ВНИМАНИЕ! 18+! Ненормативная лексика! Сырая версия, выстроченная на одном импульсе.
-Мне выходить через две остановки!
Саня пожал плечами и вернулся в салон маршрутки, сев на сидение, ближнее к водителю. Вслед за ним в кабину забирался чуть подсушенный жилистый мужик лет сорока пяти с плюсом, с помятым лицом недовольного вида. Обычная рубашка навыпуск с короткими рукавами, обычные шорты. Буграстая лысина ничем не была прикрыта от палящего солнца.
Парень не стал акцентировать внимание ни на его набыченном лице, ни на его одежде. Не придал он специального значения даже грубой интонации незнакомца, с которой тот отказался занять место рядом с водителем.
Теперь он плюхнулся на крайнее место, развалив как было ему удобно свои сухие мохнатые коленки, торчавшие из шорт в разные стороны, уперев левое в санькино бедро и уставился перед собой лобовое стекло.
Саня тоже уставился перед собой, и на лице его не было ни капли удовольствия от подобного соседства. В груди утихала легкое волнение от интонации попутчика, челюсти разжимались, но коленки, в отличие от коленок соседа, были вынуждены почти прижаться друг к дружке, как у застенчивой девушки в мини-юбке.
Водитель переключил передачу.
У Сани не было почти ничего общего с застенчивыми девушками. На его ногах были легкие джинсы, а не мини-юбка, под штанами были волосы, на стопах — сандалии, а не туфли на каблуке, а под футболкой не было бюстгальтера. Но сидел он сейчас именно как воспитанница благородного пансионата — плотно сжав коленочки.
Сане было уже тридцать два и он не был женат. Он обладал смазливой внешностью, был недурно сложен, строен. Он всегда умел подобрать себе одежду, которая бы ему шла, умел идти по улице с прямой спиной уверенным шагом, знал, как вести себя в компании, что говорить и когда замолчать. И он был уверен, что никто не знал, с каким трудом ему дается все это, за исключением, пожалуй, умения выбирать одежду.
Он нравился девушкам, и он знал это. Он был почти уверен, что пожелай он соблазнить ту или иную особу из круга знакомых — удача была бы на его стороне. Ему не хватало в этом деле наглости, присущей, как он считал «всем нормальным мужикам, которые просто приходят и берут то, что им нужно». Именно поэтому, видимо, его школьная любовь, чью страницу на «мордоленте» до сих пор периодически просматривал, была счастлива замужем за другим.
«Потому что он просто пришел и взял то, что он хотел, как нормальный мужик. Ты не берешь ничего. Ты чего-то боишься или ссышь, честнее будет сказать» - думал он.
Саня немного ненавидел себя за свою робость. И чуть больше — жалел. Последнее время он подозревал, что он, просто-напросто - трус, а трусость его родом из города «школа», штат «детство», где он проучился одиннадцать лет, первые пять из которых покрыты темной мутной пеленой забвения и самообмана.
Не сказать, конечно, что Саня был заправским чмошником. Нет, он был в первой половине успешных среди класса, но балансировать на тонкой грани между «скатиться к опущенцам», и «да вроде нормальный, только ботан» было для него тяжело, особенно в старших классах. Он не умел и не любил драться и конфликтовать, а от последних каждый раз старался уклоняться как можно достойнее. По-настоящему дрался Саня не более семи раз за всю жизнь, включая садик, а побеждал только по половине случаев. В моменты опасности он всегда отчетливо ощущал, что готов пустить газы, поэтому фраза «обосраться от страха» для него имела реальный вес.
Он пытался бороться со своими слабостями, но тщетно. Видимо гены, воспитание, малый боевой опыт. Саня все думал, что дело в возрасте. Он надеялся, что «вот вырастет и станет круче», перестанет дрожать, когда на него наезжают. Но этого не произошло ни в двадцать, ни через пять лет, ни через десять.
Забавно, что в иных случаях, где ему грозила опасность высоты, автокатастрофы, или он видел и переживал нечто шокирующее, он особо не паниковал. Однажды летом, когда на озере в момент купания его ноги коснулся, а через несколько секунд прямо перед его носом всплыл затылком вверх труп женщины. Конечно, ему стало жутко от неожиданности и самой пикантности обстоятельства, но он выбрался на берег, сообщил людям, после чего участвовал в дальнейших событиях, сопровождая работу полиции и скорой.
Он ночевал один в лесу будучи студентом, когда решил отправиться в одинокий поход с палаткой за городом и умудрился заблудиться в четырёх километрах от ближайшего села, стоящего на федеральной трассе.
Он не боялся ос, змей, пауков. Не боялся он и собак. Но вот людей — немного остерегался и в конфликтных ситуациях вел себя неуверенно.
