Как-то бригаду плотников, в которой работал мой отец на строительстве посёлка Комсомольский при градообразующем предприятии, Змиевской ГРЭС, направили для ускоренного завершения кровельных работ на одно из производственных зданий, строящихся на территории склада ГРЭС.
Утром бригада, проходя вдоль громадных гор угля к месту работы, увидела скатившийся с горы огромный шарообразный кусок антрацита. Редкий по размерам экземпляр весил килограммов за сто и сиял своими гранями на утреннем солнце, как алмаз. Не иначе какой-то рьяный шахтёр своим отбойным молотком уж очень постарался.
Когда бригада взобралась на крышу здания и уже приступила к работе, одному из рабочих запала в голову дерзкая мысль: а не выкатить ли нам для потехи это чудо природы за забор склада и понаблюдать, что дальше будет. Задумано-сделано. Выкатили, да ещё перекатили на противоположную сторону дороги, подальше от ворот. Так им с крыши будет удобнее наблюдать, что произойдёт с этой глыбой. Ведь на то время, шестидесятых, когда газ в частном доме был большой редкостью, такой огромный кусок антрацита был далеко не лишним.
Около двух часов дня. Антрацит на том же месте. Июль. Жара неимоверная. Прохожих мало, а те, кто и останавливались, чтобы полюбоваться заманчивой красотой, понимали, что в одиночку, да и вдвоём тоже, с камнем не справиться. Как говорится, «глаз видит, да зуб неймёт».
Но часам к трём пополудни нарисовалось двое, мужик и женщина. Наверное, муж и жена, решили в бригаде. Подъехав на велосипеде к предмету своего интереса, они стали что-то бурно обсуждать, никак не приходя к общему мнению. Работа плотников почти остановилась, всем интересно было, что же будет дальше.
Мужик приспособил к антрациту багажник велосипеда и привязал к нему верёвками. Прикреплённый груз вместе с велосипедом начали поднимать на колёса, но не тут-то было. Сил явно не хватало, и, как на грех, антрацит вывалился из-под слабо привязанных верёвок и придавил женщине ногу. Та заохала, перетянула увесистой пятернёй по спине своего щуплого мужа и, плюнув, поковыляла, ругая на все лады суженого, обратно в посёлок.
Но мужик был, видать, упёртый, и решил довести дело до конца. Немного постояв и почесав затылок, он быстро нарастил площадь багажника обрезками досок, намертво прикрутив их алюминиевой проволокой. И снова, теперь понадёжнее, привязал вожделенный камень. А проходящая мимо к озеру ватага пацанов с удочками помогла поднять велосипед на колёса. И нет бы ему развернуться и покатить сие добро по асфальту окружной дорогой, так его дёрнуло покатить огородами напрямик, где на полпути была балка.
Докатив до балки, мужичонка стал поджидать попутчика, чтобы преодолеть опасное препятствие. Простояв под палящим солнцем минут пятнадцать и никого не дождавшись, решил рискнуть и перемахнуть балку верхом на велосипеде. Наблюдая с крыши за «каскадёром», перекидывающим ногу через раму и готовящемуся к смертельному трюку, плотники совсем бросили работу и, затаив дыхание, стали наблюдать, что же будет дальше. В душе каждый из них волновался, что эта на первый взгляд невинная затея может закончиться очень даже печально.
Предприимчивый мужик лихо покатил с горы и начал набирать скорость, всё быстрее и быстрее крутя педалями. Затем пошёл на подъём. Любопытные шутники были уверены, что при такой скорости он уж точно выскочит из балки. Но случилось непредвиденное: у велосипеда соскочила цепь, и, не доехав каких-то пару метров до цели, наездник вместе с велосипедом и грузом завалился на бок. От удара и перекоса камень вырвался из пут и покатился на дно балки. Потерпевший неудачу вскочил на ноги и от досады пару раз пнул ногой велосипед. Потом, немного отдышавшись и успокоившись, поднял его, поправил съехавшие на бок руль и седло и поколесил в сторону посёлка.
«Да, доконал камень мужика вконец», - гудели между собой плотники. Им было немного жалко этого напористого человека.
