А. Глава восьмая. Главка 7

Андрей Романович Матвеев
7


     Это имя, столь неожиданно возникшее сейчас в разговоре, снова резануло меня вязкой безжалостностью своего звучания. Снова Смольянинов, снова этот странный, роковой образ, так крепко привязавшийся почему-то к моей жизни. Но теперь мысль о нём причинила мне уже не отвлечённую, не теоретическую боль. Николай – и Юля. Каким образом могли они пересечься, что могло их столкнуть? Я молчал, не желая расспрашивать дальше. Всё происходившее давно уже перестало быть реальным, настоящим, оно куда больше походило на волшебную сказку с её столь легко дающимися переходами от ситуации к ситуации. И Николай играл в этой сказке роль моего антипода; он неожиданно появлялся и исчезал, он совершал какие-то свои, непонятные мне действия; и всё-таки, хоть мы и существовали с ним в разных измерениях, таинственные силы стремили нас друг к другу с неизбежностью сближающихся планет.
     Юля, кажется, расценила моё молчание как признак душевного потрясения. Она встала, отошла к окну и стояла там некоторое время, украдкой взглядывая на меня. Заметив же, что я вполне спокоен и вовсе не поражён в самое сердце этой новостью, она с облегчением вздохнула и даже попробовала рассмеяться.
     – Ну вот, а я-то, дурочка, думала, что ты рассердишься.
     – Рассержусь? Но с какой стати? 
     – Не знаю, с тобой ведь ухо востро держи, того и гляди надуешься по любому пустяку. Приревновал бы Николая ко мне – или меня к Николаю, – усмехнулась она.
     – Вот ещё, – проворчал я, – как будто мне иных… объектов мало. Но всё же странно… что вы таким образом…
     – Я бы и сама не поверила, если бы кто-нибудь мне рассказал. Я и понятия не имела, что он вернулся в наш город. Ведь уже три года – ни слуху ни духу. А в тот день… в тот день всё случилось как-то само собой. Мне как раз сказали в консультации… про то, что тест не врёт и что у меня действительно будет ребёнок. Ты знаешь, это ведь очень нелегко, когда вся жизнь переворачивается в минуту. Я ведь и правда совсем не думала тогда о таких возможностях. И в первый момент… боже, неужели так было?.. в первый момент мне даже подумалось, что лучше всего было бы покончить сразу, на месте и… не носить этого ребёнка.
     – Неужели?.. – приподнялся я с места.   
     – Да, братишка, именно так. Подлая мысль, согласна, но что поделаешь, пришла она тогда, и никак было не отвязаться. Я пошла в парк, села на скамейку и долго – очень долго – просидела там, всё пыталась понять, чего же я на самом деле хочу и к чему готова. И знаешь, мне всё думалось, что вот ходят вокруг люди, весёлые или грустные, беспечные или озабоченные, и нет им до меня никакого дела, а между тем все, все они, все до единого тоже были такими, тоже рождались и тоже были лишь крошечными комочками плоти, полностью зависящими от чужой воли. Все! Через меня в те полчаса прошло всё человечество, понимаешь, всё человечество до последнего самого несчастного бродяги, я их физически ощущала в себе. Ты не представляешь, как это было ужасно, как мне хотелось исторгнуть, вырвать из себя эту беременность миром. И я бы, пожалуй, исторгла, я бы на это пошла, веришь ли, пошла бы. Ты понимаешь, братишка? – глухо спросила она, не глядя на меня.
     – Понимаю, – медленно ответил я, и это была правда.
     – И вот в тот самый момент, когда я уже хотела подняться, когда решение было уже почти принято – и решение безвозвратное, на всю жизнь решение, – тогда рядом со мной на скамейку и сел… этот человек. Я не узнала его, сразу не узнала. Не потому что он изменился, нет. Просто меньше всего ожидала увидеть Николая в нашем городе после всего, что тогда произошло. А он узнал меня сразу…
     – И что же… ты всё ему рассказала?
     – Да, да иначе и быть не могло. Я ощущала страшное одиночество – одиночество человека, который никому не может поведать своих чувств. А Николай… он будто с неба свалился, честное слово. И я рассказала всё, до последней подробности, как оно было, рассказала обо всех своих сомнениях и о той чёрной, тяжёлой мысли, на которой остановилась. Он выслушал молча, ни разу не прервал. Потом же просто встал, взял меня за руку и отвёл в клинику Подрезова. Прямиком прошёл в его кабинет, указал ему на меня и сказал: “Это Юлия. Она беременна. Ты возьмёшь её под своё наблюдение и будешь беречь как родную дочь”.
     – Так и сказал?.. 
     – Слово в слово. Не знаю уж, какое влияние он имеет на Подрезова, но тот и не думал возражать. Выполнил всё в совершенной точности и окружил меня такой заботой, какую мне и от родителей-то видеть не приходилось. Он может быть очень милым, этот доктор, когда захочет, конечно. Так что с этой стороны я совершенно спокойна. Но вот Николай… Мне так и не довелось увидеть его с тех пор. Я до сих пор не могу себе простить, что так его тогда и не поблагодарила. Он спас моего ребёнка – да что там говорить, он спас нас обоих от меня самой. А я ему даже спасибо сказать не успела. Он как-то быстро тогда испарился. Прямо как в тот раз, на реке. Может быть, он и не хотел моей благодарности, может быть, он от неё и бежал. Бог его разберёт… И всё же… всё же я бы не отказался увидеться с ним вновь. 
     – Николай здесь, – глухим голосом пробормотал я. – Здесь, в городе, всё ещё здесь. 
     – Вот как? – Юля отошла от окна, снова села за стол. Скулы её начали своё настороженное движение влево-вправо. – Ты, что же, с ним встречался?
     – Нет, но видел, – коротко ответил я, давая понять, что не настроен пускаться в подробности.
     – Тогда, если ещё раз увидишь, – сказала сестра, – передавай ему привет от меня и скажи, что мне было бы… небезынтересно с ним повидаться.
     – Передам, – усмехнулся я.
     – Ну вот и отлично. А за рассказ ты не сердись. Право, мне было очень любопытно – я, впрочем, ещё и не закончила, так что концовку, – Юля взяла в руки несколько последних листов и показала мне, – концовку, пожалуй, заберу с собой. Да не дёргайся ты, братишка, верну, непременно верну, ты же меня знаешь. Ты с ним прямо как с новорождённым носишься, – засмеялась она, постукивая бумагой по крышке стола.
     – Он и есть новорождённый, в самом настоящем смысле. Кажется, я его уже и люблю. 
     – А вот с этим надо осторожно, – погрозила мне пальцем Юля. – Не создай себе кумира, и всё такое. Особенно из самого себя не следует.
     Я уже открыл рот, чтобы возразить ей, но в этот момент в дверь позвонили.