Эх, папа, папа

               

    Михаила Белова я знал давно - мы вместе работали на одном заводе. Мужик как мужик – ничем не отличался от остальных тружеников предприятия. Работал как все, в получку немного выпивал с друзьями в кафе, политикой не интересовался. Семья в него была небольшая –  вечно чем-то болевшая жена Тамара и маленькая дочь Лида.
    Когда развалился Советский Союз, Миша занялся мелким предпринимательством -  покупал одежду за границей (в основном в Турции), и выгодно перепродавал на родине. Само по себе такое занятие не было тогда чем-то необычным. Многие люди так делали. Вспоминая те времена, я не перестаю удивляться: руководители заводов и фабрик массово прекращали выпуск основной, уже хорошо освоенной, продукции, станки сдавали на металлолом, здания или оставляли в заброшенном виде, или продавали под торговые точки. А ни рабочие, а ни инженерно-технический персонал не протестовали против закрытия своих предприятий. Так же безропотно прекращали свою деятельность и многие научно-исследовательские институты. Люди молча расходились по домам, и каждый занимался – кто чем мог. Все выглядело самоуничтожением на фоне всеобщего помешательства, которому не было объяснения.
    Но если большинство, ставших безработными, рабочих, инженеров и ученых свое занятие торговлей воспринимало как временное явление, то мой приятель получал огромное удовольствие от перепродажи тряпок и обуви. Он возомнил себя предпринимателем, делающим сам свою судьбу. Реализацией, доставленного из-за рубежа, товара на стихийных рынках занимался не Белов. Это делали жена и несколько его друзей. Самолюбию вчерашнего фрезеровщика льстило, что в его подчинении находятся другие люди. Самолюбование, со временем, полностью овладело и его мыслями, и его поведением.
    В Миши появились новые знакомые, такие же, как и он, перекупщики. Среди них были и женщины, с которыми в новоявленного бизнесмена завязывались романтические отношения. В начале своей торгово-разъездной деятельности он мог иногда отсутствовать дома  несколько суток. И это считалось в порядке вещей. Но когда в торговца иностранной одеждой появились любовницы, жена и дочь не видели его и неделями, и месяцами. И что было хуже всего, он перед загулами забирал с дому всю выручку от проданной одежды. Часто хранительница семейного очага жила с дочерью впроголодь, и не имела средств на покупку, нужных ей, лекарств.
    Однажды, во время очередного продолжительного отсутствия главы семьи дома, Тамара почувствовала себя плохо и, в ожидании близкой кончины, написала мужу прощальную записку: «Миша, я не хочу говорить о твоих изменах. Не хочу упрекать тебя за то, что ты не помог мне лечиться. Бог тебе судья. Я только прошу, умоляю тебя – не оставляй нашу дочь без своей постоянной помощи и заступничества!».
    Белов похоронил жену, и в тот же день, после поминок, затеял с дочерью разговор:
    - Ты уже взрослая девочка – у тебя даже паспорт есть. Тебе пора устраивать свою личную жизнь. Выполняя последнюю волю матери, я побеспокоился о твоей дальнейшей судьбе. В Польше живет моя хорошая знакомая - тетя Валя. В нее там есть собственное прибыльное предприятие. Я вчера разговаривал с ней по телефону. Она согласна взять тебя своей помощницей. Лида, это шанс и специальность получить, и свет увидеть, и навсегда расстаться с нищетой, которая будет постоянно преследовать и тебя, и меня в нашей стране.
    - Спасибо, папа,– взглядом, полным признательности за заботу о ней, дочь посмотрела на отца, - но, давай подождем немного? Мне старушки-соседки говорили, что души умерших людей еще сорок дней находятся дома, перед тем, как отправиться на небо. А что - если это правда? Не будем лишать душу мамы нашего последнего общения с ней.
    - Доченька, мамина душа только обрадуется за тебя. Не нужно хорошее дело откладывать в долгий ящик. Тебя уже ждут в Польше.
    Лида послушалась отца и на следующий день, первый раз в своей жизни летела в самолете в чужую страну.
    Тетя Валя встретила путешественников в аэропорту. Окинув оценивающим взглядом девочку, она, мило улыбаясь, поблагодарила отца за красивую стройную дочь, и Лида подумала: «Какая приятная женщина». Но когда гостья оказалась одна в доме «приятной женщины» и отдала ей свой паспорт, то узнала, что прямо с сегодняшнего дня будет заниматься проституцией. Лида пыталась протестовать, но была жестоко избита. Мило улыбающаяся женщина умела давать увесистые пощечины. И делала она это с огромным вдохновением.
