Сегодня мне приснились два моих бывших начальника, хорошие люди. Совсем такие, какими я видела их в последний раз около десяти лет назад. Почти не изменились, только выглядели немного прозрачными и находились в окружении яркого белого сияния. Как ни странно, две последних подробности меня ничуть не удивили – мало ли кто и как кому может сниться. Смотрели по-доброму, что тоже не удивило, поскольку работали мы в своё время слаженно, не ссорились. Более того, они представляли собой тот редкостный тип медицинского начальства, о котором врачи могут только мечтать. Потом заговорили:
- Плохо всё в санатории, Анна. Без тебя плохо, без нас плохо…
Я подумала, что меня снова приглашают вернуться на работу в санаторий, который пришлось покинуть два года назад ввиду полнейшей деградации тамошнего начальства и откровенно концлагерных условий работы для врачей, и давай оправдываться – мол, я бы и рада, господа полковники, но куда деть людоеда-начальника и его любимого менагера, люто прессующих медиков. В таких условиях при моём здоровье удастся протрудиться не более недели…
Они слушали с печальной улыбкой и ничего не отвечали. Смотрели сочувственно, словно говоря – увы, мы уже ничего не сможем поделать. Тут я проснулась. Непонятно почему щемило сердце. И сразу резанула мысль – а ведь они умерли несколько лет назад, с небольшой разницей, и каждый в возрасте 57 лет. Как для нормальной жизни, то для военных врачей-кардиологов самый расцвет жизненных сил. Ушли в лучшие миры два умных и добрых человека, на которых, в общем-то, и держался большой и на тот момент добротно работающий санаторий…
Тогда, весной 2005-го года, в полной мере накушавшись работы в умирающей санаторной отрасли, я решила бросить медицину и сменить профессию на что-нибудь менее стрессоопасное. Легко сказать – сменить. А на что? Брали младшим научным сотрудником в краеведческий музей, но высокое начальство распорядилось – врач должен работать по специальности. Крепостные не должны бегать от барина, даже если он их не кормит, перегружает на барщине и нещадно избивает кнутом по поводу и без такового. Работа нашлась только в местной газетке. Будете смеяться, работа корректора.
Сколько себя помню, мне всегда легко давалась литература, в отличие от точных дисциплин. В школе писала сочинения практически без ошибок, при этом не зная ни одного правила правописания. Повезло иметь такую особенность организма, как врождённая грамотность. Пришла я в газету по объявлению, на тот момент требовался корреспондент, но уговорили временно поработать корректором. Мол, - привыкнешь к нашей работе: присмотришься, узнаешь, где лизнуть, а где укусить, а там, возможно, и в корреспонденты попадёшь…
Конечно, после каторги в моей «самой гуманной профессии» новое место работы показалось раем земным. Сидишь себе в тихой комнатке без окон и правишь гранки при свете люминесцентной лампы. Ни тебе озверевшего медицинского начальства, мечтающего удавить врача его же собственным фонендоскопом, ни бешеных яжематок, пропивших и прокуривших своих несчастных детишек с синдромом Дауна ещё в утробе. Обманывать не буду, тогда невменяемых пациентов приезжало на порядок меньше, чем сейчас, но не всё ли равно, одну гранату бросят вам под ноги или связку – результат один. А именно - нарушение сердечного ритма с глубокой депрессией. Ясно, что граната имеется в виду не физическая, а моральная…
Примерно так рассуждала временно отставной врач, вычитывая скучнейшие строки «нашей общественно-политической газеты», как называла её редактор по имени Люсьен, когда в соседней комнате послышался весёлый голос. Девчёнки рассмеялись, я прислушалась. Оказалось, представитель базового военного санатория, расположенного в соседнем посёлке, принёс для публикации объявление, где говорилось, что в данном санатории нужны врачи. Много врачей, хороших и разных. Эх, не видел тот человек жестикуляций сидящего за гранками в соседней комнате врача!
