Русский паспорт
очередной мемуар
1.
Итак, мы жили в том году в Беларуси, в городке Глубокое, а точнее - на квартире у родителей супруги. Один сезон я развозил по этой стране ворованную глубокскую сгущенку, ненароком оказался захвачен, арестован, но стальная воля и связи тещи вырвали заблудшего парня из объятий закона. Но вопрос остался - у меня был просроченный паспорт несуществующего государства, казахско-советский, он стал повсеместно недействителен, и где бы меня ни носило, везде нужда и ветер гнали меня вне закона. Как-то так. А у нас были планы, мы хотели купить в Петербурге комнатку в коммуналке, вернуться в град Петра, в одно из укрытий, чтобы вместе с крысами, бомжами и прочими поселенцами старых дряхлых домов любоваться величием болотной столицы.
Я стал собирать информацию. Чтобы вернуться в Алма-ату с целью обретения российского гражданства, мне нужна была справка о том, что Беларусь и Казахстан не против моего перемещения. И первым делом я направился в Минск, в посольство казахское, там за пятнадцать долларов мне выдали бумажку, о том, что мой просроченный паспорт временно является настоящим до момента обмена его на правильные документы по месту прописки - в той же Алма-ате. Помню, конец зимы, выпал снег, я кружу в каких-то забеленых посольских кварталах Минска, звоню, а на молчание и вхожу без разрешения во двор посольства, распинаюсь перед вахтером-казахом. Вышла дородная байбише и сказала про доллары и справку. Доллары отдал, справка завтра, уходил и думал - а вдруг и тут разводка, завтра обманут! Не обманули. Помню, что заезжал в гости к Марине-Лене и их тогда еще малым пацанятам. Марина хвасталась, у нее вышло несколько книжек сказок. Я немного почитал, сказки совсем не впечатляли, но какие-то приятные слова я нашел, а потом вдруг наткнулся на фразу - Орлы стояли на берегу реки, имелись в виду именно пернатые птички. А я был и есть уверен, что орлы не стоят, у них лапы какие-то не такие, и сказал вслух об этом. Был спор. Не там ли я посеял обиду, которая спустя лет десять привела к тому, что я стал получать по электронной почте письма, в которых Марина сообщала, что я жид и к тому же противник европейской демократии? У нее старшего сына побили на демонстрации против Лукашенко, мама обиделась на власть и вдруг стала за европейские ценности, а я то ли не посочувствовал, то ли выразил какой-то скепсис, и получил лавинно-дикую ответку - жид, гад, и все вы там жиды и гады! Вот когда моих друзей заодно закидали руганью, я совсем обиделся и переписку прекратил.
Итак, срочно требовалось гражданство, потому что никак не заселиться в будущую коммуналку, если ты лицо без этого самого гражданства. Ане исполнился год. Цвели липы, каждый вечер я брал сумку-люльку с девонькой, заходил на пустые аллеи детсада рядом с нами, минут по тридцать-сорок гулял там, потому что Аня плохо засыпала, надо было напичкать ее кислородом. А липы цвели! Я собирал липовый цвет для грядущих питерских зим, еще ягоды с остриженных кустов можжевельника для готовки мяса там же собирал, все в копилочку. Потом купили билеты, с пересадкой в Москве на поезд до Алма-аты. И рванул, дело было в начале июля.
С собой у меня было около двухсот долларов. Немалые по тем временам деньги. Мы большую комнату позже купили за семь тыщ долларов. Впрочем, дорога в Москву, вплоть до Казанского вокзала, никаких проблем не вызвала, они начались, как только я попытался попасть в казахстанский состав. Проводник рассмотрел мой недействительный паспорт, в вагон не пустил, а вызвал начальника поезда. Кто понимает, может представить, как способен выглядеть в 2000-м году начальник казахского поезда до Москвы, несомненно заплатив за этот Пост серьезные суммы родичам и большим людям, и от того уверенный, что обязан брать мзду со всех, мало-мальски пригодных к тому. Я орал и тряс справкой от казпосольства в Минске, он повторял, что настоящих документов у меня нет, в Казахстан меня не пустят на границе.- Когда не пустят, тогда будем разбираться,- рявкнул я.
