Фёдор Анатольевич Котиков был геологом самоучкой. Началась его профессиональная деятельность геолога неожиданно – он нашёл в поле странный камень и принёс его в свой деревенский дом. Камень лежал на полке около полугода, пока проезжавшие геологи не остановились на ночлег и один из них не объяснил парню, что это метеорит, его можно продать за хорошие деньги. Федя так и сделал.
Федя рос набожным благодаря матери. Десятую часть снёс в храм, часть отложил на чёрный день, на остальное купил книги с картинками и стал изучать камни. Дело оказалось простое и прибыльное для трудолюбивого и смекалистого деревенского паренька. По вечерам Котиков читал книги, разглядывал картинки, запоминая названия минералов, потом молился на старый образ, чтобы с утра отправится на поиски камней. Обзавёлся Фёдор и немудрёным геологическим инструментом: лопатой, кайлом и набором молотков. Так и бродил он по полям и лесам день за днём, собирая камни, пока зима не закрывала снегом все тайные кладовые матушки земли.
Зимой Фёдор превращался в гранильщика. Ставил напротив окна верстак с самодельным станочком, раскладывал фрезы и свёрла, ручные закольнички и скарпельки и начинал творить поделки из всего поделочного камня, что добыл за лето. За окном падал снег, за спиной трещала дровами печь, журчал станок, мурчал кот. Так проходил обычный зимний день в избе у Фёди. В воскресенье Фёдя заматывал поделки в мягкие фланелевые тряпочки, убирал в рюкзак и отправлялся за сто вёрст в город, чтобы сдать работу барыге и получить деньги за проданные работы. Потом он шёл в храм, писал записки за упокой матушки и за здравие тётке своей, стоял службу.
Так шли годы. Федя оброс бородой и стал уже Фёдором Анатольевичем тридцати шести лет от роду. Поставил новую избу, купил новую «Ниву», только вот хозяйкой обзавестись не получалось. Деревня вымерла и опустела совершенно, и городскую женщину в такое место было не заманить никакими сокровищами, а бросать своё родное гнездо Фёдор Анатольевич был не согласен. По вечерам, стоя перед образом, он заканчивал свою молитву всегда одинаково: «Ниспошли мне господи жену».
Воскресенье выпало на первое апреля. В пять утра Котиков сунул мешок с поделками в «Ниву» и поехал в город.
Даже центральные улицы столицы республики в воскресенье были пусты, тротуары не чищены и покрыты льдом. С крыш свисали гигантские сосульки. Чувство нереальности и лёгкого страха внезапно охватило душу Фёдора. Ему почудилось, что город вымер, как и его деревня и в мире остался только он один. Завернув во двор знакомого дома, ровно в семь он позвонил в дверь барыги Бирюкова, чтобы сдавать работу и рассчитаться. И совсем скоро его можно было видеть идущим быстрым шагом на службу в православный храм.
- А теперь домой. Домой, быстрее домой, - в полголоса выдохнул, Котиков спускаясь по ступеням храма.
Солнце взошло и ярко светило, каркали вороны. Обернулся, перекрестился и уже в одиннадцать часов утра ехал обратно домой по лесной дороге с запасом продуктов на заднем сидении.
Оттепель стояла второй день, и дорога днём под солнцем превратилась в снежную кашу. Мотор рычал и выл, проталкивая машину. Фёдор во всё горло пел песни из кинофильмов. Он был счастлив. Необыкновенно счастлив.
Вдруг над головой полыхнуло, а затем громыхнуло, где-то впереди совсем рядом. Фёдор въехал на очередную горку, резко затормозил и выскочил из машины. Небо прочертил чёткий дымный след.
- Где-то на Петровой заимке, должно быть, - подумал он вслух, глядя на дымный след в небе. – Может метеорит? Упал недалеко. Доеду по дороге до ручья, а до заимки на лыжах пробегусь, если повезёт, то увижу след падения, а может быть, и камушек найду.
Как не старался Котиков, до заимки ехал около получаса, потому что, чем дальше дорога шла в лес, и чем ближе к деревне, тем меньше по ней ездили зимой рыбаки.
Фёдор зимой всегда возил с собой в машине топор, пилу, короткие широкие лыжи, запас горючего и тёплой одежды на непредвиденный случай.