Находясь в зоне комфорта он часто пытался промыть себе мозги, ведя с собой мысленную беседу:
- Давай конкретно: почему тебя трясёт?
-...
- Ты боишься, что тебя ударят? Но ты ведь умеешь переносить боль, и ты это знаешь! Ты ломал руку, тебе делали полостную операцию на живот, тебя сбивало машиной, кусали собаки, ты падал со второго этажа, помнишь? Помнишь, тебя даже побили в одиннадцатом классе. Сильно. Стерпел?
-Вполне...
-А что же тогда?
-Страшно..
-Почему?
-...
Он просто не бил тогда в ответ, а местный ублюдок с очень гадкой репутацией, колошматил его совершенно безнаказанно. Саня не мог даже поднять руки для защиты головы, поэтому драка была негласно переквалифицирована в избиение, в результате чего на следующее утро голова его была как сплошная гематома. На лбу вздулся болезненный мякиш, под глазами — по синяку, губы разбиты, в черепе — гул.
Его пугал уже сам факт начала конфликта настолько, что он даже боялся стоять за себя. Руки делались немыми, ноги ватными, коленки тряслись, сфинктер хаотично сокращался.
«Играет очко!» «Да он очкует» «Очкун!»
Саня прекрасно знал, что и эти фразы основаны на реальных событиях.
Вспоминая тот случай, он, среди прочих своих измышлений про количество раз, что ему прилетело в голову, все пытался дать оценку силе ударов, которые на него сыпались. И каждый раз понимал, что наглый ублюдок и шестерка своей толпы, за которой был закреплен, бил как девчонка. Тем не менее, он пропустил, наверное, штук десять ударов, от чего плыл в сознании. Но бить в ответ ему мешала не столько боль и слабость от полученных побоев, сколько страх ударить. Стеснялся бить! Как «застенчивая девочка в мини-юбке».
«Стеснялся бить, стеснялся взять что тебе нужно...»
Не смотря ни на что, девушкам он нравился. Женщинам тоже. Часто мог быть одарен улыбкой от прохожей милашки, или вдруг поймать на себе в вагоне метро оценивающий взгляд зрелой женщины. Но он подозревал последние годы, что нравится он слабому полу только внешне.
Как-то на корпоративном банкете он, подвыпив, переминался с ноги на ногу в полупьяном медляке с бухгалтершой Таней. Таня была странноватая молодая мать-одиночка, с шестнадцатилетним сыном, которого она родила, судя по всему, когда ей самой было немногим больше шестнадцати.
Они говорили ни о чем, но он запомнил банальное:
-Просто будь мужиком!
«Видимо, они видят меня насквозь и не чувствуют во мне мужского!»
Он ничего не ответил ей тогда, и не проводил её до дома в известном смысле.
Он поехал домой один и в первом часу ночи, и дома лежал, глядя в потолок, размышляя о многом. Он вспомнил диалог с ней. И продолжил его сам с собой.
-Такая избитая фраза! Что значит: просто будь! Что значит «мужик» вообще?!
-Просто быть мужиком, просто брать то, что тебе нужно.
-А если мне особо не нужно?
-То и вопроса нет. Но всем всегда что-то да нужно.
-То, что мне нужно — я взял...
-Такси до дома после корпоратива. А кто взял Таньку?
-...
-Тебе это не было нужно?
-...
-Просто ты опять «взял» так, как привык брать... Правой ладошкой в темноте.
-...
-Так же проще, чем бороться. Ты смирился с тем, что ты - «очкун»... Ссыкун и дрочило! - Подсознание горько смеялось. - Слушай, а может быть, это как-то связано, а? Может быть, если бы ты реже лимонил в темном толчке, раз за разом исторгая из себя мужские соки, делающие мужика мужиком, может быть тогда бы ты умел брать то, что тебе нужно?
Если бы он мог, он бы подмигнул себе и легонько пхнул бы себя в бок, как это делают нормальные мужики, когда подтрунивают друг над другом. Тот спор он спустил даже самому себе.
- Ха! Да, кстати, почему ты не можешь при свете?
Саня все привык спускать. Тому ублюдку он тоже спустил, хотя друзья подсуетились, попросили «кого надо», чтобы к ублюдку подошли и объяснили, что то, что он сделал, - совершенно неправильно, и если он не извинится, и его не извинят, ему будет очень и очень плохо. Ублюдок не ожидал такого поворота событий, и при встрече с Саней и прося извинения, просил его так расхлябано, будто делал Сане большое одолжение, потому что не верил, что за «этого» могли прийти «Те».
Саня прочувствовал тогда психологию момента, но спустил, как всегда, ибо не хотел требовать свое. Он просто сказал «проехали» и пошел дальше, хотя гематома на лбу все еще проминалась, если надавить пальцем, оставляя ямочку, которая через минуту вновь заполнялась отеком.