Подоспел конец рабочего дня. Все начали расходиться и разъезжаться по домам. Основная масса уехала на вахтовом транспорте, а двое плотников отправились пешком через огороды, по дороге к балке. Приблизившись к ней, увидели того же мужика, потного и чёрного от угля. Он разбил кувалдой глыбу антрацита на небольшие куски, сложил их в два мешка, и теперь намеревался поочерёдно стащить их наверх. Плотники помогли один мешок протащить через раму, а второй привязать к багажнику и всё это добро вытолкать на поверхность балки. Всю дорогу они подталкивали велосипед и рассказали мужчине историю свалившегося на его голову дармового счастья. Тот сначала хмурил брови, но потом даже рассмеялся и добавил: «А ведь моя жена была права. Сначала надо было разбить эту глыбу и в мешках перевезти. И не было бы никаких проблем. Так нет же, хотел всё сразу, одним махом». «Да, - смеялись попутчики, - уголёк тебе достался жаркий, от одних воспоминаний тепло в доме будет».
ПОПУТЧИКИ
Скорый поезд «Анапа-Архангельск» стремительно мчался по степям Ростовской области. Сначала в купе сидели двое. Одному было лет шестьдесят, другой – мужчина средних лет. На станции «Шахтная» подсели ещё двое. Один с виду пенсионер, второй – с бородой, похожий на старовера, одет старомодно, с таким же почти древним чемоданом, был очень пожилым, лет этак за семьдесят.
Те, что сели ещё в Ростове-на-Дону, уже успели разложить свои вещи и застелить постели, и теперь сидели, глядя в окно, думая о чём-то своём. Тот из них, что помоложе, был одет в дорогой спортивный костюм. И шикарный чемодан, и весь его вид говорили, что человек при деньгах. А тот, что постарше, с плохо выбритым лицом, сидел не переодевшись. На крючке висел его пиджак. Да и из его вещей, как потом оказалось, кроме простой дорожной сумки, ничего больше не было. По всему видно, что эти люди совершенно разные, и потому сидели молча, как два сибирских кота, лишь вскользь поглядывая друг на друга. Зато двое подсевших в «Шахтной» были разговорчивее, о чём-то толкуя, ввалились в купе.
«День добрый», - первым произнёс старик-«старовер». «Здравствуйте», - поздоровался второй. Сидячие кивнули в ответ головами. «Вам бы лучше внизу, - сказал тот, что помоложе, - да, жаль, у меня тоже верхняя, но, вот, может, кто из мужиков?» И он посмотрел на сидящих, но «ухоженный» уже успел отвернуться, глядя в даль за окном. Но второй сразу же среагировал на просьбу и тут же предложил своё нижнее место: «Спите на этой постели, я её только постелил, а себе потом сверху заправлю».
После укладки чемоданов, переодевания, мытья рук все четверо сидели за откидным купейным столиком. Тот, что помоложе из подсевших в Шахтной, предложил всем познакомиться, и первым представился: «Виталий». Вторым подал свой голос мужчина с плохо выбритым лицом, назвавшийся Николаем. «Ну а меня зовут Иваном Петровичем, можно просто Петрович», - доложил старик с бородой. Последним, как-то нехотя, представился «ухоженный», назвав себя Владимиром. В дверь постучали, вошла проводница, забрала у вновь подсевших билеты, что-то у себя записала. «Вы нам всем чаю, пожалуйста, сделайте, - попросил Виталий, - а то нам, сами понимаете, за знакомство чаю надо». «Сейчас сделаю, только немножко подождите, закончу свои дела», - ответила женщина и вышла. Вслед за ней проворно выскочил Николай и минут через десять притащил бутылку водки. Глаза его сверкали, и он, поставив бутылку на столик, произнёс: «Вот, за знакомство, угощаю». На что Виталий ответил: «Да оно, конечно, и не обязательно, но коль уже принёс, так что ж теперь, лишь бы водка хорошая была». «Сомневаться не стоит, проводники дрянь не продают, себе дороже», - возразил Николай. «Ну вы пейте, а я не буду, мне нельзя, врачи запретили, я пока лягу полежу, чай буду ждать», - произнёс Владимир и лёг на свою постель. «Ну что же, нельзя так нельзя, зато нам можно. – изрёк Николай, - Давай, Петрович, подсаживайся».