Преодолев бродом небольшой ручей, Котиков оставил машину посреди дороги, зная, что никто кроме него в деревню не поедет. Даже ключи оставил в замке зажигания. От заимки до деревни было всего верста через лес, напрямки по старой дороге, и десять в объезд болота, по новой дороге.
Вверх по ручью метрах в ста от дороги, находилось скрытое от глаз лесом большое поле - заимка, где ещё не так давно косили сено для коров Петровы. Туда и направился Фёдор.
Вдруг, по-весеннему, сразу со всех сторон, нежданно задул ветер и пошёл колючий снег. По небу побежали рваные тучи. По крепкому насту добежал быстро.
Заимка без человеческого присмотра уже стала зарастать по краю полеском. Но в центре ещё было чисто. Именно там виднелось чёрное пятно вывороченной земли.
Сердце забилось. Вот она удача! Фёдор со всех ног побежал к воронке. Длинная глубокая борозда тянулась от центра к краю поляны. Фёдор проскользил на лыжах вдоль траншеи, вглядываясь в кратер. Там было пусто.
- Лопату не взял, дурень, - хлопнул себя по лбу Котиков, - Темнеет быстро, придётся завтра вернуться.
Глянув на серое небо, которое затягивали тёмные рваные тучи, Фёдор присел на корточки и ясно увидел на корке наста чёткую цепочку, словно проплавленных, отпечатков босых ног. Следы были маленькие, скорее детские. Фёдор подскочил от неожиданности, оглядевшись по сторонам, пошёл по следам на край поляны в гущу подлеска. На снегу между молодых сосенок лежало совершенно голое тело. Вне всякого сомнения, женское тело. Маленькое скрюченное калачиком от холода. Котиков наклонился и потормошил женщину за плечо:
- Эй… Слышь, девонька, живая нет?... – Фёдор не знал, что сказать и что делать. Женщина подняла голову, открыла на миг глаза, пошевелила губами. – Живая.
Фёдор махом сорвал тулуп, завернул в него находку и поднял на руки. Она почти ничего не весила. Или Котикову так показалось, но ноша была словно пуховая. Широко шагая, Фёдор нёс перед собой тулуп с одной стороны которого высунулась голова с сосульками слипшихся волос, а с другой маленькие босые ступни. Всё тело девушки била крупная дрожь, зубы стучали мелкой дробью.
- Сейчас, сейчас, сейчас, - беспрестанно повторял Котиков как во сне, - сейчас мы тебя согреем, потерпи.
У машины он положил тулуп с телом на снег, чтобы снять лыжи и освободить заднее сидение от продуктов.
- Всё, пришлиии, скоро будем дома! Сейчас приедем, печку натопим. – Зачем-то нараспев приговаривал Фёдор, аккуратно укладывая живой груз на сидение. Лыжи, котиков сунул на пол между сидениями, запрыгнул сам, повернул ключ и рванул сместа.
Несколько вёрст до дома показались вечностью. Но вот, наконец, показалась деревня. Пёс Фёдора, Жук, уже бежал навстречу со всех ног, встречая. Дом Котикова был на другом конце единственной улицы, вдоль которой стояли порознь завалившиеся дома, машина влетела во двор, через незапертые ворота.