Саня спустил медицинскому факультету, на который поступал, к которому готовился, и на который не добрал одного балла, после чего махнув рукой, поступил в горный институт.
Саня спустил своей девушке, с которой стал встречаться в университете совершенно случайно, просто не отказавшись от её предложения. Спустил её переписку с её бывшим парнем. И хотя он было здорово шокирован тогда, в почти проснулся «мужик», но не способствовала разрыву. Разрыву способствовал сам бывший, к которому она вернулась, чему Саня, конечно, совсем не препятствовал (и как оказалось, к счастью).
Все тридцать два года Саня только и делал, что спускал перед любой борьбой интересов.
«Трус и дрочило! - начало дразнить его Я-подсознательное, которое все еще не хотело сдаваться, в отличие от Я-сознательного, - Крепче ножки сожми, детка, а то я вижу твои намокшие трусики. Что сегодня будем делать опять, погоняем лысого и уткнемся в экран? Посмотрим пару-тройку видео для людей с обостренным чувством справедливости... Так! Что такое? Яички появились? Набухли? Ноги сократи!»
Саня вынырнул из хаоса, что сам развел в своем черепе. Они уже проехали не менее четырех остановок, но попутчик совсем не собирался выходить. Он сочно чавкал жвачкой, совершенно развалившись: правую руку он положил раму открытого окна, левую упер в свое левое бедро, уткнувшись локтевым суставом Сане в бок.
«Еще чуть-чуть, и я коснусь ногой рычага коробки передач — подумал он.»
Он неуверенно повернул голову в сторону незнакомца и неожиданно для себя, смерил его глазами. Обычный мужик, несколько долговязый. Выражение лица слишком неприятное, да еще эта жвачка. И давление в бедро его колена.
-Я извиняюсь, не могли бы ногу убрать, мне сидеть не удобно...
Он не ожидал, правда. Как это вырвалось, он не понял, но как-будто бы он контролировал каждый звук. Вновь Саня разделился на две части: того, кто был сейчас застигнут врасплох и того, кто заварил эту кашу.
Незнакомец быстро глянул на Саню и пренебрежительно бросил:
-А мне убирать не удобно.
«И что дальше делать? Ему неудобно...»
Поздно, Саня фыркнул. Внутри зажужжали незнакомые колесики, что-то сдавило кадык, но совсем по-знакомому отнялись ноги.
-Да посмотрите, у Вас сколько места справа, и как я сижу! - голос был как-будто чуть писклявее, чем обычно. Саня думал, что уже только по голосу можно понять его неуверенность.
«Ты что?...» - начал было разум, но захлебнулся в панически мечущихся мыслях.
-Слышь, те чё не сидится спокойно? Те ехать скучно что ли? - довольно громко ответил попутчик, повернувшись к Сане и вытаращив глаза. Саня уловил зажеванный запашок вчерашнего веселья и уставился на его зубы.
«Губы чуть поджаты, зубы желтые, бесячие какие-то» - отметил про себя он.
-А тебе что, ногу убрать впадлу? - внезапно и несвойственно себе, задал вопрос Саня и сам опешил сам от себя.
Глаза мужика округлились.
- Ты че базаришь тут сидишь? Кому в падлу? - Он уже начал нависать над парнем. - С кем ты вообще тут говоришь сидишь?
Дело принимало статус конфликта. Теперь слегка задрожали руки, засосало под ложечкой. От явного наезда появилось желание сходить в туалет. Задняя часть салона стихла, и Саня затылком почувствовал, что сколько там ни есть пар глаз и ушей — все нацелены в кабину маршрутки.
«Назад дороги нет!»
«Как это? - насмешливо переспросил он сам себя, - ты можешь просто промолчать и не реагировать, что бы он ни говорил...»
-Тебя как-то попросили неправильно, что ли? — Саша попытался все же смягчить накал.
-Ты попросили — Мы объяснили, неудобно. Че ты хочешь еще? - мужик не переставал жевать.
-Кто объяснили? Вон места сколько...
-Мое место тебя волновать не должно. - Мужик сказал чуть тише, но с более выраженной угрозой, - Любишь комфорт — езди на такси, ёп. - Мужик хохотнул, а потом резко посерьезнел. - Или вообще сейчас пешком пойдешь.
Водитель повернул голову только раз, потом снова перевел взгляд на дорогу. Саня успел подумать, что он может быть и вмешался бы, но он, оказывается, тоже несколько боится. Он охотнее бы согласился высадить их обоих, чтобы они разобрались как угодно, но не в его машине, не при нем.
«Может быть, он больной, сумасшедший... Как-то он резко на агрессию перешел. Я же просто попросил, ну черт бы с ним.»
