Би-жутерия свободы 19

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

Глава#1 Часть 19

Я, как экспериментатор, обладавший не откорректированным ясновиденьем в туманную погоду и не терпевший постороннего вмешательства в любовный акт, представлял себя на приёме (где каждой твари по паре, и я с неизменной пустышкой во рту) то колобком, докатившимся до ручки двери феминистской пивной «В каньоне у бедра», то олигархом, рассматривающим миллион как приближённое число и жаждущим перевернуть мир, оставив его в неизмеримом покое и неподобающей позе.
Необходимо было выйти из плотно охватившего меня романтического состояния, так как всякое прожектёрское подражание сродни удержанию с недержания или уподо****ству, упомянутому мною в стихотворном водосборнике для ирландцев «О’писки и опилки» с его отравленными стрелами расхожего кельтского юмора типа «В расцвете сил увяданьем не пахнет». Избыточно начитанный до позолоченного ободка литературной кастрюли, я поглядывал остекленевшим взглядом на непробиваемые напольные дедушкины часы, пристроившиеся на моём внучатом запястье. Потом, увлечённый игрой в перфокарты я переключился на соседнюю станцию, где недипломатично вверяющий элементарную грамоту баритон – дебютант международного конкурса внебрачной любви по соглашению, скреплённому рукопожатием (надёжным разносчиком инфекции), представившийся Шайхметом Цистерной – селектором чёрного цвета общества знаний, профессионально занимался отловом чужих теорий, таких как «Шаг вперёд – два шага назад», принадлежавшей, как оказалось, не Шота Руставели, а Мариетте Шагинян. Несомненно, при виде его в глазах любой индуски цыганского происхождения вспыхнул бы Бенгальский огонь, осветив зазоры и выемки человеческих недостатков.
Малогабаритный Шайхмет Цистерна натурально страдал сдвигом по шкале. В своих сегрегационных путевых заметках «Африканские черновики» он утверждал, что его прадед разъезжал на «Корвете» Бейлинсгаузена в 360 лошадиных сил.
Это ближе знакомило пытливых с открытием белопятной Антарктиды, а ему давало возможность вопрошающе раскрывать в прикроватных интригах мотивы кровавого преступления первой барачной ночи у Агаты Кристи. При этом он ссылался на интимный опыт входящего органа с вытекающими из него обстоятельствами, опираясь на мнение пришвартовавшегося моряка, рассматривавшего портовую женщину как прохудившуюся посудину любви и повторявшего: «Пусть уже Восточная женщина, знающая такие свои слабые места как булыжники грудей, носит паранджу вместо пояса целомудрия». И всё это невзирая на развёрнуто-транспорантный радиолозунг «Наш удел – беспредел» и отголоски черноротиков грязевой лечебницы эфира.
Дышать стало полногрудей, как после закрытия смертоносного безалкогольного магазина пивного огнестрельного оружия «Пив-пав». Как это ни подозрительно, в моей сорвиголове, искавшей утешения в потайных уголках спутниц, всё ещё звучала уловка, придуманная в оправдание высказываний политических деятелей: «Я так думаю», освобождающая говорящего от какой-либо материальной ответственности.

В разброде и шатании
мы в радиопредбаннике
готовимся размяться два часа,
чтоб слушать беспартийные,
порой декоративные,
с болезненным налётом голоса.

Так испокон уж повелось
судить о людях вкривь и вкось
со времён злосчастной «Антилопы Гну».
На йоту не задумываясь
сказать о них: «Так думаю»,
не разобрав о чём и почему.

Витают непристойности, венчая оскорбления
в устах отпетых мариков и клуш:
«Папаня Буш – рецидивист, Обама – просоциалист
 и в террористы вписан младший Буш».

На Уолл-Стрите сумерки.
Нью-Йорк захвачен Блумбергом
без вежливых еxc-use me и pardon.
А кто орал – не выношу
домохозяйку Клинтоншу,
которую пророчат в Белый Дом?

Игривые, угрюмые
твердят, а я так думаю,
не ведают смурные, что плетут.
И я в измученные дни
взываю: «Тему подними!»
В ответ одно молчанье (very good).

Удобная теория, внедрённая на практике,
давай побольше – нечего с нас взять.
Готовы век свой коротать в велферовской галактике,
и с выгодою попкой повторять
               так думаю,
                так думаю,
                так думаю,
                так думаю...

Предвкушая как через каких-нибудь десять минут, скворча на сковородке, на меня устремит желтушный взгляд поджарая яичница, перед прогоном её через кишечник я облизнулся, радуясь изнаночной мысли, что наскоро подогретой пище для мозга, не раз подвергавшегося нарезной томографии, не угрожает тепловой удар. Поэтому не стоит верить в профилакторий девичьей дружбы со всеми её прикидами и примочками, когда в предбаннике доставленной не по адресу любви каждый недоучка Ге-нытик – приставучий банный лист, и, пожалуйста, ни слова о личной жизни художника Ге.
Спасала дурная привычка – в орденоносном стрелковом полку я отличался стеариновым наплывом в голосе, когда приходилось исполнять марш армейских гурманов «В походной кухне на вытяжку». При этом я рассматривал на небе Большую и Малую медведицу, удивляясь тому, что при наличии Малого таза у человека никто не может толком объяснить – где же Большой.
В тренировочных перебросках спецподразделения по опрометчиво пересечённой местности я, будучи патологическим трезвенником, назначался запевалой свирепым старшиной Тимоха Неплохо, который, обладая высокой палочной эрудицией, ничего не читал окромя наставлений на плацу. Он путал заряженный «Вальтер» с Вольтером и Вальтером Скоттом, так что ему нравились в моём исполнении полукилометровые песни в стиле Тимура Шаова (до этого я, пребывавший в бездонной духовной нищете, сплавлял лес по горной реке с её закатанными по обоим берегам рукавами, не задумываясь, что никому ещё не удавалось перейти Рубикон сразу в трёх местах, где опыт подсказывает, но ничему не учит непроезжую часть дураков).

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #20)