Не снимая обуви, Фёдор прошёл к большой русской печи и так с полу, не вставая на приступок, уложил на лежанку невесомое тельце. Печь ещё хранила тепло с вечера. В горниле лежала кладка дров, осталось только поднести спичку, и огонь живо схватился и заплясал по сухим поленьям. Огонь заворожил Фёдора и привёл в чувство, прояснил мысли. Котиков вдруг осознал, что принёс в дом из леса неизвестную полуживую женщину. Или девочку? «Нет, судя по телу, это уже взрослая женщина, но вот ростиком совсем небольшая. И весит, как ребёнок. Как она вообще там оказалась, ещё и голая? », - подумал Фёдор. Перед глазами Фёдора встала картина голого женского тела на снегу, и он почувствовал, как лицо наливается пунцом стыда. Он быстро прошёл в угол к иконе, перекрестился, поклонился. Стал шептать заученные годами молитвы, помолился о здравии рабы божией без найденной им в лесу. «Первым делом, надо рабу божию одеть в одежду», - послышалось ему в голове. Обрадованный, что господь ниспослал ему просветление в мыслях, Фёдор обошёл печь с другой стороны и открыл огромный деревянный сундук, окованный железом. Долго рылся там, пока не дошёл до самого дна, где уже многие годы лежали пересыпанные табаком его детские вещи. Не зная, что выбрать, взял фланелевый спальный костюм, шерстяной свитер, и мамкину сорочку. Прижав вещи к груди, он встал у печи, глядя на тулуп, и не решаясь предпринять что-либо. Наконец он сложил вещи стопкой на краю лежанки и пошёл из избы. Поставил машину под навес, положил на рогулины шест, что служил вместо ворот, занёс в дом продукты, принёс дров на вечер, накормил пса и кота. Пошёл прогреть трактор, понимая, что когда девушка отогреется и придёт в себя её надо будет отвезти в больницу, а «Нива» может и не пройти, потому, как и раскисло и намело одновременно. На тракторе надёжнее. В очередной раз, войдя в дом, он замер, увидев, что его гостья пришла в себя, оделась во всё, что он сложил на печь. Только сорочка осталась лежать на печи, свесив край. Девушка необыкновенной нечеловеческой красоты смотрела снизу вверх на Фёдорова Котикова глазами густой синевы, словно подсвеченной изнутри. Она сидела на табурете с ногами, сцепив руки на голени и положив подбородок на колени. Лицо, обрамлённое густой кипой почти белых волос, едва доходивших до плеч, было спокойным, без тени беспокойства или страха. Улыбка и выражение глаз так ясно говорили о благодарности, что Фёдор едва не прослезился задыхаясь от желания обнять это светловолосое чудо.
- Ну здравствуй, чудо лесное! – улыбнулся Котиков присаживаясь к столу, -Кто ты, как в лесу очутилась? Как зовут
- Я не лесное чудо, а небесное, – без тени смущения спокойно ответила девушка, в лес я упала с неба, люди зовут нас ангелами.
Фёдор Крякнул от удивления. Он ожидал услышать что угодно, но не такое. «Тронулась, видать умом, девонька», - подумал он оглаживая бородку.
- Ну а я Фёдор. И как же ты с неба упала, милая?
- Сбили меня, – словно извиняясь сказала она.
- Кто сбил?
- Враги.
- А крылья твои где? У ангелов ведь крылья должны быть.
- Сломали крылья, потому и упала. – На миг глаза девушки затуманились, выражая горечь и печаль.
- Мдааа, - протянул Котиков. – Как же помочь-то тебе?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в душу так, словно вылила ушат счастья:
- Ты уже помог мне! Ангелы, редко выживают, если падают на землю. Мы совсем беспомощны и бессильны в человеческом облике. Даже ходить нам нужно учиться. Ты спас меня. А крылья снова вырастут, надо только подождать.
- И долго ждать?
Ангел пожала плечами:
- Всегда по-разному. Может быть через минуты, может быть через сто лет, может быть через тысячу, а может быть никогда. Крылья ангела – это не птичьи крылья.
Котикову стало так жалко бедную девочку, что он почувствовал резь в глазах. Он отвернулся к окну и подпёр голову кулаком: «Что могло случиться с этой бедной крохой, что она с ума сошла?», - думал он, - «Неужто надругался кто над бедняжкой?» Фёдора передёрнуло и волна ярости захлестнула, подступая к горлу. Он резко подскочил, подошёл к печи и стал сгребать в кучу угли.
- И что же ты будешь делать тысячу лет? – спросил он, наконец, успокоившись.
- Буду прятаться. Многие ангелы живут среди людей в человеческом облике. Но тайно.
- От кого прятаться?
- От врагов. Если враги найдут меня, они закуют меня в цепи и будут мучить до тех пор, пока я не предам небо, и не пойду против своих.
Фёдор только хотел сказать, что если где и прятаться от врагов, так в этом самом доме, в позабытой всем миром деревне посреди леса и болот, как на улице залаял пёс, и в наступающей вечерней темноте засветили фары подъехавшей машины. Котиков выглянул в окно и увидел, как из большого внедорожника выходит несколько человек. Залаял, потом взвизгнул пёс.
- Это за мной. – Обречённо полушёпотом сказала девушка. - Беги.
- Куда беги? Зачем? Я дома, - и с этими словами, как котёнка мягко забросил девчушку обратно на каменку. – Залезь под тулуп и сиди тише воды ниже травы.