«А, ну тогда его пожалеть надо, потерпеть чуть-чуть. - Подсознание снова горько шутило. - Только бы он плеваться и ссаться не стал. Ну и это можно стерпеть, по-сути, да? Слу-ушай, а может быть попросим остановить на остановке и на другой маршрутке поедем? Главное бы бычок нас выпустил. Но вдруг он скажет «Сам на это кресло сел - как хочешь вылезай, твои проблемы. Мне неудобно». Как тебе, герой? Полезешь через печку. Или выпустит, а в следующей маршрутке такой же сидит? Да, тяжко тебе, парень»
Внезапно Саня увеличил давление правой ногой, оттесняя колено неприятного типа. У последнего налились кровью глаза.
- Ты че тут копытами елозишь?
И с этими словами бык пхнул коленом Саню в ногу.
«Назад дороги нет!»
«Не реагируй!»
Сердце забилось в галоп.
Мужик еще раз пхнул ногой и навис на парнем.
-А? Ты че, перепутал, спрашиваю.
Саня перевел взгляд на его ноги, в лицо он боялся смотреть. Боковым зрением он заметил, что бык развернул на четверть корпуса. Бык был очень в себе уверен.
«Он ведь возьмет свое, потому что ты — ссышь. Повторяю, сожми коленки, чтобы я не видел твои намокшие трусики, деточка» - что-то внутри тряслось от страха и смеялось одновременно, шепча гадости внутри головы
-Ты чо, пес, тут дергаешься? - бык снова пихнул коленом Санька.
Теперь он смотрел кино со своим участием и просто не верил в реальность происходящего. Вот так вот на ровном месте встрять в приключение.
-Ты чо меня бьёшь тут, ты охуел, чтоли, совсем? - это был уже не Саня. Саня висел чуть выше всей этой картины, как-будто в астральной проекции, когда его тело так же в ответ пхнуло коленом в бедро обидчика.
-Мужики, угомонитесь, а, - донеслось от водителя, - или я сейчас остановлю, и выходите оба.
«Мужики! Ты понял? Мужики! Ты тоже к ним относишься, смотри! - внутри все тряслось от волнения, но при этом почти смеялось»
Саня вдруг осознал, что привык к этой тряске. Он привык к раскаленности сложившейся обстановки, как привыкал к холодной воде озера, когда заходил с берега, чтобы поплавать. Привык, как привыкал к жару банной парилки, когда влезал на полог. Саня как бы раздышался, вернулся из астральной проекции к себе в голову, сюда, в салон маршрутки и теперь смотрел на быка с недоумением, как можно быть таким быком, как он. С кадыка ушло давление.
Бык рассвирепел еще больше. Куда-то исчезла его жвачка, выпятилась челюсть, увеличились глаза. Он схватил Саню пальцами правой руки за лицо через подбородок, больно сдавив щеки, прижав их к зубам, а левой рукой уцепился за волосы на темени и потянул назад, от чего голова Сани запрокинулась назад, а мимолетный героизм куда-то улетучился, уступив место для растерянности под аккомпанемент тряски рук и сокращения ануса. Воздух раскалился.
-Ты че, псина? Ты с кем базаришь тут, а? Ты хоть знаешь, с кем бодаешься, чепушило? Сиди, спокойно, пока я тебе скоровордник весь твой не разнес!
Слова быка прозвучали очень убедительно. Стальная хватка — еще убедительнее. Чувствовалась боль в коже головы, сила характера быка, сила его жил и опытная злоба. Конечно, на стороне хулигана была разница в возрасте и жизненном опыте. Не было сомнений, что так разговаривать в подобных ситуациях ему приходилось не раз. Сейчас он себя чувствовал, как рыба в воде, как вожак павианов на верхушке дерева, потому что чувствовал страх. И не только санин.
Боялись все: водитель, пассажиры сзади и этот «черт сбоку». Он не боялся, его горло не сдавливало. Он видел перед собой одного из тех интеллигентов, которых всю жизнь ни разу не посчитал достойными себя. А уж противником его назвать... Смешно. Сейчас он понимал, что надо поставить этого «полупокера» на место именно потому, что он всегда так делал. Потому, что они, «черти ****ые», не должны даже вякать, что их что-то не устраивает, а не то им будет хуже. Такова уж их роль в кроне павианьего дерева. Сидящий выше бьёт сидящего ниже по голове, тот бьёт следующего сверху-вниз. А если ниже тебя никто не сидит — бей землю, или молчи.
Саня не сдержался, выпустил газы, и стал так растерян, что ему было плевать, заметил ли кто-то этот факт. Он снова воспарил над телом, снова стал смотреть кино. Все вернулось: неуверенность, трусость, осознание собственной нерешительности, желание все это прекратить. Он даже хотел попросить его перестать какими-нибудь волшебными словами.
