Ты спишь, рядом, развалившись, уснул кот. А я, прячась от тебя, чтобы ты не ругался, что я опять полуночничаю, вспоминаю наши десять лет.
Кот... Наш полосатый подкидыш. Ты долго не соглашался его взять, а потом, когда мы собрались навсегда в Израиль, уверенно сказал, что кота мы не оставим.
Я бы не смогла. Нет, я бы, конечно, переживала, устраивала кошачью судьбу, украдкой плакала, но не решилась бы забрать его с собой - деньги, перелет, из-за кота нельзя рассчитывать на временное жилье от абсорбции. Нет, не смогла бы.
А ты, когда дело касается семьи, не считаешь деньги, не ищешь выгоду.
Вот он, Мурзик - «два айфона», как ты его называешь: через неделю после приезда в Израиль он прошмыгнул в дверь, и эта прогулка стоила коту четырех переломов челюсти, а нам - очень приличной суммы денег. Ты, не раздумывая, возил кота по больницам, на операцию, отсекая при этом «рациональные» советы его усыпить:
- Наша животина! Надо лечить.
Сколько всего было за десять лет!
А началось все (по-настоящему, не по-детски) в тот день, когда ты, вернувшись с работы, сказал мне, перепуганной до смерти тем, что мальчик, которого мы так хотели усыновить, слепой:
-Когда я на тебе женился, я же не спрашивал у тебя твою медицинскую карту!
В этом ответе было все: надежность, земля под ногами, надежда.
Мишка посапывает в своей комнате; под утро Мурзик сходит полежать и к сыну - такой у нашего кота ритуал. Слава Богу, слепой ребенок почти перестал его бояться, и имя Уходикот, которым мы, вслед за Мишей, смеясь, называли кота, почти совсем забылось.
Миша младший (твой полный тезка) на каникулах. Через неделю опять школа. Сын идет туда радостно - там ребята, с которыми он учится дружить, учителя, которых мальчишка не боится.
И только мы с тобой знаем, чего нам это стоило: мы сделали практически невозможное своим диким стремлением дать сыну ему причитающийся школьный мир.
Твоя абсолютная вера в ребенка - незамысловатая, без рассуждений, просто растворяла все мои переживания, страхи, сомнения:
- Наш пацан! Научится! А помнишь, как ты мечтала спокойно зайти с ним в подъезд? А сейчас он уже... И каждый раз ты добавлял в конце фразы какое-то новое умение
нашего ребенка.
Ты уходишь на работу сейчас рано, и, если я вдруг не просыпаюсь, Мурзик приходит меня будить. Он напоминает мне утюг - с такой силой, размашисто, протяжно он гладит мордой мою руку или лицо. В этот момент я его ненавижу.
Последнее время ты часто с утра начинаешь говорить о делах - мы оба, вечно не успевающие переделать все, что так хотелось бы успеть переделать, помешаны на планировании. А у меня это единственный момент за день, когда мой мозг еще не включен в бешеную скачку Мишкиных уроков, иврита, чиновничьих и домашних дел, непережитых страхов.
Я хочу сидеть и медленно пить кофе... И пусть этот полосатый террорист водит по моей руке мордой-утюгом, пусть тоже разбуженный котом Мишутка требует чего-то от меня срочно, пусть ты говоришь быстрее, чем я воспринимаю спросонья - все это неважно.
Важно то, что уже десять лет я чувствую под ногами землю.