    Дальнейшая жизнь юной Беловой превратился в кошмар, прекратить который у нее не было ни малейшей возможности. Ей приходилось бесплатно «обслуживать» каждый день двух-трех «клиентов», часто грубых, неопрятных, пьяных, потных и неприятных. И как  потом девушка не пыталась смыть с себя всю ту гадость, что оставалась после них на теле, она все равно не могла избавиться от чувства, что грязь никуда не девалась.
    Лида не хотела мириться с создавшимся положением, и все время думала – как ей избавиться от злой надзирательницы. Она дважды просила своих «клиентов», которые казались ей порядочными людьми, чтоб они помогли ей вырваться на волю. Но «порядочные» мужчины вместо того, чтоб отправиться в полицию и сообщить стражам правопорядка о страданиях девушки, со смехом рассказывали хозяйке борделя – какая в нее непокорная проститутка. И попытки – стать свободным человеком заканчивались для строптивицы жестокими избиениями.
    Пленница уже почти отчаялась в своем спасении, как судьба смилостивилась и, однажды, послала к ней за платной любовью бывшего соседа по дому в ее далеком родном городе Максима Плотникова. Дядя Макс несколько лет подряд приезжал в Польшу на заработки и в одно из воскресений решил «побаловать себя приятными развлечениями». Мужчина внимательно выслушал печальную историю, случившуюся с его землячкой, и, будучи человеком решительным, немедленно отправился к «хитромудрой» тете Вале учинять скандал. Появившись в ее кабинете, он без спроса развалился в одном из кресел, стоящим там, и сразу же приступил к деловому разговору:
    - Мадам, в сию же минуту отдайте мне паспорт Лидии Беловой, если не хотите иметь большую кучу неприятностей.
    - Уважаемый, не знаю – как вас величать, работница, о которой вы изволите беспокоиться, обошлась мне в десять тысяч долларов. - запротестовала хозяйка подпольного дома терпимости. – Пусть она сначала отработает, затраченные на нее деньги, а потом я с вами поговорю о ее документах.
    - Пани Валя, не смешите меня. За два года тяжелого труда наша общая знакомая принесла вам солидную прибыль, и ни о каких долгах и речи быть не может. Более того, вы ей еще и на дорогу тысячу долларов обязаны выделить. И не советую вам упорствовать в своем сквалыжничестве. Это не красиво. А величайте меня – пан Справедливость.
    - Пан Справедливость, вы забываете, что два года я девочку кормила, одевала и предоставляла ей бесплатное жилье.
    - Пани Валя, не стройте с себя благодетельницу. Я знаю цены на продукты и расценки за посещение вашего развлекательного заведения.
    - А вы не боитесь, что я могу попросить своих, хорошо мне знакомых, крепких парней серьезно поговорить с вами.
    - Нет, не боюсь. Пока вы свяжетесь со своими «хорошо знакомыми» парнями я уже буду в полиции.
    - Вы, оказывается, рискованный человек.
    - Жизнь научила.
    От дяди Максима Лида узнала, что отец хотел купить магазин, но его обманули партнеры по бизнесу. Оставшись без денег и кучей долгов, он продал свою хорошую трехкомнатную квартиру в центре города, чтоб рассчитаться с кредиторами, и переехал жить в деревню, где в него был старенький дом, доставшийся в наследство от умерших родителей.
    Оказавшись на свободе, девушка поняла, что ей на родину некуда ехать, и она решила попробовать как-то наладить свою жизнь в чужой стране, тем более что за два года затворнической жизни пленница научилась хорошо говорить по-польски.
     Ей удалось найти работу в одном из салонов красоты. Там ее заметил богатый поляк, женился на ней и финансово помог открыть свое дело. Казалось бы, в Беловой  наладилась личная жизнь. Но в один прекрасный день мужа арестовали, а потом суд приговорил его к  длительному сроку лишения свободы. Оказывается, муж занимался торговлей наркотиками. Через год он умер.
    Лида была успешным предпринимателем. В нее появилась хорошая квартира, машина и она могла позволить себе отдых за границей. Но с некоторых пор ее начала донимать тоска по родине. Наверно сказывалась неустроенная семейная жизнь. Ей хотелось увидеть город, где она родилась и выросла, встретить старых друзей и узнать, - как сложилась их судьба, съездить на кладбище к матери и, что самое главное, увидеть отца и выказать ему всю ту обиду, какая в нее накопилась за все годы нелегкого существования на чужбине.
