Тропинка
Не знаю, как у кого, а у меня приезд в свое родное село вызывает печаль. Изменилось все: многие дома стоят пустыми, поля заросли травой и кустарником, даже речка, так радовавшая нас в детстве, превратилась в ручеек. Многие, кого знал и помнил смотрят на меня теперь с надгробных памятников на местном кладбище. И только общение с теми, кто еще жив приносит облегчение. Они рады пригласить в дом, угостить чаем и поговорить. История, о которой поведал мне восьмидесятилетний Сергей Иванович легла в основу этого рассказа.
Все имена действующих лиц изменены, любое совпадение с реальными людьми является случайностью.
Докурив, Степан поднялся со старой скамейки, что стояла у покосившейся ограды дома и набросив на плечи шинель посмотрел на закат. Из окна вырвался всхлип гармошки. Отмечали его возвращение с войны. Из гостей были в основном бабы. Пели, плакали и снова пели. Война закончилась три месяца назад, и Степан был первым, кто вернулся домой. Тех, кто уже не вернется было слишком много, поэтому горе стояло рядом с радостью.
«Эх, Мишка, Мишка» вздохнув, вспомнил о своем друге Степан. Вместе они ходили в школу, закончив ее работали в колхозе, сыграли свадьбы перед самой войной и вместе ушли на фронт. В августе сорок второго Мишка погиб. И снова казнил себя Степан, что не уберег друга и должен теперь смотреть в глаза его жены, которая сидела сейчас за столом.
Пережитое вставало перед глазами.
Послал их тогда командир роты найти брод через речку. Она вроде и небольшая, а дно илистое, топкое, сходу не проскочишь. Нашли они брод и торопились теперь обратно к своим. Идти пришлось через поле. То ли немцы их заметили, то ли по плану у них так было, но начали они обстрел из минометов, и мина разорвалась рядом с Мишкой. Его Степан на плечах до леса дотащил и положил у упавшей сосны. Мишка застонал и в себя пришел. Степан перевязал его, ранены были обе ноги, особенно досталось правой. Закончив, дал другу выпить воды из фляги и посмотрел на часы, понимая, что вернуться с раненым до рассвета он не успеет. Понял это и Мишка, и превозмогая боль выдавил:
-Ты иди, Степан, ждут там.
Степан накрыл друга своей шинелью.
-Мишка, я вернусь.
Тот посмотрел на раненые ноги, сквозь повязки на которых проступала кровь и сжал руку Степана.
-Подожди, - голос его вдруг стал четким,- обещай мне, если останешься живым родите с Анной ребенка.
Степан осторожно прижался к другу.
- Что ты, Миша, Анна твоя жена, а у меня Мария.
-Степа, не хочу я, чтобы эти гады тропинку мою на земле затоптали, а Маше расскажи все, она поймет.
Степан провел рукой по лицу Миши и почувствовал, что из глаз того катятся слезы.
-Не хорони себя раньше времени, сам вернешься.
Он поставил рядом с другом фляжку с водой, наломал веток и закрыл ими Мишку.
Время торопило, и Степан пошел через лес к своим. Он успел до рассвета добраться до роты, доложил о выполнении задания, но в светлое время вернуться к Мишке было невозможно. А когда ночью Степан с двумя бойцами добрался до заветной сосны Миша был мертв. Его широко открытые глаза смотрели вверх, словно хотел Миша перед смертью увидеть что-то далекое понятное только ему. Похоронил Степан друга под той сосной и вернулся обратно. Горевать особо некогда было, бои шли тяжелые и уверенности, что сам будешь жив завтра не было. Вспоминал иногда Степан последние слова Миши, но относил их на бред тяжело раненого. Через месяц сам получил тяжелое ранение, полгода в госпитале провел, как ограниченно годный был направлен потом старшиной в тыловое подразделение, может потому и выжил.
В первую ночь после приезда домой увидел Степан во сне Мишу. Стоял тот у окна, смотрел куда-то, потом повернулся к Степану и напомнил о просьбе своей последней.
Хлопнула дверь, гости, которым утром надо было на работу, расходились по домам. Степан проводил их до калитки и вернулся к себе. За столом рядом с Машей сидела Анна.
Похоронку она давно получила, глаза выплакала, все эти годы платок черный с головы не снимая. Ждала сейчас, пока уйдут все, чтобы Степан рассказал, как погиб ее муж. Степан сел напротив. Он рассказал все как было, но перед последними словами Михаила замялся. Анна смотрела на него требовательно. Если бы не слова Миши во сне может и промолчал бы Степан. Но сейчас он сказал все.
За столом стало тихо.
Степан поднялся и вышел во двор. Он смотрел в темноту и видел там у светлеющей березы Мишу, не того, что оставил тогда под сосной в кровавой гимнастерке, а в костюме, когда друг после свадьбы строил планы построить дом и завести детей.
Из окна послышался голос Марии. Степан вернулся в дом. Обе женщины обняв друг друга, плакали и белый платок Маши, лежавший на плечах перекрывался черным платком Анны.
-В общем так, Степан, - утирая слезы проговорила Мария, - будешь ходить к Анне, пока не понесет она.
Анна повернула к Степану белое без кровинки лицо, хотела что-то сказать, но судорожно всхлипнула, накинула платок на голову и выбежала из дома.
Степан подошел к жене, по лицу которой опять покатились слезы и прижал ее к себе.
Он стал приходить к Анне. Вскоре в деревне узнали об этом, зашептались, Марии делали намеки, но она принимала их молча, не отвечая – выше этого была.
По весне забеременела Анна. Тогда же забеременела и Мария. С разницей в несколько дней у каждой родился сын. Анна своего назвала Михаилом и отчество дала Михайлович. Степан, как мог помогал растить его. И когда маленький Миша бежал на зов, Степан подбрасывал ребенка на руках, слышал радостный детский смех, и казалось ему что сверху смотрит на него его друг и улыбается.
Когда детям было по десять лет Степан умер, сказалось ранение, полученное на фронте. Мария и Анна растили сыновей, между собой близки были, помогая друг другу. Михаил вырос, поступил в военное училище. Дослужился до полковника. Вырастил трех детей.
Потом и дети выросли, обзавелись семьями и в каждой родилось по два ребенка. На семидесятилетний юбилей все приехали поздравить Анну, а перед отъездом сделали общую фотографию. Ее Анна повесила на стену, рядом с довоенным снимком Михаила.
Когда проводили гостей Мария зашла к Анне. Они посидели за столом, выпили чаю с вареньем, а перед уходом Мария подошла к портрету Михаила и посмотрела на новую фотографию, висевшую рядом и сказала:
- Видишь, Миша, не затопталась твоя тропинка, а дорогой стала.
Анна поднялась из-за стола, встав рядом, обняла Марию, потом чуть дрожавшей рукой провела по фотографии мужа и утерла краем вдовьего платка побежавшую по щеке слезу.