- Якши,- глянул он одним глазом, второй с бодуна не открывался, и серая редкая щетина поддалась усмешке. Потом я усмешку вспоминал.
Граница была за Астраханью. Сперва по вагонам прошелся российский досмотр, бравые хлопцы сразу подошли ко мне, повертели замусоленный советский, тот что серпасто-молоткацкий, стали слушать мои объяснения. Меня вывели в тамбур, спустя минут пять пришел старшой наряда, тоже смотрел и слушал. И вдруг потерял интерес, я вернулся на место.
Казахские пограничники пришли заполночь. Я спал на нижней полке, полуодетый, поэтому приглашение выйти в тамбур воспринял почти спокойно. Опять мой документ брезгливо вертели, бумажку из посольства обнюхивали, заговорили о том, что положено меня высадить до окончательного разбирательства. Если кому-то непонятно, причем тут тамбур, то не мне - но денег было в обрез, сколько их придется тратить в Алма-ате, непонятно, надо было терпеть, бить на жалость. А где ее, жалость, возьмешь или тем паче вызовешь в нищие времена? Мурыжили вплоть до отправления поезда. Но я остался внутри. На этот раз, на следующий меня ссадили.
Кстати, в Казахстане проводники расслабились. Народу в нашем плацкарте стало вдвое больше, пахучие аульные старики-старушки, детки, груженые мешками и баулами степняки оккупировали все, от багажных полок, коридоров, тамбуров до купе проводников. Я, собственно, проснулся с утра оттого, что прямо на меня уселась апа, пожилая казашка, невозмутимо поедающая свои рыжие баурсаки из полотняного мешка. Дальше, черт знает на какой станции, снова облава, совсем лихие милиционеры зашастали по вагонам, меня вместе с сумкой потащили в изученый до боли тамбур. Прошмонали сумку, самого, денег не нашли, поскольку в трусы лезть не рискнули. Те же предъявы. Я монотонно повторил всю свою душераздирающую историю - два года копил денюжку, теперь вот еду переоформлять документы, стану законопослушным человеком. Мою сумку выкинули из поезда, мне помогли выйти, рядом стояло два мятых, обугленным местным безжалостным солнцем мужика. В пропотевших околышках. Поезд тронулся. Я сказал, что все равно доеду и сотню жалоб напишу, и в Алма-ате у меня много больших друзей. Они ухмылялись, а когда состав уже набирал ход, сказали - Ну шайтан с тобой, садись. И я на ходу забросил сумку, и сам запрыгивал в предпоследний вагон, там проводник уже перекрыл в дверях ступени, карабкаться было неудобно, но я справился. Вернулся в свой плацкарт, матом согнал с места обосновавшихся казахов. Мокрый, от испытаний кровь стучит в голове. Подошел проводник, я ему сказал:
- Сучара, еще раз ментов на меня натравишь, в Алма-ате поймаю точно! Кет наусын!
Он засмеялся и ушел. Через сутки я попал на родину.
2.
В квартире было тихо, на мой вопрос - А где Миша? - сестра вдруг сказала:
- Миша умер, две недели как. У него рак был.
Пока я жил в Беларуси, связи у нас фактически не было, разве что месяцев пять-шесть назад я дозванивался. За месяц до приезда написал письмо с планом действий. А Миша был , так сказать, зятьком. Шабашник, то есть парень, работающий то тут, то там, нигде постоянно, обычно сам или со мной зарабатывал летом на постройке чужих дач, сильно пьющий, вырос в дворах у железнодорожного вокзала \Алма-ата 1\, там же усвоил законы выживания, не обманешь - тебя обманут, особую гопницкую речь - Точняк сказал, система-ниппель!-, образования имел разве что 3-4 класса. С отчетливо татарской внешностью. Горлопан, самое точное слово, но когда его не стало, мне было что вспомнить добрым словом - заработки в горячей степи возле Первомайских озер сильно помогали выжить во время московской учебы. Чему та учеба помогла, какой толк вышел, об этом надо особо и долго задумываться. Сестра любит спрашивать, раз в два-три года:
- А что тебе дал тот ВГИК?