- Вот вам, гады, ищите себе рабов! Своих специалистов слопали, а теперь о чужих размечтались! – крутила в стену дульки темпераментный врач, забыв общеизвестные истины: не стоит сильно рыдать и сильно радоваться; человек полагает, а кто-то наверху располагает. Ну, и так далее…
Проработав два месяца, я поняла, что в новой жизни не всё радостно. Да, коллектив хороший, никто не требует истории болезни с целью попить врачебной кровушки, редакция находится аккурат на первом этаже моего дома. Но – корреспондентами работали все, кому не лень, а литературная обработка корявых записочек вменялась в обязанности корректора. Угадайте, кто получал гонорар? Зарплата не просто смешная, а очень смешная – чуть ли не на порядок ниже нищенской врачебной. А если ещё учесть серьёзное ухудшение зрения от постоянного напряжения глаз, то было о чём подумать. Волонтёрство, конечно, дело хорошее, но только тогда, когда есть основной заработок. Короче говоря, откорректировала я принесённое неведомым человеком из санатория «Таврида» объявление, и, рыдая и стеная, ушла туда работать врачом. О-хохонюшки, грехи наши тяжкие. Думаю, понять меня смог бы только интеллигентный японский юноша,которого принудили пойти на курсы камикадзе.
Неведомый человек, принёсший в редакцию объявление, оказался ведущим терапевтом санатория по имени Турский Александр Васильевич. Обычно медициной занимается начмед, но в данном заведении таковой им только числился, а всю его тяжелейшую работу вёл Турик. Начмед Плешачук, дебелый холёный дядька, всё больше просиживал халат, ездил на всяческие мероприятия и для собственного развлечения пытался стравливать членов коллектива. Правда, коллектив, в своё время идеально подобранный и сплочённый бывшим главврачом генералом Рамишвили, на провокации особенно не вёлся и спокойно делал своё привычное дело.
Можно сказать, что коллектив на тот момент меня пленил. В отличие от санаториев уничтожаемой профсоюзной системы, в которых я на тот момент проработала 20 лет, с партизанскими законами и часто бестолковым руководством, центральный военный санаторий в 2005-м году представлял собой отлично налаженный маховик. Работал он круглогодично, независимо от времени года и прочих обстоятельств. И коллектив, и порядки напоминали таковые в областной больнице, где много лет проработала мама, и где когда-то начинала работать я.
- Куда направим нового доктора? – спросил у начмеда Турский и почему-то посмотрел на меня.
Я пожала плечами – мне-то как раз было всё равно, поскольку пришла в санаторий наобум, без предварительных договоров и взяток. Как всегда. Начальники посовещались, и решили направить меня под знамёна заведующего 8-м отделением Панадина. Врачи нужны были практически во всех отделениях, но ведущего терапевта, казалось, обрадовало такое решение…
Заведующий отделением немного задерживался. Я ждала его в холле и попутно изучала обстановку. Когда-то добротно построенный и прилично отделанный корпус, конечно, нуждался в ремонте, но в сравнении с убитыми профсоюзными санаториями был ещё очень даже ничего. Внимание привлекла висящая в холле картина в хохломском стиле. На ней чудо-богатырь верхом на добром коне деловито тревожил копьём сидящего на развесистом дубе Соловья-разбойника с удивительно знакомым лицом. Пригляделась и глазам своим не поверила – ну, точно копия одной из моих бывших начальниц. Один к одному. От неожиданности я прыснула и тихонько захихикала. В это время подъехал лифт, из которого вышел высокий плотный дядька в аккуратной штатской одежде. Глянул на меня без одобрения и вошёл в коридор. Я на всякий случай проследила взглядом – так и есть. Он открывал ключом дверь кабинета заведующего. Чуть не пропустила – на тот момент все полковники, работающие в санатории, ушли в отставку и переоделись из своей военно-морской формы в обычные одёжки. На первый взгляд заведующий произвёл впечатление сурового и почти сердитого. Я вздохнула и негромко постучала.
- Можно?
- Входите.
