Продолжение рассказа(14+), начало – http://www.proza.ru/2019/02/21/242
Петербургская полумистическая история(14+), возможно – быль.
* * * * *
И полетели дни! Рабочие – стремительной ласточкой, выходные – пнутой черепахой. А ночи… Попытки завязать интимные отношения, как и раньше – провалились. Увы, но любая частная беседа почему-то плавно перетекала у меня в тестирование – издержки профессии; и я кожей чувствовала как рядом со мною неуютно, или сама испытывала чувство тошноты от угодливо-заинтересованного собеседника. Тренинги, что раньше считала «светочем знаний», а себя – «Данко с пылающим сердцем», обратились в хорошо оплачиваемую ложь, которая отупляла тупых и не делала умнее умных! С переменой места жительства я потеряла «вроде как друзей», вернее – однокашников, а на новом месте заводить новых – просто не было духовных и физических сил... Сил не хватало и на новомодный клуб, что в квартале от дома, и на классический музей, что в паре остановок. Совсем рядом суетился выставочный Невский проспект, без продуктовых магазинов и с бессмысленно-дорогими бутиками; в его толчее я чувствовала себя никчёмной песчинкой бессмысленного мироздания; даже колокола Казанского собора не напоминали о боге, а лишь отсчитывали время моей тупой карусельной жизни.
И незаметно для меня общение с внешним миром сократилось до профессионально-бодрого «гип-гип-ура!» днём, и вяло-вежливого «всё хорошо» – вечером. По вечерам ко мне приходил Павлик, сын хозяйки «Львиного хвоста», мальчик лет шестнадцать, что бросил престижную школу ради «подай-принеси», которое его мать называла бизнесом. Подчёркнуто вежливый и по-питерски бледный подросток мнил себя французским «гарсоном», оставаясь зашуганым пацаном с раздувающимися, в присутствии молодой девушки, ноздрями. Но взгляд его ещё не был липким, и я лукаво улыбалась про себя, представляя каким он станет всего лишь через пару лет… Павлик приносил тёплый ужин, который готовила его мать для проживающих неподалёку пенсионерок и бизнесвумен, не желающих тратить время на готовку, а деньги на ресторан. И я, как-то совершенно незаметно, вошла в их число – то ли первых, то ли вторых.
Завтракала ежедневно, включая нудные выходные, «под хвостом» и быстро изучила не только неизменное меню, но и постоянных посетителей, впрочем, здесь бывали и новички – гости города. За ними наблюдать, составляя психологический портрет, было интересно, но и это вскоре надоело. Работа вымораживала, делала равнодушно-бесстрастной и лживо-любезной, заставляя презирать саму себя. И всё чаще я вспоминала ту открытую улыбку под енотовым мехом и еле уловимый запах свеженарубленных смолистых дров...
В кафе всегда старалась сесть у окна, что выходило в маленький «бруствер» под ногами и юбками прохожих, спиной к «Заснеженному лесу», боясь чего-то неосознанного и от этого сердясь на себя... Уже в малейших подробностях изучила и «Калмыцкую степь», впрочем, она с таким же успехом могла быть и монгольской, и «Крыши Парижа». У этой картины был удивительный эффект! В погожее петербургское утро нарисованные крыши серебрились в свете невидимой луны, и башня Эйфеля казалась на расстоянии пары остановок от границ картины. В промозглую темень дождливого питерского дня крыши Парижа словно заволакивал туман – они серели; и «Пастушка облаков», как сказали бы парижане, уходила так глубоко, что можно было лишь догадаться о её существовании.
А промозглым и дождливым был почти каждый день. Петербургская затяжная весна более походила на промозглую осень, когда листья уже собраны дворниками, трава на газонах сгнила, а ожидание первого снега утомило. Серое небо, ползущее с крыши на крышу серых домов, серые лица в серое одетых людей, серые от грязи автомобили и серый асфальт в серых лужах, расцвеченных бензиновыми пятнами... Так хотелось тепла и солнца, что всё чаще и чаще я вспоминала навсегда брошенный нехитрый уют своей московской жизни, понимая теперь, почему питерцы в столицу переезжают часто, а наоборот – редкое исключение! Правда, у многих нью-москвичей остаётся тяга к этим слякотным берегам; наверное у тех, кто имели среди предков лягушек или тритонов!..
Оценивая себя как адекватного человека, я не боялась нарисованной в моей комнате двери, лишь косилась на неё перед сном. Больше меня беспокоили львы под окнами. В зыбком свете «несуществующего» солнца или в золоте электрических фонарей, над набережной тёмного канала, хищники неподвижно, вцепившись зубами в металл подвесного моста, несли свою нелёгкую службу. А вот их хвосты… Каждый раз они лежали иначе! Словно львы были живыми, и их неподвижность была нарочитой – только для прохожих. Но, не замечая меня, стоящую за кружевом шторы, они позволяли себе шевелить хвостами, снимая вековое напряжение хотя бы с их мышц. Мне даже пришла идея – зарисовать сегодняшнее положение хвостов, чтобы сравнить его с завтрашним!.. Улыбнувшись этой глупости, пришедшей в сонную голову, я потянулась и… Косяк нарисованной двери – золотился!!!
По инерции ещё потягиваясь, я замерла в неудобной позе, приглядываясь в мягком свете ночи... Выпуклость ручки была на месте. Это – невозможно! Ещё до осмысления происходящего, я оказалась перед вновь объёмной дверью и дёрнула металлический шар на себя!..
Солнце!!! Яркое, тёплое, ласково обволакивающее… Я стояла, зажмурившись, радуясь реальности «сна»!.. Щурясь, приоткрыла глаза и не удивилась широкой степи и голубым горам по горизонту. Ну да! Это – калмыцкая степь… Памятуя о прошлых «задверных» мирах, этому – несказанно порадовалась! Молодая, ещё зелёная, высокая трава пестрела дикими тюльпанами, они клонились под волнами тёплого ветра и, возможно, позвякивали. Где-то в бездонной глубине неба звенела нескончаемой песней птица, и мне остро захотелось её увидеть! И я… шагнула за порог, держась, однако, за косяк двери. Аромат трав и запах конского навоза охватили меня и закружили голову!.. Солнце обожгло макушку и плечи, прикрытые ночной сорочкой. Не отпуская косяка, как оказалось – войлочной юрты, я наклонилась и сорвала какой-то незнакомый цветок, понюхала его живительный аромат и улыбнулась своей столь яркой «фантазии»… И вдруг, не увидела или услышала, а почувствовала кожей – опасность… Вскинула голову – когти! Огромные растопыренные когти степной птицы летели мне в лицо! Я отшатнулась назад, зацепилась о порог и упала, заслонив руками лицо… Дверь захлопнулась!
Какое-то время я так и лежала на ковре с задранной юбкой и цветком в руках, тяжело дыша и уперевшись взглядом в плоские фотообои. А потом повернулась и, почему-то на четвереньках, добралась до кровати и влезла под одеяло, сунув цветок под подушку. Хотелось не выпустить из тела и сознания то ощущение тепла и раздолья, что остались за этой треклятой дверью…
* * * * *
Продолжение рассказа – http://www.proza.ru/2019/03/27/205