У деревни Крюково

               В.П. Степанов

Степанов В.П.
У деревни Крюково. – С79 М., 2017. – 1158 с.
УДК 82-39
ББК 84-44
© Степанов В.П., 2017
УДК 82-39
ББК 84-44
С79
    Автор книги Владимир Павлович Луканенков (Степанов) - человек с удивительной судьбой, которая изобилует хитросплетениями и уникальными моментами. В произведениях автора всё сплетено воедино: неожиданные стечения обстоятельств, человеческие отношения, оперативно-розыскная работа подразделений уголовного розыска и таможни, расследования авиационных катастроф, показанные «изнутри» на реальном фактическом материале и собственном опыте работы в данных подразделениях на руководящих должностях. И, конечно, о любви с яркими зарисовками разных периодов истории страны за «железным занавесом» и антигероями из числа сильных мира сего. Книги будут интересны всем, кто хочет знать о нашей стране и тех, кто ею управлял, больше, чем освещено в СМИ. А судьба главного героя - пример того, как в непростых обстоятельствах человек может сохранить собственное достоинство, порядочность и честь.
        Эти кружева удивительной судьбы легли на страницы романов автора.  О многих громких уголовных делах уже слышали или читали, а кто-то смотрел фильм, но в книгах можно прочитать такие реальные дополнения к тем расследованиям, что положительные герои выглядят не совсем порядочными людьми, если мягко сказать, а некоторые преступники понесли незаслуженное наказание и это не домыслы автора,  а реальные события.


  У деревни Крюково
 

 


Роман о непростой любви длиной в жизнь написан на основе реальных событий, происходящих в СССР на протяжении полувека.
Они случайно встретились в компании своих друзей. Одухотворенные
романтическим воображением они строили планы семейной жизни,
позабыв про обстоятельства, которые запрещали им даже встречаться.
Она не знала, что он был молодым офицером спецслужбы, а ему не
могло прийти в голову, что она окажется замужней француженкой.
Но неодолимая сила уже толкнула их в объятия друг друга и они не
собирались отступать под нажимом обстоятельств. Между ними висел
«железный занавес» и «холодная война»…

Оглавление

Инспектор уголовного розыска                4 -26
Тихое помешательство                27-39
Игрок                40-53           Помолвка                54-77
Бутырки                78-99
Рейс 715                100-112
Разбойники из Самарканда                113 -146
Не надо про Париж…                147-192
Будни угрозыска                193-249
Свадьба                250-286
Новый Свет                287-322
И все-таки почтовый…                323-349
Затеряться в Кобальте                350-376
Вторая весна 1980-го                377-413
ЧК- восхождение во власть                414-435
По морям, по волнам…                436-464
Наваждение                465-501
Мирное небо пустыни и Закавказья                502-551
Семь лет спустя…                552-594
С системой шутки в сторону                595-616
Из сыска в авиацию                617-634
И снова Узбекистан                635-668
Мечты сбываются в Заполярье                669-695
Судьба                696-717
Возвращение к себе                718-777
«Нож в спину»                778-831
Неповторимая осень…                832-860
Неподвластная времени                861-912
Европа -2015                913-1002
Париж, Париж…                1003-1052


  «Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвётся»,- гласит китайская легенда.
         
               






                Инспектор уголовного розыска
               
               
               

 Москвичи встречали Новый 1973-й год под звон капели. В Белокаменной столбики термометров показывали рекордные четыре градуса тепла. Улицы окрасились в серо-черные тона и тонули в лужах, лишь во дворах и парках сохранился снег, но и он был с серыми оттенками, от того за окнами быстро темнело и такая картина не создавала новогоднего настроения. Впрочем, для новогоднего настроения у Виктора Лукина и без того пока не было достаточных причин. У него образовался очередной отпуск «под елочку» и он снова мотнулся к Наташе в Севастополь, и только вчера вернулся домой без всякой надежды быть с ней вместе. Грустно, ведь Новый год надо встречать в кругу семьи или с любимыми. А его мысли о женитьбе и семье отошли разом на задний план, и на любовном фронте наступила полная тишина. Наташа не первый год замужем и на все вопросы он получил от нее отрицательные ответы, но… Виктор понимал, что оказался в сложном положении, когда «лекарством от любви» может быть всем известный клин, которым вышибают предыдущий клин.
Почти все его друзья и коллеги по работе в уголовном розыске в свои двадцать с небольшим были уже женаты, а он упустил свой шанс и таким счастьем не обзавелся. Слишком обстоятельно готовился к женитьбе: то была служба в армии, связанная с государственными секретами, которую он собирался оставить, то квартиру получал отдельную, то офицерское звание получал с повышенной зарплатой. Виктор оказался достаточно проворным. За два года службы в армии попутно порешал все проблемы, но Наташу увел другой, который не стал дожидаться отдельной квартиры, а просто поселился в ее квартире вместе с родителями.
Вторым домом у него была подводная лодка, на которой Петр уходил на шесть месяцев в походы.  Виктор не собирался переезжать в Севастополь и теперь перебирал различные причины несостоявшейся свадьбы с Наташей. Он понимал, что такую красавицу нельзя надолго отпускать от себя, потому что могут увести, а тут между ними образовались две тысячи километров и два года службы, когда он не мог свободно перемещаться, чтобы приехать к ней. Знать не судьба, утешал он себя, а вчера после возвращения из Севастополя любовь и вовсе стала историей. Еще осенью Наташа подала ему надежду, что они могут быть вместе, а перед вылетом в аэропорту сообщила, что надо оставить все, как есть. Вот и полетел он в Севастополь убедиться, что не ослышался в аэропорту. Ведь история их любви была достаточно красивой, и все друзья любовались, как они подходили друг другу. Они познакомились, когда Наташе было четырнадцать, он на год старше. Виктор был высоким парнем спортивного телосложения с черными,как воронье крыло, волосами и голубыми глазами. 
В тот вечер в темно-синей рубашке с широкими рукавами на цыганский манер и расклешенных брюках, которые были в моде,  он пришел с друзьями в сельский клуб девчонок кадрить. И тут же был сражен новенькой красивой блондинкой с миндалевидным разрезом голубых глаз. Она стояла одна среди березок при входе в сельский клуб, стройная, в черном облегающем свитере и темных брюках. Ее лицо показалось знакомым, и Виктор сразу понял почему. «Да она чертовски похожа на артистку Марианну Вертинскую,пожалуй, даже красивее», – мелькнуло в голове. Он не мог оторвать от нее взгляда. Через мгновение Виктор уже вертелся в компании девиц из соседней деревни Иваньково, и она была из той компании, а звали девушку Наташей. Их первый танец… ему казалось, что он парил в воздухе, терял дар речи, у него захватывало дух, появлялась дымка перед глазами…Ох уж этот черный облегающий свитер, подчеркивающий красивые девичьи груди и светло-русые волосы, спадающие на одну сторону ниже плеч.
Еще юное чистое лицо не имело ничего общего с чувственной девичьей фигурой, от которой голова пошла кругом. Он смотрел на нее как завороженный, не отрывая взгляда, что не ускользнуло от внимания окружающих, и Наташа смущенно опустила глаза. Виктор и сам неуютно почувствовал себя оттого, что все заметили его состояние. Он разглядывал Наташино лицо украдкой. Его на самом деле поразило это сходство с известной актрисой. До чего же она красива! Конечно же, не Вертинская, а Наташа. Реальная и напротив. Ему казалось, что Наташа все поняла по одному его взгляду. Он тогда все на свете отдал, лишь бы она всегда была рядом и если любовь с первого взгляда можно сравнить с ударом молнии, то он поймал ее всем своим телом. Так черный облегающий свитер может изменить всю твою жизнь. Каждое лето он с нетерпением ждал ее приезда в деревню Иваньково на каникулы, и когда появлялась она загорелая с Черноморского побережья, рушилось его внутреннее равновесие. Потом служба и полный крах от сообщения, что Наташа вышла замуж. Его четкие и продуманные поступки смешивались с сумятицей мыслей о ней. Он пытался разобраться в себе, но куда там. Мысленно он оправдывал себя, хотя на душе было, мягко говоря, скверно. Оставалось надеяться, что время все залечит, но надежда на семейное счастье с черноморской красавицей не позволяла ему закрутить роман с другой девчонкой. Хотя молодая жизнь бурлила, он знакомился девушками при различных обстоятельствах, но романов не получалось. Отчасти, потому что неизбежно все они  проигрывали в сравнении с ней. Возможно, он сам себя так настроил, придумал некий совершенный образ, Шахерезаду из «Тысяча и одна ночь» и сам в нее поверил. А был ли тот образ таковым на самом деле?
Он понимал, что возможно появится на горизонте такая девушка, которая перетряхнет его мозги и поставит на место, наполнив их своим присутствием. Ну, а пока он не встретил ту единственную и неповторимую, на первое место вышла его работа инспектором уголовного розыска центрального района столицы, которая была в состоянии занять все его свободное время. Друзья и коллеги называли Лукина фартовым, но вот вынырнул в Севастополе подводник Петр и разрушил все его планы на будущую семейную жизнь и ничего он не смог ему противопоставить. Видимо, Наташа на самом деле не любила, так он думал, чтобы легче перенести окончательную разлуку с ней. А друзья были правы, в других вопросах ему немного везло, но и усилий он прикладывал для такого «везения» немало.
В Конституции было прописано, что служба в армии является почетной обязанностью каждого гражданина, но не хотелось Лукину терять два года в казарме, а ему засветило три года в морских пограничниках, правда, на Черном море и опять рядом с Наташей. Но он явно перестарался, вступив в компартию в 18 лет и выполнив норму мастера спорта СССР по пулевой стрельбе, за что в армии угодил во второй райсовет «Динамо» и выступал за Центральный аппарат КГБ. Но как можно прослужить на Лубянке и не нахвататься государственных секретов? Тогда он был на срочной службе, а рядовой не вправе сказать «нет», да и не хотелось ему такое говорить, потому, как все было романтично и интересно. Да и был он далеко не простым солдатом Шадриным из фильма «Человек с ружьем». Снайпером можно стать только на добровольных началах, потому он дал согласие на прохождение курсов снайперов на Ленинградском  шоссе. Шесть лет Лукин ходил на стрельбище, как на работу, и пять раз в неделю делал сотни выстрелов из винтовки. Его всегда веселил лозунг на стрельбище, где на красном кумаче с солдатским юмором огромными буквами было прописано: «Наша цель – коммунизм ». В тридцатые годы не за лозунг, а за место, где его вывесили, дали бы лет двадцать пять.
После окончания службы Виктору предложили работу инструктором на снайперских курсах и учебу в Высшей школе КГБ,  за которую он выступал бы на соревнованиях по стрельбе. А школа как раз была рядом с его домом около Белорусского вокзала. Во время службы его устраивала рутинная стрельба по фанерным мишеням, а снайперов готовили для стрельбы по живым. Потому он и придумал ход с райкомом партии, чтобы на Лубянке не обиделись за его отказ и перед демобилизацией со срочной службы провел рокировку, перейдя при содействии райкома партии в уголовный розыск.
Для окружающих он придал переходу в угрозыск романтический окрас, как в кино. Его, молодого коммуниста, на самом деле вызвали в райком партии и предложили работу в уголовном розыске, но тому предшествовала его встреча с секретарем райкома Павлом Кондратьевым, с которым он работал на заводе в комсомоле еще до армии. Впрочем,истинные причины перехода в угрозыск через райком партии от Павла тоже были скрыты. Друзья не могли знать о его многоходовке по жизни, потому что все происходило под грифом «секретно», но была еще одна веская причина у Лукина для расставания со столь могучей «Конторой», как в обиходе называли КГБ. Конечно, и о той причине никто не мог и догадываться. Его дедушка Лукин Алексей Михайлович был арестован Вяземским ОГПУ Смоленской губернии 3 февраля 1930 году, а 8 марта того же года осужден Тройкой ОГПУ Западной области по 58 статье УК за шпионаж. Он отбывал наказание в лагере особого назначения на Соловецких островах, а его жену с пятью малолетними детьми сослали на Северный Урал в Нижнюю Салду, конфисковав дом со всем имуществом в Гжатском районе.
Самому старшему из детей, его отцу Павлу, было двенадцать лет. Им всем повезло, что они выжили в тех нечеловеческих условиях. Перед войной деда освободили и направили руководить Подольским оборонным заводом, выпускающим патроны для всей Красной армии. После дед перевез семью к себе в Гривно под Подольском, где ему дали трехкомнатную квартиру и шесть соток земли, на которых он разбил яблоневый сад и построил сарай. В их семье только у деда можно было поинтересоваться об их богатом хозяйстве до ареста, остальные члены семьи дали подписки органам и боялись проронить слово, чтобы не вернуться в те страшные места. Виктор часто беседовал с дедом за чаем и шутил, как его могли осудить «тройкой» за шпионаж, если в его деревне Лукино последними иностранцами были французы в 1812 году.  Да и тех его прадед колотил, когда партизанил в Смоленских лесах.
    Виктор мог и не знать о том, что было с его близкими родственниками, а в анкетах была лишь графа о родственниках, бывших в плену или оккупации у немцев во время войны. Графы о репрессированных родственниках в анкетах не было, иначе в ней прописали бы едва ли не все население России. В годы репрессий было осуждено свыше четырех миллионов граждан и у всех были родственники, но кто-то не хотел ворошить темную сторону истории 30-х годов. Очевидно, у руля государства и КГБ оставались руководители, кто ее вершил, а все сведения о  незаконно расстрелянных и арестованных теперь сохранились лишь в секретных архивах орган госбезопасности. Виктор не сомневался, что прежде чем поставить фиолетовый штамп «Совершенно секретно. Центральный аппарат Комитета Государственной безопасности СССР…» в правом верхнем углу его анкеты, он был проверен до седьмого колена и на Лубянке А там знали о его репрессированной семье то, о чем он и не мог догадываться. Так что же его связывало с «Конторой» при таких обстоятельствах? Виктора устраивала такая служба в армии, когда он лишь числился в воинской части и жил по-прежнему в своей квартире, ходил на тренировки и выступал на соревнованиях. Он окончил третий курс Московского авиационного института, а когда были нужны деньги, то подрабатывал на том же заводе, где руководил комсомолом перед службой в армии. Кто же мог отказаться от такого предложения, тем более поступившего от КГБ? Да и Лукин мечтал о такой службе, чтобы не терять впустую два-три года в казарме, но он понимал, что КГБ не просто так допустила его к своим секретам, потому и предложение поступило на курсы снайперов по системе спецназа с освоением программы выживаемости.
Его рассматривали как «рабочую лошадку», а потом в карьерном росте могли вспомнить о репрессированных родственниках  и уволить, а то и хуже того обвинить в шпионаже в пользу иностранной разведки. «Контора» всемогущая на всякие выдумки, потому Виктор не стал испытывать судьбу и технично расстался с ними с помощью райкома партии. Они были всемогущими для ушастых граждан, а против коммунистической партии,пока она ими руководила,они были слабаками.
Теперь Виктор был вполне доволен, что выбрал работу в уголовном розыске. Он, наверное, оперативником родился, если прокрутил такое с КГБ. После года работы он стал одним из лучших оперативников района и уже два года не выпускал переходящий вымпел. И тут он совсем не отрицал своего везения в розыске преступников. Хотя ему во многом помог опыт непростой армейской службы, о которой он не мог никому рассказать  не только из-за секретности, но и потому что не очень любили в милиции бывших спецов из КГБ. А бывших сотрудников МВД не принимали на службу в КГБ. Виктор не афишировал приобретенные навыки в боевом самбо, но на курсах подготовки сотрудников уголовного розыска инструктор тихо спросил у него о «другой школе». Он сразу понял, о чем тот спрашивает, но сослался на тренера до армии. Впоследствии его часто выручала такая подготовка при задержании преступников, от чего коллеги по работе только удивлялись его проворности. Молодые сыщики, как обычно обедали в столовой фабрики «Пролетарский труд» на Вятской улице и возвращались в отделение милиции через Бутырский рынок. Барыга по кличке Тихий, заговорщицки поманил Лукина:
– На рынке появился парень, цыганской национальности, лет двадцати пяти, предлагает «рыжье» – перстни, цепочки, кольца. Он приметный – в яркой цветной рубашке, – сообщил Тихий.
Цыган на самом деле оказался приметным парнем. Обойдя с двух сторон прилавок, сыщики без труда задержали его и доставили в комнату милиции рынка. При личном досмотре с понятыми выложили на стол содержимое карманов его карманов из пяти обручальных колец, перстни с аметистом, серьги с изумрудами, золотые браслеты и цепочки. Парень вел себя спокойно, пока участковый Миша не начал проверять по картотеке похищенных вещей изъятое золотишко. Цыган понял, что через пару минут милиция будет знать, из каких квартир украдено это золото и его как будто шилом укололи в одно место. Он прыгнул через приоткрытую раму окна на первом этаже, как ныряют в бассейн. Звон разбитого стекла заставил на секунду всех присутствующих оцепенеть, но тут же они увидели летящего вслед за цыганом Лукина, успевшего в полете ухватиться за ремень его брюк. В следующее мгновение он приземлился на спину цыгана, который аж крякнул от неожиданности. Не дав приподняться, резко завернул ему руку за спину до боли, чем напрочь отшиб у него охоту дергаться. Лукин ловко связал парню руки за спиной его же брючным ремешком особым узлом, который при попытке освободиться только больше затягивался. На цыгане не было ни одной царапины от разбитого стекла.
  «Ловок, однако, чертяка», – подумал Лукин. Впрочем, на нем царапин не было тоже.
– Ты что, из разведки? Здорово ты его взял как «языка», – заметил участковый Миша.
– Мимо тебя жулики прыгают в окно, а ты даже не мог подставить ему ногу или другую часть тела покрупней. Сразу видно, что в милицию пришел «от сохи», – намекнул Виктор на его крестьянское происхождение.
– А ты «от напильника», – засмеялся Михаил.
– Но много лет занимался спортом перед работой в милиции.   
– Поэтому ты и работаешь в угрозыске, а я участковым. Но то, что мы сейчас видели, такому в спорте не обучают. Ты его именно брал, а не задерживал. И брал так, как будто ты это каждый день делаешь. Ни одного лишнего движения. Я даже не успел пошевелиться, а ты ему уже руки вяжешь.
– Сработало на автомате. Жулик убегает, а я догоняю.
– Такого цирка я никогда не видел, – сказал задумчиво Михаил.
   Подъехал знаменитый милицейский «Голубой гром», про который сыщики шутили из-за вони, что «газику» в гестапо при перевозке партизан цены бы не было. Изъятое золото оказалось украденным утром из двух квартир, в которых выбили двери. Однако цыган был мелковат для выбивания дверей, да и отпечатки башмаков, оставленные преступником на двери, не соответствовали размеру его обуви.Так и не суждено было отличившемуся при задержании Лукину выяснить, кому принадлежал тот отпечаток. Понаехали опера из МУРа и долго таскали парня по кабинетам, потом меняли ему камеры и «соседей», а он все путался в  «картинках», выбирал, какую из краж «взять» на себя.
  Лукин не искал жуликов специально, а просто никогда не проходил мимо, когда они летели на него, как мухи на …мед. В субботу среди бела дня проходя мимо подъезда дома 16 по Вятской улице, где проживал знаменитый прыгун в высоту Валерий Брумель, он услышал крики о помощи. Кричал пожилой мужчина с балкона четвертого этажа, а из подъезда выбежал мужчина кавказской наружности с портфелем. Лукин, не раздумывая, бросился по газону ему наперерез. Кавказец понял, что он по его душу, и метнулся в другую сторону, но через двадцать секунд был в лапах «скорохвата», как окрестили Виктора коллеги после полета в окно на Бутырском рынке. Без зачтения, как в американском кино, прав задерживаемого он заломил ему руки с предупреждением о возможных переломах, если тот будет сопротивляться. Связал руки его же ремнем, приговаривая, что так его учили в аэроплановой школе. Потерпевший, видимо, вызвал милицию по телефону, и машина почти тут же подъехала. Вышедшие милиционеры откозыряли Лукину и поздравили. В портфеле кавказца оказалось около ста штук карманных часов. Лукин отправил его в отделение, а сам поднялся в квартиру потерпевшего для встречи оперативной группы по осмотру места происшествия. Потерпевший еврейской национальности по фамилии Айзенберг оказался коллекционером карманных часов. Он сообщил, что армянин сослался на его знакомых и пришел обменять свои часы, но когда вошел в комнату, нанес ему удар по голове бронзовой статуэткой. Коллекционер вовремя увернулся, потому получил только большую царапину, а грабитель сгреб в портфель коллекцию часов и скрылся.
– Имел счастье наблюдать вашу работу с балкона. Впечатляет. Вы кто будете? – спросил Айзенберг.
– Ваш инспектор уголовного розыска, то есть это моя территория. Извините, не представился, – улыбнулся Лукин.
– Да, любимый город может спать спокойно. Еще раз спасибо. Я хотел бы сделать вам подарок – часы Павла Буре.
– Нет, спасибо, я карманные часы не ношу.
– Молодой человек, эти часы носить не надо, их носил Байрон. Их можно только хранить, – сказал коллекционер.
– И когда-нибудь получить по голове за хранение таких ценностей?
– Да, возможно, вы правы, в нашей стране мы никогда не были защищены. Вы заходите вечером, я угощу вас хорошим коньяком.
– Да, стресс снять не мешало бы.
– Я что-то у вас его не заметил. Вы действовали мгновенно, не раздумывая. А если бы он был вооружен? Буду вечером вас ждать.
   Но почему бы субботним вечером не выпить хорошего коньяка?
   Лукин еще катался с заводским другом Анатолием Прохоровым на танцы в  Новосельцево, что на берегу канала имени Москвы по Дмитровскому шоссе. Анатолий сделал предложение одной из местных красавиц Надежде, скоро у них намечалась свадьба. В клубе Лукина радостно встретили подруги Надежды, но не было среди них той, которая довела бы до бракосочетания. Анатолий остался в деревне, а он с последней электричкой вернулся в Москву, на Савеловский вокзал. Зима еще не устоялась, то снег сыпал, потом сменялся дождем со снегом, а по ночам мороз превращал мостовые в ледяной каток. При выходе на обледенелую платформу вокзала Лукин увидел, как парень высокого роста разбросал двух милиционеров в возрасте, которые вели его в отдел милиции, и бросился бежать по перрону в сторону вокзальной площади. Нападение на сотрудников милиции в форме подействовало на Лукина автоматически, и он рванул за парнем, лавируя среди редких пассажиров с ночной электрички. Парень оказался резвым, либо Виктор притомился после танцев, потому гнался за ним долго, а тот уже бежал по Вятской улице, где Лукину знакома каждая кочка и около 21 поликлиники настиг его, сбив на ходу подсечкой. Парень улетел головой в сугроб из обледенелого серого снега, и Лукин догнал его уже в полете, а в следующее мгновение скрутил руки до боли, лежа на его спине. Вскоре подъехали милиционеры из линейного отдела транспортной милиции «Савеловский».
– Вы кто будете? Кого благодарить за помощь? – спросил старшина милиции.
– Опер из 15-го отделения милиции. А что он совершил?
– Грабеж в электричке. У женщины сумочку вырвал. А мы так и поняли, что коллега помогает. Кому еще в голову придет одному ночью гоняться за преступником?
– Да мне вроде бы по пути на работу. Грабитель не знал, что если бы я его не остановил, то прибежал бы в наше отделение милиции, – улыбнулся Лукин.
   Утром привезли благодарственное письмо от начальника Савеловского линейного отдела милиции. Нет, он никогда ни бросался на преступников безрассудно, хотя хорошо владел приемами боевого самбо. Действовал с осторожностью, не переоценивая свои силы, но жестко. Некоторые преступники, словно звери, чуя, что у них отнимают последний шанс на свободу, могли нанести последний неожиданный удар. Такое с ним было, и он не любил вспоминать, потому что тогда сам потерял бдительность и получил удар ножом в грудную клетку. В последний момент сработала реакция на удар, и он увел корпус, как бывало на ринге, но нож пробил пальто и уперся в ребро. Почувствовал короткую резкую боль, как от укола, но моментально вложил всю силу в правый кулак и ударом в челюсть отправил обидчика в нокаут, а при падении в его руке сверкнуло лезвие ножа. Только после этого он расстегнул  пальто и обнаружил кровавое пятно на рубашке. Операция на груди была не сложной в один шов, но с тех пор отработал пару приемов самбо до автоматизма и задержания преступников проводил жестко.
   Работа у сыщиков шла «от рассвета до заката», в любое время суток, но нельзя же постоянно думать о жуликах и версиях по нераскрытым преступлениям. Лукин иногда выезжал с коллегами на охоту, скорее подышать свежим воздухом в лесу, да водки выпить в спокойной обстановке, а уж со зверем как получится. Их председатель охотничьего общества «Динамо» Селезнев посетовал, что многие охотники перестали платить членские взносы и переходят из общества.
– Какие условия приема в охотники и сколько ты можешь принять народа? Я, пожалуй, поправлю твое бедственное положение.
– Все то же самое: заявление, фото, сдать охот минимум, а все другие формальности я решу.
– Скоро у тебя будет много желающих, жди, – улыбнулся Лукин.
  Он решил пошутить над коллегами и скрасить серые будни сотрудников милиции, а заодно помочь Селезневу со сбором членских взносов. В отделении милиции Лукин подменял дежурного на обед. Включив телетайп «на себя», отбил телефонограмму за подписью заместителя начальника ГУВД Москвы: «В Тамбовской области  участились случаи нападения волков на колхозные стада домашних животных. В связи с этим в ГУВД Москвы набирает охотников из числа сотрудников милиции для отстрела волков. Выплачивается вознаграждение за каждого убитого волка по 50 рублей и командировочные. Питание бесплатное.Необходимо иметь охотничий билет с оплаченными взносами».
После переключил телетайп на дежурного по городу, и он продолжил отстукивать сведения о совершенных преступлениях, угнанных машинах, приметах преступников. Все телетайпограммы вместе со своей «липой» Лукин подшил в скоросшиватель и дежурный после обеда доложил руководству. На «липе» Лукина начальник отделения наложил письменную резолюцию замполиту Гусеву организовать работу, а тот вызвал Лукина.
– Лукин, вы у нас в отделении чуть ли не единственный охотник. Как заместителю секретаря партийного бюро поручаю вам исполнение указаний ГУВД Москвы. Выясните, есть ли у нас охотники, а потом подумаем, кого послать на отстрел волков в Тамбовскую область, чтобы не в ущерб службе. Я думаю, желающих будет много.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Лукин.
Если его шутку подхватило руководство и наложило письменное указание, то желающих действительно будет очень много. Командировочные, бесплатное питание, да еще по 50 рублей со шкуры.
– Товарищ майор, а можете дать команду нашему художнику Аркадию нарисовать объявление, чтобы охотники обращались ко мне. Я думаю, так лучше будет?
   К вечеру красочное объявление с изображением стаи волков в тамбовских лесах и смелого охотника с ружьем висело в комнате развода дежурной части. Лукину подали рапорты более двадцати сотрудников, но у них не было охотничьих билетов. Некоторые были зарегистрированы в других охотничьих обществах, где их исключили за неуплату взносов. Виктор подшил в отдельную папку их рапорты и направил оформлять охотничьи билеты к Селезневу на «Динамо».
– Лукин, ты, что там делаешь? Какие отстрелы Тамбовских волков? – позвонил Селезнев на следующий день Виктору.
– Не знаю. Пришло распоряжение из ГУВД, но прошу об этом никому ни слова, потому что у тебя скоро не хватит ни охотничьих билетов, ни марок.
Лукину отступать было нельзя. Могли поколотить, да и замполит Гусев воспринял бы эту шутку на свой счет.
   А слухи дошли до других отделений милиции. Селезнев понял, что здесь пахнет авантюрой, так как народ пошел толпой, но промолчал, что столь массового отстрела волков не предвидится, да и волки из тамбовских лесов давно уже ушли. Он сразу перевыполнил план по приему членов в клуб и по членским взносам.  Никому в голову не пришло, почему такая телетайпо грамма пришла только в 15-е отделение, а не во все подразделения.
Лукин не ожидал, что найдется столько кровожадных милиционеров, готовых перебить всех серых хищников в Тамбовской области, но шутка принимала серьезный оборот. Начальник политотдела управления Слава Шамин тоже подал рапорт на участие в охоте. Лукин пытался его отговорить, но не получилось. В дежурной части отделения Виктор выдрал из папки свою «липовую» телетайпограмму и сжег. Все, теперь никто не мог вспомнить, с чего все началось, а объявление рисовали по команде замполита Гусева, которому поступило письменное указание от начальника. Но Максим Никонович был сыщиком высочайшего класса.
– Ну, рассказывай. Твоя шутка? – спросил он Лукина.
– Максим Никонович, я только хотел выявить сотрудников, кто не желает работать. Ведь не поступило ни одного рапорта от сотрудников уголовного розыска.
Лукин умолчал об истинной причине шутки, которая крылась в пополнении рядов охотничьего общества «Динамо» и членских взносов.
От хохота начальник Максим Никонович чуть со стула не свалился.
– Ты принеси мне эту папочку. И начальник политотдела Шадрин туда попал?
– Я пытался его отговорить, а он ни в какую. Пришлось его рапорт тоже подшить.
    Максим Никонович доложил начальнику управления, что это была безобидная шутка по выявлению бездельников, и никто не хотел подрывать авторитет начальника политотдела Шамина.
   – У вас там что, опера, недостаточно загружены? Занимаетесь ерундой. А Шамин скоро от нас переходит в МВД. Смотрите, чтобы он не придал политической окраски шутке над политотделом. Оставьте мне эту папку, я тоже хочу знать своих бездельников, – улыбнулся начальник управления Жеглов. 
От приятных в целом воспоминаний в канун Нового года у Виктора улучшилось настроение. Он еще вчера по прилету из Севастополя встретился со своим другом и соседом по дому Володей, и они договорились с Васей вместе встретить Новый год. Володя работал в спецслужбе ГУВД на Петровке,38, а Василий служил в КГБ, но между ними никогда не было неприязни из-за службы в противостоящих друг другу конторах. Они дружили с детства и жили в одном доме 62 по Новослободской улице.  Василий проживал в отдельном чудом сохранившимся деревянном доме  внутри их двора. Дом подлежал сносу и наполовину был выселен, а Василий занял комнаты на втором этаже и сдавал их студенткам-заочницам, которые приезжали на сессии, да он и сам был таким же студентом в Станкине. Институт находился по другую сторону детского парка от их дома, и часто после занятий к Васе заглядывали на чай его однокурсницы Галя и Люда. Они вместе готовились к экзаменам, пока в гости не заваливались Виктор с Володей, тогда в сторону откладывались учебники с конспектами и накрывался стол.
В конце года в результате нескольких удачных операций Лукин со своими коллегами снял группу квартирных воров, а следом еще двух одиночек, которые совершили в столице более ста краж из квартир. Пока руководство обсуждало, каким очередным ценным подарком наградить Лукина, он срубил разбойника и грабителя по «горячим следам», потому и приказ о его поощрении был серьезным: «За личное мужество при задержании вооруженного преступника и проявленное оперативное мастерство…». Руководители получили по должностному окладу деньгами, а Лукин очередную звездочку на погоны досрочно. Хоть он и не носил форму, но все равно было очень приятно. Хотелось бы еще молодым походить с высоким званием.
За полученную звездочку Лукин получил еще прибавку к зарплате в сумме десять рублей в месяц, но на обмывку звезд он потратил гораздо больше годовой прибавки. Что поделаешь? Появились гусарские замашки. Потом к нему прислали корреспондента из газеты «На боевом посту», который описал его «подвиги» в свободное от работы время. Можно было подумать, что у оперативника бывает такое время. Он же не кадровик или политработник. Друзьям и коллегам только дай повод для очередной выпивки, а им сходили с рук выпивки, если проставлялся Лукин, так как их жены были озабочены устроить его семейную жизнь, но он им пояснял, что не является инвалидом с любовного фронта и мягко уходил от их предложений. Ему стало казаться, что они завидовали его свободе и желали, чтобы он познал «прелести» семейной жизни. Он с улыбкой подкалывал женатиков, когда те хотели выпить с коллегами, чтобы снять стресс после «дел праведных»  и торопились домой на семейный ужин, поэтому закуска, как правило, была нехитрая, в ожидании домашних котлет. Лукина интересовала в том процессе как раз больше закуска, чем выпивка. Ему не хотелось дома стряпать для себя борщи или крутить котлеты, хотя он умел и не такое. Его бухарский плов и пирог с капустой были всегда на столе, когда коллеги собирались у него по праздникам.
Закончился зимний отпуск и после возвращения Лукина из командировки на Северный Кавказ, где он успешно отработал и установил личности преступников, совершивших разбойное нападение на квартиру по 2-ой улице Бебеля, его напарник Слава Кочкин предложил пойти в гости к замдиректору гастронома на Нижней Масловке.
– У вас образовалась новая точка, где угощают на халяву? – спросил Лукин.
Не любил он таких мероприятий в магазинах. Зайти «с черного хода» в магазин и купить без очереди можно, а халяву не уважал.
– Мы нашли тебе тещу. Правда, дочку ее мы не видели, но судя по Марии Ивановне, должна быть красивая, – сказал Кочкин.
– Что-то я не пойму к чему ты клонишь?
– Да мы просто хотели познакомить тебя с новым заместителем директора гастронома. Мало ли что нужно будет, а заодно вечером по сотке выпить.
– От выпивки я не отказываюсь, но сваха из тебя никудышная, – засмеялся Лукин.
– Да брось ты. Зайдем, посидим.
   В магазине Слава шагал уверенно впереди, а в кабинете заместителя директора Лукин был немного ошарашен.
– Вот, Мария Ивановна, зятя привели познакомить, – сказал с серьезным видом, как сваха, Кочкин.
   Она мельком глянула на Лукина и махнула рукой с кольцами и перстнями:
– Видный парень, да у него, наверное, целый хоровод девчонок, но с дочкой его надо познакомить. Мария Ивановна,– представилась она.
 Виктор не сразу въехал, что пока он был в командировке, коллеги выступали в роли свах, а теперь устроили «смотрины». Стол ломился от дефицитной закуски и выпивки. То была «халява» другого рода, от которой трудно, нет, невозможно отказаться, а Лукину стало даже интересно, чем все закончится. Он понял, что присутствующие к встрече готовились и шутки в сторону. Выпили дефицитного портвейна «777», который не очень любил Виктор, но тамбовский душистый окорок со слезинкой, любительская колбаска и бутерброды с красной икрой после перелета с Кавказа были очень кстати.
– Виктор, а может, правда, организуем встречу с моей дочерью? Только она терпеть не может, когда я вмешиваюсь в ее жизнь и знакомлю с кем-то.
– Да я тоже не сторонник таких знакомств, но как вы все это представляете? – спросил Виктор.
– Куплю билеты в театр, а там якобы случайно встречу вас и познакомлю с дочерью Татьяной. Она у меня симпатичная, но если узнает, что мы подстроили знакомство, откажется, и у нас ничего не получится.
– Надо подумать, со временем у меня туговато, да и потом дочке могут шепнуть на ушко доброжелатели, что все было подстроено. Не хотелось быть участником заговора, – улыбнулся Виктор.
– Тоже верно. Надо подумать о другом варианте.
   Хорошая женщина и прекрасная мама, но Мария Ивановна не знала, что Лукин не любил, когда его водили вот так, на веревочке, как молодого бычка на случку. Все почувствовали, что Лукин «теще» понравился, и стали иногда к ней захаживать на рюмку чая, но уже без него. Она передавала через них Виктору приветы, но сватовство было каким-то неправильным. Может быть, при других обстоятельствах они познакомились бы с ее Татьяной пускай даже не совсем случайно в том же кабинете ее мамы, но не так. Друзья видели в том только халяву, которую выставляла им несостоявшаяся теща, и все испортили. Они продолжали передавать приветы: «Теща обещала машину купить и квартиру кооперативную подарить», но не суждено было встретиться Виктору с Татьяной. Он обходил тот магазин стороной и у «сватьев» все обломилось с «тещей», да и фантазия у коллег, честно говоря, примитивной оказалась.
За прошедшие два года руководство отделения милиции ушло на повышение и теперь командовало уголовным розыском центрального района столицы. Их повышению по службе способствовала и хорошая работа Лукина. Начальник отдела уголовного розыска Максим Никонович вызвал его к себе в управление.
– За третью звездочку не проставился. Из МУРа звонили, просили отпустить тебя. Мы же договорились, что переведем тебя к нам в управление.
– А я никого не будирую и пороги кабинетов МУРа не околачиваю.
– Мы с начальником управления переговорили и решили перевести тебя к нам по линии борьбы с наркотиками. Если согласен, то пиши рапорт о переводе. Начальник управления сказал, что тебя на земле или прокуроры замордуют или замполиты подставят.
– Разрешите писать рапорт о переводе?
– До приказа никому ни слова, а то  из отделения не отпустят. Твой новый начальник поставил условие при назначении, что ты будешь работать с ним. Ты нарасхват, но не зазнавайся.
Максим Никонович обращался на «ты» только к тем, с кем у  него были хорошие рабочие отношения.  Если на совещании он вставал, застегивал на своем пиджаке пуговицы и переходил на «вы», то жди грозы.
Лукин в приподнятом настроении заглянул в гараж отделения милиции, в котором хранился его мотоцикл «Ява». Он дернул ногой стартер, и мотоцикл взревел с полуоборота, сбросив газ он оставил его на малых оборотах подзарядить аккумулятор. При переводе в управление ему придется искать место для своего мотоцикла, а до глубокой осени он любил влетать на мотоцикле во двор отделения милиции с поднятым вверх колесом и визгом тормозов. Он вспомнил об этом и улыбнулся. В начале осени оперативники покуривали около клумбы и Лукин влетел во двор на мотоцикле.
– А слабо поднять на колесо мотоцикл  со мной?
Наивный Валера Титов еще ни разу не катался с Лукиным на мотоцикле.
– Садись, поехали!– согласился Виктор.
   Валера сел сзади и вцепился в полы его костюма. Виктор знал, что вдвоем мотоцикл проще встанет на заднее колесо, потому решил сильно не рвать. Они стояли лицом к воротам гаража. Короткая перегазовка и мотоцикл срывается с места с поднятым передним колесом, но Валера сполз на багажник, увлекая за собой Виктора и порвав на его костюме пуговицы. Виктор  не смог дотянуться до рычага сцепления. Ручка газа выкручена   полностью, и нельзя перехватиться, чтобы сбросить газ. За руль успел зацепиться лишь кончиками пальцев. От стены гаража он увернулся корпусом тела и попал в ворота на выезде. На улице Расковой успел заметить слева автобус, а справа легковой автомобиль. Решали секунды, выбор небольшой.  Упасть на бок в клумбу, или через дорогу в деревянный забор стройки. Перевесил последний вариант.  Они проломили забор мотоциклом, а сами упали на тротуар.
– Во дают! Пьяных из милиции выпускают, – прокомментировала инцидент пожилая женщина, которая оказалась рядышком.
Они с Валерой обернулись и увидели начальника в окне второго этажа, который жестами приглашал к себе. Выдернули мотоцикл из забора. Вроде бы ничего. Только подножка погнулась. Дуги из титана приняли удар на себя. Осмотрели себя. У Валеры ушиб колена, а у него пара щепок от забора вонзились в кисти рук. Откатили мотоцикл, выдернули щепки. Из ран сочилась кровь. Взяли у дежурного аптечку и обработали йодом кисти рук.
Начальник Василий Григорьевич  был бывшим «колбасником» из ОБХСС. Мужик хороший и в оперативной работе смыслил, но постоянная краснота на лице Василия выдавало его привязанность к водке и салу. На работе он выглядел вполне прилично, только по утрам окна его кабинета были открыты в любую погоду, выветривая запах перегара.
«Совершенно ясно, что хочет от него новый начальник. Вывести отделение милиции в передовые и вернуться в ОБХССс повышением. Но, дорогой Вася, не со мной, потому что в передовики можно выйти только в результате сокрытия преступлений. Формы сокрытия бывают разные, а результат один. Одни на повышение, а другие в тюрьму или на увольнение.  Все, баста, товарищи начальники, Лукин в такие игры не играет. Показал всем, что могу ловить жуликов и хорошо это делаю, а дальше думайте сами, иначе сбегу в МУР», – прикинул Лукин.
Они зашли в кабинете Василия, который беседовал по телефону с заместителем директора завода Михаилом Ивановичем, чей забор они проломили. Тот хорошо знал Лукина, когда он работал на том заводе.
– Пусть берет молоток, гвозди и чинит забор. Когда ты его воспитаешь?– сказал Михаил Иванович начальнику отделения милиции.
– Если вы на заводе не смогли этого сделать, то у нас вряд ли получится. Опера воспитанию не поддаются. Как у тебя насчет спирта? – спросил Василий.
– Подошли кого-нибудь. Да, его и пошли.
– Нет, его я боюсь. Спирт по дороге градус потеряет. Может разбавить.
– Хорошо. Придут, скажут от меня.
– Лукин, я понимаю, что с тульскими квартирными ворами ты с мотоциклом выручил, но чтобы больше твой драндулет не пересекал ворота нашего отделения милиции. Договорились?
– Больше не буду.
– Как школьник, больше не буду, а зачем заезжал на мотоцикле на второй этаж ко мне в приемную?
– Так ведь поспорили с операми, и вас в то время не было в отделении.
– Ты уже старший лейтенант угрозыска, а у тебя все детство в одном месте играет. Мне дали команду сверху, подготовить на тебя характеристику и аттестацию. Зачем, не знаешь?
– Наверное, опять награждать будут.
–  Ну, хорошо, иди, работай. Титов больше с ним не катайся. Покалечит он тебя.
Лукин отлично знал, зачем затребовали на него документы. После перевода в управление Лукина закрепили за тем же отделением милиции, откуда пришел, для оказания шефской помощи в раскрытии преступлений. Изменилось только то, что к нему в кабинет не было очереди граждан с заявлениями о преступлениях. Он занимался только розыском преступников, а попутно боролся с наркотиками. На его место в отделении милиции пришел молодой сотрудник Юрка Петров из Голицыно, а потом Виктор Маньков, который жил рядом с Лукиным в Угловом переулке. Они получили свои первые звездочки и предложили обмыть их в стакане.
– Мероприятие, конечно, торжественное, только не затевайте его в конторе, иначе первые звездочки могут оказаться последними, – предупредил Лукин.
– Я могу накрыть стол в диспетчерской ДЭЗа на Полтавской улице. У них в комнате отдыха тихо, да девчонки приветливые помогут по хозяйству, – предложил Маньков.
– Слава, достойная молодежь растет, и про девчонок не забыли для праздника, – улыбнулся Лукин.
– А что будем пить?– спросил Петров.
– Да, хоть портвейн разовый, – отшутился Лукин, – вы проставляетесь, потому выбор напитков за молодым поколением.
– Ой, ой, старичок нашелся, – засмеялся Кочкин, – ты сам во сколько подъедешь?
– Пьянка среди недели, что-то я замотался, мне бы отдохнуть вечерком.
– Но мы ненадолго. Я бывал с Маньковым в той диспетчерской. Очень симпатичные девчонки там работают, а к ним приходят две подружки, так я на них и вовсе запал, – сказал Кочкин.
–  Ты же говорил, что у тебя жена самая красивая, – сказал Лукин.
– Да, я всегда так говорил, и буду говорить, но мне не мешает посидеть за столом с девчонками.
– Я ничего не говорю, да и какая обмывка звездочек без девчонок. Не по-гусарски, – улыбнулся Лукин.
– И я про то, с красивыми девчонками познакомишься, может, не будешь мотаться  в свой Севастополь, – сказал Кочкин и осекся. Он был в курсе его личных дел, но в рамках дозволенного и Лукин не любил, когда касались той темы.
– Ну, ты у нас сваха знатная. Как моя «теща» Мария Ивановна поживает?
– Ты сам решай. Валентина своих подружек пригласила, просто посидим, потанцуем.
Виктора пригласили молодые лейтенанты, и было неудобно им отказать, а, может быть, захотелось взглянуть на новые лица девчонок.
– Хорошо, я приеду только недолго. Почему не потанцевать холостому и неженатому парню? – улыбнулся он.
Многое бы он изменил в жизни, чтобы быть вместе с Наташей, но судьба распорядилась по-другому. Жизнь всегда все осложняет или мы сами ищем сложностей на свою голову. Говорят, что неразделенная  любовь крепче. Он предпочел бы никогдаее не знать, но что может быть прекраснее в жизни? Бред, какой-то. Ему хотелось совсем другого, а потому он ищет оправдания тому, что случилось и друзья пытаются поучаствовать в его судьбе.






               


                Тихое помешательство

               
 
  В диспетчерской на Полтавской улице за пультом сидела симпатичная блондинка, которая зычным голосом с хрипотцой принимала заявку на ремонт сантехники от жильца. Закончив разговор, она представилась Валентиной и пригласила Виктора с Кочкиным в комнату отдыха. Она прошла чуть вперед, и Виктор успел заметить ее стройную фигуру и красивые ноги. В соседней комнате хлопотали за столом Петруха  с Маньковым, у которого была привычка резать закуску на мелкие кусочки, но в целом стол был накрыт красиво, ребята старались понравиться девчонкам своей хозяйственностью. Посередине стола красовалась батарея из восьми «бомб», как шампанское с розовым портвейном, который не пьют даже последние пьяницы. Виктор с Кочкиным разразились смехом.
– Что-то не так?– заморгал глазами Петруха.
– Все отлично. Вот только портвейн розовый. Петруха, ты такой пьешь?– Лукин не подумал, что его шутка в отношении «Розового» будет воспринята так буквально.
– Нет, но вы сказали, что его любите, – виновато сказал он.
– Даже, если я люблю, то столько не выпью, а зачем других-то травить?
– А мне продавец Роза из винного отдела предлагала портвейн «Три семерки», сказала, что он лучше, но я настоял на «Розовом», – виновато сказал Петруха.
В это время вошла Валентина с тремя подружками, среди которых Виктор сразу отметил молодую девчонку лет двадцати, хотя они все были одного возраста и довольно-таки симпатичные, но она выделялась своей красотой. Впервые в жизни он видел такую женскую красоту с легким восточным шармом.   Ростом чуть выше среднего, ее стройная фигура была полна изящества и обаяния, тонкие черты лица с миндалевидным разрезом больших карих глаз. Изумительно чистые и сияющие они излучали радость, оставляя крайне приятное впечатление. На фоне белоснежной шали ее щеки с белой, нежной кожей, покрылись тонким румянцем с морозца и большие ресницы без тени косметики кокетливо моргали и чертовски волновали Виктора. Крашенными были только волосы, спадающие на плечи крупными волнами с редким сочетанием переливающихся желто-золотистых оттенков до цветов червонного золота. Наша красильная промышленность придала ее  прическе немного роскоши. Слегка наброшенная на голову белоснежная оренбургская шаль тонкой вязки красиво сочеталась с золотистым цветом волос.
Виктор смотрел на нее, не отрывая глаз, а когда их взгляды встретились, они улыбнулись друг другу. Он увидел, как она пыталась расстегнуть верхнюю застежку своего темного приталенного пальто, но руки с мороза не слушались. В следующее мгновение он стоял перед ней с протянутыми к застежке руками.
– Разрешите, я помогу? – и, не дождавшись ответа, быстро расстегнул все застежки и снял с нее пальто.
Виктор поймал себя на мысли, что его взгляд все так же обращен к ней и, улыбнувшись этому обстоятельству, представился, протянув ей руку, и задержал в легком рукопожатии, глядя ей в глаза.
– Лариса. А это мои подруги Светлана и Вика.
– Виктор, – повторил он.
Лариса ему улыбнулась очаровательной улыбкой. Так может улыбаться человек с открытым сердцем. Он уже ни на кого не обращал внимания, что не осталось без внимания всей компании.
– Мы сегодня сядем когда-нибудь за стол? – с нетерпением спросил Кочкин.
– А пить ты будешь розовый портвейн из бомб? – поинтересовался Виктор, – девчонки, вы что будете выпивать?
– Шампанское,если есть, – сказала Валентина, глядя на бутылки, напоминающие этот напиток только очертаниями.
– Видишь, Петруха, а ты розовый портвейн. Твои звездочки лучше опустить в шампанское. Сейчас я позвоню. Валя, где телефон? – спросил Виктор.
Он позвонил директору магазина Николаю Ивановичу на Башиловской улице, с которым был в приятельских отношениях. У него Петруха отоварился портвишком.
– Добрый вечер, Николай Иванович. Это Виктор из НКВД.
– Ха-ха. НКВД. Внимательно слушаю, какие проблемы?
– Мы здесь недалеко от тебя присели отметить звездочки наших молодых коллег, а они в твоем магазине набрал портвейна розового по незнанию. Молодые еще. Можно подойти обменять на более достойные напитки?
– А что дать?– спросил Николай Иванович.
– Мы обычно водкой обмывали звездочки, но сегодня у нас в гостях красивые девушки, а гусары всегда пили шампанское. И выдай посыльному что-нибудь хорошего к этому напитку. На твое усмотрение, Николай Иванович,как для высоких гостей. Опер в состоянии расплатиться за все.
– Сделаю, как в лучших домах. Не беспокойся,– заверил Николай Иванович.
– Петруха, тебе на все двадцать минут.
 Валентина подошла к радиоле «Ригонда – стерео» в углу комнаты, а рядом на полке стояли диски с песнями «Самоцветов», «Пламя», Евгения Мартынова. Она поставила диск с песней – «Не повторяется такое никогда» и достала из своих запасов бутылку шампанского «Советское». Выпили за знакомство, Виктор вместе с ребятами сидел по одну сторону стола, а девчонки напротив. Он особо не сопротивлялся своему желанию смотреть на Ларису, да и она, разговаривая с подружками, встречалась с ним взглядами. Он у нее прямой, открытый и всегда с легкой улыбкой, как бы говоря, что она догадывалась, что творится с этим парнем напротив. Смелый взгляд на редкость красивых глаз, то мечтательных и томных, а то искрились весельем.       «Эта красавица из тех, про кого говорят – огонь в ледяной упаковке»,– подумал Лукин.
Николай Иванович, наверное, по его интонации в голосе уловил, что Виктору хотелось  шикануть. Да и фраза «на твое усмотрение» была ему уже знакома. Из сумок Петруха достал полдюжины сухого шампанского «Новый свет», а оно было только в директорском фонде. Большой спелый ананас благоухал, а коробка конфет, икра, тамбовский окорок, осетрина и батон сырокопченой колбасы создали праздничный стол. Налили по граненому стакану шампанского и бросили в них молодым лейтенантам звездочки. Пожелали, чтобы звезды чаще падали им на погоны. Шампанское и подходящая музыка разбила всю компанию по парам, и они кружили в танце по комнате. Виктор первый встал и пригласил Ларису, не оставив коллегам ни шанса. К шампанскому прибавились запахи французских духов, которые вскружили ему голову не меньше вина.
– Хочу угадать по запаху ваши духи? Шанель №5? – спросил он.
– Откуда такие познания у сыщика? Профессиональный нюх?
– Нет, конечно, – улыбнулся Виктор, – нюх у наших служебных собак, а просто знаю эти запахи.
– О, извините, я неправильно выразилась. Наверное, из опыта общения с женщинами? Виктор, вы что, их начальник? – перевела она тему.
– Нет, просто вместе работаем.
– Но они вас так слушаются.
– Может, потому что я делаю все правильно. Вот и сейчас хочу предложить вам выпить «на брудершафт» и перейти на «ты», но если не хотите, то можно и так.
– А как это нужно сделать? – спросила она.
– Очень просто. Наливаем по стакану шампанского, скрестив руки в локте, выпиваем до дна, потом по-русски трижды целуемся, после чего мы на «ты».
– Я так ни разу не делала. Давайте попробуем.
После выпитого шампанского Виктор легко обнял ее и нежно поцеловал два раза в щеки, от чего Лариса кокетливо заморгала ресничками, ана щеках появились очаровательные ямочки. Коралловые  бесконечно волнующие  губы  тянули, как магнитом и поцелуй получился с плотным прикосновением. Все получилось, как он и обещал в три поцелуя, но на всякий случай зажмурил глаза, ожидая от нее оплеухи, но она не проронила ни слова от неожиданности.
– Надо было поцеловать три раза в щеки, – зашумел Маньков, – Виктор нарушил правила.
– Где ты видел у человека три щеки, а если есть по этому поводу правила, то покажи, – сказал с улыбкой Виктор и пригласил Ларису танцевать, уводя от компании в другой угол большой комнаты.
– Ты немножко смошенничал, но мне понравилось, необычно получилось, – шепнула ему на ухо Лариса.
– А я побывал на седьмом небе от поцелуя с тобой. Можно я тебя вечером провожу?
– Да, конечно, но мы живем вместе с Викой на Миусской площади.
– Так это рядом с моим домом. А, ты с кем в этой компании, вернее, кого знаешь?
– Я остановилась у своей подружки Вики.
– Ты что приезжая? Откуда?
– У тебя столько вопросов. Потом как-нибудь расскажу, – сказала она тихо с улыбкой.
На следующий танец ее пригласил Маньков. Они кружились в танце, но, когда Лариса оказывалась лицом к Виктору, их взгляды встречались, и они смотрели друг на друга, отводили глаза и вновь бросали взгляды, как бы изучая и думая каждый о своем.
«Ее шарм завораживает не только меня, но и всех окружающих. Если бы встретил такую красавицу на улице, наверное, ноги сами бы за ней пошли. Даже привычная женская одежда юбка с кофтой облегают ее красивую фигуру каждой ниточкой, подчеркивая весьма соблазнительные женские формы. Да если одеть ее в ватную телогрейку и валенки, то она переплюнет многих кинозвезд. Почему кинозвезд? Наверное, потому что ранее встречались девчата очень похожие на красавиц из кино. Она же ни на кого не похожа. Откуда она здесь в диспетчерской ДЭЗа на Полтавской улице?  С кем она из наших ребят? Хотя она сказала, что с Викой, но ребята пригласили меня познакомиться, значит, они знали ее. Да, это уже не так важно»,– Виктор был настроен решительно, завоевать сердце этой красавицы, и будь, что будет.
Он еще не знал, к чему приведет знакомство с Ларисой, но уже было ясно, что об этом он никогда не пожалеет. Словно молния сверкнула между ними и сохранила электрическое поле напряженности, которое стало вполне осязаемым мостом, соединившим их, чтобы они уже не потерялись в жизни. Он старался не выдать себя, что она очень ему понравилась, боясь испугать ее преждевременно, но их взгляды пересекались. Она несколько раз отводила свой взгляд и улыбалась, когда ее о чем-то спрашивали подруги, но потом опять встречала его глаза и задерживала взгляд. Было видно, что она тоже рассматривала его. Но с какой целью? За своими размышлениями упустил момент. Он смотрел на нее, не отрывая взгляда, и она приблизилась к нему.
– Белый танец, – сказала тихо она, – правильно, когда девушка приглашает парня?
– Все верно. Ты на мгновение опередила меня, – улыбнулся Виктор.
«Любовь с первого взгляда?– улыбнулся своей влюбчивости Виктор,– можно подумать, что другая бывает. Что она обо мне думает? Как у нас сложатся отношения?»– многое он отдал бы, чтобы узнать ее мысли о нем.  Он еще не знал, что будет дальше, но она ему стала сразу небезразлична. Он хотел ее увидеть еще и еще.
Пошли провожать девчат всей компанией. На улице потеплело и выпал  мокрый снег. Кидались  снежками, толкались и падали в сугробы. Смех у Ларисы заразительный, глаза сверкают из-за их живости и озорства.  Давно Виктор не видел такого счастливого личика, как в беззаботном детстве. Они веселились, как дети, все в снегу. Падая  в сугроб вместе с Ларисой, он случайно коснулся ее полураскрытых губ, но целовать не стал, видя, что несколько пар глаз их компании наблюдают за ними.
Договорились встретиться на следующий день опять всей компанией. Пошли в кино, а потом проводили девчонок домой. Виктор понял, что его друзей не интересуют ни Вика, ни Света, а когда возвращались домой втроем с Маньковым и Кочкиным, решил сказать им об этом.
– Вижу, понравилась тебе Лариса,– нарушил молчание Кочкин.
– Об этом я ей сам скажу, а вас предупреждаю мужики, что, если еще раз мы с Ларисой встретимся, то вы ее больше не увидите. Не знаю, какие у вас планы по этому поводу, но лучше ничего не затевайте. Совсем ничего. Я же вижу, что в этой компании вас никто не интересует, кроме Ларисы.
– Это серьезное заявление, – сказал Кочкин.
– Более чем, Слава. Ты женат и при всем желании не успеешь оформить бракоразводный процесс, да и жена у тебя самая красивая, а у Манькова, какие мысли по этому поводу?
–  После таких серьезных заявлений я отъезжаю добровольно.
– На том и порешили, а то будете смотреть на меня волками. Сами предложили эту вечеринку, вот и получите. Завтра вечером предлагаю в «Будапешт» вместо кино. Назовем его вашим прощальным ужином с Ларисой.
– Я позвоню Вике и приглашу девчонок, а как посмотрит на прощальный ужин Лариса? – спросил Маньков.
– Завтра и узнаем об их настроениях, – улыбнулся Виктор.
Они и разошлись, думая каждый о своем. Виктору не хотелось портить отношения с друзьями, но он уже понимал, что не сможет встречаться с Ларисой всем колхозом. Если у них все сложиться, то дружить можно семьями. Лариса ничего не рассказывала о себе, и он не стал выяснять у нее телефон, чтобы не испугать своей навязчивостью, а потому обрек себя на следующую встречу с ней в компании друзей. Решение пойти в ресторан «Будапешт» было принято с одной целью, чтобы показать Ларисе своих знакомых. Ему хотелось остаться с ней наедине, чтобы окружить ее своим вниманием, а она уже закружила его в водовороте мыслей о ней.
Вечером они с Кочкиным встретились с Викой и Ларисой. Предложение поменять кино на ресторан «Будапешт» было с радостью одобрено всей компанией. Маньков отъехал добровольно от их мероприятия. Виктор заранее попросил администратора Михалыча оставить столик у зеркала поближе к оркестру и обслужить их с особым вниманием к девчонкам. Весь вечер он танцевал с Ларисой. Славе ничего не оставалось, как заняться Викой. Михалыч и официант Володя постарались, обслужив их выше всех похвал. На дорожку принесли в подарок шампанское и «сухой паек» из бутербродов и пирожных.
Прогулявшись по центру столицы, Виктор пригласил всех в свою экспертную лабораторию в 15-ом отделении, которую после перевода оставил пока за собой. Отснял всю компанию, и, конечно, сделал портретные фото Ларисы. Предложил ее дактилоскопировать, намазав ей черной типографской краской руки.
– А это отмывается? – улыбнулась она.
– Да, теплой водой и мылом.  Но, у меня только холодная. Сейчас на кухне чайник поставлю.
– А где твой мотоцикл. Хочу прокатиться, – сказала Лариса.
– Давай попробуем.
– Дурака не валяйте, снег на дворе, – Слава понимал, что Лариса окончательно склонилась к Виктору в прямом и переносном смысле.
– Я же сказал, попробуем.
Мотоцикл завелся с полуоборота, как будто бы его недавно заглушили, а не стоял всю зиму в гараже. Виктор снял с него покрывало, новая «Ява» сверкала лаком вишневого цвета, а на сидении была волчья шкура.
– На шкуре ни разу не ездила.
Выехали по улице Расковой до гостиницы «Советской». На дороге местами лежал лед, и Виктор с замиранием сердца проходил эти участки, чтобы не упасть. Он уже падал с Ларисой в сугроб, когда они играли в снежки, и их губы почти касались. Он почувствовал телом упругость ее груди, которые могли порвать пуговицы ее пальто, но то было в сугробе пушистого снега, а здесь асфальт и лед. Хорошо, что ни одной машины на улице. Развернулись обратно. Лариса обвила его руками и прижалась всем телом сзади. Морозный ветер обдувал лицо и охлаждал его пыл.
«Но, почему сейчас не весна?» – с огорчением подумал Виктор.
– Мне понравилось. Хочу еще.
– А как мне понравилось, ты и представить себе не можешь, а главное, что на мотоцикл третьего не посадишь. Хоть здесь можно побыть вдвоем.
Лариса закатилась громким смехом. Видимо ей тоже хотелось с ним уединиться и поговорить, но компания не отпускала их далеко, опасаясь, что могут не скоро, потом с ними встретиться.
– Вот через месяц можем кататься хоть до утра, – он свернул в ворота отделения милиции, – ко всему прочему, мы прилично выпили шампанского.
– Я завтра улетаю в Самарканд, – это прозвучало совсем не радостно. –  Маму давно не видела.
– А когда вернешься?
– Примерно через месяц. Ты оставь мне свой телефон и адрес, я тебе брошу открытку с видом Самарканда. Сообщу, когда буду вылетать. Мне уже не хочется улетать, но очень надо.
– Я бы мог взять отпуск и прилететь к тебе, но я совсем ничего не знаю о тебе.
– Теперь я и сама не знаю о себе. Ко мне прилетать пока не совсем удобно. Я тебе позвоню, если будет такая возможность.
– Тебя проводить?
– Меня Вика проводит. Вещей у меня мало. Ты же завтра работаешь.
Около дома Вики Лариса поцеловала Виктора.
– Все будет хорошо, я знаю, – сказала она и скрылась в подъезде.
   Друзья шагали молча по Бутырскому валу, думая каждый о своем.  Кочкин опять первым нарушил тишину.
– Если бы не был женат, то ты не получил бы так просто Ларису.
– Если, если, пожалуй, уже поздновато будет, а зачем тогда знакомил меня, коль у самого голова одурманена?
– Хотел отвлечь тебя от Севастополя.
– У тебя все получилось.
– Я уж вижу.
– А ты хочешь развестись? – спросил Лукин.
– Никогда в жизни, у меня отличная жена и дочь.
– Тогда не занимайся мазохизмом.
– Чем-чем?
– Ну, это как раз то, о чем ты подумал, – Виктор закатился заразительным смехом.
Может быть, он говорил правду, но, судя по его взглядам на Ларису, Кочкин не очень искренен, что не подумал о разводе, да и не мудрено, такая девчонка могла любому голову вскружить. Ее красота сочеталась с довольно покладистым характером, простотой, обескураживающей улыбкой и веселым нравом, от чего голова шла кругом. Она еще не улетела и они только что расстались, а он уже  загрустил.  Он хотел видеть ее снова и снова, но она улетела в Самарканд. Ему стало немного грустно и от сюжета фильма «Влюбленные», который как раз шел на экранах, где красавица Анастасия Вертинская и Нахапетов катаются на мотоцикле «Ява» и целуются. Потом она уезжает в Хиву, недалеко от Самарканда, с археологической экспедицией и встречает другого. Грустная сцена и Виктор отгонял от себя мысли об этом. Он был готов лететь с Ларисой, чтобы постоянно быть рядом, но в тот момент она руководила полетами, и ему предстояло только ждать ее или вестей от нее. Не мог он тогда предположить какие разлуки и встречи им еще предстоят и сколько их будет. Всего несколько раз встречались и толком не успели сказать ничего друг другу, а ему уже кажется, что их встреча на всю оставшуюся жизнь.
Похожие чувства его посещали и ранее при встрече с красивыми и неповторимыми девушками, но теперь было совсем другое чувство. Он не был ветреным парнем и гулякой. С другими ему тоже казалось, что готов на долгие и возможно брачные отношения, но жизнь расставляла точки по-своему. Возникали какие-либо сомнения  у него или его избранницы, а с Ларисой все ясно, как днем. Он хочет быть вместе и сделает ей предложение быть его женой, как только она вернется из Самарканда. Если бы она позволила, то он уже через неделю мог бы уладить дела по работе и вылететь к ней в Самарканд. Но, почему пока неудобно? Ладно, ей виднее. Главное, он увидел в ее глазах нескрываемую грусть при расставании, а это вселяло в него надежду.
 Прошел месяц и никаких вестей из Самарканда. Он тянулся бесконечно долго и показался ему целой вечностью. Он набрал телефон Вики, и она сообщила, что Лариса звонила ей и передавала ему привет, но прилететь пока не может. Вика, скорее из вежливости пригласила его на чай. Их дома были рядом, но Виктор счел, что чаепитие вдвоем может неправильно истолковать Лариса. Да и как Вика это преподаст. Он сослался на занятость по работе и вежливо отказался. Хотя Вика была симпатичной белокурой блондинкой со стройной фигурой, да и приятной собеседницей. Он знал, что Кочкин не встречался с Викой после отъезда Ларисы, а это означало, что у того не было к ней интереса с самого начала. Виктору хотелось выведать у Вики что-нибудь о Ларисе, но не был уверен, что она расскажет, а негатива в такой встрече много, поэтому он спросил разрешения позвонить ей еще.
«Опер, тихо. Включи мозги. Девушка уехала на месяц, который прошел. Она передала привет через Вику. А что ты хотел? Ведь ты совсем не знаешь ее. Встретились пару раз в компании, и даже не объяснился с ней. Откуда ей знать о твоих намерениях? Все, расслабься, и вспоминай те приятные часы, проведенные с ней. Влюбился? Так ты хотел встретить тот клин, который вышибет из твоих мозгов неразделенную любовь с Наташей. А такая уж она неразделенная? Непонятное это чувство – Любовь. Смотришь на влюбленных друзей и мало что понимаешь, но еще меньше, когда она посещает тебя. С Наташей до службы в армии еще контролировал свои эмоции, ревновал, обижался и, наверное, напрасно, от того и потерял ее. Теперь приятно осознаешь, что от тебя ничего не зависит. Все эмоции по боку, лишь бы скорее увидеть ее. Удивляло то, что он на самом деле стал меньше думать о Наташе и Севастополе, как-то все отошло в новое русло отношений, можно сказать дружеских, а ведь совсем недавно была любовь. Вот и непонятно куда все девается и как на этом месте возникает другая, может более прочная? Тихо так зимним вечером встретились с Ларисой в компании друзей, и не хотелось расставаться, но у нее обстоятельства и она улетела в Самарканд, но успела заполнить все пространство вокруг тебя и пробраться в твою головушку, чтобы думал только о ней. Интересно, сколько времени ты можешь не думать о ней, час, два? И десяти минут не выдержишь. Нет, все похоже на шизуху, надо браться за работу. Ничего так не отвлекает от этих мыслей, как расследование очередного преступления», – поразмыслил Виктор и с головой окунулся в работу.
     Как там у Есенина: «Да, мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю в голубом».


















               

               
                Игрок

               

Рабочая неделя заканчивалась без особых происшествий, и дежурства в опергруппе на выходные дни не предвиделось, значит, можно было расписать не одну пулю в компании друзей. После обеда позвонил знакомый Сергей, поздравил со звездой на погонах и, сообщив об очередном выигрыше на ипподроме, пригласил в их излюбленный ресторан «Будапешт». Он был на полгода старше Виктора, но уже пообтертый жизнью. После скандальной статьи в «Комсомольской правде» о ПТУ, где Сергей работал завхозом, его «ушли» с работы и пока он находился в «творческом поиске».
Сергей крутился в компании оперов и прокуроров. От них получал нужную информацию о делах, которые в силу своей незначительности или малой общественной опасности могли быть прекращены при большом желании потерпевших и подозреваемых, то есть за примирением сторон. А в организации перемирия Сергей был мастером. В законе столько различных дырок, позволяющих урегулировать некоторые проблемы, а он за это получал свои дивиденды – большей частью для игры в карты или на ипподроме, другие же участники этого процесса урегулирования получали рестораны и бани с девочками. Юристы называли это пробелом в законодательстве и на полном законном основании прекращали дела. Весь этот процесс урегулирования неплохо оплачивался. Лукин в эту тему не вникал, потому что не принимал в ней участия, но кое-что знал. Сергей был интересен Лукину, в первую очередь, своими связями с прокурорскими работниками довольно высокого ранга, ну и в остальных его качествах опер потихоньку разбирался. Сергей пока что не являлся для Лукина открытой книгой, но был ему вполне симпатичен, и раз уж вошел в его круг общения, то Лукин считал своим долгом собрать и проанализировать максимум возможной информации.
Прежде всего, Сергей был настоящим игроком. Этот процесс захватывал его полностью. Он мог поставить на кон все, что у него было, – правда, только при себе. Это наличные деньги, а также золотые часы с браслетом того же металла и печатка, которые он носил постоянно, а когда их не было на левой руке, то Лукин понимал, что тот продулся вдрызг, а часы и перстень с бриллиантом пошли в заклад. Лукин подозревал, что он и купил-то их, чтобы использовать как кредит в игре. Через какое-то время эти предметы роскоши вновь появлялись на его руке, и он с гордостью их демонстрировал Лукину, сообщая, что отыгрался. Лукин улыбался и замечал, что это ненадолго. Поначалу он неоднократно пытался наставить Сергея на путь истинный на предмет азартных игр, но потом понял, что тот неизлечим. Сергей мог долго не играть только в одном случае – когда не было денег, но как только они появлялись, да плюс алкоголь – ноги сами несли его на ипподром или в подпольное казино за карточный стол, чтобы избавиться от наличности. Конечно, он шел в надежде выиграть, но это бывало столь редко, что, выиграв, на радостях он закатывал друзьям банкет. И при этом выпивал немного. О таких говорят, что человек выпьет на грамм, а дури своей хватит.
Лукин с сожалением констатировал этот факт, видя полное отсутствие тормозов у Сергея в азартных играх. Лукину были вполне интересны и эти компании, и совсем не потому, что там было в чем-то престижнее или веселее, чем в компании коллег с портвейном под плавленый сырок или водкой под селедку и квашеную капусту. Просто Виктор был общительным и разносторонним человеком. Но справедливости ради надо сказать, что он при этом еще и учился на вечернем отделении, и ему приходилось до поздней ночи сидеть над учебниками, так что и те, и другие встречи были довольно редки. Он давно отметил, что в обществе сильно поменялся стереотип жулика. Какие-то двадцать лет назад вора можно было узнать по кепочке, надвинутой на глаза, да по хромовым сапогам с заправленными в них брюками. Жулики собирались на «малинах» со своими «марухами» – и дальше все по известному сценарию. Теперь это отходило в прошлое, и хотя последние задержания говорили, что некоторые из них живут по старинке, но большинство жуликов желали развлекаться в шикарных ресторанах, играть на ипподромах и в подпольных казино по-крупному. Эта публика представляла оперативный интерес для Лукина, но войти в подобные круги самостоятельно он не мог. Это запрещали ему многочисленные приказы, регламентирующие его оперативную деятельность и моральный кодекс строителя коммунизма, хотя Лукин уже давно понял, что если следовать этим запретам, то не будешь владеть достаточным объемом информации для розыска преступников, а поэтому достойного сыщика из тебя не получится.
Сергей происходил из хорошей семьи. Мама его работала заведующей учебной частью школы, а папа был партийным боссом во Фрунзенском райкоме партии столицы, поэтому Сергея знали во многих увеселительных заведениях – барах, кафе, ресторанах и банях. Он не был жуликом по уголовной линии и больше походил на Остапа Бендера, который чтил уголовный кодекс. Дружил ли с ним Лукин? Невозможно ответить на этот вопрос однозначно. У них были приятельские отношения, и Лукин, несмотря на обширные связи Сергея, не пытался сделать из него сексота. Сергей для этого не подходил, да и Лукин снимал информацию скорее не с него, а с его окружения, не портя их отношений. Эта информация фиксировалась только в голове Лукина и пока была использована всего лишь раз при розыске убийц, которые часто играли на ипподроме. Сергей по своему «прохиндейству» скорее подходил под понятие «нужный человек». А если принять во внимание, что Сергею ничего не нужно было от самого Лукина, то их отношения можно было бы назвать дружбой, хотя опять же не в полном смысле этого слова. Сергей все-таки был игроком. А Лукин вкладывал в это понятие в первую очередь ненадежность человека, который в отдельные моменты жизни был охвачен азартным безумием и мог быть подвержен любым воздействиям.
Лукин не один раз наблюдал со стороны некоторых игроков на ипподроме и видел, как они бледнеют и готовы упасть в обморок, когда их заряженная с конюшни лошадка дважды давала сбой на бегу рысью и переходила на галоп, за что ее снимали с дистанции. Ожидаемый игроком крупный выигрыш превращался в пшик. Страшные картины – одно из самых серьезных несчастий, которое может посетить любую семью. И это случилось с Сергеем. Его красавица жена Светлана усмотрела в нем ту же ненадежность в семейной жизни. Жить и постоянно думать, что когда-нибудь ты останешься у разбитого корыта благодаря пагубным пристрастиям своего супруга, – это невыносимо. Лукин как губка впитывал все эти «прелести» азартных игр и понимал, что ему не грозит переступить опасную черту. Он не испытывал пристрастия к игре и его не интересовал выигрыш как средство разбогатеть. Лукин хорошо играл в шахматы, поэтому и в картах применял эти приемы, сочетая их с хорошей памятью.
Во время ужина в ресторане Сергей рассказал о сегодняшней игре на ипподроме с конюшни. Это означало, что они с мастером-наездником разыграли «темную лошадку». Наездник имеет несколько лошадей для выездки на ипподроме, в том числе молодых, которые никогда не приходили первыми в заездах. И только наездник знает, на что они способны и когда нужно запустить ту лошадку, которая способна выиграть заезд. Вот они-то и называются «темными лошадками», а если наездник поделится этой информацией с игроком, то они оба будут в шоколаде после заряженного заезда, так как на эту лошадку поставит только один игрок, ну или кто-то еще случайно. Случайность не принесет большого выигрыша, потому что ставка будет небольшой, а игрок заряжает в лоб крупную сумму, и выигрыш получается солидный, но всю эту сумму одному ставить нельзя, чтобы не заподозрили в мошенничестве. Вот поэтому вокруг Сергея и крутятся пятеро подручных, которым неплохо перепадает от таких заездов. После плотного ужина в ресторане Сергей, зная, что Виктор в пятницу не торопится домой, предложил съездить в Кунцево, поиграть в карты.
– На деньги с чужими я не играю, да и денег нет, – попытался возразить Лукин.
– Играть или не играть – решишь сам, но там можешь просто отдохнуть, выпить шампанского под икорку. Познакомлю с интересными людьми. Они все немного жулики, ноне по линии уголовного розыска.
– Тогда поехали.
В трехкомнатной квартире в Кунцево шла игра в картишки не хуже, чем в казино Лас-Вегаса. В зале за круглым столом играли хозяин квартиры и еще четверо мужчин среднего возраста. Они вошли в квартиру после условного звонка и тихо поздоровались, чтобы никого не отвлекать от партии. Сергей шепотом сообщил, что за игровым столом сидят руководители продовольственных и овощных баз, а мужчина лет пятидесяти – Виктор Иванович – руководил рыбным цехом на хладокомбинате.
Лукин вспомнил, что видел его на ипподроме в компании Сергея, когда они проводили операцию по задержанию убийц. Все эти хозяйственные деятели были с жульническим уклоном, как и сам Серега, но они воровали по линии ОБХСС, поэтому Виктора интересовали только как партнеры по игре в карты. Играть он не рвался. Какие могут быть карты, когда на соседнем столе горками в хрустальных салатницах выложена черная и красная икра? Осетрина горячего и холодного копчения была чуть влажной, а шампанское – запотевшим, как и водка.
«Вот жизнь у мужиков. Украли деньги у государства, закрылись ночью в квартире и дурят друг друга в карты.  Деньги-то больше ни на что не потратишь. При крупной покупке засветишься – ОБХСС размотает и посадит. Кому нужны при такой жизни деньги и икра?» – размышлял Лукин о «тяжелой» жизни мужиков.
– Сергей, приглашай гостя к столу. Как зовут? – спросил хозяин квартиры Николай.
– Виктор, – представился Лукин.
– Кто пришел с нашим другом, тоже наш друг. Играть будете? – поинтересовался Николай.
– Да я не очень разбираюсь в картах, мне стол с шампанским больше нравится. Я пока посмотрю на вашу игру, – осторожно высказался Виктор.
Накатив шампанского и положив покруче «черняшки» на белый хлебушек с маслом, Виктор занял место за спиной Сергея. Отсюда были видны его карты и все игроки. После нескольких сдач он понял, что хозяин квартиры с «Лысым», так он обозвал одного игрока про себя, играют «на лапу», или, как выражались, на один карман. У них была своя система сигналов по информированию друг друга о количестве имеющихся в их картах очков, что позволяло им вытрясать из гостей немалые деньги. В перерыве все пили чай и кофе, а Серега составил ему компанию по шампанскому.
– А что это за игра?– Виктора охватил кураж, и ему захотелось подурачиться. Он в эту игру с детства обыгрывал дворовую компанию. Здесь же собрались люди посерьезнее, но и в поездах он дважды раскручивал «катал» в карты, а потом пугал их муровской «ксивой», когда те требовали дать им возможность отыграться. Здесь это делать было не нужно. Кроме Сергея, никто не знал, что он опер. Да и денег у него своих нет. Если будет играть, то на «бабки» Сергея. Он уловил в этой компании главное. Игру «на лапу» хозяина с «Лысым», чего в азарте не замечали другие игроки.
– Мы играем в «секу». По три карты, – сказал Николай.
– Если вы покажете, как играют, то я бы влился в вашу компанию, – сказал Виктор.
– Эта игра похожа на покер, но комбинации гораздо проще. Считаются очки в картах одинаковой масти, картинки и тузы – самые старшие. У кого больше очков, тот выигрывает. Есть еще «шаха» – шестерка крестовая, которая идет к любой комбинации карт, как джокер с одиннадцатью очками, – рассказал Николай.
– Сергей, дай мне одну зелененькую, – попросил Лукин.
– Трешку что ли? – улыбнулся Сергей.
– Обижаешь, полтинничек, – сказал Лукин.
Николай улыбнулся новому игроку и пригласил за стол. Двое игроков встали из-за стола и, попрощавшись, ушли. Они проигрались. За столом остались хозяин Николай, «Лысый» и «Рыбник», как они звали Виктора Ивановича, да Лукин с Сергеем. На первой сдаче Виктору пришло двадцать очков, и он бросил карты в колоду, а когда кон был сыгран, хозяин квартиры поинтересовался:
– Виктор, можно посмотреть на карты, которые ты бросил?
– Конечно.
– Да у него было двадцать очков, – Николай показал карты участникам игры.
– Зачем же ты бросил? Это твой кон был. У тебя очков больше, чем у других!– недоумевал Сергей.
Он тоже не догадывался об умении Лукина играть в карты, а уж тем более блефовать. Лукин не стал ему рассказывать, что умеет и то и другое, чтобы недоумение Сергея выглядело убедительно для других игроков. И уж никто не знал о его фарте в картежных играх. Лукин не мог объяснить почему, но ему просто везло. Под его сосредоточенным на колоде карт взгляде сдающий давал ему нужную для выигрыша карту.  Он не понимал, как это получалось, и сам себе удивлялся. Его охватил кураж после шампанского.
– Вы же сами объяснили, что выигрывает тот, у кого больше очков, а здесь можно очень легко набрать тридцать очков и более, – невозмутимо сказал Виктор.
– Но с двадцатью можно тоже играть, – сказал Сергей.
– Да. Играть, но не выигрывать, – возразил Виктор.
Все заулыбались. На следующую сдачу у Виктора были два туза. Он прошелся небольшой суммой и сразу вскрылся, не завлекая партнеров в игру. Ему опять подсказали, что можно было постепенно увеличивать ставки и выкачать из соперников побольше денег. Сергей смотрел на него с удивлением – как он быстро въехал в игру! Сергей и сам не знал, кого посадил играть в карты.
«Давайте-давайте, обучайте меня, – смеялся про себя Виктор, – теперь пора проверить вас на вшивость, и если ни у кого не будет больше тридцати очков, то будете трусить, чтобы поставить против меня крупную сумму».
Следующая сдача была для Виктора пустая, но он поддержал ставку по второму кругу, а потом так резко поднял ставку, что все с короткой паузой бросили карты.
– Сколько же у тебя было очков? – рука хозяина потянулась к его картам.
– Очень много. Вы же свои карты сразу в колоду прячете, поэтому все граждане, карантин окончен. Спасибо за обучение, давайте играть. Мне понравилось, – Виктор быстро смешал карты в колоде.
– А все-таки сколько было? – шепотом  спросил Сергей.
– Тридцать одно, – чуть громче ответил Виктор, чтобы долетело до уха сидящего рядом «Лысого», который играл с хозяином «на лапу».
И в следующее мгновение он увидел боковым зрением, как те обменялись жестами, показывающими, что у Виктора было много очков. Лукин не смотрел партнерам по игре в лицо, не изучал их поведение, потому что для него все было ясно. Он достиг желаемого, противник был сбит с толку. Они думают, что перед ними сидит фартовый игрок, которому прет карта. Виктор был им непонятен в игре. Он в открытую сбрасывал большие очки, чтобы видели игроки, и сыпал крупными ставками при маленьких очках. Блеф – великое искусство мошенников, и он очень хорошо освоил эти приемы. Он знал, что играть честно в карты невозможно, иначе проиграешь. Он не был шулером, а блеф в этой игре был допустим. После взятия двух «свар» около Виктора выросла внушительная гора купюр достоинством от десяти до ста рублей.
«Свара» происходила, когда у партнеров оказывалось одинаковое количество очков, а желающие поучаствовать в ней другие партнеры, которые  выбыли из игры, должны были доставить на кон. Вот это был калейдоскоп с синими, красными, фиолетовыми, зелеными и серо-коричневыми «катьками», как называли сторублевые купюры, на манер царских сторублевок с изображением царицы Екатерины. Только при царе сто рублей были целым состоянием, а теперь они того не стоят. Вскоре Сергей проиграл все и стал просить поставить за него на кон. Выбыл из игры «Лысый» – «однолапник» хозяина квартиры. Он пошел домой за деньгами. В этой игре в должок не играют. «Рыбник» пыхтел, но проиграл немного, так как осторожничал и повышал ставку только при хороших очках, а это уже все знали, поэтому пасовали. Виктор не убирал выигрышные деньги со стола. Они действовали на соперников психологически и давили своей массой. Эти деньги он с собой не собирался забирать, хотя там было около трех тысяч рублей. Это больше его годовой зарплаты, но у него принцип – не носить домой выигрыши и найденное. Он играл на чужие деньги и выиграл. Сначала подурачился, а теперь давит всех морально этой кучей денег на столе. Кураж у него закончился так же резко, как и начался.
– Поставь еще за меня, – проиграл в очередной раз Сергей.
– Ты будешь играть или просто кидать деньги на кон? –сердито спросил Лукин.
Он хотел разуть и раздеть хозяина квартиры, чтобы тому неповадно было играть «на лапу», а Сергей мешал этому процессу.
– Ну что тебе, жалко? – продолжал канючить Сергей.
– Вот, Сергей, это все твое, а я пойду, отдохну в другой комнате с вашего позволения, – Лукин посмотрел в сторону  Николая.
«Завтра выходной, но дремануть не мешает, – прикинул Виктор, – хотел я отобрать у этой компании все деньги, которые Сергей им проиграл, но разве с ним можно это сделать? Он совершенно не видит, что его раскатывают, обдирают как липку».
Виктор попытался ему намекнуть об этом, но куда там. Тот – профессор в игре! Виктор сдвинул по столу всю кучу денег в сторону Сергея. В конце концов, на его же полтинник он раскрутил всю компанию.
– Там в шкафу чистые простыни и пододеяльники. Сейчас покажу, – хозяин не поверил такой удаче, что Виктор решил отдохнуть, иначе ему попросту грозило разорение.
– Ничего не надо, я прилягу на покрывале на пару часов.
Виктор подошел к другому столику и предложил тост за его посвящение в карточную игру. Закусив «николашкой» – тонкой долькой лимона, покрытой наполовину черной и наполовину красной икрой, сообщил:
– Так, господа, закусывал Николай Второй.
– Виктор, ты так богат, что отказываешься от выигрыша в половину «Жигулей»? – полюбопытствовал хозяин квартиры.
– Нет, скорее гол как сокол, но придерживаюсь принципа – выигрышные деньги не беру. Иначе пришлось бы с вами играть до утра, а я устал. Спасибо за компанию.
Во второй комнате они положил голову на подушку и тут же провалился в сон. Разбудил его Сергей около семи утра.
– На эти деньги я до утра продержался. Поехали по домам, – сообщил он Лукину.
Вот и разница между ним и Виктором. Сергей не играл, а «продержался». Ему важно сидеть за столом и участвовать в процессе, совершенно не понимая, что его обувают игрой «на лапу». А Лукин умеет играть. Проявил элементы мошенничества в блефе, сначала показал, что не умеет играть, а потом ободрал всех, спокойно встал и ушел отдыхать, оставив деньги на столе.
«К чертям эти принципы – не брать выигрыши! На три тысячи мы могли бы с Ларисой полгода жить безоблачно, а если поиграл бы до утра, то могло быть и больше! – подумал Лукин и тут же опомнился. – Стоп. Ларису видел три дня и такие планы на совместную жизнь, да и через полгода деньги бы кончились, если не раньше. У денег есть такое свойство – заканчиваться, и всегда не вовремя. А в эту компанию поиграть тебя уже не пригласят. Ты для них не такой сладенький, как их гости, которые приезжают проигрывать. Вот «Рыбник», наверное, вынес с работы не одного осетра, чтобы поучаствовать в игре. Как дедушка Ленин носил бревно на субботнике, так и он выносит мороженых осетров на плече. А Сергей в своем ПТУ раньше расписывал завтраки и ужины на своих учеников вместе с мастерами по обучению, как в фильме «Кавказская пленница» – «шашлыки выбросила в пропасть», а теперь вот живет случайными заработками и те спускает в азартных играх».
– Ты что, правда, в карты играл в первый раз? – нарушил его размышления Сергей.
– В эту «секу» я играю со школьной парты.
– Когда ты пошел спать, в компании обсудили твою игру и отнесли эту удачу на то, что новичкам всегда везет. Даже я поверил, что ты ни разу не играл. А когда ты кучу денег двинул в мою сторону, все тебя зауважали еще больше.
Виктор вышел из комнаты, попрощался с компанией.
– Если будет желание поиграть, приезжайте с Сергеем или без него.
– Спасибо, если только с Сергеем, то, может быть, приеду.
По пути к дому Виктор объяснил Сергею, что хозяин квартиры играет «на лапу» с «Лысым» и обирает своих гостей. Но, видимо, гости об этом догадывались, и их устраивало это домашнее казино, где еще никто не выигрывал, кроме Виктора.
– Что ты делаешь в выходные?
– Друзья приглашали на соревнования по мотокроссу в город Видное.
– Что там интересного? Грязь, пыль и никакого комфорта. Я предлагаю другую гонку. На лошадках. Покажу тебе игру с конюшни.
– Это интересно. Не с тем ли наездником, что проходил у нас по убийству? Конюшня Моисеева кажется?
– Увидишь сам. Заеду за тобой к обеду. Красота. Сидишь на трибуне под крышей. Помощники приносят тебе выпивку, закуску, да делают ставки на лошадок по твоему указанию. Потом один удар – и мы упакованы. После обмываем это дело в ресторане.
Виктор хорошо выспался, привел себя в порядок. Сергей заехал за ним домой, и они поехали сразу в конюшню к знакомому наезднику. Тот пошел выяснять обстановку по заездам, а Виктор наблюдал за тренировками наездников. Лошади рысью четко молотили копытами по ипподрому, вдыхая последние заморозки весны и выпуская из ноздрей огромные клубы пара, от чего их морды быстро покрывались инеем. После нескольких кругов по ипподрому и замеров по секундомеру времени прохождения круга наездники сворачивали в сторону конюшни мимо Лукина. Они не сразу загоняли лошадей в теплые помещения, а накрывали их попонами, чтобы те согрелись на медленном шаге, и только после этого лошадей отправляли в конюшни. Ученики наездников гоняли лошадей по малому манежу, усыпанному опилками, а потом ухаживали за ними, стирая с них пот и накрывая попонами. К Лукину подошел дедок, работник ипподрома.
– Новенький? – поинтересовался дед, попыхивая сигаретой в мундштуке.
– В каком смысле новенький? – в самом деле, не понял Лукин.
– Я тебя раньше здесь не видел. Кто играет с конюшни, тоже не всегда выигрывает и, в конце концов, остается ни с чем, а иногда плохо кончает, поэтому подумай, прежде чем играть. Вижу, молодой еще, не втянулся, – сказал дед со знанием дела, прищурившись.
– Спасибо, дедушка, но я вообще не играю, просто с другом пришел.
– Ну, его я здесь вижу иногда, наверное, втянулся. Ты с ним поговори. На конюшне тоже не все знают о заездах, и друг друга обманывают, я здесь повидал игроков за десятки лет. А ты, парень, молодец, что не играешь.
– Виктор, поехали, – Сергей вышел из конюшни.
На трибунах ипподрома царила обычная суета. В ложах сидели и стояли игроки-боссы, а вокруг них вертелись многочисленные «шестерки», делающие ставки на лошадей, сообщали им последние новости верных вариантов победителей заездов.
– Сейчас пару заездов отдыхаем, можем поиграть наугад маленькими ставками, а потом я сообщу, на кого поставить, надо будет засадить в лоб под звонок в три кассы, – инструктировал Сергей своего помощника Володю.
– Сегодня должны взять хорошо и отдохнуть, – повернулся он к Лукину.
Заезд был «угадан» в двойном с «темной лошадкой», которую ни разу до этого не запускали на полную катушку. Давали за один билет хорошо, а сумма была поставлена приличная, и она увеличилась во много раз. Сергей радовался как ребенок, видимо, сам не верил, что такое бывает. Такие выигрыши крайне редки.
В «Будапеште» они были своими людьми, но сегодня им хотелось праздника. Они поехали в ресторан «Поплавок» на Москве-реке, около «Ударника», где пели цыгане. Руководили ансамблем братья Васильевы — Алексей и Николай, с которыми Сергей был давно знаком. А Лукин их знал еще по выступлениям на вечерах в театре «Ромэн» во время празднования Дня милиции. Когда они вошли в зал, то зазвучало: «К нам приехал, к нам приехал…», и на подносе поднесли серебряные рюмочки с водкой. Пустячок, а приятно. В этот вечер у Сергея было много денег, и он щедро одаривал артистов. Бывали времена и похуже, тогда Леша Васильев угощал его со своего гонорара.






















                Помолвка

               



 Утром Виктор встретил в подъезде Володю, с которым они дружили с детства и жили в одном доме, а теперь были еще и коллегами в уголовном розыске. Володя работал в спецслужбе на Петровке,38, а их службу считали «блатной», потому что попасть туда можно было по знакомству с большим милицейским руководством. Однако Лукин туда не рвался, считая, что настоящему сыщику надо понюхать пороху на земле, что он и делал каждый день. Договорились с Володей вечером встретиться у чекиста Васи, который работал на Лубянке технарем, но они подняли его рейтинг среди знакомых до ЧК. Иногда по вечерам трое друзей, с которых государство вычитало из зарплаты за бездетность, потому что у них не только детей не было, но и жен, накрывали стол и расписывали пулю, так называлась игра в преферанс, а на столе было все, чтобы обмыть мизер.
Виктор чуть задержался на работе, но у Васи еще были разложены на столе учебники. Он готовился с  однокурсницами Галей и Людой к экзаменам, а Володя что-то стряпал на кухне. Увидев Виктора, девчонки быстро свернули занятия и накрыли стол. Парни пришли с работы. С Галей у Виктора сложились добрые дружеские отношения, и она постоянно делилась с ним сокровенным.  Вася все собирался с мыслями сделать ей предложение выйти за него замуж, а ей больше нравился Володя, которому никто особо не нравился из них, но встречался он с Людой. У них был свой маленький мадридский двор, и Виктор не влезал в их взаимоотношения. Таким составом они отмечали дни рождения и революционные праздники.  Девчонки тоже кое-что слышали о Севастопольском романе Виктора и каждый раз предлагали познакомить его со своими подружками, на что он им пояснял, чтобы они этого не делали, иначе могут нажить врагов в лице своих подружек.  Все эти разговоры он сводил к шуткам. В тот вечер в них опять проснулись свахи.
– Скоро Пасха. У кого есть предложения по празднованию? Можно собраться у меня. Мы с Людой и Клавой накроем стол. С вас, ребята, шампанское, – предложила Галка.
– С напитками проблем нет, а кто такая Клава? – спросил Виктор, догадавшись, что ее пригласили для знакомства.
– Это наша подружка по работе. Очень красива и обаятельна.
– Галка, мы же с тобой договорились.
– А при чем здесь ты? Просто девчонка не занята и хочет отметить праздник в нашей компании.
– Да, может она Василию понравится, – вступилась Люда.
– Вот именно, – согласился Вася.
–Ну, ты не очень губы раскатывай, – сказала Галка.
– Да, я только за то, чтобы наша компания была полной, а то и не потанцуешь, – пробурчал Вася. Он постоянно доставал и переписывал новые записи забугорных групп и нашу музыку с концертов. Технари из ЧК владели обстановкой и на концертах.
Галка жила в доме 18 по Софийской набережной, как раз напротив Кремля, и ее дом примыкал к посольству Англии. Ребята все шутили, что если сделать подкоп, то можно будет завтракать овсянкой и пить настоящий английский чай.
– Как только тронете стенку, то будете есть перловку в казематах КГБ в Лефортово, – обрезал их мечты Вася.
– Василий, может, ты с Галкой дружишь, чтобы прослушки через ее стену внедрять? – спросил Виктор.
– Твои шуточки до добра не доведут, – сказал Вася.
– Все. Включаю заднюю. Видимо, попал в точку. Василий к спец буфету КГБ еще не допущен, поэтому дефицит к столу беру на себя, – предложил Виктор.
– Вот-вот, лучше делом займись, шутничок, – согласился Вася.
Игры в преферанс не получилось. После застолья ребята пошли провожать девчонок, а Виктор отдыхать домой. День оказался очень насыщенным впечатлениями, но это оказалось ничто, по сравнению с тем, что он увидел в почтовом ящике. Открытка из Самарканда с видом площади Регистан излучала тепло горячих песков Узбекистана, а слова, написанные Ларисой, вселяли ему надежду на их встречу, которую он уже настроился перевести на постоянную основу после всего одного прописанного ей слова «соскучилась». Виктор дал ей адрес, только с одной целью, чтобы протянуть хоть какую-то ниточку в их отношениях. Он  ничего не знал о ней, кроме того, что она подружка Вики.  Лукину при первой же встречи показалось, что они должны быть вместе и пока Лариса подавала ему надежду в этом. Но потом его долгая командировка в Грузию, и ее не менее долгое молчание. Он уже не надеялся, что Лариса напишет.
Обратный адрес на открытке он расценил, что можно написать ей пару строк, тем более, Лариса сообщила, что будет в Москве еще через месяц, а ему хотелось пообщаться с ней, но другого способа не было. Слово «соскучилась» позволили ему это сделать. Извинившись, что истолковал написанный ей обратный адрес, как намек на ответ, он коротенько сообщил ей последние новости своей жизни, на которые оказало влияния знакомство с ней. Получилось несколько листов, которые он с трудом запихнул в конверт и отправил. Он не догадывался, как она воспримет его послание, но их короткие встречи и последующая разлука показали, что они скучали друг по другу и хотели встречи. Ничего толком они не успели сказать друг другу, но чувствовалось, что они встретились не просто так. В голове мелькнуло, что почтового романа у него еще не было, да, и вообще он никогда не писал знакомым девушкам письма, а здесь что-то его развезло, писал до трех часов ночи. Он ликовал от появившегося светлого лучика в их отношениях.
Празднование Пасхи оказалось для Лукина под вопросом, по графику у него было суточное дежурство в оперативной группе. Позвонил друзьям и сказал, что обещанное шампанское он завезет Галке в обед, а ему просил приготовить чашку кофе. Поменяться дежурствами было не так проблематично, но очередное сватовство ему не очень нравилось, а женатых оперов не хотелось отвлекать от семейного очага. Его компания так и поняла, что он дезертировал от Клавы.
По управлению дежурил Николай Литовченко, который при любых происшествиях никогда не переносил времени обеда.
– Коля, давай определимся с обедом по времени. Ты пообедай пораньше, а потом мы с водителем съездим в одно место на обед, – предложил Виктор дежурному по управлению.
– Далеко поедите?
– Нет, через речку, на Софийскую набережную часа на полтора. Мы будем на рации и на телефоне, готовые выехать в любое место. Мне надо.
– Хорошо, только с этим делом ни-ни, не праздновать.
– Это лишнее, ты меня знаешь. На работе никогда.
– Может, я сейчас мотнусь до кумы на своей машине? Заодно и пообедаю.
–Только позвони, как доедешь, и оставь телефон. Я за пультом.
Николай отъехал от управления на своем стареньком «Москвиче» с грохотом, как «лягушонок в коробчонке», и через два часа вернулся. Виктор, взяв портфель с шампанским, выехал к Галкена милицейском «УАЗике». Машин в центре города почти не было и вскоре перед кинотеатром «Ударник» водитель Саша, с которым были знакомы еще по работе в отделении, свернул под мост и выкатил на Софийскую набережную.
– Включить мигалку для понту, в их дворе тихо, – попросил Виктор.
–  Может быть, погудеть сиреной.
– Нет, это лишнее. Вот здесь за красивым домом будет направо в подворотню, – Виктор посмотрел налево в сторону Кремля.
– Здесь направо?
– Да, да сворачивай, – ответил он, не отрывая взгляда от Кремля, – ой, не сюда. Стой, давай задом ты влетел во двор английского посольства.
Проезжая мимо будки охранника у ворот Виктор увидел растерянное лицо капитана милиции, ошарашенного проблесками милицейского маячка, а со вторых ворот к ним со всех ног бежал другой офицер милиции. На них была только форма милицейская, а на самом деле они были сотрудниками КГБ.
– Саша, давай быстро задом!
Машина быстро выехала из ворот посольства, и Виктор открыл дверь: «Извини командир, водитель неопытный. Перепутал ворота, а нам рядом в соседний дом».
Капитан стоял в недоумении, а они уже сворачивали в нужную подворотню. Перед въездом опять тормознули.
– Капитан, если есть вопросы, могу позже пояснить, а сейчас торопимся.  Надо?– выглянул из автомобиля Виктор.
– Нет. Все в порядке. Никто не заметил, – капитан махнул рукой своему напарнику. Знал бы он, что они торопились на празднование Пасхи.
Галка встретила в дверях и поцеловала в щеку.
– Мог бы без мигалки проехать по центру, – буркнул Вася.
– Видишь ли, Василий, я боялся, что шампанское нагреется, а если ты имеешь в виду, что тебя засветил, тот это уже произошло, мы с Сашей по ошибке залетели с мигалкой в английское посольство, – сказал Виктор.
– Саша, это правда?– у Васи расширились глаза.
– Да, это я перепутал подворотни, первые ворота проехал и не знал, что в посольстве их двое. Свернул в другие, а там тоже Англия, – пожал плечами Саша.
– Нет, мне пора отсюда валить, сейчас понаедут, – засуетился Вася.
– Не бойся, с их капитаном все отрегулировали, и он видел, что мы поехали в соседнюю подворотню. Василий, девчонки уже заждались шампанского, организуй, – предложил Виктор.
Из кухни вышла девушка с хрустальной ладьей салата оливье и остановилась перед Виктором. Он догадался, что перед ним Клава и одним взглядом сравнил оригинал с тем, что слышал о ней. Клава и правда оказалась хороша собой. Природа создала ее в полном совершенстве: среднего роста, стройная фигура, пышные волосы с каштановым отливом, прямой носик. Улыбка обнажила ее жемчужные зубы с симпатичным лицом. Она была образцом изящества.
– Клава, познакомься, это Виктор, – представила Галка. Клава кивнула головой и продолжила движение в комнату, где был накрыт стол.
Галка вопросительно взглянула на Виктора.
– Выше всех похвал, но я сегодня дежурю и через час должен быть на службе, – ответил он на немой вопрос.
– Да, я тебя не спрашиваю про сегодня.
– Галка, я же тебе говорил, что лучше мне с вашими подружками не общаться.
– Ну ладно, будет видно, пошли за стол.
Под «Буратино» они с Сашей перекусили основательно, и пока не начались танцы, удалились в управление. Ради приличия Виктор оказал Клаве знаки внимания, она на самом деле была красива и скромна, даже показалась ему тихоней, но в этой компании друзей никто не знал, что в его жизни случился поворот. Он уже реже вспоминал героиню романа в Севастополе и часто думал о Ларисе и ожидании будущей встречи. На следующий день позвонила Галка.
– Виктор, привет. В субботу у тебя не будет дежурства?
– Привет, привет. Нет, я один раз в месяц дежурю, а что такое?
– У Клавы будет день рождения, и она просила, чтобы я пригласила тебя. Ей самой неудобно, да она твоего телефона не знает. Ты будешь?
– Ты же знаешь, я слабохарактерный, и не могу, чтобы меня уговаривали красивые девушки. Буду обязательно, но только с тобой. А как же Василий?– Виктор скорее пошутил, чем спросил. Он считал Галку «своим парнем», а Вася мог подумать все что угодно в меру своей испорченности.
– У меня там другая компания, и Клава приглашала только тебя.
– А удобно будет, если я приду с тобой?
– Я думаю да. Правда, там будет парень, с кем я встречаюсь.
– И Вася не знает? Сплошные тайны мадридского двора, – хохотнул Виктор.
– Тебе лишь бы посмеяться. При чем здесь Вася? Я сказала Мише, своему парню о просьбе Клавы, чтобы я пришла с тобой.
– Хорошо, нельзя портить настроение имениннице. Подарок с меня, хотя я сам вроде него буду. Васе ничего не говорить?
– Да, это неважно, мы с ним просто однокурсники и вместе занимаемся.
– Все, пока.
Похоже, красавица-тихоня положила на него глаз. Галка доверительно сообщила Виктору, что Вася не герой ее романа, а тот строил планы на женитьбу. Бедный парень. Как все у них запутано. В одной компании гуляют с однокурсниками, а в другой ждет друг детства. А сколько таких компаний? Ничего сами разберутся. Лукин никогда не передавал друзьям даже самые достоверные сведения из первоисточников, как сейчас от Галки. А вдруг у них все срастется потом, а ты можешь все испортить.
Мир не без «добрых людей» и, конечно, все эти любовные рокировки стали известны Василию до начала дня рождения. Он надулся на Виктора и затаился, что пришлось ему кое-что объяснять. Конечно, только то, что касалось отношений его и Галки, которые ни к чему не вели, просто у них хорошие доверительные отношения, они симпатичны друг другу, не более. День рождения устраивала Клава, и они с Галкой там не командовали. В застолье принимали участие три подруги Клавы и ее родители. Практически планировалось знакомство с ее родителями. Виктора все это даже немного забавляло.
«Как можно быстро окрутить парня. Клава красива и неглупа, что сумела так быстро и четко всех расставить, – прикинул Виктор,– он пришел с Галкой, а остался практически наедине с Клавой. Года на три моложе его. Скоро диплом получит. Квартира трехкомнатная около ВДНХ, дочь в семье одна. В разговорах как бы случайно обронена фраза о приобретении семьей автомобиля с прицелом на будущего зятя. Судя по обстановке, семья в полном достатке. Чем не сети для одинокого опера? Да, Клава не так уж проста, знает, чего хочет, со стороны может показаться, что не день рождения, а идет их помолвка».
Виктор ни о чем таком не помышлял, да, и не мог этого сделать по одной причине. Она на один шаг опоздала и его сердце уже плотно занято, но даже если бы не встреча с Ларисой, то подобное склонение к семейной жизни пугал его своим подкупом, а от него всегда дурно пахло. Он к этому времени уже успел вкусить волюшки и свободы холостого парня, а сдаваться в квартиру с родителями, по сути, в чужую  семью, он отвергал всем своим нутром. Если он женится, то будет с женой, а родители только на чай. У Клавы родители видели зятя только у себя дома. И потом его не волновал квартирный вопрос, а езда на мотоцикле «Ява» нравилась больше, чем на «Жигулях».
«Надо как-то от этого мягко отъехать, чтобы не сильно разочаровать тихое семейство. Может, по-английски удалиться?» – решил Виктор.
По окончании торжества Виктор взял телефон Клавы и обещал в ближайшее время позвонить, когда будет свободен от службы. Предложение о походе в театр сразу отверг, сославшись на занятость, и тут же предложил взять инициативу в свои руки, когда освободится. Ничем он занят не был, и на следующий день позвонил Галке.
– Я прогуливаюсь здесь недалеко от твоего дома. Можешь выйти, хочу поговорить.
– Заходи ко мне. Чаем напою, у меня в гостях сестра двоюродная Люба.
– А это удобно?
– Вполне. Я жду.
Люба оказалась молодой замужней женщиной с внешностью симпатичной статной казачки, но с Украины. Она вышла замуж за москвича, и работала на Ленинском проспекте директором магазина «Молоко». При знакомстве они дольше, чем положено держали руки друг друга и по-доброму улыбались, глядя в глаза, что Галка тут же спохватилась.
– Виктор! Люба замужем, у нее дочь.
– Все красивые девушки замужем, что поделаешь. Опять опоздал.
– Это комплимент? А то все можно исправить, – засмеялась Люба.
– Я вам исправлю. Виктор тебя ни с кем знакомить нельзя.
– А еще сестра, сразу заложила. И я замужем, и дочь.
– Да меня это не остановит, – улыбнулся Виктор.
«Какой же я бабник? Что поделаешь, когда молодому и холостому встречаются так часто красивые женщины?»– Виктор разглядывал Любу.
– Вы сейчас договоритесь. Ты что хотел мне сказать? Пойдем на кухню.
– Да, в принципе у меня от твоей сестры секретов нет.
– Тогда рассказывай.
– Галка, как тебе понравился вчерашний день рождения?
– Честно говоря, не очень.
– Вот и я об этом, поэтому хочу мягко отъехать от этой ситуации, пока из нас никто никому ничего не должен. Клава хорошая девчонка, но я не  герой ее романа.
– Я извиняюсь, Клава это твоя подруга? – спросила Люба.
– Да, я хотела их просто познакомить, а она решила форсировать события, и вчера день рождения прошло по сценарию помолвки.
– Я ее понимаю, такого парня надо сразу брать в оборот, – засмеялась Люба.
– Люба прекрати, не пудри парню мозги, скоро муж приедет.
– Ладно, Галка, я ей позвоню и все скажу.
– Ты хорошо подумал? Может, просто не торопиться?
– Нет, я все взвесил еще там, на дне рождения. Да, ты и сама все заметила. А, может, ты ей сама и скажешь? Что я буду объяснять о чем-то, мы ведь даже толком не о чем не говорили, просто обещал ей позвонить. Я же тебе говорил, что не надо меня знакомить.
– Да, ты был прав, но я не ожидала от нее такого поворота.
– Галка, смотри, если тебе будет удобно ей сказать, что я не свободен, и ты об этом не знала, то сделай, потому что у меня это будет в любом случае грубей.
– Хорошо, попробую. Давайте пить чай или что-нибудь еще за знакомство, – сказала Галка.
–  И то, правда. Я там видела в холодильнике шампанское, – Люба открыла холодильник.
– Да, еще с Пасхи осталось. Твоя, кстати, порция, – сказала Галка.
Наполнив бокалы, Виктор произнес дежурный тост, стоя, согнув руку в локте:
– За прекрасных дам!
– Ты хочешь разлучить меня не только с подругами, но  и с сестрой, которой буду позже объяснять что-нибудь.
– Нет, Галка, твоей сестре я сам все скажу, если такое время придет, но обещаю говорить только хорошие слова.
Виктор поцеловал Любу в щеку, и она даже не шелохнулась от неожиданности.
– Все, девчонки, спасибо вам. Сняли камень с души. Мне пора, а то сейчас муж Любы приедет, и будет гадать с кем у меня встреча.
– Приятно было познакомиться, – Люба протянула руку.
   Виктор положил ее руку в свою большую ладонь и слегка потянул к себе. Люба подалась всем телом и сделала шаг навстречу. Они поцеловали друг друга в щеку.
– И мне очень приятно познакомиться, – сказал Виктор и направился к выходу, кивнув на прощание Галке, которая чуть опешила и часто моргала ресничками.
«Обаятельная женщина, хороша собой, приятна в общении, всего несколько минут знакомы, а кажется, что очень давно…», – подумал Виктор о Любе.
А Клава оказалась все-таки штучкой, тихой, но уверенной в себе. Галка, как обещала, объяснила ей, что не знала о занятости Виктора другой девушкой, и сейчас он укатил в командировку. Клава расценила это по-своему. Окружила вниманием Галкиного Мишку, который, видимо, был готов к этому, наслушавшись перспектив, нарисованных родителями Клавы на ее дне рождения для будущего зятя.
– Клава с Мишкой подали заявку в ЗАГС, – сказала Галка при встрече.
– Галка, видимо, Миша не был твоим, если он так легко потянулся за пряником. И это его устраивает. Хорошо, что это произошло сейчас, да, и Клава ему под стать или просто девушка созрела, а со мной облом получился. Про себя я не говорю, мимолетное знакомство, а вот у своей подруги парня, увести, о котором три дня назад даже и не думала. Совет им да любовь, если у них это присутствует. Ты не очень расстроилась? – спросил Виктор.
– Нет, ходила сама не своя, не могла оправиться от двойного предательства подруги и жениха.
– Еще раз говорю, хорошо, что сегодня, а не через десять лет. Если у этих людей такая натура, то они могли это сделать позже, и было бы еще больней. Забудь их как страшный сон. Пошли в кафе по шампанскому с мороженым.
 Прохладное шампанское привело ее в чувство. Девчонка повеселела.
– Не знаю, чтобы без тебя делала. Ты так спокойно все расставил по местам. Да и ты мог бы попасть в ее сети, а ведь вряд ли она полюбила тебя с первого взгляда. Просто видный парень с хорошей перспективой.
– Обычно в таких случаях противная сторона, как мы с тобой, должны пойти в ЗАГС, чтобы у них с Клавой что-нибудь треснуло, но у нас с тобой не тот случай.
– Дурачок, мы же с тобой друзья.
– Вот, и я об этом. Будем считать, что наши бывшие друзья не прошли проверку на вшивость.
– О тебе Люба спрашивала и передавала привет. Какой ты, однако!
– И ей тоже кланяйся. Хорошая у тебя сестра, а глазированные сырки у нее в магазине свежайшие, просто во рту тают.
– Когда ты только успел, – Галка расширила удивленные глаза.
Все-таки профессия научила его немного разбираться в людях. Как он быстро определил ситуацию на дне рождения и включил заднюю. Вообще-то неизвестно, что было бы, если б он не ждал встречи с Ларисой и не надеялся на долгие отношения с ней. Да ничего бы не было, мало ли красивых кукол вокруг.
Прошло три месяца, как она улетела в Самарканд. Три месяца разлуки показались для него вечностью. Виктор все чаще вспоминал короткие встречи с Ларисой и обдумывал, как подойти к ней с предложением руки и сердца. Он совсем ничего не знал о ней, и они не сказали друг другу тех слов, после которых предлагают руку и сердце, но интуиция никогда не подводила его. Виктор влюбился и видел по ее взглядам, что далеко не безразличен Ларисе. Морально он был готов к семейной жизни, а материальную сторону он давно поправил, готовясь к свадьбе после службы в армии, но не получилось.
Вечером того же дня прозвучал долгожданный звонок.
– Здравствуй, это я, – какие простые слова, но как дороги они были для него.
– Лариса, как долго тебя не слышал. Когда я смогу тебя увидеть?
–Я только прилетела в Домодедово и через два часа буду у Вики. Приедешь? Один или с друзьями?
– Если можно, один. Они, вероятно, уже отдыхают дома, – хотелось ему добавить, что они семью укрепляют, но оставил это на откуп своих друзей. Было бы нечестно подрывать их авторитет таким образом.
– Хорошо. Я немного устала с дороги и сегодня не до компаний. Приезжай один.
В гастрономе «Москва» он взял шампанское и самые изысканные закуски.Дверь открыла Вика.
– Привет, дождался свою красавицу. Проходи.
– Добрый вечер! – Виктор протянул пакеты Вике.
Лариса в джинсах и облегающей кофточке забралась с ногами на диван, а при входе Виктора  вмиг оказалась рядом и поцеловала его в щеку. Он слегка обнял ее за талию и ответил ей тем же.
– Как долго тебя не было, – сказал он.
– Вика мне сказала, что только ты ей названивал и интересовался, когда я вернусь.
– Но она молчала, как партизанка, только и слышал от нее слово «скоро».
– Я и сама не знала, когда закончу свои дела. Планировала за месяц, а получилось три.
– Надо было меня брать с собой, помог бы утрясти все за три дня, – улыбнулся Виктор.
– А у тебя в Самарканде есть знакомые? –спросила Лариса удивленно.
– Нет, я никогда там не был, а язык на что?
– Тогда в другой раз поедешь со мной, – улыбнулась Лариса.
– О, узнаю дары Узбекистана!– Виктор кивнул на стол с вазами клубники и темно-вишневой крупной черешни.
– А говоришь, никогда не был!
– Я в Самарканде не был, а в Ташкенте в прошлом году выступал на чемпионате СССР по пулевой стрельбе, да и кто не знает, что эти фрукты в начале июня только там созревают.
– Так ты к тому же и снайпер?
– Нет, просто мастер спорта СССР, а снайпера по сравнению с нами отдыхают, – похвастался Виктор.
Виктор разлил по хрустальным бокалам шампанское.
– С приездом в родные места, – сказал Виктор.
– До этих мест далековато, но все ровно спасибо. Твои друзья Вике не звонили, а как они поживают? – спросила Лариса, пригубив из бокала.
– Да я тоже последнее время бывал в Москве наездами. Все больше по Грузии лазил и с ребятами всего два раза виделся.
– А ты, случаем, не шлепнул их на дуэли?–улыбнулась Лариса.
– Были такие мысли, но они и правильные слова понимают.
– Так все-таки из-за меня не встречались? Мне бы не хотелось нарушать вашу дружбу.
– Мы и не ругались, я мотался по командировкам.
– И часто у тебя поездки?
– Пока молодой и холостой, вот меня руководство и гоняет по окраинам.
– А остальные женатые?
– Через одного, а я не только холостой, но и сообразительный, а молодость быстро проходит, потому скоро буду начальником, а они по командировкам не ездят.
– Все правильно. Скромность – верный путь к забвению, но тебе это не грозит. Как твой мотоцикл? – улыбнулась Лариса.
– Хоть сейчас.    
– После шампанского? Пожалуй, не надо, да и я чуть устала. Завтра можем?
– Только после работы, поближе к вечеру. Ты сегодня отдохни, хорошо?– Виктор посмотрел на усталый вид Ларисы. Теперь она была в двух шагах от его дома, а завтра пятница и можно пораньше закончить работу.
–Пойдем, я тебя провожу, – Лариса дошла до двери и поцеловала его в щеку, – завтра жду звонка.
Утром он позвонил своим коллегам в 17-ое отделение милиции и заказал столик в ресторане «Узбекистан» на вечер. Он еще не знал, как Лариса к этому отнесется, но без заказа в Узбечку не попасть. Ресторан славился вкусными и недорогими блюдами. Виктор узнал, что вечером к Вике должны были прийти Кочкин, Маньков и кто-то еще, потому договорился с Ларисой встретиться в три часа и покататься на мотоцикле. Ему надоели «колхозные» посиделки за большим столом, дешевый портвейн и танцевать ему хотелось только с ней, а не меняться парами через танец, как в сельском клубе. Да, и ребятам надо перед выходными заняться укреплением своих семей, у кого они были. Он чувствовал, что им с Ларисой  надо многое сказать друг другу, а им готовили очередные посиделки с танцами, на которых они могли лишь обмениваться взглядами. После ее возвращения он понимал, что произошла в их отношениях какая-то серьезная подвижка.
– Лариса, мотоцикл у подъезда. Небольшой дождь накрапывает, и боюсь испачкать твои наряды, но летные дожди долгими не бывают.
– Тогда у Вики соберемся, как обычно? – чуть с грустью спросила она.
– У меня предложение сходить вдвоем в ресторан «Узбекистан».
– Я бы с удовольствием, только спрошу у Вики, удобно ли будет убежать вдвоем? – сказала Лариса, – Вика, как ты смотришь, если мы с Виктором сегодня в ресторан «Узбекистан» сбежим от компании?
– И правильно сделаете, только я знаю в этот ресторан не попасть, а сегодня пятница.
– Вика, я столик заказал с утра.
– Конечно, идите, отдыхайте вместе, да и у меня гости долго не задержатся.
– Лариса, мне надо мотоцикл поставить в гараж.
– А можно мы вместе поставим? Я сейчас переоденусь и буду самой шикарной женщиной в ресторане. Твоей женщиной.
   От таких слов у Виктора голова пошла кругом, а когда она вышла из другой комнаты в нарядном платье, он засомневался, что в праве, провести на мотоцикле такую шикарную девушку. Платье было, несомненно, дорогое с явно цыганским фасоном и такой же расцветки, вернее с разными цветами, коротким рукавом и широким поясом, а вырез слегка открывал плечи и шею с безукоризненно гладкой  кожей и легким медным загаром Средней Азии.То ли искусная  портниха вложила душу в это платье, а скорее всего его шили за бугром. Кулон, серьги и перстень были с синими сапфирами. Вика и Лариса с улыбкой смотрели на его расширенные глаза и открытый рот. Виктор схватился рукой за сердце.
– Что плохо? – спросила Лариса.
– Нет, все хорошо. Я проверил свой пистолет. Оружие после командировки не сдавал. У тебя каждый камушек потянет ни на один мотоцикл, – Виктор глянул во двор. Асфальт был сухим, – ты не передумала ехать на мотоцикле?
– Только без шлема, чтобы не помять прическу.
– Хорошо, я повезу тебя, как хрустальную вазу, – улыбнулся Виктор.
   Из гаража отделения милиции ему пришлось съехать после поломанного заводского забора и заезда на второй этаж в приемную начальника. Теперь он ставил в гараж около дома Васи по Новослободской улице, где и сам ранее проживал. Они въехали с Ларисой во двор и около дома увидели его друзей Васю и Володю, которые как обычно в пятницу готовились к застолью. Виктор подъехал к ним.
– Лариса, познакомься, это мои друзья детства и коллеги, только из разных контор, Василий и Володя.
– Лариса!– представилась она.
– Лариса, которая уезжала в Самарканд? – спросил Вася.
– Василий, предложи Ларисе чашку чая и угости майским медом с грецкими орехами, а я пока мотоцикл в гараж поставлю, – сказал Виктор.
– С удовольствием, проходите, девушка, – он указал на крыльцо.
– Лариса, проходи в дом, я через минуту буду, – сказал Виктор.
Василий расщедрился и метал на стол все, что было в холодильнике и буфете.
– Володя, мне кажется, мы на сегодня потеряли партнера по преферансу, – сказал Вася, кивая в сторону Ларисы.
– Да и ваши деньги целей будут, – сказал Виктор.
– Я думаю, не только на сегодня, – улыбнулась Лариса.
Виктору эти слова были, как бальзам на душу, а Вася не унимался.
–А вы никуда больше не улетите, путешественница?– спросил он.
– Хочу через пять дней в Париж слетать, – сказала Лариса.
– А, может быть, в Лондон?– Василий произнес столицу Англии с ударением на последнем «о».
– Может быть, я еще не решила, – под общий хохот сообщила Лариса,– я пошутила и улетаю в Одессу.
– Ты и в правду улетаешь? – спросил Виктор.
– Да, по делам и на две недели, не больше, – сказала она.
– У меня отпуск в июне через неделю, можно я прилечу к тебе?
– Давай не будем о грустном. У нас с тобой еще пять дней, – тихо сказала Лариса.
– У меня завтра день рождения, и я всех приглашаю, –  Василий сделал предложение.
– А кто у тебя будет? – спросил Виктор.
– Только вы с Ларисой и Володей, да однокурсницы Галка с Людой. К обеду всех жду, а если кто придет раньше, то не выгоню. Поможете стол накрыть.Виктор, может,поужинаете сегодня с нами?
– Василий спасибо, мы так давно не виделись, и нам хотелось бы побыть вдвоем, – сказал Виктор, поглядывая на Ларису. Так с улыбкой одобрительно кивнула.
– Завтра жду, – сказал Василий.
В ресторане столик был заказан через директора Константина Матвеевича, потому и обслуживали их на уровне. Официант предложил шашлыки на мангале с углями, бутылочку Хванчкары им послали от директора. Русская эстрада чередовалась с мелодиями Узбекистана,и они забыли про закуски, пустившись в танцы. Им было гораздо веселее, чем в самой шумной компании друзей. После ресторана они вышли на Петровский бульвар и в полумраке их губы слились в долгом поцелуе. От Пушкинской площади до дома было два шага, но они потерялись во времени и пространстве, придя домой, когда заканчивалась короткая летняя ночь, и небо стало серым.
– Лариса, во сколько завтра разбудить тебя?
– Мне сейчас с тобой хорошо, и не хочу ни о чем думать, даже о завтрашнем дне.
– Хорошо. Завтра я зайду за тобой в час. На день рождения к чекисту не будем опаздывать?
– А что Вася из КГБ?
– Он работает в КГБ, и отец его оттуда, вообще это у них семейное. Да, причем здесь Вася ты же со мной, а он будет с Галкой.
– Да, нет, я так, – о чем-то задумавшись. – Хорошо, я тебя жду к часу дня.
Они еще долго целовались в подъезде, пока она не скрылась за дверью квартиры Вики.
Погода с утра была отличная, немного жарко по-летнему и совсем не хотелось пачкать рот алкоголем в обед за праздничным столом.  К вечеру, куда бы ни шло. Он позвонил Ларисе.
– У меня предложение прокатиться на мотоцикле, хочешь посмотреть Москву?
– С большим удовольствием.
Конечно, одежда у них не соответствовала мотоциклетной прогулке. Они, не сговариваясь, оделись в светлые костюмы с косынками на шее. Виктор использовал ее для укрытия лица от пыли и грязи. В  субботний день машин было мало, и он, сделав кружок вокруг Кремля, по Новому Арбату выехал на Воробьевы горы. Со смотровой площадки показал Москву. К  Василию приехали вовремя. Он постоянно рукодельничал дома с деревяшками, и Виктор подарил емунабор инструментов для резьбы по дереву. За столом Виктор пил компот из Васькиного подвала, сказав, что у него еще есть дела. Лариса выпила шампанского. На кухне Галка перехватила Виктора.
– Да, теперь я тебя понимаю, почему ты не хотел ни с кем знакомиться. Чувствуется, хорошая девчонка. Теперь ты остановился?
– Думаю да, но не парни имеют последнее слово в таких случаях.
– Ну, не тебе жаловаться. Мне кажется, что у тебя есть особая хватка в этом вопросе.
– Я тоже так думал до встречи с Ларисой, а теперь оторопел.
– Ну, парень, мне кажется, что мы скоро будем гулять на вашей свадьбе.
 Вася любил музыку и постоянно переписывал на магнитофон новинки с концертов.Вот и сейчас поставил песню «У деревни Крюково», которую до этого они не слышали: «Шел в атаку яростный сорок первый год…», а далее, «Так судьбой назначено, чтобы в эти дни у деревни Крюково встретились они…».
Песня прозвучала, как наваждение для Виктора, потому что он с утра наметил маршрут по Ленинградскому шоссе, именно в это место с Ларисой и тихо на ушко предложил ей прокатиться на мотоцикле. Он уже знал, куда повезет Ларису и что ей скажет. Плевать, что о тебе скажут или подумают друзья, он наклонился к ней и тихо произнесна ушко: «Давай уйдем!» Он понимал, что она должна войти в его жизнь и дело здесь не в друзьях.
Их побег не удался, но они заверили, что скоро вернуться, и их отпустили. Да, по их личикам, как выразилась Галка, было видно, что им не надо мешать. Им не нужны были слова, все в выражении их лиц и глаз, которые загадочно сверкали и в то же время были просты. Только ее глаза напротив и никого вокруг, но для этого нужно увести ее из компании.
– За последнее время мне больше всего понравилось твое предложение уйти вдвоем, – улыбнулась Лариса.
– Я попытаюсь делать тебе только приятные предложения, от которых ты не в силах будешь отказаться.
– Ты меня уже заинтриговал.
– Я почувствовал острую необходимость побыть с тобой наедине.
– Ты знаешь, у меня тоже появилось такое же желание, – сказала Лариса и подарила ему легкий поцелуй.
Виктор предложил ей подышать воздухом в лесу, и они сорвались через Химки за город. Он был в восторге, они вдвоем, она обняла его сзади, положив голову ему на плечо, полностью доверив себя. На 41-м километре он свернул направо за памятник воинам.
– Вот здесь та деревня Крюково, помнишь песню?– спросил Виктор.
– Так судьбой назначено, чтобы в эти дни, у деревни Крюково встретились они. Ты что, специально приехал сюда?
– Нет, совершенно случайно сегодня получилось. Мотоцикл сам нас прокатил по всем местам, которые посещают молодожены после  Дворца бракосочетания.  Здесь тоже одни свадебные кортежи.
Они шли по лесной тропинке, и Виктор чуть сзади собирал ландыши, потом подошел к ней и обнял сзади за плечи. Она обернулась и поцеловала его страстно в губы. Он протянул ей букет ландышей и преклонил колено.
– Лариса, я тебя очень люблю. Выходи за меня замуж. Мне так хорошо с тобой и за прошедшие три месяца я думал, с ума сойду без тебя.
Его сердце колотило и вот-вот выскочит из груди, но она обняла  и прижала его к себе. От долгого поцелуя у него голова пошла кругом.
– Я тоже очень скучала по тебе и только в Самарканде поняла, что люблю тебя. Я буду твоей женой, мой милый Люка!
– Когда пойдем во Дворец бракосочетания?
– Да, хоть сегодня.
– Сегодня суббота. Может быть, во вторник, не хочу делать такой чудный шаг в понедельник.
– Можно и во вторник, только в среду вечером я улетаю на две недели не больше,– сказала она.
– Я думал, ты шутишь с Васей.
– К сожалению, иначе нельзя. Мне надо решить одну проблему, чтобы быть вместе.
– Можно я тебя провожу, а потом прилечу к тебе. У меня отпуск намечается. Я тебе там не помешаю, буду вести себя тихо, просто я не смогу теперь без тебя так долго. Ты что по работе вылетаешь?
– Нет, лечу домой и с работы надо уволиться. Но давай сегодня не будем об этом. Я тебе потом все скажу, а пока не хочу думать о разлуке. У нас сегодня с тобой праздник и не хочу ни о чем другом думать. Мы с тобой решили быть вместе и это главное, а короткая разлука теперь не может нам помешать. Поедем быстрее к Васе, хочу всем объявить о нашем решении, чтобы никто на тебя не строил планы.
– Поехали, только у меня нет никого.
– Ну да. У такого парня и никого нет. Они просто притихли, и только уши развесь, окрутят, – засмеялась она.
Через полчаса они были за столом у Васи. Ребята подняли рюмки за их возвращение, а девчата уже пили чай с тортом.
– Василий, поставь песню «У деревни Крюково» и наполните все бокалы шампанским, – предложила Лариса. Мы только что были с Люкой у той деревни Крюково, где он сделал мне предложение, и я согласилась быть его женой. Василий, сегодня твой день рождения счастливый, так как он будет продолжен нашей помолвкой в ресторане «Будапешт», куда мы сейчас всех приглашаем, – сказала Лариса.
Компания на несколько секунд онемела, а потом принялась поздравлять. Виктор позвонил в «Будапешт» и заказал столик, сообщив метрдотелю Михалычу о причине гулянки. Лариса пригласила по телефону Вику.
– У тебя что, во всех ресторанах знакомые? Ты загульный? – спросила Лариса.
– Нет, просто их тоже иногда обворовывают, а меня они знают как хорошего специалиста по сыску.
– Ну ладно, не скромничай. Спасибо тебе. Как ты быстро превратил этот день в праздник, как на свадьбе!
В «Будапеште» их компанию обслужили, как обычно, с особым вниманием, но Виктор с Ларисой никого не замечали вокруг и весь вечер не отрывались друг от друга.
– Я хочу посмотреть, где ты живешь, это удобно? – спросила Лариса при выходе из ресторана.
– Что же здесь неудобного показать наше будущее жилище. Только квартиру, что рядом с Викой, нам недавно дали, и я пока проживаю на Новослободской улице. Мы какую будем смотреть?
– Сколько у тебя еще сюрпризов для меня? Наверное, ту, где будем вместе.
– Тогда на Лесную улицу, – сказал Виктор и через паузу, – но там нет мебели.
После ресторана пошли все пешком, но вскоре они остались втроем с Викой, которую проводили до дома и пообещали, что скоро будут. Его новая квартира была рядом с Миусской площадью, минуты три пешком. В квартире ничего не было, кроме лампочек и газовой плиты, в духовке которой была посуды из разных ресторанов, в которую ему упаковывали блюда, а тарелки шли в подарок.
Войдя в квартиру, Лариса ахнула от простора, вернее от пустоты, в которой их голоса сопровождались эхом.
–Да у тебя здесь богатые тарелки, – Лариса взяла в руки большие тарелки с рисунком темно-зеленого цвета с позолотой. О, ресторан «Советский». У тебя и там знакомые?
– Он рядом на улице Расковой, рядом с отделением милиции, где ты была со мной, а готовить иногда не бывает времени.
– Все понятно. Чтобы к моему приезду сделал ремонт и купил необходимую мебель. Можно я поучаствую финансово? – спросила она.
– Ты меня не обижай. Я все-таки мужчина и скопил кое-что, а за три месяца твоего отсутствия стал богаче. Мне же тратить не на кого было. Давай обсудим, какой ремонт сделать и что из мебели купить.
– Я тебе полностью доверяю. Сделай на свой вкус, а я что-нибудь тоже привезу. А чего до сих пор не переехал?
– Да, не с кем было, а при таких удобствах мог бы загулять,– улыбнулся Виктор.
– После обустройства не загуляешь?
– Уже нет.
– Ладно, пошли к Вике, – Лариса обняла его и поцеловала.
В квартире она пошепталась с подругой, и та открыла соседнюю комнату, предложив Виктору пока поставить чайник на кухне, но до чая не дошло.  Через несколько минут Лариса подошла к Виктору, молча взяла его за руку и повела в комнату…
Виктор проснулся рано и вспомнил, что сегодня воскресенье, а потому не надо спешить на работу и дежурный не сможет его найти по телефону в случае чего, потому что он в квартире Вики. Тихо приподнялся в локте на подушке, подпер ладошкой подбородок и любовался безмятежным сном Ларисы. Ее лицо не тронула бурная ночь, хоть сейчас на бал, как будто только прилегла и рассыпала золотые волосы по белой подушке. Ему до сих пор не верилось, что это произошло и она рядом с ним, а сколько продлится их счастье, не хотелось загадывать. Его немного смущало, что они оказались в квартире Вики, а не в гостинице или в его квартире, но в гостиницу их вместе не пустили бы, а в квартире не было мебели. Поэтому смущало его отсутствие своего полотенца, чтобы умыться и зубной щетки. Лариса открыла глаза под его взглядами и как будто догадалась, о чем он думает.
– Вика сказала, что рано утром уедет к сестре в гости. Она бы вечером уехала, если бы мы сказали о наших планах после помолвки. В моей косметичке две зубные щетки новые, красная твоя, – Лариса сладко потянулась под простыней и, расслабившись, обняла его за шею, поцеловав в губы. Он почувствовал, как она расслабилась в его объятиях. Снова все поплыло перед глазами, то качало, словно в лодке, то он проваливался в свободном полете в пропасть, а прикосновение ее теплой руки бросало в жар и в холод и все снова повторялось…










                Бутырки

             