Мой новый начальник уже переоделся в шикарно отглаженный белоснежный халат, из тех, что назывались «генеральскими». Смотрел исподлобья. Глаза небольшие, с нависающими веками. Я ещё больше опечалилась, ожидая привычную в общении с медицинским начальством каверзу …
- Меня направили к Вам в отделение.
- Слышал, - кивнул головой Панадин, - Вы врач?
- Врач.
- Хорошо. Мы ведём весь корпус только вдвоём с коллегой, и Вы очень вовремя.
Во время обычного разговора о том, в каком кабинете мне принимать и какие этажи вести, я украдкой его осматривала, ожидая обычный подвох, но подвоха всё не было. Обычный деловой разговор. При ближайшем рассмотрении доктор оказался скорее не плотным, а болезненно отёчным. Идеально зачёсанные чёрные волосы с ровным пробором. Одет чисто и стильно. Лицом похож на французского киноактёра, игравшего помощника комиссара Жюва по имени Бертран из культового фильма моего детства «Фантомас». Такое сходство немного меня успокоило. И тут я перехватила его взгляд. Глаза за стёклами очков в золочёной оправе казались большими. И, что не показалось, а соответствовало истине, умными и очень добрыми. Вот только не было радости в тех глазах. И не было в них того серого чугуна, который характерен практически для всех его коллег по службе.
Потом выяснилось, что он не заканчивал академию, а попал в данную систему после обычного мединститута и дослужился-таки до полковника. Что он и его душевный друг Турский – отличные кардиологи. Что мой заведующий очень душевно поёт под гитару. Жаль, я так и не услышала его пение. Мы общались только по работе.
Выяснилось также, что начмедом должен был стать не пустой генеральский тесть Плешачук, а Панадин. Уже готов был приказ, но в последний момент всё переиграли. В те же примерно дни Панадина подстерегли и сильно избили хулиганы, до сотрясения мозга с последствиями в виде жестоких гипертонических кризов. Совпадение или привет от конкурента – кто сейчас узнает. Тем более, что пан Плешачук в дни Крымской весны быстренько смылся в Киев, и даже прихватил невзначай корпоративный санаторный телефон. А тогда, после чудовищной несправедливости, Панадин долго отлёживался, после чего стал замкнутым и угрюмым, чувствуя себя свободно только при общении с душевным другом Турским да, разве, ещё с мадам Зауэрман, оригинальной вампиркой и престарелой куртизанкой. К сожалению, дружба с ней не прибавила нашим друзьям ни здоровья, ни лет жизни. А ведь как хорошо должно было всё сложиться! Два умных и добрых начальника должны были жить долго и уж точно не допустили бы того кошмарного развала, который царит в санатории в данное время…
А тогда, в начале мая 2005-го года, я не пожалела о своём выборе. Конечно, работа в военном санатории тяжела и накладывает свой безумный отпечаток, и далеко не все полковники были порядочными или просто нормальными людьми, но мне повезло-таки с заведующим. Он не был тютей, но не был и гоблином, в отличие от некоторых…
Через месяц работы я почувствовала, что в моей жизни не хватает чего-то привычного. Чего же? Придирок и издевательств. Поскольку в таком случае ждёшь, что неприятности рано или поздно должны-таки выплеснуться, но в бОльшей дозе, я решила взять ситуацию в свои руки…
- Разрешите, Геннадий Данилович?
- Заходи, садись. Что надо?
- У меня вот такой вопрос. Мы с Вами уже второй месяц работаем, а Вы ещё ни разу ко мне не придрались. У Вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?
Панадин посмотрел удивлённо, потом немного с озорством.
- Ты двадцать лет работаешь в этой отрасли – вот и иди, работай…
Общения с начальником всегда были коротки и конкретны. На тот момент мы не очень хорошо нашли общий язык с коллегой, вторым врачом, женой полковника. Слишком разные у нас были взгляды на жизнь, да и уровень жизни тоже. Меня всегда забавляли некоторые высказывания коллеги по поводу «этих штатских». В том санатории так никто и не узнал, что мой родной дед до войны был начальником военного училища. У меня так и вертелся на языке вопрос – а кем был её дедушка, как, впрочем, и дедушки многих других наших крутых погононосцев. Правда, вопрос я так и не задала. По большому счёту, она совсем не плохая женщина, только из другой касты, - с этим всё равно ничего не поделаешь. А тогда…
- Ааааа! Геннадий Данилович!
