Дёготь
Колонна зэков вливалась на территорию лесной биржи, и точно растворялась по цехам. Заунывный ежедневный путь под конвоем, в последнее время наводил на Дёгтя тоску. Что-то сломалось в этом отчаянном человеке, прошедшим несколько лагерей, так бывает, когда нет из дома писем. Ощущение, что последняя ниточка связывающая c иной жизнью порвалась, высасывает последние надежды из человека, который вроде бы привык ко всему. Но, видимо, бесконечного нет ничего, как и терпения.
Дёготь подошёл в двум молодым зэкам, негромко сказал:
- После обеда ко мне в столярку загляните.
Те понимающе кивнули в ответ, зная, что Дёготь по-пустякам базарить не будет.
После обеда в тихом закутке втроём распили бутылку водки - провёз водила, увозящий с биржи стволы деревьев на лесовозе. И, повеселевшие, переглянулись.
- Ну вот и встретили Новый год, загодя, - сказал Дёготь.
- Точно, - поддакнул коренастый рыжий Пашка, запахивая расстёгнутую телогрейку - повеяло снаружи холодным северным ветром.
- Благодарим, Дёготь, - поддержал Василий, степенно прокашлялся.
Пацаны были земляками Дёгтя. А в далёких краях человек, знающий места твоей вольной жизни, близок, как нигде более.
- Не палитесь только, - предупредил Дёготь - Чтобы было тихо-тихо.
- Это, конечно, - пьяно проговорил Пашка.
- До обеда затихоритесь, - советовал опытный Дёготь.
- Сделаем, - пообещал Василий.
Но пацаны были молоды, в головах был ветер - куража захотелось. В таком состоянии и повстречался им Краб - низкий, кряжистый, с широким лицом и глазами на выкате. Вправду велик русский язык - дадут зэки кличку, как припечатают на всю жизнь.
- Хо, божьим духом повеяло, - добродушный Краб внимательно посмотрел на пацанов.
- Гуляем! - закуражился худенький Пашка.
- Это хорошо! Для кого тюрьма, а для кого тюремок! - радостно произнёс Краб.- Кстати, тут на биржу завхоз зашёл. Видел я его... Вроде бы Василий он тебя сдал, когда у тебя под матрасом заточку нашли...
- Не факт, что он, - рассудительно сказал Василий, но невольно гримаса ненависти от воспоминаний о изоляторе, куда он попал за это нарушение, исказила его бледное лицо.
- А вот и спросим сейчас с завхоза! - бодро заявил Пашка.
И они пошли от застывшего молчаливого Краба, который проводил их подслеповатыми хитрыми глазами до выхода из цеха.
Но завхоза сразу найти не удалось. А когда увидели пацаны его - в новой чёрной телогрейке, суетливого, то на пути оказался Дёготь - дело было уже к обеду.
- Искали завхоза, спросить хотели! - устало сказал Пашка - Краб тут базар разводит, что, мол, он Василька сдал...
- Краб свои задачи решает, вашими руками, - спокойно пояснил пацанам Дёготь. - Слушайте меня, я вас никогда не обманывал.
Они постояли немного, и снова пошли в цех. С улицы дул ветер, он проносился над зоной, студил зэков, прятался среди станков - ветер непоседа то ли подбадривал людей, то ли старался причинить им неудобства.
Мишаван
Долгожданная сирена, чем то похожая на рёв доисторического динозавра, пронеслась над примороженными цехами. На центральный плац потянулись зэки - однообразно одетые в серые и чёрные телогрейки, в шапках ушанках, стандартной обуви похожей друг на друга, положенной по условиям режима, они и впрямь превращались в какую то живую массу, живущую общим желанием выжить. По бригадах после того как сверяли их прапорщики, проходили зэки в огромное без окон здание санитарного пропускника. Затем, через пищалки реагирующие на железо, шли в раздевалки - снимали рабочую одежду, голыми под душ, одевались в чистую одежду в раздевалках, в которой ходили в жилой зоне, и выходили уже к локальным секторам своих отрядов - небольшими группами рассасывались зэки по зоне, затихшей после съёма с первой смены.
У кабинета начальника Мищаван заробел. Вызов к офицеру не сулил зэку ничего хорошего. Старик быстро перебирал свои грешки, и хотя и не находил за собой ничего предосудительного, а на душе скребли кошки. Постучался. Вошёл, доложил.
- Вот что Михайлов, - встрепенулся начальник отряда.
Встал из-за стола, в шкафу нашёл нужную бумагу, положил её на стол.
- Ты присаживайся, Михайлов. Разговор есть.
Мишаван послушно примостился на стуле, тяжело перевёл дыхание.
