4
Городской историко-художественный музей располагался в одноэтажном, но весьма просторном особняке на тихой и тенистой улице. К музею примыкал неширокий булыжный дворик, где под хлипким навесом из шифера лежали каменные скифские вожди с мечами-акинаками на пышных поясах и в узорчатых ножнах, украшенных бутеролями...
Директор музея Мария Андреевна Стрелецкая очень любила в золотистом вечернем сумраке одиноко бродить по пустынным залам. Домой она не спешила... Её причёска была нарочито скромной, а одежда – в романтическом и походном стиле, а именно: синие джинсы, пёстрая клетчатая рубашка и белые кроссовки... А на мягком стуле удобного начальственного кабинета валялась фетровая туристическая шляпа... Подобные вольности в нарядах случались у Марии Андреевны чрезвычайно редко. Но нынче туманным утром она в служебной машине с небритым, но опрятным шофёром поехала к своей университетской подруге на археологические раскопки сарматских курганов... И в командирской брезентовой палатке давние приятельницы разгульно выпили за долгожданную встречу по рюмке густого грузинского коньяка...
Мария Андреевна замерла в проветренной комнате с богатой экспозицией о Кавказской войне. На высоких стенах висели карачаевские ковры, кремнёвые ружья, кольчуги, папахи, кинжалы и сабли. А на антикварных витринах и приземистых лаковых тумбочках тускло мерцали под чистыми и прочными стёклами черкесские серьги, бусы, монисто, ожерелье, янтарные чётки и серебряные монеты... И она ощутила себя приятно-бездумной, благодушной и совершенно спокойной.
Однако её вечерние мысли и чувства просто не проникали в её рассудок и даже отрывочно в нём не запечатлелись... Но внутренне она бессознательно бурлила... Жизнь её почудилась пустой... Диссертация не задалась... Единственный сын бестолково мыкался по дорогому наёмному жилью и залихватски проматывал деньги в столице... Распутная и бездарная подруга лихо получила профессорскую должность. А шедевры бессмертного Леонардо да Винчи оставались по-прежнему недоступными для местного музея и мировой цивилизации.
Но вечер был настолько красив и ясен, что сильный разум Стрелецкой милосердно, хотя и временно отверг неприятную правду...
И вдруг перед женой появился импозантный и явно настороженный Владимир Лукич Липский... И был он одет в коричневые широкие брюки и в бирюзовую рубашку из северного льна. А дополняли нарочито небрежный наряд бежевые армянские туфли и тонкий серебристый поясок... Седые волосы были аккуратно подстрижены искусным парикмахером из модного салона... А в правой руке известного и солидного доктора сверкали автомобильные ключи и вычурные брелоки.
Мария Андреевна серьёзно и вопросительно посмотрела на мужа, и он, подойдя к закрытому окну с наружной железной решёткой, вкрадчиво сообщил:
- У нас намедни появилась неотложная нужда откровенно покалякать... Однако о Верочке Запрудной, которую ты навещала в её археологической и степной канаве, можно уже не трындеть. И больше не требуется раздражённо долдонить о новых академических успехах блудливой, но юркой стервы... Наша беседа без лукавых обиняков давно назрела... И придётся тебе потерпеть... около часа...
- Ладно, – заинтригованно согласилась она, – наяривай... и рысисто гарцуй, как в манеже...
И она опустилась на исцарапанный стул, предназначенный для музейных смотрителей...
Её супруг вальяжно продефилировал по залу и заявил:
- Я не буду сейчас околичить... Мне нужна незамедлительная помощь нашего шибко очаровательного сына... Но повлиять на Петра способна только ты... Возникла насущная необходимость вытащить его из столицы... В перспективе – и богатство, и нешуточная слава... И – научные скрижали... вкупе с анналами...
Она с иронией попросила:
- Ты подробнее изъясняйся... более детально...
И он откровенно и цинично сказал:
- Ты, вероятно, помнишь жестокого психиатра Лыкова. Нечестивый, хотя и достаточно знатный скряга издавна прячет у себя творения Леонардо да Винчи. Но мой коллега свихнулся... Он законно оформил нелепое завещание в пользу своей случайной одалиски. А точнее, – прелестной манекенщицы и шлюхи... У меня – множество восхитительных планов... И я рассчитываю на сына... Устрой в захолустной нашей местности выставку его картин. Я уповаю, что дюжина пейзажей у него наберётся. И мы учтиво пригласим на вернисажную встречу поглупевшего Лыкова вместе с его прозорливой и пикантной пассией... И познакомим её с Петром, который будет всюду её сопровождать... И пусть он поскорее соблазнит её... и выманит бесценные рисунки, рукописи и картины... Надо прозрачно намекнуть Петру на вероятные – и баснословные – барыши... и посулить ему мировой ажиотаж...