- Ну, что там ещё?
- У Вас есть табельный пистолет? Одолжите застрелиться! Всё достало!!!
- Пистолета нет, - короткий взгляд из-под век, - кортик есть, он мне по форме положен. Могу одолжить зарезаться.
- Нет, зарезаться – это пошло. И не романтично. Я самурайских курсов не заканчивала, не знаю техники такого оригинального процесса.
- Ну, тогда иди, работай…
Ну, что с ним поделаешь…
В начале лета, проверяя истории болезни, сказал:
- Не надоело тебе каждый день ездить на работу туда-сюда по 18 километров, вставать в 5 часов? Селись на лето в кабинет и живи. Квартиру сдавай. Мужа с собой забери. Муж-то как?
- Спасибо. Муж хороший. Квартиру никогда не сдавала, она у меня однокомнатная. А вот немного подночевать не откажусь, особенно в купальный сезон.
Море в том санатории прямо на территории. Правда, дно сильно смытое, камни большие, но это не так страшно. И, памятуя доброту своего заведующего, я изредка подночёвывала в кабинете, особенно после дежурства, - все те годы, когда у меня был кабинет. Представляю, через сколько минут меня слопало бы с потрохами нынешнее начальство, если бы я только подумала о подобной вольности.
Однажды скучающий начмед Плешачук наврал Панадину, что я неуважительно выразилась о его звании. Благо, я успела вовремя заметить и среагировать. Пришлось использовать небольшое количество грубой лести, - нельзя же держать хорошего человека в состоянии незаслуженной обиды.
- Геннадий Данилович, тут некоторые Вам неправду сказали про меня. Так вот, мне всё равно, полковник Вы или генералиссимус, главное, что человек хороший!
И тут же увидела привычный добрый взгляд заведующего. Представляю, как ему было тяжело услышать подленькие плешачьи сказки после всего того, что с ним сделали в этом санатории!
Была у него одна особенность – шибко любил иногда заворачивать матерные словечки. Ну, стала и я иногда разговаривать матом. До сих пор никто в санатории не верит, что я перематерила самого Панадина! Правда, вскоре он заявил: «Так, Анна, первый, кто скажет плохое слово – кладёт деньги на стол». Мы долго крепились, но выражаться перестали. Бросили. Завязали.
Кстати, жадностью он не страдал. Однажды я спросила, почему он не купит машину. Он ответил, что денег у него на машину хватит, но ему никогда не нап…ть столько денег, сколько нужно для жизни, которую он хотел бы вести.
Иногда в процессе работы возникала необходимость проконсультировать пациента у кардиолога. Панадин никогда не отказывал. Но самую большую радость приносили совместные консилиумы с ведущим терапевтом. Это просто песня какая-то! Так интересно было смотреть на двух великовозрастных мальчишек, когда они сначала подробно разбирали пациента, а потом отправляли всех по местам, а сами сидели и беседовали в кабинете заведующего отделением за бутылочкой коньячка. Надо же иногда расслабиться!
8 июня 2006 года мне нужно было срочно ехать в Феодосию – гонять заезжих натовцев. Накануне вечером позвонила Турскому и попросила отгул без объяснения причины. Он понимающе хмыкнул и разрешил. По дороге на работу, в автобусе утром 9-го он тихонько спросил: «Ты была ТАМ?» Я коротко кивнула. «После расскажешь мне подробно». Наши полковники были настоящими. Они любили свою родную Украину, но никому её не продавали.
