Я не знаю, кто он был – учитель, врач, инженер ли. Но с книгой он не расставался, пока за окном электрички не замелькали терриконы. Взгляд его скользил по заросшей деревьями породе, мокрым крышам хат, расположившимся в пространстве между терриконами, а потом в его очках отразились огромные белые облака.
Вечерело. В черте поселка поезд сбавил ход. Стало тихо. Терриконы остались позади, и только огромные горы облаков заглядывали в окна поезда.
— Вы – не здешний? – осторожно поинтересовался я.
— Как вы угадали? – сняв очки, спросил худощавый тёмноволосый мужчина лет шестидесяти. – Впрочем, конечно, вполне очевидно, что разглядывать шахтёрские посёлки мне раньше не приходилось – вот я себя и выдал! – и он улыбнулся карими глазами.
Поезд набирал ход. Потемневшие квадраты полей уже не несли на себе тени облаков и стали постепенно сливаться в один сплошной зелёный ковёр.
— Вы, наверное, местный – здешний?
— Наверняка – да! Много лет езжу этой дорогой. Да и родился я здесь, на Дону.
— А я на Дону – гость. Приезжал к другу. Мы служили вместе. На Камчатке. Он вернулся на родину. А я нашел новый дом – стал камчадалом.
— Камча…
— Камчадал. Это житель Камчатки.
Теперь улыбались мои глаза.
Несколько минут спустя, глядя на облака, мой собеседник продолжает:
— Я родился на Волге. Уже не важно где. У нас так же жарко, как и у вас. А вот зимы всё-таки холоднее. Всё у меня было – как у всех: родители, друзья, школа. Любовь. Первая (улыбнулся самому себе). А потом была армия и – новая родина.
— Новая родина не у всех, — как-то сразу выпалил я.
— Издалека выплыли пики новых терриконов. Облака над ними расступились, обнажив тёмно-синее небо. Мы смотрим в одно в одно и то же окно, но каждый думает о своём и каждый видит – своё…
Я вспомнил детство, с которым неразрывно связано это небо, эти поля, растущие у дорог жердёлы и тополя, пьянящий запах акаций.
Молчали оба с полчаса. Приближаясь к станции, поезд опять сбавил ход. И худощавый твёрдым, уверенным голосом произнёс:
— Получается, я родился на Волге для Камчатки.
И он улыбнулся широко и тепло.
Когда электричка унесла его в сторону Ростова, я немного постоял на перроне, пока равномерный бой колёс не растворился во мгле, и в наступившей тишине беззвучно пошёл к дому. Я не знаю, кем был этот камчадал. Книги читает, наверное – философ. Но я увидел первые звёзды над терриконом и понял, кто – я.