Июнь 1949 года. Наша семья жила тогда в деревне Семенкино в Башкирской АССР. Колхозники посевные работы закончили, стало тепло, везде все зазеленело. Весна.
«Кино! Кино привезли!» разнеслось по деревне в один из таких дней. Это ребятишки бегали по улицам радостные, веселые, всех приглашали вечером в кино: «Кино, кино на поляне возле клуба!». Эта новость облетела всю деревню всего за полчаса, не нужно было никакой рекламной афиши. Но ее все равно повесили, там было написано «Немое кино. Воскресение. По роману Л.Н.Толстого». Но это меня нисколько не огорчило, потому что я еще ни разу в своей жизни не видела никакого кино, ни немого, ни «говорящего», мне всего пять лет, я родилась в конце этой страшной войны.
Мы, мальчишки и девчонки крутились возле клуба, следили, как киномеханик с завклубом вешают на побеленную стену клуба чью-то белую скатерть вместо экрана, устанавливают киноаппаратуру, расставляют скамейки прямо на свежую зеленую травку. Мы, дети, выбрали места на травке перед экраном, т.е. перед скатертью. Зрителей будет много, в клубе не поместятся все желающие, так как придут жители из пяти соседних деревень, входящих в наш единый колхоз. Но тут взрослые задумались, кто будет озвучивать фильм, рассказывать, что происходит на экране? Нужен был человек, который знает произведение Л.Н. Толстого и умеет говорить на четырех языках: на русском, на башкирском, чувашском и татарском. Выбор пал на мою маму, она преподает в школе русский язык и литературу.
Но у мамы недавно родился сыночек, мой братик Леня, ему всего две недели (мама назвала его в честь своего любимого писателя Леонида Агакова). Председатель колхоза сказал: «Мария Ильинична, приходите с ребенком, женщины помогут, если будет плакать – покормишь». Да, мой брат не плакал, он громко орал, когда хотел кушать. А кушать хотел он всегда.
К вечеру после работы и домашних дел на травке возле клуба собралось население из русской, татарской, чувашской деревень - Михайловки, Гусаркино, Метевтамак, Ст. Семенкино, Н. Семенкино. Маме моей с братиком вынесли стул и поставили рядом с киноаппаратурой. Вскоре пошли первые кадры. Артисты на экране двигались, размахивали руками, шевелили губами, но не слышно было их голосов, только играла музыка. Мама озвучивала фильм, рассказывала на русском языке, непонятные места разъясняла то на чувашском, то на башкирском языках. Когда маленький Леня начинал плакать, женщины говорили: «Мария Ильинична, Маруся, покорми ребенка, мы подождем». Показ фильма останавливали пока орущий бутуз причмокивая сосал молоко, потом снова запускали кино. Я гордилась мамой, ее слушали не только дети, но и взрослые. Старики с уважением говорили: «А ты, Маруся, всегда рассказывай содержание фильмов, мы тебя лучше понимаем». Я гордилась мамой, переполненная к ней любовью, смотрела не на экран, а только на маму.