В нашем мире хорошее время никогда не длится долго. Работали мы с Панадиным немного больше года. К несчастью, летом 2006 года у него случился инсульт. Видимо, весь санаторий сильно за него молился, - состояние довольно быстро нормализовалось. Но, к величайшему сожалению, беда одна не приходит. Он быстро вышел на работу и при звонках некоторых людей, льстиво спрашивающих: «Как Ваше здоровье?» отвечал чётко: «Не дождётесь!». А в декабре 2006 года он неожиданно уволился и уехал в Феодосию. Говорили, что разменял свою квартиру в Ялте на две в Феодосии, чтобы обеспечить жильём сыновей. Говорили, что его берут на работу в местный военный санаторий. Что водит внучку на пляж. А он в это время всё больше загружался. Похоже на то, что в 2006 году он пережил так называемый боголеповский инсульт – одновременно с инфарктом. Сердечная недостаточность всё нарастала, а никого из нас, коллег, рядом не было.
На его место заведующего поставили второго доктора, коллегу-жену полковника. Начала она круто, не из вредности, а порядка для. Я дорабатывала в 8-м корпусе последние месяцы. Весной 2007 года мы разбирали истории болезни в панадинском кабинете с новой заведующей. Зазвонил телефон. Она взяла трубку и побледнела. Сказал только два слова: «Панадин умер». Как бы мы ни относились друг к другу, но сидели чуть ли не в обнимку и рыдали как две девчонки. И пусть мне не доказывают, что незаменимых людей нет.
На собрании администрации санатория самой смелой оказалась как всегда женщина – заведующая 11-м корпусом Ирина Фёдоровна. Она предложила почтить память коллеги вставанием. Господа полковники сидели молча, опустив головы. Начмеду Плешачуку страсть как этого не хотелось, но он нехотя согласился. А потом появился негласный запрет на всяческие упоминания о более умном конкуренте. Но в памяти сотрудников наш полковник медслужбы жив до сих пор.
С уходом Панадина печально стало в санатории. Турский потерял лучшего друга и советника. Естественно, нагрузка на него серьёзно увеличилась, а здоровья не прибавилось. Я проработала до следующего года, с большим трудом находя общий язык с новой заведующей. Весной на меня случайно свалилась путёвка в мой бывший санаторий в город Морянск. К сожалению, проживание в любимом городе, где я когда-то так безмятежно существовала и работала, было невозможно, но встретили меня там прекрасно, как родную. Все спрашивали, приехал ли муж, который 30 лет считался лучшим специалистом в своей отрасли в городе, но он, к сожалению, остался дома.
По возвращению домой я поняла, что не могу больше работать в заведении, где так позорно поступают с лучшими кадрами. И вскоре судьба всё решила сама. Начмед санатория, где на тот момент трудился Василий, вызвала его в срочном порядке и спросила: а не родственница ли ему Анна Батыйская? Оказывается, им экстренно понадобился терапевт, и медсестра, с которой мы вместе работали много лет назад, посоветовала взять меня.
- Это моя жена, - ответил Вася.
- Быстро давайте её ко мне!
Как скажете. Зачем отказываться. И я перешла в тот санаторий, попав из ада в рай. Жаль, что опять ненадолго. Небольшой санаторий, умный и добрый начмед. Нагрузку не сравнить – за полгода я там приняла на новом месте работы примерно столько пациентов, сколько на прежнем за месяц. К сожалению, начинались проблемы со здоровьем – давали о себе знать опухоли – память о ядерном полигоне. Несмотря ни на что, первый сезон прошёл отлично. А вот на следующий год произошло то, что и во многих других санаториях – рейдерский захват. Главный врач умер, а отлично сработанный за многие годы коллектив оказался не нужен новым начальникам, которых за короткое время сменилось трое. Рэкетир, купивший себе генеральское звание майор и директор рынка с безумными белыми глазами убийцы. Мне снова пришло время подумать о трудоустройстве.
Я позвонила Турскому на домашний телефон. Он сразу узнал и отозвался приветливо.
- Александр Васильевич, Вам врачи нужны?
- Спрашиваешь! – хохотнул он в трубку, - они нам всегда нужны. Что, собираешься возвращаться?