Я не знаю, о чем отвечать на такие вопросы. Пять лет самых разнообразных дел, знакомств, впечатлений, то ли долго рассказывать, то ли сказать "много-много дал, спасибо!".
Но пора было действовать. За месяц до моего явления сестра съездила к российскому посольству. Тогда действовала какая-то очередная программа по ускорению процедуры выдачи гражданства. У посольства постоянно стояла большая очередь, передавались списки. Кто не отмечался в списках, вычеркивались. Вот и я , попав к приемным воротам ядерной сверхдержавы, обомлел и сомлел от вида полутысячи страждущих, стоящих на июльском пекле - в тени за 30 градусов. Записался в какие-то бумаги, узнал, что стал 743-м, и что в день обычно попадают внутрь 10-15 человек. Это на собеседование и подачу документов, а потом ждать ответа и изготовления роспаспорта, но таковые в дефиците. Все выглядело тоскливо. Я еще покрутился, ушел гулять и зашел в гости к Андрею Ледневу. Он жил через два квартала от посольства.
Вот кто запутал мне судьбу, направив в киношные пенаты. Два последних года школы плюс год, вкалывая грузчиком после ее окончания, я ходил на занятия Сценарной мастерской, они проводились на территории Казахфильма. Друг, с которым пришли, отсеялся быстро, я застрял. Кем хотел быть? Наверное, режиссером, на худой конец сценаристом, но поступил в итоге на киноведческий. И Леднев был киноведом, сидел в редакции "Нового фильма" \тогда в каждой столице союзных республик был свой обзорный киножурнальчик, секреты успеха составляли фотки кинозвезд на обложке и на весь разворот /, вел несколько кинолекториев плюс преподавал в Сценарной мастерской. Картавый, лет с тридцати седоватый, живчик с претензией на изящество в одежде, за четыре года с последней встречи он резко сдал, зато покрасил волосы на голове и брови, а усы остались белые. Кино он любил и понимал, при том в последние встречи повторял, что надо было идти, как отец и дед, в геологи, это мужская работа.
А тогда его квартирка на первом этаже, ровно по соседству с посольством Ватикана, оказалась разрушенной, к горю тараканов, которые там во все времена кишмя кишели. У Леднева был бизнесплан - сделать евроремонт и сдавать свой угол, благо по случаю ему дешево сдали квартирку рядом, второй этаж соседнего особняка. Он пытался увлечь меня ремонтом, я сказал, что участвовать готов, пусть прикинет дизайн и закупит стройматериалы. Догадываюсь, закупать было не на что, хотя обсуждения стройки еще повторялись при новых встречах. Я подарил Андрею Владимировичу три-четыре книги своих детективов, чем поразил его сильно. Держать в руках толстые книги с яркими обложками - а автор тот пацаненок, что лепетал в темных зальчиках киностудии нелепости и толки. Он по-другому стал на меня посматривать и тут же предложил писать книгу вместе, у нее припасен невероятный сюжет про антиквара, который сидит в своей антикварной лавке, под бой часов Буре расследует запросто, кто и где захотел похитить колечко с особенным зауральским аметистом, а аметист тот нашли во времена Демидовых...Я сказал - пишите, раз все придумано, сядьте на неделю и с утра до вечера строчите-стучите...
- Я после инфаркта дал слово - три часа в день на велосипеде, потом каждый день езжу в кинотеатр Арман и на телеканал Рахат, по копеечке там и тут собираю.
Что жил наставник в строгой экономии, мне было понятно, глаз наметаный. Леднев сказал одну важную вещь - его бывшая жена уехала в Канаду, а перед тем думала ехать в Россию, где-то в Калуге родня оставалась, и российское гражданство она получила через посредников, какой-то Союз русского казачества посодействовал. Я намотал на ус, тут же по телефону узнали адрес того казачества. Назавтра я туда рванул, выстоял очередь в полсотни народа, пекло было за сорок градусов, и пот струился у меня под рубашкой частыми ручейками, потому что отвык я от Азии. А летние сандалии перепачкались в закипевшей асфальтовой смоле. И постоянно хотелось пить.