Между тем громкий топот незваных гостей уже слышался в сенях. Один остался во дворе, двое нагло ввалились в избу. В избе сразу стало как-то спёрто, душно и тесно. Запахло перегаром и копчёной колбасой. Одинаково квадратные, с наглыми поросячьими глазками, в кожаных куртках и остроносых ботинках, круглолицые, бритые так, что голова казалась вся покрыта щетиной, сморщенные лбы и затылки, так выглядели эти двое. «Свинорылые, какие-то», - пришло на ум Фёдору. Один был чуть крупнее и, видимо, был главнее. Зацепив носком ноги табурет, он неожиданно ловко двинул его к столу и, не спрашивая, уселся.
- Здорово, мужик! – сказал он, повелевающим тоном, давая понять всем видом, что ему лучше не перечить, - Ты хозяин? Твой дом?
- Здорово. Мой дом. Стучать не учили? Кто такие, чего нужно? – Котиков дал понять, что не боится их. Он стоял у печи, широко расставив ноги, скрестив руки на груди. Фёдор был высок ростом, широк в плечах, но казался подростком в сравнении с этими двумя.
- Да ты сядь, в ногах правды нет. – Здоровяк заметно выдерживал паузы, чтобы придать вес словам. Всем видом он демонстрировал силу и превосходство. Двумя пальцами он достал из внутреннего кармана малиновый квадратик, подержал его, не раскрывая, и снова небрежно опустил за отворот.
– Мы из охраны губернатора Гробовского. Я Иванов, начальник охраны, он , - кивнул сидящий, в сторону второго амбала у двери, - мой сотрудник Петров. Кто ты нам наплевать, можешь не представляться.
В руках Иванова треснул, появившийся из ниоткуда, грецкий орех.
- Я ищу бабу, - между чавканьем начал Иванов, - и думаю, что ты подобрал её сегодня в лесу. Подбирал?
- Может и подбирал, только не бабу, а девушку, - Котиков чувствовал, как нарастает в нём злость и какой-то первобытный страх.
- И у тебя есть два варианта, - пропустив мимо ушей слова Фёдора, продолжил Иванов, - первый: ты спокойно и без шума отдаёшь нам бабу, и мы так же спокойно без шума уезжаем; второй: мы тебе свернём шею, сожжём твой, - он помолчал, оглядел избу, поморщившись на угол с иконой, - твой домишко. Бабу мы в любом случае заберём. Так что думай. Но недолго. Пока я доедаю этот орех.
Котиков не собирался ждать, когда закончатся крошки ореха, он уже продумал план: сначала вытолкнуть в сени того, что стоял у двери, потом огреть поленом того, что за столом, взять из шкафа ружьё, а дальше видно будет. Но план дал осечку уже на первом пункте. Когда Фёдор с размаху врезался в здоровенного детину у двери, тот даже не отступил назад. Более того Фёдору показалось, что он вывихнул плечо, словно он напал на стену, а не на человека. В следующий момент он отлетел обратно к печи, от сильного удара, словно его в живот лягнула лошадь. Котиков зевал ртом, как рыба на льду, пытаясь вдохнуть.
- Я так понимаю, ты свой выбор сделал, - Иванов отряхнул крошки с рук. – Посмотрим, какой выбор сделает она.
- Если выйдешь сейчас сама, я его не убью! – сказал он таким громким басом, что даже стёкла в окнах задрожали.
С пола Фёдор увидел, как вверху показались маленькие ножки.
- Вот и славно, - Иванов хрюкнул от удовольствия. – Этого на улицу, вломите ему, как следует. Хату сжечь.
В голове Котикова взорвалось от очередного удара. Он почувствовал, как его тащат из дома, словно мешок, через порог, сбросили с крыльца лицом в подтаявший снег. Тот, что стоял во дворе, словно только и ждал, когда ему дадут кого-то избить. Вдвоём с Петровым они начали методично наносить удары Котикову со знанием дела. Котиков слышал, как трещат рёбра, чувствовал, как кровь из сломанного носа потекла внутрь, не давая дышать. Наконец, когда снег уже был не под ногами, а встал вертикально, словно стена, подпирая голову и тело, он увидел, как в свете фар боком прошли несколько пар узконосых ботинок, а между ними, неумело ступали босые ноги. Наконец фары исчезли и наступила темнота.