- Тут развод тебе пришёл. Небось бабка в Питере, ты ведь оттуда, решила квартиру вашу продать? Как думаешь?
- Да кто же её знаешь...
- Это да, - буркнул лейтенант, видимо вспоминая что то своё.
- Так так, - вдруг засуетился зэк, точно с его плеч спало что то тяжёлое. - А я то что!?
- Да ничего, - сказал хмуро офицер - На. Подпиши бумагу.
Сыромойников, такая фамилия была у лейтенанта, пол жизни заведовал в клубе в недалёком посёлке, а когда клуб закрыли, воле-неволей пошёл работать в зону, но в отличии от других офицеров он часто разговаривал с зэками по душам, старался на его взгляд их поддержать - по привычке что ли руководителя клуба.
- Думаешь мне легче!? - задал он неожиданный видимо и для себя вопрос, и сам на него ответил - Не легче.
Лейтенант был высокий и грузный, и едва умещался на стандартном стуле, а Мишаван был маленький, с бледным лицом, покашливающий. И начальник отряда считал своим долгом его подбодрить, правда он не знал, чем.
Из кабинета вышел Мишаван, едва переставляя ноги. Потом прошёл в локальный сектор отряда, подышать свежим воздухом. Из степи дул холодный ветер, но старик ходил, точно заведённый по сектору взад-вперёд, пока с контрольной вахты по селектору не предложили ему в грубой форме, войти в жилое помещение.
Дело приближалось уже к вечерней проверке. Мишаван никому не сказал о своем горе. Чифирнул в соседнем проходняке, улыбнулся беззубым ртом какой то зэковской байке, и только наедине с собой, снова задумался. Но одна мысль его обрадовала - теперь ему не надо думать о других - все его предали - значит остался он один, наедине со своей коварной судьбой.
А ночью Мишавану снилось, что будто бы он медведь - серый и подвижный - и перебегает он - медведь - через дорогу, и машина останавливается, скрипят её тормоза навзрыд, а он медведь, будто бы жалеет, что не задавила его машина, что остался он жив, и бежит вприпрыжку, вперевалочку он в серый лес.
Ларёк
В рабочей зоне перейти из цеха в цех проще, чем в жилой разделенной на сектора - и потому проще общаться. Вчера на зоне был ларёк, и кто заслужил, у кого на счету лежала денежка, тот был в шоколаде - и печенюжки, и чаёк. На зоне по числам давали ларёк - в число пяток отрядов, что бы не было суеты, когда отоваривались зэки. И потому, периодически то одни отряды были в куражах, то другие. Это на воле незаметно, когда всё есть, и в магазин дело обычное, а на зоне - ларёк - важное мероприятие. Так вот вчера у Андрюхи был ларёк, и пригласил земляков, в рабочке - чифирнуть. Собрались в кружок, после того, как прошёл развод на работу первой смены. Начальство особенно не баламутило зэков - когда они по утрам чифирили - понимало, когда человек взбодрится, то и работать будет лучше. Прошёл в свой кабинет вольный начальнику цеха - мельком только посмотрел на зэков, ничего не сказал.
А те гоняли по кругу стакан с ядрёным чифиром - Андрюха был не из жадных. Пригласил братву и значит всё по-человечески.
Были зэки из маленького городка стоявшего испокон веков на берегу русской реки, и что-то привольное было и в их характерах, буйных, заносчивых - и в городках они и творили свои небольшие злодейства, в основном сели за драки. Хулиганьё, одним словом. Но Андрюха, хотя и сидел раньше за хулиганку, в этот раз на трёшку угодил на строгач - за жену. Шла она с работы, а Андрюха всегда её встречал. И оскорбили её - за что сопляк и получил нож, не успел убежать вовремя в ягодицу. Суд отмерил Андрюхе три года строгого режима. Слесарь он был классный, и на зоне в общем то был всегда при ларьке.
Чифирили, вспоминали кто из земляков сидит, а кто освободился. Стакан шёл по кругу как заведённый, по два глоточка, и дальше, как положено на строгом режиме. Но вот закончился чифир. Разошлись. Андрюха, подумал о доме с тоской, вспомнил тот злополучный вечер зимний, когда ватага пьяных повстречалась на его пути с женой. Росла дочка без отца - что уж тут радостного. После чифира мысли бродили, как стая бездомных собак. А всё-же встреча с земляками как-то встряхивала. Завтра будет ларёк в другом отряде - и его пригласят. И снова будут воспоминания о доме, такие непростые, но всё-же нужны они для поднятия духа человека.
Взревели токарные станки, запела пилорама в цеху. Надо было идти работать, а то опять вышел начальник цеха, из кабинета, глядит внимательно - что делать, такая у него работа.