«Все, все. Пожалуйста, перестань! Я понял. Я был не прав. Я должен сидеть и молчать, даже если ты на меня ноги закинешь. Простите, не ты, а Вы! Раз я не могу за себя постоять, раз я боюсь, а ты нет, значит у тебя есть право себя вести так, как ты ведешь. Я больше никогда не попытаюсь вылезти из этой коробки для чмошников. Я раньше хорошо умудрялся избегать конфликтов, выходя сухим и со временем, видимо, накопил достаточно уверенности, чтобы проверить себя в следующей стрессовой ситуации. Но нет, я обречен, видимо, вечно спускать всем и все.»
Бык продолжал что-то говорить, но Саня не разбирал ни слова. Он глядел ему прямо в глаза своими стеклянными выпученными зрачками, и было понятно, что Сашу он ровней не считает.
Смешалось все. Водитель говорил «Выходите, выходите оба», в салоне начал неуверенно подниматься ропот, и Сане казалось, что этот ропот — против него. Что все осуждают его слабость. В голове шумело, тело не чувствовалось совсем. Саня был готов согласиться, чтобы тот просто перестал говорить то, что он говорил, но может при этом даже продолжать сжимать его щеки, ведь это уже не больно, почти «держит как девчонка», только пусть перестанет говорить все это.
Бык замолчал. Ропот стих. Щеку внезапно обожгло.
Пощечина!
«Как девчонке, - еле слышно донеслось в голове со стороны второго Я, того, что заварило эту бучу и забилось под лавку».
-Все? - донеслось до Саши.
Саша хлопал глазами.
-Ну раз ты такой черт, че ты тут пальцы ломал тогда, а, овца? - слова выплыли как из тумана. Бык даже улыбался.
Щека горела, в горле образовался ком.
«Плакать? Ты серьезно - второе Я из-под лавки совсем перешло на сдавленный шепот. Оно совсем свернулось калачиком, как маленький щенок чихуа-хуа, и засунуло нос под хвост» .
Но вдруг тремор прекратился. Саня не понял даже от чего, то ли он отключился, абстрагировался от ситуации. Он покрутил головой, посмотрел на обидчика, осознав, что не отключился. Он осознал так же вдруг, что апокалипсиса не случилось, что он просто случайно столкнулся с прохожим, который забудет его через неделю. А бык...
Да, он расскажет сегодня своим друзьям-быкам о том, как какое-то чмо сегодня пыталось качать права, но получило то, что привыкло получать, а он «взял свое». Они погогочут, когда он будет описывать подробности стычки. Возможно, упомянет, что чмо тряслось так, что пернуло от страха, а потом чуть не заплакало. Потом они еще попьют пивка, сделают вывод, что «пидаров развелось, давить их надо», потом одобрительное «да-да», но самый «разумный» из них скажет что-то вроде «да хрен с ними, пусть они тихо долбятся в жопы у себя в углах, только к «нормальным» людям не лезут.» А потом остроумно добавит «Нам баб больше достанется». Они поржут еще, обсудят еще пару тем, допьют пиво из кружек, выполненных на советский манер, доедят рыбу, и кто куда.
А Саня попереживает месяц, да забудет совсем. А в следующий раз на него может кто-то даже ногу закинет, но он отключится, как сейчас, и беда - мимо. А лучше вообще будет ездить стоя. Так меньше вероятности, что он будет кому-то неудобен.
Да что бы то ни произошло сейчас — это не сверхъестественное. Обычное дело, как за маслом сходить. Да что изменится, если он сейчас неумело даст в нос этому быку, и в случае успеха вытащит из салона и затопчет на улице, лишив его возможности попить с друзьями пива из советских кружек вечерком? Ничего. Нет, с ним, с Саней в случае успеха, произойдут крутейшие перемены, но с миром то что случится? Ничего, как не случилось ничего после всего этого унижения.
Пара регистраторов заснимет драку на дороге, которую увидят сто-двести тысяч раз в сети и забудут. Пара камер, он уверен, уже снимает из салона его приключение, а если бы он пернул громче — она зафиксировала бы и звук.
Даже если он сейчас даст обидчику локтем в нос и неудачно, то начнет яростно избивать Саню, и покалечит, если Саня не будет защищаться. Даже если он проиграет — ничего страшного. Он умеет терпеть боль, он чуть-чуть поболеет, может быть, чуть дольше, чем кажется, но не погибнет же. Зато у быка хотя бы будет разбитый нос на память.
Он сидел и рассуждал так неожиданно спокойно, потому что все-таки погрузился в себя и не заметил, что марштука уже встала на остановке и водитель отказывается ехать дальше. Он встряхнулся, вернулся мысленно в каждую клеточку своего тела, стряхнуло наваждение об очередной попытке героизма, уверив себя, что «старую собаку не научить новым трюкам». Внутри как-то странно умиротворилось. Он смирился окончательно с таким собой, каким он был и вошел в зону комфорта. Он уже раскрыл было рот, чтобы сказать «Выпусти, я выйду здесь», но внезапно осознал, что Бык ему давно предлагает ему помочь выйти.