Казаки-посредники, а если честно, пара толстых теток и суетливый худой шкет, не казались потомками Тараса Бульбы или Стеньки Разина, захотели получить 500 баксов, тогда паспорт будет готов через неделю, я не потянул. За двести баксов паспорт готовился три недели. Я отдал последние зеленые шиши, сбереженные в поездке, взял расписку и пошел действовать. Мне еще нужно было менять советский документ на корочку гражданина Казахстана, потому что без легализации заявка на гражданство в Москву не пройдет.
Еще два дня на хлопоты, дали в руки карточку с фоткой, и я уже казахстанец, отнес ту карточку тостушкам-казакам, пакет полон и поехал на проверки, дела сделаны. Можно было ждать и оглядываться.
3.
Из приятного: пива в городе было хоть залейся, сотня сортов, в основном свежесвареное, из небольших пивоварен. После мутной кислой жижи "жигулевского" советских времен это изобилие казалось чудом \помню я и "шахтерское", пару раз пробовал, но темное не по мне\. В Алма-ате нашлась сокурсница Камиля, созвонились раз, пришла с дочкой, на которую я любовался и гадал, кто ж тут папа? Суровой Камиле задавать такие вопросы не стоило. Вторая встреча вышла боком. Засиделись вечером, смакуя пиво, в кафешке, что в микрорайонах, у меня зашумело, думаю, и у Камили тоже. Я пошел ее провожать, это уже часов в десять, и горная мгла закутала холодеющие пыльные улицы. Город вымер, а два казаха-мента нарисовались. Цап меня - ты, дядя, пьян. Я ошалел, чтобы с двух литров пива мужика хватать! И тут вмешалась Камиля, отбила меня и хотела к себе ночевать вести, во спасение. Я озлился, поймал такси и уехал в свой район "Орбита-2". Самое обидное, мой друг-одноклассник Тахир здесь уже стал большим милицейским начальником, а меня вовсю прессуют. И я, чудом дозвонившись, поехал на встречу с Тахиром.
Если правильно вспомню, он был замначальника УГРо одного из районов, скорее всего, Центрального. Где-то в центре города я вышел к старой постройке в 4 этажа, сталинке на местный лад, на меня был заказан пропуск, и я поднялся на третий. Тахир занимал большой кабинет с длинным столом, на стуле у входа висел бронежилет и тут же притулился к стене укороченный калаш с откинутым прикладом. Суровые ментовские детали. Сам хозяин, которого я не видел лет восемь, сильно поправился, лоснился от пота - да и в кабинете висела духотища, мы приобнялись, он тут же вернулся в кожаное кресло и стал накрывать на стол. Кура гриль, бутылка водки из мини-холодильника,две свежие лепешки, бутыль с минералкой.
- Вот, позвонил перед твоим приездом в один ресторанчик, там меня хорошо знают. Всегда готовы вкусненьким угостить, и денег не хотят...Я весь день проездил, толком не ел. Ты когда в Алма-ату приехал, почему раньше не позвонил?
Я рассказал про свои дела, все еще присматриваясь к однокласснику и другу. Он поменялся, да и я наверняка сильно видоизменился, иногда при встречах нужно вовремя сообразить, кто есть кто, и что из этого следует.
В последний мой приезд, году в 94-м, мы встречались, когда Тахир работал кем-то вроде оперуполномоченного в нашем Алатаусском РОВД, вместе с нашим одноклассником, уже покойным, Борей Горобцом. Оба они смотрелись классическими ментами 90-х, полупьяными, запаренными, боевыми жужжащими мухами в абсолютно беззаконном пространстве, набитом бандитами, полубандитами, их хвастливые истории были напичканы имморальной жутью упоения своим и прочим насилием. Кто кого, как кого, бессмысленно и беспощадно. И урвать денег, безопасное место под солнцем, покровительство властных этого колебимого мира - я слушал тогда без интереса и с ужасом думал, что еще несколько лет, мы станем настолько разными, что само общение будет невозможно. Когда Тахир поступал на юридический, в 91-м, я говорил ему, что лучше стать адвокатом, а не ментом. Совет плохой, потому что у друга другая личная конституция, он не волк-одиночка и не независимый двигатель. Важно "быть в стае", потом я от него услышал такие слова, как важно быть в сильной и кровожадной стае, группировке, способной прорваться к власти...