- А возьмёте?
- Конечно. Снова в 8-й корпус пойдёшь? – ехидно спросил он.
- Нет, - немного жёстче, чем следовало, ответила я.
По иронии судьбы, вернулась я в 2010 году во 2-й корпус на подножии горы, которым заведовал муж моей бывшей начальницы, полковник медслужбы, отличный хирург и просто хороший человек. Работалось традиционно нагрузочно, но большое начальство обитало далеко внизу, в долине, а корпусное гадостями не занималось. Если бы не проблемы со здоровьем, то и жить можно было бы. Изредка мы с мужем, который устроился работать туда же, оставались ночевать после рабочего дня у меня в кабинете. Славно было отдыхать после трудов праведных, прогуливаясь по санаторному парку размером в 40 гектаров, купаясь в море или неспешно попивая чаёк на лоджии, попутно созерцая с высоты 9-го этажа и 40-метровой высоты лифтоподъёмника прелестные виды долины, море и самую высокую гору Крыма. Мы даже встречали новый 2011 год в закрытом на тот момент корпусе, где были отключены вода и отопление, но было так хорошо! Мощный фейерверк, устроенный жителями посёлка и близлежащих поселений, стоил дороже небольших бытовых неприятностей.
Санаторий тогда ещё работал по инерции хорошо, хоть и не круглогодично. Начмед был тот же самый, его работу выполнял всё тот же безотказный добряк Турский. Только сотрудники замечали, что делал он это уже через силу. Не было рядом его лучшего друга, с которым можно отвести душу в доброй беседе. Дома облегчения не наступало. Первая жена страдала тяжелейшим душевным расстройством. Вторая, которую он взял с больным ДЦП ребёнком, беспробудно пила. А боевая подруга мадам Зауэрман вообще могла дать фору самому Сатане. В подобной ситуации положение мог спасти только умный и добросердечный собеседник, вроде моего Васи, но вот только не пришёлся ко двору умный доктор из неродной касты, да ещё и главный невропатолог города задался целью извести конкурентов. И господа полковники в большинстве своём устроили коллеге скрытую травлю. Уж что-что, а такие пакости у той публики получаются всегда очень профессионально. И добряк Турский, к огромному сожалению, не решился пойти против своей касты и присоединился к травле, что, скорее всего, решило не только судьбу моей семьи, но и его собственную. И жизнь совсем даже неплохого человека покатилась под откос. Радостей было всё меньше, оставались только воспоминания. В своё время Турский воевал в Афганистане, в Кундузе. Хоть и говорили: «Если хочешь жить как туз – поезжай служить в Кундуз», но не верю я в такую лёгкость бытия. Особенно когда прилетает снаряд, и сидящему рядом с тобой в машине другу отрывает голову. Все эти жуткие воспоминания тоже не добавляли здоровья.
В последний раз я видела Турского в конце 2010 или в самом начале 2011 года. Мои хвори уже слишком далеко зашли, и я решилась обратиться за консультацией к нему - лучшему на тот момент кардиологу санатория, имевшему плюс ко всему ещё и подготовку гематолога, в прошлом ученику самого Кассирского. Поймала его на бегу – он собирался куда-то ехать, но коллегу выслушал со вниманием и для начала посоветовал кушать чёрную икру. Говорят, что данный продукт официально входит в состав генеральского пайка. Но я же не генерал, а простой ординатор, да ещё и вольнонаёмная, с соответствующей ставкой. Думая, что он шутит, я расхохоталась – какая может быть икра при врачебных доходах, - но он не шутил. Также сказал, какие анализы крови необходимо сдать, чтобы поставить точный диагноз и назначить лечение. К сожалению, новая заведующая лабораторией, передовая и заботящаяся об экономии санаторных средств, возмутилась и выкинула пробирки и капилляры с врачебной кровью из центрифуги. В принципе, диагноз на тот момент я уже знала, да и начинался традиционный в нашей отрасли зимний отпуск. Решила отдохнуть и со свежими силами заняться своим здоровьем уже в следующем сезоне.
