Садиков А. 9а класс Вариант №1
Мой любимый праздник
Сочинение.
План сочинения
1.Почему я люблю этот праздник
2. Подготовка к празднику
3. Приход гостей
4. Праздник
5. мои впечатления
Мой любимый праздник – День Рождения Игоря Тимофеева. За что я его люблю станет ясно из дальнейшего рассказа. Когда Игорь Тимофеев умрет в страшных мучениях моим любимым праздником станет день его смерти. Но порка он жив, хотя я думаю и не надолго.
Как я готовился к празднику рассказывать неинтересно. Я сделал то, чтои любой нормальный человек, идя в гости к Тимофееву. То есть одел бронежилет, каску, спрятал за пояс топор и сунул в карман аптечку. Потом аптечку вынул. Если Тимофеев за что-то берется, то он полумерами не обходится. Вот и вся моя подготовка. Зато я живо представил, как готовились все остальные. Сергей Рязанов все внимание уделил гардеробу. Сначала он достал и придирчиво осмотрел дыру на парадных штанах. Хотя штаны и были куплены в первом классе, дыра появилась только в восьмом. Штаны покупались на вырост, поэтому до 5 класса они были ему сильно велики, а с 5 класса вдруг стали малы. Сережа рос очень неравномерно, в зависимости от урожая картошки на их огороде. Так вот Сережа положил брюки на стол и стал водить по ним утюгом.
Надеясь, что штаны от нагревания расширятся и заполнят весь объем дыры. Однако они были так стары, что считали себя выше всех законов физики. Зато дырка, хотя была и субстанцией нематериальной, действительно расширилась и заняла полштанины. Сережа решил проблему просто: одел брюки задом наперед и дыра оказалась сзади. А поворачиваться к людям спиной Сереже не позволяло воспитание. Ширинку ему удалось скрыть, одев поверх брюк спортивные трусы. С носками все оказалось проще. Он быстро подобрал 8 пар носков, дырки на которых не совпадали по расположению. Надев все 8 он добился того, что алые пятки наружу не просвечивали. Ноги после этого в обычные ботинки не лезли и Сережа одел лыжные 53 размера, купленные ему вместо ботинок и лыж одновременно. Вообще же Сережа надеялся найти у Тимофеева тапочки с голенищами выше колен. Подарок Сережи представлял их себя рисунок, выполненный его левой ногой. Во всяком случае правой он нарисовал бы лучше.
У Аркаши Слуцкера дома стояла тишина. Слышалось только тиканье часов и непонятный шелест. Это сыпался песок из Аркашиной бабушки. Бабушка была так стара, что помнила староеврейский язык. Поэтому переговоры в семье велись жестами. Аркаша готовился произвести на празднике фурор. С этой целью он разучивал новый танец, который назывался «брейк-денс». Танец не был извесетен еще широким слоям общественности и перед демонстрацией Аркаша предупреждал, что это именно танец, а не припадок эпилепсии. Костюм его почти не отличался от Сережиного, только у Аркаши это была не неопрятность. А последе веянье моды.
Долго в канун праздника не гас свет в окне у Славика Сорина. Он был возбужден сведениями о приглашении девушек и готовился очень тщательно. Одев шапку зайца из белой тряпки он долго расправлял перед зеркалом уши, волнуясь произведет ли это эффект на фоне конкурирующего с ним Маркмана.
Одновременно он повторял любимое стихотворение «День Бородина» и «Фауст» Гете. Деня Савенков в это время молча страдал от голода. Он не ел уже с понедельника, поскольку считал глупым есть что-то свое, когда у одноклассника всего через неделю намечается застолье. Отвлекаясь от урчания в желудке, он рассматривал 2 книги, приготовленные в подарок. Он недавно нашел их в макулатуре, приготовленной мамой к сдаче. Одна из книг называлась «Все о баклажанах», а вторая «Декоративное кролиководство в условиях полутундры.» Обе были написаны очень живо и с большим количеством иллюстраций. Дима Бричкин вообще не готовился, но на все праздники он уже приходил совершенно готовым. Больше всех в этот вечер волновался Дима Маркман. Его волновало забыл или нет Тимофеев про свое обещание оборвать ему уши. На всякий случай он прихватил нитки с иголкой.