Теперь он прибавил в весе килограммов 20, сам в своих хвастливых рассказах не отличал бреда от истины, почти не "фильтровал базар", а после пары часов застолья предложил прошвырнуться по небольшому делу. Пьяный замначальника угро и его приехавший из Питера приятель сели в подержанную иномарку и помчались с ветерком по ночному городу, попали на окраинную бензоколонку, где Тахир "перетер темы" с невысокими уйгурскими молодцами. Кто-то из них был его родственником, все общались крайне уважительно, а темой были переделы сфер влияния в тех самых заправках. Мне это было малопонятно, я отошел, курил и попивал пиво, потом снова оказался в машине с Тахиром, он вдруг решил, что через пару дней мы с ним рванем на Иссык-Куль, где как раз отдыхали его русская жена и дочь. Договорились, я должен был ждать звонка, разошлись в нашем орбитовском дворе. Я на квартиру к сестре, Тахир не домой, а еще черт знает куда. На Иссык-куль я не попал, Тахир о нем вообще больше не вспоминал. Почему-то я не удивился, да и своих дел стало хватать.
4.
Дни тянулись, залитые зноем как закипевшим сиропом, казачья община рассказывала по телефону про страшный дефицит бланков для рос. паспортов и прочие причины оттяжки с оформлением моего гражданства. Я созванивался с Глубоким - там супруга собиралась в Питер, чтобы выбрать нам будущее жилье, а именно комнату в коммуналке. И ей очень бы хотелось, чтобы я скорее все уладил, получил паспорт и приехал тоже в Питер, помогать с покупкой жилья. Еще у меня кончались деньги, висеть на шее у сестры было проблематично. У нее самой недавно появилась работа в КазСтате, а раньше несколько лет перебивалась случайными заработками, а тут еще смерть Миши с сопутствующими расходами. Где заработать в Алматы? И как?
Леднев, крашеный старый киновед, опять с небрежной случайностью вмешался и помог. Вечерком я зашел к нему на съемную квартиру, кажется, планировали пообсуждать все тот же евроремонт, который так и не состоялся. У него сидел пожилой худой казах, который представился как товарищ по ВГИКу, выпускник мастерской Данелии \мастера боготворил\, по фамилии вроде как Амеркулов. Мы выпили, Амеркулов дал визитку и предложил договориться о встрече. Уехал на машине с личным шофером. Леднев объяснил, что у этого казаха младший брат владеет телеканалом Рахат, одним из трех крупнейших в стране. А старший брат комплексует и хочет в рамках Рахата замутить свой бизнес, съемки телесериалов. Готов ли я участвовать? Я был несомненно готов. За это выпили. А мне нужно было достать пишмашинку, потому что не понесешь продюссеру вручную написанные заявки. Совершенно не помню, как мне попал в руки телефон Юры Аладышева.
Он мой одноклассник и друг был, справа Тахир, слева Юра, очень разные, между собой ладили с трудом, зачастую я работал кем-то вроде посредника. И у каждого из них жизнь ушла своим зигзагом. И у меня зигзагом. Аладышев служил на точке, в совсем гнилые года (86-88), рассказывал, что вдвоем с напарником охраняли ракетную шахту в белорусском болоте, иногда их месяцами не меняли. Думаю, там началось его особенное движение вверх, к надгорному сиянию. Потом в Алма-ате он работал в Альпинклубе, участвовал в восхождениях, а горы сильно воздействуют на людей, особенно предрасположенных к влиянию. У Юры там, по его сбивчивому рассказу, случился кризис, или просветление, когда шли на Хан-Тенгри. Был сон, после которого он не пошел на самый верх, разболелся, а почти все ребята, которые пошли, погибли. И Юра с головой окунулся в религию. Алма-ата всегда была богата сектами, течениями, мистиками - горы магнитят. И в 2000-м Юра был проповедником со своей общиной, еще имел юную жену и, боюсь соврать, пять или шесть детишек.