Отпуск практически весь пролежала, поскольку сил ни на что не оставалось. Весной спросила у кого-то из коллег, - не в отпуске ли Турский? Ответ меня буквально огорошил:
- Ты что, Аня, не знаешь? Его же месяц назад похоронили…
Все понимали, что ведущего терапевта рано или поздно заездят такими нагрузками, но никто не думал, что всё произойдёт так скоро и так бездарно. Однажды он пришёл с работы уставший, пьяненькая супруга с родственниками почему-то начали настойчиво требовать, чтобы он официально признал своим её 30-летнего больного сына. Не знаю, кому и зачем это понадобилось – он и так делал для семьи всё возможное, но факт остаётся фактом. Общение с вампирами закончилось обширным инфарктом. Вызвали скорую помощь. Носилки не удалось пронести по узкой лестнице, и больной со свежим инфарктом миокарда спустился по лестнице на своих ногах. В результате – разрыв сердца. В возрасте 57 лет, так же, как и у его лучшего друга Панадина.
И всё. С уходом этих двух полковников санаторий осиротел. Некому стало защищать медиков от произвола начальства. Закончилось тем, что там теперь царствуют строитель даже без начального медобразования и его близкий юный друг – менеджер по продаже путёвок с явно нетрадиционным взглядом на жизнь и страстью к психостимулирующим препаратам. Господин менагер, из рук вон плохо исполняет свои прямые обязанности, но всю страсть извращённой душонки направил на полное истребление гадких и мерзких докторишек.
Я пережила тот год очень тяжело. В самый последний момент меня спас мой заведующий – хирург, успевший отвезти слишком заработавшуюся подчинённую в больницу, за что я ему пожизненно благодарна. Потом были две тяжёлые операции, восстановление враз разрушившихся зубов и длительная реабилитация. Мне повезло. Благодаря помощи ещё работавших на тот момент отличных докторов, я осталась жива. Санаторий ветшал и опускался на глазах. Мой любимый 2-й и соседний 1-й корпуса закрыли якобы на ремонт в 2014 году, разбили в них всё, что возможно, и постоянно не имеют денег на их восстановление. Сотрудников разогнали или пристроили по другим корпусам. Мы с шефом попали в бригаду дежурантов, которую успешно и очень жестоко развалила мадам Зауэрман. А два года назад я не выдержала и ушла. С нарушением сердечного ритма. Два года работала в другом санатории, который находился примерно в тех же условиях, что и предыдущий, но ближе к дому. Скоро начнётся новый сезон, но мне смертельно не хочется искать следующий, на сей раз уже девятый по счёту санаторий. Хотя бы потому, что при сложившейся в современной курортной системе ситуации практически не имею шансов остаться – не то, чтобы живой, но и просто не изуродованной.
А Турский периодически снится сотрудникам, с которыми он так долго работал. Часто даже предсказывает будущее некоторым из них. Он и после своего ухода в другой мир остался в некотором роде ангелом-хранителем своего санатория. А вот Панадин, в отличие от него, обычно не снится никому, слишком сильно его здесь обидели. Но в мой сон они пришли вдвоём и, к сожалению, ничего не предсказали. Только посочувствовали мне и санаторию. Ой, и неспроста обычно бывают такие сны. Некоторые считают, что ушедшие приходят к дождю. Но, похоже, сегодняшний сон всё-таки не о том.
Так к чему же всё-таки снятся ушедшие? Особенно такие ушедшие…
15.03.2019г.
P.S. Вещий сон, с которого начался рассказ, приснился в самом начале марта 2019-го года. Как и положено, сразу разгадать его не удалось. Действительно, к чему приходят ушедшие? Особенно такие, какие приснились мне. Ясно же, что не к дождю. Ожидались какие-то события, изменения. И уж точно ничего хорошего. И только через сорок с небольшим дней, аккурат в мой юбилейный день рождения, стало ясно, к чему он был, тот более чем странный сон. Именно тогда, совершенно неожиданно для всех умер мой бывший заведующий отделением, хирург от бога и просто хороший человек Рахманский Анатолий Иванович. Многим в санатории и посёлке он сделал добро. Многих оперировал. Лично мне спас жизнь. А сам умер в 63 года от осложнений сахарного диабета.