Он дернул Саньку за руку, но как оказалось, слабовато. Рука Сани выскользнула из пальцев грубияна и тот полетел на асфальт. Пока грубиян падал, санин мозг начал лихорадочно метаться между тремя вариантами...
Первый. Саня закрывает дверь, нажимает кнопку и требует, чтобы водитель уехал, увез его от его проблемы, а проблема пусть там валяется в пыли, проклиная всех этих «сраных педерастов»
«Ты не сможешь потребовать этого. Ты не умеешь брать своё»
Второй. Саня выходит и тупо терпит от этой падали, которая даже в своем падении теперь обвинит именно Саню и несомненно усилит нападки, силу и количество ударов, адресованных Сане.
Третий. Он прямо сейчас выпрыгивает из салона и бьёт эту мразь ногой в лицо...
...Послышался глухой удар тела о тротуар.
-Ты чо, сука!..
Да, он обвинил в своем падении Саню.
Как-то неестественно сжались санины челюсти, из горла вырвалась смесь визга и рыка, в сопровождении клекота слюны, или даже пены. Тело перестало ощущаться, в руках не было и половины привычной силы. Все это забрал страх. И только глаза Сани были до краев налиты первобытной яростью. И злился он в первую очередь сейчас на свой страх.
Тем не менее ватное тело ухватилось правой рукой за ручку на раме, выбросилось из салона прямиком на распростертого на асфальте мужика.
Саня драться не умел. Вместо того, чтобы пнуть пытающегося подняться и совершенно ошалевшего от такого героизма подонка, Саня сам упал на него, вцепившись руками ему в глотку и стал колотить его головой об асфальт. Сил в руках не было, мыслей в голове — тоже. Но был асфальт, и был вес саниного ватного тела плюс вес головы мужика.
С первых ударов мужик поплыл. В ушах его зазвенело и он слышал только приглушенный стук своего затылка о тротуар и повторяющееся «Сука!» из рычащего Саниного рта. Он стиснул зубы и сначала завыл, пытаясь дотянуться его лица, но не получалось. Тогда он впился в санины руки, но разжать их не удавалось, поэтому он просто кое-как колотил ими, практически бесполезно.
Он слабел.
Потом замычал, прерываясь от каждого удара. Горло сдавливали подкатившая тошнота и санины руки. Он еще раз вяло попытался бить Саню в бока, дотянуться пальцами до глаз, но Саня уже сидел на нем, не чувствовал ничего и останавливаться совсем не хотел. На миг мужику подумалось, что это его конец. «Это чмо с него не слезет. Больной чмошник свихнулся, и сейчас убьёт его...». Начала нарастать паника, заработал сфинктер.
Такое бывает. Когда он был в армии, у них в части один «опущенец» из-за систематических издевательств и унижений зарезал дембеля, пока тот спал. Прямо на соседней кровати все случилось.
«Бля, нормального пацана какой-то черт отправил домой... в цинке»
Мужик внезапно обмочился и почувствовал давно забытое ощущение безысходности и животного страха в смеси с обидой. Когда-то давно это же он чувствовал несколько раз, когда к ним в ПТУ №3 приходили старшие пацаны раз в месяц, становились у калитки и делали платный проход. Тогда, чтобы избавиться от этого чувства, он проявил чудеса смекалки и сумел подружиться с этими пацанами. А через год, уже сам стоял так, притормаживая перваков. За десятки лет он совсем забыл ощущение силы над собой. Толи жизнь берегла, хотя себя он не берег. Толи духом так окреп.
Но что случилось сейчас? Минуту назад он был на коне, был хозяином положения. Почему все это произошло так внезапно. Он еще попытался побрыкаться и скинуть Саню. Он попробовал зарычать, но злости не было. Страх превратил рык в сиплый вой. Мужик почти плакал. Он почти понял, что с ним случилось то, от чего никто не бывает застрахован — внезапного несчастного случая. Кирпич с крыши, кусок штукатурки, ледяная глыба, идиот за рулем, отморозки. Это случилось с ним сейчас. Внезапно, настолько неожиданно, насколько никто этого не предполагает. От этого понимания мужик еще раз обмочился и стал кричать, прерываемый ударами своей головы об асфальт
-Не надо! Не надо! Все! Хватит!
Он выл...
Саня внезапно вскочил и саданул ногой сбоку по омерзевшей ему роже мужика. Стонущая голова в луже крови дернулася в сторону, глаза съехали к носу. Ужасно воняло кровью, потом и мочой.