Я позвонил, без расусоливаний спросил, нет ли у него знакомых с пишмашинкой. Через час он заехал на машине, предложил съездить и посмотреть вариант. Мы попали к тетки, чуток меня постарше, здоровенная грохочущая электромашина меня устроила. Спросил, сколько заплатить за месячную аренду - Юра на нее, она замотала головой. Уже в машине я спросил снова, на слова "у нас каждый решает сам, главное, сделать доброе дело", что-то я для тетки передал. У нее там и детишки в квартире повизгивали.
5.
Это было странные дни и ночи. Днями я делал какой-никакой ремонт в квартире: менял обои в туалете и коридоре, что-то красил, мебель ломал и переделывал...По ночам сидел за машинкой и слушал шорохи за окном. Тьма азиатская - густая, густо-синяя, с частыми воплями кошаков, под ветром скребутся обсохшие кроны пирамидальных тополей, где-то нестерпимо далеко Питер, неправдоподобно сырой и холодный, маленькая подруга в нем выбираем нам каморку, в другом дальнем краю моя годовалая дочурка живет без родителей. Как они там? Не привиделось ли мне все, что мимо этой ночи и этих густо убранных россказнями страниц? И трещат за окном кузнечики, цикады, мля...Нависают любопытными мордами снежные пики. А я сочинял неправдоподобно веселые и пошлые байки про Алдара Косе. И сейчас уверен, это был шикарный замысел. Алдар Косе, безбородый обманщик - это казахский фольклор про нищего шута, который всех обманывает, попутно еще и дерет каждую встречную..."Рахат" замысел отверг. Как и криминальную историю про уйгурских террористов. А вот сценарий "Свадебные скачки" приняли! Богатый помер, кто из детей первым женится, тому наследство. Я получил по 200 баксов за две первые серии и стал почти королем!
А Юра Аладышев, как и уговорились, отвез меня в горы. Он с семьей, на старой раздутой "тойоте", и я втиснулся. Четверо погодков разного пола. все белоголовые, в отца и мать разом. Супруга была маленького роста, в домотканом простом платье, и на меня смотрела неодобрительно. Мы с трудом приткнулись у склона где-то ближе к Алма-атинскому озеру. Я хотел набрать горных целебных трав. Душица, зверобой, мелкая особая мята. Юра подозвал детей, объяснил задание, через полчаса у меня была гора-горища нарванных соцветий. Еще он мне показал одну травку, киргизы ей лечат пищеварение. Блин, сейчас уже сам ее и не отличу. О чем мы говорили? О вере говорили, я лавировал, чтобы и себя проявить, и семью товарища не растревожить. Может быть, зря, закаленые они были ребята. Юра сказал. что его первым христианским уроком был марш паломника во славу господа. Кто-то из духовного начальства дал урок - пройти по Средней Азии до Баку и назад, по всем азиатским республикам. И славить Христа. Это во времена бешенной популярности ваххабизма!
- Как ты выжил-то?- бормочу и на костре запекаю кусочки баранины с мелкими помидорами.
- Господь уберег,- сурово говорит его жена.
Они своими руками выстроили себе дом на нижней окраине Алма-аты. Зарабатывал он фотографированием. С собой прихватил пару фотоаппаратов. я впервые в жизни держал в руках широкофокусный "Никон", так впечатлился, что пару лет спустя купил и себе похожую штуку. Попроще, но тоже радует.
Это была последняя моя встреча и разговоры с Юрой и его семейством. Я еще раз, спустя шестнадцать лет, возвращался в город, но следов друга уже не нашел. Никто из наших общих знакомых не общался и не слышал. Надеюсь, что его перевели миссионерствовать куда-нибудь в более спокойные места. Дай бог им покоя.
Пишмашинку я вернул, загранпаспорт получил. Какой-то был странный документ, с опечатками и ошибками, но позже, в Питере, его обменяли на внутренний - и я стал легальным человеком. Да еще и с комнатой в коммуналке на улице Рубинштейна. Про эту коммуналку тоже хочу рассказать. А кому рассказываю, не суть важно. У акынов в азиатской степи не всегда есть слушатели, но их это не смущает. Тренькать на облезлой домбре, выводить незатейливые слова длинной-длинной строкой, и пусть ветер, птички, шелест травы будут акомпониментом, а заодно и слаженым хором, пусть себе будут аудиторией.
28.03. 2019г.