 Утренний ветерок после грозы принес в комнату через открытое окно свежесть, и небо было ясным, ни облачка.  День обещал быть погожим.
– Вика приглашала нас на выходные в свою деревню Иваньково под Каширой, но теперь не получиться, вам всем завтра на работу, а мне готовить обед и встречать тебя с работы. Ты хочешь, чтобы я встретила тебя с работы? Я хотела бы провести оставшиеся три дня с тобой.
– Я счастлив от такой перспективы, но не хочу оставлять тебя на кухне у плиты. У нас не останется времени побыть вдвоем, да и на квартире Вики неудобно. У меня появилась идея съездить в деревню Иваньково, но на 100 км дальше Каширы. Там река Проня и сказочная природа.
– На мотоцикле поедем? Я согласна, но как же твоя работа?
– Этот вопрос я сейчас попробую утрясти.
Виктор позвонил домой своему начальнику Андрею Вайнеру.
– Андрей Михалыч, с добрым утром! Оперативная обстановка в районе позволяет мне попросить отгул на понедельник.
– Ты про обстановку сплюнь. За тобой ранее не водилось брать отгулы по понедельникам. Опять куда-то улетел? – спросил Михалыч.
– Нет, Михалыч, я в Москве, но ты угадал. Я улетел в полном смысле этого слова. Во вторник иду во дворец бракосочетания заявку подавать и хорошо бы получить пару дней отгула.
– Так это после заключения брака дают три дня, а ты только заявление подаешь. Эти заявки можно каждый день подавать.
– Михалыч, я же месяцами бываю в командировках и ни разу не спрашивал отгулы.
– Так командировки для тебя как поощрение, а выходные в командировках не входят в рабочие дни.
– Я не буду спорить, что входит, а что не входит, но выходные дни бухгалтерия оплачивает, а значит они рабочие. Михалыч  у меня особый случай и мне нужны эти дни. Моя невеста после подачи заявки в среду улетает в Одессу.
– Ты же в Севастополь летал! Хорошо, я за тебя рапорт напишу на два дня, только сам не улети вместе с ней. Надеюсь, на Одессе остановишься? Значит, скоро мы лишимся хорошего опера.
– Просто командировки придется делить на всех.
– Разберемся, отдыхай до среды, но по возможности позванивай мне, – сказал Михалыч.
– Все! Мы до среды свободны, – сказал Виктор Ларисе, положив трубку, – ты пока собирайся, а я мотнусь куплю нам на дорожку продуктов, да курточку возьму тебе для поездки на мотоцикле. Твои наряды не подходят.
Для мотоцикла его давно одели и обули друзья из команды МАДИ по мотокроссу, с которыми он иногда щипал себе нервы, а Ларисе досталась потертая кожанка, в которой он занимался стрельбой из пистолета.  В Северном речном порту Лукин взял в буфете теплохода литровую банку браконьерской черной икры из Астрахани, а у Николая Ивановича в гастрономе шампанского, колбасы, мяса на шашлыки да кое-что к чаю.  Он был уверен, что времени у них с Ларисой не будет готовить щи-борщи и каши.
После обеда они спускались по крутому склону к деревне Бутырки, в которой летом отдыхали его родители и где половина жителей приходились ему родней. Деревня Иваньково была в ста метрах от Бутырок по берегу речки. Виктор не специально привез Ларису познакомить с родителями, а побыть вдвоем на природе, но она сказала, что сама хотела предложить ему знакомство, но оставила решение за ним. Они посидели с родителями, под самовар попили чая с московскими гостинцами, а чтобы не стеснять их, да и самим быть посвободней, переехали в дом отдыха шахтеров. Он находился в лесу на берегу озера, что в двухстах метрах от деревни.
Им выделили отдельный домик, и соседние домики были свободными, так как шахтеры приезжали только в выходные попить водки. На озере была лодочная станция и все снасти для рыбалки. Условия, конечно, были спартанские, санузел на улице, умывальник, как в пионерском лагере, тоже на улице, а воду грели в ведре на электрической плитке или на костре. Все как в деревне, только они одни во всем лесу и это их устраивало. Мама предложила им домашнее питание, но они согласились только взять с собой банку парного молока, яйца, творог и сметану на завтрак. Их домик оказался на самом берегу озера, удочки можно было закидывать прямо с крыльца. Вокруг домика огромные березы распустили ветви до земли, а поодаль коренастый дуб раскинул причудливо изогнутые ветви с резными листьями. В траве краснела душистая земляника. Белые шарики ландыша салютом качались между длинных листьев.
– Лариса, ты не устала от поездки?
– Никакой усталости, только схожу на пристань умоюсь с дороги, а потом займусь устройством нашего быта, да и воды согрею, а то посуду нечем будет помыть.
– Полотенца и постельное белье в шкафу, а я займусь приготовлением мяса, как это делали наши далекие предки.
     Виктор наломал веток сухой березы и разжег мангал, который сложил из кирпичей, а сверху бросил несколько не рубленых поленьев. Огонь весело охватил сухой валежник, пустив вверх синюю струйку дыма. Присев на лавочку у пристани и поглядывая на огонь костра, он изредка бросал на Ларису взгляды, любуясь, как она по-хозяйски перетряхнула матрасы, подушки и заправила постель. Говорят, что человек не устает смотреть на воду и огонь, а что если между ними красивая женщина? Об этом никто не рассказывал. Перехватив его взгляд, она улыбнулась, подошла к нему и села рядом, положив голову на его плечо.
– Мне здесь уже нравится. А какая рыба в озере?
– В основном окунь и карп, а лучшая рыба у нас с тобой в банке. Пока угли нагорают, я предлагаю по бокалу шампанского с черной икрой.
– Так я этого только и жду. Я никогда не видела столько черной икры. Наверное, бешеных денег стоит?
– Литровая банка двадцать рублей.
– Тогда я понимаю выражение, есть черную икру ложками.
– Это тебе и предстоит сделать, – Виктор протянул ей столовую ложку и разлил шампанское по граненым стаканам, – за нас с тобой и окружающую природу.
– Да, это блаженство, – сказала Лариса, зацепив ложкой икру, поставила стакан на стол, и Виктор вновь наполнил его шампанским.
     Догорал летний день, и солнце медленно опускалось к горизонту в ярко-оранжевом цвете. Облака окрасились в розоватый оттенок. Верхушки деревьев покрылись сверкающей позолотой заходящего солнца, и вся эта картина отражалась на зеркальной поверхности воды, которую иногда нарушали всплески рыбы, вышедшей на вечернюю охоту. Мелкие рыбешки  ловили мошек, а за ними носились окуни с огромной пастью и в азарте выпрыгивали из воды. Еще бежала по озеру солнечная дорожка, а со спины из леса уже потянуло прохладой. Порыв ветра покачал макушки высоких  деревьев и стих. Тихонько заурчали лягушки по всему берегу, извещая, что ночь будет теплой. Слева в зарослях кустарника и тростника плюхались в воду утки, приводнялись как парашютисты, расправив крылья и выставляя лапы вперед. Они давно облюбовали это озеро, и скоро молодой выводок будут обучать плавать, а потом и летать. Разноголосое пение птиц все реже доносилось из леса. Они отряхивали перья перед сном и устраивались на ветках. Лишь неутомимые соловьи выдавали свои чудные трели в вечерней тишине.
– Я никогда не слышала такого соловьиного концерта!
– Это соловьи зазывают пением своих соловушек и к утру одиноких все меньше и меньше, – сказал он.
– Романтичный у них подход к этому делу.Мне жаль, что рыцари перестали петь серенады возлюбленным под их балконами.
– От Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей раздаются серенады, раздается стук мечей,– прочитал Виктор,– наблюдения ученых показали, что своими ночными песнями холостяки из соловьев объявляют всем, что пока еще не обзавелись подругой, а они совершают облет  гнезд, выбирая  подходящего супруга. Это продолжается до тех пор, пока соловьиха сама не сделает свой выбор. После их встречи соловей прекращает ночное пение  и только утром своим пением предупреждает соседей, что данный участок занят.
– Что-то мне шашлыков пока не хочется, – Лариса обняла его и страстно поцеловала. Дрожь пробежала по его телу, он бросил взгляд на берег озера, где догорал костер…
«Да и то правда, что-то я разговорился рядом с прекрасной женщиной …», – подумал он.
Последние языки пламени костра выхватили из темноты медленный,бесшумный полет Совы, как будто проплыло маленькое белое облако. Голубоватая дымка тумана зародилась над водной гладью и поползла на берега, дойдя до их домика. Моментально стих ветер, тревоживший деревья. Озеро утонуло в тумане и в нем больше не отражались ночные звезды и узкий месяц. Сама природа закрывала глаза, но только притворялась спящей. Многие обитатели леса не спали в ту ночь, не спали и они, догадываясь каким-то шестым чувством, что не может счастье быть долгим. Слишком хорошо им было вдвоем в этом небольшом лесу на берегу озера…
В предрассветный час лес ожил, и невидимый дирижер поднял волшебную палочку, в разных уголках птицы давали утренний концерт. Ветер шумел, переменно качая верхушки деревьев. Гасли по очереди звезды, будто в концертном зале гасили свет после третьего звонка. С появлением первого лучика солнца усилилось пение жаворонков, зависших высоко в небе, извещавщих, что день будет солнечным и без дождя. И как такой концерт мог обойтись без соловья, который запел совсем рядом с ними?
– Этот соловей так и не нашел свою подругу до утра? – улыбнулась Лариса.
– Холостяк давно охрип и пошел спать один, а этот утром поет от счастья, что в его гнездо прилетела подруга, – деловито сказал Виктор.
Он запустил руку в ее золотые локоны волос и страстно поцеловал, она прижалась к нему всем телом…
    Солнечные лучи рассеяли туман над озером, и от воды исходило легкое испарение, манящее к себе.
– Ты не хочешь поплавать в озере. Вода, как парное молоко, – спросил Виктор.
– Я бы с удовольствием, но не взяла купальник.
– Да здесь можно и без купальника. В лесу никого нет, а местные и на речку не ходят купаться, а сюда и подавно. Простыней накройся, а при выходе из воды я тебя встречу с полотенцем.
– Нет, одна я плавать не пойду, боюсь.
– Хорошо, я с тобой.
На пристани Лариса скинула простыню и смущенно прикрыла некоторые места руками, медленно ступая по песчаному дну. Он невольно ахнул от ее форм, и она быстро нырнула в воду. Виктор прыгнул в озеро с пристани головой, зная здешние глубины, и в следующее мгновение он вынырнул рядом с ней. Немного неумело двигая руками и ногами, она поплыла на середину озера, и он ее сопровождал, не касаясь тела. Она повернулась и зажмурилась от  ярких лучей солнца, на миг ослепивших ее. Золотистые локоны засверкали в лучах, и он обнял ее за талию, поцеловав в губы. Их тела соприкоснулись и ушли пол воду. Виктор сделал несколько махов рукой и заработал ногами, не отпуская Ларису. Они вместе выскочили, как поплавки из воды.
– Мы так пойдем ко дну. Здесь глубоко? – спросила Лариса.
– Метров шесть будет.
    Лариса быстро заработала руками и ногами в сторону берега, а потом долго плавала, но в трех метрах от пристани, что для Виктора было гораздо спокойнее. Вдоволь накупавшись, Лариса, пошатываясь, вышла из воды и на пристани, уверовав, что в округе никого нет, подставила обнаженное тело лучам солнца, которые быстро прогрели ее и высушили. Полотенцем она просушила волосы и накрылась простыней. Завтракали они на крыльце в простынях, как римляне после бани. На завтрак у них было шампанское и бутерброды с икрой, потому что без хлеба икра уже не шла. Да и завтрак этот был условным, так как время шло к обеду. Влюбленные не замечали времени, а после купанья в озере и шампанского, их губы вновь слились в долгом поцелуе…
Они очнулись от сладкой дремы, когда солнце уже клонилось к закату. Лариса улыбнулась любимому припухшими губами.
– Лауренция, если я сейчас не пожарю шашлыки, то до утра могу не дотянуть, да и шашлыки выкинем в озеро ракам.
– А ты почему назвал меня Лауренцией, – спросила она, расширив удивленные глаза.
– Ты же называешь меня Люкой, а не Лукой, так почему Ларису нельзя называть Лауренцией?
– Можно, просто это прозвучало как-то неожиданно, но мне нравится. А что здесь и раки водятся? – перевела она разговор на другую тему.
– Еще какие и просто тащатся от протухшего шашлыка.
– Так жарь его быстрее, я тоже хочу мяса и шампанского.
– Дубль два. Я опять развожу костер. Жаль фотоаппарат не взял.
– А я взяла, – она достала из сумочки последнюю модель фотоаппарата «Пентакс», который снимал в автоматическом режиме.
 Виктор взял фотокамеру в руки и долго разглядывал все ее прибамбасы. Он любил фотографировать, но о таком можно только мечтать. Он навел объектив на Ларису, прислонившуюся к березе, и нажал спуск, затвор звучно щелкнул. Она не переставала его удивлять: то синие сапфиры к вечернему платью, а теперь фотоаппарат стоимостью как «Жигули». Прямо Шахерезада Степановна из тысячи и одной ночи, а в Ларисе был восточный шарм и загадок не меньше, чем в той сказке, особенно на фоне костра около озера. Вечернюю тишину нарушал треск горевших дров, Виктор подбросил пару поленьев на край костра, чтобы огнем освещало шампуры. Сноп искр взметнулся в сумрачное небо, пляшущие языки пламени отразились на глади озера и привлекли мелкую рыбешку, за которой гонялись окуни, плюхаясь о поверхность воды. Огонь, добравшись до смолистых сучьев, вспыхнул красным пламенем и озарил ее лицо. В десяти метрах от берега темнела стена леса, а вокруг вросли в землю или стояли торчком несколько больших причудливого вида камней. Картина стоянки первобытного человека, не меньше, и Виктор не удержался, взял в комнате гитару и присел на камень. Лариса села рядом и положила голову ему на плечо. Он вспомнил, как они с друзьями на берегу реки разводили костер и пели песни Юрия Визбора, начиная с Домбайского вальса «Лыжи у печки стоят…» до их любимой песни полярных летчиков «Кожаные куртки, брошенные в угол…».
Лукин в этот вечер не мог и предположить, что в недалеком будущем ему выдадут форму летчика-испытателя с мехами и унтами и, конечно, с кожаной курткой, и будут у него командировки по всему Заполярью и даже на Шпицберген. А их роман с Ларисой сыграет в его перевоплощении чуть ли не главную роль, но в недалеком будущем.
    А пока для нее была другая песня Визбора, и пальцы послушно перебирали струны:
Ты у меня одна –
Словно в ночи луна,
Словно в степи сосна,
Словно в году весна.
Нету другой такой
Ни за какой рекой.
Нет за туманами,
Дальними странами.
В инее провода.
В сумерках города.
Вот ведь взошла звезда,
Чтобы светить всегда.
Чтобы гореть в метель.
Чтобы стелить постель.
Чтобы качать всю ночь
У колыбели дочь.
Вот поворот, какой
Делается с рекой.
Можешь отнять покой,
Можешь махнуть рукой,
Можешь отдать долги,
Можешь любить других,
Можешь совсем уйти,
Только свети, свети…
– Я никогда не слышала этой песни! – Лариса прижалась к нему и поцеловала:
– Это из походных у костра Юрия Визбора.
– А ты можешь подарить мне диск с его песнями?
– Винилок я не видел с его песнями, а с магнитофона перепишу, причем в его исполнении. Наши шашлыки могут превратиться в угольки, накрывай на стол.
– После такой песни и такая проза, – засмеялась Лариса.
– Ну, нету другой такой, – улыбнулся Виктор и поцеловал ее.
 После ужина он прокатил ее по окрестностям и показал деревню Иваньково, куда приглашал. Тихая неприметная деревушка из десяти домов и крайний из них принадлежал мельнику Кулешову. Они спустились на речку к мельнице, а потом к святому источнику Осаново. На высоте пяти метров из горы пробивался Святой источник Казанской Божией Матери, который наполнял колодец выложенный крестом из белого пиленого камня. Рядом с ним под небольшим навесом стояли многочисленные иконы. Проточная ледяная вода колодца уходила верхом через расщелину камней и по желобу с грохотом падала вниз на площадку, где толпился народ в ожидании окунуться в водопад. Еще древним грекам и римлянам были известны  великолепные антибактериальные свойства серебра, потому они хранили воду в серебряных сосудах. Святой источник содержал серебро с разными минералами, а, значит, протекал по серебряным жилам.
– В этом месте триста лет стояла часовня. Теперь от нее осталась часть фундамента да сам колодец. Часовня сумела пережить революцию 1917 года, когда взрывали храмы, и при немцах в 1941-ом она уцелела, а пятнадцать лет назад при Никите Хрущеве ее взорвали. Не нравилось партийным деятелям, что 21 июля, в праздник иконы Казанской Божией Матери, многие православные люди бросали работу и собирались у Святого источника. Только после взрыва часовни народу стало еще больше приезжать, а те подрывники вскоре все погибли при загадочных обстоятельствах: кто-то попал в аварию, кто-то утонул...
– Разве можно так с народом обходиться? Варвары так не поступали.
– Наши места исторические. Во времена средневековья, когда источник  не был освящен, его  называли в народе Иваньковским колодезем, а эти земли относились к нашим  Беломестным казакам.   
– Так твои прадеды казаками были?
– Мама сохранила фотографиидеда и прадеда в казачьей форме, все, что осталось от казаков после революции. Много веков они защищали Россию. Еще в средневековье воеводы обратили внимание на крутые берега реки Проня и обилие родников, выстроив здесь пограничные заставы от набегов татаро-монгол.
– Виктор, ты так интересно рассказываешь о своей деревне. Я знаю о казаках только из книги «Поднятая целина», но Дон далеко отсюда.
– Вы, девушка, плохо знаете географию. Река Дон берет свое начало именно в этих местах, а точнее в двадцати километрах на северо-запад.
– Тем более интересно. Расскажи о своих предках.
– С условием, что ты потом расскажешь немного о себе.
– Но мы же договорились, что ты не будешь меня торопить. Когда приеду, мы с тобой присядем здесь же на берегу озера, и я во всем сознаюсь чистосердечно. Так у вас называются признания?
– Хорошо, я согласен. Только в жизни моих предков ничего сладкого не было. Дед Иван Филиппович Харламов был выходцем из Тамбовской губернии, где крестьяне с самого начала не приняли советскую власть. В других губерниях одурачили крестьян лозунгом: «Земля крестьянам!» и не многие поняли обман, а Тамбовская губерния была полностью охвачена восстанием,  потому у них сложилась трагическая судьба.
– А как же твоя служба в органах?
– У нас сын за отца не отвечает, а тут деды. Хотя ты права, для работы в органах и за дедов могли не взять, но о деде Иване я и сам не знал, а потом в анкетах не было про дедов графы. Другой дед Алексей Лукин в 1930 году был осужден по 58 статье УК как шпион и десять лет провел в самых кошмарных лагерях. О Соловках слышала? СЛОН назывался – специальный лагерь особого назначения. Потому и сам не знаю, как попал в органы, причем изначально госбезопасности. Вероятно, райком партии сыграл в этом немалую роль.
– Да ты еще идейный коммунист?
– Я бы так не сказал. Скорее любопытство к прошлой жизни наших дедов, из которой сделали тайну за семью печатями. При заполнении анкет о дедах не спрашивали, но в архивах КГБ все документы о них в сохранности. Хотя мой дед Алексей до войны был реабилитирован, а про деда Ивана вряд ли что-то они знали, иначе не оставили бы в покое все их большое семейство. Мой дядя Тимофей Иванович, старший брат мамы, многое рассказал об их жизни на селе. Мама с малолетства воспитывалась у родственников в Москве и не могла ничего знать или боялась рассказывать.
Дядя Тимофей перебрался в Москву в первый год войны и поселился в деревянном доме около Дорогомиловского рынка. Рядом с Киевским вокзалом стояли торговые ряды, сколоченные из досок, и чего здесь только не было. От метро к дому дяди Тимофею как раз между рядами и была дорога, пока идешь, нанюхаешься запахов молока, сметаны, солений разных от грибов, рыбы да сала с чесноком. В одном углу трясли хвостами судаков и осетров, в другом петухи кричали из плетеных корзин и поросята визжали в мешках. Чего здесь только не было, а икру черную и красную продавали из бочонков. Правда, вначале 60-х все разом куда-то исчезло.
Я частенько бывал у дяди в гостях и не потому, что он угощал вкуснятиной разной и мог мастерски подбить набойки на каблуках, да еще с подковками, чтобы цокать по асфальту. Мне были интересны его рассказы о прежней жизни казаков на селе. Когда произошла революция в Питере, ему было десять лет. Его отец Иван Филиппович постоянно уезжал на заработки в Тамбовскую губернию, откуда был родом, и там проживала вся его родня. Однажды он вернулся раненый в ногу и лечился дома тайно, без докторов и в больницу не ходил. Поправившись, снова уехал на полгода. Только повзрослев сын узнал, что отец участвовал в восстании крестьян Тамбовской губернии. Судьба отца осталась загадкой для всей семьи, хотя по-другому и не могло быть в те годы, а может быть и сейчас. Тогда расстреливали не только участников восстания, но всю семью могли извести, кого к стенке, кого в лагерях на Севере, потому про те подвиги никому не рассказывали.
– А я не слышала о восстании крестьян в годы Советской власти, – удивилась Лариса.
– Ты и не могла слышать, потому что все засекречено до сих пор, а то восстание называют бандой Антонова.
– Про банду я слышала, а разве не так?
– Как можно было назвать бандой армию Тамбовских повстанцев в 50 тысяч штыков, с которой не могли справиться регулярные части Красной армии?
– Но тогда шла гражданская война с Деникиным и Колчаком.
– Кстати, армия Деникина была в два раза меньше. Дед Иван воевал в Козловском полку, потом город Козлов переименовали в Мичуринск. Их полк стоял возле мичуринских лесов в ста километрах отсюда, и он за два дня на коне добирался до дома. Леса там огромные с реками и болотами, потому зверья и рыбы вдоволь. Говорят, что последний повстанец партизанил в этих местах более двадцати лет до 1943 года. Недаром дедушка
Ленин говорил, что восстание тамбовских крестьян более опасно для Советской власти, чем все Юденичи, Колчаки и Деникины вместе взятые.
– Если он так сказал, то восстание было серьезной угрозой для власти.
– Поэтому ей дали окрас банды, но восстание имело серьезные исторические корни именно в этих местах. Мы не очень с тобой зарываемся в эту тему, так и про себя забудем, – Виктор обнял ее за талию, их губы слились в долгом поцелуе, пока она слегка не постучала ему по плечу.
– Я много разного слышала о тех временах, но про Тамбовское восстание ничего не знаю. Мне на самом деле интересно услышать от тебя. Если твой дедушка там воевал, то ты знаешь правду.
– Докопаться до истины сложно, а от кого ты слышала о тех временах?
– Так исторически сложилось, что в Узбекистан сослали столько народа, который был недоволен Советской властью, а я там проживала какое-то время и некоторые из них бывали у нас дома.
– Понятно. Тогда в двух словах, почему восстание случилось именно в Тамбовской губернии. Во времена первой мировой войны тамбовские земли обошли боевые действия, и они кормили чуть ли не половину России, а до того и Европе доставалось немало. Февральская революция  1917 года свергла царя-батюшку и тамбовские крестьяне поняли, что наступила пора забрать земли у помещиков. Торжественные и пустые обещания  Временного правительства лишь подогревали нетерпение и озлобленность крестьян. Именно в Козловском уезде в конце августа 1917 года вспыхнуло крестьянское восстание, которое подхватили в других уездах Тамбовской губернии. За неделю были сожжены более ста помещичьих  имений. Стихия самостоятельного захвата земель захлестнула деревни. Все попытки Временного правительства остановить крестьян были тщетны.  Войскам были приданы кавалерийские полки, а в сентябре прислали из Москвы отряды казаков, но те не торопились выступать против своих.
Тамбовские крестьяне фактически взяли земли помещиков сами еще до ленинского Декрета о земле. Однако крестьян слегка успокоило не войско. 13 сентября был опубликован акт о передаче  земли и хозяйственного инвентаря крестьянам в аренду. Это была победа крестьян, которых поддержало государство, потому они не приняли Октябрьскую революцию с лозунгом: «Земля крестьянам, фабрики рабочим». У них все уже было, а новая власть неизвестно как на это посмотрит.
После революции наступил голод и пошли комиссары с красноармейцами по крестьянским хатам выгребать зерно, угонять скот, обрекая хозяев на голодную смерть. Крестьяне не хотели становиться на сторону белых или красных, они желали, чтобы их оставили в покое, и сопротивлялись всем, кто пытался забрать у них последнее. Крестьянин мечтал избавиться от любой власти, которая относилась к нему как к  продовольственному складу и постоянно грабила, а кто сопротивлялся, убивала. Они видели, что грабят их не красноармейцы регулярных частей, а бывшие бездельники и голодранцы, которые не хотели и не умели работать на земле, а к ним присоединились китайцы, бывшие пленные немцы, мадьяры и прочий сброд. Излишки продовольствия, изъятого у крестьян, иногда уничтожались, так как его некуда было девать. Хранилища зерна и овощей устраивали в церквях, но и их не хватало, к тому же условия хранения не соблюдались, потому изъятое зерно и продукты мерзли и гнили. Хотя и в наши времена не лучше обстоит с хранением урожаев, – Виктор сделал паузу.
– Вижу потомка дедов-бунтарей, – улыбнулась Лариса.
– Мои деды не были бунтарями. Они были за власть Советов, но без голодранцев у руководства, которые не умели хозяйствовать. Из-за них в стране началась гражданская братоубийственная война, в которой многие не могли разобраться, кто и за что борется. Такое на Руси могли замутить только нехристи. 
– Коммунисты что ли? – она обернулась вокруг, но они стояли в чистом поле, и слышал их только ветер, – я надеюсь, ты не многим рассказываешь такое?
– Я по натуре бунтарь, но не идиот, и люблю свободу. Сегодня мне исторические места навеяли под трели соловья. Да ты от переселенцев Узбекистана и не такое слышала.
– Не только слышала, но и читала журнал «Посев», а тебе, коммунисту…
  Она оборвалась на полуслове и поцеловала его.
– Скажу больше, до перехода в Управление я был секретарем партийного бюро отделения милиции и на собраниях поднимал руку – «одобрям» политику партии и Правительства.
– С кем я связалась!– улыбнулась Лариса.
Они подошли к водопаду, вода ударялась о камни и брызги разлетались вокруг, играя на солнышке. Подставив ладони, попили ледяной воды.
– По преданию несколько веков назад над колодцем явилась чудотворная Казанская икона, и здесь решили построить часовню. Родник прославился не только вкусом воды, но и целебными свойствами, а набранная вода 21 июля имеет особые свойства исцеления. Под струей ледяной воды надо пройти три раза, тогда «смоются все грехи» и  здоровья наберешься на весь год, – сказал Виктор.
– Ты считаешь, что нам пора смывать грехи?– смущенно улыбнулась Лариса.
– Сегодня не получится. Под желобом надо купаться ночью и голыми, да и какие у нас с тобой грехи, – сказал Виктор и, набрав в ладони ледяной воды, трижды сполоснул лицо. Лариса последовала его примеру.
Преодолев овраги, они через десять минут поехали к своему домику на берегу озера.
– На сегодня культурная программа закончена, а завтра могу предложить на выбор посещение Куликова поля или на родину Есенина – село Константиново, – сказал Виктор.
– Интереснее было бы на родину Есенина, а это далеко?
– Час езды отсюда и к Москве ближе, а Куликово поле в другую сторону от Москвы, но тоже рядом.
– Я больше люблю стихи Цветаевой или Ахматовой, но если Есенин ближе, то поедем.
– В Константиново река Ока с крутыми песчаными берегами и красота необыкновенная. Мне там нравится посидеть у большой березы на лавочке на крутом берегу. А ты знаешь, что Есенин летом 1921 года посещал ваш Самарканд?
– Нет, об этом я не знала. Расскажешь?
– Если в двух словах, а подробно расскажу, когда приеду в Самарканд свататься.
– Сначала женишься, а потом свататься. Мне кажется, ты что-то перепутал.
– Ну, знакомиться с твоими родителями, так вот Есенин приехал в Туркестан со своим другом Колобовым, работником наркомата путей сообщения,  в его прицепном бронированном вагоне,  в котором они и жили  во время пребывания  в Ташкенте. Средняя Азия была охвачена гражданской войной. Вечерами Есенин посещал революционный театр сатиры с Еленой Макеевой или бывал у нее в доме. Отец Елены Гаврила Михайлович когда-то работал  торгпредом в Иране и хорошо знал консула Ахмедова, который бывал в их доме. Он и пригласил молодую пару погостить в загородной резиденции консула в Самарканде. Есенин за три дня пребывания в этом городе проникся любовью к неподражаемым голубым куполам древних храмов.
– Вот ты в Ташкенте бывал, а в Самарканд не заехал.
– Тогда я не знал, что могу тебя там встретить, – улыбнулся Виктор.
После полуденной жары солнце пошло к горизонту, от деревьев и кустов побежали длинные тени, а от озера потянуло в лес приятной свежестью. Под легким ветерком шуршит листва березы, со всех сторон перекликаются птицы и соловьи тут как тут. Приятный летний вечер, тепло и уютно. Сама природа создала им комфортный отдых. Их губы слились в долгом поцелуе. Они снова молчали, потому что их губы постоянно были заняты поцелуями. Им было хорошо вдвоем. У каждого свои мысли и чувства, охватившие влюбленных в надежде на  безмятежное будущее…
     Однако Виктор с тревогой посматривал на Ларису. В их распоряжении остались сутки, по истечении которых она должна уехать. Не так далеко и всего на две недели, но и в прошлый раз она улетала на месяц, а не было три. Сколько времени вместе и согласилась выйти за него замуж, а кроме подруги Вики, он о ней ничего не знает. Она обещала все рассказать о себе после возвращения, и он ей верил. Лариса так мило уходила от его вопросов, что он не хотел быть назойливым в них. В конце концов, какие ответы могут изменить его отношения к ней? Да никакие!
Утром проехали через старинный город Михайлов и на окраине Рязани свернули в сторону Москвы. Через двадцать километров направо к реке Ока. Село Константиново встретило их синими тучами, но дождем не пахло, а тучи над Окой здесь частое явление. С высокого берега открывается чудесный вид на заливные луга со стадом коров. За лугами множество озер и темнеет на горизонте Мещерский лес, простирающийся на сотню километров. В такое тихое утро река течет неторопливо, спокойно, и зеркальная поверхность ее играет всеми утренними красками неба, то синевой, то серебром отдает. На краю обрывистого берега большая береза и рядом лавочка на пеньках.
– Лариса, присядем, здесь часами здесь можно смотреть вдаль и картины меняются постоянно. Такой простор, что не окинешь оком, а ведь прав был поэт.
– Даже мой широко угольник не берет, – Лариса в несколько снимков сфотографировала панораму реки.
– Вот справа русло реки солнышко осветило, скоро и до нас доберется.
– А может быть, погуляем немного и поедем солнышку навстречу в сторону дома? – сказала она.
– Пойдем, посмотрим, как Есенин жил в деревне, да чаю выпьем на дорожку из самовара с пирожками в деревенской избе:«Гой ты, Русь, моя родная, Хаты – в ризах образа… Не видать конца и края – Только синь сосет глаза…»
– Чай в обычной русской хате? С удовольствием, – сказала Лариса.
– В Константиново так и хочется вспомнить: «Если крикнет рать святая: „Кинь ты Русь, живи в раю!“ Я скажу: „Не надо рая, Дайте родину мою!“»
– Виктор, давай мы подадим заявку не сегодня, а когда я вернусь. Ты меня не разлюбишь за это время? Мне надо поменять паспорт.
– Хорошо. Штамп в паспорте о браке не самое главное.
– Спасибо, что понимаешь меня и не задаешь вопросов. Я тебя очень люблю. Давай вечером загуляем по поводу моего отъезда.
– Ребят пригласить?– спросил он.
– Мне все равно. Они мне теперь не мешают общаться с тобой.
– Так тебе они тоже мешали?
– Еще как.
– Тогда пусть приходят все. Мы Вике еще не надоели?
– Ничего, один день потерпит, – сказала она.
Вернулись они в Москву по Рязанскому шоссе к обеду.
– Давай заедем ко мне на работу по пути, я оружие сдам, – сказал Виктор.
– Я сама хотела посмотреть, где работает комиссар  Мегре, а кабинет покажешь?
    Вскоре они выехали на Лубянскую площадь, и Лариса стукнула  его по шлему:
– Это здесь? – показала она на мрачный серый дом.
– Нет, чуть дальше, – Виктор свернул во двор дома 11 по Сретенке.
   На втором этаже заглянул в кабинет Андрея Михайловича и доложил, что прибыл без замечаний.
– Ты заходи, прикрой дверь и расскажи, когда ты успел в Одессе невесту найти?
– Михалыч, это потом. Я приехал не один, а мои коллеги, как всегда на задании?
– Да, только дознание и детские работники на месте, а ты не один, с ней что ли?
– Да она в моем кабинете.
– Так познакомь, я сгораю от любопытства, кто мог тебя так быстро окрутить на женитьбу.
– Лариса, познакомься с моим начальником, кто подарил мне отгулы, чтобы мы могли спокойно отдохнуть перед решающим в жизни шагом.
– Андрей Вайнер, – представился тот и, увидев ее удивленные глаза, добавил, – нет, не писатель, просто однофамилец. Вас можно поздравить с подачей заявления на бракосочетание.
– У нас сегодня еще время есть, но мы решили переложить это мероприятие до возвращения Ларисы.
– Это вам решать. Чай, кофе, а может, что покрепче?
– Чашка кофе мне не помешает, – сказала Лариса.
– Заходите ко мне, – пригласил Михалыч.
  Виктор достал из сейфа колодку с патронами и разрядил пистолет, выложив восемь патронов из магазина.
– Лариса, я бегом к дежурному, пока не чухнулись, что я оружие не сдал после командировки, а тебя пойдем, провожу к Михалычу.
– Можно я тебя здесь подожду, а потом вместе пойдем?
– Хорошо, я быстро.
Виктор договорился с Михалычем, чтобы его не искали до утра, и они поехали к Вике домой. Лариса сняла кожанку и передала Виктору.
– У меня есть предложение на сегодняшний вечер. Хочу пригласить тебя в ресторан на ужин и побыть вдвоем. Больше никого не хочу видеть. Езжай домой, приведи себя в порядок, и я тебя жду у Вики.
– Но можно я закажу столик? В каком ресторане ты бы хотела?
– Разреши мне сегодня самой покомандовать и сразу предупреждаю, что за стол плачу я, – отрезала Лариса.
– Лариса, может быть, пересмотрим финансовую сторону данного вопроса?
– Тогда у Вики на кухне будем варить пельмени. Ну, разреши мне сделать самой для тебя что-нибудь приятное.
– Все сдаюсь и поехал приводить себя в порядок.
   После душа Виктор бросил на стол покрывало и отпарил брюки, костюм и рубашку с галстуком. Он готов был отпарить и носки по такому случаю. Лариса пригласила его в ресторан и совсем не финансовая сторона его волновала в этом вопросе, а что она пригласила и сняла с него все беспокойства по заказу столика. Что за женщина? Он надел пиджак и обнаружил, что он заболтался на нем, как на вешалке. За три дня проведенные на озере можно было перешивать пуговицы на десять сантиметров, поэтому он решил его не застегивать. У Вики он  продемонстрировал Ларисе свой пиджак, и она залилась звонким смехом.
– Идем, поймаем такси, – предложила она.
– Можно, хоть это я сегодня сделаю? Куда нам ехать?
– В Метрополь.
– Куда, куда?
– В Метрополь, – повторила она, – там тоже кухня неплохая.
– Мы с ребятами обычно обходим стороной это заведение, чтобы не было вопросов у смежников.
– А кто такие смежники?
– Так у нас называют сотрудников КГБ, или старшими братьями.
– Да мы с тобой не каждый день туда ходим и на свои кровные рубли, потому один раз можно. Расслабься, – улыбнулась Лариса.
 Этот ресторан находился в Свердловском районе, где он работал, и, возможно, его не знали спецслужбы в ресторане как опера, но наверняка обратят внимание на молодую пару, особенно на Ларису – ее нельзя было не заметить. Их столик в ресторане был недалеко от фонтана, от которого веяло влагой и свежестью. Виктор полностью доверился вкусу Ларисе по части блюд и напитков. Ему нравилось наблюдать, как молодая девчонка, совершенно непринужденно вела себя с официантами при заказе. Он тоже не тушевался в ресторанах, но ходил именно в те рестораны, в которых знал по работе руководство. Здесь было видно, что Лариса не является постоянным клиентом этого заведения. Вопросов к ней было предостаточно, откуда у простой на вид девчонки гарнитур из синих сапфиров, фотоаппарат «Пентакс» и, наконец, Метрополь? Ответы были только у нее, но она сказала: «Потом». Ему хорошо было с ней, и она отвечала взаимностью, что он считал самым главным в их отношениях, а остальное мелочи и она не собирается долго секретничать.
– Хочу обратно в твою деревню Бутырки, и уезжать никуда не хочу.
–Давай я прилечу к тебе. Мне теперь трудно с тобой расставаться надолго.
– Я тебе завтра позвоню после двух и скажу.  Сегодня мне  грустно и очень хорошо с тобой. Ты во мне все перевернул в моей тихой и беззаботной жизни. Теперь я знаю, чего мне не хватало в жизни.  Это тебя.
– Таких слов я никогда не слышал. И почему мы должны расстаться?
– Поверь мне. Это короткое время, но иначе нельзя.
Они долго гуляли по ночной Москве и вернулись к Вике.  Она одна сидела на кухне за чашкой кофе, ждала их…










                Рейс 715

         

Лариса собиралась в дорогу, а он рано утром убежал на работу. Михалыч как обычно провел пятиминутку с оперативниками, и они разъехались по заданиям. Лукин, сославшись что ему надо оформить оперативные материалы, остался в кабинете. Он обложился делами, но в голову ничего не лезло, взгляд был на телефонном аппарате, но он молчал. Лариса позвонила, как обещала, после двух часов дня.
– Здравствуй, это я! Виктор, прости меня. Хотела тебе написать обо всем в письме, но решила позвонить, как обещала. Не могу я так расстаться, хочу тебя видеть, если можешь, приезжай в «Шереметьево» я уже на регистрации, – Лариса сделала паузу, – рейс 715 Москва–Париж–Нью-Йорк в семнадцать часов.
–Ничего не понял, почему Шереметьево?
– Приезжай, я все расскажу.
– Хорошо, я уже в пути.
«Почему Париж, да еще Нью-Йорк. Хотя Париж был. Она хотела туда лететь, но мы смеялись», – подумал он.
Мотор «Явы» ревел на пределе. На перекрестке у «Динамо» сотрудник ГАИ не успел даже поднять вверх свою палку, а в зеркало заднего вида Виктор увидел, как тот грозит ей ему в след. Скорость была под 140, и через несколько минут он был в аэропорту.
Лариса стояла уже за никелированным барьером после регистрации. Даже со своим удостоверением он не мог перейти за барьер. Она тихо всхлипывала, по ее лицу текли слезы, увидев его, помахала рукой.
– Не смотри на меня, я неважно выгляжу. Очень хотела тебя увидеть перед вылетом и еще раз сказать, что люблю тебя. Не могла тебе рассказать о себе, боялась, что мы могли бы сразу расстаться, если бы ты узнал правду в первый день нашего знакомства, а мне хотелось продлить нашу встречу как можно дольше. Спасибо тебе за сказочные дни, что провела с тобой.
– Ничего не понимаю, что ты должна была рассказать, почему расстаться? Куда ты улетаешь? Почему ты здесь? Что случилось?– Виктор сыпал вопросами, понимая, что произошло что-то непоправимое.
– Самое главное, что мы любим друг друга и хотим быть вместе. Ябуду стараться, чтобы все сбылось, а лечу домой в Париж. Виктор, я француженка и зовут меня Лаура.
– Это не причина для разлуки. Ну и что такого страшного, Лариса или француженка Лаура?
– Я замужем.
– Да, это немного меняет дело, но не самое страшное. Или что-то еще мне не сказала?
– Мне нравится твой оптимизм. Я сказала все, и что нам этого мало? Раньше я боялась тебе сказать хоть что-то. Можно я тебе буду писать? На адрес Вики.
– Как долго я тебя не увижу? Почему Вике, а не мне?
–Ты лучше меня должен знать, почему не тебе. Я думаю вернуться месяца через два и, если ты не передумаешь, то к тебе навсегда. Ты пока обдумай хорошенько все новые обстоятельства. Как у тебя будет со службой, если женишься на мне? Поэтому и буду писать на адрес Вики. Вот адрес моей мамы в Самарканде, – Лариса протянула листок бумаги, – это на всякий случай, чтобы мы не потеряли друг друга по жизни. Подружка хорошо, а мама надежнее. Она про тебя знает в двух словах. Поживем, посмотрим.
– Давай об этом не будем. Ты возвращайся, а я все придумаю. А чтобы потеряться ты об этом и не мечтай. Забыла, с кем связалась?
– Как можно забыть, месье Люка, твою профессию сыщика?  Я знаю, почему тебя люблю. Ты ненормальный, ну, не такой, как другие. С тобой, наверное, будет очень интересно. Я буду с тобой. Только не торопись жениться на другой. Я прилечу и все равно тебя заберу.
– Не говори глупостей. Я тебя очень люблю и могу отказаться от тебя только в том случае, если ты этого захочешь.
Уже несколько раз объявляли посадку, к ней подошла миловидная девушка в форме гражданской авиации и  персонально предупредила.
– Я тебе обо всем напишу. Не обижайся за мой обман. Я боялась тебя потерять.
 Они расходились в разные стороны от барьера, пытаясь изобразить улыбку на лице, но с него невольно  падали слезы, а к горлу подкатывал ком. Они отчетливо понимали, что им предстоит пройти прежде, чем они будут вместе, а будут ли? Взмах рукой и он потерял ее из вида. Выкурив несколько сигарет на перроне аэропорта, Лукин тронулся в контору с одним вопросом, почему такое «счастье» и все ему. Он только сейчас начал понимать, что произошло.
«И душу по этому вопросу некому излить, да и зачем? Лишняя информация для спецслужб и не больше. Как сложится у нас жизнь, кто знает?  Надо же – Лаура.  Что ж поживем, посмотрим, так мы с тобой выразились? Что-либо изменить или что-то сделать по этому вопросу не могу, а только недавно, час назад мне казалось, что все по плечу и все могу,– Лукин пытался найти ответы на многие вопросы, – Лариса пыталась сказать правду о поездке в Париж, но Вася превратил это в шутку, и она пошутила с Одессой. Потом она попросила разрешения называть его Люкой, как помощника комиссара Мегре. На первой встрече он обратил внимание на красивые оттенки ее волос. Таких Лукин не видел ни у одной женщины. Черные, белые, рыжие волосы, но у всех цвета одинаковые, как и французские духи «Клима», у всех одни и те же. Это были все ее «проколы» о принадлежности к Франции, по которым можно было бы задать вопросы, но не возникло ни малейшего подозрения, что она оттуда, а синие сапфиры и фотоаппарат «Пентакс»? Да, вопросов было много, но ты ждал на них ответов от нее, вот и дождался. Сразу было видно, что Лариса далеко непростая девчонка, но такое не могло даже присниться».
Вернулся на работу и первым делом позвонил Вике:
– Вика, ты все знала?
– Да, конечно, но она попросила меня молчать. Лариса любит тебя, поэтому так поступила. Она тебе напишет обязательно на мой адрес. Сам понимаешь. Твоя работа и ее замужество к этому обязывает, а ее муж Мишель к моему адресу привык, так что сможешь написать письмо через меня.
– Ладно, конспираторша, спасибо, успокоила.
–Это не я шифруюсь. Ты заходи в гости на чай, сосед.
– Как-нибудь. Если что-то будет от нее, позвони.
Он понял, что пока не готов к работе и лучше сегодня ничем не заниматься, а поехать к друзьям расслабиться.
Во дворе встретил Василия, и тот предложил чашку чая.
– А, может, что-нибудь перед чаем? – спросил Виктор.
– Если есть желание, то можно. У нас в институте сессия началась, и девчонки скоро придут заниматься, но мы понемногу.
«С Василием можно выпить, уж ему-то он точно ничего не расскажет,– прикинул Виктор,– молодой чекист может потом не уснуть.  Будет всю ночь отписываться о каждом контакте с француженкой, а что он доложит, сомнений не было. У них с этим делом строго, не доложил вовремя, вышибут с работы в момент. А у тебя на службе что, по-другому, но ты, похоже, не собираешься никому докладывать».
Эти мысли немного развеселили его. Много раз он шутил с друзьями и коллегами, но сама жизнь пошутила с ним жестко. Впервые в жизни он сделал предложение женщине, ни на минуту не задумываясь и не сомневаясь в своих чувствах, и получил в ответ такое же откровенное согласие. Помолвку отпраздновали, все по-взрослому, но обстоятельства оказались выше их. Время покажет. Поживем, посмотрим.
Лукин знал много примеров, когда иногородние девчонки цеплялись за москвичей, чтобы переехать жить в Москву, а Ларису, похоже, столица не интересовала, и было очень похоже, что ее интерес в этом шумном городе был только в нем. От этих мыслей уходили на дальний план ее замужество и принадлежность к Франции. Что же их ждет впереди?
Через час завалилась шумная компания студенток во главе с Галкой.
– Продолжаете праздновать помолвку мальчишником?– она кивнула в сторону стола с выпивкой и закусками,– чувствую, сегодня занятий не будет. Девчонки есть возможность увести жениха, пока невеста улетела.
– Что вам налить? – спросил Виктор.
– Я бы выпила немного шампанского. Виктор, все в порядке? Подали с Ларисой заявление? Проводил? – спросила Галка.
– Да, только что проводил, а подачу заявки отложили до ее возвращения, – Виктор наполнил бокалы шампанским.
– Это же недолго, не успеешь соскучиться.
– Вполне возможно,– протянул Виктор и задумался, – пойду, перекурю.
   Через минуту Галка стояла рядом на крыльце и пытливо взглянула на него.
– Что случилось? Я вижу по твоему лицу. Что-то ты, парень, загрустил.
– Все нормально. Проводил, поэтому немного грустно.
– Тоже мне нашел предмет для грусти. Сел в самолет и ты через два часа в Одессе. Ты же в отпуск собирался.
– Не так все просто, Галка. Она замужем.
– Надо же. Такая молодая и замужем. Ей нет еще и двадцати? Хотя с такой внешностью вы не даете долго гулять девушкам. Но вы же решили быть вместе или передумали?
– Не передумали, а еще больше хотим, но ее замужество не самое страшное в преодолении преград между нами.
– Какие могут быть еще преграды, если два любящих человека хотят быть вместе? – Галка даже заулыбалась.
– Я тоже так недавно думал, но оказывается, бывают. Галка, мы с тобой друзья и об этом никому. Особенно Василию, иначе он надолго сон потеряет.
– Ты меня заинтриговал.
– Помнишь, Лариса сказала, что улетает в Париж?
– Конечно, мы тогда еще посмеялись, и она сказала, что летит в Одессу.
– Правильно, только зря мы смеялись. Она улетела в Париж.
– Как в Париж? Почему? Она там работает?
– И живет. Она француженка и живет в Париже.
– Не может этого быть!
– Я бы тоже этому не поверил, но сам ее проводил и услышал  все от нее. Да и зовут ее Лаурой.
– Вот это дела. Долго же ты выбирал ее одну единственную. Что же теперь будет? К чему же тогда спектакль с помолвкой?
– Это у нас получилось от души. Она боялась, что мы сразу расстанемся, если я узнаю кто она. Ладно, поживем, посмотрим.
– Не пожалеешь, что Клаве не сдался? Жил бы сейчас без забот.
– Никогда в жизни, чтобы на все готовое и с чужими людьми. Самому себе противен будешь.
– Вот теперь я тебя узнаю. Мне, кажется, что у вас с Ларисой все будет хорошо. Красивое имя Лаура. Почти как Лариса. Вы с ней, похоже, артисты еще те и друг друга стоите. Ничего, что-нибудь придумаете, чтобы быть вместе. Я видела ваши личики после поездки в Крюково, когда ты сделал ей предложение. Было видно, что ваш брак уже состоялся, а штамп в паспорте не самое главное. А с тобой случилось именно то, что ты искал так долго. Тебе же не нравились простые решения в семейной жизни. Вот и получил, – Галка сказала с улыбкой и явно не со злорадством.
– Галка, хороший ты парень. С друзьями я не мог бы этим поделиться.
– Ну, спасибо тебе. Я понимаю, что мы друзья, но я далеко не парень,– она взглянула на него с грустинкой.
          У Виктора впервые запало подозрение, что не совсем она по-дружески к нему относилась. Она же молодая симпатичная девушка. Об этом он как-то не задумывался. Он вспомнил ее взгляд на дне рождения подруги Клавы, когда его охмуряли на семейную жизнь. Было видно, что Галке не понравилось поведение подруги, хотя сама и познакомила с ней Виктора. Разве можно понять, что на самом деле у девчонок на уме.
Так в жизни Лукина появилось серьезное обстоятельство, о котором не следовало бы знать его руководству и тем более «смежникам» из КГБ. В органах МВД действовал приказ, предписывающий сотрудникам письменно докладывать руководству обо всех контактах с иностранными гражданами. Лукину не нравилось в этом приказе слово контакт, потому что их отношения с Ларисой или вернее с Лаурой, не подходили под эти понятия. Не мог он написать рапорт, что имел неоднократный контакт. Коммунисты провели бы разборки его «залета» на заседании партийного комитета, а душевного стриптиза он не мог допустить. Одни чесали бы языком от зависти, другие от своей дури и Виктор решил никому не докладывать об отношениях с Ларисой, а тем более об их планах на будущее, которые не вызывали у него никаких сомнений. Время покажет. Пока ему виделась жизнь только рядом с ней, но он понимал о призрачности мыслей и безвыходности влияния на дальнейшие события. Он ничего не мог сделать. Можно было только расстаться и забыть, но уже и этого он не мог сделать, потому что влюбился как мальчишка, и разлука была верхом несправедливости. Хотелось как можно скорее получить от нее весточку о том, что ничего не изменилось в их планах и сообщить ей, что никаких сомнений у него не появилось после ее потрясающих в полном смысле сообщений о себе.
Прошла неделя. Вечером позвонила Вика и передала для него письмо от Ларисы. Для  Виктора  не существовало никакой  Лауры Колен, как будто это чужое, а ему писала прежняя веселая и временами грустная Лариса, которая продолжала называть его Люкой. Он посчитал, что выбор почтового ящика Вики был излишним.  Наверняка они с Ларисой где-нибудь попали под объективы  фотоаппаратов «смежников» из КГБ. И чего теперь «конспирироваться», еще могут неправильно истолковать их конспирацию. Пока любовь еще не под запретом и, как оказалось, она не поддается запрещающим секретным приказам.
Правильно говорят, что запретный плод слаще. Письмо было небольшим, и он его уже запомнил наизусть. Оно было полным любви и горечи, что так произошло. Лариса писала о желании скорее вернуться и исполнить задуманное ими. Виктор ощущал себя счастливым человеком. Но почему оно в таком виде, что они не могут быть вместе? Смогут ли они пройти через все преграды? Кроме государственных границ четырех стран им предстоят немалые трудности, чтобы получить разрешение на брак, а потом преодолеть эти границы, но у него не было никаких сомнений и ничто его не пугало. Виктор понимал, что за связь с француженкой его уволят из органов. Не хотелось бы, но он реально смотрел на эти обстоятельства и  к этому был готов. Не трудно было догадаться, что с ним сделают товарищи из большого серого дома, если он пойдет напролом. Но на то он и опер, чтобы не набивать шишки на ровном месте. Не могла знать Лаура и никогда не узнает, что в армии он не только выступал на соревнованиях по пулевой стрельбе за Центральный аппарат КГБ во втором райсовете «Динамо», а его служба была связана с государственными секретами, которые разом могли перечеркнуть их отношения. Он крепко задумался над этим, но уступать Лауру даже этим обстоятельствам он не собирался. И она была права, назвав его в Шереметьево ненормальным.
   Не напрасно друзья называли Виктора «фартовым». Ему на самом деле во многом везло, но друзья не знали о его романе с француженкой со всеми вытекающими последствиями, которые могли перечеркнуть одним разом все предыдущие фартовые достижения по жизни. Хотя сам он считал, что ему чертовски опять подфартило с Лаурой. Его любила потрясающая женщина. Они беззаботно жили с Лаурой в Москве и мечтали об одном, что никогда больше не расстанутся. Но он все обстоятельно взвесил и понял, что вместе они могли быть только во Франции, а его единственный путь туда – нелегальный переход границы. Виктор и здесь не видел для себя проблем, он мог перейти границу, как нож сквозь масло. Его специально обучали на курсах снайперов тому, чего не могут другие: скрытно передвигаться, маскироваться.  До курсов он умел мастерски стрелять, как и полагалось Мастеру спорта СССР по пулевой стрельбе, и охотником он был отменным, способным выследить зверя.
Много существует видов боевых искусств, но снайпер самый жестокий из них. Лукина привлекало сочетание стрельбы с чем-то загадочным на грани мистики. Он и сам не мог объяснить, как получался сверхъестественно точный выстрел с дальнего расстояния, когда и цель-то едва различима, но он знал, что его пуля ляжет куда надо, и нет спасения ни в расстоянии, ни бронежилете и охрана бессильна. Стиль жизни снайпера сливается с окружающей средой, и он терпеливо ждет свою жертву, как охотник. И точный выстрел должен быть один с учетом освещенности, температуры, ветра и, конечно, расстояния до цели. Не менее важным было исчезнуть бесследно с места. На курсах готовили снайперов спецназа и отсеивали четверых из пяти кандидатов. Их учили выживать в одиночку в опасных боевых условиях, маскировке на местности, скрытному передвижению и наблюдению за целью, топографии и сбору разведывательных данных с ежедневными упражнениями в стрельбе. Лукин и без этих курсов, как умелый шахматист, умел мыслить на несколько ходов вперед. Спустя несколько лет он встречался с Виталием, которому дал кличку «Бонивур». После курсов тот получил звание лейтенанта и побывал на Кубе, в Египте, а недавно вернулся из Анголы. В Египете была война с Израилем, а в Анголе борьба за независимость и всюду нужны были снайпера.
Поэтому он исключал встречу со своими погранцами при переходе границы. До стрельбы на границе не могло дойти по многим причинам. Он во время службы знакомился с работой погранзастав на советско-венгерской границе, а в районе советско-норвежской границы знал командира погранзаставы, с которым выступал на празднике Севера в Мурманске по биатлону. Не было проблем на Кольском полуострове выйти на тренировку из гостиницы «69-параллель» и «случайно» оказаться в Норвегии, но вся проблема была в нем самом. Не мог бы он жить вдали от Родины, пускай даже в Париже и с Лаурой. Но будто бы сама судьба знала о будущей встрече с Лаурой и привела его на курсы снайперов, а по программе выживаемости он мог передвигаться «одиноким волчарой» по лесам, болотам и в горной местности. Хотя, если так, то судьба и поставила ему первые капканы, связанные с секретностью во время службы. Он не был сотрудником КГБ, но служба в армии и курсы напрямую были связаны с грозным серым домом на Лубянке и секретными подписками. Виктор никогда не думал быть снайпером,  но круглый год палил из винтовок различных калибров, оттачивая свое мастерство. Летом еще занимался на велошоссе и крутил педали по дорогам Подмосковья, а зимой бегал на лыжах со стрельбой. Десять километров на лыжах и десять выстрелов с тремя пристрелочными в мишень из трехлинейки на 300 метров. Соревнования называли биатлоном, хотя он был лишь похожим. Виктору всегда нравилась зимняя охота на лыжах по лесу. Это была прогулка и неторопливое выслеживание зверя, а на биатлоне надо быстро бегать и метко стрелять, но он оказывался в призерах  лишь за счет отличной стрельбы. Потому он оставил «лошадиный спорт» и перешел на «тихий» вид спорта, паля из винтовки по движущимся фанерным оленям и кабанам, прицеливаясь по пяточку носа. Стрельбище «Динамо» располагалось в сосновом лесу под Мытищами, а тренировки были как рабочий день по восемь часов. Служба в армии не внесла никаких коррективов в его жизнь, он так же тренировался на том же стрельбище, только в список соревнований дополнительно включили выступление по войскам и за Центральный аппарат КГБ. И казармой у него осталась квартира, где он проживал.
Перед первыми соревнованиями Виктора привезли в лес на стрельбище «Динамо» под Воронежом. Рядом с ним на линии огня встали два подполковника из его части и открыли пальбу из матчевых пистолетов калибра 5,6 мм на 50 метров. Правила запрещали одновременную стрельбу пистолетчикам рядом с винтовочником, о чем Виктор сделал замечания офицерам, но он был рядовым, и они отмахнулись от него, как от мухи.  Недолго думая, Лукин высмотрел в подзорной трубе точку-ориентир рядом с канцелярской кнопкой, которой крепилась к бревну мишень пистолетчиков в правом верхнем углу. Виктор сшиб кнопку размером с десятку его мишени №7 первым же выстрелом. Офицеры еще недоуменно посматривали в трубу, а он сделал второй выстрел по кнопке в верхнем левом углу, и мишень медленно сползла вниз. Лукин спокойно закончил серию по своей мишени и все вместе пошли менять мишени. Подполковники еще думали, что их мишень сорвало ветром, но увидев кнопки вколоченные пулями в бревно, покачали головой, сообщив, что такого цирка никогда не видели. Ему же они протянули пачку кнопок, попросив прикрепить мишень на десяток кнопок, а Лукина охватил кураж. Он достал из кармана патрон от трехлинейки, который взял специально с собой и незаметно запихнул его в разбитое пулями бревно под центром их пистолетной мишени. Стрелки называют самый центр мишени пупком. В него мог попасть и подполковник Курганов, но Виктор не предоставил ему такого «удовольствия» и в начале серии вколотил пулю в пупок его мишени, которая разлетелась в клочья от разрыва патрона трехлинейки. Курганов недоуменно посматривал в трубу на клочья мишени, ожидая пока рядовой Лукин закончит свою серию стрельбы. При осмотре мишени они все поняли и, пошептавшись, подозвали Лукина. Он подумал, что после соревнований получит десять суток гаубтвахты за шутки над офицерами. Однако подполковник Курганов пригласил его поохотиться в горах Кавказа на горных баранов, которые ближе 500 метров не подпускали к себе. Именно после охоты Курганов и предложил ему курсы снайперов, объяснив, что после войны забыли об этой нужной профессии. А ведь мастера своего дела нужны и в мирное время, например, для обезвреживания террориста, держащего руку на спусковом крючке огнестрельного оружия, направленного на мирных граждан. Только снайпер может произвести точный выстрел в кисть руки преступника. Лукин тогда не думал, что обезвреживают террористов и точным выстрелом в голову. Многому научили его на курсах севернее деревни Крюково. Откуда было ему знать, что через пять лет в тех лесах у деревни он сделает предложение любимой девушке, и она согласится выйти за него замуж, а те секретные курсы встанут непреодолимой стеной в их отношениях.
Виктору уже ясно, что не сможет он жить вдали от Москвы и уж, тем более, стать изменником Родины, а судьба вновь подбрасывает ему оперативную информацию о двух «дырах» в «железном занавесе» государственной границы СССР. Он также понимал, что корешки с Лубянки могут сфабриковать против него уголовное дело и статью подобрали бы от фонаря из разряда государственных преступлений – был бы человек. Он знал, что доказывать свою невиновность ему не позволят или могут поместить в психушку. Виктор осознавал, что при таких обстоятельствах он не собирался сдаваться «правосудию» и нелегально ушел бы за границу, так как в СССР скрыться было невозможно. Потому он расценил оперативную информацию как подсказку судьбы на всякий случай.
Агент, состоящий у него на связи, неожиданно сообщает ему, оперативнику угрозыска района столицы, информацию о контрабанде кокаина, которую молодой курьер Спирин возил транзитом с турецкой границы под Батуми до финской границы рядом с Выборгом. Агент обратил внимание на молодого парня, который на набережной Шевченко у магазина «Филателист» купил марку по стоимости нового автомобиля. Он втерся в доверие к молодому филателисту и тот показал ему дома альбом марок, который по меркам СССР стоил целого состояния. Однако филателист Спирин замыкался  при вопросах агента об источниках столь высоких доходов. Было принято решение пригласть Спирина за город на шашлыки. После распития спиртного агент со своим другом с угрозами жизни кололи Спирина на работу в пользу ЦРУ, и тот рассказал, что является наркокурьером и занимается контрабандой кокаина через Финляндию в Европу. Спирин получал на погранзаставе под Батуми от капитана-пограничника по кличке «Крест» дипломат с кокаином и вез его в Выборг, где передавал другому пограничнику и получал дипломат с долларами, которые привозил в Москву. Ему платили по двадцать тысяч долларов за поездку. Опять Виктору случайно выпал фарт от своего агента и на выбор две «дыры» на турецкой и финской границе с участием продажных пограничников. Конечно, использование данных «дыр» было сопряжено с большим риском, так как пограничники были пешками в большой игре наркодилеров кокаином и уж, если уходить за бугор, то «одиноким волчарой», чтобы о том никто даже не догадывался. Значит, через Венгрию в Австрию или через Норвегию во Францию и второй вариант был предпочтительней по безопасности, лишь бы не через Германию, где пограничники работали не хуже советских. Какая-то неведомая сила подбрасывала ему варианты, чтобы он не унывал от безвыходности своего положения с Лаурой, но он еще надеялся на более простой выход…



                Разбойники из Самарканда


          

Очередной отпуск Лукин отложил до лучших времен, так как появилась отдаленная перспектива провести его вдвоем с Ларисой. Будет ли это их официальным медовым месяцем или они просто будут вместе, было уже неважно. Он не поверил Ларисе, что она быстро уладит свои дела и вернется к нему. Она ни слова не сказала, какие дела собиралась решать, но нетрудно было догадаться, если возвращается к нему – бракоразводные. Он не знал законодательства Франции, но было ясно, что быстро решить их невозможно, да и как она может приехать к нему? Это же не из Самарканда приехать в Москву, а из Парижа – нужна виза и к кому она может ее получить. Только к маме, а это значит в Самарканд. В последнее время его мысли часто обращаются к этому древнему городу, где хранились многие ответы на вопросы о Ларисе. И ему опять везло.
– В квартире 37 дома 8 по Петровско-Разумовскому проезду совершено разбойное нападение. Оперативная группа выехала с экспертом и кинологом. Ваш начальник дал команду собрать всех оперативников и отправить на место. Машина у подъезда, – сообщил дежурный по прямому телефону.
Правильно Лукин назвал их отдел уголовного розыска «пожарной командой», которая выезжала на все серьезные преступления и работала по «горячим следам». По информации, полученной от соседей, потерпевший Сигарев был валютчиком или фарцовщиком, но со связями в КГБ. Такие подробности они могли знать только от него самого или от его друзей, а Лукину личность потерпевшего была уже известна по оперативной информации и она совпадала с мнением соседей. Похоже, из-за связей с сотрудниками госбезопасности Сигарев не боялся проворачивать дела с валютой и шмотками.
Разбойники вынесли из его квартиры два стереомагнитофона «Филипс», каждый из которых был равен стоимости «Жигулей». В квартиру они позвонили, представившись от его знакомого Керимоваиз Самарканда, а когда Сигарев открыл дверь, ворвались трое с пистолетами в руках. Его связали и вынесли  из квартиры вместе с магнитофонами дубленки и золотые изделия.
– А кто такой Керимов? – спросил Лукин потерпевшего.
– Рашид Керимов. Меня с ним познакомили друзья с Лубянки. Они работают в Московском управлении КГБ. Рашид тоже их коллега, но из Средней Азии. У меня есть его домашний телефон в Самарканде. Да, и разбойники были похожи на азиатов, только с испуга я не определил, кто они по национальности, узбеки или таджики. Они сразу забрали магнитофоны и требовали валюту, но у меня ее нет. Знали, зачем шли.
– Кто еще мог знать про магнитофоны? Можете утром составить фотороботы преступников?
– Они для меня все на одно лицо, но попробую, а про магнитофоны знали многие, так как я их продавал, и друзья с Лубянки бывали у меня.
В квартиру позвонили, и в дверях появилась красивая блондинка с прямыми длинными волосами и восточными чертами лица, как с японского календаря.
«Ну, хороша. Слов нет», – отметил Лукин ее красоту и точеную фигуру.
– А вы кто? Где Сережа? – спросила она.
– Я из уголовного розыска старший лейтенант Лукин, а вы кто будете? Можно попросить документы?
– Сережа, что случилось? Почему милиция? – она достала из косметички паспорт и протянула Лукину. Он продолжал разглядывать ее и сличать с фото на паспорте, где кореянка Мария Ким была брюнеткой.
– Меня ограбили разбойники, – подошел Сергей.
– А мои вещи тоже забрали? – спросила Мария.
– Что стоят твои шмотки против аппаратуры?
– Маша, пройдемте на кухню, запишем, что у вас украли, – предложил Лукин.
– Хотите кофе? – спросила она.
– Если только с вами вместе, – улыбнулся он.
– А я заметила, как ты на меня смотрел. Нравлюсь?
Лукин, чуть не оторопел от ее прямого вопроса, но его трудно было смутить даже такой красавице.
– Нравишься так, что скулы сводит,– пошутил Лукин.
От такого признания Маша закатилась смехом. За чашкой кофе Лукин выяснял все мелочи, которые забрали жулики и объяснил Маше, что жулики все ценное могут продать, а вот на мелочах могут попасться.
– А у меня еще две пачки презервативов было японских с усами. Их тоже украли, – Маша смотрела на него с прищуром глаз и легкой улыбкой.
Лукин расценил такие интимные подробности чуть ли не как намек, но отшутился вопросом.
– Маш, и как они с этими усами?
– У-ю-у,– протянула она, и все ее тело извилось при этом змейкой, что у Лукина мороз по коже пробежал, и это не осталось без ее внимания, – а я бы с тобой их опробовала!
 Предложение прозвучало уже без всяких намеков и требовало ответа. Дошутился со своими вопросиками.
– Маша, все до лучших времен, а то Сергей будет недоволен.
– Я птичка свободная и Сергею сейчас не до меня. Оставь свой телефончик. Может быть, позвоню.
– Ну, запиши, 224-8417. Виктором меня зовут. Может, что-нибудь еще вспомнишь по этому делу.
– Обязательно вспомню и позвоню, – она вновь рассмеялась, предполагая, какими они займутся воспоминаниями.
Но Лукина на самом деле интересовали связи потерпевшего, а там кто его знает.
При отработке жилого сектора установили женщину, которая видела преступников, выходящих из подъезда с аппаратурой, но ничего нового, даже к их приметам она дополнить не могла, так как видела их со спины, уходящими за угол дома по Петровско-Разумовскому проезду.
Потерпевший Сергей Сигарев дал телефоны знакомых Рашида Керимова, которые работали в Московском управлении КГБ.
Виктор позвонил им, представился и, объяснив причину звонка, предложил встретиться. Сотрудники КГБ ничем особенно не помогли, сообщив, что Рашид приезжал в Москву с их коллегами из Самарканда, но они так и не поняли сотрудник он или нет, так как показался каким-то шустрым, интересующимся аппаратурой и шмотками, поэтому они и познакомили его с Сергеем. Других знакомых Керимова они не знают и ничем помочь не могут. Они дали телефоны тех сотрудников КГБ из Самарканда.
Подвели итоги первого дня работы и пришли к выводу, что необходимо лететь в Самарканд и проверять на причастность к разбою Керимова.
– Хотел Лукина направить, но он с отпуском не определился, поэтому полетит в Самарканд Егорыч,– съязвил Михалыч.
Он знал, что Виктор отложил свой отпуск и подкалывал, а тот и сам не сразу сообразил, что появилась возможность побывать в этом восточном городе, где недавно была Лариса. Он предполагал, что ему придется бывать в этом городе с ней по приезду. Там живет ее мама, а это означало, что она может прилететь в СССР только по ее приглашению. Значит надо там обзавестись знакомыми среди своих коллег.
– Нет, начальник, ты не прав, без Лукина я не полечу. Ведь, там кому-то работать надо. Не думаешь ли ты, что это буду делать я. Могу только провести оперативную комбинацию с нашими «старшими» братьями, – сказал Егорыч.
– Что за комбинация?
– По обстановке будет видно.
– Виктор, я ничего не путаю, твоя невеста Лариса из Самарканда? Ты пойдешь в отпуск туда или полетишь в командировку? – спросил Михалыч.
– Ну, если Егорыч просит, то, пожалуй, слетаю с ним в Самарканд.
– Вот, два циркача. Вы там осторожнее. Знаете, с кем придется работать. С сотрудниками КГБ не очень-то пошутишь, – сказал Михалыч.
– А мы всегда осторожны. Утром возьмем фотороботы разбойников, их приметы и список похищенной аппаратуры. Протоколы обыска с печатью, на всякий случай. Адрес Керимова потом в Самарканде впишем, после его установления. Пожалуй, больше ничего у нас нет, – сказал Лукин.
– Из МВД СССР будут звонить о вашем приезде? – спросил Михалыч.
– Нет. Мы полетим инкогнито и сразу в областное КГБ или решим в полете, с чего начать, – сказал Егорыч.
– Решайте сами, но чтобы нас здесь с работы не поснимали, – усмехнулся Михалыч.
Он не зря назвал их циркачами, потому что они поодиночке могли многое сотворить, а в паре были просто опасны. Егорыч был в свое время начальником Лукина в отделении милиции, но из-за своих шуток с руководством был понижен в должности и переведен в управление опером, а Лукин ушел туда же на повышение и старшим. Так они оказались в одном кабинете и занимались расследованием особо запутанных преступлений. Егорыч неспроста спросил у Михалыча, не думает ли тот, что он будет в Самарканде работать. Все знали, что Егорыч был незаменим в сложных мероприятиях, как сейчас с сотрудниками КГБ. Ростом был он под 190 см, да и телосложением природа его не обидела. Светлые мелкие кудри были слегка рыжеватыми. Он раньше играл за «Динамо» в водное поло, и мяч умещался целиком в его большой руке.
Виктор перед командировкой позвонил Вике и поинтересовался почтой. От Ларисы было письмо. Он читал его до дыр и особенно то место, где она разрешила на его усмотрение писать напрямую ей, так как мужу объявила о разводе и теперь она свободна, хотя бы в переписке и своих поступках. Виктор вылетал с ее прямым адресом и решил написать из Самарканда, как клиент гостиницы «Интурист» – все меньше вопросов будет к ее адресу и его письму.
С Егорычем договорились пройти регистрацию на рейс в аэровокзале на Ленинградке, где тот раньше работал начальником милиции.Поэтому путешествие в Среднюю Азию началось с ресторана, в котором все его знали. В Домодедово Егорыч предложил добавить самодельной «микстурой», чтобы полет был приятнее. Лететь предстояло шесть часов на самолете Ил-18. Машина хорошая, надежная, но гул четырех двигателей доставал до печенки. Самогон Егорыча сыщики прозвали микстурой после коллективного посещения отделом театра оперетты, когда он с женой сидел в третьем ряду партера, а справа оказалась незнакомая женщина.
Он долго ерзал, ожидая антракта, но потом тихо обратился к соседке:
– Вы не против, если я приму микстуры? Мне доктор прописал, и время приема подошло.
– Конечно, конечно, пожалуйста, принимайте.
Егорыч достал металлическую фляжку, складной стаканчик и, не обращая внимания на щипки жены, принял дозу. Он заправлял свой самогон различными травами, и закуски не требовалось. Потом Егорыч резко выдохнул, и некоторые зрители обернулись от запаха чего-то родного, который долетелаж до оркестровой ямы. Егорыч же невозмутимо предложил соседке леденец «Театральный».
После успокаивающей микстуры на травах  Виктор проспал в самолете до приземления. Рейс был ночной, и они прилетели в Самарканд  выспавшиеся рано утром.
– Ну, с кого начнем? – спросил Егорыч.
– Давай сначала к нашим в областное УВД.
Дежурный по УВД доложил генералу, и тот их принял. Егорыч сразу решил не кружить вокруг да около. Вид у него был более чем солидный.
– Мы специально прилетели без звонка, потому что наша миссия секретна и деликатна. В совершении разбойного нападения на квартиру большого человека в Москве подозревается Рашид Керимов, который имеет отношение к КГБ города Самарканда.
– Сейчас я приглашу областного начальника угрозыска и своего первого заместителя.
Начальник угрозыска Георгий Абелович, услышав фамилии сотрудников КГБ, которые бывали у потерпевшего Сигарева дома, сказал:
– Это все сотрудники и Рашид Керимов капитан КГБ, только он на самом деле какой-то верченый.
– Нам надо как-то проверить его, не бросая тени на сослуживцев, которые приезжали с Керимовым в Москву, – сказал Лукин.
– Без согласования с их руководством не хотелось бы, – сказал Георгий Абелович.
– А если поставим руководство в известность, то нам не дадут работать, мы не сможем выяснить, кто из знакомых Керимова были в Москве, представились его именем и совершили разбойное нападение на квартиру, – сказал Лукин.
– Виктор, ты с местными сотрудниками организуй приглашение  Керимова в милицию, – Егорыч принял руководство операцией на себя, – ваши сотрудники только покажут его, а Лукин пригласит. Я в это время согласую наши мероприятия с руководством областного КГБ. Вы меня только доставьте к ним.
– Вот, так будет правильно. Георгий Абелович, организуй транспорт и сотрудников, если надо, возьмите мою машину, – предложил генерал.
– Как раз вашу машину нельзя, лучше старенькие «Жигули», потому что мы пока якобы действуем самостоятельно, не ставя вас в известность, – сказал Егорыч.
– Да, так будет правильно, – согласился Георгий Абелович.
«Жигули» Керимова были известны, и не составляло большого труда найти его в городе. Лукина подвез сыщик Алишер на личном автомобиле,и он подошел к Керимову один.
– Доброе утро, Рашид. Я Лукин из МУРа, прилетел с вами побеседовать на одну тему, и лучше это сделать в здании УВД. На нашей машине поедем или на вашей?
– Я капитан КГБ, в чем дело?
Другого ответа Лукин не ожидал, зная гонор «старших» братьев, да еще в Средней Азии, где они были королями.
– Вам привет от Сигарева. На него в квартире совершено разбойное нападение от вашего имени, – сказал Лукин и увидел, что капитан ошеломлен и готов на все.
– Хорошо, поедем на моей машине.
– Ваше состояние позволяет вести автомобиль? – Виктор намекнул, что его сообщение малость ошеломило капитана.
В УВД их встретил Георгий Абелович.
– Товарищ Лукин, звонил начальник областного КГБ Виталий Константинович, просил вас срочно приехать.
Это сообщение еще больше ошеломило Рашида, и не только его. Что там мог натворить Егорыч, что Лукина приглашает генерал КГБ?
– Рашид, придется подождать меня в коридорчике, ваш руководитель хочет со мной посоветоваться, – сказал Лукин, хотя был уверен, что у Егорыча пошло что-то не так.
«Пистон поставит ему и Егорычу»,– про себя подумал Виктор. Дежурный по управлению КГБ был предельно вежлив.  Это обнадеживало.
 – Виталий Константинович вас ждет.
Двухстворчатые двери трехметровой высоты и просторный кабинет. Высокий мужчина лет сорока пяти встал из-за стола и вышел к Виктору навстречу с улыбкой. На столе он успел заметить бутылку коньяка и две маленькие рюмки.
 «Уже лучше», – отметил про себя он.
– Здравия желаю, товарищ Лукин. Хотелось бы услышать от старшего оперативной группы, чем  мы можем помочь в раскрытии разбоя?
«Так, быстрей соображай, что мог набуробить Егорыч?– одна мысль перегоняла другую в голове Лукина,–  чем вызван такой интерес к старшему лейтенанту милиции генерала КГБ? Одно ясно, что взятую Егорычем верхнюю планку в их отношениях, опускать никак  нельзя, иначе сотрут в порошок».
– Может быть, немного коньяка, мои коллеги из Армении прислали, – предложил генерал.
– Нет, спасибо. Сегодня много работы предстоит. Наша миссия деликатна, не хотелось бы своими действиями нечаянно бросить тень на ваших подчиненных. В Москве к одному большому человеку, имеющему связи в наших и ваших верхах, в квартиру позвонили разбойники и представились Рашидом Керимовым, который недавно был у него с вашими сотрудниками по вопросу приобретения аппаратуры. Вот эту аппаратуру вооруженные пистолетами разбойники и похитили. По стоимости  аппаратура потянет на два автомобиля. Преступники использовали имя чекиста, чтобы проникнуть в квартиру, произошло это через несколько дней после посещения его квартиры Рашидом. У преступников была азиатская внешность. От кого они могли все это знать? Потерпевший о встрече с Керимовым никому не рассказывал. Вот их фотороботы и список похищенной аппаратуры.
– Керимов задержан?– с тревогой в голосе спросил генерал.
– Нет, я его пригласил в УВД с вашего позволения для беседы, но мне пришлось выехать к вам, поэтому наша беседа отложена. В идеале, чтобы отмести его причастность, хотелось бы осмотреть его квартиру. У нас есть постановление следователя на обыск, но без санкции прокурора, хотя при таких обстоятельствах можно было легко получить.
– Вы его заберете в Москву?
– Будет зависеть от его показаний, и этот вопрос мы еще раз обсудим с вами. Возможно, он будет полезен нам здесь в Самарканде, ведь, разбойники где-то взяли адрес потерпевшего и фамилию Керимова?
– Хорошо. Проводите все необходимые оперативные мероприятия. К вечеру с вами встретятся наши сотрудники и окажут всестороннюю помощь, а Керимову сообщите, что я его жду после того, как вы с ним закончите.
– Тогда до вечера?
– Не сомневайтесь, помощь будет оказана, я позвоню начальнику УВД. Они тоже подключатся.
 Егорыч одобряюще подмигнул Виктору, и махнул еще рюмку коньяка. Видимо, его бывший подчиненный сразу уловил, в каком ключе проводить беседу с генералом КГБ.
 Они выскочили из здания областного КГБ, где чувствовали себя как на раскаленной сковороде. Отойдя на почтительное расстояние от серьезного учреждения, Лукин выяснил причину  такой обходительности генерала КГБ.
– Я зашел в кабинет, представился и сообщил, что я прибыл по личному указанию Министра внутренних дел Щелокова и согласованию с Цвигуном, – по-простому объяснил Егорыч,– генерал так в кресло и осел. Не будет же он у них перепроверять. Цвигун все-таки первый заместитель Председателя КГБ СССР Андропова. Но ты тоже молодец. Доложил обстоятельно с упором на Керимова. Теперь им придется нам помогать.
– Но я-то рассказал всю правду!
– Да, конечно, только удавку ловко подготовил Керимову, теперь можешь с ним делать что угодно. Я свое дело сделал и могу отдыхать.
– Да, ты уже перетрудился, – улыбнулся Лукин.
В УВД Виктор нарисовал Керимову картину разбойного нападения во всех красках. После беседы ему было предложено осмотреть его квартиру без посторонних, а потом оформить протокол обыска в УВД, чтобы соседей не приглашать понятыми. Он согласился. Конечно, дома аналогичной аппаратуры не оказалось. Предъявили ему фотороботы, но он никого из них не узнал.
– Рашид, фотороботы это примерные приметы преступников. Ты сейчас думай о главном. Кто мог узнать адрес Сигарева и представиться твоим именем. Поговори со своими коллегами, преступники или наводчик крутятся около вашей компании. Сейчас мы тебя отпускаем. Утром жду с результатами. Аппаратура похищена редкая и ты в ней лучше меня разбираешься. Я думаю, что она где-то здесь. Разбойники были из Самарканда и украли для своих под заказ.
– Хорошо, я сегодня обсужу этот вопрос с коллегами, с кем ездил к Сергею в Москву.
После обеда они все вместе с сотрудниками КГБ приехали в УВД. В кабинете начальника угрозыска провели короткое совещание.
– Чтобы не повторятся. Мы имели серьезный разговор со своим руководством, поэтому не сомневайтесь, что приложим все усилия в розыске этих лиц, которые запачкали честь нашего мундира. Только одна просьба, чтобы официальную часть работы взяли на себя ваши сотрудники, Георгий Абелович, – предложил майор КГБ по имени Бахтияр.
– В этом проблем не будет, помощь будет оказана, – сказал Георгий Абелович.
– Тогда есть предложение покушать плов в ресторане «Юбилейный» в семь часов вечера. Там будут только сотрудники нашего отдела. Георгий Абелович, вас тоже приглашаем, – сказал Бахтияр.
– Нет, спасибо, ребята. Вы уж займитесь гостями. У меня дел много, но за мной пловешник перед отъездом. В горах сделаем.
– А вы сегодня обедали? – спросил Егорыча Бахтияр.
– И даже не завтракали и с гостиницей не определились,– Егорыч никогда не отличался своей вежливостью, особенно, когда касалось организации обеда и отдыха.
– Если у вас нет больше дел в УВД, то поедем, поместим вас в интуристовской гостинице «Самарканд». Георгий Абелович, вы не возражаете, если мы гостей прямо сейчас заберем.
– Да, пожалуйста.
Ему самому хотелось побыстрей избавиться от таких беспокойных гостей, перед которыми сотрудники КГБ «вышивают кружева».
В гостинице «Самарканд» слегка перекусили, чтобы оставить место для ужина. После Рашид предложил посмотреть площадь Регистана и музей Улугбека.
– Я предлагаю поехать на озеро «Комсомольское», где порежем пару дынь и покупаемся.
– Рашид, вы не очень занимаетесь нашими персонами. Драгоценное время теряем.
– Всех, кого надо, я уже проинструктировал. Машина розыска закрутилась. Ну, и общие мероприятия совместно с УВД тоже уже осуществляются. Если что срочное будет, меня сразу найдут, и вы об этом будете знать.
Принцип Лукина опять сработал четко. Он заставил трудиться по этому делу всех, кого можно, а главное, назначил ответственных за результаты сотрудников КГБ, сохранив с ними добрые отношения. Они явно были рады помочь, лишь бы они доложили в Москве как положено. Фамилии верхних руководителей их контор, которые по сообщению  Егорыча направили их в Самарканд, было страшно второй раз произносить вслух, а чекистам переспрашивать. Лукин предполагал, что ему придется еще бывать в Самарканде по личным вопросам.  Он нарабатывал как можно больше знакомых, но сотрудники КГБ его не очень интересовали по известным обстоятельствам. Если бы они только знали, что он сегодня вечером будет писать очередное письмо в Париж и отправит его из Самарканда! Чтобы Лариса знала, что он бродит по тем улочкам, где недавно ходила она и немного грустит, как в песне у Юрия Антонова:«…И вновь бродить до полночи я буду сам не свой».
Вечером в ресторане «Юбилейный» на втором этаже их ожидала на столе гора плова, пышущая жаром, обложенная кусками баранины и головками печеного чеснока. Всего было много: и выпивки, и закуски. Виктор чередовал все эти яства с горячим зеленым чаем, потом опять водка и ложка плова. Долго они сидели за столом, а плов снизу оставался все таким же горячим. В конце застолья были предложены мозговые косточки, которые выбивали в ложку. Интересная картина, когда сидят за столом солидные мужчины и вышибают с треском мозги из костей.  Потом подали коктейли со льдом. Егорыч долго гонял трубочкой куски льда в бокале, а потом запустил в рот через край вместе со льдом и ягодами. Бахтияр увидев эту картину, налил ему в рюмку коньяка. После ресторана поехалина берег арыка. На бахче дыни и арбузы пошли на «ура» под сто грамм водки со льда. Виктор старался не перегружать себя алкоголем, а Егорыч оттянулся на всю катушку.
Номер в гостинице был двухкомнатным с большой гостиной. Виктор смыл в душе пот и пыль, собранную за день. Включил настольную лампу в гостиной и до рассвета писал письмо Ларисе. Он так и не привык называть ее Лаурой. Международные конверты и дополнительные почтовые марки Виктор купил еще в Москве. Письмо получилось объемным и с трудом поместилось в конверте. Егорыч так ни разу и не проснулся. Утром он заглянул к соседу, но тот и не собирался на работу. Виктор пришел в УВД, чтобы позвонить в Москву Михалычу. Егорыч изъявил желание полентяйничать после вчерашнего. На улице воздух раскалился моментально до сорока двух градусов в тени, а на солнце было все шестьдесят, как в финской бане, жарко и сухо. Доложил Михалычу о проделанной работе, что все мероприятия выполнены. Теперь осталось ждать, когда чекисты что-нибудь накопают.
– Я понимаю, ты там с Егорычем, но работать надо.
– А что можно сделать в чужой стране не зная языка без местных товарищей? Может, чекистов задержать, и по камерам рассадить? Они и сами заинтересованы как можно быстрее найти разбойников и нам сдать. Над ними завис меч правосудия.
– Ладно, ладно. Если Егорыч будет мешать, отправь его в Москву.
– Михалыч, он свой  «хлеб» отработал по полной программе, пусть ветеран отдыхает.
– Что он сделал?
– Все о чем можно было бы мечтать. Заставил чекистов работать на нас, но расскажу, когда приеду, по телефону не могу.
– Вы там не перегибайте. Хорошо, позванивай.
Когда он пришел в гостиницу, то в номере увидел «картину маслом». Лукин сначала даже испугался. Егорыч лежал на диване, придвинутом к холодильнику, а его голова лежала на полке, открытого настежь холодильника.
– Егорыч, ты живой? – спросил он тихим голосом от двери.
– Еле-еле. Сейчас бы пивка, ты как? – раздался голос из холодильника.
– Да, можно, а ты что так пиво пьешь в холодильнике?
– Как сказал полководец Суворов: «Держи ноги в тепле, а голову в холоде». Пошли, я угощаю.
– Пойдем, только он сказал, что и живот надо держать в голоде.
– Это не про меня, – сказал Егорыч, похлопывая себя по животу.
Виктор подумал, что он в его отсутствие уже освоился здесь и двинул за ним по интуристовской гостинице.
При посадке в лифт тот галантно пропустил вперед миловидную блондинку лет 30-ти.
– Какая ужасная жара!– сказал Егорыч.
– Да, да, – сказала блондинка.
– Сейчас хорошо только в баре. Мы с другом решили выпить по бокалу сухого вина и мороженого. Пойдемте с нами, – предложил ей Егорыч.
Та замотала головой, отвергнув его предложение.
– Всего-то по бокалу вина, – настаивал он.
– Я польска пани. Меня ждут показать город.
– В такую жару, а мы потом поужинаем в ресторане или закажем все в номер.
«Вот Киса Воробьянинов разгулялся», – улыбнулся Лукин, зная, что Егорыч сможет наскрести со своих командировочных разве что на бутылку вина в интуристе.
– О, я не понимай, – она вновь замотала головой.
– Врешь, все понимаешь, – настаивал Егорыч, грозя ей указательным пальцем.
– Егорыч, оставь иностранку в покое. У нас сегодня другие задачи.
– Ладно, польска пани в другой раз, но учи русский язык, иначе можешь упустить свое счастье.
Полька заулыбалась. Прав был Егорыч, все она понимала по-русски, но их компания ее не устраивала, да и туристические группы иностранцев в СССР,  особенно в Узбекистане, ходили только толпой.
На первом этаже гостиницы при входе в бар висело объявление в рамочке, что спиртные напитки отпускаются только на валюту для иностранных граждан, но Егорыч решительно толкнул дверь.
 «Ладно, посмотрим, что будет дальше», – подумал Виктор и шагнул за ним следом. Он бывал в валютном баре гостиницы «Россия» с сотрудниками спецслужб, которых обслуживали в том заведении, и знал, что это такое. В Самарканде оно ничем не отличалось от столицы. Такая же тихая обстановка и пара посетителей, второй выход в ресторан, приятная музыка и за барной стойкой спиртные напитки, какие только существуют в мире. Бармен с уважением наклонил голову, поздоровавшись с ними.
– Чем вас угостить? – спросил бармен.
Егорыч бросил взгляд на барную стойку, и лицо его расплылось в улыбке. Он увидел магнитофон «Филипс», такой же был похищен у Сигирева.
– Магнитофончик-то ворованный?– Егорыч не выговаривал букву «р».
– Нет, товарищ начальник, нам привезли его из Германии.
– Откуда знаешь, что я начальник?
– Вас весь город знает и про этот магнитофон у нас уже интересовались сотрудники КГБ.
– Так, чем ты хочешь нас угостить?
Виктор шагнул на Егорычем в это запретное для них заведение только из любопытства, как тот собирается угощать его пивом. Он и не мечтал, что Егорыч будет платить валютой, потому что и рублей у него всегда было не больше трех. Он складывал рублевые купюры в несколько раз, как в детстве фантик от конфеток и хранил в кошельке вместе с мелочью.  Когда заходил разговор о выпивке с друзьями в складчину, он долго тряс кошельком около уха, потом доставал рубль и медленно разворачивал его, надеясь, что за это время наберется на столе нужная сумма для выпивки, и его рубль не потребуется.
Такую же процедуру он начал изображать перед барменом-узбеком, который, видимо, уже имел в отношении московских гостей какие-то указания от старших братьев.
– Нет, нет денег не надо, – упредил его движение с кошельком бармен.
– Сам знаю, что не надо. Может быть пиво? – Егорыч резким движением убрал кошелек в задний карман брюк и вопросительно посмотрел на Лукина.
Тот молча кивнул головой, уже не сомневаясь в финале их похода в валютный бар.
– Да, вот прохладное немецкое.
Выпив по бокалу пива, Егорыч посмотрел на бармена.
– А какие у вас еще есть прохладительные напитки?
– Может быть, шампанское со льда?
Егорыч обратил взор к Виктору. Тот молча кивнул.
– Можно и шампанского.
Бокал шампанского прибавил Егорычу куража.
– Ну, что, так и будешь нас компотом поить?
– Может быть, «Смирновской»?
– Нет, Егорыч, у меня дела в городе, – Виктор решил на шампанском остановиться.
– А, я, пожалуй, приму соточку.
Бармен налил водки и подал орешки с маслинами, после чего испуганно съежился.
– Ты чего? – спросил Егорыч.
– Директор идет. Я его не успел поставить в известность о вашем визите.
К ним сбоку подходил солидный мужчина. Егорыч обернулся в его сторону вполоборота, поднося рюмку ко рту:
– Вот этот что ли?
– Да, да.
– Посадим, – громко произнес он и опрокинул рюмку водки.
Директор изобразил что-то в виде улыбке от услышанного.
– Дорогие гости, а что вы не заходите в наш ресторан?  Мной даны всем распоряжения по вашим завтракам, обеду и ужину, так что ждем в любое время. Все за счет нашего заведения.
В Интуристе такие команды могли дать только чекисты.
– Ну, что ж давайте начнем прямо сейчас с обеда, – быстро сообразил Егорыч.
– Пойдемте в банкетный зал, – пригласил директор.
– Егорыч, у меня мероприятия в город вместе с местными оперативниками, – сказал Лукин.
– Как хочешь, а я не могу отказаться от такого предложения.
В областном УВД Лукин зашел к начальнику угрозыска Георгию Абеловичу.
– Виктор Павлович, в Багишамальском ОВД есть информация по аппаратуре «Филипс», недавно появившейся у одного уважаемого хлопкороба, а, вернее, у его сына. Я дам машину, сам оцени обстановку, местные сотрудники тебе помогут, – предложил он.
В Багишамальском ОВД Лукина встретил руководитель и дал в помощь молодого  опера  Кудратова, который добыл информацию о магнитофоне.
– У меня есть номера и серии похищенных магнитофонов. Как лучше сверить их с номером магнитофона хлопкороба, чтобы не обидеть уважаемого человека? – спросил Лукин.
– Я уже об этом подумал. В нашем отделе угрозыска работает Алишер, который дружит с сыном хлопкороба. Думаю провести проверку открыто, наш хлопкороб Герой Социалистического Труда и с ним лучше игры не затевать.
– Хорошо. Вам виднее, как зайти в дом уважаемого человека, чтобы не обидеть его.
Они вошли вместе с Алишером во двор дома хлопкороба, который состоял из нескольких замкнутых построек с большим квадратным внутренним двором. Внутри двора благоухали розы, в середине журчала вода в фонтане, который вместе с виноградником создавали микроклимат. Им навстречу вышел хозяин в дорогом коричневом костюме со звездой Героя. Он извинился за суету во дворе  по поводу сегодняшней свадьбы и пригласил гостей к столу. Хозяева, как, видимо, везде на Востоке, были рады гостям. Алишер объяснил причину их прихода и Лукин поздравил хозяина с предстоящим праздником для его семьи, извинившись, что невольно стали непрошеными гостями. Номер магнитофона был не из числа похищенных, и они еще раз извинились за визит, направившись к двери, но хозяин и слышать не хотел.
– Нехорошо будет, если мы не выпьем хотя бы чаю в этом доме, – сказал Алишер.
– Да, я ничего не имею против вашего гостеприимства, мне просто неудобно после цели нашего визита садиться за стол. Алишер скажи, чтобы нам накрыли в сторонке от всей суеты, чтобы им не мешать.
    Алишер переговорил с хозяином на узбекском языке и тот, приложив руку к груди, что-то сказал женщинам. Как обычно началось с чаепития в тени сада в окружении многочисленных подушек, которыми обложили все бока Виктора. Потом чаепитие переросло в солидное застолье с пловом и выпивкой. Нарзулло, Кудратов и Алишер были примерно одного возраста с Лукиным, и он понимал, что ему еще не раз, возможно, придется обращаться к ним по личным вопросам. Ведь в Богишамальском районе на улице Фруктовой проживала мать Ларисы. Лукин еще в детстве заметил, что ему иногда везло. Фартило, как он выражался. Вот и сейчас он приехал в Самарканд неспроста, а теперь сидел за столом с коллегами, которые могут ему помочь со временем. После коньяка немного расслабились.
– Нарзулло, у вас в городе есть ОВИР.
– Да, конечно, в УВД и в каждом районе, а что есть вопросы? В нашем Богишамальском работает моя хорошая знакомая.
– Нет, пока не надо.
– Когда надо будет, все сделаю.
– Спасибо.
Вечером заехали на базар, который был уже закрыт, но охрана их встретила чаем и прохладной дыней, которые лежали вместе с арбузами большими горами. Около них висели плакаты: «Лежа и сидя торговать запрещается», как визитная карточка, что ты на Востоке. Нарзулло предложил завтра показать Виктору свой древний город.
 В номере гостиницы Егорыч отдыхал после обеда с директором, который мягко перешел в ужин с принятием алкоголя и, судя по его состоянию, количество выпитой им водки было более литра.
– Егорыч, ты, кажется, опять перебрал? Не бережешь ты себя.
– А, ты еще не видел директора, его на руках унесли, но ты, я вижу, тоже неплохо провел вечер.
– Да, проверил информацию о магнитофоне, а он оказался в доме хлопкороба героя соцтруда, да там еще и свадьбу играют сегодня.
– Что за информация? Дай-ка адресок Героя.
– Егорыч, там проверка окончена. Я звонил Михалычу, так он сказал: «Я понимаю, что ты с Егорычем, но работать надо».
– Вот, маленький Андрюша  все понимает. Ладно, трудись, а у меня здесь в ресторане открыт бесплатный кредит. К  тебе утром приедет Керимов с новостями.
 Рашид Керимов позвонил утром от администратора гостиницы.
– Виктор, доброе утро. Я жду вас внизу.
– Егорыч, ты поедешь?
– Нет, я провожу сегодня оперативно-розыскные мероприятия с директором ресторана.
«Вот, и хорошо,– подумал Виктор,– Егорыч мужик хороший, но его шутки можно было получать только в небольшом количестве, а в Средней Азии могут вообще не понять».
 Рашид предложил зайти в чайхану выпить чая и переговорить.
– Мы с коллегами все проанализировали и вычислили только одного человека, который все знал и мог навести на квартиру Сигирева.  Напрасно он нас раздразнил. Наверное, думал, что с нами никто связываться не будет. Это некто Саидов, сам он на квартире не был у Сигирева. В городе его сейчас нет, но нам сообщат о его приезде. Мы его обложили, чтобы найти похищенные магнитофоны.
– В ваши действия я не вмешиваюсь, так как вы больше меня заинтересованы найти жуликов.
– Еще бы.
– Я проведу еще пару мероприятий в городе и завтра вечером мы улетим. Если хотите, держите с нами связь или со своими коллегами в Москве.
– Нет, мы лучше с вами. А в сегодняшних мероприятиях не нужна наша помощь?
– Спасибо. Мы с местными операми договорились, – Лукин решил навести мосты в ОВИРе и некоторые справки о Ларисе. В этих вопросах помощь сотрудников КГБ не нужна ни в каком виде.
Он понимал, что Лариса пока может приезжать в СССР в гости к маме или  в туристическую поездку. Впервые Лукина не заинтересовала связь разбойников Саидов. Он знал, что Рашид со своими коллегами после шутки Егорыча будут землю рыть, чтобы закопать своего земляка и вернуть похищенное, потому он был спокоен за раскрытие разбоя.
«А почему бы не поговорить со знакомой Нарзулло из ОВИРа, если сами обстоятельства привели его сюда за четыре тысячи километров от родного дома,– подумал Лукин, – могу же я узнать кто она, Лаура? Как она попала в Самарканд? Ну, хоть что-нибудь кроме ее имени и адреса по Фруктовой улице».
Егорыч с утра работал по своему плану в ресторане. Кудратов подъехал, как договорились.
– С чего начнем? С чайханы или с осмотра города? – спросил он.
– Давай город посмотрим, а то все бегом. Если у нас ОВИР будет по пути, давай зайдем к твоей знакомой.
– А, мы можем заехать сразу и взять ее с собой. У нее сегодня короткий день, да и начальник не будет против, если у нашего гостя появились вопросы к ОВИРу.
– Если можно, но вопросы у меня по одному человеку и сугубо личного плана, поэтому руководство не обязательно ставить в известность.
– Я все понял.
Наташа оказалась наполовину узбечкой, очень симпатичной женщиной, но в ОВИРе других и не должно быть.
– Наташа, у нашего коллеги из Москвы есть к вашему ведомству вопрос.
– Да, пожалуйста, что вас интересует?
– Наташа, у меня вопрос личного характера, если можно?
– Да, конечно, вы же пришли с Нарзулло.
– У вас в городе недавно отдыхала моя знакомая, я с ней не успел даже толком поговорить, и она уехала. Я ей писал на улицу Фруктовую. Ее фамилия Колен Лаура. Не понимаю, как она попала в Самарканд?
– Да, я ее хорошо знаю. Красивая француженка. Мы с ней чаи распивали, о жизни беседовали. Подожди, подожди, она у нас просила продлить визу, чтобы в Москве побыть еще недельку, уж не из-за вас ли? Она в прошлом году была с мужем. Нет, не тот мужик. Французский банкир, но не орел. Теперь понятен ее интерес к Москве, – Наташа лукаво посмотрела на Виктора.
– Наташа, Виктор у нас в командировке, разбойников ищет.
– Ну, я сразу по его лицу догадалась, кого он ищет. Лаура приезжала к маме, на  Фруктовую улицу, а тебя что интересует?
– Сказать честно, то все и в тоже время ничего. Она сама расскажет, когда приедет, поэтому скорее любопытство, как опера.
– Как она оказалась в Самарканде? Так двадцать лет назад были такие законы, поэтому она родилась в городе Навои. Есть такой город в пустыне. Ее мама раньше работал в Москве во французском представительстве или посольстве и получился у нее роман с французом, а это были последние годы правления Сталина. Ее маму осудили и отправили в Навои, а уж потом она переехала в Самарканд, так как обратно в Москву не пускали. Об этом мне мать Ларисы рассказывала, когда ей приглашение оформляла. У нас не столица, все друг друга знают, и за чаем можем поплакаться.
«Прошло двадцать лет с того страшного сталинского времени, но в общении с иностранцами, похоже, для граждан СССР  мало что изменилось», – подумал про себя Лукин.
– А почему ты ее Ларисой называешь? – спросил он.
– Да, ее многие знают в нашем районе и все так зовут. Ее отец приезжал к нам в Самарканд по туристической визе, а потом Лариса вышла замуж за Мишеля, но думаю, чтобы уехать и оформить гражданство Франции, но это мои мысли. Что вам еще рассказать?
– Да, пожалуй, достаточно, я и этого бы не стал спрашивать, если бы вы не были с Нарзулло друзьями.
– Хорошая девчонка, она мне ничем не обязана, но всегда приходит с подарками. Я бы никогда не взяла, но у нее такие вещи, которые здесь не купишь, даже на валюту.
– Наташа, может, поедем с нами? Мы с Виктором хотим посмотреть город.
– Нет, ребята, в другой раз. Мне домой надо. Виктор, вы теперь будете еще в Самарканде?
– Я надеюсь.
– Тогда до встречи.
Можно было бы подумать, что насколько мир тесен, но это было не так, потому что Лукин намеренно пришел в районный ОВИР, где недавно отмечалась девушка из Парижа. Ларису должны были запомнить в ОВИРе по броской внешности и таких гостей в Самарканде не много. Да  оказалось, что у нее с Наташей сложились какие-то отношения, а остальное можно назвать случайностью.
Нарзулло подвез Виктора на улицу Фруктовая, но зайти домой к ее маме он не решился. Она оставила ему адрес на всякий случай, а в качестве кого он вошел бы в дом? Он просто прошелся по тихой утопающей в зелени улочке, и они поехали на площадь Регистан. Нарзулло проживал рядом с площадью в Коммунистическом тупике. Наверное, такое сочетание названия улицы с несколькими домами в самом центре Самарканда придумал руководитель города с большим юмором.
– Виктор, я приглашаю тебя к себе домой на плов, – сказал Нарзулло.
– Нарзулло, зачем тебе суетиться. Давай зайдем в чайхану и посидим за столом.
– Э, брат, так нельзя. Мы с тобой подружились, и ты должен побывать у меня дома. Как я могу отпустить тебя в Москву и не накрыть достархан.
Дом у Нарзулло был из нескольких комнат и с внутренним двором, где уже готовился в казане плов. Они присели за низенький стол, на который посыпались тарелки, вазочки, наполненные орешками, курагой, изюмом, халвой и прочими сладостями к чаю. Пока готовился плов, они пили чай.
– Виктор, после высшей школы милиции я проходил практику в УВД Навои. У меня там дядя работает большим начальником. Я услышал от Наташи историю с мамой твоей девушки, если надо, то могу поинтересоваться у своего дяди.
– Нарзулло, в принципе и так Наташа все рассказала, а других подробностей в архиве может и не быть. Я знаю уголовные дела тех лет, которые помещались на половине страницы вместе с приговором. То ли в стране с бумагой было плохо, то ли писать не успевали из-за огромного потока арестованных. Если без напряга, то поинтересуйся у дяди.
– Хорошо. Мне и самому интересно стало, как сажали в тюрьму за любовь, – улыбнулся Нарзулло.
Плов выложили на большое блюдо, и они выпили араки по сто грамм. Потом арбузы и дыни, а закончили обед опять чаем.
Вечером он решил остаться в гостинице и до отъезда написать несколько строк за «бугор». В письме он написал, что гулял по ее улице, но ни с кем не общался, так же в письме не дал никаких сведений о причине визита в Самарканд. Не хотелось, чтобы его сразу вычислили «старшие братья». Он не секретничал, но было перед КГБ неудобно, что их сотруднику Керимову «гайки закрутил», а сам в полном контакте с француженкой, поэтому на конверте поставил обратным адресом «гостиница Самарканд» и подписался Люкой.
Программу минимум он выполнил, теперь можно было спокойно приезжать в Самарканд, где появились друзья и знакомые. Он поймал себя на мысли, что Наташа была права, и его меньше всего в Самарканде интересовали жулики.
Утром, отправив послание, объявил Егорычу о вылете в Москву.
– Куда ты так торопишься? Лови себе жуликов и кушай плов.
– Егорыч, я с тобой имидж теряю, пора.
Егорыч засмеялся и собрал вещи  в портфель. Приехали оперативники, чтобы проводить их до аэропорта.
Егорыч попросил заехать на рынок купить дыню.
На рынке достал из портфеля рюкзак и уложил туда несколько дынь. Опер пытался ему помочь, но согнулся под тяжестью.
В аэропорту на досмотре Егорычу предложили сдать рюкзак в багаж, но он возразил, легко подняв рюкзак с дынями.
– Ручная кладь, – сказал он.
Опера подошли на досмотр, и что-то пошептали сотрудникам.
– Ну, хорошо, возьмите с собой, только мы должны записать все. Егорыч положил рюкзак на весы, стрелка застыла напротив цифры 65 кг, и все восхитились силе русского богатыря, который играл с рюкзаком как с дамской сумочкой.
     В управлении Виктор рассказал Михалычу об их мероприятиях в Самарканде, от чего  он долго смеялся.
– Как думаешь, чекисты  расколют Сеидова?
– Да, Керимову деваться некуда, его, видимо, начальник УКГБ по области так накрутил после доклада Егорыча, что мы можем отдыхать, да, и в любом случае без Керимова мы ничего сделать не сможем.
Потекли обычные будни уголовного розыска вперемешку с лекциями и зачетами в Академии МВД. Единственными светлыми пятнами в жизни Лукина были письма. И не только полученные от Ларисы, но и им написанные, которые он начинал писать в кабинете или на лекциях в Академии, а потом заканчивал их дома. Многие письма шли от него и от нее, не ожидая ответа. Они общались, как  глухонемые.  Им ничего больше не оставалось, как только писать письма, чтобы общаться друг с другом. Письма шли на его адрес, потому отпал интерес каждый день звонить Вике. Теперь он по несколько раз в день заглядывал в почтовый ящик и ничего, что письма приходили не так часто, как он открывал почтовый ящик, потому что он знал, если там нет красочного конверта с многочисленными марками из-за бугра, то он будет завтра или через пару дней.
Лаура  работала  менеджером  у Диора, а там не до писем. Его удивляло, когда она находила время на письма, которые приходили каждую неделю.Она писала, что вопрос о разводе поставлен, но эта процедура во Франции неприятная и муторная, так как ей не хотелось бросить все и уйти. Надо было где-то жить и, что немаловажно, на что жить. Виктор мог только догадываться, что творится в процессе по французским меркам и попробовал объяснить Лауре в письме, что все это ей в Москве не пригодится. Приятно было осознавать, что их встреча с Лаурой стала причиной развода, но он не собирался жить в Париже и потому не понимал для чего ей нужно все остальное. А с другой стороны он понимал, что она не хочет сжигать мосты во Франции и навсегда возвращаться на малую родину в СССР. Она уже вкусила все прелести парижской жизни, а, самое главное, могла сравнить ее с советскими буднями. Потому Виктор ни на чем в своих письмах не настаивал, понимая, что для нее жизнь в СССР кажется таким же крахом, как для него в Париже. Все они понимали после разлуки в Шереметьево, но их тихое помешательство, которое называлось любовью, не позволяло им трезво оценить обстоятельства вокруг себя и они витали в облаках своего счастья.
Прошло две недели после возвращения Лукина из Самарканда. В кабинете раздалась трель междугороднего звонка. Позвонил Нарзулло из Самарканда:
– Виктор, мы с Рашидом Керимовым нашли похищенную аппаратуру и установили разбойников. Они проживают в Бухаре. Их полные данные я предал телетайпом. Нужны постановления на обыск по их адресам. Ты прилетишь? Мы поможем их задержать.
– Нарзулло, я постараюсь, но обычно на проведение таких мероприятий, когда все ясно, меня не посылают. Я переговорю с руководством.
– Хорошо. Теперь о твоей знакомой. После твоего отъезда я звонил своему родственнику в Навои и попросил выяснить в отношении мамы твоей девушки. Ты понял, о ком я говорю?
– Да, конечно. Спасибо тебе.
– В прошедшие выходные он приезжал в Самарканд и рассказал, что смог узнать. Могу по телефону рассказать. Это теперь история и не больше, да и не так много он узнал.
– Хорошо, расскажи по телефону, – сказал Лукин.
Ничего нового Нарзулло не рассказал, только подтвердил сообщение Наташи из ОВИРа, да и не могло быть подробностей в придуманном сотрудниками НКВД уголовном деле о якобы антисоветской агитации мамы Ларисы. В деле не было указано, в чем состояла агитация, но они знали, что за любовь к французу, которого выслали из СССР по той же причине.
Лукин поблагодарил Нарзулло и доложил информацию о найденной аппаратуре и разбойниках Андрею Михайловичу.
– Михалыч, чекисты с местными сыщиками нашли разбойников по квартире Сигарева. Надо лететь в Бухару.
– К сожалению, тебя отправить не могу. С понедельника начинается операция «Невод» по наркотикам, тебе надо подготовить план – расстановку оперативных групп по пресечению распространения этой гадости. Операцией будешь руководить сам. Ты лучше других знаешь, где перекрыть эти каналы. Давай определимся, кого направить в командировку.
– Я думаю, можно оперов из отделения милиции. Проведем инструктаж, местные опера из Узбекистана им помогут во всем.
– Хорошо, я дам команду. А Сигарев оказался ранее судимым за нарушение валютных операций и спекуляцию. Непонятно, что его связывает с госбезопасностью. Повезло мужику, скоро вернут похищенное.
– Он от этого не обеднел бы, а в контактах с КГБ он, наверное, больше их заинтересован, так как свой промысел не бросит.
– Да, это их проблемы, главное, что чекисты реально помогли раскрыть разбойное нападение.
– Жалко, что в Бухару не удалось слетать.
– Да, ты и так, наверное, в Самарканде больше с Ларисой отдыхал, а не жуликов искал. После операции можешь брать отпуск и за невестой. Где она? В Одессе или в Самарканде?
– Нет, Михалыч, не получилось у меня отдохнуть с Ларисой в Самарканде.
– Что так?
– В Самарканде у Ларисы мать живет.
– Куда же она теперь улетела?
– Михалыч, в жизни все оказалось намного сложнее и согласно приказу МВД, с одной стороны, я должен доложить непосредственному начальнику, то есть тебе, рапортом о моем контакте с иностранкой, а с другой стороны, я  не знал, что Лариса иностранка, но рассказать тебе об этом я должен. Так получилось, что ты с ней тоже общался.
– С каких это пор Узбекистан стал зарубежным государством? Все шутишь?
– Нет, Михалыч, не до этого, Лариса француженка и постоянно живет в Париже, да, еще и замужем. Но это не самое главное. Не знаю, как будет выглядеть в реальности, но мы решили все-таки пожениться. Если скажешь, что надо написать рапорт, то я напишу, чтобы тебя не подставлять, но об этом никто не знает. «Старшие братья» из КГБ могут о чем-то догадываться, и то вряд ли, потому что мы нигде не светились. С другой стороны, я могу и не знать до сих пор, что она иностранка. Ты же сам видел, она говорит почти без акцента, который я отнес к ее восточной привязанности.
– Рапорт писать не надо. Если возникнет вопрос об этом, я скажу, что докладывал. А, вот то, что произошло с тобой, я не очень удивился. У тебя все не так, как обычно. Не будь встречи с Ларисой, то выкинул что-нибудь почище, так что неси свой крест, если он тебе нравится. Тебе не надо объяснять, что ты серьезно ставишь свою служебную карьеру под удар, а ты уже не лейтенантик. Не жалко затраченных усилий? Тебе светит приличная карьера.
– Как говорят, «поживем-посмотрим», конечно, не хотелось бы уходить из угрозыска в другую службу.
– Ты можешь вообще из органов вылететь.
– Надо окончить Академию, хотелось бы диплом получить,  а там видно будет. Авиационный институт не дали закончить, а теперь и Академия может накрыться, если уволят.
– У тебя  хватает образования, чтобы быть начальником. На тебя и так косо поглядывает руководство, а ты – академия. Да, они тогда вообще сон потеряют. Иди, готовь операцию по наркотикам.
Лукин в последнее время чувствовал себя на работе, как бы «не в своей тарелке», опасаясь, что с него могут спросить за его любовные приключения с последующими выводами и увольнением. Если бы все упиралось в его увольнении со службы, то можно было и подумать, но он отлично знал, что будь он с гражданской профессией, ну скажем в авиации, сложностей для брака с Ларисой было бы не меньше. При погонах он может хоть как-то парировать возникающие вопросы от их взаимоотношений. Теперь он доложил руководителю обо всем и тот сказал: «Работай, прикрою». Этого было вполне достаточно для Лукина, чтобы он, засучив рукава, принялся разгребать наркотическую помойку в районе. Он соскучился по работе  так, что руководство МВД СССР обратило внимания на его высокие показатели и заподозрило в приписках по операции «Невод». Сам Министр внутренних дел Щелоков написал на сводке о происшествиях: «Проверить достоверность и доложить». Для проверки приехал полковник милиции Олег Хатунцев из ГУУРа МВД СССР. Руководство района стояло на ушах и уже выговорили Лукину, что не надо было вылезать в передовики. В Москве другими районами вместе взятыми было возбуждено несколько уголовных дел по задержанию с наркотиками меньше, чем у Лукина, и это, конечно, вызвало подозрения. Олег Иванович ознакомился с материалами и подобного  не ожидал.
– Я курирую проведение операции в Москве, и меня направил проверить ваши успехи министр Щелоков, потому я буду докладывать ему рапортом. Думаю, вас всех наградят не дожидаясь окончания операции. Наверное, ваши группы распугали оперативно-розыскными мероприятиями всех наркоманов в городе и вряд ли в других районах добьются таких высоких результатов. Вам повезло с проверкой МВД, так как вас наградило бы ГУВД Москвы, а теперь ждите премий от министра за его сомнения.
Лукина вызвал руководитель Максим Никонович.
– Опять ты до министра достучался! Как у тебя это получается? Шучу. Молодец. Обычно проверяющих из МВД угощают, чтобы они не написали негативов, а здесь прислали проверку из МВД от «самого» и обещают всех наградить. Бери под будущую награду водки, закуски и Егорыча в компанию, он знает Олега Ивановича, да и комплекции у них соответствуют друг другу. Ты, пожалуй, не потянешь за столом против полковника из МВД.
Виктор не стал настаивать на своем умении «держать удар», хотя про себя тут же вспомнил, как убрал тамаду в грузинском селе.
– Хорошо. Я накрою в опорном пункте участкового, там магазин рядом, а мы с Олегом Хатунцевым в соседних домах живем.
– Будут предлагать повышение – сам знаешь, как себя вести. Тебя в МВД уже приметили, – сказал Максим Никонович.
– Конечно, знаю. Линия партии непоколебима. Я же знаю, что они с района не отпускают, и против воли партии протестовать не стану.
– Ты дошутишься с партией. Что у тебя за манера такая – представляться по телефону Живодеровым из Исполкома или Негодяевым из райкома партии?
– Так ведь я только когда звоню своим друзьям! Они сразу понимают, кто им звонил, и перезванивают.
– Я бы сменил эти псевдонимы.
– Хорошо, я подумаю, а пока пошел пьянствовать. Приятно это делать в рабочее время и по указанию руководства.
– Я с удовольствием бы тебя заменил, но это пожелание полковника из МВД. Ты опять виновник торжества. Тебя хотят наградить должностным окладом.
Впоследствии Лукину пришлось еще проставиться при оформлении документов о награждении, которое пришло через десять дней. Всем руководителям выдано было по должностному окладу, а ему и членам группы – от почетной грамоты министра до ценных подарков. Опять часы «Полет», фотоаппараты  «Зенит» и транзисторные приемники «Сокол», которые в магазинах никто не покупал, потому шли в качестве подарков за поимку особо опасных преступников оперативным сотрудникам. Хорошо еще, что вместе с почетной грамотой министра пришло сообщение о присвоении Лукину звания капитана досрочно на год. Пока обмывали капитанские звезды и почетную грамоту кончились деньги, и ему пришлось занимать до зарплаты столько, что и от следующей зарплаты уже почти ничего не осталось. Как ему не хватало обещанного оклада в награду вместо почетной грамоты! Но руководители объяснили, что грамота в приказах стоит гораздо выше денег. Так оно и есть, но деньги в жизни важнее, и Виктор разрезал селедку на атласной бумаге грамоты МВД с тыльной стороны при обмывке награды.  Да, красная бумага оказалась качественной, как клеенка, и не оставила следов. Поразмыслив, Виктор позвонил Сергею, поинтересовался, как у него дела на конюшне ипподрома.
– Лошадки бегают регулярно и приносят небольшой доход, – ответил тот.
– Давно не виделись. Может, пересечемся?
– Да, мы с Бобом в баню собираемся в номера, ты с нами?
– С удовольствием, что-то притомился в борьбе с жуликами.
– Тогда ждем в Ямских банях.
В бане был накрыт стол, вокруг которого щебетали два милых создания, которых представили массажистками. Виктора это интересовало меньше всего. Выставив грузинский коньяк, Виктор предложил отметить его очередную звездочку. За столом с кружкой пива сидел Боб. Это для Сергея он был Бобом, а для Лукина он был заместителем прокурора района Борисом Кравченко, с которым милицейское руководство мечтало посидеть в неформальной обстановке, а Лукин мог это сделать с помощью Сергея, потому что не решал с ним служебных вопросов. Все они были одного возраста и просто приятно проводили время. Сергей разлил по стаканам коньяк и пожалел, что нет звездочки, чтобы бросить в стакан Лукина, а Борис поднял стакан и тихо пропел куплет из песни Высоцкого: «Нам говорили: «Нужна высота! И не жалеть патроны!..» Вон покатилась вторая звезда – вам на погоны.
– Давай, капитан, за тебя! — поддержал Сергей.
    Дружно зазвенели стаканы.
– Сколько же вам лет? Капитаны такими не бывают, –
прощебетала блондинка.
– Я ровесник Бориса, а прокуроры тоже такими молодыми не бывают.
Давайте лучше выпьем, – Виктор снова налил в стаканы коньяк.
– Ты можешь расслабиться, – тихо на ухо сообщил Сергей, бросив взгляд на девчонок.
–  Давай в другой раз, я пришел сказать тебе пару слов по поводу твоих конюхов.
– Что-то не так?
– Нет, все так. Ты с ними играешь в угадайку? Ведь заранее они сами не всегда знают, какая «темная лошадка» побежит и привезет денег, а вот перед самым заездом у них более достоверная информация. Как они говорят, под звонок. Но ты не успеваешь добежать до кассы с этой информацией, а телефона на конюшне нет.
– Ты совершенно прав. Какие предложения?
– У меня появилась пара левых носимых радиостанций, и довольно небольших, они работают на таких частотах, где эфир не занят. Говорить по ним не рекомендую, эфир может контролироваться, а вот если договориться об условных сигналах по программе забегов, то можно передать с конюшни
информацию нажимами в тональном режиме номер заезда и номера лошадок, а дальше – в кассу. Ты – на конюшне, твой подручный – около меня и бежит в кассу. Я в кассах светиться не буду. Как?
– Шикарное предложение. У тебя голова варит не только на раскрытие преступлений! В карты ты играешь не хуже маститого каталы. И здесь внес свежую струю. А как же твои принципы?
– Если нельзя, но очень хочется, то можно один разок. Нужда заставила, да и потом – что тут такого, принять несколько тональных вызовов и передать твоему человеку!
– Ошибки в передаче и приеме не может быть?
– Уже проверено, но мы еще раз уточним все на месте и перепроверим по приему и передаче.
– Тогда поехали в пятницу. У Гришина заезды будут. Я с ним заранее перетру. Вот за это давай выпьем!– предложил Сергей.
Они вернулись к Бобу, окруженному двумя русалками.
После бани решили пообедать в ресторане «Советский», где была хорошая кухня. Сергея, видимо, обрадовало его предложение, и он проставлялся в счет будущих побед.








                Не надо про Париж…

             

