Письмо Цесаревича Николая Александровича принцессе Гессен-Дармштадтской Аликс.
На английском языке с переводом на русский.
May 19/31 1894. Gatchina.
№ 29.
My own sweet Alixi-dear,
Thank you many many times for your darling letter № 27; it come here yesterday when I left for the camp & got it this morning. I was awfully impatient the whole night through, as my man telephoned me it had missed the last train & so it arrived with the early one today.
It is all so sweet what you say in your dear letters. Truly, my own darling, they are such a treasure to me, I could not have existed without them for a week! And before that!// I cannot understand now, how it was possible I have spent these last 5 ears, without hearing from you, my own little girl: only two short letters I got from you in 1889 – I keep them like relics & cherish them so! I think I have not mentioned to you, my little own, that Mamma gave me a white-leathered porte-feuille – only for your letters, is n’t that kind& I’ll bring it with me & show it you.
I think that paper a vile one, where it stood, that you were never photo-ed full length, but that all stopped at the calves! Too shocking. With pleasure I would have smashed that man’s nose, who// dared put such expressions in a paper.
Darling, it touched me so, everything you wrote about our soldiers. Of course – I have a good big place open in my heart for your Hessian one’s, especially after our delightful stay at Darmstadt! I was so sorry then for the poor fellows of the guard there at the station, who fell down on account of that beasty carpet (the 115th) you see I remember the №!
No, the happiness I felt being in your dear old town, is not to be described; and you, my sweet one, you were oh! so kind & good to me, showing yr charming room & letting me sit there with you! Only it was// too short as the best dreams – they are also very short. I was too overcome with joy then, I am afraid Orchie thought me a numb idiot! But whatever opinion she had about me, I don’t know – the only thing I wish with all my heart, is that my little girl should care a bit for her old cow, who adores you & who would gladly give his life away this instant if it were necessary for your sake. Oh! my own true love, I also long for a tender kiss from your sweet lips. Those “pink-gown”’s evenings, those delightful not-to-be forgotten hours, will they ever come back?
Tomorrow it is yr 1st of June already. I am getting more & more// impatient, as the time approached! When do you think of leaving from Harrogate for Walton? Atlast I have found the former plase on my map & have drawn a blue line underneath, so as to find it easily.
I have had a long talk with Mr. Heath just now – I gave him your message, wh. he thanks you for fr. “the bottom of his heart”. I use his own words. He was astonished you remembered him if still! Possibly he will come with me over to England, as Granny wrote to me she wished to see him if ever he came there. Now I must stop. Good-night, my own darling, my precious Alix!//
No, I cannot end like that! Many tender kisses, my own sweety; oh! for a look at the deep ocean-coloured lovely eyes! How true it is (in your case certainly so) that the eyes are the mirror of the soul!
But this time really good-night my little owl, my enchantress; my treasure, my life, my own sweetest Alix! Спокойной ночи! Христосъ съ тобой!
June 1st. So you have scrambled into next month, that is splendid! Good morning, my own darling! I slept badly as I dreamt all sort of rubbish & kept on waking up in the midst of my slumber. Papa & I are starting in half an hour// for town – to be present at the launching of a new 1st class battleship, wh. has got an extraordinary name “Sissoi Velikij”. Atlast the owl shall have some interesting subject to read about in this evening’s cow’s letter. But I mast be off to put my uniform on. So good-bye you sweet beloved primrose mine!
God bless you & may His angels protect you, my love. It is soon yr dear birthday, you my guess where I should like to have spent it. Many tender kisses & fondest love does send you, my own precious darling Alix, your ever loving & truly devoted Nicky.
19/31 мая 1894. Гатчина.
№ 29.
Моя милая, дорогая Аликси,
Бесконечно благодарю тебя за твое милое письмо № 27; оно пришло сюда вчера, когда я уже отбыл в лагерь, и я получил его сегодня утром. Я ждал с ужасным нетерпением всю ночь, так как мой человек позвонил и сообщил, что оно опоздало на последний поезд и прибудет с ранним поездом сегодня.
