Когда готовилась к изданию книга воспоминаний о Михаиле Григорьевича Мещерякове, которую мне посчастливилось редактировать, я вспомнил несколько коротких наших встреч. Два из этих эпизодов – “Колокольчики мои...” и “Неудавшееся интервью” – вошли в “Непридуманные заметки”, опубликованные в сборнике, вышедшем в Дубне к 100-летию ученого, а третий остался в моем архиве. Но в канун Первого апреля подумалось: а почему бы не вспомнить шутки великих наших основателей, которые, как все, что они делали, было отмечено печатью неподдельного (самородного) таланта?
Однажды в погожий летний день мы с приятелем, который, работая в ЛВТА(Лаборатория вычислительной техники и автоматизации, ныне Лаборатория информационных технологий ОИЯИ), защитил там кандидатскую диссертацию и, как большинство его коллег, с большим пиететом относился к основателю лаборатории и, можно, сказать, города, вдоволь поплавав в Волге, выбрались на набережную и увидели Михаила Григорьевича Мещерякова на его “персональной” скамейке, с которой открывалась самая широкая панорама на окрестности Дубны. На нем была его любимая тюбетейка, а выражение лица после обоюдных приветствий показалось нам достаточно дружелюбным, чтобы завязать беседу.
И действительно, беседа завязалась легко. Точнее, не беседа, а монолог. Может быть, М.Г. пытался проверить на нас некоторые свои мысли, а может, просто испытывал в этот миг потребность в самовыражении. Начал он с шуток, а закончил воспоминанием из своей молодости, которое я потом так часто повторял своим друзьям, что оно приобрело в памяти законченность апокрифа.
Шутки “для затравки” беседы были явно рассчитаны на мужскую аудиторию. Подавив некоторые колебания, воспроизведу хотя бы одну, впрочем, по нынешним временам достаточно безобидную. Произнесено это было с малороссийским акцентом, что на письме, да еще с неподражаемой авторской интонацией, воспроизвести очень трудно: “Щось с потэнцией нэ тэ – обращайтесь в МАГАТЭ!”. А подоплека, или временной контекст его изречения состоял в том, что эпоха шла постчернобыльская, и кому, как не М.Г., воочию видевшему грозный оскал освобожденной энергии ядра, была близка эта трагедия. И вот – шутка классика... Может быть, и не его шутка, но в его произношении и том контексте перевод был явно авторизованным.
А “случай с академиком Виноградовым” я еще раз вспомнил относительно недавно, сидя у телевизора, когда ведущий телепередачи “Что? Где? Когда?” зачитал очередной вопрос: “Каковы смысл и происхождение поговорки “Положение хуже губернаторского”?”. Я знал ответ на этот вопрос, который мог быть задан только хорошим филологом. Знал от М.Г., потому что именно в тот погожий летний день и, как говорится, под настроение поведал он нам эту историю.
Однажды в молодости он проводил отпуск на берегу моря, на академической даче. Компания собралась очень подходящая. В один жаркий день, за обедом, выпив по несколько рюмок коньяка (ох, как вкусно описывал все это М.Г., вот только не помню, вставил ли он в свой рассказ излюбленную фразу “от моря тянуло прохладой”), зашел разговор о богатстве и силе родного языка, о его истоках. Присутствовавший в компании академик Виктор Владимирович Виноградов – блестящий языковед и литературовед вспомнил историю из своих студенческих времен (а учился он до революции) – о том, как писал курсовую работу об этимологии выражения “положение хуже губернаторского”.
Далее в изложении М.Г. следовал рассказ академика, но я не рискну воспроизвести здесь его прямую речь – настолько артистичной, пряной она была, и казалось, образ перворассказчика, в которого перевоплотился наш собеседник, витал над набережной, залитой солнечными лучами, и над Волгой, “от которой тянуло-таки прохладой”. А может быть, вот так неожиданно, нарушив временные связи, срезонировала сама обстановка. Жаль только, не было у нас с собой коньяка и рюмок...
Итак, будущий академик, получив от своего мэтра задание, отправился... в волжские (или донские) степи, где были богатые конезаводы. Там-то, в среде конезаводчиков, он и нашел ответ на свой вопрос. Чтобы спарить жеребца и кобылу, конезаводчики часто прибегают к помощи “губернатора” - старого мерина. Мерин – это кастрированный жеребец. Его запускают в загон к кобыле, и он начинает ее “обхаживать”, осыпать жеребячьими ласками. А через загородку все это видит из соседнего загона племенной жеребец, и вот-вот “взыграет ретивое”. Опытные загонщики, улучив момент готовности, выводят “губернатора” от “невесты”, и его место занимает “жених”. И вот когда, выполнив предназначенную ему миссию, мерин-“губернатор” завистливо взирает на все происходящее, его положению, действительно, не позавидуешь... И может ли, действительно, что-нибудь быть хуже?!
...Кажется, Знатоки так и не ответили на тот вопрос. А я, пока они думали, пересказал историю жене, и ей, никогда не видевшей М.Г., осталось только порадоваться моей легкой причастности к этой занимательной истории.
Дубна, март 2010.