Его трясло. Он тяжело и истерично дышал. Каждый выдох его сопровождался рыком и словом «сука». Он еще пару раз он пнул лежачего в бок и куда-то по ногам — он совсем не контролировал свои действия. Для него не существовало больше ни неба, ни этой улицы, ни людей вокруг, толкущихся в нерешительности прекратить этот хаос. Для него существовал только этот подонок, «получающий то, что ему полагалось».
Тут его попытались оттащить. Он вяло отпихивался и совсем не разбирал слов, долетавших из толпы.
-Выебешь, да? Черт? Чепушило? - Саня крикнул валяющемуся мужику совсем чужим голосом, - Убью, сука!
Саня бешено заревел, вырвался и вновь ринулся к мужику. Тот снова обмочился, то ли от рева и испуга, то ли полученных повреждений. Саня стал пинать его куда придется и рычать. Он готов был вцепиться в него зубами и рвать на куски, бить его, растирать об асфальт. И вместе с ним - бить свой страх, свою неуверенность и все годы своего нижайшего поведения — все втаптывать в бетон..
Мужик скрючился, вяло прикрываясь. Затем его вырвало.
Саню отдернули внезапно и резко. Мир снова стал обретать звуки, и для Сани они ничего доброго не предвещали. Его держали двое мужчин, а он сам трепыхался уже сам не зная, для чего.
Ублюдок на тротуаре лежал в лужи крови и мочи, пытаясь отползти куда-то от людей. Две женщины пытались уговорить его не шевелиться, одна уже достала влажные салфетки. Из-за спины доносились звуки телефонного разговора. Звонили, по-видимому, в скорую и собирались звонить в полицию, судя по нарастающему ропоту.
-Да он угашеный.
-Пьяный..
-Хер его знает, больный мож какой...
-Э, вшш, уру — к Сане подходил незнакомец с недобрым «блатным» лицом, - ты сядь, ёп, спокойно.
-Озверел совсем...
Саня все понял. Его трясло и тошнило. Он посмотрел на ту мразь, которую только что бил и его чуть было не вывернуло наизнанку. Две женщины суетились возле него, как возле маленького. Одна пыталась держать ему голову, вторая подкладывала под нее свернутый полиэтиленовый пакет.
Это тот самый хозяин жизни, король маршрутки.
-Вы где все были, когда он руки распускал?! - взревел Санёк, и два мужика еще крепче вцепились в него, - Где вы были, когда он по лицу меня бил?
-Тихо, тихо ты...
Он посмотрел вокруг. Маршрутки уже не было. Все было так же, как каких-то двадцать минут назад, когда этот тип только еще садился в маршрутку растопыривал свои ноги. Но с ним, с Саней, все было уже иначе. С ним уже приключилось нечто, а это значит, что день пойдет совершенно другим руслом. Вокруг никто не пытался его поддержать. На него смотрели, как на бешеную собаку, к которой уже, судя по всему, выехали специальные службы. Никто не слушал его, как не слушают пьяные бредни забулдыги, надоедливого подвыпившего мужика. Саня смотрел вокруг и был близок к помешательству. Все было против него.
-Да пустите вы меня, не трону я его больше, - буркнул Саня, и глянул еще раз на своего «обидчика». Тот лежал и трясся. Он что-то несвязно бормотал, причитал и всхлипывал. А потом Саня разобрал, что.
-Тебе ****ец... все...
-Лежите, лежите... молчите... - женщина положила ему на лоб салфетку.
-Кхе.. выебу...
Вон оно что. Этот пес почувствовал поддержку и воспрянул духом. Даже полумертвом состоянии, чуть не отдав концы, он лежит и тянет «своё».
«Стрелять таких надо» - пронеслось в голове и тут же пришла в голову мысль. Саня выпятил челюсть, напрягся и крикнул:
-Ты чего там бухтишь, мясо? А? Мне еще раз к тебе подойти?
И сделал пару ложных рывков.
-А! - быдло дернулось и попыталось сжаться.
«Фу-х, значит все не зря. Сейчас приедут менты, потом скорая, меня закроют, дело начнут. У него не просто побои походу... И Это вот меня засудит. Если выкручусь — с друзьями будет караулить. Да он и так будет караулить. Тут все против меня. Нельзя мне тут стоять, хуже будет....». Он часто-часто дышал.
«А ведь может я перегнул. А если он умрет?»
Ладони похолодели, ноги затряслись, затошнило.
"Назад дороги нет!".
Нужно было как угодно спасаться. Саня смотрел захватывающий фильм.
Посмотрел по сторонам.
«Через ограждение на последних секундах светофора и туда, во дворы, через два квартала, а там — гаражи и спуск к реке. Чай не погонятся»
От страха и волнения заболела голова. Хватка мужиков чуть ослабла.
-Да отряхнусь я только, чего вы меня держите, - голос дрожал в ожидании новых действий, - это его держать надо, он за дело получил.