В пятницу Виктор встретился с Сергеем после пятиминутки. До этого съездил к своим инженерам по спецтехнике и взял до вечера за бутылку водки две портативные рации. Он долго думал, правильно ли поступается своими принципами, не играть на деньги ради наживы. До этого в игре его интересовали деньги меньше всего. Не говоря уже о том, что его участие в этом предприятии немного серьезней любого поступка Остапа Бендера. Но, с другой стороны, его еще больше тяготило, когда он, здоровый мужик с нормальными мозгами, занимает деньги до получки как горький пьяница. Да, были непредвиденные расходы, связанные с накрытием столов, но они не должны были выбить его из колеи в финансовом отношении. Он холост и недавно был в длительных командировках, где хоть немного, но сохранил свой скудный бюджет. В армии он рядовым получал в три раза больше, чем сейчас при звездах на погонах, правда, приходилось крутиться, но все получал официально по ведомости в кассе. Теперь была романтическая профессия, которая ему очень нравилась, но она не приносила необходимых материальных благ даже для одного человека. Он опять задумался о своих коллегах, у которых были семьи. 
С такими мыслями он пришел на ипподром, чтобы немного поправить свой бюджет. Он остался у ворот, а Сергей поехал вокруг на конюшню, чтобы проверить работу раций. Через несколько минут в кармане Виктора дважды по восемь раз с интервалом в пять секунд пикнул тональный вызов.
– Восемь – восемь, – сообщил Лукин, когда Сергей вернулся и с конюшни.
– Точно, рации работают хорошо, только бы наездники не подвели с информацией о «темной лошадке». Тогда так и будем сигналить перед самым заездом, а ты передашь моим шнуркам информацию. Они все оформят в кассе под звонок, – сказал Сергей.
– Будем играть в лоб в одинаре и с фаворитом в двойном? – спросил Лукин.
– Ну, это мой корешок Вовка лучше знает. Ты сам не светись и отдыхай на трибуне, а ему только цифру передай, он мигом все организует через кассу и выигрыш получит. Меня ждут на конюшне к первому заезду и скажут, какую лошадку зарядить. Техника не подведет?  Я ставки делаю на свои деньги и рискую попасть.
– Техника импортная,  лишь бы конюхи не подвели.
Виктор облюбовал тихое местечко на трибунах ипподрома, где бы никто кроме него не услышал тональные сигналы рации. Подручному Володе хватало времени добежать до кассы, и сделать ставки «под звонок», чтобы никто из игроков не мог бы сесть ему «на хвост» и повторить его ставку. Их лошадка выиграла, и они ждали выдачи около кассы. Второй заезд они пропустили, а когда лошадки разминались для третьего заезда, рация пропищала семь раз. Это означало, что в заезде должна победить лошадка под номером семь, о чем Виктор сообщил Володе.
– Никогда бы не подумал, темнее Попельнухи не бывает,– сказал он и устремился резвее лошади к кассе.
Лукин знал, что Сергей ныряет перед заездами на конюшню, чтобы выяснить темную лошадку и применил рации, чтобы ускорить процесс.Наездник гоняет лошадку тихо, занимая последние места, и только он знает, да еще мастер его конюшни, на что эта лошадка способна, и когда ее можно запустить, чтобы она пришла первой. Многие игроки на ипподроме знали об этом и все ровно надеялись выиграть. Лукина немного тяготило, что он выступил посредником в сговоре и отнял у кого-то выигрыш, но успокоил себя тем, что это произошло бы и без его участия. Он посмотрел на трибуны, где игроки с озабоченным видом и карандашом в руке колдовали над программками забегов. Ему стало, немного их жаль, потому что они играли, а на конюшне им строили козни. Но даже в их раскладах бывали накладки, ведь бегут лошадки, а они могут допустить проскачку или фаворит упрется на дистанции и не даст выиграть темной лошадке. В общем, много факторов, которые должны совпасть, чтобы получить выигрыш. Одним из факторов было участие в игре фартового Лукина. Конечно же, это шутка, но в ней что-то было, и Сергей не раз убеждался в этом. Вот и сегодня прошло все гладко. Лукин не стал ожидать выдачи выигрыша, а поехал к инженерам сдать рации. Как договорились,вернулся в ресторан «Советский», где его встретило сияющее личико Сергея.
– Я всем уже раскидал с выигрыша, в конюшню, Володе, а то, что осталось, поделим пополам, – предложил Сергей.
– Согласен, – сказал Лукин.
Он понимал, что в это дело не вложил ни копейки и ничем не рисковал. Сергей отложил сумму для расплаты с официантом, и у Виктора оказался в руках его оклад за два года около трех тысяч. Это компенсировало его переживания по поводу правильности своего поступка, никак не вяжущегося с обликом офицера милиции. Конечно, здесь попахивало мошенничеством по отношению к другим игрокам на ипподроме, но они сами туда пришли, чтобы обыграть других. Многие знают о заряженных заездах с конюшни, но все ровно торопятся бросить свои деньги в кассу, надеясь угадать свою лошадку и получить выигрыш. Лотерея, а где игра, там и обман. Ну, что теперь поделаешь, состоялось, и можно было больше не занимать до зарплаты, а это его тяготило больше всего. Если предстоит женитьба, а он при всех негативных обстоятельствах этого не исключал, то деньги очень пригодятся. Он понимал, что женитьба попахивает авантюрой, но верил в свой фарт и знал, что придумает что-нибудь, хотя фартовым в любви он никогда не был. И опять же, как на это посмотреть? Он влюбился в красивую девчонку, и она согласна стать его женой, так чего грустить?
      Лукин всегда шутил, что пачка денег, греющая в кармане брюк твое бедро, не приносит дохода. Сергей тоже придерживался этого принципа, но его охватывало желание играть, а не выигрывать. После шикарного ужина и принятия веселящего шампанского Сергей предложил съездить к «цеховикам» завершить успешный день за карточным столом.
– Хорошо, только сразу предупреждаю. Откладываю на игру двести рублей, и, если проиграю, то сразу ухожу. Мне сейчас деньги нужны и не хочу проигрывать, поэтому не проси, если свои проиграешь. А, лучше всего, давай заедем ко мне домой. Я остальные деньги оставлю там, чтобы не обвинял меня в жлобстве, когда не дам тебе взаймы, – сказал Виктор.
   Они так и сделали. Лукин зашел в квартиру один и спрятал в тайник, который сам оборудовал. Двери в квартиру были хлипкие, и замки открывались канцелярскими скрепками.
– Ты думаешь, что я обязательно проиграю? – спросил Сергей.
– И думать нечего. Тебя там ждут сладенького, чтобы ошкурить, как липку. Я только раз с ними играл, а до этого наблюдал, как они чешут на одну лапу против тебя, – сказал Виктор.
– Я тоже догадывался.
– Если будешь меня слушаться, а не сыпать деньгами на стол, то можем их причесать. Они только этого и ждут, как в прошлый раз. Я выиграл больше четырех тысяч рублей, а ты их спустил к утру. Они, наверное, ждут того же, что, если я выиграю, то отдам деньги тебе, а они быстро тебя облапошат. Давай поставим цель, если будем проигрывать, то не более пятисот рублей, и уходим, как будто день сегодня не наш, и если будем выигрывать, то играем до трех ночи, не более, иначе они нас возьмут измором, так как будут менять играющих на отдохнувших.
– Но, мы же с тобой у токарного станка не стояли, чтобы заработать деньги, и зачем ограничивать себя «пятихаткой»?
– Во-первых, жалко и они мне нужны, а во-вторых, противно. Они тоже не у токарного станка заработали деньги, а обычные жулики, хоть и не мои, а по линии ОБХСС, поэтому святое дело «обуть» их в карты, чтобы восторжествовало правосудие.  Если согласен, то поехали.
– Мент есть мент, поехали, с тобой не поспоришь, кругом прав, – сказал Сергей.
На кунцевской квартире на телефонные звонки не отвечали и, как обычно, принимали только своих по условному звонку в дверь – два коротких и один длинный. В квартире шла тихая игра в картишки. Здесь друг друга знали и никогда шума не поднимали по поводу проигрыша. Деньги как приходили к ним, так и уходили. Они были уверены, что будет утро, и они украдут еще.
Сергея и Виктора встретили с радостью. Лица все были те же, так же как икра и шампанское с водкой, которые шли для легкого одурманивания клиентов. Такого сервиса не встретишь и в казино Лас-Вегаса.
– Виктор, проходи. Рады видеть серьезного игрока, которого не интересуют выигранные деньги, – сказал Николай, хозяин квартиры.
– Вы правильно подметили, именно выигранные деньги, но только при определенных обстоятельствах, – сказал Виктор.
Он не стал рассказывать им, что в прошлый раз он двинул за игровым столом кучу выигранных денег в сторону Сергея и ушел спать, чтобы окончательно запутать эту компанию своим поведением, как игрока в карты.
Они с Сергеем были немного выпивши, но от шампанского и бутерброда с черной икрой не отказались, подчеркнув, что у них сегодня присутствует кураж, необходимый при игре в малый покер под названием «сика», а по блефу Виктор не уступал в этой компании никому.
«Ну, где ваши кошелечки, мясники, овощники и холодильщики. Все те же «Лысый», «Рыбник» и работник Исполкома с хозяином Николаем», – подумал про себя Виктор и коснулся колоды карт, что означало доверие противникам, и можно было сдавать карты.
С первых же сдач Виктор решил блейфануть – играть при любой карте, давить на компанию деньгами. При вскрытии карт он «небрежно» бросал их, и все видели, что у него не было больших очков. А потом  играл только при хороших очках и, когда их компания думала, что он блефует в очередной раз, то крупно проигрывала.  Меняя  поочередно эту тактику, Виктор сложил перед собой приличную сумму разноцветных купюр. О проигрыше в пятьсот рублей и речи не могло быть. Сергей умиленно наблюдал за его игрой и сам особо не хулиганил. Играл только наверняка с большими очками в комбинации карт. К трем часам ночи их небольшая сумма, отложенная на возможный проигрыш, тянула тысяч на пять. Виктор повторил свой  прошлый успех, но считать деньги не стал, показывая свое пренебрежение к ним, хотя самому не терпелось распихать их по карманам.
– Сергей, мне пора домой. Утром на сутки заступаю, – соврал Виктор.
– Может, еще часок?– спросил Сергей.
– Виктор, можешь поспать в соседней комнате, а мы с Сергеем поиграем, – предложил Юра.
– Нет, мужики, мне надо выспаться хоть немного, потом принять ванну, выпить чашку кофе, да привести себя в порядок. За мной служебная машина заедет домой. Так что послезавтра я готов составить вам компанию прямо с утра.
– Сергей, может, ты останешься?– спросил Юра, видя, что реально лишается большой суммы.
– А, кто меня довезет домой?– возразил Виктор.
– Да, на такси, – не отступал хозяин.
– Вот как раз до утра я буду ловить такси в вашем захолустье. Назначайте время встречи и мы будем, – отрезал Виктор.
– Тогда в пятницу.
Лица у них были явно не такие радостные, как при встрече.  Виктор еще маханул бокал шампанского под черную икорку перед уходом, и Сергей довез его до дома.
– Теперь ты понял, что они хотели тебя обуть, но я не дал.
– Это понятно, но, если мы их так будем обыгрывать, то потеряем, как партнеров, – сказал Сергей.
– Значит, им нравится, когда ты проигрываешь. Ничего, не обеднеют твои миллионеры. Хорошо, так и быть, в следующий раз я буду очень стараться, и мы проиграем рублей двести. Подели деньги и давай отдыхать.
– С тобой не соскучишься. Зачем тебе столько денег, неужели женишься?
– Почти угадал. Хочу новый мотоцикл купить.
– Так здесь на «Хонду» хватит, а ты «Явы» любишь.
– Сергей, трудно объяснить, но я понял, что деньги лишними не бывают. Главное, чтобы они были и плохо, когда их нет.
– Ладно, с добрым утром. Созвонимся.
Утром Виктор отщипнул из картежных денег около оклада на карманные расходы и вновь зажил «по средствам». А, если серьезно, то ему предстояло отремонтировать новую квартиру, которая после сдачи дома строителями требовала замены обоев, некоторых дверей, циклевки полов и покупки необходимой мебели, но это он решил сделать не торопясь к приезду парижанки.
   Планы резко поменяла Лариса, написав, что у нее появились неотложные дела в Союзе, и она сможет скоро приехать. Виктор знал, что по ее понятиям слово «скоро» может растянуться на месяцы, но если бы все зависело только от их желания, то они бы и не расставались. Он был уверен, что она рвалась к нему и потому допускала слово «скоро». Такая уверенность придавала ему силы, и он знал, что если бы не она, то вряд ли бы он начал обустраивать квартиру, во всяком случае, так быстро.
 Ремонт квартиры Виктор начал в наступившую субботу, заказав на родном заводе металлические пластины по собственным чертежам для укрепления входной двери и коробки. Ему ли было не знать о способах проникновения воров в квартиру? От «медвежатников» не убережешься, да они и не лазают по квартирам и специалистов по вскрытию замков не так много в преступном мире. Все больше воры-шаромыжники, способные вскрыть замки, которые шпилькой открываются или любым ключом от такой же системы замков, а еще проще фомкой ковырнуть дверь или ударом ноги выбить. Вот от таких шаромыжников Виктор и укрепил дверь, да замки поменял с собственным секретом, поставив дополнительный винт в замок и сделав прорезь в торце ключа. Этот простой секрет ему старейшие мастера по сейфам показали. Потом спрятал заначку под полом через вентиляционную решетку, которую забрызгал цементным раствором, чтобы не видно было, что она вскрывалась. Заначка потянула почти на Жигули. А всего-то получил несколько тональных вызовов по рации и передал их количество одному «шнурку», а потом полночи «покатал» в карты с «цеховиками». Виктор знал, что ремонт квартиры обойдется ему по цене стройматериалов, так как они с друзьями умели все делать сами и месяц назад отделали новую квартиру Славе Кочкину. Они переехали с женой красавицей и закатили новоселье. Виктор окончательно увел Ларису из компании, в которой с ней познакомился.
 Василий руководил техническим отделом в КГБ, но только не тем, что ставил прослушки, а хозяйственным: поставлял новейшую технику от перфораторов, болгарок по резке бетона до машин по циклевке паркета. Сам он ранее работал на мебельном комбинате и дома делал для друзей картины из фанеровки различных пород дерева. Виктор попросил его вырезать из фанеровки в большой комнате на паркете Эйфелеву башню размером около двух метров и по периметру комнаты какой-нибудь орнамент. После пол ошлифовать и покрыть лаком в несколько слоев. В новой квартире ему хотелось сделать что-нибудь для Ларисы во французском стиле. Никто из друзей не знал их тайну, и данное пожелание могли отнестик его тихому помешательству. Друзья знали Ларису и не возражали, так как от нее могли пойти мозги набекрень.
–Василий, как ты думаешь, лучше начать с пола? – спросил Виктор.
– Иначе потом все запылим от шлифовки паркета. Пол закончим и накроем, но почему французская башня, а не Кремль? – поинтересовался Василий.
Хоть он был и технарем, но в КГБ, потому даже другу Виктор не мог этого поведать. Их помолвка происходила у него на глазах. Мог бы не понять и пришлось бы ему ремонт в одиночку делать, а уж башни точно не видать.
– Василий, ну что тебе жалко?
– А рисунок дашь, по которому делать?
– У нас есть художник, я с ним договорюсь.
– Мне не ясен полет твоих мыслей, но одному мне будет не под силу, надо взять помощника с фабрики и ему немного заплатить.
– Этот вопрос решим. Приступай. Если надо, я вам помогу.
–  Я пока заготовлю фанеровку из ореха, ясеня и красного дерева, клей и все остальное. Надо на фабрику идти к моим бывшим коллегам.
Василий до службы в армии работал на мебельной фабрике, что напротив дома, столяром-краснодеревщиком.
– Возьми три бутылки водки, пригодятся для расплаты за фанеровку.
Вечером в доме Василия собрались друзья на застолье из спецслужбы на Петровке, 38. Они работали по местам сбыта похищенного имущества, а это – комиссионные магазины.Виктор пожаловался им на отсутствие мебели в квартире.
– Какие проблемы?– сказал Володя из его подъезда, – мы часто бываем на точке в мебельном магазине на Войковской. Там директор комка наш человек Аркадий Аронович. Тебе что конкретно нужно и сколько у тебя денег?
– Нужно все. От кухонного гарнитура, ну хотя бы стола и полок, до спальни и холодильника. Денег, сами понимаете, немного, потому и хочу купить в комке, но не рухлядь.
– Я сразу понял, что тебе нужно. Вот так, ребята, на красивых жениться. Сейчас в Москве начался массовый отъезд евреев на постоянное место жительства в Израиль. Выезжают семьями, а потому стараются все продать и подороже, но у них это плохо получается, так как у них хотят купить подешевле. У кого время поджимает, то они отдают за копейки, хотя в магазинах такого не купишь, – сказал Володя.
– Я выезжал на квартирную кражу к одному такому гражданину. Жулики окружили вниманием уезжающих «за бугор», зная, что те превратили свой багаж в золото и валюту. Вот они и хотят побыстрее покинуть родные пенаты,– сказал Виктор.
– Я о том и говорю. Они все обращаются к Аркадию Ароновичу, чтобы тот пристроил их мебель. Золото увезти с собой у них не всегда получается, а уж мебель тем более.
– Мне чекисты рассказывали, что они сбились с ног, но не скоро разгадали их секрет отправки золота «за бугор». Они колотили большие деревянные ящики для вещей и мебели, а гвозди отливали из золота. Получают в Израиле деревянный ящик, вынимают из него ведро золотых гвоздей, а остальное на помойку.
– Потому они теперь ящики не колотят, а финские холодильники,почти новые, отдают за смешные цены. Из комка все расходится по своим людям, не успев дойти до торгового зала, а если заранее заказать, то можно сразу забрать эту мебель из квартиры, расплатившись с хозяевами и грузчиками, которые и доставят.
– Мужики, стол накрою. Заказывайте, но не ранее, когда Василий закончит полы, – сказал Виктор.
– Ну, это как получится, лучше где-нибудь сложить, даже в гараже, если получится купить раньше. Такие варианты бывают редко.
– Хорошо, я готов!
– Вот, это другой разговор. Когда свадьба? Ладно, не забудь пригласить.
Закрепили сделку небольшой выпивкой и расписали пулю. От игры в карты у Виктора уже отрыжка.
С понедельника и работать стало веселей, столько он снял проблем за выходные. Ведь, чтобы купить гарнитур «жилая комната» нужно было ждать по записи не один год, да и записаться было проблемой, а потом надо было выложить сумму равную стоимости «Жигулей». В магазине даже полку на кухню не купишь, а спальня могла пополниться только раскладным диваном, от которого спину к утру кружило. У тех, кто уезжал на свою малую родину в Израиль, было все, потому что в торговле у них были свои люди, которые тоже со временем собирались в дальние страны. Тяжело им стало в СССР, золота намыли за годы Советской власти, что не унесешь, а купить могли только «Жигули» и дачу 6Х6 с участком в 6 соток. Мудрая власть – воруй, сколько хочешь, а ничего ценного не купишь. Теперь Виктору предстояло попользоваться их имуществом за копейки, но не он их гонит «за бугор» и тем более не он забирает их мебель. Они сами несут своим знакомым, а те назначают копеечные цены. Грабеж среди бела дня в еврейском клане. Главное, что он готов к этому финансово и решил этот вопрос за один день. Его не тянуло на ипподром или к «цеховикам» за легкими деньгами и думать об этом не хотелось, наверное, потому что у него все было.
Василий с Николаем работали по вечерам, и к концу недели башня сверкала под лаком на паркете. Они застелили пол плотной бумагой и вместе со Славой обсудили дальнейший ремонт.
– Потолки трогать не будем. Их строители хорошо сделали, а вот обои надо поменять, – сказал Слава.
– Сами поклеим обои или девчонок пригласить из ремонтной управы? – спросил Виктор.
– Да мы сами лучше сделаем, – сказал Вася.
– Что для этого надо? – спросил Виктор.
– Дуй в магазин. Что мы пьем и чем закусываем, ты знаешь, и мы сразу приступим, – предложил Слава.
Виктор вернулся с двумя сумками провизии через час и ужаснулся. Обои были содраны со стен и скомканные лежали в углу. Увидев его растерянный взгляд, Слава пояснил:
– Строители клея пожалели. Мы чуть подцепили за край и обои с треском отскочили от стен. Их все ровно нельзя бы оставлять в таком виде. Где у тебя обои, мы за субботу все закончим.
– А у меня нет обоев, – сказал Виктор.
– Это несколько осложняет дело, потому что и в магазинах их нет, – сказал Вася.
– Придется обращаться к Борису из ОБХСС. У него все хозяйственные магазины под рукой.
Но не таким простым оказалось приобретение обоев в летнее время, когда многие затевают ремонт. Их выручил директор обойной фабрики с Красносельской улицы. Опять повторился поход Лукина в магазин за выпивкой и закуской, и опять ремонтная бригада сыщиков убила его своей расторопностью. Одна комната была оклеена новыми обоями и так ровно, что Виктор не мог разглядеть швов, пока не обратил внимания, что рисунок на обоях не так смотрится. Наконец, понял, что обои наклеены горизонтально.
– Слава, вы, когда пьете, так закусывайте, – сказал он.
– Закуска была разная – вода холодная и вода горячая, а что тебе не нравится? Мы поклеили обои без швов, – сказал Слава.
– Интересно, чья была идея? У тебя в квартире мы клеили, как все люди. Можно их снять не повредив?
– Вряд ли.
– Тогда опять на фабрику за обоями.
На фабрике им предложили остатки с рисунком бабочек оранжевого цвета, а бригаду оперов пришлось посадить на чай до окончания ремонта. На следующий день Володя привез заказанную мебель. В гостиной хорошо вписался чешский гарнитур из стенки с баром, угловым диваном 2х2, стол со стульями.
– Холодильник и телевизор не удалось перехватить. Хозяин их раньше продал, а кухонный гарнитур и спальню завтра привезем, – сказал Володя, – мы успеваем до приезда?
– Да уже в квартире можно жить. Завтра посуду докуплю и полный порядок. Никогда не думал, что я такой домовитый,– сказал Виктор.
– Тебе повезло. Сделать за неделю ремонт и обставить квартиру. Обычно этот процесс затягивается на годы. Целый год копят на стенку, потом на спальню и так далее, а ты все за копейки и разом.
– Спасибо, вам, ребята!
– Да, чего там. За ваши деньги любой каприз. Так, когда она приезжает? – спросил Володя.
– В пятницу на Белорусский вокзал в 14 часов.
– Опять тебе повезло. От вокзала можно пешком дойти, – улыбнулся Володя.
Поезд из-за «бугра» бесшумно подкатил на перрон Белорусского вокзала. Виктор издалека увидел ее золотистые волосы и улыбающееся лицо. Она высунулась в открытое окно приплюснутого международного вагона и  махала ему рукой. Виктор зашел в ее купе, чтобы забрать ее вещи. Лариса закрыла за ним дверь и заключила его в свои объятия. Они долго целовались. Он смотрел на нее и не верил, что она снова рядом.
– Я ужасно по тебе соскучилась. Пошли отсюда скорее.
Из вещей у нее был большой чемодан и сумка.
    «Видимо приехала ненадолго. Вещей мало,– прикинул Виктор,– какие же у нее неотложные дела?».
    До его квартиры было триста метров от вокзала, и он решил не стоять в очереди за такси. Сумка и чемодан были не тяжелыми.
– Ну, как ты здесь живешь?
– Уже лучше с твоим приездом.
– Ну, вот я. Принимай. Мы куда сейчас поедем?
– К нам домой.
– Этот ответ меня больше всего устраивает и снимает многие другие вопросы.
– Что ты имеешь в виду? – озабочено спросил Виктор.
– Об этом позже. Да и другие вопросы уже неважны. Я тебя люблю. У меня такое ощущение, что я тебе этого еще не сказала. Я это окончательно поняла только там.
– Мы с такими объяснениями можем не скоро добраться до нашего дома.
– Пошли скорее, баламут. Я буду тебя долго целовать!
 Около двери их квартиры стоял финский холодильник «Розен Лев»без упаковки. Накануне ребята обставили кухню и спальню, а попутно привезли телевизор и проигрыватель с колонками для дисков, который был едва ли не самым важным приобретением. Как же без музыки? Запиской в двери ребята сожалели, что у них не было ключей от квартиры, потому не смогли занести холодильник на кухню и передавали привет Ларисе. Виктор качнул холодильник, он был легким и он мог один его переместить на кухню, но Лариса перехватила его руку и потянула за дверь, которую он успел прикрыть за собой.
– Какие у тебя друзья тактичные, что не стали нас дожидаться, – она обняла, и губы слились в долгом поцелуе.
 Лукин как-то в армии попал в свой батальон переждать, пока готовились его командировочные документы. Сержанты обучали молодых солдат одеваться и раздеваться  за 45 секунд. При этом солдаты должны были аккуратно сложить свои вещи на табурет. Виктор с Ларисой наверняка перекрыли этот временной норматив, но их вещи летели в разные стороны по пути в спальню…
– Чтобы мы не померли с голоду, я ухожу на кухню. Тебе помочь поставить холодильник? Мне нужен лед, – сказала Лариса.
– Я сам сделаю. Продукты на кухне.
– Спасибо, разберусь.
    Холодильник был на колесиках, и Виктор легко установил его на кухне. Лариса помыла его и включила. Да это был не наш надежный «Север», холодильник работал совсем бесшумно. Она наполнила ячейки водой и поставила морозить, потом достала из большой сумки кастрюлю, сверкающую никелем.
– Лариса, а кастрюлю зачем везла? В Москве можно купить.
– Так это скороварка.
– И такие у нас есть!
– Такие, да не такие. Эта из нержавейки, а у вас я видела, они из алюминия. В них не так вкусно получается. Была бы такая возможность, я бы все привезла с собой. Ладно, не обижайся, ты молодец. Я же вижу, как ты старался и сделал почти невозможное в Москве. Ремонт и квартиру обставил. Я очень удивилась и обрадовалась, когда ты сказал, что поедем в нашу квартиру, – Лариса подошла и поцеловала его до легкого озноба.
– Ты рискуешь, что у тебя все сгорит, – улыбнулся Виктор.
– Голодными не останемся, я кое-что привезла с собой. Обычно у нас пьют красное сухое вино, но я взяла с собой литровую настоящего виски, ты больше любишь крепкие напитки.
   Она достала из чемодана стаканы грамм по 250 из толстого стекла, которые сверкали. Плеснула по полстакана виски и бросила несколько кусков не совсем застывшего льда. Виктору нравился этот напиток, но в московских магазинах можно было купить французские коньяки, джин, ром от кубинского до Бакарди, но виски были редкостью. По вкусу они походили на хорошо очищенный самогон, наверное, потому их не закупали «за бугром». Он сделал несколько глотков, пока виски не растворились в полу растаявшем льду, и обнял Ларису. Ее облегающий халат темно-синего атласа и шикарная прическа никак не сочетались с приготовлением обеда. По планировке кухня находилась посередине квартиры между спальней и гостиной, откуда тихо доносилось: «…у деревни Крюково встретились они…», он обнял ее и поцеловал. Прижавшись, они сделали два оборота, но это не было танцем, они приблизились к большому угловому дивану в гостиной и плавно опустились на него…
Она поправила прическу и, запахнув полы халата, присела на угол дивана. Посмотрела на пол и спросила:
– На полу похоже символ Парижа? Включи люстру, от окна отсвечивает, – попросила она.
– Что-то навеяло от скуки.
– Ты хочешь завалить нашу явку, – засмеялась она, – кто из твоих коллег знает, что я оттуда.
– Только мой шеф Михалыч, больше никто, да Володе могла Галка рассказать. Помолвка была, а со свадьбой мы затянули.
– И как ты объяснил про выбор Эйфелевой башни?
– Да, никак. Ее делал Вася из ЧК, так он мне и предложил сделать Кремль.
– Бедный Люка, ты по мне так скучал? И поделиться не с кем, за такую жизнь?
– Почему не с кем, я тебе письма писал.
– Ты в них никогда не жаловался на жизнь. У тебя все легко и весело, – она обняла его и поцеловала, – все пошли на кухню.
Она усадила его на угловой кухонный диванчик и принялась готовить.
– Лариса, прекрати. Давай помогу. Ты же с дороги, устала.
– Ничего ты не понимаешь. Хочу быть твоей женой сейчас без всяких формальностей. Знаешь, какой у меня сейчас прилив сил. Я мечтала быть с тобой вместе. Буду тебя угощать вкусными блюдами, и будем пить шампанское.
– Ты мне так и не сказала, какие у тебя неотложные дела в Москве? Чем я могу тебе помочь?
– Все дела закончились. Я  чертовски по тебе соскучилась, но ты ко мне приехать пока не можешь. Вот и все мои неотложные дела.
   Виктор подошел к ней и легко обнял ее за плечи. Посмотрел ей в глаза.
– Ты знаешь, я самый счастливый человек на свете. Лариса, но у тебя есть какие-то обязанности по посещению Союза.
– Не хотела о грустном в первый же день, но сам понимаешь, что мне надо слетать в Самарканд к маме. Сделать там отметку в ОВИРе и продлить визу, чтобы мы могли бы побыть вместе. Эти вещи я привела знакомым мамы под заказ. Она их продаст и может жить до моего следующего приезда безбедно. Да еще надо кое-кому подарить сувенир.
– Наташе из ОВИРа. Мы с ней не одну чашку чая выпили. О тебе разговаривали. Я не мог этого написать тебе в письме, чтобы ее не подставить.
      Лариса часто заморгала длинными ресничками, взяла в руки половник и стала угрожающе им помахивать:
– А с этого места поподробнее. Ты как к ней попал? Я думаю, не специально выяснял про меня. Симпатичная девушка и не замужем.
– Я же писал тебе, что был в Самарканде в командировке.
– Да, я помню, что ты бродил по моей Фруктовой улице, но домой не решился заглянуть.
– Разбойников искал в Самарканде, и так получилось, что попал в ваш Богишамальский район к оперу Нурзалло, который оказался знакомым Наташи из ОВИРа. За чаем я и поинтересовался француженкой Лаурой Колен. Ведь ты одна такая на весь Самарканд.
– Хорошая девчонка. Мы с ней, можно сказать, подружки.
– Она мне об этом сказала, потому твоя ревность не катит. Она кое-что знала от тебя и сразу догадалась, что для нашей встречи ты продлевала у нее визу. Теперь тебе не надо будет ей долго объяснять, зачем тебе нужно продлить визу и побыть некоторое время в Москве. Она продлит визу насколько сможет.
– Да, с тобой не соскучишься. Ты сможешь слетать со мной в Самарканд?
– И ты еще спрашиваешь. Если бы не взяла с собой, то все ровно бы прилетел и снял бы соседнюю квартиру на Фруктовой улице. Есть еще вариант. Мы можем пока отдохнуть в Москве. Погода стоит прекрасная. Я позвоню в Самарканд Нарзулле, и он сделает отметку у Наташи в ОВИР, что ты прилетела в Самарканд, а полетим туда через недельку или позже.
– А так можно?
– Зачем же я тогда выпил столько чая с Наташей? Я предвидел, что мне понадобиться ее помощь и, самое главное, это поняла она сама. Думаю, что она сделает. Как, ты согласна?
– Я приехала к тебе и делай как надо, чтобы ни у тебя, ни у меня не было проблем с властями. А давай поедем к тебе в Бутырки или к Вике на Оку в Иваньково! Она там в отпуске у родителей отдыхает и нас приглашала.
– Можем к Вике по пути, а потом к нам в Бутырки.
– Хочу завтра съездить на наше место в Крюково, где мы решили быть вместе. Это неважно, что нам пока нельзя зарегистрировать наш брак. Какое слово нехорошее. Мы можем с тобой обвенчаться в церкви. Это будет правильнее. Я давно уже решила развестись, а после твоего предложения быть твоей женой никаких сомнений не осталось. И Мишель об этом узнал после моего возвращения из Москвы. Я не шутила, когда сказала, что мои неотложные дела в Москве сразу отпали после встречи с тобой. Я хотела еще раз убедиться, что ты меня любишь и хочешь быть вместе, чтобы начать официальную процедуру развода. Понимаешь, это в Союзе пошли, написали заявление и через месяц зарегистрировали брак, а потом наоборот развели и никто никому ничего не должен, потому что ни у кого ничего нет. У нас там немного по-другому. Всегда есть, что поделить и некоторые супружеские пары не живут вместе, но и не разводятся по причинам сложного дележа имущества и прочего.
– Теперь ты не сомневаешься во мне и в моих чувствах.
– Я и раньше не сомневалась, а когда увидела твои голубые глаза на перроне, то все неотложные дела окончились. Завтра пойдем в продуктовую «Березку» на Грузинской, купим что-нибудь вкусное и закатим пир.
– Что ты имеешь в виду? Скажи мне, я куплю в обычном магазине. Не трать валюту на продукты.
– Я не сомневаюсь, что ты все можешь достать, но я хочу накрыть ужин на двоих нашими продуктами, – настояла Лариса.
– С тобой трудно спорить. Делай, как знаешь. В обед я могу дать тебе оперативную машину, но только к «Березке» на ней не подъезжай.
– Хорошо, я поняла. Мы тогда с Викой съездим.
– В Крюково мы с тобой поедем вечером на мотоцикле.
– Мне надо еще заехать на почтамт позвонить домой. Хочу сообщить Мишелю свое окончательное решение, а то будет надеяться, что вернусь к нему.
– Ты чудо. Прилететь в Москву, чтобы еще раз убедиться, что я тебя люблю.
– Это стоило того.
Утром Виктор ушел на работу. Надо было оформить отпуск с выездом в город Самарканд. Лариса проводила его до дверей и поцеловала. Она была совершенно права, что штамп в паспорте еще ничего не значит. В кабинете он набрал номер телефона Нарзулло.
– Нарзулло, салам, это Виктор из Москвы.
– Здравствуй, брат. Как дела, как дома? Когда приедешь в Самарканд? – засыпал он стандартными вопросами.
– Спасибо, все хорошо. В Самарканд собираюсь через неделю, а к тебе есть просьба.
– Скажи, что надо сделать брат, все исполню, – сказал Нарзулло.
– Зайди к своей коллеге по работе, с кем мы чай пили и скажи, что наша с ней знакомая прилетела, и мы вместе приедем поездом в Самарканд. Скажи, что все в порядке и она под моим контролем.
– Я все понял, и твой контроль одобряю, – засмеялся Нарзулло, – не беспокойтесь, отдыхайте сколько надо. Все сделаю, как надо.
   Михалыч завизировал его рапорт на отпуск и заговорчески спросил: «Приехала?». Виктор лишь кивнул головой. Он вышел из его кабинета и улыбнулся, они говорили о ней, как о герцоге Бекингеме, его тайном свидании в Париже с королевой Франции Анной. Придворные, со слов Дюма, выражались тоже коротко: «Он приехал». Виктор не хотел, чтобы его друзья и знакомые знали, что Лариса приехала из Франции и в Москве находится нелегально, и в четырех стенах закрывать ее он не собирался.
Виктор попросил водителя с оперативной машины рыжего Анатолия проехать с его знакомыми по магазинам за продуктами, пообещав бутылку. Вот уж был любитель магазинов, которому постоянно что-то было надо. Лариса отоварилась заокеанскими продуктами и как бы ни хотела этим афишировать, но упаковочные пакеты были из «Березки».
Вечером они сели на мотоцикл и такая была благодать от прохладного вечера. Главпочтамт был в трех минутах езды. Лариса заказала разговор с Парижем и вышла немного возбужденная.
– Все, я свободна, как ветер. Я развелась с мужем. Потом позвонила на работу и попросила  месяц отпуска за свой счет, но мне отказали  и я уволилась. У нас не любят, когда сотрудники отдыхают более двух недель. Все в Париже мне нечего делать. Поехали на наше место в Крюково, сделай мне предложение и я еще раз соглашусь стать твоей женой, – ее негодование сменилось улыбкой, и она поцеловала его.
– Как долго тебя не было. Я не понимаю, как жил без тебя несколько месяцев, если хватило двадцати минут разлуки, чтобы понять, как невыносима жизнь без тебя.
– Милый мой Люка, я больше никуда от тебя не уеду, – и вновь поцеловала его в губы в центре столицы.
   От Главпочтамта они выехали с улицы Огарева на  улицу Горького налево под желтый сигнал светофора, и Виктор заметил, как с места сорвалась черная «Волга» ГАЗ-21 и сделала такой же маневр только на красный свет, а сотрудник ГАИ, стоявший на углу, отвернулся от нарушителя. Было ясно, что оперативная, но провериться не мешало бы. Виктор притормозил за Пушкинской площадью  и снял шлем. «Волга» проехала мимо. Виктор услышал звук двигателя «Волги», это был  знакомый ему шуршащий восьмицилиндровый с автомобиля «Чайка», с которым можно догнать любой Мерседес. Она припарковалась справа у гостиницы «Минск». «Наружка», ночья и за кем? Он давно удивлялся, почему они с Ларисой никого не интересовали. Неужели все-таки проснулись. Чтобы остановка выглядела естественной, он протер фару и сигналы поворотов, после чего продолжил путь по Ленинградке, не нарушая правил. По прямой дороге от «Волги» с таким двигателем уйти невозможно. Можно было уйти переулками и дворами, которые он все знал, но ему хотелось убедиться в своих догадках. Выехав за город, он понял, что его ведут, и заиграл в нем необузданный характер бунтаря. Он знал, что коллеги из «наружки»не любят, когда «объект» мешает им работать и рубит хвосты.
Ему хотелось просто побыть с Ларисой в их историческом месте вдвоем, без надзора и фотографий, а заодно решил им утереть нос.
– Сейчас я уйду под мост и сделаю один резкий поворот, держись крепче, – сказал он.
– Зачем?
– Потом объясню. Держись!
     В Химках под мостом с противотанковыми ежами он свернул в сторону Куркино-Машкинского шоссе, которое знал, как свои пять пальцев. Прибавил скорость, потом погасив фару и габариты, нырнул вправо по тропинке в кусты.
– Тихо. Сейчас мимо нас промчится черная «Волга», потом мы выедем, а она будет стоять или очень медленно ехать.
 Через две минуты  в поворот вошла «Волга» и с шуршащим двигателем проскочила мимо них.
– И кто это? – спросила Лариса.
– Не знаю, но думаю, что после твоих разговоров с Парижем они решили посмотреть кто такая, а может случайно прицепились. Сейчас убедимся, ведь, кроме нас здесь никого нет.
Выехав на Ленинградку в сторону Москвы, они увидели эту «Волгу» медленно двигающуюся по осевой линии шоссе. Увидев мотоцикл сзади они, видимо, поняли их маневр. Виктор догнал «Волгу». Кивком головы поздоровался с ними. Они невольно тоже кивнули. Тогда он развернулся перед их носом через две сплошные и рванул в сторону Крюково. После такого маневра о продолжении слежки не могло быть и речи. Обычно их сотрудники писали в сводке при такой ситуации: «Объект, грубо нарушив правила дорожного движения, скрылся от наблюдения в сторону области. Дальнейшее наблюдение нецелесообразно из-за опасности расшифровки». Конечно же, они никогда не напишут в сводке, что объект их раскрыл. Да и какой смысл было их с Ларисой терроризировать, когда и так были ясны их отношения, а владелец мотоцикла известен по госномеру.
– Может, не надо было так? – спросила Лариса.
– Ничего страшного, они никогда не напишут, что их обнаружили, а сообщат, что нас потеряли. В следующий раз будут аккуратней работать.
– Думаешь, еще будут проверять?
– Обязательно, но мы завтра запланировали выезд в Бутырки, поэтому пусть пока отдыхают. Там на дорогах автомобилей мало и вряд ли нас будут провожать. Скорее всего, это была нецеленаправленная слежка. Тебя зацепили  как иностранку, поговорившую с Парижем, и решили посмотреть кто ты такая. А ты на мотоцикле с опером раскатываешь. Думаю, они об этом уже знают по номеру моего мотоцикла.
– А тебе за это ничего не будет теперь?
– Я же сказал, что все в порядке, а им дал понять, чтобы не лезли в личную жизнь неподконтрольного им сотрудника. Так быстрее отстанут.
В лесу у деревни Крюково было темно и сказочно тихо. Тень и тишина. Далее, далее, глубже в лес… Лес глохнет. Неизъяснимая тишина западает в душу, кругом так дремотно и тихо, что слышно, как взволнованно стучат их сердца от близости. На верхушки деревьев набежал ветер, и легкий шум напоминал падающие волны. Сквозь прошлогоднюю бурую листву проросла высокая трава, в сумерках не видно грибов, но лес ими пахнет. Прошел год, и они вернулись на то место. Все тот же лес и те же запахи. Здесь год назад он с замиранием сердца сделал ей предложение стать его женой, и она согласилась. Через год они здесь вместе и понимают, что не от них зависит, поставят ли им штампы в паспорта, а так ли важны они для двух любящих сердец?
Утром все было тихо, никто за ними не увязался. Во всяком случае, он больше никого не замечал, или они выполнили его пожелание и стали аккуратнее работать. Впрочем, это очень дорого, а они с Ларисой того не стоят, поэтому Виктор спокойно ехал любоваться природой.
 «Да, это был  разовый вариант проверки после ее звонка в Париж,– еще раз Лукин прокрутил вчерашнюю ситуацию,–  когда  они «пробили» мой номер мотоцикла, то стало ясно, что фигурантов они знают, и они им неинтересны».
Они взяли с собой самое необходимое на неделю. По крутому затяжному подъему влетели на правый берег Оки, Виктор свернул направо по единственному на этой дороге указателю на деревню Иваньково. Трудно было назвать «дорогой» остатки асфальта и щебенки с огромными ямами. Такие места он называл: «Там, где кончается асфальт и Московская область». По обочине была накатана проселочная дорога и его «Ява» катила строго по схеме, нарисованной Викой. Она в отпуске отдыхала в деревне Макаровка у своих родителей и пригласила Ларису с ним в гости. Справа показалась деревня без указателей. Виктор остановился в середине, чтобы передохнуть и оглядеться.
– Не подскажите, что за деревня? – Лариса поинтересовалась у женщины.
– Белугино, – сообщила та.
– Все верно, – сказала Лариса Виктору.
– А вы что ищите? – поинтересовалась женщина.
– Да вроде правильно едем, нам нужна деревня Макаровка, – сказал Виктор.
– Так это дальше. Ручей переедите, и впереди березовая роща будет, вот у нее направо километра два не более. То и будет деревня Макаровка, – сказала женщина.
– Спасибо вам, – сказала Лариса.
   Виктор ехал медленно по проселку, они сняли шлемы и наслаждались свежим воздухом после сенокоса.
– Интересное название у деревни – Белугино, я помню, в здешних местах протекает река Осетр. Так черная икра здесь водится? – спросила Лариса.
– Водилась здесь и белуга и осетр, но давным-давно, а теперь только у нас в сумке. Хотя в низовьях Оки попадаются изредка небольшие осетра и стерлядь. Вот и березовая рощица, сворачиваем, – сказал Виктор.
   Вскоре показалась деревня Макаровка на крутом берегу Оки. На большом бугре между ложков расположились дома, в середине ручей пополнял пруд с плотиной, за ней стоял дом Вики с четырьмя оконцами в ряд, украшенными резными наличниками голубого цвета. Такой же краской была окрашена и терраса. Крыша на два ската крыта металлическим листом с чердачным окошком под теремок. Они безошибочно узнали по описанию дом Вики из бревен темно-серого цвета. Виктор пробежался глазом по венцам, их было шестнадцать, значит потолки в доме под три метра. Стучать или звонить было некуда, и они толкнули незапертую калитку из штакетника. Тишину нарушила дворняга, выскочившая из будки в углу палисадника, и тут же на крыльце показалась женщина лет сорока пяти.
– Вика, иди скорей, к тебе гости!– крикнула она в комнату, –    здравствуйте, проходите, давно вас ждем!
– Добрый день, – поздоровался Виктор.
    Вика вышла из дома, и они обнялись с Ларисой.
– Молодцы, что приехали, давайте к столу, время обеда, – пригласила Вика.
– Вика, нам бы умыться с дороги, а то после мотоцикла вряд ли у меня лицо чистое, – сказал Лариса.
– Хотите из умывальника, а то и на пруд искупаться с дороги? – сказала Вика, – можно и на речку, но там спуск крутой.
– Если тебе не надо помогать стол накрывать, то мы быстро на пруд? – Лариса посмотрела на Виктора, и тот одобрительно кивнул головой.
– Вика, мы прихватили с собой московских гостинцев, – сказал Виктор и снял большую сумку с багажника мотоцикла.
– Да, вам самим пригодится, ведь ты повезешь Ларису в Бутырки, – улыбнулась Вика, – мы здесь раз в неделю мотаемся в Москву за колбасой и другими продуктами. Здесь ничего не купишь. Хорошо корова есть, да куры, а то бы и за молоком с яйцами в столицу.
– Я с вами таким поделюсь, что в Москве трудно достать, – сказал Виктор и достал из сумки батон сырокопченой колбасы, пол-литровую банку черной икры, шампанское и конфеты.
– Понятно, как ты это называешь? Гусарский набор, так кто же от такого откажется. Спасибо, – сказала Вика.
Они взяли с собой два полотенца мыло, и как Лариса могла смыть пыль без французского шампуня. Виктор быстро скинул с себя одежду, а плавки он одел еще в доме, и прыгнул без пробы воды в пруд, который был не совсем прудом, а скорее плотиной с проточной водой. У берега вода была прогретой, а на середине ручей родниковой воды создавал контрастность.
– Как водица? – спросила Лариса, барахтаясь ногами в воде.
– Короткий анекдот: на берегу сидит лягушка и лапками шлепает по воде, а сзади подползает крокодил и спрашивает: «Скажи, лягушка, вода холодная?», а та отвечает: «Крокодил, я все-таки женщина, а не термометр».
    Лариса засмеялась, а он обнял ее и увлек за собой в воду, их губы слились в поцелуе.
– Давно бы так, я все-таки женщина, – сказала Лариса и снова их губы сомкнулись.
– Так нас не дождутся к столу, – сказал Виктор.
– Да неудобно, они же голодными останутся, – улыбнулась Лариса, – давай быстро окунемся и домой.
    Она зашла по грудь в воду и погрузилась в нее. Потом взяла шампунь и долго ныряла, чтобы смыть его, вода была очень мягкой. Виктор старым дедовским способом нарвал на берегу травы и скрутил большую мочалку. Лариса с интересом наблюдала за процессом. Он густо намылил мочалку и отдраил ей себя так, что трава дала сок, и он стал зеленоватым, а потом нырнул до середины пруда и вышел на берег бодрым и облегченным. Лариса посушила полотенцем волосы и расчесала. Волосами их природа не обидела, густые волосы укладывались в прическу без фена.
    Три ступеньки на крыльце и еще две в избу с просторной комнатой, а перед ней кухня с русской печью. В доме пахло свежевыпеченным хлебом и вареной картошкой. Хлеб, видимо, выпекали с утра, потому температура в доме уровнялась с улицей, внутри было комфортно сухо. На одном окне в кухне и трех в избе стояли горшки с цветами и на полу кадка с фикусом. На столе вместе с его гостинцами стоял чугунок с вареной картошкой, заправленной укропом и сметаной, которая в деревнях была как масло, малосольные огурцы, соленое сало с толстым слоем мяса, яйца, фаршированные жареным луком с майонезом. Антонина, мама Вики поставила на стол чугунную сковороду со скворчащей яичницей на сале со шкварками.  На краю большого стола чашки с творогом, сметаной, медом и огурцы с зеленым луком.
   «Жива деревня, где остались местные жители», – Виктору было известно такое меню, которое встречалось в русских деревнях, и это было за счастье, кто держал корову и птицу, да свой огород. На протяжении последних десятилетий делалось все, чтобы оторвать крестьянина от родной земли и сделать из него сантехника, маляра или сторожа в столице, а кто потом будет их кормить подумать некому. Вот и этот дом был построен для большой семьи, а Вика выпорхнула из родного гнезда и теперь ее калачом не заманишь месить грязь по деревне, да корову доить.
   Дядя Коля взял бутылку водки и с треском свернул пробку.
– Виктор, ты распорядись девчонкам вина, не умею я открывать шампанское, – сказал он, – ты сам-то, что будешь выпивать?
– Пожалуй, немного водки, – сказал Виктор.
– И правильно. У нас с тобой закуска для водки, а девчонкам к шампанскому могу предложить огурцы с медом,– сказал дядя Коля.
– Как с медом? Я такого еще не пробовала, – спросила тихо Лариса Виктора.
– Очень вкусно. Огурец режут вдоль и макают в мед, – сказал Виктор, – французская кухня отдыхает.
– А может лучше водочки с малосольным огурчиком? – спросила Лариса.
– Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!– басом сказал Виктор.
– А у меня спирта нет, это водка, – удивленно сказал дядя Коля.
– Пап, Виктор вспомнил Булгакова, – засмеялась Вика.
– Водка тоже пойдет с шампанским, – улыбнулся Виктор.
– Я слышала, что получается коктейль Северное сияние, красивое название, – сказала Вика.
– А если после такого коктейля ночевать на сеновале, то небо покажется в алмазах, – улыбнулся Виктор.
– Что нужно для коктейля? – Лариса решительно двинула свой фужер Виктору.
– Да все на столе. Вика еще бы пару кусков льда,– попросил Виктор.
– Я знала, что без коктейлей не обойдется, потому лед и лимон заготовила, – сказала Вика.
– Так неси, – сказала Лариса.
– Вика, тебе сделать? – спросил Виктор.
     Он положил в три фужера по чайной ложке меда и плеснул по 50 грамм водки, размешав, добавил по 100 грамм шампанского, бросил по три куска льда и зацепил на край дольку лимона. Получилось красиво. Девчонки  пригубили.
– Очень вкусно, – сказала Лариса.
– Коктейль хорошо пьется и можно не закусывать, но не увлекайтесь, у него убойная сила. Его придумали полярные летчики, правда у них не было водки, и они мешали со спиртом, а после этого, наверное, видели Северное сияние, потому так назвали.
– Виктор, тогда и нам с Антониной сделай, – дядя Коля поставил на стол два фужера.
– А вы серьезно на сеновале хотите ночевать, у нас и дома места хватит, – спросила Антонина.
– Лучше бы не на сеновале под крышей, а в чистом поле в стогу сена. Там звезды видно, – сказал Виктор.
– Лариса не страшно, да и дождь может ночью накрыть?– спросила Антонина.
– А мне с ним ничего не страшно и дождь в радость, – сказала Лариса.
– Коля, а ты говоришь, молодежь стала не такая, – сказала Антонина.
– Молодцы, как я в молодости, – улыбнулся дядя Коля, – давайте выпьем за молодежь, чтобы все хорошо сложилось в их жизни.
– Я предлагаю перейти на чистые напитки, девушкам шампанское, а нам водочки, иначе после Северного сияния мы будем ночевать около стога, – улыбнулся Виктор.
   Все выпили и наконец, перекусили кто картошкой с малосольными огурцами, а кто черной икрой и салом с яичницей.
– Лариса, я хотел спросить, как живут у вас в деревнях? – сказал дядя Коля.
– По-разному, но в целом хорошо, – сказала Лариса и сделала паузу, поняв, что не такого ответа ждал дядя Коля, – пожалуй, французская деревня мало чем отличается от русской. Во главе зерновых преобладает пшеница, немного меньше рожь, овес и гречиха, в дельте реки Роны рис и всюду сажают картошку. Есть мелкие хозяйства до 10 га, а есть крупные, только колхозов у них нет.
– А кукурузу они сажают? – спросил дядя Коля.
– Очень много и кукурузу, и ячмень. Во Франции развито мясомолочное животноводство с поголовьем коров, бычков, овец и свиней свыше 50 миллионов, а их надо кормить. Многие думают, что у нас только вино делают. Виноградников много, но в определенных районах, как Бордо, Бургундия, Прованс, Шампань. Виноград можно вырастить в любой местности, но хорошего вина из него не получится.
– Потому у нас одна бормотуха под названием портвейн, – сказал дядя Коля.
– Правильно, дядя Коля, Лариса верно сказала, что крестьянский труд в наших странах малочем отличается. Та же земля и растет на ней все одинаково, разве что во Франции потеплее, но там нет руководителей, которые заставляли бы в убыток сажать то или иное зерно. У них нет колхозов и они сами решают, когда им сеять, а когда собирать урожай, сколько из него продать и сколько переработать или сохранить, чтобы не пропал их тяжкий труд. Никто их не заставит, как у нас, сажать кукурузу повсеместно и даже за Полярным кругом в Архангельской области. Обидно дядя Коля, что над русским народом экспериментируют многие десятилетия. Ты лучше скажи, сколько у вас в совхозе зарплата, ведь вам больше ничего не дают, а сколько будет пенсия, до которой надо еще дожить. Да, ладно, не отвечай, я и так знаю. Только почему ты не можешь отдохнуть на диване после трудового дня, а он у тебя потяжелее будет, чем в городе, но ты идешь, сено косить для коровы или в огороде помогать Антонине, потому что кушать будет нечего. Говорят, что на селе зимой отдыхают, поселил бы я этих говорунов на зиму в село и посмотрел, что они потом скажут.
– Коля, а ты говоришь, молодежь не такая стала, – задумалась Антонина.
– Это я после Северного сияния разговорился, – сказал Виктор.
– Мне Вика сказала, что твоя родня из здешних мест будет, – сказал дядя Коля.
– Из соседнего Виневского уезда Тульской губернии, а ваш Каширский уезд был от вашего села до берегов реки Осетр, хотите я приведу пару цифр из истории вашего уезда для сравнения с Францией? – спросил Виктор.
– Очень интересно. Я же здесь вырос и многое помню из рассказов деда, – сказал дядя Коля.
– Как мне это знакомо, что мы помним рассказы дедов, а не отцов, потому что наши родители были напуганы репрессиями 30-х годов и молчали, а дедам, кто выжил в те лихие годы, бояться было уже нечего.К 1913 году в Каширском уезде мало земель было в крестьянских хозяйствах, потому многие ушли в ремесло, которое располагалось здесь же. В ряде деревень крестьяне имели на дому ткацкие станки. На селе были свои гончары, бочарники, овчинники, кожевенники и штукатуры, а жители сел Руново, Лазаревка, Баскачи работали на крупной бумаготкацкой фабрике Карякиных. В селе Корыстово работал винокуренный завод №19 братьев Литвиновых, в селе Мартьемьяново производил спирт винокуренный завод №28 Шмидта, а в селе Бурцево винокуренный завод К.С. Франке. Не было раньше бормотухи, а спирт зерновой делали в этих краях. На всю Тульскую губернию были известны каширские плетеные корзины из ивы и лукошки из соломы. В уезде было 337 селений с двумя тысячами крестьянских дворов, а лошадей было 22 тысячи и столько же крупного рогатого скота, а овец и коз около 70 тысяч. Надо признать, что это было в основном в хозяйствах зажиточных крестьян, а кто мешал другим работать и зарабатывать? В уезде было развито садоводство со знаменитыми каширскими яблоками, которые ежегодно продавали в Москве и Туле до 70 тысяч пудов. Да, у нас холоднее, чем во Франции и не растет у нас виноград для шампанского, но во всем остальном мы не уступали ни одной стране в Европе. Наверное, они из зависти затеяли на Руси смуту и начались эксперименты, которые сами видите, до чего довели. Вот так коротенько о вашем уезде, – сказал Виктор и наполнил всем бокалы.
– Я не знал нашего богатства в цифрах, но сады я помню и спиртовые заводы, да во всех дворах были коровы, а где и по две. Овец мы даже не считали, так же и кур, но потом обложили неподъемным налогом от курицы до куста смородины, и опустело село. Скотину под нож, а яблони и другие плодовые под топор на дрова одним махом. Ты прав, парень, эксперименты над народом. А сколько же водки было произведено в нашем уезде?– сказал дядя Коля.
– Не знаю. Я рассматривал производство спирта, как переработку зерна и тем самым сохранение, но кроме водки в России делали ликеры. Кто оспорит наши вишневые ликеры, а про черную смородину и говорить нечего. Не делали у нас шампанского, но всего другого было хоть куда. Дядя Коля вы только про эти цифры никому не рассказывайте. Они лет на десять потянут за антисоветскую агитацию, – улыбнулся Виктор, – давайте выпьем за нашу тульскую землю, чтобы поскорее она поднялась из этой разрухи, хотя бы на уровень полувековой давности.
– Вот верно сказал про нашу родную землю, – сказал дядя Коля.
  Их запоздалый обед мягко перешел в ужин с чаепитием из самовара с баранками, медом, вареньем, вафельным тортом и конфетами. Дядя Коля больше не поднимал крестьянского вопроса во Франции.
– Вы на самом деле собираетесь ночевать в стогу? – спросила Вика.
– С удовольствием, если можно, – сказал Виктор и глянул на Ларису, та одобрительно кивнула.
– Тогда я пойду, устрою вам королевское ложе в стогу, – сказала Вика.
– Мы тебе поможем, – сказал Виктор.
   Вика сняла с двуспальной кровати покрывало и сложила в нее подушки одеяло и простыню, другой узел был из двух солдатских и ватного одеяла. Стог сена стоял на краю березовой рощи, примыкающей к огороду, метрах в ста от дома. К стогу примыкала лестница, иначе четырехметровую высоту было не забраться. Незавершенный стог еще не утрамбовали и уложенные в середине одеяла немного утопли в сене, скрывая ложе от ветра.
    Виктор с Ларисой прогулялись по крутому берегу Оки. Здесь закаты всегда особенные, потому что в округе ясное небо, а над рекой постоянно кружили синие тучи, они и придавали колорита закатам. Солнце коснулось горизонта за левым берегом реки, раскрашивая последними лучами деревья в красно-желтый цвет. С высокого берега, заросшего кустарниками,  камышами и плакучими ивами в этом месте течение не ощущается, и в зеркальной глади отражаются берега.
– Виктор, а ты что завелся после того, как я сказала, что во Франции крестьяне живут хорошо? – спросила Лариса.
– Да, обидно стало, что процветающую Россию превратили в нищую страну и довели до голодухи.
– В тридцатые годы?
– И в двадцатые, и в шестидесятые, а в тридцатые еще лишили жизни тех, кто помнил процветающую Россию, и могли сравнить, – сказал Виктор, – не хочу забивать твою головушку в прекрасный вечер, но история неоднократно убедилась в правильности высказывания великого Бисмарка
–революцию подготавливают гении, осуществляют фанатики, а плодами ее пользуются проходимцы. Сменилось не одно поколение, а их меньше не становится.
– Виктор, я все время не решалась предложить тебе уехать со мной в Париж.
– И правильно делала, – прервал ее Виктор, – Лариса, этот вопрос не обсуждается, не смогу я там жить, да и не выпустят меня. Слишком много знаю секретов.
Вскоре с приходом сумерек стало трудно разобрать детали пейзажа, чувствовалось приближение ночи. Все слилось в серо-зеленых красках на берегу, а в воде крупные камни выглядели черными пятнами.
– Пойдем, полюбуемся звездным небом с сеновала. Долго смотреть в небо, задрав голову трудно, а лежа на сеновале, красота, – сказал Виктор.
   Лариса сложила в пакет бутылку шампанского, стаканы и конфеты, Виктор взял фонарь. Полная луна, вылезшая из-за туч над рекой, освещала окрестности мрачным белым светом и до сеновала они добрались не спотыкаясь.Около сеновала Лариса передала ему пакет, и Виктор ловко вскарабкался по лестнице наверх. Ночью сено пахло свежесть скошенной травы со всеми цветами, что росли на лугу, звездное небо на горизонте сливалось с огоньками окон деревенских домов. Виктор поставил шампанское рядом с подушкой и посветил фонарем на лестницу, протянув руки вниз к Ларисе.
В этот момент снизу послышался тихий глас Ларисы:
– Витя! Я боюсь туда лезть!
– А за столом говорила, что со мной ничего не боишься.
– Там мыши есть?
– Они у тебя под ногами могут бегать, а наверх они не лазают. Час тому назад ты не боялась ступать на лестницу.
– Тогда светло было. И я не думала, что наверх придется карабкаться. Я же упасть могу – спустись ко мне, да тут кто-то топает.
– Это бычок отвязался, я держу сверху лестницу и тебе руку подам, а снизу чем помогу? Давай, по одной ступеньке, я посвечу фонарем.
   Лариса поставила одну ногу и посмотрела на шорох внизу. У нее под ногой в луче фонаря юркнула мышь.
– Ой! Мышь! – вскрикнула она, быстро заскочив на лестницу и рухнув на Виктора.
   Они оказались в объятиях посередине своей ложи. Виктор обнял ее и поцеловал.
– Чего я сопротивлялась от такой красоты, да здесь, как у принцессы в спальне из двенадцати перин, а наверху запах сена даже дурманящий и вечер теплый такой. Я, пожалуй, переоденусь, чтобы чувствовать себя принцессой, а ты открой шампанское.
   При свете луны ее белое тело облачилось в атласный халат темно-синего цвета, от чего у Виктора голова пошла кругом без шампанского. Его почти обнаженное тело принимало воздушные ванны под звездами. Вечер выдался теплым, и прохладное шампанское было кстати, как никогда. Они обнялись, их губы слились в страстном поцелуе, никакие хоромы в доме не могли сравниться со стогом сена и они утонули в нем…
Откинувшись на спину, они наблюдали за падающими звездами, и не было секретов в загаданных ими желаниях.
– Я никогда не видела столько звезд на небе, – сказала Лариса.
– В городе их плохо видно, а тут ни одной лампочки. Смотри, какой яркий Млечный путь.
– Я кроме Большой Медведицы ничего не знаю.
– Хочешь, я покажу Полярную звезду? Она в Северном полушарии видна всю ночь и в любое время года и всегда указывает на север. Чтобы найти Полярную звезду, сначала найди ковш и мысленно продолжи стенку на пятьее расстояний. Яркая звезда и будет Полярка. Она на ручке ковша Малой Медведицы.
– Ой! Вижу.
– Все ты астроном, – улыбнулся Виктор и заключил ее в объятия.
Сначала петухи раскричались, потом собаки залаяли, а на восходе солнца деревня проснулась окончательно, и послышались женские  голоса, которые приближались к стогу.
– Клавк, давай поглядим, как так француженка устроилась на сеновале.
– Мань, ты, как дикая какая, неудобно же, они спят, наверное.
– Спят на сеновале, скажешь тоже, так, я спрошу разрешения у них, – и сразу послышался скрип ступеней на лестнице, – ей молодые, можно глянуть, как вы устроились.
– Да, вы уже поднялись, заходите, – сказал Виктор.
В следующее мгновение на краю сеновала показалось круглое личико рыжеватой Маши, она остановилась на ступеньках.
– Извините, мы мимо проходили на сенокос и любопытство разобрало.
– Мань, ну и как там у них? – послышался голос снизу.
– Да все, как у нас, только они с шампанским и конфетами, а мы с самогоном и салом, – засмеялась Маша, – оказывается, француженки тоже любят спать на сене.
– Маша ты не права, во Франции в Сене купаются, а у нас на  сене спят. У них река называется Сена, – поправил ее Виктор.
– Извините нас, баб, – Маша тихо сползла с лестницы вниз.
Лариса закатилась звонким смехом, потому что только им с Виктором было ведомо, чем занимаются ночью на сеновале.
– Вот на деревне не надо ставить микрофоны для прослушек или вести скрытое наблюдение за нами. Мне кажется, что вся деревня знает, что в стогу ночует француженка, а теперь Маня добавит подробностей про шампанское и немного фантазии от себя, так что пора нам отсюда линять, – засмеялся Виктор.
– А мы и так хотели утром уезжать. Теперь будет о чем бабам поговорить в деревне, – улыбнулась Лариса.
После завтрака они вновь выехали на трассу и через час подъехали к другой деревнев той же Тульской области, с тем же названием Иваньково. Заветный поворот в селе Асаново и крутой спуск к часовне, а на противоположной горе Иваньковский лес и уголок нетронутой природы с луговым разнотравьем и дурманящими запахами меда. Воздух в тульских деревнях отличается от подмосковного, здесь луга пахнут совсем не так. Виктор в детстве  отдыхал на летних каникулах в этих местах всей семьей с родителями, с которыми собирали лекарственные травы. У мамы была книга лекарственных растений, и он наизусть помнил их названия и как они выглядят, но его не интересовали их целебные свойства. Вот и сейчас прошелся по балке, а здесь, как и тридцать лет назад – кукушкины слезки вперемешку с донником, душицей, зверобоем, клевером красным и белым, мать-и-мачехой, мятой перечной, тысячелистником и, конечно, ромашкой и колокольчиками. Небо было чистым ни облачка, как говорили летчики миллион на миллион, потому солнышко уже припекало. А земляники как всегда в этих местах, урожай, и никто за ней не ухаживает, как на даче, потому мелкая, но душистая. А вот золотые чашечки куриной слепоты. Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве, из которой вспахивали бабочки-капустницы и выпрыгивали кузнечики над белыми кашками. Пчела застыла в воздухе, выбирая на какой  цветок приземлиться, и села на донник. Значит, кто-то скоро будет качать донниковый мед. Виктор с Ларисой дошли до родника с голубой от холода водой. Он черпнул ладошкой, но поняв, что так не напиться, лег поперек родника на землю и с жадностью сделал несколько хороших глотков. Лариса повторила его движения. Прохлада протекла по груди, а потом и желудку, да так, что и шевельнуться не хотелось. Над родником жадно свесила свои тонкие ветви плакучая ива и набирала влаги, создавая маленький оазис. Эти далекие и безмятежные воспоминания из детства прикипели к его сознанию и просто жили в нем, поэтому всплывали само собой, стоило только окунуться вобстановку того времени.
Ничего за год не поменялось в доме отдыха шахтеров в лесу на берегу озера, разве что краска осыпалась на домиках. Они почти неделю рыбачили, купались, дурачились одни во всем лесу. Шахтеры, как обычно, приехали на выходные, попить водки. Условия спартанские, воду грели в ведре на электроплитке. Вода чистейшая родниковая, от которой волосы становились пышными, и шампуня французского не надо было. Только бабки в деревне иногда их веселили.
– Виктор, а у тебя жена стюардесса? – спросила тетя Зина.
– Это почему же?
– Уж очень красивая.
– Нет, она француженка.
– Это ж надо, неужели из самого Парижу? Мы-то с бабами видим, что вроде бы не из наших.
Для них француженка была гораздо диковинней, чем стюардесса. Теперь им разговоров по деревне на всю зиму. Лариса покатывалась со смеху.
Весь пляж и пристань с лодками были в их распоряжении. Полуденный зной заставил их переместить покрывала в березовую рощу и продолжать бездельничать. В  окружении берез оказался высокий куст орешника, и зеленоватые тени его листьев  колебались на ветру и скользили по их телам. Он лег на бок, и некоторое время любовался безмятежным отдыхом Ларисы. Удивительно приятное занятие лежать в лесу на спине и глядеть вверх! Небо, как бездонное море с плывущими островами облаков. Тихо наплывают совершенно непохожие ни по форме, ни по цвету круглые облака. Появились серые, потом от оврага на небосклоне наплыла свинцовая полоса с синевой.  Внезапно налетел ветер, сверкнула молния, и почти одновременно сухой треск грома разорвал небо, выплеснув крупные капли дождя. Они быстро свернули покрывало и укрылись в домике. Дождь хлестал, как из ведра.
– Ты никогда не купалась во время дождя?
– А в грозу не страшно? – спросила Лариса.
– Страшно красиво. Из домика всей прелести летнего дождя не увидишь.
   Долго уговаривать Ларису поплавать в озере под проливным дождем не пришлось. Короткая пробежка и они в воде. Крупные капли дождя падали на их головы, но после они нырнули в воду и слились со стихией. Мокрые и счастливые они целовались в воде. Дождь прекратился внезапно, как и начался. Над лесом выглянуло солнце, и воздух наполнился испарениями, весь лес «дымился» клубами пара с запахом трав, земляники и грибов. Он вытер ее тело сухим полотенцем, и Лариса поставила чайник. На мокрой траве лежать не хотелось, и они устроились на крыльце, наблюдая за игрой рыбешек после дождя на тихой глади озера. Им было настолько хорошо вместе, что Виктору иногда казалось, что Лариса забыла про Самарканд, а ей как иностранке надлежало по приезду в СССР сделать отметку в том ОВИРе. Он, хоть и договорился, что они приедут через неделю, но все ровно испытывал какое-то беспокойство. Ему страшно было подумать, что за их чудачества и нарушение паспортного режима Ларисе могли бы закрыть визу и больше не пускать в СССР.
– Лариса, а не пора ли нам в Самарканд?
– Ты знаешь, мне совсем не хочется туда. С мамой могу повидаться и в Москве. Может и правда отправить мои документы ценной бандеролью твоему оперу для отметки в ОВИР, а мама их привезет? – спросила она с улыбкой.
– Я сам по натуре немного авантюрист, но если в нашей семье их будет двое, то я не знаю, что мы натворим. Чудо ты, мы должны время от времени себя останавливать. Вот сегодня меня посетила трезвая мысль по Самарканду. Я не сомневаюсь, что все у нас получится с ОВИРом, но любая случайность может доставить тебе, а потому и мне, столько неприятностей… Лучше поедем сами, тем более что в Самарканде нет никому до нас дела, а в местных МВД и КГБ у меня есть знакомые, – сказал Виктор.
– Про знакомых из КГБ ты ничего не рассказывал.
– Да они нам и не нужны. У меня с ними сложились хорошие отношения по работе, но лучше от них подальше.
– Но ты же можешь подстраховать нас от неприятных случайностей? – серьезно спросила она.
– Легко. В конце концов, можно устроить тебе кражу документов и до их восстановления будешь жить в Москве на легальном положении, пока следствие идет.
– А вести его будут твои друзья? – улыбнулась Лариса.
– А кто же еще!
– Ты прав. Поехали в Самарканд.
  В Самарканде Лукин устроился в той же гостинице «Интурист», где его запомнили администраторы и директор после командировки, но место в гостинице дали после просьбы Нарзулло. Виктор посчитал, что было бы неудобно проживать с Ларисой на квартире у ее мамы, которая знала о его существовании но, но, но… Многие соседи по дому могли знать ее мужа, хотя бы по фото и Лукин решил не бросать тень на их семейную тайну. Зачем лишние разговоры на лавочке у дома. Они с Ларисой отметили вечером в ресторане свой приезд, и около полуночи он проводил ее до дома. Они долго не могли разойтись по своим кельям – она в квартиру, а он в гостиницу. Дождавшись утра, Лариса приехала к нему в гостиницу, и они долго не могли отлепиться друг от друга, так за ночь успели соскучиться…
При выходе из номера к Лукину подошла дежурная по этажу и сказала, что за отдельную плату она будет пускать его девушку в номер и не сообщать об этом в милицию. Узбечка не знала его, но догадалась об их отношениях, для чего большого ума не надо было, достаточно взглянуть на их счастливые личики…
«Вот, блюстители морального облика строителя коммунизма. За деньги могут все, но как это объяснить Ларисе, что без штампа в паспорте они не могут находиться в номере гостиницы. В России это правило действует после 23 часов, а в Самарканде даже утром. В «Интуристе» могут кинуть сообщение в органы, но Лукин не иностранец, а о Ларисе узбечка ничего не знает. Однако Лукина хорошо знают в городе. Как говорил в их деревне дед Монгол: «В рот им сытный с горохом», – подумал Виктор.
Ему стало так противно от этого общения с дежурной по этажу, что он не стал просить Нарзулло найти им съемную квартиру. В небольшом городе с их внешностью они все ровно были, как на ладони. Виктор предложил Ларисе извиниться перед мамой за короткий визит и вернуться в Москву. Она с радостью приняла это предложение. Видимо, ее тоже тяготила такая обстановка. Они могли чувствовать себя спокойно только на берегу лесного озера или в его квартире. Даже «старшим братьям» не пришло бы в голову проверять опера в его квартире, да они с Ларисой ни от кого и не шифровались.
После Самарканда остаток отпуска провели в Москве, не усугубляя свое  моральное положение скучными делами на кухне. Они разъезжали по друзьям, а когда хотели побыть вдвоем, Виктор заказывал блюда из ресторана «Советский», одновременно пополняя свою кухню шикарными тарелками из этого ресторана. По Москва-реке заканчивалась навигация, а, значит, черной икры в буфете теплохода из Астрахани уже не купишь.
– Лариса, тебе черная икра еще не надоела, иначе халява скоро закроется, потому что на реке лед встанет?
– Как икра может надоесть? Что-то мы давно не были в «Будапеште», – обронила невзначай Лариса.
– Вдвоем пойдем? – спросил Виктор.
  Ему не надо было дважды намекать на ресторан «Будапешт», где он чувствовал себя, как дома.
– Можно и с компанией, только ты сам подумай, кого пригласить.
– И думать нечего. Мы совсем ушли в подполье и с Прохоровыми ни разу в этом году не общались.
– Вот правильно. Мне комфортно и весело в их компании.
– Тогда программа такая. В ресторан, а потом на Северный речной вокзал. Там стоит теплоход, и наш капитан Николай дежурит. У него одна палуба под ресторан оборудована, да икра рядом на астраханском теплоходе.
– Может сразу к нему на теплоход? – спросила Лариса.
– К нему можно после восьми вечера, когда руководство разойдется.
С Анатолием Прохоровым Виктор дружил более десяти лет. Они ранее вместе работали в комсомоле на заводе. Погуляли они до службы в армии, и было, что вспомнить. После службы Анатолий с капитаном Николаем женились на сестрах в деревне Новосельцево, куда все вместе мотались на танцы. Теперь у них  маленькие дети и редко удается погулять в компании. Виктор не слыл гулякой в их компании и тоже стремился создать семью, но так уж ему везло в последние годы, что влюблялся в замужних, а теперь, похоже, попал в безвыходное положение, но что поделаешь. Никто его не неволил. С Ларисой все было хорошо, но обстоятельства за то, чтобы они вели разгульный образ жизни и другого им пока не дано. Предложение Виктора отметить день уголовного розыска вся компания приняла с удовольствием. Он был еще в отпуске. Звонили коллеги с работы, приглашали на застолье, но он не мог оставить Ларису одну. Сыщики праздновали 5 октября «мальчишником». Бабье лето в Москве продолжалось, днем было по-летнему тепло.
После ресторана подъехали на такси к Речному вокзалу. До причала еще топать и топать, но за кованой оградой с диковинными переплетениями манят в свою глубину бесконечные прямые аллеи парка Дружбы с высоченными стройными липами, кленами по обе стороны. Наверху деревья смыкаются кронами, создавая огромный шатер по всему коридору. Осыпавшаяся листва шуршала под ногами и присыпала золотым цветом у входа  черные чугунные якоря да белоснежную скульптуру девушки, держащей над головой белую яхту, придав им немного праздничного убранства. Они зашли сначала на теплоход из Астрахани, купили шампанского и пару пол-литровых банок черной икрой. В такой обстановке приятно присесть на одну из многочисленных скамеек парка и, окунувшись в атмосферу тишины, выпить по бокалу шампанского под икру завершающейся навигации.
 Сверху сыпался калейдоскоп красных, багряных, оранжевых, желтых красок, которые радовали глаз, но на Виктора навевали грусть. Он понимал, что за этой красотой последует их разлука с Ларисой. Они не хотят о ней думать, но жизнь такова. Он невольно сравнил себя и Ларису с парой листьев клена, которые падали, кружась у него на глазах сцепившись стебельками, словно боясь потерять друг друга, и ни за что не желая расставаться. Они то взлетали вверх, то кружились в легком танце, то стремительно уносились вперед на легком ветру и снова падали вниз, где закончился их полет. Разноцветные листья, переплетаясь в воздухе, тихонько опускались на землю, укрывая ее красочным бесконечным ковром, по которому боишься пройти, чтобы не нарушить красоту. Говорят, что если загадаешь желание, стоя под дождем из листьев, то оно обязательно сбудется. Сколько раз они загадывали с Ларисой одно и то же желание, но разлука неизбежна. Уходя из парка, Лариса составила букет из осенних листьев, чтобы забрать домой кусочек осенней красоты.
– Дома поставлю в вазу, и буду вспоминать сказочный парк, – сказала она.
 Капитан Николай ждал на мостике теплохода, с борта которого тихо звучала музыка. На палубе пили шампанское и до петухов крутили музыку, танцевали, потом уговорили капитана сделать кружок на теплоходе по акватории порта. Николай сначала хмурился, но потом запустил дизеля  и покатал их компанию. Прохоровы вышли из такси на Соколе, где жили, а они с Ларисой к себе на Лесную.
Утром Виктор прикинул остатки их бюджета и предложил Ларисе купить дубленку, и другие теплые вещи.
– Да, холодно стало в Москве, но не надо тратиться. Дома у меня все есть, поеду, заберу теплые вещи и закончу бракоразводный процесс. Без этого шага мы не сможем ничего сделать. И виза моя уже заканчивается.
– Хорошо. Сколько продлится эта процедура?
– Я, думаю, месяца три понадобится не меньше, и я приеду за тобой.Виктор, мне с тобой очень хорошо, но скоро наша беззаботная жизнь закончится, и нам нужно будет принимать решение. Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Париж и постараюсь там все устроить. У меня есть такая уверенность, что мы сможем быть вместе только там. Здесь мне трудно будет жить.
Виктор прошелся по комнате, как бы раздумывая над ее предложением. Он изредка пел песни и на гитаре играл сносно, а эту песню вспомнил, как нельзя, кстати, да и мелодия у нее была простая из шансона Шарля Азнавура.  Он снял со стены гитару и, насвистывая мелодию, подобрал аккорды:
Ты что, мой друг, свистишь?
Мешает жить Париж?
Ты посмотри, вокруг тебя тайга.
 Подбрось-ка дров в огонь,
 Послушай, дорогой,
Он – там, а ты – у черта на рогах.
Здесь, как на пляс Пигаль,
Весельем надо лгать
Тоскою никого не убедишь...
 Монмартр у костра,
Сегодня – как вчера,
И перестань, не надо про Париж.
Немного подожди,
Потянутся дожди,
Отсюда никуда не улетишь.
Бистро здесь нет пока,
Чай – вместо коньяка...
И перестань, не надо про Париж.
Укрыла горы мгла,
Подумай о делах,
Ну, перестань, не надо про Париж.
Так перестань, не надо про Париж…
– Хорошая песня, – улыбнулась Лариса, – я никогда ее не слышала, а если серьезно.
– А если серьезно, то не надо про Париж! Ты должна знать, что меня не выпустят из СССР, а совершить побег за границу – это измена Родине до расстрела, да я и не собираюсь рвать с Родиной раз и навсегда.
– Многие русские приезжают к нам официально, почему ты не можешь приехать к своей жене? Владимир Высоцкий, например, приезжает к Марине Влади.
– Лариса, Высоцкий артист и ему многое дозволено, но и у него при заключении брака с Мариной Влади были проблемы с властями.
– Тогда нам придется жить в Москве, но я смогу только периодически, и когда ваши власти разрешат. Я так не хочу. Ты мне нужен каждый день. Почему тебя не могут отпустить ко мне на время, чтобы ты посмотрел, как у нас живет народ. Я уверена, что тебе понравится.
– Вот, поэтому меня и не отпустят. Побоятся, что останусь там с тобой. Даже, если я уволюсь из органов, то меня еще лет пять близко к границе не подпустят.
– Потому что ты много знаешь?
– Да, ничего я не знаю. Такой у них порядок. Давай будем пока отдыхать и наслаждаться. Хочешь анекдот или вернее быль, мне рассказал один доктор-психиатр?
– Интересно, – улыбнулась Лариса.
– Ситуация очень похожа на нашу. Ты, наверное, слышала в Париже, что Владимир Высоцкий иногда пьет горькую.
– Да, об этом у эмигрантов были разговоры, когда обсуждали его брак с Мариной.
– Так вот, после очередной пьянки он попал в психушку. Ему поставили капельницы, очистили кровь, и он стал приходить в себя. Собрали медицинскую комиссию перед его выпиской и пригласили Высоцкого. Профессор решил проверить, насколько он адекватен и восстановил ли свое здоровье после пьянки:
–Как вы себя чувствуете, больной?». 
– Хорошо,– вяло ответил Высоцкий.
– Что вас беспокоит?
– Ничего.
– Вы женаты?
– Да.
– Как зовут вашу жену?
– Марина Влади.
– Это неизлечимо, – сказал профессор членам комиссии.
Лариса закатилась громким смехом.
– Я обязательно расскажу своим знакомым в Париже, а твой намек я поняла. В Союзе всех женатых на иностранках считают умалишенными.
– Так психиатры думают. Ты должна знать, что Марина Влади вступила в ряды компартии Франции и возглавила что-то у них, после чего Леонид Брежнев разрешил Высоцкому выехать к ней. А чтобы меня отпустили к тебе, ты должна стать генеральным секретарем компартии не меньше, – засмеялся Виктор.
– И какой у нас выход?
– Как в песне: Любите, пока любится, мечтайте, пока мечтается. Как ты сказала? Поживем, посмотрим.
– Что-то тебя на лирику потянуло, а мне совсем не весело. Я от тебя не отступлюсь, так и знай.
– Тогда победа нам обеспечена, потому что я никогда заднюю не включаю.
– У меня виза немного просрочена, но поеду поездом. В Бресте пограничники на небольшие просрочки не обращают внимания, правда, немцы могут задавать вопросы, а в Шереметьево могут все мозги прополоскать. Выпустят, но галочку поставят.
– Так и в Бресте молча поставят. А в Европе не все так просто?
– Только у немцев, хотя ты едешь по Германии транзитом.
Они прогулялись до Белорусского вокзала, Лариса в кассе купила билет до Парижа. Все было просто до безобразия, как он утром ходил на работу, так и она дошла с ним до вокзала и уехала. Из вещей у нее  была одна сумочка. Никому никаких подарков из России.
Утром проснулся раньше будильника от непривычной тишины, никто не посапывает у него на плече, уткнувшись носиком. Виктор пошарил левой рукой по большой кровати, не открывая глаз, и понял, что вместе с тишиной вошла в его дом и пустота. Огромная кровать стала в два раза больше для его одного. Опять один. Глаза по-прежнему закрыты, он находится в дремлющем
сознании или боится окончательно вырываться из объятий сна, чтобы подольше не видеть квартиру без нее. Открывал глаза, всюду серые краски рассвета и за окном все заволокло туманом.
  «Все закончился праздник. Уехала…», – подумал Лукин.
     Открыл окно и поежился от утренней прохлады, которая ворвалась в комнату и наполнила его внутренности, приводя в чувство от вчерашней разлуки, когда у обоих глаза были на мокром месте, но «Москва слезам не верит». Вновь разлука и ожидание чуда, что они будут вместе.Сколько раз уже убеждался, что хорошее не повторяется. Будущее может быть лучше или хуже, но не таким, как было. Так устроен мир и приходится этому не противиться, но время смягчает неприятные удары и все расставляет по своим местам. Что их ждет впереди? Они пока верят, что только хорошее. Первое письмо от Ларисы пришло из Минска через три дня…


                Будни угрозыска

    

  Зима пришла, как всегда неожиданно. Лукин вошел в свой обычный рабочий ритм. Он успел по настоянию Ларисы пошить в ателье два костюма, а про зиму  забыл и пришел на работу в своем стареньком осеннем пальто. Зимних он не носил, хотя о дубленке давно мечтал, но до зарплаты осталось не так много денег. По его расчетам получалось, что с Ларисой они прогуляли не менее стоимости «Жигулей» вместе с ее франками, зато было что вспомнить.   
    «Только начал хорошо жить и деньги кончились»,– Лукин улыбнулся сам себе.
    Сотрудники возвращались из отпусков и в свободные минуты делились впечатлениями. Девчата судачили про секретаря начальника управления  Наташу Мирошниченко, которая хорошо отдохнула на море, а потом неудачно съездила в Ленинград. У Лукина сложились с сотрудницами управления ровные деловые отношения, он никогда не переступал эту граньи не заводил «служебных романов», потому они иногда делились с ним тайнами из светской жизни управления.
– Займись секретарем Наташей, – предложил его начальник Андрей Вайнер.
– И попасть в немилость к начальнику управления? – сказал Лукин.
– Он сам попросил, чтобы ты занялся ее делом.
– Тогда другой вопрос, а что за дело? Я слышал, что-то случилось у нее  во время отпуска?
– Она сама тебе все расскажет. Позвони ей в приемную.
Лукин позвонил ей и пригласил в кабинет. Приемная находилась на том же втором этаже. Через несколько минут вошла Наташа, лет двадцати, среднего роста и классной фигурой, на голове убранная в прическу копна темных волос и миловидное личико. В ней было все, что должно быть у секретаря босса, да еще и с шармом хохлушки. В его кабинете вместе с Наташей пришел легкий запах французского парфюма, который приводит некоторых парней в трепет, но не его. Он уже нанюхался.
– Присаживайся, красавица. Чай, кофе, потанцуем, – улыбнулся Виктор.
– Ой, извини, о кофе я что-то не подумала. Разговор у нас будет долгим, а потому сейчас принесу из приемной кофе и все что надо к нему.
   Виктор не успел возразить против застолья, но Наташа уже юркнула в дверь и через несколько минут явилась с провизией для долгой беседы.
– Это ничего, что я попросила своего шефа поручить свое дело тебе?
– Спасибо за доверие, но я пока не вижу никакого дела, и наше ли оно будет?
– Мою квартиру обворовали, но необычным способом. Из Ленинграда со мной в купе ехали два армейских капитана, один из них был с женой. Мы выпили в купе за знакомство, я сама выросла в семье офицера. Они были проездом в Москве и города не знали. Мы вместе проехали на такси три гостиницы, но мест не было, и я пригласила их к себе домой. Квартира большая. Дома выпили по рюмке коньяка за приезд и спали в разных комнатах, а когда утром проснулись, то увидели, что капитан из Сестрорецка Игорь Сергеев ушел. Сначала думали, что он пошел в магазин, а потом обнаружили пропажу денег и документов у его попутчиков Петровых и всех моих драгоценностей. Петровы рассказали, что познакомились с Игорем в Ленинграде перед посадкой в поезд.
– Откуда ты знаешь, что он капитан Сергеев из Сестрорецка?
– Он документы показывал.
– Понятно. У нас это называется кража путем доверия. Он вас удостоверением личности офицера расслабил. Привыкли верить людям в форме. Наташа, ты понимаешь, что я не могу заниматься твоим делом частным образом, даже по указанию начальника. Тебе надо подать заявление в местное отделение милиции, а я подключусь. Нужна официальная командировка  в Сестрорецк и чем скорее, тем лучше, да и другие мероприятия по розыску. Какое у тебя отделение?
– Так с 15 отделения и начала, кстати, мой шеф сказал, что ты его курируешь от управления. Пришла я в 15-е отделение милиции к начальнику Федорову. Представилась, что я секретарь начальника управления, и он дал команду опросить капитана Петрова с женой, а мне предложил прийти вечером, он хотел сам снять с меня показания. Когда я вошла вечером в его кабинет, Федоров был в нетрезвом состоянии. Усадил меня на диван, предложил шампанское. Я выпила, ведь он знает, что я из управления.  Потом он завалил меня и стал приставать, но я рассмеялась, потому что он ничего не мог со мной сделать. Пока осознавал свое положение я убежала и больше туда не пойду, у Федорова, видимо, свои понятия о секретарях начальников. Шеф уже приглашал его к себе и предложил уволиться. Заявление я уже написала и отправила с водителем в отделение.Я тебе доверяю, потому что ты не болтун. Мало того, что обворовали, да еще начальника милиции уволят из-за меня.
– А ты здесь при чем? Федоров пришел к нам из МУРа, да еще из отдела по несовершеннолетним. Наверное, хотел перед пенсией оклад повыше или квартиру получить. Сгорел и хрен с ним, такого не жалко. Так он поступил с секретарем своего шефа, а что могло быть с другой гражданкой? Ненормальный он. Хорошо, Наташа, я все сделаю, только припомни что-нибудь из рассказов Сергеева, где он живет, с кем, кого-нибудь из его сослуживцев.
– Виктор, мы утром с Петровыми пытались вспомнить о нем, чтобы найти его. Он много рассказывал, но о себе ни слова.
– Настоящий мошенник. Он усыплял вашу бдительность своими рассказами, и вам казалось, что вы его давно знаете.
– Да, именно так.
Вечером начальник управления попросил Лукина зайти.
– Наташа мне все рассказала. Займись ее делом. Если нужно, то оформи  командировку.
– Да, надо начинать с Сестрорецка и без проверки продажи билетов на поезд Ленинград-Москва не обойтись.
– Хорошо, занимайся, ты после отпуска и другими делами не занят.
Записав подробно все, что знает Наташа и Петров с женой о Сергееве, Виктор составил на Петровке,38 его фоторобот и оформил командировку на пять суток.
Ленинград ему нравился, и он периодически посещал в выходные «колыбель революции» с коллегами по работе. Здесь жили друзья Нарзулло из Самарканда, с которыми он познакомился в том древнем городе и тоже подружился. Сергей и Саша были летчиками гражданской авиации, их не всегда можно было застать дома, но все, что было связано с Самаркандом, притягивало и манило Лукина приятными воспоминаниями.
В Ленинград Виктор приехал поездом рано утром. Коллеги в управлении встретили радушно. Поинтересовались предметом поиска и пожеланиями.
– Хотелось бы сразу попасть в Сестрорецк, и с местными сотрудниками провести установку на Сергеева, аккуратно, сами понимаете, офицер, – сказал Лукин.
– Хорошо, сейчас машину организуем, дадим опера, который знает этот город, и местные вас встретят, – сказал начальник отдела имущественных преступлений.
Через 30 минут они были уже в пути, даже чая попить не успели. Ребята они гостеприимные, но Виктору не хотелось терять времени. Сначала дело. А, потом это не Грузия или Самарканд. Такая же, как и в Москве, водка и колбаса, которые они еще успеют до отъезда ни один раз употребить.
В Сестрорецке местные опера быстро, но обстоятельно провели оперативную установку и тут же огорчили Виктора.
–Игорь Сергеев служит в Советской Армии капитаном, утром ушел на службу, но по приметам с вашим жуликом он совсем не похож, да и его самого неделю назад обворовали. Обстоятельства пока неизвестны. Какое будет решение?
– Чего теперь секретничать? Поехали к нему на службу, будем встречаться.
Зашли к командиру воинской части, представились, объяснили обстоятельства своего визита. Он пригласил капитана Сергеева. Вошел высокий чернявый с густой шевелюрой капитан, а не с большими залысинами, какой был у Наташи дома. Виктору стала ясно, что перед ним совершенно другой человек, а как жулик оказался с его документами может поведать только настоящий Сергеев.
– Капитан Сергеев, к вам приехал капитан Лукин из МУРа, хочет задать несколько вопросов, – сказал командир части.
– Товарищ полковник, у нас секретов от вас нет, но если можно, мы с Сергеевым переговорим в отдельном кабинете. Меня интересуют большой частью детали происшествия с самим Сергеевым, а при вас он может о них умолчать, – улыбнулся Лукин.
– Да, я понимаю. Сергеев, проводите капитана Лукина в кабинет замполита, а ему я сейчас позвоню, чтобы он зашел ко мне.
– Спасибо. Мы еще увидимся? – спросил Лукин.
– Конечно, я буду ждать.
В кабинете замполита они присели за приставным столиком друг против друга, как равные партнеры.
– Давайте начнем сначала с того, что с вами произошло неделю назад. Кстати, а почему в милицию не обращались?
– Я доложил руководству, и решили обойтись своими силами, восстановить утраченные документы.
– Ну, хорошо. Давайте по порядку.
– Неделю назад мы с женой пошли в ресторан поужинать. Городок наш небольшой и больше пойти особенно некуда. Народу в ресторане хватало, и к нам за столик попросился один капитан в форме войск МВД, которые в следственных изоляторах работают. Мы согласились, выпили за знакомство, разговорились. Он был в Сестрорецке в командировке из Жданова с Азовского моря, приглашал нас отдыхать, показывал фотографии дома и семьи, вернее, жены с ребенком. У нас тоже дочка пяти лет, мы ее маме оставили на вечер. В общем, завелись, и он опоздал на поезд. Капитан Смирнов, как он представился, успокоил нас: «Да, ничего страшного, утром уеду, но только, где бы ночь перекантоваться».
– У нас одна комната в квартире свободна, вам будет удобно, а утром поедете, – предложил ему я.
– Хорошо, если я вас не стесню, а то я могу и на вокзале, – Смирнов соблюдал приличия.
– Ну, как я мог офицера, с которым, можно сказать, подружились, оставить на вокзале?
– Давайте, все, что знаете об этом капитане.
– Как он рассказывал, что служит в комендатуре города Жданов. В  Бердянске у него свой дом. Да, мы  несколько раз фотографировались, но он почему-то отворачивал  лицо, хотя один снимок жена сделала, когда он брал дочку на руки, он там получился немного в профиль и далековато. Мы теперь понимаем, почему он не хотел фотографироваться. Утром мы проснулись, и обнаружили, что нет золотых изделий, денег и моих документов.
– Да. Вот так жулик стал капитаном Сергеевым, – сказал Лукин.
– А его задержали? Как вы узнали обо мне?
– Пожалуй, скажу. Он с вашими документами капитана Сергеева катается по Советскому Союзу и обманывает доверчивых граждан, которые уверены, что защитник Родины не может быть жуликом. Поехали за фотографиями и с женой побеседуем, может, что вспомнит для нас интересного.
Из беседы с женой ничего особенного почерпнуть не получилось, кроме того, что Виктор сделал вывод для себя. Он столкнулся с вором-гастролером, которого поймать будет не так просто, даже имея его некачественное фото и некоторые подробности биографии с его слов.  Он, якобы, мастер спорта по вольной борьбе, и это совпадало с его ломаными ушами и атлетической фигурой, видимо, он на самом деле имел отношение к этому виду спорта. И больше ничего.
В Питере Виктор задержался всего на сутки, надо было собираться в дорогу на Азовское море к капитану Смирнову из комендатуры, хотя он был полностью уверен, что капитан Смирнов – это очередная жертва гастролера, иначе жулик не стал бы спокойно им представляться перед кражей.
В Москве Виктор дал по розыску мошенника ориентировку с фотографией, подробным описанием примет и способа совершения преступления. Сводка пошла во все уголки  необъятной Родины. Такую же ориентировку он направил в комендатуры с целью предупреждения офицеров, решивших продолжить сомнительное знакомство у себя дома, потому что по учетам МВД СССР аналогичных преступлений ранее не было зарегистрировано. Многие офицеры просто не обращались в милицию, боясь лишних служебных разборок, да и милиция могла не зарегистрировать заявление, когда потерпевший и жулик вместе пьянствовали.
В Бердянске у Виктора были тоже друзья. Гена учился вместе в институте с другом Василием со двора и снимал у него комнату. Виктор  вспомнил его приглашение  поудить на Бердянской косе бычков и камбалу. Геннадий работал начальником цеха на местном заводе то ли по розливу спиртных напитков, то ли лимонада, но спирта с привкусом лимона и апельсина было у него в изобилии. В Жданове Виктор встретился с местными коллегами, с которыми решили не кружить вокруг капитана Смирнова, а сразу заглянуть к нему на работу в комендатуру.
– Мы из уголовного розыска хотели бы видеть капитана Смирнова, – местный сыщик Николай обратился к дежурному.
 Через несколько минут вышел капитан высокого роста, и было сразу ясно, что с преступником он совершенно не схож.
– Какие еще вопросы у милиции, я никого не вызывал, – не с того начал капитан.
– Да, вот, товарищ капитан, Лукин из МУРа хочет их задать.
– А, тем более из МУРа, я в Москве лет десять не был, – у Смирнова явно выделялся в голосе гонорок от важной службы в комендатуре.
– Где нам удобней устроится для беседы, она у нас будет долгая. Здесь в комендатуре или проедем с нами. Если вас что-то смущает в этом предложении, я могу организовать вам официальный вызов через военного прокурора. После беседы направлю на его имя представление о потере вами бдительности и невольном пособничестве преступнику, который используя ваши документы, работника комендатуры совершил ряд преступлений в отношении офицеров. И, возможно, еще совершит, так как доверие к работникам комендатуры у офицеров безмерное, – Виктор решил сразу поставить его на место и разграничить стороны баррикады, «кто есть ху».
– Извините. Можем побеседовать у меня в кабинете, – капитана словно подменили. Он был сама любезность от той картины, которую нарисовал ему «маслом» Виктор.
– Хорошо, пойдемте. Вам необходимо рассказать подробно обстоятельства утраты документов, хотя кое-что я знаю наверняка. Недавно, около месяца назад, вы сидели в ресторане на берегу моря один за столиком. К вам подошел офицер, познакомились, выпили за дружбу. Он приглашал к себе в Ленинград или куда-то еще, и вы пригласили его домой, а утром обнаружили, что вас обокрали. Так было дело? – Виктор не упустил шанса, чтобы еще раз щелкнуть по носу капитана-зазнайку, да, и себя показать, как супер-сыщика из МУРа. Любой профессионал мог нарисовать такую картину, что было рассказано капитану и называется она очень просто – почерк преступника, а какое впечатление произвело на Смирнова.
– Но как вы узнали, я никому этого не рассказывал, он задержан?
– Нет, мы его ищем, а рассказал я примерный сценарий, чтобы вы не упустили детали, которые необходимы для розыска преступника. Слушаю вас.
– Да, собственно, мне добавить особо нечего. Разве что он приглашал меня в Винницу, а не в Ленинград. Говорил, что мы почти коллеги, так как служит в спецкомендатуре в звании капитана внутренней службы. Документов я его не видел. Военная форма все-таки сближает, – сказал Смирнов.
– А еще больше алкоголь. Шучу. Продолжайте.
– Вы, наверное, правы. В тот день мы выпили прилично. Я надеюсь, об этом мы писать не будем?
– Как вы заметили, я вообще ничего не пишу, так кое-какие пометки на память. Вас вызовут на допрос, предъявят фото для опознания. Что еще знаете об этом гражданине?
– Назвался он Сергеем Кривенко. Теперь я понимаю, что он мог назваться кем угодно. Украл он у меня деньги и документы. Я еще хотел съездить в Винницу поискать его. Может, взял по ошибке или я сам потерял после ресторана. Какая спецкомендатура? Обокрал он меня. К сожалению, больше о нем сказать ничего не могу, он особо не рассказывал. Вы меня извините еще раз, неудобно получилось. Я этот случай в жизни пережил, а тут вы, вот нервы и сдали.
– Ничего, у нас не такое бывает. Ладно, вас вызовут.
– А, представления не будет?
– Конечно, нет, это направляем тем, кто не хочет с нами разговаривать.
– Да, хорошие у вас рычаги, чтобы язык развязать. Может быть, по пять капель за знакомство.
– Нет, капитан, спасибо. Дел много, да и днем мы не пьем, а вечером должны быть в другом городе, – Виктор уже позвонил Геннадию в Бердянск, и тот ждал дома на ужин.
– Николай, можем организовать транспорт до Бердянска и заказать обратный билет до Москвы через двое суток? – Виктор подумал, что он имеет права на этот отдых. Это одно из форм самостоятельного поощрения сыщика за его плодотворную работу.
– Давайте требование на билет и командировочное удостоверение. Я все оформлю. Оставьте на всякий случай телефон, где вы будете.  Я позвоню и  пришлю за вами машину.
– Спасибо, Николай. Я бы мог добраться сам, но лучше пришли машину. Я буду у друзей, так это только для «понтов». И хозяину будет приятно. Какого важного гостя он принимал, хоть мы с ним и друзья.
Машина шла по Бердянской песчаной косе. Вид, конечно, был достойный написания картины Айвазовским.
– Чем здесь хорошо, так это пляж протяженностью в десятки километров, и народу не так много, как на Черном море. Песочек мелкий. Если море штормит с одной стороны, переходишь на противоположную, а там вода стоит, как в блюдце, чуть колыхаясь. Вот только с водой здесь плохо. Привозная, а местная горчит. Ее ни пить, ни готовить на ней не будешь. Воду мы взяли с собой и минеральной пять ящиков, благо, что завод свой. У нас по программе рыбалка и обед с ухой и жареной рыбой.
Трудно это назвать рыбалкой, так как местные жители ловят рыбу, чем попало, кто бреднем, кто бельем, завязав рукава или штанины, черпают бычков из моря, как в аквариуме. Поэтому неинтересно было ловить специальными снастями, как удочка или закидушка, но вкус свежий жареной рыбы от этого не изменился. Поджаренные с корочкой бычки хрустели на зубах как сухарики, обжигая губы и отдавая неповторимым ароматом, присущим этой мелкой, практически без костей рыбешки. Уха была из кефали. Виктор ни разу не ловил кефаль. Взял в руки только что вынутую из воды рыбину.
– Килограмма на три потянет, а я думал в Азове только бычки и камбала.
– У нас и осетрина попадается. Причем вкус ее отличается немного от Каспийской. К вечеру рыбаки придут с моря, если им повезло, то будем жарить шашлыки из осетрины, а черняшечкой мы сейчас угостим.
Икорка, конечно, была на славу. Зернышко к зернышку и посол отличный.
– Спасибо, Николай, вечером меня товарищ ждет в гости, – сказал Виктор.
    За обедом время быстро пролетело, и Николай доставил его к Геннадию Жукову. Собственный дом с гаражом, около которого «Москвич-412», жена Людмила, симпатичная хохлушка-хлопотушка накрыла стол домашними заготовками на зиму от баклажанов, лечо до огурцов с помидорами.
– Может борща с пампушками, как?  – спросила Людмила.
– Спасибо, я сегодня плотно пообедал, не мог коллегам отказать, – сказал Виктор.
– Люда, да не волнуйся, Виктор пару дней у нас погостит и еще успеешь блеснуть своим кулинарным мастерством, – улыбнулся Геннадий.
– Ой, да пускай гостит сколько угодно, только говорите чем вас кормить.
– Мы пойдем, окунемся в море, а потом будем жарить шашлыки. Мне на работе привезли осетрины, бартером на спирт,– сказал Гена.
– Искупаться мне самый раз, – Виктор с тоской посматривал на домашние заготовки, а лимонного спирту они с Геннадием в Москве попили, потому не хотелось сразу за стол.
– Так прохладно уже, – сказала Люда.
– На улице прохладно, а море еще теплое, да мы лимонного спирта возьмем с собой. Сегодня можно, впереди два выходных, – сказал Гена.
   «Все – таки не удалось оттянуть принятия спирта, но ты об этом знал, когда согласился приехать в гости, – подумал Виктор, – а с другой стороны пора тебе расслабиться. Здесь нет почтового ящика, в который почтальон опускает письма из Парижа. Не далее, как вчера ты поприветствовал ее с берега Азовского моря. Ты давно не выпивал с друзьями, а так можно свихнуться, потому что ничего не можешь, кроме писем».
Солнце садилось справа от песчаной косы и раскрасило небо багровыми красками, а вода в море фосфорилось, играя в волнах бледно-зеленым цветом. Они пробежались по мелководью и нырнули в море, зеленоватые брызги разлетались от них в разные стороны. После купания Гена плеснул в стаканы спирта лимонного цвета и обжигающая жидкость согрела изнутри.
    Во дворе дома трещали дрова на мангале, Людмила была хозяйкой не только на кухне, но и здесь. Вскоре запахло горелым рыбьим жиром, который капал с осетровых шашлыков на угли и спутать его ни с чем было невозможно. Холодный неразбавленный спирт и обжигающие шашлыки, да после моря и в прохладный вечер – это что-то…
Утром пахнуло в открытое окно сладковатым ароматом вянущей ботвы из палисадника. Он заметил с вечера на грядках дыни-колхозницы и остатки еще краснеющих помидор. Слабый ветер со стороны Бердянской косы принес в комнату свежий морской воздух. В доме было тихо, все спали, и ему не хотелось вставать. Разошлись уже за полночь и надо дать хозяйке отдохнуть в субботу, а если встанешь, то Людмила непременно будет хлопотать на кухне с завтраком. За окном сменялись живые картины Айвазовского, как будто сошедшие с холста, но так хотелось рассолу…
     Николай приехал в воскресенье и отвез Виктора в аэропорт. К Сергею Кривенко из спецкомендатуры города Винница Лукин потерял всякий интерес. Скорее всего, то был очередной капитан-лопушок, которого обворовал жулик в погонах. Вряд ли опытный мошенник, а он был таковым, стал бы рассказать о себе и предъявлять удостоверение. Виктор решил направить в Винницу подробный запрос с фотографией жулика и изложением обстоятельств дела, а когда найдется в этой длинной цепочке потерпевших тот, который вспомнит что-то конкретное о жулике, то можно будет поработать с информацией. А сейчас домой. На работе его ожидал сюрприз.
– Пока ты на Азовском море осетриной закусывал, мы здесь твоего жулика установили, и знаешь, где он проживает?– Михалыч приготовил тот самый сюрприз.
– Ну, и где же?
– Не поверишь. В Самарканде.
– Так не бывает! Вот с этого места поподробней.
– Да, все очень просто, – Андрей Михайлович знал его заинтересованность в этом город. – Пришла ориентировка, что некто Камалов Фархат капитан спецкомендатуры города Бекабада в Узбекистане уволен за нарушение дисциплины. Он, используя военную форму, ездит по городам Союза, знакомится с женщинами с целью создания семьи, а потом обманывает их, забирает ценности и скрывается. В ориентировке его фото и приметы. Все один в один. Он мастер спорта по вольной борьбе.  По фото на ориентировке он очень похож на нашего мошенника. Мы запросили его фото, но думаю, лучше его задержать и опознание провести по личности, а не по фото. Оказывается, Камалов не только мошенник среди офицеров, а еще и брачный аферист. Завтра можешь вылетать. В Самарканде тебя уже все знают, но мы позвоним в МВД Узбекистана, возможно, их помощь понадобиться.  Камалов прописан в Самарканде, но сам может быть в другом месте. Разведку придется подключать. Пока его не задержите, обыск дома не производить и постарайтесь не вспугнуть его до задержания. Потом замучаемся его выковыривать, если ляжет на дно. Судя по тому, как он умеет входить в доверие, ему ничего не стоит отсидеться у какой-нибудь очередной невесты в любом уголке страны, а это шестая часть суши на нашем земном шарике.
– Честно говоря, немного устал от командировок, но от Самарканда не откажусь.
    Лукин отметил одну случайность, что после очередной разлуки с Ларисой у него образуется командировочка в Самарканд, где они недавно были вместе. Случайность или закономерность? Либо происходит то, что должно происходить. В этом что-то было необъяснимое. Какая-то немыслимая сила приводила его за четыре тысячи километров от дома в Самарканд, о котором он читал только в сказках, и до встречи с Ларисой ему дела не было до этого города.
Лукина встретили в Самарканде как родного. К ним из Московского уголовного розыска никто не приезжает в командировку. Виктор попросил коллег сделать копию фото Камалова паспортном столе с формы №1. Оно была гораздо качественней, чем сделанное женой капитана в Сестрорецке.
Начальник уголовного розыска Георгий Абелович Гайрян встретил его шуткой:
– Лукин, ты, что работаешь по сотрудникам спецслужб? То капитана КГБ окружаешь, а теперь капитан внутренней службы Камалова из спецкомендатуры? Может быть, у тебя особые полномочия, хотя конечно, каждый твой приезд сопровождается звонком руководства МВД Узбекистана, а им дают команду из МВД СССР, я узнавал.  И капитан ты совсем не по годам. Уж, не под мое ли ты кресло копаешь?
– Да, нет, Абелович, работай спокойно, просто такие совпадения, а что до кресла, то я пойду в Самарканде только начальником областного управления или  первым заместителем. С чего начнем  окружение Камалова?
      Лукин тогда и предположить не мог, как он был близок от реальности в своей шутке. В жизни бывают такие повороты, о которых даже во сне невозможно представить, но пройдет время, и ему предложат на самом высоком уровне в МВД СССР эту должность, а пока он окружает Камалова.
– Камалов проживает с мамой в Сельскохозяйственном районе, что на окраине Самарканда, поэтому использовать там наружное наблюдение нецелесообразно. Там чужих сразу срисуют. На нашу удачу там проживает близкая родня нашего опера Касумова, который сам знает и Камалова. Поэтому я сейчас приглашу его, и вместе поставим эту задачу, – сказал Гайрян.
В его кабинет вошел опер по возрасту примерно как Георгий Абелович, в звании майора и похожий на актера Джигарханяна внешне и голосом.
– Касумов Ченгиз Мамедович скоро переходит на руководящую работу в район, поэтому у него появилось пока свободное время, чтобы помочь москвичам.
 Виктор подробно изложил суть дела. Все было понятно.
– А санкция на арест имеется? – спросил Ченгиз.
– Нет. На обыск есть. Мы не стали портить доказательства фотографиями и решили сработать наверняка. При задержании я выпишу ему протокол по 122 УПК и заберу с собой, – сказал Лукин.
– Хорошо, я сейчас поеду к родне, попью чай, а когда вернусь, то что-нибудь расскажу. Только у меня предложение.  Хочу вечером гостя угостить одним пловешником. Георгий Абелович, вы как на это смотрите? – спросил Ченгиз.
– С гостем обязательно, но меня увольте. Извиняюсь, но здоровье не позволяет.
– Тогда до вечера. Я заеду в гостиницу «Самарканд», правильно? – спросил Ченгиз.
– Ну, куда от коллег из угрозыска скроешься? – улыбнулся Лукин.
– К нам не так часто приезжают из МУРа за капитанами внутренней службы, а до того капитана КГБ ловили силами угро. Такого удовольствия нам никто,кроме тебя,не доставлял, – с восточным прищуром улыбнулся Ченгиз.
   «И ты туда же. Ну, как вам объяснить, что так сложились обстоятельства, а капитан КГБ сам разбойников ловил. Если и с Камаловым будет облом, то можно в Самарканд больше не приезжать, но Камалов наш жулик», – подумал Лукин.
    Из гостиницы Виктор позвонил Нарзулло, который тут же пригласил в гости. Сходили на Самаркандский рынок, посидели в чайхане, выпили по три чайника зеленого чая. Виктор пояснил, что будет пару дней занят по работе допоздна, а потом они обязательно посидят где-нибудь. Нарзулло обещал познакомить с операми Сиабского района, с которыми дружит.
Вечером Касумов позвонил из вестибюля гостиницы:
– Спускайтесь, я внизу.
– Хорошо, иду, – ответил Лукин.
Около гостиницы стояла белая «Волга», за рулем молодой парень в рубашке с галстуком.
– Знакомься. Это наш коллега Алишер, он будет работать вместе с нами, а заодно город покажет, хотя тебя уже накатали по городу. Чаю я напился у родни, по соседству с Камаловым, на месяц вперед.  Поехали кушать плов. Наш подопечный Камалов два дня назад был в Самарканде, гулял у соседей на свадьбе, а вчера уехал по делам в Бекабад, где раньше служил. Обещал через пару дней вернуться. Думаю, что не надо сейчас ничего предпринимать, а подождать пару дней.
Ченгиз Касумов оказался отличным собеседником и с чувством юмора, поэтому вечер удался. Да, и как он мог не удаться, это же Средняя Азия и его жемчужина Самарканд. За столом был заместитель начальника отдела угрозыска Асроров, его прислал Гайрян вместо себя. Вечером после плова поехали на бахчу отведать свежих арбузов и дынь. Виктор достал свой нож с выкидным лезвием, чтобы удобней выковыривать зерна. Увидев нож, Асроров попросил у Виктора какую-нибудь монетку и подарил узбекский нож в чехле из коричневой буйволовой кожи.
– Нет, это дорогой подарок, я не могу взять.
– Виктор, так нельзя, можно обидеть человека, – Касумов помог разрядить обстановку.
– Мне еще сделают, а ты такой нож нигде не купишь, это на заказ.
Виктор взял в руки нож, и как опытный металлист, почувствовал, что ценность этого ножа не в камушках-самоцветах, хотя они были сделаны на рукоятке мастерски, а именно в металле, из чего изготовлено лезвие.
– После такого подарка, чтобы быть до конца друзьями, хозяин предлагает завтра зарезать барашка. – Касумов сообщил, – Асроров ждет на своем подворье. Камалов позволяет нам пока отдохнуть.
Но Камалов не появился и на третий день. Ченгиз опять сходил к родне на чаепитие и выяснил, что тот загулял по ресторанам в Бекабаде.
– Виктор, я давно хотел спросить у тебя. Ты был месяц назад у нас в Самарканде с девушкой. Она местная или вы отдыхали у нас? – спросил Ченгиз.
– Мы просто отдыхали в Самарканде. Это моя невеста, – сказал Виктор.
– Я просто так спросил. Очень красивая девушка, мы с коллегами шутили, когда ты с ней вошел в зал ресторана «Юбилейный», то все наши бабаи  кушать плов перестали, так и застыли с открытыми ртами, – засмеялся Ченгиз, – на свадьбу позовешь?
– Обязательно, – сказал Виктор, сам не зная, состоится ли она, свадьба.
Вечером в гостинице «Интурист» Виктор продолжил почтовый роман. Он отправил Ларисе третье письмо со дня приезда в Самарканд и повеселил ее шуткой Ченгиза в отношении бабаев в ресторане. И опять он без обратной связи, но в полной уверенности, что московский почтовый ящик хранит ее письма.
Связавшись с Москвой, Виктор решил выехать в Бекабад и там провести его задержание с местными операми, которым  уже дали указание из МВД Узбекистана, чтобы его встретили и оказали помощь. Виктор взял с собой пистолет Макарова, удостоверение, ориентировки на Камалова и деньги, а вещи оставил в гостинице. Возвращаться в Москву нужно было из Самарканда, а жара стояла под пятьдесят, поэтому помышлять о галстуке и пиджаке не приходилось, он их оставил тоже в гостинице. Пистолет Виктор завернул в носовой платок и сунул сзади за поясной ремень под футболку.До Бекабада недалеко, около двухсот километров, но вполне достаточно, чтобы свариться. На автобусной станции Бекабада его встречал Бахтияр Керимов, первый заместитель начальника УВД в форме полковника милиции.
Виктор достал удостоверение:
– Капитан Лукин из Москвы.
– А где ваши вещи?
– У меня их нет.
– Вот так приехали из Москвы?
– Да, вы же видите из Московского уголовного розыска.
– И оружие есть?– Керимом бросил взгляд на джинсы и футболку Виктора, которая облегала его тело. Он надел подарок Лауры и совсем не подумал, что его может встречать полковник с замороченными подозрениями, а на футболке во всю широкую грудь красовалась вполне приличная молодая пара, правда, парень держал девушку на руках.
– Как можно в командировке и без оружия, вот.
Виктор достал из-за пояса небольшой сверток с носовым платком и развернул. В его руке лежал пистоле Макарова, который от соли и пота немного покрылся желтым налетом ржавчины. Нельзя же было в оружейном масле запихнуть его за пояс, а из кармана извлек запасную обойму с патронами.
– Да-а, – протянул Керимов, – видите, как опера из МУРа выглядят, никто и не подумает. Хорошо, поехали в управление, там определимся, что нам делать, – обратился он к своим сотрудникам.
   Бекабад представлял собой небольшой городок, имеющий пять
спецкомендатур по надзору за условно освобожденными преступниками  и один ресторан, где собирались офицеры этих подразделений и бывшие зеки. Керимов не советовал Виктору одному передвигаться по городу и в качестве сопровождающего он выделил опера ОБХСС корейца Пака, который знал все злачные места, где можно вкусно покушать, и что немаловажно, бесплатно. В этом была прелесть командировок в Среднюю Азию и республики Закавказья, где местные коллеги не позволяли питаться самостоятельно, чтобы не было расстройства желудка.
В кабинете Керимова Виктор подробно доложил обстоятельства преступления капитана Камалова, и начальник выделил еще двух оперативников из угро для  розыска и задержания Камалова. Лукин не сразу понял роль Пака в этой операции. Если заниматься его желудком, то это лишнее, так как он сбежал из-за этого из Самарканда. Еще подождал бы дня три Камалова и от плова не смог бы натянуть джинсы на живот, хотя изнуряющая жара делала свое дело и растапливала все излишки жира его спортивного телосложения.
– Вы из КГБ?– спросил Керимов Лукина после его доклада.
– Нет, почему, я из МУРа, вы же видели мое удостоверение, – Виктор потянулся в карман джинсов за удостоверением.
– Не надо, не надо, я хорошо его рассмотрел, но дело в том, что такие удостоверения используют, как прикрытие, сотрудники КГБ.
– Да, все правильно, такое есть, но я работаю в МУРе.
– Возможно, но почему вы ищете капитана внутренней службы? – не унимался Керимов.
– Он бывший капитан, а теперь, согласно ориентировке наших коллег,совершает преступления.
– Хорошо, хорошо. А, можно один деликатный вопрос?
– Конечно.
– Скажите, если можно, а в МУРе бьют, пытают? – спросил Керимов.
Лукин немного растерялся от такого вопроса от первого заместителя начальника УВД по оперативной работе. Он не услышал в нем ничего провокационного, от него веяло средневековьем уровнем развития коллеги из Бекабада. Виктор, в присущей ему манере, решил пошутить и посмотреть на его реакцию, чтобы убедиться в своей догадке, либо тот так шутит, что даже он, любящий пошутить, не определил этого.
– Какие пытки, в МУРе не бьют и не пытают, но бывают мелкие шалости. Кто не хочет признаваться, мы им иголки под ногти загоняем, и они моментально рассыпаются, как горох, только успевай записывать.
Керимов от такого признания аж подскочил в кресле:
– Вот, что я говорил, а вы боитесь лишний раз стукнуть по голове преступника, чтобы тот признался.
Опера были в легком помешательстве от услышанного, даже у корейца Пака узкие глаза стали круглыми. Когда вышли с ним в коридор, он спросил:
–Иголки под ногти, – это была шутка?
– Конечно, я просто догадался, что хочет услышать от меня Керимов.
– Ладно, я успокою наших коллег, когда вы уедете. Вечером приглашаю на плов.
Лукин вспомнил эпизод из  фильма «Белое солнце пустыни», когда старый служака Верещагин жаловался жене: «Опять икра!» Так и в Узбекистане каждый день плов.
– У нас за пловом собираются друзья, а вечером с намиза столом будет прокурор, судья, начальник УВД, короче, «большая семья» Бекабада.
– Пак, не боишься так выражаться в отношении отцов города.
– Они сами себя называют крестными отцами и ничего не боятся. Сейчас поедем в ресторан, пообедаем слегка, а заодно поинтересуемся нашим Камаловым.
В ресторане чувствовалось, что Пака не только знают, но и уважают или очень боятся, потому что в зал сразу вышел директор ресторана, проводил их в отдельный кабинет и дал распоряжение администратору, который помогал официанту накрыть стол.
– Дай мне фото Камалова, я его сам покажу кому надо, чтобы тебя не высвечивать, – сказал Пак.
– Хорошо. Поинтересуйся, пожалуйста, только меня уже просветили, как рентгеном, когда я только появился в твоем присутствии, но с доверенными людьми лучше общаться один на один, мне это понятно.
Стол накрывался различными холодными закусками, восточными сладостями, орешками со скоростью сказочной скатерти-самобранки и, конечно же, на нем очутились два заварных чайника. Один с зеленым чаем №95 Самаркандской чайной фабрики, а во втором заварка была покрепче с аракой– водка по-узбекски и пили они ее из пиалушек, чтобы не привлекать внимания ненужных глаз, мол, руководители пьют в обед водку. Да и кому взбредет в голову пить водку в такую жару. Пак нырнул с фотографией Камалова к администратору и тот собрал официантов. Через несколько минут Пак владел полной информацией.
– Твой подопечный Камалов почти каждый день бывал здесь в ресторане в обществе молодых женщин и офицеров спецкомендатуры, но сегодня утром уехал в Ташкент, а оттуда домой в Самарканд. Какие будут указания?
– После общения с Камаловым никто не обращался в милицию Бекабада?
– Официально нет, но можно проехать по спецкомендатурам, я там знаю некоторых офицеров, и поговорить. После обеда я отвезу вас в гостиницу, а часа через три заеду.
 После такой информации было не до араки и они обошлись чаем. Гостиница была, конечно, не интуристовская, и видавший виды кондиционер из Баку едва справлялся со своими задачами. В номере было лишь немного прохладней, чем на улице. Наконец-то появилось свободное время, а главное, рядом никого, и Виктор продолжил свой «почтовый роман», вложил в конверт, но отправить решил из Самарканда, где к его письмам спецслужбы уже присмотрелись, если они вообще там существуют, потому что оттуда письма до Парижа доходили гораздо быстрей, чем из Москвы. Наверное, в Самарканде больше туристов из Франции. В Ташкенте делать было нечего, не зная связей Камалова, поэтому Лукин решилутром возвращаться в Самарканд. За письмом время пролетает моментально. Пак постучал в дверь номера:
– Нашего Камалова офицеры спецкомендатуры хорошо знают, как и его наклонности мошеннического характера, поэтому общаясь с ним «ухо держат востро», не позволяя себя обдурить. Они погуляли с ним и расстались. Камалов поехал в Ташкент решать вопрос о своем восстановлении на службе и через два дня вернется домой в Самарканд. Какие предложения? – спросил Пак.
– Забыли о Камалове. Я им займусь в Самарканде, а мы будем отдыхать в компании крестных отцов города?
– Я должен тебя предупредить, – было видно, что Пак принял араки, видимо во время общения с офицерами комендатуры, – меня к тебе специально представил Бахтияр Керимов, так как он тебе не поверил, что ты из МУРа. Он уверен, что ты из КГБ СССР и приехал не ловить капитана Камалова, а негласно проверить его. В конце тридцатых годов Керимов был басмачом, по молодости состоял в банде Бека. Банду ликвидировали, остатки ушли в Афганистан, а его арестовали. Когда началась война, его отправили в штрафбат. Прошел он до Берлина командиром взвода, а после войны пришел в милицию работать, в конце сороковых его вновь арестовали, потом реабилитировали, и теперь он всех подозревает, что за ним следят и его проверяют. Не позавидуешь такой судьбе, но его подозрительность и мания преследования отражается на работе сотрудников, в которых он видит засланных казачков, да и ты сам видел, он даже не стесняется задать вопрос в лоб о принадлежности к Лубянке.
– А что на пенсию не уходит?
– Ему еще шестидесяти нет, а выслуги на две пенсии хватит, но не хочет или не отпускают. В общем, сложно у нас здесь все. Криминальная обстановка серьезная и другой она не может быть. В городе, как уже знаете, пять спецкомендатур.  Ранее судимых больше, чем населения, да, еще татары крымские, выселенные к нам, покоя не дают. Накануне дня Победы под 9 мая они ночью поснимали красные флаги на домах и воткнули свои черные по всему городу. Теперь перед праздниками и просто по вечерам на опорных пунктах милиции дежурят руководители силовых структур. Вот сегодня увидишь один из опорных пунктов милиции, где соберутся первые лица, которых, вероятно, пригласил Керимов, чтобы ты видел, каким авторитетом он обладает в городе и кто его поддерживает.
– Неужели он так и не понял, что я его коллега и приехал не по его душу?
– Ему с Ташкента звонили, чтобы помог тебе в проведении мероприятий, а  мы теперь знаем, что Камалов уехал из Бекабада. Я доложил ему, что Камалов реальный капитан, которого ищут по ориентировкам, а все о своем, что спектакль разыгран специально на Лубянке с целью проверки его деятельности.
– Действительно вы работаете в сложной обстановке, а Керимову пора подлечиться с его больным воображением, – сказал Лукин.
– Его биография совсем не больное воображение. Во время гражданской войны почти все его родственники ушли в Афганистан и там проживают. Банду Ибрагим-бека, в которой он участвовал по молодости, разгромили в середине 20-х годов, и они тоже ушли в Афганистан, но в 1931 году вернулись с тремя тысячами сабель. Они называли себя моджахедами, а войну с неверными – джихадом. Их вновь побили, а Ибрагим-бека арестовали и расстреляли, но отдельные банды до сороковых годов тревожили пограничные районы нашей республики. История повторяется и уже два месяца в Афганистане идет гражданская война со своим маленьким Сталиным в лице президента Амина, который провозгласил строительство коммунизма и диктатуру пролетариата, а его в природе нет, одни крестьяне.
– Но там не только крестьяне, но и бывшие шахи и беки из нашей Средней Азии, да и своих богатеньких хватает,– сказал Лукин.
– Потому апрельскую революцию мало кто поддержал и задуманный «скачок в  социализм» обернулся  кровавой борьбой   за   власть, потому Амин обратился к нашему руководству: «Было бы хорошо, если СССР согласиться ввести в Афганистан контингент своих войск. Это позволило бы освободить части афганской армии от охранных функций и использовать их для борьбы с контрреволюцией».
– Вот Лаврентий Берия губы раскатал, – покачал головой Лукин.
– Так наш генсек Брежнев и ответил на очередную просьбу президента Афганистана: «Войска в Афганистан Советский Союз вводить не будет. Появление наших солдат в вашей стране, товарищ президент, наверняка восстановит большую часть афганского народа против революции».
– Не хотелось бы участвовать в их кровавых разборках, – сказал Лукин, – а откуда у тебя такие сведения про первых лиц?
– Заваруха началась у наших границ, а за бугром родня нашего руководства, а потом Афганистан – рассадник многих мировых разведок. У всех там свои интересы оказывается, вот и перетирают вопросы все кому не лень. Скажу больше того, Амин высказался так о земельной проблеме: «У нас в стране десять тысяч крупных землевладельцев. Мы уничтожим их, и вопрос решен».
– Вот уж точно Берия.
Во дворе опорного пункта под чинарой за большим достарханом с горой плова, различными овощными салатами, дыней, арбузом и большим количеством спиртных напитков на любой вкус собралась местная знать. Тосты сыпались один за другим.
– Если они хотят меня напоить, то скорее сами попадают, – на ухо Паку пошутил Виктор.
После многочисленных тостов Виктор был в нормальной форме, да, и трудно было опьянеть после плова, а Керимова разобрало алкоголем, и он сорвал стоп-кран со своих мозгов.
– Лукин, у вас в милиции звание капитан, а в КГБ какое?
– Чтобы эта шутка не имела продолжения, я должен сказать правду.
Все сидящие за столом притихли.
– Я – капитан милиции и к КГБ никакого отношения не имею, – продолжил Виктор, – давайте лучше выпьем за здоровье уважаемого Бахтияра Керимова, чтобы ему больше не мерещились сотрудники НКВД.
После застолья Пак пошел провожать Виктора до гостиницы.
– Да, тебя самого надо провожать, а утром я зайду в управление. Надо на рапорте сделать отметку, что я был в Бекабаде, так как командировочное я не оформлял.
– Виктор, я хочу по дороге поведать еще об одной тайне. Около месяца назад я обнаружил подпольный завод.
– По изготовлению мягкой игрушки?– пошутил Виктор.
– Нет, асфальтобетонный. У всех во дворах дорожки, как на аэродроме. Да, искать его было нечего, так как он давно работает у всех на виду, вот только он не стоит на балансе у государства, а молотит кому-то на «карман». Я попытался организовать проверку, но меня вызвал первый секретарь горкома партии и посоветовал заниматься своими делами, пообещав продвижение по службе. Вот так я скоро буду начальником в районе, и меня приняли в «семью».
– Как-то все дико звучит, и что мне с этой информации о подпольном заводе?– спросил Лукин.
– Да, я просто так, чтобы ты знал, какая здесь обстановка, а они на самом деле ничего не боятся. У них в Ташкенте и в Москве все схвачено, кроме КГБ.
– Может, ты тоже думаешь, что я оттуда?
– Не исключено.
– Вот и допились, что тебе тоже стали чекисты мерещиться, – засмеялся Лукин.
– Жизнь такая, что приходится всех бояться.
– Да, ребята, я не хотел бы так жить, никаких денег не надо, а тем более, здесь. Зачем они нужны, засыпать в кубышку золото и закопать. Ведь, пловом и так бесплатно накормят, а тратить их некуда.
– Наверное, ты прав, но я хочу отсюда сорваться.
– Да, кто тебя теперь отпустит, ты же много о них знаешь, только в бетон могут закатать. В Италии мафия – это детский сад по сравнению с вашей, лучше с вами не общаться, так что, Пак, держись, скрепи, раз уж так попал.
– Ты думаешь, что ничего страшного?
– Конечно, пока кого-нибудь самого верхнего ваши не обидят, и тот не даст команду «фас» своим нукерам.
– Виктор, с тобой приятно поговорить, как ты четко расставляешь все по местам. Что не говори, а по твоему мышлению, ты не похож на коллегу из районного управлениям. Возможно, Бахтияр прав.
– Заканчивай, а то я тебе тоже посоветую обратиться к врачу.
– Все, все. Я пошутил.
Утром Виктор зашел в УВД попрощаться. У Керимова проходила пятиминутка с оперсоставом.
– Спасибо за помощь. Хлеб, соль были выше всех похвал. В Ташкенте дам положительный отзыв о вашей деятельности.
– А что сообщите в Москве на Лубянке? – не унимался Керимов с восточным прищуром.
Достал он своими шутками, Виктор подошел к нему и на ухо прошептал:
– Юрию Владимировичу Андропову передам от вас привет.
Лицо Бахтияра скривила легкая судорога. Он вскочил:
– Что я говорил? Я был прав!
Виктор заулыбался и пошел в сторону автовокзала в сопровождении Пака.
– Ты что ему сказал?  Опять про «иголки под ногти»? – спросил Пак.
– Чтобы он спал спокойно, я ему подтвердил его больное воображение и пообещал передать от него привет председателю КГБ. Иначе он с ума сойдет от своих догадок.
–  Ну у тебя и шуточки!
– Ты лучше иди, проверь техническое состояние автобуса, чтобы довезли меня до Самарканда в целости и сохранности, – сказал Лукин.
– Что вызвать ГАИ на проверку?
– Как же скучно у вас в Бекабаде, никакие шутки не проходят, видимо, воруете вы на самом деле по-взрослому?
– А я завидую тебе, ты можешь спокойно шутить на любую тему и живешь свободно, открыто.
– Таких оперов не бывает. Свободно, открыто живут только дураки. Ладно, бывай, а то я тебе совсем заморочил голову. Телефон мой есть, нужна будет помощь в Москве, звони, а вот в Бекабад я вряд ли когда приеду по своей воле.
В Самарканд Виктор приехал после обеда и сразу пошел в управление к Касумову.
– Ты еще не переехал в кабинет начальника УВД области?– поинтересовался Лукин.
– Пока нет. Вот с твоими делами разберемся, тогда и буду заниматься переездом. Наш Камалов вернулся в Самарканд, и чтобы он опять куда-нибудь не укатил без нашего разрешения, я установил за ним наружное наблюдение. Он сейчас в центре города гуляет в форме капитана. Через час выйдет на связь «бригадир» топтунов, а пока можем чай попить или пообедать с дороги.
–Обедать не хочу, я на неделю сажусь на чай.
  Не прошло и часа, как позвонил «бригадир»:
– Наш объект взял билет в летний кинотеатр, а там восемь выходов и после окончания сеанса можем Камалова упустить. Сеанс начинается через двадцать минут. Надо задерживать.
–Тогда пусть бригада посмотрит, куда тот сядет в зале, и сообщат нам, а мы пока подтянемся, – сказал Лукин.
– Я хочу его лично задержать, можно? – Касумов, видимо, что-то имел на капитана.
– Да, пожалуйста, я только поприсутствую, поехали?
– Машина ждет.
В кинотеатре встретились с «бригадиром».
– Мои сейчас сидят недалеко от объекта в восьмом ряду. Справа, слева и сзади объекта никого нет.
– Тогда решение простое: двое справа, двое слева, а я сзади поставлю ему пушку в спину и объявлю, что он арестован. Какой идет фильм? – спросил Касумов.
– «Красные дипкурьеры», одна пальба в фильме, – сказал «бригадир».
– Вот и хорошо, все по теме. Сейчас дам команду администратору кинотеатра, чтобы она прекратила показ фильма и зажгла свет в зале, когда мы рассядемся по местам. Его надо брать жестко, иначе не известно, что у него в голове, все-таки мастер спорта по вольной борьбе.
Все сделали по расстановке Касумова, а когда зажегся свет, он приставил к его спине пистолет и объявил:
– Гражданин Камалов, вы арестованы.
  Сидящий справа сотрудник застегнул на его запястьях наручники. Зрители в зале обомлели, не хватало только кинокамеры, и все поняли бы, что снимают кино, а так капитана в форме арестовали люди в штатском. Задержанный был спокоен и до управления не проронил ни слова.
Когда его привели в кабинет, поинтересовался:
– Я могу знать, за что меня задержали?
– Да, конечно, за совершение ряда краж путем доверия в Москве и других городах, – сказал Лукин.
Камалов заулыбался и сказал спокойно:
– Я в Москве не был со времени окончания военного училища, более пяти лет, поэтому вы глубоко ошибаетесь.
Такой ответ немного обескуражил Виктора.
– Хорошо, завтра вызовем конвой и полетим в Москву на опознание, – сказал Лукин.
– А можно сейчас вылететь без конвоя? Ну, куда я денусь из самолета? А вы из Москвы?
–Да, капитан Лукин из уголовного розыска.
–  Можно мне с вами поговорить наедине.
– Конечно. Снимите с него наручники и оставьте нас вдвоем.
– Так вы скажите точно, в чем меня обвиняют?
Виктор достал ориентировки по кражам и брачным аферам и зачитал ему несколько тезисов из них.
– Все понятно. Брачные аферы мои, но я никого из этих женщин не обворовывал. Да, они тратили на меня деньги, водили по ресторанам, а после я передумывал жениться. Я очень влюбчивый. Неужели с вами такого не было, чтобы вы раздумали жениться на любимой девушке? – спросил Камалов с улыбкой.
– Конечно, было, но девушки не тратили на меня свои сбережения на свадьбу.
– Так они сами хотели, я с них не вымогал, а они, значит, потом в милицию с заявлением о мошенничестве. Они сами обманули мои ожидания от встречи с ними, и вовремя мы расстались. В Сестрорецке я никогда не бывал и  в Жданове тоже.
Виктор достал фото, сделанное женой капитана в Сестрорецке.
– А это кто?
– Это я, но такого фото с ребенком на руках я не помню, откуда оно у вас?
– Так его сделала жена потерпевшего в Сестрорецке накануне кражи, – сказал Лукин.
– Можно еще раз посмотреть?
– Да, пожалуйста.
– Должен вас разочаровать, но это не я, очень похож, но не я.
– Могу вас глубоко огорчить, но вы похожи не только лицом, но и формой капитана, и мастером спорта по вольной борьбе, и мошенническими наклонностями в общении с женщинами, хотя это по-другому называется. В комплексе, сами понимаете, столько косвенных улик, что одного вашего слова, что не были и ничего подобного не совершали, будет маловато, – сказал Лукин.
– Я вас понимаю и не в обиде, потому что при таких совпадениях здесь бы, в Узбекистане, давно бы уже сидел и хлебал в камере баланду, поэтому прошу скорее лететь в Москву. Я вам верю, там, на месте быстро разберетесь, и меня отпустят, иначе мне сидеть. Здесь точно чего-нибудь накопают.
Все это прозвучало убедительно, что Виктор с некоторым сомнением в его виновности отправил Камалова в камеру. Позвонил в Москву, согласовал свой вылет без конвоя. Убедил Андрея Михайловича, что ситуацию контролирует, но к трапу самолета надо подать оперативную машину.
Вызвал из камеры Камалова:
– Кого взять понятыми на обыск в доме, чтобы не было разговоров среди соседей?
– Можно, я с вами поеду? На месте сам организую, чтобы родители не беспокоились.
– Касумов, можем организовать охрану?
– Да, она особо не нужна, если побежит, то «при попытке к бегству», он знает, как это бывает в зоне.
– Не дождетесь. Не побегу, – отрезал Камалов.
Что-то между ними было такое неуловимое неприязненное, но Лукин не стал уточнять, а они тихо шипели друг на друга. Может в юности разлад был из-за девушки, они по возрасту схожи и жили по соседству, кто их разберет.
Обыск в доме ничего интересного не дал, ни золотых изделий, никаких улик, указывающих на пребывание Камалова в тех городах, где были совершены преступления. Рано утром они вылетели в Москву. Четыре часа полета провели молча, да и говорить было не о чем. Камалов сказал, что его не было в тех городах, и Лукин нечем не мог ему возразить. По прилету к трапу самолета подъехала «Волга» ГАЗ-21 со знакомым номером 00-56  МКМ, оперативная машина их отдела. В отделении милиции уже ждал следователь Саша Рогов, отличный специалист своего дела, потерпевшая Натали, подставные и понятые для опознания.
– Фотографию потерпевшей не показывали? – спросил Рогов.
– Саша, как можно, и так доказательства скудные.
– Да, знаю вас оперов, сначала потерпевшей фото подозреваемого под нос, а потом следователь пыхтит, проводя опознание, и в финале на суде дело или разваливается или на доследование.
– Саша, ты меня знаешь, я работаю по-честному, а если надо фото под нос, то ты об этом узнаешь от меня, а не от потерпевшего, – улыбнулся Лукин.
– Тебе верю. Камалов, займите любое место среди опознаваемых лиц.
Вошла Наташа. Прошла, осмотрела всех сидящих рядом с Камаловым, потом подошла к нему, прищурившись, рассмотрела внимательно его лицо. Она была без очков, может быть, забыла дома.
– Узнаете ли вы среди предъявленных лиц кого-либо, если да, то, где и при каких обстоятельствах познакомились?– спросил Рогов.
 Наташа еще раз внимательно осмотрела Камалова и сообщила:
– Нет, никого из этих лиц я никогда не встречала.
– Очки одень, – выпалил Лукин, он до сих пор был уверен, что Камалов искусно играет, как опытный мошенник.
– Нет, Виктор, вот этот очень похож, – она указала на Камалова, – но не он.
– Разговоры прекращаем и оформляем протокол, что среди предъявленных лиц потерпевшая никого не опознала, правильно? – спросил Рогов.
– Да, так и есть, – сказала Наташа.
После оформления всех документов Камалову были выписаны деньги на проезд, и на машине отправили его в аэропорт. Он был счастлив, несмотря на задержание.
– Я знал, что в Москве разберутся, и не будут сажать невинного для закрытия дела. Будете в Самарканде, найдите время со мной встретиться, я вам так благодарен. Вы не понимаете, что дали мне такую встряску и мозги у меня встали на место, ведь, я был в одном шаге от пропасти. Спасибо, – неожиданно признался Камалов.
– И, тем не менее, я хочу извиниться за свои действия и краткосрочное лишение вас свободы, хотя сами видели, какие в жизни бывают совпадения. Я рад, что вы извлекли из всего этого положительное зерно, и что-то пошло на пользу, – сказал Лукин.
– Да, завтра поеду в Ташкент, и буду восстанавливаться на службе. До встречи.
– Правильно говорят, что лучше отпустить двух виновных, чем посадить одного невинного, гораздо больше получаешь удовлетворения от своей работы. Ладно, счастливо тебе долететь, возможно, опять станешь нашим коллегой, – уже по-дружески на «ты» сказал Лукин.
–Мало таких оперов, как ты. Мне повезло, что я попал к тебе, Лукин. Пока.
Они хоть и перешли на «ты», но до братского обнимания и поцелуев дело не дошло. Через две недели пришел ответ из Винницы. Преступник был установлен, им оказался некий Соловьев, который отбывал наказание за мошенничество в этом городе. Когда вышел, то известным способом обокрал хохла-офицера, а далее его похождения были уже известны, поэтому следователь Рогов произвел его опознание по фотографии, присланной из колонии, и объявил в розыск, доказательств было выше крыши. А если бы не Наташа, секретарь начальника управления, то гулял бы Соловей еще очень долго, ведь, офицеры не торопились бежать в милицию и заявлять об утрате документов и бдительности. Скоро прислали Рогову уголовные дела из других городов, потому что он первым возбудил уголовное дело и нашел преступника.
Соловьева задержали на Урале через месяц, но он был уже никому не интересен – обычный жулик, который жрет, пьет за счет потерпевших, используя форму офицера, как признак доверия, потом, когда все засыпают, забирает из квартиры, где его приютили, все ценное и уходит. Если бы его поймали потерпевшие офицеры, то до суда он мог бы не дотянуть. Не преступник, а какая-то мразь. Хотя ему может не повести и в колонии, ведь, он обворовал несколько офицеров спецкомендатур, а они могут ему не простить и попросить своих коллег провести «суд офицерской чести» в зоне. Наташа была довольна розыскными делами Лукина и вечером накрыла стол под чай с тортиком, но, конечно, этим не обошлось. Пришли девчонки из канцелярии с бутылкой коньяка, после чего Виктор достал из загашника свою бутылку коньяка. Девчата разогрелись от чая с коньяком и поведали ему про всех начальников района, которые обращались к ним с различными непристойностями. Девчатам было весело, а Виктора они считали своим защитником.
– Сижу я у себя в машбюро, лопаю клубнику, – рассказала машинистка Света, – слышу, дверь за спиной открылась, и две ручищи хватают меня сзади за обе груди и мнут. Я схватила за манжеты его белоснежной рубашки руками в клубнике, и отстранила их, оставив обильные пятна клубничного сока. Обернулась, а сзади стоит начальник нашего управления, который смущенно повернулся и пошел рубашку менять.
–  Да, многие приударяют за нами, один вот ты ведешь себя прилично, – улыбнулась Наташа.
– А у меня строгая заповедь.
– Какая?
– На работе никаких служебных романов.
– Тогда я завтра увольняюсь, может, чего получится, – засмеялась Наташа.
– Ладно уж, работай.
– Спасибо за откровенность, только знаем мы протвою заповедь, слышали, скоро парижанка приезжает.
   Лукин молча улыбнулся и, поблагодарив за приятный вечер, пошел в свой кабинет. В управлении не принято было задерживаться после работы. В отделении милиции сотрудники уголовного розыска трудились и днем и ночью, а здесь только один сыщик в составе оперативной группы на суточном дежурстве. Когда случалось серьезное преступление, то не было разницы, откуда ты, с «земли» или из управления, всем хватало работы. Он включил настольную лампу, и в большом кабинете за его столом образовался уют от света зеленого плафона формой как у дедушки Ленина. Окно его кабинета выходило на улицу Сретенку, по которой спешили после работы прохожие. Напротив «Кулинария», где можно было выпить кофе и вкусно перекусить салатами и бутербродами. К вечеру народ сметал с прилавков все: от салатов, винегретов до мясных, рыбных овощных котлет, ромштексов, отбивных, антрекотов, да чего здесь только не было, одних паштетов несколько видов. И все на самом деле вкусно, аот полуфабрикатов веяло свежестью, потому что до утра ничего не залеживалось. Народ работал и, придя домой, хватало времени бросить на горячую сковородку котлеты и выложив голодные закуски. Все, ужин готов.
Кто хотел шикануть на своей кухне, то соседняя дверь здания напротив вела в «Лесную быль», где можно было купить мясо кабана и лося, из которых накрутить котлет с луком и морковкой, или побаловать себя блюдами из мяса изюбря, оленя и даже медведя. Дичь была представлена от глухарей, тетеревов до буржуйских рябчиков и ананасы были через дорогу на углу в магазине «Грибы-ягоды», котором стояли за прилавком дубовые бочки с солеными белыми грибами, черным груздями, моченой брусникой и другими дарами леса. Невольно припомнилось двустишие Маяковского: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй», которое он написал к плакату под Новый 1918 год. Теперь любой работяга мог, сколько хотел, купить и рябчиков, и ананасов, но если по Маяковскому, то и ему скоро придет день последний и настанет конец вышеуказанному изобилию. Да кому придет в больную голову все это уничтожить? Лукин часто ездил по стране в поисках жуликов и видел, что народ в других городах жил хуже, чем в Москве, но у всех в холодильниках все было. Недостатки в снабжении зависели в прямой прогрессии от нерадивых руководителей Советской власти на местах, которые довольствовались партийными пайками и не думали о работягах. Те пайки были по ценам, утвержденным постановлением Совнаркома от 1932 года, и никогда не повышались.
   «Что-то меня понесло в тишине, после чая с коньяком и общения с девчонками», – улыбнулся Лукин и выложил на стол стопку мелованной бумаги, которую хранил для рапортов высокому руководству, да для писем Ларисе. Он так и не определился, но в письмах ни разу не назвал ее Лаурой. Так и начал: «Здравствуй, моя любимая…».
Домой не тянуло, те же самые четыре стены и совсем один, а здесь хоть какая-то жизнь и пишется легко в трехстах метрах от грозного здания на Лубянке. Исписав несколько листов, уложил их в конверт и наклеил дополнительные марки, которые она собирала в альбом, как у филателиста. Письмо опустил на Лубянке в обычный почтовый ящик, а хотелось прямо в большом сером доме, чтобы старшие братья не ждали, пока им привезут с почтамта и быстрее отправили бы адресату. И шуткой поделиться не с кем…
Лариса, как всегда, надеялась вернуться через два месяца к Новому году. Но, Виктор уже предполагал, что в Новогоднюю ночь ему вновь придется дежурить сутки по управлению. Новый год праздник семейный и он добровольно освобождал от дежурства женатых оперативников, но в этом году не торопился делать такое предложение коллегам. Известно, что как год встретишь, так его и проведешь. Когда друзья были холостыми, то праздновали большой шумной компанией. Теперь у них семьи и дети. Не хотелось встречать Новый год в кабинете, но и пойти в гости не с кем, за последние два года никого, кроме Ларисы, не видел. Потому не было мыслей встретить Новый год с кем-то вдвоем в своей квартире. Создать новогоднюю идиллию в режиме «тет-а-тет» можно, но с любимым человеком, а все другое не по душе и в конце ненужные объяснения по поводу неоправданных ожиданий и нереализованных надежд. Так что лучше на дежурство в оперативную группу, тем более в новогоднюю ночь жулики тоже празднуют и дают операм отдохнуть.
Звонок от Любаши накануне Нового года был полной неожиданностью. Они познакомились у ее сестры Галки года два назад, потом Виктор несколько раз приезжал к ней на работу на Ленинский проспект отведать свежих глазированных сырков с чаем или шампанским, как будто в его районе не было знакомых директоров молочных магазинов. Любаша нравилась ему, и он был рад тому обстоятельству, что еще до их знакомства Галка жаловалась, что ее сестра хочет разводиться с мужем, а, значит, не Виктор был тому причиной. Потом Лукина закружило с Ларисой, и он больше не кушал свежих творожных сырков. От того и был ее звонок неожиданным. Галка была в курсе его дел на любовном фронте от Василия или Володи со старого двора, и скорее всего, поделилась с сестрой. Как бы там ни было, а ему приятно слышать ее голос.
– Виктор, добрый день! Что-то ты обходишь стороной нашу компанию, не женился ли?
– Любочка, ты ли это? Я так рад тебя слышать.
– А увидеть не хочешь, – она всегда отличалась прямотой и никогда не юлила, – мы с Галкой решили пригласить тебя на Новый год, как раньше.
– И Васю с Володей тоже?
– Нет, только тебя. Мы собираемся у подруги в моем подъезде.
– Так, значит, ты меня приглашаешь?
– А ты против?
– Почему наоборот, польщен, а то думал, что опять встречу Новый год на работе.
– Вот и мы с Галкой обсудили твои праздники на работе и решили тебя раскачать. Такой парень горит на работе, – засмеялась Люба.
– Я думал, Галка вышла замуж и компания распалась. Давно вас не видел. Люба, а что мне взять для новогоднего стола?
– Как обычно, шампанское. Ты всегда нас баловал крымским. Адрес помнишь?
– В Коньково-Горбуньково? Помню.
   В квартире, кроме хозяйки с Николаем, была Галка с молодым парней Михаилом и Люба. Вот почему не были приглашены Василий и Володя. Все было по обычному сценарию празднования Нового года, сначала проводили уходящий год, потом хлопки от шампанского, которое искрилось в бокалах и танцы. Виктор пригласил Любашку. Они закружились, и Люба неожиданно  поцеловала его в губы.
– Люба, тебе это надо? – улыбнулась Галка.
   Сестры были примерно одного возраста, но Галка пока не вышла замуж, а Люба похоже уже развелась, потому как целовалась с Виктором у всех на виду.
– А мы собственно ничего, – смущенно ответила Люба.
– Мне по вашим личикам видно, что у вас ничего, – засмеялась Галка, – пойдем, помоги мне на кухне к чаю накрыть стол.
    Виктору было ясно, о чем спрашивала Галка свою сестру, чтобы та потом не пожалела ни о чем. Некоторые ее подруги пытались закрутить с Виктором роман, но, увы. Он медленно подошел к окну в раздумье, правильно ли он поступает? За окном на безмолвие зимней ночи опустилась занавесь снегопада, похожего на белый оренбургский платок тонкой вязки. Снежинки в зависимости от ветра завораживающе кружатся,  летают, и не спешат упасть на землю. Виктор приоткрыл большую форточку, и несколько снежинок упало на его лицо, тут же превратившись в капли. Напротив окна стоит пара чудом сохранившихся от бывшей деревни Коньково лесных елей-красавиц. Одна огромная с остроконечной макушкой до четвертого этажа и мощными темно-зелеными ветвями, удерживающими шапки выпавшего снега, другая пониже и хрупкая, притулилась к ней широкими ветвями, которые вот-вот обломятся под снегопадом. Их ветви переплелись как руки влюбленной пары. Темно-зеленый фон елей постепенно укрывается белоснежной шалью от кружащихся снежинок. Снег сыпал  крупными белыми хлопьями, и уже не было видно границ между тротуарами и проезжей частью. Изредка пробирающиеся сквозь белое безмолвие автомобили пытались пробить дальним светом фар себе дорогу, но тут же переключали на ближний, с которым было виднее. Оставленные автомобили на ночь быстро превратились в большие сугробы.
– Красота! – Люба неслышно подошла сзади и прижалась, обвив его руками за талию, – пошли, прогуляемся в новогодний снегопад.
Он обернулся, их губы оказались в такой близости, что сами нашли друг друга. Галка увела всех на кухню пить чай.
– С удовольствием. Давно не гулял под снегопадом, – сказал Виктор.
   На улице в белом безмолвии никого не было, и никто им не мог помешать. Они стояли рядом с елкой и целовались, пока их шапки и плечи не покрылись сугробами.
– Еще пол часика и нас будут откапывать, – улыбнулся Виктор.
– Пошли ко мне, попьем чай вдвоем, – сказала Любаша.
– А мама, дочка? Поздно уже.
– Они уехали в Украину на каникулы.
 Ему не надо было предлагать чай вдвоем дважды. Стало ясно, что Люба обдумала такой вариант их встречи, когда приглашала вместе отпраздновать Новый год в компании, в которой он знал только ее и Галку. Вот так и расставляют сети для ушастых холостяков. Но он почему-то был готов к такому обороту и ни минуты не сопротивлялся, а, наоборот, был благодарен, что Любаша сама все продумала, так как у него язык бы не повернулся пригласить ее к себе домой в гости, хотя там тоже никого не было. Дома было совсем другое, и он об этом подумал, хотя Лариса шутила при отъезде, что он может даже раз пять жениться. Все ровно никто не удержит его, когда она вернется. С таким непонятным для себя чувством он вошел в квартиру Любаши, да и она не давала ему опомниться ни на секунду, целуя в лифте и в прихожей, а от нее до спальни несколько шагов покрытые их носильными вещами. И спальня была уже заранее заправлена для отдыха. Любаша и так была красива, а на белом постельном белье темноволосая казачка с пышными волосами по всей подушке была обворожительна…
   Он понимал, что не может теперь просто встать и уйти. Люба сказала, что любит его и ему приятно в ее обществе, но продлится недолго такое счастье, а чем дольше они будут вместе, тем больнее будет расставание, да и она разведена, а надо устраивать свою жизнь. И дело совсем не в том, что разведена и у нее дочь. Она классная молодая еще девчонка, а уже директор магазина, потому что мозги на месте. И встретит она свое счастье. Они несколько раз встречались, ходили в кино и в кафе выпить шампанского, но их роман не мог закончиться браком, во всяком случае, на данный момент, а Любаше надо было устраивать свою жизнь после развода. Они объяснились и пришли к выводу, что надо разойтись по своим углам.
    Он не был уверен, что с Ларисой у него все сложиться, как они хотели, но обстоятельства выше их. А может все это сон и надо сдаться, чтобы жить, как все люди, но он не был к этому готов. Окончательная разлука с ней представлялось ему гибелью. Письма из Парижа падали в почтовый ящик Виктора регулярно. После празднования Нового года он устроил себе зимние каникулы в переписке, а потом все вошло в обычное русло. С такой же периодичностью один раз в неделю он отправлял свои корреспонденции по ее адресу домой, поэтому их бурный почтовый роман не остался без внимания ее мужа Мишеля. Она так же, как и Виктор, по несколько раз в день заглядывала в ящик, куда почтальон приносил письма. Грустила, когда их долго не было, и сияла, как она выражалась, словно начищенный пятак, когда вынимала от него весточку. О прохождении бракоразводной процедуры он вопросов не задавал, но было понятно, что Мишель был в курсе их отношений.
Перед женским праздником 8 марта Виктор не знал, какую открытку ей послать. Что ни возьми, ни одна не шла в сравнение с теми, что он получал от нее из Парижа. Конечно, ценность любой открытки  том,  что там написано любимым человеком, но, тем не менее, не хотелось пасовать перед французами, а наши типографии не давали разгуляться и кроме как мимозы на фоне Кремля почти ничего не издавали.
Благо, что кухню  в своей квартире он еще не ремонтировал, и можно было дать волю своим фантазиям. У мамы позаимствовал старинную русскую одежду. В таком одеянии выступал хор имени Пятницкого. Юбка темно-синяя в желтую клетку, как у шотландцев, кофта красного цвета, какой-то жакет, и все это расшито бисером и золотой нитью, как на офицерских мундирах аксельбанты или на портьерах в театре. Большой цветастый платок на голове соответствовал этому одеянию. Во всю стену кухни Василий со двора, как Киса Воробьянинов, изобразил большой букет тюльпанов гуашью, и учинил надпись «Мон амур» и поздравления с днем 8-го Марта. На плите стояла большая кастрюля-сковородка, привезенная ей оттуда и рядом улыбающийся Виктор в этом одеянии с большим деревянным половником с хохломой. Цветное фото получилось еще краше. Получив такую открытку, Лариса сначала не поняла этого юмора, а когда вгляделась в лицо, то разразилась смехом, что Мишель заглянул ей через плечо.
– Фотографию какой-то бабы прислал, – буркнул он.
От чего ей стало еще веселей? Он написал, что давно хотел отремонтировать кухню, а после художеств непременно. Лариса в одном из писем коснулась, что начала бракоразводный процесс, который во Франции не такой простой, как у нас. Когда все состоится, она сообщит об этом и приедет, а там видно будет. Виктор не касался этой больной для них обоих темы. В ожидании чего-то серьезного в жизни время для Виктора шло очень медленно, порою казалось, что оно встало, и лишь ее письма помогали скрасить проводимые в одиночестве вечера.
Он в очередной раз взялся за перо рассказать ей о своей нелегкой холостяцкой жизни без нее, пообещав, что в жизни сделает все от него зависящее, чтобы они были вместе, что каждое утро встает, а вечером ложиться спать только с мыслью о ней. Виктор понимал, что его письма наверняка читают для контроля в какой-нибудь секретной комнате главпочтамта или на Лубянке, а потому пытался сдерживать свои эмоции. Он иногда чувствовал себя голым посреди Лубянской площади от всего написанного, но другого им с Ларисой не дано и если у кого-то есть право нарушить тайну переписки, то пусть их щекочет моральная сторона копошиться в их личной жизни. Потому он оставил этим товарищам все угрызения совести и продолжил письмо. Он не знал, что пишут в таком положении влюбленные, потому что никогда не встречал в романах, потому писал от души, не задумываясь, торопясь высказаться и не обращая внимания на точки и запятые. Иногда ему не хватало ночи, и он продолжал письмо на следующий день, чтобы закончить свои мысли и отправить письмо. А потом, не дожидаясь ответа, взять перо и начать снова. Он сам удивлялся, потому, как ранее не замечал за собой такой тяги к перу. Иногда на работе выдавливал из себя слова, чтобы написать рапорт о проделанной работе, а тут  исписанные мелким подчерком листы мелованной бумаги только отлетали из-под его пера и останавливал лишь их объем, чтобы уместились в конверте. Он иногда шутил над собой загадкой: «Ходит, ходит – не заходит, а заходит, хрен выходит. Кто это?». Да, шиза в голову. У влюбленных такое бывает, особенно весной.
Весну никто не отменял, и яркое мартовское солнце все чаще пригревает, оттесняя долгие морозы. Снег еще долго будет лежать на промерзлой земле, а ледяные ветра еще не раз напомнят, что зима хоть и ослабла, но не сдалась. Никто не отменял и работу Лукина. Как обычно, при совершении серьезного преступления в районном управлении звонит все, что можно, телефоны городские и прямые с дежурным по милиции, сирены. Ищут оперативников, чтобы направить на место происшествия вместе с тревожной группой. На сей раз пришло сообщение из 15-го отделения милиции, что в доме 20 по Петровско-Разумовскому проезду в лифте преступники нанесли десятилетней девочке проникающее ножевое ранение. Других данных нет, но и от этих леденеет кровь.
 Пока добирались с сиреной до места, дежурный сообщил, что одного из преступников постовые милиционеры задержали по приметам.
– Егорыча и Лукина довозим до отделения милиции, куда сейчас доставят задержанного, а остальные на отработку жилого сектора, нужна свидетельская база. Вы там поработайте с задержанным, и держите нас в курсе дела, сами знаете какая обстановка с убийствами детей в соседних районах, – начальник угрозыска Андрей Вайнердал им указание и поехал с группой на место происшествия.
В дежурной части отделения сидел небольшого ростахудощавый паренек лет 20. Дежурный выделил кабинет и передал документы по его задержанию.
– Пошли, Сергей Звонарев, детоубийца, – Егорыч сразу без подхода начал психическую атаку.
Войдя в кабинет, он поставил Сергея рядом с собой, чтобы тот видел их разницу в весовых категориях и росте. Тот был ему ниже груди.
– Если девочка не выживет, то тебя расстреляют, или я еще до суда убью, – Егорыч примерил свой кулак к голове Звонарева. Кулак был чуть поменьше головы. Лукин отлично понимал, что Егорыч действовал только психологически, но и сюсюкаться с убийцами детей он не собирался. По приметам Звонарев был похож на преступника, совершившего убийства детей в соседних районах. Хотя на фотороботах многие похожи.
– Дяденька, я никого не убивал, это все Леха. Я все расскажу.
– Вот, это другое дело. Давай, рассказывай, что за Леха и как все происходило. Зачем приехали в Москву? Все подробно.
  Сергей рассказал, что Леха недавно освободился из тюрьмы. Сидел он за изнасилование малолетней девочки. Сегодня утром они собрались компанией у него в частном доме в селе Павшино на окраине Красногорска, но выпивки не хватило. Компания осталась дома, а они  с Лехой поехали в Москву на электричке до платформы «Петровско-Разумовская». На улице Леха увидел девочку лет десяти, и они зашли вместе с ней в лифт. Леха стал к ней приставать и угрожать ножом, но она закричала, тогда он нанес ей удар ножом в грудь. На улице они разбежались в разные стороны. Сергея задержали на соседней улице. Он района не знает и никогда раньше здесь не был, поэтому не удалось скрыться. Леха живет в Павшино с матерью. Сергей нарисовал схему расположения дома Лехи. Виктор взял дежурную машину и связался с Андреем Михайловичем.
– Надо срочно выезжать в Красногорск на задержание Лехи, иначе он поймет, что Звонарев задержан и ударится в бега. Группу на задержание сколачивать некогда, я возьму с собой милиционера с поста, а водитель сегодня Саша. Он смышленый.
    Разыгралась метель, и дорога до Красногорска была обледеневшая местами, поэтому Саша вел аккуратно свой броневик типа УАЗ, чтобы самим доехать невредимыми. Вот и весна. Не доезжая до нужного дома, свернули в соседний двор и остановились.
– Я пойду один, а вы минут через пять после этого.  Если не пустят меня, я дам отмашку. Тогда берите монтировки и подъезжайте к калитке, будем преодолевать препятствия.
 Местную милицию должен был известить об их операции Михалыч. Виктор позвонил в дверь. Вышла женщина лет 45, видимо, его мать, с лицом явного ненормального в психическом отношении человека.
– Алексей уже вернулся?
– Да, только что пришел.
– Мне надо ему кое-что передать от его товарища. Можно его позвать на минутку.
– Леша, выйди на минутку. К тебе пришел товарищ.
Дверь из комнаты открылась, и Виктор успел увидеть несколько полупьяных рож, сидящих за столом.
– Чего надо? – взгляд у него был колючий, как у загнанного зверька.
Виктор сообразил, что еще мгновение и тот догадается, кто перед ним стоит, поэтому он ловким движением заломил руку Алексея за спину, что тот вскрикнул от боли, накинул наручники и закрепил к отопительной трубе. В это время на него набросилась его мать и вцепилась зубами за большой палец Виктора, что на этот раз он сам взвыл от боли и, не раздумывая, ребром ладони ударил ее по щеке, чтобы она разжала зубы. На крик из комнаты выбежали собутыльникии двинули в сторону Виктора.
– Стоять, я из милиции! – но этот окрик не повлиял на них поведение.
Они явно хотели помочь Лехе и освободить его. Двое первых нападавших упали, как оловянные солдатики плашмя, от ударов кулаков Виктора. Они  обрушались на них, как пудовые гири. Опять же применять приемы боевого самбо было некогда, да, и в такой толпе нецелесообразно, пока одному завернешь руку, другой огреет тебя бутылкой по голове или «перо» сунет в бок. В следующее мгновение Виктор выхватил из оперативной кобуры пистолет, и вся компания обмякла в растерянности, а здесь, как в кино бывает, налетели, добры молодцы в форме вместе с местной милицией.
Всех друзей Лехи загрузили и отправили в местный «околоток», а Виктор  осмотрел визуально его жилище, обшарив карманы куртки на вешалке,  обнаружил  нож типа финского. Его мать тоже увезли, поэтому можно было спокойно все запротоколировать. Соседи принесли флакон йода и бинт. Женщина, одна из понятых, обработала его большой палец. Укус больной бабы был серьезным. В комнате Алексея висела на гвозде фирменная кепка таксиста. Виктор накинул ее на его голову, и увидел в образе Алексея почти точную копию преступника, изображенного на фотороботе, который месяц назад на Тимирязевской улице убил семилетнего Мишу. Его догадка не осталась без внимания Алексея.
– Я только что приехал из Архангельской области и в Москве не был очень давно, и это кепка не моя.
– Это мне понятно, тем более, что она не твоя, но мы ее изымем протоколом добровольной выдачи.  Будто бы ты нам ее даришь. Она же не твоя. Понятые, распишитесь, – Лукин оформил протокол.
– Я за кепку распишусь, а нож мне подбросили. Это не мой нож.
– Вот так в протоколе и напиши, что подбросили.
Леха от такой демократии и спокойствия опера все подписал, а Виктор аккуратно положил нож в конверт, чтобы отпечатки пальцев не стерлись, заклеил его, и понятые расписались на конверте. Он сразу понял, с кем ему  придется иметь дело. Алексей решил все отрицать. Это не тот пацан, с которым беседовал Егорыч.
Когда сели в машину, Виктор бросил как бы невзначай:
– Леха, тебе привет от Звонарева.
– Я все равно ничего не скажу, и не докажите.
– Саша, заруливай на лесную дорогу, будем Леху кончать. Не хочу я катать по всей Москве эту мразь. Яму копать не будем, снежком припорошим, а потом найдут, опознают, и спишем на него все убийства, и доказывать ничего не надо будет, – сказал Лукин.
– Не имеете права, давайте везите в милицию.
– Тебя уже возили туда по малолетке и судили за изнасилование детей, да, ты быстро вышел и стал их убивать, чтобы не опознали. Нет, сволочь, твое место в лесу под елкой, как волчару закопаем без суда.
Водитель Саша обернулся. Он никогда от Виктора не слышал ничего подобного.
– Саша, сверни в лес и притормози!
– Если меня убьете, то вас посадят!
Виктор подошел к водителю и на ухо попросил:
– Я его сейчас запихну под машину, а ты поставь машину на нейтралку и на ручной тормоз машину, и только сильно газуй, чтобы машин ревела.
Саша заулыбался, увидев веселое лицо Виктора.
– Выходи из машины, сволочь!
– Это что называется, при попытке к бегству? Я не выйду и не побегу.
– Нежели, ты думаешь, что буду тратить пулю на такую сволочь?
– Выходи или вытащу волоком.
Виктор взял его за ворот куртки и ускорил медленное движение Лехи, подвел его к заднему колесу машины и нагнул:
– Лезь под машину или запихну.
– Это зачем?
– Якобы ты выскочил на ходу и попал под заднее колесо. Несчастный случай со смертельным исходом, а, учитывая твою личность, то мне даже выговора не дадут.
Не составляло большого труда уложить Леху под заднее колесо.
– Саша, давай, трогай, только два раза переехать надо для верности.
Саша резко нажал на педаль газа и автомобиль взревел. Лукин удерживал Леху под задним колесом.
– Я все расскажу, – заорал тот.
– И про таксиста, хозяина кепки, которого убили за 30 рублей?
– Все, все расскажу, только не убивайте.
Видимо, он расценил угрозу быть раздавленным задним колесом автомобиля, как реальную. Во многие дома он принес горе и беду, что воспринял эти угрозы.  Виктору эта шутка грозила минимум как служебное расследование, но уж очень огорчил его Леха своим поведением. Не говоря, уже о тех жутких преступлениях, которые он совершил, и Виктору не хотелось доказывать каждый шаг этого «нелюдя». Лучше, чтобы все шло от него, пусть сначала очистит душу своим чистосердечным признанием, хотя у него и сердца-то нет в полном понимании этого слова.
Как было не противно, но Виктор для безопасности приковал его наручником к себе. По дороге Леха трещал о своих поганых делах не останавливаясь. Видимо, еще боялся, что опер рассердится и запихнет его под заднее колесо.
 В 15-ом отделении милиции их встретил Андрей Михайлович.
– Ну, как дела?
– Нормально, Леха хочет изложить все на бумаге. Миша с Тимирязевской тоже его рук дело и убийство таксиста.
– В кабинете начальника милиции его ждут начальник МУРа Олег Александрович и прокурор города Вадим Викторович. Они просили доставить его к ним сразу, давно не видели таких экземпляров.
– Ну, пошли Леха, и помни лес, что можем туда вернуться в любое время. Я всегда буду рядом.
– А что в лесу? – удивился Андрей Михайлович.
– Что в лесу? Да, волки там и снегу по пояс.
– Ладно, потом расскажешь, – Михалыч понял, что Леха напуган не волками, да вид у него был взъерошенный и вывалянный в снегу. В кабинете большие руководители поблагодарили Виктора за проделанную работу и высказали намерение побеседовать с Алексеем.
– Дело в том, что Алексей в дороге высказал намерение во всем признаться, поэтому лучше с ним беседовать в присутствии следователя, а там как прикажите.
Прокурор приподнял брови от такой наглости опера районного масштаба, но Виктор ранее уже неоднократно общался с этими на самом деле уважаемыми им руководителями, да и они знали его по «громким» делам.
– Да, пожалуй, так лучше будет, – Вадим Викторович отвел опера в угол кабинета и шепотом спросил, – ау задержанного нет синяков на теле?  Что его так скрючило?
Прокурор,улыбаясь, намекнул, что с задержанным поработали незаконными методами.
– Я ему медицинский осмотр не делал, но рукоприкладством не занимаюсь, если только психологически постращать, а согнулся, видимо, в машине продуло, одет легко, замерз. Так, что синяки могут быть, но не от меня. Отвечаю.
Михалыч стоял в стороне и строил Виктору гримасы, чтобы он полегче разговаривал с прокурором.
–  Ладно, ладно, молодец, что расколол.
Им, видимо, не давало покоя, что лавры по получению признания в таких громких делах достались Виктору.
В кабинет вошла следователь прокуратуры Вера. Красивая девчонка с пышными длинными темными волосами. Они с Виктором улыбнулись друг другу. Он симпатизировал Вере, и она относилась к нему, видимо, взаимно, но встречались они только на местах происшествия, а по линии прокуратуры это, в основном, убийства. При таких обстоятельствах местах особенно не полюбезничаешь. Встретиться вне службы никому из них не приходило в голову, видимо, что-то для этого не хватало. Тем не менее, их хорошие отношения не прошли мимо Вадима Викторовича, который тоже не без симпатии относился к своему следователю, а опер был ей «под стать».
– Виктор, ты вроде бы еще не женат? Давай мы за тебя Веру сосватаем?
– За опера замуж? Да, еще за Лукина, никогда в жизни! У него-то засады, то командировки, и в каждом городе по жене. Нет, Вадим Викторович, мне кого-нибудь поспокойней. Где там ваш убийца?
– В следственной комнате.
К Лехе сразу потеряли какой-либо интерес. Через некоторое время Виктор зашел к Вере, попросил почитать дополнительные листы к протоколу допроса и только иногда покачивал головой от ужаса, что сотворил маленький никчемным выродок. Поздно вечером Виктор накрыл стол в счет своего будущего поощрения, хотя и так был удовлетворен даже тем, что именно он поставил последнюю точку в его кровавых преступлениях.
После шампанского и водки компания прокурорской бригады и милицейские оперативники стерли грани, которые всю жизнь разделяли эти службы. Сидели за столом обычные ребята и девчонки. Но даже после такого вечера Виктор не позволили себе предложить Вере проводить ее, а у дежурного по отделению взял оперативную машину и отправил ее домой. Он был правильной ориентации, и Вера ему нравилась, но его мозги были строго направлены на Запад.
 Придя домой, он взял подаренную Ларисой авторучку с золотым пером и продолжил свой «почтовый роман». Лариса писала, что приедет в середине августа не раньше. У них там принято отдыхать в этом месяце.
«Хотя почему отдыхать?– подумал Виктор. – Она же хотела приехать насовсем».
Если о чем-то знают два-три человека, значит, об этом вскоре узнают все, а тем более, он особо не секретничал, хотя бы потому, чтобы не уличили его, как выражаются «смежники», в неискренности. Некоторым сотрудницам милиции судьба Виктора была небезразлична и, видимо, поэтому они не раз обсуждали какие-либо факты из его личной жизни. Рыжий водитель с оперативной машины Толя присоединился к этим разговорам, а язык у него был грязный. Рыжий поделился своей осведомленностью, когда возил Ларису с Викой по магазинам «Березка» и Виктор едва сдержал себя, чтобы не дать тому в лоб, но отнес его поступок к недалекости ума деревенского паренька, тем более рыжего, который стал ему неприятен. И не только ему. Всем девчонкам управления от него сыпались либо щипки за зад или какие-то гадости, но водила позволял себе безнаказанно щипать «курочек», как в деревенском курятнике. Девчата были готовы ему ответить.
Виктор всегда мирно жил с работниками торговли, и они его уважали, поэтому все, что было дефицитного в этих магазинах ему доставалось без переплаты и без очереди. Об этом знало руководство, и иногда обращалось к нему с просьбами, а иногда и сами отправляли его к торгашам, зная его порядочность и умение молчать. Водителем в таких случаях использовался Рыжий, который, как известно, не отличался воспитанностью, и мог потом самостоятельно заехать к директору магазина и «отовариться» якобы для Виктора или начальника, не поставив их в известность.
– Анатолий, я должен тебе предупредить, чтобы ты забыл дорогу в известные тебе торговые точки, а, тем более, брать товар якобы для меня. У тебя что, много родственников или ты спекулируешь?
– Куда хочу, туда хожу! Я плачу свои деньги.
Дальше дискутировать с ним было невозможно, и не хотелось. Надо ждать удобного случая, чтобы поставить хама на место. И вскоре такой случай представился. Рыжий пришел  к нему с очередной просьбой.
– Виктор, у меня к тебе просьба. Мы с женой едем отдыхать на море, а ей нужны босоножки красного цвета и купальник фирменный.
– Толя, ты в угрозыск пришел, а не в торговую лавку.
– Ну, что тебе стоит позвонить в ЦУМ?
– Ты уже сам туда нырял, вот и продолжай покупать за свои деньги.
– Там меня больше не принимают, наверное, по твоей команде.
– Ничем помочь не могу.
И тут Виктора внутри стало распирать от смеха.
– Ладно, Анатолий, помогу я твоему горю, – Виктор решил разом отыграться за все его пакости, – видишь ли, я теперь сам в ЦУМе не отовариваюсь, там особо не разгуляешься.
– А где же?
– В Париже. Там летом всегда на летний товар большие скидки, что получается гораздо дешевле, чем в ЦУМе.
– А как это сделать?
– Очень просто. Сейчас позвоню в Париж прямо отсюда своей знакомой и все, что нужно, закажу. Да ты ее сам знаешь. Вместе ездили по «Березкам». Только оплачиваешь разговор ты. Это будет стоить около 10 рублей за три минуты. По времени уложимся.
– Тебя за это накажут.
– Ничего подобного. Я много раз звонил, потом на телефонном узле брал отдельную квитанцию и сам оплачивал, поэтому сведения об оплате международного разговора никуда не поступают.
– Нет, что-то здесь не так. Обманываешь.
– Пожалуйста, я сейчас наберу телефонистку международной связи, а ты слушай.
Виктор набрал известный ему номер 8-16.
– Бери параллельную трубку телефона.
 На другом конце ответили: – Международная слушает. Что вы хотели?
– Девушка, можно заказать Париж в кредит. Сколько будет стоить 3 минуты и когда соединят?
– Стоимость трех минут около 10 рублей, связь будет в течение 15 минут.
– Спасибо, – Виктор положил трубку.
Рыжий обомлел. Ему открывалась новая перспектива получения импортных шмоток.
– А можно что-нибудь еще?
– Конечно. Ну, что заказывать разговор? – спросил Виктор.
– Да, давай. Мне нужны красные босоножки 36 размера и купальник 46 размера.
– Хорошо. Слушай.
– Нет, давай сам заказывай.
Виктор набрал другой номер 8-18 и в трубку, подающие короткие сигналы «занято» якобы заказал разговор с Парижем:
– Международная? Девушка мне в Париже 8-10231787324. Все равно, кто ответит, на 3 минуты в кредит. Мой телефон 2248817. Хорошо, жду.
– Все, Анатолий, сиди и жди звонка, потом меня позовешь, а я пока в учетную группу схожу, дело зарегистрирую. Связь будет минут через пятнадцать.
При выходе из кабинета Лукин обернулся. Рыжий сидел перед телефоном, как завороженный чукча.
Теперь надо было только организовать звонок из Парижа.
Виктор подошел в канцелярию к девчонкам, с которыми у него давно сложились дружеские отношения.
– Наташа, тебе рыжий Анатолий нравится? – спросил Виктор.
– Терпеть не могу.
– Хочешь его разыграть?
– С удовольствием, а что надо делать?
– Набрать мой номер телефона в кабинет. Около него сидит Рыжий и ждет звонка из Парижа. Позвони и спроси: «Париж заказывали? Соединяю», а потом посмотрите, как он будет метаться по коридору. Готова? Давай.
Наташа выполнила его инструкцию, и девчонки вышил в коридор. Рыжий вылетел из кабинета оперов, глаза квадратные, и орет на весь коридор:
– Виктор, быстрей, бегом, Париж дали!
– Все, девчонки, молчок. Дальше я сам.
Коридор залился девичьим смехом от их «звонка из Парижа» и видом Рыжего. Анатолий не обращал на это внимание. Его мысли были заняты  «международной телефонной линией», которую организовал Виктор между своим кабинетом и канцелярией.  Там щелкали его деньги. Виктор медленно подошел к телефону и взял трубку.
– Здравствуй, Лариса, как дела?
Наташа на другом конце покатывалась со смеху.
Анатолий потянулся к параллельному телефону в углу кабинета.
Виктор его остановил:
– Толя, не хами, это личное.
– А деньги мои. Ты давай о моей просьбе.
Виктор в конце разговора высказал просьбу и специально  перепутал размеры.
– Лариса, ты помнишь рыжего водителя, он возил тебя в «Березку». Да, да, Анатолий. Так вот его жене надо босоножки красные 46 размера и купальник 36 размера.
– Наоборот, – заорал рыжий.
– Что наоборот?
– Размеры наоборот.
– Это как?
– Босоножки 36 размера.
– Все, Анатолий, время кончилось. Еще раз повторить заказ Парижа?
Он задумался, еще 10 рублей все-таки.
– Ладно, помогу твоему горю. Она пришлет мне целый контейнер шмоток, которые надо будет продать. Там будет все. Только это надо сделать за один день. Контейнер приходит через 10 дней на Белорусский вокзал в 2 часа ночи. Ты сможешь доехать из Домодедово? Заодно собери деньги на товар у своих знакомых, кому чего нужно и размеры, я ни с кем общаться не буду. Товар продам только тебе.
– А куда доставят контейнер?
– Толя, много вопросов. Контейнер возвратный, поэтому все будет в тюках. Побросаем тюки на машину и в гараж, а там разберемся.
– А сколько денег надо?
– Это, смотря, что будешь брать.
– Я хочу все забрать.
– Весь товар не отдам, у меня уже  много заказов.
Виктор достал из сейфа целлофановый пакет с деньгами около четырех тысяч, которые он опять накопил на свадьбу.
– Вот, видишь, сколько денег?
– Все, я понял, пошел обзванивать своих знакомых.
В середине семидесятых было заманчиво получить контейнер со шмотками из Парижа, когда «фарца» делала восемь кульбитов, чтобы достать пару настоящих джинсов. Видимо, у Анатолия «поехала крыша» от такого предложения. Он, наверное, чем-то приторговывал. Виктор зашел к девчонкам в канцелярию и попросил забыть на время эту шутку, так как она еще не окончена. Они были довольные безмерно, а Виктор через некоторое время забыл и сам об этом, но Анатолий напомнил ему через неделю.
– Я деньги собрал около пяти тысяч, когда приходит контейнер? – спросил Рыжий при встрече.
– Послезавтра, – быстро нашелся Виктор, – встречаемся в 2 часа ночи в конце первой платформы на Белорусском вокзале. Не опаздывай.
Виктор уже не хотел продолжать шутку, но Рыжий был напористым. Надо, чтобы он приехал на вокзал, потом сообщить ему, что «канал накрылся», но Виктора опять распирало от смеха. Он только представил, как будет выглядеть Рыжий в роли фарцовщика.
В назначенный день он набрал телефон дежурного по линейному отделу милиции на станции «Белорусская».
– Здравствуйте. Это капитан КГБ Степанов побеспокоил из райотдела. Мы сегодня ночью проводим мероприятия по проверке информации. Нам известно, что сегодня в два часа ночи на первой платформе мужчина с рыжими волосами будет встречать поезд из Парижа.
– Но, поезд из Парижа прибывает в два часа дня, а не ночью.
– Да, мы это знаем, но этот мужчина будет именно в это время, и возможно будет приставать к иностранцам. Надо его задержать и проверить личность. Он может представиться работником милиции. Утром я к вам приеду и возьму его данные.
– Хорошо. Мы все сделаем и утром ждем.
Виктор отлично знал, в какое время прибывает поезд из Парижа, но ему хотелось вытащить жадного Рыжего ночью из Домодедово.
 Утром дежурный по управлению хохол Василий, улыбаясь, сообщил:
– Виктор, тебя вызывает начальник управления. Рыжий с утра сегодня рвал и метал. Грозился тебя сдать в КГБ.
– Что с ним? Уж не заболел?
Виктор вошел в кабинет начальника. Тот поздоровался.
– Ты чего связался с дураком, он на тебя рапорт написал на восьми листах. Ты что, в Париж звонил со служебного телефона?
– Как можно? Это ему приснилось.
– А он говорит, что сам слышал и сам принял звонок из Парижа.
– Да, это ваш секретарь Наташа звонила из канцелярии. Пошутила с ним, а он думал из Парижа.
– И что теперь делать с его рапортом?
– Да, он сам заберет его и извинится.
– Так что, ничего не было, никакого контейнера?
– Конечно, не было. Бредит он от заграничного шмотья. Анатолий достал девчонок своими домоганиями, и они его разыграли, а я помог.
– Ладно, заканчивай, он же ничего не понимает, как ребенок.
– А делает гадости как взрослый, – сказал Виктор.
В приемной сидел Анатолий и ехидно улыбался, представляя, как Виктор оправдывался по поводу его рапорта.
– Зря ты улыбаешься, белый человек. Ты пролетел мимо товара из-за своей выходки. Я тебя ночью искал и все утро, чтобы поделить товар.
– Ладно, я до трех ночи метался по первому перрону и тебя не видел. Потом меня в милицию забрали.
– Правильно, откуда мне было знать, что ты в милиции? В последний момент пришло сообщение, что контейнер пришел на станцию «Товарная» в таможню. Мои компаньоны утром все оформили и забрали груз.
– И что можно взять, как договаривались?
– Сейчас. Ты на меня рапорта строчишь, а я тебя буду ублажать. Ты меня напугал своим рапортом. С такими людьми мы дела не имеем.
– А я сейчас пойду и заберу его назад.
– Не знаю, как это у тебя получится, тебе придется извиниться за свою шутку с рапортом, – сказал Виктор.
Анатолий зашел в кабинет к начальнику и через две минуты вышел с рапортом в руке. Что он там объяснял неизвестно, но начальник вышел из кабинета и, улыбаясь, погрозил Виктору.
– Заканчивай со своими шутками.
– Ты что, опять меня обманул? – заорал Рыжий.
– Пошли. Начальника не будем посвящать в наши тайны.
Рыжий подождал в коридоре, а Виктор позвонил своим друзьям из магазина «Одежда» на Вятской улице и попросил при встрече подтвердить, что контейнер из Парижа получен, но товар весь ушел.
– Все, поехали к Савеловскому на точку, если успеем.
Заведующий секцией Сергей и его продавец встретили Виктора радостно, давно не виделись.
– Это Анатолий, наш водитель. Мужики, что у нас осталось от ночной поставки из Парижа?
Сергей, как настоящий разведчик, кивнул головой в сторону Рыжего.
– Можно говорить при нем, свой парень.
Анатолий даже нос приподнял от своей важности.
– А ничего не осталось, приехал человек и забрал все.
– Может быть, у него можно перекупить?
– Нет, он с другого города, приезжал на грузовой машине.
Виктор остался в магазине на обед с друзьями, а рыжий вернулся в управление.  Наташа  из канцелярии со своими подружками рассказывали всем, как Рыжий принял их звонок из Парижа. Когда он вошел в управление, то первым дежурный Василий подал голос:
– Анатолий, тебя к телефону. Париж дали.
И так чуть ли не каждый счел своим долгом намекнуть ему, что в курсе его «международных переговоров» между кабинетами. Видимо, он многим был не по душе.
Пожаловаться повторно он не мог, так как сам сказал, что он пошутил и забрал свой рапорт. Да и начальник понял, кто его возит. Спустя две недели Рыжий перевелся на работу в хозяйственное управление, а в районе еще долго вспоминали о звонке «из Парижа».