Она брезгливо отозвалась:
- Меня достаточно трудно назвать лицемерной ханжой, однако роль, отведённая нашему сыну, донельзя мне претит.
- А... помилуй меня Господь, какая невидаль!.. – бесшабашно и ухарски произнёс её взбудораженный муж, – Ну, разве можно, – хотя бы на миг, – предположить, что в столичной богеме вдруг отыщутся нравственные и непорочные барышни? А к смазливым распутницам Пётр, наверное, уже привык... Ну, побывает у него в кровати одной куртизанкой больше... Если, конечно, он преуспеет...
И вдруг она встревоженно осведомилась:
- Неужели ты допускаешь неудачу?
Он прикорнул на краешке низкой персидской тахты и задумчиво молвил:
- Очень сложная особа нам подвернулась... Невыразимое обаяние!.. Но ушлого Лыкова вовеки не прельстила бы обыкновенная простушка... Он искал наследницу старинного боярского рода!.. И кудесницу себе сотворил... Вообще, история похожа на чудесную сказку... В нашей казачьей и затхлой дыре потаённо хранятся произведения Леонардо!.. А ведь Лыков не врёт!.. Он, действительно, оберегает их... Печёнкой ощущаю... И важные пациенты из секретных органов многозначительно бормотали о странной коллизии... об уникальной коллекции мутного психиатра... Об его библиотеке и древнем каталоге... И будто злокозненный, но величавый сатана с лохматым хвостом, брыкливыми копытами и красиво изогнутыми рогами над золотой ажурной короной неугомонно и рядом ворожит. И мне порой воображается смуглая его башка: с шевелюрой, бакенбардами, бородой и усами.
И вдруг она сдержанно призналась:
- И меня совращают подобные поползновения... Я чувствую неимоверный соблазн... Однако меня смущает судьба ранимого сына... Я безмерно опасаюсь, что не совладает он с растленной и хищной воровкой, и возможная конфузия травмирует душу и психику его...
А Липский размышлял вслух:
- Утончённая Клэр, как наша невестка, не вызывает у меня возражений... Она – тактична и умна... А нравственность бывает различных сортов... И дикие пожиратели смрадной и тухлой падали не ценят изысканный вкус настоящих деликатесов... Да, необычная зазноба князя Лыкова – наркотически ядовита и опасна... Но она – мистически притягательна... А на жадную и вздорную бабёнку рассчитывать нельзя... Приключение ожидает нас... И я, вспоминая греховную и страстную Клэр, мечтаю о вере в Бога... Мария Магдалина была проституткой, но её причислили к райскому сонму святых...
Жена усмехнулась и язвительно его прервала:
- А давно ли ты, затевая очередное мошенничество, начал суматошно и благостно судачить о Всевышнем?.. Кощунствовать, пожалуй, не надо... Твои корыстные проделки, безусловно, выгодны для бюджета нашей семьи... И я доселе терпела твоё бесстыдное и хитрое плутовство... Но ты не впутывай Петра... И ты соблюдай общепринятые нормы и грани... хотя бы приличий... Не серди меня... постоянным нарушением принципов и основ... И не пеняй на родного сына!.. Иначе я пожурю тебя... от души...
И бледный Липский с обиженным, но тихим пыхтением вдруг натужно поднялся со скрипучей и пыльной тахты, а затем, подойдя к высокому окну, пустился в прерывистые и нервные рассуждения:
- Напрасно ты сетуешь на мои безнравственные планы... В жизни нашей семьи отвратительно царствует застой... И мне скучно... И я мысленно спрашиваю себя: неужели наше замечательное семейство существует в захолустной юдоли только ради порочного и сытого прозябания?.. Да, я, к сожалению, – прохиндей!.. За бешеные деньги я всучиваю квелым профанам весьма экзотические, но совершенно никчёмные, – хотя и безвредные, – лекарства. И с важностью сую недужным дилетантам латинские рецепты... И мастерски убеждаю больных скупердяев оформить завещание на меня... хотя бы на часть их имущества и денег... Но мне пациенты верят... И под моей заботливой опекой даже смертельно хворые персоны, – вопреки их безнадёжному диагнозу, – вдруг чудесным образом выздоравливают, благодаря незыблемой вере в моё врачебное искусство... А если бы я, подобно каннибалу, наплодил своей упорной работой смердящие груды трупов, то я не достиг бы профессионального признания коллег...
И вдруг она негромко полюбопытствовала:
- А ты к чему витиевато клонишь?
И он почувствовал необоримое желание говорить исповедальную правду. А любая собственная ложь внезапно показалась Липскому проявлением самой постыдной трусости. И вдруг в сознании растерянного доктора сложилось чёткое изречение:
«Человеческая жизнь – совершенно бесполезна, если не хватает смелости быть предельно честным».
