Жила-была на белом свете достославная страна Нью-Ливония. И вот жила она, поживала, добра кой-какого наживала, как вдруг втемяшилась ей одна идея. И обратилась она к господу богу с горячей просьбой:
– Вот сколько ни живу я на белом свете, а всё время я к этой Рашке прилепившись обретаюсь. Невмоготу мне уже, исстрадалася я вконец. Будь так ласков, боженька, перенеси меня отсель в другое место, а? Чтоб заодно и от Гермаландии подалее. На всякий пожарный... На другой континент хочу, вот! Очень тебя умоляю, плиз! Ай вонт ит вэри-вэри!
Ну бог подумал-подумал – а чем чёрт не шутит, – взял и передислоцировал Нью-Ливонию в желаемую ею тмутаракань, и прилепил её к американскому континету, где было потеплее и посвободнее.
Прижилась Нью-Ливония в новых краях, приросла, шов как надо у неё зарубцевался... И тут вдруг чует она – чего-то ей некомфортно сделалось, как-бы зуд по её коже прошёл. Глянула она на себя – ёхайды! – а заместо прежних насельников по ней новые аборигены ползают, смугленькие такие, и ведут они себя до того шумно и громко, что хоть уши затыкай.
– Ты куда меня занёс, лихоманец! – возопила несчастная страна возмущённей некуда. – Куда прежних моих людишек подевал, аферист несчастный?! Ну... беленькие такие, тихие, спокойные-преспокойные!
Бог сверху в подзорную трубу ситуэйшен обозрел – а ведь и вправду, мозгует, всё так и есть, гуманофауна на новоамериканке поменялася кардинально.
– А бог его знает! – недоумённо развёл он руками. – Чёрт их всех побери, этих твоих обывателей! – А потом по лбу себя как бахнет. – А, вспомнил! – орёт. – Когда я тебя по морю к обетованной земле буксировал, те вдруг с гиканьем и криками ура в Евроландию поскакали и по ней разбежалися, вопя при том, что они вообще-то не нью-ливонийцы никакие, а цеевропейцы, и ну её к чёрту, дескать, эту Нью-Ливонию хренову... Ну, к чёрту, так к чёрту – я тут абсолютно ни при чём – сами, блин, захотели, а я пас!