Все, что ты пишешь в твоих замечательных письмах, так мило. Правда, дорогая, они для меня бесценное сокровище, без которого я не прожил бы и недели!// И не понимаю, как это было возможно раньше? Я провел эти 5 лет, не имея писем от тебя, моя маленькая девочка. Только два коротких письма в 1889, которые я берегу, как святыню! Думаю, я тебе еще не рассказывал, что Мамa подарила мне портмоне из белой кожи, чтобы я там хранил твои письма. Мило, не правда ли? Я возьму его с собой, чтобы тебе показать.
Нахожу, что газетная публикация просто презренна: написано, что ты никогда не снималась в полный рост, а только по икры! Просто неописуемо. С каким удовольствием я бы разбил физиономию человеку, который// осмелился выразить это на бумаге.
Милая, я очень тронут тем, что ты написала о наших солдатах. Конечно же, и твои гессенцы, особенно после нашего чудесного пребывания в Дармштадте, займут в моем сердце большое место! Мне было так жаль тех несчастных молодцев (115-го), которые упали из-за того ужасного ковра. Видишь, я помню номер!
Нет, счастье, которое я испытывал, находясь в твоем родном городе, невозможно описать; и ты, милая, ты была так добра ко мне, проводив в свои чудесные комнаты и позволив мне присесть рядом с тобой! Только// все это быстро окончилось, как и все прекрасные мечты, что всегда очень коротки. Меня настолько переполняла радость, что я боялся, что Орчи меня примет за немого идиота! Но какое бы мнение у нее ни сложилось обо мне, мне ничего неизвестно. Все, чего я желаю, это то, чтобы моя маленькая девочка любила своего старого Теленка, который любит и обожает тебя, и который с радостью пожертвует за тебя жизнью в одно мгновение. О! Моя любимая, я тоже жажду хоть один поцелуй твоих нежных уст. Те вечера с тобой в розовом капоте, те восхитительные часы с незабудками – вернутся ли они?
Завтра уже 1-ое июня. По мере того, как// приближается время, я становлюсь все более нетерпеливым! Когда ты думаешь вернуться из Хэррогейта в Уолтон? Наконец-то я нашел упомянутое место на карте и начертил синюю линию, чтобы легче находить его.
Только что я долго беседовал с мистером Хисом. Я передал ему твою записку, и он благодарит тебя «из глубины сердца». Я привожу его слова. Он был изумлен, что ты все еще его помнишь. Возможно, он приедет со мной в Англию, так как Бабушка написала мне, что хочет видеть его, если он приедет. Теперь я должен поставить точку. Спокойной ночи, моя драгоценная, моя родная Аликс!//
Нет, я не могу закончить так! Множество нежных поцелуев, моя милая! Заглядываю в эти огромные очи цвета океанских глубин! Как верно (особенно в твоем случае), что глаза есть зеркало души!
Но теперь, действительно прощаюсь, моя совушка, моя чаровница, мое сокровище, моя жизнь, моя дорогая малышка Аликс! Спокойной ночи! Христос с тобой!
1 июня. Итак, ты пробралась в следующий месяц! Прекрасно! Доброе утро, моя милая! Я спал плохо, ибо мучили меня какие-то непонятные сны, я время от времени просыпался. Через полчаса Папa и я отбываем// в город, чтобы присутствовать на церемонии спуска на воду боевого корабля первого класса с необычным именем «Сисой Великий». Наконец-то, Совушке будет о чем читать в вечернем письме ее Теленка. Но мне надо идти облачаться в форму. Прощай, мой любимый нежный цветок примулы!
Благослови тебя Бог и да защитят Его ангелы! Скоро твой замечательный день рождения. Ты догадываешься, где бы я хотел его провести. Множество нежных поцелуев и самая горячая любовь тебе, дорогая Аликс, твой любящий и истинно преданный Ники.