Его жена тактично и выжидательно молчала, и вскоре он, гордясь неожиданным своим афоризмом, сказал:
- Я желаю быстрого и решительного пересмотра всех твоих моральных устоев и правил. Несомненно, ты – гораздо нравственней, чище и разборчивей, нежели я. И втайне гордишься этим. Но ты не запрещаешь мне оставаться таким, каков я есть!.. А вот сейчас ты подумала: «Другие мужики непрерывно благодарили бы и милостивую судьбу, и великодушную свою супругу». – И она порывисто пожала плечами и с неопределённой улыбкой согласно кивнула головой. И нахраписто он продолжил: – Однако уже осточертело такое отношение ко мне! И жутко надоела наша перманентная двойственность... Выбирай сейчас и окончательно. Твоё сиятельное благородие либо немедленно и кардинально перекраивает собственную совесть, либо я щепетильно отказываюсь от борьбы за бесценные шедевры Леонардо да Винчи...
Доктор замолк и хмуро посмотрел на неё исподлобья. И она безмолвно удивилась как настырной его откровенности, так и самой себе... И захотелось ей неистово крикнуть ему:
«Готова буквально на всё... Но только прекрати бесконечную и гадкую обыденность... Мне давно обрыдло здешнее маниакальное мещанство... И я исступлённо желаю для себя совершенно иных карьерных тенденций. Я мечтаю о творениях Леонардо да Винчи... Таких вещей не сыщется даже в коллекциях столичных олигархов... И если нужно быстро соблазнить удачливую сучку, то пусть её хахалем станет мой избалованный Пётр... Да хоть её сутенёром... Пусть мой духовно ранимый, но уже извращённый сынок получит волшебный шанс... И разве нельзя утончённую и стильную распущенность употреблять для успеха перспективных проектов?.. А ежели Пётр не достигнет вожделенной победы, то пускай навеки он остаётся ничтожным... Значит, доля у него такая... Судьба и карма... Попробовать надо... Постыдно ему доселе оставаться иждивенцем и трутнем... Родители могут скоропостижно кануть в чёрное небытие...»
Но в её сознании – ради её уважения к самой себе – не сохранились эти запальчивые фразы... И она, – непроизвольно сдерживая стенания и всхлипы, – вдруг кротко спросила:
- А если я солгу... о переменах в моей неусыпной совести?..
И после короткой заминки Липский под влиянием странного и недоброго наития ответил:
- Я без колебаний тебе поверю... И истошно-звериных воплей, извергаемых мною, не будет... А твоё хитроумное враньё непременно тебя запутает и втянет в ядовитый омут даже более надёжно, чем преступное и кровавое посягательство... Обман подобен хронической и заразной болезни... Но распространять эпидемию психической чумы способны только инфицированные люди... Обдури... или попытайся... и ты сама нравственно захвораешь... И первой ты поверишь, хотя и бессознательно в собственную ложь!.. Ты обязательно убедишь самоё себя в невозвратимой утрате совести и моральных препон...
Его глаза расширились, и после тягостной паузы он угрюмо проговорил:
- Я надеюсь, что ты уже согласна с моим основным условием... с офертой... Не отторгай заманчивый гешефт...
- Хорошо, – печально молвила она и вдруг потаённо вздрогнула, – я сочиню срочное послание сыну. Призову его сюда со всеми картинами, этюдами и пёстрыми холстами с абстрактной мазнёй... Я отправлю письмо по электронной почте... А предварительно депешу прочитаешь ты...
И довольный Липский, шустро подойдя к ней, помог ей встать... Она включила сигнальные пульты для ночных сторожей... И вскоре на безлюдном и широком тротуаре она привычно заперла тяжёлую дверь... Услужливый и радостный доктор на модной серебристой машине повёз свою утомлённую жену в дорогой привокзальный ресторан, который горожане именовали кличкой «Чердак». В пышном бельэтаже, на открытой и сумрачной веранде с декоративной лозой они за изысканно-деликатесным ужином со льдистым шипучим вином говорили о смешных пустяках, но порой вспоминали – тихо и вместе – юность...
5
В час туманного, но уже лучистого рассвета Мария Андреевна Стрелецкая, одетая в красный шёлковый халат, составила на чёрном домашнем компьютере деловое послание сыну. Русые волосы её небрежно падали на слегка опущенные плечи... Письмо в столицу сочинилось неожиданно быстро... И доктор Липский, оставаясь после умывания и тщательного пенного бритья в золотистой китайской пижаме, бегло прочитал на экране монитора желанные фразы, а затем одобрил – сановным жестом – призывные материнские строчки...