Моя Николиниана Часть первая. Второе рождение и ро

Татьяна Мирчук
МОЯ «НИКОЛИНИАНА»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ И РОДНЯ

           В какой-то момент я вдруг осознала, что в моей жизни присутствует много мужчин по имени Николай. Начну с того, что своим вторым рождением я обязана Николаю, вернее, приятелю моего старшего брата Кольке Башарову. История давняя, мне тогда было лет шесть, и дело происходило зимой. Возвращаясь вечером от каких-то своих знакомых, я, переходя речку, угодила в полынью. Речка была не очень широкая и глубокая, но для ребёнка шести лет вполне подходящая, чтобы утонуть.
           Каким-то образом я удержалась за край проруби, но зимняя одежда намокла и обледенела, а речка несильным течением всё же пыталась утянуть меня под лёд. Я боролась в силу своих небольших сил и почему-то знала, что не утону.
Откуда появился Колька, не знаю, скорее всего шёл в гости к моему брату. Дом Башаровых стоял на противоположной стороне реки, напротив нашего дома. Так Колька и стал моим Ангелом-хранителем. Дома мне влетело за то, что чуть не утонула, но это неважно, особенно спустя годы. А Колька был вообще добрым малым: он даже в кино меня брал с собой и угощал какими-то сладостями.
           Я помню его и желаю самого хорошего в жизни, хоть и не знаю, где он живёт, но надеюсь, что всё у него благополучно сложилось. Спасибо тебе, Николай Иванович Башаров, за то, что я прожила на белом свете уже немало лет, за это время завела семью, родила и вырастила четверых сыновей, всю жизнь пишу стихи и, что немаловажно для меня, стала членом Союза писателей России. А об этом случае, связанном с тобой, у меня написано в ностальгической повести «Дорога в детство».
           Помимо Николая Башарова – моего спасителя, в жизни моей было и есть много мужчин с этим именем. Кого-то я вспоминаю с любовью и грустью, кого-то предпочитаю не вспоминать. Есть у меня и родственники по имени Николай. Правда, в настоящий момент в живых остался только племянник – сын старшей сестры Нины. И дай Бог жить ему долго, не тужить. Уж больно хорош племянничек! Озорной, весёлый, музыкальный, талантливый, острый на язычок, что мне любо тоже.
           Николай сам вырастил и выучил сына, так как мать его трагически погибла, когда Павлик был ещё совсем маленьким. Николай помогает и поддерживает ещё и некоторых родственников, а также, является опорой своей матери. Теперь сын его скоро окончит «Макаровку» и станет самостоятельным человеком, а племянник наконец-то сможет чуть-чуть расслабиться.
           Из родни, уже ушедшей, был ещё дядя Коля, родной брат мамы. Тут история печальная. Сначала всё было более чем хорошо. Дядя был на два года младше мамы, отношения у них были прекрасные. Мама всегда называла брата очень уважительно полным именем и жалела, что у того не было своих детей. А детей он очень любил, даже просил нашу маму, чтобы она отдала меня ему и его жене на воспитание.
           Николай Павлович в начале ВОВ прошёл курсы младших офицеров, попал на Ленинградский фронт уже 28 октября 41 года. В 43 году воевал на Синявинских высотах, потом сражался за освобождение Ораниенбаума. Был неоднократно тяжело ранен и контужен. Мама говорила, что на голове дяди не было ни одного ровного местечка, вся голова была в шрамах. Награждён он был орденами «Красной звезды», «Отечественной Войны», медалью «За оборону Ленинграда» и др.
           На сайте «Подвиг народа» я нашла приказ о награждении Николая Павловича орденом «Красной Звезды» с описанием самого подвига.
           «Лейтенант Курдышев Н.П. с 13 марта 1943 года, действуя в составе 39 ОИПТВ в должности Заместителя командира роты ПТР, в районе Красного бора 12 апреля был тяжело ранен и направлен в госпиталь. По выздоровлении, с 17 августа 1943 г. находился в 219 стрелковом полку 11 стрелковой дивизии в должности ком. взвода ПТР. 1-й стрелковый батальон 219 стрелкового полка, которому был придан взвод лейтенанта Курдышева, держал оборону в районе «Синявинские высоты».