Фёдор со стоном перевернулся на спину и почувствовал, как по щекам потекли слёзы бессилья.
- Господи, помоги, - прохрипел он в небо, - дай силы.
Подошёл, хромая, Жук, заскулил, начал лизать Фёдору лицо горячим шершавым языком.
- И тебе досталось, мой верный друг? - Котиков обнял лохматую шею, со стоном сел. В окнах дома засветилось багровым.
- Да воскреснет Бог, - начал он, сгреб ладонями снег, и приложил его к лицу, - И расточатся врази Его, - Фёдор встал, шатаясь, направился в дом, где разгорался огонь, - и да бежат от лица Его ненавидящие Его.
Он пошёл прямо в огонь, читая молитву, как заговорённый. Через минуту он вышел обратно, с огнём гнева в глазах, с ружьём в одной руке и поясом набитым патронами в другой.
- И со всеми святыми во веки. Аминь. – закончил Котиков твёрдо.
Так же твёрдо он знал, что делать дальше. С трудом забравшись в трактор, он рванул со двора, сломав жердину, что служила воротами, и направился по старой дороге, моля бога, чтобы успеть перехватить машину на развилке у того самого ручья, где днём нашёл девушку. И опять время остановилось, казалось, что трактор ползёт, как черепаха, переваливаясь на спрятанных под снегом валунах. Наконец показалась развилка. Фёдор остановился на пригорке, осмотрелся, зарядил ружьё, щёлкнул предохранителем, выключил фары и стал ждать.
- Не могли они так быстро проехать, не могли, - повторял он то и дело, вглядываясь во тьму.
Наконец справа между стволов блеснуло. Котиков вцепился в дрожащий в такт дизеля руль трактора. Его избитое тело страшно болело, но голова была ясной и холодной, как никогда. Он словно видел наперёд, что сейчас произойдёт. Подождав ещё миг, Фёдор вдавил педаль газа в пол. Старый колхозный монстр вылетел из леса, как бешеный носорог в саванне и ударом задвинул тяжёлую машину почти в стволы сосен. Под капотом машины что-то завыло, повалил пар. Трактор, уркнув натужно, выплюнул из трубы искры и затих. В тишине со скрипом отвалилась дверь, и Котиков с ружьём вывалился в снег.
В машине тускло загорелся свет. Сквозь паутину трещин лобового стекла Котиков с трудом разглядел, как среди белых мешков подушек безопасности, чихая и отплёвываясь от мучнистой пыли сработавших пиропатронов, ковыряются трое мужчин. Разглядев ненавистное лицо Иванова, Котиков, не церемонясь, ударил прикладом в боковое стекло.
- Где девушка? - спросил Федор, не узнавая своего голоса.
- Ты не представляешь, что я с тобой сделаю, - свинячьи глазки Иванова сменили удивление на выражение вселенской ненависти, он потянулся руками к Фёдору - ты будешь умолять меня, чтобы я тебя убил, ты...
- Ещё слово и мозги разлетятся по салону, - просто и без злости оборвал его Котиков, уткнув ствол в мясистую покрытую щетиной щёку, - в патронах крупная картечь, если что.
- Выпусти её, - коротко приказал Иванов, сверля глазами Котикова.
Петров долго толкал дверь, разбивая сугроб, в который упёрлась машина, протиснулся в щель, пролез сквозь глубокий снег обочины к багажнику. Зазвякало, и из багажника появилась босоногая девушка, закованная в цепи по рукам и ногам.
- Значит про цепи правда, а я-то не поверил.
- Всё правда дружок, - скривился в ухмылке Иванов, - а самая горькая для тебя правда в том, что патрон у тебя один, а нас трое. Так что, уже совсем скоро я буду вырывать твою печень, а девка полезет обратно в багажник.
- Ружьё шестизарядное. Прикажи снять цепи.
Иванов свёл глаза к носу, пытаясь разглядеть казённую часть:
- Сними, - гаркнул он.
Пока Петров возился с цепями, Котиков осознал, что ситуация и правда патовая, он не может убрать ствол ружья, выстрелить первый он тоже не сможет, так что же делать? Мысль пришла после того, как Петров снял цепи.
- Теперь надевай их на своих дружков. Вы двое, медленно выходите из машины.