочка горкома и живет в квартире, что у них даже есть телевизор. Девчонки завистливые сплетницы. Сосед по парте Мирза мало понимает и пишет карандашом, если успевает, он смуглый, руки коричневые, он меня раздражает. Противная ложка рыбьего жира, осмотр на вшивость. Хорошо, что мои косы предусмотрительно подрезали. Неизвестные слова-вещи занимают меня, я хочу знать, что это такое? Я все время ищу такой вопрос, на который папа не знает ответа.
Зимовали в конторе строительно-монтажного управления (СМУ). В комнате помещались две кровати и стол у окна. Напротив был красный уголок, вечерами собиралась рабочая молодежь. Они постоянно грызли семечки – белые, черные, льна, конопли, играли в бильярд, пытались учить нас дурным словам, которых мы понимали. Смесь чувашско-русско-татарского, сплошная белеберда. Там же был коммунистический магазин, а попросту лоток со всякой снедью и ценником, ящик для денег. Предполагалось, что каждый честно расплатится, ведь здесь были все свои. Почему-то денег за одну-две бутылки вина всегда не хватало. Дежурный казначей по вечерам собирал со всех присутствующих, чтобы поправить ассортимент. Через три месяца идея просто надоела. Надоело быть почти честными.
Огромный двор со складами, самосвалами, горами песка и щебня. У въезда домик сторожа с печью и котлом горячей воды, где мама стирала. А кроме собак во дворе жил злой козел, обычно привязанный к столбу. Помню, как с диким воплем я убегала от него, потом он еще долго бился рогами в дверь сторожки.
Зима, буран, первая смена, мама по пояс в снегу прокладывает тропу через пустырь к шоссе, я барахтаюсь за ней. Теперь во вторую смену ходит брат, он умнее, обходит по дороге вдоль бесконечного забора, делает крюк на полтора километра больше, чтобы выйти на шоссе. Впервые папа работает там, где живет, он показывает нам клуб и выложенную белым кирпичом дату 1965 год. Статью о лучшем каменщике он сохранил нам на память. Клуб уже работает, там мы смотрим кино про царя Салтана, и так мне хочется, чтобы сказка не кончалась, что все вокруг смеются. Я не мечтаю, я уже мысленно приказываю, что у меня будет два кино сразу, ведь два глаза у человека, можно смотреть одновременно. Почему бы и нет? Мечты сбываются. Сейчас можно смотреть картинку в картинке, только нет азартного нетерпения.
Городская баня, мама шпарит меня кипятком, я ору дурным голосом, и так каждый раз, радует только газировка в буфете, на морозе ударяющая в нос. Мама никак не хочет понять, как можно мыться холодной водой?! Впервые жалуется на меня папе, дома ожогов не оказывается, договориться не получается. Я начинаю вредничать, не хочу спать с мамой. Меняемся с братом местами. Рано утром описанный папа вскакивает, мне снилось, что мы в школьном туалете соревнуемся с девчонками, у кого струя дальше прольется. Сейчас трудно представить, как мы туда могли заходить, но так было в сельских школах, так и есть по сей день.
В апреле уже были проталины, папа взял участок земли и начал строиться, брат был в подмастерьях. По периметру вырыли траншею, по кирпичику натаскали на ленточный фундамент, выложили стенки, залили битый кирпич цементом. Установили обтесанные бревна, спиленные в лесу, как каркас, обшили досками с обеих сторон, засыпали стены опилками. Пока готовили бревна на стропила, пора была вскопать огород и посадить картошку. Работа кипела после трудового дня и по воскресеньям, если не было заказа поставить печку. Отец везде таскал нас за собой, передавая маме с рук на руки. Вольной жизни деревенской здесь не предвиделось. Но и у мамы на работе было интересно, на птицефабрике мы с удовольствием гоняли утяток на пруд. Глупые утки часто подныривали или застревали в сваях старого моста. Я перебиралась по столбам или на плоту за спасенными утятами. Брат умудрялся пересчитать их до воды, поэтому мы точно знали, что все живы. Для нас это было очень важно. Почему? Мы не знали, но очень бережно брали желтых пушистиков в руки. Никогда мы так не объедались яишницей, как в те времена. В каждом месте есть свои прелести. Совсем близко шумел сосновый бор, девушки шли в черемушник, несли охапки цветов, но нас никуда от себя не отпускали. Чужая бабуля водила нас по ягоды, но недалеко. Шум леса почему-то пугал меня по ночам. «Самый страшный зверь в лесу, это человек», - сказывал папа.