           21 сентября 1943 года противник силою до взвода на левом фланге участка 2 стрелковой роты прорвал оборону и ворвался в траншеи. Лейтенант Курдышев с 5 бойцами своего взвода завязали траншейный бой. После короткого боя участок 2 стр. роты был очищен от немцев. Повторилась 2-я атака, но и она была отбита с большими потерями для противника.
          В наступающих боях южнее Ораниенбаума 14 января 1944 года командный состав 2-й и 7-й стрелковых рот 219 стрелкового полка был выведен из строя. Командование остатками 2-х рот принял лейтенант Курдышев и продолжал выполнять задачу, поставленную ротам – овладеть населённым пунктом «Петровское». Задача была выполнена, населённый пункт взят. Развивая успех наступления перед водным рубежом реки Чёрная, лейтенант Курдышев был тяжело ранен и направлен в тыловой госпиталь... За проявленное мужество и получение при этом 2 тяжёлых ранений, ходатайствую о награждении лейтенанта Курдышева орденом «Красной Звезды». 
                Ст. лейтенант Боборыкин  8/Х-44г".
           Геройский был дядя, хоть и не богатырского сложения, из большой крестьянской семьи, где не баловали детей ни едой, ни одеждой, и работала вся семья от мала до велика постоянно. Но за себя постоять умел видно, раз в рукопашной с немчурой победу одерживал. А уж немцы и габаритами были покрупнее, да и сытые они были, не в пример нашим бойцам. И, по всей видимости, не прятался за спины бойцов, раз столько ранений получил! Я бы ему покруче орден дала и не один.
            После войны дядя Коля остался кадровым военным, работал военкомом и ушёл на пенсию в чине подполковника. Он часто ездил в родные места на отдых, любил и умел повеселиться, очень хорошо играл на гармошке, ходил на рыбалку с односельчанами. Приезжал и к нам в село, но лично к нам заходил не всегда, чем обижал маму. Но дальше огорче-ний дело не заходило, а потом произошёл один случай, который разорвал между братом и сестрой всяческие отношения.
            В том же селе, где жили мы, проживала с семьёй ещё Клавдия - сестра мамы и дяди. Наши семьи были очень дружны, вместе отмечали праздники и дни рождения, мы – дети вместе играли, баловались, шкодили. Дядю Веню – мужа тётушки считали тоже своим близким человеком и вели себя с ним соответственно. Особенно любила его наша старшая сестра Нина. В один из приездов дяди Николая в гости к тётушке, мы тоже пришли к ним – был какой-то праздник.
           Взрослые сидели в застолье, выпивали, общались, пели песни. Нина, уже шестнадцатилетняя, пришла позднее, поздоровалась со всеми, а дядю Веню чмокнула да ещё и уселась к нему на колени. И тут наш кровный дядя вдруг почему-то вспылил, обозвал Нину нехорошим словом, а потом встал и залепил ей пощёчину.
           Нина заплакала и убежала, взрослые охнули, мама вскочила и закричала на дядю, мол, какое он имеет право?  Дядя вместо того, чтобы извиниться, стал говорить маме про то, что детей плохо воспитывает и т.д. Мама в ответ тоже не стала с ним церемониться: заведи своих и делай с ними, что хочешь!
           Праздник закончился, мы все в подавленном состоянии вернулись домой. Мама всю дорогу переживала за дочь: как бы та от обиды чего-нибудь с собой не сделала. Но Нина была дома, лежала на кровати, свернувшись клубочком, делая вид, что спит. Дядя Николай не пришёл и на другой день просить прощения, видно посчитал, что поступил правильно, но через кого-то передал в знак примирения большой бумажный кулёк с конфетами «Золотой улей».
          Мама их не выбросила (продукты всё ж какие-никакие), но засунула конфеты в шкаф и сказала нам, чтобы мы не смели их трогать, так как она намеревается швырнуть их брату в лицо.