    Поставив металлическую оградку и памятник на, всеми забытой, могиле матери, Лида поехала в деревню к отцу. Его она помнила красивым физически крепким мужчиной, а увидела сгорбленного, раньше времени постаревшего человека, которого хотелось пожалеть. Но дочь подавила в себе чувство сострадания и спросила, когда-то самого близкого ей человека:
    - Папа, зачем ты отдал меня в сексуальное рабство?
    - О каком сексуальном рабстве ты говоришь? Я отдавал тебя под опеку хорошей женщине, пообещавшей устроить твою жизнь самым лучшим образом. Так я выполнял последнюю волю матери.
    - Не ври. Я слышала твой телефонный разговор с тетей Валей. Ты знал, что я буду проституткой.
    - Если бы я не отвез тебя к тете Вале, ты бы не выбилась в люди. Я в первую очередь беспокоился о тебе, я любил тебя
    - Папа, что ты говоришь? Ты любя продал меня.
    - Извини, доченька, я хотел купить свой магазин, и мне нужны были деньги. А разбогатев, я обязательно забрал бы тебя к себе. Я всегда помнил о тебе. Но подлые люди обманули меня.
    - Папа, ты себя слышишь? Ты дочь променял на магазин!
    - Доченька, время тогда такое трудное было. Страна распалась. Мы остались у разбитого корыта. Нужно было как-то выживать. Я был втянут в торговлю, а там царят законы голого интереса. И я поддался им. Прости меня.
    - Папа, я тоже сейчас втянута в торговлю, но я никогда не позволю себе чью бы то ни было жизнь менять на деньги.
    - Прости, прости меня, доченька! Какое-то временное затмение на меня нашло тогда, когда я связался с тетей Валей. Возьми меня в свои компаньоны. Ты не пожалеешь. Дай мене второй шанс доказать свою отцовскую любовь. Я по натуре хороший человек и никому никогда зла не желал.
    - Но и не любил ты никого, кроме себя. Ты не только меня, но и маму ни во что не ставил. У нее часто не было денег на лекарство, а ты в это время где-то гулял. Когда последний раз ты проведывал ее?
    - Я нищий человек. Для меня большое счастье -  раз в день покушать. У меня нет средств – ездить навещать мать.
    - Дело не в бедности, дело в твоем безразличии ко всем, без исключения, людям.
    - Неправда. Я любил маму и не моя вина, что не мог ей помочь. Тогда, когда она болела, все наши деньги находились в постоянном обороте. И изъять их оттуда нельзя было. Я и тебя люблю, и хочу от чистого сердца помочь тебе в твоих делах.
    - Тебе доверять нельзя. Когда-то я надеялась на тебя как на каменную стену, а ты предал меня.
    Михаил перекрестился и воскликну:
    - Вот крест святой, что никогда тебя больше не подведу. Только возьми меня с собой. Я уже битый жизнью человек. А за битого двух небитых дают. За многое, сделанное мной раньше, мне стыдно. Но на одни и те же грабли я наступать уже не стану. На меня можно положиться. Я научился распознавать хороших и плохих людей, и смогу в трудную минуту быть тебе полезным. Вытяни меня с этой ямы, в которой я сейчас оказался. Буду век тебе благодарен.
    - Я сказала – нет. Слишком велика моя обида на тебя.
    - На нет и суда нет. – с мрачным видом промолвил Белов старший после долгого молчания. – Дай денег, я сбегаю в магазин, куплю вино и закуску. Посидим, поговорим, расскажем друг другу обо всем, что произошла с нами за последнее время.
    - Не получится у нас разговора, папа. Ты совсем-совсем не сожалеешь о своем поступке.
    - Я еще изменюсь.
    - До свидания.
    - Ну, ты и злюкой стала. А раньше такой доброй девочкой была. Что с тобой приключилось?
    - И ты еще спрашиваешь? Раньше меня не продавали.
    Михаил молча провожал взглядом быстро удаляющуюся фигуру дочери, а когда она завернула за последний дом на окраине деревни, тяжело вздохнул и, покачав головой, промолвил: «И расти после этого детей - на старости лет и сто грамм не нальют».
    На следующий день в самолете, следовавшего в Варшаву, одна из пассажирок все время плакала, и врем от времени тихо шептала: «Эх, папа, папа!».