Все трое сдвинулись поближе к столу, немного потеснив лежащего Владимира, достали из сумок харчи, приготовленные на дорогу ещё дома. Петрович положил на стол целую запечённую утку, домашние варёные яйца и свежепосоленное домашнее сало, от которого моментально приятно потянуло палёной соломой. Виталий вынул курицу, жареную рыбу, тоже варёные яйца, завёрнутые в фольгу солёные огурцы. «Нет, нет, - возразил Петрович, - курицу и яйца не надо, ложить уже некуда, а вот огурцы и рыбу оставь». «Ну, а у меня-то тут чего? Мне готовить некому, так я вот купил на вокзале в ларьке сосиски в тесте, мне и ехать-то всего ничего – в Воронеж», - и Николай полез в свою сумку. Его остановили: «Бога ради, ты же видишь, что уже ничего не надо, да и ложить всё равно некуда». Николай перестал рыться в сумке и, махнув рукой, сел на своё место. Виталий разделал утку, порезал сало, разлил всем троим по пятьдесят граммов водки: «Ну, за знакомство». Выпили, закусили, и пошёл разговор.
«А вы, Петрович, если не секрет, куда едете?» - спросил Виталий. «Да какой же секрет, до конечной, в Архангельск». И, не дожидаясь последующих вопросов, стал рассказывать, зачем и к кому едет. «Еду к старшему сыну в Архангельск. У него дача на самом берегу Северной Двины. Будем рыбу ловить, ходить за грибами. Обещал свозить в Сийский монастырь. Внук с женой пока с ними живут. Вот и новорожденного правнука своего повидаю. А то кто знает, что дальше будет, одному Богу известно. Пока ноги носят, вот и решил съездить». «А я в Москву к сыну и внукам еду, - стал рассказывать Виталий, - сын у меня военный, до полковника дослужился. С невесткой живут хорошо, ладят. Два внука-близнеца учатся в Суворовском училище, пойдут по стопам отца. В этом году у сына с семьёй не получается приехать к нам в отпуск, так я решил сам съездить к ним в столицу. Везу им их любимые сушёные рыбцы да шемаю. Небось, такой донской рыбы в Москве не сыщешь. Я уже на пенсии. Всю жизнь проработал учителем в сельской школе, вёл труды. Да и сейчас ещё там же работаю, разве на пенсию проживёшь?» «А я, - вклинился Петрович, - давно уже на пенсии. Как только колхоз в нашем хуторе развалили, так больше нигде и не работал. Да и куда пойдёшь? Ведь вспомните, везде всё разрушили, растащили, разграбили. Получил я за все свои труды минималку да, спасибо, дали кусок земли в поле. Теперь свой надел сдаю в аренду и получаю по осени зерном – есть чем кормить уток да курей. А то на рынке разве накупишься? Вон какая цена зерну на рынке, не подступишься. Да нам с бабкой много и не надо. Дети повыросли, внуки также поженились. Уже есть правнук, и лицо Петровича засияло. А там что Бог даст, лишь бы не было войны». «Да, да, Петрович, это вы ещё и войну застали. Наверно, многое помнится?» - спросил Виталий.
«Родился я перед войной, - начал Петрович, - но войну смутно помню, хотя и были под немцем. Но когда немцев погнали, мне не было ещё и четырёх лет. Хорошо помню голодное послевоенное время, нужду во всём, худущую старшую сестру с торчащими лопатками и тонкими, как палки, ногами. Отец погиб на фронте. Помочь и накормить семью было некому и нечем – все вокруг такие же голодные, одетые в тряпьё. Потом начало понемногу легчать. Страна после страшной разрухи становилась на ноги. Семилетку я заканчивал уже при Хрущёве. Потом пошёл работать в колхоз. Сначала прицепщиком, потом выучился на тракториста. Лучше всего жилось при Брежневе». В дверь постучались. Показалась проводница, держащая поднос с четырьмя парующими стаканами чая в алюминиевых подстаканниках. «О-о-о, - зашумели мужики, - спасибо, спасибо, как раз то, чего нам сейчас не хватает». Стаканы разобрали. Поднялся и Владимир. Проводница ушла. «Давай ещё по одной, пускай чай немного остынет», - предложил Николай. «Ну давай, - согласился