                Свадьба

             



Виктор никогда особо ни с кем не откровенничал, и о приезде Ларисы знал только его начальник Андрей Михайлович, и этого было вполне достаточно, чтобы по управлению шептались. Лариса сообщила, что будет через неделю поездом на Белорусском вокзале.
Неделя пролетела незаметно. В гастрономе №3 гостиницы «Москва» Виктор сделал заказ от холодного до горячего и, конечно, вина грузинские, чтобы холодильник трудился на полную мощь, а не как обычно с куском сыра, колбасы и куриными яйцами. Отпуск решил пока не оформлять, а действовать по обстановке, используя отгулы за командировки.
  На перроне Белорусского вокзала вновь встретились два вполне счастливых человека, их лица сверкали белоснежными улыбками. Они ждали этой встречи почти год. На сегодня они счастливы, а что будет потом, их не особо трогало, так как, если задумываться об их сложных хитросплетениях судеб, то можно было бы ничего не затевать, но здесь встретились двое, которые твердо решили быть вместе. Дом Лукина в двух шагах от вокзала.
– Я уже вышла за тебя, и давно уже поклялись в верности и любви, а печати и росписи пускай пока подождут. Не так просто все, – сказала Лариса в прихожей, обняв его.
– Что ты имеешь в виду?
Виктор не хотел серьезного разговора в первые же минуты встречи, но они были готовы к нему, несмотря на то, что вели себя весело, взбалмошно. На самом деле они отдавали себе отчет, на что они идут, и какие препятствия им придется преодолеть. Их страны, где они проживают, находились по разные стороны баррикад.
– У меня виза на два месяца и то в Самарканд к маме, а мы хотим быть вместе. Как только узнают, что я приехала не к маме, а к капитану милиции из уголовного розыска, мне тут же визу закроют и больше не дадут. Поэтому в Москве я проездом. Никаких гостей не хочу. Можно я побуду с тобой вдвоем?
– А когда надоедим друг другу, то сами съездим к кому-нибудь в гости.
– Хорошо, но я думаю, это будет не скоро.
– И я буду стараться, чтобы этого не случилось как можно дольше.
Охлажденное из «Нового Света» шампанское очень удачно шло под черную икорку.
– Что благосостояние вашей милиции так выросло или целый год копил деньги, чтобы накрыть такой стол?
– И то, и другое. В твоем тоне явно чувствуются нотки белоэмигрантского «Посева».
– Да, я «Посев» читала, так для общего представления. Только у нас шутят по-другому, когда хотят подколоть за демократические взгляды, то спрашивают, мол, ты что, «Юманите» выписываешь? Это газета французских коммунистов, а финансируют ее, наверное, ЦК КПСС.
– С тобой не соскучишься!
– Да ты тоже, смотрю, не уступаешь, давай лучше выпьем за нас, за то, что мы все-таки  встретились!
Лариса привезла с собой несколько виниловых дисков певцов, которых Виктор ни разу не слышал.
– Вот шикарная песня Энрике Массиаса «Он фера бьен», – Лариса перевела по ходу звучания песни несколько слов: «Не обещай ничего, не надо, давай просто поживем, посмотрим, как получится». Это наш пастушок из Алжира, его очень любят французы.
– Виктор, скажи, а ты никогда не рассматривал варианты уехать со мной в Париж?
– Отдохнуть? – он, конечно, понял, что она имела в виду, предлагая этот вариант.
– Нет, совсем. У меня там своя квартира, хорошая работа у Диора, так что на первое время все есть, пока устроишься на работу.
– Кем, дворником, как алжирцы? Меня же не возьмут в штаб Интерпола. Мы с тобой обсуждали этот вопрос.
– Я помню твою песню «…А я прошу не надо про Париж…», но тебя и здесь не будут терпеть на службе, если женишься на мне. А с Интерполом это мысль. У меня много знакомых в эмигрантских кругах и думаю, они смогут помочь в этом вопросе.
– Здесь-то я дома. У меня юридическое образование, в конце концов, могу оставить службу и работать в авиации, меня восстановят в МАИ.
– Но тебе же не хочется, ведь, работа в угрозыске нравится, а что касается авиации, то сам знаешь. После окончания института пойдешь работать на стройку, так как авиация вся на военных заводах делается, и туда тебя могут не взять. Куда ни глянь, везде клин, только во Франции все это проще преодолеть, да и зарплата там настолько выше, что все эти временные невзгоды по трудоустройству кажутся просто мелочами. Там вообще можно жить на пособие по безработице, пока подыскиваешь работу по душе, – сказала Лариса.
   Ему нравилось, что она разбирается в жизненных ситуациях. Прежде, чем что-то предложить ему, проработала вопрос. Наверняка посоветовалась у наших бывших соотечественников, среди которых у нее были большие связи, но он никогда не рассматривал вопрос эмиграции, так как он для него не существовал по одной простой причине – ностальгия по Родине, которая была для него не просто высокими словами. Частые поездки по союзным братским республикам показали, что на третий день пребывания где-либо он начинал скучать по родным местам. А здесь уехать черте куда, пусть он даже и громко называется «Париж», – да никогда в жизни! А есть еще перспектива, что обратно могут не пустить на Родину. Нет, он не сионист, которому все равно, где жить.
– Нет, Лариса, мне не хватало только еще податься добровольно на биржу труда вместе с африканцами, да еще не зная французского языка.
– Ну, это дело поправимое. Я буду с тобой заниматься языком круглосуточно, и через месяц ты будешь у меня по-русски говорить с французским акцентом. Я с тобой буду говорить только на французском.
– Да, ты серьезно подошла к этому вопросу, но я не готов и вряд ли когда-нибудь такой шаг совершу, а вот научиться французскому языку я готов, пока еще трезвый и при памяти, хоть сейчас.
Ему не хотелось рубить все ее начинания одним словом «нет», ведь, она же строила какие-то планы, прорабатывала их. Прошло несколько безоблачных дней семейного счастья, иначе в советской действительности это грубо называлось сожительство. Вот и он нашел, чем лягнуть уклады своей Родины. Лариса пошла в продуктовый магазин и вернулась ни с чем.
– Я так не могу. Везде очереди за продуктами, которые доброго слова не стоят, и там бы я его ничего не купила, а здесь еще из-за него ругаются в очереди. Мяса элементарного нет, одни кости.
– Ты больше в магазин не ходи. Я тебе все принесу.
– Используя служебное положение? Ведь за прилавком ничего нет.
– Возможно.
– Нет, поехали отсюда. Хоть посмотришь, как люди живут.
– Где, в Самарканде?
– Ты отлично понял, но хорошо, поедем в Самарканд на дыни и арбузы.
– Завтра оформлю отпуск и еще кое-что. Через три дня можем ехать. Самолетом или поездом?
– А туда ходят спальные вагоны? Хочу поездом, но с комфортом и вдвоем.
– Только до Ташкента, а там пересадка.
– Поехали до Ташкента, но по-человечески.
Он был рад, что отвлек ее от суеты московских магазинов.
– Напиши мне, что надо купить. Я все сделаю и с водителем Сашей пришлю.
– Как вы это умеете в Москве? Нигде ничего купить невозможно, а холодильники ломятся от всего вкусного, чего даже не купишь в Париже или можно, но за очень большие деньги. Хорошо, ты меня убедил, буду ходить только за хлебом и молоком, которого у вас сколько хочешь.
– Тогда я поехал оформлять документы.
Он даже не ожидал, что Лариса такая хозяйка в доме. Готовила она вкуснее, чем в любом ресторане, и французская кухня резко отличалась от русских щей и котлет из фабрики-кухни. В книге «Кулинария», пожалуй, рецептов русской кухни побольше, чем во всей Европе, но из чего все это раньше готовили давно уже исчезло с прилавком магазинов, так же, как и книги по кулинарии, чтобы народ не дразнить. Виктор часто бывал на Кавказе и в Средней Азии, а к кулинарии имел способности и любое национальное блюдо хватал на лету. Он успел блеснуть своим мастерством перед Ларисой.
– Да, тебе можно ресторан свой открывать. Я бывала в парижских ресторанах с русской и кавказской кухней, так они все на французский манер, а узбекский или твой бухарский плов вообще пойдет на ура. А, пироги? Скажу честно, у тебя просто дар вкусно кормить народ.
– Я все это делал только для того, чтобы тебя охмурить покрепче и оставить здесь, а ты опять. Не хочу я быть поваром.
– Да, не поваром, а хозяином ресторана. У меня там свое кафе есть, и я могу его расширить до ресторана. У нас есть ресторан «У Прокопа» с 1684 года работает, а мы сделаем «У Палыча».
– И поваром по совместительству «…а я прошу, не надо про Париж».
– А я ничего, так, к слову пришлось.
– Ну, если к слову. Вот у меня книга есть, «Поварская» называется, 1903 года издания. Вот, открываем любой рецепт: «Если к вам неожиданно пришли гости». Читаем, что надо делать. Все очень просто, надо спуститься в свой подвал, отрезать от висящего окорока такую-то часть, далее взять все, что нужно для приготовления определенного блюда. Или вот еще, как готовится водка «Ерофеич». Берешь ведро водки, далее здесь перечисляют различные травы, которые так же, как и ведро водки находятся в том же подвале.
– И куда все это делось?
– Через четырнадцать лет после издания этой книги пришел гегемон и все поделил поровну, а потом перестал производить все это в достаточном количестве,  а чтобы не протухали продукты, создали очереди в магазинах. У вас там все выбрасывают испорченное на свалку, а у нас не производят лишнего – оттого и очереди за костями вместо мяса.
– Да, ты точно «Юманите» не выписываешь.
– Но я уже десять лет в партии!
– Это тебя не испортило. Тебя иногда послушаешь – такого даже белоэмигранты не высказывают.
– Они оторвались уже давно от Родины, а я здесь живу. Сидят два червячка в  куче навоза, и маленький спрашивает маму: «Скажи, пожалуйста. Вот те червячки, что сидят на яблоне, они кушают яблоки?– Да, сынок. – А на груше?– Они груши кушают. – Так, почему же мы в коровьем дерьме и его хаваем? – Это наша родина, сынок».
  – Ну, ты даешь! Я думаю, что надо оставить эту тему до выезда на природу,– она показала на стены вокруг, имея в виду прослушки, – ты меня давно не катал на мотоцикле.
– Кому мы нужны, мы же не митингуем, но на природу поедем обязательно. Хочешь на речку в Бутырки?
– Вот куда уж точно хочу, так это туда и хоть сейчас.
– Ладно, я поехал. Будем отдыхать официально, а то уже Михалыч намекает, что отгулы закончились.
Виктор заехал в 14-е отделение милиции, где получал паспорт, к своему товарищу, начальнику паспортного стола Виталию Павлову. Он ранее работал в их управлении, теперь ушел на повышение.
– Виталий, у меня к тебе большая просьба. Хочу с любимой девушкой отправиться в отпуск на море и в Самарканд, а в гостиницах, сам знаешь, если не муж и жена, то в один номер не поселят и после 23 часов могут сдать в милицию.
– Ты поближе к делу.
– А она красивая, если узнают, что я ей не муж, еще украсть могут из ее номера ночью.
– Что делать надо? Ты можешь сказать?
– Очень просто. Сейчас идет обмен серых паспортов  на новые красненькие. Пока я еще не поменял, поставь мне  в паспорт штамп, что я женат на ней, а я, как вернусь, отдам его тебе лично, и никто об этом знать не будет, кроме администратора гостиницы, и то в Средней Азии. Когда приеду, то обменяю на новый.  Ты же знаешь, у нас есть удостоверение личности, и паспорт нам негде показывать.
– А ей тоже надо ставить штамп в паспорт?
– Не надо, у них не ставят.
– У кого это у них?
– У французов.
– Нет, ты чего, хочешь подвести меня под монастырь?
– Обещаю, что даже она об этом  не узнает, и паспорт я из рук не выпущу. В крайнем случае, эту страницу съем, а я вот к тебе с подарком, – Виктор достал из портфеля бутылку французского коньяка.
– «Самус», – по-русски прочитал Павлов. – Как фамилия?
– Колен Лаура.
– А отчество?
– У них не пишут.
– А мы должны записать.
– Отец Мишель, значит Михайловна.
Павлов повернулся в окошко за спиной и обратился к паспортистке.
– Люда, дай мне штамп «Брак зарегистрирован».
– Неужели Лукин женился?
«Мимо них не проскочишь»– подумал Лукин.
– Когда женюсь, тебе первой сообщу.
– Ты у девчонок наших под прицелом.
– Поздно. Уже подстрелили.
Людмила протянула в окошко штамп «Брак зарегистрирован» и Павлов пропечатал его в паспорте Лукина, вписав ему в жены гражданку Колен Лауру Михайловну. Это сочетание было похоже на Шахерезаду Степановну.
– Только, как договорились, сразу по прилету ко мне на обмен паспорта, – сказал Павлов.
Лукин положил паспорт в карман костюма и прижал рукой к груди. Жить стало веселее и всего-то «липовая» запись в паспорте, а какие возможности. 
«Вот и женился. Сбылась мечта идиота»,– но так шутить он мог только сам с собой. Показывать это никому нельзя. Информация может попасть, куда не надо и могут сделать выводы, не разобравшись, что это лишь его очередная шутка.  В управлении оформил отпуск на 45 суток с учетом дороги.
«Мне же  полагается три дня к отпуску по случаю бракосочетания, – опять он развеселился про себя, – правда, «медовый месяц» с Ларисой продолжается уже не один год. Сколько их еще будет этих медовых-бедовых, кто знает? Поживем, посмотрим».
  Он провернул эту операцию с одной целью. Виктор вспомнил наглые глаза дежурной по этажу в гостинице Самарканда, когда она вымогала с него деньги за предоставление номера им с Ларисой.
– Что невесту нашел в Самарканде? Ты туда зачастил, – съязвила Наташа, ставя печать в его отпускное удостоверение.
– Нет, твой крестник Камалов восстановился на службе и приглашал в гости на плов.
– Передавай ему привет, он, наверное, прыгал от радости, когда я его не опознала.
Водителя Сашу он уже отправил домой с продуктами и шампанским. Взял дюжину «на дорожку» в поезде до Ташкента. После мотнулся в порт «Речной вокзал» к теплоходу из Астрахани, где у буфетчицы взял пять пол-литровых банок черной икры по десять рублей. Икра не дорожала, но ее давно уже официально в магазинах не продавали. Была только браконьерская и дешевле, чем в Астрахани. Хорошо на мотоцикле, успел все до вечера.
   Лариса встретила его с «пьяным петухом» на столе. Это курицу, обжаривают, потом заливают коньяком, поджигают и тушат в красном вине и готовят его в ресторане «У Прокопа».  Выпили по бокалу «Хванчкары».
– Когда выезжаем и куда? – спросил Виктор.
– Давай все-таки сначала в Самарканд. Только тебе придется пожить в гостинице одному, а я должна маму подготовить. Она ничего не знает и думает, что я приеду с Мишелем. Я ей не говорила, что развелась. О тебе она много знает еще с прошлого года. Я ей рассказывала.
– Все хорошо. Мы даже можем вместе в гостинице «Интурист»поселиться. Ты же спокойно можешь номер заказать?
– Конечно, вот только тебя туда не пустят даже вместе со мной.
– Как это законного супруга не пустят к жене в номер?
– Да, очень просто. Какого еще супруга? – она расширила глаза.
– Меня, кого же.
Виктор достал паспорт и открыл на странице со штампом «Брак зарегистрирован». У нее брови приподнялись, и она часто захлопала ресничками.
– А это как? «Липа»?
– Ты разбираешься в блатной терминологии, но печать подлинная.
– А если узнают?
– Каким образом? В ваших паспортах не делают отметок о браке, поэтому все французы холостые.
– А надо бы было всем поставить, чтобы мозги девчонкам не крутили. Да, это выход. Я же говорила, что ты жулик.
– Ну, это для пользы дела, я же ничего не украл и никакими льготами не пользуюсь, а моральный кодекс строителя коммунизма я нарушил еще будучи пионером.
– Это как?
– В пионерском галстуке играл в азартные игры на деньги, с тех пор я с этим кодексом не дружу, но строго чту Уголовный кодекс.
– Я много слышала, как жулики от тебя трепещут, и удивлялась, как в тебе все это сочетается, поэтому влюбилась в цыганистого паренька, который одни разом перевернул всю мою  жизнь.
– Главное, чтобы не пожалела когда-нибудь.
– Думаю, ты мне этого не позволишь?
– Буду стараться. Завтра выезд, пора собираться. Друзья приедут проводить, но лучше лишнего ничего не брать. Потому что с пересадкой в Ташкенте вещи придется толкать по платформе. Хотя это не Москва, носильщика найдем.
Лариса ничего лишнего и не брала. Так, всего два чемодана, с которыми она приехала, но каждый из них тянул по объему на три обычных. Одно радовало Лукина, что Лариса обещала все это оставить в Самарканде вместе с чемоданами. Это все предназначалось самаркандским супермодницам.
Казанский вокзал никогда не отличался своей чистоплотностью из-за своего направления, не имея в виду татар, но вот узбеки смогли даже вагон СВ превратить в свой маленький кишлак. При входе уже смачно пахло пережаренным курдючным жиром, используемым для приготовления плова. В купе было чисто и уютно, с какой-то национальной атрибутикой.
– Может быть, на дорожку по бокалу шампанского? Пока еще не нагрелось.
– С удовольствием.
Лариса сделала бутерброды с «черняшкой». Ехали, смотрели в окно, ее голова лежала у него на плече, обнимались, целовались, как будто только что встретились. На следующий день проводник постучал:
– Я хотел узнать, все пассажиры этого купе живы. Чая не просите уже больше суток, плова не заказываете, в ресторан не ходите.
 – Да, у нас все есть, – ответил Виктор.
На столе стояла бутылка шампанского, черная икра в пол-литровой банке, осетрина горячего и холодного копчения, фрукты и шоколад.
– Вижу вам не до плова.
– Ну, почему же, запах курдючного жира давно не дает нам покоя, только хотелось бы посмотреть, как его готовят и где?
– Да, в соседнем вагоне-ресторане. Повар у нас отличный. Вы в ресторан пойдете или накрыть здесь в купе. Могу предложить лепешки и дыню, салат «Узбекистон».
– Это холодная баранина с редиской самаркандской?
– Да, вы знаток нашей кухни.
– Хорошо, накрывайте достархан. Музыку узбекскую я слышу, а танец живота кто-нибудь исполняет?
– Это можно, да вам этого не надо. Вот жена  уже сердится.
– Восточная женщина не может сердиться.
До Ташкента доехали весело. Утром было относительно прохладно, и они решили посмотреть город. После землетрясения столицу Узбекистана в центре отстроили заново. Огромные здания из стекла и бетона  выросли по проспекту Ленина до водоканала. Пока дошли до водоканала, солнце раскалило воздух. Виктор, увидев купающуюся в канале молодежь и несколько арбузов, плывущие рядом сними,  вспомнил фильм «Влюбленные». Ноги его сами понесли к спасительной влаге. Он на ходу скинул рубашку и брюки. Его нижнее белье ни чем не отличалось от плавок. С разбегу он нырнул почти на середину канала. Течение было приличным и Виктор с трудом выгреб к ножкам Ларисы.
– Сам, как мальчишка.  Здесь, наверное, купаться нельзя. С тобой в милицию заберут.
– А с тобой не отпустят. Ты бы тоже нырнула, но прическа и косметика не позволяет.
– Не поэтому. Если я сейчас разденусь, то весь город сбежится.
– Это точно. Тогда поехали в Самарканд, там есть озеро и в Зеравшане можно.
 Поезд из Ташкента уходил поздно ночью, поэтому ехать было хорошо, прохладно. Конечно, это было не СВ, а обычное среднеазиатское купе. Эти триста километров поезд шел шесть часов. Виктор выдал проводнику чаевые и попросил никого не подсаживать в их купе. Потом поставил к нижним полкам оба чемодана и уложил на них имеющиеся в купе матрасы и постельное белью. Получилась большая двуспальная кровать головой к двери, так как мешал столик, Лариса достала халаты. В общем лучше, чем в СВ получилось.
– Люка, у тебя удивительная способность из ничего создавать уют.
– Практика была большая. Походы с рюкзаками. В детстве построил не один шалаш.
В Самарканде никто не знал об их приезде. На такси доехали до Богишамальского района к ее маме.
–  Мама, познакомься. Это Витя из Москвы, я тебе о нем рассказывала.
– Нина Михайловна. Очень приятно, – она медленно присела на стул, видимо, от неожиданности, и лицо у нее было настолько растерянным, что Лариса даже засмеялась.
– Что ты, мама? Все нормально.
– Ладно, потом расскажите. Я сейчас на стол накрою.
– У нас там осталось кое-что от поездки.
На стол посыпались различные французские закуски в красочных упаковках, черная икра в банках и шампанское.
– Хоть по утрам и не пьют, но за приезд по бокалу можно.
После чая Виктор предложил Ларисе отдохнуть, а сам взял ее паспорт и пошел к Нарзулле, чтобы заказать номер в гостинице. Неудобно было стеснять Нину Михайловну, да, и после ночных загулов в ресторанах с Ларисой удобней возвращаться в номер с кондиционером в центре города.
Нарзулло был приятно удивлен его приезду. Позвонил в гостиницу своему знакомому заместителю директора и забронировал номер.
– Номер ваш, поэтому можете переселяться в любое время, а вечером нас пригласили на плов в чайхану во дворе гостинцы. Будет Эркин, директор бюро путешествий, веселый мужик. Ну, а завтра у меня дома. Я скоро женюсь, будет моя невеста Шейра, познакомимся с твоей Ларисой. Так тебя можно поздравить, женился?
   – Нарзулло, долго объяснять, в общем да, но свадьбы не было. Как-нибудь сообразим этот праздник, но позже.
– Да, конечно, понимаю. Конспирация.
– Ну, похоже на это.
Виктор не мог ничего толком объяснить даже своему товарищу. Просто женился, хотя чем отличаются их отношения с Ларисой от брака? Только печатью, так она хоть и договорная, но есть. И не сказать было нельзя, Нарзулло все равно мог узнать о «регистрации брака» от администрации гостиницы, тогда бы было уж точно неудобно, что скрыл свою женитьбу.
Ну, теперь придется выдавать себя за мужа и жену, благо, что не надо играть и притворяться, а можно вести себя естественно. Нина Михайловна восприняла их решение жить в гостинице с небольшой обидой.
– Вам, что двухкомнатной квартиры маловато. Я уже договорилась со своей подружкой из соседнего подъезда, она уезжает в Киев на два месяца к сыну, и я буду жить у нее. Так что нечего деньги тратить, – сказала Нина Михайловна.
– Мама, спасибо тебе. Мы и не съезжаем совсем. Просто нам будет удобно первое время, когда придется побывать у многих друзей в гостях, там же заночевать в центре города, а если будем где-то здесь, то приедем домой. Виктору сделали номер льготный, но есть бесплатно, там у его друзей родственники работают. Договорились?
– Ну, тогда ладно. А, то я думала, вас здесь не устраивает.
Вечер опять получился веселый. После поехали, как обычно, на бахчу кушать арбузы и дыни, охлажденные в ледяном роднике. Потом гуляли по ночному Самарканду среди благоухания многочисленных роз и брызг фонтанов. Виктор обратил внимание на медленно двигающиеся за ними «Жигули» зеленого цвета. Он развернулся и подошел к водителю:
– Чего надо?
– Извините, меня послал Нарзулло, чтобы гостей никто не обидел в городе, меня зовут Алишер, я опер с этого Сиабского района.
– А что же ты сразу не сказал? Мы бы могли до утра гулять.
– Да, не хотел вам мешать. Загляделся на вас.
– Нехорошо подглядывать. Ладно, спасибо, тогда довези нас до улицы Фруктовой.
Дома от усталости рухнули на кровать и до утра не шевелились. Утром Виктор проснулся от небольшого шума на кухне. Нина Михайловна готовила «гулякам» завтрак. Он оделся и поздоровался. Нина Михайловна сидела на кухне, опустив голову, и покуривала.
– Виктор, вы меня извините, я такого никогда не делала, но когда на тумбочке в прихожей увидела паспорт, то невольно заглянула в него. И сначала обомлела, что моя Лара связалась с женатым мужчиной, а потом так и присела, когда прочитала, что ты женат на моей дочери. Что за причина была скрывать от меня такую радостную новость, я только мечтала, чтобы моя дочь вышла замуж за русского, и я могла бы нянчить внуков.
– Нина Михайловна, Лариса хотела вас подготовить к этому разговору. Не сразу.
Вошла Лариса, потягиваясь, взяла чашку с кофе.
– Твоя мама знает, что мы расписались?
– Но, мы же договорились никому не говорить об этом пока, – Лариса не совсем понимала, что происходит на кухне.– Мама мы сейчас тебе все расскажем, но пока надо самим обсудить.
– Лариса у меня привычка все из карманов выкладывать на тумбочку, на ночь, чтобы утром что-нибудь не забыть при смене гардероба. Нина Михайловна случайно заглянула в мой паспорт, когда мы спали.  Я объяснил, что об этом никто не знает, кроме Нарзулло.
– Да, это «никто» означает его подруга Наташа из ОВИРа, куда мне сегодня надо идти и, наверное, весь город.
– А может даже лучше. Ничего объяснять не надо. Наташа продлит тебе визу насколько может, пока мы определимся, как нам дальше поступать, ты же не можешь жить в Москве, сколько хочешь, как туристка, надо будет обращаться в посольство, что-то объяснять.
– Все, давай пока отдыхать как муж и жена. Ты все это придумал. Так вот придется праздновать свадьбу. Фату я одевать не буду, но праздничный ужин, думаю, в ресторане «Юбилейный» надо организовать, заодно поблагодарить ответным приглашением всех наших друзей, у кого мы были в гостях или еще будем. Черной икры еще навалом, надо накрыть шикарно, потому что, наверняка, будут подарки к нашей свадьбе. В общем, я поняла, с тобой не соскучишься. В кино ходить не надо.
– Мне надо три дня на подготовку, как раз будет суббота.
  Перед обедом заехал Нарзулло.
– Я вас украду. Поедем, посмотрим город, а потом ко мне.
– Нарзулло, мы хотим в субботу отметить наше бракосочетание в «Юбилейном». Надо прикинуть, кого пригласить, особо не афишируя, что это по поводу свадьбы, она уже была, поэтому скажем народу, что мы с Ларисой устраиваем встречу друзей и приглашаем всех отметить наш приезд.
– Ладно, деликатную сторону этой вечеринки я возьму на себя. Кого будешь приглашать?
 – Всех, кто нас знает. Касумова Ченгиза, ты с Шейрой обязательно, Абеловичу я сам скажу, но не знаю, он, вряд ли будет, Наташу из ОВИРа, Давидовича, директора завода, Эркина из турбюро и твоего дядю Хафиза, зубного врача.
– Лариса, у Виктора в Самарканде больше друзей, чем у меня. Если всех пригласить, то в ресторане мест не хватит, – сказал Нарзулло.
– Вот и я слушаю вас и удивляюсь. Он же в прошлом году никого здесь не знал и никогда не бывал, – улыбнулась Лариса.
– Так они уже многие побывали в Москве, Виктор помог Хафизу по приобретению медтехники, Давидовичу что-то решил важное в его министерстве по заводу. Правильно на Востоке говорят: «Умный знает все, а мудрый знает всех». Это про него, наверное, потому что многие хотят с ним общаться и обращаются ко мне, чтобы я организовал встречу за столом у них дома. Асроров даже обиделся, узнав, что у нас на неделю все расписано. Кстати, завтра Хафиз приглашает нас в горы Тянь-Шаня на родину Тимура. Кишлак находится на высоте почти четыре тысячи метров. Барашка резать будем. Нельзя отказываться, – сказал с восточным прищуром Нарзулло.
– А никто и не оказывается, надеюсь, женщин тоже приглашают? – спросила Лариса.
– Лариса, ты самая красивая женщина, которую видели  древние стены Регистана, хорошо, что Шейра этого не слышит, поэтому все друзья, кто приглашает Виктора, всегда подчеркивают «с женой», а чтобы тебе не было скучно, то и Шейра будет с нами. У нас не принято с женщинами сидеть за столом, но вы гости.
– Только Касумов шутит, чтобы я ходил в рестораны без Ларисы. Он сказал, когда она входит в ресторан, то все бабаи перестают кушать. Они застывают с ложкой у открытого рта и смотрят на Ларису, – улыбнулся Виктор.
– Да, я была права, ты скучать не позволишь, – Лариса изумленно смотрела на него.
 После вечера у Нарзуллы они опять гуляли по городу.
– Что-то я устала, давай сегодня останемся в гостинице, отдохнем в прохладе.
– Может, зайдем в бар. По коктейлю со льдом.
– С удовольствием, а то мы скоро от этих ужинов с пловом, мантами и хашем не влезем в свой гардероб.
В валютном баре  никого не было. Хорошо, что бармен был не тот, что обслуживал их с сотрудниками КГБ во время командировки. Они сели за стойку и заказали коктейли, весело обсуждая прошедший вечер, потом Виктор повторил «Маргаритку».
Лариса расплатилась франками. Бармен повертел купюру, потом что-то пересчитал несколько раз и выдал:
– А, вы поляки?
– Почему поляки?
– Потому, что по-русски хорошо говорите.
– Да, мы русские.
– А почему валютой расплачиваетесь?
– У тебя парень вопросов больше, чем в КГБ. Ты, лучше пропорции в коктейле не путай. Сока надо лить поменьше, а Текилы побольше, и ликера Квантро совсем не чувствуется. Ну-ка повтори в нужных пропорциях, иначе я тебе вопросы буду задавать, – сказал строго Виктор.
Лариса сидела на высоком стуле и покатывалась со смеху.
– Зачем ты его КГБ обозвал?
– Потому что он оттуда и нас при выходе могут проверить.
– Тебе ничего за это не будет?
– Все нормально. В областном КГБ меня многие знают во главе с их начальником, а про милицию и говорить нечего.
– Все ровно я чувствую себя неуютно. Пойдем отсюда.
– Как скажешь. Пошли, – Виктор взял на дорожку горсть орешков.– Стоп, Лариса, поздно уходить. По наши души уже пришли, – он заметил, как в бар со стороны гостиницы вошел его знакомый, начальник отдела спецслужбы Убайдов.
– Доброй ночи, товарищ начальник, не знаю вашего звания!
– Ничего страшного, товарищ Убайдов, если вы ко мне официально обращаетесь, то можно называть меня, товарищ Лукин, а если вы зашли, чтобы выпить со мной за дружбу, то можете называть Виктором.
  Лукин не сомневался, что Убайдов примет второй вариант, так как видел Лукина раньше в этом баре с сотрудниками КГБ и МВД и знал, с какими вопросами тот прилетал в Узбекистан. Сейчас Виктор «гусарил» перед Ларисой.
– Что вы будете пить? – спросил Убайдов.
– Все те же  диковинные напитки, а угощать нас будет бармен за беспокойство и дезинформацию, правильно Тимур? Это ты потревожил ночью уважаемого Убайдова?
– Виктор, я находился в гостинице и случайно зашел в бар, – поспешил выручить бармена Убайдов.
– Ничего страшно, Тимур просто проявил бдительность, но постеснялся сам проверить документы, – Виктор обратил внимание на заспанный вид Убайдова. Тот впопыхах, видимо, на ходу штаны одевал, чтобы задержать русских с валютой и уже свои премиальные в приказе прикинул, а тут такой «облом» получился. Все тот же Лукин веселится в валютном баре с парижанкой.
– Извините, товарищ начальник, – Тимур понял по поведению Убайдова, что Виктор «большой начальник», – разрешите вам предложить «Маргаритку».
– Да, конечно, всем, если никто не возражает, пойдемте за столик, –сказал Виктор.
Коктейль был уже не такой  слабый, но тянулся легко.
– Лукин, можно задать один вопрос, – Убайдова явно терзали сомнения, – мы давно спорим с нашими коллегами о вашей профессии, кто вы?
– Это как в фильме «Кто вы, доктор Зорге?»?
– Очень похоже на эту ситуацию. То вы приезжаете и задерживаете капитана КГБ и его коллеги исполняли все ваши поручения, и я знаю, что по их распоряжению руководство гостиницы проявила к вам особое внимание. Они в вашу честь накрывают столы в «Интуристе» и ставят вас с коллегой на довольствие. Ваше передвижение по Узбекистану не отслеживалось, но не осталось без внимания. Когда же вы забрали капитана Камалова в Самарканде, то нам позвонил  заместитель УВД Бекабада по оперативной работе Бахтияр Керимов и сообщил, что Вы из особого отдела КГБ, внедренный в МВД.  И вот вы в валютном баре с женой француженкой. Городок наш небольшой и такие события не прошли мимо нас. Согласитесь, что все это не похоже на простого оперативника из районного управления милиции.
– Должен вас огорчить, товарищ Убайдов, я на самом деле опер районного масштаба города Москвы, а все остальное стечение обстоятельств. Да и ваши коллеги приезжали ко мне на работу.
– И жена в Париже тоже?
– Она сама может подтвердить. Так случилось. Правда, Лариса? А, Керимов, как сюда попал из Бекабада?
– Вы же были у него в командировке. Вот он и звонил. Интересовался вами. С ним поделились некоторой информацией. Он и сообщил нам, что вы из особого отдела КГБ по разработке наших коллег.
«Убайдов видимо и сам в это не верит,– подумал Лукин,– если лепит такими терминами при Ларисе. Либо и ее приписали к сотрудникам спецслужб? Чего они со страху в Узбекистане могут еще навыдумывать? Воровать надо меньше и глюков не будет».
Он понимал, что любое его возражение по этому поводу будет расценено, как очередное подтверждение их догадок.
    – Ладно, приятного вам вечера. Не хотите, говорить правду или не имеете права – это уже неважно. Сколько вам лет? А мне сказали, что вы капитан. Не надо, не отвечайте. Это я сам у себя уже спрашиваю. Если будет нужна моя помощь, то я всегда готов, – Убайдов попрощался, нырнул в дверь гостиницы, так же незаметно, как и появился.
На самом деле в верхних эшелонах власти и в КГБ шли разговоры о процветании воровства в Узбекистане в государственном масштабе. О приписках по уборке хлопка  или, как рассказал Пак из ОБХСС города Бекабада, о незарегистрированном асфальтобетонном заводе.  Поэтому на местах боялись любого сотрудника из столицы, а здесь еще такой ураганный  капитан Лукин со своими непростыми заданиями и в одиночку.  Вот они и создали из него, кто образ сотрудника спецслужб, а кто и врага, у кого морда в «хлопке». Лукину бред его коллег отнюдь не казался таким уж безобидным.
«Стоп, капитан из угрозыска, если такие мысли появились у твоих коллег, то тебя вполне могли обсуждать твои знакомые из КГБ. Два года назад ты проверял капитана КГБ по разбою в Москве. Ошибочка вышла, но шутка Егорыча, отпущенная начальнику областного управления КГБ, что вы приехали в Самарканд по личному указанию Министра внутренних дел Щелокова и по согласованию с заместителем Председателя КГБ СССР Цвигуном, – вспомнил Лукин, – такое вряд ли забудут в местном КГБ.  Значит и отношения с Ларисой не тайнадля них. Вряд ли они будут «пробивать» тебя через Москву при таких обстоятельствах, но все это на самом деле не укладывалось в рамки простого опера из милиции. Ты с Ларисой, как пара белых ворон в азиатском городе и ведете себя, который год, как влюбленные, а такое в жизни бывает, но в редких случаях. Не скрываете своих чувств, а некоторые сотрудники спецслужб могут расценить, как спектакль для внедрения к ним в доверие. Вот закрутил, что самому стало страшно. Нет уж, пускай узбеки сами себя пугают».
Прохладные коктейли с Текилой и вопрос Убайдова его развеселили, но ненадолго. Когда в лифте поднимались в свой номер, Лариса задумчиво протянула:
– Так, кто же вы, доктор Зорге?
Виктор обратил внимание, что она не улыбалась, как обычно, значит, вопросы Убайдова зацепил и ее.
«Бедная моя Лауренция, что же творится у тебя в мозгах от услышанного бреда?».
– И ты туда же. Ты-то меня знаешь.
– Оказывается, я тебя вообще не знаю, во всяком случае, о твоей профессии. Если уж твои коллеги в полном замешательстве, то, что мне об этом думать?
– А думать ничего не надо, ты же была у меня на работе, знаешь многих моих коллег и друзей в Москве.
– Вот они сами говорили, что ты служил в Центральном Аппарате КГБ на Лубянке, и друзей у тебя много оттуда.
– Не служил, а числился, чтобы выступать за них по спорту, это разные вещи.
– Хорошенькое дело, числиться в КГБ и получать зарплату, как у генерала. Сам ведь хвастался. В общем, я ничего не понимаю, знаю, что ты серьезный парень, и работа у тебя такая, что нам будет сложно узаконить наши отношения, хотя, судя по ежедневным сюрпризам от тебя, я не удивлюсь, если ты принесешь завтра свидетельство о браке со мной, оформленное в законном порядке и без моего присутствия. Если бы мои спецслужбы услышали слова Убайдова о человеке, с кем я живу, то меня бы из Франции не выпустили или обратно не приняли. У нас тоже есть сотрудники национальной безопасности.
– Ну ладно, узбеки с испугу скатились до этого бреда. Может, и ты думаешь, что меня к тебе приставили?
– Не знаю, не знаю, может ты выполнял задание, а потом без памяти влюбился. Такое тоже бывает у разведчиков,– Лариса улыбалась, что означало, что не все потеряно и ее надо срочно переубедить в обратном, иначе она со своими мыслями далеко зайдет.
– Если бы это было так, то только с одной целью, чтобы жениться на тебе и переехать во Францию. Ведь ты другого интереса не можешь представлять для наших спецслужб, я надеюсь? И так я должен был сделать все, чтобы переехать во Францию. Правильно?
– В этом что-то есть.
– Кроме бреда здесь ничего нет. Во-первых, никто бы не стал приставлять к тебе официального опера из МВД. Правильно? Во-вторых, ты сама видишь, что я не рвусь до городу Парижу, где живет моя любименькая. И потом вспомни нашу первую встречу. Это была чистая случайность, так как я не должен был там быть, да и ты не рвалась на ту встречу, а когда мы увидели друг друга, то все и закрутилось. Такие встречи не бывают по сценарию спецслужб. Если бы они это закрутили, то давно бы уже прокололись.
– Да, это точно. Так значит у нас с тобой с первого взгляда?
– Такое, как у нас бывает только с первого взгляда или не бывает вовсе. И ты обо мне знала все, а я о тебе ничего. Поэтому все бредни местных узбеков похожи на одну из сказок из книги «Тысяча и одна ночь».
– Ты умеешь убеждать, а откуда у местных такие мысли? Я же видела, что их начальник не шутит, – Лариса засмеялась.
–  Воруют они много, поэтому и сон потеряли от таких мыслей.  Мне еще только твоих подозрений не хватало! Давай будем отдыхать на «полную катушку» и не о чем ни думать, а время настанет, будем что-то решать.
– А что такое «полная катушка»? – улыбнулась Лариса.
– Ну, это примерно как мы с тобой отдыхаем.
– Хорошо, давай на полную катушку, я тебя очень люблю, а после сегодняшнего вечера еще больше загордилась. Я догадывалась, что за твоим веселым характером скрыт сильный волевой мужчина. У тебя улыбка, как защитная маска. Но, одно мне стало ясным, что ты в своей работе чувствуешь себя как рыба в воде, и мне уже не хочется делать из тебя директора своего ресторана в Париже.
– Но, тогда тебе придется жить со мной в Москве.
– Я почти согласна, но мне не хотелось бы испортить тебе жизнь своим официальным присутствием после заключения брака.
– Ты можешь легко искалечить мою жизнь, если нам придется расстаться.
– Я не шутила. У наших спецслужб тоже могут возникнуть ко мне вопросы, если узнают, кто ты.
– Будем надеяться, что наши и ваши спецслужбы занимаются более важными делами и не будут до нас с тобой домогаться. Или получится, как у Шекспира: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».
– Что-то мы с тобой посерьезнели.
–  Давай отдыхать. Нам завтра с Хафизом в горы Тянь-Шаня.
– Сколько раз бывала в Самарканде, но ничего толком не видела, а с тобой мы здесь всего три дня и уже столько событий, да, еще свадьба наша послезавтра, – Лариса залилась звонким смехом. Вот теперь это была она. Видимо, все сомнения Ларисы развеялись.
В горах Тянь-Шаня на родине Тимура было немного прохладней. Стол  накрыли рядом с горным ручьем, стекающим с ледников по скалам, образуя на своем пути водопады и небольшие купели, как бассейны. В одном из таких водоемов Виктор окунулся. Несмотря на жару, вода в нем была обжигающе ледяной, что он тут же выскочил на солнышко, а потом снова нырнул. Видя, какая это благодать, его примеру последовал Нарзулло. На ишаке в корзинах привезли продукты для стола.
– Гости не хотят покататься на ишаке по горным тропам? – спросил Хафиз.
– Вот если бы был белый ишак, то можно, – Виктор думал, что белых ишаков не бывает.
Минут через пятнадцать к их компании подвели белого ишака с золотистой уздечкой.
– Наверное, эмир бухарский ездил на этом осле, – улыбнулся Виктор.
– Вот, пожалуйста. Желание гостя, для нас закон, – улыбнулся Хафиз, который должен был догадаться, почему Лукин спросил про белого ишака.
– Как вы его быстро покрасили, – с такой же восточной улыбкой сказал Виктор, которому было уже неудобно пасовать перед ишаком в глазах Ларисы и улыбающихся восточных личностей.
– Нет, он такой есть. Седло поставить? – спросил Нарзулло.
–Золотая уздечка и дорогое седло не сделают из осла арабского скакуна, – засмеялся Виктор.
– Арабские скакуны ждут тебя у меня дома, – сказал Нарзулло.   
Виктор сел на ишака и дернул поводок, но тот стоял как вкопанный.
– Надо сказать «Иш», тогда он пойдет, – сказал Хафиз.
– Иш! – скомандовал Виктор, и ишак не раздумывая потрусил по горной тропе.
«А, как же обратно, ведь, не будет же он задом пятиться, значит, надо шлепать до разворота, а где он?– Лукин понял, что затея не такая уж безобидная, – справа отвесная скала началась, а слева пропасть, что дна не видно».
Он все больше поглядывал на стену справа и на тропу, надеясь, что она скоро расширится, и он развернется обратно. Слева была жутковатая картина. Хорошо, недалеко показалась небольшое плато, где можно было повернуть, и он дернул поводок. Теперь скала была слева, и его взгляд был обращен в ее сторону, пока ишак не дошел до поляны.
– Ну, как впечатление? – поинтересовался Нарзулло.
– Налей водочки полстакашки для снятия излишних эмоций от поездки, – сказал Виктор.
– Страшно было? – Нарзулло засмеялся.
–Нарзулло, я видел в Москве Виктора на мотокроссе. Мне кажется, ему страх неведом. Шашлыки готовы, пора бы уже и выпить, а потом плов, – Хафиз подал на подносе шампуры с еще скворчащими шашлыками из баранины.
– И потом, ишак же боится бегать по горным тропам. У меня тост от Омара Хайяма и этому поводу, – Виктор взял стакан с водкой и с улыбкой посмотрел на Ларису: «Благородство и подлость, отвага и страх – Все с рожденья заложено в наших телах. Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже. Мы такие, какими нас создал Аллах! За нас с вами!
Виктор глянул на восточные личики, и они были в растерянности. Потом сыпались тосты, но они знали, что равняться с ним по количеству выпитого означало падением с высоты собственного тела, а ему тем более не хотелось много выпивать, когда рядом красавица Лариса, потягивающая шампанское.После выпитого Виктор вновь окунулся в купель и только после этого привел себя в норму от поездки на белом ишаке и от алкоголя. Ледяная вода приводила его в порядок.
– Ты ничего не застудишь в ледяной воде? – улыбнулась Лариса и подошла к нему с полотенцем.
– Вечером видно будет, – ответил Виктор и выскочил на солнышко, сотрясая с себя холодные капли, – да и я зимой в снегу голый валяюсь.
– Вот посмотреть бы на эту картину, – засмеялась Лариса.
– По первому снегу все и увидишь, – улыбнулся Виктор, чувствуя, что до первого снега она улетит в свой Париж.
– Поживем, посмотрим, – грустно улыбнулась Лариса.
Мужики ушли хлопотать над пловом, а Виктор обнял ее и поцеловал.
– Так высоко в горах я с тобой не целовался, – улыбнулся Виктор.
– А с другими девчонками?
– Не было в горах других девчонок и тема закрыта. Меня в горах что-то на лирику из Омара Хайяма потянуло, – он взял ее ладони и прижал к своей груди:
«Когда уходите на пять минут
Не забывайте оставлять тепло в ладонях
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят.
Не забывайте заглянуть в глаза,
С улыбкой робкой и покорною надеждой.
Они в пути заменят образа
Святых, даже неведомых вам прежде.
Когда уходите на пять минут
Не закрывайте за собою двери–
Оставьте это тем, которые поймут,
Которые сумеют в вас поверить.
Когда уходите на пять минут,
Не опоздайте вовремя вернуться,
Чтобы ладони тех, которые вас ждут,
За это время не успели разомкнуться».
Она молча обвила его шею руками, и их губы слились в долгом поцелуе.
На следующий день была свадьба, вернее вечеринка по ее поводу в Самарканде. Десять дней пролетели в Самарканде незаметно, и даже при частых застольях Виктор умудрился похудеть минимум на два размера с 52-го до 48-го. Когда Лукин одел свой новый костюм, который купил перед отъездом, то он висел на нем, как на вешалке. Утром почувствовал себя неуютно: небольшая скачущая повышенная температура, озноб и слабость.Пришлось обратиться в поликлинику УВД, где терапевт послушал его и ничего не обнаружил, но выписал больничный на три дня. Доктор вышел в коридор, где сидели Лариса с Нарзуллой.
 – Как наш гость? – спросил Нарзулло.
– Ему надо отдохнуть и выспаться, – доктор обратился к Ларисе, – фрукты и сон, через пару дней все пройдет.
Доктор безошибочно определил причину его заболевания. Все заулыбались.
– Так поехали домой, буду тебя лечить, как прописал доктор. Нарзулло, пока всем пловешникам отбой, – сказала Лариса.
– Да, у него не от плова вегето-сосудистая дистония, – улыбнулся Нарзулло.
– Мне лучше знать. Доктор доверил его мне.
В ОВИРе Самарканда Наташа продлила Ларисе визу до трех месяцев, теперь можно было возвращаться в Москву. Еще три месяца «семейного счастья» по визе.
– Надо с работой все уладить и продлить свой отпуск, – сказала Лариса по прибытию в Москву.
– Так ты не уволилась?
– Я же не знала, что мы с тобой решим, к какому берегу прибиваться.
– Берег у нас один, мой.
– Это я уже давно поняла, но у меня там еще свое кафе небольшое. Да, и в любом случае я не хотела бы терять гражданство Франции, во всяком случае, сейчас, а там видно будет. Пока можем спокойно летать в Париж и не бедствовать. Ваши комиссионные магазины высоко оценивают наши вещи и аппаратуру. Пара поездок и можно не работать, – деловито сказала Лариса.
–Лариса, как ты относишься к русским театрам? У меня случайно образовалось достаточно знакомых в этой области, так как они расположены в нашем районе, – Виктор резко сменил тему, потому что она оголяла ему нервы.
– С удовольствием.
– Завтра начнем с Ленкома, на потом выбирай сама.
– Мне это трудно сделать. Я не знаю московского репертуара, поэтому полагаюсь целиком на тебя, а то все по ресторанам ходим. В театр тоже можно прилично одеться.
Лукин, так и понял, что Ларисе хотелось показать свои наряды московским модницам, а заодно свою голду с брюликами. Собственно, почему бы и нет.
– Я хочу быть рядом с тобой и выглядеть особо красивой. Не для окружающих, а для тебя. Пускай тебе все завидуют, а ты можешь галстук не одевать? Ворот рубашки поверх костюма и цепь золотая. У нас так ходят. Я не предлагаю тебе легкую косынку вместо галстука.
– Да, косынка будет лишней, а цепь откуда?
– Я купила в «Березке» тебе в подарок по случаю нашей свадьбы.
– Так не честно. Я тебе ничего не подарил.
– Лучший мой подарочек это ты, как в мультике.
Они доехали до Пушкинской площади и шагали под руку по скверу мимо памятника поэту, когда к ним подошла женщина в возрасте.
– Извините меня. Я просто залюбовалась вами, какая красивая пара. Счастья вам.
И женщина также тихо растворилась в толпе, как и появилась.
– Вот видишь. Я же сказала, что буду рядом с тобой самой красивой.
– Не обращай внимания, Лауренция. Эта баба из КГБ, – обрезал он.
– Ты что, серьезно?
– Шучу, конечно, но мне не нравятся такие заморочки на улице.
Лукину эта женщина показалась вполне приветливой и искренней, но что-то было в этом от «лукавого». Он никогда не сталкивался с такими откровениями от посторонних лиц. Хотя в прошлом году они шагали по двору ее дома в Самарканде, и компания девочек лет шести обратила внимание на Ларису, когда одна из них произнесла: «Посмотрите, какая красивая девушка». От ее слов даже Лариса смутилась, но приветливо улыбнулась девочкам и помахала им рукой. А дети всегда говорят правду. Он и не сомневался, что Лаура чертовски красива и что-то было в ней слегка цыганистое, впрочем, как и в нем тоже. Но не понравилось ему это высказывание женщины. Слова хорошие, но лучше бы она прошла мимо.
Около театра суетились парни и девчата, спрашивая лишний билетик. В театре имени Ленинского комсомола давали премьеру спектакля «Жестокие игры».
– А у нас какой ряд в партере? – спросила Лариса.
– Пока не знаю, – улыбнулся Виктор.
– Так у тебя нет билетов?
– Сейчас подойдем к администратору, и он все устроит. Я ему звонил, – сказал Виктор.
Он не мог рисковать с Ларисой и выпрашивать лишний билетик.
Марк Борисович был немного старше Виктора, и его только назначил Марк Захаров администратором, а тут у них сейф с деньгами артистов, выезжающих на гастроли, жулики подломили. Вернее украли сейф вместе с деньгами. Коллеги Виктора сейф нашли, но уже разворочанный и пустой, да и воры известны, но с доказательной базой не получалось их привлечь к ответу. Деньги не пахнут, а дожди смыли отпечатки пальцев с сейфа. Во время проведения опроса свидетелей Виктор познакомился со многими артистами театра и озорной двадцатилетней Татьяной Догилевой, которая играет главную роль в сегодняшнем спектакле. Он невольно улыбнулся, вспомнив Евгения Павловича Леонова, которые попросил найти жуликов и  отдать их ему:
– «Я им пасть порву», – закричал он, как в фильме «Джентльмены удач». Марк Борисович взял контрамарку со стола, но потом взглянул на спутницу Виктора и открыл еженедельник, откуда извлек два билета на третий партера.
– Желаю вам приятного отдыха, – пожелал он.
   Виктор достал из кармана портмоне, но тот упредил его улыбкой:
– За счет заведения!
    Приятно было видеть актеров на сцене, с которыми ты недавно пил кофе и мирно беседовал. Виктор не опрашивал, а именно беседовал, стараясь расположить к себе собеседника для получения нужной информации. Молоденькая Татьяна была в центре внимания с темпераментом яркой характерной актрисы. Она  сыграла роль озорной и строптивой Нельки, и как ему показалось, Татьяна и в жизни была такой.
– Мне кажется, Догилева новая восходящая кинозвезда и спектакль мне понравился. Что-то реальное из современной жизни, – сказал Виктор.
– Более чем. Я весь спектакль сравнивала сцены с нашими, когда мы с тобой познакомились, – сказала Лариса.
– В чем именно? – спросил Виктор, которому тоже припомнилась картина их знакомства, но он переспросил.
– До знакомства с тобой Вика представила меня твоим друзьям Манькову и Кочкину. Я чувствовала, что им понравилась, но тут появился ты и порушил их планы на будущее. А если бы ты не увел меня из вашей компании, то нам грозил похожий, как в спектакле, финал, или ходили бы все вместе в кино, ели мороженное и волками смотрели друг на друга. Кстати, как они поживают?
– У них все хорошо. Семьи и дети, но про тебя вспоминают при встрече.
– Веселая у тебя работа. В ресторанах, театрах и магазинах тебя знают, – улыбнулась Лариса.
– Меня и на Черном море знают от Крыма до Сухуми. Не пора ли нам сменить обстановку?
– А можно?
– Нужно. Чтобы не замели надо менять периодически явочные квартиры. Меня на эту мысль женщина у памятника Пушкину навела.
– Опять шутишь?
– Нет серьезно. Мы с тобой нигде не бывали кроме Бутырок и Самарканда, а почему бы нам не отдохнуть на море? В Москве бабье лето, а в Крыму начинался бархатный сезон.
– Я слышала, что надо заранее заказывать путевки и билеты.
– Нам этого не надо, потому что путевки я могу взять только в МВД, а ехать можем только поездом, чтобы не высвечивать твою принадлежность к Франции. Лариса, тебе нравится шампанское «Новый Свет»?
– Я думаю, что оно не уступает французскому.
– Правильно думаешь, потому что оно на Парижской выставке в 1900 году завоевало Гран При и поедем мы смотреть, как его производят.
– И кто нам все покажет?
– Сутки на поезде и мы в Крыму. Поедем на завод шампанских вин, поздороваемся с руководством, я там давно не был, но сначала в наш заводской пансионат. Там построили два корпуса для отдыха космонавтов, говорят, неплохо, а можно в отдельном домике на берегу моря.
– С тобой на самом деле все просто, – улыбнулась Лариса и поцеловала.
– Только заедем к моим друзьям в профком завода, разведаю обстановку в пансионате и звонок попрошу сделать руководству, а потом в спорттовары к Румянцеву. Надо тебе обувку подобрать для прогулок по горам. Твои босоножки и туфли не подойдут.
– Так мы на море едем или в горы?
– Конечно на море, но там очень красивые места скрыты горами. Да, ты права, тебе нужны еще шлепки, а купальники я у тебя видел, но можно купить наш, поскромнее, – засмеялся Виктор.
   В профкоме завода еще помнили комсомольского вожака Лукина, да и председателем был его первый наставник Игорь Строгалин, с которым выпили кофе и он набрал телефон заместителя директора пансионата Саши Евдокимова в Новом Свете. Он тоже хорошо знал Лукина, и вопрос был решен. Чтобы не завязываться с путевками на 20 дней Саша предложил оплатить на месте курсовки и обещал подобрать домик на берегу. В спорттоварах они купили Ларисе кеды темно-синего цвета с белыми и красными полосками.
– Кеды прямо под французский флаг, – улыбнулся Виктор.
– Пошути еще. А себе покупать не будешь? – спросила Лариса.
– Я раньше любил ходить в походы и дома все есть от котелка до рюкзака.Была такая песня:
«По всей земле пройти мне в кедах хочется,
Увидеть лично то, что вдалеке,
А ты пиши мне письма мелким почерком,
Поскольку места мало в рюкзаке».
– Я заметила, что ты умеешь быстро создать уют на природе.
– Предлагаю вечером в ресторан по поводу отъезда в Крым, – сказал Виктор.
– В ресторане хорошо, но мы с тобой все ровно готовим вкуснее, поэтому приглашаю тебя на ужин домой. Ты довези меня до рынка, я куплю мяса и все остальное, а ты пока купишь билеты на поезд и что-нибудь нам на дорожку.
– Хорошо, поехали. Только на рынке зайдем к Шамилю, он колхозникам  мясо рубит, чтобы не обвесили и дали свежего, – предложил Виктор.
– А что и такое бывает?
– Сколько угодно.
   На мотоцикле все было в два раза быстрее, пока дойдешь до метро и обратно. Он и не надеялся прийти на Бутырский рынок, чтобы никто из его завсегдатаев не заметил. На рынке кипела своя жизнь. Около комиссионных магазинов сновали барыги, предлагавшие гражданам свои услуги в получении денег за вещи, которые они хотели сдать на комиссию. Деньги платили сразу, но часть суммы оседала в их карманах. Они скупали и ворованные вещи у жуликов, а потому были клиентами Лукина, которому иногда сбрасывали информацию о залетных ворах. Барыги первыми ломали кепки при входе на рынок Лукина, который три года назад обслуживал этот рынок, но так закрутил им гайки, что до сих пор помнят. В павильоне он подошел к Шамилю и попросил помочь Ларисе купить хорошего мяса. К ним тут же подошел бригадир азербайджанских овощников Алик.
– Павлович, что нужно скажи. Все сделаю, – сказал он.
– Алик, я оставляю тебе свою жену, а сам поехал на работы. Проследи, чтобы все было качественно и за все уплачено. Если сумки будут тяжелыми, то организуй такси до дома, – сказал Виктор.
– Не беспокойся Павлович, а машина у нас есть. Довезем до дома.
– Лариса командуй, а я за билетами, – Виктор поцеловал ее в щеку.
– Не задерживайся, жду к ужину.
Виктор купил билеты в спальном вагоне до Феодосии, куда приходил автобус от заводского пансионата. От Симферополя было дальше и дорога не такая живописная, как от Феодосии. На дорожку он купил пару бутылок Хванчкары в  ресторане Узбекистан и пять бутылок водки с завода «Кристалл». В Крыму водка не очень, потому что там пьют вино, а заводские работники предпочитают московскую.
Еще на лестничной площадке он почуял вкусные запахи, доносящиеся из их квартиры вперемешку с французским парфюмом. Виктор давно отметил, что с приездом Ларисы его квартира стала пахнуть гораздо приятнее. В ней и раньше не было неприятных запахов, а теперь красиво веяло Францией. Не надо было быть ушлым контрразведчиком, чтобы понять, кто здесь живет. Виктор открыл дверь и ахнул. В гостиной полумрак, шторы прикрыты, стол покрыт темно-бардовой скатертью, которую Лариса привезла с собой, на столе два бронзовых подсвечника с горящими свечами и еще два горят на стене. Виктору эти подсвечники дарили пачками с завода Цветного литья на Вятской улице, но он ими ни разу не воспользовался. На столе бутылка красного сухого вина «Мукузани» с овощами и зеленью, а на кухне шкварчали парные эскалопы. Из гостиной доносился голос Сальваторе Адамо:«Tombelaneige.–Tuneviendraspascesoir.–Tombelaneige.–
Toutestblancded;sespoir.
– Лариса, ты просто волшебница, я не узнаю нашей квартиры, – он обнял ее и поцеловал.
– Ты рискуешь остаться голодным, быстро мыть руки и за стол.
   Может ты и права, – он опять поцеловал ее, – а это Tombelaneige моя любимая песня – Падает снег.– Ты не придешь этим вечером.– Падает снег,– весь белый от отчаяния – тихо пропел он.
– Чудо! Не прошло и трех лет, как ты стал шпарить по-французски.Ты споешь? Мне очень нравится, как ты поешь, – улыбнулась Лариса.
– После ужина, если получится, – засмеялся Виктор.
– Тогда поставь другую пластинку.
– «Оn ferra bien» Энрике Массиаса пойдет? – спросил Виктор.
– Да, пожалуй. Грустная песня, но мне нравится: «Ты думаешь, что все остановилось, – Потому что твоя любовь прошла. – Не закрывай свое окно, – Так как другая любовь уже здесь.– Если удача оставила тебя, Это значит ей нужно быть в другом месте. – Жизнь была бы монотонной, Если бы лишила нас слез». Onverrademain – завтра посмотрим, – перевела Лариса по ходу песни Энрике.
Бокалы с рубиновым вином сверкали при свечах. Горячее мясо с холодным вином было настолько вкусным, что они проглотили его, не проронив ни слова, впрочем, и потом их нельзя было уличить в красноречии. Они держали бокалы и смотрели друг на друга, как будто давно не виделись или старались запомнить каждый взгляд, слушая французские мелодии. Он протянул к ней руку и пригласил на танец. Он обнял ее  и поцеловал, руки скользнули по шелковому платью со спины до талии и не задержались, обнаружив отсутствие нижнего белья. Он крепко прижал ее к себе, их губы сомкнулись в страстном поцелуе, и через несколько шагов они были в спальне. Перед большой кроватью она одним пальчиком скинула с плеч платье, и шелк слетел к ее ногам, как осенний листок с дерева…
Они лежали в полном изнеможении, тяжело дыша, их тела были скользкими от пота, а сердца вырывались из груди. Она провела руками по его спине и с наслаждением почувствовала содрогание его тела. Ее сердце забилось чаще от его реакции на ее ласки. Он поцеловал ее нежно и осторожно встал. Во рту все пересохло и он, выпив бокал красного вина, снова лег рядом с ней. Она обвила его руками и  их уста сомкнулись в долгом поцелуе, не проронив ни слова, он решительно притянул ее к себе…
   Лариса положила свою голову на изгиб локтя Виктора и слушала, как громко стучит его сердце. Рука неподвижно лежала у него на груди, она боялась его ласкать, потому что он взрывался моментально, не смотря на усталость. Она наслаждалась запахом его тела и пота, а он запустил руку в ее пышные волосы и слегка касался губами ее щеки. Совсем не думалось о государственных границах, разделяющих их, о визовом режиме и спецслужбах, которые готовы запретить им встречаться. Ничто и никто не мог помешать ему сегодня с наслаждением слушать, как ровно стучит ее сердце.
– Я хочу вина, – сказала она.
– Сейчас принесу.
– Не надо, я сначала в душ.
– Тогда я с тобой.
– Неугомонный, полежи, отдохни.
– Завтра в поезде отдохну.
  После душа они в халатах сели на диван за журнальный столик с бутылкой Хванчкары.  Оно хорошо шло под сыр и поцелуи. За окном прошел осенний дождь, и повеяло свежестью. Ожила под окном Московская окружная железная дорога и порыв ветра принес запах угля от проходящего тяжелого товарняка. Железка не доставляла беспокойства, по ней в день проходило пять-шесть электричек от Белорусского до Савеловского вокзала, да один-два товарняка, которые вносили какое-то разнообразие в жизни их тихой улочки, а сознание того, что в тридцати метрах от окна проходят рельсы, соединяющиеся с парижскими рельсами, создавало романтическое настроение.
– Подожди, остынь немного. Ты обещал мне спеть на французском, – улыбнулась Лариса.
– Такого обещания я не мог дать даже после выпитого, но у меня сейчас как раз лирическое настроение и хочется петь. Кстати, наш товарняк прошел на Париж через Белорусский, – улыбнулся Виктор, – всю зиму и весну народ ждет лето, а летние месяцы пролетают гораздо быстрее, чем хотелось бы. Осень приходит незаметно украдкой, – тихо сказал Виктор и снял со стены гитару и взял несколько аккордов, ему нравилась осенняя пора и эта песня:
«Осень, она не спросит,
Осень, она придет,
Осень немым вопросом
В синих глазах замрет.
Осень дождями ляжет,
Листьями заметет,
По опустевшим пляжам
Медленно побредет …
Может быть, не заметишь
Рыжую грусть листвы,
Может быть, не ответишь,
Что вспоминаешь ты,
Или вот это небо –
Синее как вода,
Где ты ни разу не был,
Не приходил сюда.
Пусть тебе снится лето,
Я тебе улыбнусь,
И под бровями где-то
Чуть притаилась грусть.
Где-то под сенью весен
Кто-нибудь загрустит,
Молча ложится осень
Листьями на пути.
Ведь осень, она не спросит,
Осень, она придет,
Осень, она вопросом
В синих глазах замрет.
Осень дождями ляжет,
Листьями заметет,
По опустевшим пляжам
Медленно побредет…»









                Новый Свет

         

Утром накрапывал дождь. Пассажиры шли по мокрой платформе Курского вокзала, сгорбившись, подняв воротники курток. Некоторые появились со стороны путей и лавировали между багажных тележек, которые бросили после разгрузки. Они подошли к своему седьмому вагону, за окнами в купе горел свет и за белыми шторками с голубыми волнами на столиках стояли бутылки с минеральной водой и пачки печенья с вафлями, как визитная карточка спального вагона. Не было смысла стоять в такое ненастье на свежем воздухе, и они поспешили в свое уютное купе. В вагоне поезда «Москва – Феодосия» титан топился от угля и его запахи уносили в детство, когда поезда таскали паровозы.
Через полчаса после Тулы  поезд остановился на небольшой станции «Скуратово», за окном продолжал накрапывать дождь, от которого огромные горы тульского угля, возвышавшиеся вдоль железнодорожного полотна, были еще чернее. После стоянки поезд резко дернуло, и он медленно покатил, отстукивая колесами. С визгом скрежетал металл на стрелках,  скорый поезд выходил на главный путь. За окном осеннее ненастье окрасило под цвет угля чернозем тульских проселочных дорог, изрезанных многими колеями, которые могли неожиданно начинаться и обрываться в чистом поле. Но одна из них вела в село Бутырки, где они недавно с Ларисой отдыхали на берегу озера. В такую погоду там тоска, да и в хорошую не очень весело, но им было хорошо вместе.
– Я бы кофе выпила, – сказала Лаура.
– Сейчас организую кипяток, но кофе сегодня растворимый.
– Пойдет. Я сделаю бутерброды с сыром.
Виктор пошатываясь, прошел по вагону до титана, налил кипятку. Обратно с двумя подстаканниками держался за поручни правой рукой. После легкого завтрака стало повеселей.
В Курске к поезду подошли местные женщины и предложили вареную картошку со сливочным маслом и укропом, пироги с зеленым луком и яйцом, да малосольные огурчики. Виктор знал это меню, когда ездил в Крым, и предложил Лауре отведать русских закусок. Ей все понравилось и особенно малосольные огурцы. Она попробовала их на платформе и забрала все, теперь хрустела ими один за другим.
– Что-то ты подруга налегаешь на малосольные огурчики? – улыбнулся Виктор.
– Это не от того о чем ты подумал. Просто вкусные с картошкой, а ты случаем не испугался? – хихикнула она.
– Мне-то что бояться, я хотел бы видеть тебя в интересном положении, – улыбнулся Виктор, – я был бы самым счастливым человеком.
– А сейчас ты, значит, недостаточно счастлив? – с улыбкой спросила Лариса и, не дожидаясь ответа, продолжила серьезно,– ладно, хорошо, я подумаю над этим вопросом.
    Пассажиры поспешили по своим вагонам, и они двинулись к своему. В купе она накрыла стол, на котором стояла бутылка шампанского.
– Эх, под такую закуску грамм сто водочки! – сказала Лариса.
– Так она в чемодане и не одна. Я знал, чем на стоянке поезда торгуют и ребятам в пансионате взял в подарок московской.
– И чего тянешь, наливай, – улыбнулась Лариса, – потом я прижмусь к тебе, и будешь мне рассказывать о тех местах, куда мы едем.
– Лучше показывать на месте и рассказывать, а если ты ко мне прижмешься, то я не пророню ни слова. Губы будут заняты, – улыбнулся Виктор и плеснул в стаканы с подстаканниками водки.
– У нас скоростной поезд уже построили и скоро запустят до Лиона со скоростью 300 км в час, а потом и в Ниццу запустят. Представляешь, садишься в Париже и через пять часов ты на Лазурном берегу Средиземного моря.
– Нам бы обычные дороги построить, чтобы можно было добраться до Севера Сибири и Якутии, а уж потом и скоростные дороги будут. Мне нравится катить с тобой до моря по железке.
Поезд дернуло и вновь под стук колес они катили подальше от дома, где их не знают или знают только его, где они могли смешаться с такими же беспечными отдыхающими и получать от отдыха удовольствие, не задумываясь о границах и тех нарушениях, что они допустили в визовом режиме. Им хотелось обыкновенного человеческого счастья без надзора спецслужб. Они опять сидели рядом, и Виктор получил возможность  прикоснуться к ней, дотронуться до ее лица, до ее тела, прижать к себе и жадно поцеловать. В такие моменты они с Ларисой забывали о нерешаемых проблемах и полностью отдавались нахлынувшим чувствам, ничто больше не могло занимать их внимание. У них не проходило ни на минуту чувство опьянения обаянием друг друга. Им и сто грамм водки было как сопровождение к малосольным огурцам.
– В обычном купе я соскучилась бы по тебе и утащила в тамбур целоваться, – сказала она.
– Приедем в Феодосию с опухшими губами, – улыбнулся Виктор, – Как же ты прекрасна! – прошептал он ей на ухо, с трудом переводя дыхание после страстного поцелуя.
– Купе закрыто? – спросила она, поеживаясь от его ласк и поцелуев…
Он слышал биение ее сердца и ощущал аромат дорогого мыла, крема и чуть – чуть духов, которые волновали и заводили его. Она повернулась, одеяло сползло с ее ног. Виктор накрыл ее, заправив одеяло под матрас, чтобы не сползало.
– Мне с тобой хорошо и спокойно, – сказала она, не открывая глаза.
За окном стемнело, и лишь изредка в купе врывался тусклый свет полустанков. Виктор осторожно присел, стараясь не потревожить ее голову, которая лежала у него на бедре. Лариса сонно приоткрыла глаза, обняла и прижалась к нему поближе. Ее состояние нельзя было назвать сном, ведь она откликалась на любое его шевеление. Он положил ее голову на подушку и, взяв полотенце,  прошел в туалет умыться, а когда вернулся в купе, поезд замедлил ход. За окном вдалеке возвышались огромные курганы угля. Опять заскрежетали стрелки небольшой станции, он не успел прочитать ее название, а рядом с вокзалом «Чайная» с одной лампочкой у входа, где кучками стояли местные мужики. Вокруг темнота с пустынными улицами и никто ничего не предлагает купить на платформе. Народ отдыхает. Поезд тронулся, и за окнами сгустилась тьма, и на стекле лишь смутно отражались их лица. Они проехали более половины пути, и напряженная столичная жизнь сменилась спокойствием дороги, и в их бли¬зости появилось что-то уютное и семейное.
– А что если нам выпить чаю? – спросила Лариса.
– Сейчас организую.
– А я пока накрою стол.
Проводница постучала в купе и поставила на стол два стакана чая в подстаканниках, забрав с собой лишнюю посуду со стола.
– Виктор, ты пошутил на платформе о моем пристрастии к малосольным огурчикам, а у меня из головы не выходит та проблемы, с которой мы реально можем столкнуться.
– Что проблема? Ты меня не пугай.
– Вполне жизненная проблема. Мы с тобой практически живем семьей, а в ней рано или поздно появляются дети. Я услышала твое отношение к ним и сама была бы очень счастлива, если бы у нас было семеро по лавкам, но есть одна серьезная проблема.
– Да, я понимаю, что не все так просто.
– Нет, ты совсем не понимаешь, на сколько, все серьезно. Ведь рожать я смогу только во Франции, где смогу без всяких проблем поднять ребенка и не одного. Там у нас относятся к детям с особой заботой, а если ты мать- одиночка, то у нас такие пособия, что можно не работать.
– Ты это к чему, будущая мама?
– К тому, что ты жить в Париж со мной не поедешь, а рожать в СССР я не буду.
– С этим я, пожалуй, соглашусь с тобой.
– Тогда слушай, мой милый Люка, о законах во Франции, которые оберегают счастливое детство, а оно на самом деле у них такое. В отношении детей законы СССР во Франции отдыхают. У нас такие капканы расставлены для родителей детей, что лучше не шевелиться с разводом и не покидать Францию со своими детьми. Наши законы в этом плане где-то справедливые, но от них веет Африкой, они что-то алжирское переняли. Если у француженки есть ребенок с гражданином другой страны, то у него есть два варианта: оставаться во Франции и воспитывать ребенка вместе с мамой, либо уезжать в свою страну без ребенка. Кто решил соединить свою жизнь с француженкой, должен помнить, что «вывозить» детей с их родины – немыслимо вообще, если они здесь родились и через некоторое время привыкли к местной обстановке. Психологами доказано, что резкая перемена с выездом в другую страну повлияет на ребенка самым негативным образом. И судебные решения  принимаются, прежде всего, с учетом интересов ребенка.
– А если ты сама решишь уехать из Франции с ребенком в СССР? – спросил Виктор.
– Такой поступок могут признать не совсем нормальным.
– И суд не поможет?
– Именно по решению суда у такой мамы могут отобрать ребенка и поместить в приют, и судья будет руководствоваться интересами ребенка. Правда, само понятие «интересы ребенка» в законодательстве не имеют четкого определения, судья принимает решение от вольного и может принять решение передать ребенка на воспитание другой семье, так же руководствуясь интересами ребенка.
– Варвары. И ты предлагаешь вместе жить во Франции, где русские из СССР, наверное, хуже алжирцев.
– В отношении детей у них так. Во Франции считают, что если ребенок родился в их стране, то он француз и может выбирать при желании себе другую родину после совершеннолетия.
– И что, исключений не бывает?
– Может быть, и есть исключения, но не для русских из СССР.
– Тогда мне во Францию пути отрезаны.
– Я не представляю, что с нами будет в дальнейшем, но ничего простого я не вижу, потому и открыла тебе глаза на перспективу рождения ребенка.
– Неужели нет выхода в нашем положении?
– Только чудо может разрулить нашу ситуацию, – сказала Лариса, – утро вечера мудренее.
Утром поезд прибыл в Мелитополь, вокруг которого на степных просторах раскинулись зеленые массивы фруктовых садов с абрикосами, яблоками, персиками, сливой и грушей.
– Лариса, на этой станции самые вкусные фрукты, которые я когда-нибудь пробовал.
– Даже вкуснее, чем в Самарканде?
– Кстати, здесь черешня гораздо крупнее и созревает в середине мая.
– Не может быть.
– Еще как может, ее лет двадцать назад завезли из Франции, а местный климат ее больше понравился. Жаль, что уже сошла.
– Вот и здесь без Франции не обошлось.
– Да никто не оспаривает роль твоих земляков в развитии Крыма и особенно шампанского.
– Мне уже хочется попробовать шампанского с завода.
– Сегодня за ужином обещаю, – сказал Виктор и, набросив на плечо полотенце, направился умываться.
В коридоре было солнечно, через открытое окошко перед туалетом в вагон ворвался свежий степной воздух, который перемешался с запахом мыла, одеколона и всего, чем пахнут пассажиры этого вагона. За окнами мелькали  железнодорожные   будки  с уже почерневшими  кругами   зрелых подсолнечников и клумбами роз, которых больше, чем крапивы в средней полосе. За окнами раскинулась широкая украинская степь с выжженными трещинами за лето.
На вокзальной площади Феодосии новый заезд отдыхающих встречал все тот же старенький зеленый автобус, который возил десять лет назад комсомольско-молодежную бригаду с Лукиным по сборке домиков в пансионате, а через пять лет он провел здесь свой отпуск как сотрудник МУРа, так называли всех оперативников в Москве. Дорога шла вдоль побережья до Судака, а потом по живописному серпантину среди скал до Нового Света. При въезде на территорию пансионата Лукин выяснил, кто из руководства находится на месте. Ему был нужен Саша Евдокимов, с кем они дружили еще с комсомола.
– Евдокимов ждет вас в административном корпусе. Вы знаете где? – спросил охранник.
– Да, спасибо.
Саша встретил его в кабинете, а когда увидел за его спиной Ларису, вышел из-за стола и с улыбкой представился:
– Александр!
   Виктор заметил в его глазах проснувшийся комсомольский задор и упредил его вопросом:
– А где твоя красавица-жена Оленька?
– На пляже она. Вот, каким ты был, таким и остался, я можно сказать за долгие годы впервые увидел здесь красивое лицо и ты не дал даже познакомиться, – улыбнулся Саша, не отрывая взгляда от Ларисы.
– Саша, мою девушку зовут Лариса.
–Мне звонили с завода, что ты приедешь отдыхать. Надолго?– спросил Саша.
– Как понравится, – сказала Лариса, сообразив, что он будет устраивать их отдых.
– У нас осталась половина отпуска, и хотел было показать Ларисе красивые места, которые мы с тобой не успели застроить в молодости, – улыбнулся Виктор.
– Тогда я постараюсь, чтобы вам у нас понравилось. Мне звонил Игорь из профкома и сказал, что ты оформишь курсовку на месте. Могу предложить вам отдельный домик прямо на берегу, он относится к администрации и его только что освободили. Обычно в это время в нем отдыхают кто-нибудь из руководства завода, но я пока не буду подавать сведения, что он свободен, в крайнем случае, что-нибудь придумаю.
– Хорошо, с ночлегом определились, – улыбнулся Виктор.
– На довольствие в столовой тоже поставлю, а вечером жду вас в гости. Ларису с женой познакомлю, чтобы не скучно было отдыхать. У меня запылилось шампанское с завода, а мясо поджарим на углях, – предложил Саша.
– Спасибо за приглашение, обязательно будем, – сказал Виктор, – а экскурсию на завод нам организуешь?
– Не проблема, да и мне надо пополнить свои запасы шампанского. Скоро конец сезона, надо запастись к Новому году.
– Тогда мы остаемся, Лариса ты согласна? – спросил Виктор.
– Да мне с тобой и в шалаше рай, а Саша такое предлагает. Парадиз, да и только, – улыбнулась Лариса.
– А ты недалека от истины. Это место раньше греки так и называли – райским садом или «парадиз»,– сказал Виктор, – Саша, а это тебе гостинцы из столицы.
     Виктор достал из спортивной сумки пол-литровую банку черной икры и пару бутылок водки.
– Да, царский подарок. Срочно в холодильник, а вечером икорку под шампанское или с водочкой. Пойдемте, я провожу вас в домик, а потом на обед, но сильно не нажимайте, помните про ужин, – улыбнулся Саша.
    Домик находился в двух шагах от моря, но волны не доставали до его стен. Состоял он из двух комнат, спальня с большой кроватью и кухня-столовая, где можно было при желании что-нибудь приготовить, да санузел с душем. Что еще нужно на берегу моря?
– Приводите себя в порядок, я жду вас в столовой через час. Лариса мы называем столовую по привычке, как на заводе, но готовят у нас не хуже, чем в Московских ресторанах, так что кухня вам не понадобится. Отдыхайте от нее. Хорошего вина и шампанского возьмем на заводе, и виноградом с фруктами загружу ваш холодильник, – сказал Саша.
– Саша, спасибо тебе!– поблагодарил Виктор.
Они смыли дорожную пыль в душе и направились в столовую. Двухэтажный пищеблок сверкал огромными окнами до пола с видом на море. На первом этаже был бар, где было представлен широкий выбор сухих вин местного завода. Двухсотграммовый стакан из тонкого стекла вина стоил 20 копеек, как кружка пива, а большой бокал шампанского 50 копеек.
– Лариса, хочешь попробовать сухого вина перед обедом? – спросил Виктор.
– Стакан сухого на аперитив? Давай попробуем.
  Они пригубили вино соломенного цвета, которое искрилось на солнышке.
– Ты знаешь, чем-то, похоже, на Алиготеиз Бургундии, – тихо сказала Лариса.
– А это и есть Алиготе, только Крымское. Я не пробовал Бургундского, но Крымское намного тоньше вкусом, чем Болгарское или Молдавское. У них получается кислятина, а в Крыму, как видишь, похоже на французское. Это и не мудрено, ведь многие виноградники были привезены князем Голицыным из Шампани, Бургундии и Бордо.
– Мне уже так хорошо стало после вина, что и на обед не хочу, – Лариса обняла его за шею и поцеловала.
– Пойдем на второй этаж, нас Саша ждет.
– Пошли, пошли, тебе надо набираться сил. Ты же мужчина, – озорно засмеялась Лариса.
  При входе в огромный зал второго этажа за столом администратора сидела Надежда и Александр. Надежда работала в профкоме и на лето направлялась в командировку в пансионат.
– Надежда, это мои друзья приехали отдохнуть. Оформи им курсовки через бухгалтерию и местечко подбери у окошка, но чтобы солнце не доставало, – сказал Саша.
– Ну, кто же на заводе не знает Виктора Лукина, – улыбнулась Надежда, – с женой решил приехать?
      Виктор не стал менять свой паспорт со штампом о регистрации брака с Ларисой, но не собирался его всем показывать, а на вопрос Надежды ответил утвердительным кивком головы.
– После обеда в кинозале будут крутить кино о первых строителях нашего пансионата для вновь прибывших отдыхающих. Лариса, я советую посмотреть на восходящую кинозвезду Лукина, – улыбнулся Саша.
– Ой, я с удовольствием, – сказала Лариса.
   Между столами ловко катали тележки заводского изготовления миловидные официантки в коротких юбочках и с красивыми ногами, развозя по столам заказанные блюда. И к ним подкатила симпатичная блондинка.
– У нас дежурные блюда, но вы можете выбрать из меню, а в последующие дни меню и карандаш на столе, надо поставить галочки, чтобы вы хотели на завтрак, обед и ужин, – сказала она.
Виктор заказал борщ с пампушками и Лариса повторила, а на второе антрекот и она треску по-польски. Вместо компота по бокалу вина. Кухня им понравилась.
– Неплохо для дежурного блюда. Какое счастье не торчать на кухне, меня здесь все устраивает, хотя и на кухне я с удовольствие готовлю. Мне нравиться угощать тебя вкусными блюдами, – улыбнулась Лариса.
– Пойдем смотреть кино. Оно документальное об этой местности.
– И там точно тебя снимали?
– Да так, небольшой эпизод.
– Как это интересно, – сказала Лариса.
   Они вошли в зал, и почти сразу погас свет и начался черно-белый фильм. Показали зеленую бухту, так называли место, где построили пансионат, дикий берег с деревьями, кустарниками и многочисленными валунами. Потом несколько кадров из кинокомедии «Три плюс два», которую снимали в этом месте и следом десант комсомольско-молодежной бригады с Виктором Лукиным более десяти лет назад. При выходе из зала с Виктором поздоровались несколько отдыхающих. Кто-то спросил как дела. Он встречался раньше с ними на заводе, а теперь и не помнил, как кого зовут.
– А ты пользовался популярностью на заводе, прошло столько лет, тебя многие помнят, – сказала Лариса.
– Потому что у них один был такой комсомолец-доброволец, который служил в армии, а во вторую смену работал на заводе. Проводили комсомольского вожака служить, а через месяц я вновь в своем цеху. Сразу вопросы: как, да что, почему не взяли в армию? Смотрят на тебя, как на неполноценного. Но как объяснить, что у тебя такая солдатская служба, что нет у тебя казармы, и живешь ты в своей квартире, что тебе надо что-то кушать, одеться и обуться, а на солдатские 3 рубля 80 копеек ты можешь купить себе только хлеба и то без масла. Вот договорился я с руководством завода, что буду подрабатывать в вечернюю смену. Правда, чуть позже меня в воинской части оформили инструктором по спорту на 120 рублей в месяц, но как я мог отказаться от 300 рублей на заводе.
– Это же очень приличные деньги даже сейчас, а ты их получал почти десять лет назад.
– Да, Лариса, столько не получал наш командир воинской части, полковник. Как-то после соревнований, где надо было быть на построении в форме, я не успел переодеться и пришел на завод в солдатской форме. В проходной встретились две смены, одни закончили, другие заступали и многие меня видели, но я и не скрывался, потому что по заводу шел не бедный солдатик, а чемпион РСФСР по пулевой стрельбе, о чем на заводе поздравили меня плакатом 2х3 метра перед проходной. Ну как такого чудика забудешь?
– А что на завод не вернулся после армии? Хорошие бы деньги получал, ведь сейчас у тебя рулей 150 оклад? – спросила Лариса.
– Много причин и первая из них, тогда бы я тебя не встретил, – улыбнулся Виктор.
– Да ты посмотри, сколько у вас на заводе красивых девчонок, хоть конкурс красоты устраивай.
– Это у нас личный фонд директора завода и если будешь лазить в его курятник, то попадешь в немилость.
– Неужели он такой любвеобильный?
– Не знаю, не видел и не участвовал, скорее, злые языки из зависти трещат. Только этих красавиц на самом деле отбирали на наших филиалах в Ярославле и Костроме. Они настоящие русские красавицы. Сначала они работают здесь в пансионате, потом их переводят в Москву на завод, но они быстро выскакивают замуж, а на их место приезжают другие.
– Хороший у вас подход к подбору кадров, так тебе никто не приглянулся за те годы? – спросила Лариса с улыбкой.
– Да зачем прошлое ворошить? На море случаются иногда недолговечные курортные романы, но нам это не грозит, потому что мы приехали сюда с уже состоявшимся романом, которому нет конца.
– Умеешь ты убеждать, как все комсомольские вожаки, – засмеялась Лариса, – а почему все-таки бросил завод?
– Скучно мне стало там. Меня готовили после армии на партийную работу, потом райком партии, а там тоска зеленая. Мне даже не понравилась служба в КГБ, у верующих бывают временами посты, а чекисты постятся всю жизнь. Ничего нельзя, ни тебе выпить, ни закусить в хорошей компании, с женщиной не расслабишься, за аморалку белый билет и за ворота. Скукотища, потому и пошел в милицейские опера.
– Вот, наконец-то я тебя расколола. Так твои коллеги выражаются? Значит, ты не боишься аморалки и крутишь с женщинами? Интересно посмотреть, кто занимает мое место после отъезда? – спросила Лариса.
– С ума сошла от ревности? После твоего отъезда мне не до женщин, я полгода отдыхаю на диване, а потом живу воспоминаниями, – засмеялся Виктор.
– Врешь, но складно, – улыбнулась Лариса.
– Главное убедительно. Пошли купаться, а то приехали на море и ля-ля на берегу.
– И то верно. Я последний раз купалась на море в Ницце три года назад.
     Он с первой встречи смотрел на Ларису с замиранием сердца, любовался ее фигурой на лесном озере, а здесь на море она вышла на песчаный берег сверкающая на солнышке от морской воды и плюхнулась с ним рядом. Они не вытирались полотенцем и их мокрые тела слегка соприкасались. Чуть пообсохнув, они вновь бросались в море и покачивались на небольших волнах. Солнце в бархатный сезон на море ласковое, но к вечеру они почувствовали легкое покраснение тела.
– Люка, мне с первого взгляда понравились твои светло-голубые глаза, обрамленные густыми темными бровями и такой же шевелюрой, а на фоне моря твои глаза стали синими. За обладание таким мужчиной многие женщины могли бы приударить.
– У тебя нет причин для волнения. С тобой никто рядом не стоял.
– Пока я рядом, а когда уеду?
– А ты не уезжай, – лукаво улыбнулся он.
– Было бы все так просто, – грустно сказала Лариса.
– «…Не уходи, побудь со мною. Я так давно тебя люблю.Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю. Побудь со мной…», – пропел куплет старинного романса Виктор.
     Лариса подошла к нему и поцеловала. Он не уставал упиваться ее красотой, море и солнце придавали ее смуглому лицу особый шарм без косметики, хотя она и до моря ей не очень пользовалась. Она надела свое цыганистое платье темного цвета с россыпью цветов, подпоясанное широким шелковым поясом, подчеркивающим ее стройную фигуру, и босоножки на высоком каблуке, почти сравнявшись с ним в росте. Он был в костюме без галстука, да и пиджак он повесил на плечо для Ларисы, если будет прохладно. К Саше они пришли вовремя. За ужином Ольга что-то обсуждала с Ларисой, а Виктор ловил себя на том, что прислушивается к ее завораживающему голосу и до того она была хорошенькой, что ему вновь и вновь хотелось остаться с ней наедине. Такое чувство посетило его при первой встрече и не покидало до сих пор.
– Молодежь, а не хотите сходить на танцы? У нас по вечерам на набережной с живой музыкой отдыхающие танцуют. Это недалеко от вашего домика и все ровно от музыки заснуть не удастся, – сказала Ольга.
– Но вы не старше нас будете, так может, вместе пойдем? – спросил Виктор.
– Да мы здесь с апреля танцуем, но с вами прогуляемся, – согласилась Ольга.
    Два гитариста, ударник и аккордеонист  с огромными динамиками расположились в беседке над пляжем. Парень с девушкой пели знакомые песни. Освещенные прожекторами волны с шумом накатывали на берег и уносили гальку в море, создавая неповторимую аранжировку для музыки на танцплощадке, от чего фестиваль песни в Сан-Ремо отдыхал, тем более по телевизору. Отдыхающие, которые прибыли сегодня,осматривались, стоя вдоль набережной, а кто уже курортный роман успел закрутить. Семейные пары танцевали, но таких было немного, вечер только начинался. С первых нот Виктор узнал мелодию вальса «Эти глаза, напротив» в исполнении Ободзинского и парень в ансамбле явно подражал ему. Он положил пиджак на парапет.
– Мадам Лаура, разрешите вас пригласить, – Виктор с улыбкой протянул ей руку.
– Мадмуазель, с вашего позволения. Так давно не танцевала вальс, – улыбнулась она.
   Виктор галантно провел ее на середину танцплощадки, правой рукой обнял за талию, а левую сложил за своей спиной, Лариса положила обе руки на его широкие плечи. Они закружились в вальсе в центре, чтобы не мешать другим парам, но увидев, что несколько пар топтались по краям площадки, почувствовали простор. Виктор приподнял вверх руку Ларисы и крутанул ее, а потом, подхватив в свои крепкие руки, размашисто кружа по всей площадке, то отпуская партнершу в свободный полет, чуть придерживая за руку, то заключая ее в своих объятиях. Их спины чуть коснулись друг друга, и вновь она порхнула, как птичка и попала в его руки.  Ему показалось, что музыканты играли эту мелодию раза в два дольше, наверное, им  было приятно, что их музыка так заводит. Музыка стихла, и Лариса поцеловала его. Давно он не танцевал с таким удовольствием. С разных концов площадки послышались аплодисменты. Они, смущенно опустив головы, подошли  к Саше с Ольгой.
– Вот, Саша, сразу чувствуется офицерское воспитание, – сказала Ольга.
– Это с кадетского корпуса, – улыбнулся Виктор.
– Ну, я вижу, вы здесь освоились, отдыхайте, а мне завтра на работу. На завод за шампанским после обеда приглашаю, – сказал Саша.
    Они еще потанцевали, но чувствовалось излишнее внимание на себе окружающих и им опять захотелось уединиться.
– А ты купалась когда-нибудь в море ночью? – спросил Виктор.
– Да как-то в голову не приходило, а это не опасно?
– Очень приятно, когда шторма нет, а сейчас волна небольшая. Правда, пограничники могут сделать замечание, но думаю, своим удостоверением отмахнусь. Здесь пограничная зона и зелененькие иногда патрулируют.
– Мне с пограничниками не хотелось бы встречаться, сам понимаешь, улыбнулась Лариса.
– Это я беру на себя.
– Тогда пошли переодеваться. После плавания сон будет крепким, – сказала Лариса.
– Размечталась. В Москве отоспишься, когда я на работу выйду, – улыбнулся Виктор.
Вечер был теплым, но вода в море была гораздо теплее и, потому не хотелось выходить на берег. Виктор взял фонарик. Днем камни нагревались на солнце и ночью сохраняли тепло, которое привлекало черноморских  крабов. Они размером были чуть больше среднеазиатских скорпионов и такого же черного цвета. Он предложил Ларисе посидеть на одном из огромных валунов и полюбоваться лунной дорожкой во всю бухту. Луч фонарика  скользнул по поверхности камня и крабы от света поторопились нырнуть в море.
– Ой! Что это? – вскрикнула Лариса и прижалась к нему.
– Да это крабы. Не бойся, они безобидные, их клешни могут за пятку пощекотать и не более.
– Мне что-то расхотелось сидеть на камнях и на песке тоже. С нашего крыльца бухта, как на ладони и лунная дорожка с боку лучше смотрится, – улыбнулась Лариса.
– Ну, хорошо, уговорила, но я хочу еще разок нырнуть в море. Ты со мной?
– Я бы осталась на берегу, но одной страшно. Пошли купаться. В море на самом деле хорошо.
   На крылечке он повернул шезлонги в сторону моря и разглядывал широкую полосу лунной дорожки, которая освещала всю бухту и влажные ступеньки на склоне, спускавшемся к берегу. Лариса устроилась рядом и протянула ему свою руку. По обе стороны дорожки на камнях росли розы, от которых исходило сладостной благоухание. Между камней пробивались местами  мшистые лужайки с густым цветущим кустарником и несколько кривых сосен. Красота ночной бухты была в рассеянном сером свете луны под легким седым туманом с моря, которое накатывалось на берег с мягким грохотом и откатывалось, шипя сползающей в море галькой.  Виктор открыл бутылку сухого вина и разлил по бокалам.
– Я на самом деле испугалась твоих крабов. Первое, что мелькнуло у меня в голове – огромные скорпионы. А почему их днем не видно?
– Днем они ползают по дну моря в поисках пищи. Черное море самое безопасное для плавания даже ночью. В Ницце мало любителей ночных купаний в море, а в Египте их вообще нет, так как ночью хищники приплывают близко к берегу в поисках пищи и можно попасть под раздачу. Здесь только медузы могут обжечь, как крапивой, а там можно ночью на морского ежа наступить и весь дальнейший отдых провести в постели. Так что пользуйся самым безопасным морем.
– У меня мелькнула дикая мысль. Отсюда рукой подать до Ниццы. Я могу зафрахтовать там яхту и встать на якорь напротив этой бухты в нейтральных водах, а ты ко мне приплывешь. Вот бы мы оторвались в Париже! Как тебе моя идея? – спросила Лариса.
– Шикарная идея, но больше наливать тебе не буду. Нам бы еще после прогулки в Ниццу вернуться незаметно обратно домой.
– А вдруг тебе не захочется возвращаться?
– Исключено. Кроме наших спецслужб меня будут ловить еще и французские, а когда за тобой следуют две тюрьмы, то не очень весело отрываться даже в Париже.
– С тобой и помечтать нельзя.
– Я не умею мечтать на нелегальном положении, потому не заплываю далее 200 метров от берега, чтобы не провоцировать пограничников, а если надо уйти за бугор, то я не вижу для себя проблем. Я служил немного на Черном море в Анапе морским погранцом и знаю систему охраны границы, потому могу пройти через нее, как нож в масле. Только не вижу я себя на нелегальном положении под постоянной угрозой ареста.
– Люка, мой милый, Люка, я на самом деле только помечтала, – она обняла его и поцеловала в губы.
– Ты знаешь, из нашей постели вид на море такой же привлекательный, если открыть окна и двери.
– А тебя русалка ночью не украдет?
– Это домик администрации и сюда отдыхающие не заходят, ты их имела в виду?
Он протянул ей руки, помог встать с шезлонга, и она полностью оказалась в его объятьях…
Виктор давно понял, что с половым воспитанием в СССР дела обстоят из рук вон плохо. Чтобы показать народу иностранные фильмы, их сначала просматривали старцы из Политбюро и думали, что совершили сексуальную революцию. Но никакой революции не было и ничего на этом фронте не сдвинулось. Если в кино показывали голую коленку женщины, то зрители в зале замирали, а фильм шел с запретом «до 16». В минуты замирания зала в ожидании продолжения любовной сцены, Виктор шухарно чихал тоненьким голоском и зал сотрясался от смеха зрителей.  В общей массе парни были неуклюжими, не знающими, как подойти к девушке, да и они застенчивые, неопытные в этом деле. Одним словом целомудренность с одной и другой сторон, от которой только лишние проблемы. С Ларисой ему не было скучно. Их любовные отношения были похожи на игру, в которой они сами устанавливали правила, а потом с удовольствием их отменяли. Главное взаимное желание и никаких запретов. Она научила его многим ласкам.  До встречи с ней он был таким же парнем, как все в СССР, не искушенным в любовных играх, а с ней  наверстал все годы отсталости…
Сегодня у них шикарная постель с видом на море, которое волнами подкатывает к их домику, а мог быть и ночной пляж, но она испугалась ночных гостей-крабов. Любовные отношения не могли застать их врасплох ни в поезде, ни на берегу озера, в лесу, где они были наедине с природой. Сказали бы раньше, что он будет таким маньяком, не поверил бы. Хотя маньяк что-то другое, нехорошее. Он только с ней такой. Их отношения не назовешь гражданским браком, они граждане разных стран, которые против заключения их брака. Они не уверены в завтрашнем дне и не знают, что с ними будет. Из их постельных историй получилась бы хорошая история любви. Наверное, это и есть любовь, а супружеская жизнь скукотище. Они бы не против поскучать вместе, но, увы…
Их одноэтажный, уютный домик с трех сторон огибал цветник с розами всех цветов и размеров, кустовые розы были высажены вдоль каменной дорожки, а плетистые карабкались по стенам. Воздух здесь был напоен ароматами моря и роз, которые любил директор завода Иван Иванович и весь Московский авиационный завод на Нижней Масловке был в клумбах с розами, а про пансионат на море и говорить было нечего.
Рассвет на Черном море наступает внезапно, словно по мановению волшебной палочки. Только что вокруг царила непроглядная тьма, но кто-то одним взмахом стер с неба мрак, и слева быстро поднималось солнце. Море было тихим, ни одного судна на обозримом горизонте и оттого казалось пустынным. Все было слишком прекрасно. Они лежали в центре Парадиза – райского сада и понимали, что взяли эту высоту, за которой может быть падение, не от них зависящее. Не получается прожить в одном прекрасном фильме с одними и теми положительными героями. Они понимали, что впереди разлука, но не знали на сколько, потому отрывались по полной. Им не приходило в голову даже легко поссориться, и обижено разойтись по углам, как в ринге. У них не было времени на эти мелочи.
Он проснулся рано утром и вышел к морю. Лучше всего было купаться, когда обитатели пансионата еще мирно путешествовали во сне по другим мирам. Он поплавал, выложил красивыми камушками на песке «Лариса» и вернулась в домик. Лариса проснулась поздно, сказалось долгое путешествие и ночные купания. Сначала она не поняла, где находится, и удивленно покрутила головой в разные стороны. Большая светлая комната была залита лучами солнца, на полуоткрытых окнах колыхались от морского бриза легкие белоснежные занавески. Белье было белоснежным, очень свежим  и хрустящим, с причудливыми вышивками. В ногах лежало свернутое одеяло из верблюжей шерсти. Лариса спустила ноги с кровати и подошла к окну, чтобы полюбоваться на морской прибой. Его нежный шепот был единственным звуком, который нарушал тишину. Не торопясь умылась и присела за столик с зеркалом, колдовать над своим лицом.
– Завтракать пойдем? – спросил Виктор, слегка обняв ее со спины за плечи и прикоснувшись щекой к волосам.
– Я уже и забыла, что здесь не надо его готовить. Пойдем, конечно, иначе ты меня на кухню пригласишь.
– Не правда, я могу и сам приготовить, но лучше не будем терять время. Нас ждут красивые места Парадиза.
    В столовой посреди зала стоял длинный дубовый стол, накрытый белоснежной скатертью. Он буквально ломился от пирожных, ягодных пирогов и бутербродов, возле которых стояли чайники и кофейники с чашками. Груши, яблоки и персики стояли в нескольких вазах. Стол украшали вазы с цветами. Это было для тех, кто опоздал на завтрак. Они присели за свой столик, и к ним подкатила тележку все та же симпатичная блондинка с предложением нескольких блюд на завтрак.
– Приятного аппетита. Ждем вас на обед, – сказала она и тихо укатила на раздачу, так как они были одни в зале.
– Куда ты меня сегодня поведешь? – спросила Лариса.
– Немного по горам, а потом на Царский пляж. Нам нужно только переобуться, в твоих босоножках там не пройдешь.
– Ты меня пугаешь.
– Ничего страшного, только в одном месте метров двадцать надо пройти, держась за меня, но если будет страшно, то вернемся назад.
– Это вряд ли, – улыбнулась Лариса.
 Они прошли по набережной бухты до горы Сокол и спустились к морю. Небо, серое еще минуту назад, когда они подошли к подножью горы, теперь стало безоблачным и ослепительно голубым. Они обернулись и увидели ровные песчаные полосы, и на этом золотом фоне резко выделялся ряд пляжных кабинок, напоминавших оскаленные зубы, а прямо под ними море катило свои волны в залив, омывая песчаный берег. Скалы подступали к самому морю. Частые мелкие волны узкого залива набегали на песчаные берега. Чайки, мечущиеся над волнами и небольшие птицы, скользящие по поверхности воды. На противоположном берегу бухты резко выделялась на фоне неба гора Орел с одинокими соснами на скалах. Гранит горы Сокол уходил в морские глубины так же отвесно, как и подымался вверх. Водоросли держались в расщелинах. Они то тихо вытягивали, то прятали зеленые руки, пытаясь схватить стаи пугливой рыбы. Падение каменных стен в воду было настолько крутым, что даже крабы с трудом удерживались на них. Они беспомощно растопыривали клешни и срывались в глубину от каждого ничтожного колебания волны. Вода в бухте казалась покрытой слоем темного оливкового масла. Волны стихли, и на ней не было ни малейшей ряби. Самый ее глухой цвет, тяжесть и вместе с тем прозрачность давали представление большой глубины. Виктор ступил на тропу, высеченную в скале, и протянул Ларисе руку.
– Спасибо, я сама, – сказала она и посмотрела вниз.
  Тропа была на высоте десяти метров от поверхности моря, которое было темным от глубины. Стены скалы были во многих местах рассечены от вершины до поверхности моря прямыми трещинам высотой в сотни метров. Было непонятно, почему они не обрушиваются под ударами волн или колебания воздуха. Вскоре тропа стала скошенной в сторону моря, и передвигаться по ней следовало лицом к скале, хватаясь за камни двумя руками, а внизу под отвесной скалой море в десяти метрах.
– Лариса, такая тропа метров двадцать, а потом, как по бульвару. Пойдем или вернемся?
– Пройдем. В крайнем случае, искупаемся в море.
– Я и не сомневался в тебе. Народ здесь ходит. Ты держись левой рукой за мой пояс для страховки.
– Чтобы вместе улететь со скалы. Нет уж, я лучше двумя руками буду за камушки держаться.
    Они не торопясь преодолели опасный участок тропы, и вышли к повороту, где на скале был уступ над морем.
– По молодости мы здесь с местными пацанами прыгали в море на спор.
– Молодость вспомнил, старичок ты мой, я бы и без спора отсюда нырнула бы, – Лариса посмотрела вниз, – метров двенадцать будет.
– Пятнадцать, – уточнил Виктор, – так мы в шторм прыгали. Выбирали волну поменьше и вперед. Только на скалу забираться во время шторма не очень, того и гляди волна припечатает к скале.
– Я так и поняла, что ты просто так не можешь купаться в море и даже со скалы прыгать. Тебе шторм подавай. Ты и на мотоцикле просто так ездить не умеешь, не пропустишь ни одного трамплина на сельской дороге, чтобы не подпрыгнуть. Я на всю жизнь запомнила полет в Бутырках.
– Лариса, мы же договорились не вспоминать наш «полет» и потом ты сама попросила напугать тебя.
– Конечно, мне стало интересно, почему с тобой бояться кататься на мотоцикле. То ты на велосипеде с трамплина в речку, то на крутую гору в лоб на мотоцикле, где и пешком не подняться. Так что ничуть не удивляюсь прыжкам в шторм.
– Я же сказал по молодости, – виновато буркнул Виктор.
– Что-то верится с трудом, веди меня дальше, безбашенный ты мой, – улыбнулась Лариса и поцеловала в губы.
– Вот, совсем другое дело, за поворотом грот Шаляпина, и мне хочется петь.
– И что? Там сам Шаляпин пел?
– Говорят. За гротом сплошные исторические места. Разбойничья бухта, где скрывались контрабандисты, а за ней царский пляж, где с семьей купался царь Николай II.
– Так пошли скорее, мне уже хочется окунуться в море.
– С уступа прекрасный вид на Зеленую бухту, песчаные пляжи и поселок Новый Свет, как на ладони. В средневековье здесь стояли торговые суда генуэзских купцов. Будешь фотографировать?
– Обязательно.
   Потропе они спустились вниз к морю в грот Шаляпина. Он был похож на летнюю эстраду в парке, только больших размеров. Голицын вложил немало труда в эти стены из плотного, хорошо обработанного песчаника, сохранились ниши для хранения бутылок с вином. Над родником подземных вод, в потолке грота, был вделан металлический крюк для крепления люстры. В гроте с прекрасной акустикой давали концерты и угощали вином.
– Посмотри, как красиво в Синей бухте отражаются скалы, – сказал он при выходе из грота, – цвет их был суров, но не однообразен, черные, с желтыми и серыми пластами. Мрачноватый колорит Синей бухты отвечает ее названию – Разбойничья. Бухта хорошо спрятана от моря и берега между горой Сокол и мысом, далеко уходящим в море своим причудливым очертанием, напоминающим ископаемого ящера, пьющего воду из моря. Скалы здесь круто обрываются вниз, затеняя воду, придавая ей густой ультрамариновый оттенок.  Когда-то темными ночами швартовались здесь фелюги контрабандистов, мелькали и гасли их одинокие фонари при разгрузке товаров, которые тихо переправлялись в горы...
– А здесь можно искупаться и с камней нырнуть? Какая здесь глубина? – спросила она.
– Метров сто будет у берега. Там скала вертикально вниз уходит, мы ныряли раньше, темно даже в солнечную погоду.
– Жуть! Что-то мне расхотелось здесь нырять. Пошли быстрей на царский пляж.
   Под солнечными лучами серые тени скользят в глубине моря, переплетаясь со светлыми полосами света, играя с пролетающими на солнце золотистыми брызгами волн. Брызги рассыпаются по воде серебряными звездочками, прикрывая непроглядную синь морских глубин. На поверхности моря заколыхались морские зонтики нежных медуз, покачивающихся на волнах. Наверное, к шторму. Вечно что-то ищущие неугомонные  чайки, словно снежные хлопья, кружились над водой, задевая гребни волн. Другие присели на краешек волны и катаются, словно серфингисты.
Тропа скользит по спине ящера, который отделяет Синюю бухту от Голубой. И она действительно голубая, вода в ней спокойная, как в блюдце, и отражает голубое небо.   
– Мы пришли на небольшой, но очень уютный пляж, который несет свое название «Царский» с 1912 года, когда августейшее семейство посетило его, о чем Николай II сделал запись в дневнике о путешествии на яхте «Штандарт», – сказал Виктор, – теперь можем отдохнуть и поплавать в тихой бухте, пока никого нет.
– Тихое местечко. Тебе можно здесь гидом подрабатывать. Мне даже страшно подумать, скольким девчонкам ты здесь запудрил мозги по молодости, как ты выразился. И в шторм, наверняка, не на спор прыгал со скалы, а чтобы перед девчонками повыпендриваться. Ух, ты какой, – улыбнулась Лариса и, сбросив с себя все кроме купальника, нырнула в море.
Виктору нравилось, что она не входит в море, как некоторые дамочки, боясь испортить прическу или смыть слой косметики. Лариса ныряет и получает удовольствие от моря по полной. Он прошел по песку к воде и получил огромную порцию брызг теплой морской воды, после чего нырнул и вскоре увидел ее фигуру под водой. Он не удержался и обхватил эту русалку за талию, увлекая под воду, но тут же получив легкий шлепок по голове, вынырнул и поцеловал ее губы, от чего они вместе погрузились под воду до дна, благо, что было не глубоко.
– Как здесь красиво и тихо! – сказала она.
– По-французски «парадиз» означает и «сад» и «рай», правильно.
– Не прошло и пяти лет, как ты вспомнил, что существует французский язык, – улыбнулась Лариса.
– Мы же сразу определились, что не будем с тобой тратить время на изучение французского. Для этого у меня впереди зима и без тебя. А вспомнил я потому, что после войны с турками Крым отошел к России, а эти земли Екатерина II  подарила французскому дворянину Галере, от которого и пошло название Парадиз, а уж потом здесь появился князь Голицын.
Они вышли из воды и упали на песчаный пляж, который укатали волны и на песке отпечатались лишь их следы.
Она накрыла его своим мокрым телом, их губы сомкнулись в долгом поцелуе. Они нежились на солнышке, предаваясь любовным ласкам.
– Пляж пустой, но у меня такое впечатление, что за нами наблюдают, – улыбнулась Лариса.
– Вполне возможно. По этим горам ползают туристы, да и пограничники обходят дозором. Здесь погранзона, потому они никого не упускают из вида.
– То-то я чувствую, что мою спину и чуть ниже не только солнышко жжет, а еще и чей-то взгляд.
– Они такой русалки никогда не видели в здешних местах, – засмеялся Виктор, – и замечания им не сделаешь. Служба такая.
– У тебя тоже такая служба была в Анапе?
– Нет, морские пограничники русалок только в море высматривают.
– Вывернулся. Что-то я проголодалась в нашем путешествии.
–Здесь вокруг полная тишина с общепитом, потому предлагаю искупаться на дорожку и на обед с шампанским в пансионат.
– Мне нравится твое предложение, но нам далеко возвращаться.
– Здесь другая дорога есть, более короткая, через можжевеловую рощу сразу в поселок. Небольшой перевал и мы дома.
   – Так пошли купаться на дорожку, – улыбнулась Лариса и взяла его за руку.
На перевале им попадались изогнутые крымские сосны и целые заросли древовидного можжевельника. Заблудиться было невозможно, и тропа вывела их к светлому зданию в стиле средневекового замка, увенчанному четырьмя башнями, которое построил князь Голицын для работников завода шампанских вин, а там и пансионат показался.
– А что мы здесь не пошли на царский пляж? – спросила Лариса.
– Тогда бы не увидела красоты моря со скал и всего остального. Жаль, шторма не было, когда брызги от волн долетают до тропы.
 Они зашли сначала в бар пансионата побаловать себя прохладным шампанским.
– Лариса, ты какое будешь, сухое, брют или что послаще?
– Конечно, брют и шоколад.
Шампанское в бокалах искрилось светло-соломенным цветом с нежной искрящейся пеной. Он поднял бокал к лучам солнца, который высветили игру мелких жемчужинок  углекислого газа.
– Ты знаешь, я не вижу разницы между французским «Мадам Клико» и этим брютом, – сказала Лариса.
– После обеда надо к Саше зайти, он обещал нас упаковать шампанским.
   Они вместе с Сашей на его автомобиле подъехали к заводу,и тот вошел, как к себе домой, сказав охране, что они в дирекцию. Да и не мудрено, так как Московский авиационный завод «Знамя революции», на котором ранее работал Лукин вместе с Евдокимовым, уже почти двадцать лет оказывал заводу шефскую помощь по поставке и ремонту оборудования. Их пригласили в дегустационный зал и предложили шампанское со льда. Это было блаженство. Они выбрали «сухое» и «брют», каждому по коробке, чтобы хватило до отъезда в Москву, где, кстати, купить такое шампанское невозможно. Его иногда можно увидеть в Судаке или Феодосии, да и то выбракованное.
– Как отдыхается? – поинтересовался Саша.
– Прекрасно, а теперь с таким запасом шампанского будет еще веселей, – улыбнулась Лариса.
– Я вас так понимаю, – заговорщицки улыбнулся он.
Виктор поставил три бутылки шампанского в холодильник и стал собираться на пляж.
– Мы идем купаться на наш пляж или на камни? – спросил Виктор.
– Все равно, но немного позже, – сказала она, озорно сверкая глазами.
– Ты устала и хочешь отдохнуть?
– Нет, не устала, а чем мы занимались на царском пляже? – спросила она.
– Купались и еще… – он не успел договорить. Она закрыла ему рот горячим поцелуем…
Снова Парадиз…
Курортные романы в Крыму… Лариса, шутя, спросила, сколько их было. Наверное, столько, сколько раз приезжал сюда. Они сами тебя находят и разят, словно молнии в ночном небе, вспыхивая в самый неожиданный момент, захватывая врасплох в порыве страсти, а потом так же внезапно гаснут, оставляя лишь красивые воспоминания о безумно счастливых днях, проведенных на побережье Парадиза…
Их с Ларисой молния сразила пять лет назад зимой в метель, а потому оказалась более прочная, чем курортная. Тогда он впервые взглянул в ее глаза и, уловив ответный взгляд, почувствовал внутри что-то непередаваемое и необъяснимое. Они только познакомились, а ему казалось, что он знал ее очень давно. Он вел себя тихо или негромко молчал, а по ее глазам все понимал, что их встреча неспроста. Губы коснулись губ тихо в игре, им придуманной, и вдруг сомкнулись в страстном взаимном порыве, как будто они этого и ждали. Не курортный у них роман, а неземное счастье в Парадизе.
Они сегодня нарушили распорядок дня и не пошли на ужин. Какой может быть ужин, когда на столе шампанское, вино с фруктами и шоколадом, а голова любимой женщины лежит на твоем плече.
– Не спишь? – спросил он.
– Красиво, боюсь пропустить что-нибудь интересное.
– Когда-нибудь мы будем вспоминать эти ночи. В московской квартире спросишь меня: «Ты помнишь ту ночь на берегу моря? На пустынном пляже никого вокруг и темнота поглотила нас. Одинокий фонарь у пирса освещает волны, разбивающиеся о камни. Темная гладь моря сливается на горизонте со звездным небом. Ночное безмолвие окутывает море, небо и побережье, погружая мир в беспроглядную тьму, но вышла луна и зеленовато-золотистой дорожкой пробежала по глади моря. Лунная дорожка на фоне окружающей ночной темноты делает знакомый пейзаж таинственным и завораживающим. Может, пойдем, искупаемся?
– Что-то прохладно стало. Не хочу никуда, и ты так красиво рассказываешь. Ты со мной рядом такой родной и близкий в эту минуту, что хочется сидеть вот так всю жизнь. В твоих объятиях мне легко и уютно. Не надо ни о чем думать, переживать, беспокоиться. Наше молчание нарушает лишь тихий шепот волн да пара чаек летает у самой кромки воды, через минуту взмывая ввысь и снова опускаясь, но ни на миг не разлучаясь друг с другом. Возможно они, как и мы, странники в этом случайном мире, встретились на вечность, а завтра могут расстаться навсегда…
Он подтянул верблюжье одеяло и, накрыв ее, осыпал поцелуями все ее тело. Через несколько минут одеяло летело обратно в ноги с возгласом Ларисы: «Мне жарко!»…
Больше всего ему нравилось наблюдать за утренней красотой моря. Он не рисковал разбудить Ларису с первыми лучами солнца, которые постепенно проникают во все щелочки уснувшей природы и отогревают ее от ночного мрака. Просыпается все живое и первым крымский петух. Его соло, скорее, похоже на колыбельную, нежели пробуждающую. Он не орет, как другие петухи, но прогоняет ночную нечистую силу прочь. Наверное, петуха так рано не кормят, и кур он не топчет, так что же ему горло надрывать, потому от такого соло проснулся лишь кот Васька на хозяйственном дворе и грациозно протопал в сторону столовки. С восходом солнца море меняет свои оттенки, превращая ночное темное пятно в переливающиеся краски темно-фиолетового, синего и  голубого цветов с золотистым отражением солнечных лучей. Невозможно  придумать названий бесчисленным оттенкам красок неповторимого и ежеминутно меняющегося моря на фоне белых барашков волн. Необозримая водная гладь, зовущая и пугающая своей таинственной неизмеримой глубиной, откуда волна, постепенно набирая силу, тянет со дна фиолетовую  темноту с нежной синевой в середине, а у берега безумно играет голубым и весело падает прозрачными сверкающими каплями.
До самого отъезда они с Ларисой избрали ленивый отдых. В основном вовремя посещали столовую, плавали в море и нежились под лучами солнца бархатного сезона, когда температура воды и воздуха были почти равны, но им ничего не стоило нарушить распорядок дня и проспать завтрак. Такое происходило, когда яркое солнце уходило на запад и небо окрашивалось в темно-багряный цвет. Ужин они накрывали в своем номере. Иногда этому способствовал проливной дождь, и с моря поднимался туман. В такую погоду не погуляешь, но их ненастьем не испугаешь. Их номер был упакован, как подлодка для автономного плавания. После ужина и сладкой ночи спится в такую погоду на удивление хорошо, и наутро чувствуешь себя очень даже неплохо. Отдернув штору, обнаруживаешь, что дождь еще не прошел, возвращаешься к любимой в теплую постель, и завтрак мягко переходит в ужин…
Если бы можно было остановить время, то любовь была бы вечной, но так  нежиться можно только в Парадизе и не очень долго. Они принимали каждое мгновение, проведенное вместе, как подарок судьбы. Вынужденная свобода расслабляла их. У них была его квартира, но там их могли в любое время накрыть, да и на море они отдыхают нелегально. У них было все и в то же время ничего, они не могли создать семью, и возвести стены своего жилья, чтобы защитить себя от непрошеных гостей.
– Лариса, мне с тобой настолько хорошо, что я стараюсь запомнить прекрасные часы, проведенные вместе, а когда мне будет плохо в одиночестве без тебя, то вспомнив кусочек счастья, будет легче.
– Когда-нибудь мы будем вспоминать нашу свободную любовь, когда нас могли разлучить в любое время. Если не пройти такой путь, что уготовили нам, то и счастье семейной жизни не почувствуешь.
После непогоды ночь была прохладной. Гул волны на море слегка нарушал тишину их уединения. Они сидели на скамейке между домом и пирсом. С обеих сторон о камни разбивались высокие волны, и брызги долетали до их ног, оставляя на пирсе мокрые следы. На фоне звездного неба и белого диска луны с искрящейся на темной поверхности воды дорожкой света было ощущение безмятежного спокойствия, как будто они наедине с вечностью. Все проблемы, тревоги и печали – в другой жизни, а сейчас они стали частью окружающей их среды. Они понимали, что с первыми лучами солнца завораживающая ночная картина превратится в воспоминания об этом таинственном мире, впрочем, как и их поездка на море.
Десять дней на море пролетели, как один день и они снова в столичной квартире. Их тела сверкают после душа бронзовым загаром, лица посвежели от воздействия морской воды и солнца. Лариса продлила свой отпуск, уволившись с работы, а Виктору скоро выходить на работу. Лариса хлопотала по хозяйству.
– Лариса, в субботу праздник, день Веры, Надежды и Любви. Мы приглашены к Прохоровым. Надежда в этот день станет на год старше.
– Я заметила, что на моей родине столько праздников, о которых я и не слышала. У Надежды день рождения будет?
– Да, и обычно она его весело празднует на теплоходе. Помнишь, как мы на нем отплясывали в порту?
– Мне понравилось.
В субботу на теплоходе ходили по Клязьменскому водохранилищу. В бухте Радости сошли на берег, пожарили в лесу шашлыки и до полуночи по воде доносились с теплохода песни под аккордеон Николая. Продолжили праздник, как всегда, в акватории «Речного вокзала» под «черняшку» с шампанским из буфета теплохода из Астрахани.
Через неделю, 5 октября, у Лукина был главный профессиональный праздник – День уголовного розыска, а в этом году была 60-я годовщина. Его коллеги собрались отметить праздник в ресторане «Узбекистан» с женами. Не мог же он сидеть с Ларисой дома, жарить шашлыки и запекать картошку на мангале в лоджии и праздновать, как Штирлиц в камине из «Семнадцати мгновений весны». Рано или поздно Ларису надо было выводить  «в свет», и не для кого из коллег она уже не была тайной. Жены коллег ее не видели, да и не все оперативники удостоились. Лукин не знал, как они, но жены точно придут посмотреть на его избранницу, а ему спокойней, что они не будут больше подыскивать для него спутницу жизни, как для инвалида с любовного фронта. Правда, никто не знал, что у Ларисы виза в Узбекистан, да и та уже закончилась, но данное обстоятельство касалось только их двоих, и ответственность за контакт с иностранкой он брал на себя.
– Я буду самой красивой женой в Московском уголовном розыске. А не будет смотреться вульгарно, если я одену свои изумруды с бриллиантами? – спросила Лариса.
– Все, что угодно. Ты будешь под защитой МУРа, – улыбнулся Виктор.
– Да, ты кому-нибудь доверишь меня, – засмеялась Лариса.
Погуляли весело, сыщики умели сделать себе и близким праздник, а следом был день рождения Виктора, который праздновали с друзьями в ресторане «Столичный» гостиницы «Москва». На праздниках Лариса выглядела молодой шахиней. Праздники немного отвлекали ее от мыслей о Париже, а в будни она все чаще стала вспоминать Францию, мотивируя, что надо съездить за зимними вещами, да, и оформить визовые документы, потому что посольство больше не продлило. В общем, были серьезные заморочки. Он понимал, что не может аргументировано убедить ее в обратном, да и нечем ему возразить. Он мог бы сделать ей настоящий советский паспорт, но все ровно липовый, который мог ускорить их путь в «казенный дом». Они хотели легализовать свои отношения, и нельзя им было чудить. Да все его годовые накопления потихоньку заканчивались, и ее франки тоже. Гульнули они четыре месяца, конечно, от души. Одна только свадьба в Самарканде чего стоила. Зато есть, что вспомнить и опять весело.
    Кончилось тем, что Виктор собрал последние деньги и купил ей билет до Парижа.
– Я могла бы еще побыть с тобой.
– И пилила бы каждый день о необходимости отъезда. Я же все понимаю, что другого выхода у нас нет, так что тянуть? Скорее уедешь, так скорее вернешься. Или я не прав?
– Ты, как всегда прав, это и противно. Тихо билет в зубы и вперед, даже не сказал, что пошел за билетом. Как тебе вообще продали билет до Парижа?
– Я очень попросил. Нет, уж, если решила ехать, то лучше сейчас, пока у нас с тобой не началась будничная серая семейная жизнь, от получки до получки. Ты там пока все отладишь, а я здесь немного финансовое положение поправлю.
– На другую работу пойдешь? – улыбнулась Лариса.
– Нет, другим способом, для всех это тайна.
– И мне тоже?
– Тебе особенно.
– Ладно, не издевайся. Это не опасно?
– Нет, конечно, я иногда играю в азартные игры на деньги. Карты, ипподром.
– Да ты еще и игрок! Мне только этого не хватало. Лучше я тебе пришлю сколько нужно.
– Воттолько не франки. Я мужчина, не альфонс.  Играю я очень редко для того, чтобы выиграть и уйти, потому что у меня не бывает денег для проигрыша. Я не игрок, а, скорее, мошенник, потому что никогда не проигрываю.
– Ты мне еще открыл одну сторонку своей жизни. Сколько у тебя их еще? Надо тебя с собой забирать.
–Мы эту тему давно уже оставили. Хорошо?
– Подожди, сколько у нас осталось времени быть вместе?
– Два дня. Хватит, чтобы отметить твой отъезд.
– Не хочу отмечать. Вот, когда вернусь, закатим пир на весь мир.
– Но от семейного ужина вдвоем ты не откажешься?
– Только я сама дома накрою стол. Не хочу в ресторан и никого не хочу видеть, кроме тебя. Да, я часто говорила тебе о поездке в Париж, но сейчас я поняла, как мне трудно будет уехать от тебя.
Наступил вечер, за которым на следующий день Белорусский вокзал и одиночество. Он не хотел не то что говорить, а даже думать про последний вечер.
– Я уеду месяца на два и к Новому году буду здесь с тобой.
– Значит, Новый год встретим вместе. Хорошо, я буду ждать, – сказал Виктор, понимая, что такое невозможно даже по бюрократическим нормативам оформления новой визы.
Прожили они вместе долгих четыре месяца. При их нелегальном положении это было слишком много. За эти месяцы их не накрыли за нарушение визового режима. У нее было разрешение на пребывание только в Самарканде, а ему запрещалось  иметь контакты с иностранными гражданами. Они потратили за четыре месяца целое состояние в рублях и валюте, устроив себе большой праздник, а жизнь состоит еще из будней. Для Лукина это не было проблемой. Он умел быстро перестраиваться от праздников к будням и вполне мог прожить на свои 150 «рэ» в месяц и еще откладывать с них в «кубышку» к ее приезду. Правда, в шутку он называл свою экономию освоением «программы выживаемости». В армии он сталкивался со своими сослуживцами, проходившими эту программу. Очень серьезно, когда кидают тебя в тайге без соли и спичек, а потом забирают через месяц, если выживешь. У первобытных людей были хотя бы каменные топоры.
Подвергать Ларису этой программе выживаемости в советской действительности он не решился, потому что она могла бы подумать при оформлении следующей визы в СССР. Нынешняя виза у нее закончилась и если власти в СССР могли бы ей сделать снисхождение при возвращении во Францию, то немцы более дотошные и придираются к просроченным визам при пересечении границы на поезде, даже если пассажир транзитный. В общем, им необходимо было расстаться на время, но на какое точно никто из них не знал.
На вокзале Лариса встретила своих соотечественников, которые ехали в соседнем купе, и затрещала французская речь. Незнакомые друг другу люди говорили ни о чем, но Виктор видел, как она преобразилась в их окружении. Он знал, что не может жить во Франции, а сможет ли она жить в России? Он представил ее состояние применительно к себе, когда он скучал по Москве, по родным и друзьям в командировках, которые неожиданно затягивались. Если у них все сложится, как они планируют, то им все-таки придется уступать друг другу и бывать там и там. Ее «здесь» он мог еще представить, а его «там» было более чем призрачно. Апока ему казалось, что все рушится на этом вокзале. Эти рельсы, которые проходили  под окном его квартиры, как  паутина протянулись до самого Парижа.  Бери дрезину и кати навстречу неизвестности. Где эти белорусские партизаны или пьяные Апачи, которые рельсы разбирают?
Поезд тронулся, он помахал рукой и, развернувшись, той же рукой смахнул скупую мужскую слезу от большой несправедливости в их с Ларисой жизни и зашагал в сторону дома. Давно закончилось «бабье лето» и в  Москве  наступила поздняя осень с холодными дождями. Было слякотно и сумрачно,прохожие прикрывались раскрытыми зонтами.
«Какая отвратительная погода», – подумал он, подняв воротник пальто и уткнув в него нос. Почему такая жестокость, почему они должны были расстаться?
Квартира еще хранила запахи ее духов и всюду ее вещи, в шкафу, в ванной, на подоконниках и полках. Еще не скоро выветрятся дурманящие сладострастные запахи Парижа. Было впечатление, что она вышла в магазин и скоро вернется промокшая и продрогшая, с покупками и не раз выразится самым ругательным французским выражением «мерд», потому что не смогла купить того, что хотела, простояв в очередях. Ее отъезд казался нелепой случайностью, глупостью и всем, чем угодно, но только не их осознанной необходимостью. Он позвонил другу Анатолию Прохорову и поехал на Сокол. Не мог он находиться дома, от всего окружающего ком подкатывал к горлу. Слез не текли ручьем, но глаза были влажными. Вечером он устроился за письменным столом, включил настольную лампу с зеленым плафоном и окунулся в созданный ими «почтовый роман», написав Ларисе, как ему совсем неуютно без нее в их квартире…

















               И все-таки почтовый…

       