Приход гостей занял большую часть праздника. Когда начали приходить последние, первые уже уходили. Приходили даже не по одному, а частями. Деня, например, пришел в 2 этапа. Зайдя в прихожую он почесал в затылке и решил что дарить сразу 2 книги – роскошь и пошел относить одну из них домой. По дороге он пожалел, что не захватил и вторую. Сорин, чтобы не выходить их образа, прискакал заячьими прыжками. Перед этим он все утро ездил на трамвае зайцем. В подарок он принес пучок морковки. Наибольшей щедростью отличался подарок Маркмана. Он хотел задобрить Тимофеева хотя бы на первое время. Что касается меня, то я подарил Игорю Троянского коня. Еще пришли Трошков и Волков, но я их не видел, Тимофеев их дальше прихожей не пустил. У Волкова он спросил, хочет ли Виталик конфету и на утвердительный ответ предложил: поищи там, она возле вешалки валялась. К тому моменту, когда все сели за стол, на нем уже ничего не было. Савенков набил желудок и карманы продуктами и явно скучал. Пришлось Тимофееву до приготовления горячего поставить на стол вазу с фруктами. Из фруктов мне запомнились яблоки, сорт назывался то ли «белого недолив» то ли «полный приплыв. Яблоки отличались специфическим, если не сказать хуже, вкусом. Думаю, их вывели году в 44м в спецсадах гестапо для заброски в тыл Красной Армии. Съев одно яблоко советский солдат дня на 3 терял самодовольное выражение лица, свойственное победителям. Что касается других экзотических плодов, о которых рассказывает Тимофеев, то они если и были, то являлись плодами его больного воображения. Когда мы все надкусили по яблоку и за столом повисла тишина, пришли 2 обещанные Тимофеевым девушки. Тимофеев вместе с ними занимался велоспортом и все трое они являлись экипажем одного велосипеда. Про девушек ничего особенного сказать не могу, я не очень их разглядывал, сосредоточив внимание на тех, кто представлял собой реальную опасность. Помню только что одна из них была крашенная блондинка, а вторая – полушатенка-полукретинка, ближе к последней. Не зная чем заняться они нашли у Тимофеева велосипедное колесо и углубились в его изучение, считая по спицам – «любит-не любит». Я предложил уже было сыграть в карты, но в это время у Сорина в кармане зазвонил будильник и он попросил разрешения прочитать стихи. Получив одобрение в виде пендаля от хозяина, он забрался на стул и начал декламировать. Оба произведения он читал без всякой паузы у всех создалось впечатление, что доктор Фауст и Маргарита участвовали в Бородинском сражении в первых рядах. Когда он дошел до строк. «Я часть тех сил, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.» Его перебил Деня. Денис представлял на празднике часть тех сил, что вечно хотят есть и предложил подать горячее.
На горячее была жареная жирафятина в соусе из стирального порошка. Тимофеев ужасно хохотал, когда мы ели это блюдо. Сам он скромно обгладывал половину индейки, по размеру больше похожую на половину индейца. Судя по хорошему настроению он не догадывался, что мы внутримышечно вкололи туда хлористого кальция. После горячего мы стали играть в бутылочку. Тот на кого она показывала; должен был поцеловаться с одной из девушек. Счастье в этот день первым выпало Аркаше Слуцкеру. Однако первый же поцелуй показал, что Аркаша целовался только с родителями. А девушки если и целовались, то только с велосипедом. Тогда стали играть на щелчки. Получив первый же щелчок Маркман ушел так быстро, что было непонятно ушел ли он сам или улетел от щелчка. Тимофеев без Маркмана заскучал и стал смотреть на часы, которые, насколько я помню, показывали не врем я а стороны света. Одна стрелка показывала на юг, а вторая на северо-запад.Секундная же вообще показывала температуру Тимофеева – 55 градусов. В комнату из прихожей заглянули Волков с Трошковым и сообщили что уходят.Похоже они были чем-то недовольны. Потом ушел Деня, поскольку конфеты в его карманах, носках и за пазухой стали таять. После этого к выходу ломанулись все. Никто не хотел остаться последним и мыть посуду. Когда мы уходили в квартире сидели только 2 девушки. Они никак не могли выломать у колеса последнюю спицу.
Впечатлений у меня осталось всего 2. Первое – что я остался жив и второе – что Тимофеев поумнел. Однако оно оказалось ложным. Когда мы уже вышли на улицу, с Тимофеевского балкона раздался крик: - Ребята, а чай? После этого рядом со мной грохнулся большой чугунный чайник, а следом ботинки Маркмана. В чем он ушел – не знаю до сих пор.
Теперь об эпиграфе. В начале я его не поставил, иначе меня бы не поняли. Теперь я могу предложить несколько.
К сожаленью, День Рожденья
День Рожденья – грустный праздник
Это праздник со слезами на глазах.
И вечный бой, покой нам только снится.
А так же эпиграф к сочинению о похоронах Тимофеева
Любимый город может спать спокойно.
А вообще-то Игорь – хороший парень и отличный товарищ. Это я пишу на тот случай, если ему попадет в руки это сочинение.