Виталий, - уговорил, наливай». «Выпей семь капель, не повредит», - обратился к Владимиру Николай. Тот посмотрел на аппетитные куски сала, на домашнюю утку, на кусочки судака с золотистой корочкой, на всю эту непринуждённую товарищескую обстановку и вдруг изменил своим принципам: «Наливай!» Ему захотелось стать самим собой, выпить этак запросто в простой компании и поговорить, как когда-то раньше, не преследуя никаких целей. Ведь он тоже из этой простой среды, хоть и живёт теперь богато. «Да у меня, правда, ничего с собой нет, я всегда хожу в ресторан», - начал было оправдываться он, но Николай тут же перебил его: «Да ты на стол посмотри, всё есть». Выпили по второй, закусили. «Ну вот, теперь можно и чаю попить. - произнёс Николай, - Я, по правде, в купе стараюсь не ездить, зачем лишние деньги тратить, да и сколько тут до Воронежа? Но в этот раз билетов в плацкарту не было, вот и пришлось раскошелиться. Правда, деньги у меня есть. Я уже на пенсии, но подрабатываю охранником. А раньше плавал мотористом на корабле торгового флота. Бывал в загранке, был всегда при деньгах. Но, наверно, долго загулял. Женился на молодой, когда мне было уже далеко за тридцать. Сначала всё было хорошо. Родилась дочь. Можно было найти себе и другую работу, на берегу. Но почему-то считал, что в другое место могу не вписаться, что-то может пойти не так на новом месте. А вот на корабле я свой, на своём месте. Ведь сколько уже проплавал. Одним словом, жаль было бросать насиженное место. А надо было бросить, надо было быть поближе к молодой жене. Может, и не случилось бы того, что случилось». И Николай с грустью опустил голову. «Так что же, что случилось?» - нетерпеливо спросил Петрович, пристально глядя Николаю прямо в глаза. «Да бросила она меня. Нашла помоложе, и он увёз её вместе с дочерью в другой город, там и живут». «А в Воронеж-то к кому едешь?» - ещё раз спросил Петрович. Николай поднял голову, глаза его заблестели, и он с улыбкой произнёс: «Да к дочери и внучке. Дочь вышла замуж. Правда, меня на свадьбе не было. Бывшая жена не разрешила дочери позвать меня на свадьбу. А теперь дочь с зятем живут в Воронеже. У них отдельная квартира. Я уже был у них несколько раз. Меня хорошо принимают, называют отцом. Да мне больше ничего и не надо. Я им теперь всю свою пенсию по почте отсылаю. А зачем она мне. Мне хватает и тех, что я в охране получаю. Да я и пить мало стал. Ведь теперь у меня есть дочь, зять и внучка. Теперь я не напрасно живу. Ведь правда же?» - и Николай обвёл всех вопросительно. «Ну конечно же правда!» - ответили все разом и удивились от такого словесного совпадения. «Наливай ещё по третьей, - произнёс Виталий, - как раз всем хватит». «Мне хватит, не лейте, годы уже не те», - возразил Петрович. Выпили по третьей, без Петровича. От водки с горячим чаем хмель стал потихоньку разбирать собеседников. Захотелось всем выговориться. До сего времени ещё не поведавший о себе Владимир вдруг почувствовал потребность высказаться о своей неудавшейся, как он втайне считал, жизни. «А вот у меня, - начал он с грустью, - всё плохо, и самое обидное, всему причиной являюсь я сам. Мало того, что сам озверел, так ещё и жену в ведьму превратил. А были мы совсем другими». Попутчики перестали жевать и повернули головы к Владимиру. «Да что же случилось?» - почти шёпотом спросил у него Петрович. Владимир молчал, стиснув зубы, он был готов пустить слезу, но сдерживался. Внутри всё кипело, рвалось наружу. «Да успокойся ты, расскажи, что же случилось, может, чем сможем помочь», - настаивал Петрович. Никогда, никому, даже близким Владимир не жаловался. Считал это ниже своего достоинства. А здесь, чужим людям, просто попутчикам, которых больше уже никогда и не увидит, решил выложить всё начистоту, распахнуть свою наболевшую душу настежь.