Первое письмо она написала еще в поезде и опустила в почтовый ящик в Минске. Страницы полные любви и нежности вместе с сожалениями о жизненных неудобствах, которые заставили их временно расстаться. В ответ  он опустил в синий почтовый ящик с надписью «Выемка писем 10-11, кроме воскресенья» целую ученическую тетрадь из 12 листов, исписанную мелким почерком. Они еще не забыли своего «почтового романа», потому как из пяти лет их знакомства и года не было, когда они были вместе. Хватит ли у них терпения и сил на преодоление всех препятствий, чтобы больше не расставаться? Он писал почти каждый день, когда оставался один дома или в кабинете. Чаще получалось по вечерам:
«Здравствуй моя любимая!
Еще не расставшись, мы уже скучали друг по другу. По ночным прогулкам на берегу моря, по безумной свободе, где только ты, я и звездное небо над головой. Нам не дано было победить обстоятельства и тем более остановить время.Наша последняя ночь на берегу. На море шторм, порывистый ветер и звезды падают с неба, но мы давно уже загадали желание быть вместе и пока не получается. Не в нашей власти изменить этот  жестокий мир, и нельзя загадать, чтобы та ночь не заканчивалась никогда…
…Ты просила меня не грустить и обещала приехать к Новому году. Я на тебя не сержусь за твои вынужденные фантазии. Наоборот, соври, что-нибудь еще в письме. В поезде ты обрадовалась соседям по купе и заговорила по-французски. А после объявления: «Поезд отправляется. Пассажирам, просьба занять свои места» ты не сдержала слез. Не понимаю, как мы будем в разлуке друг от друга. Безумно скучаю и надеюсь на встречу Нового года вместе. Только какого, не знаю…».
Лукин вышел на работу все в том же осеннем пальто и поэтому поводу Михалыч только хихикал, зная, сколько денег, было у Лукина до отпуска, но он мог только догадываться, как счастливо он прожил эти месяцы.
Просчитать сколько продлится их роман в таком режиме невозможно. Он не может здесь в Москве обеспечить Ларисе жизнь, хоть капельку похожую на ту в Париже. Москва далека от Парижа во всех отношениях. Можно в своем гнездышке создать уют, комфорт и соответствующую атмосферу, но для этого нужны финансы, а откуда они у простого оперативника уголовного розыска. Виктор может поправить свое финансовое положение азартными играми, но только раз в году и то, шутя после загула в ресторане. Он играл без азарта и риска, потому что рисковать было не на что, и ставку за него делал Сергей, да и играл он только в его компании. Партнеры по игре были изучены и с его комбинация из везения помноженного на блеф приносила хорошие выигрыши. Он резко уходил на пике выигрыша, он это чувствовал, чтобы не растерять выигранное. Игра для него была развлечением, а выигрыш считался находкой, потому Лукин никогда не заводился в азарте.
 Парижа как варианта для проживания для него не существует, так как надо было все бросить здесь и там «за бугром» получить униженное положение в обществе на уровне безработного африканца. И тем более Виктор не мог представить, что жена будет его обеспечивать и всегда зарабатывать больше, чем он. Таких мужиков называют нехорошим словом, а потому вопрос переезда просто исключался. Пока их отношения были заоблачными. Они летали и порхали в своих мечтах и фантазиях по поводу совместной жизни, надеясь реально провести вместе несколько месяцев, которые предоставляла им судьба. И было щедростью с ее стороны, исходя из того положения, в котором они оказались. Никто им сети не расставлял, получилось все само собой.
Пять лет назад он понимал, что может встретить девушку, которая отобьет у него желания мотаться в Севастополь и предлагать замужней женщине руку и сердце, с которой дружил более десяти лет. И встретил. Да такую, что все вокруг перестали для него существовать. Лариса пошла на обман только с одной целью, чтобы не потерять его, поэтому умолчала о замужестве и о Париже. Но случилось то, что уже случилось, а главное, он об этом не жалеет. Встречи по несколько месяцев в году, но все они незабываемые. В них нет будничной серости. Каждый день праздник. Плохо, что нет семьи, но Лариса ему сама в шутку предложила, что он может пять раз жениться, но потом она все равно приедет и заберет его с собой, а детей от него она будет рожать в Париже, там воспитывать ей будет легче. Такие разговоры она сопровождала смехом, и он расценивал их, как шутку.
У нее никогда не было проблем, она быстро оформила развод после встречи с ним, бросала работу, когда ее не отпускали для поездки в СССР, но принять решение и бросить все там, переехав к нему, ее хватало на два-три месяца. Не получилось из нее декабристки. И, наверное, сравнение ее с декабристками и Сибирью было близко к реальности СССР семидесятых годов. Они вполне могли туда угодить. Их любовные отношения не подпадали под статьи Уголовного кодекса, но в госбезопасности работали те же фантазеры, для которых был бы человек, а статью они подобрали бы. Им не могли разрешить брачный союз, а в Сибирь легко. Потому остался только «почтовый роман», и он отражал только идеальные их отношения, не допуская и намека на ссору или обиду. Когда живешь вместе, можно вспылить, потом извиниться и замириться, а на бумаге можно такое допустить один раз, и все может рухнуть. Очень трудно из такого положения выбираться в письмах, когда объясняешься сегодня, а читать будешь через две недели.
Два месяца пролетели, как один день. Виктор знал, что Лариса не успеет обернуться до Нового года и все-таки ждал. Вдруг у нее получится посмотреть Кремль в новогоднюю ночь, но французы не рискнули бы приехать в лютые морозы.В конце 1978 года в столицу ворвался с покрытого льдами Карского моря студеный воздух Арктики с температурой воздуха до минус 45 градусов. Под новый год был побит температурный рекорд прошлого века, таких морозов столица не видела с 1892 года. Верно говорит пословица: «Солнце повернуло на лето, а зима на мороз». В новостях передали, что не повезло и парижанам, когда в новогоднюю ночь температура упала с +12 °C до ;10 °C. Лариса писала, что для них такой мороз был катастрофой, а для Виктора семейный праздник опять встречать холостому.
Он не определился с кем встречать Новый год, но не одному же сидеть под елкой и выть на луну, да и ночь была звездной с полнолунием. Дежурить в оперативной группе не очень хотелось из-за сочувствия женатых коллег, что он опять в одиночестве. Позвонил друзьям по старому двору Василию и Володе. Они так и не женились, продолжая встречаться со своими подругами Галкой и Людмилой у Василия в отдельном особняке на Новослободской, но это их проблемы. Им никто не мешает и не запрещает. Двухэтажный дом совсем расселили, и Василий стал его владельцем до сноса дома. Елки росли во дворе, осталось их только нарядить. Вся компания была рада возвращению Виктора хотя бы на празднование Нового года, и ему было приятно вспомнить, что в этом доме при них Лариса объявила об их помолвке. Они знали их обстоятельства и ни о чем не спрашивали, а главное, больше не пытались познакомить его с кем-нибудь. Галкина сестра Любаша вновь вышла замуж и отошла от их компании, у нее опять семейный праздник.
– Я сначала не поверила, что мы будем отмечать Новый год вместе и Виктора потянуло на старые места, – улыбнулась Галка.
– Ребята, я должен сразу пояснить причину своего появления, чтобы не было кривотолков, – сказал Виктор.
– Что-то задушевное? – улыбнулась Галка.
– Более чем. Утром встречаю одну подругу и она рассказала, что вчера к ней домой завалился друг Вася. Посидели, выпили молча, а потом он так же молча навалился на нее и изнасиловал... А зачем приходил, так и не сказал! Чтобы у вас не было вопроса, зачем я сюда пришел, скажу прямо: «Я пришел, чтобы поздравить вас с Новым годом!» Василий, у тебя руки не болят? – спросил Виктор.
– А я здесь при чем? – недоумевая, спросил Вася.
– Так наливай за встречу и старый год надо проводить достойно. Не беспокойся, она рассказывала не про тебя, – под общий хохот сказал Виктор.
– Опять ты со своими шуточками. Что будем? Коньяк или водку?
– А ты так и не посерьезнел, – сказала Галка.
Все, как обычно, девчата готовили салат и вынесли на крыльцо остудить заливное. Василий, наконец, получил старшего лейтенанта КГБ вместе с новогодним пайком из гастронома на Лубянке, а Володя из спецслужбы ГУВД, как обычно, отоварился в продуктовой «Березке» на Большой Грузинской улице. В магазинах ничего не купишь, а у всех москвичей стол по праздникам ломился. По телевизору показали в очередной раз «Иронию судьбы или с легким паром». Парни плеснули по стаканам армянского коньяка на аперитив.
– Виктор, принеси заливное с крыльца иначе превратиться в ледышку на таком морозе. Ишь французы нашлись, на аперитив и без нас, – улыбнулась Галка.
– Дамам могу предложить в полном смысле слова сногсшибательное эскимо на аперитив, – сказал Виктор.
– Что за эскимо? – спросила Галка.
– Берем бумажный стакан, наливаем армянского коньяка и опускаем туда палочку. Потом выносим на снег, и при сорокаградусном морозе получается эскимо.
– Нет уж, давайте лучше выпьем живьем. Все бы тебе с девочками что-нибудь сногсшибательное употреблять, – сказал Вася, и все захихикали.
– Чудик, я сегодня без девушки.
– А я бы попробовала, – сказала Галка. Она всегда противоречила Васе.
– Галка не вопрос, – сказал Виктор, – расскажу вам историю «С легким паром дубль два»: Понимаете, каждый год 31 декабря мы с друзьями ходим в баню. Это у нас такая традиция… Потом бродили по друзьям, как встретили Новый год – не помню. Возвращаюсь домой под утро. Открываю дверь своим ключом. Заглядываю в комнату, а там моя жена лежит в постели с каким-то мужиком. Стол ломится от выпивки и закусок. Присел, выпил, закусил, а потом гляжу, а мебель то не моя. Кинул взгляд по углам и понял, что и квартира не моя. Давайте выпьем за то, чтобы в Новом году нам везде был накрыт шикарный стол, чтобы было с кем и было где.
– Виктор, а мы с такими темпами не пропустим Новый год? – спросила Галка.
– Правильное замечание Галка сделала. Мы еще старый год не проводили. Василий, налей девочкам. Помню, как мы познакомились за этим столом, когда вы, будучи студентами, готовились к экзаменам, а я мешал вам, но ничего, дипломы получили. Человеку свойственно всю жизнь учится, и каждый год он становится умнее. Думаю, и годы тоже чему-то учатся друг у друга. Так давайте же выпьем за то, чтобы каждый новый год учился у старого только хорошему! – сказал Виктор.
– За старый год и нашу дружбу, – сказала Галка.
 По телевизору зазвонили куранты на Спасской башне,  Виктор открыл шампанское и быстро разлил по бокалам, но пена сползла на скатерть. Вася нахмурил брови, но замечание сделать не успел.
– Пусть наша жизнь в новом году будет как это шампанское – легкой, волнующей, ароматной и льющейся через край! С Новым годом! С Новым счастьем! – сказал Виктор под звон бокалов.
– Узнаю Лукина, а мне сказали, что ты как-то притих, – заулыбалась Галка.
– Так он тихий, когда трезвый, – хихикнул Володя.
– Ребята, вы меня знаете, если я начну рассказывать матерные анекдоты, то значит, мне пора домой, – засмеялся Виктор.
– Одна наша подружка до сих пор вспоминает, как обмывали твои звездочки лейтенанта. Ты такой смешной пришел в нашу компанию, – улыбнулась Галка.
– Так я в тот день так обмыл свои звезды, но вы настояли, чтобы с вами тоже, потому что пригласили свою подругу познакомить. В результате она до сих пор хихикает, а я не помню о ком разговор, потому что не видел ее в упор. Мужики, она хоть не страшная была? – спросил Виктор.
– Если б не твоя француженка, то давно бы уже женился на Наташе. Очень достойная девушка, – сказал Вася.
– Галка и она до сих пор не замужем? – спросил Виктор.
   Галка мотнула головой.
– Так что мы сегодня не пригласили ее к нам? – как всегда прямолинейно спросила Люда.
– Она раньше ждала звонка от Виктора, а теперь думает, что он женился, – сказала Галка, – я же больше не хочу выступать у него свахой. Взрослый уже мальчик и может сам позвонить если надо.
– Галка, значит, не судьба, если за пять лет так ни разу не видел ее и не знаю о ком разговор. Тема закрыта.
– А, жаль… –  сказала Галка.
– Так все, не будем о грустном. Мать спрашивает взрослую дочь:
           «А ты чего ждешь от Нового года? И сама толком не знаю. Чего-то хочется: то ли семечек, то ли замуж».
Давайте выпьем за то, чтобы в Новом году у нас было все, включая и семечки! – засмеялся Лукин.
– Василий, включи музыку, а телевизор приглуши. Что у тебя новенького? – спросила Галка.
У Васи появился новый катушечный магнитофон, а кассетами заставлены полки и только он мог разобраться, что там находится. Володя был ростом за 180 см и плотного телосложения, от того и добрый малый, а Вася небольшого роста, худощавый с залысинами, а потому всегда с ехидцей. Вот и сейчас он поставил песню «У деревни Крюково» с подколкой Виктору, чтобы пригасить его слишком веселое настроение. А, может быть, и не так, но Виктор притих и был благодарен Васе, совершенно неважно, что он хотел. Никто не пошел танцевать, Виктор плеснул себе коньяку и выпил молча…
– Ребята, спасибо за праздник. Мне пора, – сказал Виктор.
– Куда ты так заторопился, ведь мы только разгулялись, – спросила Галка.
– Мне надо позвонить.
– Так позвони от меня, – предложил Вася.
– Если я позвоню от тебя, то ты завтра будешь опять работать столяром на мебельной фабрике, – улыбнулся Виктор.
– А из дома не боишься туда звонить? – спросил Вася.
– Кто тебе сказал, что я из дома буду звонить, – Виктор взглянул на часы, – я успею еще раз поднять бокал ровно в двенадцать и поздравить. Оказывается можно иногда время остановить.
– А на посошок? – предложила Галка.
– Сама напросилась, я тебя за язык не тянул, – улыбнулся Виктор:«Одна молодая француженка приехала в Москву работать гувернанткой, а через несколько месяцев приезжает домой беременной. Муж выспрашивает, как получилось, а та твердит, что русские предлагали ей выпить «на посошок», да „на посошок“». Легли спать, а француз взял русский словарь и прочитал: «Посох» – палка в дорогу.
Ребята засмеялись, а Галка смущенно сказала:
– Если ты еще выпьешь, то не и такое расскажешь.
– Нет, Галочка я поддерживаю твое предложение и теперь серьезно! Говорят, что лучшая песня, которая еще не спета, лучший город, который еще не построен и лучший год, который еще не прожит. Так пусть же Новый год принесет нам 365 солнечных дней, обилие добрых встреч и улыбок. Пусть сбудутся ваши мечты и планы! С Новым годом! С новым счастьем!
Виктор развязал тесемки на шапке и прикрыл уши, шарфом замотал горло вместе с носом и поднял у пальто воротник, как будто он мог спасти от мороза. Единственной теплой вещью по такой погоде у него были летные кожаные перчатки на белой цигейке. Он хотел зайти поздравить с Новым годом Вику и от нее позвонить Ларисе. Вика поздравляла его с наступающим Новым годом и сказала, что у нее будут гости, но она будет одна. Данное обстоятельство и смущало Виктора. Позвонить в новогоднюю ночь Ларисе из квартиры ее подруги было бы криминалом, а потому он зашагал домой, решив, что в новогоднюю ночь его звонок в Париж утонет в общей массе поздравлений и на Лубянке не обратят на него внимания. Да они там давно про него все знают, потому пора быть попроще и не шифроваться.
Бывшему биатлонисту Лукину пройти пару километров до своего дома не составляло труда даже по морозу под сорок. Десять лет назад они бегали и стреляли по двадцатиградусному морозу и не замерзли, а тут прогулка спокойным шагом по заснеженной столице. Он прикрылся шарфом и дышал через него, от чего  брови и шарф быстро покрылись инеем. Дома, столбы, фонари, дорожные знаки и автомобили  были тоже в мохнатом инее. Деревья стояли в белом убранстве и ветви, как исполинские кораллы, свисали над головой. Отлитые из чугуна решетки вдоль тротуаров были словно изо льда. Кристально чистый  снег под ногами скрипел со свистом в белом безмолвии, и лишь под светом уличных фонарей искрился россыпью мелких бриллиантов.
Виктор любовался рисунками лютого мороза, который посещал столицу лишь в прошлом веке. И природа подготовилась к такому катаклизму, не просто покрыв все снегом, а укутав в него с такой тщательностью и заботой, с какой не всякая мать пеленает своего младенца. Снежный покров с двухметровыми сугробами поглотили столицу, которая выглядела как Помпеи, погребенные под слоем пепла. Но вскоре его демисезонное пальто совершенно перестало согревать. Мороз гулял по ребрам, как будто по голому телу. Хотелось натянуть шарф на голову, а ее убрать в плечи, но не хотелось выглядеть немцем под Москвой 1941 года. Он шел, как по глухой деревне, где ложатся спать, как стемнеет, ни одного прохожего и машины застыли на обочинах. Вряд ли кто-то мог запустить двигатель в такой мороз.
Знакомая картина для Лукина. Он побывал зимой в Якутии и Красноярском крае, а там такие морозы не новость. В морозные ночи на ясном небе горит множество звезд и не слышно даже малейшего движения ветра, но тишину морозной безветренной ночи нарушает тихое потрескивание, как на высоковольтных проводах. Местные объяснили, что на сильном морозе, выдыхаемый из легких пар кристаллизуется и образует потрескивание. Однако шутки в сторону на таком морозе. Любая непредвиденная задержка на природе и ее красота может обернуться бедой. Такие же кристаллики могут образоваться в легких, и даже кровь замерзнуть, а через час и сам превратиться в сосульку. Вот, наконец, подъезд, а до Вики еще бы топать пришлось. В подъезде было тепло, а дома Ташкент, истопник в ЖЭКе постарался.
Как у Высоцкого: «Для меня эта ночь вне закона. Я пишу – по ночам больше тем. Я хватаюсь за диск телефона и набираю вечное 07».
  Ушли в историю вечные 07 и телефонистка ответила на 816:
– Международная слушает. Что вы хотели?
– Девушка, с Новым годом! Можно заказать Париж в кредит?
– Да, пожалуйста, но в течение часа, линия перегружена. Назовите номер. Сколько минут?
   Прошло не более получаса, как раздались длинные звонки телефона. Милый голос сообщил, что соединяет с Парижем.
– Уи, уи, – услышал он знакомый голос в трубке,
– Люка ты? Как я рада тебя слышать. Ты откуда звонишь?
– Из дома. Здравствуй, любимая, поздравляю тебя с Новым годом! С новым счастьем!
– Да, спасибо и тебя с Новым годом! Он у нас только начался, мы собрались  у меня с соседями. Как ты там, почему дома? Как настроение, мой любимый?Ты обычно звонил мне из других городов, когда вылетал в командировку.
– Все хорошо. Я уже отпраздновал в кругу друзей по старому двору. Ты их помнишь, это там, где ты объявляла о нашей помолвке.
– Еще бы не помнить особняк Васи и деревню Крюково, ты им привет передавай и поздравления. Я очень скучаю по тебе и хочу в компанию с тобой.
– Когда тебя ждать?
– Немного позже. С визой заморочки и подзаработать надо, потому отпуск будет не раньше, чем через полгода.
– Приезжай, как сможешь. Как-нибудь прокормлю нашу семью. Я не просто скучаю, а думаю, скоро глюки появятся с твоим изображением, а там и до желтого домика недалеко.
– Я делаю все, чтобы мы могли спокойно жить и не думать о финансах через месяц или три, как у нас бывало. Ты сможешь нас прокормить, спору нет, но для счастья нужно чуть больше. Потерпи, я что-то придумаю. Не будем о грустном в Новогоднюю ночь.
– Налей шампанского, и давай чокнемся по трубке. У меня тост в стихах: «Двенадцать бьет, и поднят мой бокал. – И в этот миг, загадочно звенящий, – Моя любовь – всех дел моих запал. – Мой первый тост – за голос твой летящий, – За волшебство твоих зовущих глаз, – За то, что я с тобой провел мгновенья, – За радость встреч, что ожидает нас, – За жажду, что не знает утоленья!
– Спасибо за прекрасные слова! Да, за радость встреч и без утоленья. Я хочу быть с тобой, и все будет хорошо.
– Я и не сомневаюсь.
– И прекрасно, я тебе утром напишу, а пока клади трубку, иначе у тебя вся зарплата улетит, – сказала она.
– Хорошо, я обо всем сейчас напишу тебе, за окном лютым мороз под сорок, а дома тепло, но не очень уютно без тебя.
– Мы тоже от мороза с ума сходим. Для нас минус десять катастрофа, не могу представить, как можно жить у вас в такой мороз. Напишу, целую.
Сколько ушей слушало их разговор? Нет, лучше общаться в письмах. Их если и читает, то один сотрудник, который изучил ваш роман и многое ему уже не интересно. Они с Ларисой понимали, что бурная переписка держала на плаву их взаимоотношения и другого им не дано.
И хватит мерзнуть. Лариса нарисовала перспективу встречи через шесть месяцев, и если вспомнить другие ее отъезды на месяц, а возвращение через три или полгода, то совершенно не понятно, когда она вернется. Михалыч прав, надо немного утеплиться. Ребята из спецслужбы давно предлагали ему болгарскую или монгольскую  дубленку через «Березку». Они подешевле, а главное потеплее. Из отечественных овечьих шкур шьют только тулупы для сторожей, да полушубки постовым милиционерам и красноармейцам. Они еще теплее дубленок, но в них только в огороде пугало наряжать. Много ли надо человеку для счастья в лютый мороз? На следующий день он с удовольствием прогулялся по морозу в дубленке и больше не шарил холод по ребрам.
Он вспомнил армейские будни, когда зарплата была, как у командира дивизии и одевался только в ателье по заказу из модных журналов, удивляя в те времена друзей шубой из темно-коричневого мутона и норковой шапкой. Лариса заставляла его обновить гардероб, но она приезжала только летом, потому и вещи покупали по сезону. Она и сама уезжала каждый раз в Париж, чтобы забрать зимнюю одежду, но вряд ли там носили дубленки и шубы зимой. Он предлагал утеплить ее, но она отказалась, зная, что вернется во Францию.
Прошел год. Он так и не дождался приезда Ларисы и к следующему Новому году. На письменном столе пачки ее писем в красочных конвертах с наклеенными марками, из которых получился бы ни один альбом, но он не филателист. Видимо снова придется встречать Новый год вдвоем с «Иронией судьбы или с легким паром…»
1979 год. В январе объявили результаты переписи населения в СССР – нас стало 262 миллиона.  Весь белый свет страдал от бензинового кризиса, и ученые головы лихорадочно думали над спиртовыми и электродвигателями. В Советском Союзе бензин подорожал в два раза, но все ровно стоил 20 копеек за литр и хоть залейся. В пасхальную ночь по телевидению транслировали концерт «Бони М», а только в начале года их пластинки стоили у фарцовщиков по 250 рублей. Курс доллара составлял 66 копеек, а болгарский лев стоил дороже доллара. Всем было понятно, что доллар искусственно занижен и потому была путаница при расчетах, а как хотелось купить американские джинсы по нормальной цене. В штатах они стоили 15 долларов, что в переводе получалось 10 рублей, а фарцовщики их толкали по 200. Впрочем, и доллары у них шли не по 60 копеек, а по 4 рубля с риском «залететь» по валютной статье 88 УК, по которой расстреливали. 
Советский народ был самым читающим в мире. Брежневу присудили Ленинскую премию по литературе, и все учебные заведения обязали изучать его «Малую землю», «Целину». Довелось и Лукину в Академии МВД сдать зачет по знанию его произведений, которые он не читал, в чем признался знакомому профессору и тот учинил запись в зачетке в знак солидарности, потому, как и сам не успел прочитать. Между тем произведения генсека стали выпускать тиражами в 15 миллионов экземпляров, которые не снились и классикам мировой литературы. С переводом на 65 языков их разослали в библиотеки 120 стран мира. На экраны страны вышел фильм «Москва слезам не верит»…
Лукин помнил разговоры в прошлом году с коллегами в Узбекистане и был уверен, что мудрые политики обойдутся поставками оружия в Афганистан, но на южных границах грянула война. Что это была за война, Лукину стало понятно немного позже, а пока он, как и все граждане, был уверен в информации о вводе ограниченного контингента войск для поддержки руководства Афганистана, которое проводило политику СССР в жизнь. В узких кругах МВД шли разговоры, что теперь через границу с Афганистаном в СССР может хлынуть поток оружия и наркотиков, потому надо помочь новой власти той страны в создании милиции и оперативных служб для борьбы с бандформированиями.
Среди командированных сотрудников были знакомые коллеги Лукина, которые звали его в эту команду как знатока Средней Азии, а в Афганистане половина населения состоит из узбеков, таджиков и туркменов. Но Лукин не привык без разбора лезть в драку, надо было оценить, что ему нужно в той стране. Коллегам понятно, кому ордена и медали, кто-то хотел выслуги год за три, да и денег подрубить, но все-таки большинство ребят были настроены патриотически. Однако данное чувство должно быть на чем-то основано, а тут война в чужой стране. Некоторые руководители говорили о США, что если не мы, то американцы войдут в Афганистан, а там выход в Персидский залив. Вероятно, они никогда не видели карты и не знали, что до Персидского залива надо было пройти Иран или Пакистан. Да, американцы были реальной силой, и они могли войти в Афганистан, но здесь скорее сработали амбиции партийной верхушки и разведки, которые в отместку США за потерю Чили решили опередить их на южных границах СССР.Как бы там ни было, а Лукин решил пока не принимать поспешных решений, тем более что официально ему никто не предлагал поехать в Афганистан, а от таких предложений не отказываются и не размышляют, что и почему. Сказал: «Есть!» и вперед. А пока ты в Москве, то можно сопли по щекам размазывать.
23 декабря 1979 года в «Правде» появилось сообщение:  «В  последнее время западные, особенно американские,  средства  массовой  информации распространяют заведомо инспирированные слухи о некоем «вмешательстве» Советского Союза во  внутренние  дела  Афганистана.  Дело  доходит  до утверждения, что на афганскую территорию будто бы  введены  советские «боевые части». Все это, разумеется, чистейшей воды  вымысел». Однако приказ о вводе войск был уже отдан, а через два дня Брежнев в интервью той же «Правде» объяснял его необходимостью  «не  допустить превращения Афганистана в империалистический военный плацдарм на южной границе нашей Родины».
Кто бы мог подумать, что великая страна прожила последний мирный 1979 год, начавшийся с лютых морозов, а закончившийся войной в Афганистане. Впервые Советский Союз применил организованную вооруженную силу за пределами своих границ. Президента Франции Валери Жискар д’Эстен связывали теплые личные отношения с Леонидом Ильичом Брежневым и Франция оставалась самой дружественной страной Запада с СССР.Он лично беседовал с Брежневым о возможности сохранения части контингента войск в столице и других крупных центрах Афганистана для поддержки коммунистического режима, но тщетно…
В мире бытовало мнение, что афганский коммунистический режим вынашивался в СССР и не имел шансов выжить без военной поддержки своего покровителя и что невозможно заставить русских бросить коммунистов Афганистана на произвол судьбы. Афганский народ встал на путь независимости и свободы, но очень круто, и, как бывало в истории, силы прошлого ополчились против революции. Настал момент, когда мы уже не могли поступить иначе, что означало бы отдать Афганистан на растерзание как Чили, где идеи социализма были потоплены в крови. Каждая война – трагедия, а гражданская война вдвойне, и, как правило, вмешательство в нее другой страны ведет к тому, что именно последняя оказывается ответственной за все неудачи и потери. Так будет и в Афганистане – ответственность за все разрушения и жертвы могут возложить на СССР.
До этих событий Лукин еще надеялся, что дружба руководителей их стран и развитие культурных связей позволят им с Лаурой зарегистрировать брак. Он не собирался принимать гражданство Франции, но у них появилась бы возможность легально встречаться и она могла бы оформлять визы к нему, а не в Узбекистан. Теперь все накалилось до предела, одним словом война, и он уже не верил, что ей дадут визу даже к маме, которая оказалась на границе с войной в Узбекистане. Он с Лаурой понимал эти обстоятельства и в письмах обходили проблему стороной.
14 января 1980 года  104 страны-участницы ООН осудили действия СССР и потребовали вывода наших войск из Афганистана и только 18 стран были «за» при 18 воздержавшихся. Все как на партийном собрании. Дальше – больше. 65 стран объявили бойкот Олимпийским играм 1980 года в Москве, включая США, Канаду, Турцию, Южную Корею, Японию, ФРГ и примкнувший к ним Китай, который через многие десятилетия впервые заявил о своем участии. И снова облом.
В КГБ считали диссидентов главной опасностью для государства и ужесточили репрессии  за выступления против  участия советских войск в гражданской войне Афганистана. В конце 1979 года были арестованы и сосланы лидеры и активные участники, а 22 января 1980 года создатель водородной бомбы академик Сахаров за выступление был лишен правительственных наград и выслан в город Горький. Город этот был  «секретный» и  на несколько лет  академик  был лишен связи с иностранцами.
В гуще событий вечером в квартире Лукина раздался непрерывный телефонный звонок. Звонил межгород.
– Виктор! Здравствуй, это я!
От неожиданности он потерял на секунду дар речи. Долгожданный голос итак просто: «Здравствуй, это я!»
– Ты откуда, где ты? – спросил он.
– Я в Одессе. Появилась возможность поехать в круиз, и я не отказалась. Мы сегодня ночь пришли теплоходом, а утром в Киев и на следующий день самолетом в Париж. Три дня и только сюда и с группой туристов. Ты понимаешь?
Что здесь было непонятного. Ей отказали с визой в Узбекистан, как и предполагал Виктор, но они об этом молчали.
– В каком отеле ты остановилась? Я сейчас прилечу.
– Ты не успеешь, не надо.
– Тогда утром встречу тебя в Киеве.
– Не надо этого делать, я скоро приеду к тебе. Сейчас мы с группой и мне будет трудно от них оторваться, а тебе пройти в гостиницу. На этот раз твой штамп в паспорте не поможет, это не Узбекистан. У меня не было другого выхода на поездку в Союз и нам не надо в Киеве встречаться.
– Скажи, свой телефон в гостинице.
– Я пока не знаю и звоню из автомата, сам знаешь почему.
– Так в какой хоть гостинице, я тебе перезвоню.
– Зря я тебя взбудоражила своим звонком, но так хотелось услышать твой голос. Я тебя люблю, скоро буду. Мне пора.Пока, целую.
 Разговор резко прекратился, как и начался. Он толком не понимал, что происходит. Они не виделись более года, только письменные заверения, что скоро приедет. Вдруг туристическая поездка на теплоходе в Одессу и она сообщает, что для встречи нет возможности. Где-то подсознательно он понимал, что ей виднее и встреча нежелательна на виду у всех спецслужб, но желание увидеть ее побороло здравый смысл, который никогда не сопровождал его со дня знакомства с Лаурой.
 Виктор позвонил своим друзьям в спецслужбу ГУВД Москвы по гостиницам «Интурист» и попросил у них телефоны всех гостиниц Одессы и Киева, где она могла остановиться. Ему повезло. Очень быстро в самой большой гостинице нашел номер, в котором остановилась  Лаура Колен.   Ее телефон не отвечал до трех часов ночи, но он проявил настойчивость, будь она неладна.  Лариса сообщила, что они гуляли со всей группой в ресторане, потом в баре и попросила дать отдохнуть до утра. Виктор перезвонил утром, и Лариса сама начала рассказывать свои ночные похождения, но совершенно другие.Они Виктора не интересовали, и он о них не спрашивал.
– Я тебя не спрашивал об этом, но коль скоро разговор зашел, тогда объясни мне, когда ты врала ночью или сейчас?
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что в три часа ночи ты рассказывала мне совершенно другое. Ты, что не одна, поэтому не можешь со мной встретиться?
– А, что ты хотел услышать от загулявшей, сонной женщины в три часа ночи? Я спросонья могла, что угодно ответить.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Конечно не одна, а с группой туристов.
– Я вылетаю в Киев. Можем же мы случайно встретиться в ресторане или в музее?
– Пока не можем. Ну не могу я тебе все рассказать по телефону. Мне пора. Группа уже в автобусе. Я тебе напишу. Целую. Пока.
– Я тебе тоже напишу, – огрызнулся Виктор и бросил трубку.
Он никогда не разговаривал с ней в таком тоне и не пытался ее ревновать. Он считал себя не целованным мальчиком и вполне допускал, что при ее красоте вокруг Лауры бродил хоровод мужчин. Тем более теперь, когда она в разводе и вполне свободна.
«А, что если она реально оценила их отношения и решила устроить свою жизнь?– накручивал себя Виктор,– и почему бы нет. Они оба понимают, что их брак если и состоится, то им придется пройти через такое и неизвестно чем это закончится. Ведь они еще ни разу не столкнулись с системой, так как их встречи были нелегальными и их не трогали спецслужбы, а затей они официальные действия по регистрации брака, то получили бы все и по полной программе. Уж они-то это знали не понаслышке. Через это прошли их родители. Лагеря и ссылки, Лариса родилась в Средней Азии, в маленьком городе Навои, где располагалась зона. Она каким-то чудом вырвалась из этого круга и вряд ли когда-нибудь, даже в страшном сне, согласилась бы вернуться обратно за железный занавес СССР».
Лукин никогда не пытался выяснить у Лауры эти подробности, так как она однажды сказала, что ей неприятно вспоминать свое детство. Но и без ее рассказов все было ясно. Да и сейчас они реально оценивали свое положение, понимая, что только так могут сохранить свою любовь на долгие годы. Лаура неоднократно в шутку разрешала ему жениться, обещая детей рожать от него во Франции и там же воспитать, а когда наступит время, то они будут вместе большой семьей. Она при этом всегда смеялась, и Виктор тоже посмеивался над ее бредом, но в то же время принимал его, как единственную возможность создания семьи с Лаурой. Только неизвестно, как все это обозвать юридически, так как до такого еще никто не додумался.
Виктор в одиночестве прокручивал их разговор, стараясь понять причину ее поездки на Украину, но он не получил от нее никаких объяснений,   если не считать противоречивых сведений о ночном загуле. Он и не помнил точно, что она говорила утром, да и не так это важно. На самом деле спросонья, да «под газами» она могла наговорить что угодно. Единственным светлым пятном были ее слова, что она соскучилась, и ей захотелось поговорить с ним, а другого выхода у нее не было, не иначе, как приехать в Одессу с группой туристов и позвонить. Хотя можно было бы позвонить Вике и поговорить с ним или он мог бы позвонить от друзей или с почтамта. Она никогда ему не врала, так почему он сейчас усомнился в ее поведении? Нервы сдали? Несомненно. Почему он судит по событиям, которые происходят вокруг него в СССР и не подумал о ситуации, которая может сложиться у нее во Франции, а вернее в посольстве СССР?  Лауре могут не давать визы для поездки к маме, так как им стали известны истинные причины ее посещения СССР и их реальные планы на бракосочетание, но она об этом не могла ни написать, ни позвонить из Франции, а туристические группы почти не контролируются, тем более по Украине.
Возможно, именно поэтому она и не хотела, чтобы он прилетал к ней на встречу в Киев. Свою встречу они скрыть никак не смогли бы. Да мало ли у нее могло быть других обстоятельств, по которым их встреча опять откладывалась! И, тем не менее, ее заверениям, что это будет скоро, он не поверил. Но вразумительного ответа он так себе и не дал. Его правильные мысли перемешались с бурными эмоциями.  Возможно, ему нужно было бы остыть или перебеситься в мальчишнике, уступив соблазну Сергея и оттянуться с девочками в бане. Но он дал волю своим эмоциям и выпалил Ларисе на бумаге почти все, что взбрело ему в голову. Теперь бесконечные пуркуа, пуркуа? «Почему» не давал ему покоя ни днем, ни ночью.
Его совершенно не интересовало, был ли кто с ней в той группе туристов, но он хотел знaть, почему? Почему она это сделалa? За все пять лет, проведенные вместе, не давали ему повода думaть, что она может быть недовольнa его действиями. Лариса всегда веселилась от души, была нежнa с ним и приветливa с его друзьями. Никогда не было и тени сомнений, что она приедет в следующий раз и навсегда, что они хотели пожениться. Так почему? Что он сделал не так? Что прошло мимо него, a он этого не заметил? Он был уверен, что у нее не было другого любовного романа. Он бы обязaтельно догaдaлся. Женщина, влюбленная в другого, меняется. Да и не было необходимости обманывать, они договорились не врать друг другу, понимая свое незавидное будущее. Онa всегда возвращалась из Парижа веселая, окрыленнaя, кaкaя-то новaя и aбсолютно роднaя. Их семейнaя жизнь былa безоблaчной. Они дaже не спорили никогдa. Лaурa всегдa моглa с улыбкой урегулировaть все их мелкие разногласия. И Виктор с восхищением признaвaл, что она окaзывалaсь прaвa.
Они понимали, что по причине нелегальности своего положения жили как на вулкане, но и это их не тяготило. Теперь предстояло выяснить, что произошло в их жизни. Что случилось с ней и с ним сaмим и почему они расстались. Он ни одной минуты не сомневался, что это временно, но, как говорится, вмире нет ничего более постоянного, чем временное. Для него совершенно ясно, что их письма читали в каких-то кабинетах. Они обычно ходили по две недели до Парижа. Он запечатал конверт и, опустив в почтовый ящик, задумался куда пойти. Только не домой. И плакаться кому-то в жилетку на тяжелую жизнь тоже не хотелось. Близкий друг Проха уехал на три года работать в Китай, и выбор пал на рабочий кабинет, где можно было отвлечь себя от разных мыслей, но они были все по той же теме. Он уже неоднократно пожалел, что погорячился с письмом и готов был пойти к «старшим братьям» на Лубянку и накрыть крючкотворам стол в ресторане, чтобы они не пропускали его письмо за бугор. Он пока не догадывался, что оказался в центре внимания у «старших братьев» и его письму дали «зеленый свет», увидев в нем их разрыв в отношениях.
Виктор втайне надеялся, что нет никому дела до него с Ларисой, но вскоре эта надежда рухнула, как карточный домик. Звонков на его рабочий телефон поступало много, а этот был полной неожиданностью.
– Виктор, Вам привет от Лауры. Мы с ней были в Киеве с группой туристов. Она улетела в Париж, а я приехал в Москву. Лаура передала для вас посылку. Я остановился у своих знакомых на Ленинском проспекте. Когда вы сможете подъехать забрать посылку?
– Как вас зовут?
– Да, извините, Василем меня зовут.
По имени и выговору Виктор понял, что тот хохол, да еще с французским акцентом.
– Василь, к сожалению, я через два часа вылетаю в командировку и буду в Москве недели через три. Если будете в Москве, то рад буду встречи, – Виктор быстро сообразил и решил соврать, да тому были веские причины.
– Через пару дней я уеду обратно в Киев, запишите телефон моих знакомых, у кого я оставлю посылку.
– Хорошо, записываю, – Виктор записал телефон.
«Кто же ты Василь? Чье задание выполняешь? Мы с Ларисой еще при первой разлуке договорились, что никаких посылок от нее он не принимает и ни с кем с ее приветами не встречается, – подумал Виктор. – В крайнем случае, они договорились передавать что-то срочное через Вику, но она молчала, да и Лариса ничего не сказалав Киеве по телефону, что передаст для меня посылку. Так что тебе от меня надо, Василь?»
Много еще вопросов хотел задать Лукин Василю, но он заранее знал на них ответы, потому не хотел с ним встречаться и моментально придумал для себя командировку. Он не собирался гаситься от Василя и не отвечать по телефону, так как тот мог перезвонить утром и поздороваться с Лукиным, который мог быть резким при назойливости и послать далеко. Он пробил по оставленному телефону адрес на Ленинском проспекте, но проверять адрес не стал, подозревая, что в квартире находились секретные люди с Лубянки, либо диссиденты с листовками из Парижа. Иначе, зачем было Василю разыгрывать сцены с приветом из Парижа. Ни с теми и ни с другими Лукину  встречаться не хотелось, но опера в нем остановить было нельзя. Вокруг квартиры друзей Василя он не стал кружиться, чтобы не спалиться, а вот в Одессе и в Киеве навести справки о Василе было куда проще.
Он позвонил своему другу Володе из спецслужбы ГУВД по работе с «Интуристом» и попросил пробить Василя из туристической группы Лауры Колен. Он изначально замотал отрицательно головой, но Виктор объяснил ситуацию, как есть и тот согласился. Вечером они встретились у их друга Васи на старом дворе, и Володя пояснил, что группа состояла в основном из эмигрантов с Украины и, вероятно, они соскучились по салу, но никого по имени Василь в группе не было. На этом он решил забыть о существовании Василя и его привете от Ларисы.
В правильности своего поведения он убедился через два дня, когда другой телефонный звонок удивил его еще больше, чем от Василя.
– Виктор Павлович?
– Да, слушаю вас.
– Вас побеспокоил капитан Савин из управления КГБ по Москве и области.
– Слушаю вас или мне подъехать в контору? Мы же в двух шагах работаем, – спокойно спросил Лукин.
– Я думаю, что мы выясним все по телефону. У нас надо пропуск выписывать и официальный вызов  с вашим руководством согласовывать, да и к вам не хотелось бы. Согласны?
Капитан Савин вполне доходчиво пояснил о взаимодействии их служб и ревностном отношении руководства к общению подчиненных.
– Вполне, говорите, я слушаю.
– Меня интересует один товарищ из Киева, вы с ним встречались? – спросил капитан.
– Пару дней назад мне передавали по телефону привет от моей знакомой. Звонил некий Василь из Киева, как он представился, и предложил получить посылку от моей знакомой, но я сослался на срочную командировку и отказался от встречи. Василь дал телефон квартиры, где оставит для меня посылку.
– А в командировку не поехали?
– Никакой командировки не было. Неудобно было послать на три буквы гостя столицы. Моя знакомая не могла мне ничего передать через неизвестных людей, а что надо съездить забрать посылку для вас? Я готов, – сказал Лукин.
– Нет, не надо. Еще один вопрос. Василь не упоминал фамилию Лукьяненко?
– Нет, я бы запомнил, потому что она созвучна с моей фамилией. Так что мне надо встречаться с Василем, чи как? Но только если вам надо, товарищ капитан.
– Не надо с ним встречаться. До свидания.
– Так вы звоните, если что, – сказал Лукин.
Он поначалу немного оторопел от звонка с Лубянки, но к концу разговора понял, что они поговорили ни о чем, потому осмелел или принаглел. Когда Лукин узнал, что Лариса француженка, то был готов к звонку с Лубянки, но потом успокоил себя, что их отношения не интересны для «старших братьев». В конце 1979 года обострились отношения с СССР с большинством стран, а потому решили и с ним разобраться. Официально оперативные службы МВД были вне опеки КГБ, и обо всех контактах с иностранцами Лукин должен был докладывать рапортом своему руководству. Не нравилось ему слово  контакт. С Ларисой был не контакт, они просто жили вместе, потому он ничего никому не докладывал, но об этом не могли знать чекисты. А Лукина все-таки водили, за ним наблюдали и, возможно, разрабатывали все эти годы. Он иногда посмеивался над проколами их сотрудников, но вел себя естественно и не мешал им работать во время слежки. А тут такой облом с посылкой Василя!
Когда наметился разрыв отношений с Ларисой, они решили использовать последний шанс, чтобы привязать его к какой-нибудь антисоветской деятельности. Какой оперативник МВД или КГБ не знал диссидента Левко Лукьяненко, представителя украинского оппозиционного движения, который сейчас отбывал второй срок в подвалах Лубянки? И методы борьбы с диссидентами вполне подходили к Лукину, если предположить, что его отнесли к ним и разрабатывали для палки, то после передачи посылки от Василя его задержали бы и сводку о преступлении положили бы руководству МВД на стол. Своему агенту Василю предоставили бы возможность скрыться, и остался бы в уголовном деле один Лукин с посылкой от диссидентов Франции, а закрепили бы дело оперативной информацией, что он якобы связан с Левко Лукьяненко, недаром же о нем спрашивал капитан КГБ. И совсем неважно, что ты его не знаешь, – беседа о нем состоялась, а значит, она была не на пустом месте.
 Так из ничего шьются уголовные дела, а при таких обстоятельствах с Василем влепили бы Лукину десятку за антисоветскую пропаганду, за которую сидят от звонка до звонка без амнистий и досрочных освобождений. И звонок был не просто так, потому что не может капитан КГБ вести беседы без оснований с оперативным сотрудником МВД. Похоже, тот и вел оперативную разработку Лукина, но он не повелся на провокацию с посылкой и чекистпровел  с ним  профилактическую беседу с целью якобы отрыва от группировки диссидентов. Лукин не фантазировал от безделья, а по опыту оперативной работы примерно знал, о чем написал рапорт капитан КГБ и подшил его в дело. Дело на полку, пока Лукин не проколется на чем-нибудь, а еще он знал, что попал на учет в 5-е Главное управление по борьбе с диссидентами к Филиппу Денисовичу Бобкову. Официально оно называлось гораздо страшнее – управление ответственное за контрразведывательную работу по борьбе с идеологическими диверсиями противника. Одна была надежда, что контингент данного Главка был настолько обширным, что о честном опере Лукине, не имеющем никакого отношения к диссидентам, они могли бы и забыть.
 Он догадался, что Ларисе не дали визу в Самарканд, чтобы они не могли встретиться или потому, что Узбекистан на границе с войной и перенасыщен информацией, недоступной Западу. Ей подвернулась поездка в Одессу и Киев, да и тут он не видел случайностей, так как в группе были, скорее всего, украинские диссиденты. Ее кто-то предупредил или дали понять, что им не надо встречаться, так как могла быть провокация. Не могла она приехать в Союз и не встретиться с ним. Значит, кто-то помешал их встрече, потому совсем не вдруг появился Василь с посылочкой, от которой несло тухлятиной. Лукин сейчас не торопясь оценил все обстоятельства и мог хоть как-то объяснить, что с ним и Ларисой случилось. А ничего хорошего. Они все-таки сделали свое поганое дело и Лукин сломался психологически на короткое время, но его хватило, чтобы  разрыв с Ларисой принял реальные очертания.
Неделя выдалась настолько напряженной, что не было времени выпить, а трезвому от такой информации можно было с ума сойти. В конце недели Вика сообщила о звонке Ларисы, она плакала и сказала, что его письмо сильно обидело ее, и она не хочет с ним общаться. Он написал письмо сгоряча, от обиды, с трудом проглатывая «ком в горле» и протирая глаза полные слез. Да письмо было жестким и обидным, но только тем, что он больше не верил ее обещаниям скорого возвращения. И как бы ни было горько, да, это была правда. Непонятный круиз с хохлами и нежелание встретиться с ним усугубило их разрыв. Наверное, не надо было писать о наболевшем, но он сорвался от обиды за несправедливость в жизни и осознавал, к чему это приведет, потому сейчас не удивлялся ее отказу общаться с ним. Мосты не сожжены, а всего лишь первая ссора и им нужно остыть, чтобы начать с чистого листа, но пока они считали, что каждый по-своему прав, потому не торопились с перемирием.
Вика высказала недоумение их непримиримым поведением: зачем резко рвать отношения и причинять боль, если они не могут друг без друга? Попрощавшись с Викой, наверное, из вежливости, обещали звонить друг другу, хотя ему хотелось это делать ежедневно, чтобы что-то узнать о Ларисе. Но он этого делать не будет. Он ушел и ушел, а прощался с самим собой. Как можно было бросить и забыть ее – он не представлял, но еще тяжелее было поставить крест на их истории, которая была так прекрасна. Он не мог отказаться от задуманного, от мечты, с которой так долго носился. И вдруг разочарование, и облегчение одновременно, зная, что все временно.
Прошедшая неделя пролила свет на некоторые обстоятельства, но Виктор не мог их обсудить ни с друзьями, ни тем более с Ларисой. От душевной  усталости он пошел по пути наименьшего сопротивления и ударился в разгул по ресторанам, баням и даже в карты на деньги покатал. Он выпускал из себя пар. Нельзя было замыкаться в себе, так недолго и пулю в лоб пустить или в пьянку ударить, но все это было не про него. Он любил жизнь, какая бы она не была, а потрясения от нее бывают разные. Ему трудно было даже представить, что вместо Ларисы рядом с ним может быть другая женщина. Он спрашивал себя, не сказочный ли персонаж придумал  в ее образе, а теперь страдает, что не будет никогда замены. Во всяком случае, ему так представлялось сейчас, но такое уже было в Севастополе, когда он пытался забыть Наташу, как говорят «клин клином», то есть полюбить другую, и надо признаться, что получилось, но совершенно случайно. Теперь другой клин против Ларисы трудно сыскать, это же не грибы в лесу, да и не очень-то хотелось. Он сравнивал себя с выжитым лимоном на поприще любви и больше не хотел никаких клиньев. Он просто устал.
 Виктор сходил с ума от этой погоды. С первых дней весны лил дождь. Он то моросил, то с сильным ветром переходил в ливень и стучал по окнам. Выходить из теплой квартиры совершенно не хотелось. Что могло быть для него лучше плохой погоды в выходные дни, но то было раньше, когда он брал в руки перо и писал Ларисе письма, а теперь не знал, куда себя деть. Снег сошел даже с газонов, но зелень еще не пробилась, потому все было грязно-серым и довольно унылым. А еще говорят, что мужчины не реагируют на погоду, но у него всегда портилось настроение, когда несколько дней не видел солнца, а тут еще в доме он не трогал ее вещи после отъезда. Он понимал, что нужно сменить обстановку, но в Москве не получится, надо уехать куда-нибудь подальше. Ничего не удерживало в их бывшем уютном гнездышке.




                Затеряться в Кобальте

               


Долго гулять Лукин не умел, да и не хотелось, потому что деньги, с таким трудом накопленные почти за полтора года, таяли как весенний снег, а его целью было создание семьи с любимым человеком. Но если уж не получилось, то реализовать другую мечту, пересесть с мотоцикла на «Жигули», можно даже подержанные. У него было много знакомых, как он их называл «жуликов по линии ОБХСС». Они не обижались, зная, что у Виктора другой профиль работы – убийцы, разбойники, воры,– и он в их огороде никогда не копался, поэтому они относились к нему с уважением. Из «Жигулей» они предпочитали «шаху» – шестую модель, а эксплуатировали они машины аккуратно и меняли каждые два годы.  Что ей будет за два года в гараже?  Она почти новая. Виктор только высказал им свое пожелание, и они тут же одобрили его решение.
– Правильно. Уважаемый человек и ездит на мотоцикле. Да, эти подержанные «Жигули» ты можешь у нас выиграть в карты за два вечера, – улыбнулся Николай.
– Нет, мы так не договаривались, – возразил Лукин.
– Сергей, объясни товарищу оперу, что мы с ним играем по-честному, не поддаемся. Поэтому это не будет выглядеть взяткой. И потом нам от Виктора ничего не надо. Он твой друг и нам приятно с ним в нашей компании.
– Спасибо, Николай Сергеевич, я просто хотел сказать, что могу купить подержанные «Жигули», и буду рад,если немного уступите в цене.
– Сделаем мы тебе «шаху», – сказал Николай.
– Ну, а если я выиграю в карты, то не обижайтесь, после этой покупки я буду на мели, а как вы говорили «мужчина не может быть без денег».
– Ты правильно решил купить подержанные «Жигули». Меньше будет разговоров на работе, а лучше купи «Победу», а мы тебе туда движок поставим от «Мерседеса», – засмеялся Николай.
Последнюю точку в этом решении поставил все тот же мотоцикл. Весна выдалась ранняя и дневное солнышко по-летнему прогревало.  Опер Кочкин попросил подбросить его до дома на мотоцикле. На Савеловском путепроводе Виктор ощутил сильную вибрацию в руле. Он плавно притормозил и прижался к обочине. Первым неполадку обнаружил Кочкин.
– У тебя нет гайки на переднем колесе.
– Точно, отвернулась, – убедился Виктор.
– Ну, ты даешь. Я дальше на автобусе, а тебе советую проверить остальные гайки. Чуть не угробил.
– Ладно, извини. Сам не понимаю, как это случилось, ведь я сегодня ездил до тебя, и не было вибрации, значит, гайка была на месте.
Виктор посадил ось колеса и, замотав ее к вилке проволокой, медленно поехал на «Динамо» в гаражи к мотогонщикам. Друзья ковырялись со своими мотоциклами.
– Привет, мужики! Саша, посмотри в своих железках гайку на переднюю ось, – попросил Виктор.
– А что у тебя с гайкой?
– Отвернулась на ходу и потерял.
– Пора тебе заканчивать с мотоциклами, – сказал Саша, посмотрев на проволоку вместо гайки, – вспомни, сколько раз мы ремонтировали твои тачки. Дважды перебирали двигатели после клина в поршневой. Это бывает от перегрева двигателя из-за недостатка масла в бензиновой смеси, но ты никогда масла не жалеешь и любишь «прохватить» с дымным шлейфом сзади. Ты еще шутишь, что так «хвосты» рубишь с дымовой завесой. Недавно цепь передачи порвало и намотало на заднее колесо. Тебя опять спасла твоя хорошая реакция, и ты удержал равновесие. Помнишь черный след от твоего заднего колеса  на пятьдесят метров? Любой из этих случаев должен был тебя остановить от поездок. Обычно это происходит на большой скорости, и не многие потом об этом рассказывали. Да, можно было бы списать эти случаи на технику, если бы они происходили не так часто. С гайкой на переднем колесе должен тебя разочаровать. У нее резьба при движении больше затягивается и сама она открутиться не могла.
– Ты хочешь сказать, что ее отвернули. Да кому я нужен? – спросил Лукин.
– Это ты правильно подметил никому. Тебе виднее, но я бы на твоем месте пересел бы на горбатый Запорожец. Он дешевле твоей Явы будет. Хочешь, подберем?
– Нет, Саша, спасибо. Я и на Зеп-стампе, но в одном ты прав –с мотоциклом надо заканчивать.
     Он отгонял от себя дурные мысли, но сам-то знал, что ряд случайностей перерастают в закономерность. На мотоцикле проще было осуществить «черное» дело. Сколько мотоциклистов бьется ежедневно. Нет человека и нет проблем, но он особо не доставлял никому беспокойства. Пойманные преступники им отметались без вариантов. Они не способны на такие тонкости. Другие службы тоже исключались. Не могли они с ним так поступить, не высказав каких-либо претензий. Была полная непонятка, но кто-то гайку отвернул на переднем колесе и это факт. Неужели все-таки из-за их планов с Ларисой быть вместе? Не может такого быть! Кому они нужны, да и расстались уже. Правда, об этом те могут не знать.
Через неделю он рассекал по Москве на «шахе» чернильного цвета. Да, жених был хоть куда, как девка на выданье. Тридцать лет, машина, двухкомнатная квартир в центре города.  Девчонки из его ближайшего окружения каким-то образом получили информацию, что Виктор свободен, и любая их романтическая встреча заканчивалась предложением выйти замуж и как можно быстрей. Он прекратил все  встречи и загулы в ресторанах. На горизонте «клиньев» не появилось, да их и не могло быть.Жизнь, как правило, несовершенная, что само приходит тебе в руки, а другое уходит и никакой радости. Детство Лукина прошло не так богато на подарки и праздники, но сейчас даже «Жигули» не доставляли ему особой радости. Он нехотя достал ключи от машины и, поморщившись от моросящего дождя, открыл дверцу и нырнул в холодный салон с меховым сидением. Несколько огоньков приборной панели приветливо загорелись, поворот ключа зажигания и двигатель заурчал, вскоре от печки пошло тепло и стало уютно. Виктор улыбнулся, почувствовав разницу между автомобилем и мотоциклом, на котором в такую погоду никуда не поедешь. Впрочем, он и на машине не знал куда поехать. Ему не хватало ее и, не раздумывая, Лукин повернул на Ленинградское шоссе и поехал в сторону деревни Крюково к их лесному алтарю, где они приняли решение пожениться. Он открыл окошки в машине и дышал лесным воздухом. В лесу местами лежал снег, а между ним стояла вода, как в блюдцах. Самое время для сбора березового сока: «Я в весеннем лесу пил березовый сок, – С ненаглядной певуньей в стогу ночевал – Что имел, не сберег, что нашел-потерял – Был я смел и удачлив, но счастья не знал...». Счастье было, и в стогу ночевал, а дальше ему предстояло, как в той же песне, надышаться пылью заморских дорог…
   Пока сыпались звезды на погоны, в том числе и внеочередные, да еще в уголовном розыске, Лукин не задумывался о будущей карьере, и к тридцати годам получил майора. Для многих сыщиков это предел мечтаний, возможно, и он бы не дергался, но после разлуки с Ларисой почувствовал опустошенность и разочарование, так как последние годы посвятил ей. Теперь перебесился и почувствовал, что перерос себя в должности сыщика. Он вспомнил, что ему давно предлагали повышение по службе, но было не до того, он еще не был уверен, что его оставят и на этой должности. Теперь в нем проснулась прежняя жажда деятельности, но чувствовалось за спиной горячее дыхание спецслужб КГБ: то посылки от Василя, то беседы по телефону. Отсутствие гайки на переднем колесе мотоцикла не хотелось увязывать с данными событиями, но и отбрасывать нельзя. Он по натуре бунтарь и не воспринимает правила, установленные на Лубянке. Он не враг и даже не правонарушитель, а вступил в конфликт лишь с секретным приказом и только в части общения с француженкой. Ну, извиняйте, так получилось. Лукин не собирался опускать нос, жажда жизни сопровождала его поступки, а еще больше любопытство, куда она его повернет. Он уже не горячился в своих поступках, а обстоятельно обдумывал каждый шаг и все сводилось к тому, что надо сменить обстановку и обрезать управлению КГБ по Москве и области доступ к своей персоне. Выбор был небольшим. Либо перевестись в Заполярье, куда ему предлагали ранее, либо Афганистан, где уж точно утонет мелочный вопрос для спецслужб КГБ о его прежних отношениях с француженкой. Во всяком случае, московскому чекисту, который звонил ему, Лукин будет не по зубам, а к верхнему руководству тот не сможет выйти из-за отсутствия информации на Лукина, так как кроме «почтового романа» у него ничего не могло быть. Да и в период подготовки к «Олимпиаде-80» в Москве ему не до Лукина с его любовными письмами.
А Москва полным ходом готовилась к проведению игр и была объявлена «на особом положении», похожем на осадное в октябре 1941 года, когда враг рвался к Москве и проводились зачистки «неблагонадежных» граждан. Под это понятие попали около пятидесятитысяч «антиобщественных элементов». У властей перед Олимпиадой появилась удачная возможность указать ненужным личностям их место, и поехали за 101-й километр фарцовщики, проститутки, попрошайки с алкоголиками и  тунеядцами. Под шумок власти избавились и от диссидентов, о коих народ и раньше ничего не слышал. Кто-то очень мудрый придумал назвать некоторых граждан диссидентами, а, по сути, это были обычные люди, вот только по латыни выходило, что мыслили иначе. Иначе чем кто? С этим вопросом легко разобраться, если ознакомиться с разъяснениями КГБ о том, что диссиденты  – те же самые антисоветчики. Во времена сталинских репрессий и хрущевской «оттепели» их извели в тюрьмах и лагерях, многих расстреляли. Оставшиеся в живых стали бояться каждого куста, а говорить вслух и вовсе зареклись. Но это не означало, что они начали мыслить иначе. Кто же такие антисоветчики? В общем, кто в этом государстве знал, что надо делать, и мог посоветовать людям, тех можно считать «советчиками». Страна потому и называлась страной Советов. А другие не могли ничего посоветовать, вот они и были «антисоветчиками». Так шутил про себя майор милиции Виктор Лукин.
Он преуспел в борьбе с преступностью и дошагал до этого звания к тридцати годам. До следующего очередного звания времени хватало, чтобы подумать о повышении, но руководство молчало, а он сам никогда не «колотился». Лукин был одним из лучших оперативников, но его дисциплина и личная жизнь затягивали процесс его повышения по службе. Присвоение званий шло своим чередом. Он их вырывал характерными задержаниями особоопасных преступников, так что руководство района не могло возразить высокому начальству из МВД на предложение о присвоении Лукину внеочередного звания. Он давно числился в резерве райкома партии на руководящую должность, и партийцы этого не скрывали, поэтому не отпускали его в МВД. Лукин с улыбкой относился к такой кадровой политике своего руководства, которое видело в нем конкурента на одно из их кресел. Он с иронией относился и к более серьезным вопросам, когда ему поручали особо запутанные разбои, грабежи и убийства.
При проведении опознания предполагаемых преступников, совершивших разбойное нападение на московскую квартиру Элгуджи Гудушаури, бывшего заведующего отделом ЦК КП Грузии, Лукин пригласил в отделение милиции в качестве понятых двух молодых грузин. Те согласились побыть понятыми, а во время следственных действий их опознали потерпевшие, как разбойников, которые совершили убийства в Тбилиси в квартирах княжеских семей. Он пригласил грузин в милицию легко с улыбкой, шагая впереди с их паспортами, что те даже не дернулись. Откуда было им знать вместе с Лукиным, что через час понятые будут арестованы за тот разбой, по которому проводилось опознание. Смеху было до МВД Грузии, и отнеслись бы все к задержанию преступников, как к очередной шутке Лукина, но заместитель министра МВД Грузии Варлам Иванович Шадури написал рапорт министру Щелокову на присвоение ему внеочередного звания, потому что раскрытие убийств были на контроле в ЦК, а Гудушаури был его другом.
Следом разбойники совершают вооруженный налет на квартиру неоднократной олимпийской чемпионки Ирины Родниной и выносят вместе с золотыми медалями видеоаппаратуру, шубы и прочее. Розыск разбойников зашел в тупик, а Лукин на «ура» задерживает дворника по их двору дома 16 по Верхней Масловке. Он и сам толком не понимал, что связывало татарина дворника с разбойниками и коллеги хихикали над его чудачествами, так как тот и по-русски плохо разговаривал, но что-то Лукина насторожило при отработке жилого сектора, когда беседовал со всеми жильцами дома. Через два часа после задержания Лукин разрешил дворнику свидание с невестой, хотя того и так должны были отпускать, а еще через полчаса дворник написал на листочке телефон квартиры, где скрывается банда. Коллеги шутили, что он шаманит, а Лукин был убежден, что сыщику должна сопутствовать удача, а иначе грош ему цена. Конечно, такой цирк в его работе не был массовым явлением, но довольно-таки часто. Так его прозвали коллеги фартовым, но не там ему везло, уж лучше бы в семейной жизни. Но разве можно этим управлять?
Его вполне можно было бы отнести к молчаливым диссидентам. Нет, он был за Советскую власть и побольше некоторых сотрудников, боровшихся с диссидентами. Однако и ему многое не нравилось в партийной бюрократии, которая лично для себя уже построила коммунизм и ничего не хотела делать для улучшения жизни народа. Но Лукин молчал, а если и обсуждал эти вопросы, то только с тем, от кого не дойдет до ушей «борцов». Так его научил дедушка, прошедший Специальный лагерь особого назначения, именуемый в народе СЛОН. Дед оказался одним из тех немногих счастливчиков, кто выжил в нечеловеческих условиях. И сколько таких «молчаливых» теперь в стране Советов? По мнению Лукина, мозги для того и существуют, чтобы думать. Но кто-то в соответствующих органах посчитал, что наибольшая опасность содержится именно в молчаливых мозгах. Ведь не заглянешь же в головушки! И тогда органы решили расшевелить эти мозги и дать мыслям относительную свободу, но под контролем стукачей. Так зародилось диссидентское движение «в массах», но кто же попался на эту уловку?
Лукин никогда не гадал, кому и почему это было выгодно. Он всегда опирался на факты и цифры, и арифметика красноречиво отвечала на его вопросы. Упрямая это вещь – статистика! Не убавить ничего, не прибавить! По архивным отчетам чекистов в огромной стране существовало от 44 до 56 антисоветских групп, в которые входили от 176 до 228 человек. Далее простым арифметическим действием Лукин поделил количество участников на количество групп, и получилось, что в среднем группы состояли из трех-четырех человек. А что это означало у русских? Это всем понятно. Собрались мужики сообразить на троих выпить водки. Пили, как всегда, молча. После второго стакана заводили разговоры про женщин, а после третьего, когда доза подходила к поллитровке на брата, начинали травить антисоветские анекдоты и критиковать партийную бюрократию. Это уж так повелось: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Все бы ничего, но среди участников пьянки оказывался стукачок, и вся развеселая компания попадала под определение антисоветской группы.
Скорее всего, значительная часть инакомыслия являлась плодом творчества «писателей в штатском», но группы антисоветчиков вырастали как грибы, ровно в десять раз. Вскоре после создания 5-го главка их стало 502 группы, но почему-то по-прежнему не изменилось количество участников в каждой. Их все также насчитывалось от трех до четырех, так как общее количество диссидентов составило 2196 человек, а далее опять обычная арифметика. Выходило, что мужики продолжали пьянствовать в обществе стукачей, рассказывать антисоветские анекдоты да возмущаться зажравшейся партократией. Получалось, что как были диссиденты единицами, так ими и остались, а остальных выдумали, причем на основе анекдотов. Ну не мог токарь или пекарь сочинить сам невероятные истории о маразме постаревших членов Политбюро. Народ видел их только по телевизору, вполне такими бодренькими старичками. Истории о том, как генсек Брежнев отвечает на стук в дверь, читая по бумажке: «Кто там?», а Суслов из-за старческого склероза забывает перед сном снять галоши, могли придумать и рассказывать только в их окружении, а потом все выплеснуть в народ.
КГБ решил напугать руководство страны угрозой потери власти, внушая, что в СССР существует разветвленная сеть антисоветски настроенных нелегальных групп, которые по заданию иностранных разведок пытаются свергнуть советскую власть. Прошло двенадцать лет с начала правления Андропова госбезопасностью страны. Для многих осталось незамеченным его восхождение к власти. Кто контролирует силовые структуры, тому и принадлежит реальная власть. Если силовые структуры никто не контролирует, значит, реальная власть принадлежит им самим. КГБ никем не контролировался, а МВД контролировалось партией. Получалось равновесие сил между партией и госбезопасностью, но МВД имело явный перевес среди силовиков, а с такой ситуацией никак не могла смириться госбезопасность, и это стало началом противостояния КГБ и МВД. Госбезопасность принялась действовать в присущей ей манере, медленно, но верно затягивая удавку на горле МВД.
Свое отставание в силе от МВД госбезопасность компенсировала оперативным обслуживанием членов Политбюро. О подборе компрометирующих материалов на руководителей страны через кухарок, прислуг и водителей можно было только мечтать, а здесь все в рамках осуществления охраны, когда сотрудники круглосуточно находятся рядом с руководителями страны и все видят и слышат. Русская история знала случаи, когда царская охрана на протяжении ста лет, начиная с 1725 года, совершала государственные перевороты и ставила во главе страны тех, кто ей нравился, пока Николай I не сломал эти «славные» традиции.
В такой непростой обстановке противостояния силовиков и шла подготовка к Олимпиаде в Москве. Въезд в Москву из других областей разрешался только по пропускам. Транзитные поезда пустили вокруг столицы. Таким образом, власти боролись с «мешочниками», ехавшими в столицу за мясом и колбасой, поскольку в другие города эти продукты не завозили. Зарубежные гости не должны были их видеть и делать соответствующие выводы. Все вокзалы и шоссе перекрыли, и поток приезжих иссяк. Вместо них для поддержания порядка в Москву командировали милиционеров со всех советских республик Союза, которых пустили в патрули парами. Почему по двое? Шутили, что один милиционер умеет читать, а другой писать. Для остальных москвичей удалось на время решить продовольственную проблему. Пустые прилавки магазинов заполнили упаковки сервелата, нарезанные ломтиками сыры, яркие пакетики соков с соломинками, баночки с джемами, бутылки с ликерами, банки с импортным пивом и многое другое, что и для столичных граждан оказалось в диковинку. Всем этим продуктовым великолепием обеспечивали в основном друзья финны. Правда, в счет погашения долгов перед СССР. Некоторые москвичи вспомнили обещания Никиты Хрущева, что к 1980 году советские граждане будут жить при коммунизме и каждая семья получит отдельную квартиру. Москвичи уже дождались чего-то в этом роде. Квартиры в Олимпийской деревне после Олимпиады должны перейти к москвичам, но деревня была каплей в море для нуждающихся в жилье.
Много лет строили они с Лаурой  планы на семейную жизнь у него в Москве, и вдруг он осознал, что все это из области их фантазий на волне любви. Никто и никогда в СССР не разрешит ему жениться на француженке, да и встречаться тоже. В один прекрасный день ей просто не дадут визу на въезд, чтобы они больше не встречались. Ему же до Франции, как до луны, а тут еще его начальник Штирлиц задумал укрепить  оперативные службы на местах и отправил его в 15-е отделение милиции на время проведения Олимпиады. С командировкой он согласился бы, но она была с зачислением в штат отделения, а это по кадровым понятиям было понижением по службе. Надоело Лукину самодурство руководителя, но в такой кадровой суматохе самое время было исчезнуть из поля зрения чекистов, к опеке которых он относился более чем серьезно после неудавшихся провокаций. Пока они разберутся.
Лукин набрал телефон своего кадровика на Петровке,38 Николаева:
– Виктор Федорович, у меня кадровый вопрос можно подъехать?
– К 14 часам тебя устроит?
– Вполне, у меня сейчас времени свободного сколько хошь.
– Что-то новое в уголовном розыске, чтобы свободное время появилось. Кабинет помнишь?
– 572.
Николаеву принимал его на работу и давно предлагал перейти ему на Петровку или в МВД, но местные руководители не отпускали. Теперь был повод вернуться к переводу.
– Рассказывай, созрел к переходу? – спросил с улыбкой Николаев, – я в курсе твоей командировки в отделение милиции.
– Виктор Федорович, но это же понижение?
– В данном случае не совсем, так как приказ написан для усиления и на время проведения Олимпиады, но в дальнейшем у кадровиков могут быть вопросы.
– Вот и я про то, если не устраиваю чем-то наше руководство, тогда почему не отпускают?
– А где бы ты хотел продолжить службу? – спросил Николаев и Лукин понял, что тот был готов к такому разговору.
– Я давно просился в спецподразделение, которое сформировано к Олимпиаде, но мне предложили курсы немецкого языка. Мне больше нравится французский, но пришлось заниматься немецким. Курсы закончил на отлично и могу общаться с немцами свободно, а меня после всего отправляют в отделение милиции.
– При оформлении на работу в уголовный розыск я связывался с кадровиками твоей армейской службы и был немного удивлен твоему выбору службы уголовного розыска.  В армии у тебя была профессия снайпера спецназа. Почему уголовный розыск?
– С партией не поспоришь, но в райкоме были правы уголовный розыск романтическая профессия, а снайпер стреляет не только по фанерным мишеням. 
– Все понятно. Мой коллега из Главного управления кадров МВД СССР Анатолий Лисунов  занимается подбором кадров для оперативной работы на юге. Нас тоже озадачили подбором кадров из уголовного розыска, и ты по всем показателям подходишь. Десять лет на оперативной работе, спецназовская подготовка и снайпер, да к тому же майор со знанием языка. Если хочешь, то я переговорю с Анатолием в отношении тебя?
– Виктор Федорович, переговори, – сказал Лукин, – значит судьба, но только немецкий язык на юге Узбекистана вряд ли пригодится.
Николаев позвонил на следующий день и сообщил, что на него заказан пропуск в кадры МВД СССР на Огарева,6. Анатолий Лисунов встретил его в кабинете. Капитан внутренней службы был высокого роста, худощавый со строгим видом, но в вежливой форме поинтересовался его желанием продолжить службу на южных рубежах. Получив от Лукина согласие, предложил написать рапорт. Сказал, что о решении руководства его известят.
Через две недели Лукину позвонил Лисунов и пригласил на собеседование с руководством на Огарева,6. В его кабинете из-за стола вышел мужчина лет сорока пяти с яркой кавказской внешностью, нос с горбинкой и сверлящим взглядом, как показалось Лукину с небольшим косоглазием. На нем был импортный темно-серый костюм с рубашкой и галстуком, подобранными в идеальных тонах. Он пригласил присесть.
– Виктор Павлович, меня зовут Борис Бесланович. Мы с кадровиками изучили ваше дело, и вы подходите нашей команде, которую будут готовить для работы в Афганистане. У меня есть несколько вопросов, как у вашего будущего руководителя.
Лукин отметил, что впервые в этих стенах он услышал место, где ему предстоит работать. Обычно Афганистан называли югом.
– Да, пожалуйста.
– Сколько агентов у вас на связи на сегодняшний день?
– Официально пять.
– А разве есть неофициальные агенты? – улыбнулся Борис Бесланович.
– У нормального опера должно быть много оперативных контактов в той среде. Он не должен замыкаться на своей агентуре, потому что даже лучшие из них не смогут дать полной картины оперативной обстановки.
– Вам приходилось работать с ними по камере и в следственных изоляторах?
– Да, конечно. Многие преступления, в том числе прошлых лет, были раскрыты именно по информации из камер следственных изоляторов.
– Больше вопросов нет и учить вас на курсах «Выстрел», только портить. У вас будут немного другие задачи, чем у оперативных групп. Вы будете заниматься агентурно-оперативной работой и возможно по тюрьмам Афганистана.
– Что-то вроде «Сатурн почти не виден».
– Мне нравится ваше чувство юмора, но в Сатурне чекисты отбирали агентуру среди своих соотечественников, а вам придется из числа арестованных афганцев, и потому ты направляешься  в город Термез учить фарси. Там на нашей базе организованы курсы для сотрудников МВД Узбекистана и Таджикистана. С ними ты быстрей освоишь их язык. Вопросы? – Борис Бесланович перешел на «ты» и Лукин почувствовал себя членом его команды.
– Трудно будет склонить к сотрудничеству мусульманина, не зная, чем он дышит. Можно сломать его или уговорить за деньги, но если из десятка завербованных агентов хоть один принесет информацию, представляющую оперативный интерес, то можно быть спокойным за качество работы. К тому же этот агент должен иметь кровных врагов по ту сторону баррикад, а в нас видеть шурави.
– Я рад, что не ошибся в тебе. На изучение языка отводится четыре месяца, а после встретимся в Ташкентской высшей школе милиции. Освоите фарси к этому времени?
– За четыре месяца медведя учат в цирке кататься на велосипеде.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся Борис Бесланович, – до встречи.
  «Они встретятся, и Бексолтан Бесланович Дзиов будет непосредственным начальником Виктора Лукина, но ровно через двенадцать лет в марте 1992 года в Главном управлении уголовного розыска МВД России».
А пока Дзиов был назначен руководителем первого  секретного специального отряда МВД СССР «Кобальт» и отбыл в Ташкент для его формирования. Особенностью оперативно-розыскной деятельности первого отряда «Кобальт» являлось создание агентурной сети в Афганистане, хотя основными задачами отряда было оказание помощи в создании афганской милиции Царандоя и установление народной власти на местах, потому часть отряда состояла из советников и инструкторов.
Виктор Лукин официально откомандирован в МВД Узбекистана для проведения оперативно-розыскных мероприятий, а на самом деле выехал в город Термез, где в марте было уже тепло, как летом в Москве. Он никак не мог проехать напрямую в Термез, не побывав в Самарканде, который был в 370 километрах по пути. Его несли в этот город приятные воспоминания о тех местах, где он бывал с Лаурой. Он не очень удивился, когда узнал от коллег в Самарканде, что Нарзулло командирован в Термез. Выяснив его почтовый адрес, Лукин понял, что направляется туда же.
«Если в Афганистане еще жарче, чем в Самарканде, то куда его понесло»,– подумал Виктор.
Прав был Лукин, что одним языком фарси не обойтись в этой войне. Военные советники США, Пакистана, Саудовской Аравии, Великобритании и Китая не только обучали в тренировочных лагерях моджахедов, оснащали их новейшими видами вооружений, но и сами принимали участие в диверсионных действиях.
У Нарзулло и так большие глаза, но, когда он увидел в казарме воинской части Термеза Лукина, то они округлились еще больше.
– Привет, брат. Каким ветром тебя сюда занесло? – спросил с улыбкой Нарзулло.
– Наверное, тем же, что и тебя брат, – они обнялись, как однополчане, похлопывая друг друга по плечу.
– Мы-то здесь местные, а вот тебя не чаял здесь увидеть.
– Так для меня Узбекистан давно стал родным, – улыбнулся Лукин, – будешь меня обучать фарси?
– Зачем тебе? Будем вместе работать и что надо я переведу, хотя если надо, то быстро освоишь язык в нашем коллективе.
– А когда на тот берег? – спросил Лукин.
– Да в любое время, хоть завтра, пока у нас нет руководства, и задачи четко не обозначены, то можем рыбалку организовать. Ты как?
– С удовольствием, а как с аракой здесь?
– Водка, коньяк и виски на любой вкус.
   Коллеги накрыли стол, и ужин выдался на славу. Их команда состояла из восьми оперативников, и все кроме Лукина были из Узбекистана. Нарзулло он знал давно, а с другими не встречался. Его появление явно насторожило их компанию, потому выпивали под короткие тосты и больше молчали. Вечер был прохладным, и Лукин предложил Нарзулло прогуляться по окрестностям.
– Что-то твои земляки не очень разговорчивы, поэтому я не стал задавать тебе вопросов, – сказал Лукин на улице.
– Сам понимаешь, ты для них чужой. Они не ожидали твоего появления.
– Ну, если я для узбеков чужой, то, как нам работать с афганцами? – улыбнулся Лукин, – вы уже работали с ними?
– Да, мы несколько раз выезжали в тюрьму Мазари-Шарифа, что на севере Афганистана. Сложно все там.
– Но на контакт идут или не хотят разговаривать?
– Даже на вербовку многие легко соглашаются, но за деньги. Как услышат слово афгани, любую подписку о сотрудничестве подпишут. Мы их освобождаем и даем денег после подписки, но только половина из них приходит на следующую встречу и без информации. Деньги кончились, а про банды они не знают ничего. Как не крути им мозги, а мы для них враги. Душманы ведут партизанскую войну с неверными, потому все свои действия держат в секрете, а кто попал в банду, то оттуда нет возможности передать информацию, – сказал Нарзулло.
– Значит, не получится агентурной работы в тюрьмах?
– Я бы так не сказал. Из тюрем хоть какаю-то информацию, добываем, а вот в горах и кишлаках ее добыть совсем невозможно. По крупицам приходится собирать информацию о душманах и их вооружении. Примерно один из десяти агентов дает информацию за деньги или из мести, у кого бандиты родственников убили.
– Так это нормально во время гражданской войны. Народ разделился на белых и красных, – сказал Лукин.
– Все так, да не совсем. Тебе одному скажу, как брату. Все бы у нас получилось в нашей работе, если бы мы не ввели войска. Правильно ты заметил, чтоу них шла гражданская война и от нас они с охотой принимали помощь в создании местной милиции и укреплении власти. Информации было бы море, но после ввода наших войск и белые и красные объединились против нас неверных, которые пришли их завоевать. Мы опираемся на небольшую прослойку общества, а народ против нас. Одного не понимаю, почему нам доверили агентурную работу с афганцами. Это должны были делать чекисты. Они ведут борьбу с бандами, тем более за бугром, – сказал Нарзулло.
– «Белая кость» не потянет такую работу. Они не знают, с какой стороны подойти к тюрьме, а уж тем более к ее агентуре,– сказал Лукин.
– Э, брат, не скажи. Я знаю многих ребят из госбезопасности, они очень грамотные и оперативники хорошие, – возразил Нарзулло.
– Да никто не отнимает у них эти достоинства, но за годы Советской власти в СССР ликвидирован бандитизм и статья 77 больше не применяется, а потому у чекистов официально отняли хлеб. Теперь все банды судят за разбой, потому ими занимаемся мы с вами, хотя сами знаете, что одним решением партии бандитизм не искоренить. Так вот чекистам оставили интеллигентные статьи УК по борьбе с диссидентством и антисоветчиной. Прочитал книжку Солженицына и получил пятерик. Потому белые воротнички стали далеки от работы с серьезными бандитами, да и Лефортовские казематы вместе с подвалами на Лубянке сильно отличаются от тюрем с уголовниками. Вот потому нам и доверили агентурную работу в афганских тюрьмах.
– Значит, мы будем работать самостоятельно?
– Размечтался. Ты будешь добывать информацию самостоятельно, и то я бы не стал расслабляться. Кто только за нами не будет наблюдать и уже присматривают через твоих коллег из команды, потому и от меня шарахаются. По нашей информации чекисты с сапогами будут готовить операции, а значит, все лавры пойдут «Каскаду» из госбезопасности, – сказал Лукин.
– Наши оперативные группы тоже будут участвовать в проверке информации и ликвидации банд, – сказал Нарзулло.
– Конечно и ты, надеюсь, понимаешь цену ответственности за полученную информацию?
– Я-то понимаю, но продажным афганцам верить нельзя, впрочем, не только нашим агентам, но и остальным. Пока ты им платишь, ты для них шурави, начальник и брат, а как только не дашь афгани, будешь врагом, и они будут искать другую кормушку у пакистанцев, китайцев или американцев.
– Согласен с тобой, да если учесть, что операции будут проводить по информации МВД, КГБ и армия, то мне становится не по себе от предполагаемого успеха. В приказах прописано правильно, но я сравниваю наше трио с ансамблем – скрипка, бубен и утюг. Не будет должного взаимодействия, пока не набьют себе шишек на лбу и хорошо, если только себе, – сказал Лукин.
– Надо было понять, что твориться в Афганистане, а потом применять войска с танками и самолетами. Теперь кто считал нас друзьями, после ввода наших войск перешли на другую сторону баррикад и стали партизанами. Они утром крестьяне, а вечером душманы.
     Лукин долго не мог заснуть после их разговора. Совсем не так он представлял оперативную работу в Афганистане. К большому сожалению, ему стало ясно, что он опять погорячился с командировкой на юг, но никто не знал о причине его решения. Он бежал от лишней опеки КГБ, которые раньше вели себя более прилично из-за его общения с Лаурой. И разлука с ней требовала резкой смены обстановки, он готов был уехать хоть к черту на рога. Да и пора было сорваться с «земли», где он уже исчерпал «потолок» должности и звания, потому руководство уже начало его душить, как своего претендента. Все причины были вескими, а у него собрались разом в кучу.
Теперь немного разобрался, что он попал под прямое оперативное обслуживание КГБ, которое через несколько месяцев будет непосредственно руководить операциями в тюрьмах и на воле. Он не сомневался, что за две недели в Москве его проверили, в том числе и через КГБ, иначе бы ему не разрешили командировку в Афганистан. Лукин еще раз убедился, что по оперативным учетам КГБ из-за связи с Лаурой он чист, а значит, правильно вычислил московского чекиста, который вышивал кружева вокруг него,не имея никакого компромата, и пытался устроить провокацию с Василем. Лукин представил, что будет с тем сотрудником КГБ, когда узнает, что он свободно передвигается по Афганистану. Трудно представить, что может сотворить чекист с испугу,  имея на руках почтовый роман Лукина. Судя по Василю и звонку по телефону с фантазией у него все в порядке. До конца недели он прокручивал варианты, как отнесется к его командировке руководство КГБ, которому они подчинялись, но не находил ответа, потому что не знал, что взбредет в голову московскому чекисту.Как им объяснить, что ему была нужна смена обстановки и пощипать себе нервы, а все остальное осталось там далеко. До конца недели он долбил фарси, разговаривал с Нарзулло по-таджикски, постоянно переспрашивая, и уже не сидел в их компании за пловом с аракой, как глухонемой.
–Вам плов не надоел? – спросил Лукин.
– И плов, и тушенка, и лосось в банках достали. Вечеринку с девчатами могу устроить с домашним хлебом, солью, – сказал Нарзулло.
– Это в другой раз, а пока на природу хочу и без баб.
–  Можно на охоту сходить, но здесь одни кабаны. Ты знаешь, мои земляки не кушают свинину, потому кабаны облюбовали здешние места и ходят с выводками до двенадцати голов, что страшно к реке подойти за городом, – сказал Нарзулло.
– Ты знаешь, какой вкусный шашлык их молодого кабанчика?
– Не пробовал, потому что не наше блюдо.
– Ой-ой! И давно ли ты вернулся из армии, где только свининой и кормят?
– Не просто свининой, а скорее салом. Мне всегда казалось, что поросенок состоит из сала, потому что мяса нам не доставалось. Представляешь, борщ на сале и гуляш из сала с гречкой. Нас перекормили салом, но тогда была армия, и кушать хотелось, – сказал Нарзулло.
– С охотой все ясно. Мы еще в Самарканде собирались с тобой на рыбалку, но так и не сходили, а здесь в Амударье рыба гораздо интереснее, чем в Зеравшане.
– По рыбалке наши коллеги из Таджикистана все наладили, у них есть лодки резиновые, снасти и УАЗик им выделили.
– Когда поедем?
– Завтра можем, но дело в том, что они ездят на рыбалку по ту стороны границы.
– Как это? – спросил Лукин.
– На рыбалку можно. Граница СССР и Афганиста напроходит по реке, но на нашей стороне по берегу кустарники все вырублены метров на двести и проходит контрольно-следовая полоса. Пограничная зона со всеми колючками и сигнализацией, что к берегу не подойдешь, а на той стороне заросли тростника, ивы и кустарника, а в тенечке хорошо поварить уху.
– А там все спокойно?
– У Бахтияра знакомые пограничники напротив Хайратона, он там раньше служил. Погранцы нас пропустят на афганский берег. Там на многие километры пока тихо, потому они просят не глушить рыбу гранатами РГД-5, чтобы местная власть не возмущалась. В том месте затоны и небольшие рукава у реки, можно на удочку или спиннинг, а если не пойдет, то сеть закинем, – сказал Нарзулло.
– Без рыбы не останемся?
– Гарантия. Ты же у нас мастер по ухе, а рыба и казан с нас.
– Арака есть к ухе? – спросил Лукин.
– Нет проблем. Ребята у местных ОБХССников целый ящик водки достали.
– Тогда рыбалка состоится, а как наши командиры на это смотрят?
– Положительно. Наша группа должна осваиваться на сопредельной территории.
– И это правильно. Нам скоро шагать по тем горам и пора привыкать. Ты только возьми с собой пару автоматов и мой утюг СВД, может, кабанчика завалим, если на нас нападет, – улыбнулся Лукин.
– Не только автоматы, но и пару подсумков с гранатами уже в машине.
– Тогда можно спокойно рыбачить и уху варить.
Их УАЗик пропустили по понтонному мосту на левый берег Амударьи. В небольшом кишлаке Хайратон они видели всего троих местных жителей, а вокруг наши солдаты и военная техника. Да и местные жители были в основном узбеками и таджиками, потому в компании их земляков можно порыбачить.  Бахтияр уверенно вел автомобиль и вскоре трасса пошла на юг в сторону Мазари-Шериф, а они свернули направо вдоль реки по проселочной дороге в песках Кара-Кума. На другой стороне показался наш Термез, и дорога ушла в «зеленку» из тростника и кустарника, то удаляясь, то приближаясь к реке, которая по равнинной местности стремительно и бурно, как горная река, несла свои воды цвета кофе с молоком.  Из-за того, что течение реки вырывает с кореньями деревья, кустарники и переворачивает их, как спички, подмывает берега, которые с грохотом рушатся в русло, она создает впечатление стихийного бедствия, за что  местные жители называют эту реку «бешеной». Лукин и представить себе не мог, как в такой реке ловить рыбу, но Бахтияр привез их компанию к знакомому ему рукаву реки с большим затоном, где вода была тихой, как в блюдце, а ее цвет позволял «ловить рыбу в мутной воде». Сначала они прочувствовали, как ныряют поплавки удочек от частых поклевок мелких сазанчиков и усачей. Потом Бахтияр с Алишером достали и надули резиновую лодку, спустили на воду и растянули сети вдоль в двух метрах от тростниковых зарослей.
– Теперь надо пугать рыбу от берега, чтобы она пошла в сети, – предложил Бахтияр.
      Вся компания дружно бросала в воду от берега коренья, комья глины и камни по тому месту, где стояли сети. Когда все стихло, они увидели, что некоторые поплавки на сети шевелятся. Это означало, что рыба попалась в сети. Бихтияр с Алишером проплыли, поднимая сети. Через каждый метр в ней торчала рыба, и какой здесь только не было, пара сазанов по три кило, усач и маринка были поменьше, а мелочи не счесть.
– Ну, что будем делать с рыбой? У меня в машине два больших казана и все, что нужно для приготовления рыбы. Если будем готовить здесь на берегу, то рыбы очень много, можем сделать еще заход с сетью и поехать домой и там все приготовить, – предложил Бахтияр.
– Виктор, ты как хотел бы? – спросил Нарзулло.
– Лучше, конечно, здесь на берегу с дымком. Иначе, зачем затевались. Дома можем рыбу купить на рынке и приготовить. Нарзулло доставай араку за удачную рыбалку, – сказал Виктор.
– Это другое дело. Тогда давай отберем, какая рыба нам нужна, а остальную выпустим, чтобы не испортилась на солнце, – сказал Бахтияр.
– Давайте оставим сазанов и мелочь для ухи, да вот там торчит судачок, а остальную можно выпускать, – предложил Виктор.
– А маринку с усачем тоже?– спросил Нарзулло.
– Я не умею потрошить маринку. Ее внутренности надо удалять вчистую, чтобы не отравиться, если это сделаете, то я ее поджарю. Мука найдется в машине? – спросил Виктор.
– Мука есть и рис. Я всю рыбу почищу для ухи и на жаревку, – сказал Бахтияр.
Нарзулло с Алишером собрали целый ворох сухого хвороста и сизый дымок от двух костров поднялся вверх, потом пламя охватило дрова и устремилось на казаны с водой и маслом. В одном решили варить уху, а в другом жарить рыбу. Виктор мастерски разделал сазанов, хребты, хвосты, плавники с молоками и головами пошли на уху, туда же плюхнулась вся мелочь. Вода еще не закипела, а блески жира от сазанов уже крутились на поверхности казана. Кукурузное масло со звоном трещало с другом казане, куда он опустил куски филе сазана, обваленные в муке. Их быстро охватило кипящее масло, которое брызгало вокруг. Так можно было готовить на берегу, кухню  потом не отмоешь. Вскоре Виктор достал мелкую рыбу из котла и предложил под вареную по пять капель, а казан опустил большие куски судака. Потом на блюдо уложил первые куски сазана, и вновь налили по пиалушкам араки. Сазан получился с хрустящей корочкой.
– Давайте выпьем за нашего повара из России, Виктора. Давно не ел такой вкусной рыбы! – сказал Нарзулло.
– Нет, ребята, наше блюдо получилось коллективным, потому предлагаю тост за нашу дружбу, – сказал Виктор.
– Верно. Без друзей тяжело, а в наших местах особенно, – сказал чуть захмелевший Бахтияр.
– Бахтияр, ты у нас сегодня рулевой, смотри не очень увлекайся аракой, – сказал Нарзулло.
– Сейчас мы по чашке ухи и весь хмель пройдет, – сказал Виктор.
Потом поджарили маринку и усача. Нежнейшая рыба таяла во рту, но, сколько можно было ее съесть, потому они запивали ее аракой. Дело было к вечеру и не заметили, как у Бахтияра стал язык заплетаться. Алишер тоже был не лучше, а Нарзулло пока держался с Виктором. Встал вопрос, кому рулить. Днем солнце шпарило под двадцать, а с заходом солнца температура воздуха приближалась к нулю, как им казалось, потому что одеты они были легко.
– Пожалуй выбора мне не оставили, если не хотим здесь ночевать, – сказал Виктор.
– Ночевать здесь нельзя, потому что знают, куда мы поехали и поднимут тревогу, а потом сам знаешь, но ты дорогу не знаешь, – сказал Нарзулло.
– А что ее знать справа от нас горы, слева река, значит нам прямо до кишлака, а там налево через мост и мы дома, – сказал Виктор.
– Все правильно. Я буду штурманом. Собрались и поехали.
  Бахтияр с Алишером сели сзади и дремали на один глаз, пытаясь подсказать дорогу, но она была одна и пока еще различима без света фар. Объезжая большую яму справа Виктор не увидел края дороги вдоль арыка и УАЗик провалился правым колесом в водоем. Он успел правой рукой поймать дремавшего Нарзулло, чтобы то не ударился о стойку автомобиля, а сам сильно ударился грудью о руль. Дремоту со всех, как рукой сняло. Вышли, осмотрелись.
– Все целы? Так нам не выбраться. Правое колесо зависло и мы почти на брюхе. Надо домкратить и камни подкладывать под колесо, – сказал Виктор, прижимая рукой грудь.
– Мы сейчас, а ты как? Ударился? – спросил Нарзулло.
– Тебя поймал, а сам не успел, что-то в груди жжет. Сильно ушиб.
 Домкратом приподняли машину и под колесо набросили камней. Нарзулло сел за руль и вскоре были в расположении части. К жжению в груди Лукина знобило и трясло на всех режимах, а утром поднялась температура. Нарзулло проводил его к знакомому доктору в госпитале. Направили на рентген, и доктор констатировал, что сломано ребро слева и воспаление легких. Так Лукин попал в армейский госпиталь, куда доставляли раненых. Здесь чувствовалась настоящая война. Не менее месяца ему предстояло отлежаться в госпитале, но ему было стыдно занимать койку и кушать усиленный паек со своей бытовухой, когда рядом лежали с огнестрелами. В последние годы он все куда-то рвался, спешил, и не было времени все взвесить и оценить. Здесь же в госпитале вдали от родных мест и пообщаться-то особо не с кем. Лишь Нарзулло, но он сам попал сюда в ссылку. Лукин думал совестливо, что нельзя занимать койко-место в госпитале, где лечат настоящих раненых во время боевых действий, а он с воспалением легких и ребром рассматривал сам себя, как недостойного в этом месте. Потом подумал хорошо и пришли совсем другие мысли, зачем он здесь?  Что ему надо от этой войны, на которой калечат и убивают за просто так. Он вспомнил беседу с Нарзулло и понял, что прав. У кого-то есть приказ, другие добровольно в силу каких-то негативных обстоятельств в жизни и к ним он причислил себя, есть и тяга к званиям и орденам, да и выслуга с зарплатой неплохие. Ему всего этого не надо, хватает. Проветрил мозги и лечись потихоньку, а там видно будет. Когда же хирург предложил ему с подачи Нарзулло долечиться в московском госпитале, Лукин согласился.
В Москве он попросился на домашний режим, пообещав выполнять все рекомендации доктора, а для уколов у него есть знакомая медсестра, которая с удовольствием над ним «поиздевается». Ему хотелось пощипать свои нервы и это ему удалось, а Тамара из Боткинской больницы обрадовалась, что он попал к ней в лапы, и следила за его лечением строго по предписанию доктора. Слава Кочкин в шутку называл ее «спиртовозом», так у нее дома этого хозяйства, настоянного на разных травах и в чистом виде, было в изобилии. Да и плитки шоколада лежали штабелями в шкафу. Таким товаром обычно благодарили медсестер в больницах, потому в магазин не надо бегать, и выпить, и закусить всегда на месте, но она предупредила, что не ранее, чем когда он поправится. Симпатичная девчонка, не равнодушная к нему, хорошая хозяйка, в меру строга, но Виктор еще был под впечатлением всего пережитого за последние годы.Может, не надо было ссориться с Ларисой, чем она виновата, что так устроены отношения между странами, мешающие их счастью. Поэтому не мог он предложить руку и сердце ни Тамаре, ни кому-то еще, чтобы не портить им жизнь. Ведь, Лариса обещала когда-нибудь приехать и забрать его с собой, когда это можно будет. Он представил себя женатым и в это время приедет она. Из дома уйдет с ней сразу, не раздумывая ни о чем. И опять он не понимал, зачем расстался с ней.
 После выздоровления поехал в кадры МВД к Анатолию Лисунову переоформить командировочные документы для возвращения в Афганистан. Не видел Лукин особых причин, чтобы заднюю включать. Дал слабину в госпитале в одиночестве, а среди коллег взбодрился и был готов продолжить работу.
– Анатолий, пока лечился, изучил фарси и могу спокойно объясниться с таджиком или афганцем. Готов к несению службы, – сказал Виктор.
– Виктор, у меня есть один совет, ведь ты москвич? – спросил Лисунов.
– Да, родился в Москве, и мои предки отсюда.
– Так вот, мой совет. Не езди ты больше никуда дальше Садового кольца Москвы. Хорошо, что так все обошлось. Майором работаешь, – улыбнулся он, – и выслуги у тебя хватает, так что не нужна тебе война. Иди, работай и готовься к переводу в МВД.
– Да, пожалуй, вы правы, Анатолий. На одном месте и камушек обрастает.
– Вот и хорошо. Звони, если что нужно.
– Спасибо.
Он понимал, что если за него взялись чекисты, то будут сопровождать до тех пор, пока не появится удобный момент для реализации своих материалов, которые могут они вести годами. Так не надо давать им повода для этого, поэтому дальнейшую жизнь он видел в постоянном напряжении, а дома легче держать оборону.
«Что поделаешь, сам выбрал такую профессию и устроил
„игры“ с КГБ», – подумал про себя Лукин.
На работе было все по-прежнему. «Пожарная команда» уголовного розыска все также вылетала по сигналам тревоги при совершении преступлений. Коллектив обрадовался его возвращению, кроме некоторых руководителей. Какому начальнику приятно, когда подчиненный дышит ему в спину и может его сместить.
– А мы думали, тебя переведут в распоряжение кадров и потом оставят в МВД, – с улыбкой встретил его Михалыч.
– Не дождетесь. Да, они тоже так думали, но появился приказ в ГУВД Москвы, не позволяющий оголять кадры в период подготовки к Олимпиаде. Так, что нашему руководству придется меня потерпеть.



















                Вторая весна 1980-го
 



               



Лукин повторно в этом году наблюдал наступление весны. Сначала в Термезе на юге Узбекистана, а теперь в Москве наступили по-весеннему погожие дни. Накуралесил он в последнее время. Виктор понимал, что убегал от внезапной размолвки с Лаурой и назойливости КГБ, который явно проявил к нему интерес, но вовремя понял, что от себя не убежать. Теперь все осмыслил и с улыбкой отнес свои шатания на весенюю шизуху, которая посещает некоторые личности весной и осенью. Шутка, конечно, но как вариант его поведения вполне проходил.
В городе совсем по-другому пахло весной, а что весной пахло, Виктор не сомневался, и на солнышке уже хорошо пригревало. Он любил наблюдать за весенней природой и сейчас ему вспоминались картины из детства в московских двориках, когда они сколачивали плоты из досок и плавали в детском парке на Новослободской, где на газонах весной образовывались целые водоемы, и они пацанами играли в пиратов, топя плоты «противников». Самим утонуть было невозможно, так как глубиной эти водоемы были не более полуметра, но дома их ждала хорошая взбучка от родителей, потому что одежду можно было отжимать от талой воды. Потом они притихали и строили маленькие лодки и корабли, которые сплавляли по ручьям вдоль обочины дороги. Это было удобно делать по обочинам трамвайных путей Тихвинской улицы, где не было водостоков, и не ездили машины, а ручьи тянулись от Сущевского вала до Палихи. 
Виктор ходил в школу через детский парк, бывшую обитель Василия Блаженного.  Еще не весь снег стаял, но природа уже пробудилась от затянувшейся зимней спячки. Прилетели грачи и начали  вить гнезда, готовить жилье для будущих птенцов, а вслед за ними прилетят скворцы, которые будут обживать прошлогодние скворечники. На сухих местах появляется молодая зеленая травка, и лопаются почки многочисленных московских тополей, которые липнут к обуви. Воздух наполняется ароматным запахом растений. Как жаль, что детство кончилось, хотя в детстве все мечтают скорее повзрослеть.
Лукина не очень удивляло то обстоятельство, что на работе некоторые коллеги знали о его романе с француженкой, но никто не сдал о них информацию, хотя все знали приказ МВД, преписывающий письменно докладывать обо всех контактах сотрудников с иностранцами. Ни романов, ни романтичных свиданий с сотрудницами Виктор не допускал и они знали, что все его мысли там, за бугром. Но как бы он не скрывал свой разрыв с Лаурой, информация просочилась, что завидный жених погоревал и ударился в загул после командировки.
Днем в кабинете Виктора раздался один из многих телефонных звонков, которому он не придал никакого значения, так как ошиблись номером.
– Слушаю вас!
– Мне Николая, – спросил приятный женский голос.
– Вы ошиблись, – Виктор положил трубку.
 «А зря,– подумал он,– голосок приятный». И звонок повторился.
– Николая можно попросить? – все тот же голос.
– Девушка, вы какой номер набираете?
– 224-88-17.
– Это мой номер, но здесь Николая никогда не было, а что он вам так нужен, может помочь его найти?
– А как вы это сделаете?
– Вот при встрече я вам все и расскажу. Назначайте время и место.
– Я согласна. Ваш телефон мне теперь известен и мне не страшно. Как вас зовут?
– Извините, не представился, Виктор.
– А, меня Динара, можно Даша. Так вот Виктор, чтобы я опять не напутала, приглашаю к себе в гости на Петровку.
– Дом 38?
– Нет, ровно пополам. Дом 19, квартира 8, знаете где?
– Конечно, у вас во дворе прокурор сидит.
– Правильно. Тогда я жду в 18 часов. Квартира коммунальная, ко мне три звонка.
Виктор купил вечером цветы и направился к Даше. Он позвонил в дверь, и в проеме показалась высокая, стройная смуглая симпатичная девушка, которая немного смущенно похлопала длинными ресничками, это у нее получилось завлекающее, спросила:
– Виктор?
Он кивнул головой, не ожидая встретить девушку, похожую на пушкинскую Натали. Виктор шел и почему-то думал, что его встретит какая-нибудь крокодильша, хотя надежда была после услышанного приятного голоса.
– Проходите. Цветы мне?
– Да, конечно, извините, – он протянул ей букет.
– Спасибо. Проходите в комнату. Это моя подруга Лена.
– Очень приятно. Виктор.
Лена, этакая белокурая бестия, оказалась очень шустрой и сразу взяла Виктора в оборот.
– Так чем у нас Виктор занимается, что он может разыскать человека и знает, где находится прокуратура.
– Нетрудно догадаться. Просто я сыщик, а в этом доме я дружу с прокурором. Еще вопросы есть у твоей подруги? Или займемся делом?
– И, наверное, лейтенант?
– Нет, пока майор.
– Вот заливает, такой молодой, – засмеялась Лена.
– Даша у меня есть классный друг, Сергей. Можно я его приглашу, иначе Лена не даст нам пообщаться. И лучше, если мы переместим нашу вечеринку ко мне домой. Как предложение? Обещаю вести себя скромно. За Сергея не ручаюсь, – улыбнулся Виктор и вопросительно кивнул Лене.
– Мы согласны, – за двоих выпалила Лена.
У подъезда стояла темно-синяя «шаха», и Виктор помог девчонкам сесть в машину. Они многозначительно переглянулись. Сергей подъехал к его дому почти одновременно на шоколадной «шахе». Дома Елена, увидев на паркете мозаику в виде Эйфелевой башни, поинтересовалась:
   – А это что?
– Это филиал французского посольства. Прошу за стол. Чай, кофе, потанцуем, – пошутил Виктор.
– Да, пожалуй, все вместе, но начнем с шампанского, – Лена явно пошла на Виктора в атаку.
И тот попросил Сергея в шутку:
– Сережа, займись девушкой, а мы пока трезвые и при памяти, выясним с Дашей, как искать Николая. Так, что вам известно?
– Да, почти ничего.
– Он что, соблазнил красивую девушку и бросил?
– Нет, мы с ним познакомились в библиотеке.
– И он дал вам мой телефон. Это был мошенник или маньяк, но если вы его больше не видели, надо ли его искать?
– Я думаю, что теперь уже не надо.
– Своим ответом вы подаете мне надежду на продолжение нашего знакомства, и это обстоятельство я предлагаю быстренько взбрызнуть шампанским.
– Даже можно «на брудершафт», – улыбнулась Даша.
– Даша, что с тобой. Я тебя, скромницу, не узнаю, – засмеялась Лена.
– Когда-то это все равно придется совершить, так лучше прямо сейчас.
После легкого поцелуя Виктор пригласил Дашу танцевать. Вечеринка продолжалась недолго. Сергей с Леной пикировали друг на друга, и она засобиралась домой. На улице Виктор остановил такси и отправил девчонок домой. Около машины Даша шепнула Виктору:
– Давай завтра встретимся?
– Хорошо. А где?
– Ты мне позвони после обеда домой.
Вечером он заехал за Дашей. В коридоре ее многонаселенной квартиры он встретился с Наташей, лейтенантом паспортного стола. Хорошая, милая девчонка, но она была замужем и дочке около двух лет. Он помнит, как она пришла в отделение после окончания школы милиции. Как опера кружили вокруг нее, а она через неделю всех пригласила на свадьбу, вышла замуж за таксиста, видимо, у них давно уже был роман.
– Виктор, а ты ко мне? – Наташа улыбнулась заговорщицки.
– Нет. Я к Даше. Она дома?
– Дома, дома. Хорошая девушка, не упусти.
– Постараюсь.
Даша выглянула из комнаты:
– Заходи.
Вчера он не успел осмотреться, а сейчас увидел большое количество книг и две шкуры бурых медведей на полу.
– Откуда такое богатство?
– С Камчатки. У нас их там много.
География знакомств Лукина расширялась.
– Вот на Камчатке я ни разу не был.
– Это легко сделать, – улыбнулась Даша.
– Каким образом? Город закрытый, правда, не для меня.
– Жениться на мне и весь край у тебя под ногами.
– А ты что, хозяйка медной горы?
– Нет, у меня папа ответственный партийный работник на Камчатке.
– Предложение заманчивое, и если этот разговор не шутка, то стоит подумать.
– Только недолго.
– Хорошо, к концу нашего вечера. Может, поедем ко мне. За шампанским и обсудим твое предложение, а я извиняюсь, что не сделал это первым,
– Я, конечно, пошутила, но если за шампанским, то готова поговорить на эту тему.
Так вот в шутку и всерьез они готовили друг друга к серьезному шагу.
Дома Виктор наполнил бокалы шампанским.
– Даша, расскажи мне о себе. Я ничего не знаю, кроме того, что у тебя подруга по квартире наша сотрудница.
– Как, ты уже знаешь, живу я на Камчатке, родители партийные работники. Я училась в МГУ, после окончила аспирантуру и сейчас готовлюсь к защите диссертации.
– Кем ты будешь?
– Кандидатом экономических наук и уеду на Камчатку, откуда была направлена на учебу.
– Но родители, я думаю,этого не допустят?
– Возможно. У папы большие возможности, чтобы помочь сделать карьеру и мне и моему мужу.
– Если это намек, то нечестно. Хочу жениться по любви, а не на карьере, я ее сам сделаю.
– Но это так, к слову пришлось, я просто знаю, что у нас бывали дома, и он встречался в Москве с некоторыми членами Политбюро, с кем учился в высшей партийной школе, а потом в Академии общественных наук, которая недалеко от твоего дома.
– Знаю. Мы туда обедать ходим. Там хорошо кормят.
Виктор давно уже все взвесил про себя, что жениться ему уже пора, а Даша ему нравилась все больше и больше, да и предложение ее прозвучало в отношении женитьбы не в шутку, и он, видимо, ей нравился. Кто это придумал брак по любви или по расчету, а почему не бывает все вместе. Так, наверное, еще крепче. Все за то, чтобы сдаваться.
– У тебя паспорт с собой?
– Да, я всегда его ношу.
– Тогда предлагаю руку и сердце, а утром пойдем подавать заявление во дворец бракосочетания.
– Я согласна выйти за тебя замуж!
– Сегодня я тебя никуда не отпущу, чтобы не передумала.
– Хорошо, я останусь, но не передумаю.
Утром они позавтракали. Было солнечное утро субботы.
Во дворце их приняла знакомая Виктору заведующая Надежда.
– Я уж думала, что этого никогда не произойдет.
– Надежда Васильевна, а можно нас пропустить по укоренной процедуре?
– Сейчас поглядим.
– Через три недели устроит?
Виктор взглянул на Дашу.
– Я готова хоть сегодня, – улыбнулась она.
– Да, парень, ты пропал для общества.
– Хорошо, записывай через три недели.
– Надо, чтобы родители успели прилететь, сказала Даша.
 С почты на первом этаже она позвонила на Камчатку. Там было уже 22 часа.
– Ты что, хочешь родителям сон нарушить?
– А днем их не найдешь. Совещания, собрания.
Даша разговаривала в кабине одна. Виктор предполагал, какого камчатского медведя они будят в берлоге.
Она вышла немного грустная.
– Какой приговор нашим начинаниям.
– Сначала запретили и сказали, что не обсуждается этот вопрос, но мне пришлось обмануть. Я сказала, что мы встречаемся несколько месяцев и уже поздно что-либо обсуждать, так как через три недели свадьба. Они прилетают через две недели.
– Я понял, надо готовиться не к свадьбе, а к встрече твоих родителей. Все остальное для нас мелочи.
– Я думаю, ты им понравишься, и много вопросов не будет. Они всегда так, напылят, нашумят, а потом все хорошо бывает. Их тоже можно понять, единственная дочь выходит замуж без их благословения. Сейчас нам надо познакомиться с моим дядей, он живет в Москве. С ним ты точно найдешь общий язык, потому что я у него любимая племянница, а уж он обработает моих родителей в нужном ракурсе, как нам нужно.
Дядя Вадим с женой и дочкой встретили Виктора радушно, ведь, решение Даши ими не обсуждалось. Да, кабардинцы умеют встречать гостей, как никто. Вадим и Марина преподавали в одном из ВУЗов Москвы. Вечером Даша сказала, что дядя Вадим поддерживает их решение и поговорит с мамой. О предстоящей свадьбе никто из окружения Виктора не знал, кроме паспортистки Наташи, но она оказалась не болтушкой, только при встрече хитро подмигивала.
– Наташа, ты что, со мной заигрываешь?
– Рада бы, но поздно. Я же, считай, сама тебя сосватала, потому что жалко, если бы какой-нибудь дурочке достался, например, нашей Вере из паспортного стола.
– Да, у меня с ней ничего, ты же знаешь мой принцип.
– Но она-то его не знает, ты ей отпустил комплимент, улыбнулся, а она уже по всему управлению, что выходит за тебя замуж. Мне это было так обидно, такого парня хочет окрутить, вот я и решила тебя с соседкой познакомить.
– Ну-ка об этом поподробнее.
– Ой, а что Даша ничего так и не рассказала?
– Может быть, но не все, – Виктор вообще об этом слышал впервые. – Наташа расскажи.
– Приходит ко мне Даша продлить временную прописку в Москве и говорит, что после защиты диссертации ей придется возвращаться на Камчатку, а за семь лет учебы ей так понравилось в Москве, что не хотела бы уезжать, да родители хотят, чтобы она вернулась домой. Тогда я предложила ей единственный выход – выйти замуж за  москвича. И тут Даша спрашивает:
– А где такого найти? Ведь не хотелось бы только из-за прописки.
– Да нечего искать, у нас работает опера, мне кажется, он сейчас ни с кем не встречается, что-то у него со свадьбой разладилось, правильно я говорю?
– Сведения твои верны пока. И откуда ты все знаешь?
– Да про тебя наши девчонки только и судачат. Вот я и предлагаю Даше позвонить тебе, потому что ты не любишь, когда тебя знакомят, а как мне известно, такие попытки были.
– Наташа, ты очень много знаешь для замужней женщины, смотри, а то приударю за тобой.
– Нет, я уже отрезанный ломоть, да и Даша моя подруга. Я просто к тебе хорошо отношусь, поэтому все это затеяла. Она хорошая девчонка, постоянно была у меня на виду. Вот я дала ей твой телефон и попросила позвонить.
– И что я ему скажу? – спросила она у меня.
– Да можешь ничего не говорить, он тебе сам все скажет – вот так все и получилось, а дальше ты уже знаешь.
– Эх, Наташа, почему ты замужем?
– И не спрашивай, – грустно улыбнулась она и опустила голову.
Вечером после работы Даша ждала Виктора дома с накрытым столом.
– Даша, тебе Николай не звонил и не появлялся?
– Какой Николай?
– Ну, тот, которого ты искала по моему телефону.
– Что, Наташа рассказала? Да, мне надо было давно сказать тебе, что никакого Николая не существует. Это был предлог затеять с тобой разговор.
– И охмурить москвича с квартирой?
– Да, еще с машиной. У тебя есть другое предложение, как с тобой познакомиться? Так, давай начнем сначала.
– Нет, ничего, так даже романтично, меня еще никто не разыгрывал, обычно это делал я.
– Это был не розыгрыш, просто хотела с тобой увидеться, а когда увидела, то поняла, что ты мне нравишься, и совсем не потому, что ты москвич с квартирой и машиной.
– Когда я увидел Наташу в твоей квартире, то у меня мелькнуло в голове, что судьба – это ряд закономерных случайностей, поэтому подумал, откуда ветер дует, но я уже был знаком с тобой, и мне было совершенно неважно, каким образом это произошло.
– Тем не менее, извини, что ты это узнал не от меня.
– Я же тебе сказал, что это теперь не имеет значения.
Через неделю прилетели родители Даши. Она вернулась обратно в свою комнату на Петровке, но соседские бабушки, состоящие с ее родителями в доверительных отношениях, поведали им, что Даша уже переехала к жениху. Даша позвонила Виктору.
– Как дела? – спросил он.
– Немного пошумели, но уже утихли. Хотят с тобой познакомиться.
– Ты спроси, может, на нашей поляне?
– Нет, они хотят сначала здесь, но у меня ничего, кроме их камчатских гостинцев нет. Балыки, крабы и красной икры две трехлитровые банки.
– Богато живете. Тогда спроси разрешения прибыть мне со своим довольствием. Не бегать же сейчас тебе по магазинам, да, и продукты, что я купил, будут завтра не такими свежими.
После короткой паузы Даша сообщила.
– Они оценили твое предложение и разрешили в порядке исключения, чтобы не испортились, да, и в стране с продовольствием трудно. Жаль выбрасывать.
Виктор сложил все в две спортивные сумки и на Петровку, 19. Ему и самому захотелось побыстрее встретиться с партийными боссами в домашней обстановке. Хотя ранее он уже имел честь видеться в неформальной обстановке на даче с сыновьями членов Политбюро. Один из них работал ректором института, а другой служил полковником в УВИР МВД СССР, поэтому никакого мандража не было, наоборот, появился какой-то кураж, поэтому и нагрузил две сумки, как на свадьбу. Отец – Сергей Иванович – был коренастым, крепким мужиком лет пятидесяти, его жена Елена Борисовна, темноволосая красавица, примерно такого же возраста. Как рассказывала Даша, отец работал секретарем комсомола в Нальчике, а Елена была из княжеской семьи. Такие сохранились еще в  Кабарде. Отец украл Елену, женился и увез на Камчатку. Долго их не могли простить родственники, но потом все обошлось.
Виктор представился и начал освобождать сумки.
– Ты что, гастроном «Москва» ограбил? – поинтересовалась Даша.
– Нет, скорее его подвал, – поправил Сергей Иванович, – на прилавке такого не увидишь, так это что, на свадьбу?
– Нет, на нашу вечеринку. Можно назвать ее помолвкой.
– Не спеши, Виктор. То, что ты парень не простой, можно понять только по этому набору. Даже секретарь обкома Камчатки такого не имеет. Пока женщины накрывают стол, пойдем, поговорим, расскажешь мне о себе, а потом уже устроим помолвку.
Виктор вкратце поведал Сергею Ивановичу свой простой жизненный путь. Ему нечего было скрывать в своей биографии, и он был совершенно спокоен, так как со своим «багажом» мог потянуть на более высокий пост, чем сейчас занимает. А он только сейчас подумал, что его давно уже не повышали по службе и это он в чем-то увязывал со своими любовными делами.
Даша пригласила всех к столу. Выпили шампанского за знакомство.
– Лена, ты знаешь, Виктор с 18 лет в партии, раньше по возрасту, чем мы вступили.
– А почему тогда в милиции работает, а не на партийной работе? Ведь, ты знаешь, когда принимают в таком возрасте, то готовят на партийную номенклатуру.
– Не нравилось мне никогда быть партийным работником, поэтому и в милицию меня направила партия.
– Ну, это другое дело.
– Сергей, а кем он будет?
– Ну, минимум, как наш Иван.
– Даша, а кто этот Иван? – на ухо спросил Виктор.
– Наш друг семьи, генерал, начальник областного УВД.
– Ничего себе минимум.
– Я же сказала. У них масштабы.
– Мы здесь с мужем посоветовались и приняли решение. Благословить ваш союз, только у меня одно пожелание. Если захотите вдруг разбежаться, то сделайте это тихо без судебных разбирательств.
– Нам делить нечего, а потом мы все взвесили, обсудили, зачем нам разбегаться.
– Да, Лена, ты что-то перегнула. Давайте лучше разбегаться сейчас. Даша, проводи Виктора. Я думаю, что до свадьбы тебе лучше остаться дома, иначе всю процедуру нарушите, а завтра обсудим подготовку к торжеству и приглашенных гостей.
– Папа, а вы с мамой нарушили процедуру бракосочетания, когда ты ее выкрал.
– Тогда другое время было и обстоятельства. Мы сыграли комсомольскую свадьбу. Даша, или ты боишься оставить Виктора одного. Такого парня могут из-под венца увести.
– Вот именно!
– Нет, я сдался и этого не может произойти.
– Тогда все в порядке и пора отдыхать. У нас на Камчатке уже ранее утро, поэтому после конька в сон клонит.
На следующий день обговорили все мероприятия по бракосочетанию. Стол решили накрыть у него дома, а в двадцатиметровой комнате, спальня не в счет. Можно разместить не более тридцати человек, поэтому подруги и родня Даши имела преимущество, наверное, потому что кавказцы и могли обидеться, что не пригласили на свадьбу к любимой племяннице. Можно было снять зал в ресторане, но ее родители так решили, и Виктор не стал перечить.
Во дворец бракосочетания пришло очень много народа поздравить их. Весь оперсостав отделений милиции, соратники из спецслужбы, друзья со двора и детства, только его близкий друг Проха уже улетел в длительную командировку в Пекин.  Одних только азербайджанцев было около двадцати человек, и все с огромными букетами цветов с Центрального и Бутырского рынков. Виктор шепнул своим операм, и те быстро организовали две коробки шампанского и фужеры. После бракосочетания вышла Надежда, заведующая Дворцом, и лично поздравила молодых в неформальной обстановке. Свадебный кортеж выкатил на улицу, где гости еще долго не отпускали молодых, произнося тосты, и естественно нарушили весь график, которым они должны были следовать, поэтому к праздничному столу они опоздали почти на два часа. Хорошо еще, что позвонили из Дворца.
– Что у вас случилось? – поинтересовалась теща.
– Да, девушки перекрыли движение и не хотели нам отдавать Виктора, – у Сергея Ивановича после шампанского появилось чувство юмора.
– А если серьезно?
– Серьезней некуда, наш зять пользуется у населения большой популярностью, поэтому мы приняли правильное решение отметить дома, так как гостей у Дворца бракосочетания было столько, что ресторан гостиницы «Россия» не вместил бы, и все хотели поздравить. Кстати, девушек тоже было много, так что, Даша, ты не расслабляйся. Ну, давайте за стол, а то я что-то проголодался и пора говорить красивые слова про наших молодых.
– Да ты уже, кажется, наговорился, – намекала теща по поводу  хмельного состояния Сергея Ивановича.
– Там такие люди хорошие собрались, что нельзя было не выпить
Свадьба прошла по обычной процедуре, без драки, никто не заказывал. Хотя одному хлюсту из кордебалета Виктор бы вмазал, но не хотел подрывать свою репутацию в первый же вечер перед новой родней, а зря, ведь кабардинцы его бы поняли. Да, бить там было некого. У него голова была с его кулак. Тот артист постоянно собирал всех девчонок вместе с его женой Дашей на перекур и пудрил мозги, приглашая в свое новое шоу. Даша тоже увлеклась его предложением и мало уделяла Виктору внимания.
Ему стало чертовски грустно, и он вновь закурил. Сел во дворе в палисаднике и пустил скупую мужскую слезу. Это было не от поведения Даши. Ему хотелось побыть одному и расслабиться. Алкоголя он почти не употреблял, только шампанское. А слеза скатилась по его суровому лицу сама собой. То было окончательным прощанием с Лаурой.
Привел его в чувство и обратил к реальности голос Даши. Она вышла из подъезда и громко позвала его, понимая, что далеко он не мог уйти. Он смахнул со щеки капли слез и с улыбкой вышел из кустов палисадника с дымящейся сигаретой.
– Ты же бросил курить. Извини, я отвлеклась и не заметила, как ты вышел из дома. Все будет хорошо. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив.
– Я и не сомневаюсь, только это должен тебе гарантироватья.
– Ты очень надежный и поэтому у меня нет сомнений, – сказала Даша.
 Но вскоре «семейный очаг» Лукиных дал первую трещину, и как потом оказалось, окончательную. Даша зарулила не туда. Девочка не поняла, что она вышла замуж и встречи на вечеринках с другими парнями, по меньшей мере, неприлично. Он понимал, что девчонка семь лет была оторвана от дома, проживала на съемных квартирах и была сама по себе. Лукина не тянуло в свой дом, который совсем недавно ему казался уютным с медвежьими шкурами с Камчатки. Теперь он больше походил на медвежий угол.
«А что ты хотел от этой скороспелой женитьбы, когда ты сам знал об истинных причинах замужества Даши. Ей нужен был москвич с квартирой»,– успокоил себя, таким образом, Виктор.
Он побузил после разлуки с Лаурой, потом потрепали нервы чекисты, но Афганистан так его успокоил, что он превратился в устрицу, дремал себе в уютной герметично закрытой раковине, и вдруг на тебе – Даша раскрыла створки, апотомполила лимонным соком. Сначала переживал до покалывания в сердце, потом наступило равнодушие от того, что Даша сделала хуже только себе. Женщине необходимо восхищение мужчины, чтобы цвести и пахнуть, шутил он, как солнце цветку, а Даша загасила в нем солнышко.Много печали выпало на его пути, но нет печальнее того, когда ты вновь обретаешь покой да еще в семейном счастье, а оно потихоньку, но неудержимо, утекает как песок в песочных часах, а потом падают сами часы и разбиваются вдребезги.
Он объявил о разводе, но Сергей Иванович уговорил его не делать поспешных решений. И опять он в непонятном положении. Лаура была рядом, но им не разрешали пожениться, теперь он женат, но не было жены. Он бы развелся, не задумываясь, если бы рядом кто-то был, а числиться по жизни просто разведенным? Все меньше и меньше волновал его данный вопрос. Пускай волнуется тот, кто замутил его.
Опять проблема выбора? Не было бы проблем, если не было границ между разными странами. Нет ничего проще, выбрать с кем ты живешь, или кого ты желаешь и нельзя желать то, что имеешь, это противоестественно. Даже самые удачные браки разбиваются вдребезги, стоит появиться на горизонте первой встречной незнакомке. Женитесь хоть на самой красивой девушке на свете – всегда найдется новая незнакомка, которая, войдя в вашу жизнь без стука, точно опоит вас сильнейшим приворотным зельем. С Дашей он всегда был трезв, от того так резко и отреагировал на ее поведение. Он все чаще вспоминал свою первую любовь, когда впервые увидел Наташу из Севастополя, она стояла у сельского клуба среди березок в черном облегающем свитере. Она была необыкновенной красоты и стройная, как березка. Такую можно искать всю жизнь и не найти, а ему повезло, но не смог удержать и решил найти лучше, чтобы забыть ее. Нашел, но опять облом – не там провели границу. Так можно искатьсвою женщину без устали всю жизнь? А будет ли она с тобой? Он опять морально устал и после размолвки с Дашей окунулся с головой в работу.
Началась московская Олимпиада-80, и в управлении весь оперативный состав перевели на суточные дежурства. Он оказался в той обстановке, как ранее, когда по ночам писал Ларисе письма. Виктор присел в своем кабинете около окошка, выходящего  в сторону Лубянки и под настольной лампой с зеленым, как у Ленина, плафоном написал Ларисе доброе, полное нежности, но прощальное письмо. Попросил ее писать, если она захочет, на  адрес Вики. Они поменялись ролями и опять, как в начале их знакомства, когда они писали письма через Вику, так как Лариса была замужем. Теперь он после объявления о разводе мог спокойно получать письма дома, но не хотел, чтобы его обвинили в аморальном поведении, что будет причиной развода. С Викой все было проще.
Через две недели она позвонила, видимо, во время Олимпиады письма ходили за рубеж гораздо быстрей.
– Можешь забежать ко мне вечером? – спросила Вика.
– Конечно, часов в семь.
Лариса обзывала его в письме по-всякому, но не обидно, потому что с юмором, а «дурачок и Люка» написаны были на каждой строке.  А в конце письма семейного счастья не пожелала. Разрешила побеситься, и еще пару раз жениться, а потом она выполнит свое обещание – приедет и заберет его навсегда. Ох, уж это ежегодное навсегда, а за пять лет ничего не получилось, и вряд ли будет в будущем, потому все осталось в мечтах, а они рассеялись, как туман. Во всяком случае, он так думал сейчас, иначе бы не женился. Он поблагодарил Вику и собрался к выходу, но она жестом руки остановила его.
– Виктор, ты присядь на минуту. Лариса звонила и просила сообщить тебе одну новость на словах.
– Интересно, что за новость, о которой нельзя было написать в письме, – он улыбнулся тому, как Вика усадила его на стул.
– У Ларисы родился сын. Виктором назвала.
Вика была права, что предложила ему присесть. Новость прозвучала, как гром среди ясного неба.
– Когда? Почему ничего не сказала и в письме ни слова?
– Ты лучше меня знаешь эту партизанку. Она меня строго предупредила, чтобы я молчала, когда узнала, что ты женился, не хотела усложнять тебе жизнь. Теперь я вижу, вы помирились, и решила тебе рассказать. Я подумала, что она несправедлива к тебе своим понятием об усложнении твоей жизни. Мало ли как жизнь повернется, но ты должен знать, что маленькому Виктору недавно исполнился годик.
– Да она не партизанка, а террористка какая-то. Вика, можно от тебя ей позвонить?
– Я тебя прошу, сделай это не сейчас, иначе я потеряю подругу. Она сообщила об этом только мне, но дня через три эта новость разлетится по нашим друзьям, и ты узнаешь об этом от кого-нибудь другого.Мне кажется, потому она и приехать не смогла.
– Но почему нельзя было сообщить об этом? – спросил скорее сам себя Виктор.
– Я не знаю, какие у нее были причины и обстоятельства, сам спросишь, но позже.
– Спасибо тебе, Вика. Ты настоящий товарищ, – улыбнулся Лукин.
    Он вышел на улицу, но ему не хватало воздуха. Виктор еще в квартире Вики прикинул несложную арифметику одного года и девяти месяцев. Получалось, что в те дни они с Ларисой отдыхали в Крыму, а потом вернулись в Москву. Рождение сына переставляло все обстоятельства ее приезда на три дня в Киев с ног на голову, но появилось больше вопросов, чем ответов, а она молчала. Он был несказанно рад рождению сына, но огорчало, что они с Ларисой за бугром.
Вскоре Лариса прислала ему следующее письмо, не дожидаясь от него, как раньше. Она писала, что у нее родился сын, назвала его Виктором, и сейчас молодая мама занимается его воспитанием. Ее приезд в Москву откладывается на неопределенное время, так как выезд с детьми, родившимися во Франции, за ее пределы создают еще дополнительные трудности. Да, и ехать теперь было не к кому. О дате рождения ни слова и о нем тоже.
Виктор пошел к Вике и заказал Париж. Он всегда звонил от нее, а потом оплачивал разговор и дарил цветы, надо же было кому-то дарить цветы, а то забудешь, как это делается. Эта симпатичная стройная блондинка явно была неравнодушна к Виктору, но, зная свою подругу, даже не намекала на какие-либо отношения Виктору. И его такие мысли не посещали.
Лариса ответила по-французски сонным голосом.
– Ты по-русски еще не разучилась говорить? Здравствуй!
– Уи. Ой, Люка, здравствуй! – голос сразу приободрился, – Я немного задремала, ночью приходится вставать. Да и днем глаз да глаз за маленьким Виктором, самостоятельно ходит и хватает все подряд.
–Лариса я тебя еще раз поздравляю и несказанно рад этому событию, но ты  ничего толком не написала о рождении сына. Можешь рассказать?
– Ты имеешь в виду, твой сын или нет? – Лариса никогда не ходила вокруг проблемных разговоров, а вопросы задавала в лоб, – то, что написала, могу повторить, но не более. Сын Виктор мой и только мой. У тебя, что мало проблем со мной? Успокойся, и об этом больше ни слова. Время все расставит на свои места.
– Но, Лариса.
– Я сказала, все. Рождение сына ничего в корне не изменит в наших отношениях, между нами пять государственных границ, а ты бывший пограничник, должен понимать, что это такое. Все дети, родившиеся во Франции, являются ее достоянием, поэтому мой переезд осложняется, а твой приезд ко мне пока исключается. Потому не дергайся, сын мой и только мой.
– Хорошенькое дело, не дергайся. У любимой женщины рождается сын, а ты сиди и сопи в две дырочки.
– Ты можешь предложить что-то и круто поменять нашу жизнь?
– Пока нет.
– Я знаю, поэтому тебя не терроризирую, я же тебе говорила, что здесь во Франции воспитать ребенка гораздо легче, чем в России. Здесь все есть и питание, и одежда, а главное в финансах я не стеснена. Поживем, посмотрим. Пока все не в нашу пользу, поэтому не надо торопиться с поступками, которые могут поломать мою и твою жизнь в худшую сторону, надо жить и ждать легких разрешений наших проблем, иначе мы навоюемся с «ветряными мельницами» так, что для нас ничего не останется.
В который она убедила его своей рассудительностью так, что ему нечем было ей возражать.
– Я согласен с тобой, но почему такая несправедливость? Мы этого не заслужили.
– Наверное, потому, что мы с тобой сильные духом люди. Нам и счастье выдали такое, чтобы не скучали и не купались в нем.  Конечно же, я хочу к тебе, мне нравится, когда мы рядом.  Я с тобой чувствую себя, как за каменной стеной, но уж очень много сразу появится недоброжелателей, готовых эту стену разрушить, а так мы никого не интересуем и никому не нужны.
– Хорошо, Лариса. Ты меня опять убедила, потому что ничего не могу противопоставить этому. Я тебе напишу. Целую. Пока.
Что же изменилось в его жизни в связи с женитьбой? Ровным счетом ничего. Перед Дашей он не считал себя виноватым. У нее был расчет в браке, чтобы зацепиться за Москву, но, наверное, была и любовь. Был ли расчет с его стороны? Что лукавить, вероятно, был, чтобы уйти от пристального ока КГБ под будущих родственников из ЦК КПСС. В конце концов,они ничего не должны друг другу. Что-то ему говорило о неправильном решении в жизни, но так уже получилось.
 «Ничего, поживем, посмотрим…», – подумал про себя.
 Как отдушина прозвучал в телефонной трубке голос Центуриона, так они с коллегами прозвали Игоря Спиридонова, проживавшего на Масловке. Центурионами американцы называли своих полицейских, а недавно на экранах прошел о них фильм под названием «Новые центурионы». В квартире Игоря все также висела форма американского полицейского черного цвета со звездой шерифа и значком штата Калифорния, которую ему прислали из Америки. У него там было много родственников и во Франции тоже, причем не бедных, которые постоянно уговаривали его переехать к ним за бугор, но у него и мыслей не было на этот счет. Пятнадцать лет назад он написал Хрущеву письмо, в котором указал на его ошибки в руководстве государством. Но письмо читали только в КГБ и неважно, что в нем была написана правда. Игоря осудили на десять лет за антисоветскую агитацию. Хрущева сняли через полгода за развал работы, о чем и писал Игорь, но никому до этого не было дела, и он отсидел от звонка до звонка десять лет, а после освобождения за ним установили надзор милиции на пять лет, который ограничивал его в правах и перемещении. Во время зачистки перед Олимпиадой его должны были удалить из Москвы за 101 километр, но Лукин упросил прокурора снять с него надзор за хорошее поведение и оставить в столице. Так какой же он диссидент? После всех ужасов он боялся рот открыть.
– Это «Ц». Добрый день. Я извиняюсь, что позвонил домой, но хотелось поблагодарить за «отмазку» от высылки из Москвы. С большим трудом достал твой домашний телефон.
– Брось, Гарри, это пустое. Я сделал то, что должны были сделать до меня, а я просто подстраховал их.
– Все ровно приятно, что о тебе помнят, а другим до меня не было дела, и мог бы я собирать сейчас грибы и кормить комаров в летнем лагере илив психушке. Ты не мог бы ко мне заглянуть, когда время будет. Можешь без звонка. Я постоянно дома. Можем прогуляться по скверу на Нижней Масловке.
– Ты что, по-прежнему прослушек боишься? Да нет у них столько денег, чтобы всех подслушивать, – пошутил Лукин.
– Тогда заходи домой. Мне привезли из Парижа два новых диска Высоцкого. Он записал песни под оркестр с Мариной Влади. Тебе понравится, а под музыку можем и выпить по бокалу французского вина и поговорить.
– Гарри, ты знаешь, чем можно совратить бедного опера. Если сегодня после обеда забегу, как?
– Хорошо. Буду ждать.
Как Лукин мог отказаться от бокала красного сухого вина из Бордо и песен Высоцкого с французского винилового диска. В квартире у Игоря на журнальном столике стояла бутылка вина, сыр и белый хлеб, как обед мушкетеров. Из стереоколонок с одной стороны звучал хрипловатый голос Высоцкого, а с другой оркестровая обработка его песен. Они привыкли слушать его песни, записанные на магнитофон с его концертов под гитару, а здесь диски из парижской студии. Игорь налил по бокалам вино. Он и вино не пил, а только пригублял.
– Хочу еще раз сказать тебе спасибо за участие в моей судьбе. Я знаю, что это не твоя работа, поэтому вдвойне благодарен.
– Гарри, прекрати. Мне приятно отдохнуть в такой обстановке. И ничего такого я не сделал героического.
– Э-э, не скажи. Ты мне подставил плечо и об этом могут узнать «товарищи», которые меня опекают.
– Про тебя давно все забыли и привыкай жить спокойно.
– Спокойствия я вряд ли уже обрету. Это я внешне такой пофигист и стараюсь держать стойку, а на самом деле вздрагиваю от каждого звонка, поэтому ни с кем не общаюсь и никуда не хожу. Ведь все компании наводнены их «стукачами». Или я не прав?
– Ну, это, смотря какие компании. В моих вроде бы таких нет.
– Видишь, даже ты в этом не уверен, а, что тогда про меня говорить?  С тобой я почему-то спокоен.
– Спасибо за доверие. Я на самом деле далек от диссидентских тем.
– У тебя мозги работают в правильном направлении, а это и называется диссидентство, – улыбнулся Игорь.
– Возможно, ты и прав. Одно время считали, что группа антисоветчиков может состоять из трех и более собутыльников, а теперь решили, что и двое могут намутить столько, что большим группам не под силу.
– Но мы под это понятие не подходим.
– Поэтому Игорь, сделай музыку погромче, а свое кресло подвинь поближе. Хоть мы с тобой и не катим под эти понятия, но не надо давать им повода. Если бы генералы КГБ не рассказывали публично о диссидентах, то о них никто бы не знал. Своими  выступления они сами создают им рекламу, а народ по своей природе любопытен. Им интересно, за что людей преследуют, а когда выясняют, что за правду, то и сами становятся диссидентами. И так по цепочке получается целое движение, а на поверку это такие же, как мы с тобой, которые не против Советской власти, а собрались за бутылкой и обсудили некоторые аспекты нашей жизни, – сказал Лукин.
– Как ты четко обрисовал границы этого движения.
– Но это не означает, что об этом можно говорить открыто. Пожалуй, и сам Генсек Брежнев не сможет решить эту проблему. ЧК сказала, что существуют антисоветчики, которые пытаются свергнуть власть, так значит, тому и быть. Только опасны эти игры созданием настоящих антисоветчиков, которые недовольны властью.
– Неужели такие есть и выступают открыто? Я кроме Сахарова никого не знаю. Да и того этой зимой отправили в закрытый от иностранцев город Горький, – сказал Игорь.
–  Да и его приписали к диссидентскому движению благодаря усилиям КГБ. После написанного им письма стали контролировать его личную жизнь. Посещать с профилактическими беседами, а после сами чекисты жаловались, что Сахаров снимал трубку телефона и жаловался своим американским друзьям и многочисленным дипломатам. И пошло, поехало. Теперь о нем прошло 1200 радиопередач «Голоса Америки», «Немецкой волны» и прочих.
 В прошлом  году жена Сахарова  находилась на лечении в Италии, откуда бежала в Америку по поддельным документам.
– Поэтому его не выпускают за рубеж? – спросил Игорь.
– Не только по этой причине. Он знает столько секретов, что не может сдержаться и сыпет ими направо и налево. Вот из него на самом деле антисоветчина сыпет, как из рога изобилия, но сделать с ним ничего не могут из-за поддержки Запада. Лауреат Нобелевской премии и на самом деле звезда.
– И, пожалуй, таких больше нет. Вот, может быть, еще и Солженицын?
– Нет, он против Сахарова никак не проходит. Семь лет назад я был в командировке в Ставропольском крае и проводил оперативные мероприятия по розыску разбойников, которые совершили разбой в квартире недалеко от твоего дома. Жуликов мы тогда обезвредили, и местные коллеги показали мне дом Солженицына, в котором он проживал до своей высылки. Я тогда еще удивился. Что человеку не хватало? В его доме потом открыли детский садик, а часть дома пошла под библиотеку, – сказал Виктор.
– И мне тоже многое непонятно. Почему его не посадили, а выслали из СССР? Практически предоставили ему свободу для антисоветского творчества. Его власть обидела, выселив из родного дома, и что другого от него ожидали?
– Гарри, а ты ухватил самую нужную нить из этой истории. Вот ведь ты же не озлобился на советскую власть, которая тебя ни за что гноила в лагерях. Ведь ты же, как патриот своей Родины, написал верховному правителю, чтобы он не сажал кукурузу за полярным кругом, потому что она там не растет, а тебе дали десятку и никакой амнистии после этого. Оттрубил десятку и будь здоров. И потом тебя никто не высылал за границу, и ты знаешь почему?
– Интересно бы узнать.
– Потому что ты для властей не опасен. Тебя высылать не с чем. Нет у тебя антисоветского багажа. Тебя изучили за эти десять лет, хотя для них и так было ясно, что ты оказался статистом. Правда, ты им сам помог с этим своим письмом к Хрущеву, но могли бы они списать его  в архив, как сотни анонимок такого характера, а тебе на полную катушку. Так, для палки в отчетности, что раскрыли еще одного антисоветчика, а ты и не прятался, так как указал свой домашний адрес. Поэтому ты для них не диссидент, а статист и зачем тебя высылать за бугор, если от тебя не будет никаких материалов против советской власти. За границу ты и сам можешь спокойно выехать, но не хочешь, – сказал Виктор.
– Я русский и хочу жить на Родине. Так значит, Солженицына выслали, чтобы он мог спокойно писать антисоветские произведения?
– Это наши с тобой догадки. Ты вот сам прошел лагеря и поболее писателя, которому тоже довелось. Но скажи мне, много ли информации ты вынес из этого лагеря, чтобы написать книгу, в которой описана чуть ли не вся система ГУЛАГа. Да, конечно, ему писали письма другие заключенные, и он мог бы набрать информации.
– Кто бы им позволил описывать лагерную жизнь? Это могло быть лишь по указанию «кума».
– И опять ты, Гарри, поймал эту нить. Правильно. Не мог сельский учитель, отсидевший в тюрьме, получить доступ к совершенно секретным архивам НКВД, а без ознакомления с ними не получилась бы книга «Архипелаг ГУЛАГ».
– А ты читал ее?
– Скажу так, внимательно полистал, потому что время было ограничено для ознакомления, – хитро улыбнулся Виктор.
– Тогда конечно, ты знаешь, из каких материалов вышла книга. И думаешь, что без помощи КГБ он не смог бы написать антисоветскую литературу?
– Может я и ошибаюсь, но мне кажется, что шеф КГБ не просто так принимал личное участие в его высылке за бугор, где ему никто не мешал творить антисоветчину, да и народ с такими настроениями к нему потянулся. Что толку от родных диссидентов в СССР без подпитки антисоветской литературой из  эмигрантской среды? И если хотели создать диссидентское движение, то эта высылка должна была только способствовать этому.
– То есть это были согласованные действия по созданию диссидентского движения и его расширению? В диссидентское движение втягивали тех людей, которые о нем и не подозревали? – спросил Игорь.
– Ну, это ты круто взял. Об этом можно только догадываться. Но это вполне реально. Ты вспомни чекистскую операцию на заре установления советской власти под наименованием «Трест», когда создали из чекистов контрреволюционную организацию и заманили в нее врагов из эмиграции вплоть до террориста Бориса Савинкова и английского разведчика Сиднея Рейли, который, кстати, и финансировал эту придуманную чекистами организацию. Я не говорю, что писатель был заодно с КГБ, но не исключаю, что могли воспользоваться его доверчивостью в своих играх по созданию диссидентского движения по типу операции «Трест».
– Да, страна непуганых идиотов. Я это принял на свой счет на второй день, когда за мной пришли. Такого не мог допустить даже в фантазиях, что за правдивое письмо дадут десятку, а потом через три месяца будут об этом же говорить на заседании Политбюро и по этим же причинам снимут Хрущева. Страшно представить, сколько они судеб загубят этой «жестокой игрой» в диссиденты, – сказал Игорь.
Лукин шагал по Масловке в сторону дома. Когда-то зимним вечером здесь они веселились в компании друзей с Ларисой, играли в снежки и валяясь в сугробах. Она радовалась обилию снега. Теперь ему приятно было посидеть у Игоряи под бокал французского вина послушать диски из Парижа. Мало кто знал об их бурном романе, хотя кому надо, те знали и не повышали его по службе в течение пяти лет. Ему не мешали ловить жуликов, и он это делал мастерски, «с огоньком», за что получал дважды досрочные звания в качестве поощрения. И угораздило его влюбиться в иностранку в самый разгар «холодной войны», но они с Ларисой не могли предположить, что судьба уготовила им такую прекрасную встречу, а потом им было уже не до политики и в той «войне» они не участвовали.
Закончилась в Москве Олимпиада и жулики всех мастей буквально атаковали москвичей и гостей столицы. По управлению ходили упорные разговоры, что Лукин удачно женился, и тесть из высокой партийной номенклатуры скоро переведет его в МВД. Ему больше всего не хотелось, чтобы друзья и коллеги по работе думали, что его карьера связана с удачной женитьбой, как бывало у многих милицейских руководителей. Но «на каждый роток не накинешь платок». Никому не станешь объяснять, что он отказался от протеже, которое предлагал ему тесть. Не любили таких руководителей в уголовном розыске, и райком партии вспомнил о его кандидатуре, предложив назначить Лукина в 17-е отделение милиции заместителем начальника по уголовному розыску.
Он был доволен назначением именно в это отделение. Самый веселый кусок «земли» в столице доверили 17-му отделению милиции, но шутки в сторону, если посмотреть на данный кусок с криминальной точки зрения. Здесь находилась гостиница «Москва», где проживали депутаты партийных съездов и пленумов, а в Кремлевском Дворце Съездов они заседали. Его тесть Сергей Иванович всегда останавливался в гостинице и не потому, что боялся их стеснить, а партийная дисциплина, прежде всего. Скучная у них жизнь, потому не понравилась в молодости Лукину партийная работа. Культурная жизнь сосредоточилась от Большого театра до Малого,а за углом их отделения расположился  МХАТ на улице Москвина и ниже по Пушкинской улице театр Оперетты, чуть на отшибе от этой суеты стоял цирк на Цветном бульваре во главе с бывшим мужем Галины Брежневой Игорем Кио. Интуристовские гостиницы «Метрополь» и «Будапешт» с ресторанами, которым не уступали «Узбекистан» и «Славянский базар». Бермудский треугольник, состоящий из ЦУМа, ГУМа и Детского Мира, замыкал Центральный рынок. Все эти знаменитые места притягивали к себе москвичей и гостей столицы, а в их массу затирались жулики разных мастей. Сыщиков в отделении милиции было столько же, как в других городских отделениях, а нашествие приезжих, ежедневно посещавших эти места,  колебались от полутора до трех миллионов граждан СССР и гостей из-за «бугра». Сказать, что был «дурдом» в оперативной обстановке, наверное, мягковато бы, но Лукину было то, что сейчас нужно.Знакомство с территорией началось в ресторане «Будапешт», где его и знали до назначения.
При входе из ресторана  милиционер важно прогуливался посередине улицы и строго посматривал на подгулявших граждан. Увидев Лукина, откозырял и направился к таксистам, чтобы не получилось потасовки между гостями ресторана при посадке в такси. Водители здесь не простые, знают ресторанную публику и, вооружившись вывеской «В парк», что означало об окончании их работы, «банковали», назначая повышенные ставки за проезд. Они стояли кучками у своих автомобилей, покуривали, болтали и, крутя ключами от зажигания, выбирали выгодных клиентов.
Лукин был, немного выпивши, да в ресторане по-другому не получалось, потому решил прогуляться перед сном. Даше он позвонил, что задерживается на работе. Не хотелось со свежим запахом алкоголя и ресторанного духа возвращаться домой. Он свернул налево по Петровке в сторону Малого театра, решив дойти до Госплана на Охотном ряду, а там ходили до часу ночи троллейбусы по улице Горького прямо до его дома около Белорусского. Виктор особенно на троллейбус не рассчитывал, так как ему было приятно пройтись этим маршрутом. Иногда он возвращался домой из ресторанов точно также пешком с Ларисой. Почти два года не виделись, но забыть такое невозможно, да и зачем, если ему до сих пор приятно пройтись тем же маршрутом.
Осенний мелкий дождичек  сеет и сеет сквозь туман. Ночь была благоприятная для прогулки после ресторана.  Туман стелился в сквере Большого театра над кустами сирени, висел на деревьях и фонарях. В такую погоду можно идти спокойно, не рискуя быть ограбленным. В центре города в такое время орудовали только «ремонтники», которые грабили «голубых». Договорятся о прелюбодеяниях между мужиками и в темный подъезд дома на Пушкинской улице, а там «гоп-стоп» и «голубой» выходит на улицу в одних трусах и с синяками, готовый к любовным утехам своих коллег – и раздевать уже не надо. Не многие из них обращались с заявлениями в милицию об ограблении. Почему грабителей прозвали «ремонтниками» неизвестно. Может они сами себя так назвали. Лукину не нравились ни те и не другие, но по поступившим заявлениям об ограблении работал добросовестно. Преступление, есть преступление, хоть и совершенное в отношении мужиков с голубой наклонностью.   
Центр города был переполнен в такое время девушками легкого поведения, потому что проституции в СССР не было, зато притонов сколько хочешь, хоть гостиницы красными фонарями освещай.  Даже «Москва», считавшаяся местом проживания партийного аппарата, не уступала «Интуристу» в этом деле. Лукин по долгу службы встречался с их легким поведением, так как они были носителями оперативной информации, но внешне не только взгляд не на кого было положить, а не понятно было, кто с ними проводил ночи в гостинице. У одной из них была кличка Трапеция. Лукин сначала подумал, что эта женщина из цирка и творит в постели номера из воздушной гимнастики, но оказалось, что ее так прозвали из-за формы ее ног.
Далее прошел мимо Малого театра, где у входа сидит  бронзовый домовладелец Островский, в том же самом заячьем тулупчике, в котором он писал «Волки и овцы». На стенах театра  афиши, в которых прописаны его обитатели.  Для многих из них театр стал родным домом, как в свое время для драматурга Островского, который после гимназии учился на юрфаке Московского университета, откуда, однако вышел,  не окончив курса.  Островский поступил в Московский коммерческий суд, который вел торговые дела по сделкам, по векселям о несостоятельности, по уголовным делам и гражданским спорам. Там он приобрел обширную информацию о мире, в котором жило замоскворецкое купечество. Эту жизнь он  впоследствии с блеском изобразил в своих пьесах.
Был он почти коллегой Лукина по юридической части и по работе в центре столицы, почему Виктор поинтересовался частью его биографии, а в театре ему приходилось бывать больше по служебной надобности.
Утром шел спектакль «Свои люди – сочтемся», а вечером «Бедность не порок», либо «Не так живи, как хочется» сменялся спектаклем «На всякого мудреца довольно простоты». И, конечно, всегда завораживающей была игра актеров, которые составляли славу театра. С некоторыми из них Лукину посчастливилось познакомиться. Правда, в связи с совершением незначительных преступлений в стенах культурного учреждения.  Игорь Ильинский мог перемещаться  по сцене по тонкому  лучу прожектора, но за его творческие заслуги народ ходил посмотреть на него. Многие зрители видели эти спектакли не один раз и ходили в театр посмотреть на актеров. Театром руководил Царев, а Михаил Жаров подарил Лукину свое фото с автографом.  Можно было  любоваться красотой и творческим талантом Элеоноры Быстрицкой и восхищаться игрой Евгения Весника, а перед Юрием Мифодьевичем Соломиным ему было неудобно, потому что не нашел ни одного жулика по его заявлениям в милицию о кражах с автомобиля радиоприемника и зеркала.
Во МХАТе у Лукина сложились хорошие отношения с главным режиссером Олегом Ефремовым. А симпатичные пожарницы, обеспечивающие безопасность театра в круглосуточном режиме, всегда встречали  Лукина горячим кофе с печенюшками и рюмкой коньяка, который он приносил с собой. Проверка противопожарной безопасности не входила в его компетенцию, но их руководители знали Лукина и ничего не имели против его посещений после спектаклей их бойцов.
В поисках выхода из затянувшегося застоя «старики» театра пригласили главным режиссером основателя и руководителя «Современника» Ефремова. К нему в театр пришли всенародно известные Евгений Евстигнеев, Александр Калягин, Смоктуновский и Анастасия Вертинская. Если бы пришла в театр ее сестра Марианна, то Лукин прописался бы в этом театре. С далекой юности он был немного влюблен в эту актрису и, может быть, поэтому и в подругу своего детства Наташу, которая была очень на неепохожа. Он постоянно сравнивал кадры из фильмов с ее участием и поражался сходством с Наташей, которая иногда копировала ее прически и одежду, но не, потому что подражала ей, а просто мода была такая, и выбор женской одежды не был широким.  Эти актеры вместе с  Татьяной  Лавровой и  Станиславом Любшиным, Олегом Борисовым и Табаковым создавали «лучшую труппу на лучшей сцене страны». Недавно Лукин ходил с женой на премьеру «Тартюфа» с великолепным актерским ансамблем. Оргона играл Калягин, Тартюфа – Любшин, а Эльмиру – Вертинская.
   «А почему припомнилась Наташа?»,– мелькнуло у него в голове с грустинкой.
    Он понимал, что просто так у него ничего не припоминалось. Значит, не все погасло в его воспоминаниях, а может потому, что после разлуки с ней все пошло наперекосяк в решениях создания семьи? На театральной теме Лукин не торопясь дошел до дома, уставший, но совершенно трезвый. Оставалось почистить зубы и можно смело заявлять, что спиртное не употреблял. Хотя он это делал крайне редко, поэтому таких вопросов ему Даша не задавала, да и последнее время он делал, что хотел.
Поздним вечером следующего дня задребезжал звонок прямого телефона Лукина с дежурным по отделению милиции:
– Товарищ майор, у меня полная дежурка задержанных. Если можно, то дайте команду операм, чтобы хоть девочек разобрали по кабинетам для бесед. Как я понял, за ними серьезных нарушений нет, и через два часа я их выпущу.
– Хорошо, Михаил, оперативники сейчас ими займутся.
– Одна из них рвется на беседу к вам. Видимо, их мамка.  Хочу, говорит, к Виктору Павловичу.
– Ну, если так хочет, то проводи ее ко мне.
   Сержант милиции завел в его кабинет миловидную барышню лет тридцати.
     «Такую встретишь на улице и не догадаешься, чем она занимается на самом деле. Деловая женщина, да и только,– окинул ее взглядом Лукин, – а может она и не занимается этим делом, а только руководит процессом?».
– Спасибо. Вы свободны,– отпустил он сержанта.
– Виктор Павлович, на каком основании нас задержали? Мы отдыхали в ресторане и никому не мешали.
– Как звать тебя, красавица? – улыбнулся Лукин.
– Светланой. А что, я тебе понравилась?
– Но не при таких обстоятельствах.
– Ты имеешь ввиду, что я продажная женщина? Ты в этом плане не угадал. Я в некотором роде бригадирша и с клиентами не сплю.
– Но, чтобы стать бригадиром, ты все-таки «молотила» на этом поприще?
– Всякое бывало, но недолго. Короче, чего я тебя уговариваю. Если хочешь, то я готова с тобой уединиться в твоей комнате отдыха за этой шторой.
  Комната отдыха у Лукина была зашторена одинаково, как и рядом окно, поэтому догадаться о ее существовании было невозможно. Света знала точно, что там находится комната отдыха.
–Что, приходилось там бывать? – спросил Лукин.
– Да, и хочу сказать, что на кожаном диване не очень приятно заниматься этим делом.
– Что, соскальзываешь?– развеселился Лукин.– И когда же ты посещала мои пенаты?
– Предыдущий начальник больше был по части спиртного. Я у него была один раз с бутылкой портвейна. Так он ее сам и уговорил, а ко мне даже не притронулся. А вот перед ним был начальник, так тот орел. Всех моих девок перетаскал к себе. Работать не давал. Так ты мне объяснишь, почему нас таскают в милицию каждый вечер?
– А ты еще не догадалась?
– Я в полной растерянности, если ты меня не хочешь, – она рассмеялась на свою шутку.
– У тебя какие отношения с сутенером из «Будапешта»?
– Сам знаешь, какие. Финансовые. Я так и поняла, что нас прессуют из-за него.
– Вот и умница. Нам осталось с тобой договориться о взаимной заинтересованности в нашем общении, чтобы я вас больше не дергал.
– Так пошли в  другую комнату.  Там нам проще будет договориться.
– С тобой там точно разговора не получится, боюсь не устою.
– Не понимаю, зачем себя сдерживать, если сам хочешь и женщина согласна?
– Светлана, у тебя логика железная, но мне неинтересно с женщинами твоего круга. Мне не нравится секс без взаимности, когда ты пыхтишь и стонешь, якобы в экстазе, а на самом деле играешь на публику, ничего не ощущая. Это для тебя, как работа, а я этого не хочу.
– Я тебе обещаю отдаться по-настоящему. Ты увидишь небо в алмазах, так тебе будет хорошо.
– Все, заканчивай совращать малолетку. Светлана, давай перейдем к делу. Я могу забыть о вашем существовании, если вы пошлете своего сутенера на три буквы и будете снабжать меня информацией, добытой при общении с клиентами.
– Стучать что ли? Так мы уже вроде бы и занимаемся этим делом. Сам знаешь, иначе бы нас в «Интурист» не пустили. Я не против, только «уголовку» наши клиенты мало интересуют.
– Это позволь решать мне.
– Тогда, считай, договорились. Я знаю, что у тебя есть комната на первом этаже гостиницы «Будапешт». Вот там и можем с тобой встретиться.
– Ты для бригадирши слишком много знаешь. Вот так переспи с тобой, а потом в оперативной сводке МВД или КГБ пропечатают.
– Вот только не обижай. Мы сливаем информацию только про говнюков, а про хороших мужиков мы помалкиваем. Многие из них у нас на постоянной основе. Мне хочется все-таки тебя совратить. Если у меня не получается, то перед моей Катериной ты вряд ли выдержишь стойку. Ей восемнадцать и чертовски красива. Только недавно приехала в столицу из Украины. Она всего один раз была с немцем в номере гостиницы и дала ему за авторучку, правда был «Паркер», но мы смеялись всей компанией. Хочешь, я тебя с ней познакомлю? Не пожалеешь.
– Что у тебя изымали в дежурке?
– Сигареты и разную мелочь.
  Лукин снял прямую трубку с дежурным:
– Михаил, сейчас к тебе спуститься Семенова. Она свободна.
– Спасибо, Виктор. Как в отношении Екатерины?
– В другой раз.
– Ну, хорошо.
Она пошла освобождаться в дежурку, а через десять минут вновь постучала в кабинет и вошла вместе с девушкой. Лукин сразу понял, что это Екатерина. Высокая и стройная, а красавица, как кукла.
«Да, права Светлана, перед такой трудно устоять»,– подумал Лукин.
– Я прикинула, что другого раза ждать долго и решила зайти к тебе с Катей. Уже полночь и в твоей конторе тихо. Она тебя еще вчера видела в ресторане и сказала, что ты ей понравился. С ней никакого театра не будет. Она это делает пока еще от души.
– Светлана, я нормальный мужик, а не кабель. И давай пока на этом закончим наше знакомство.
– Вот, Катя, смотри, какими бывают настоящие мужики. Все, мы уходим.
– Счастливо вам и береги Катю. Не дай ей погрязнуть в вашей тине.
– Значит, она зацепила тебя. Не беспокойся, мы многих девушек пристраиваем к богатеньким мужикам и они больше не трутся  в нашей компании. Вот и Катю мы скоро пристроим, так что смотри не опоздай, а то уедет с немцем в Германию.
– Света, я тебя сейчас опущу в дежурку за сутенерство.
– Все. Мы ушли, где нас найти ты знаешь, – ее смехом заполнился коридор третьего этажа.
    «Да, вредная у тебя работа, Лукин. И молока не дают, – подумал он и улыбнулся сам себе, – тебе только женского молока не хватает».
   Лукину припомнилась похожая ситуация с Верой из Севастополя. Подвернулась командировка в город, который всегда манил его после встречи с Наташей, но именно в той командировке он понял, что не судьба им быть вместе. У нее семья и муж нормальный парень. В Севастополе он искал квартирного вора Фролова, который под видом инспектора-пожарника обчистил более шестидесяти квартир москвичей путем подбора ключа. Вера оказалась свидетелем по тому делу. Ее знакомый капитан торгового судна купил у квартирного вора Фролова перстень и серьги с бриллиантами, а так же сертификаты Внешторгбанка, на чем и засыпался. Так Лукин вышел на Фролова, а бриллианты капитан подарил Вере, которая выдала их добровольно. Она была похожа, как две капли воды, на французскую кинозвезду Мишель Мерсье, в СССР ее знали как Анжелику маркизу ангелов.
«Мне постоянно встречались девчонки похожие на кинозвезд. Может поэтому долго не женился, потому что они были не для «тихого» семейного счастья?», – призадумался Лукин.
 С Верой у него неожиданно вспыхнула любовь, но также быстро и угасла. Она пробивалась в жизни таким же путем, как собирается Екатерина с богатыми и имеющими положение в обществе мужиками. Поэтому у него ничего не могло быть с Верой длительного, так как с нищенской зарплатой опера  он не мог удержать ее рядом с собой. А Вера была настолько красива и обаятельна, что до сих пор дух захватывает при одном только воспоминании, но разве можно было предложить Вере  существование на сто двадцать «Рэ» в месяц. Они жили короткое время вместе и подумывали пожениться, но у них хватило мозгов трезво посмотреть на жизнь и расстаться, пока не образовалась семья и не пошли дети.
«Может, так и надо жить. Ведь приятно вспомнить встречи с Верой. Вероятно, и Катя подарила бы много счастливых минут в жизни, но все ровно это лишь встреча. Может из таких приятных встреч и состоит нормальная жизнь? Не надоело ли тебе играть в любовь?  Все ровно ничего не получается»,– продолжил свои раздумья Виктор.
Только парижанка, не вписывалась ни в какие размышления и понятия. Там было совсем другое, была полная гармония, и мешал создать семейное счастье только «железный занавес», который их разделял долгие годы и все-таки добил. Что-то его развезло по этой теме. Ему не хотелось вернуть Катерину, но он знал, где ее найти. Она все-таки чем-то зацепилаего и заставила думать о ней, хотя и думать нечего. Она пацанка, моложе на десять лет, и ни в каком варианте его не интересует, но приятно, черт побери, когда нравишься молодой и красивой!
Он достал из сейфа нераскрытые дела прошлых лет и открыл дело о нераскрытом убийстве, совершенном пятнадцать лет назад на Цветном бульваре. История «глухарей», как называют в уголовном розыске не раскрытые преступления, может многое рассказать. Давно уже приостановлены уголовные дела, но оперативно-розыскные пылятся только у нерадивых сыщиков. Лукину всегда было интересно, что стало с подозреваемыми, которым не смогли доказать вину по прошествии многих лет. Чем они занимаются, с кем живут, с кем дружат. Вряд ли они «завязали», а потому интересны для уголовного розыска. Он разглядывал фотографии мест преступления в районе Самотеки, Цветного бульвара, Столешникова переулка и Петровки. В середине 60-х можно было пройти напрямик по многим дворам, они так и назывались проходными, но теперь все перестроено и нет уже тех домов, где были совершены преступления, но остались следы, отпечатки пальцев преступников, которые могут пролить свет на «нераскрытые тайны» жестокого преступления.