-Сейчас менты разберутся, кто и за что, - раздался женский голос, - дети ходят, а вы тут..
-Э! - возмущенно крикнул блатной, когда Саня внезапно рванулся на четвертой секунде пешеходного светофора, и, подгоняемый клаксонами машин на проезжей части и криками зевак, перебежал дорогу.
Он понесся через двор, перепрыгнув через ограждение, затем через трубу теплотрассы. На него залаяла выгуливаемая пожилой женщиной такса и сделала попытку кинуться в погоню, но женщины вцепилась в поводок. Сане казалось, что он него не отстали, хотя из возможной погони за ним могли броситься те два мужика, что держали его. Но они были старее его и в беге явно уступили бы, так почему же он слышит молчаливый топот за спиной. Через несколько секунд он понял, что это кровь стучит по ушам.
Перебежав дворы, он свернул в гаражи и мимоходом глянул назад, никто не гнался за ним. Он перешел на легкий бег, затем остановился, встал у стены, в попытке перевести дух. Надо было идти домой. Сейчас по параллельной улице можно будет вернуться обратно, сев на трамвай или маршрутку. Он осмотрел себя.
«Не, как свинья грязный, - подумал он, - лучше на трамвай».
Каждую мысль из внутреннего диалога он старался произносить для себя как можно спокойнее, но ничего не выходило. Он был в совершенной панике. Чтобы окончательно не струхнуть, он гнал от себя подробные мысли произошедшего, отвлекал себя разговором с собой.
-Сейчас дойдем до остановки, сядем на трамвай и домой, мыться-мыться, стираться. Просто больше не будем ездить этим маршрутом, не будем. Заляжем на дно... Не, фу, как в кино каком-то. Возьму отпуск... Палевно сразу. Вдруг поймут, придут ко мне на работу, а я отпуск взял... Не, если уж придут — тем более найдут. Отпуск возьму и в деревню. Но тогда меня объявят в розыск! Сука! Надо было проглотить.. ну не моё, не моё это...
Глупые мысли и нервная взвинченность от пережитого гнали вперед.
Как ни пытался он себя успокоить, не выходило. До остановки он так и добежал трусцой.
Он прекрасно понимал, что выглядит подозрительно. Как ни пытался он отряхнуться, внешний вид его все равно его выдавал, чуть меньше, правда, чем растерянность его лица. Он все пытался подавить вкрадчивую мысль «кончились хорошие деньки, началась беда». Он все пытался вернуться к мыслям там, в маршрутке, до его «помешательства», как он это про себя назвал. Да, с миром не случилось ничего. Случилось для него, причем намного больше и болезненнее, чем для того урода, из-за которого все это произошло. Теперь он, как очухается, расскажет друзьям-быкам, что на него напал какой-то сумасшедший черт, который сначала тихо сидел на жопе. Напал и чуть не убил. Хорошо, что добрые люди нашлись, заступились. Он будет говорить, что, если б не споткнулся, то опустил бы этого чепуша прилюдно. Он обязательно упомянет, что все эти пидорасы только и могут, что либо исподтишка напасть, да на лежачего.
Но он не скажет ни слова о том, что испытал страх за свою жизнь, когда почувствовал первый удар головой об асфальт. Он конечно промолчит, что те угрозы, что сипел в адрес Сани из-под заботливых рук прохожих, он говорил машинально, со страха. Он не заикнется про снизошедшее чувство облегчения, когда он увидел, что Саню оттаскивают, и что все вокруг его поддерживают. И уж конечно не скажет, что несколько раз обоссался от боли и ужаса, когда почти поверил, что «этот ебнутый его точно убьёт», причем жестоко. А все вокруг будут смотреть или идти мимо, как обычно, и никто не поможет ему. Потому что для них, ничего, в общем-то, не случилось. Чего он еще не скажет точно, так это то, что именно он спровоцировал эту драку, где «сперва был на коне, но упал в говно». Этого он даже не позволит себе признать.
Потом они попьют еще пивка, добавят что-то вроде «отстреливать надо таких, куда нормальные люди-то деваются, одни пидоры вокруг», и кто куда.
Саня добрался до дома как-то машинально, как во сне. Он ехал в трамвае, стоя в хвосте и постоянно тайно смотрел на лица окружающих, а домой шел дворами и переулками. Дома он долго мылся, точнее стоял под шумящим душем, мотая головой в попытках отогнать дурные думы. Он лег на диван и свернулся калачиком. Все было одним сплошным кошмаром, который ни на секунду не покидал его ума. Что теперь с ним будет? Как себя ведут в таких ситуациях нормальные мужики? Будут ли его искать? Что лучше сделать, отпуск или больничный? Когда уйдет страх и уйдет ли он вообще? Одна из самых страшных мыслей, что заставляла прижимать его свои колени себе к груди все сильнее — не убийца ли он теперь.