Я шел по парку вместе с моим воображаемым другом и, по совместительству, моим alter ego Геннадием Андреевичем. Был вечер, около семи часов. В нашем с Геннадием Андреевичем разговоре мы меняли темы, как девочки меняют платья, то есть с очевидной частотностью и быстротой. Мы за нашу двухчасовую прогулку уже успели к этим семи часам обсудить все, что угодно: от тупого фильма ужасов, на который мы ходили за день до этого (кстати, в том, чтобы ходить в кино с воображаемым другом, а не с реальными, есть одно явное преимущество – идете развлекаться вдвоем, а платите лишь за один билет) и «Гамлета» (это произведение я наконец-то соизволил прочесть в свои тридцать лет) до разработки плана нашего совместного завтрашнего вечера и всех тех людей, которых встречали в тот день на своем пути (надо отметить, что их было много – кажется, в тот день все человеческие существа покинули свои места жительства с тем, чтобы прогуляться и, если удастся, впутаться в какую-нибудь историю, желательно криминальную, о которой можно будет потом долго рассказывать своим презренным, из плоти и крови, друзьям).
Я уговаривал Геннадия Андреевича (решительно отказываюсь называть его как бы то ни было иначе, чем по имени и отчеству) отправиться по домам уже около четверти часа, но он упрямо стоял на своем. Мы шли мимо скамеек, на которых сидели жирные дамы среднего возраста, уставшие от слишком длительного передвижения, для которого им пришлось пожертвовать своими драгоценными ножками и приложить некоторые физические усилия с тем, чтобы поднять свои не менее драгоценные жопы с диванов, на которых они до этого сидели; мимо парочек, которые не стеснялись ничего и никого (даже столь почтенных людей, как Геннадий Андреевич и я) и целовались, лапая при этом друг друга чуть ли не за все места (благо, было достаточно холодно для того, чтобы сии молодые девы могли позволить себе надеть свои бесчисленные безнравственные юбочки, еле прикрывающие их попки, и потому они были одеты в большинстве своем в джинсы); мимо бомжей; негров; «четких парней» в спортивной одежде и прочих темных личностей. Никто из них не остался без нашего с Геннадием Андреевичем благосклонного внимания – мы раскритиковали всех, каждому давая вполне благоразумные советы и предостережения на будущее (неважно, слышали ли они нас или нет).
Мы шли дальше и дальше по этому бесконечному парку. Вдруг Геннадий Андреевич увидел парнишку, лет двадцати, который сидел на скамейке, держа в руке красную розу, и указал мне на него. Я сразу же посмотрел туда, куда показывал мой друг, и изрек достаточно громко:
- Лох!
Видимо, парнишка услышал меня, ибо повернулся в мою сторону и обратил на меня свой взор. Но мы с Геннадием Андреевичем пошли дальше. Он спросил:
- Почему вы это сказали, уважаемый?
- Ну а что он с одной розой сидит?
- То есть, вы хотели увидеть (он напел) миллион-миллион-миллион алых роз?..
- Нет, ну разумеется, нет. Просто все это сопли. Непростительные сопли и слюни.
Геннадий Андреевич в свою очередь промолчал, в силу своей интеллигентности.
Мы прошли потом еще достаточно долго (даже прошли мимо церкви), а из моей головы все не выходил тот парнишка с розой. Геннадий Андреевич же, видимо, совсем позабыл о нем. Он сказал мне:
- Ох, смотрите, дорогуша, это же Олечка со своим молодым человеком!
Оля – это моя бывшая одноклассница. Я спросил:
- Где?
- Вон там, с розовым парнем. Ой, в смысле, с парнем в розовой майке.
Даже великим (например, Наполеону) и гениальным (Геннадию Андреевичу) людям иногда свойственно ошибаться и путаться в словах. Поэтому я простил моему глубокоуважаемому другу его невинную ошибочку. К тому же, именно в ту минуту мне было не до разбора полетов – мои мысли были заняты все тем же парнем с розой, поэтому (и не только по этому) с Олей я, конечно, не поздоровался.
Через некоторое время Геннадий Андреевич сам совершенно неожиданно предложил мне последовать домой, объясняя это тем, что слишком устал от меня.
Мы сели в автобус. Геннадий Андреевич раскрыл газету, которую успел купить в киоске на автобусной остановке, и стал читать, я же думал все о том же парнишке.
Я был абсолютно уверен в том, что совершенно справедливо назвал его лохом. Именно так, ибо никак иначе нельзя было назвать этого унылого представителя мужского пола. Я думал о нем.
Я думал о нем. Вот он сидит уже третий час. Может, девушка, которую он ждет, - это блондиночка, которая надевает только розовое. Может, это их первое свидание. Может, он будет ждать ее год, и когда через год мы с Геннадием Андреевичем пройдем по этому же парку, мы снова увидим его, но он уже обрастет бородой, и его роза уже не будет называться розой. Может, он только через год прямо на наших глазах выбросит эту розу в грязную лужу, наконец отчаявшись. Может, его девушка в это время сидит дома и смотрит порно и думает: «Зачем он мне нужен, если у меня есть я и моя рука?!..»
Поток моих мыслей прервал Геннадий Андреевич, который сказал:
- Любезнейший, простите, что отвлекаю, но нам выходить на следующей остановке.
Я встал и продвинулся к выходу, отметая со своего пути все тех же негров, бабушек, женщин и молодых дев, коих мы в тот же день видели с Геннадием Андреевичем в парке, и кои набились в этот автобус на той же остановке, что и мы с ним.
Мы вышли из автобуса и пошли по домам. Я думал.
Я думал. Может, того парня сейчас дома ждут родители (ибо, наверняка, он такой неудачник, что ему приходится жить с родителями). Они волнуются и думают, что его, бедного маленького девственника, не дай Бог, уже совратили (то, что он девственник, для меня было столь же очевидно). А может… черт побери, может, девушка, которую он ждет, - это Оля! Он, значит, ждет, бедняжка, а она с тем парнем в розовой майке гуляет! Вот дрянь-то! «О времена, о нравы!», - сказал бы Геннадий Андреевич. Может, этот парень на самом деле частный сыщик, он следит за кем-то из прохожих (Боже, вдруг за мной?!), и таким образом он решил замаскироваться, чтобы слиться с толпой… Может, этот парень – гей и на самом деле ждет вовсе не девушку, а парнишечку… Может, его любимый роман - самый сентиментальный и сопливый из всех написанных. Может, он плачет, когда смотрит «Титаник», может, он боится смотреть фильмы ужасов. Может, он на самом деле никого не ждет, а просто любит розы, может…
А может, это просто парень с розой.