               



























                ЧК – восхождение во власть

               
               

   Прошло пять лет…
Много интересных событий произошло за эти годы. В истории их назовут концом застойного периода, андроповщиной и Перестройкой. После брежневских времен  «Генсек с Лубянки» Андропов начал кадровые изменения. За один год своего правления  он сменил министров и многих партийных руководителей, подобные мероприятия напомнили народу 1930-е годы, но, как и прежде, он отреагировал на них очередной шуткой: «С Новым вас, товарищи, 1937-м годом!».
 На пленуме ЦК КПСС Андропов высказался, что мы не знаем, в каком обществе живем, потому  вынуждены действовать нерациональным способом «проб и ошибок». У газетных киосков стояли очереди. Народ читал отчеты о пробах как захватывающие детективы, например, об уголовном процессе в отношении директоров Елисеевского магазина и не менее знаменитого «Океана», которых расстреляли, продемонстрировав обществу, как будто они были виноваты, что колбасы и икры не хватало на всех. О рейдах милиции и проверках документов в магазинах, банях и кинотеатрах, с целью обнаружить тех, кто пришел туда в рабочее время. Репрессивные акции воспринимались как кампания борьбы за дисциплину с клеймом «КГБ». «Карательная психиатрия» при Андропове была одним из самых чудовищных изобретений чекистов. Бывшие узники «психиатрических больниц специального типа» превращались в «овощей» и не могли рассказать обо всех ужасах, но во времена гласности заговорили коллеги садистов в белых халатах. Позорная система «информаторов», а попросту стукачей, доносивших на своих соседей, знакомых, сослуживцев, была восстановлена, и появилось множество Павликов Морозовых.
  Для Лукина они были годами жесткого противостояния между МВД и КГБ, когда чекисты одержали верх над МВД. Проведя зачистку рядов МВД, сотрудники КГБ были назначены где-то руководителями, а другие подразделения взяли под оперативное обслуживание, завербовав в агенты половину сотрудников, которая стучала на другую половину. Конечно же, Лукин оказался в половине неблагонадежных сотрудников, на которых стучали его же коллеги. Попили они его кровушки за те годы, но он только окреп в этой схватке. Была бы открытая война или хотя бы бой на ринге без перчаток, а то вылезет какая-нибудь мерзота в виде агента и обольет тебя ушатом грязи, а ты не знаешь кто, потому как их было много. Пока доказываешь, что ты не верблюд, они готовят новую подлянку. Другие сотрудники сдавались и уходили из органов, но не Лукин. Победить эту нечисть невозможно, но он устоял и даже пошел на повышение, став руководителем уголовного розыска центрального района столицы и подполковником милиции. Были еще за его ратный труд в деле борьбы с преступностью медали и ордена, но так и не получилось ни семьи, ни детей.
Как светлый лучик в темном царстве прозвучало из уст нового генсека Горбачева слово «перестройка». Если Андропов публично признался, что не знает, что мы построили под названием «социализм» и в каком обществе живем, то Горбачев не мог знать, куда приведет лозунг «перестройка-гласность-ускорение». А народ понимал все в меру своей замкнутости, ему бы после семидесяти лет молчания только побузить. Ведь все шли не куда-то, а избавлялись от чего-то, от давящего на мозги партийного единомыслия, когда все решения собраний всеобщее «одобряем», от хождения в колонах демонстрантов.
Лукина интересовал в этом процессе преобразования общества состояние «железного занавеса», долгие годы отделявшего СССР от остального мира. Наконец-то он приоткрылся, и советские граждане получили возможность для выезда за рубеж. Лукин понимал, что такое послабление его лично не касалось.  Спецслужбы жили по своим неписаным законам и, даже уволившись, еще долгие годы были невыездными. Однако хоть какая-то надежда,  что у них с Лаурой все получится и они будут вместе, все-таки появилась.
В начале перестройки приобрела народную популярность шутка от армянского радио, которое спросили:
– Что будет, когда закончится перестройка?
– Начнется перестрелка...
(Никто тогда не мог предположить, как близка будет  шутка к истине).
А пока летом 1985 года объявили о проведении в Москве XII всемирного фестиваля молодежи и студентов, изначально задуманного для их свободного общения. На самом деле было решено, что с иностранцами будут общаться только специально отобранные и проверенные на благонадежность комсомольцы, которым были выданы спецпропуска с допуском на определенные мероприятия. Рядовому комсомольцу, студенту, а тем более не члену ВЛКСМ общение с гостями фестиваля, которых разместили по клубам, не разрешалось. Обеспечение безопасности иностранных делегаций в их клубах возложили на сотрудников МВД и КГБ, которые не допускали общение со случайными и непроверенными людьми. В МВД СССР верстались планы мероприятий, и в столице началась подготовка к проведению всемирного фестиваля молодежи.
– Павлович, мы с начальником управления закрепили руководителей управления за иностранными клубами. Тебе определили клуб скандинавских стран. Там будут работать делегации Швеции, Норвегии и Финляндии, – объявил ему руководитель Владимир Михайлович, – клуб имени Зуева находится на Лесной улице. Ты ведь там живешь?
– А вы с Андреем Михайловичем в какие клубы поедете обеспечивать безопасность? – спросил Лукин.
– Определили только тебя.
– Значит, я могу уже приступать к своим обязанностям?
– Нет, с тебя не снимают выполнение основных обязанностей по борьбе с преступностью, – хитро улыбнулся Владимир Михайлович.
– А мне всегда виделась командировка на такие мероприятия так. Если откомандировали, значит, не очень нужен на основной работе, либо неугоден руководству. Я не могу отвечать за то, где меня нет. Вы не понимаете, что такое безопасность иностранной делегации, когда устраивают фестиваль молодежи, а разрешат общаться только комсомольским активистам. Под видом молодежи может просочиться в клуб разная нечисть и устроить провокацию, а то и теракт. Потом Запад обвинит СССР, что не обеспечили безопасность для их граждан. Придется признаться, что меня снял с объекта руководитель. Как тебе такой расклад?
– Никто тебя не снимает с объекта. Видишь, как ты владеешь обстановкой, так что мы правильно тебя предложили.
– Только я не имею никакого отношения к патрульно-постовой службе.
– Не прибедняйся. Ты был руководителем в 17-ом отделении милиции и имеешь опыт работы с иностранцами. Это мы с Михалычем серые. Правильно, Андрей Михайлович?
– Я Виктора понимаю. Если бы это был клуб делегации Франции, то у него не было возражений, – улыбнулся Вайнер.
– А почему Франции? – спросил Владимир Михайлович.
– Да, умею я по-французски шпрехать, а твои, Андрей Михалыч, заморочки неуместны, – улыбнулся Лукин.
Пока готовились на бумаге планы мероприятий, рисовались схемы, утверждались  дислокации постов, особого беспокойства клуб скандинавских стран не доставлял. При утверждении документов в КГБ те внесли свои коррективы, и всем было ясно, что руководит мероприятиями не комсомол, а КГБ. Начальником службы безопасности в клуб США, размещенный в Доме культуры имени М. Горького на Вятской улице, был назначен один из руководителей райотдела КГБ Егоров. Госдепартамент США рекомендовал молодежным организациям не участвовать в XII фестивале в Москве, но в мире не прислушались к рекомендациям, и только делегация США состояла из 300 человек. Молодежь 42 штатов показали, насколько фестиваль был популярным в Америке. Егоров попросил перевести к себе в заместители Лукина из клуба Скандинавии. Так ему определили самый ответственный американский клуб, но он не понимал, как могли его назначить в клуб США заместителем по безопасности, да еще с подачи КГБ? До открытия фестиваля оставалось  неделя, и ему предложили прибыть на объект.
– Все, Владимир Михайлович, шутки кончились и до окончания фестиваля ты меня не увидишь. Вот тебе и Скандинавия рядом с домом, – сказал Лукин.
– Я ничем не мог возразить чекистам, когда они попросили тебя переназначить в клуб США. Они определили тебе особые полномочия по набору личного состава, который тебе потребуется для обеспечения порядка.
– Вот это мне нравится, чтобы придурков не откомандировали для несения службы. Сам знаешь, кого откомандировывают? Вот меня, например.
– Прекрати. Я предложил тебя, потому что тот клуб был у тебя во дворе, и ты смог бы ходить на работу, а вечером в клуб.
– Хитер ты Михалыч. Теперь вы два Михалыча остаетесь на хозяйстве. Я при всем желании не смогу оттуда оторваться.
– Это понятно. Чего ты и добивался.
– Ну, положим не я, а ты. Впрочем, чекисты правильно на мне остановились. Ведь я один в районе остался, кто хорошо знает личный состав в отделениях, кроме уголовного розыска, а мне будут нужны постовые милиционеры и участковые, не говоря уж про сыщиков. Что сказали чекисты по поводу моих особых полномочий по набору кадров? Может быть, тебя взять к себе в заместители?
– Пошути мне еще, хотя я бы согласился.
   Но Лукин шутить не собирался, зная какой ответственный участок ему достался во время первого потепления отношений СССР и США. В такой обстановке ошибок не прощают, поэтому он был «особо благодарен» такому доверию чекистам. Егорова он знал до этого, и с ним приятно было работать. У него не было того сверлящего взгляда «всевидящего ока» после совместно выпитых ста граммов. Взгляд его всегда оставался открытым. Им выделили комсомольско-оперативный отряд, который регулировал «движение» гостей в клуб США, а если попросту – пропускал только своих комсомольцев для общения с американцами. У наших имелись пропуска или они были одеты во что-то одинаковое, так что посторонние сразу оказывались на виду.
– Ты будешь утром на месте? У нас совещание в конторе, а после я приеду, – сказал Егоров.
Лукину было интересно, кто же из коллег Егорова предложил его кандидатуру в клуб США, но спрашивать не стал. Однако на следующий день Лукина ждала другая новость. Егоров приехал из КГБ – с совещания по фестивалю. Совместные собрания по этому вопросу, похоже, закончились, и теперь все решали свои задачи, ну а в том, что они поставлены чекистами, Лукин не сомневался.
– Наши все переиграли, – сообщил Егоров, – ты будешь начальником службы безопасности, а я – простым инженером по зданию. Это официально, а так я буду вместе с тобой руководить процессом в заместителях. Совместный приказ МВД и КГБ они завтра подпишут.
– И чем, интересно, вызвано такое доверие ко мне и ответственность? – спросил Лукин.
– Нам сообщили, что перед открытием фестиваля приедут американские журналисты. Они захотели взять интервью у начальника, который будет обеспечивать безопасность их делегации в клубе США.
– И о чем будет интервью?
– Расскажешь о себе, о работе и семье. Может быть, снимешься с гостями, и они напечатают все это в газетах США.
– А тебе рассказать нечего или светиться нельзя? Пусть тебя пропечатают в газетах США! Сейчас все и выложу о себе и о работе.
– Если меня пропечатают, то сразу можно уходить с оперативной работы, – сообщил Егоров.
– А мне, значит, можно будет потом работать оперативником?
– У тебя совсем другая служба, о ней можно писать даже в американских газетах!
– Ты по ушам мне не езди. Ладно, мы это еще обсудим. Похоже, как в одном колхозе председатель сообщает доярке: «Мань, завтра приедут корреспонденты и будут брать интервью». – «А что это такое?» – «Не знаю,  Мань, но ты на всякий случай подмойся».
Егоров засмеялся.
– Очень похожая ситуация. Завтра к нам приезжает не председатель колхоза, а первый заместитель председателя КГБ СССР Филипп Денисович Бобков на проверку готовности объекта. По этой теме у него тоже будут вопросы.
– По поводу подмыться?
– Мне нравится, что ты не теряешь чувство юмора в связи с приездом Бобкова, но он любит краткие и четкие ответы.
– Хорошо, ответим. Только ты ему и докладывай, это же твой большой начальник, а не мой.
– Так ты согласен быть начальником?
– Ну, куда ж от вас денешься, согласен! Можно подумать, что мой отказ повлияет на решение конторы.
Егоров улыбнулся, удовлетворившись ответом Лукина. О Бобкове Лукин много слышал, когда тот руководил 5-ым управлением по борьбе с диссидентами. Это он для чекистов и диссидентов был грозой, а Лукин не относился, ни к тем и не к другим, поэтому спокойно ожидал приезда Филиппа Денисовича. Ждали его к двенадцати часам, но потом сообщили, что он сегодня не приедет.
– Егоров, хоть Бобков мне не начальник, но нервы у меня на пределе, не каждый день готовишься отчитаться на таком уровне. Я предлагаю снять стресс, – предложил Лукин.
– А почему бы и нет. Сегодня пятница, а мы еще не обедали. По пиву?
– И пиво тоже. Оно не снимает стресс, – улыбнулся Лукин.
– Ну, положим, я не верю, что у тебя стресс, но согласен.
   Лукин взял «чекушку», в кафе по кружке пива. 250 грамм водки разлили сразу по двум стаканам под селедочку с картошкой и запили пивом. Такая выпивка называлась «по сто с прицепом», но не успели они смахнуть пивную пену с губ, как по закону подлости зашипела рация Егорова, и нервный голос его коллеги сообщил, что Бобков прибыл в клуб США и ждет их для доклада. Запах алкоголя они заглушили обедом, а потом положили в рот по две пластинки жвачки. Конечно же, запах алкоголя можно было унюхать, если стоять рядом.
– Ну как снял стресс? – улыбнулся Егоров.
– Вместе с порогом принятия решений, как в 1941 году, красноармейцам давали по сто грамм перед атакой, – хихикнул Лукин.
– Ты не очень-то веселись.
Филипп Денисович прибыл в сопровождении своих офицеров. Представителей от МВД не наблюдалось, и это расслабило Лукина окончательно, потому что вопросов к своей персоне он не ожидал. Бобков поздоровался со всеми. Егоров доложил ему о готовности объекта к приему американской делегации. Бобков одобрительно кивал головой во время доклада.
– А со своим заместителем из милиции решили вопрос по поводу обмена с вами должностями и дачи интервью журналистам США? – поинтересовался Бобков.
– Да, все решили, – сказал Егоров.
– Не совсем, мне тоже хотелось бы кое-что уточнить, – сказал Лукин.
Он промолчал бы, если б час назад не выпил «сто с прицепом», чем снял «порог принятия решений», а его еще охватил кураж.
– Что именно, товарищ Лукин? – спросил генерал-полковник КГБ Бобков.
– Если я дам интервью журналистам США, то на вашем языке это называется «засветиться», хотя это также звучит и на нашем. Здесь же получается вообще целый рентген с фотографиями, а я – еще молодой руководитель и перспективный. Мало ли что в жизни будет, а потом ваши же
подчиненные сунут мне под нос газеты из Америки с моими фотографиями и интервью. Кому потом докажешь, что все происходило по согласованию с вами лично?
– Да, вы в чем-то правы. Какие у вас предложения? – спросил Бобков.
Лукин знал, что на уровне полковников его вопрос повис бы в воздухе или те бы отшутились, но генерал-полковник КГБ такого замечания пропуститьне мог. И Лукин выдал предложение, хотя сам про себя и посмеивался, вспомнив сцену из фильма «Неуловимые мстители», где Буба Касторский предлагал свое сотрудничество начальнику контрразведки Белой армии Кудасову: «Я буду на сцене отбивать чечеточку азбукой Морзе и передавать сообщения».
– Я согласен дать американцам интервью, но выдайте мне документы прикрытия, что я, например, полковник милиции Степанов, а имя и отчество можно сохранить. Надо объявить всему личному составу и администрации
клуба, что моя фамилия Степанов. Изготовить табличку на двери кабинета. С такой легендой пусть меня хоть по телевизору в Америке показывают, тогда всем будет ясно, что это интервью было залегендировано. Да и вашим коллегам выгодно, когда прибывшие агенты ЦРУ потянутся ко мне, как к чекисту. Да еще и полковнику.
– А вы думаете, что агенты ЦРУ здесь будут? – спросил Бобков.
– Вы тоже это знаете, Филипп Денисович. Они не пропустят такого мероприятия, – сказал Лукин.
– Если других пожеланий нет, все свободны, а Егорова и Лукина попрошу остаться, – сказал Бобков.
   Сотрудники поспешили к выходу, никому не хотелось маячить перед глазами грозного генерала.
– Егоров, подготовьте документы прикрытия на полковника милиции Степанова и организуйте инструктаж личного состава, чтобы все знали начальника безопасности Степанова. В Пакистане, еще задолго до открытия фестиваля, были специально подобраны афганские боевики. Они прошли серьезную подготовку под руководством специалистов ЦРУ, были обеспечены деньгами и за год до фестиваля заброшены в нашу страну. Они осели в городе в ожидании взрывчатки, пластиковых бомб и оружия, готовясь к осуществлению взрывов в местах массового скопления людей в Лужниках и на Манежной площади. Благодаря принятым оперативным  мерам акции были сорваны. Готовили группы ЦРУ, поэтому вряд ли для клуба США, но вы не расслаблялись. Ясно?
– Понятно, Филипп Денисович, – сказал Лукин, вошедший в роль руководителя, чтобы хоть здесь поруководить чекистом.
– На московский фестиваль приехало около 30 тысяч представителей из 157 стран. Такого еще не было, – сказал  Филипп Денисович и попрощался.
    Егоров подошел к Лукину:
– Ну, зачем тебе документы прикрытия, скажи мне, пожалуйста? Я же тебя давно знаю, если сам захочешь, то дашь интервью не только журналистам, но и директору ЦРУ, и никто тебе запретить не сможет! – засмеялся он.
– Если ЦРУ, то только в твоем присутствии, а сейчас исполняй, что приказал твой генерал-полковник КГБ. Когда бы я еще побеседовал с таким большим руководителем! – улыбнулся Лукин.
– Я так и понял, что ты все с шуточками, но на таком уровне! Снял порог принятия решения, а надо быть осторожнее, ведь подполковник уже. Поговорить ему, блин, захотелось!
– Ты не понял указание Бобкова? Не подполковник, а полковник. Тебе шеф приказал.
– Вот теперь я понял, для чего ты затеял этот цирк. Досрочно на четыре года получил звание полковника. Не молод ли для этого звания? – спросил с улыбкой Егоров.
– Я выгляжу гораздо старше.
– Что, правда, сделать удостоверение на полковника Степанова?
– Ну, если ты не можешь произвести меня в генералы, то сделай хоть полковником. Стол накрою, как за настоящего полковника.
– Тогда другое дело, но я думал, ты посерьезнее будешь, когда предлагали твою кандидатуру на клуб США. Кому доверили безопасность американских граждан? – Егоров с шутливой досадой махнул рукой.
Лукин же просто почувствовал заинтересованность большого руководителя из КГБ в безопасности, а дальше пошла импровизация в отношении документа прикрытия. Об этом Лукин поначалу и не думал.
«И тут Штирлиц понял, что находится на грани провала», — вспомнил он Юлиана Семенова.
Егоров выполнил указания своего руководителя, а по управлению еще долго шутили, называя Лукина полковником Степановым, да и он по телефону представлялся этой фамилией, поэтому многие стали путать ее с настоящей.
Потом смеялись: «Опять шуточки Лукина». На двери его кабинета в клубе США появилась надпись «секьюрити» и что-то про Степанова. Лукин не знал, как его обозвали на английском языке, так как в академии изучал немецкий. Егоров был где-то прав по поводу своего перевода в инженеры. Вместе с гостями из Америки, конечно же, приехали сотрудники ЦРУ.
– Хочешь, я тебе покажу двоих из ЦРУ? – спросил Егоров, когда они посматривали на гостей из коридора.
–Правда что ли? Я тогда с вашим шефом шутил, а оказалось, что все на самом деле. Бобков, наверное, тогда прибалдел от моей осведомленности.
– Смотри, шутничок, а то войдешь с ними в контакт и можешь погореть. Вот один в костюме болотного цвета, как у Фиделя Кастро, похожий на латиноамериканца, видишь? А вот второй с ним, совсем смугленький, похоже негритос.
– Да, да, вижу. Никогда бы не подумал… Цэрэушники всегда в костюмах и при галстуках, а эти под молодежь косят.
– Вот, смотри, а что это у них в авоське, завернутое в газету? – насторожился Егоров.
– Как что? Скорее всего, водка. Дашь команду задержать?
– Ведь спиртное распивать нельзя.
– Инженер Егоров, не мешайте обеспечивать безопасность на вверенном мне объекте. Пойдем в буфет, посмотрим, как они будут это делать? Неужели неинтересно, как у них разведчики водку пьют? Но если ты знаешь, кто они такие, то они тоже знают, кто ты. Так зачем нужна была комедия со мной? Или опять моя шутка с Бобковым оказалась в цвет? Вы хотели сотворить из меня «темную лошадку» для ЦРУ! Поэтому и согласились сделать меня полковником? – предположил Лукин.
– С тобой приятно работать. Ты в своей шутке разложил все наши планы и выдал их открыто нашему генералу. Он после совещания оценил твою смекалку. Что будем делать с цэрэушниками? Может быть, вы их тормознете и приведете ко мне?
– К инженеру по технике безопасности? А может быть, лучше сразу к слесарю-сантехнику? Кто здесь из КГБ работает сантехником или водопроводчиком?
– Ладно, шутничок, пошли в буфет, – согласился Егоров.
В буфете его коллеги из США взяли три стакана компота. Два из них сразу выпили, а в ягоды налили водку, которую запивали из третьего стакана.
– Вот видишь, еще похлеще наших пьют! – усмехнулся Лукин. – По стакану водки – и без закуски. Я бы сейчас с ними продолжил. Что, слабо? У меня в кабинете водка есть хорошая, «Столичная», они не откажутся.
– Тебе все шуточки…
– Нет, я сейчас серьезно. Не понимаю, как вы народ вербуете? Кто только с вами сотрудничает? Ни выпить, ни поговорить… Хочешь, я сейчас твоих цэрэушников склею и тебе сразу досрочное звание?
– Не сомневаюсь, но не надо. У нас другая задача.
– Хорошо, я понял, но завтра у тебя такой возможности не будет, они скоро разъедутся, а эти каждый день в клубе околачиваться не станут.
– А может они только этого и ждут, чтобы шум поднять, что их вербуют? – предположил Егоров.
– Они все равно поднимут, если у них такие задачи есть, к ним даже и подходить не надо. Но если нет команды – значит, нет.
– Мне сообщили, что журналисты будут через час. Ты готов?
– Как пионер, – сообщил Лукин.
– Только без фантазий. Я уже боюсь выпускать тебя к ним.
– Хорошо, а может, все-таки сам?
Вскоре приехали обвешанные фотоаппаратурой трое журналистов с переводчиком. Лукин встретил их и поводил по клубу, показывая места отдыха и организацию службы безопасности, а сам все искал глазами цэрэушников, чтобы сняться с ними вместе для газет США. Ему опять захотелось покуражиться, но теперь по-взрослому. Журналисты предложили ему сфотографироваться с их гражданами в клубе, и у него автоматом мелькнула мысль – а почему не с цэрэушниками? Он завел журналистов в фойе, где была молодежь США и эти двое. Лукин собрал молодежь в кучу:
– Секюрити. Фото на память для ваших газет.
Переводчик сообщил американцам о его намерениях, а он в это время ухватил под руки обоих цэрэушников и встал с ними в центре молодежи. Защелкали затворы фотоаппаратов, засверкали вспышки. Лукин увидел в стороне инженера Егорова, который только качал головой. Когда фотосессия закончилась, Егоров зашел к Лукину в кабинет, размещавшийся во дворе ДК. Гости клуба пройти туда не могли.
– А теперь объясни, зачем тебе нужен был этот цирк с цэрэушниками? – спросил он.
– А ты догадайся, чекист, с трех раз. Ладно, не буду тебя мучить. Скажи мне, какой цэрэушник позволит опубликовать свое фото в газетах, да еще в компании с начальником службы безопасности клуба США в СССР? Ты можешь сделать мне десять документов прикрытия, но все равно для американцев я буду сотрудником КГБ, и никто не сможет их убедить в обратном. Они даже звание мое в КГБ знают, полковник, мне об этом переводчик шепнул! – улыбнулся Лукин.
– Да с таким поведением они тебе и генерала бы присвоили, только с виду больно молод.
– Чтобы они там ни присвоили, а фотографий в газетах не будет. И потом, это ты знаешь, что они из ЦРУ, а я и не догадывался, – улыбнулся Лукин.
– Пожалуй, ты прав. Хорошо тебе, ты свои действия ни с кем не согласовываешь, а действуешь по обстановке и ни перед кем не отчитываешься.
– Нет, почему же. Иногда особая инспекция по личному составу интересуется моим поведением, но, как правило, не получает удовлетворения от моих ответов.
– Не сомневаюсь, – Егоров засмеялся.
Наверное, представил, как трудно общаться с ним особистам.
Напряжение после выходки Лукина с цэрэушниками прошло и он почувствовал себя свободным и раскованным. Лукин и не догадывался, какое серьезное значение придавалось обеспечению безопасности в клубе США. Приезжал Филипп Денисович, но его больших руководителей из МВД не было, значит, ответственными за это мероприятие были сами чекисты и, видимо, они же были инициаторами о награждении Лукина-Степанова орденом Дружбы народов. Его руководство вряд ли бы пропустило такое мимо себя, а ему бы выдали ценный подарок – очередные часы «Полет». После такой награды он еще раз понял, что ему опять подфартило в жизни, но в этом клубе могло быть и наоборот, а он все шутил. Орден носить не будешь каждый день, а вот удостоверение на имя полковника Степанова он решил заныкать. Пригодится в оперативной работе, но больше всего ему нравилось быть полковником.
«С чекистами сложились деловые отношения. Наверное, они оставили его в покое. Надо же кому-то и в милиции работать, разгребая помойку с преступностью, – оставшись наедине Лукин продолжал анализировать обстановку вокруг себя. – И потом заканчивался их срок командировки в МВД. Теперь некоторые из них вернуться в «казармы», но большинство уйдет на пенсию, так как «засветились» в милиции. У них тоже к кадрам относятся потребительски, даже при всех их привилегиях. В район пришло новое руководство, и сложилась благоприятная обстановка, чтобы дернуть отсюда. Пока хожу в орденоносцах и неизвестно, что будет завтра. Чекисты уходят к себе, а их «стукачи» остаются и это теперь очень надолго. Сколько они навербовали? Что они сочиняют для своих хозяев? Нет, надо уходить с «земли». Наверху тоже есть контроль от чекистов, но там генералы, а они не такие ретивые и подлые. На «земле» же все больше негодных».
  В ЦК КПСС пленумы вел Михаил Сергеевич и после последнего тесть сказал по секрету, что скоро у них в МВД кабала закончится. Федорчука вместе с его заместителем по кадрам отправят на пенсию, да еще с соответствующей формулировкой за развал МВД. Это известие тоже подкрепило уверенность Лукина, что пора поинтересоваться о переходе в МВД, который уже дважды откладывался по независящим от него обстоятельствам. В управлении кадров МВД сохранил свое кресло его знакомый кадровик, ему он и высказал свои мысли о переходе.
– Вакансии в ГУУРе есть и скоро их будет гораздо больше. В последние три года профессионалов разбросали по всему Союзу, а многих уволили. Некоторым повезло, потому что была выслуга, и они оформили пенсии. На их место пришли сотрудники с периферии. Не буду ничего про них говорить. Сам увидишь, если перейдешь, но скажу одно, что некоторые из них пишут слово «ночь» через «щ». Должен тебя предупредить, что собеседование при переходе в Центральный аппарат МВД проводит сам Лежепеков. Надо отдать ему должное, что «блатных» он не любит.
– Виктор Федорович! Да какой я блатной? Всю жизнь на «земле» от опера до начальника, – сказал Лукин.
– Поэтому можешь и пройти. А какие у тебя отношения с местным КГБ? Теперь они это тоже учитывают.
– После проведения фестиваля, думаю, нормальные.
«А там, кто их знает, что они обо мне пишут?»,– подумал про себя Лукин. Его больше всего устраивало в этих обстоятельствах сообщение тестя, что этих генералов КГБ скоро отправят на пенсию и это давало ему уверенности для собеседования с Лежепековым. Он вспомнил недавнее общение с Бобковым и понял, что никакой робости перед высокими руководящими кадрами МВД не испытывает.
Прошло две недели, когда позвонил кадровик и сообщил, что собеседование с Лежепековым будет на следующий день. Лукин уже знал, что характеристики на него не запрашивались. Это могло означать, что беседа будет носить предварительный характер, либо, что вполне вероятно,его уже охарактеризовало местное КГБ. Иначе, зачем их поставили надзирать за ними?
За огромным столом сидел генерал-полковник с планкой орденов и медалей, которая спускалась почти до пояса. Во всяком случае, кромка стола обрезала ее.
– Подполковник Лукин, у нас есть несколько иное предложение по поводу вашего перевода в Центральный аппарат МВД. Мы предлагаем вам должность первого заместителя УВД Самаркандской области.
У Лукина даже ком к горлу подкатил от такого предложения. Он, возможно бы, и принял его, но десять лет назад, когда мотался в Самарканд, чтобы продлить в ОВИРе пребывание Лауры. А теперь они разошлись, и Самарканд его не интересует. Его еще не покидала надежда связать свою жизнь с Лаурой, а Самарканд был полным крахом для их союза.
– Товарищ генерал,  а почему Самарканд?– спокойно поинтересовался Лукин.
– Вы же знаете, что в МВД Узбекистана прошла кадровая чистка. Теперь идет укрепление кадров, а вы обстановку в Самарканде знаете. Бывали там неоднократно в командировках по розыску преступников, о чем  в личном деле приказы о награждении имеются. Вы работали в бригаде Гдляна и лучше меня знаете, что там творилось в УВД. Потом командировка в Афганистан, госпиталь. Можете подумать, но мое личное мнение, что отказываться вам не следует. Это хорошее повышение по службе.
– Да, товарищ генерал. Я все понял, но разрешите посоветоваться с женой?
– Конечно, посоветуйтесь, и завтра жду ответа.
– Разрешите идти?
Лукин даже не стал оспаривать, что в госпиталь попал с воспалением легких, и причина не понравилась бы генералу. Он вышел в приемную и прямым ходом к кадровику.
– Виктор Федорович, ты знал о его предложении направить меня в Самарканд?
– Откуда. Со мной такие предложения не обсуждают. И что ты ответил?
– Сказал, что подумаю.
– Но ты понимаешь, что отвертеться от этого предложения тебе теперь не удастся? Либо да, либо в народное хозяйство.
– Поживем, посмотрим. Утро вечера мудренее.
У Даши все шло, как было задумано. С его подачи ее приняли в члены КПСС и избрали секретарем комитета комсомола института на правах райкома. Он этому был рад, потому что в райкомах партии или комсомола иногда его знакомые интересовались:
–Даша Лукина не ваша родственница?
– Моя жена, – с гордостью отвечал Виктор. Ее папа Сергей Иванович оказался настоящим большевиком, так Лукин называл честных коммунистов.  Даша закончила МГУ с красным дипломом и защитила кандидатскую диссертацию, но Сергей Иванович предложил ей пойти преподавать в профтехучилище. Уж если он единственной дочке уготовил такую карьеру, то что говорить о повышении в должности для зятя! Поэтому Виктор сразу отказался от всех протеже, но теперь кроме ЦК КПСС отмазать от генерала Лежепекова из КГБ его было некому. И Лукин решил действовать тонко через Дашу, которая никогда бы не покинула Москвы. Он сразу сообразил, как парировать предложение генерала.
    Вечером после работы он сообщил Даше:
– Мне предложили повышение по службе и направляют первым замом в УВД Самарканда.
– А что я там буду делать?
– Я договорюсь, будешь руководить комсомолом Самарканда.
– Не поеду я к узбекам, а ты не можешь отказаться от этого назначения? – тихо спросила Даша.
– Могу, но тогда меня уволят из органов, а выслуги у меня нет, чтобы пенсию оформить. Жалко. Вместе со службой в армии через два года двадцать будет. Думаю, придется нам ехать в Самарканд. Тебя оставить здесь я не могу. В кадрах не поймут, да и квартиру надо сдать, чтобы там получить. Иначе в общаге жить придется, – нагонял жути Лукин.
–Я из Москвы никуда не поеду, а тем более в Узбекистан! В крайнем случае, уеду к родителям на Камчатку. Все. Пора звонить родителям.
– Но там шесть утра. Разбудишь, – Лукин понял, что его маневр удался. По-другому и быть не могло, так как перед Дашей с самого начала стоял только один вопрос – остаться после учебы в Москве.
– Иначе папа уедет в обком или куда-нибудь в район, вот тогда будет поздно. Тебе же надо утром дать ответ?
Разговор состоялся в нужном Виктору ключе, и предпочтительнее было бы перевестись на Камчатку или в Мурманск, где выслуга год за два и квартира бронируется. А после Узбекистана любой москвич может превратиться в узбека, так как квартира не бронируется, а кооператив он купить не сподобился. Посему Самарканду отбой.
Даша протянула Виктору телефонную трубку:
– Папа хочет с тобой поговорить.
– Доброе утро, Сергей Иванович.
– И вам доброй ночи. Ты что сам-то решил с этим предложением?
– Сергей Иванович, надо соглашаться, иначе завтра же и уволят без пенсии. Поедем, поработаем с Дашей годок-другой, а там видно будет. Скоро прикомандированных генералов поменяют на нормальных руководителей?
Сергей Иванович оставил вопрос без ответа. Они молча знали, о ком идет речь.
– Я считаю, что эта поездка только поломает твою карьеру, да и Даши тоже. Может, все-таки откажешься от этой затеи?
– Да с удовольствием, но мне нужна поддержка, меня же уволят из-за отказа.
– Хорошо. Я позвоню друзьям, чтобы твой руководитель не предлагал тебе такое повышение по службе.
– Тогда я утром откажусь.
– Спокойной ночи. Дай трубочку Даше.
Лукин никогда не просил тестя помогать в продвижении по службе, да и сейчас он не обращался с просьбой, а просто объявил жене, чтобы она собирала чемоданы. Теперь он не сомневался, что его туда не направят, но и перехода в МВД скорее всего не предвидится. Можно было бы попросить Сергея Ивановича еще и об этом, но он определился сразу при женитьбе, что не хочет такой помощи. Сегодня не в счет. Да и Лежепеков не любит блатных.
Утром Лукин приободрено шагал к дому шесть по улице Огарева, где от МВД СССР остались лишь кадры и некоторые службы, а министерство в основном переехало на Житную улицу. В приемной он был уже записан, и помощник разрешил ему войти.
– Что решили на семейном совете? – поинтересовался Лежепеков.
Лукин понимал, что звонки должны дойти с Камчатки до этого в принципе армейского генерала, который привык разбрасывать офицеров по гарнизонам огромной страны, а они и мотались с кошелками и малыми детьми по общежитиям. А тут, по его понятию, окопались в МВД офицеры с такими же погонами и окладами! У них в Москве благоустроенные квартиры, а у некоторых и связи.
    «Это уж кто на кого учился, – подвел итог своим размышлениям Лукин. – Если бы мне нравилась жизнь в гарнизонах и постоянные переезды с корзинками, то я пошел бы в военное училище».
После поддержки тестя его охватил кураж, и он решил показать генералу, что не просто отказывается от Узбекистана, а потому что знает там оперативную обстановку – такие назначения из Москвы местным руководством не принимались.
– Товарищ генерал, квартиру мне в Самарканде не дадут?
– Нет, пока будете жить в гостинице или снимать квартиру.
– За свой счет, как я понимаю… Вот с этого все и начинается. Так попадают в зависимость к местным бабаям… И языка я узбекского не знаю. Хотя там надо знать пару слов.
– Интересно, какие?
– Утром просыпаешься в гостинице, а вокруг тебя пачки денег, и ты орешь по-узбекски: «Убери деньги!».
– Я тебя серьезно спрашиваю, поедешь или нет?
– Если серьезно, то у меня давно сложилось мнение по поводу обстановки в Узбекистане. Вы же сами заметили, что мне известны их обстановка и уклад жизни… Так вот, один русский руководитель ничего не сможет сделать в плане наведения порядка, как мы его видим. У них там свои бабайские законы как были, так и остались, и ни одно «узбекское дело» их не напугает. Это Восток со своими укладами. А самое главное, что при переводе в районы Крайнего Севера и Заполярья идет служба один год за два и сохраняется жилье в Москве, а так я рискую превратиться в бомжа из коренного москвича, потому как при переезде в Среднюю Азию прописку и жилье в Москве я потеряю. Я не боюсь работать там, но в командировке, а переезжать туда – это означает еще и развод с женой. Поэтому я отказываюсь
от такого повышения.
– Все вы, москвичи, тут окопались, получаете заплату такую же, как в армии, и никуда вас не направишь, как армейских офицеров! Скажите спасибо своим покровителям, иначе за отказ уволили бы. Вы свободны.
«Быстро сработал Сергей Иванович, – приободрился Лукин, – если бы знал заранее, то может и не стал бы так подробно объяснять причину отказа... Хотя нет, все правильно сделал, чтобы не выглядеть перед генералом таким уж наглым и блатным».
Виктор зашел в кадры к Николаеву, и тот посоветовал ему оформить отпуск, а дальше видно будет, потому что теперь для его перевода надо ждать перемен в руководстве.  Да Виктор и сам был не против отдыха после такой «напряженной» работы и оформил очередной отпуск и за два года, которые не успел отгулять. При переходе на другую работу неотгуленные отпуска пропадают. Позвонил тесть, поздравил с наградой и пригласил на Камчатку порыбачить, но Виктор поблагодарил его и сообщил, что они с коллегами собрались на рыбалку под Астрахань. Даша, конечно, отказалась от экзотики с комарами на берегу Волги. Они опять собрались с мамой на озеро Балатон в Венгрию. Ему путь за бугор был заказан, даже с помощью тестя, да он и не рвался туда. Ему милей было порыбачить на Камчатке, но с друзьями на Волге, куда они с Анатолием Михайловичем и Борисом не раз ездили, было веселей. Они уже подготовили снасти, а крючки для ловли сомов им привезли из Аргентины. На берегу Волги уже давно ждут их тихую компанию в хуторе Глухое бывший капитан сухогруза Яковлевич с женой Аннушкой. Да и в доме Лукина уже так повелось  отдыхать отдельно, как в том анекдоте:
– Доктор, у моего мужа совершенно расшатаны нервы. Куда бы вы нам посоветовали поехать? На море или в горы?
– Вам на море, ему в горы. Или наоборот.
Он проводил жену с тещей отдыхать на озеро Балатон в Венгрию, а сам договорился с друзьями сначала отдохнуть в Крыму. Виктор не был там ровно семь лет и вряд ли бы поехал один, а друзьями и на автомобилях было интересно. Семь лет назад он был счастлив в тех местах с Лаурой, а как будто бы вчера. Он давно уже называл ее настоящим именем, а не Ларисой, как она представилась при первой встрече.




               

                По морям, по волнам…

               




    К поездке в Крым они подготовились основательно. Борис работал шеф-поваром ресторана «Узбекистана», а потому по дороге компания питалась его дорожными пайками и даже не смотрела в сторону кафе на шоссе, где могли нанести удар по их желудкам и подпортить отдых на море. Отдыхать решили на Перекопе недалеко от  залива  Сиваш Азовского моря, там ребята останавливались у знакомых  в частном доме.  Виктор однажды ездил в Крым на мотоцикле, и теперь было с чем сравнить. За рулем автомобиля намного комфортнее, и он готов был доехать хоть до Японского моря. 
– Виктор, ты езжай впереди, как молодой водитель, чтобы не отстать от нас. Иначе мне придется отвлекаться, выискивая тебя в потоке машин, – сказал Михалыч.
– Хорошо, я согласен, только сами не отставайте.
   С Варшавского шоссе выехали на скоростную трассу, и Виктор нажал педаль газа в пол. «Шаха» легко набрала 160, и передние колеса на плавных неровностях дороги отрывались на мгновения от асфальта. Он сбросил скорость и дождался Михалыча. Тот мигнул светом фар, что догнал его, и они продолжили движение к морю. Скоростная дорога закончилась и пошли небольшие деревушки. Был ранний час, и деревня еще не проснулась.  Виктор немного сбавил скорость, и Михалыч сзади часто замигал светом фар, предлагая остановиться.
– Виктор, у нас с Борисом нет удостоверения полковника милиции Степанова, и могут отобрать права за такую езду, так что давай мы поедем впереди, – сказал он.
– Михалыч, ты его называешь молодым водителем, а у него за спиной более десяти лет мотогонок.
– Нет, мужики, вы не правы, никаких гонок я не устраивал. Просто я так езжу.
– Поэтому, я предлагаю ехать за нами и по правилам.
– Хорошо, по правилам так по правилам. До Курска долетели мигом и сделали привал на берегу реки Сейм. Мужики, как заядлые рыбаки, сразу достали удочки и покидали поплавки в воду. Казалось, этому не будет конца. Виктор накрыл на скатерке легкий завтрак.
– Боб, давай перекусим, и через десять часов  нас ждут большие бассейны из двух морей Черного и Азовского, – предложил Виктор.
– Сейчас, сейчас, смотри, клюет.
Виктор понял, что их надо спасать  от этой страсти и достал из машины «духовушку» немецкого производства с усиленным боем. Два выстрела, и нет обоих поплавков. Он стрелял с крутого берега метров с двенадцати, а при тихой погоде это было нетрудно.
– Ты хочешь сказать, что ты два раза выстрелил и положил оба поплавка? – Борис смотрел заворожено, – ну, я понимаю, один может быть случайно.  Михалыч, а он оба. Виктор, научишь, как это делать?
– Так бы сразу и сказал, что поехали.  Поплавки-то  были хорошие. Боб, ты только с ним по стрельбе не соревнуйся, он мастер этого дела. Поехали, – Михалычу явно было жаль поплавков.
– Что, даже чаю не попьете?– улыбнулся Виктор.
– Ладно, давай перекусим, – согласился Михалыч.
– Часа через три будем в Харькове, а там живет моя знакомая актриса оперетты Лиля. Она давно приглашала на борщ с пампушками, может, заедем? – спросил Виктор.
–Ты можешь заехать, а мы побыстрей на море. Мы оставим тебе адрес, нас легко найти, – сказал Михалыч.
– Нет, вместе, так вместе. Поехали.
 Уже солнышко садилось, когда они катили от Феодосии по Черноморскому побережью в сторону Ленинского района в поселок со странным названием Семипулька. Встретила их семья докторов из  Керченской больницы, у которых Михалыч останавливался уже не первый год. Дом был большой, и несколько комнат они сдавали отдыхающим.
– Галина, мы с собой взяли еще одного нашего товарища, не прогонишь? – спросил Михалыч.
– Михалыч, размещайтесь, места хватит. Сейчас соберу на стол. Душ во дворе. Комнаты уже убраны. Кто устал, то после ужина спать.
Михалыч совсем непьющий, а Борис мог позволить себе немного сухого вина, поэтому хозяин обрадовался, что может с Виктором выпить водочки, а закуски были под это дело в изобилии. Правда, после долгой дороги Виктор ограничился тремя рюмками. Ему тоже хотелось отдохнуть и утром встать бодреньким. Да, и поехал он с этими мужиками, потому что знал, отдых будет без алкоголя, а это так редко бывает на Черном море. Хотелось поездить, поснимать на фотоаппарат «Зенит» новейшей модификации на голубом ремешке. Он мечтал купить себе импортную фотокамеру, но его постоянно награждали ценными подарками от МВД за мужество и отвагу, проявленные при задержании особо опасных преступников, а подарками были фотоаппараты «Зенит», уже пятый по счету.
– Борис, а где же море? Ехали по берегу, а приехали в поселок и морем не пахнет.
– Утром покажем. Здесь до Азовского моря по проселку три километра, а до пляжа около пяти по асфальту, но на диком берегу никого нет, и красота необыкновенная. Черное море в районе Приморского немного дальше, но там народу больше.  Мы обычно с утра купаемся на Черном, а к вечеру на Азов, там закаты красивые, как на картинах Айвазовского.
– Ладно, завтра покажите.
После завтрака Виктор поехал с Галей на рынок, а мужики на морскую рыбалку. Рынок был небольшим, но все необходимое было, а главное овощи и фрукты в большом изобилии и цены совсем не такие высокие, как на берегу Черного моря. В этом мужики правы, здесь отдыхающих мало, цены копеечные, ну чем не отдых. К обеду собрались все за столом по-семейному.  Трое были за рулем, поэтому выпивка предлагалась только вечером, если Галя разрешит своему мужу.
– Я после обеда хотел бы покупаться, на море все-таки, – сказал Виктор, – скоро сутки здесь, а моря не видел.
– Виктор, ты знаешь, недалеко от турбазы Феодосии мы заглянули на пляж. Там такие три подружки загорают, закачаешься, но меня они отшили. Может, у тебя что получится, поедем после обеда, – сказал Борис.
– Ну, поедем, поплаваем. Ты, наверное, напугал девчонок каким-нибудь непристойным предложением, вот они тебя и отшили. Надо обставить так, чтобы не ты их снимал, а они тебя, – сказал Виктор.
– Это как?
– Смотрел фильм «В джазе только девушки»?
– Ну.
– Так вот, на берегу моря красавицы ищут миллионеров.
– И ты будешь миллионером? – хихикнул Борис.
– Нет, пожалуй, не потяну, но девчонки не прочь завести роман на море. Я буду иностранцем, ну, скажем, французом на отдыхе, а ты якобы живешь в соседнем доме и знаешь меня. Остальное импровизация.
Михалыч сидел в углу и хихикал, не понимаю, что именно задумал Виктор: разыграть девчонок или шеф-повара из «Узбечки». Борис для шеф-повара был худощав и высокого роста с шевелюрой темных волос. Виктор достал из багажника французские номера на автомобиль, которые крепились на защелках поверх имеющихся. Они ему давно достались по случаю, и он их использовал иногда в оперативных целях. Достал из чемодана купленные у фарцовщиков белые сверхмодные джинсы, шелковистую рубашку темно-синего цвета, а у Гали попросил легкий газовый платок, повязав его на шею. Темные очки у него тоже были шикарные, которые подчеркивали его принадлежность к человеку из-за «бугра». Он никогда не знакомился с девчонками на улице, а его «почтовый роман» с Лаурой продолжался почти десять лет, потому самому было интересно, обратят ли на него внимание красавицы на пляже. Его совсем не угрызала совесть женатого мужчины, он считал себя свободным, тем более предстоял первый выход в женское общество и то, если получится.
– Борис, вы езжайте первые и расположитесь от девчонок недалеко, чтобы я понял, кого кадрить, – сказал Виктор и запел:
Ты, моряк, красивый сам собою,
Тебе от роду двадцать лет.
Полюби меня, моряк, душою.
Что ты скажешь мне в ответ?
–По морям, по волнам… Ты их сразу увидишь, не ошибешься, как я понял из их разговора, они собираются отдыхать на берегу до вечера.
– Значит, мужики, уже проголодались или море на вас так влияет?– засмеялся Михалыч.
– Борис, ты готов накрыть стол на нашу компанию, если я их сниму?
– Конечно, сделаю, если у тебя получится.
Борис с Михалычем оставили машину на обочине, и Виктор увидел трех блондинок, на самом деле красивых, а фигуры у них были достойные пера художника, особенно у одной, среднего роста, как будто точеная. Девчатам было лет по двадцать, не больше. Их белокурые волосы были слегка растрепаны на ветру. Все это он подметил еще  на подъезде к пляжу. Виктор заехал на машине на край пляжа, поставив машину в «занос» и, подняв песок задними колесами,  чем сразу обратил внимание трех красавиц. Они должны срисовать его иностранные номера, так как он специально поставил машину мордой к ним, расположившись на покрывале между девчонками и Борисом с Михалычем, образовав небольшой треугольник, чтобы к ним не могла пристроиться другая компания, и в то же время на почтительном расстоянии от них. Виктор держал себя в форме, но уже не такой была атлетическая фигура, тем не менее, не стыдно было раздеться на пляже перед красавицами. Так он и сделал. Его плавки, купленные у ватерполистов сборной СССР, с кем он служил в армии, можно было убрать в кулачок, настолько они были эластичные и облегающие.  Изначально  он немного стеснялся, но потом окунулся в море, сделав несколько махов, как его учили ватерполисты, дельфином. Вышел на берег мокрый, и сравнялся со всеми отдыхающими, надев очки, и вроде как отвернулся от девчонок, но косые взгляды из-под очков бросал в их сторону. Они встали, отряхнули свое покрывало и вновь его расстелили, сократив между ним расстояние вдвое.
   «Лед тронулся», – улыбнулся Виктор.
– Вы не подскажете, сколько времени?– обратилась к нему белокурая красавица, именно с той точеной фигурой.
Виктор приподнял голову и улыбнулся ей. Она, явно понравилась ему.
– Молодой человек, сколько на ваших часах? – спросила она вновь.
Он смотрел на нее недоумевающе и  улыбался очаровательной улыбкой,  пожимая плечами.  На  его руке  висели влагонепроницаемые часы марки  «Ориент», так называемые  «четыре заклепки». Такие были даже не у всех фарцовщиков.  Девушка тоже не понимала, чему он улыбается и не может ей ответить.  Она постучала себе по руке, и вновь: 
– Сколько времени?
– Да, он француз, и по-русски ни слова не понимает, а время пятнадцать часов. Это наш сосед, напротив нас снимает дом, хотите, познакомлю? – Борис уверенно вошел в свою роль.
Михалыч хихикал, отвернувшись от их компании, рискуя порушить их маленький спектакль.
– А можно? – спросила блондинка.
– Кис, кисе?– вопросительно произнес Виктор толком, не понимая, что это означает, но звучало это красиво, и надо было что-то сказать, чтобы они не приняли его за глухонемого или за дурачка с идиотской улыбкой.
– Меня зовут Борис, а вас? – спросил он блондинку.
– Я Светлана, моя подруга Надя и младшая сестра Наташа, – представила она девчонок.
    Самую красивую звали Светой, Виктор якобы понял, что от него хотят вновь улыбнулся, а его улыбка действовала обезоруживающе особенно на девчонок, и он об этом знал.
– Виктор, – с ударением на «о», картавя букву «р», представился Виктор.
– Борис, может быть, предложить ему поиграть в картишки? – спросила Света.
– Ну да,  «в дурачка» на раздевание, – засмеялся Борис.
– Но для этого надо хотя бы одеться, иначе кто-то может оказаться голым после первого кона, – нашлась Света.
Боря опять нарывался на разрыв отношений. Света показала Виктору колоду карт, и показала правила игры. После первых процедур Виктор замахал руками:
– О, ля-ля. Си, си. Дугачек, – сказал он.
– Да, он знает эту игру, – подтвердил Борис.
После нескольких кругов игры, все сделали выводы, что француз – картежник.  Он не только классно с шиком мешал и сдавал карты, но и играл с азартом, который вскоре и выдал Виктора, когда он, заигравшись, произнес:
– Борис, ты жухаешь. Смотри, чем бьешь.
Немая сцена была почище, чем в «Ревизоре». Вся надежда девчонок в отношении наметившегося было романтического путешествия во Францию лопнула.
– Ну, артисты! В Феодосии на гастролях? – засмеялась Светлана.
– Нет, просто вы очень понравились, и хотелось познакомиться. Борис попытался, но не получилось, потому пошли другим путем. Светлана, прошу извинения за шутку, не обижайтесь, – сказал Виктор.
   Он смотрел в ее синие глаза на фоне моря, и ему стало неудобно, что он поспорил с Борисом на стол, что сможет познакомиться с ними.
– Да, ничего, даже так интересней, что не француз. Так бы познакомились и разбежались в разные стороны, ну, может быть, прислал бы мне открытку на Новый год. А вы откуда?
«Да, это мне знакомо, как никому в отношении открытки к Новому году», – подумал Виктор.
«Почтовый роман» с Лаурой давно перешел в общение с открытками к Новому году и дню Парижской коммуны. Маленькому Вольдемару пять лет, но кроме потепления отношений с КГБ за последний год Лукин не видел никаких вариантов для встречи с Лаурой.
– То на «ты», то на «вы». Мы знакомы уже больше часа. Мы из Москвы, – сказал Виктор.
– Ой, и мы тоже. Правда, я живу в Одинцово, но учусь в Москве.
– А где, если не секрет?
– Юрфак МГУ заканчиваю.
– Ну, все жулики перед таким следователем будут «колоться» как орехи, – улыбнулся Виктор.
– Вообще-то я не думала в следователи идти, а что такое «колоться» как орехи.
– Выходит, ты у нас француженка, как можно на юрфаке не знать, что такое «колоться»?  Это значит признаваться в совершенном преступлении.
– Я догадалась, но не знала, а ты, Виктор, имеешь к этому отношение?
– Да, он у нас юрист с большим стажем, – сказал Борис.
– А где работаете? – спросила Света.
– Давайте лучше поедем, отметим наше знакомство. Борис сегодня банкует, – сказал Виктор, решив сразу закончить шутливый договор с Борисом.
– С удовольствием, только младшую сестру Наташу домой проводим. Ей пока рано, – сказала Света.
– И меня тоже отпустите домой, – сказал Михалыч.
В кафе они выпили по бокалу шампанского со льда. Виктор только пригубил, предложив Светлане вечером посмотреть закаты на Сивашском заливе. Он подвез их в Приморское, где они с подружкой снимали комнату и договорились вечером встретиться. Бориса он оставил с Михалычем рыбачить, а сам подъехал в назначенное время. Светлана стояла на обочине в светлом платье выше колен, подчеркивавшем ее стройные ноги и фигуру. От оранжевого диска солнца, уходившего за горизонт, ее загоревшее лицо приняло золотистый оттенок, и как бы расцвело от ее улыбки. Синие глаза светились мягким огоньком, а на щеках появились очаровательные ямочки. Светлые волосы разлетались при легком дуновении ветра.
 «Да, она просто красавица. И прическу сделала. Явно готовилась к их свиданию»,– отметил про себя Виктор. Давно он не испытывал такого чувства, что нравится красивой девушке.
Они проехали по песчаной косе вдоль Сивашского залива, и вышли из машины.
– Дорога кончилась, дальше не поедем, боюсь застрять в этой глухомани, и помочь нам будет некому до утра. Интересно, как здесь с комарами? – спросил сам себя Виктор.
– Ничего страшного, я предупредила своих.
– О том, что будешь всю ночь кормить комаров? – улыбнулся Виктор.
– Нет, с комарами не хочу, а гулять могу хоть до утра. К сожалению, наша хозяйка предупредила, чтобы никаких гостей у нее дома, – сказала Света, и ему показалось, что она слегка вздохнула.
– Да, мы с ребятами в таком же положении, поэтому будем любоваться природой, но что-то здесь запахи не очень вкусные, – от залива Сиваш явно тянуло гнилью, – поедем в голубую бухту на Азове, тебе там понравится.
– Мне с тобой везде нравится.
– Я, честно говоря, побаивался, что отошьете на пляже с нашими шутками, и не получится у нас знакомства, – сказал Виктор.
– Мы так со всеми и поступали. Хотели просто отдохнуть втроем, но здесь ты подъехал. Даже если бы ты не разыграл этот спектакль, мы все равно бы с тобой подружились. Я это почувствовала. А, тут Боря: «Он по-русски не понимает». Так что даже лучше, что ты русский, да еще из Москвы, сосед можно сказать.
Виктору приятно было слышать такие слова от молодой красивой девчонки. Он вновь почувствовал себя мужчиной, способным закружить самую красивую женщину, которая оказалась на его пути и даже влюбиться, если это можно назвать так, потому как море и солнце делают мужчину и женщину более романтичными, толкая их в объятия друг друга. Так и случилось. После купания в прохладной воде, которая была заметно теплее, чем в Черном море, они целовались, шутили, прыгали вновь в воду.
– Виктор, ты так и не сказал, где работаешь?
– Ну что теперь секретничать, начальником уголовного розыска в центре города.
– Вот это да! Все что угодно могла бы предположить только не это. Совсем не похож.
– А что, встречались?
– Нет. Знаю по детективам и кино, а ты совсем не похож. И ты, конечно, женат? – вкрадчиво спросила Света.
– На море все холостые, а я женат, но давно задумался, правильно ли я это сделал.
– Сейчас наговоришь, еще руку и сердце предложишь. Не торопись, давай мы разберемся в наших чувствах на берегу, то есть  отложим до Москвы, – предложила Света.
– Ты когда уезжаешь?
– Через три дня.
– Если хочешь, мы можем поехать вместе до Одинцова. По пути и выясним все наши чувства.
– Нет, спасибо, мы уже билеты взяли на поезд от Феодосии. Неудобно будет отправлять подружку с сестрой одних, да и ты только приехал отдыхать.
– Что-то мне сердечко подсказывает, что не будет мне отдыха на море без тебя.
    Она обвила его руками и страстно поцеловала в губы. Он обхватил ее тонкую талию, и ему показалось, что в чувствах приподнял от земли.
– Виктор, давай не будем торопить события. Тебе я почему-то доверяю и готова гулять с тобой до утра. Ты ничего такого не сделаешь, я знаю, а если и позволишь что-то, так сделаешь красиво, я поняла по твоему приколу на пляже, а в Москве увидимся, если захочешь.
Хорошая девчонка. Что их ждет впереди? Сколько раз ему везло в жизни  влюбиться, но потом всегда разлука. А здесь рядом красивая, молодая, как говорят, студентка-комсомолка, и предложи он ей руку и сердце он почему-то уверен, что они будут вместе. Ни к чему разлуки до Москвы, чтобы проверить свои чувства, от этого одни разочарования. Ее и так видно, голова на месте, и правильно, что она не боится его. Он совсем не кобель, чтобы по кустам шариться. Они долго целовались  при расставании в Приморске под шум морской волны. На горизонте опять появилось солнце, но уже восходящее. Все-таки в море что-то есть.
– Завтра увидимся? – спросил Виктор.
– Ты имеешь ввиду сегодня? – улыбнулась Света, – встретимся после обеда на пляже. Дома меня не ищи, чтобы хозяйка не сердилась.
– Хорошо. До встречи на пляже, – Виктор обнял ее и поцеловал.
– Все, я побежала. Спасибо тебе за прогулку, мне очень понравилось. Где меня найти, знаешь. С добрым утром, – улыбнулась Света и скрылась в подъезде.
Встал Виктор, когда уже солнышко шпарило по всем окнам, и спастись можно было только в тени виноградника, где обдувало легким степным ветерком. Да, хороший отдых между двумя морями, исторические места Сиваша, издающие неприятные запахи, и степной воздух с домашней кухней.
– Все, никаких пляжей. Рыбалка и рыбалка, утром на ставках, а вечером ловим кефаль на Азове,– бурчал Борис.
– Что случилось, Борис?
– Заехал с Надеждой в лесополосу, а она ему шлепнула по лицу, вот и беснуется, – ухмылялся Михалыч, – я поопытнее вас и сразу пошел спать.  А ты утром пришел, что женился?
– Да, нет пока. Михалыч, можно я Свету приглашу на рыбалку кефаль половить. Она не будет мешать, – спросил Виктор.
– Началось. Рыбалке конец. Поедем на твоей машине часов в шесть.
– Купаться будем? – спросил Виктор.
– Делайте, что хотите!
– Тогда поедем на большой пляж Азова, – предложил Борис.
– А как же турбаза в Приморске? – спросил Виктор.
– Я туда больше не поеду, – подвел итог Борис.
«Компания распадалась по интересам. Надо мотнуться к Светлане на пляж, а потом отвести мужиков на рыбалку»,– рассчитал Виктор и пошел к автомобилю.
   Спросил у хозяйки Галины, что купить на рынке в Приморске и поехал на пляж. Знакомое место пустовало. Не было и вокруг его знакомой Светланы. Он мотнулся на рынок, сделал покупки и вновь вернулся на пляж. На этот раз он увидел на их месте только Надежду. На море поднялся шторм.
– Надя, добрый день.
– А француз, здравствуйте, – улыбнулась Надя, – вы, наверное, Светлану ищете?
– Да, хотелось бы увидеть.
– Она будет, но позже.
– Хорошо, я приеду позже. Хочу пригласить вас на Азовское море, там полный штиль.
– Спасибо, но это без меня, – сказала Надя.
   Виктор догадался, что она отказалась из-за Бориса, и поехал в поселок передать покупки хозяйке, да мужиков обещал отвезти на Азовское море. На Черном море часто штормит, а здесь в Арабатском заливе на Азове  полный штиль. Берега обрывистые из камня-ракушечника с многочисленными гнездами птиц, а в небольших бухтах песочек и лазурная вода, настолько чистая, что видно все дно с его обитателями. По чистоте и прозрачности воду, наверное, можно было сравнить разве чтос Байкалом. И тем не менее мужиков потянуло на многолюдный городской пляж Каменска, который был в трех километрах.
– Давайте, поплаваем до заката, а потом на рыбалку, – предложил Борис.
– Я с вами окунусь, а потом поеду в Приморск, – сказал Виктор.
– Все, Борис, парня пора спасать. Во всяком случае, мы с тобой потеряли партнера по рыбалке.
– Михалыч, мне на Черном море больше нравится, но там нет рыбалки. С карасями ты был совершенно прав. Галина их классно приготовила.
– Ну, хоть в этом оценил нашу работу, а ты еще кефальне пробовал, – сказал Михалыч.
Когда они подъезжали к стоянке машин на пляже, Виктор перехватил изнуренный взгляд темноволосой красавицы на остановке автобуса, рядом с ней стояла, видимо, ее подруга, совсем расклеенная от жары. Он показал ейжестом в сторону моря, понимая, что остановка автобуса конечная. Девчата резко замахали руками, как будто боялись моря больше всего и умоляюще показали пальцем в сторону города. Виктор поднял ладонь вверх через окно, давая понять, что он поможет им. Борис с Михалычем упали со смеху.
– Борь, ты видел, что он делает? На пальцах договорился с девчонками, да, еще с какими. Похоже, они покруче Светланы с подругами будут, – засмеялся Михалыч, – ну, вылитый я в молодости.
– Виктор, я с тобой, – сказал Борис.
– Нет, Боря, рыбалка, прежде всего, и как ты можешь оставить Михалыча одного?  Я сейчас быстро мотнусь с ними до Ленинска и договорюсь о встрече. Борис, тебе какая понравилась?
– Обе. Я так и поверил, что чернявую с длинными волосами ты уступишь.
– Ничего я не хочу. У меня есть Света. Я для тебя стараюсь.
– Ага, а с собой не берешь.
– Потому как все испортить можешь, поручик Ржевский, как с Надеждой. Вас где искать?
– Да, мы здесь недалеко будем.
Виктор сделал «боевой» разворот на асфальте, оставив черный след и запах горелой резины, а на остановке резко со свистом тормознул. Настоящая «крутизна Замоскворечья», да и только. Открыл дверцу машины.
– Прошу вас, садитесь.
– Вот спасибо, – девчата сели на заднее сидение.
Подруга черноволосой девушки еле дышала от теплового удара, она поддерживала ее при посадке в машину и даже улыбнулась Виктору. Ростом чуть выше среднего с локонами темных волос, как воронье крыло, падающими на плечи. Тонкие черты загорелого лица с миндалевидным разрезом глаз и сверкающим синим взглядом, пронизывающим все насквозь. Синие джинсы и футболка  подчеркивали весьма соблазнительные женские формы.
– Что случилось с подругой?
– Выпили по бокалу шампанского и целый день на пляже, а здесь нет ни одного кустика с тенью, вот и напекло солнышком, – сказала брюнетка.
– Может, в больницу надо? У нас хозяйка там доктором работает.
– Не надо, дорогой на ветерке полегче будет, а дома я быстрее больницы поставлю ее на ноги.
– Так куда едем?
– В Феодосию.
– Так это под сто километров. Меня мужики убьют. Я их бросил на пляже ненадолго и без машины, – сказал  Виктор.
– Что не получится, но хотя бы до трассы Керчь–Феодосия, а там мы доберемся? – умоляюще попросила черноволосая красавица.
   Он обернулся и вновь увидел синие глаза, как два сапфира, прекрасной незнакомки, как будто на море у всей такой цвет глаз, но у блондинок часто такое сочетание, а у жгучей брюнетки оно редкость. Да, Михалыч был прав, и когда он успел ее разглядеть. Ей даже просить ничего не надо было, Виктор уже был готов катать ее с утра до ночи и вообще быть ее водителем  по жизни.
– Конечно же, получится, как я могу бросить красавиц в беде?
Недаром французы говорят: «Красота уговаривает, даже если женщина молчит».
– Галя, я же тебе говорила, что есть на свете настоящие мужики. Видишь, и нам один достался. Все и всех бросил и готов нам помочь. Спасибо Вам. Меня зовут Ольга.
– А я Виктор.
– Галя, очень приятно, – еле слышно сказала лежащая у Ольги на коленях подруга, – спасибо вам.
– Да, ладно, чего там. Как сюда попали, почему такие красивые и одни?
– Приехали со знакомыми ребятами из местных, а они напились и говорят, что смогут ехать только утром. В наши планы не входили ночные гулянки, а тем более с пьяными на диком пляже, и попросили их сразу же вернуть нас домой, но они показали нам на автобусную остановку, где мы просидели три часа в ожидании автобуса, пока вы нас не спасли, – рассказала Ольга.
От Каменского через Семисотку дорога была разбитой до Ботального, а далее знакомая трасса на Феодосию через Приморск. Дорога была совсем свободная и ровная, позволяла мчаться со скоростью 150–160 км в час. Прохладный морской воздух  Черного моря врывался в открытые окна автомобиля и повлиял на Галю благоприятно. Он остановился на пляже Приморска, но Светланы не увидел. В Феодосии Галя вышла из машины без посторонней помощи.
– Зайдете к нам? Чаем напоим, – предложила Галя.
– С удовольствием, – Виктору хотелось не столько чая, а как можно ближе познакомиться и встретиться с ними завтра, – а вы здесь живете или отдыхаете?
– Мы на отдыхе, – сказала Ольга.
– Оля, я в душ, а ты приготовь чай, пожалуйста, – сказала Галя.
– Оля, а вы издалека приехали? – спросил Виктор.
– Из Липецка, а вы, судя по номерам автомобиля, из Москвы? – спросила она.
– У вас цепкий взгляд. Я все время смотрел на вас и знаю, что номера машины вы не видели.
– Заметила, когда вы подъезжали к нам на остановке.
– Надо же, в таком состоянии, а бдительности не потеряли, – улыбнулся Виктор, – сколько времени будете отдыхать на море?
– Мы еще не брали билеты, но, думаю, дня три. Тебе чай с сахаром, конфеты, печенье? – спросила Ольга.
– Спасибо, без сахара и сладкое я не очень, если только печенье.
– Ну, вы здесь командуйте, а я в душ, – сказала Оля.
– Виктор, хотите завтра встретиться? – сказала Галя с томным взглядом, полулежала на диване. Она окончательно пришла в себя и расслабилась с чашкой чая, так, что полы ее халатика сползли с бедер, показывая прелести ее фигуры.
 «Да, игривая девчонка, – подумал Виктор,– и если бы не Ольга в душе, то сегодня же уложила бы тебя в постель, а, может быть, и не уложила».
Нет, ничего плохого он о Гале не подумал, просто когда красивая девушка, а она была таковой, смотрит на тебя, явно соблазняя, то можно предположить, что она еще та стерва, и тебе с ней не поздоровится. Либо она решила попробовать тебя на прочность, пока Ольга в душе и тебе тем более не поздоровится. От ее внешности, а скорее от поведения, он почувствовал неуверенность в себе и, вероятно, не устоял бы перед соблазном. Их желание было бы обоюдным, но от такого поступка его сдержала только одна мысль: в таком случае можно было бы забыть об Ольге, а она ему очень понравилась. Потому других мыслей нет.
– За вами завтра заехать? – спросил Виктор вошедшую в комнату Ольгу.
– Я пока не знаю, – ответила Ольга, бросив взгляд на подругу, и дернула полы ее халата, как занавески на окне, прикрыла оголенные места.
    «Видимо, строгого поведения дама или приревновала к подруге», – подумал Виктор.
– Ну, что ты, Оля. Я же вижу, что он приехал сюда из-за тебя. Виктор, приезжай, приезжай. Ты во сколько будешь? А, на Ольгу не обращай внимания, она просто устала, а так она тебе рада будет, правда, Оля? – спросила Галя.
«Вот стерва, а ведь реально могла совратить и разрушить только начавшиеся отношения с Ольгой», – промолчал Виктор. Он ни на что не надеялся, но с каждой минутой она нравилась ему все больше.
– Да, да, у меня что-то с головой, наверное, от быстрой езды. Ты, Виктор, будь поаккуратнее, я завтра тебя жду утром, но не раньше  десяти, –сказала она, поцеловав его в щеку.
«Вот это номера! Неужели все-таки приревновала к подруге? Когда она была в душе, Галя откровенно показывала свои части тела, а он мило с ней ворковал. Ладно, завтра видно будет», – Виктор допил чай и попрощался.
Он уже третий раз сегодня проезжал мимо пляжа Приморска, останавливался и разглядывал отдыхающих на пляже, но Светланы не было, а домой она просила не заходить. Вернулся он на пляж Азовского моря через два часа. Мужики вышагивали по периметру автостоянки.
– Уже темнеет. За это время можно было бы обеих… – Борис был явно расстроен, – ты где был?
– В Феодосии.
– Во заливает, ты что, на вертолете летал?
– Я еще чай попил у девчонок дома. Они нас с тобой завтра пригласили в гости, – улыбнулся Виктор.
– А Михалыч как?
– Да, подружки у них нет, поэтому привезем сюда и будем отдыхать вместе на Азове.
    Утром девчонки приняли предложение отдыха на том же месте без восторга.
– Если я приглашаю, то знаю куда. Там будет и тенек, и холодные арбузы с дынями. Хотите шампанского или чего еще, пожалуйста. Водителем буду я и без выпивки, поэтому отвезу в любую минуту, как только скажите. Я вам сделаю хорошие фото на диких пляжах Азова. Вы таких мест не видели.
– Я уже хочу, поехали скорее, – согласилась Галка.
– Я сяду впереди, а ты с Борисом, – Ольга распределила.
– Договорились, – тихо согласилась Галка.
Видимо, вчера после отъезда Виктора у них состоялся определенный разговор.
Виктор заехал на рынок, купили арбуз с дыней-торпедой, фрукты и шампанское. От Семисотки они проехали налево по проселочной дороге на дикий пляж. Причудливые камни из ракушечника в воде выглядели кораллами с разноцветными водорослями и множеством мелких рыбешек. На море было небольшое волнение. Виктор перед выездом зарядил цветную пленку и устроил девчонкам фотосессию. Ольга скромно позировала стоя в море у скал и сидя на ракушечниках, волны слегка брызгали на ее красивую фигуру с бронзовым загаром. Галя махнула с Борисом шампанского и постоянно просила снять ее еще и еще. Все бы ничего, но она хотела, чтобы Виктор снял ее плывущей на спине, когда волна смывала с ее грудей купальник. Виктор щелкнул ее обнаженные груди, но она просила повторить снова. Ему было ясно, что не волна смывает с нее купальник, а ее шаловливая рука. Он снова фотографировал, стоя над ней в воде, а у Гали «случайно» снова смыло с грудей часть купальника, обнажив ее молодые красивые груди, по которым соблазнительно стекали струйки морской воды.
–Ты не успел снять? Тогда повторяю, – и Галя еще выше выпятила груди над водой. Ольга только всплеснула руками и покачала головой на поведение своей подруги, потом цыкнула на нее и прекратила фотосессию с обнаженной грудью, после чего попросила отвести их домой. В Феодосии Борис подошел к Виктору.
– Я договорился с Галей, но она говорит, что здесь ты принимаешь решения. Если ты Ольгу заберешь, то я останусь с Галей в Феодосии.
Виктору было ясно, что так и будет, но почему они должны болтаться  с Ольгой по улицам? Потому что у него есть машина?
– Борис, брось ты, это же артистки. Ольга сейчас будет против, а если согласится, то Галя будет против.
– Что опять «Динамо»?
–  Конечно.
Но Виктор ошибся. Ольга подошла к нему, нежно прижалась и поцеловала в губы.
– Виктор, спасибо за хороший отдых. Если завтра ничем не занят, то жду тебя в гости. Хочу побыть вдвоем целый день. Мы имеем право на личную жизнь? – улыбнулась Ольга.
Видимо, Галя ее достала своим недвусмысленным поведением.
– В котором часу завтра за тобой заехать? – спросил Виктор.
– Как проснешься.
– Тогда я не буду ложиться спать. Бориса отвезу домой и вернусь.
– Меня это радует, вот только куда бы Галю отправить, – впервые засмеялась Ольга.
– Хорошо, я буду часов в десять утра.
– Пока, – Ольга подарила ему на дорожку долгий поцелуй.
По дороге Борис помалкивал.
– Какие завтра планы? – спросил Виктор.
– На рыбалку.
– Ас Галей не хочешь встретиться?
– Да, она все уши мне прожужжала, спрашивая о тебе. Кто, да что, семейный или холостой.
– И что ты ответил?
– Конечно, правду, я же не знал, о чем ты Ольге рассказывал, а врать не умею.
– А молчать, наверное, тоже не умеешь? Да ладно, мне как-то все равно.
     И так было видно, что он Галю заинтересовал, и они с Ольгой конфликтуют по этому поводу, но Галя выдала Борису взамен информацию об Ольге. Оказалось, что она замужем. У нее маленькая дочь осталась с мамой, а муж где-то в длительной командировке. Он не стал ничего больше выяснять. Все и так ясно, наверное, Галя считала, что у Ольги все в жизни утроено и ей общение с Виктором совсем ни к чему. Да, он тоже не собирался жениться, а что она замужем, так по-другому с ним и не могло произойти хотя бы потому, что последние лет десять он влюблялся только в замужних женщин. Впрочем, и этому есть свое объяснение. Все самые красивые женщины, скорее всего, замужем, так как разве можно таких красавиц оставить одних без присмотра мужчин. Вот они их и разбирают, совершенно не понимая, что удержать таких женщин рядом с собой, сохранить любовь гораздо сложнее, чем с обычной домашней женщиной. Небольшой роман с красавицей Ольгой ему нравился больше, чем возможно быстрые интимные отношения с Галей.
Борис в противоположность ему, как поручик Ржевский из анекдотов, был готов побыстрее заманить девушку в лесопосадку на обочине дороги. У Виктора не было желания крутить роман с замужней женщиной на долгие годы, хотя кто знает, к чему приведет знакомство с Ольгой. Он давно ни за кем не «ухлестывал», и ему было интересно, может ли он еще нравиться женщинам. С годами Виктор не стал толстым и лысым, а совсем наоборот, так почему же не приударить за красивой женщиной. Наметившийся  процесс развода с женой застал его врасплох, что не оказалось в это время рядом женщины, к которой можно было прислониться. Его уговорили не торопиться с разводом, и вновь потекла  «тихая» семейная жизнь. Он не приехал на море в поисках другой жены. Невозможно устраивать поиски, она приходит сама, и никто не спросит.
С такими мыслями Виктор утром следующего дня докатил до Феодосии. Вот так свидание за сто километров! Впрочем, что такое сто километров при его обширной географии любовных историй: Севастополь, Париж, Камчатка. Ольга живет ближе всех – в Липецке, а если считать от деревни в Тульской области, то совсем рядом. Борис все-таки сдался и пошел рано утром с Михалычем удить карасей.
Ольга встретила Виктора в дверях по-домашнему в халате.
– Какие у нас планы? Галя на городском пляже загорает. Хочешь чаю? – спросила она.
– Да, можно по чашечке. Я в твоем распоряжении, – Виктору не хотелось чая, но он тянул время, чтобы выяснить обстановку.
– Тогда я пойду одеваться.
 Через полчаса Ольга вышла из комнаты в шикарном платье и украшениях из бус, золотой браслет на запястье и такая же цепочка на лодыжке по застежкам босоножек.
«Совсем еще девчонка – улыбнулся Виктор, – но наряд у нее  не пляжный». Два дня назад она тоже была красивой, но уставшей, а вчера на море скромной и сдержанной, а сегодня перед ним предстала совсем другая девушка с неотразимой сексапильностью и сногсшибательной фигурой в босоножках на каблуках. В ней появилась некая изюминка, от чего Виктор смотрел на нее, открыв рот. Да еще сияющие синие глаза и подкрашенные полные, капризные губы. Он понимал, что красоту она навела для него и, потому не решился порушить ее труды, запустив руку в ее пышную прическу, размазать коралловую помаду по ее и своим губам, но желание такое появилось, и он слегка поцеловал ее в щеку. Они были вдвоем в квартире и, видимо, Галя не стала бы долго их беспокоить, но настрой у Ольги был другой, судя по одежде и макияжу, не то, что у Гали в свое время, когда встретила в распахнутом халатике, поэтому надо сначала показать «Новый свет».
– Ну, что, куда пойдем? – улыбнулась Ольга, глядя на его растерянный вид.
– Куда же тебя отвезти такую красивую? Поедем, я покажу тебе самые красивые места Крыма.
– Это далеко?
– Не очень, по сравнению с пляжем на Азовском море, это совсем рядом. Там в одном месте и Царский пляж, где любил купаться царь Николай, и грот Шаляпина, где он пел, и завод шампанских вин. Вот только на каблуках там не пройдешь. Возьми с собой что-нибудь попроще, в машине положишь.
– Интересно, если с шампанским, то вези меня скорей просвещай.
   Его не угрызала совесть, что он готов изменить жене, но предложив Ольге взять сменную обувь, он вспомнил о Лауре. Как давно это было, но такое не забывается и что поделать, если его тянуло в те места.
Маршрут был ему давно известен. Они миновали город Судак и полуразрушенные стены древней Генуэзской крепости.
– В зеленой бухте «Нового света» мы еще до службы в армии начинали строить заводской пансионат. В этой бухте снималось кинокомедия «Три плюс два», помнишь? – спросил Виктор.
– Да, красивые места, я помню по фильму, но не знала, что оно рядом с нами.
 Между Судаком и «Новым светом» установили шлагбаум, и пограничники проверяли иногородний  транспорт. Виктор остановился и подошел к пограничному наряду.
– Разрешите ваши документы. Какова  цель поездки?  Здесь погранзона и заповедник, – сказал лейтенант-пограничник.
 Виктор протянул удостоверение МУРа на имя полковника Степанова, выданное ему по указанию первого заместителя Председателя КГБ Бобкова.  Удостоверение надо было сдать по окончании мероприятий на фестивале, но чекисты не спросили, а он промолчал. Заманчиво было походить полковником в тридцать с небольшим.  А тут еще под псевдонимом Степанов. По сроку ему три года ходить в подполковниках, да еще неизвестно, получишь ли. Ему хотелось повыпендриваться, тем более что свое право на кураж он заслужил по-честному.
– Я еду к директору завода шаманских вин, – сказал Виктор.
– Пожалуйста, проезжайте, товарищ полковник, – пограничники вытянулись и откозыряли ему.
Виктор сел в машину и тронулся дальше.
– Что ты им показал, что они пропустили и встали по стойке «смирно»?
– Да, ничего особенного, просто вежливые пограничники.
– Нет, Борис что-то рассказывал Гале, но я не поверила, можешь мне показать эту книжечку? – улыбнулась Ольга.
– Борису больше не о чем было поговорить с Галей? Ну, пожалуйста, если ты так хочешь? – Виктор достал удостоверение.
–Ну, ничего себе, полковник. Вот никогда бы не подумала.
– Вот, и хорошо, что не подумала. Я на отдыхе. Поедем, поздороваемся с руководством пансионата и на завод шампанских вин, затаримся прекрасным напитком к Новому году. Хорошо на машине, не тащить на себе к поезду. Здесь построили два корпуса для отдыха космонавтов, говорят, там неплохо.
При  въезде на территорию пансионата он выяснил, кто из руководства находится на месте. Из близких знакомых оказался Саша Евдокимов, с кем они еще знакомы с комсомола. Охрана созвонилась с ним.
– Евдокимов ждет вас в административном корпусе. Вы знаете где?
– Да, конечно.
Саша встретил его со спутницей радушно.
– К нам надолго? Отдыхать? – Саша с открытой комсомольской улыбкой вышел из-за стола кабинета.
–Да, я отдыхаю за Феодосией, а сюда приехал на денек показать Ольге места красивые, где прошла наша юность, – протянул ему руку Виктор.
– За один день не получится. Давайте я сделаю отдельный домик, сходим на завод, возьмем хорошего шампанского, а завтра поедешь.
– Оля, решайся. Тебе понравится.
– Не сомневаюсь, но Галя будет волноваться, мы не предупредили, что не вернемся сегодня.
– Да, мы об этом не подумали, но отказываться не будем, решим по ходу. В крайнем случае, до Феодосии час езды, съездим и вернемся.
– Тогда начнем с завода.
На заводе они продегустировали шампанское, уложили две коробки в багажник автомобиля. Виктор шампанское только пригубил, а Ольге оно так понравилось, что одним бокалом не обошлось.
– Саша, мы оставим машину у тебя и пешком прогуляемся на царский пляж.
– Хорошо. Ждать вас к обеду? – он взял его под локоть и отвел чуть в сторону, – я чуть не назвал Ольгу Ларисой, а потом смотрю, уж больно молодая, но похожа. Откуда такая красавица?
– Из Липецка. Отдыхает в Феодосии. На обед нас не жди. Мы возьмем с собой фрукты, – сухо ответил Виктор.
– Я тебя понимаю, какой может быть обед, – засмеялся Саша.
Они спустились на набережную Зеленой бухты, которую закрывали кроны сосен и кипарисов, а вода в бухте была голубой. С трех сторон бухту закрывали горы.
– Какая красота! – воскликнула Ольга.
А Виктор посмотрел налево, где рядом с пирсом вдали от суеты отдыхающих стоял небольшой домик администрации, где он провел сказочное время. Все та же веранда, а вечером по традиции будет играть оркестр, и танцевать отдыхающие, но это уже не его музыка. Невозможно повторить тот вальс «Эти глаза напротив», когда они с Лаурой легко кружили по площадке и настолько увлеклись, что сорвали аплодисменты других танцующих. Как можно забыть такое, да ему и не хотелось, потому что все, что было с ними, было прекрасно.
  «Напрасно ты, парень, приехал с Ольгой в заповедные места, где был счастлив с другой. Не получилось с Лаурой и не получится с Ольгой, если будешь жить воспоминаниями», – подумал Виктор.
    Но его не отпускали воспоминания и тянули в те места, где они бывали вместе. Перейдя в самом низком месте через гору Сокол, они оказались на пляже, где любил купаться Николай II. Вода синего цвета в бухте стояла как в блюдце.
– Сейчас бы искупаться, но я не взяла купальник. На пляже народу немного, но все равно на мое купанье в кружевном белье может народ сбежаться, – улыбнулась Ольга.
– Пойдем, я знаю одно местечко, где нам никто не помешает.
Виктор провел Ольгу по горной тропе скалы, уходящей в море и напоминающей тело дракона, пьющего из моря. На выступе скалы Виктор предложил разделиться по разные стороны.
– Мальчики налево, девочки направо, и встречаемся в воде посередине.
Через несколько минут Виктор услышал всплеск воды, Ольга прыгнула в воду со своей стороны. Он решил не мочить ничего, потому, как переодеться было не во что, и плюхнулся в воду совершенно голый. Ощущение было высшим. Он еще ни разу не купался в море в таком виде, и каково было его удивление, когда он подплыл к Ольге. Вода была чистейшая и прозрачная, поэтому он увидел, подплывая, что Ольга в таком же виде.
А Саша был прав Ольга чем-то похожа на нее. Он слышал по всплеску и ее окрику, как она прыгнула в воду. Именно прыгнула, а не вошла, боясь испортить прическу, и он последовал за ней, а через два взмаха увидел Ольгу. Она нырнула с головой, ее мокрые волосы блестели на солнце.
«Что обжегся на молоке, теперь боишься ошпариться? Можешь себя не сдерживать, чтобы не влюбиться, сам знаешь, если она придет, то не прогонишь, – улыбнулся он Ольге, – как же она красива с синими глазами, которые на фоне моря ослепительно сверкали, нежная кожа, с бронзовым загаром, длинные черные волосы, прикрывающие красивую грудь. Ему казалось, что давно знаком со смуглой казачкой с Дона. За что мне такое чудо?».
– Я решила не мочить одежду. Сушить негде, – она улыбнулась.
– Вот, и правильно, – он слегка коснулся ее плеча, спины, и рука скользнула вниз до талии, притянул к себе и поцеловал, да так, что оба погрузились в воду.
– А здесь глубоко? Я пыталась посмотреть дно, но там темень.
– Говорили местные, что прямо у скалы обрыв метров сто.
– Это под нами сто метров.
– Так говорят, я не мерил.
– Я на такой глубине еще ни разу не плавала, а тем более, не целовалась.
– Поэтому здесь никого нет.
– Виктор, давай мы поцелуи оставим до берега, я боюсь даже сделать какое-нибудь неосторожное движение, чтобы не погрузиться в воду. Жутко представить себе, что под нами сто метров пропасти.
Разошлись они, как в море корабли, и встретились на горной тропе посвежевшие и одетые. Ее улыбка была настолько обезоруживающей, что Виктор невольно улыбнулся в ответ. Она выглядела очаровательной шаловливой девчонкой и до того хорошенькая в облегающем платье, которое подчеркивало округлую грудь. На море ни о чем так не мечтается, как о прелестной женщине, с которой можно скрасить одиночество темных южных ночей, а тут рядом с тобой соблазнительная и манящая в объятия молодая красавица. Он протянул руки и крепко взял ее за плечи, прижимая к себе, окунулся в ее влажные волосы. Поцелуй не застал ее врасплох, полуоткрытые губы оказались беззащитными и ответили ему страстью. На долгий миг она замерла, ее тело стало податливым к его движениям, она прижалась к нему всем телом, и он услышал стук ее сердца совсем рядом со своим. Он медленно опустился на скалу и посадил ее на колени, как маленькую девчонку почти такого же роста, как и он.
– Жаль, что не можем сообщить Гале, – вздохнула она после долгого поцелуя.
– Так поедем домой? Я тоже не сказал своим, что не буду ночевать. Хоть я и взрослый мальчик, но они будут волноваться.
    Их губы вновь слились в страстном поцелуе, но Ольга, как бы протрезвев от мимолетного помутнения сознания, тихонько охнула и мягко освободилась из его объятий.
– Мы здесь в таком состоянии можем ноги поломать или в море свалиться со скалы, – улыбнулась она.
– У меня все под контролем, – сказал Виктор.
– До определенной черты, когда все контроли рушатся и непонятно, что происходит, а мы на горной тропе, – засмеялась Ольга, – поедем домой, а там видно будет.
Виктор подумал, что она права и на узкой горной тропе нельзя было  целоваться, так как любое неловкое движение, совершенное в сладком поцелуе, могло закончиться падением в море с приличной высоты.
– Обед мы с тобой пропустили, и я приглашаю тебя на ужин. Можем в пансионате или в ресторане Феодосии, – предложил он.
– А не хочешь на диком пляже Азовского моря?
– Конечно, если с шампанским, то лучше у нас на берегу, иначе я не могу себе позволить и бокала.
– Тогда заедем домой, я возьму все необходимое. Предупрежу Галю, и поедем на дикий берег, где скалы отвесные из ракушечника и горячий песок. Не хочу никаких ресторанов, – сказала Оля.
Галя вынесла покрывало с одеялом и подушкой, и положила на заднее сидение.
– Думаю, лишним не будет, – подмигнула она Виктору, – я вам так завидую. Может, вместе поедем.
– Мы с Виктором решили побыть сегодня вдвоем, – отрезала Ольга.
– Ну, что вам возразить против этого?– вздохнула Галя и пошла в подъезд.
   По пути они заехали в магазин, купили все необходимое под шампанское и чтобы не оголодать, хотя вряд ли они вспомнят о еде. Дома Виктор шепнул Михалычу, что будет поздно, на что тот только хихикнул. На скалистом берегу Азовского моря солнце село и как всегда на юге неожиданно, за считанные минуты параллельно восходила луна, образовывая на глади моря «лунную» дорожку, уходящую далеко в море. Узкая полоска пляжа с еще теплым от лучей дневного солнца. Пока он накрывал стол на доске, Ольга бросила покрывало с одеялом на песок и лежа сладко потянулась. Он украдкой любовался ее стройной фигурой на фоне пейзажа Айвазовского. Небольшие волны шлепали о камни и «лунная» дорожка рассыпалась брызгами.
– Иди ко мне, – сказала она чуть слышно…
На следующий день Ольга уехала домой в Липецк и пообещала приехать к нему перед Новым годом в Москву.
«Опять к Новому году. Ну, что ты хочешь? Она замужем, а у вас курортный роман. Вернее за три дня два романа, и оба возникли внезапно. Первый так же внезапно оборвался, потому что наметился другой. А будет ли продолжение? Во всяком случае, ты уже не сможешь взять и забыть их. Почти семь лет ты не встречал таких хороших девчонок, а тут дуплетом по тебе, что даже не понял, кого из них любишь и любовь ли это? Семь лет ты не танцевал ни с кем вальса, не пел никому песен и только чуть оттаял, а они укатили домой. Света пропала, а Ольга обещала приехать, но к Новому году», – подумал Виктор.
– Я вчера помирился с Надей и проводил их со Светкой до вокзала. Она извинилась, что не пришла на пляж и передавала тебе привет. Я сказал, что тебя рыбалка засосала,– сказал утром Борис.
– Ты же никогда не врешь, – улыбнулся Виктор.
– С тобой всему научишься. Я сказал Свете, что ты искал ее и дал твой телефон в Москве. Ничего?
–  Вот именно, что ничего, – сказал Виктор.
– Ну, извини. Поедем на пляж в Приморский?
– Нет, Борис, лучше на рыбалку. Пойдем ставридку подергаем.
– Михалыч, он заболел, на рыбалку нас зовет.
– Наоборот выздоравливает. Перебесился и хватит, – улыбнулся Михалыч.
Михалыч был старше их лет на двадцать и курортные романы проходил неоднократно, поэтому только ухмылялся над ними, и иногда подкалывал. Виктору хотелось встретиться с Ольгой в Москве, а что дальше будет, кто знает. Хотя он знает. Развод с дочерью члена ЦК партии закончился бы для него аморалкой и забитым клином в его личном деле. Его квартиру ополовинили бы, а согласится ли Ольга на свой развод и нужен ли он ей такой будет? Разводиться надо было через два месяца после женитьбы, когда был повод, и не поддаваться на уговоры тестя, но тогда рядом не было ни Ольги, ни другой девушки. Потому волноваться надо поэтапно, то есть по мере поступления проблем, а пока, слава Богу, их не было. Ни о каких разводах или женитьбе нет мыслей. Ему стало вдруг хорошо.
Возможно, было бы лучше, если б Светлана сразу не пропала, но он и сам не проявил настойчивости. Он отлично понимал, что может с ней встретиться в Москве и продолжить знакомство. Виктор  открыл для себя новую страницу семейной жизни.  Если бы он был знаком с Ольгой или Светланой раньше, то и семейные неурядицы, вызванные флиртом жены,  не были бы для него такой трагедией. Теперь своя семейная жизнь ему виделась по-другому. Он не считал большим злом изменить жене, если она об этом никогда не узнает. Наверное, многие мужья сознательно хотят вновь почувствовать азарт, как в ту пору, когда они обольщали своих будущих жен. А если жена захочет испытать такой азарт? Разврат, не меньше, улыбнулся он своим размышлениям. Не хотел Виктор кривить душой перед самим собой и знал, что одной из причин его женитьбы был уход под крышу тестя члена ЦК КПСС, так как почувствовал удавку КГБ на своем горле за роман с француженкой Лаурой.
Он все чаще ловил себя на мысли, что хочет как можно больше знать о ее жизни, что она ему небезразлична и, наверное, он ее до сих пор любит. Исправить ничего невозможно, даже если он разведется, и она будет согласна переехать в Москву. Ничего из этого не получится, поэтому надо довольствоваться тем, что есть. Так все устроилось в жизни, и она через несколько границ, и он на такой работе, которая не способствует их встрече. И дело не в его работе, просто в СССР запрещено жениться на иностранках и ее будущую жизнь с их сыном он мог бы подвергнуть опасности. Опять его понесло по волнам памяти. Нельзя, значит нельзя. И правильно он поставил точку. Надо жить в реальности, один червячок в яблоке, другой в дерьме коровьем ковыряется, хоть и появилось у него просветление с чекистами, потому и стал чаще о ней вспоминать.
Он понял проблему любви. Чтобы быть счастливым, человеку нужна уверенность в завтрашнем дне, а чтобы быть влюбленным, нужно жить, как они жили с Лаурой, на бочке с порохом и в полной неизвестности, когда и кто запалит фитиль. Счастье в доме бывает при полном штиле, тогда как любви необходимы сомнения и тревоги, потому брак был задуман для счастья, но не для любви и чтобы влюбиться. Это, как раз, не самый лучший способ стать счастливым, уж он-то на собственной шкуре испытал. В браке он не обрел счастья, и все его романы были обречены, потому что стоило ему сравнить с той, которую до сих пор любил, и все рушилось, как карточный домик. Но прошло семь лет, и он ничего не знал о Лауре. Когда они поссорились, была еще надежда наладить отношения, но узнав о его женитьбе, она обрезала всю информацию о себе. Лукин знал, что в его семье снова склеить невозможно, да он и не хотел. Он был рад знакомству со Светланой, а следом с Ольгой, но все происходило на берегу моря и те романы можно смело делить на десять. Море, пляжи и солнце делали свое дело, но он сделал немаловажный вывод, что по-прежнему мог понравиться красивой девушке.
«Уж не Ольга ли побудила тебя разобраться в себе? Но ты только больше запутался и возможно ты найдешь выход при встрече с ней?» – подумал Виктор.
Неделя на море пролетела как один день.
– Мужики, а не пора ли нам на настоящую рыбалку? – спросил утром Виктор.
– Что, по осетрине соскучился? – спросил Михалыч.
– Девчонок своих проводил домой, вот и загрустил, на Волгу захотелось полковнику, – улыбнулся Борис.
– Я готов, – сказал Михалыч, – на рынке надо купитьместных гостинцев и можем выезжать.
– У меня дома никого нет, потому купил только шампанское к Новому году, – сказал Виктор.
Дорога домой всегда короче и на следующий день они были в Москве.



















                Наваждение

            


Дома он по привычке заглянул в почтовый ящик, но он был пустым. Как-то непривычно за недели никаких известий и с венгерского озера Балатон тишина. Можно продолжить путешествие на берег Волги. Михалыч с Борисом всю зиму готовили снасти для рыбалки. Даже крючки для сомов  им прислали из Аргентины. Хозяин дачи Яковлевич на хуторе Глухое с женой Аннушкой уже давно ждут «тихую» московскую компанию на берегу Волги. Их внук Леша работал в милиции Волгограда и в выходные приезжал порыбачить с ними.
Лукин совершал покупки для рыбалки, обходя знакомых директоров магазинов, которые выделили ему из своих подвалов коробку тушенки, китайских сосисок и сырокопченой колбасы. Все эти продукты на берегу Волги шли в обмен на автозаправках, так как в посевную от Воронежской до Астраханской области частный транспорт бензином не заправляют. Но батон колбасы с банкой тушенки давал гарантию на полный бак. Питаться они будут исключительно пойманной рыбой и черной икрой.
На Лесной улице Лукина будто тряхнуло током. Среди прохожих мелькнула знакомая фигура женщины. Он не мог ошибиться, обогнав даму на автомобиле, обернулся и обомлел – по Лесной шагала его Лаура. Лукин бросил машину, шагнул ей на встречу и остановился в шаге от нее, готовый обнять и расцеловать, но тут понял, что обознался. Он замер перед ней в растерянности так, что ей пришлось обойти его. Дама одарила его удивленным взглядом с едва заметной улыбкой. Наверное, у него был глупый вид. Остановиться перед женщиной и разглядывать ее, да еще, вероятно, с открытым ртом не сказав ей ни слова. Она не была видением и не прошла сквозь него, а обошла вокруг, цокая шпильками по асфальту, и снова улыбнулась.
«Очень похожа она на Ларису, но не более того» – вновь мелькнуло у него в голове, и он пошел за ней следом до своей машины. У него даже и мысли не возникло заговорить с ней. Красива, очень красива, но все-таки просто похожа, а такие дубли – перебор.
Сколько раз они с Борисом и Михалычем собирались выехать из Москвы рано утром, но не получалось, поэтому приезжали в Волгоград, как правило, за полночь и блуждали по городу, а спросить дорогу через Волгу было не у кого.
– Михалыч, командор пробега. Борис, готовься! Пока все волгоградские помойки во дворах до утра не объедем, мост на другую сторону Волги не переедем, – засмеялся Виктор после очередного заезда в тупик.
– Тогда командуйте сами, – сказал обижено Михалыч.
– Нет, Михалыч у меня нет штурмана Бориса, который знает все.
– Так вот он-то и вводит меня в заблуждение. Говорю нам прямо еще, а он давай налево, я знаю.
Вот так с шутками и чертыханиями они пробрались на другой берег Волги, а потом и через понтонный мост Средней Ахтубы. Справа осталась пристань Каршевитое и вот, наконец, заповедные места хутора Глухое. Хозяев будить не стали и палатки ставить тоже. Побросали их на песок, который еще не успел остыть от дневной жары. Выпили, закусили и сразу отрубились ко сну.  Сил на разговоры не осталось. Спали посереди хутора, состоящего из десяти домов, прямо напротив дачи Яковлевича. Он, бывший капитан буксира, до пенсии таскал баржи по Волге, да еще бывший штангист. Это был просто огромный высокий мужчина весом в полтора центнера.
С первыми лучами солнца их окликнул Яковлевич:
– Ну, что цыгане, не стыдно? Почему не разбудили? Вернее, разбудили, но я не поверил Аннушке, говорю, если наши приехали, то зайдут. Давайте в дом сейчас хозяйка на стол соберет, чем богаты.
– Яковлевич, куда положить сырокопченые колбасы, тушенки, сосиски в банках и все остальное, вам пригодятся зимой, а мы лучше рыбку поедим, – сказал Михалыч.
– А зачем тогда везли, мы их тоже не очень любим? Вот, если обменять на бензин. Сейчас уборочная и на заправках дают бензин только совхозным машинам.
– Для этого мы оставили запас, после завтрака надо съездить к нашим знакомым и залить тебе литров сто для моторной лодки.
– Это было бы неплохо. Я должен вас покатать по Волге. С берега тоже можно поймать, но не так богато. Икорку-то будете, нашу черняшку?
 А то нет, – на волжский манер ответил Михалыч, – пойдем, поможем Аннушке.
Жена Яковлевича уже грела уху из осетрины. На столе стояла отварная осетрина, стерлядь и жареный сазан. В ведре закипала вода для варки раков, а из холодильника Аннушка поставила на стол покрытую испариной литровую банку черной икры. Сколько бы они не пробовали икру в Москве, а все-таки малосолка из только что пойманной осетрины имеет совершенно другой сказочный вкус. Попробовать ее можно только на берегу Волги, иначе она испортится при транспортировке. Дачей Яковлевич называл большой сарай из бруса, специально построенный на бревнах-волокушах. Каждый год это сооружение передвигалось от крутого берега, который регулярно подмывало полой водой. Занятие поистине хлопотное – ежегодно переносить огород, беседку, не говоря уже о доме, который легко сдвигал с места бульдозер, поправляющий проселочные дороги весной.  Впрочем, эти хлопоты компенсировались шикарным видом на Волгу с летней кухни Яковлевича. После завтрака компания съездила на заправку к своим знакомым на бензоколонку. В обмен на колбасу и тушенку наполнили все имеющиеся канистры и баки в машинах, а когда возвращались, то Михалыч в придачу тормознул самосвал и попросил продать бензин.
– Мне бы литров тридцать, – спросил Михалыч.
– Не могу, дают в обрез.
– А если на обмен?
– А на что?
– Вот тушенка есть или сосиски китайские в банках.
– Ну давай пару банок сосисок.
– Только у нас лить не во что. Здесь рядом хутор Глухое, может, заедешь, сольемся, а мы тебя не обидим.
– А что у вас еще есть?
– Поехали, отоварим, доволен будешь.
    На хуторе Михалыч достал колбасы и другие банки мясных продуктов, которые водитель никогда в глаза не видел.
– Сколько стоит? – спросил он.
– Мы только на обмен, на бензин. Сам понимаешь, здесь его не купишь.
Водитель открыл задний борт и подкатил к нему бочку с бензином.
– Давайте тару!– сказал водитель, тряся шлангом.
Яковлевич выкатил такую же бочку, в которой колыхался бензин на дне.
– Столько я не могу.
– А мы тебе еще и литр водки в придачу, – сломил его Михалыч окончательно.
– И то, правда, что машину зря гонять. Поделюсь с бригадиром, и спишем, давай, держи шланг.
Яковлевич сиял от подобной «заправки на дому», теперь бензина хватало до конца сезона. У него была не лодка, а целая шхуна, и они помещались на нее всей компанией. Яковлевич развозил всех на места рыбной ловли по интересам – Михалыча и Бориса на остров покидать спиннинг на судака и щуку, а они остались в баркасе спининговать на «дорожку». В это время шла косяками селедка-залом. Косяки Яковлевич определял по  скоплению чаек над водой: где чайки, там косяк идет вверх по течению.
– Я сейчас подойду к косяку, а вы с двух бортов опускайте спиннинги с четырьмя крючками и блеснами. Как дернет леска, вы катушку не торопитесь тащить, а ждите второго и третьего удара, может быть, и четыре схватят.
Из воды показались килограммовые сельди с широкими спинами. Это была та самая каспийская селедка «залом», о необычайном вкусе которой ходили легегды. И вот теперь можно было попробовать ее самим. Набросав целое корыто селедки, они пошли к дому. По дороге забрали своих рыбаков, которые успели поймать по паре щук и судаков.
– Ну и куда вы столько селедки надергали, испортиться же?– сказал Михалыч.
– Это ваши щуки могут испортиться, а селедку сейчас обработаем, посолим, котлеток накрутим. Ее можно только сейчас поймать, потом все, она уйдет в Каспийское море, – сказал Яковлевич.
   Дома Яковлевич достал деревянный бочонок, уложил селедку и пересыпал солью. Бочонок отправили в прохладный погребок под домом. И когда он только успел его выкопать? После установил коптильню, сооруженную из металлической двухсотлитровой бочки, и через два часа была готова копченая селедка, от которой нельзя было оторваться. Этот деликатес даже перебил черную икру, к которой уже никто не притрагивался.  Сбили оскомину. Потом Аннушка подала котлеты из селедочного фарша с пылу с жару, и все подумали, что водки под такие закуски до конца отдыха может и не хватить. Местную же «беленькую», особенно астраханскую, пить было невозможно – сплошной керосин. Хорошо еще, что в компании двое непьющих было, впрочем, их вполне заменял один Яковлевич. После очередной рюмки радушный хозяин поинтересовался:
– Ну, расскажите, как у вас там, на работе, что нового в семье?
– У нас только Виктор шагает. Вот орден получил и в полковниках ходит, – вылез Борис.
– И за какие подвиги? – спросил Яковлевич.
– Да просто за хорошую работу.
– Все работают хорошо, а ордена просто так не раздают.
– Яковлевич я сейчас тебе газеты покажу, что о моей работе американцы пишут, – улыбнулся Виктор.
Не стал он объяснять Яковлевичу о документе прикрытия с полковником Степановым, а достал газеты, которые перед отпуском привез ему Егоров из КГБ и рассказал про американские публикации. В статьях сообщалось о представителе советских спецслужб Степанове,  руководителе нового формата, раскованном и общительном. Снятое в кабинете фото опубликовали без гостей и цереушников.
– Так вот они какие, иностранные газеты! И о чем хоть пишут? Вот фото твое вижу.
– Ну, в общем о том, что я раздолбай, но американцам мое руководство в клубе США на фестивале понравилось. Вот за это орден и дали.
–  Я что-то никак не пойму, чего вы деду заливаете? Орден-то правду дали?
– Яковлевич, видал я аферистов, но таких, как Виктор, еще поискать. Жена в Москве, любовница в Париже, американские газеты о нем пишут. Наверное, именно поэтому и орден Дружбы народов дали. Настоящий, только мы сами не понимаем за что. Одним словом, аферист, – засмеялся Борис.
– Я понимаю, если нельзя говорить за что. Да вот и газеты из Америки, значит, повод был серьезным. Давайте обмоем это дело, я же на том торжестве не участвовал, – сказал Яковлевич.
– Хорошее предложение, – сказал Виктор и плеснул им по стаканам водки.
Как стемнело, зашли местные браконьеры. Московских рыбаков они знали и не боялись. Так же они знали, что москвичи не ловили осетров.
– Яковлевич, твоим гостям осетрина не нужна? – спросил высокий.
– Спросите у них сами, – сказал Яковлевич.
– Ребята, хотите осетра, килограмм двадцать пять будет вместе с икрой, только что вытащили. Бутылок десять водки дадите? – спросил высокий.
– А потом сами будем осетрину «на сухую» кушать, – сказал Виктор.
– Ну, давайте за литр водки.
– Нет, мужики, утром приходите, в магазин мотнусь за местной водкой, тогда и возьмем осетра, – сказал Виктор.
– Так хоть налейте по стакану, – сказал высокий.
– Совсем другое дело, садитесь за стол.
Виктор плеснул им по полстакана водки, они выпили, закусили и он повторил.
– Спасибо вам, а осетра забирайте, что мы будем с ним таскаться по хутору.
–Завтра зайдем за литром, а еще осетрина нужна будет?
– Если только соленая, и икры черной по паре банок каждому, но это надо через неделю к отъезду, иначе может испортиться.
– Хорошо, сделаем, а завтра принесем вам на закуску гостинцев. Осетр у калитки в траве.
– Да, перевелись настоящие осетры. Раньше мы двадцатикилограммовых не брали, – сказал Яковлевич, глянув на рыбину.
– А какие раньше водились рыбины? – спросил Борис.
– Ну, я постарше вас лет на тридцать, но и на моей памяти многое в природе изменилось. А вот по рассказам дедов, когда еще не было Волжской ГЭС, совсем другая рыба в Волге водилась. Рассказывали, что белугу ловили до полутора тонн и длиной около девяти метров.
– Ты, Яковлевич, наверное, лишку хватил, даже по меркам рыбацких баек. Белая акула поменьше будет.
– Хватил или не хватил, это вам судить, но идо настоящего времени на Каспийском море ловят белугу весом около тонны. Один такой экземпляр в 960 килограммов красуется в Астраханском музее, причем поймали ее не так давно.
– Это сколько же в ней было черной икры? – спросил Борис.
– Около двухсот килограммов. Похоже, наши деды не обманывали про белугу в полторы тонны.
– Яковлевич, ты столько лет ходил по Волге и, наверное, многое знаешь о ее обитателях. Расскажи.
– У тебя Борис руки не болят? Так налей нам с Палычем по пятьдесят.
– Это можно. Только я уже больше не буду.
– Твое дело. Селедку вы уже видели и попробовали. Каспийский пузанок и килька также относятся к селедке.  Самой крупной из каспийских сельдей является черноспинка  длинной до полуметра и весом свыше килограмма. Черноспинку в низовьях Волги с давних времен называют «бешенкой» или «заломом». Народное название «бешенка» связано с тем, что в былые времена во время заходов в Волгу многочисленных косяков черноспинки отдельные особи выбрасывались на берег, то есть, как бы проявляли признаки бешенства. Второе, тоже народное название «залом» связано с размерами сельдей. Обычно имели в виду крупных рыб, длина которых превышала расстояние от кончиков пальцев до локтя.
Сейчас численность сельди-черноспинки невелика и она отнесена к разряду редких. Ну, давайте, под копченую селедочку с пылу с жару!
Яковлевич сделал паузу. Закусил. Вся компания молчала в ожидании продолжения рассказа о волжских обитателях.
– Осетровых  на Руси называли «красной» рыбой. Всего здесь обитает пять видов осетровых – русский осетр, севрюга, белуга, шип и стерлядь, которая является пресноводной рыбой. Про белугу я вам рассказывал. После постройки на Волге плотин  были потеряны многие нерестилища осетровых и, в первую очередь, белуги, нерестившейся в верховьях реки.
Яковлевич сделал паузу. Задумался старый речник, какие потери понесла Волга.
– Встречается в водах Волги и белорыбица. Эта крупная, достигающая метровой длины и весом до десяти кило рыба  осенью заходит в Волгу на нерест, но, опять же, упирается в плотину. Теперь «красная» рыба уходит нереститься к казахам, которые черпают ее из Волги немерено, а черную икру губят, упаковывая в бумажные мешки по пятьдесят килограммов. Так они ее солят и прессованную подают к пиву. Сволочи, одним словом. Наши соседи калмыки недалеко ушли от казахов и тоже процеживают Волгу. Только наши русские рыбинспектора гоняют своих соотечественников за рыбную ловлю. Мы не аборигены, а значит нам и рыба в рационе питания не нужна! Щука обитает среди зарослей, предпочитая стоячие или малопроточные водоемы. Вы уже ловили ее на озерах. О щуке ходит много историй и легенд о ее якобы громадных размерах около пяти метров.
– Яковлевич, так это крокодил каспийский!
– А кто знает? Может быть, щуки переродились в этой местности из крокодилов и остались еще пару экземпляров, а вы по воде с сетями лазаете и ничего не боитесь, – улыбнулся Яковлевич.
– Это у нас Палыч специалист, а мы по берегу только рыбу собираем, которую он выбрасывает из сетей.
– Яковлевич, как только они в траве змейку увидели, то и по берегу стали бояться ходить.
– Да, гадючек здесь хватает. Особенно рядом с водой. Так вот щуку, леща, сазана, воблу, красноперку и карасей, местные рыбаки называют сорной рыбой.  Да и, пожалуй, жереха, белого амура, окуня и судака тоже.
– Заелись ваши рыбачки, потому как из этой «сорной рыбы» и получается настоящая уха, – сказал Борис.
 Яковлевич вновь сделал перерыв в своем рассказе.
– У нас на Волге поговорят, поговорят, да выпьют. Единственной рыбой, ведущей по-настоящему хищный образ жизни, является только жерех, который глушит рыбу ударом хвоста, а затем проглатывает добычу. Это зрелище еще увидите. Сейчас у него самый жор, на нерест пошел. И два слова о судаке. Самка судака откладывает икру на отмытые корни растений, камни, а самец охраняет отложенную икру. А теперь по сто грамм и спать. Утром рано подниму, кто захочет жереха потаскать на спиннинг.
    По утру Михалыч проверил донки и достал пару стерлядок серовато-кофейного цвета. Да, уха должна быть волжская. Осетрина, стерлядь, судак. На Камчатке по-своему хорошо, но на Волге не хуже, да еще с такой компанией. Виктор уговаривал себя, что сделал правильный выбор с местом отдыха, а около калитки нарисовались две девчонки лет по восемнадцать-двадцать.
– Яковлевич, у вас спичек не будет. Надо печь разжечь, – спросила блондинка.
– Вам нужны спички или мой внук Лешка.
– И то, и другое, – засмеялась блондинка.
– Держите спички, а Лешка попозже будет к вечеру. Он работает сегодня.
– Девчонки, а можно вам помочь печь растопить. Вы далеко живете?– приободрился Виктор. Он никак не ожидал встретить на рыбалке девчонок, которые сами пришли за «спичками».
– На краю хутора, – сказала смуглянка.
– Так садитесь, я вас довезу, заодно погляжу, чем можем помочь в хозяйстве.  Картошки, дров поджарить не надо.
– Поехали, – засмеялись они.
– Вот, смотри, Борис, как действуют истребители-перехватчики. Ты еще не успел рта открыть, а Виктор их уже в машину усадил, – Михалыч успел подколоть обоих.
– Не бойтесь, помогу девчонкам и скоро вернусь.
– Меня Татьяной зовут, а ее Катей, – сказала блондинка.
Катя и Таня, у которой здесь живет бабушка, оказались студентками последнего выпускного курса иприехали в совхоз на уборку помидоров. С Лешей они с детства дружат, и Таня собирается за него замуж.
– А вы что, и в самом деле хотите печь топить?
– Конечно, нет. Бабушка готовит на электрической плитке.
– Тогда мне ваш прикол со спичками понятен, надоело помидоры собирать? Сейчас идем купаться, а к вечеру поедем на пристань Каршевитое встречать Лешу из Волгограда. Я думаю, он не будет против, если я приглашу вас к нам вечером на уху. Знаете, чем отличается уха от рыбьего супа? – спросил Виктор.
– По-моему одно и то же, – сказала Таня.
– Э нет. Уха это когда с рюмкой водки, а без нее – это рыбный суп.
– А мы водку не пьем, – сказала Катя.
– А что пьете?
– Вино сухое или шампанское, – сказала Катя.
– Вы молодцы, но я не знал, что здесь отдыхают у бабушки такие красавицы, иначе прихватил бы коробочку шампанского. И где у вас здесь магазин?
– Лучше к татарам съездить в Астраханскую область. Они точно сухое вино не пьют и если оно есть, то только там и пылится на полках, – сказала Таня.
– Показывайте дорогу.
– С этим сложнее.  Здесь не так далеко будет по проселочным дорогам, но можем заблудиться, – сказала Таня.
– В таком обществе приятно и заблудиться, а еще лучше на необитаемый остров. Нам, наверное, в сторону Капустина Яра?
– Да, туда. А, правда, ваш товарищ сказал, что вы истребитель-перехватчик и Кап Яр наш знаете? – спросила Катя.
– Нет, девчонки, я летающий мусоршмит.
– Мы такого не слышали, это что за профессия? – спросила Катя.
– Из милиции я, а ребята в шутку зовут истребителем-перехватчиком.
– Теперь понятно мусор, да еще Шмит за девчонками, – засмеялась Таня.
Виктор и сам еще не понимал, как он близко был в своей шутке от действительности, ведь будущую его профессию именно так и будут называть шутники.  Пока же он катил с веселыми девчонками по необъятным степям с разноцветьем трав, которые издавали неповторимые запахи. Дороги были проселочные, но ровнее, чем асфальтированные в Волгограде.
В магазине Виктор обратил внимание на бутылки шампанского с золотистой этикеткой на желтом фоне и импортным названием.  Он глазам не поверил. На фоне скудного ассортимента сельского магазина бутылки шампанского с иностранным названием сразу бросились Виктору в глаза.
  «Вот это да! Вивье Клико Понсардин»,– прочитал про себя Виктор. Ошибки быть не могло. Все тот же оголовок в фольге цвета червонного золота и желтая этикетка, за что шампанское и прозвали «желтая этикетка». Он давно приглядывался к этому шампанскому в московском магазине «Березка», где все продукты и алкоголь продавались за валюту или чеки Внешторгбанка, которыми расплачивалось государство со специалистами, зарабатывавшими за рубежом. Такие магазины были открыты специально, чтобы иностранцы и наши граждане, которые долго прожили за границей, не хватались за сердце и не падали в обморок от реального ассортимента советских магазинов. Ну, хотя бы первое время, пока не привыкнут к советской действительности. Простым гражданам  в этом магазине делать было нечего, так как у них не было ни валюты, ни чеков, а приобретение их с рук каралось тюремным сроком.  У Лукина же были друзья среди милиции и чекистов, которые были смотрящими за «кухней» в магазинах «Березка». Конечно же, с «барского» им стола что-то перепадало, а когда они загуливали, то могли отовариться в магазине хорошей водкой. Только сами они в кассе не платили, а просили Виктора.
Вид у него был вполне под иностранца, поэтому он спокойно заходил в магазин и покупал все необходимое на валюту, что давали ему сотрудники спецслужбы. Любой такой заход в магазин грозил бы ему увольнением из органов, как минимум, но его прикрывали сами борцы с этими нарушениями. Однажды он попросил ребят купить ему пару шампанского «Вивье Клико». Оно было самым дешевым из французских шампанских вин, но мужики перевели цену на водку и вытаращили глаза. Только его друг Владимир из их круга знал  тогда, что приезжает парижанка Лариса и Виктор хочет сделать ей приятный сюрприз. Лариса оценила его приобретение, но узнав, чем он рисковал при этом, предложила ему впредь посещать магазин «Березка» только в компании с ней, а шампанское из Франции обещала привозить сама.  Они расстались более пяти лет назад, и с тех пор он «Березку» не посещал.  И вот перед ним то самое «Вивье Клико», но нет рядом мадам Колен. Как ей там живется?
«Откуда оно здесь, в сельском магазине Астраханской области? И сколько может стоить? Нет ни одного ценника на бутылках», – раздумывал Виктор, не отрывая  взгляда от шампанского.
– Девушка, а покажите мне вот ту бутылочку шампанского.
Сомнений не было, он не мог спутать французское шампанское. Никакой подделки, все произведено во Франции.
– И кто к вам завез такую гадость? – Лукин понял, что здесь что-то не так. Никак не могло попасть это шампанское на прилавок магазина в село.
– Ну почему же гадость?  Не знаю, мы не пробовали. Только привезли, еще и ценник не поставили, – заюлила полная продавщица.
– А  сколько оно стоит? – спросил Виктор.
– Говорю, не знаю.  Вчера шампанское привезли на большой банкет начальство из Москвы, но его никто не стал пить. Сказали, что кислятина. Вот и привезли к нам, на водку обменяли, – пояснила продавщица.
«Видимо банкет был на высшем уровне, если французским шампанским баловались,– прикинул Виктор,– а девчонки были правы, что в Астраханской области не пьют сухие вина, а тем более брют».
– Как это обменяли? У Вас магазин или прием стеклотары по обмену на спиртные  напитки? – Виктор понял, что шампанское надо забрать, но не хотелось платить за него как в «Березке» валютой, которой не было, да и советских рублей было не так богато. Совсем обалдели в деревне, в магазине как будто с соседом меняются.  Так сколько все-таки оно стоит?
– Может, как наше шампанское, три семнадцать?
– А, почему не два рубля шестьдесят семь копеек? Сами говорите кислятина, – в его тоне появились нотки Остапа Бендера.
– У нас на юге шампанское дешевле на пятьдесят копеек.
– Так по какой цене можно купить? Где ценник?
– Надо у директора узнать, без него не могу, а может и не будем продавать, – продавщица видимо уловила его явную заинтересованность в шампанском.
– Так зови его скорей, у меня нет времени, и передай ему, что его ждет полковник милиции Степанов, – Виктор сунул ей удостоверением прикрытия, от чего продавщица подпрыгнула на месте и чесанула к директору.
Из подсобки вышел «бабай» с лицом восточного типа.  На голове только тюбетейки не хватало.
– Мы в принципе данное шампанское не продаем, – попытался отъехать от Лукина директор.
– И для этого выставили его на прилавок магазина. Я понимаю, что продать это шампанское  вы не имеете права без накладных документов, но оно стоит уже за прилавком и на витрине, поэтому предлагаю продать его мне, если вас устроит цена нашего шампанского. В противном случае вызываю местный ОБХСС и даю команду на снятие остатков. Наверняка найдется и другой левый товар, – Виктор решил не нянчиться с ним и дал внимательно прочитать свое удостоверение.
– А так ничего не будет?
– Я же становлюсь вашим пособником в уничтожении левого товара.
– Тогда я вам подарю его.
– Вот этого делать не советую.  По какой цене Вы хотели его продать? Сколько у вас бутылок? – спросил Виктор, решив не оставлять и следов от левого товара.
– Три коробки. Тридцать шесть бутылок. По три рубля Вас устроит?
– Вот вам сто рублей, – Лукин начал шарить по карманам в поисках других денег, хотя знал, что у него с собой только стольник.
– Я могу сделать вам скидку по-честному, так как я отдал за шампанское ящик водки, это двадцать бутылок, девяносто рублей.
– Спасибо, считайте, что мы договорились. Если можно сообрази закусить что-нибудь легкого,  пару шоколадок и три стаканчика, но не более десяти рублей. У меня, оказывается, больше нет с собой денег, – сказал Виктор.
– Тоня, помоги отнести товарищу полковнику коробки в багажник и собери ему все для пикника. Дай бог вам здоровья, товарищ Степанов. Были бы все такие милиционеры, – сказал директор.
– Тогда на дорожку анекдот. Как раз по теме. Француз поспорил с русским о происхождении шампанского. Француз уверял, что оно может быть только из провинции Шампань, а русский сказал, что в России шампанское – это стакан водки под шипение жены.
– Вот поэтому наши мужики не стали пить его на банкете, а предпочли водку. А что, оно и в самом деле французское? – спросил директор.
– Да откуда? Левак чистый. Наверняка в горном селе разлили, – улыбнулся Виктор, чтобы тот спал спокойно.
Продавец Тоня уложила в пакеты конфеты, вафли, плитки шоколада, шпроты и батон конской колбасы – казы.
– Казы в подарок от нас. Приятного вечера.
Виктор свернул на проселочную дорогу, и поднявшаяся пыль скрыла их в степи уже другой области. Не мог он упустить это шампанское, которое досталось сельскому магазину не по накладным, но это не его клиенты, а ОБХСС.  Не доезжая до хутора, он остановился на берегу озера с синей прозрачной водой.
– Девчонки, купил такую штуку, что не могу дальше ехать, не попробовав.
–Вы же говорили, что это гадость.
– Французское шампанское «Вивье Клико» не может быть гадостью, а шоколад тем более.
– Не может быть!
– Точно, – Виктор извлек из коробки бутылку.
Катя взяла в руки и прочитала.
– Да, никогда б не подумала, надо подружкам сказать.
– Они тебе не поверят, потому что я забрал все. Так что? Открываем?
– А как же Лешу встретить на пристани?
– Татьяна, а может он сам доберется, и дома его встретим. Мне уже хочется попробовать, – Катя была более решительна, и это его устраивало.
– Да, мы по бокалу, потом искупаемся, и я смогу его встретить спокойно, думаю, местная милиция не тронет столичных коллег на проселочных дорогах после бокала шампанского.
– А ты кто по званию? – спросила Катя.
– Полковник, – ему нравилось, как это звучит, особенно среди молодых девчонок.
– Врешь, наверное, но все равно красиво, открывай шампанское, – Катя перешла быстренько на «ты».
– Давайте выпьем за знакомство! Пьем на брудершафт, а то мы все путаемся: «вы» или «ты».
– Точно про вас друг сказал. Истребитель. Все сразу и много, ладно, будем целоваться, – Татьяна заулыбалась.
Шампанское не успело согреться на жаре, и они пригубили из стаканов с большим удовольствием. Татьяной чмокнула его в щечку, Катерина с небольшой паузой, как бы не решаясь, поцеловала в губы. Поцелуй был неожиданным, и он немного оторопел.
«Будет, что вспомнить», – подумал про себя Виктор.
Конечно же, не о Кэт, а о французском шампанском, которое он ловко разливал по стаканам в волжских степях.
– Девчонки, как шампанское?
– Кисловато, но вкусное. Немного ванилью отдает, как куличи на Пасху, – определила Татьяна.
– Точно, – подтвердила Катерина,– а я сразу не поняла, что за привкус. Сейчас чувствуется легкий привкус сухофруктов, а, вернее, изюма. Точно кулич напоминает.
Шампанское было из подвала магазина, но все ровно недостаточно охлажденным. Возможно, поэтому в нем запахи ванили и фруктов были резче, чем обычно. Виктор сделал несколько маленьких глотков и понял, что шампанское настоящее.
– Девчонки, а вы были правы. Именно этот привкус и есть у шампанского, и вы правильно сделали, что только пригубили его. Когда будете делать следующий глоток, то уже не почувствуете этого привкуса. Он улетучится вместе с пузырьками. Заметили, сколько пузырьков у этого напитка?
– Да. Обратили внимание. Множество тонких струек пузырьков и они не кончаются, – сказала Катя.
– Вы меня извините, что я спрашиваю о таких вещах. Просто не каждый день приходится пить «Вивье Клико» на берегу Волги стаканами.
– Мы не знаем, что это за шампанское, но чувствуем не простое. Наше шампанское тоже стреляет и пузырится в стакане, но не так долго, а это не утихает, – сказала Таня.
– Рад, что вы это заметили и привкус определили совершенно точно. Это значит, что шампанское такое, как написано на этикетке. Хотите, я в двух словах расскажу, какое шампанское вы пьете?
– Конечно, хотим. Мы такого никогда не видели даже в Волгограде, – сказала Таня.
–Волгоград для такого шампанского не показатель, так как его можно купить только за валюту в московской «Березке».
– Все благодаря тебе. Мы бы и внимания на него не обратили бы, –сказала Таня.
– А вы привезли меня в этот магазин.
– Тогда нам точно повезло.
– Так вот это шампанское изготовлено из лучших сортов винограда, собранного в местечке Шампань.  Оно бродило  в дубовых бочках, а потом вызревало в бутылках  не менее пяти лет. Я могу сказать, что вы стали знатоками шампанского, потому что распознали его отличие, а теперь любуетесь игрой пузырьков в стакане. А теперь представьте себя в вечерних платьях где-нибудь на балу и после вальса вам принесли по бокалу этого охлажденного со льда шампанского в бокалах, которые тоже подержали во льду. Сделайте глоток и представьте себе, что у вас в руках бокалы мадам Помпадур, – сказал Виктор.
– Как это? – спросила Таня.
– Вы много раз держали их в руках с шампанским. Они похожи на большие тюльпаны, которые и называются «Грудь мадам Помпадур», так как по преданию, этот бокал нарисовал король Франции Людовик XV, скопировав форму груди своей любовницы маркизы де Помпадур. Помните, что у этих бокалов нижняя часть шире, а сверху они  заужены, чтобы аромат быстро не улетучивался. Вот пригубите сейчас шампанское и убедитесь в этом.
– Да. Правда. Уже нет привкуса куличей, и кислости стало меньше, – сказала Таня.
– Надо заметить, что вы с Татьяной довольно-таки тонкие натуры, и я бы посоветовал вам пить только хорошие легкие напитки. Иначе после водки вы не сможете так в них разбираться. Закусывайте, в пакетах много всего вкусного, иначе опьянеете, и что потом бабушка скажет.
– Но шампанское можно только с тобой, а потом ты уедешь домой.
– Да, девчонки. К сожалению, я не Людовик и даже не ваш Волгоградский секретарь горкома партии. 
– А то что бы? – Татьяна развеселилась от шампанского.
– Первым делом дал бы команду местным стеклодувам изготовить бокалы для шампанского по форме груди Катерины,– улыбнулся Виктор, рассмешив девчонок.
Катерина все поглядывала на свою грудь, но не было зеркала. У всех молодых девчат груди торчком, а у нее глаза не оторвешь, поэтому он старался не задерживать своего взгляда на этой прекрасной части ее тела. Хоть и под платьем, но чувствовалась ее упругость и форма.
– Виктор, с тобой так интересно. Расскажи еще про шампанское.
– Татьяна, про шампанское можно многое рассказать. Как-нибудь вечерком у костра, с хорошими бокалами и со льдом. Я это организую, но скажу одно, что это производство шампанского мадам Клико подняла практически одна, рано оставшись без мужа. Вы видели бражку для самогона? Вот примерно таким раньше было шампанское, а эта женщина придумала, как избавиться от остатков брожения. Бутылки стали выдерживать  горлышком вниз, и весь осадок скапливался в горлышке. После этого бутылку подмораживали, и  льдинка с осадком газов вылетала из бутылки. Вот так оно и стало таким прозрачным, поэтому  недаром его называют игристым. А мадам Клико могли бы позавидовать  виноделы многих стран. У нее были винные погреба общей протяженностью двадцать четыре километра. Представляете, сколько шампанского?  Я бывал в винных подвалах князя Голицына в Новом свете, но это раз в двадцать меньше.
– Я все-таки не могу представить груди, как бокалы под шампанское,– Катерина все пыталась сравнить свои.
– Кэт не заморачивайся. Они у тебя очень красивые, а Людовику видимо хотелось так назвать бокалы, но это не значит, что они были копией грудей Помпадурши. Про них еще и не такое рассказывали.
– Кто же тебе об этом рассказывал?– съязвила Татьяна, которой, вероятно, не очень нравилось, что Виктор делал комплименты Катерине.
– Поведали мне эти истории их соотечественники и одна соотечественница.
– Неужели сами французы?
– Они. А кто же еще? Говорили, что маркиза Помпадур первое время была фавориткой Людовика. Фильмы смотрите французские и знаете, что это любовница короля. Так у них принято было при дворе, но короли регулярно меняли своих фавориток, и это понимала госпожа Помпадур. Помните о Смольном в Петербурге?
– Да, по истории помним. Там Ленин после революции заседал.
– А до этого в Смольном институте обучались благородные девицы, и это заведение считалось престижным. Маркиза Помпадур организовала что-то похожее и для девиц французского двора. Только цели у нее были совсем другими, она хотела подольше находиться при короле.  Так в окрестностях Версаля было создано учебное заведение в пансионате под руководством маркизы. Но французских «благородных девиц» там учили, но не только наукам, но и тому, как понравиться королю и ублажать его сексуальные прихоти. Король забросил государственные дела ипроводил время в этом пансионате, постоянно меняя юных любовниц, которых выпускали оттуда в 17 лет. Так Людовик получил королевский гарем с несовершеннолетними аристократками, а маркиза Помрадур стала его сутенершей.
– Такого не было даже у султанов на Востоке, поэтому французов считают развратниками.
– Наверное, но я хотел бы закончить свой рассказ не на этой истории. И была ли она? А вот мадам Клико практически открыла дорогу шампанскому в России. Наполеон проиграл войну, и русские вошли в Париж. И тогда мадам Клико занялась поставками своего шампанского офицерам русской армии, завоевав их любовь к этому напитку. Так шампанское пришло в Россию. Говорили, что Наполеон проиграл войну, а мадам Клико победила в своем деле. Но русские тоже с тех пор приучили французов пить шампанское под черную икру. Они так до сих пор делают, только икра у них стоит более семи тысяч франков за килограмм. Все, допивайте, иначе мошки налетят. Они тоже любят шампанское. И пошли купаться, – Виктору хотелось произвести впечатление на молодых девчонок и, кажется, ему это удалось. 
– У нас нет купальников, – сказала Таня.
– А камыши зачем? Я налево, а вам направо. Смотрите, не перепутайте.
У Виктора плавки и полотенце всегда лежали в машине. Он присел на травку около воды, переоделся. Камыши плотной стеной отделяли водную гладь озера от суши. Виктор раздвинул их руками и тихо нырнул в  озеро. Когда его голова вновь показалась над водой, Татьяна плыла  в сторону  берега, а Катя резвилась, прыгая в воде и сверкая своей молодой белой грудью. Вода в озере была теплой и прозрачной. Виктор без всплесков поплыл в ее сторону. Слегка обнял ее сзади за плечи. Она, видимо, ждала этого и, развернувшись во всей красе, впилась ему в губы. Поцелуй застал его врасплох, но только на мгновение, и накрыл ее озорные игривые губы страстным поцелуем. Он был головокружительным, а может просто шампанское ударило в голову. Они тихо пошли ко дну, но через пару секунд оттолкнулись от песчаного дна и выскочили, как поплавки над водой. Глубина едва покрывала его голову, метра два, не более. Одной рукой он загребал воду, чтобы держаться на плаву, а другой обнял Катю. Он снова ощутил податливость ее нежных губ и упругость девичьей  груди, которая слегка скользнула по его телу в воде.
Они тихо плыли в сторону берега, пока он не нащупал ногами дно. Катя дна не доставала и держалась за его плечо, касаясь весенней свежестью своего тела. Купаться в озере, напоминавшем огромную зеленую ванну с теплой и чистой водой, было настоящим блаженством. Его крепкие руки нежно держали Катюшу, словно трепещущую птичку, которую нельзя сильно прижать, чтобы не обломать крылья, но и отпускать, что не вырвалась и не упорхнула. Он бы не решился ее поцеловать первым, чтобы не напугать девчонку, а ее порыв отнес к воздействию шампанского и девичьему озорству. Он не стал продолжать страстные поцелуи, зная, что за ними последует, когда перед тобой обнаженная девица, хотя и в озере. По ее резкому порыву видно, что тот неумелый поцелуй был у нее одним из первых, и она была чиста и нетронута.
   «Чем же я тебя зацепил, милая Катюша? Симпатичная, стройная с красивыми ногами. Чем не невеста? И не замужем, пока молодая, но для меня очень молодая, лет на пятнадцать моложе будет. А ведь она заставила тебя подумать о серьезном шаге, о настоящей женитьбе. Нет. Слишком молода», – подумал Виктор и вспомнил, как ответил на ее порыв страстным поцелуем, отчего ее губы судорожно затрепетали, и она нежно коснулась его своим телом.
– Пошли на берег, а то Татьяна уже оделась, неудобно, – спохватилась Катя.
– Вот так всегда, а ты говоришь спички. Печку растопить, когда на улице плюс тридцать. Потом будете меня называть истребителем, а сами тогда кто?
– Так ты сразу догадался о наших намерениях познакомиться? Вот жучила, а мы уши развесили, – улыбнулась Катя.
– Ничего подобного. Я все по-честному, потому что ты мне очень понравилась.
– Все, до вечера, – Катерина подарила ему короткий поцелуй.
Они поплыли к своим камышам, где оставили одежду.
«Похоже, рыбалка удалась», – весело подумал про себя Виктор.
Ему не терпелось дождаться вечера, когда приедет Леша и отвлечет на себя Татьяну.Они подъехали на пристань к приходу «Ракеты» из Волгограда. Леша увидел их вместе с Виктором и очень обрадовался. Виктору показалось, что больше ему, чем девчонкам. Виктор поглядывал на Катюшу через зеркало заднего вида, она молча улыбалась ему и отводила взгляд. Татьяна трещала о чем-то с Лешей, но он ее не слышал, так как был полностью поглощен мыслями о Катерине. На хуторе Виктор сообщил Леше, что пригласил девчонок вечером на уху.
– Домой зайдете, скажите бабушке, что у нас будете? – спросил Леша.
– Да, вы езжайте, мы переоденемся и подойдем, – сказала Таня.
    Яковлевич встретил внука около калитки, тут же вышла бабушка Аннушка, которая в Леше души не чаяла.
– Что-то ты долго печку растапливал у девчонок, за это время можно было и поддувало прочистить, – остроумно подколол своего гостя Михалыч.
– Михалыч, шутки у тебя, как у поручика Ржевского, а  я шампанского французского приобрел по случаю. Никому не надо к Новому году?
– Нет, мы лучше водочки, – сказал Борис.
– Ладно, оставлю себе на Новый год.
– До него еще далеко, а потом я и шампанское не пью, – сказал Михалыч.
– Как скажите. Придете ко мне в гости, а на столе «Вивье Клико». Михалыч не жмоться, возьми жене Надежде к Новому году пару бутылок.
– Михалыч, как ты думаешь, Палыч врет, как всегда? – улыбнулся Борис.
– Нет, он никогда не врет. Почему бы для него не могли завести в глухое село на Волге французское шампанское, да еще «Вдова Клико», которое и в «Березке» не купишь, – хихикнул Михалыч.
– Не веришь? Тогда смотри! – Виктор открыл багажник. Там стояли три коробки. Он достал бутылку и сунул Борису. Держи, читай!
– Я же говорил, аферист, ну кто еще может такое. Вот сейчас поедешь в магазин и дерьмового портвейна не купишь, а он шампанское французское нарыл. Фартовый, да и только. Михалыч, поэтому к нему и девчонки липнуть, как мухи на… – засмеялся Борис.
– Но только не на него, не надо. Леша, как дела на работе? Говорят, ты собрался жениться на Татьяне? – спросил Виктор.
– Татьяна сказала? Она с детства за мной бегает. Кстати, могли бы за ней приударить, чтобы от меня отвлечь? – спросил Леша.
– Нет, молодежь, разбирайтесь в своих отношениях сами, а я в такие игры не играю. Спроси Бориса, тому все равно, – сказал Виктор.
– На работе все хорошо, получил лейтенанта, а дед мне сказал, что вы уже полковником стали. Здорово! У нас в управлении нет ни одного молодого полковника.
– Леша, в Москве всякое бывает. Давай сегодня отдохнем от рыбалки, посидим на берегу у костра под шампанское с водочкой, – сказал Виктор.
–Я еще на пристани заметил, как вы с Катей смотрите друг на друга. Мне и самому рыбалка надоела вместе с рыбой. Только возьмем с собой Бориса и Михалыча.
– Тогда давай поставим вечером донки с лягушками на сомов. Михалычу для этого и крючки привезли специально из Аргентины, иначе старый обидится.
– А лягушек вы сами будете ловить? – ухмыльнулся Борис.
          – Так и решили. Борис берет корзину, фонарик и вечером за лягушками, а мы готовим донки с капроновым шнуром, чтобы сома килограмм на тридцать выдержал. Леша покажет ямы, где сомы кружатся. Потом разводим костер на берегу и каждый по своим интересам, – сказал Виктор.
– Ну, мы о твоем интересе уже давно догадались, – улыбнулся Михалыч, – а так все правильно распределил и даже командирские нотки в голосе появились. За работу, товарищи.
– Что же и вечерять сегодня не будете? – спросил Яковлевич, – Михалыч уже своего чая хлебнул, а мы с Палычем и Борисом по сто грамм должны принять перед рыбалкой.
У калиткис ноги на ногу топтались девчонки, стесняясь зайти.
– Леша, можно тебя на минуту, – позвала Таня.
 Они и так были симпатичные, да других и не могло быть в степях на берегу Волги, а тут еще причипурились. Мужики дружно встали из-за стола и обернулись в их сторону.
– Все! Кина не будет. Сомы сегодня отдыхают, некому их будет ловить, – сделал Михалыч заключение, глядя на девчонок.
– Почему, Михалыч, я с вами пойду на сомов, – Леша явно хотел ускользнуть от Татьяны.
– Ничего не меняется, все идем ловить сомов. Михалыч, девчонки нам не будут мешать.  Как девчонки? Запалим костер на берегу, и на лодке будет видно, куда причаливать, ведь ямы сомов на другой стороне реки, – сказал Виктор.
– Мы согласны, только домой сбегаем после ужина. Надо бабушку предупредить, что поздно будем и утеплиться. На воде ночью прохладно,– сказала Татьяна.
Ужин был коротким как в армии, раз-два и выходи строиться. По сто грамм водки, девчонкам по бокалу шампанского и чуть перекусили. На берегу Волги девчонки хихикали над прыжками Бориса. Он со своим высоким ростом, как Дуремар, обнаружив лягушку, наводил на нее луч фонарика и в прыжке накрывал ее рукой. Можно было спокойно взять лягушку  подсачеком, но тогда не было бы так смешно. Борис складывал их в плетеную корзинку с крышкой. Сомы, как французы, любят на ужин лопать лягушек, только ребята подавали их на рыболовных крючках из Аргентины. На берегу горел большой костер, сложенный из стволов деревьев, упавших после половодья. Сначала стволы складывались в костер крест-накрест, а потом на горящие угли вдоль по-таежному, чтобы дольше горели.
Виктор с Лешей и Борисом отправились на шлюпке к другому берегу наискосок, чтобы сильное течение реки привело их к нужному месту. Вдоль берега над водной гладью свисали мощные сучья деревьев диаметром до двадцати сантиметров. Виктор привязал шлюпку к одному из них, Борис цеплял лягушек за задние лапы аргентинскими крючками, привязанными к капроновому шнуру, а Леша вязал морские узлы на суках, склонившихся над водой. Получалась мощная природная удочка, способная выдержать огромного сома, а, вернее, четыре донки. Теперь им предстояло пересечь реку по диагонали против течения. И если сюда Леша один справился с лодкой, то сейчас им втроем надо работать веслами в сторону костра, где их ждал Михалыч с девчонками. Леша сильно оттолкнулся веслом от берега, и мощное течение понесло шлюпку в сторону Каспийского моря. Виктор с Борисом на левом борту и Леша на правом резко опускали  весла и с силой резали воду. Гребли во всю мочь, не сдаваясь течению. Но чем круче ставили нос лодки «против воды», тем дальше уносило их от костра на противоположном берегу. Измученные гребцы пристали к правому берегу за километр ниже, и проще было бы вытащить лодку на берег да пройти пешком, но вдоль правого берега течение оказалось тихим, и они гребли  по затопленным стволам ив и вязов. Весла то ударялись о деревья, то с шумом рубили воду. Взмокшие до нитки они причалили около костра и рухнули на песок, полностью исчерпав свои силы.
– Виктор, ты живой? – спросила Катя и положила свою руку ему на плечо.
– Ожил, – улыбнулся ей Виктор и прижал ее руку к груди, – слышишь, как молотит мое сердце от твоего прикосновения.
– От весел, а не от моей руки, – засмеялась Катя.
– Сейчас отдохну и подгоню баркас деда. Чувствую, утром придется проверять донки одному, а на веслах я не выгребу, – сказал Леша.
– Почему одному, мы с Катей тебе поможем, правда, Катя? – спросил Виктор.
– Да с удовольствием, я ни разу не ловила сомов, – сказала Катя.
– Тем более не хочу оказаться с вами в Каспии на шлюпке. Если утром сбросят воду с Волжской гидростанции, то течением может смыть до моря, а баркас с мотором спокойно вытянет.
– Алексей, может шампанского? Я сегодня по случаю приобрел французского, которое привезли на банкет, но пить не стали, кислятина для них. Так они его обменяли на ящик водки в сельском магазине Астраханской области. Операция по-русски, но ни участники банкета, ни директор магазина даже не догадывались о стоимости этого шампанского, – сказал Виктор.
– Что? Такое дорогое?
– Во Франции оно одно из самых дешевых фирмы мадам Клико, но все ровно каждая бутылка стоит десяти бутылок хорошей водки в магазине «Березка», а не астраханского розлива в сельмаге.
– Мужики местные по-другому думали, когда захотели водки выпить, – улыбнулся Леша.
– Вот тут ты прав, что шампанское досталось местным мужикам. Интересно, по какому поводу закатили банкет с такими напитками? – спросил Виктор.
– Повод в наших краях может быть один. Реализовали крупную партию черной икры, возможно, за бугор. Вот оттуда им и могли послать французское шампанское, – сказал Леша.
– Похоже, местная милиция знает своих контрабандистов?
– Наши волжские ловят в основном для себя, чтобы семью прокормить, а здесь по размаху чувствуется рука астраханских браконьеров или, скорее всего, калмыков с другого берега Волги, те ничего не боятся. Браконьерство и контрабанда у них любимые занятия. Как малые народности их никто не трогает, вот они Волгу и процеживают от осетров. А шампанское они пить не будут. Но против московской икорной мафии им не потянуть. Как же они засыпались по делу магазинов «Океан»?
– Говорят, случайно, но я в это не верю. Как можно случайно обнаружить в банке килек в томате или в металлической банке селедки 5 кг черной икры. Дело получилось шумным, – сказал Виктор.
– Вот именно шумным, а браконьеры машинами отправляют черную икру. Килька с томатном соусе, придумают же такое, – улыбнулся Леша.
– В банках из-под килек  икра шла на внутреннем рынке, так как за бугром кильку в томате не употребляют. Контрабандная икра фасовалась в пятикилограммовые  банки с этикеткой «Сельдь атлантическая» и под видом сельди пересекала государственную границу. Однако  и здесь у жуликов случилась осечка. Одна из партий такой «сельди» попала в московскую торговую сеть. Удивлению и радости граждан, купивших такой «селедочки», не было предела. Можно себе представить, какой размах был у этого «Океана», если перепутали банки и отправили икру как селедку.
– Давай лучше попробуем шампанского, а то девчонки что-то заскучали, – сказал Леша.
– Нам интересно, что творится на берегах Волги. Кто нам еще может рассказать, – сказала Катерина.
«И то, правда. Не твоего ума это дело и можешь ты, Лукин, только местных девчат своими рассказами забавлять. Потому отдыхай, пей шампанское под черную икру и веселись с девчонками»,– подумал Виктор.
Виктор сидел на бревне по другую сторону костра от Катерины, и изредка бросал взгляды на ее юное лицо в красных отблесках пламени. В тишине трещали бревна в костре, высыпая снопы искр, которые медленно поднимались ввысь и гасли. 
– Я, пожалуй, искупаюсь, – сказал Виктор, – ночью в незнакомом месте, какое блаженство после погреться у костра.
Сложив одежду на корягу, он вошел в воду по песчаному дну.  Вода была очень теплой, и на их костер был направлен широкий лунный луч, как от маяка. На берегу его ждала Катя с полотенцем на плече.
– Я тоже хочу поплавать, – сказала она.
– Так вперед, я буду рядом, – сказал Виктор.
– Я не думала, что ночью будем купаться, и не взяла купальник. Может, мы на озере искупаемся? – спросила она и тут же уточнила, – вдвоем.
– Карета ждет вас на берегу. Поднимайся, я догоню тебя.
   Катя что-то шепнула на ухо Татьяне и скрылась в темноте крутого склона.
   Виктор, набросив рубашку, сгреб рукой остальную одежду и взял два стакана с шоколадкой.
– Ребята, я скоро буду, – сказал он.
– Ты обещал сомовники с Лешей проверить, – сказал Михалыч.
– Так их только поставили. Я буду вовремя, – улыбнулся Виктор.
   От луны в степи было светло, как днем и можно было ехать без фар. Они приехали на берег озера. Виктор не стал забираться в камыши и густую траву, так как ночью могут ползать разные гадючки, а на песке все видно. Он достал из машины покрывало для пляжа и они, сидя спиной к друг другу разделись. 
–Я не люблю медленно заходить в воду. Давай сначала я, а потом ты. Не оборачивайся пока, – сказала Катя.
   Он услышал, как ее тело бултыхнулось в воду, и последовал за ней. Дно озера было песчаным и твердым, он лег на воду спиной, прямо в мерцающий лунный поток, и поплыл рядом с Катей. Ночное озеро, вокруг тьма-тьмущая, и под тобой черная бездна, и лишь лунная дорожка матово светилась на черной воде, да звезды горели в темноте необычайно ярко. И тихо, только вода, теплее, чем днем, поблескивала под их руками. Легко и свободно, будто и не плывешь, а завис в воздухе и до звезд рукой подать. Он протянул руку и обнял Катюшу, их ноги почувствовали твердое дно и ее руки обвили его тело, а губы потянулись навстречу и сомкнулись в страстном поцелуе.
– Я тебя люблю, – прошептала она, когда губы освободились от поцелуя.
– Милая Катюша, ты мне очень нравишься, но я никогда не признавался в любви, стоя в воде ночного озера, а уж услышать такие слова от юной красавицы для меня полная неожиданность. Уж не сон ли это или русалка шутит со мной, а потом утащить на дно озера. Ущипни меня, – улыбнулся Виктор.
   Катя обняла его за шею, легко приподнявшись в воде, и поцеловала его в губы:
– Теперь ты не сомневаешься, что все в реальности?
– Так не бывает,– Виктор обнял ее молодое упругое тело и их губы надолго сомкнулись в поцелуе.
Они повернули назад и по лунной дороге поплыли к берегу. Полотенце на несколько мгновений дольше задерживалось на ее теле, когда он вытирал ее на берегу. После поцелуя она прерывисто вздохнула, и он ощутил дурманящий и манящий запах разноцветья в копнах сена по берегу озера. Два шага в сторону и они рухнули в копну. Он ловил себя на мысли, что ему хотелось запомнить ее поцелуи, и он понимал почему. То были губы девственницы, еще не пробудившейся для любви. В ней сочеталось озорство и любопытство с целомудрием, с которым Виктор сталкивался впервые, потому мог ошибаться, и она была веселой девчонкой. Она то раскрывала ему губы во всей красе под его поцелуем, то намертво сжимала, ощущая его напор, и, тихо вздыхала, когда его губы завладели ее губами. Под ласками и поцелуями она, беззащитная, оказалась полностью в его власти. Она первой затеяла с ним игру и не смогла дать отпор. Он почувствовал, что ни один мужчина не прикасался к ней так смело. Она с трудом приходила в себя от каждого поцелуя и мягко ускользала из его объятий, чтобы через минуту снова оказаться в них. Ему стоило больших усилий контролировать себя и не уступить страсти. Он теперь понимал, что за ее признанием в любви стоит что-то большее, чем слова, потому решил умерить свой пыл...
– Катюша, нас, наверное, потеряли, – сказал он.
– Виктор, мне хочется побыть с тобой. Я почему-то тебе доверяю и знаю, что ты не причинишь мне боли.
– Да, тебе не надо опасаться человека с ружьем, помнишь, в каком-то фильме, было, – улыбнулся Виктор.
– Мне даже показалось, что ты меня побаиваешься.
– Не тебя Катюша, а твоей молодости, – сказал Виктор.
– Ты не поверил, что я тебя люблю?
– Поверил, моя хорошая, но подумал, зачем тебе взрослый мужчина. На следующий год окончишь университет, встретишь молодого парня, и все у тебя будет хорошо.
– Да не интересно мне с молодыми парнями. Мне с тобой хорошо.
– А тебя не смущает, что я женат? – спросил напрямую Виктор.
– Женатые с женами отдыхают, и на рыбалках не обращают внимания на молоденьких девушек, – улыбнулась Катя.
– Здесь ты права. Возразить нечем, да и не хочется.
– Виктор, скажи, а у тебя дети есть?
– Нет, детей у меня нет, – с грустью ответил Виктор.
– Ну, вот, а говоришь, что женат. Женись на мне и у нас будет много красивых детишек, – засмеялась Катя. Она снова стала озорной девчонкой.
– Но не раньше, чем ты получишь диплом, потому что после замужества учиться будет некогда, – улыбнулся Виктор.
– Значит, я могу называть себя твоей любимой женой, – засмеялась она и поцеловала в губы.
   В ней определенно кроме озорства было все то, о чем мечтает любой мужчина: любовь, молодость и нежность. Что еще надо для семейного счастья? И, главное, она не замужем.
    Они подъехали к берегу Волги. Ярким пятном среди тьмы у воды горел костер, высвечивая лица рыбаков и Татьяны, бросая на них отблески, отчего лица казались незнакомыми и таинственными. Рядом с ним не менее загадочная Катюша, подарившая ему кусочек счастья, а могла бы дать намного больше, он не сомневался, но не был готов к такому повороту судьбы, которая уже дважды испытывала его на прочность, сначала в Крыму, а теперь и на Волге. На мгновение сердце сжалось, как будто он в лодке падает вниз с гребня крутой волны. Сжалось от того, что он реально ощутил – такое никогда больше не повторится: друзья вокруг костра, звезды над черной водой, лунная дорожка по реке, а рядом Катюша... Что-то похожее уже было, но давно и опять же похожее может быть, но не такое… Сердце сжалось и отпустило, чуть коснувшись его воспоминаний, словно птица крылом. Глубоко в груди осталась серьезная заноза, неощутимая до поры, но в определенный момент давала о себе знать. Они с Катей спрыгнули с крутого берега на песок, и подошли к костру. Татьяна сидела, облокотившись на Бориса, а Леша о чем-то разговаривал с Михалычем. Катя удивилась поведению подруги, только недавно она ожидала Лешу, как своего жениха, а Виктор вспомнил разговор с Лешей и ничему не удивился. Девчата пошептались и засобирались домой. Виктор поцеловал Катю и пожелал спокойной ночи. Лунная дорожка еще сверкала наискосок реки.
   Виктор подбросил в костер дров. Борис достал из воды бутылку водки. Вода в реке, хоть и теплая, но прохладнее воздуха. Они накатили по пятьдесят грамм молча мужским коллективом, в этом тоже была своя прелесть, особенно у костра на берегу Волги. Виктору припомнился Северный речной порт Москвы, где швартовались теплоходы из Астрахани с браконьерской  черной икрой  в буфетах, которую продавали из-под полы. Он отоваривался «черняшкой» к приезду Лауры из Парижа. В ресторанах они не могли себе позволить побаловаться деликатесом из-за дороговизны, а на теплоходе по 20 рублей за кило. В магазины икра не поступала, так как гнали ее на экспорт за валюту. Они с друзьями брали пару свежих батонов белого хлеба, пачку сливочного масла, а в буфете поллитровую банку черной икры за 10 рублей, и шампанское со льда по 5 рублей за бутылку. Кто же откажется от такого ужина по-французски на берегу Северного порта? Бывают у мужиков свои слабости, от которых остаются приятные воспоминания о прежней жизни. Хотя многие предпочитали черную  икру под водку, как сейчас на Волге. Американцы едят ее с луком и тоже запивают шампанским. У греков распространена закуска из черной икры в оливковом масле с луком и картофелем. Ну, что тут скажешь! Если очень хочется заглушить вкус черной икры, то можно и чесночка в нее добавить.  Только она стоит на Западе полторы тысячи долларов за кило. Пожалуй, только французы оценили икру по достоинству и шампанское у них не намного дешевле икры.
Солнышко показалось на горизонте, и они решили проверить сети на озере, пока рыбнадзор спит, а сомовники позже. Сети поднимали над водой, не вынимая на берег  и вытаскивали из них рыбу. Борис приподнял сеть, а на него смотрела открытая пасть полная зубов. Он от неожиданности отбросил от себя сеть и упал в воду. То был судак килограмм на пять золотистого цвета, который он приобрел в этом озере от долголетия. Конечно же, он ушел, так как судак уже пробил сеть, и ему не хватало самой малости для освобождения, и Борис своим броском помог ему. Ну, что ему скажешь, если он рыбы испугался. Следующим был линь, килограмма на два, как поросенок, и толстые губы были, как пятачок. Виктор извлек его из сети, взял по жабры, иначе все остальное было у него очень скользкое, что удержать невозможно.
– Борис, держи под жабры и отнеси ребятам на берег, а я дальше проверю.
– Ух, ты мой хороший, дай я тебя поцелую, – Борис обращался к линю и стал чмокать его в губищи. Тому это не понравилось, ударил хвостом и был таков.
– Борис, ты рискуешь оставить нас без ухи. Даже линь не разобрался в твоей ориентации и решил свалить на всякий случай, вдруг к гомикам попал, – засмеялся Михалыч.
– Лини плохо чистятся, – парировал свою вторую неудачу Борис.
– Нет, Боря, ошибаешься. Лини вообще для ухи не чистятся, зато на утро от них уху можно ножом резать. Да, удивительная рыба здесь в озерке, наверное, с ледникового периода. Я таких линей еще не видел. Давайте еще замес и поехали. Кто сегодня дежурный по кухне?– спросил Виктор.
– Могу и я, но вы кушать не будете, – Михалыч упредил свою очередь, – можно я с Борисом договорюсь, все-таки шеф-повар «Узбекистана».
Виктору  резануло по ушам слово «Узбекистан». Возможно, горячий юго-восточный воздух с песчаных барханов пустынь носился по волжским степям, обжигая его ноздри, и ему снова захотелось пройтись по площади Регистана, по Самаркандскому базару и, конечно же, по улице Фруктовой. Недавно ему предлагали продолжить службу в Самарканде, но он отказался. Он знал, что она не приезжала туда семь лет, но его тянуло в те края просто погулять, подышать воздухом воспоминаний. Может быть, неправильно, но очень хотелось. Дома его никто не ждал, отпуск только начался, и можно было бы дойти пешком туда и обратно, а здесь машина под ним, и находится он почти на границе с Казахстаном.
«Остынь, остынь, – уговаривал он себя, – нечего тебе там делать. Так, где Катерина? Как там, у Михаила Ножкина: «Со своей ненаглядной пил березовый сок и в стогу ночевал». Нет, не то. Вот у него же: «Что имел, не  сберег» – так вернее будет. Нет, неспроста тебе подбросили французское шампанское в глухом селе, в этом что-то есть. Надо с Михалычем обсудить, он мудрый и рассудительный. Хотя, что обсуждать, надо просто ему объяснить, что ему нужно съездить, душа просит. Пожалуй, до Красноводска надо паромом из Астрахани, заодно и отдохнуть от руля, а там, через Ашхабад, Мары, Бухару и, считай, на месте, получается полторы тысячи километров. С отдыхом в гостинице, не торопясь за два дня можно доехать до Самарканда. И его мечта проехать до Самарканда на машине сбудется. Через Актюбинск и Ташкент дальше будет на шестьсот километров. Нет, лучше паромом по Каспию. Где Михалыч?»
Лукин уже давно проработал по картам маршрут и готовился к этой поездке, но были некоторые сомнения. Одному переехать через пустыню Кара-Кум? Он твердо знал, что не собирался бежать от юной и озорной Катюши, можно было бы сосредоточиться с Михалычем на рыбалке, хотя вряд ли.  Стакан французского шампанского развеял все его сомнения. Он придумал еще одну причину, по которой ему надо побывать в Самарканде и пообщаться с коллегами из мусульманского батальона. Он не был в Узбекистане пять лет, и все эти годы шла война на южных границах. Ему хотелось убедиться в правильности своего решения, что отказался от высокой должности в Самарканде. Лукин понимал, что после отказа руководство МВД может тормозить его дальнейшее продвижение по службе, но он считал свое решение правильным. Большим генералам лишь бы поставить галочку в планах мероприятий по укреплению кадров на местах, а что сотрудника кидают одного в чужую республику и, что с ним будет потом, их не волновало.
– Михалыч, есть разговор серьезный, – сказал он тихо.
– Если на счет девчонок или выпивки, то ты знаешь, я не по этой части, – засмеялся Михалыч.
– Нет, правда, серьезный. Хочу раненько утром уехать в Самарканд, через Астрахань.
– Что, Лариса приехала? Так ты заранее с ней спланировал,и она тебя шампанским загрузила. Ты вроде как на рыбалку с друзьями под Астрахань,а сам на машине в Самарканд. Она самолетом и ждет тебя на месте. Грамотно. Такая операция  даже Джеймсу Бонду не приснилась бы.
– Михалыч, не балагурь.  Вот видишь, даже ты, и то подумал про нас, как в КГБ. Я с Ларисой шесть лет не виделся и не переписывался. А ты шампанское в багажник, ждет в Самарканде. Хорошо бы твоими-то устами…
– Ладно, пошутил неудачно, а чего тогда так резко сорвался. Еще недельку отдохнем, приедем в Москву, и ты слетаешь самолетом.
– Михалыч, мне просто захотелось именно сейчас, не знаю почему. И еще у меня мечта до Самарканда проехать на машине. И опять же,  об этой поездке никто, кроме тебя, не должен знать, ты же сам подумал о нас с Ларисой, как на Лубянке, а они могут и не такого навыдумывать. Меня не ждите, но есть вероятность, что обратный путь я проделаю такой же, и мы вместе вернемся в Москву. На машине я приехал один, поэтому особо нашу компанию не нарушу. Если приеду через неделю, то забери мою икру и осетрину. Всем скажем, что я поехал к брату Рената Дасаева в Астрахань, они знают, что мы с ним дружим. Не говорить тебе об этой поездке не мог, дорога все-таки сложная, надо чтобы кто-то знал.
– И я о том же, в такой путь и одному, только будь осторожней.
– Да, с моими удостоверениями можно и одному, а от шакалов у меня в багажнике вертикалка 12 калибра и мешок патронов.
– Ну, если ты все уже для себя решил, знаю, что отговаривать нет смысла. Во сколько тебя разбудить? – спросил Михалыч.
– Часа в три, хочу до Астрахани пролететь по холодку и расписание парома я не знаю. А там брат Рената поможет или мои коллеги. Тебе шампанского оставить? А ты выдай мне три канистры бензина. Там заправки только в городах.
– Ты на пароме много времени потеряешь, я бы по шоссе поехал, хоть и пустыня, но быстрее будет. Шампанское возьми с собой несколько бутылок, а остальное я привезу, чтобы не катать его по жаре. Там, кроме дынь «торпедо», ничего диковинного нет. Привезешь парочку. Аннушке я скажу, чтобы приготовила тебе «термосок» на дорожку. Иди, отдыхай.