Родившись в Литве, живя в Луганске, в детстве он побывал во всесоюзном пионерском лагере Артек и навсегда полюбил Крым. В дальнейшем выучился на военного врача, служил на Байконуре и в ГДР. Дружественная нам страна оказалась не вечной и была утилизирована так же бездарно, как и наша. Шефу повезло: он дослуживал в звании полковника и должности заведующего отделением в одном из лучших в прошлом военных санаториев, расположенном по соседству с всемирной детской здравницей, с которой когда-то началось его знакомство с Крымом. На тот момент санаторий "Таврида" находился ещё полностью в рабочем состоянии, а врачебный состав, качественно подобранный покойным ныне генералом Рамишвили, трудился пока с удовольствием. Большинство военврачей, тогда ещё не получивших звание полковника, жили с семьями на территории в ожидании квартир. А если кому-то из пациентов становилось по-серьёзному плохо, то оказывать ему квалифицированную мед. помощь бежали все. И в первую очередь, конечно, наш хирург. Писаной красотой господь его не наградил, а вот сердечной добротой, практичной народной сметкой, редкостной статью и богатырской силушкой - вполне.
Тогда оказывать мед. помощь страждущим ещё не было опасно для врача, да и не запрещал пока никто лечить жителей посёлка, которые в большинстве своём являлись сотрудниками санатория. Лично меня он оперировал дважды. Работал виртуозно - легко, красиво, с отличным результатом. А в 2011-м году он самолично и очень вовремя отвёз неслухняную докторшу в стационар, в результате чего я осталась жива.
Шеф заслуженно пользовался всеобщим уважением и любовью, и был он одним из столпов, на которых держался санаторий. Казалось, что так будет всегда. Беда пришла традиционно тогда, когда её не ждали. Умерли один за другим Панадин и Турский. Руководителем не маленького медицинского учреждения вместо медика назначили человека, находящегося от ненавистной ему медицины на расстоянии примерно как до созвездия Гончих псов. Вначале закрыли якобы на ремонт два корпуса, в одном из которых я работала под знамёнами полковника Рахманского, а нас с ним перевели в дежуранты. Потом перекрыли для большинства сотрудников лечебные корпуса - нечего вам тут лечиться, кляты москалики. А потом шефу запретили оперировать - и это был конец. Когда у человека есть талант - он требует выхода и изводит своего хозяина хуже последнего врага.
Шеф не подавал вида, он вообще не отличался многословностью. Поскольку никто не собирался ремонтировать его корпус, продолжал дежурить. В свободные от беготни минуты, задумавшись, сидел на скамеечке рядом с приёмным отделением, много курил. Кто знает, о чём он тогда думал, и кто приходил ему в снах? Неизвестно. Я уволилась, не выдержав происходящего. А через два года услышала страшную весть.
В последнее время Рахманский начал прихварывать. Но кто не болеет в 60 лет? Этой весной, как всегда, поехал садить картошку к родственникам в Луганск, под обстрелы. И вот - тромбоз, операция в местной больнице, московский госпиталь, где он и ушел из жизни на операционном столе. В 63 года. И всё...
Санаторий пока существует. Два разбитых вдребезги уникальных корпуса на горЕ всё еще стоят. Взорвать их пока не решаются, уж очень крепко они построены. Несмотря на резкое падение качества медицины, санаторий находится на хорошем счету у начальства, которое без устали зудит давно застрявшую в зубах мантру, что де "незаменимых людей нет" и "у нас за дверью семнадцать желающих устроиться на работу стоят". Хотя на самом деле нет незаменимых начальников. Но они об этом пока не догадываются. Или просто не хотят знать. 10.08.2019 г.