И он начал: «Учился я со своей будущей женой в педучилище на одном курсе. Полюбили друг друга, и по окончании училища сыграли свадьбу. Мы были молоды и счастливы. Попали по распределению в одну школу. Работа нравилась, и мы уже планировали заочно поступать в пединститут. К тому же, в плане стоял ребёнок. Но нагрянули девяностые. Союз распался. Какой институт? Какой ребёнок? Денег не платят. Жить абсолютно не на что. Другой работы в нашем умирающем хуторе не найти. Собрав немногие пожитки, поехали к моим родителям в родную станицу. Но и там, как и во всей стране, будто Мамай с ордой прошёл, полное запустение. Спасибо, мои и её родители помогли, ведь мы у них одни. Начали на родительские деньги торговать всякой чепухой, жевачкой, пепси, сникерсом. А когда открылась дорога в Китай, то дело сразу пошло вверх. Правда, недолго сыпалась манна с небес. Но начальный капитал был уже собран. Торговля засосала нас с головой. Было не до детей, всё откладывали на потом. Жена сделала несколько абортов, а когда настало «потом», забеременеть уже не могла. А ведь как всё время хотела! Но я ей запрещал, всё было мало и мало. А теперь бы всё за ребёнка отдал. Со временем деньги стали прибавляться в алгебраической прогрессии. Теперь у нас свой супермаркет, на нас работает с десяток наёмных работников. А зачем, кому эти деньги? Сколько их надо человеку для счастья? Да и счастье это, кажется, ушло, стали мы жить с женой, как собака с кошкой». «Ну а к суррогатной матери почему не обратились? – спросил Николай. «Да, в самом деле, - подхватил Виталий, - медицина у нас достигла таких высот, были бы деньги». «Из-за бесконечных разборок и попрёков только сейчас, когда дело дошло до развода, решили испробовать этот вариант. Вот и еду в Москву к известному профессору разузнать что к чему. Надеюсь, он нам поможет в нашей беде». «Правильно, правильно вы решили. У вас обязательно всё получится, - уверял Владимира Виталий, - ведь этот долгожданный ребёнок примирит вас раз и навсегда. Вам будет ради кого жить. Вы ещё молоды, всё у вас сложится». «Как получится, - вздохнул Владимир, - я и в церковь стану ходить». «А ты не жди, когда получится, и начни сейчас ходить. Бог услышит твои просьбы и поможет непременно», - посоветовал Петрович. «А вы, - спросил Петровича Виталий, - наверно, в церковь ходите?» «Хожу, - ответил тот, - чем ближе к смерти, тем ближе к Богу. Каяться надо. Ведь все мы грешные. А ответ перед Богом надо держать всем, и царям и простолюдинам. Все беды от неверия в Бога. Вот посмотрите, что сейчас происходит на Украине, сколько мирных, ни в чём не повинных людей погибает просто так, ни за что. А иные политики, потерявшие страх перед Богом, им же и прикрываются. Но в Библии ясно написано: «Человеков можно обмануть, Бога же никогда». «Да вот не развалили бы Союз, ничего подобного и не было бы», - высказался Виталий. «Ты знаешь, что я тебе посоветую, Володя, - обратился к нему Петрович, - ты съезди к святой блаженной Матроне Московской, поклонись святым её мощам, помолись и попроси у неё от чистого сердца того, в чём нуждаешься. Не сомневайся, поможет». «Да я на коленях готов к ней приползти, лишь бы только всё получилось», - сквозь слёзы выдавил Владимир. «Ну вот и ладненько. Стучитесь, и вам откроют», - добавил Петрович.
А поезд мчался вперёд. Электровоз лихо тянул за собой вереницу вагонов, в которых сидел разношёрстный люд. Одни были богаче, другие беднее, одни удачливее, другие менее. Каждый из них строил свои планы на завтра, на будущее, и никому из них не хотелось войны, которая своей беспощадной рукой ради чьей-то наживы и чьих-то амбиций перечёркивает судьбы людей, их судьбы. Хочется крикнуть словами песни: «Люди мира, будьте зорче втрое, берегите мир!»
Все доехали благополучно, каждый исполнил то, что и планировал. Петрович, Николай и Виталий погостили у родных. Как сложилась их дальнейшая жизнь, неизвестно. А вот Владимир внял словам Петровича и по приезду в Москву сразу пришёл в Покровский ставропигиальный женский монастырь, в храме которого покоятся мощи блаженной Матроны Московской. Проходя в нескончаемом потоке людей мимо раки с мощами Матронушки, Владимир, весь в слезах, может, впервые в жизни так искренне и усердно просил у неё лишь то единственное, в чём сейчас бесконечно нуждался.
Затем Владимир, на тот час несведущий в православии, побывал на приёме у известного профессора. Но, к счастью, его услугами попользоваться не пришлось. Вскоре после возвращения Владимира из Москвы его жена забеременела и благополучно родила. Над кроваткой их ребёнка висит намоленная икона блаженной Матроны Московской, благодаря которой, в чём Владимир с женой свято убеждены, на свет появилась их дочь.