                Мирное небо пустыни и Закавказья

         


 С вечера бабушка Аннушка накрутила путешественнику Лукину продуктов на дорогу, и положила в холодильник. Утро было настолько ранним, что время больше походило на белую ночь, солнце еще не показалось на горизонте, но небо было светло-серым. Таинственный Восток манил его. Живописная дорога петляла между многочисленных озер и вела в самое секретное место в СССР после войны. За автомобилем поднялся столб пыли, как дымовая завеса, укрывающая его намерения от любопытных глаз. Дорога Виктору была знакомой, но только недавно он догадался о секретности маленького городка Знаменска, по удивленным взглядам прохожих, когда они с Борисом приезжали сюда за водкой на автомобиле, с которого он забыл снять французские номера. Виктор нацепил их, когда ездил на озеро проверять рыболовные сети, чтобы инспектора рыбнадзора не могли установить владельца по номерам автомобиля. Местный инспектор дружил с Яковлевичем и потому не трогал его гостей, зная, что они не занимаются ловлей осетров, а сорную рыбу ловят ровно столько, сколько надо для ухи и жаревки. Но озера располагались по границе с Астраханской областью, а те инспектора не знали ни Яковлевича, ни их компанию.
Местные знали Знаменск как Капустин Яр – ближайшее село от полигона, история которого уходит в далекий 1945 год, когда победа над Германией сделала доступными для советских специалистов полигон Вернера Фон Брауна. Сам он оказался в руках американцев вместе с ракетой ФАУ-2 и всем оборудованием, а нашим специалистам пришлось перетряхивать мусорные корзины испытательных центров Германии. На полигон  Капустин Яр первые офицеры прибыли в августе 1947 года, разбили палатки в голой степи, а уже через год произвели первый старт баллистической ракеты, открыв дорогу в космос. Потому магазины военного городка снабжались гораздо лучше, чем в соседних районах, и они с Борисом иногда мотались сюда отовариться продуктами, и водка здесь была вкуснее. Левобережная трасса, на которую он выехал в сторону Астрахани, совсем не загружена транспортом и асфальтовая дорога не разбита, а по живописности гораздо интереснее правобережной, особенно когда местами проходила рядом с берегом Ахтубы.
На выезде из Ахтубинска – стрелка с указателем налево на озеро Баскунчак. Полчаса езды и ты на озере, но он там бывал с друзьями, а теперь у него дальняя дорога и другие задачи. После поворота на озеро есть единственный в своем роде знак «Внимание! На дороге возможны карстовые провалы». В углубленном кратере соляной горы природа образовала озеро Баскунчак, в котором бьющие ключи выносят на поверхность тонны соли. Вокруг озера нет ничего живого, здесь не летают птицы, нет звериных троп, и не растет трава, потому называют его «русским Мертвым морем». Соль здесь добывают более тысячи лет, но ее запасы постоянно восстанавливаются.
Волжские степи, чем ближе к Астрахани, тем становились прекраснее. Они напоминали ему Карелию по обилию рек и озер, вокруг которых земли покрыты зеленовато-золотым океаном, украшенным миллионом разных цветов. Иван-чай образовывал рядом с водной голубой гладью розовые озера.   Бескрайняя равнина тонула в лиловой  дали,  и  не  было  видно  ее   конца. В заболоченном бочаге вышагивала цапля, время от времени опуская в замутненную воду свой длинный клюв и вынимая какую-то живность.  Коршуны, солидно взмахивающие крыльями, кружили  над степью, высматривая сусликов и серых мышек, при обнаружении которых, складывали крылья и падали камнем вниз. Если добыча успевала нырнуть в одну из норок, то хищник тормозил перед самой землей, взмахнув крыльями и быстро набирая высоту. Потом вновь парил в воздухе, лишь изредка совершая взмахи крыльев. На большом суку сухого дерева перетаптывался степной орел внушительных размеров. Он искал место поудобнее, чтобы понежиться в лучах восходящего солнца после удачной охоты.  Воздух  застывал от тишины, ни ветра, ни облачка. Солнце постепенно перемещалось к зениту.  На горизонте  неожиданно  показалось  синевато-седое  облако. В стоячем воздухе пронесся сильный порыв ветра, и на  дороге  спирально закружилась пыль. По степи, подпрыгивая вдоль и поперек, побежали перекати-поле, а одно из них попало в вихрь, завертелось и  полетело к  небу.
Лукин катил по асфальтированной трассе на Астрахань, и никакая непогода была ему не страшна. Цель – достичь Самарканда, но предстояло пересечь пески Кара-Кума, а пока  колеса его автомобиля наматывали километры по великому шелковому пути бывшего Хазарского ханства.
Чтобы скрасить похожие друг на друга за окном автомобиля пейзажи бескрайней степи Лукин припомнил кусочек из древней истории этой местности. Через Хазарию пролегала древняя магистраль караванной торговли, по которому везли шелк и другие товары из Китая в Европу. Сама Хазария поставляла на рынки скот и рыбу. Из Руси поступали собольи и лисьи меха, а также мед, воск и железные изделия.
Как и царствование династии Романовых, история шелкового пути исчисляется тремя столетиями. Вероятно, в этой цифре был какой-то смысл. Хазары теперь тоже нашими стали. Они занимали степи между Азовским и Каспийскими морями и создали одно из сильнейших государственных объединений того времени. На территории хазарского царства жили и славяне. В 737 году  арабы захватили Кавказ, вытеснив хазар на север к Дону и Волге. Хазары вынуждены были покинуть свою прежнюю столицу и основать новую в низовьях Волги. Столица стала называться Итиль, так они называли Волгу. Государство жило на манер современной таможни, взимая пошлины на заставах. Язык хазар не похож на язык ни одного из народов. К началу VIII века Хазария превратилась в мощную державу, объединившую всю Юго-Восточную Европу. В IX веке Хазария встала на пути Руси, так как торговый путь «Из варяг в греки» соперничал с волжским путем «Из варяг в хазары».
О храбрости русов один арабский историк писал: «Хорошо, что русы ездят на ладьях, а если бы они умели ездить на конях, то завоевали бы весь мир». Где-то здесь князь Святослав совершил поход в низовья Волги, желая «отомстить неразумным хазарам». Поход длился три года и увенчался полным триумфом русов. После этого главными врагами для Хазарии стали печенеги. Печенеги разрушили хазарские поселения и города, перерезали торговые пути. Не исключено, что древняя Хазария располагалась на месте теперешней Астрахани. С этим размышлениями Лукин докатил до Каспийского моря.
Можно было бы позавтракать в Астрахани, но Аннушка накрутила ему «термосок», которого хватит до Самарканда, поэтому он свернул на Гурьев. Перекусил на реке Урал, отмахав 700 километров. Шоссе было свободным, и водитель получал удовольствие от езды. Время приближалось к полудню,  солнце палило нещадно, от жажды  спасал лишь горячий зеленый чай, которым он заполнил два термоса. Впереди Туркменистан, где жара могла зашкаливать за пятьдесят. В Гурьеве он дозаправился и до Бейнау катил по отличному и прямому, как струна, шоссе.  Виктор приоткрыл окошки автомобиля и слышал, как послушно урчал мотор его «шахи». Четыреста километров он преодолел за четыре с небольшим часа, так как по дороге не на чем было глазу остановиться, – лишь степи и пустыни с верблюжьими колючками. В небольшом населенном пункте Бейнау остановился перед выбором: уйти на Нукус или на Красноводск? На перекрестке стоял автомобиль ГАИ с сержантом милиции  за рулем. Он заметил Лукина, но не пошевелился, хотя автомобили здесь были редкостью, а из столицы тем более.
– Добрый день, коллега. Подскажите мне, как лучше добраться до Нукуса, – Лукин развернул удостоверение полковника Степанова.
Сержант выскочил из автомобиля и правой рукой взял под козырек фуражки. Небольшого роста казах, вероятно, никогда полковников милиции в глаза не видел, а Лукин для него был не только большим начальником, но и великаном.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – продолжил он тянуться, – до Нукуса через пустыню не более пятисот километров будет.
– Да опустите вы руку, а как дорога? – спросил Лукин.
– Неважная местами будет, просто укатанная глина, но ровная и дождей здесь не бывает.
– А если через Красноводск?
– Там дорога отличная по берегу Каспия проходит, но на тысячу километров дальше.
– Да, далековато будет, а на Каспийское море я уже насмотрелся.
– Тогда не думайте, езжайте напрямую. Я бы вас сопроводил, но у меня и бензина в обрез, а на пост в Нукусе я сообщу через дежурного, чтобы встречали и водителям на всякий случай подскажу, которые за вами вслед поедут. Мало ли, что. В пустыне нет населенных пунктов.
– Товарищ сержант, где можно заправиться за деньги?– сказал Лукин.
– За деньги не проблема. Сейчас у военных попросим слить с ЗИЛ -131. У них качественный 92-ой бензин.
Они подъехали к ЗИЛу под тентом, сержант что-то сказал водителю и тот показал пальцем рядом с бензобаком, потом достал шланг, продул его и сунул в бензобак Жигулей. Шланг пережал, когда в бензобаке захлюпало, извещая, что он полон. Виктор передал водителю деньги и поблагодарил сержанта.
Сразу за Бейнау началась дорога, никогда не видавшая асфальта. Вот он таинственный и манящий Восток с бескрайними песчаными дюнами. Какому еще ненормальному взбредетв голову путешествовать по нему, кроме Лукина? По дороге медленно бредут местные корабли пустыни, незаменимые здесь верблюды. Кто еще из животных без пищи и воды под палящими лучами солнца может двигаться много дней подряд, преодолевая ежедневно до ста километров? Ровно сутки пути на верблюде и ты на западе Узбекистана.
Вскоре началась хорошая дорога по степи, стрелка спидометра почти упала, бензин можно не жалеть, но заправок больше не будет и машин ГАИ до столицы Каракалпакии  Нукусатоже.  Дневная жара раскалила песок так, что можно варить куриные яйца, и всякая живность прячется в своих прохладных норках, пока не опустится ночная мгла. По нашим «северным» меркам ночь наступает довольно рано и быстро. На подъезде к Нукусу плотным покрывалом затягивает небосвод, и степь оживает. Сквозь открытые окна уши улавливали звуки «тех, кто ест и тех, кого едят». Через дорогу успел проскочить шакал, чуть задержавшись в свете фар, по обочине блестели красным цветом глаза ящериц. Впереди светло, а со всех сторон окружает темень. Одному посередине ночной пустыни Лукину стало как-то не по себе, вспомнились родные березки, шелест ветра, качающего ветки деревьев, запах сена. Воздух стал немного прохладнее, и он поднял стекла, оставив небольшие щели. Вскоре показались огни города, стало повеселей. На посту ГАИ его остановил сержант милиции. Он представился и спросил, чем может помочь. Лукин попросил показать гостиницу, ему уже не хотелось спать в степи, даже на посту ГАИ, а принять душ и выспаться в чистой постели. В Нукусе остановился гостинице «Интурист» и попросил сержанта помочь утром заправить автомобиль. Встал  бодреньким. Коллеги угостили чаем, а ему припомнилась шутка с местными жителями: «Как в пустыне, так товарищ, а в Москве – чурка хренова», – возмущался узбек.
– Далеко еще ехать, товарищ начальник?– спросил Лукина сотрудник ГАИ.
– Пока в Бухару, – сказал Лукин. Он никогда никому не говорил о цели и месте своего путешествия, называя ближайший пункт по пути следования.
– По «узбекскому делу», в командировку?
– Да, по нему, – буркнул Виктор. Он знал, что в Бухаре работает бригадаГенеральной прокуратуры и его коллеги по так называемому «узбекскому делу», в ходе которого арестовали многих руководителей Узбекистана и продолжают копать под руководство МВД СССР.
– Я сопровожу вас на заправку, иначе могут сказать, что бензина нет, – сказал сотрудник ГАИ.
Утреннее шоссе оказалось самым быстрым, уже в полдень Лукин был в Бухаре, заехав на базар в чайхану. Он знал, что здесь хорошо готовили люляшки. Перекусилс лепешкой, запив зеленым чаем. В Средней Азии проблем с едой не было. По дороге много точек, любая чайхана работает с рассвета и допоздна. Готовят хорошо. Мясо в блюда не докладывают, но зато все свежее. Даже шутка такая ходит: «Самса, самса с мясом, – зазывает пекарь.–  Где вы здесь мясо видели, один лук, – возмущается покупатель, – Почему один лук? Много лука». Заходить к друзьям в Бухаре Лукину было нельзя, иначе до места не скоро доберешься. Можно весь отпуск по Узбекистану кататься, но где столько здоровья взять, чтобы с каждым за столом посидеть? Поэтому надо быстро ехать в Самарканд, где тоже не успеешь со всеми встретиться. На Востоке не бывает так, чтобы собрать всех в ресторане, посидеть, поговорить и разбежаться. Нет, ты должен обязательно побывать дома у каждого, хозяин зарежет барашка, покушаете плов. Потом можешь идти в гости к другому другу, а иначе на тебя обидятся.
Перед Самаркандом надо заехать в Каттакурган, где заместителем начальника по уголовному розыску теперь работает Нарзулло Кудратов. Может быть, с ним вместе удастся уехать в Самарканд. Без него там будет скучновато, хороший он все-таки парень, хоть и с небольшой восточной хитринкой.
На въезде в город выяснил у ГАИ, где находится УВД. Представился все тем же полковником Степановым, в этом был не только кураж, но и неофициальность его визита. Попросил их связаться с дежурным по УВД, чтобы тот предупредил Кудратова о его приезде. Во дворе УВД к нему подошел сержант милиции.
– Вы полковник Степанов?
– Да, я.
– Пойдемте, я вас провожу к Кудратову, он ждет.
– Товарищ начальник, к вам полковник Степанов, – сказал сержант, открыв дверь кабинета.
Кудратов вытаращил  и без того большие круглые глаза.
– Виктор, опять твои шутки.  Что, не мог сразу сказать, что это ты?  Уже давно бы плов готовили, а так все управление на ушах стоит в полном неведении. Полковник Степанов из Москвы, сам за рулем. Ну, здравствуй. Почему на машине? Надолго? Как дома, как дела?
– Нарзулло, давай попьем чаю, расскажу все по порядку. В ГАИ я показал документ прикрытия на Степанова, не хотел, чтобы вся милиция Узбекистана знала, что приехал Лукин. Сам поймешь почему. Приехал я на пару дней, просто посидеть с другом, выпить по сто грамм араки, покушать один пловешник, и потом поеду обратно.
– Если так, то я возьму у начальника два выходных. Впереди воскресенье, и у нас будет четыре дня. Можем сегодня здесь стол накрыть или позвоню Шейре, она нас как султанов встретит.
– Давай лучше поедем в Самарканд, – сказал Лукин.
– Машину можешь оставить здесь во дворе, все равно я тебе рулить по Самарканду не дам, будем выпивать, и я найду машину, которая нас отвезет и привезет куда угодно.
– Нет, поедем на двух машинах, я ее оставлю у тебя во дворе.
– Тоже верно. Я сейчас доложу начальнику.
Через несколько минут зашел узбек в форме полковника милиции.
– Начальник УВД полковник милиции Керимов.
– Лукин. У вас в Узбекистане во всех УВД руководители Керимовы? – улыбнулся Лукин.
– Нет, конечно, но встречаются. Оставайтесь сегодня у нас, а утром поедите. Устали,наверное? Четыре тысячи километров отмахать. Я многое слышал о вас от Кудратова, теперь вот встретились. Как можно отпустить гостя из столицы без плова?
– Товарищ Керимов, спасибо большое, но, если можно, то давайте в другой раз, я на самом деле немного устал, а если сядем за стол, то и утром будет тяжело ехать, а у меня время ограничено, я должен вернуться в срок.
– Ну, если есть дела, тогда другое дело. Кудратов, доверяю почетного гостя тебе.
– Спасибо. До встречи, – сказал Лукин.
На самом деле никаких срочных дел у Лукина не было, просто он хотел побыстрее до Самарканда доехать и расслабиться. Нарзулло позвонил жене.
– Она нас будет ждать. Покажи свое удостоверение прикрытия. Нам такие не выдают.
– Да, обычное удостоверение, – Лукин протянул удостоверение Кудратову.
– Полковник милиции Степанов, а разве так можно?– спросил он.
– В КГБ выдали, там все можно.
– Значит, Убайдов был прав, что ты чекист, причем крутой, то ловишь в Самарканде капитана КГБ, то капитана МВД. Для меня и моих коллег так и осталось загадкой, как тебе разрешали жениться на француженке Лауре Колен. Кстати, как она?
– Не знаю, Нарзулло. Как расстались шесть лет назад, так больше ничего о ней не знаю, – грустно сказал Виктор.
– Но это поправимо. Завтра суббота, но Наташа в ОВИРе работает. Уж кто-кто, а она знает все сплетни про подругу из Франции. Я и то знаю, что Лариса все эти годы не приезжала, а ее мама ездила во Францию, но как я понимаю, ты не хочешь встречаться с бывшей тещей. Я знаю, что у нее родился сын и, кажется, ему лет шесть. Этого ты тоже не знал?
– Нет, этот вопрос мы с Ларисой обсудили, и она сказала, что это сын Франции.
– По-моему, она врет или не хочет говорить. Давай мы спросим Наташу, и если она сама не знает, то у матери все выведает.
– Нет, Нарзулло, я приехал к тебе и больше ни с кем встречаться не хочу.
– Мне приятно, что мой друг приехал ко мне из Москвы, я даже горжусь этим. Но знай, что намое предложение ты можешь согласиться в любое время.
– Нарзулло, лучше будет, если меньше народу будет знать, что я приехал.
– Ну, Убайдов точно будет знать, как ты можешь его обойти. Он так и был уверен в том, что ты оттуда, из КГБ.
– Нет, Нурзало, ты же знаешь, и бывал у меня на работе.
– Ну и что? У нас тоже в милиции работают сотрудники из КГБ.
– Тогда больше не буду тебя переубеждать, а просто убью следующей информацией. Пойдем, покажу тебе газеты из Америки обо мне. Это все по линии фестиваля, я там был начальником службы безопасности клуба США, поэтому отсюда и Степанов, а начальнику вашей спецслужбы мы по «ушам» проедем, как полагается для смеху.
Кудратов открыл газеты, бегло нашел знакомые английские слова под его фотографией.
– Я думаю, смеха здесь не получится, он спать не будет, узнав, что ты приехал на пару дней. Значит со спецзаданием.
– Надеюсь, ты так не думаешь, иначе прямо отсюда поеду назад в Москву.
– Э-э-э! Ты что, брат! Как я могу так думать. Поехали в Самарканд, – засмеялся Нурзалло, прищурив глаза.
   Виктор понимал, что Кудратов так и не поверил, что он не имеет никакого отношения к КГБ. Двенадцать лет назад Лукин приехaл в восточный город, гонимый любовью, тоской и желaнием сделaть крaсивейшую в мире женщину счaстливой. Он тогда был уверен, что она самаркандская и налаживал отношения с местной знатью. Кто бы знaл, что из этого выйдет!
Кудратов переехал с площади Регистан в Сельский район Самарканда, где купил большой дом с собственным двором. Одним словом, бабаем стал. Во дворе были свои барашки и четыре коня ахалтекинца.
– Скачки будем устраивать? – спросил Нарзулло.
– Это смотря сколько выпьем, – улыбнулся Виктор.
– Виктор, я думаю, без этого не обойдется. Все закончится скачками или просто конной прогулкой. Шейра, сегодня мы посидим дома, а завтра соберем у нас друзей. С утра я отвезу тебя на базар, купишь все необходимое.
 Будут только наши коллеги, Виктор, ты их знаешь. Иначе обидятся, что приезжал и с ними не поздоровался. Придется ездить к каждому в гости по отдельности.
– Нет, давай лучше у тебя, если Шейра согласна, ведь, это ей накрывать стол на целую ораву, – сказал Виктор.
– А меня кто спрашивает? Что ты, Виктор, я уже привыкла, как только он приезжает домой, так постоянно гости, хоть ты будешь с нами, давно не виделись. А что не приехал с женой? – спросила Шейра.
– Она отдыхает в Венгрии, – сказал Виктор.
– Что-то от тебя все жены разбегаются за границу. Надо было женить тебя на узбечке. Наши женщины не отдыхают без мужей и дальше базара не ходят. Давайте за стол. У меня все готово.
Виктор всегда удивлялся, как у нее все быстро получалось, только час назад он видел на кухне большие куски баранины, и уже на столе готов лагман, люляшки и многое другое.
– Плова сегодня не будет, это долго. Завтра приготовлю, – сказала Шейра.
После ужина их обложили подушками разных размеров, и Виктор вдвоем с Нарзулло пили самаркандский зеленый чай.
– Нарзулло, хочу с тобой поговорить на серьезную тему. Я собрался переходить на работу в МВД СССР, но пока отложил по одной причине. Во время переговоров в управлении кадров меня пригласил к себе большой руководитель в МВД, который пришел из КГБ, генерал Лежепеков, и предложил мне должность первого заместителя УВД Самаркандской области по оперативной работе. Я мало верю в обычные совпадения, потому спросил его, почему именно в Самарканд, а ему, оказывается, дали на меня характеристику, что я часто здесь бывал в командировках, владею обстановкой и работал недолго в бригаде Гдляна и Иванова по «узбекскому делу».
– Наше руководство в областном УВД Самарканда знают, что тебе предлагали эту должность, – сказал Нарзулло.
– Откуда, я даже тебе не рассказывал?
– Хотя Восток далеко от Москвы, но мы знаем обо всех кандидатах на руководящие должности. Наше руководство большевсего боится предстоящих отставок, а мне интересно, что ты ответил заместителю министра МВД? – спросил с хитрым прищуром Нарзулло.
– Отказываться от предложения генерала сразу было нельзя, поэтому я взял паузу, чтобы подумать. Из дома позвонил тестю на Камчатку, чтобы меня после отказа не отправили на гражданку, а после в кабинете генерала свелего предложение к шутке.
– Тебе так можно шутить с таким тестем?
– Просто я жене предложил переехать вместе со мной в Среднюю Азию на работу, она пургу и подняла, что никуда не поедет из Москвы и попросила вмешаться папу. Лежепеков попросил поблагодарить моих покровителей, иначе за отказ просто уволили бы.
– И все-таки жаль, что отказался, поработали бы вместе, – сказал Нарзулло.
– Я думаю, нашли бы общий язык с коллегами, но я москвич и все мои предки жили в Московской области. И одной из причин, по которой я пошел работать в уголовный розыск – стабильно получать звездочки на погоны , а форму с орденами и медалями одевать только по большим праздникам. А тут мне предложили вкусить немного «цыганской» жизни на коробках и корзинках. Бросить родной дом, чтобы переехать в гостиницу или общежитие. Сам знаешь, что получить квартиру в Узбекистане очень тяжело. Ответил я генералу шуткой по этому поводу и отказался, но мой перевод в МВД отложили из-за отказа. Теперь не знаю, оказался ли прав?
– Виктор, ты разбираешься в обстановке на Востоке не хуже узбека, поэтому ты поступил совершенно правильно. Сейчас  многих руководителей Узбекистана поснимали с должностей, арестовали, в том числе и в Самарканде, потому что в Москве думают навести порядок, назначив русских руководителями. Такого никогда не будет. В Ташкенте недавно  произошло убийство заместителя начальника ГАИ города Юлдашева. Следствием установлено, что убийство организовал другой заместитель Джанзаков, который продвигался по службе благодаря денежным подачкам начальнику  ГАИ города Ташкента полковнику Салахитдинову. Начальника сняли с должности, а на его место претендовали двое: Юлдашев и Джанзаков. Причем у первого шансов занять кресло начальника было гораздо больше, и тогда Джанзаков решается на крайние меры. Убрать Юлдашева вызываются командир взвода полка ДПС старший лейтенант Камбаритдинов и бывший слесарь Ташкентского трамвайно-троллейбусного управления Жаманов.
Вечером  Юлдашев ехал с работы домой на своей служебной машине. За ним следовали «Жигули», за рулем которых сидел старший лейтенант Камбаритдинов. На заднем сиденье с ружьем наизготовку находился Жаманов. На Фархадской улице, когда «Жигули» поравнялись с машиной Юлдашева, Жаманов через боковое окно произвел выстрелы в упор. Джанзакова назначали начальником Ташкентского УГАИ, но вскоре арестовали вместе с убийцами.
– Да, Восток – дело тонкое.
– И это произошло в столице Узбекистана, а сколько случаев с автомобильными авариями, когда в машине гибнет только один человек, которого собирались убрать, а остальные пассажиры невредимы. Они выступают как свидетели загадочного несчастного случая, поэтому оснований для расследования нет. Впрочем, об этом приеме ты лучше меня знаешь. Здесь русских могут подставить со взяткой, если будешь вместе с ними брать, либо «уберут» самого, если не будешь с ними заодно.
– Сюда надо направлять руководителями с зачетом срока службы один год за три, как в Афганистане. Кстати, ты больше там не был после нашей командировки? – спросил Виктор.
– Дважды уже побывал, и орден Красной Звезды получил, – сказал Нарзулло.
– А я недавно орден Дружбы народов отхватил.
– Тоже не слабо.
– Нарзулло, мы что-то засиделись за столом. Если ты не устал, может, прогуляемся по вечернему Самарканду?
– На машине или на конях? Раньше я жил на площади Регистан, а теперь пешком далековато.
– Поехали на машине в центр города к фонтанам.
   Самарканд был самым зеленым городом в Узбекистане, а вечером он просто преображался. На аллеях и площадях благоухали розы, которые не поливали, а заливали водой, и земля вокруг них превращалась в маленькие болота. Таких красивых роз Виктор никогда не видел. Он вспомнил, как они с Лаурой шли домой пешком от ресторана «Юбилейный», и он решил подарить ей розу с клумбы. Кто же мог тогда подумать, почему узбеки не огораживают клумбы. Виктор сделал шаг и провалился в жидкую глину по колено. Лаура успела только всплеснуть руками и покачать головой, но о поездке на такси можно было забыть. Хорошо еще провалился по колено, иначе,пока они шли до дома,из глины получилось бы два кувшина. Лаура всю дорогу хихикала, а дома отбила с брюк глину и отдала в химчистку, но роза стоила того и долго благоухала в комнате.
– Виктор, ты утром спи, сколько захочешь. Я Шейру отвезу на базар, потом заеду в УВД, обзвоню наших друзей, приглашу на плов. В УВД мало кого осталось, кого ты знал, многие поменялись. Я буду часов в одиннадцать.
– А можно мне тоже на базар сходить и Шейре помогу?
– У нас не принято гостей на рынок отправлять, но, как туристу,тебе можно посмотреть наш рынок.
 Рано утром Нарзулло высадил их с Шейрой рядом с соборной мечетью Биби-Ханым, в переводе «старшая принцесса». Несколько веков назад здесь образовался Сиабский базар. Ряды с цветастыми бухарскими коврами здесь горами лежали сухие белые шарики сушеного козьего сыра, виноград, абрикосы, инжир, груши, сливы, айва, хурма, гранаты и горы орехов. По периметру развалов с арбузами и дынями висел большой плакат с надписью: «Лежа и сидя торговать запрещено». Отдельно располагались ряды со сладостями: халвой, лукумом, желтыми кусками жареного сахара, арахиса в сахарной пудре. Между рядов сновали женщины с какими-то дымящимися котелками на палках. Шейра пояснила, что пахучая трава помогает от кашля и простуды. Лотки со свежими лепешками, каждая из них украшена узором хозяйки. Ихскладывают на деревянные поддоны с обручем, который прочно держится на голове. Рынок поражает обоняние посетителей  запахами хлопкового масла, мускуса и специй, заполнивших домотканые мешки невообразимых расцветок. Шейра по каждой покупке торговалась, как и положено на восточном базаре. Нарзулло приехал за ними с улыбающимся лицом часов в одиннадцать. Виктор успел отведать самсы и выпить чайник зеленого чая.
– Да, Виктор, твой приезд наделал шуму в УВД, а ты говоришь, чтобы никто не знал. У нас в Узбекистане, как в Германии во время войны, везде глаза и уши. Хоть ты и представился в Каттакургане Степановым, но у нас каждый сотрудник из Москвы на особом счету после известных событий, поэтому быстро узнали, что Степанов это Лукин.  Автомобиль твой по номеру пробили. Вот хорошо, что ты мне вечером рассказал об отказе от должности первого заместителя УВД Самарканда, иначе они уже расценили твой приезд как назначение и вступление в должность. Когда твоя кандидатура обсуждалась в кадрах МВД, наши коллеги об этом знали. Как обычно, на такие должности бывает не один кандидат по назначению, а наши тоже имеют связи в кадрах МВД и знают о них. И вот твой неожиданный приезд на машине, да еще под чужой фамилией... Я, как мог, успокоил народ, сказав, что ты уже отказался и приехал просто в гости ко мне.
– Я об этом не подумал и о предложении в кадрах МВД уже забыл.
– А здесь у нас всех руководителей трясут уже который год, поэтому и воображение у них обострено. Они очень обрадовались, что я их пригласил на плов, чтобы с тобой пообщаться. И ко мне теперь еще больше уважения будет, такой гость ко мне приехал, – засмеялся Нарзулло.
Застолье началось немного напряженно, пока не выпили соответствующую дозу и Убайдов не поднял старую тему о принадлежности Лукина к органам госбезопасности. Работал он все на той же должности – начальником спецслужбы УВД.
– Так вы и теперь будете утверждать, что не имеете ничего общего с КГБ, когда вашу кандидатуру обсуждали на руководство в наше УВД? В наше время только чекистов назначают на такие должности, – сказал Убайдов.
– Я не смог переубедить вас, что я простой сотрудник милиции. А что касается чекистов, то у них теперь закончилась командировка в МВД, и будут назначать только своих, милицейских, как меня, – сказал Лукин.
– Мне в принципе все равно, но интересно. А переубедить меня теперь еще сложней, особенно после, как я увидел удостоверение Степанова и предложение этой должности в УВД Самарканда. Простых  сотрудников на такую должность не назначают, а вы еще и имели смелость отказаться.  Да и такие удостоверения выдают оперативным работникам КГБ. Я же с ними работаю по иностранцам и знаю. Мы отлично понимаем, что было не просто отказаться от нашего УВД, и уважаем вас, поэтому мне все равно, будь вы хоть трижды разведчиком ЦРУ, вы для нас  гость и уважаемый человек.
– А вы недалеки от истины. Нарзулло, дай-ка мне вот ту зеленую папочку, – попросил Лукин.
– Может быть, не надо? – Нурзало улыбался, предполагая, что сейчас произойдет.
– Давай, давай, как я могу скрывать от товарища Убайдова такие факты.
Виктор достал американские газеты, которые уже были сложены вверх нужными статьями о Степанове.
– Насколько я знаю, вы немного владеете английским языком.
– Да, конечно.
– Вот что пишут обо мне американские газеты.
Убайдов сначала пробежал глазами по тексту газет, потом развернул их, убедившись, что это не вырезки с текстом, а настоящие целые газеты США, и только потом вновь прочитал статьи, насколько ему позволяли знания английского языка.
– Убайдов, что там интересного? – поинтересовались его коллеги за столом.
– Да, здесь пишут о полковнике Степанове, а  фото нашего гостя Лукина. Они называют его Степановым. Ничего не понимаю.
За столом воцарилась тишина.
– Виктор, и после всего этого ты будешь говорить, что ты обычный сотрудник милиции. Может, у вас там в Москве все такие, но ты точно не простой.  Я теперь вообще не понимаю, как ты в милиции работаешь? – улыбнулся Убайдов, совсем запутавшись.
   Смеялись только Лукин и Кудратов. Может, и он тоже не верил, хотя бывал у него на работе, но смеялся от души.
– Это просто работа на фестивале молодежи, – сказал Лукин.
– У Лукина все просто, и газеты в Америке о нем пишут, тоже запросто, – улыбнулся Нарзулло.
Гости расходились поздно, и было видно, что Шейра устала, но храбрилась и иногда покрикивала, шутя, на Нурзалло, а тот только улыбался и был не в силах сказать что-то от большой дозы принятого алкоголя.
– Вот, посмотри на Виктора, как будто бы и не пил, а ты улыбчивый мой. Чай будешь? – спросила Шейра.
– Чай будем всегда и много. Коней будем запрягать? – спросил Виктора Нарзулло.
– Нет, Нарзулло, сегодня не будем. Кони пьяны, хлопцы запряжены. Давай лучше утречком совершим прогулку.
Дом Нарзулло расположен на окраине города. Они  трусили рысцой по утренней росе вдоль  берега  реки Заравшан. Пыль слегка поднималась из-под копыт коней.  Напоили коней и сами поплавали в прохладной реке, что улучшило их самочувствие гораздо быстрее, чем душ.
После обеда заехали в турбюро к друзьям на площади Регистан, и как бы невзначай оказались на Фруктовой улице.
– Ну что, зайдем на чай к твоей теще? – испытывающее, с улыбкой на лице спросил Нарзулло.
– Нет, Нарзулло. Все утихло. Да и ее мать неправильно поймет мой визит. Может, у Ларисы все наладилось в жизни, и тут опять я. Она уже однажды развелась с мужем, чтобы выйти за меня замуж. Зачем? Нет, поехали. С ней бы я увиделся, и то не знаю зачем. Сам во всем виноват, а с ее мамой ни к чему.
Вечером Виктор свернул всю дальнейшую программу по осмотру Самарканда и посещению друзей.
– Нарзулло, завтра рано вставать, пора обратно домой.
– Джигит, я так и не понял, зачем ты четыре тысячи километров отмахал? Чтобы пару дней погулять по Самарканду?
– Не поверишь, именно прогуляться по Самарканду.
– Я еще вчера заметил на улице Фруктовой. Может, останешься еще на пару дней. У меня выходные, погуляем вместе, когда еще сможем встретиться?
– Нарзулло, спасибо тебе за теплый прием, но мне пора.
– Какие-то срочные дела?
– Вроде бы нет, но чувствую, что надо домой.
– Ничего не понимаю. Жена отдыхает за бугром, куда торопиться?
– Ты, брат, прав, у меня за плечами два брака, а детей нет, так куда торопиться? Личная жизнь, можно сказать, сложилась на пятьдесят процентов.
– Зато сложилась карьера и скоро настоящим полковником будешь.
– Да, кому нужна карьера. Нарзулло, я совершил ошибку с женитьбой и надо ее поправлять.
– Не можешь забыть Ларису?
– Не совсем так. С Ларисой все очень сложно, поэтому мы и расстались. Нам бы не позволили быть вместе, а сидеть за решеткой в психушке или тюрьме – особой разницы нет. Потому я не зашел к ее маме и у Наташи не стал выяснять о ней. Муторно мне в вашем городе. Приезжай в Москву, рад буду видеть.
– Тогда поехали к моим родственникам на бахчу. Загрузим тебя арбузами и дынями, потом в караван-сарай, там хорошего кишмиша и чая мешок дадим. Самаркандского зеленого и мешок черного индийского настоящего небалованного. Ты знаешь, у нас в Самарканде чаеразвесочная фабрика. Сюда поступают лучшие сорта чая из Индии, но потом его мешают с  соломой из Грузии и получается «Три слона», а мы тебе дадим настоящего в мешке из Индии, чтобы тебе хоть как-то дорогу оправдать.
– Нурзало, спасибо тебе. Я встретился с друзьями, подышал местным воздухом и обратная дорога у меня и так должна быть легкой, а ты мне еще такие подарки. Я бы не взял, но в Москве такого чая не купишь, поэтому не откажусь.
В тот момент они и предположить не могли, что в недалеком будущем Узбекистан станет отдельным государством, и перелет самолетом в Самарканд будет стоить как до Парижа. Лукин, согласись он на эту должность в Самарканде, в лучшем случае мог стать в БОМЖом без квартиры, прописки в Москве и работы. И генералов, что хотели отправить его в Узбекистан, уволят на пенсию, потому спросить было бы не с кого. Позже он еще раз убедиться в правильности своего решения.
Находясь под Астраханью, Виктор почувствовал стечение обстоятельств. Если  существует в природе то, что называют наваждением, то оно с ним произошло. Сначала в Москве на Лесной улице обознался и принял за Ларису похожую девушку. Потом предложение заместителя министра перевести его на службу в Самарканд. И, наконец, шампанское из Франции перехлестнулось с давней мечтой прокатиться на машине по Средней Азии. Он использовал последний шанс осуществить мечту без особых препятствий, так как оказался на рыбалке на полпути от Самарканда.  Вскоре такое путешествие станет почти невозможным в силу стечения совершенно других обстоятельств, поэтому надо наслаждаться, дышать полной грудью и радоваться тому, что есть сейчас.
Обратный путь у Лукина был как на автопилоте, дорога давалась легко. Дорога до Ашхабада шла параллельно железной дороги и Каракумского канала. Здесь не было проблем с лимитом бензина в связи с уборочной, и он залился полностью. В его автомобиле не было магнитофона, а радио лишь иногда ловило узбекские или туркменские мелодии, которые он не различал. За окном была одна и та же картина, а разговаривать сам с собой он не умел, потому что отдавало психушкой. Лукин проехал по бескрайним степям Казахстана в сторону Самарканда и в селах видел разруху и нищету, а сейчас возвращался через пустынные земли Узбекистана и Туркмении опять в Казахстан, заметив, что по пути не встретил ни одного столбика с надписью о въезде в другую республику. Лишь одна огромная степь или пустыня Средней Азии.
Человек не может покорить мать-природу, он может лишь уничтожить ее лучшие творения, лишив себя и своих потомков благоприятной среды обитания. Не хотелось вспоминать об освоении целинных земель Казахстана только в черном цвете, это наша история, и надо помнить трудовой подвиг наших дедов и отцов. Участвовали в той битве за урожай и его двоюродные братья – комбайнер Василий и тракторист Михаил, которые многое рассказывали об освоении целинных земель. Вкус целинного хлеба так и не получился сладким. Хлебушек был с горечью поражений в той битве. 
Первая мировая война, а следом революции 1917 года, убрали Россию с первого места в мире по производству зерна. Ее место заняло США, где за короткий срок распахали низкотравные прерии с засушливым климатом – аналог казахстанских степей. В результате хищнической распашки было нарушено экологическое равновесие прерий. Глубокая вспашка нарушила структуру некогда плодородных почв и резко сократила площади пастбищ скота. Над Великими Равнинами Северной Америки в 30-е годы бушевали черные бури и центральные штаты представляли собой «пыльную чашу». Фермеры были разорены и бежали на восток страны, пополнив армию безработных и обездоленных людей. В результате пыльных бурь пострадало 36 миллионов гектаров земель, большинство из которых стали непригодными для земледелия. К сожалению, при освоении целинных земель Казахстана не учли печальный опыт США, нельзя было забывать, что казахи многие века были кочевниками и скотоводами. В середине 50-х СССР повторил горький опыт США и поистине планетарный характер имели пыльные бури середины 1960-х годов, пронесшиеся над южными степями от Волги до Забайкалья.
На целине шла полномасштабная битва за урожай, сотни тысяч студентов и молодежи трудились бесплатно по два месяца, чтобы аграрные советские чиновники получили ордена. Со всех концов страны в Казахстан  было стянуто около двенадцать тысяч комбайнов, двадцать тысяч шоферов с автомобилями и столько же тракторов с трактористами. И чтобы битва была натуральной, уборкой урожая занимались тысячи военнослужащих, а число занятых на хлебной ниве составляло около двух миллионов человек. А в это время черноземные земли Центральной России приходили в запустение или засаживались кукурузой. Можно было бы понять ту битву, если она оправдывалась экономически, так нет. Через пять лет после начала освоения целины в СССР не было голода, но была острая нехватка продуктов и, в первую очередь зерна, за что и боролись. Только за последние десять лет с 1976 года было закуплено зерна на сумму более пятидесяти миллиардов долларов, то есть советские нефтедоллары шли на поддержку американских фермеров, а советские деревни и села так и оставались нищими.
Впрочем, и свой урожай в 16 миллионов тонн зерна создавал немало проблем. Целинные совхозы не были готовы не только к уборке, но к хранению и вывозу такого количества зерна, потому часть хлеба погибла. СССР располагал двумя третями мировой площади черноземов, занимал первое место в мире по площади сельхозугодий, на которых трудилось 23 миллиона человек, а в США всего 3 миллиона.
«Ну что, Лукин, жара и солнышко подсушили твои мозги так, что диссиденты перед твоими воспоминаниями отдыхают?», – улыбнулся Виктор своим рассуждениям и вспомнил еще несколько цифр из занимательной арифметики по сельскому хозяйству.
   В Голландии на почвах, отвоеванных у моря, 1 га пашни давал продукции на девять тысяч долларов, а в СССР на тридцать рублей. Многие регионы Казахстана остались без пастбищ и сенокосов. Руководитель Казахстана Шаяхметов пытался убедить Хрущева, что Казахстан – область скотоводческая, а не земледельческая, потому не стоит распахивать целину.  Но вождь КПСС лишил его должности и на его место поставил Леонида Брежнева…
В Красноводске Лукин удачно попал на паром до Баку. В кассе морского вокзала оплатил поездку и занял свое место на пароме, который был в пути около двенадцати часов. Здесь же, на пароме, ему объяснили, что такой путь обычно используют перегонщики машин, на пароме путь в три раза короче и очень удивились, когда узнали, что он просто путешествует. Стало выгодно летать в Туркмению за машинами, которые здесь стоят дешево. В этих краях нет зимы и дороги солью не посыпают, поэтому машины не ржавеют и выглядят как новые, но двигатель обычно требует ремонта, так как песок и пыль пустыни делают свое дело, а запасных частей нет. Да, и не ремонтируют они машины. Хлопкоробы столько приписывают себе по сдаче хлопка государству, что им не только ордена и звезды героев соцтруда дают, но и автомобили вне очереди, потому и едут к ним русские за подержанными. В России приписывать нечего, потому и машину новую не купишь.
Находясь на пароме, Лукин выяснил, что шоссе от Махачкалы до Астрахани разбитое и все ездят через Северный Кавказ на Ростов, а лучше и красивее дорога через Грузию, Абхазию. Оба маршрута Лукину были знакомы, в тех местах он неоднократно бывал в командировках и на отдыхе, потому знал чуть ли не каждый поворот на шоссе. В Грозном у него были друзья, а в Нальчике родственники жены, не говоря уж про Грузию и Абхазию, если ехать по берегу Черного моря. Рано утром он вышел на палубу парома. Черноморское побережье от Батуми до Одессы ему было знакомо и с моря и с суши, а с Каспием Лукин впервые встретился с борта большого парома. Солнце медленно поднималось над горизонтом с востока и светило в корму. Всем было ясно, что паром идет на запад. По небу  передвигались розовые с серо-сиреневыми оттенками тучки, подсвеченные первыми лучами восходящего солнышка. На Каспийском море постоянно дуют ветра и штиль здесь за счастье, потому море всегда неспокойное и мутное, особенно у берегов Баку, но все ровно лазурного цвета. Севернее расположен Дагестан и в районе Каспийска можно искупаться. Дагестанцы называют Каспий седым и умудренным аксакалом. Гребни волн похожи на клочья белоснежной бороды, которые, перекатываясь, шлепали о борт парома. Он хорошо выспался на морском воздухе и теперь любовался морскими пейзажами с голубыми далями, синим небом и бирюзовыми волнами. Ему хотелось побыстрее причалить в Баку и утопить педаль газа в пол, чтобы оказаться в знакомых местах Грузии и Абхазии поближе к цивилизации (привсем уважением к Востоку). Дорожная пыль и раскаленный песок еще долго будут ему сниться и скрипеть на зубах, но он был доволен своим железным конем, который ни разу не подвел его в тяжелых климатических условиях с разбавленным ослиной мочой бензином. Никакая иномарка не выдержала бы такого, а «Жигули» запросто.
Кто не мечтал бы проехать по «шелковому пути» на автомобиле? И Лукин частично проехал по нему через степи и пустыни Казахстана, Узбекистана и Туркмении, пересек на пароме Каспийское море с востока на запад, а теперь катил в сторону Тбилиси по низменности, по которой несла свои воды река Кура между Большим и Малым Кавказскими хребтами.  Горы слева и справа, а на альпийских лугах гуляют небольшие стада коров. Сады с яблоками, грушами и персиками. В сторону Тбилиси было две дороги и одна из них через Кахетию. Как можно было проехать мимо жемчужины Кахетии – Алазанской долины со знаменитыми винами? Она протянулась по обе стороны Куры на 150 километров. Только в старых романах или кинофильмах можно услышать: «Могу предложить настоящее Кахетинское вино». Кто помнил названия вин Восточной Грузии, то мог безошибочно назвать четырнадцать небольших городов и селений. Лукин въехал в первый грузинский город Лагодехи на границе с Азербайджаном, потому и население в нем на одну треть из соседней республики. Следом был старинный, необыкновенно живописный городок Сигнахи. Кто-то называет его царским городом, кто-то городом влюбленных, а Лукин назвал бы его городом туристов. Он расположен на террасах, соединяющихся извилистыми крутыми улочками. Фасады старых домов имеют оригинальные архитектурные украшения, как в Австрии, и заключены в обширный треугольник хорошо сохранившейся крепостной стены с башнями и воротами, с которой открывается огромная панорама Алазанской долины. Поистине бескрайнее зеленое море, раскинувшееся между двумя горными грядами, на которое можно смотреть и смотреть. Красота долины будет  еще долго стоять перед глазами…
Самое первое в истории упоминание о вине было именно отсюда, и относилось к 8 веку до н.э. Ученые официально признали, что впервые в мире вино было сделано именно здесь. Кахетинские вина изготавливаются особым способом. После давки винограда все содержимое (сок, косточки, кожура) оставляется в огромном кувшине и они вместе бродят. Местный виноград содержит много сахара и в результате на выходе получается терпкое и немного сладковатое сухое вино, но очень вкусное и охлажденное пьется с удовольствием. С кахетинским вином шутки в сторону, оно быстро валит с ног. Лукин помнил вкус домашнего кахетинского, которое подавали в кувшинах, но для такого застолья надо не менее двух дней, чтобы потом продолжить путешествие за рулем.
Первое знакомое название небольшого села Карданахи Лукин помнил по названию крепкого белого марочного портвейна янтарного цвета и небольшим привкусом меда. Портвейн любили женщины, он был награжден восемью золотыми и серебряной медалями, что красовались на этикетке, да и стоил он дороже коньяка с тремя звездами. В поселке Карданахи он поехал прямо на Гурджаани, а следом  были поселения с названиями Ахашени, Вазисубани, Мукузани и Цинандали. По Грузии он ехал как по Бордо и Бургундии во  Франции, а он верил, что когда-нибудь так и сделает. Ведь Дюма приезжал в Цинандали, а нынче и русские туристы в Цинандали редкость. В этом большом селе расположено родовое поместье князей Чавчавадзе, где гостили Пушкин, Лермонтов, Дюма и многие другие.
Через десять километров от Цинандали Лукин въехал в небольшой уютный городок Телави, который прозвучал в кинокомедии «Мимино», когда Вахтанг Кикабидзе спросил телефонистку: – «Телави?» – «Ес, ес, Тель-Авив!», – ответила та. Известен Телави и резиденцией царя Грузии Ираклия Второго, который долго процарствовал и провел около двухсот сражений. Устав от бесконечных войн, начал переговоры с Россией, а его сын подписал Георгиевский трактат, по которому Грузия стала губернией России.
В Телави Лукин купил по несколько бутылок каждого вина, производимого в Кахетии. Он не поехал в Кварели, где виноградники Кахетии растут в предгорье Кавказа в уникальных местечках Киндзмараули, Кварели, Энисели и Греми. Из винограда Саперави, выращиваемого в Киндзмараули, приготовляется одно из самых известных полусладких красных вин Грузии – «Киндзмараули». А еще в Кахетии производят «Напареули», «Телиани», «Тибаани» и коньяки «Энисели» и «Грими». Места там очень красивые, но горы видны с дороги и Лукин не поехал туда, где ранее уже бывал. В центре Телави на улице Эрекле голодного путника манили своими вкусными запахами множество кафешек и ресторанов. И как не отведать традиционное кахетинское блюдо  хашламу – вкусное вареное мясо с добавление трав, чем-то похожее на казахский «бешбармак», который он отведал недавно в казахских степях. Только в Телави он запил его стаканом красного холодного «Мукузани», а в степях мясо, подаваемое с домашней лапшой и зеленым чаем, было более жирным.
Отмотав на одном дыхании свыше семисот километров, Лукин въехал в Тбилиси, переехав мост через Куру. В центре столицы Грузии ему многое было знакомо. На Пушкинском сквере свернул направо на проспект Шота Руставели мимо колоннады ЦК партии Грузии, зданий МВД и КГБ. Остановился на центральном «Бродвее» – проспекте Руставели. Напряженность чувствовалась только в усиленной охране дома Правительства,  другая часть столицы жила в обычном ритме, который Лукин привык здесь видеть. В магазине «Воды Логидзе» все так же разливали по бокалам вкуснейший лимонад, шоколадные, ванильные и различные фруктовые газированные напитки. Здесь же готовились аджарские и мингрельские хачапури.
За МВД свернул на узкую улочку, в тихом переулочке, рядом с площадью, все так же стояла закусочная Георгия, где подавали самые вкусные шашлыки и охлажденное вино. В невзрачном на вид заведении обедали его местные коллеги из МВД, потому и шашлык  был самым лучшим в Тбилиси, а сосиски делали из настоящего мяса. Всю дорогу до Тбилиси Лукин вспоминал те сосиски и сейчас заказал именно их с домашней горчицей и лавашем. При накалывании вилкой натуральная оболочка сосисок трещала, брызгая соком, и вкус остался прежним. По маленьким улочкам Старого Тбилиси он выехал к винной лавке, в которой лет пять назад покупал с коллегами грузинское вино. Все тот же грузин лет пятидесяти плотного телосложения с большими усами и тот же ассортимент вин и фруктов. Лукин его помнил, а тот вряд ли.
– Гамарджоба, генацвале! – поприветствовал его Лукин.
– Гамарджобат, – ответил грузин, – дзалиан михариа тквени нахва.
– Я тоже рад вас видеть, но на этом мой грузинский заканчивается. Чуть не  сказал по русской привычке, что хочу купить хорошего вина, забыл, что в Грузии нахожусь, а здесь все вино хорошее.
– Спасибо. Какое вино хотите, красное или белое? – спросил грузин.
– Я проехал через Телави. Как можно было не побывать в Кахетии и не купить вина? Я бы еще съездил в Западную Грузию за «Твиши» и «Хванчкарой», но, боюсь, времени не хватит, потому взял бы по шесть бутылок каждого. У Вас все так же вино поставляют с первого Тбилисского ликероводочного завода? Там разливают, не балуя.
– Вы, что наш, тбилисский? – спросил грузин, покручивая усы.
– Нет, из Москвы.
– Откуда же такие познания о нашем вине и о моем магазине?
– Я раньше покупал у вас вино со своими коллегами Романом Гвенцадзе и Георгием Гулуа.
– Из МВД?
– Да, да.
– Тогда все понятно, они мои постоянные покупатели. А почему сейчас один? 
– Я в Тбилиси проездом. Отоварюсь у Вас хорошим вином на дорожку и позвоню коллегам. У них сейчас забот гораздо больше стало, нежели когда мы приходили к вам в магазин.
– Да, Роман теперь начальник УВД столицы Грузии, а Гия Гулуа начальник района в Тбилиси. Я бы предложил еще «Ркацетели-Кахури», цвет у него темно-желтый и небольшой привкус терпкости. Настоящее кахетинское вино,– заключил грузин.
– Тоже пять бутылок, а «Хванчкара» двадцатый номер, которую Сталин пил?
–  Другого не держим, – улыбнулся грузин, – от меня в подарок пару бутылок Оджалеши, его тоже в Западной Грузии делают, но если поедете в село Твиши или деревушку Хванчкара, то не значит, что там сможете купить вина в бутылках. У них много отличного домашнего вина, которое они делают для себя и вас могут угостить, а если в бутылках, то лучше купить у меня. Вы правильно сказали, что первый завод не балует вино.
– Спасибо. Вы мне упакуйте вино в коробки, чтобы до Москвы дорогой не разбить.
– Все сделаю, дорогой, и в машину погружу.
Лукин во время командировок в Грузию выпил столько различных грузинских вин, что мог безошибочно определить их по вкусу и цвету, или взять их на нюх, не пробуя. Только с главным инженером Борисом, приехавшим на реконструкцию ликероводочных заводов в Тбилиси, выпил море разного вина, не прошедшего линию розлива на заводе, а значит, не тронутого и никем не разбавленного. Полтора месяца в гостинице «Иверия» им каждый день подавали в номер горячие шашлыки из ресторана с шестнадцатого этажа, а вином и коньяком, которыми был забит их номер-люкс, они могли напоить не одну грузинскую свадьбу. Бориса снабжало руководство завода, чтобы он не торопился закрыть завод на реконструкцию. То были золотые времена.
Лукину нравились хорошие грузинские вина, но сегодня он не просто так заставил им весь багажник. Ему было известно об отношении коммунистов из ЦК к виноградникам. В двух майских указах прошлого года о борьбе с пьянством прямо говорилось о выращивании винограда столовых сортов, а инициатор борьбы  секретарь ЦК КПСС Егор  Лигачев, правая рука генсека Горбачева, накручивал секретарей партии на местах. Не войны и оккупация фашистами Крыма и Кубани, а его «сухой закон» поставил на грань уничтожения «Массандру», «Абрау-Дюрсо» и другие винзаводы. «Массандра», как и все известные винзаводы мира, за свои 150 лет существования  хранит образцы выпущенных вин. Но посетивший завод во время отпуска в Крыму Лигачев отдал команду уничтожить вино, а винзавод «Массандра» закрыть, не понимая, что там были вина стоимостью в миллион долларов. Лукин понимал, что покупает грузинские вина последнего урожая.  В голове не укладывалось, но так и будет.
Через пять месяцев к новому 1987 году в Кахетии, Хванчкаре и на других виноградниках Грузии вырубят и уничтожат три четверти лозы винограда, создаваемой веками, а следом закроют винные заводы из-за отсутствия винограда. Грузия фактически лишится семенного фонда и селекционных лоз, а значит и надежд на восстановление первых в мире сортов вина, которые производили в Кахетии с 8 века до нашей эры.
За двадцать восемь веков существования Кахетии лишь однажды в 1616 году разъяренный прежним поражением от грузин иранский шах Аббас I вновь окружил многотысячным войском непокорный народ. Кахетинцы не сдавали без боя ни одной крепости, ни одного села и оказывали врагу упорное сопротивление. Красноголовые кызылбаши шаха разрушили церкви и монастыри, вырубили сады и виноградники, разорили села и деревни, но то были иранцы. Грузинские виноградники попали под топор антиалкогольной политики Егора Лигачева, что сыграло на антироссийских настроениях. Хотя надо признать, что Лукин и после не встречал ни одного грузина, который был бы настроен против русских, и не предложил отведать за столом хлеб-соль. Но скоро у грузин появятся другие заботы, борьба за власть и им будет не до гостей.
Лукин позвонил Георгию Гулуа, которого местные звали Гией. Во время учебы  в Академии МВД они подружились, но в Грузии ни разу не встречались. Гия теперь начальник милиции в Дегомском районе Тбилиси.
–  Я сегодня не успел пообедать, а теперь пора ужинать. За тобой машину прислать? – спросил Гия.
– Спасибо, я в Тбилиси проездом и сам за рулем, но машину могу оставить у тебя, если будем выпивать.
– Как же в Грузии и не выпивать? Но скажу честно, времени в обрез. Можем только по сто грамм, так что смотри, как быть с машиной.
– Чтобы не создавать тебе лишние трудности, я приеду на машине и выпью немного. Идет?
– Ты всегда увиливал от пьянок с однокурсниками в Академии и сегодня пытаешься?
– Ну, ты тоже с гармошкой не гулял по Москве, – засмеялся Лукин.
– Хорошо, наши интересы к выпивке мизерные, я тебя жду. Сам найдешь?
– Кто не знает в Тбилиси Дигомского массива?
Они присели в отдельном кабинете ресторана. В Академии все слушатели ходили в форме, а им, как руководителям отделов уголовного розыска, выдали пропуска для ношения штатской одежды. Сегодня Георгий был в форме полковника милиции.
– Георгий, поздравляю с полковником.
– Спасибо. А ты как?
– Третья звезда на подходе, – Лукин не стал показывать удостоверение полковника Степанова, которым он мог сверкнуть перед узбеками или девчонками.
– Ну, молодчик. Ты у нас на курсе всегда от всех отличался.
– Так же, как и ты – пропусками лекций, а потом сдачей по три экзамена в один день. Если бы не учебно-методическая часть, которая запрещала сдавать в день несколько экзаменов, то мы бы их сдали разом вместе с государственными.
– Верно. Наши однокурсники знали об этом и некоторые набивались в друзья, но я общался только с тобой и со старостой курса. Ты всегда тихо приходил, сдавал все без суеты и так же растворялся на месяцы до следующей сессии. Все знали, что ты руководитель уголовного розыска, в центре Москвы, да еще «блатной».
– Да, ладно, не скромничай, у тебя знакомых профессоров на кафедрах было не меньше, – парировал Лукин.
– Мне рассказывали, что ты первый вступительный экзамен отмечал с преподавателями на берегу Москвы-реки с цыганским ансамблем, правда, что ли?
– Было дело. Что-то захотелось похулиганить, вот и оторвался. Пустячок, а многим запомнился своей неповторимостью.
– Вот-вот. Что будем пить? Я предлагаю местный коньяк «Тбилиси», двадцать пять лет выдержки, очень хороший. Я позвонил Роману Гвинцадзе и сообщил, что ты у меня в гостях. Он обещал к нам присоединиться ненадолго, если обстоятельства позволят, но, думаю, вряд ли у него получится. Ты надолго к нам?
– Я же сказал, проездом.
– Да, я услышал тебя, но непонятно, как в Тбилиси можно быть проездом?
– Сейчас я еду из Самарканда, до этого рыбачил под Астраханью. Потом захотелось проехать по «шелковому пути», правда в Колхиде придется свернуть в сторону Ростова.
– Все это романтично, но одному по «шелковому пути» не опасно?
– Ты правильно подметил, что романтично, а с нашей профессией, где не опасно? – улыбнулся Виктор.
   Коньяк был высшим, каких Лукин давно уже не пробовал. Запах коньяка в момент наполнил кабинет ресторана. Георгий говорил тосты за мир, семью и дружбу.
– Георгий, как оперативная обстановка в твоем районе?
– Сложная, – улыбнулся Георгий, – сам понимаешь, в нашем районе живут незнатные грузины, безденежные армяне и курды.
– Неплохой интернационал.
– Виктор, я недавно вышел через агентуру на знаменитый в древности «шелковый путь», только теперь по нему контрабандисты водят караваны с героином из Афганистана. Часть идет в обход Грузии через Иран, но есть информация, что везут по тому пути, что ты проехал, через Термез, Ашхабад далее по Каспию на Баку и через Тбилиси в Батуми. Потом через Турцию в Италию и другие страны Европы.
– Вполне реальный  путь контрабанды и я с ним сталкивался частично в районе Батуми и Турции.
– А можешь с этого места поподробнее?
– Вряд ли, Георгий. С той поры прошло почти десять лет, и все материалы тогда я передал в КГБ, так как там были замешаны пограничники.
– Значит, все реально с моей информацией?
– Более чем. После передачи информации в КГБ все мои фигуранты исчезли. Их не посадили, и уголовного дела не было, а они просто исчезли и больше мои источники о них ничего не слышали. Поэтому будь осторожен с такой информацией.
– Спасибо, Виктор. Буду иметь в виду. Жаль, что не останешься до выходных, я бы организовал твой отдых.
– Спасибо за предложение, но мне надо в Москву. Позвони, когда будешь в Москве, обещаю культурный досуг на высшем уровне.
– Обязательно позвоню.
   Немного коньяка под хороший обед не затуманил их мозги. У Георгия были неотложные дела по работе, а Виктор знал Тбилиси не хуже местного жителя. Он исходил здесь все улочки, но тогда он бывал в командировках и его коллеги не давали ему скучать, а теперь они были свободны только вечером после работы и то, если не было дел дома. Потому он сказал Георгию, что ему надо в Москву, сам не понимая, зачем торопиться, ведь ему еще гулять и гулять в отпуске…
   Он выехал на шоссе в сторону Кутаиси, по которому ездилдо этого неоднократно и знал повороты, подъемы и спуски. Путь несложный, и можно было бы к полуночи добраться до места, всего каких-то 250 километров, по сравнению с тем, что он проехал – ничто. 
 В двадцати километрах от Тбилиси по пути показалась Мцхета – древний город, первая столица Грузии, в которой христианство было провозглашено еще в 337 году. Когда он подъехал к Мцхете, солнце уходило за гору, но еще освещало завораживающий вид лесистых гор и панораму древней столицы Грузии с величественными соборами Светицховели. Дневное светило уже не шпарило жаркими лучами, а мягко высвечивало мелкие детали природы. Такой час назывался часом фотографа, когда получаются красивые снимки. Воздух был настолько прозрачен, будто картины природы он рассматривал через объектив фотоаппарата, над слиянием рек появилось облако пара и поплыло в сторону лесных гор. От деревьев и домов быстро росли их тени, а лучи уходящего солнца придали им золотистый блеск. В горах такие пейзажи быстро меняются, и с заходом солнца за гору синеет небо, а вскоре появляются звезды и тени исчезают. Город зажигает огни фонарей и наступает ночь. До полуночи еще далеко, но в горах темень, что в двух шагах ничего не видно, однако на фоне неба чуть дальше на горе виднелись очертания храма Креста-Джвари.
Сказывалась усталость, и после конька рулить по ночной трассе было нежелательно. Лукин считал, что водит автомобиль аккуратно, чего не скажешь о грузинах, тем более на ночной трассе, да и желание еще раз полюбоваться открывшейся красотой взяло верх. Как можно было проехать мимо? По пустыни он мог ехать ночью, потому что прохладно, машин нет и смотреть там не на что. Лукин решил отдохнуть в этом святом месте до утра.
Мцхета город туристов и с гостиницей не было проблем. Он заказал обычный одноместный номер, взял из машины зубную щетку с пастой и вышел прогуляться. Каменные стены жилых домов с одинаковыми черепичными крышами и  мощеные брусчаткой улочки… Раньше он приезжал в Тбилиси и вечерами прогуливался по тихим улочкам столицы Грузии либо приезжал сюда, а потом возвращался в интуристовскую гостиницу «Иверия», где до поздней ночи писал письма Лауре в Париж. Десятки писем он отправил из Тбилиси, зная, что ответ получит только дома в Москве, но, сколько было  романтики и любви в тех письмах! И как давно это было…
С храмового холма он всегда любовался слиянием Арагвы и Куры. Одна – грязно-желтая, другая – изумрудно-зеленая, на их пересечении, как на палитре художника, водный поток приобретает горчичный цвет и несется в сторону Тбилиси. Где-то недалеко от Мцхеты  стоял полк, в котором служил Лермонтов, и воспел сказочную красоту природы: «Немного лет тому назад, Там, где, сливаяся, шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры, Был монастырь...».
С заходом солнца город туристов не затихал, вокруг гуляли влюбленные парочки и компании девчонок, поглядывавшие на одинокого автотуриста из Москвы с любопытством. Одному гулять по городу он посчитал неприличным, да и устал настолько, что присел за столик уличного кафе, решив, что чашка хорошего кофе не помешает ему крепко заснуть после насыщенного событиями дня.
Он проснулся рано утром, когда на серо-голубом небе еще мигали ночные звезды и завис полумесяц бледного белого цвета. Полусонная администраторша рассчитала его за пять часов сна как за полные сутки, за стойкой бара никого не оказалось, и Лукин позавтракал в автомобиле остывшим чаем из термоса и хачапури. С реки подул влажный ветерок, наполнив утро свежестью, и он с наслаждением тронулся в путь. Ему нравилось утреннее шоссе, когда прохладно и нет машин. Через три часа пути Виктор пересек в Кутаиси по проспекту Шота Руставели мост через горную реку Риони и свернул направо. Он не знал, на какой именно улице находится дом его московского друга Виталия, но легко нашел по памяти. Ориентиром был мост, который он проехал, а далее единственная дорога вела на гору к храму Багратаи, слева от которого стоял одноэтажный дом.
На склоне горы с домами по обе стороны шли узкие улочки. Его отчий дом стоял на краю склона с участком земли в пятнадцать соток с яблонями, грушами и хурмой, а также с большим альпийским газоном посередине. Все соседние участки были все в мандаринах и грядках. Виталий приезжал сюда на несколько дней и земледелием не занимался. Он лишь встречался с друзьями за столом, говорил красивые тосты, после чего возвращался обратно в Москву. Лукин созванивался с ним в столице и знал, что тот должен быть сейчас в Кутаиси. Правда, Виталий мог загулять у друзей, но у него хорошая привычка в любом состоянии возвращаться домой, потому рано утром Лукин надеялся застать его дома. Он тихо подъехал к покосившемуся штакетнику, огораживающему его участок, но Виталий уже вышел на крыльцо в спортивном костюме, – так быстро оделся, как будто спал в нем.
– Гамарджоба, батоно Виталий Калистратович, – сказал Лукин все грузинские слова, что знал.
– Гамарджобат, дорогой, – поздоровался Виталий, – откуда ты в такую рань? Давай, проходи, рассказывай. Ты вроде бы под Астраханью рыбачил.
– Да надоела рыбалка, и махнул в Самарканд, а оттуда к тебе.
   Виталий пошарил глазами по воздуху, соображая, где находится Самарканд.
– Чего тебя туда занесло?
– Ветром с Востока.
– Знаем мы твой ветер, ты и раньше туда мотался. Что же там такого интересного?
– Уже ничего, Виталий. Ты не обижайся, я в Кутаиси проездом. Забежал поздороваться, чаю выпить и дальше на Москву.
– Если бы ты сказал мне такое на Арбате, может быть, не обиделся, потому что в Москве мы часто видимся, а тут никакие проезды мимо не принимаю. Загоняй своего железного коня во двор. Я попрошу соседа, чтобы отвез нас на рынок. Купим продукты, я накрою настоящий грузинский стол. У меня осталось несколько бутылок вина, но лучше съездим в село Хванчкара  возьмем большой кувшин хорошего домашнего. Поставим его в мой семейный родник и посидим за столом.
  В пяти метрах от его дома из горы вытекал по желобу родник в небольшой каменный бассейн, покрытый зеленым мхом.
– Виталий, у меня целый багажник вина из Кохетии, а на стол нам и сыра с зеленью хватит.
– Ты что? Я слушать тебя не хочу. В кое-то веки ко мне приехал в Грузию друг, я должен угостить тебя по-царски.
– Виталий Калистратович, ты не прав, потому что хоть ты и в родном доме, но больше похож на московского гостя в Кутаиси. Мы с тобой часто встречаемся в твоей квартире на Арбате, и, отведав многие твои грузинские блюда, прекрасно знаю, какой ты авторитетный повар.
– Опять ты не прав. Даже на Черемушкинском рынке продукты не совсем те, что можно покушать в Кутаиси. Вопрос закрыт, – сказал Виталий.
    Они подошли к калитке, к которой подъехала серая «Волга». Из нее вышел грузин лет пятидесяти, худощавый, высокого роста в джинсах и ковбойке голубого цвета.
– Гамарджоба, Вахтанг. Познакомься с моим другом их Москвы, Виктором,– представил его Виталий.
– Гамарджобат, батоно, – поздоровался Вахтанг, пожал им руки и о чем-то заговорил по-грузински.
– Вахтанг, ты хорошо знаешь русский, а Виктор не знает нашего языка, – сказал Виталий.
– Я предлагаю поехать на рынок и за вином, если друг приехал. Обычно такие продукты у нас в доме есть, но Виталий сам домой в гости приехал, потому надо на рынок, – сказал Вахтанг.
– Так мы об этом только что и говорили, – сказал Виталий, – Вахтанг, открой ворота, Виктор загонит свою машину.
– Все сдаюсь, – сказал Виктор.
– А ты еще сомневался? – спросил Виталий.
   Виктор достал из салона большую дыню «торпедо» и арбуз.
– Виталий, прими дары Самарканда и чай настоящий индийский, не балованный пополам с грузинским.
– Неужели прямо из Самарканда? – спросил Вахтанг.
– Два дня назад сам на бахче сорвал.
– Вахтанг, этот джигит в свое время ездил в Крым на мотоцикле, а что ему стоит мотнуться до Самарканда. Спасибо за подарки. Он бы и чай привез из Индии, но туда не пускают, – засмеялся Виталий.
– Хорошо, когда гость приезжает рано утром, можно на рынке и хаши покушать перед дорогой в горы, если наш гость не устал с дороги,– сказал Вахтанг.
– Вахтанг, я хорошо отдохнул в Мцхете, а на рассвете поехал в Кутаиси, – сказал Виктор.
– Тогда могу предложить на завтрак стакан вина и сыр, – сказал Виталий.
– Если я сегодня не буду рулить, то можно по одному стаканчику на дорожку, – сказал Виктор.
– По одному в Грузии не выпивают, – уточнил Вахтанг.
– Может, тогда не будем начинать так рано? Виталий, я с удовольствием бы покушал с утра люляшки, что готовят у моста через Риони. Они мне так понравились в прошлый раз, что их вкус до сих пор помню, – сказал Виктор.
– Желание гостя для меня закон! Поехали, Вахтанг, в закусочную к Гиви, а потом на рынок.
   Покушать в Кутаиси проблем не было. На каждом шагу кафе и небольшие закусочные, в которых можно заказать от свежей выпечки до шашлыков на углях. Можно отведать хачапури имеретинские,  мингрельские или лобиани с фасолью. Все очень вкусное и очень острое, но в закусочной Гиви готовили люля-кебаб на углях, которые можно с языком проглотить. Соус к ним подавали особый. Прохладное сухое домашнее красное вино с обжигающим жаром люля – это было что-то!
  «Как приятно после трех тысяч километров после Самарканда  оставить на время руль и получать удовольствие на берегу грохочущего потока Риони», – подумал Виктор и уже не торопился домой.
– Поедем на рынок Чавчавадзе,  там выбор больше и товары посвежее, а главное дешевле, потому что подальше. В Кутаиси лучше покупать продукты на рынке. В магазинах неизвестно, сколько они лежат, да и цены выше, – сказал Вахтанг.
– На лотках под крышами стояли колхозники из ближайших селений, которые что только не предлагали. В металлических клетках кудахтали куры, орал, как резаный, петух, которого могли в скором времени бросить в котел, визжали молодые поросята, которых тут же на рынке запекали в печи. Живодеры, одним словом. Они купили уже ощипанную курицу, большую кефаль и корейку баранины.
Пока ходили по рынку и сами пропитались запахами специй. Он просто  висел в воздухе и дурманил, потом еще долго сопровождал их до автомобиля. Как и на восточном базаре горки чего-то желтого, бурого, рыжего, зеленого, красного, серого в больших тазах занимали добрую треть рынка.
– Виталий, помоги мне выбрать сыр для дома в Москву, специи для соуса баже, орехи грецкие, хочу приготовить сациви, когда приеду.
– Чтобы сделать сациви по-грузински надо и курицу в Кутаиси покупать.
– Курицу не довезу, испортится по такой жаре.
– Хорошо, я прилечу самолетом и привезу курицу, а лучше сам и приготовлю. Но специи я тебе сделаю для разных блюд и сыр сейчас выберем. Я знаю, ты хорошо умеешь готовить.
 Головки сыра лежали в стопках рядами. Виталий со знанием дела попробовал несколько из них и сделал выбор, купил на стол и Виктору. Рядом стояли баки мацони, напоминающий кефир. Купили несколько пол-литровых банок, на утро после выпивки он хорошо оттягивает голову. И, конечно, знаменитые чурчхела – орехи в виноградном соке и тхлапи в форме  блина, изготовленного из сока сливы, яблока или фейхоа.
– Я взял тебе три стакана сванской соли, которую перемешаешь по вкусу со специями и получится вкусная приправа для любых блюд, – сказал Виталий, – знаю, ты красное лобио любишь. Вот тебе фасоль и специи к ней. Орехи грецкие купили, а кинзу дома на рынке купишь.
– Виталий, все, больше ничего не надо.
– Тогда мы тоже все закупили и поехали домой.
Вахтанг с Виталием сложилив багажник машины пакеты скурицей, кефалью, бараниной, множеством различной зелени, специй, сыром, сметаной, лавашом. И все таскали и таскали, как будто свадьбу закатывали.
– Сейчас мы все завезем моей жене, и Нино нам все приготовит и накроет на стол во дворе у Виталия, а мы пока съездим за вином, – сказал Вахтанг.
– Виктор, вот хорошо такого соседа иметь. На рынок отвезет, его жена все приготовит и стол накроет.
– Батоно Виталий, мы с тобой вместе выросли, и наши родители всегда дружили и сколько добра друг другу сделали, а ты приезжаешь на несколько дней в родной дом, так неужели мы с Нино не поможем тебе нормально отдохнуть?
– Спасибо, Вахтанг.
   Они занесли продукты на кухню Нино, которая деловито осмотрела их, чтобы ничего не было забыто к столу, одобрительно кивнула.
– Мы с Виталием живем в старом городе на правом берегу Риони в Европе. По мнению древнегреческих историков по Риони проходила граница между Европой и Азией. Сколько раз мы с утра переехали по мосту в Азию?– сказал Вахтанг.
– А я думал, что граница Азии и Европы на Урале находится, – улыбнулся Лукин.
– Об этом сваны и на Востоке Грузии не знают. Главное, что у нас Европа, – засмеялся Виталий. 
– Хванчкара в Москве совсем не та. Сегодня ты попробуешь настоящее, домашнее вино, причем у моего знакомого, но до этого проведем дегустацию на сельском рынке, чтобы ты почувствовал разницу между вином, которое делают на продажу туристам и тем, что сделано для себя и друзей, – сказал Вахтанг.
– Мне и так понятно в чем разница, – сказал Лукин.
– Пока не попробуешь, не поймешь. Село Хванчкара расположено на склоне горы и лишь на полосе земли между горами Кавказа и рекой Риони произрастает аборигенный грузинский виноград Александроули и Муджуретули, из которых получается всего десять тысяч бутылок Хванчкары. Еще отними от них бочки вина, что стоят в каждом дворе села. Получается, что настоящее вино мало кто пробовал. На других склонах растет такой же сорт винограда, но вино из него получается немного другое, почему я и говорю, что надо попробовать и то, и другое.
После Ткибули начался горный серпантин на перевал, с которого открывались фантастические виды на Шаорское водохранилище. Вдали  снежные шапки Кавказских гор, словно белые облака, зависли над горной рекой Риони, которая берет свое начало на  горном  хребте, сурово объятом ледниками. Ниже ледников с гор спускаются живописные долины с альпийскими лугами и чистейшими озерами, потому область Рача Лечхуми называют Грузинской Швейцарией. Земля здесь словно нарисована яркими красками – от ярко-зеленых ковров дубовых, сосновых лесов до фиолетово- синих потоков воды на фоне белых ледников.
Город Амбролаури встретил их на въезде памятником в виде огромной бутылки вина Хванчкара со знаменитой красной этикеткой.
– Мы приехали? – спросил Лукин.
– Еще немного. Переедем горную Риони, и будет село Хванчкара, а это город Амбролаури. Здесь, как в Сванетии, даже старики не говорят по-русски. Со времен присоединения Грузии к России так и не дошла к горцам ни  царская, ни советская власть, – сказал Виталий, – посмотри, справа открылся вид на Эльбрус.
– Красиво, – Лукин направил фотоаппарат в сторону снежной шапки Эльбруса и сделал пару снимков.
Село Хванчкара, прославившееся на весь мир своим вином, компактно приютилось на склоне горы с одноэтажными и двухэтажными домами, обнесенными заборами.
– Чтобы почувствовать весь колорит кавказского горного села надо посетить местный базар, попробовать вино, а потом, как я обещал, пойдем к моему знакомому Гиви и купим вина для дома, – сказал Вахтанг.
Среди домов и хозяйственных построек в каменистом закоулке села Хванчкара стоял длинный дощатый прилавок, на котором красовались свежие и сухие  фрукты, сыры, имеретинские хачапури, бочонки и стеклянные бутыли с вином. Все издавало непередаваемый аромат так, что Лукин невольно сглотнул слюну. За прилавком лениво восседали разморенные на жаре продавцы. Увидев русского покупателя в лице Лукина, они оживились. Солидный грузин с большими усами позвал его рукой к себе и налил стакан вина.
– Подходи, генацвале, пробуй! У меня самое лечебное вино! Как можно после дороги не выпить стакан прохладного вина?
– Хванчкара? – спросил Лукин.
  Продавцы оживились после его вопроса и некоторые засмеялись, а усатый грузин пояснил с улыбкой:
– Генацвале! Наше село Хванчкара и вино у всех Хванчкара.
   Лукин сделал глоток вина, посмаковав для приличия, как знаток данного напитка и осушил стакан. Через пару минут стало веселей общаться с продавцами. Вахтанг пить не стал, а Виталий попросил налить треть стакана на пробу.
– Как вино?– спросил Виталий.
– Похоже на московский разлив Хванчкары, – улыбнулся Лукин.
– Вахтанг, а наш гость хорошо разбирается в вине, – улыбнулся Виталий.
– Как я могу забыть вкус настоящего вина, если у тебя дома мы выпили двадцатилитровый бутыль, – сказал Лукин.
– Тогда больше нечего сравнивать, пошли к Гиви, – сказал Вахтанг.
  На том их дегустация закончилась, но они шли вдоль прилавка, а добрые горцы, стоявшие через каждый метр, наливали по полному стакану свои вина: Хванчкару, Оджалеши, Твиши, а молодой продавец предложил им вино Усахелоури.
– Такое вино и я попробую, – сказал Вахтанг.
   Они выпили по стакану, и Вахтанг одобрительно покивал головой.
– Усахелоури очень редкое и дорогое даже для Грузии вино, его можно попробовать только здесь, так как данное вино не составляет товарной партии и его практически не разливают по бутылкам, – Вахтанг протянул деньги за вино, но продавец отклонил его руку.
– Могу продать литра три, не больше, если надумаете, заходите, – сказал продавец.
   Они поблагодарили продавца, и пошли к Гиви.
– Если у каждого попробовать, то в конце базара рухнем, – сказал Лукин,  – поразительное вино, от него получаешь легкое веселое опьянение. Нет такой тяжести, как от водки.
– Оно легкое, но коварное. Опьянение может наступить внезапно и очень плотно, – улыбнулся Виталий.
– Я помню, – сказал Лукин, – но горный воздух Кавказа через час выветрит хмель.
Двухэтажный дом Гиви из белого камня со своеобразной архитектурой и множеством хозяйских построек во дворе был внушительных размеров. Он явно выделялся  среди других скромных домов села. Хозяин стоял на крыльце и увидел Вахтанга с гостями.
– Манана, жена моя! Скорее накрывай на стол, у нас дорогие гости! Неси сыр, зелень, лаваш и все остальное, а мы с гостями спустимся в подвал за вином, – сказал Гиви.
  Манана, худощавая шустрая грузинка лет сорока пяти, темноволосая  с косынкой на голове и в простом ситцевом платье пригласила гостей к столу во дворе и тут же, как на скатерть самобранку, на стол посыпались различные закуски.
– Гиви, мы ненадолго. Нашему гостю надо завтра ехать в Москву, – сказал Вахтанг.
– Как можно приехать в горы ненадолго. Гостю не понравилось у нас? – спросил Гиви.
– Нет, Гиви я такой красоты нигде не видел. Говорят только в Швейцарии что-то похожее есть, но я думаю, что ваше село красочнее, – улыбнулся Лукин.
– Тогда другое дело, пошли в подвал, – сказал Гиви.
Перед гостями открылась картина винного погреба. Бочки различных размеров с кранами и датой изготовления благоухали вином.
– Вот  бочонок Хванчкары, который сделал мой прадед, – сказал Гиви, любовно поглаживая бочку, – золотое вино, ему цены нет, но для дорогих гостей не жалко.
   Гиви открыл кран и налил в керамические кружки золотого вина, подав гостям. Лукин маленькими глотками смаковал вино с неповторимым букетом, слабой терпкостью и запахом меда, впервые почувствовав вкус настоящей Хванчкары. Следом Гиви показал бочки, которые ставил его дед, потом отец и другие родственники, но они отказались дегустировать, потому была опасность не выбраться из винного погреба. Гиви наполнил кувшин понравившегося Лукину прошлогоднего вина, и они поднялись обратно. Манана накрыла стол как на свадьбу, но они остановились на выпитом кувшине вина. Вахтанг извинился и Гиви наполнил ему вином все емкости, что тот привез с собой, зная, что в селе с тарой проблема.
К обеду они немного запоздали, когда вновь пересекли мост через Риони и въехали на холм к дому Виталия. Горная Риони с грохотом несла свои воды и вряд ли она меняла свое русло, зажатое среди скал, со времен пребывания в древней Грузии аргонавтов. Историки утверждают, что Ясон с аргонавтами прибыл именно в Кутаиси и легенда о золотом руне имеет историческое подтверждение, так как в горах Грузии намывали золото, погружая шкуру барана в воды золотоносной реки. На руно оседали частицы золота.
Надо признать, что все овощи, фрукты, сыры или мясо в Грузии имеют высший вкус. Грузинская кухня  гениальна своей простотой, но сегодня Нино приготовила  блюда со знаменитым  соусом баже из грецкого ореха и специй. На столе был не менее знаменитый зеленый и красный ткемали, без которого грузинский стол просто невозможно представить. Салат из огурцов и помидоров с зеленью, чесноком и растительным маслом, просто горка зелени с редиской, огурцами и помидорами. Шашлыки в Грузии не маринуют, чтобы не забивать  вкус мяса, потому что оно и так отличное.
In vino veritas, утверждали древние философы и поэты, а нам сейчас предстоит выяснить, правы ли они были, что «истина в вине», – сказал Виталий, разлив по стаканам вино.
Лукин давно заметил, что в Грузии собираются за столом стихийно. Обычно в селах или как у Виталия дома столы накрываются на лужайке, друзья заходят и садятся за стол. Потом выпили за тамаду Надари и тут началось. Лукин был доволен большой компанией, потому что среди них можно было не доливать вина до краев специально выбранной им непрозрачной кружки. Виталий знал, что ему утром за руль, а всем того не объяснишь.
– В Грузии тосты облагораживают застолье, превращая обычную пьянку в торжество. Сказать тост все равно, что пожелать приятного аппетита друзьям, – сказал Надари.
– А время, проведенное за столом с друзьями, наверху не засчитывают в прожитые годы, – дополнил Виталий.
– Правильно сказал хозяин дома, но он перебил тамаду, потому ему в качестве штрафа первым говорить тост, – сказал Надари.
– Извините, батоно Надари, – Виталий поднял стакан с вином и продолжил, – в древности, когда Господь раздавал людям земли, грузины опоздали, поскольку долго сидели с друзьями за столом, а когда явились перед Богом, он им сказал, что свободных земель больше не осталось. На это грузины ответили, что опоздали из-за того, что пили за здоровье Господа, и пригласили Его поучаствовать в застолье. Господь так замечательно провел время, что решил подарить грузинам землю, которую припас для себя. Воистину, Грузия – божественная страна! За нашу Грузию!
Тосты сыпались один за другим и серьезные и шутливые.
– Высоко в кавказских горах один сван пас стадо коз. Над белыми шапками гор в голубом небе парил орел. Он увидел козла, сложил крылья, камнем упал, схватил его и полетел. Сван схватил ружье, прицелился, выстрелил и попал в орла. Орел упал на дно самого глубокого ущелья, а козел полетел дальше!  Так выпьем за то, чтобы орлы не падали, а козлы не летали!– под общий хохот сказал Вахтанг.
До темноты они с тостами и разговорами прикончили десятилитровый кувшин вина, который стоял под ледяной струей родника. Лукин попросил Нино заварить ему в один термос чай, а в другой кофе на дорожку, но она накрутила ему шашлыков, сыра, лаваш и фруктов. Он выпил на ночь банку мацони и приготовил еще одну на утро. В доме окна были нараспашку, а горный воздух с усыпляющими запахами сада и выпитого вина сделали свое дело. Он спал так крепко, что ему приснились заснеженные вершины с альпийскими лугами и с серебристыми змейками рек. Утро было как всегда свежим, полусонный Виталий вышел в халате проводить его. Договорились созвониться в Москве.
Чем ближе Лукин подъезжал к Черному морю, тем больше было населенных пунктов, в которых проживали его друзья и знакомые, но после встречи с ними он мог не скоро добраться до Москвы. В Зугдиди еще руководил милицией Фредон Нестерович, о котором коллеги шутили – если на одну чашу весов поставить Фредона, а на другую все его деньги и ценности, то они перевесят, а сам начальник весил около центнера. Зугдиди называли маленьким Бомбеем из-за жуликов разных мастей, наполнивших этот город в западной Грузии. До Сухуми оставалось сто километров через чайные плантации Гали, вскоре в Очамчире показалось Черное море. Местные джигиты летают в Москву из сухумского аэропорта и поистине летают на Жигулях и по трассе от Зугдиди за час. Лукин устал крутить головой, то одни сзади мигали ему фарами, требуя уступить дорогу, а справа узкая обочина и горы, то другие неслись в повороте лоб в лоб, словно майские жуки, не понимая, что при такой скорости от них самих, как при ударе жуков о лобовое стекло, останется мокрое место.
Ничего не оставалось, как принять их манеру езды, чтобы хотя бы зад автомобиля сохранить в целости. Спустя час после Зугдиди Лукин въехал по улице Ленина на набережную Сухумского порта, где витал все тот же запах морских водорослей вперемешку с ароматами экзотических цветов и вечнозеленых насаждений. Из приоткрытого окнаместного  кафе потянуло  запахом свежеприготовленного божественного напитка – кофе по-восточному. Лукин прошел ближе к морю, где за барной стойкой под открытым небом готовили такой же кофе, запах от которого расходился далеко по набережной.
Очарование сухумских кофеен связано с душистым и жгучим запахом кофе, которое на глазах посетителей жарили в огромных барабанах, мололи, едва остудив, и  варили в джезвах с длиннющими ручками на горячем песке. Весь магический процесс происходил на глазах. В джезву  кладут сахар, наливают холодную воду и доводят до кипения, а  после добавляют кофе самого мелкого помола, пока не поднимется пена. Бармен перемешает джезву по горячему песку, два раза подогревает, не давая кофе закипеть.Две чашки кофе и морской воздух окончательно привели Лукина в норму, и он тронулся в сторону Сочи. Движение на трассе стало более умеренным, так как в сезон много отдыхающих, приехавших из отдаленных уголков необъятной Родины, где не видели автомобилей. Но в Абхазии  правила движения – пустой звук. Здесь ездят как хотят и на чем хотят, даже пассажирские автобусы неслись по серпантину как по гоночной трассе. При этом некоторые еще успевают полюбоваться красотой морской глади, величественных гор и вечнозеленых растений. По Сухумскому шоссе Лукин переехал мост через реку Бзыбь и обратил внимание на указатель направо в сторону озера Рица, а через пять километров на другой поворот налево на Пицунду. Не было в Абхазии места, где он не бывал.
И снова море в Гаграх. Здесь он отдыхал несколько раз в санатории имени 17-го партсъезда и всегда удивлялся его названию, зная, что половину участников съезда 1934 года расстреляли в годы репрессий. Шоссе проходило вдоль моря и манило искупаться, но он не рискнул оставить автомобиль с московскими номерами на улице, – на пляже Абхазии при выходе из моря можно было остаться в одних плавках. Рядом с постом ГАИ на реке Псоу, которая разделяла Абхазию и Россию, он выпил горячего чая. Этот пост был издавна знаменит, в народе по размерам баснословных поборов местными инспекторами, его называли «золотым». Лукин посмотрел в сторону Абхазии, еще не зная, что последний раз проехал под мирным небом степей и пустынь Средней Азии, Грузии и Абхазии…
Кто бы мог предположить, что всего через несколько месяцев в декабре 1986 года в столице Казахстана вспыхнет народное восстание против Советской власти. Начнут студенты с протеста по замене руководителя республикой Кунаева на русского, первого секретаря Ульяновского обкома партии Колбина. Его назначение воспримут как очередной грубый диктат Кремляс пренебрежительным отношением к народу Казахстана. Однажды Никита Хрущев, прибыв в Казахстан, воскликнул с трапа самолета: «Пламенный привет узбекскому народу!». Руководителями КГБ и ЦК республики за все годы Советской власти были лишь два казаха. Позже волнения казахской молодежи охватят и другие города и степи Казахстана, а одной из причин станет ущербное хозяйствование на целинных землях. Массовое выступление молодежи продлится двое суток, но будет разогнано силами внутренних войск, ОМОНа и советской армии  со щитами, дубинками и саперными лопатами. Официальные сводки сообщат, что в данных событиях погибло 3 человека и около 1700 человек получили черепно-мозговые травмы.  А через год после Казахстана в феврале 1988 году рядом с Баку азербайджанцы устроят Сумгаитский погром, сопровождавшийся массовыми убийствами, грабежами и поджогами в отношении армян. Позже, словно по мановению палочки зловещего дирижера, похожие события произойдут в Тбилиси, начнется война с Абхазией с применением танков и авиации. Следом произойдут военные конфликты между узбеками, таджиками и киргизами. Вспыхнет Чечня. Все это будет чуть позже, а сейчас он проехал почти по всем указанным республикам один за рулем и ночевал иногда под открытым мирным небом. Вскоре Лукин еще раз убедится, что принял верное решение, когда отказался переводиться в МВД Узбекистана…
А пока он беззаботно катил по российской земле, в Лазаревском свернул к морю, пляж был диким и он переодел плавки в машине. Наплававшись вдоволь, разложил «термосок», приготовленный ему Нино и перекусил холодными шашлыками из баранины и сыром с лавашем, запив еще горячим кофе из термоса. Через перевал в Джубге  он всегда попадал ночью, а на этот раз впервые проехал днем по предгорью Кавказа. Теперь по равнине через Краснодар на Ростов, до которого оставалось менее пятиста километров, что по меркам степи и пустыни было сущим баловством. В Ростове он пообедал в ресторане украинским борщом и домашней котлеткой. Усталости не чувствовалось и он махнул до Воронежа еще пятьсот верст, оставив столько же наутро до Москвы.
Воронеж ему тоже был знаком по службе в армии. Он добрался до гостиницы, принял душ и, поужинав, почувствовал себя в цивилизации белым человеком. Утром спал почти до расчетного часа  гостиницы, по трассе от Воронежа, где ему была известны чуть ли не каждая яма,тронулся домой. В Москву приехал к вечеру. Разгрузил машину, одних коробок с вином оказалось шесть. Арбузов, дынь и фруктов было столько, что можно было во дворе свой базар открывать.
Скорее в горячую ванну с пеной полежать, смыть пыль восточных пустынь, а утром пропылесосить машину. Виктор посмотрел на спидометр и не поверил своим глазам. Тот показывал, что он намотал за отпуск более десяти тысяч километров и больше половины из них, чтобы побывать пару дней в тех местах, где был когда-то счастлив.















                Семь лет спустя…


               

И чего он торопился? Его никто не ждал и не встречал. Дом был непривычно пустым. Можно было пообщаться с друзьями на побережье Черного моря, такого путешествия вряд ли ему еще захочется совершить и будет ли такая возможность? Сквозь уставшее тело прокатывались легкие волны холода и жара, захотелось расслабиться в родных стенах. Горячая ванна с пеной окончательно разморили его. Кое-как заставив себя выползти из ванны, он накинул пушистый халат и рухнул, провалившись словно в сугроб,в большое мягкое кресло перед телевизором, борясь со сном, периодически закрывая глаза и проваливаясь в пропасть. Мир и покой заполнили сознание, впервые за десять дней он мог наслаждаться отдыхом. Ему казалось, что проспал долго, но часы показывали всего несколько минут. Легкая дремота освежила, и он почувствовал, что в желудке пусто. Лукин знал, что еще не изобретено лучшего способа восстановления организма, чем обычный здоровый сон, но его что-то беспокоило, как будто забыл сделать что-то важное. Он походил по комнатам, осмотрел свой багаж, собранный по дорогам Средней Азии и Закавказья, потом спустился на первый этаж к почтовому ящику, куда не заглядывал десять дней, вспомнив, когда заходил в дом, руки были заняты багажом. В почтовом ящике лежала открытка, обычная, но без почтовой марки и штемпелей, значит, кто-то опустил ее сразу в ящик. Сердце застучало чаще, после стольких лет переписки он сразу узнал подчерк Ларисы. Она писала, что была в Москве проездом в Самарканд, но его не застала, хотела бы встретиться на обратном пути, если он захочет увидеться. Она обещала позвонить, когда будет в Москве.
Вот и причина его беспокойства в последнее время, когда он себе места не находил, потому и рванул в Самарканд. Прошло около семи лет, как они расстались. Сначала они поздравляли друг друга с праздниками и днем рождения, а последние годы думали, что устраивают свою личную жизнь и не напоминали о своем существовании, чтобы не разрушить семейную идиллию. Понятно, что Лариса поехала к маме в Самарканд, а что его толкнуло на такое путешествие? Оказывается, они почти одновременно сорвались с насиженных мест и поехали за несколько тысяч километров в Самарканд, где были когда-то счастливы. Однако не получилось у них встретиться, потому что Лукин не мог и предположить, что так бывает. Именно ее приезд и потянул его в дальнюю дорогу, а не встретились, потому что, надо признаться, он бежал из Самарканда, где к горлу подкатывал ком воспоминаний, а то и глаза становились влажными. Его друг Нарзулло предлагал во время прогулки по узким улочкам Самарканда зайти на чай к бывшей теще на улице Фруктовой или встретиться с Наташей из ОВИРа, которые сообщили бы ему, что не надо ему уезжать из Самарканда, потому как Лариса прилетает с сыном на следующий день после его отъезда. Не поверил он в сердечный порыв и проявил упрямство. Хорошо, что Лариса оставила открытку в почтовом ящике, но нет даты. Что если она уже слетала в Самарканд и давно вернулась в Париж, не застав его дома?
  «А может быть и хорошо, что не встретились в Самарканде, нам бы и всего отпуска не хватило. Могли бы вместе приехать»,– подумал он с иронией.
Он смотрел на открытку и не верил в эту небывальщину. Он вдруг четко осознал, что жил последние семь лет без какой-либо надежды даже на их случайную встречу. Да и жил ли без нее? В каком-то тумане щелкали годы, потому как считал, что ничего уже не вернешь и не мог предположить, что встреча возможна, а посему не стал встречаться с ее мамой и Наташей в Самарканде, чтобы не бередить старые раны. Он пробежался глазами по открытке, а после каждое слово по слогам. Какие простые и приятные сердцу слова: «Хочу встретиться…» Кто бы знал, как он  этого хотел!
Задребезжал телефон, и он одним броском достал трубку. Нервы были на пределе от ожидания, но на другом конце провода оказался его бывший начальник Михалыч, теперь Лукин стал повыше в должности, но к Михалычу относился с уважением.
– Привет. С приездом.
– Здорово, Михалыч. Ты меня и по дому обложил? Откуда узнал, что я приехал?
– Ничего я не знал. Просто приехали твои рыбаки, вот я и названиваю тебе через каждые два часа. У тебя отпуск еще не кончился, а не хотел бы продлить его?
– Ты говори, что надо без этих заездов.
– У меня завтра в пятницу дежурство по зоне отдыха «Бухта Радости», а я никак не могу. Там надо провести развод прибывших нарядов и можно самому отдохнуть на берегу.
– А какое отделение милиции дежурит?
– Твое родное 15-е отделение.
– Тогда согласен, – Лукин знал в этом отделении командира роты и участковых инспекторов, на которых мог положиться в случае чего.
– За тобой завтра машину выслать?
– Не надо, я на своей.
– Я так и думал, а эти три выходных дня к отпуску прибавишь.
Лукин набрал телефон командира Леонида Исаева, которого знал пятнадцать лет и у них были приятельские отношения.
– Леонид, мы завтра вместе командуем войсками в «Бухте Радости». Я от руководства района буду вместо Михалыча.
– Меня это больше устраивает. Какие будут пожелания товарищ начальник по меню на ужин? Шашлыки и водка само собой.
– На этот раз ты не угадал. Я буду на своей машине и мне, возможно, понадобиться отъехать, у меня на другой стороне водохранилища в Новосельцево друзья живут, потому выпивка отменяется. Сам справишься? – спросил Лукин.
– Жаль, но мне не впервой, не волнуйтесь. Все будет сделано, и все будут знать, что вы с нами на месте, вот только что отлучились. Ну, хоть шашлыков с нами покушаете?
– Спасибо, Леонид, ты, как всегда, правильно понимаешь службу. До встречи.
    Лукин опустил трубку и вновь посмотрел на открытку, но в глазах так и застыл немой вопрос: когда прилетела в Москву и когда вернется?
Лариса позвонила утром.
– Привет, как дела?– спросила она, как будто они только вчера расстались.
– После твоего звонка стали гораздо лучше. Ты где?
– Недалеко. У Вики.
– Я сейчас подъеду. Выйдешь или мне зайти, – спросил он.
– Нет. Я буду ждать на улице.
В разговоре было сказано имя ее подруги Вики и больше ничего, ни конкретного места, ни времени встречи. Такая манера общения по телефону у них сохранилась с тех времен. Около подъезда дома Вики стояла Лариса. Она почти не изменилась. Все та же обезоруживающая улыбка, шикарное платье и вся в бриллиантах, как шахиня. Виктор вышел из машины и дважды приложился к ее щеке, а она жадно впилась в его губы, а ее глаза все также озорно сверкали. Нормальные люди после такой встречи без лишних разговоров идут и регистрируют свой брак, но им надо было поскорее убраться с места встречи, где его многие знали, а по пути проверить «хвосты», которые могли увязаться за парижанкой. Он открыл ей дверь, и она села рядом на переднее сиденье.
– Куда поедем? – обыденно в той же манере спросил Виктор, – может быть, пообедаем в «Праге»?
– Теперь у тебя денег хватит? Шучу. Вижу, что не бедствуешь. Только в тот же зал. Мне приятно вспомнить былое.
Виктор покрутился по пустым переулкам вокруг Миусской площади, а потом нырнул по тихой улице Медведева в районе Маяковки и только после этого выскочил на бульварное кольцо в сторону Арбата.
– Все чисто? Хвостов нет? – с улыбкой на лице поинтересовалась Лариса.
– Догадалась?
– Нет, просто вспомнила твои выкрутасы на мотоцикле, когда ты «хвосты рубил», теперь мы никому не нужны. Даже не интересно.
– Не расслабляйтесь, девушка. Они всегда рядом. Просто у них сейчас обеденный перерыв и мы тоже перекусим.
Они сделали такой же заказ, как семь лет назад. Осетрину, запеченную по-монастырски на одном блюде и  плошку черной икры под шампанское, которое Виктор только пригубил. Ему не хотелось выпивать и бросать машину, так как это было единственным их пристанищем в Москве. Такого обеда вполне хватило бы на четверых. Но они не торопясь осилили его. Он проголодался, потому что дома был один и ничего не готовил, и Лариса была с дороги. Они теперь на семь лет старше после разлуки, но такие же романтики-бунтовщики, которые опять строили планы быть вместе и были готовы  к новым приключениям. Им было вместе хорошо, и они не думали, что их автомобиль в конце пути привезет их к пропасти и успеет ли он затормозить, но Лариса полностью доверяла ему, в надежде, что он найдет выход и продолжит путь. Но пока он и не думал тормозить.
Он знал золотое правило с любовницами – не влюбляться, если получится, тогда не будет двойной жизни и опасности разоблачения. «Внебрачные связи» щипали нервы, и Виктор давно был готов на развод, но не хотелось снова совершить ошибку или остаться одному и вскоре стать легкой добычей для какой-нибудь стервы. Сколько было в последние годы тайных встреч, но всегда с большими и поменьше чувствами, что он давно перепутал, где возникала любовь и заканчивалась простым удовольствием от встреч. В отношениях с Ларисой золотое правило не действовало и они добровольно попали в западню, которая называлась любовью и которая не отпускала их долгие годы.  Их первые встречи были похожи на любовную игру молодой пары, но оказалось, что они уже тогда играли с огнем. Он сначала смиренно признался себе, что любит ее, потом короткая разлука не оставила никаких сомнений. На следующей встрече он опуститься перед ней на колено и с замиранием сердца сделает предложение. И после ее согласия будет летать от счастья на седьмом небе.
Она только коснулась его губами, и он почувствовал, что не забыл ее нежные губы, гладкую белую шею, обольстительную грудь и почувствовал, как по его жилам пробежал кипящий огонь. Ему хотелось вновь заключить ее в объятия со щемящей душу нежностью и заявить ей раз и навсегда, что отныне она принадлежит только ему и никому другому. Ему захотелось громко прокричать о своей любви, о радости, о счастье. Они снова вместе ион готов объявить об этом всем, но Лукин знал, что скоро вернется на землю, на которой есть госграницы и страшные запреты для него, поэтому они с Лаурой никогда не будут вместе. И это – реальность.
Он все также называл ее этими двумя именами. Лаурой она была по жизни в Париже, а Ларисой она представилась ему при знакомстве, а значит в Москве. С Ларисой уже нельзя было вести себя бесшабашно, как раньше. Теперь ему могут приписать аморалку и все что угодно. Совсем не хотелось приглашать ее, можно сказать, в их квартиру, где по их понятиям они прожили достаточно много лет. В доме ее тоже знали и кому потом объяснишь, что их встреча простая случайность.  И потом это приглашение в квартиру отдавало какой-то вульгарностью, а ему этого не хотелось. Гораздо лучше выглядел бы пансионат на Пироговском водохранилище, где его могли приютить знакомые без оформления документов. Это он так целомудренно рассуждал  в первые минуты их встречи. Потом он «отпустил тормоза» и стал для нее прежним Люкой. У них все началось, как при первом знакомстве. Рестораны и поиск подходящего для них убежища, где никто не мог бы испортить имнастроения ненужными вопросами.
Заехал домой за милицейской формой, которая пылилась в шкафу, накрытая целлофановым мешком. Его модельные черные туфли могли вполне сойти за форменные. Развод нарядов в зоне отдыха необходимо было проводить в милицейской форме. Наряды пребывали вечером в пятницу. «Бухту Радости» на Пироговском водохранилище он знал, как свои пять пальцев, а теперь и руководство по организации отдыха в этом красочном месте знало его.
– А милицейская форма зачем? Никогда не видела тебя в форме.
– Этот маскарад нужен всего на час, чтобы провести развод милицейских нарядов, а потом я переоденусь и мы сбежим.
– Ты, так и не изменился. Я помню, как ты каждый вечер со мной проводил в засаде, рядом с той квартирой, куда должны были прийти убийцы. А потом ты снял соседнюю квартиру и мы в ней поселились на время твоей засады. Твое руководство так и не догадалось, почему ты рвался в засаду на вторые сутки, – озорно засмеялась Лариса.
– Нет, почему же? Михалыч знал в рамках дозволенного, что я с тобой встречаюсь, да мы с ним не верили, что окружаем настоящих убийц, поэтому я и вел себя так свободно. Потом наши предположения подтвердились, но тогда я предпочитал сидеть с тобой в засаде и не перечить руководству.
– Вот я и говорю, что каким ты был, таким остался. Орел степной, казак лихой, – глаза у Ларисы сверкали от радости.
– Ты и песни наши не забыла.
– Хорошая песня. Как забыть? Зачем, зачем, ты снова повстречался. Зачем нарушил мой покой? Так там поется?
– Точно так. Только… – он не смог договорить, так как она прервала его долгим поцелуем.
– Можно подумать, что ты изменилась. Ты всегда в наших спорах мне рот затыкала поцелуями, и я со всеми твоими доводами после этого соглашался. Что поделаешь, все-таки мужики – слабый пол.
Лариса звонко засмеялась, и они вновь целовались, от чего у Лукина голова шла кругом.
– Так ты начальником стал, если нарядами командуешь?
– Небольшим.
– Ну-ка покажи свой мундир. Что это означает на погонах?
– Подполковник.
– Ничего себе. Скромник ты наш. Ну, в орденских планках я тоже не разбираюсь, но вижу много. А ты, оказывается, серьезный у меня мужчина. И настолько серьезный, что если французская разведка узнает с кем у меня роман в России, то ко мне будет много вопросов.
– Она может узнать только от тебя, а ты не рассказывай.
– Да, об этом лучше помалкивать.
– А ты говоришь, поехали с тобой в Париж. Значит и у ваших спецслужб могут быть к нам вопросы.
– Если все официально, то их будет меньше.
– Ладно. Это я так к слову пришлось. Давай, как договорились. Не будем портить себе настроение такими разговорами. Поехали отдыхать в «Бухту Радости».
– Мы там бывали с тобой на корабле капитана Николая. Хорошие были времена. А как мы отплясывали у него на палубе!
– Молодец, помнишь. С моими друзьями мы можем увидеться сегодня. Они живут недалеко от того места, где мы будем. Прошка с Надеждой должны быть на месте, они отдыхают  на берегу  Клязьминского водохранилища в своем доме деревни Новосельцево, что напротив «Бухты Радости».
– Они давно вернулись из Китая?
– Три года уже.
– Поехали на твой развод. Хорошее слово развод, – улыбнулась Лариса, – я так рада буду увидеть Надежду.
С Дмитровского шоссе Виктор свернул вправо и покатил по извилистой дороге в сосновом лесу. До «Бухты Радости» он знал все повороты и каждый кустик, но ехал не торопясь, наслаждаясь общением с прекрасной спутницей.
Лариса всю дорогу рассказывала о своей жизни, о поездке в Самарканд, как они разъехались сначала в Москве, а потом и в Самарканде. Им не хватило одного дня, чтобы они могли две недели провести вместе. Им было уже ясно, что это так и было бы, и никто бы им не помешал.
– Лариса, сколько у тебя времени сегодня?
– Я приехала за тобой и о времени больше не спрашивай. Люка я тебе обещала, что приеду и заберу. Ты готов? Тебе когда надо дома быть?
– Когда тебе надоем, и ты меня прогонишь.
– Не дождешься.
– Тогда я с тобой до отъезда. У меня еще отпуск продолжается.
– Я улетаю через пять дней.
–Ну, это мы еще посмотрим.  Спасибо тебе, что сделала шаг навстречу.
– Я не знала, как с тобой встретиться. Ты женат и как ко мне теперь относишься, не понятно. С нашими общими друзьями я связь потеряла. Вот и решилась опустить открытку в почтовый ящик, так как телефон дома не отвечал. А в Самарканде я все поняла, когда встретилась у Наташи из ОВИРа с Нарзулло. Он в двух словах рассказал о твоем путешествии в Самарканд. Он рассказал о ваших маршрутах и местах, где вы с ним ходили.  А ходили вы по нашим с тобой местам. Так случилось, что мы оба поняли, – надо приехать в Самарканд. Ведь ты там тоже больше не был, как мы расстались. Не говори ничего, не надо. Вся вина на твоем лице. Я не буду спрашивать, почему ты тогда сделал так, что мы расстались. Я была не права, но обстоятельства были выше нас. Мне нужна была та поездка, чтобы решить все окончательно и приехать к тебе. Что тебе тогда наговорили или сам навыдумывал, я не знаю, но ты не должен был так поступать. Столько лет мы не были вместе, столько лет потеряли, и кому мы что доказали, кому хуже сделали кроме себя.
– Что сделано, то сделано. Нервы были на пределе после долгой разлуки, вот и взорвался.
– Ну, перебесился бы с бабами, кто тебе мешал? Зачем нужно было жениться? Я же предупреждала тебя, что пять раз, можешь жениться, но все равно приеду и заберу. Женитьбой еще одной жизнь испортил.
– Похоже, что не испортил. Получается, она женила меня на себе, и ей досталось, что она хотела. Прописка в Москве, квартира, хорошую работу ей сделал.
– Чем она занимается?
– В институте преподает политэкономию.
– Дурачок ты мой. Ну, если так, то совесть моя чиста, что у твоей жены хочу тебя увести, как ты в свое время увел меня от Мишеля. Не надо было никому вмешиваться в наши отношения.
Теперь с приездом Ларисы все в прошлом. Какие простые слова при встрече – «я приехала за тобой». И нет вокруг никого кроме нее, никакой двойной жизни. Ничего не надо объяснять, все давно уже выяснено. Они хоть и расстались семь лет назад, но не сказали, что больше не любят друг друга, а, наоборот, через пару месяцев после ссоры еще раз признались, что любят еще больше, но события последних лет не позволили им встретиться раньше сегодняшнего дня. Похоже, она все давно уже решила и на самом деле приехала за ним, но он-то по-прежнему не хотел никуда уезжать. Неужели все сначала. Она будет тащить его в Париж, а он ее в Москву.
– Лариса, только у меня не получится вот так сразу. За эти годы уладились все неприятности по работе, да и до пенсии осталось недалеко, но по-прежнему не хочу переезжать в Париж.
– Тоже мне пенсионер нашелся в тридцать пять лет. Я тоже не хочу, чтобы у тебя были неприятности на работе из-за меня, но в Союзе ничего не знают о грядущих переменах между Востоком и Западом. Многое в отношениях наших стран поменяется, и скоро будем запросто ездить в гости за границу, а значит, будем спокойно жить вместе, и больше не рубить «хвосты» спецслужб при встрече. Служи и получай свои звания, а я буду продолжать свой ресторанный бизнес, который можем передать управляющему, а сами будем отдыхать.
– Тебе любой фантаст позавидовал бы, – улыбнулся Виктор.
– Я много читала фантастических романов, но многие из них воплощены в жизнь.
Да, она на самом деле все обдумала на их дальнейшую совместную жизнь. Это уже не та девочка из Парижа, которая гуляла с ним «напропалую», не задумываясь о завтрашнем дне.
– Лариса, но сейчас пока этого нет.
– Будет, очень скоро будет, и я тебя не тороплю. Вообще я благодарна судьбе, что мы смогли встретиться, что ты все еще любишь меня, а остальное в жизни такие мелочи. Они могут решиться сами собой, – она задумалась, – но могут и не решиться никогда. Все зависит от нас.
– Как ты раньше говорила: «поживем, посмотрим». Многое стало проще, но многое и усложнилось за эти годы. Раньше у меня была отдельная квартира, где мы с тобой жили, а теперь не могу даже пригласить тебя туда. Раньше был холостым и мог встречаться с тобой, где угодно и сколько угодно, а теперь это называется моральным разложением в некоторых кругах, которые спят и видят, как обсудить мое поведение на парткоме и сделать выводы.
Поэтому надо сначала привести все в первозданный вид, а уж потом выстраивать наши планы.
– Я хочу знать только одно. Ты этого хочешь?
– Да, и другой жизни без тебя не вижу.
– Вот и все, а остальное для меня неважно, я могу пождать. А что до вопросов в некоторых кругах, так теперь и у меня они могут возникнуть, если узнают, что мой любовник в Советах – подполковник спецслужб. Поехали-ка мы к тебе на речку Проню в дом отдыха шахтеров. Он по-прежнему в будни пустует? Не хочу встречаться с тобой в Москве и оглядываться, как шпионы какие-то. И не хочу с тобой расставаться до самого отъезда.
– Ты знаешь, у меня такое же скромное желание, хоть частично компенсировать то, что мы потеряли за эти годы, – с грустью сказал Виктор.
–  Одно утешение, что в том нет нашей вины, потому не будем терять драгоценное время на выяснение отношений.
Их взгляды встретились. Все те же огоньки в их сверкающих глазах, те же улыбки и с той же жадностью они обнимались и целовались, понимая, что им все равно придется расстаться и что их ждет впереди, они не могли и предположить. Они понимали, что их судьба зависит от многих факторов, и хоть ты тресни, но обойти их невозможно, а потому их мечты на совместную жизнь могут снова рухнуть, от чего им будет чертовски больно. И хватит ли у них сил на дальнейшую борьбу, чтобы уже никогда не расставаться? Потому они и купались в своем коротком счастье. Судьба сделала им еще один царский подарок, когда нашла их за тысячи километров и свела вместе. Главное, что им ничто сейчас не мешает быть вдвоем. Она прислонилась к Виктору, одной рукой сжимала его правую руку, а другую запустила в его шевелюру на затылке. Виктор припарковался на обочине и их губы слились в жадном поцелуе. Они не могли оторваться друг от друга.
–  Лариса, мы так до Прошки не доедем, а нам еще развод надо сделать.
– Не нам, а тебе. Я с Мишелем сразу развелась, когда встретила тебя. Теперь очередь за тобой, но если ты считаешь, что надо ехать, то поехали, а мне и здесь с тобой хорошо.
– Поехали. Разводить я буду милицейские наряды, шутница, – улыбнулся Виктор.
– Я сейчас покажу тебе фотографию сына, и шутки закончатся. Я с ним приехала.
– А где он сейчас? Ну, ты и партизанка, молчала. Я с первой минуты нашей встречи хотел спросить о нем, но помню, что ты ответила на все мои вопросы по этому поводу, и теперь я ждал, когда ты сама скажешь.
Лариса достала из сумочки и протянула ему несколько фотографий. Они все были сняты на площади Регистан Самарканда. Маленький Виктор сидел на лавочке вместе с мамой Ларисой, а рядом бутылка кефира.
– У него твоя улыбка, – сказал Виктор.
– И не только моя.
– Лаура, но почему мы не встретились в Москве перед вашим отъездом в Самарканд? – он всегда называл ее настоящим именем, когда волновался.
– Я хотела, но ты на волне воспоминаний укатил в Самарканд, и мы туда же отправились показывать внука бабушке. Я оставила его там погостить до сентября, потом мама приедет ко мне в Париж вместе с ним. Виктор уже не маленький, ему пора в школу, но занятия у нас начинаются с 15 сентября. Хотела тебя с ним познакомить, но видимо в другой раз. Мама о нашей встрече ничего не знает и хорошо, иначе будет переживать. Она же знает, на что мы способны. Виктор, у меня сын Франции и этого изменить нельзя. Наши соотечественники очень строги в вопросах с детьми, а иногда даже жестоки, но им кажется, что они правы и защищают интересы ребенка, так как в другой стране ему будет хуже.
– Да, я интересовался этим вопросом, так оно и есть. Давай не будем о грустном.
Виктор достал из дипломата фотографии, которые сделал еще в Самарканде.
– Нарзулло щелкнул меня днем раньше на площади Регистан рядом с той лавочкой, где ты снималась с сыном.
– Нет, так не бывает. Приехать за тысячи километров в Самарканд и сфотографироваться в одном месте с разницей в один день. Нас кто-то сверху вел к этому месту, а мы сами ошиблись на один день, – Лариса подняла глаза к небу, – я думаю, что торопыга у нас ты. Сначала не дождался меня в Москве, а потом быстро уехал из Самарканда.
 Они рассмеялись, но им было не очень радостно, скорее смех был с сожалением, что так произошло. Они ходили по одним и тем же местам с разницей в два дня после стольких лет разлуки и мечтали о встрече.
– Я тебе наше фото подарю, все ровно сопрешь.
– Ты еще не забыла русские словечки, и я подарю тебе свое фото у Регистана. По фотографиям можно сделать монтаж, как будто бы мы били вместе.
– Зачем, мыи так скоро сделаем много совместных фотографий, если будем вместе. Я думаю, что будем, – сказал она, глядя в его глаза.
– Мне надо сначала создать ситуацию, что мы решили быть вместе и посмотреть на реакцию госбезопасности. Раньше было ясно, что никто не позволил бы нам бракосочетание и даже встречи, а мы годами нелегально жили вместе. Теперь у нас нет времени ждать еще десять-двадцать лет, и я хочу знать сразу, что с нами будет от решения жить вместе.
– Опять, задумал какую-то авантюру. Я правильно догадалась?
– Возможно и авантюру, но сделаю после твоего отъезда в Париж, чтобы нам не испортили настроение, – улыбнулся Виктор.
– Мой бесшабашный Люка. Когда мы познакомились, я в Париже встречалась с эмигрантами и поинтересовалась историей любви и замужества Марины Влади с Высоцким. У них же все получилось в свое время, а они познакомились друг с другом немногим раньше нас с тобой. Так почему мы не могли обвенчаться тогда, когда были свободны от брачных уз?
– В царское время венчали в церкви без регистрации брака в ЗАГСе, а теперь даже мои знакомые служители церкви не могут обвенчать нас. Я бы мог достать и свидетельство о регистрации брака и паспорта нам сделать правильные,  но наше счастье было бы недолгим, так как сведения о венчании поступают в райкомы партии и органы, чтобы коммунисты не венчались. И получил бы я по полной программе на лесоповал.
– А если зарегистрировать брак со мной во Дворце бракосочетания, как Марина Влади, ты смог бы выезжать ко мне в Париж?
– Развитие событий после подачи заявления о регистрации нашего брака мы уже обсуждали. Тебе бы отказали в проживании в Москве и закрыли бы въезд в СССР навсегда, даже к маме в Самарканд. Меня бы взяли в оборот сотрудники госбезопасности и постарались бы сначала убедить, чтобы я так не поступал и если бы уперся, то даже теряюсь в догадках, что бы со мной могли сделать.
– А что с нами будет сейчас, если мы решили быть вместе? – спросила Лариса.
– Пока не знаю, но постараюсь выяснить сразу после твоего отъезда.
– Но у Марины получилось. Они зарегистрировали брак и ездили туда-сюда.
   От ее простоты и непонимания проблемы Лукин даже засмеялся.
– Они до регистрации своего брака, также как и мы, скитались по квартирам друзей и знакомых, чтобы их не «застукали» товарищи из КГБ, а потом Марина Влади в Париже возглавила общество «СССР–Франция» и вступила в Коммунистическую партию Франции. Только после этого Высоцкого отпустили к ней в Париж. Он и раньше выезжал зарубеж на гастроли, но после регистрации брака стал невыездным. И ты не забывай, так поступили со знаменитыми артистами, а тебя даже от названия газеты «Юманите» шутки разбирают, потому что она от компартии Франции.
– Неужели все так серьезно? Мы же ничего противозаконного не замышляем, а просто хотим быть вместе.
– Мы с тобой смогли прожить вместе в те годы только потому, что вели себя временами тихо и соблюдали конспирацию. Я пока не знаю, как будут развиваться события, если мы захотим зарегистрировать наш брак. Поверь, я об этом только мечтаю, но как будет в реальности, не знаю. Могу обещать, что сделаю после твоего отъезда, потому что без тебя мне будет проще, у них не будет в твоем лице свидетеля.
Виктор посерьезнел. Он уже предположил, что ему предстояло пройти в советских спецслужбах, и решил пока подергать за усы «спящего льва», но потом, когда она уедет, и у него будут развязаны руки. А Лариса молодчина, что привезла сына и хотела с ним познакомить. Похоже, что она не шутит, что приехала за ним. Какая женщина! Вот характер, сказала, что приедет и заберет, так и сделала. Ничего ей от него не нужно, он нужен ей. Да, другой такой женщины нет.
Не доезжая зоны отдыха, он свернул на полянку и облачился в  форму, которая шла всем мужчинам, а ему особенно. Поправив фуражку, он хотел сесть в машину, но Лариса преградила ему путь страстным поцелуем.
– Как долго ждала момента, когда увижу тебя в форме. Она тебе очень идет, а почему не носишь?
– Работа такая, что форму только в лесу можно одевать, чтобы никого не распугать. Поехали на развод, мне уже хочется переодеться в джинсы.
– Ну, побудь немного в форме. Мне хочется совратить подполковника, – она опять заключила его в своих объятиях и долго целовала.
– Вот уж ты точно такой и осталась.
– Тебе плохо?
– Нет, я в восторге от тебя, но мы можем опоздать на развод нарядов.
Командир роты Леонид Исаев быстро собрал и построил милицейские наряды. Виктор произнес несколько дежурных напутствий сотрудникам, как нести службу в зоне отдыха, чтобы не омрачить праздник гражданам и предоставил руководство нарядами Леониду. Он сообщил, что, возможно, приедет ночью или утром на проверку нарядов, но Леонид, увидев в машине красивую спутницу, усомнился и еще раз заверил, что все будет нормально. Виктор записал городской телефон администрации зоны отдыха и направился к машине. Лариса с восхищением наблюдала за процедурой развода, как они общались, козыряя друг другу.
– А мне здесь нравится. Огромные сосны по берегу и залив с песчаными берегами.
– Хочешь искупаться?
– Я не взяла с собой купальника, а без него можно купаться только в одном месте у тебя в Бутырках.
– Так мы запросто. Раньше мы на мотоцикле посматривали на небо, но и дождь нас не мог остановить, а теперь у нас крыша есть и ночь нам не страшна.
– Хорошо, посмотрим, но как вариант мне нравится.
– Тогда поедем к моей знакомой в пансионат Аксаково. Здесь недалеко и там еще красивее, а главное тебя не знают, и купальник тебе справим.
– Я все поняла. Руководи, начальник!
«Бухта Радости» расположилась на другом берегу от Новосельцево, но попасть туда можно было только в объезд Пироговского и Клязьменского водохранилищ. Виктор решил попытать счастья сначала в пансионате, чтобы поселиться в номере и встать на довольствие, не теряя драгоценного времени на приготовление блюд. Что такое для них пять дней? Они не смогли ничего решить за пять лет, что были вместе, а получится ли теперь прийти к взаимному согласию. Одного желания быть вместе, даже обоюдного, для них недостаточно. Конечно, приятно слышать от красивой парижанки, что она приехала за тобой, но надо смотреть на обстоятельства реально, так как переходить на полулегальное положение и остаться безработным ему не хотелось. Такое положение было бы крахом для их совместной жизни. И было еще одно серьезное препятствие в их отношениях, – он по-прежнему не хотел жить в Париже, а она в Москве.
«Опять «ходит песенка по кругу, потому что круглая земля», так и их судьба. Как не крути, а пока он не видел выхода, чтобы официально быть вместе с Ларисой», – подумал Лукин.
От объятий и поцелуев Ларисы он испытывал легкое головокружение. Свернул с лесной дороги, машина катила по заливному лугу на Юрьево, шурша по траве и обдавая их через открытые окна запахами разноцветия широченной поляны. Она трепала его волосы на затылке и Виктор расслабился. В следующее мгновение из-под колес автомобиля брызнула вода, и колеса с пробуксовкой закрутились на одном месте.
    «Кажется, сели на мели»,– подумал про себя Виктор и вышел из машины.
Под ногами хлюпнула вода небольшого ручейка, заросшего густой травой, что и вблизи невозможно было догадаться о его существовании. Виктор обошел вокруг машины и определил, что впереди до сухого места было не более метра, а сзади около трех.
– Что, застрял? – поинтересовалась Лариса.
– Есть немного. Поможешь?
– Толкнуть что ли?
– Нет, ты за руль, а я попробую толкнуть. Только не газуй, а попробуй медленно нажимать на педаль газа.
– У нас во Франции уже давно нет грунтовых дорог. Даже в глухие деревни дотянули асфальт, но я попадала в такие ситуации зимой в горах. Давай попробуем.
Они сделали несколько попыток выскочить, но колеса только глубже проваливались в трясину, похожую на маленькое болотце.
– Все. Так нам не выбраться, – сказал Виктор.
– Что, заночуем в лесу?
– Трактор нужен, но сначала попробую домкратом приподнять. Ты можешь принести веток под колеса, а я пока подниму машину.
Лариса успешно справилась с заданием. Он обратил внимание, как женщина в вечернем платье-костюме и бриллиантах таскала под колеса ветки и сушняк из леса. Машина выровнялась, и Виктор выскочил на сухое место. На поляне развернулся, и надо было на скорости проскочить обратно через ручей, так как впереди дорога уходила в лес и заканчивалась.
– Все. Садитесь, мадам Колен, поехали к Прошке.
– Давай уж сам переезжай через ручей, а я пешком перейду, – Лариса босиком держала в одной руке свои туфли на высоком каблуке, а в другой автомобильный домкрат.
Виктор сдал назад для разгона и рванул с места, на сколько, позволил двигатель, но маневр удался не полностью. Не хватило полметра, чтобы задним колесам зацепиться за сухой берег и машина опять забуксовал. В это время на опушке леса появились четверо мужиков. Они смеялись, показывая в его сторону.
«Грибы что ли пошли? Вот и трактора не надо. Они спасут его репутацию перед Францией», – подумал Виктор и вышел из автомобиля, поправив на голове милицейскую фуражку.
   Мужики перестали хихикать, и было повернули обратно к лесу, но Виктор окрикнул их:
   – Мужики! Помогите толкнуть машину. Пузырь с меня.
   – Какие разговоры, начальник. Это мы мигом. Садитесь за руль, товарищ подполковник.
   Четыре пары крепких рук одним толчком вытолкнули машину на сухой берег и повернулись уходить, но Виктор их остановил.
– Мужики постойте, – Виктор открыл багажник, извлекая из него бутылку водки.
– А мы думали, что пошутил. Да мы и так готовы были помочь. Вам куда надо было?
– В Юрьево, а тут увидел проселок и хотел срезать.
– Так это не проселок, а наши за сеном ездили. Такие дороги могут на ферму привести и куда угодно, а на Юрьево надо по асфальту вокруг.
– Я уже передумал. Спасибо вам.
– Так может, бутылка вам больше нужна? – спросил все тот же мужчина, которому не верилось, что такое им обломилось.
Борьба с пьянством в стране была в полном разгаре, но у Виктора всегда в багажнике лежало несколько бутылок водки, которая теперь ценилась в некоторых мужских компаниях выше иностранной валюты. Вот и сегодня помогла. Ее так и называли в народе – жидкая валюта, потому как проще было купить доллары, нежели водку.
– Все, Лариса, можем ехать к Прошке.
– Люка, если ты еще раз сегодня застрянешь, то получишь этим домкратом по башке, – она тряхнула для убедительности увесистой железякой.
– Не сомневаюсь, отдай инструмент, а то инвалидом сделаешь. Я больше не буду, а ты давно не была в Союзе, и у тебя появился ярко выраженный акцент, – улыбнулся Виктор и открыл ей дверцу машины.
Они тронулись с места и только, когда колеса коснулись асфальта, Виктор повернулся к ней и поцеловал.
– Давно бы так,– Лариса обвила его шею руками.
– Хочешь анекдот на похожую ситуацию?
– Давай! Я пыталась переводить русские анекдоты французам, но они иногда не понимают ваш юмор.
– Этот они поймут. Пошли как-то слепой и одноглазый по девочкам. Идут и идут по лесной тропинке. Одноглазый впереди, а слепой чуть сзади, держась за его плечо и постоянно спрашивая: «Ну, скоро? Мы еще не дошли?» – «Подожди. Осталось немного», отвечал одноглазый, но вдруг он налетел своим глазом на торчащую ветку и вскрикнул: «Ой! Все писец. Пришли», а слепой поклонился: «Здравствуйте, девочки».
Лариса засмеялась.
– Да, такой юмор они понимают и могут посмеяться.
Вскоре они въехали в Новосельцево, дом Надежды Прохоровой стоял посреди села и рядом две огромные березы, так что мимо них не проедешь.
Надежда стояла у калитки и, увидев его машину, позвала Анатолия. Когда  же Лариса вышла из машины, то Надежда сначала замахала руками, как будто отгоняя сон, а потом схватилась за сердце. Подружки обнялись.
– Какими судьбами? Проходите в дом, – пригласила она.
На лице Анатолия удивления было не меньше.
– Да, мы мимо ехали и подумали, не зайти ли нам в гости? – улыбнулся Виктор.
– Ты все со своими виннипуховскими шуточками. А если серьезно? – спросила Надежда.
– Мы просто отдыхаем, – сказал Виктор.
– Жена, ты что его пытаешь? Все равно соврет, – улыбнулся Проха.
– Я никогда не вру, – сказал Виктор.
– Но и правду не говоришь, проходите в дом.
Надежда засуетилась, накрывая стол, и Виктор вышел к ней на кухню.
– Ты что творишь, паразит, а как же Даша?– спросила Надежда.
– Пока не знаю. Она отдыхает за границей.
– Знаю я тебя. Как увидела ваши светящиеся личики, так сразу все поняла, что все не просто так. Столько лет прошло и на тебе, как вы с ней встретились?
– Очень просто. Она сказала, что приехала за мной.
– Во дает. И что решил?
– Почти все, но пока ничего не знаю, не хочу даже думать. Посмотрим.
– Да-а-а. Закрутили вы!
– Что будем пить? – поинтересовался Анатолий.
– Я за рулем, но могу кое-чем угостить, – сказал Виктор.
– Так оставайтесь. Места хватает.
– Нет, ребята. У нас еще есть дела, да и у вас в гостях родственники.
Когда мы заехали на два часа это одно, а остались ночевать, совсем другие разговоры, – сказал Виктор.
– Может ты и прав. Зная Ларису и ваши отношения, не могу сказать тебе, что так нельзя. Сами решайте, как быть. Я рада за вас, что вы все-таки встретились, – сказала Надежда.
Виктор достал бутылку шампанского «Вивье Клико Понсардин» из Астрахани, бутылку Хванчкары из Грузии, арбуз, дыню и фрукты с пакетом чая из Самарканда.
– Опять «Березку» ограбил? Когда ты только успел? – Лариса всплеснула руками.
– Нет, то шампанское из других источников. Привезли под Астраханью на один банкет, а мужики пить не стали, потому что брют, а они кислятину не любят. Вот и обменяли в магазине на водку, а я тут как тут.
– Заливает, как всегда, но складно, получается, – улыбнулся Проха.
– Даже и не думал обманывать, – Виктор понял, что рассказывать о географии происхождения подарков бесполезно, потому что все равно никто не поверит.
Уже стемнело. Лукин спокойно заехал домой, уложил в сумки все необходимое, а самое необходимое накануне Михалыч привез с рыбалки. Достал черную икру в пол-литровых банках и малосольную осетрину. Французского шампанского осталось две коробки. Да и гостинцы Самарканда пригодились. Остальное можно купить по дороге. Прихватил с собой спальные мешки, пледы, спортивные костюмы, в общем, все, что могло бы пригодиться им в их «цыганском» образе жизни.
– Хорошо бы в «Березку» заехать, мне надо кое-что купить, – сказала Лариса.
– Тогда лучше по пути, в гостинице «Россия».
Он припарковался со стороны кинотеатра «Зарядье», чтобы не светиться рядом с «Березкой», и смешался с толпой народа. Лариса вышла из магазина вся в сумках, среди которых проглядывалась ее фигура. За ней никто не топал, и он вышел ей навстречу помочь.
– Поехали. Теперь мы упакованы, а это тебе подарок, – она протянула большую сумку, в которой лежала его маленькая мечта – японская автомагнитола с колонками  и десяток кассет зарубежной эстрады, а среди них кассета ансамбля «Пламя».
– Я себе купила «У деревни Крюково», но пока можно послушать. Так будет веселей ехать, да и в лесу можно будет послушать. Поехали, поехали, я уже хочу быстрее добраться до Бутырок.
– Мне уже не терпится подключить магнитофон. CR-50, да еще с реверсом, моя мечта! Спасибо тебе.
Как все просто с подключением японской техники и колонок, которые он положил пока под передние сидения, откуда донеслось знакомое им «так судьбой назначено, чтобы в эти дни, у деревни Крюково встретились они…».
Они вновь расположились, как отшельники, в том же лесу на берегу озера и в этом была своя прелесть, потому что им никто не мог задать здесь ни одного вопроса. Ветер трепал листву берез на берегу и вокруг дома на сотни метров ни души. Старый, дремучий бор  постоянно шумел листвой с ровным, спокойным шелестом и манил их под свои кроны. Лариса вновь воспламенила его, и стоило ему представить, что она принадлежит ему, как дыхание участилось и Виктор ощутил на сердце легкость, которую ни разу ни с кем не испытывал за годы разлуки с ней…
Виктор немного подремал ночью и проснулся до того, как бледный свет зари проник между занавесок на окне. Он был переполнен нахлынувшими эмоциями от встречи с Ларисой, потому не мог крепко спать, зная  о неминуемой скорой разлуке с ней на неопределенное время. Не могли быть причиной его бессонницы ни французское шампанское, ни грузинские вина, ни изобилие роскошных яств за ужином, а лишь осознание того, что, наконец, рядом с ним женщина, о которой он страстно мечтал. А выспится он после, когда она уедет в свой Париж, в котором он никогда не был, но уже не нравился ему, потому что он отнял у него любимую женщину.
Еще не успела высохнуть роса, когда он бросил на плечо полотенце и направился вниз к озеру. По ту сторону пастух прогнал по лугу колхозное стадо коров, которые по ходу не торопясь щипали еще зеленую травку. Никакой программы отдыха у Виктора не было, но и скучать Ларисе не давал. Рано утром поднял ее на рыбалку. Благо, что до берега было метров десять. Он с вечера поставил на озере сети ивытащил с ней двух сазанов по пять кило. Одного оставил на обед, а другого решил подарить Петру на пасеке в Иваньково, а пока положил их в судок и опустил в воду. На уху лучше наловить окуней или ершей. Лариса присела рядом и спросонья смотрела на поплавок одним глазом, но когда тот стал резко нырять в воду, дернула удочку, и на берег вылетел красноперый окунь с растопыренными жабрами. Потом Виктор только успевал насаживать червей на крючок. Через полчаса было полное ведро окуней.
– Может быть, хватит на уху? Там у тебя в судке сазаны плещутся, как поросята, – поинтересовалась Лариса, – я уже проснулась и пора умыться.
– Да, нам этого не съесть, но мы обменяем рыбу на мед. Если пчел не боишься, то поедем на пасеку.
– Я никогда не была на пасеке и с пчелами не общалась.
– Значит, не боишься, если ни разу не встречалась с ними. Кстати, ты знаешь секрет заварки чая?
– Много разных способов существует.
– А секрет один – побольше заварки. Точно также и с ухой, чем больше положишь рыбы, тем вкусней.
Виктор устроил рыбный день. В уху он положил поочередно три порции потрошеных окуней и процедил бульон, а потом заправил зеленью, немного добавив пшена. По готовности плеснул в уху пятьдесят граммов водки. Так всегда делали в компании рыбаков на берегу. Он так и не понял, зачем это нужно, так как спирт тут же улетучивался вместе с паром. Водка, как известно, состоит из спирта и воды, поэтому воды в ухе становились на пятьдесят граммов больше и все, зато какой был шик от добавки водки.
– А это еще зачем?– поинтересовалась Лариса.
– Такой рецепт приготовления ухи. Кстати ты, что больше любишь? Уху или рыбный суп?
Лариса расширила глаза и часто заморгала ресничками, что означало – сам и поясни.
– Уха – когда выпиваешь под нее сто грамм водки, а если без водки, то получается рыбный суп.
– А с шампанским нельзя?
– Можно, но не тот эффект.
– Тогда наливай. А ничего, что тебе после водки рулить?
– Так мы поедем на пасеку по проселочной дороге, и я не собираюсь выпивать поллитровку.
Уха на принятую водку легла в самый раз. Пока Лариса сидела перед зеркалом не менее часа, Виктор поджарил на костре с дымком в чугунной сковороде разделанного сазана с луком, картошкой и в сметане. Лариса отведала блюдо.
– Мне оно напоминает то, что мы ели в ресторане «Прага».
– Да, они похожи названиями. Сазан по-монастырски, а там была осетрина.
– У тебя вкуснее получилось. С тобой можно еще один ресторан в Париже открывать с русской кухней.
– Лауренция, я могу вкусно приготовить, но только для тебя и не так часто, а ресторанный бизнес меня не прельщает.
– Все-все. Я просто так сказала, – Лариса поняла, что он недоволен таким предложением.
    После обеда они понежились на берегу озера под лучами солнца. Лариса подошла к воде, поплескала ладошкой и не решилась окунуться.
– Как водичка, теплая? – спросил он.
– Я все-таки женщина, а не термометр, – засмеялась Лариса, вероятно, вспомнив анекдот про лягушку,– а тебя кухня не засосала? Совсем забыл, что рядом такая женщина…
Лариса поцеловала его в губы, долго обнимаясь, они целовались на берегу. Ее нежные поцелуи мешали ему сосредоточиться, мысли разбегались: собираться на пасеку или уединиться в их уютном домике.
   «Какая уха, какая пасека?», – улыбнулся он и пошел с ней к домику…
  Обмотавшись полотенцем, Виктор в три прыжка оказался у воды, а в следующее мгновение он летел, с чем мать родила в прохладную воду озера. Вынырнув, огляделся вокруг, полная тишина и, прикрывшись полотенцем, пошел к домику.
– Мы вроде бы на пасеку собирались? – улыбнулась Лариса.
– А ты целуй меня почаще, и мы больше никуда не поедем.
– Я согласна!
Пасека Петра Винокурова была в старинном барском саду, от которого остались лишь огромные липы вдоль каменных глыб, служивших барскому имению забором. Петр их встретил с младшим сыном Гришей. Виктор знал их семью более двадцати лет, а Петр был родным дядькой Наташи из Севастополя, по которой Виктор вздыхал в молодости, а потом еще много лет до встречи с Ларисой. Сейчас ему не надо было меда. Он хотел как-то разнообразить их отдых в лесу, а заодно показать, что рядом с ним красивейшая женщина.
Виктор подарил Петру большого сазана. Тот и так бы встретил его, как дорогого гостя и выставил бы все на стол, но неудобно было с пустыми руками идти в гости. Поставленное Виктором шампанское хозяин отодвинул в сторону.
– Вы эти модные напитки сами пейте, а я предложу вам своей медовушки, – улыбнулся Петр.
   Он принес из подвала и поставил на стол четверть мутноватой с желтым оттенком жидкостью. И как только сохранилась у него такая бутыль, сделанная еще при царе. Четверть считалась от ведра, потому в бутыли было три литра. Петр налил всем по стакану.
– Это что, нужно выпить?– тихо поинтересовалась Лариса.
– Попробуй, медовый квас, про который теперь можно прочитать только в русских сказках: «Мед-пиво пил. По усам текло, да в рот не попало». Раньше на Руси только и пили русский квас на меду, а водку нам басурмане привезли, да и вино тоже, – Петро развеял сомнения Ларисы.
– Получается, что мои соотечественники совратили русских?
– А ты что, басурманка? Что-то непохожа.   
В деревнях как-то не принято было разговаривать на «вы» и, наверное, правильно, когда друзья собираются за столом.
– Нет, я француженка.
– Неужели оттуда? И где же вы живете? – спохватился Петро.
– В Париже, – Ларисе хотелось подчеркнуть, что она не относится к басурманкам,–  да, вот за Виктором прилетела.
– Из самого Парижу, а я так запросто с бутылью медовухи, – улыбнулся Петр, которого смутить ничем невозможно. Однако отнесся к гостье с подчеркнутым уважением.
– Гришка, ну-ка ставь самовар и неси баранки и что там еще к чаю. Медку свеженького налей гостям с собой. У меня мед липовый.
– Петро прекрати. И так все на столе, – пытался остановить его Виктор.
– Ну, ты, малый, даешь, – Петр покачивал головой, – долго же ты выбирал себе жену. Жена, я правильно понимаю?
Виктор с Ларисой только улыбались его рассуждениям и вопросам. К вечеру после медовухи и чая из самовара они возвращались лесной дорогой через хмурый Иваньковский лес, небо над которым тихо заволакивала тяжелая туча. Между стволов деревьев кое-где пробивался косой луч заката, а в чаще расползлись мглистые сумерки. Собиралась гроза, вдали зарницей сверкали молнии, доносились сухие раскаты грома. Край темной тучи выдвинулся над лесною поляной и ветви развесистых дубов закачались под дуновением ветра. Через несколько минут они были под крышей своего домика и наблюдали, как крупные капли дождя с шумом падали в озеро и шуршали по листве. Вскоре раскаты грома удалились за реку и молнии сверкали вдали. Дождь прекратился и над озером появился легкий туман. Виктор поставил на веранде бутылку шампанского и, разлив по бокалам, зажег свечи в стеклянных банках. Взял гитару, в наполненном влагой воздухе она зазвучала под его голос:
Я гитару настрою на лирический лад,
И знакомой тропинкой уйду в звездопад,
Быть счастливой, как песня, попрошу я ее,
И гитара взорвется, как сердце мое.
– Мне так хорошо с тобой, что постоянно хочется петь, – улыбнулся Виктор, – я хочу выпить за тебя, за твою взбалмошность и необузданность характера. У меня до сих пор звучат в голове твои слова, что ты приехала за мной. Так просто и мило, что все остальное стало мелочью жизни.
– Спасибо тебе, Люка. А я выпью за тебя, за то, что не забыл меня, – Лариса пригубила шампанское и поцеловала его в губы до головокружения.
Он тронул струны гитары:
Мне тебя сравнить бы надо с первою красавицей,
Что своим веселым взглядом к сердцу прикасается.
Что походкой легкою подошла нежданная,
Самая далекая, самая желанная.
Как это все случилось? В какие вечера?
Три года ты мне снилась, а встретилась вчера.
Не знаю больше сна я, мечту свою храню,
Тебя, моя родная, ни с кем я не сравню…
Виктор обнял ее и ощутил всем телом ее нежное очарование, при свете свеч их губы, как магнитики, вновь сомкнулись в страстном поцелуе. Она снова сделала его пленником своей страсти, а он и не пытался освободиться из ее плена. Красота Ларисы, по которой он так изголодался, кружила ему голову. В объятиях под взаимными ласками рук они расслабились, их глаза сверкали от страсти…
– Я хочу подарить тебе дочь с голубыми, как у тебя, глазами. У нас красивые дети получаются,– тихо на ушко сказала Лариса.
– Лариса, а если у нас ничего не получится с женитьбой? Я все помню, что во Франции легче воспитать ребенка, но дети будут с тобой, а у меня здесь может сердце разорваться от безвыходности.
– А я уверена, что в скором времени мы будем вместе.
– Я тоже в это верю, но когда наступит такое счастливое время, мы не можем даже предположить.
– Самое главное, что мы верим, и оно наступит когда-нибудь, а теперь не торопясь подумай о детях, которых у нас к тому времени может не быть. У мужчин во Франции и в семьдесят лет получаются дети, но с молодыми девицами. Смогу ли я к тому времени рожать детей?
– У тебя железобетонная логика и трудно оспорить твои доводы, но давай немного повременим хотя бы до того, как появится хоть какая-то определенность в нашей совместной жизни.
– Люка, я все поняла. Короче, ты согласен, – засмеялась Лариса и закрыла его рот страстным поцелуем, чтобы не слышать других доводов…
Утром они нежились в постели, пока солнышко не заглянуло к ним в комнату. Виктор встал и взбодрился, нырнув с мостика в озеро. Вода была слегка обжигающая, так как вокруг озера было множество родников, которые пополняли его.
– Лариса, я видел на тумбочке сборники стихов Цветаевой и Ахматовой. А как ты к Есенину относишься?
– Мне нравятся его стихи, но Ахматова больше. Я их постоянно читаю, чтобы русский язык не забыть. А ты почему спросил?
– Константиново помнишь, где родился и жил Сергей Есенин, отсюда недалеко? Там церковь, построенная по заказу князя Голицына, и часовня, в которой Есенин венчался.
– Ты предлагаешь нам обвенчаться в той же церкви?
– Пока я предлагаю отдохнуть в Константиново, а там видно будет. По всем венчаниям сведения тут же поступают в советские органы и после того, как запишут данные с твоего паспорта в церковную книгу рядом с моей фамилией, нас с тобой накроют здесь же в лесу.
– Я не настаиваю, чтобы мы обвенчались прямо сегодня, – улыбнулась Лариса, – просто, как вариант. Без проволочек дворцов по бракосочетанию, где сначала будут изучать твои документы и выяснять, можешь ли ты жениться на мне, да еще и свидетели нужны, а в церкви только Бог свидетель нашему решению.
– Лауренция, я точно не знаю, но мне кажется, что тебя сначала надо крестить в православной церкви, а уж потом венчаться с тобой.
– Я готова. Думаю, что православная церковь не откажет мне.
– Хорошо. Поехали, а там посмотрим, но для венчания нам все ровно надо зарегистрировать наш брак.
– А это еще зачем?
– Без свидетельства о регистрации брака венчать не будут. Раньше в царское время венчали без предварительной регистрации.
– Непонятное варварство, помнишь, как ты зарегистрировал наш брак, что даже я не знала, – улыбнулась Лариса.
– Еще бы не помнить. Тогда нам пришлось и свадьбу сыграть в Самарканде, когда коллеги увидели штамп в моем паспорте о нашем браке. Как можно было им объяснить, что штамп поставил по моей просьбе знакомый начальник паспортного стола с условием, что по приезду из Узбекистана обменяю у него тот паспорт. Зато мы спокойно останавливались в гостиницах, как супружеская пара, ведь во французские паспорта такие штампы не ставят.
– Моя мама до сих пор уверена, что мы расписались.
– Теперь все гораздо сложнее, – сказал Виктор задумавшись.
Дорога проходила в основном по полям и лишь изредка попадались перелески и овраги. Виктор проехал через часовню, вернее через святой источник. Часовню двадцать пять лет назад взорвали тротилом, но народ расчистил завалы после взрыва и теперь собирает деньги для постройки новой часовни. Попили воды и наполнили пустые бутылки на дорожку. Кому из сподвижников Хрущева помешала та часовня? Почему ее надо было взорвать? На этот вопрос никто не мог ответить, так как исполнителей этого варварства вскоре не стало по разным причинам. Как это произошло?
Далее они поднялись по крутому склону в село Осаново и покатили в сторону Сергеевки. Здесь надо было не ошибиться в разветвлении проселочных дорог в сторону Плотского. Сколько их здесь было! Одни шли вдоль полей для уборочной техники, другие на скотные дворы или просто кому-то понравилось проехать именно так и не иначе, а за ним проехали еще, и образовалась новая дорога, но вся в ухабах, потому что ее никто не строил и не выравнивал. Но именно в этом и была вся прелесть этих дорог посреди нетронутой дикой природы. Дожди создавали реальные трудности для автомобилистов, и тогда все восхищения местными красотами отходили на задний план и включались мозги, как элементарно выбраться отсюда.
– А мы здесь не застрянем, как в Подмосковье? Сколько мы проехали, но не встретили, ни одного человека, так что нам некому будет помочь, –подметила и Лариса.
– Все в порядке. Я контролирую обстановку с погодой. Пока солнышко можем передвигаться дальше. Как только появятся тучки, то мы свернем на асфальт.
– Хорошо, хорошо. Мне здесь нравится. Только помни о моем обещании и береги свою головушку. Как ты только разбираешься в этом хитросплетении  грунтовых дорог?
  Виктор вспомнил, что она обещала настучать ему по башке железным домкратом, если он еще раз застрянет в луже. Далее дорога резко нырнула вниз, и показался омут со старой мельницей, вернее то, что от нее осталось. Берега омута заросли тростником, а на воде, как в огромном блюдце без колыханий, стояли желтые кувшинки и раскрытые белые лилии. Такую картину можно было еще увидеть в мультике про Дюймовочку, а здесь все в живую.
– Из пункта «А» в пункт «Б» шел человек, вздыхая о тебе, – тихо пропел Виктор на ухо Ларисе, – так в глубокой древности появились проселочные дороги, которые первобытный человек протопал на свидание к возлюбленной. И появились они гораздо раньше добытого огня и каменного топора. Потом начали строить дороги с бетонным покрытием, с мостами и тоннелями, а древние тропы по берегам рек через овраги от села к селу такими и остались. Именно так по берегам рек и продвигались наши предки, как сейчас мы с тобой, объезжая овраги и ручейки с болотцами. Дороги всегда умирали вместе с людьми, если по ним переставали передвигаться. Возможно, мы сегодня топаем по тем дорогам, которым тысячи лет. Ты только представь, кто по ним мог проходить ранее.
–  И кто же мог здесь проходить?
– Ровно шесть веков назад этим маршрутом, которым мы с тобой едем через Серебряные пруды, Проня Городище, Осаново, Бутырки, а далее через  Епифань вел свои дружины  московский князь Дмитрий Донской на битву с ханом Батыем на Куликовом поле. Завтра поедем туда, и сама увидишь тот маршрут в музее.
– А у меня в голове не перепутаются все эти истории. Ой! Давай остановимся на несколько минут. Я такой диковины никогда не видела. Хочу сделать несколько фотографий природы.
– Все правильно, чтобы ничего не перепуталось в голове, надо больше фиксировать на фотокамеру, а потом дома будет, что вспомнить.
   Она достала свой «Никон» со слайдами, и какие она только не принимала позы перед матушкой природой, чтобы сделать красивые снимки.
    Далее они поднялись вверх по крутому склону и оказались перед старинной заброшенной церковью Воздвижения Креста в селе Проне Городище.
– Край ты мой заброшенный, край ты мой пустырь, сенокос некошеный, лес да монастырь... – тихо произнес Виктор.
– А это откуда?
– Точно не помню, но пришлось к обстановке. Храм считается построенным неизвестным архитектором и стоит в захолустном, но красивом месте, но по какой-то причине народ ушел из села и дорога заросла бурьяном. На крыше церкви выросли березки, а обрати внимание, что вокруг стоят вековые дубы и липы. Никто не проводил исследований, хотя известно, что эту церковь построили в 1765 году. Зайдем туда, только осторожно. Смотри под ноги.
– Я буду держаться за тебя, – сказала Лариса и прижалась к нему.
– Тогда ты мало что увидишь. Невозможно держаться за меня и что-то разглядеть в храме. Не богохульствуй, дочь моя.
Под сводами церкви сохранились фрески, и во весь купол был изображен Господь Бог. В некоторых местах сохранился мраморный пол, а на окнах и дверях красивые кованые решетки. Все указывало на то, что ранее церковь была  в богатом убранстве, и не простым было село Проня Городище. Они вышли из храма и перед ними появились очертания бывшего забора из огромных валунов белого известняка, который от давнего времени посерел и позеленел ото мха. По краю забора росли огромные липы, которым было более ста лет.
– А там что такое за липовой рощей? – поинтересовалась Лариса.
– Для многих это место неизвестно, но мне было интересно, и выяснил, что здесь было имение графа Баранова, который дружил с князем Голицыным. Вот отсюда и такая богатая церковь в живописном местечке. Ты ее сними во всех ракурсах, а потом в Константиново я тебе покажу точно такую же церковь, только отреставрированную и действующую. Я сделал и пришел к выводу, что обе церкви строились в одно время и по одному проекту. В Контантиново церковь строили по заказу князя Голицына.
– Я сниму на слайды, а потом наложу изображения обеих церквей с двух проекторов.
– Вот видишь, и ты заразилась изыскательной работой.
– Но интересно же узнать то, о чем никто еще не написал. Надо же, в такой глуши жили графы, и князья приезжали к ним в гости.
– Глушь здесь стала после разрушения гегемонами церквей и графских имений во время установления советской власти, а до того здесь ее не было. Дороги были грунтовые, но ровные, а они живут пока по ним люди ездят. Сейчас бы здесь были дороги не хуже, чем во Франции, и народ бы жил счастливее. Страна наша намного богаче, чем вся Западная Европа, только не везет ей с правителями-разрушителями. То ужасный царизм с крепостным правом не позволял подняться на ноги, то революция и войны, а потом эскперименты над народом под обещание, что все будут к 1980 году жить при коммунизме. Сроки обещанного блага все прошли и коммунизма не получилось. Хорошо, что хоть честно признались в этом. Теперь новую «мулю» затеяли с перестройкой, и опять эксперименты над русским народом.
– Ты прав. И у нас так же думают, потому и приехала за тобой. Скоро ты сможешь спокойно выезжать в Париж. Большие перемены грядут в СССР, и на Западе эмигранты судачат о вариантах.
– Я не думаю, что кардинально что-то изменится, но попробую проверить твои предсказания на себе. Поехали в Константиново. Если ты не проголодалась, то в селе и перекусим, – Виктор вырулил на трассу в сторону Рязани.
– Тебе не мешало бы перекусить для поддержки жизненного тонуса, – улыбнулась Лариса, – помнишь, как в Самарканде ты почувствовал общее недомогание, что тебя трясло в жару и пришлось обращаться к доктору Хафизу?
– Еще бы не помнить. Хафиз сначала прописал мне различные лекарства, а потом с уважением вышел проводить меня и увидел тебя в коридорчике. После чего изменил курс лечения, сообщив, что не надо принимать лекарства, а тебе предложил, чтобы ты уложила меня в постель одного и дала выспаться.
– Долго мы потом смеялись над твоим «заболеванием», но доктор в поставленном диагнозе не ошибся.
Перед Рязанью они свернули налево в сторону Москвы и вскоре по указателям очутились в Константиново. Виктор сначала проехал все село на машине, чтобы Лариса имела общее представление о нем, а потом поставил машину на стоянку и предложил Ларисе прогулку.
– Вашу руку, мадам. Я поведу тебя по высокому берегу Оки, где поэт сочинял свои стихи.
– Какая же здесь красота! Расскажи мне немного об этом месте. Я уверена, что ты знаешь.
– Хорошо, попробую не так занудно, как экскурсоводы. Итак, село Константиново расположилось на высоком правом берегу Оки. Кстати, наша река Проня в нее впадает. Обрати внимание на дали, которые открываются с этого берега на необъятные  просторы  заливных лугов  и лесов Мещерского заповедника. Редкие красоты особенно на закат солнца, который здесьне менее живописный, чем на Азовском море в исполнении художника Айвазовского. Посмотри вниз, как причудливо изрезан  берег паводковыми водами. Пойдем, присядем на лавочку. Я люблю здесь посидеть на берегу Оки. Ну, как здесь не писать? – Виктор сделал паузу, чтобы она могла сама еще раз оценить эти красоты, а сам вспомнил коротенько: – Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» – Я скажу: «Не надо рая, дайте родину мою».
– Я уже давно поняла, потому перестала настаивать, чтобы ты уехал со мной во Францию. Ты должен сам прийти к этому решению, а уговорить тебя невозможно.
– Хорошо, что ты поняла и тоже сама. Ну как все бросить? Эти поля и деревни с проселочными дорогами, реками и лесами. Про друзей и коллег говорить нечего. Я когда уезжаю в командировку на Кавказ или Среднюю Азию, то через три дня начинаю скучать по Москве, по домику в лесу или деревне и сеновалу.
– Да, я до сих пор вспоминаю, как мы с тобой ночевали на сеновале в Иваньково под Каширой, кажется.
– Совершенно верно, и тоже на Оке.
– Мне запах сена до сих пор сниться и ты рядом.
– Вот видишь, какая разница. В Париже в Сене купаются, а у нас на сене спят, – с улыбкой пошутил Виктор.
Лариса рассмеялась через мгновение, не сразу сообразив, о каком сене он говорил.
Они подошли к дому-музею Есенина. Забор из штакетника. За домом хозяйственные постройки, обнесенные плетнем. Все как было в те годы.
– «Дом с мезонином немного присел на фасад, волнующе пахнет жасмином плетневый его палисад», – прочитал Виктор, припомнившиеся строки.
– Ты бы мог вполне работать экскурсоводом. Во всяком случае, мне очень интересно и ты правильно подметил сначала, что не занудно. Нельзя в таких красивых местах проводить экскурсии галопом. Надо дать людям время на любование красотами.
– Тогда продолжаем разговор. Напротив дома старинный храм Казанской иконы Божией Матери. Он построен через десять лет после храма, который ты фотографировала два часа назад. Ты заметила, как он похож на храм в Проне Городище?
– Я сниму его в тех же ракурсах, а потом поинтересуюсь в литературе и среди русских эмигрантов.
– Если ты с ними до сих пор общаешься, то они реально могут знать историю храмов. В этом храме венчались родители Есенина, а в тридцатые годы в нем устроили зернохранилище. Во дворе за забором стояли трактора и комбайны с автомобилями. Ранее такая участь постигла все церкви и монастыри, которые не взорвали. До революции зерно выращивали и хранили сами крестьяне, которых потом кулаками обозвали и сгноили в лагерях. Колхозы не успели построить зернохранилища, вот и стали использовать церкви. Других помещений в селах не было. Вот там, – Виктор показал в сторону реки, – стоит каменная Часовня-столб на берегу Оки. Она тоже кому-то из местных властей помешала и ее снесли. Наверное, не смогли найти в ней двери и окна. Теперь ее восстановили по сохранившимся фотографиям.
– Так у нее нет ни окон, ни дверей. Наверное, раньше за такую экскурсию ты мог бы в лагерь угодить, да?
– В пионерский. Пошли в ресторан. Здесь хорошо готовят из деревенских продуктов и чай из самовара подают с домашними пирогами, а из окна ресторана полюбуемся закатами на берегу Оки.
На обратном пути Лариса склонила голову на его плечо и дремала урывками. Дорогу освещала яркая луна, и Виктор иногда выключал свет фар, так как встречных автомобилей не было и освещение трассы было достаточным. Всего двести километров от Москвы, а звезды, как на юге, хотя они и были южнее столицы.
Через час они снова уединились в шахтерском пансионате на берегу озера. В лесу было тихо и спокойно. Утром им предстояло посетить Куликово поле.
Лариса положила голову на подушку и тут же провалилась в сон. Виктор коснулся губами ее щеки, но на лице Ларисы не дрогнул ни один нерв. Он взял полотенце и пошел к озеру. После проведенного времени за рулемплавание в прохладной воде было как нельзя кстати. Виктор не думал будить Ларису, желая видеть ее утром бодренькой, да и самому не мешало бы выспаться. С первых минут их встречи они сразу перепутали день с ночью и могли, как раньше, гулять ночью, а днем отдыхать.
   Утро в лесу, как всегда, было прекрасным. Они проснулись под пение птиц. Легкий завтрак с черным кофе и черной икрой взбодрил их.
– Как самочувствие, мадам Колен?
– А мне нравится вести правильный образ жизни. Вчера не было сил ни на кофе, ни на шампанское. И ты не пытался меня разбудить?
– Мне жаль было тебя. Я поцеловал в щеку и пошел на озеро купаться.
– Жаль должно быть не тебе, а мне, потому что вечер потерян, – засмеялась Лариса.
– А ты, хохотушка, не изменилась. Поедем, посмотрим, где наши предки поколотили татаро-монгол.
– Взять что-то с собой из еды?
– Здесь недалеко, да и там есть хороший ресторан с домашней кухней.
– Тогда я готова к поездке.
Маршрут через Кимовск на Епифань Виктор знал наизусть, и через полтора часа они были на Куликовом поле.
– Итак, Лауренция, мы в историческом месте. Древнюю Русь называли страной дорог из-за многих путей, ведущих из Азии в Европу. Шелковый и серебряный, а «из варяг в греки» проходил по русским рекам, которые раньше были судоходными. Мы находимся на древней земле Тульской губернии, по которой двигалась монгольская конница, уводя в полон русский народ с его захваченным добром. В начале сентября  1380 года здесь прошли дружины московского князя Дмитрия Ивановича. Я не буду рассказывать тебе о самой битве, так как у историков нет единого мнения. Есть путаница, кто был за кого в той битве. Тверские с литовцами, а рязанские с татаро-монголами или наоборот и была ли вообще победа, потому что русские продолжали платить дань.
– А я ничего не слышала о московском князе Дмитрии.
– Правильно сказал Петро про басурман. Как можно не знать полководца, который спас независимость Европы и Франции от татаро-монгольского ига?
– О Чингисхане я знаю и о хане Батые слышала.
– Ну, хоть о врагах слышала. Значит, обсуждали их во Франции, потому что боялись, а князь Дмитрий Донской на этом поле фактически остановил их от похода на Францию.
– Люка, сколько раз мы приезжали Бутырки, но ты мне ни разу об этом не рассказывал.
– Тогда нам было не до исторических рассказов. Лауренция моя, раньше ты всегда приезжала только летом, которое было для нас долгим праздником, но после твоего отъезда наступала зима, и я так привык к тому, что без тебя в Москве не бывает лета. Одна метель и стужа. В последние семь лет для меня была долгая зима и без солнышка. А чем занимаются зимой? Я читал книги о нашей истории. Когда-нибудь на пенсии будем с тобой сидеть у камина и вспоминать различные истории, потому что ничего другого нам не останется.
Лариса обвила его руками и поцеловала, а потом долго не выпускала из своих объятий.
– А не пора ли нам вернуться к себе? – прошептала она на ухо.
– Трудно будет наверстать упущенные семь лет, – улыбнулся Виктор,– я сам себя обокрал, но совсем не значит, что нас не накрыли бы «медным тазом» другие веские обстоятельства в жизни. Наши отношения были на грани провала и еще неизвестно, чем бы все закончилось, во всяком случае, для меня. Так что давай будем радоваться тому, что имеем на сегодня и не будем больше совершать ошибок. Поедем к святому источнику на берегу Дона.
– И река Дон тоже здесь?
– Да. Ты сейчас сама увидишь. Правда, она здесь не такая широкая.
– Значит, ты из донских казаков?
– Нет, мои предки из Беломестных казаков, которых считают настоящими казаками, потому что они служили на границе Руси и охраняли ее рубежи. Донские казаки образовались из беглых крестьян и каторжан, а когда они образовались, то в том месте хозяйничала Золотая орда.
По возвращению их ожидал сюрприз. Племянник Саша зарезал поросенка и отвалил им парного мяса, а Виктор мастерски приготовил шашлыки под шампанское на ужин. На завтрак было парное молоко и деревенский творожок. Все было домашним и натуральным.   
– Я с тобой растолстела за пять дней.
– Два заплыва по озеру и ты опять в форме.
– Похолодало немного и как-то не хочется плавать.
– Если холодно, то, может быть, вернемся в Москву?
– Я сказала, что в воде холодно, а не с тобой, – засмеялась Лариса.
Виктора удивляла ее спартанская способность переносить некоторые неудобства их условий жизни. Он согревал на электрической плитке ведро воды и поливал Ларису из корца теплой водой под березой. Вокруг не было ни души. Даже комары разлетелись от такой картины. Вокруг ресторанов не было в радиусе ста километров, поэтому обеды готовил он сам на костре, потому особого выбора не было. Либо уха, либо шашлыки, правда, один раз Виктор изловчился и заделал пловешник. Получился он не совсем, как в Узбекистане, но Лариса хвалила его.
– Люка, я очень боялась, что ты забыл меня, и у нас все закончилось, а теперь поняла, что была не права, но ты изменился. Вроде бы сохранилась твоя безбашенность, как ты выражался, но ты стал серьезнее.
– Заматерел что ли?
– Такое тоже есть, но я увидела тебя с другой стороны. Как бы тебе это по-русски объяснить, мудрее, что ли.
– Значит, мне удалось. Видишь ли, моя милая Лауренция, мне постоянно хочется показаться тебе умным и не таким, как все, чтобы ты не сразу поняла, какой  я дурак. Сам обрек себя на долгую зиму и сам оборвал ту единственную ниточку, что связывала нас хотя бы в летние месяцы, когда ты могла приехать ко мне в отпуск и остаться на три месяца, когда ты посылала своих патронов по телефону, сообщив, что ты увольняешься и остаешься в Москве. И так каждый год. Я видел, что ты хочешь остаться, но не выдерживаешь долго советской действительности.
– Бедный мой Люка, как же я тебя люблю, – она обняла его нежно и прислонилась к щеке.
– После твоего отъезда я постараюсь решить нашу проблему, чтобы быть вместе.
– Решай поскорей. Я больше не могу ждать десять-пятнадцать лет.
– Ты права, хотя прошли двенадцать лет со дня нашего знакомства, но ничего не прояснилось, а только еще больше запуталось. Однако мне надо принимать решение одному, чтобы тебя не было рядом и «товарищи» не смогли бы тебя достать.
Не стал Виктор рисовать ей страшную картину их романа, если бы он еще продолжился. После официального  вступления в оперативное обслуживание сотрудниками КГБ органов МВД ему бы, как минимум, предложили бы уволиться из органов, а если бы он попытался жениться на мадам Колен и выехать во Францию, то оказался бы сначала в дурдоме, а после этого «дуракам» отказывают во всем. Так что его женитьба не была необдуманным и скоропалительным шагом в жизни. Надо было показать, что он притих, чтобы про него забыли чекисты. А как посмотрят на их отношения «старшие братья» из КГБ теперь? Это Виктору предстоит выяснить в первую очередь, а уж потом с Ларисой строить планы на будущее.
 Пять безоблачных и совершенно счастливых в полном смысле дней на Тульской земле пролетели незаметно. Так бывает у счастливых людей, а они хотя бы на то время могли смело отнести себя к ним. Возвращались почти молча, слушая понравившиеся мелодии, которые скрашивали их скромный быт в березовой роще на берегу озера. Они вновь были счастливы, как и прежде.
– Ты подарил мне пять счастливых дней. Я говорила тебе, что боялась нашей встречи, но судьба все-таки нашла нас на огромном пространстве и свела вместе. Пять дней безоблачного счастья, но мы опять подвластны судьбе и снова разлука. Что она нам принесет, чем закончится очередное расставание? Теперь я боюсь разлуки, она снова отнимает тебя. У меня там есть все, но чертовски не хватает тебя, – Лариса обняла его и страстно поцеловала в губы.
– Я очень тебя люблю, – тихо сказал Виктор.
– Ты будешь мне снитьсяс костром на берегу озера, как ты поливал меня под березой теплой водой из корца и руки, скользящие по моему мокрому телу. 
Ком подкатил к его горлу в предчувствии близкой разлуки. Что с ними будет в будущем? Виктор не смог бы ответить, что с ними произойдет и в ближайшее время. Он прикинул, сколько же они были вместе за эти годы, и получалось, что не так уж и мало, принимая во внимание, что их совместная жизнь была на нелегальном положении. По три-четыре месяца в году набиралось полтора года. Вот и теперь им предстоит разлука и не потому, что они так хотят. Нет, они хотят быть вместе, но опять обстоятельства выше их желаний, и им приходится в который раз обещать друг другу, что разлука ненадолго, и они, наконец, смогут быть вместе. Хотя оба понимали насколько все сложно, и мало верилось в счастливый конец их сказки, но не хотелось отнимать самим у себя последнюю надежду, поэтому уговаривали себя, что разлука будет недолгой. Лариса уезжала поездом с Белорусского вокзала. Их глаза были мокрыми от слез, которые  накатывались на глаза помимо их воли.
– Что такое, ты мужчина, прекрати, а то я разревусь.
– Это от ветра, – Лукин попытался изобразить на лице улыбку, но не получилось.
– Я тебе напишу, если можно?
– На адрес Надежды Прохоровой.
– Да, я его помню, если они не переехали.
– Адрес тот же.
Она помахала рукой в открытое окно вагона. Что-то в ней все-таки изменилось. Она совсем другая, чем была, уезжая таким же поездом семь лет назад. Тогда она, войдя в вагон, услышала родную французскую речь и отвлеклась от него, стоящего на перроне. А теперь нет, она была другой, как будто боялась пропустить какое-то мгновение, смотрела на него, стараясь запомнить его. Неужели она не верит, что они скоро встретятся, и больше не надо будет провожать ее с вокзала, во всяком случае, надолго. Что-то в жизни сделали они не так, и теперь придется исправлять, но с большими трудностями. Под силу ли им будет такая ноша, когда в принципе у них все в жизни есть, но не хватает самого малого, тех добрых, теплых, нежных отношений, которые, можно уже сказать, они хранили долгие годы?
Лукин понимал, что к Ларисе у него навсегда осталось чувство, которое ни с чем не сравнить. Он не мог уже не думать о ней, но их встречи крайне редки, как карта ляжет, авот встретились случайно и словно не расставались. Их чувства не поддаются ни контролю, ни анализу, что-то неожиданное вдруг всплывает из памяти и бросает в омут страсти и любви… Она осталась частью его жизни, но он не мог знать, что с ними будет через день, через месяц или год. Вечером он бродил по Москве с разбитым сердцем, одинокий, как никто на свете.





