          Мы, конечно, с младшей сестрой таскали их изредка, но надо сказать – хуже конфет я не едала. Они были приторно-сладкими да ещё обладали каким-то специфическим привкусом патоки или ещё чего-то. Долго «золотой улей» лежал в шкафу. Мама, натыкаясь на них, ворчала, что даже на конфеты детям пожалел денег, хоть не бедный, купил самые дешёвые. Потом оказалось, что конфеты купила его жена, а дядя жадным никогда не был. Я у него не была ни разу, а вот двоюродная сестра рассказывала, как он её щедро угощал во время её приездов к нему в гости.
           Так сестра с братом и не помирились до самой смерти, мама не простила ему дочкиной обиды, а Николай и не пытался просить прощения. Бог ему судья! Смотрю теперь изредка на его фото – красивый был дядя Николай, черноволосый, смуглый, большеглазый, с правильными чертами лица. И жена его была красивой в молодости. Но вот не дал им Господь детей, оборвалась ниточка этой семьи на их паре. Такова жизнь, всего в ней намешано полной мерой: и радости, и огорчений, и любви, и ненависти.
           А до того, как я стала членом Союза, было много, предшествовавших этому событий, которые так или иначе соединили меня с другими мужчинами по имени Николай. После школы я поступила в институт в городе Пушкин, но проучившись там недолгое время, уехала на Дальний Восток и на всю оставшуюся жизнь поселилась в городе Юности – Комсомольске-на-Амуре. Здесь я вышла замуж и родила всех своих сыновей.
          Первые четыре года замужества я прожила в доме свёкра и свекрови.
Кстати, свёкра моего тоже звали Николай. Во время войны он был призван в армию, служил на ДВ, в боевых действиях не участвовал, но из-за плохого питания заработал язву желудка, которую позже вылечила ему жена с помощью народных средств.
          Свёкор всю жизнь проработал на судостроительном заводе крановщиком, очень вдумчиво читал множество газет и хорошо разбирался в политике.   
Николай Григорьевич называл меня дочкой и относился с теплотой, хотя любил подшутить. Я умела пародировать некоторых артистов и певиц, особенно хорошо у меня получалась Эдита Пьеха.
          Как-то мы в подполье перебирали картошку для посева, и я там выдала что-то из её репертуара. Свёкор мой был в восторге от моих талантов, он долго и громогласно смеялся, завалившись на россыпь картошки, и повторяя сквозь смех: «Ну, артистка! Настоящая артистка!»
          Любил он всех экзаменовать по географии, меня тоже частенько спрашивал, где находится такой-то город, как называется столица того или иного государства... Я отвечала всегда правильно, и он удивлялся моим познаниям: «Откуда ты так хорошо знаешь географию? Ты ж деревенская».  «Здрастье, вам! Село с деревней сравнил! Да у нас раньше райцентр в селе был, 15000 населения, своя типография, речной вокзал, больница с главрачом М.А. Волковым, который имел какую-то учёную степень и столько людей спас даже из других мест! – возмущалась я. –  Учителя у нас хорошие были! Думаешь, что в сельской школе нам плохие знания давали? Наша Фелицата Семёновна (учительница географии) у нас ещё и кружок организовала географический, а в дополнение к этому вела лекторий по международному положению! Да и другие учителя были не хуже, в школе нашей 800 учеников было!»
         Тут он сдавался, но подловить меня всё же пытался время от времени. Потом мы получили своё жильё, но с родителями жили дружно, мы им помогали чем-то, они нам – тоже. Щедрые были люди, народу к ним много в гости ходило, пока были в силе. Потом дом их снесли, потому что по этому месту проложили большую дорогу, родители получили двухкомнатную квартиру в центре города. Свёкор построил дачу за городом, которой мы до сих пор пользуемся. Особенно любят её наш второй сын и невестка. Уже в конце марта, когда ещё снег лежит, они начинают туда ездить и готовиться к весенне-летнему сезону. А свёкор и свекровь покоятся на городском кладбище, с разницей в один год в последней земной дате.

Продолжение следует...