ФИАСКО
Девушка, сидевшая на скамейке в зале сельского клуба, казалась какой-то отстранённой, безучастной. Из себя привлекательна, даже красива. Заплетённая русая коса – гордость каждой девушки – тяжёлой плетью вилась по спине, облачённой в розовую блузку. Из-под коротковатой светло-серой юбчонки соблазнительно выглядывали будто отполированные гладенькие коленки.
Её вовсе не занимали танцы; кружащиеся в вихрях задорного вальса с счастливыми улыбками на разрумянившихся лицах пары, раздающийся смех, шутки. Кто-то из парней попробовал пригласить одиноко скучавшую девушку на очередной танец. Она, вопреки ожиданию приглашавшего, отказала. Та же плачевная участь постигла и другого.
- Девушка, Вы что, совсем не танцуете? – с недоумением спросил я. – Нет, - с какой-то неприятной безразличностью ответила та. Все ребята в клубе были несколько озадачены. Меня тоже разобрал интерес. В чем же всё таки дело? Разговор продолжили, когда шли домой. Проходя мимо величественной старообрядческой церкви, возвышавшейся тёмной громадой, стал рассказывать о ней, о протопопе Аввакуме, приверженце старой веры и о Никоне патриархе, стороннике новых обрядов.
Моя спутница Зинаида, молча слушая, иногда односложно отвечала: да или нет. Перешёл к моему коньку – художественной литературе. Имя Зина ассоциировалась с Тургеневской «Первой любовью», и заодно стал перечислять чуть ли не всего Тургенева: «Асю», «Вешние воды», «Отцы и дети», «Рудин», «Накануне», «Дым», «Новь», «Дворянское гнездо». Однако чем больше и эмоциональнее я входил в литературный раж, тем менее, заметил, её это интересовало.
… Вокруг распростёрлась почти первозданная августовская тишина, изредка нарушаемая отдалённым собачьим лаем да неумолчным стрекотом неутомимых скрипачей-кузнечиков; доносились знакомые запахи выстоявшейся в стогах отавы; немеркнуще застыли в ярком сиянии далёкие звезды. Благодать! Созерцать бы её до нехотения, до первой утренней бодрящей свежести, с накатывающей волной молочно-белёсого тумана… Но пора уходить, прощаться, Зина ускользнула в калитку, на ходу бросив ничего не обещающего «Спокойной ночи»…
На следующий вечер снова провожал Зинаиду, тщательно готовился к нему, перечитывая, перелистывая всевозможные записи, словари, изречения мудрецов надеясь удивить подругу, создать впечатление эрудита, начитанного молодого человека. И что же..? Лишь только я успел дойти до Цвейговского «Амока», как она вдруг вскочила, презрительно-гневно бросив: «Сухой романтик!» и скрылась во дворе дедушкиного дома, на прощание в сердцах хлопнув калиткой. Вот так я потерпел непредвиденное, неожидаемое фиаско…