                С системой шутки в сторону

               

Утром рано Виктора разбудил звон будильника, но нестерпимо хотелось одного – спать. Недосып накопился за последние дни, когда в звездные ночи на берегу озера спать – непозволительная роскошь. Он был счастлив в последние дни отпуска, но он закончился на минорной ноте – разлукой с Ларисой и сейчас он самый грустный человек, которого встречал на своем веку. Проводил ее на вокзал и вернулся в свою пустую квартиру. Хорошо, что дома никого и можно поскучать. Однако пора на работу. Выпил чашку кофе, больше ничего не лезет, да и холодильник пустой. Вина и шампанского сколько хочешь, а в гастрономе он неделю не был.
На работе лирика закончилась. Обрывки фраз, недомолвки и шушуканья коллег говорили о том, что информация о его встрече с француженкой стала предметом обсуждения в кабинетах управления. Они с Ларисой при встрече особо не шифровались и ни от кого не прятались. Их могли видеть вместе на разводе нарядов в «Бухте Радости» или вечером в ресторане, впрочем, теперь уже неважно кто и где их видел. Информация дошла до ушей стукачей, а те могут слить ее своим хозяевам из КГБ или уже слили, что не очень хорошо.
Начальник 2-го отделения угрозыска Андрей Вайнер сидел с ним в одном кабинете, и Лукин поинтересовался у него:
– Михалыч, что за слухи по управлению о моих  любовных похождениях в отпуске?
– Какие могут быть слухи? Говорят, что ты с француженкой отдыхал в Самарканде. Лариса давно прилетела?
– Понятия не имею. В Самарканде я отдыхал у друзей, но о ней ничего не знаю, – сказал Лукин, решив сначала узнать, что известно его коллегам.
– Не мое это дело, но я слышал от наших сотрудников, что у тебя опять с ней роман.
– Ладно, Михалыч, спасибо, разберусь, а то ходят, шушукаются, как бабы на лавочке у подъезда.
Виктор оценил обстановку и не стал больше ничего выяснять. Он и сам с первого дня встречи с Ларисой обдумывал, как подбросить «стукачам» информацию о романе с Ларисой, но точно не определился кому из коллег и в каком объеме. В 1983 году молодой сотрудник райотдела КГБ Воробьев ретиво взялся выполнять приказ об оперативном обслуживании сотрудников уголовного розыска и поделил сотрудников отдела пополам, чтобы одна половина сотрудников стучала на другую. Лукину эти дешевки были до одного места, но не в такой ситуации, когда они что-то слышали, но в основном додумывали в меру своей испорченности и несли в КГБ.
Они с Ларисой, к сожалению, не встретились в Самарканде, а слухи ползут, что они там отдыхали вместе. На их домысле он решил сыграть, чтобы потом развалить всю информацию и превратить в очередную шутку Лукина. Чтобы дезинформация стала реальностью, надо подбросить что-нибудь незначительное из правды и подтвердить их догадки, что они были вместе в Самарканде, тогда «стукачок» будет выдавать дезу за реальность. Осталось определиться через кого, и лучше если информация будет подтверждена несколькими источниками. Никто и не сообразит, что она исходит от Лукина и больше ничем не подтверждается, потому что некоторые деятели всегда торопятся показать себя великими агентуристами. Год назад они уже попытались сунуться к Лукину и получили.
Сначала поползли слухи о его пьянках в кабинете в рабочее время, но он постоянно ездил на своей машине и сам за рулем, а у него было золотое правило не пачкать рот даже пивом, да и пьянки в кабинете были для него под запретом. Лукин вычислил предполагаемого «стукача», который молотил на КГБ, а попутно стучал и начальнику управления Иванову. Тот был из замполитов и любил такого рода информацию. Лукин послал сотрудника угрозыска за водкой, а потом за закуской. Когда тот второй раз побежал в магазин, Лукин перелил бутылку водки в графин, а вместо водки налил воды. Сотрудник порезал закуску, но от выпивки отказался. Лукин треснул два стакана… воды, и хорошо перекусил, а потом еще полстакана. Сотрудник недолго думая, побежал к Иванову и доложил. Тот срочно вызвал Лукина к себе и  ходил вокруг него, принюхиваясь, что поделаешь замполит, хоть и бывший.
– Лукин, ты выпил? – наконец спросил Иванов напрямую.
– Никак нет, а с чего это вы взяли? – бодро спросил Лукин.
– Я точно знаю, что ты выпил водки.
– Вы уверены и отвечаете за свои слова?
– Уверен и отвечаю за свои слова, – выпалил с металлом в голосе Иванов.
– Я-то пошутил и выпил два стакана… воды, а вы спалили своего человечка, потому мне не хотелось бы держать его в своем отделе угрозыска.
– Я всегда знал, что ты не только хороший руководитель, но и сыщиком остался. А зачем тебе такие шутки?
– Знал, что тот стучит на «старших братьев», а в угро таких не любят, но про вас и не думал. А вам зачем «стукачок», я и так все обязан докладывать.
– Ладно, иди, работай, дождешься от тебя правдивого доклада.
Видимо, тот урок не пошел им впрок, и Лукин решил им подбросить что-нибудь повесомее, чем воду вместо водки. Теперь такая «дешевка» с ними не пройдет и надо им подбросить что-нибудь «интересное», чтобы у них «планка» в мозгах упала. Все равно «на каждый роток не накинешь платок», а  слухи еще больше обрастут их домыслами, если он попытается переубедить  «народ», что не было встречи и ничего не было. Только слухи его особо не волновали, он и Михалычу ответил, что все выдумки, но они с Ларисой решили, что скоро будут вместе, и надо было знать, как к их решению отнесется советская власть и, в первую очередь, органы госбезопасности.
А как узнать? Спросить у компетентных органов, так не скажут ничего, а проверку устроят за такие вопросы и могут уволить. Значит, надо смоделировать жизненную ситуацию из правдивых обстоятельств, замешав ее на дезинформации об отдыхе с ней в Самарканде, чтобы потом превратить все в очередную шутку Лукина. Заодно и «стукачей» выявить, которые излишне опекают сотрудников уголовного розыска.
Такие мероприятия Лукин называл «прокачкой ситуации», когда запускаешь «дезу» одним и ждешь ее возврата из других источников. В управлении знали о его шуточках, поэтому он сразу подготовил пути отхода, что ничего и не было. У него сохранились билеты на паром от Красноводска до Баку. Виктор выяснил при встрече с Ларисой, что в то время, когда он был в Самарканде, она была в Париже. Она прилетела в Самарканд на следующий день после его отъезда, а он пересекал на пароме Каспийское море. То был сильный козырь, чтобы опровергнуть любые слухи, что у них была связь и совместный отдых в Самарканде, превратив все разговоры о нем в плод их больной фантазии.
«Осталось выяснить, от кого исходят слухи и им же дунуть в уши такую информацию, от которой у них пятки зачешутся, чтобы побежать и доложить своим «хозяевам», – подумал Лукин, – жаль о предстоящей операции ни с кем не поделишься. Надо тонко разложить информацию для каждого предполагаемого «сексота» в отдельности, чтобы она не повторялась.  Сами они ничего не могут знать и передадут какую-нибудь чушь куратору из КГБ, которые что-то засиделись в надзирателях над сотрудниками МВД, тем более уже прошли слухи, что неправильное кураторство надо прекращать. С таким же успехом и МВД может их курировать, пусть лучше шпионов ловят. Ну что ж, господа чекисты, получите прощальную гастроль поднадзорного начальника уголовного розыска. Пора поднимать занавес на сцене».
 Чем он дальше рассуждал, тем ему становилось веселее оттого, что он собирался сделать. Лукин наметил пять кандидатов из числа своих коллег, которые, возможно, сливали о нем и других сотрудниках «информацию» в КГБ.  «Стукачи» толком ничего о нем не знали, потому  выдумывали разные небылицы о Лукине, которые потом  пересказывались руководством как неоспоримые факты, а он над ними  посмеивался.  По  осколкам информации Лукин и составил список своих недоброжелателей. Взвесив все «за» и «против», он решил одним разом «пробить» несколько вариантов и тут его осенила одна мысль.
Лукин вспомнил, как в фильме «Адъютант и его превосходительство» начальник контрразведки белой армии полковник Щукин применил классный прием, чтобы выявить предателя в своих рядах. Он создал ситуацию, при которой пять его офицеров получили дезинформацию о готовящемся взрыве продовольственных складов в Киеве, и сообщил каждому в отдельности пять разных адресов квартир на стороне красных, где якобы хранится взрывчатка. Расчет был простым. Чекисты не могли бы оставить такую информацию без внимания и в том адресе, где будет произведен ими арест и обыск, тот офицер и предатель, кто владел информацией об этом адресе. Но в фильме чекисты обманули полковника Щукина и разгадали его ход, арестовав другого, которого потом пытали, а тот не понимал за что. Посмотрим, как поведут себя потомки тех чекистов. Ему стало смешно от игры с серьезными дядьками, но другой возможности, чтобы выяснить, что их с Ларисой ожидает в ближайшем будущем, у него не было.
Лукин поочередно провел встречи с пятью предполагаемыми «стукачами», которым пожаловался на жизнь. Одному сообщил, что встретился с Ларисой и отдыхал в Самарканде в гостинице «Интурист» в одном номере по чужому паспорту со штампом о женитьбе. Другому, что она приехала из Парижа познакомить его с их сыном, которому уже шесть лет. Третьему, что он подал заявление на развод, принимает гражданство Франции и переезжает к ней на постоянное место жительство. Следующее ухо приняло, что Лариса нелегально осталась в Москве, и что они снимают квартиру, а из дома он ушел к ней. Перед пятым кандидатом он положил смонтированное им фото, на котором они были вместе с их сыном в Самарканде. Фотомонтаж получился неважно, поэтому он «засветил» фото якобы случайно.  Вымысел  состоял в том, что Лариса выходит за него замуж и остается в Москве.
Хуже нет, чем ждать и догонять, а не понимаешь, кому отнесут твою дезинформацию, и какой «черт выскочит из табакерки»? Одна надежда, что долго затягивать они не будут, слишком «жареные факты» он им выложил.
«Пал Андреич, вы шпион?» – спросил Юра адъютанта Кольцова. – «Видишь ли, Юра…»– ответил тот по фильму.
   А кто и о чем спросит Лукина, который взял на себя роль начальника контрразведки Щукина, и кто из намеченных им кандидатов «стукач»? Хотя уже неважно, кто тебя продаст. Погасли свечи, спектакль начался. Кому отвели роль адъютанта Кольцова  в окружении Лукина? Он вспомнил беседу с Юрием Мефодиевичем Соломиным, который сыграл его в фильме. Актера в очередной раз обокрали. На этот раз радиоприемник с его автомобиля «Волга», а до этого – зеркало бокового вида. Вроде бы мелочи, но его автомобиль стоял на Колобовском переулке прямо напротив здания МУРа по Петровке, 38. Жулье охамело, но зато постоянно предоставляло Лукину незабываемые встречи со знаменитостью, причем не только по поводу кражи с автомобиля, но и на осмотре места происшествия в Малом театре. Правда, не всегда получалось обрадовать знаменитостей поимкой жуликов, но разговоры с ним запомнились.
– Юрий Мефодиевич, вы должны знать судьбу настоящего героя и моего коллеги, которого вы играли в фильме, – спросил Лукин на встрече.
– Кого именно? Майора милиции из фильма «Инспектор уголовного розыска»?
– Отличный фильм. Правдиво показано нападение на сберкассу, мне приходилось расследовать разбой на сберкассу по Бутырской улице. Но мне хотелось бы услышать про судьбу Павла Васильевича Макарова, который в фильме «Адъютант его превосходительства» был мастерски вами сыгранным Кольцовым. Макаров в тридцатые годы был начальником милиции в Крыму. Я там и слышал его историю.
– Перед съемками фильма я ознакомился с биографией Макарова. Конечно, в сценарии фильма многое искажено, и Павел Васильевич возмущался. Мало того, что все содрали с его книги об тех событиях, да еще исказили многое.
– А если бы сняли фильм по реальным событиям, то он был бы не менее интересен? – спросил Лукин.
– Может, снимут когда-нибудь, но в нашей версии офицеры белой гвардии показаны реальными, с честью и лоском, не как раньше. СМакаровым я встречался, когда он пытался найти правду и не согласился со сценарием. Интересный герой гражданской и отечественной войн, непризнанный и забытый, как и многие другие.
– Да, к сожалению, есть такое у нас в государстве. Одних славим незаслуженно, а про героев забываем. Книгу Макарова ободрали, но это всего лишь одна фальшивая страничка нашей истории.
– Я предлагал нашим сценаристам прислушаться к Макарову, но мне ответили, что данный сценарий не имеет никакого отношения к нему, хотя на самом деле был целиком содран с его книги.
– Дело не в сценарии, который можно написать с любой фантазии о тех событиях и лицах. Также ободрали писателя Богомолова с книгой «В августе 44-го» и никто его не защитил. Макарова забыли. А сколько было в истории фальшивых героев из-за неразберихи в годы гражданской войны? Да и отечественная война хранит достаточно тайн о настоящих героях, а славят надуманных.
– Когда-нибудь про всех напишут. Пока, видимо, время не наступило.
– Если к тому времени заинтересованные лица не уничтожат архивы по тем событиям и в очередной раз не перепишут историю под себя, а достоверная история нашей Родины намного интереснее той, что преподают нам в школе.
– Мне, к сожалению, пора. Пожелаю вам успехов в поимке жуликов, – откланялся Юрий Мифодьевич.
   Лукин раскрутил маховик «взаимоотношений» с КГБ и теперь оставалось только ждать. Знать бы еще, что именно ждать, поэтому надо подготовить разные варианты для «отъезда» от своих «шуток» с КГБ.
   «А ты уже не тот желторотый лейтенант, какой был при встрече с Ларисой», – подумал Виктор.
    Кого же играл Соломин в кино? Кем на самом деле был «Адъютант его превосходительства» по жизни? Ведь сценаристы фильма надоумили Лукина на разборку с милицейскими «стукачами», а сам прототип Макаров был схож с Лукиным небольшим авантюризмом в характере, да и родился тот в селе на берегу реки Прони, где Лукин любил отдыхать с Ларисой. В семнадцать лет во время первой мировой войны Макаров пошел воевать добровольцем, окончив школу прапорщиков, что приравнивается к теперешнему  младшему лейтенанту. К двадцати годам, когда грянула революция, вступил в Красную армию, а весной 1918 года ему поручили вербовку бойцов. Вербовщики от красных и белых ходили по селам и хуторам, собирая войско. В одном из хуторов Макаров был задержан разъездом белого отряда генерала Дроздовского, который слыл самым кровожадным в Белой гвардии. Бывший прапорщик Макаров представился штабс-капитаном, присвоив себе сразу три внеочередных звания, а сведения о себе сообщил из своей биографии, что подтвердилось при проверке. Макаров решает остаться у белых, чтобы выведать военные сведения. Так он  стал разведчиком, но без связи с красными, потому что они об этом не могли даже догадываться.
Положение адъютанта командующего армией Владимира Зеновича Май-Маевского  открывало Макарову доступ к самой секретной информации по белому движению на юге России, однако без связи с красными она ничего не стоила.  И он связался в Севастополе со своим братом, который состоял в  большевистском подполье. Белая контрразведка не дремала, полковник Щукин  заподозрил Макарова, но доказательств не было. В январе 1920 года белым удалось разгромить Севастопольское подполье и получить сведения на участие в нем братьев Макаровых. Брата расстреляли, а Павлу удалось бежать.  В крымских горах бывший адъютант сколотил партизанский отряд, который воевал в белом тылу до самого окончания гражданской войны.    После освобождения Крыма от Врангеля Макаров работал в ВЧК, где занимался борьбой с бандитизмом. После окончания гражданской войны появилась целая армия самозванцев, которые, воспользовавшись неразберихой в той войне, заявляли, что служили в частях Красной Армии. Количество бойцов в разы превышало данные РВК, и в конце 1920-х годов была создана специальная комиссия по их проверке.  Макаров был исключен из рядов красных партизан и лишен персональной пенсии, в 1937 году его арестовали, но спустя два года освободили. Когда грянула война, Павел Макаров возглавил партизанский отряд. За заслуги во время Великой Отечественной войны он награжден орденом Боевого Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалью «Партизану Отечественной войны».
«Да у сериала про адъютанта могло быть красивое продолжение, если бы снимали по судьбе Макарова и Кольцов совершил бы побег от белых, – подумал Лукин, – а сценаристы просто общипали героя двух войн и хапнули Госпремию».
Поздним вечером Лукин смотрел дома телевизор, когда прозвучал звонок телефона. Дождался, называется.
– Я сейчас приеду. Есть серьезный разговор, – сказал начальник управления Куликов, – выходи во двор и жди меня.
  Куликов мог позвонить ему сам и вызвать на работу,  если случалось страшное преступление, но обычно звонил дежурный по УВД, а просьба  выйти во двор дома явно подразумевала тайный разговор. Лукин не мог даже  предположить, что его шуточка так быстро «взорвалась».
– Ты что натворил? Мне вечером звонил начальник нашего районного КГБ Николай Антонович и предложил утром уволить тебя из органов, – слова Куликова прозвучали для Лукина как гром и молния.
Он сразу сообразил о причине его увольнения, потому что ничего другого за ним не было, кроме дезинформации «стукачам», но вида не подал.
– За что уволить?
– Тебя надо спросить. Что у тебя за роман с француженкой?
   Лукин засмеялся. Ему уже было не до смеха, но то была защитная реакция, чтобы обдумать ответ. Стало окончательно ясно, что его шутки сработали, но он до конца не верил, что они так сильно заглотят наживку и пойдут в атаку без поверхностной перепроверки. Значит, они получили информацию не от одного источника, поэтому и посчитали ее достоверной.
«Интересно, какую именно информацию они получили или все пять вариантов», –  мелькнуло у него в голове.
– И что ты смеешься? Мне серьезно заявили, чтобы утром приказ о твоем увольнении был подписан.
– А причину не назвал Николай Антонович?
– Сказал, что ты встречаешься или живешь с француженкой. Тебе что, в Москве баб мало?
– Нет, товарищ полковник, баб хватает, – сказал Лукин официальным тоном.
– Ладно, ладно, извини, вырвалось. Что у тебя с ней?
Виктор рассказал ему историю любви, от которой тот чуть не прослезился, как много лет назад он познакомился с русской девушкой, сделал ей предложение выйти за него замуж, и она согласилась. Позже выяснилось, что она француженка и живет в Париже, да еще замужем. Она развелась и семь лет они тайно встречались, перетягивая друг друга на свою Родину, но ничего не получилось, так как она не могла жить в СССР, а он не хотел во Франции. Шесть лет назад он женился, и история закончилась. Больше он с ней не встречался, только слышал от друзей, что она была проездом в Москве, но он в то время был на рыбалке под Астраханью. Потом путешествовал на машине до Самарканда, оттуда в Баку, Сухуми и домой.
– А говорят, что ты отдыхал с ней в Самарканде по чужому паспорту.
– Товарищ полковник, чтобы точно ответить на все ваши вопросы, мне надо знать, что еще говорят обо мне. Я пошутил со своими коллегами о француженке, но догадываюсь, что они поделились той информацией с КГБ.
– Интересный оборот и вот с этого места поподробнее.
– Когда я вышел из отпуска, то услышал, как некоторые коллеги шушукались в коридорах о моем отдыхе. Обложили наше управление  «стукачами», которые ничего обо мне не знают, потому выдумывают разные небылицы вроде той, что вы сказали. Мое поведение на работе и в быту идеальное, а их это не устраивает, поэтому льют на меня помои. Ладно бы чесали свои языки в наших коридорах, так они пишут сообщения своим хозяевам, у которых складывается обо мне негативное мнение. Такой прием еще в органах ВЧК и ОГПУ назывался «расшатать психику» человека, после чего он или запьет или совершит неправильные поступки, вот тут и бери его тепленького или увольняй. Их грязные языки меня достали, и я пошутил с ними. Помните, в фильме «Адъютант и его превосходительство», когда начальник контрразведки Белой армии запустил пять вариантов дезинформации пяти офицерам штаба, которых заподозрил в связи с чекистами. Вот и я таким методом решил вычислить наших «стукачей» в управлении. У КГБ закончился срок надзора за МВД и пора знать их помощников в наших рядах. Хватит следить за нами, как за преступниками. Я наметил пять кандидатов и вложил им в уши пять различных вариантов дезинформации, которую они сообщили в КГБ. Один из вариантов был ваш, что я отдыхал с француженкой в Самарканде по чужому паспорту.  Если Вас интересуют наши доморощенные «стукачи», то скажите, о чем они еще натрещали в КГБ?
– Я бы не стал интересоваться, но ты провел оперативную комбинацию, и грешно было бы не воспользоваться ее результатами. Еще мне в КГБ сказали, что у вас с ней сын растет в Париже, и ты собираешься скоро переехать во Францию, – Куликов засмеялся, вероятно, понял, какие небылицы ему рассказали, – говорят, у тебя видели фото, где ты с сыном и француженкой в Самарканде.
– Для убедительности дезы я специально обронил фото перед одним из тех, но то был фотомонтаж, причем очень грубый, чтобы подделка сразу обнаружилась, но тому паразиту хватило. Да фото у меня с собой. Можете сами убедиться, чтофотомонтаж. Грубо обрезано и пейзаж в разных тонах.
– Да, видно, что склеено, – полковник взглянул на фото.
– Второпях делал, чтобы еще одному по ушам проехать.
– А не жалко было фото резать?
– У меня еще есть. Ее подружка подарила.
– Да, теперь я тебя понимаю. Красивая женщина.
– Не в ее красоте, а в ней самой. Артистка больших и малых театров, каких поискать, но другой такой нет, – сказал Лукин.
– Так кто же получил от тебя эти варианты дезинформации?
– Получается, что у «старших братьев» выскочило  сразу два варианта дезы про фото и отдых по чужому паспорту, но есть вариант, что они поделились ей с кем-то еще, хотя уверен, что такую «жареную» отнесли сразу напрямую в КГБ. А там получили такую информацию, да еще из разных источников и проверять не стали. Обленились совсем, привыкли работать по первому чиху, вот и результат, а могли бы сообразить, что информация хоть и разная, но только от меня. Даже я такого эффекта не ожидал. Сколько же их «помощников» в наших рядах? И все жаждут моего ухода, так как у них нет продвижения по службе, но их я вам отдам, когда буду увольняться.
– Ну, в таком случае вопрос об увольнении откладывается совсем.
– Я и не собираюсь увольняться, но после таких событий, сами понимаете, что с такими подчиненными я работать не смогу. Здесь уж или я или они, – сказал Лукин.
–  Их будут прикрывать покровители из КГБ и не позволят уволить.
– Вот-вот, и я говорю. Надо было им сначала проверить информацию и убедиться, что это бред их «помощников», а им, наверное, и денег за это отвалили.
– А как проверишь?
– Очень просто. У меня остались билеты на паром по Каспийскому морю, когда я ездил в Самарканд. В КГБ не составит труда выяснить время пересечения Ларисой границы из Франции и обратно. Сразу станет ясно, что мы не могли встретиться. Значит, я не поддерживаю с ней связь, отсюда лопается вся их «достоверная информация».
– Если так, то они оказались в большой «луже». Людей своих спалили и дезинформацию проглотили. Ну, ты нашел с кем шутки шутить, – улыбнулся Куликов.
– Никого я пока не палил и с КГБ я не шутил и даже не общался. Подумаешь, повеселил своих коллег очередной шуткой. Я же не знал, то они информаторы КГБ, мне об этом никто не сообщал.
– Но ведь догадывался, кому они отнесут твои шутки?
– Откуда? Кто мог знать, что они завербовали идиотов с воспаленными мозгами, у которых вода в заднем проходе не держится, а сразу побежали и выплеснули, – улыбнулся Лукин.
– Мне все ясно, но захочет ли нас понять Николай Антонович? Ведь оперативник КГБ лопухнулся. Попробую объяснить, что ты пошутил со своими коллегами, а они, как честные опера, сдали тебя в КГБ, – засмеялся Куликов, – надо признать, что это была твоя лучшая шутка.
– Вообще-то я не шутил, а защищался от злых языков.
– Да, не завидую я жуликам, с которыми ты борешься. Попробую все-таки тебя защитить.
Следующий день прошел без особых происшествий, Лукин сдержал себя, чтобы не настучать по голове двоим «стукачам», которые сами себя сдали, а вечером Куликов вызвал к себе.
– Шутник, я разговаривал с Николаем Антоновичем. Он в принципе все уже понял, что они поторопились, сделав определенные выводы о твоем увольнении, будут проверять информацию, а пока можешь работать. Своего оперативника КГБ, который курировал наше управление и принял твои шутки в виде сообщений от агентуры, перевели на работу в кадровый аппарат. Он больше не будет заниматься оперативной работой, потому что не распознал дезинформацию и резко отреагировал, засветив своих помощников из наших рядов. У них шутки в сторону даже со своими сотрудниками.
– Как долго продлиться «пока можешь работать»? Они, конечно, все проверят, если получится, а на меня все равно затаятся, поэтому какая уж здесь работа. Надо место искать, – сказал Лукин, прикинувшись казанской сиротой.
– Жаль тебя отпускать, но ты прав, что они не успокоятся.
    Лукин сам уже давно хотел сорваться из районного управления, ноне получилось с переходом в МВД после отказа от работы в Самарканде.   Теперь обстоятельства так сложились, что надо снова запустить вопрос согласования о переходе в МВД СССР. Даже поездка в Самарканд прошла у него под легендой, что хотел на месте изучить обстановку после предложения руководства МВД о его переводе в тот город, что при проверке подтвердится, а какие были настоящие мотивы его поездки, знает только он один, и проверить невозможно. В коридоре управления перед дверью отдела кадров он встретился взглядом с молодым парнем. Лицо показалось знакомым или по взгляду понял, что тот его знает. Кажется, из КГБ?
– Вы из райотдела КГБ? – спросил Лукин.
– Да.
– Наверное, в кадрах хотите посмотреть мои проездные документы в Самарканд?
– Да, конечно, – парень немного опешил, как он догадался, откуда он и его задание.
– Пошли ко мне.  Документы  у меня в сейфе, только билеты на паром, а далее мой путь был на машине, но вас интересуют только даты, когда я ходил по Каспийскому морю? Если хотите я назову ваших коллег из Самарканда, с которыми я плов кушал за столом.
– Нет, нет, достаточно будет билетов на паром.
Лукин и сам, проработавший более пятнадцати лет на оперативной работе, знал, что билетами разваливается вся полученная от него дезинформация, то есть ничего такого и не было. Может и было, но об этом знает только он, потому они опять остались ни с чем. Он знал, что чекисты еще какое-то время будут его сопровождать, чтобы при удобном случае щелкнуть по носу за его шутки. Лукин только не понимал, с какой стороны к нему пристали «старшие братья» из КГБ и зачем он был им нужен. Как работник МВД или родственник партийной элиты по жене? Можно было предположить, только с точки зрения общей статистики в отчетности КГБ. Его хотели сделать еще одной  «реализованной палкой» в борьбе с представителями его профессии. Он все больше убеждался, что совершенно правильно поступил, показав им «зубы». Иначе неизвестно, что бы они со своими информаторами подшили к его делу оперативной разработки, а что оно было, нет сомнений, иначе бы не взорвалась дезинформация через три часа после получения.
В КГБ знают о любовной истории из его «честных» рассказов. Неприятно, когда копаются в твоей личной жизни, и непонятно за что его затащили в мясорубку, называемую борьбой за чистоту кадров?  Можно сказать, что «нет дыма без огня». Лукин отлично понимал, что он не «пай-мальчик», и дыма от его деятельности много, но если огонь принимать за нарушение закона, то у него никогда не было.
Если бы Лукин знал, как раскрутится система, то, возможно, не стал бы «дергать за усы спящего льва», но тогда бы продолжал литься поток дерьма от «стукачей», и неизвестно, что было лучше.  Они сами выпросили, загнав его в угол сплетнями, и получили. В результате операции он получил ответ на многие вопросы. Выяснилось, что нет никакого «потепления с Западом», о котором говорила Лариса. Во всяком случае, в рядах спецслужб, но если б он так пошутил года три назад, то мог бы беседовать не с начальником управления, а со следователем в Лефортово. Да он и сейчас не знал, чем закончилась бы проверка КГБ, если бы все его «шутки» подтвердились? Уже была дана команда о его увольнении к утру следующего дня, а за увольнением могли бы последовать арест или психушка. Лукин превратил все в шутку, а на самом деле, то была чистая правда, а чтобы до нее никто не докопался, придется уходить от общения с Ларисой в подполье.
В КГБ будут ловить его на переписке с Ларисой, и тогда его «шуточки» могут истолковать не меньше, чем государственное предательство. И все-таки не зря он рисковал и получил самый негативный ответ в своей жизни, еще не время для их встреч и тем более, никто им не позволит быть вместе. Сколько ждать? Никто не может сказать.
Лукин встретился с сотрудником кадров в МВД Николаевым, который пояснил, что создается новая структура в Совете Министров СССР, и там будет единица из МВД и если он согласится там работать, то они будут прорабатывать его кандидатуру. Так Лукин может обойти недоброжелателей из органов, которые будут вставлять палки в колеса при его переводе, но надо делать молча и никому ни слова. Рассказывать о своих планах было не в интересах Лукина, и после всех событий он создал вокруг себя вакуум, чтобы ничего о нем не могло просочиться.
   Через несколько дней начальник управления  вызвал Лукина и сообщил то, чего он давно ожидал:
– Я сегодня беседовал с начальником РО КГБ, и он посоветовал, чтобы ты искал себе другое место работы.
   –Давно бы ушел, но не отпускали. Я надеюсь, он сроки не устанавливал и с  ГУВД Москвы надо согласовать мой вопрос?
– Нет, про сроки он не говорил и сегодня уже без нажима, видимо, проверили твои сведения и все подтвердилось. Он сказал, что иначе его коллеги не поймут, так как они убрали с оперативной работы своего сотрудника по профнепригодности, а ты всю эту кашу заварил и работаешь, как ни в чем не бывало. На Петровке ничего об этом не знают, и не говори никому.
– У нас в управлении есть, кому все рассказать и как вам самим не противно работать в такой обстановке? Я знал, что они не отстанут от меня, но если разобраться серьезно, то у меня серьезней будет потенциал оперативного мастерства, чем у их сотрудников, и вы отлично знаете, что я могу эту ситуацию донести до ушей больших руководителей, от чего нашим «старшим братьям» будет неуютно. Но, я не хочу противостояния, потому как сам давно уже решил перейти на другую работу в МВД. Меня раньше не отпускали, а теперь я не хочу, чтобы меня выталкивали, потому прошу потерпеть, иначе разверну все в другую сторону. Вы меня знаете.
– Николай Антонович не хочет продолжения данной истории, потому и сроки твоего перехода не устанавливал. В шутку он сказал, что в МВД был ярым противником опеки со стороны КГБ министр Щелоков, пока у него была поддержка Генсека Брежнева, а теперь ты с крышей тестя из ЦК КПСС, – засмеялся Куликов.
– Он так шутит, потому что проверил информацию по мне и понял, что доказать ничего не может. Не было ничего, а поднимать волну на ровном месте и бросить тень на меня означает переть против партии, вот и шутит. Был бы я с ними без такой поддержки, стали бы они со мной церемониться, дали бы вам команду о моем увольнении без объяснения причин и вы бы под козырек ее исполнили. Да вы уж итак готовы были со мной расстаться, лишь бы самому удержаться в кресле.
– Ну, спасибо за откровенность, хотя ты прав.
– Да, я кругом прав. Чекисты давно спали и видели, как бы подмять под себя МВД и спасибо Щелокову с Брежневым, что нас на съедение не отдали. Мудрые были руководители, прежде всего тем, что нельзя было создавать неограниченную власть КГБ или МВД, иначе опять наступит 37-й год, хотя он и до того был и сейчас существует в уменьшенном варианте, который в обиходе называют беспределом власти.
– Ты о чем хочешь сказать? – спросил Куликов.
Лукин окончательно убедился, что в КГБ о нем ничего нет и решил «проехать по ушам» начальнику управления по кличке «пластилиновый», чтоб тот прекратил крутить задом перед КГБ и оставил его в покое до перевода из управления.
– О делах земных и ничего придуманного. Еще две тысячи лет назад Иисус учил нас: «Ты видишь соломинку в глазу брата твоего, но не видишь бревна в собственном глазу». Решение о передаче МВД под оперативное обслуживание КГБ было принято Андроповым, когда ему доложили об убийстве майора секретариата КГБ Афанасьева пьяными милиционерами 5-го отделения милиции по охране метро «Ждановская», которые после сознались в убийстве майора Шеймова с женой и малолетней дочерью. Уголовное дело по убийствам засекретили, выяснить, какими фактами руководствовалось следствие, пока невозможно. Одновременно среди сотрудников госбезопасности поползли слухи, что милиция отлавливает подвыпивших сотрудников КГБ и убивает. Кому и зачем нужны были такие слухи понятно.
– Но ведь на самом деле кошмар с убийством семьи.
– Вот и вы поверили в этот бред, – сказал Лукин, – для того и дело засекретили, чтобы никто не докопался до истины, а мне их секреты не нужны, я знаю факты. Ни в коем случае я не защищаю милиционеров-убийц. У них был умысел на убийство и, может быть, судья был прав, что применил к троим из них исключительную меру – расстрел. Но майора Афанасьева нашли в сугробе живым и врачи шесть дней боролись за его жизнь в госпитале, но не смогли. Значит не убийство, а нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом, статья 108 часть 2 УК РСФСР.
По убийству семьи Шеймова целый полк солдат несколько дней перекапывал землю по показаниям милиционеров, где они якобы закопали трупы, но ничего не нашли. По закону убийства нет, а есть без вести пропавшая семья Шеймова. Только летом этого года стало известно, что Шеймовсменил фамилию, с женой Ольгой и дочерью Еленой живут в Вашингтоне, где он работает консультантом в АНБ – электронной разведке США. Кому-то надо было распространить легенду, что Шеймова с семьей убили милиционеры по дороге на подмосковную дачу, а он в это время уже летел самолетом в Америку. Шифровальщик Андропова майор Виктор Иванович Шеймов был начальником отдела в 8-ом Главном управлении КГБ СССР, обеспечивал шифр связью посольские резидентуры КГБ. За год до побега, находясь в командировке в Варшаве, тайно покинул советское посольство и вышел на контакт с агентами ЦРУ, которые присвоили новоявленному агенту кличку «Сапфир», пообещав ему и его семье устроить побег из СССР через посольство США. Пять лет системы шифрования в КГБ не менялись и шифровки из резидентур КГБ фактически шли открытым текстом.В результате перехвата шифровок советской разведки прошла волна арестов советской агентуры, работавшей в США и странах НАТО. Вот цена одного предательства майора КГБ, но МВД не лезет в их кухню для оперативного обслуживания, как они. Работать во взаимодействии мы всегда, пожалуйста, а копаться в нашей личной жизни дурно пахнет, тем более любовь под контролем КГБ, как им самим не противно подсматривать и подслушивать, читать чужие письма?
– Чувствуется, они задели тебя за живое, – сказал полковник.
– Не во мне деле. Я раскрыл вам лишь частичку их тайны за семью печатями, которая коснулась милиционеров-убийц, а сколько у них выявлено предательств за прошлый год. При их принципах отбора и проверок сотрудников КГБ предательств в их рядах не должно быть. В МВД набирают милиционеров по объявлению, потому могут и бандиты затесаться, а у них нет. Причиненный ущерб от предательства сотрудников КГБ измерить невозможно, так как связан с жизнью разведчиков, агентов и безопасностью страны.
Что же творится на Лубянке после Андропова за последний год? Месяц назад арестовали сотрудника военной разведки генерал-майора Дмитрия Полякова, который за двадцать лет работы на ЦРУ сдал 19 советских разведчиков-нелегалов, 150 агентов-иностранцев и примерно 1500 офицеров ГРУ и КГБ в СССР. А его медалями и орденами награждали за безупречную службу, только надо было дописать, что США, – Лукин сделал паузу, чтобы Куликов оценил информацию и продолжил, – полковник внешней разведки Олег Гордиевский работал против советской разведки с 1974 года, будучи резидентом СССР в Дании. В 1985 году его раскрыли и установили за ним наружное наблюдение, но он ухитрился сбежать во время утренней пробежки – в трусах и с целлофановым пакетом в руках. Теперь живет в Лондоне и пишет книги, а ему есть о чем написать. В том же году сотрудник военной разведки Виктор Резун, работая резидентом в Женеве, стал сотрудничать с английской разведкой МИ-6, а в 1978 году вместе с женой и маленьким сыном исчез из дома, а вскоре появился в Лондоне, где пишет книги под псевдонимом Суворов. Год назад был арестован при передаче сведений агентам ЦРУ и получении от них 30 тысяч долларов заместитель начальника управления КГБ по Москве и Московской области Воронцов. Тогда же отозвали в Восточный Берлин и арестовали сотрудника резидентуры внешней разведки в Бонне Варенника, который передал ЦРУ информацию о трех советских агентах в правительстве Германии, а в Венгрии был арестован военный атташе посольства Васильев  за сотрудничество с агентами ЦРУ. Это наиболее крупные предательства за год, а сколько других помельче и еще не выявленных?
Проще поймать забугорного шпиона, нежели выявить «крота» в своих рядах, а про чекистов и говорить нечего. У них в глазах не бревно, а целый лес вырос. Не им задавать мне вопросы встречался ли я с француженкой?
– Я знал, что ты не так прост, но откуда такая информация? Она должна быть…
– Правильно, только не секретная, а совершенно секретная, а на вопрос «откуда» сами понимаете, не могу ответить, но об уровне ее получения думаю, догадаетесь. Поделиться вы ей не сможете, так как знаете меня, что я откажусь от всего, а вам придется объясняться, даже трудно подумать в каком месте, – сказал Лукин.
– Тогда зачем поделился со мной?
– Чтобы, наконец, осознали, в какой заднице могли оказаться, исполнив указания КГБ. Добровольно писать рапорт об увольнении я не стал бы, а доказательств против меня никаких нет, потому пришлось бы выдумывать бредовую причину. ГУВД Москвы и МВД меня поддержало бы как перспективного руководителя уголовного розыска, а с поддержкой высокого руководства вы, пожалуй, выговором не отделались бы. Николай Антонович  поделился бы секретной информацией с руководством КГБ и вышел бы из скандала, как всегда чистеньким, ведь его указание было устным? Я доходчиво объяснил?
– Знаешь, о чем пожалел Николай Антонович, и он был прав? – спросил Куликов.
– О чем интересно?
– Что ты не на той стороне.
– В смысле не их «стукачок», так этого никогда и не могло быть, асторона у меня правильная – борьба со всякой нечестью и походку я не меняю. Им помочь я завсегда, но в ратном деле.
– Наверное, он имел в виду штатного сотрудника КГБ.
– Так я служил у них в армии, не понравилось. Скучные они люди, и работы у них, слава богу, мало. В основном какая-то мелочевка, кто-то, что-то сказал или написал. Какой дурак будет противодействовать властям в нашей стране? А если есть такие, то они все в психушке.
– Все у тебя с какой-то подковыркой. Ладно, сообщи мне, когда решишь с переводом.
«Подергав льва за усы» Лукину больше не хотелось испытывать судьбу. Ему еще повезло, что шутки с КГБ прошли в период, когда прошла новая смена власти с Горбачевым. Тот был молод, а значит никому не уступит власти ещ елет десять. Лариса прислала письмо на адрес Надежды. Он долго вчитывался в строки, она вновь писала, что надеется на скорую встречу, когда им не придется расставаться, но ему не хотелось разочаровывать ее правдой жизни. Не мог он ей написать о том, что выяснил о перспективах, которые их ожидают даже при намерении быть вместе. Ей запретят въезд в СССР, а с ним разберутся по законам спецслужб. Виктор попросил Надежду ответить Ларисе за него, а он напишет ей при первой возможности. Он не праздновал победу над неопытным сотрудником КГБ, потому что сам с трудом устоял на ногах от своих «шуток», но только он знал, что никаких шуток не было, а он изложил «стукачам» чистую правду и получил отрицательный ответ на все его вопросы по созданию семьи с француженкой.  Отрицательно означало ниже нуля и их союзу с Лаурой вынесли приговор. Он не видел выхода, кроме незаконного перехода границы, что ставило его вне закона не только на Родине, но и за бугром, а такое счастье не для них. Увидит ли он ее очаровательную улыбку, прошепчут ли ее губы такие простые слова: «Я приехала за тобой»?






                Из сыска в авиацию


               
Виктор понимал, что сроки ему на перевод не установили, но затягивать не в его и их интересах. Главное управление кадров МВД СССР осталось на втором этаже старого здания МВД по улице Огарева,6, куда с Петровки, 38 перешел его знакомый кадровик Николаев.
– У нас есть предложение, – сообщил без подготовки Николаев, –  в Совете Министров СССР создана Государственная комиссия по надзору за безопасностью полетов воздушных судов, так как в последние годы участились случаи авиационных катастроф. Их руководство попросило министерство командировать к ним сотрудника МВД СССР. Вам необходимо съездить на переговоры, потому как служба для нас новая и ничего мы о ней не знаем. Если вы им подойдете, и эта работа вам понравится, то будем оформлять перевод в МВД и откомандирование в Совет Министров. В вашем личном деле записано, что вы учились в МАИ, а почему не закончили? Все-таки перешли на четвертый курс.
– По рекомендации кадров ГУВД Москвы. Им авиаторы не нужны. Мне предложили учебу в милицейских учебных заведениях.
– Напрасно. Одно другому не мешает, но полученные знания во время учебы в авиационном институте, думаю, вам пригодятся.
– И теперь появится возможность закончить авиационное образование, – улыбнулся Лукин.
   Он только сейчас понял, что напрасно послушался кадровиков с Петровки и пошел осваивать юриспруденцию. Ему было бы спокойней выслушать предложение КГБ о его увольнении из МВД, если б на руках был диплом об окончании МАИ. Хорошо, что обошлось.
Начальник отдела кадров Госавтонадзора СССР Крохмалев был бывшим военным летчиком, полковником запаса. Прочитав послужной список Лукина, сказал:
– Вообще-то мы хотели видеть на этой должности руководителя следственного аппарата МВД, а вы руководитель уголовного розыска. Мы обсудим с руководством вашу кандидатуру на эту должность и сообщим в кадры МВД.
– Спасибо. Не могли бы вы рассказать об этой должности, которую мне, возможно, предложат, и чем я буду заниматься при положительном решении вопроса? Вдруг она мне не подходит, тогда зачем я буду ждать?
– А вам что, в кадрах не объяснили?
– Нет, конечно. Там  тоже не имеют представления о должностных обязанностях сотрудника МВД, которого вы хотите призвать на работу под свои знамена и просили меня это выяснить.
Владимиру Николаевичу, видимо, пришлось по душе некоторая независимость и разболтанность в поведении Лукина, в отличие от других сотрудников, которые вели себя кротко. Еще бы – отдел кадров под вывеской Совета Министров СССР.
– Хорошо. Вот положение о нашей государственной комиссии. Лучше сами прочитайте, если будут какие-то вопросы, то я отвечу. По своим обязанностям сотрудник МВД будет назначен начальником штаба государственной комиссии, а в отдельных случаях для расследования авиационных катастроф на местах заместителем председателя государственной комиссии со всеми вытекающими из положения об управлении по расследованию авиационных происшествий обязанностями. Вот еще одно положение по расследованию, прочитайте.
Лукин внимательно прочитал оба положения и сообщил:
– Судя по стоящим перед сотрудниками МВД задачам на месте авиационной катастрофы, это организация взаимодействия между всеми службами и подкомиссиями, работающими на месте, охрана и осмотр места происшествия. Совместно с пожарными и местной милицией ему придется руководить аварийно-спасательными работами,  проводить с председателем заседания комиссии и многое другое, что не прописано в этих документах. И, главное, документировать весь ход расследований для передачи материалов в генеральную прокуратуру, а это начиная с установления и опроса свидетелей до многих экспертиз. В конце расследования – доклад руководителю государства или правительства. Так вот, если вы хотите сотрудника МВД на эту должность, то это должен быть руководитель оперативными службами и следствием. Только руководителю такого уровня под силу охватить такой объем работы, а следователь вам не нужен, потому что он будет от генеральной прокуратуры и получит ваши материалы по результатам расследования комиссии, которые она соберет, если я правильно понял поставленные задачи.
–   А вы бы согласились на эту должность?
– Работа, конечно, суетная, связанная с командировками и некоторыми неудобствами во время полевых расследований, но мне нравится, я бы пошел, – сказал Лукин.
– Вы так легко ухватили самую суть расследования, что некоторые его аспекты даже я не знаю, потому, как они не прописаны в этих документах. Думаю, если вы согласны, то прямо сейчас доложу руководству, и будем принимать решение. Ждите меня здесь.
Он взял его кадровую справку и вышел. Минут через десять сотрудник отдела кадров сообщил Лукину, что его ждет председатель госкомиссии, который был в ранге министра. Большой Иван, так он про себя окрестил председателя, был на самом деле крупным мужчиной за пятьдесят. Иван Ефремович был немногословен.
– Мы здесь с начальником кадров посоветовались и решили предложить вам эту должность. Вы согласны?
– Да согласен.  Спасибо вам за доверие.
– Тогда оформляйте перевод. Владимир Николаевич, дайте ему запрос на руки для кадров МВД и ждем вас на работу. Всего вам хорошего.
Они зашли в отдел кадров, где начальник поведал ему, что председатель сразу дал добро на перевод после его доклада, в котором он сообщил, что Лукин знает задачи, стоящие перед ним, возможно, лучше их, так как комиссия вновь созданная, и он со своими знаниями легко впишется в управление по расследованию авиакатастроф.
– Владимир Николаевич, спасибо за поддержку, но я должен предупредить, что, возможно, будут трудности с моим переводом в госкомиссию.
– Что выговор висит?
– Нет, в личном деле все чисто, одни поощрения и повышения, даже орден Дружбы народов этой осенью получил.  А вот с особистом из КГБ мы столкнулись лбами. У вас в армии тоже были особисты, и кто с ними водил дружбу, тех офицеры не уважали. Вы понимаете, какую дружбу?
– Стукачи, что ли? Еще бы уважать их. Они с нами вечерами виски пили, а утром, как сороки в клювике, приносили особистам информацию. Я служил в Африке и на Ближнем Востоке, а там с этим делом у них все было налажено чуть ли не на официальном уровне. Военная контрразведка все-таки, а особисты к ним относились.
– МВД долго обходилось без их опеки, но сначала убрали наше руководство, потом обделали всех сотрудников, опустив авторитет  милиции в народе ниже канализации, и принялись нас «обслуживать». Правда, то поганое дело они называют кураторством. Три года назад нашим особистом стал сотрудник райотдела КГБ года и начал собирать о сотрудниках разную грязь, выдавая нашему руководству как факты. Так вот, мне надоело, что про меня выдумывают разные небылицы, потому решил выявить сразу всех их «стукачков» и подбросил им дезинформации, а в КГБ обиделись, что я их «кроликов» расшифровал. Они были моими подчиненными, и разве я не в праве выяснить, с кем мне завтра идти в бой? И это не громкие слова. У меня на самом деле было несколько задержаний вооруженных преступников и не рогатками, поэтому я должен знать кто у меня за спиной.
– Справедливое любопытство, а на самом деле все чисто.
– Прозрачен и чист как стекло, ничего темного за мной нет. Была любовная история с француженкой, но теперь, к сожалению, в прошлом. Осознал, что тот роман не мог вылиться в семейное счастье, – заключил Лукин с нескрываемой грустинкой в голосе.
– Я верю офицерам, а любовные истории нас только украшают.
– Потому они могут поставить мне барьер при переходе в другую службу.
– Хорошо, что предупредил. Я попрошу от них письменных разъяснений по поводу барьеров, которые они могут поставить. Оснований нет, а разговоры и советы мы не принимаем, у нас же серьезная фирма –Совет Министров СССР, – улыбнулся Владимир Николаевич.
– Чтобы вы не сомневались в моих словах, я могу договориться с кадровиками, и они дадут вам возможность ознакомиться с моим личным делом без запроса. Если будет письменный запрос, то особисты могут узнать, тогда придется  кому-то объяснять, почему и как, а не хотелось бы.
– Хорошо, я лично съезжу в МВД, чтобы меня не обвинили, что я издал приказ без ознакомления с личным делом.
Итак, решение по Лукину принималось на самом верху. И каково оно будет, кто знает? Нет хуже занятия, чем ждать и догонять, а на этот раз Виктор ждал решения своей судьбы. Удастся ли издать приказ о его переходе без запроса личного дела?
Когда был молод – чаще догонял,
Для ожиданий не было терпения.
Но с возрастом привычку поменял –
Все чаще жду, в надежде на везение.
 На следующий день позвонил Николаев из кадров МВД.
– Не знаю, чем ты взял Госавианадзор СССР, но в МВД приезжал их начальник кадров с запросом на твое откомандирование к ним. Мы пытались объяснить ему, что сначала нужны еще согласования на твой перевод в МВД из района и чтона эту должность у нас еще есть кандидаты, поэтому  вопрос не решен. Но кадровик нам прямо заявил, что они хотели бы видеть Лукина у них на работе в ближайшее время. С председателем  государственной комиссии вопрос решен, и ему не хотелось беспокоить нашего  министра, чтобы ускорить процесс согласования о твоем откомандировании. Придется издавать приказ по МВД о твоем переводе без согласования с твоим руководством. Основание есть, запрос подписан их председателем. На это уйдет не меньше недели, а так бы месяца два.
Виктор ликовал. Приказ по МВД будет без согласования и запроса на личное дело, похоже никто не узнает о его переходе.
Через неделю Виктора вызвал начальник управления:
– Как у тебя дела с переходом? Наши «смежники» опять интересовались, а в отделе кадров тишина, никаких запросов на тебя. Ты что-нибудь решил?
– Что они никак не уймутся? У них что, есть основания давить на меня? Могу плюнуть на все и делайте, что хотите, – разгорячился Лукин, – ладно,  если так остро стоит вопрос, то, разрешите, я поинтересуюсь о своем продвижении по службе с вашего телефона?
– Да, пожалуйста.
Лукин набрал телефон Главного управления кадров МВД и спросил у Николаева:
– Как мои дела? Есть ли новости?
– Запиши номер приказа о твоем переводе, вчера подписали в МВД.Ты прикомандирован в Совет Министров СССР с оставлением в кадрах МВД, то есть ты теперь действующий резерв министра внутренних дел. Это очень высокая должность. Поздравляю, – сказал он.
Виктор машинально вспомнил свою шутку, отпущенную коллегам в школе подготовки оперативников пятнадцать лет назад по поводу своего места работы, сообщив им, что он из резерва министра. Оказывается, что шутки, как и мечты иногда сбываются.
– Спасибо, товарищ генерал, – Виктор с понтом повысил кадровика в звании через три ступени, – стол с меня. До встречи.
– Должен вам доложить, товарищ полковник, что я теперь работаю в Совете Министров СССР и состою в личном резерве министра внутренних дел, так что попрошу со мной теперь на вы и стоя.
Начальник управления даже рот открыл.
– Опять твои шутки? Ведь дело не забирали, какой может быть приказ о переводе?
– В высших кругах руководства МВД мне больше доверяют, чем в районе, а вам бы хотелось, чтобы был запрос, а вы бы по просьбе КГБ дали бы мне отрицательную характеристику и так раза два, пока я не завис бы «в воздухе». Из РУВД бы уволили  по  запросу о переводе, а туда не взяли, потому что по дороге обгадили. Нет, ребята, плавали, знаем мы ваши методы.
– Ну, ты хватил, но если серьезно, то поздравляю, а на какую должность? – спросил Куликов заискивающе, на всякий случай.
– Не могу сказать, потому как секретно, но оклад мне положили равный начальнику Главного управления МВД, потому как должность генеральская, а зарплату  получать буду, как наш министр, потому что там всякие надбавки Совета Министров СССР.
– Тогда ты прав, что с тобой только на вы и стоя, но как тебе удалось?
– Вылезть из того дерьма, в которое хотели меня опустить? Все очень просто. Встречаются на пастбище два быка, сцепились лбами и выталкивают друг друга с пастбища. Один из них напрягся и вытолкнул другого, и он оказался на лучшем пастбище. Потому пусть те засранцы получают продвижение по службе и звания, но каждое звание прибавляет по десять рублей к зарплате, а я за месяц получу в пятьдесят раз больше. Пускай теперь хавают дерьмо на своем пастбище, а я пойду на вольные хлеба.
– Ну, ты на нас не обижайся, мы же подневольные, делаем, что нам прикажут.
– Или подскажут. Ведь, вам наше руководство из ГУВД Москвы или МВД в отношении меня не давало никаких указаний, правильно?
– Нет, не давало, и даже ничего не говорило.
– А, товарищи чекисты не правы, и обиды их, как в детском саду. Нечего было набирать сотрудников по объявлению, которые навербовали себе полудурков, хоть и в погонах.
– Ты хорошо разрулил ситуацию и даже ушел на большое повышение, поэтому не держи на нас зла, а то придешь наверх, и обрушишь на нас свой гнев.
– Вы же знаете, что такого не будет, я здесь проработал больше пятнадцати лет. Ну, завелись уже у вас два козла, но теперь их знают все, и я им не завидую. Если не прогоните, то буду заезжать в гости.Иногда.
– Всегда встретим, как родного. Дела когда будешь передавать?
– Сегодня же. Мне они там не пригодятся.
Через три дня позвонил начальник кадров с новой работы, сообщил, что приказ к ним уже поступил и необходимо привезти все документы для оформления личного дела.
– Мы с Вашим личным делом ознакомились, и оно осталось в кадрах МВД, так как все поощрения и присвоения очередного звания будет проходить там по нашему представлению. Нужны фотографии 4х6 в форме и в штатском. У тебя будет два удостоверения: МВД СССР, а второе наше, с Кремлем, – Владимир Николаевич перешел на «ты».
– Это серьезно.
– Ты был прав, что опасался барьеров от особистов из КГБ. Мне позвонили от них, представились и попросили отозвать на тебя приказ. Я не буду говорить, кто звонил, тебе это не надо. На мою просьбу приехать и рассказать причину отзыва приказа, а еще лучше, чтобы они написали письмо, ведь, приказ уже состоялся и нужны основания, знаешь, что он ответил?
– Представляю.
– Вряд ли. Да, какие основания, – отвечает тот из КГБ, – вы берете на работу бандита из милиции.
– Тогда, тем более, нужно письмо, – настоял я, – когда вы его привезете?
– Ничего мы писать не будем. В общем, смотрите сами, наше дело предупредить.
– Мне стало ясно, что у них ничего на тебя нет, поэтому и писать отказались, а вот, позвонили, хотели смуту внести, поэтому хорошо, что ты рассказал об этом заранее.
– Просто я знаю, как они делают. Предлагают тебе через руководство искать другое место работы, а когда оформляешь перевод, то твое место тут же занимают или сокращают. На новом месте работы быстро назначают другого, и сотрудник зависает в отделе кадров, откуда его увольняют, потому, как не может трудоустроиться. Это так называемый перевод с сопровождением КГБ, потому что по-другому уволить сотрудника невозможно, так как он весь в орденах и ни одного выговора.
– Да, так можно с любым разобраться.
– Это когда начальник управления «пластилиновый», как я его прозвал. Вот до него был начальник, так тот поступил бы как вы, ответив чекистам, что пока ему не будет указаний его руководителей, он ничего делать не будет. Теперь он начальник ГАИ Москвы.
– Работай спокойно, чтобы тебя достать, им придется выходить на двух министров минимум. Ты им теперь не по зубам, да и поднимать скандал,как я понял, у них оснований нет.
На совещании руководящего состава начальник управления Куликов сообщил о переводе Лукина. Одни отнеслись к событию с радостью за него, зная, через что ему пришлось пройти, другие с нескрываемой завистью. Процесс перевода Лукина в МВД СССР проходил без проволочек, только в управлении кадров ГУВД Москвы выразили свое недовольство его переводом без их согласия, так как они могли бы предложить Лукину должность с повышением в Москве. Но по зарплате его должность приравнивалась к начальнику милиции всей Москвы, и вряд ли они могли ему такое предложить. Да и не в деньгах было дело.
На Петровке не знали о его столкновениях с КГБ, которые чуть не стоили ему карьеры и стали причиной перевода. А заступились бы за него кадровики на Лубянке из ГУВД Москвы? Вряд ли. Даже свои руководители включили «заднюю» и сдали его. Об истинных причинах перевода Лукина знал лишь начальник Куликов, которого «старшие братья» как всегда предупредили о неразглашении, да и ему было не с руки рассказывать коллегам, почему он по первому чиху КГБ согласился уволить руководителя уголовного розыска центрального района столицы. Многие бы его не поняли. Лукин же замутил авантюру с КГБ и сам не ожидал такой реакции от чекистов, но он слыл фартовым, потому и происки своих недругов обращал в свою пользу. Он ухмыльнулся про себя, что их районное управление милиции расположилось в бывшем публичном доме №11 по улице Сретенка. Давно уж нет в том здании веселых проституток, но их места заняли проститутки в милицейской форме из разряда «стукачей» и  руководителя.
При подписании обходного листа о сдаче дел Лукин мягко уходил от вопросов коллег, но секретаря партийного бюро управления Данилин, которого он по-дружески называл Данилой, обойти не удалось. Он что-то слышал, а остальное домысливал в меру своей испорченности. Недавно ликвидировали парткомы в районных управлениях вместе с освобожденной должностью секретаря, у которого и фамилия была под стать той должности – Троицкий.  Букву «и» в середине фамилии, похоже, он приписал после наезда Сталина на Льва Троцкого.  Похож он был на него внешне и применением партийной дисциплины к сотрудникам. Теперь Данила совмещал партийные дела с должностью начальника штаба РУВД. Лукин подал ему обходной кадровый листок для отметки.
– Повезло тебе, Лукин, что приказ пришел на перевод в МВД, иначе нам пришлось бы заслушать твое персональное дело на партийном бюро с оргвыводами, а ты знаешь, что как минимум был бы выговор по партийной линии. Мы уже наметили заседание на эту пятницу.
– Позволь тебя спросить, Данила, чья была команда заслушать меня?
Лукин понял, что заводится. Ему ясно, что Данила не сожалел по поводу несостоявшегося обсуждения, а решил поделиться с ним информацией. Но с другой стороны, он провел бы партбюро, потому что не смог бы ослушаться указания руководства.
– Начальника управления Куликова, а ему сам знаешь, кто дал команду.
– Догадываюсь. И что бы вы обсуждали на партбюро? У тебя есть какие-то факты или документы по теме заслушивания?
– Куликов должен был изложить в своем рапорте.
– О чем? О моей шутке с коллегами по работе или о плохой работе опера КГБ среди наших сотрудников, что привело к расшифровке его стукачей?
– Нет. О твоем аморальном поведении в быту.
– Во придумали, портяночники. И что же аморального нашла наша коммунистическая партия в моем поведении?
– Твой роман с француженкой.
– Мне самому ничего о том неизвестно, а вы, колхозники «от сохи», приехали покорять столицу и решили, что я вам на партбюро буду рассказывать. Если Куликов что-то знает, то пускай и рассказывает, а мне нечего. Вы, что, вспомнили о любви Нагульнова к Лушке из «Поднятой целины» Шолохова?
– Но почему сразу колхозники? Сам-то давно в Москве?
– Я родился в центре Москвы в роддоме имени бездетной женщины.
– Как это бездетной?
– Очень просто. Имени Надежды Крупской, помнишь, жена была у Ленина.
– Ну, тогда другое дело, – сказал Данила.
– И в милицию служить направила меня партия, в которой я уже более пятнадцати лет, а вы хотели старого большевика заслушать на партбюро.
Лукин поймал свой кураж и теперь уже веселился над местным партийным «боссом», хоть он и ходил в корешках, но не надо было ему затевать такого разговора.
– Вам лишь бы языки почесать, да сопли размазать по щекам, а надо думать сначала. Да, после партбюро вас бы самих заслушали в райкоме партии. А тему я бы им представил, будь спокоен. Если у меня когда-то и был роман с француженкой, то о нем никто и ничего не знает. У вождя мирового пролетариата Ленина был роман с французской революционеркой Инессой Арманд, но его не обсуждали на партсобраниях товарищи по партии, хотя жена Надежда Константиновна писала жалобы и ультиматумы в ЦК партии.
– Это тебе француженка рассказала?
– Данила, какую оценку тебе поставили в Академии МВД по истории КПСС?
– А причем здесь это?
– Просто из любопытства.
– Ну, три балла.
– Вот, а партийной ячейкой управления руководишь. У меня было пять баллов по истории КПСС, а за экзамен по «Научному коммунизму» мне вручили часы «Командирские», потому что я знаю историю партии не только по учебникам, а изучал первоисточники. Вот тебе и француженка подсказала. Просто я люблю  делать все качественно.
– Это ты сам придумал про Инессу Арманд.
–Данила, знаешь, как это прозвучало? Как будто «сам дурак». Ты же знаешь, что кроме книжек, я еще общаюсь иногда с членами ЦК партии и умею слушать.
– Ты хочешь сказать, что мог бы сравнить свой роман с Лениным?
– А ты сомневаешься? Вы меня достали, и на вашем партийном бюро получили бы от меня такое, что и пересказать побоялись бы. Ты меня знаешь, мне не ведом страх перед кем-то. Ты видел в Москве и Ленинграде мемориальные доски о Ленине?
– Конечно, даже на здании Моссовета, – сказал Данила.
– В центре Еревана еще одну повесили с надписью: «Владимир Ильич Ленин часто скрывался в этом доме с Инессой Арманд от жены Надежды Крупской».
– Правда, что ли?
– Армянская шутка, но они могут и не такое повесить. На самом деле Инесса Арманд после знакомства с Лениным развелась со своим мужем французом, бросила во Франции двоих детей и увлеклась революцией. Крупская терпела измену мужа до 1915 года, когда поставила вопрос «ребром»: она или Инесса. Ленин остался в семье, но встречи по просьбе Инессы продолжались. Говорили, что в 1913 году у них даже родился сын, которого они отдали на воспитание семье австрийского коммуниста Стефана. Возвращались они в Россию вместе: Ленин, Крупская и Арманд в опломбированном вагоне знаменитого «поезда в революцию», который шел через воюющую с Россией Германию, но это другая история.
– Да, ты мог бы поднять скандал, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Очень круто все заворачиваешь.
– Данила, я не базарная баба и скандалить не моя стихия. Я неплохой опер, и был бы не скандал, а вам приговор. Я бы ваши обвинения направил против вас же.
– Как? Мне просто интересно на будущее.
– Ну, хорошо, но заметь, что я тебе все выдаю без предварительной подготовки. Так сказать экспромт. Я бы подвел вашу компанию против меня под репрессии 37 года, когда по сценарию НКВД «раскачивали» любого руководителя, выливая на него ушат грязи от нарушений по службе до аморального поведения. Потом шло исключение из партии, а затем ночью подъезжал к дому автофургон с надписью «Продукты», из которого выходили сотрудники НКВД, и человек исчезал.
– Ну, ты хватил.
– Ничего я не хватил. Это вы повторяете сценарий 37 года. Я тебе нарисовал картину по твоей просьбе, как вести себя в будущем. А ты говоришь партбюро. Ведь именно по такому сценарию меня и хотели уволить из органов, а потом в диссиденты записали бы и в психушку, если бы стал сильно доказывать свою невиновность. Конечно, на этот раз обошлось бы без автофургона с надписью «Продукты», но чекисты наблюдали бы за этим спектаклем со стороны, как режиссеры, а тебе  они уже отвели роль, чтобы поднять занавес на сцене перед началом  спектакля. Так что сначала думай, а потом выполняй указания по рассмотрению вопросов на партбюро.
– Виктор, ты сгущаешь краски, но в чем-то я вынужден с тобой согласиться. По рапорту начальника обсуждать поведение в таком деле.
– Ну, наконец-то я достучался до твоих мозгов и ты начал мыслить. Данила, один великий историк сказал: «История ничему не учит, а наказывает за незнание уроков истории».
– Крепко сказано. Это греческий историк?
– Почему? Наш русский историк Ключевский, только царский историк, потому настоящий. Ему можно верить.
– Да-а, – протянул Данила, – я представляю, что было бы на партбюро.
– То были дружеские шутки Данила, а на бюро бы я вас размазал и жалобу в ЦК КПСС передал бы через тестя, что пытались бросить тень на него, а значит на ЦК. И доказать обратное вы не смогли бы, потому что ничего у вас нет и не будет.
– Надеюсь, это твои последние шутки в наших стенах, а про ЦК мы точно не подумали.
– А вы, наверное, думали, что я на партбюро опущу свой «дюндель» и позволю надо мной измываться. Пора тебе, Данила, перестраиваться. Кураторство КГБ над МВД уходит в прошлое и наступает период гласности, но не в оперативной работе. И не лезь ты в нее, если не разбираешься. А на меня не держи зла, потому что я хочу тебе  по-товарищески только добра.
– Спасибо, Палыч, я это знаю. Успеха тебе на новом месте.
Лукин всегда был против любых форм проявления несправедливости, неважно, от кого она происходила. Будь то КГБ, МВД или партия, роли не играло. По духу он был тихий бунтарь и в характере имел достаточный запас анархии с авантюризмом, а чувство страха, похоже, ему было неведомо. Он всегда был готов к борьбе и не позволил бы этим структурам сожрать себя. Всем спасибо за совместную службу, как работник Центрального аппарата МВД он теперь для них недосягаем. Куликова он тоже понимал, ему «война» с КГБ не нужна, потому и прогибался перед ними. 
Никто из них не мог предположить, что еще ровно пять лет члены КПСС будут ходить  на партийные собрания и единогласно  голосовать за все решения партии. А потом однажды проснуться, и нет ни КГБ, ни КПСС, ни самой страны под названием СССР, но пока все на местах и шутки с ними в сторону.
Лукин накрыл стол в ресторане «Будапешт» по поводу своего перехода и пригласил друзей из РУВД. Все ровно их было больше, чем завистников и недоброжелателей. Проработал он в районе добрых пятнадцать лет. После выпивки начались разговоры и обсуждение его последних шуток. Они вспомнили его шутку с первым заместителем КГБ СССР Бобковым, когда он  принял пивка и предложил сделать его полковником Степановым.
– А кто бы  из нас мог бы себе позволить  выступить против стукачей  и спалить их? – сказал Джемс.
– Стоп, ребята, вы здесь не правы. Я не против их оперативной работы, а, наоборот, во многом им помогал на взаимовыгодных условиях по обмену оперативной информацией, но только не в отношении наших коллег, а исключительно на борьбу с преступностью. И это знаете, не красивые слова, а спалил я наших сук, потому что хотел знать с кем я завтра пойду брать вооруженного преступника, и кто защитит меня со спины.  Вы же помните, я ходил на вооруженных вместе с вами, а не раздавал указания, сидя в кабинете.
– Палыч, мы не об этом. Ты все правильно говоришь, а сделал еще правильней, но у нас сомнения возникали о твоей принадлежности к КГБ,– Джемс засмеялся.
– Ну, вот только давай обойдемся без оскорблений.
– Нет, Палыч, ты не обижайся, мы с гордостью будем вспоминать, что мы дружили и работали с тобой, а потом ты нами руководил. Но, согласись, кому бы они позволили такое, а потом еще и с большим повышением  перейти в МВД.
– Вы, наверное, уже перетерли. Ну, сообщите мне ваше мнение.
– Только без обиды. Мы думаем, что ты работник их Центрального аппарата, потому районный отдел КГБ вместе с их Московским управлением отстали от тебя.  Ведь ты у них служил, а они своих не отпускают.
– Что бы вам ответить по-дружески? В ваших рассуждениях какая-то логика есть, но я бы посоветовал лучше закусывать, когда водку пьете. Переубеждать я никого не собираюсь, но скажу одно, что это бред сивой кобылы в лунную ночь.
– Мы все поняли. Мы же в шутку.
Лукин не стал объяснять своим коллегам и друзьям, что он никак не мог быть внедренным сотрудником госбезопасности только по одной причине, что его дед по линии отца Лукин Алексей Михайлович в 1930 году был осужден на десять лет и отбывал наказание в самом страшном лагере на Соловках якобы за шпионаж. Другой дед Иван Филиппович был участником Антоновского восстания на Тамбовщине, но не был арестован, а значит в госбезопасности о нем ничего не знали. А сотрудники КГБ были в основном потомками благополучных семей, многие из них продолжали семейные служебные традиции. Дед пострадал от нечистых на руку сотрудников ОГПУ, которые состряпали дело по бредням стукачей.
Лукину было ясно, что «смежники» не оставят его в покое, но не надо давать им повода. Через три дня он вышел на работу, и почти одновременно в Госавианадзоре был назначен заместителем председателя по режиму бывший начальник КГБ аэропорта «Шереметьево» Николай Иванович, которого командировали на эту должность из КГБ СССР. Лукин знал, что тот дружил с начальником райотдела КГБ Николаем Антоновичем. Вот мир тесен, бывает же такое. Именно Антонович отдал команду уволить его из милиции. Два Николая не прочь были отведать спиртного в Шереметьево, где всегда были в изобилии модные  напитки в магазине после пограничного контроля. Лукин сорвался от пристального внимания одного чекиста и итоге попал чуть ли не в подчинение к его другу.
«Надо найти повод и в неформальной обстановке рассказать Николаю Ивановичу, как есть, – подумал Лукин, – мы теперь почти коллеги и негоже было бы смотреть друг на друга неприветливо. Тот, наверняка, знал ту историю детально с подачи своего друга, а он мог приукрасить. Наверное, ему было бы интересно услышать ее от первоисточника».
Начальника секретного отдела подполковника КГБ Карасева командировали к ним с Лубянки, и он пару раз намекнул Лукину, что тоже посвящен в ту историю. Неужели в Москве нет мест без товарищей чекистов, посвященных в его любовные дела?  Уж лучше бы сами подошли к нему, и он рассказал бы «все по-честному» за рюмкой чая о своих похождениях. Лукин и представить себе не мог, что о нем судачат в их кругах, его это не интересовало. Вот уж точно сказано в народе: «На каждый роток, не накинешь платок». Ничего. Поживем, посмотрим.



























                И снова Узбекистан…

             

Виктор Лукин подъехал к уже знакомому дому семь по улице Кржижановского. Справа и слева сверкали синие вывески с золотыми буквами: «Государственная комиссия по надзору за безопасностью полетов …», а чуть ниже немаловажная приписка: «…при Совете Министров СССР», которая и определяла статус сотрудников, которые работали в комиссии. Так уж устроен человек, что авиационные происшествия привлекают его внимание в гораздо большей степени, чем другие неприятности, происходящие на планете. Такое явление трудно объяснить. Автомобильные аварии уносят  жизни в сотни  раз больше, но к расследованию авиационных катастроф приковано внимание специалистов и  общественности, и оттого насколько профессионально и беспристрастно будет проведено конкретное расследование, зависит не только определение ее причины, но и предотвращение их повторения в будущем. Здесь еще сказался фактор «информационного голода» по авиакатастрофам, которые до 1986 года расследовались под грифом «секретно». Теперь в Госавианадзор с целью проведения расследований авиапроисшествий командированы представители МВД и КГБ, а также военные летчики Минобороны со всеми видами авиационной техники в СССР и даже с зарубежными самолетами, летающими по воздушному пространству Союза.
Эти специалисты расследуют все, что летает. По четырем этажам большого здания с серьезным видом сновали сотрудники в штатском и в различной форме. Здесь были военные летчики с боевыми орденами, которых дополняли их коллеги из морской авиации и, конечно, летчики гражданской авиации. Все специалисты были в званиях не ниже полковников, часто мелькали генеральские лампасы под цвет неба, что указывало на их отношение к летному делу. Бывшему начальнику уголовного розыска центрального района столицы Лукину не составило труда найти «общий язык» со специалистами по расследованию – летчиками, инженерами и диспетчерами УВД, но не милицейского, а воздушного движения. Все специалисты были высокого класса и имели большой опыт руководящей работы. В управлении расследований Виктор подружился с Борисом Горюновым, Сергеем Лариным и Леонидом Каширским. Их начальником управления расследований стал бывший главный инженер авиабазы полярной авиации Алексей Куцков. Все они представляли инженерную прослойку специалистов с авиационным образованием и в какой-то степени были влюблены в небо, а Сергей особенно, видимо, потому он часто заходил в летное управление, с сотрудниками которого часто вылетал на расследования. Он и познакомил Лукина со всеми летчиками, а с Владимиром Терентьевичем, немного заносчивым, но очень грамотным специалистом по летному делу, у Виктора с первых дней сложились добрые отношения.
Лукин был прикомандирован сюда так же, как и другие специалисты в военных погонах, ивсе вместе они были в двойном подчинении – руководителям своих министерств и Госавианадзору. Аэто означало, что никому, хотя дисциплина в этих стенах была очень строгая. Все понимали, что уволить их могут теперь только по согласованию со своими министрами и еще с визированием в Совмине СССР. Такое могло бы произойти теоретически, но что надо было натворить, чтобы «Большой Иван» пошел на такие меры? Военные понимали, что такое увольнение приравнивалось бы к концу их карьеры. Да, такого не могло и быть, так как отбор кадров сюда был соответствующий. Лукину предстояло проводить расследования вместе с летчиками, что, конечно, сближало их, а  прикомандированных сотрудников КГБ они дружно обходили стороной. У летного состава они ассоциировались со службой «молчи-молчи», которая в воинских частях была представлена в виде особых отделов КГБ 3-го управления контрразведки, которую в шутку называли 3-им отделением «царской охранки». Так Лукин постепенно впитывал азы расследований авиапроисшествий, а они были выведены как математические формулы, за которыми стояли тысячи жизней. Эти формулы были написаны кровью, но, увы, ошибки повторялись.
Авиационное происшествие происходит при одновременном случайном совпадении нескольких неслучайных отрицательных факторов. Пилотируя самолет, летчик делает все возможное, чтобы полет завершился успешно, но никто не застрахован от  ошибки. Она возможна и допустима, но не может являться причиной катастрофы потому, что в самолете любая ошибка пилота должна быть подстрахована другим членом экипажа или тревожными сигналами техники, но ошибка может сопровождаться другими трагичными обстоятельствами.
Лукин собирался по утрам на новую работу, и не верилось, что сбылась его мечта об авиации, да еще и в высших эшелонах. Правда, работа была связана с последними полетами воздушных судов, а потому была более ответственной. Школьником он перечитал все книги о полярных летчиках: Михаиле  Водопьянове, Сигизмунде Леваневском и, конечно, о Николае Петровиче  Каманине, который был первым номером из летчиков по спасению челюскинцев еще в далеком 1934 году. За ту операцию ему вручили Звезду Героя Советского Союза под № 2, а первую звезду за спасение челюскинцев получил другой полярный летчик Анатолий Васильевич Ляпидевский.  Каманина Лукин видел неоднократно в 1961 году после полета в космос Гагарина, когда тот, будучи помощником Главкома по космосу,  часто приезжал в гости к своим однополчанам Героям Советского Союза Логинову и Алексееву. С ними Виктор жил в одном подъезде, а с сыном Алексеева Владимиром дружил с первого класса.
Среди пацанов во дворе только и разговоры были о полете в космос и полярных летчиках. Встречи с легендой полярной авиации Каманиным лишь утвердили желание Лукина стать полярным летчиком. Книгу Вениамина Каверина «Два капитана» он зачитывал до дыр и буквально знал ее наизусть. И как герой книги Саня Григорьев пересказывал дословно содержание писем штурмана Климова и капитана Татаринова из пропавшей экспедиции во льдах Северного Ледовитого океана. С детских лет Саня Григорьев был для негопримером того, как надо добиваться успеха в любом деле. И, наверное, потому он вырос мужественным и достойным гражданином своего отечества, для которого жизненным девизом стали слова из книги: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Но, увы…  Судьба уготовила ему бороться не только с преступностью,  но и за честь своего мундира.
Такой поворот судьбы Лукин считал подарком за все его страдания на любовном фронте с Лаурой. После недавнего свидания с ней у него начались терки с КГБ, и как утешительный приз судьба выложила перед ним то, о чем он мечтал с детства… Зарплату как у министра он считал не просто подарком, а как бы с издевательством судьбы. Будучи молодым лейтенантом, он не мог себе позволить жениться, чтобы нищету не разводить, как он говорил в шутку, а, на самом деле, девчата предпочитали парней с большой зарплатой. А может и не так, а просто не очень его любили. Теперь денег «куры не клюют», а тратить не на кого. Нет детей, а потому и семья не семья. В Париже сын и любимая женщина, но дорога туда заказана и, похоже, для Лауры закроют въезд в СССР, поэтому до них, как до луны. Они снились ему во сне, но утром все исчезало, и так можно было сойти с ума. Он не думал о карьере, но кроме работы ничего другого не оставалось, и Лукин полностью погрузился в свою мечту детства.
Еще одна приятная новость была в новой форменной одежде. Специалистов по расследованию авиационных катастроф одевали как летчиков-испытателей. Меховые комбинезоны и куртки синего цвета с надписью «ВВС СССР», унты, кожаные сапоги на белой цигейке, бежевый свитер из верблюжьей шерсти, и, конечно, заветная летная коричневая кожаная куртка с молниями на карманах, как из песни о полярных летчиках: «Кожаные куртки, брошенные в угол…».
Сергей Ларин рассказал Лукину о «яме», как расследователи называли место падения самолета, и о полевом расследовании:
– Сергей, а ты летал на расследование за границу?
– Пока не приходилось, но наши самолеты летают за бугор и, к сожалению, иногда падают.
– У нас в управлении много специалистов, но из МВД ты один, потому чаще нас будешь летать на «ямы».
Для полетов за границу на расследователей оформлялись синие паспорта МИДа, и виза для вылета на место делалась быстро.
Прогноз Сергея сбылся гораздо раньше, чем он ожидал. Командировка была в Узбекистан. По расстоянию как до Парижа, но по содержанию «немного» отличалась.
«К чему бы опять эти сравнения?», – подумал про себя Лукин.
 Всего полгода назад он проехал по Узбекистану вдоль и поперек. Просто ему захотелось во время отпуска еще раз прогуляться по душным улочкам Самарканда, встретиться с друзьями и под плов выпить араки, как узбеки называли водку. Так все и было, но потом в Москве он встретился с парижанкой Лаурой, которая прилетела в Самарканд, но только на следующий день после его отъезда. Их отношения стали причиной смены его места работы и вот первая же командировка в столицу Узбекистана Ташкент. В  аэропорту потерпел катастрофу самолет ЯК-40, который на взлете, как выразился юрист, визировавший приказ о его командировке, попал в «смутный» след и упал.
– Может быть, в спутный след, а не в смутный? – спросил Лукин.
– А какая разница? – спросил юрист.
– Я еще толком сам не знаю. Вот вернусь, расскажу, – Виктору не хотелось тратить время на объяснения, да и сам он был еще не силен в терминах, чтобы объяснить такое явление.
В Ташкенте в составе бригады Генеральной прокуратуры по «узбекскому делу» работал его друг Нарзулло из Самарканда. В командировку Лукин вылетал вместе с начальником управления расследований Алексеем Куцковым. У дежурного он получил конверт, в котором было командировочное удостоверение и проездной талон, похожий на обычный проездной билет в городском автобусе. Сотрудники Госавианадзора показывали его девушке на стойке регистрации на любой рейс самолета, и работники аэропорта, независимо от наличия свободных места, были обязаны отправить обладателя талона в первую очередь. Наличные деньги тоже были в конвертах под отчет после командировки, которые случались и ночью, а бухгалтера по ночам спали дома. Кроме того, Лукину выдали приказ о его назначении в Государственную комиссию по расследованию авиакатастрофы. Все было «по-взрослому».
– Вы где живете? – поинтересовался Алексей Алексеевич.
– Около Белорусского вокзала. На углу с Лесной улицей.
– Хорошо, а я на Соколе. Рано утром вылетаем в Ташкент из Домодедово. Машина заедет за мной, а потом мы вас заберем. Я позвоню из машины, когда мы тронемся.
Лукин сам занимался получением разрешения на установку радиотелефона на дежурную машину РАФ управления расследований АП. Такие телефоны ставили только министрам. Их «Рафик» уже знали в аэропорту  «Домодедово» и пропустили на летное поле. Машина подрулила к депутатской комнате, где их встретила миловидная девушка. Других, похоже, сюда не брали, так как за стойкой регистрации пассажиров стояла девушка еще краше первой, а про барменшу за стойкой и говорить нечего. Вероятно, их подбирали на конкурсах красоты. С Лукиным и Куцковым вылетали еще двое пассажиров.
Раньше Виктора иногда встречали у трапа самолета, но только когда он возвращался с задержанными преступниками. Они садились в машину и катили в отделение милиции. Удобно, ничего не скажешь, но это делалось, прежде всего, из-за безопасности пассажиров. А вот с депутатской комнатой он столкнулся впервые. Удобно, слов нет, и девчонки-красавицы так и щебечут вокруг. Не хотите ли это или то, а может быть вот еще и это? Но времени до вылета было в обрез. Они протянули свои удостоверения и проездные документы. Об отсутствии мест не могло быть и речи. До последних минут вылета самолета держалась бронь ЦК КПСС, из которой им и оформили билеты в салон первого класса. Приятно было почувствовать себя  чуть-чуть «слугой народа».
Только недавно он летал обычным пассажиром. После того, как намотаешься с приобретением билета, нужно было прибыть в аэропорт за полтора-два часа до вылета, чтобы маяться в очередях на регистрацию и контроль. Здесь же можно позволить себе приехать в аэропорт за 30 минут до отправки рейса. На все формальности уходит  минут десять, при этом девушка забирает документы, проводит регистрацию на рейс и оформляет багаж. К трапу самолета «особо важные персоны» доставляются специальным микроавтобусом до посадки других пассажиров. То же самое происходит во время прилета. Диспетчер  встречает важных пассажиров у трапа и дальше все опять по такой же схеме. Доставку багажа  носильщик осуществляет к автомобилю.
За время, оставшееся до вылета, можно почитать свежую прессу, сидя в мягком кресле под  прохладным воздухом кондиционера посмотреть телевизор. За отдельную плату можно перед вылетом посидеть в баре и выпить диковинных спиртных напитков. Здесь нет запретов и борьбы с алкоголем, как во всей стране. Обычным гражданам в целях безопасности полетов запрещено употреблять спиртное, но из депутатской комнаты вылетают проверенные чиновники. Здесь же стоят городские телефоны, и даже душевые кабины для тех, кто «запарился» на докладе у руководства. И кто от такого сервиса откажется? Кто будет приезжать впритык к вылету самолета, когда здесь можно помыться и пообедать перед вылетом, а после душа принять сто грамм.
Но они с Алексеем Алексеевичем вели себя более чем скромно и от всех услуг отказались. Заманчиво краснела икра, положенная толстым слоем на масло с белым хлебушком, обливался рыбьим жирком лосось, коньяки на любой вкус. Лукин знал, что эти продукты особого качества для «слуг народа», так как ему приходилось иногда их пробовать. Никакого сравнения с теми продуктами и напитками, что продаются в обычных магазинах. Да они с начальником управления расследований АП еще и стеснялись друг друга. И все-таки они решили эту проблему, подошли поодиночке к стойке бара и пропустили по сотке армянского коньяка под икорку с лимончиком. Жить сразу стало веселее, а, самое главное, воспринимать временные прелести жизни. В ожидании объявления о посадке в самолет Лукин вальяжно откинулся в кресле. Конечно же, обо всем этом он слышал из рассказов тестя и его коллег по партийной номенклатуре. По их рассказам Лукин представил их «тяжелую жизнь слуг народа»:
– Вот, пока изучай, чем будешь заниматься, – Куцков передал ему в самолете папку с документами, – на тебя ложиться организация взаимодействия все министерств и ведомств по расследованию авиационных происшествий. В Ташкенте проведем совещание, разберем обстоятельства катастрофы и объявим заключение нашей комиссии. После соберешь все документы по работе подкомиссий и экспертизы. Сам все проверишь, чтобы наши выводы соответствовали документам. Если что упустили в работе, то проведешь дополнительную проверку и  передашь материалы в Генеральную прокуратуру. Местные коллеги тебе помогут, вся комиссия в твоем распоряжении, а я после совещания улечу в Москву. Работая самостоятельно, быстрее войдешь в курс дела.
Алексей Алексеевич откинул кресло и расслабился. Лукин заметил, что он немногословен, как и другие руководители высокого ранга, но ему хотелось немного большеузнать о своем начальнике. Кое-что он уже слышал, в частности, о его споре со школьником США, когда Алексей в год запуска первого спутника земли обошел в знаниях американского школьника, а после учебы попал в отряд космонавтов.
 В салоне первого класса было еще трое пассажиров, и Лукин пересел на свободный ряд у окошка, за которым только занимался рассвет. Он открыл папку и прочитал: «16 января 1987 года ночью в простых метеоусловиях при взлете на аэродроме Ташкент–Южный потерпел катастрофу самолет ЯК-40 Узбекского управления гражданской авиации. Экипаж выполнял почтово-пассажирский рейс по маршруту Ташкент– Шахрисябз. На борту самолета находилось 5 пассажиров, 1200 кг почты и 35 кг ручной клади. Самолет ЯК-40 взлетел вслед за самолетом ИЛ-76. Точка отрыва от ВПП самолета ЯК-40 находилась на 50 метров дальше от точки отрыва самолета ИЛ-76. Интервал времени между моментами их отрыва составил 1 минута 15 секунд. На высоте 15–20 метров, на скорости 230 км/час началось кренение самолета влево из-за попадания в один из концевых вихрей от крыла самолета ИЛ-76. Несмотря на предпринятые экипажем меры по парированию, крен продолжал интенсивно увеличиваться.  Самолет потерял высоту и столкнулся с землей. Катастрофа самолета ЯК-40 произошла в результате воздействия на него мощного внешнего возмущения от спутного следа самолета ИЛ-76».
– Алексей Алексеевич, теоретически я понимаю, что такое «спутный след», но кто его пощупал и видел? Какой силой он обладает и чем измеряется?
– Безопасные интервалы следования самолетов друг за другом были известны, по крайней мере, за 6 лет до этого авиационного происшествия в Ташкенте. Однако оно не было предотвращено, потому что до диспетчеров УВД и летных экипажей не были доведены значения этих интервалов в приказе. Так неповоротливость чиновников привела к очередной катастрофе, но это дело прокуратуры. Наше дело установить причину и принять меры к недопущению подобных ситуаций. В данном случае ЯК-40 мог взлетать за ИЛ-76 не ранее, чем через три минуты, так как от крыльев самолета в воздухе сохраняются за ним  мощные завихрения, которые и бросили ЯК-40 на землю. У него не было шансов взлететь. Отакой опасности было известно со времен расследования гибели первого космонавта Гагарина.
Школу Алексей окончил с серебряной медалью. В Московский авиационно-технический институт на факультет авиационных приборов он поступил при конкурсе 17 человек на место. Авиация была его хобби.
Еще школьником Лукинстроил модели самолетов, и в этом они с Куцковым были схожи, впрочем, как и многие другие мальчишки, мечтающие о небе и самолетах. После окончания МАТИ Алексея распределили на работу в Шереметьево, где тогда находилась авиационно-техническая база полярной авиации. В 26 лет он уже был заместителем главного инженера той базы и летал на Северный полюс.Там он был отобран на подготовку к космическому полету в отряд космонавтов. Но через год после гибели космического экипажа Добровольского–Волкова–Пацаева, когда их спускаемый аппарат разгерметизировался во время возвращения на Землю, полеты в космос приостановили. Алексей Алексеевич поступил в аспирантуру гражданской авиации, а после был направлен на работу в Госавианадзор. 
На самом деле работа у расследователей авиационных происшествий былане простой. На «яме», где недавно была трагедия, приходилось собирать все по крупицам и ничего не упустить. Гибель даже одного человека ужасна, а им приходилось видеть десятки и сотни погибших. Иот этих страшных картин надо хотя бы на время отключать мозги.
Высветилось табло о пристегивании ремней и через некоторое время двигатели самолета сбросили обороты. Началось медленное снижение. В аэропорту повторились все прелести новой жизни для Лукина. Машина подъехала к трапу самолета, и они первыми вышли из первого салона.
 «Пустячок, а приятно. Черт побери»,– подумал Лукин.
Ему с каждым моментом все больше нравилось его новая работа. Машина рванула в сторону Ташкента и, не доезжая до города, нырнула под «кирпич» на узкую дорожку, которая серпантином спускалась вниз среди огромных чинар и вечно зеленых деревьев, прикрывавших дворец и подъезд к нему. Внизу шумели воды реки Чирчик и совсем рядом сверкали снегом вершины гор Тянь-Шаня.
«А неплохо устроились в плане безопасности. Во всяком случае, от снайперов защита хорошая», – оценил про себя Лукин, зная, что в нескольких сотнях километрах еще громыхала война в Афганистане, а с ее началом на границе появились «дыры», в которые протаскивали оружие и героин.
Лукин готов был предположить, что это был дворец эмира и немного ошибся, так как то была гостиница Совета Министров Узбекистана. На полу и стенах сверкал мрамор, колонны были отделаны золотом, кругом ковры ручной работы. В холле их встретила очередная красавица, только в тюбетейке поверх пышной прически. Им предложили отдельные люксовские номера и пригласили на обед в ресторан. На время перелета легла разница во времени с Востоком и местные уже отобедали.
– Алексей Алексеевич, у меня не хватит командировочных на оплату такого шика, – Лукин знал цену таким номерам в гостиницах и прикинул, сколько они могли стоить.
– Платить ни за что не придется. Все расходы по расследованию принимает на себя Узбекское УГА, а в связи  с тем, что они чувствуют свою вину в катастрофе, прием комиссии на уровне Совета Министров Узбекистана. Наслаждайся, пока есть возможность. В другой раз можешь попасть совсем в неблагоприятные для работы комиссии условия, хотя вряд ли. Нас всегда встречают достойно и стараются создать все условия для работы.
«Так, сказка „Тысяча и одна ночь“ продолжается»,– подумал Лукин и на стол посыпались различные блюда Узбекистана.
– Сегодня у нас день отдыха, – объявил Алексей Алексеевич,– совещание по разбору катастрофы назначено на утро.
После обеда Лукин прошелся по тенистым аллеям гостиничного комплекса. В Узбекистане была ранняя весна, а какая весна без цветения миндаля? Вот и здесь приход весны в Среднюю Азию отмечен его цветением миндаля. Заросли миндаля хаотично разбросаны по всей территории гостиничного комплекса и хорошо видны издалека. Покрытые бело-розовой пеной деревья стоят без листьев. На миндале сначала появляются розовые бутоны, а потом они превращаются в крупные белоснежные или бледно-розовые цветки. С этим чудом Виктор познакомился еще в детстве по сказкам «Тысяча и одна ночь», а позже слышал в Самарканде легенду о том, как зацвел сухой посох пастуха из миндаля и принес плоды у всех на глазах. А еще говорили, что если увидеть во сне цветущий миндаль, то он  предвещает исполнение заветного желания. Опять сказки, потому что желания Виктора невыполнимы даже в сказках. Он не помнил дословно эти стихи, но они были, как раз по его душевному состоянию:
Цветут миндальные деревья,
Мою тоску снимая, как рукой.
За много лет, уставший от кочевья,
Я обретаю вновь блаженство и покой.
Да, именно покой он обрел в своих необузданных мечтах о Лауре и теперь готов полностью отдаться работе, так как больше ничего не оставалось. Узбекская сакура, как он называл миндаль, и сама весна с нежно зелеными полянками, на которых расцветают одуванчики и фиалки, настроили его на романтическую ноту. В Москве еще метет метель, и растут февральские сугробы, а здесь солнышко прогрело землю и все ожило в разноцветии. Но такая красота в Узбекистане длится ненадолго. Скоро солнце спалит все эти красоты и вновь зеленые оазисы превратятся в уголки  пустыни, а пока весна ласкала теплыми лучами солнца и теребила нос ароматами цветов.
«Вот тебе и серьезный настрой на работу»,– подумал про себя Виктор.
На втором этаже гостиницы его остановила дежурная по этажу Лейла, молодая, Лукин не смог определить ее возраст. Красивая, с легким макияжем и непременной с тюбетейкой поверх прически. Словом, визитная карточка гостиницы. Стройную фигуру облегало шелковое платье национальной расцветки. Она рассказала об услугах, предоставляемых в их гостинице, но Лукину хотелось побыть одному, хотя бархатный голосок Лейлы и был приятен и сама она обворожительна. Знают «бабаи», что нужно одинокому мужчине в командировке, но Лукин не расслаблялся, уж, как не ему известно, что в таких гостиницах все снимается и пишется сотрудниками КГБ. После встречи с Лаурой что-то в его жизни поменялось, и чекисты и изрядно потрепали его нервы так, что ничего не хотелось под их контролем. Он вошел в номер, включил телевизор, который действовал на него расслабляющее. Его легкую дремоту нарушил тихий стук в дверь. Сначала показалась в двери голова с тюбетейкой, а потом и сама Лейла.
– Я забыла сказать, что у нас в гостинице делают массаж и имеется сауна. Массаж делают красивые девочки очень качественно. Хотите почувствовать себя на «седьмом небе»?
– Видите ли, милая Лейла, я мужчина, а когда меня массируют красивые девочки, то возникают необузданные желания, – улыбнулся Лукин.
– Так я могу пригласить девочку в номер. Она массаж сделает здесь, но только все остальное будет немного стоить, если она вам понравится, – без тени стеснения сказала она.
– Все Лейла, с тобой обсуждать такие темы опасно потому, что ты мне понравилась.
– Но я этим не занимаюсь.
– Какое совпадение, что я тоже этим не занимаюсь, потому у нас с тобой все будет по любви,– Виктор решил таким образом напугать Лейлу, чтобы она не подходила к нему с такими предложениями. Она на самом деле была красива, как и все в обслуге этой гостиницы, но они все «стучали» на КГБ, иначе бы они здесь не работали. Лукина вряд ли они оставят в покое, возможно, и Лейла подошла к нему по их заданию. А может он все преувеличивает и в таких гостиницах эти предложения в порядке вещей? Но, в ней что-то есть зажигающее мужчин, кроме ее красоты.
– Это что, любовь с первого взгляда?– Лейла приняла его игру или он ей на самом деле понравился.
– А разве бывает другая любовь? Хотя француженки утверждают, что любовь придумали русские, чтобы деньги не платить.
– И что же, приходилось встречаться с француженками?– она звонко рассмеялась,– так у нас как будет, по любви или за деньги? Должна предупредить, что я замужем.
– Кого предупредить, мужа что ли?
– А с вами весело.
– Тогда сама решай как, по любви или за деньги.
– Я подумаю и вечером скажу,– она вновь засмеялась и вышла из номера.
 «Если так дальше пойдет расследование, то, что же будет, когда он останется один в этой гостинице на две недели,– подумал Лукин,– нет, надо выработать строгую линию поведения. Иначе можно спалиться. Знают же кого подсылать в номер, от одних только разговоров с Лейлой все шевелиться».
Он слишком хорошо знал Узбекистан, чтобы удивляться таким предложениям. Правда, обычно их делают тихо и на ушко отдыхающему, но в данном случае он развесил Лейлу, вот она и разговорилась.
Вечером Лейла принесла чайник с заваренным зеленым чаем и больше на ту тему ни слова. Видимо, она не испытала к нему чувства любви, а за деньги трудились на данном поприще другие девочки. Во всяком случае, она лукаво улыбалась и молчала. Виктор тоже больше не коснулся ее предложений. Она, видимо, поняла его «ход», что вроде бы не отказался от ее предложения, но выдвинул свои условия, к которым она не была готова. И тема погасла.
Ему пришлось поработать в скандальной бригаде Генеральной прокуратуры Гдляна и Иванова, выполняя отдельные поручения следствия, а его друг из Самарканда Нарзулло Кудратов до сих пор в этой следственной бригаде проводит оперативное сопровождение уголовного дела. Все смешалось в том уголовном деле. Приписки и взятки, любовь и понуждения женщин к половой связи. Виктор не понимал, зачем все было фиксировать в протоколах допроса. Кому-то было интересно, как бывшая молодая учительница РОНО после университета перешла на работу в комсомол и была замечена Первым секретарем ЦК Компартии Узбекистана. Она сама написала следователю, что двадцать лет назад она стала его любовницей, что способствовало ее карьере. Сначала руководила комсомолом Узбекистана, а потом стала единственной женщиной-секретарем ЦК Компартии, поэтому и оказалась в круговороте следствия. То была любовь. А сколько женщин совратили «бабаи» просто для своих утех? От таких показаний уголовное дело дурно пахло.
Лукина удивляло другое. Несмотря на многочисленные аресты среди руководства республики, неприличные традиции продолжались даже гостинице Совета Министров Узбекистана. Прав был красноармеец Сухов, что Восток – дело тонкое. Виктор с каждым днем понимал, что он в иерархии МВД большой начальник, а на месте происшествия он один из руководителей Государственной или Правительственной комиссии, как по приказу. Он не сожалел, что пришлось уйти из уголовного розыска, где не смогли защитить его от нападок КГБ. Здесь же был совершенно другой круг общения.
Комиссия состояла обычно из руководителей министерств и ведомств, имеющих отношение к авиации от проекта самолета до эксплуатации. Комиссия имела право привлечь к работе любых специалистов. Удостоверения были у Лукина одно краше другого. МВД СССР было разрисовано изнутри яркими вензелями, как бубновый туз, а удостоверение Совета Министров было темно-коричневого цвета, тоже кожаное и внутри с изображением Кремля. Когда его машину останавливали сотрудники ГАИ и требовали предъявить документы, то Виктор с удовольствием вынимал сразу оба удостоверения, а иногда и документ прикрытия сотрудника МУРа на полковника милиции Степанова, которое он не стал сдавать в кадры при переходе и оставил на память о работе в уголовном розыске.
– Вам какие из этих документов?– Лукин с удовольствием открывал удостоверения по очереди.
– Все понятно. Счастливого пути, – огорчались некоторые сотрудники ГАИ, которые шагали к его автомобилю и подсчитывали, сколько с него сорвать.
 «Какие вежливые сотрудники, – восхищался Лукин, – а не будь у него этих „ксив“, наверное, ободрали бы как липку за его незначительные нарушения».
Но больше всего ему нравился проездной билет на самолет, как на автобус.Подходишь к любой стойке регистрации пассажиров, предъявляешь его, девушки отмечают тебе место в салоне, а потом летишь, куда угодно. Конечно же, права были большие, но потом все сведения по использованию проездного стекались в бухгалтерию, а те уже сверяли с командировками, потому в личных целях эти проездные не использовались. С каждым днем новая работа все больше радовала и удивляла Лукина. Разместили их в гостинице Совета Министров Узбекистана за чертой города на берегу реки с многочисленными деревьями, и за каждым руководителем комиссии была закреплена персональная машина. Лукин прилетел позже, потому ему предложили пользоваться разгонной машиной.
– А у вас есть водительские права? – поинтересовался Председатель административной подкомиссии Керимов и УГА Узбекистана.
– Да, они всегда есть с мной.
– Можем предложить Вам новую машину «Москвич», правда, с надписью «медицинская служба», путевку на вас выпишем. Город наш знаете?
– Как Москву, бывал здесь неоднократно.
–  А с вашими удостоверениями здесь проблем не будет.
– Когда можно будет посмотреть машину?
–Да, хоть сейчас за руль. Она уже заправлена.
«Москвич» желтого цвета с красной надписью на борту «медслужба» еще сохранил запах нового автомобиля. Вот и хорошая отмазка от застолий. Вечером из аэропорта, где работала их комиссия, Лукин возвращался в гостиницу на медицинском «Москвиче». Нарзулло обещал подъехать после работы. Дорога к гостинице вела по небольшому серпантину, и от шлагбаума было видно, какая машина поворачивает под их «кирпич» к шлагбауму, где круглосуточно дежурил майор милиции. Перед Лукиным под «кирпич» свернула черная «Волга», в которой рядом с водителем сидел какой-тожелезнодорожный «генерал» в черной форме. Майор поднял шлагбаум и откозырял железнодорожнику, а перед Лукиным закрыл шлагбаум и отвернулся. Виктор посигналил ему, но тот, не поворачивая головы, пальцем показал на стоянку недалеко от шлагбаума, от которой довольно-таки далеко шлепать до входа в гостиницу, рядом с  которой была стоянка для гостей. Майор решил не пускать водителя машины «медслужба», так он, видимо, оценил Лукина, от чего ему стало смешно. Он решил объяснить майору милиции разницу между сотрудником МВД СССР и железнодорожником в форме с петлицами в виде дубовых листьев.
Виктор вплотную подъехал к майору и дал длинный сигнал. Он вздрогнул от такой наглости, подошел к Лукину:
– Вы, что здесь хулиганите? Какое имели право проехать под «кирпич». Ваши документы?
– Потому что здесь живу!
У узбека сразу слетел грозный вид с лица, но Виктор решил его добить до конца.
– Вот мои документы, – Виктор развернул удостоверение с Кремлем, – я большой начальник в Совете Министров СССР и к тому же ваш коллега из МВД СССР, – и он развернул ему другое  красочное удостоверение.
Майор не знал, куда спрятать свое лицо:
– Извините, извините, товарищ начальник, я не знал.
– А ты и не должен знать, у меня работа секретная, поэтому и катаюсь на медицинской машине. Передай по смене, чтобы я не объяснял каждому майору, кто я такой. Ко мне должен вечером приехать наш коллега Кудратов, пропустите его и объясните, как меня найти.
Кудратов уже знал, где его искать, но лучше будет, если Нарзулло встретят с уважением. Ох, уж этот Восток. В следующие дни, как только желтый «Москвич» медслужбы сворачивал с трассы под «кирпич»,  майор поднимал шлагбаум и отдавал честь, держа руку у козырька милицейской фуражки, пока Лукин не проедет его пост. Если навстречу выезжала какая-нибудь черная «Волга», то он тормозил ее жестом, пропуская желтую машину. Все недоумевали, кто этот  большой «бабай», которому оказывают такие почести.
 Кудратов вытаращил глаза не меньше майора.
– Ничего не понимаю, только два месяца назад руководил уголовным розыском, а теперь работаешь в Совмине СССР, да еще расследуешь авиационные катастрофы. Разве так бывает? Да, Виктор, ты уникальный кадр. Надо обязательно, хоть на один день съездить в Самарканд. Просто посидим с друзьями, а Убайдов и так запутался от твоих приколов с продвижениями по службе.
– Нарзулло, я смогу только в выходные.
– У меня тоже раньше не получится, я хоть и за рулем, но по сто грамм выпил бы за встречу. Поедем куда-нибудь, посидим.
– Зачем куда-то ехать. У нас здесь буфет и столовая выше любого ресторана будет и недорого.
– Со спиртным сейчас напряженка, а здесь как?
– Приспособились. Наливают в заварные чайники и вместо рюмок ставят пиалушки. Пошли.
– Живут же люди.
– И многие блюда по ценам тридцатых годов, утвержденных Совнаркомом для партийных служащих, поэтому здесь угощаю я, – Лукин кивнул официантке, и она мигом оказалась около огромного стола.
– Давайте нам один чайничек без заварки, да икорки, осетринки, что еще есть вкусного под чай. Ко мне друг приехал в гости.
– Может быть, грибочки, селедочку. На горячее плов.
– Нет, мы плов покушаем в Самарканде. Давайте осетрину по-монастырски. Давай, Нарзулло, сегодня устроим русский стол под «араку».
– С удовольствием. У нас в городе такого можем не найти, а сюда приезжают со всего Союза, поэтому здесь любая кухня.
Как мог Нарзулло мечтать о ста граммах под такую закуску? Вспомнили последнюю поездку Лукина в Самарканд и приезд Лауры.
– Только ты уехал из Самарканда, как на следующий день прилетела Лаура. Мне позвонила Наташа из ОВИРа и спрашивает: «Где твой московский гость? У меня здесь в кабинете Лаура из Парижа». Я ей говорю, что Виктор был в Самарканде и уехал, а она не верит. Вот, думаю, два артиста, договорились встретиться в Самарканде, а теперь комедию ломают, что ничего не знают друг о друге. Оказывается, правда, если всего два дня, как уехал. Видно, не судьба было встретиться.
– Если б я знал, то никуда бы не уехал и до конца отпуска пробыл в Самарканде. А с другой стороны, хорошо, что уехал, иначе меня бы уволили. И так еле отчитался перед КГБ только тем, что у нас с ней было два дня разницы между моим отъездом и ее прилетом, что  доказывало отсутствие у нас связи.
– А почему тебя раньше не трогали, когда ты на ней женился и свадьбу в Самарканде сыграл?
– Наверное, другой статус был у меня. Капитаном работал, а простой опер кому  нужен? – слукавил Виктор, – а теперь женат, и можно аморалку пришить, да и моя должность  кому-то понадобилась. Жаль, что дальнейшие отношения с Лаурой под большим вопросом. Когда с ней встретился в Москве, все сразу вспомнилось, как будто не расставались, а теперь немного остыл от неизбежности, задумался о себе. Кому будет нужен тот бесшабашный пацан, который на ровном месте все потеряет, и Лауре тоже. Женщинам не нравятся неудачники.
– Виктор – победитель, а русские люди сильные воины и ты один из них.
– Спасибо, Нарзулло, но воевать уже надоело. Да и с кем воевать? Они пишут указы по борьбе с пьянством, а в депутатских комнатах аэропортов любые заморские спиртные напитки. Меня хотели раскатать по указанию КГБ за аморальное поведение, а в гостинице Совмина предлагают девочек для массажа и прочих утех. Они все перепутали, где любовь, а где аморальное поведение. Сами погрязли в разврате, а нам под нос моральный кодекс строителя коммунизма.
– Я же говорю, что ты найдешь с кем воевать, – улыбнулся Нарзулло.
– Ну, ты сделал из меня оловянного солдатика. Ты лучше расскажи, как у вас продвигается «узбекское дело»?
– Павлович, я тебя давно знаю, и ты просто так не будешь задавать такие вопросы. Ты знаешь, что я в оперативном сопровождении этого дела, поэтому знаю больше следователей. Тебя что конкретно интересует в этом деле, потому что сказать, как у нас дела, все ровно, что ничего не сказать.
– Вот видишь, пообщался самаркандский опер с большими начальниками и научился дипломатии. Молодец. Я оценил. Мне многое стало известно о лицах, проходящих по этому делу от тестя. Жуткие слухи ходят по коридорам ЦК КПСС.
– Тогда все понятно. Я так и думал, что тебя интересуют верхние эшелоны власти. Следователи направляли спецсообщения в ЦК КПСС о руководителях партии, которые замешаны в этом деле, и оно уже давно не «узбекское».
– Говорят, что за получение золотой звезды Героя Соцтруда в Узбекистане отваливали два миллиона рублей и деньги взвешивали на безмене, чтобы считать было легче, – улыбнулся Лукин.
– Не знаю, на чем взвешивают, но в кишлаках стали жаловаться, что на «бабках», зашитых в матрасы, спать жестко и не так спокойно, – засмеялся Кудратов.
Лукин еще при знакомстве с ним отметил его откровенность, которая была прописана на его улыбчивом лице. Так мог улыбаться только хороший человек. Открыто и широко, глядя прямо в глаза.
– Что-то мы с тобой увлеклись шутками и совсем забыли про араку и осетрину, да еще и в таком месте, – Лукин очертил указательным пальцем в воздуху дугу, что означало «прослушки».
– В Узбекистане чекисты получили за самоуправство и поснимали все «жучки».
– Наивный народ в Узбекистане. Они старые поснимали, а новые поставили. Ты же сам опер и понимаешь, что они не могут остаться без работы, поэтому пусть слушают, что народ говорит, а мы с тобой, как все. Сначала выпиваем и говорим о женщинах, но мы эту тему обошли, как джентльмены, а вот после третьей рюмки заговорили о работе. Теперь давай выпьем за наши семьи и наш прочный тыл, который обороняют наши жены, а то мы слишком трезвые, чтобы говорить о политике, а она уже вертится на языке.
– Давай, брат, хороший тост сказал. Жаль, что с нами нет Шейры и твоей жены. Кстати, почему ты не приедешь с ней к нам в Самарканд?
– Она не хочет, а я не настаиваю. Давай выпьем, – Лукин понимал, почему он не мог приехать с женой в Самарканд, где был счастлив с другой.
Умели «слуги народа» обустроить свой отдых. В ресторане царила благодать. Изысканная и удобная мебель, не говоря уж о водке и блюдах, от которых они окончательно расслабились.
– Узбекское дело будет крутиться до тех пор, пока следователи не потребуют «крови» в партийных рядах ЦК КПСС.
– Да, Павлович, ты совершенно прав, потому что дело уже давно не «узбекское», а скорее «московское», потому что все чаще мелькают в показаниях фамилии руководителей МВД и ЦК КПСС.
– А могло бы быть делом «астраханским» или скорее «ставропольским», а может быть и «томским», но выходцы из этих местностей умело маневрируют и не допускают до разгрома своих областей. Они яростно борются не только с алкоголем. Имеется достоверная информация, что в Ставропольском крае многие свидетели таких же приписок и хищений, как в Узбекистане, пропали без вести, поэтому чекистская операция не имела такого успеха, как у вас. Миша «Меченый» был ставленником Андропова, поэтому не могли допустить разгрома Ставрополья, где раньше любил отдыхать шеф КГБ. А чтобы не было случайностей, то все любители поговорить на темы взяточничества и приписок в Ставрополье пропали бесследно. Так что итальянская мафия отдыхает в пионерском лагере по сравнению с нашей.
– А у нас говорят, что генсек из Ставрополья и поэтому заказал чистку в Узбекистане, чтобы отвести эту беду от своих земляков и от себя.
– И в этом что-то есть, так как он курировал в ЦК КПСС вопросы по сельскому хозяйству и как не ему знать о приписках и хищениях по хлопку. Вот и выступил с инициативой. Узбекистан далеко от Москвы и все доклады по этому делу стекаются к нему.
– Павлович, ты рассказываешь, как будто сам эти дела вел. Ведь прошедшим летом наши следователи повторно обратились к генсеку с письмом, в котором изложили факты взяточничества членов ЦК КПСС, в том числе нашего нового второго секретаря ЦК Компартии Узбекистана Осетрова, которого прислали на замену три года назад из ЦК КПСС.
– Они давно сделали выбор, поэтому не сажают преданных им чиновников, которые берут баснословные взятки и делятся с ними, но при этом молчат. А прикрывает их генсек, который уверен, что про него никто ничего не скажет лишнего. Иначе кирдык.
Лукин молча, плеснул по пиалушкам араку и они так же молча выпили. В своих разговорах они добрались до самого верхнего руководителя страны, и от этого им не было радостно. Даже борьбу с пьянством устроили эти деятели  без «башки». Ну, запретили водку в ресторане более 200 грамм, а им подали ее в заварном чайнике с пиалами. Только этот «чай» они пьют не маленькими глотками, обжигаясь, а залпом, да и не с вареньем и медом, а под соленые огурцы и селедочку. Повырубили виноградники, которые скрещивали столетиями для улучшения качества вин, и обрекли народ употреблять всякую «бормотуху» и прочие химические гадости. Вот с них и надо было начинать уголовные дела за вредительство и развал хозяйства, которые коснулись не только борьбы с алкоголем.
– Нурзало, наверное, у меня не получится съездить в Самарканд с тобой. Для этого надо дня три, а у меня их нет. И неудобно в первой же командировке уходить налево. У нас обычно на этапе расследования выходных не бывает. Так что поезжай один, передавай нашим друзьям привет от меня.
– Непременно все расскажу. Жаль, что у тебя не получается.
Конечно же, он мог вполне побывать в Самарканде, тем более что основное рабочее место у него было в аэропорту Ташкента. С его проездным билетом на самолет Виктор мог попросить местных авиаторов, входящих в состав комиссии, и они отправили б его в Самарканд, и встретили обратно, но не было такой острой необходимости. Он совсем недавно сбил внезапно появившуюся оскомину по Самарканду, а потом пять дней провел с любимой женщиной. Память о ней поманила его туда, где он был когда-то счастлив. После всех передряг на службе он начал задумываться еще и еще раз, а стоит ли все ломать и рушить. Что не сложилось семь лет назад, почему он считает с Ларисой возможным все вернуть обратно. Да, они понимают, что любят друг друга, но пока они не столкнулись с трудностями, которые им уже уготовили в их будущем безоблачном счастье. Хватит ли у них сил, и что немаловажно, средств, на преодоление всех подлянок, чтобы не растерять по крохам то, что они сейчас называют любовью?
Пока их союз был похож на фантастику. У Виктора образовалось свободное времечко, а в уютном номере правительственной гостиницы его потянуло на лирику. Он отщипнул несколько листов из казенной пачки бумаги и написал Ларисе о своих мыслях, о чем только что думал, о нерадостных пока перспективах на их союз, намекнул, что у него были «разборки» по поводу их встречи, но все обошлось, поэтому общаться они смогут, как и договорились, через третьих лиц. Под настольной лампой и при открытом окне писалось легко. Несколько листов письма он с трудом затолкал в конверт. Он мог бы написать и больше, но тогда пришлось бы отправлять бандеролью, а не письмом. Утром позвонил Нарзулло и попросил о встрече перед его выездом в Самарканд.
– Нарзулло, я здесь написал коротенько Лауре. Можешь отправить письмо из Самарканда? Ей будет приятнее получить его с почтовым штампом того города, да, и быстрее письма до нее доходят от вас, нежели из Москвы. Наверное, потому что адрес ее уже давно известен, а обратный я поставил ее мамы в Самарканде на Фруктовой улице.
– Какие разговоры, брат, сегодня же вечером опущу на почте, так быстрей, а может, сам в Самарканде опустишь?
– Нет, Нарзулло, спасибо, не получается. Все, пока.  До встречи.
«Правильно, что отклонил приглашение Нарзулло в Самарканд, – подумал Лукин,– куражиться хорошо ради кого-то, а просто съездить погулять – это дать лишний повод для очередного обсуждения поведения в КГБ. Письмо пойдет из Самарканда и опять не будет стыковки с ним».
Виктор многое не написал Ларисе о своих мыслях, что он остался на тех же позициях, и не сможет жить во Франции, а она в Союзе, где жизнь за последние пятнадцать лет немного изменилась не в лучшую сторону, тем более. Встречаться а потом месяцами не видеть друг друга, – это уже у них было и опять будет до первой хорошей ссоры. Два необузданных, любящих волю характера, могли бы быть вместе, но не случилось пятнадцать лет назад, и даже семь лет, когда они расстались и, казалось, навсегда. Тогда они были молоды, и он мог сделать карьеру в другой сфере деятельности, которая позволила бы им создать нормальную семью. До выхода в отставку оставалось три года выслуги и теоретически можно попасть под сокращение с пенсией. Ему стало смешно от своих мыслей. В таком возрасте на пенсию, как подводник. Да и до полковника ему оставалось два года, а кадровики Совмина сказали, что у них не бывает задержек с представлением на очередное звание. Возможно, присвоят досрочно, к 70-летию революции и Советской милиции (как известно, Декрет о создании рабоче-крестьянской милиции Ленин подписал на третий день после революции). Такие представления в МВД СССР всегда удовлетворяют, так как они идут от министра к министру. Не писал он Лауре, что был на гране краха после их встречи.
Она умела читать его письмо между строк и в ответном письме пожелала ему успехов в карьере, пообещав, что будет  ждать его решения, сколько сможет. Ему показалось, что она немного обиделась, но на что? Ведь при встрече они все так и рассчитывали. Если они и решили окончательно жить у него в Москве, то года через три, когда будет на то разрешение властей. Лаура приезжала с прежним предложением, что он должен переехать с ней в Париж, а теперь и ее переезд в СССР стал не меньшей проблемой, чем переезд в Европу для него.  Лукин, конечно, мог послать всех и начать с ней все заново. Но Лариса продолжала уверять, что ее сын принадлежит Франции и его никуда не выпустят до совершеннолетия. Не писал он ей обо всех неприятностях, что получил после сказочных дней, проведенных с ней. Он ни грамма не сожалел и готов все повторить снова, но то была отдаленная и призрачная перспектива, а реально ему осталась в жизни лишь интересная работа.
В МВД у него осталось личное дело, а работал он в гражданском учреждении, потому и начальников над ним практически не было. Особенно ему нравилось, что он был один на весь Союз. В отличие от уголовного преступления механизм расследования авиакатастрофы был совсем другим.Над каждым происшествием работало более ста специалистов высочайшего класса, собирая буквально по крупицам вещественные доказательства в большой «яме» после удара самолета о землю. Проводились многочисленные экспертизы, начиная с отбора проб топлива, которым заправляли самолет перед вылетом, расшифровкой параметров полетов, записанных в «черном» ящике, который, кстати, оказался оранжевым, и на бортовых самописцах. Если регистраторы сохранились, они показывали жизнеспособность воздушного судна и вероятную причину катастрофы. Инженерно-техническая подкомиссия  вывозила сохранившиеся части самолета на летное поле, где его собирали из останков. Изучали все показания приборов, работу механизмов и делали заключение по результатам работы своей подкомиссии. Такую же работу проводила летная подкомиссия, которая состояла из опытнейших летчиков-инструкторов и руководителей летных подразделений.
Отдельным документом был отчет административной подкомиссии, куда входили и результаты аварийно-спасательных работ. Действия диспетчеров изучала группа специалистов управления воздушного движения, которая входила в летную подкомиссию. Руководил ходом расследования председатель комиссии, а координировал их работу и взаимодействие Лукин. Работы на месте происшествия хватало всем. Так называемое «полевое» расследование проводилось в авральном режиме. Работа начиналось рано утром и заканчивалось заседанием комиссии ближе к полуночи, когда подводились итоги работы и ставились новые задачи. Между расследованиями Лукин занимался подготовкой методических указаний по расследованию катастроф, так как каждый случай вносил коррективы в действия сотрудников, участвующих в расследовании, начиная от опроса свидетелей, обнаружения вещественных доказательств и проведения экспертиз.
Во избежание будущих катастроф инженеры и летчики с первого дня готовили указания по проведению необходимых регламентных работ по воздушным судам. Документы направлялись и в Академию гражданской авиации в Ленинграде, так называемую ОЛАГА, где по рекомендации руководства Лукин проходил заочное обучение, и где ему особенно нравилось сдавать экзамены и зачеты во время белых ночей. Проживали они группой от Госкомиссии в особняках для иностранцев в академическом городке. Студенты Госкомиссии были для академии большими начальникам, и все уже давно закончили свои академии. Лукин – Академию МВД СССР, полковник авиации Володя Грицко – Генштаба, Борис Горин – МАИ, но диплом расследователя им бы в работе не помешал. Лукин восстановился в ОЛАГА с четвертого курса МАИ и решил получить гражданскую специальность, чтобы твердо стоять на ногах в случае увольнения из органов. Профессорско-преподавательский состав ОЛАГА хорошо знал этих студентов по многим документам, которые они готовили по результатам расследования, поэтому и  отношение к ним было как к равным. Во всяком случае, не как к студентам, поэтому когда Грицко в очередной раз поправил профессора на лекции, тот в перерыве сообщил ему:
– Ваше замечание я учту, но лучше его делать не перед слушателями и после лекций. Я понимаю, вы практики и все новшества по расследованию вы приносите нам для обучения слушателей. Если вам неинтересно на лекциях, то сходите, попейте пиво, здесь на трамвайном кругу всегда свежее, а я договорюсь со своими коллегами, и мы вам всем выставим отличные оценки.
– Это было бы неплохо. Можно мы будем посещать только те лекции, по которым у нас нет определенных познаний? – спросил летчик-истребитель Грицко.
– Вы можете ходить на любые лекции. Мы предоставляем вам свободный график.
Выйдя из академии, Грицко предложил обмыть свободный график посещения занятий.
– Дипломы об окончании академии мы уже заработали, нам нужно только появиться на госэкзаменах. Что говорил профессор о свежем пиве? Поехали на трамвайный круг, снимем пробу, но потом в наши номера, предлагаю расписать партию в преферанс.
В Академии МВД Лукин учился без особого напряжения, но здесь еще лучше. Он давно задумывался, особенно после «разборок» со «старшими братьями» из КГБ, о приобретении второй профессии или защите диссертации. Но в гражданской жизни не очень ценилось образование в Академии МВД, которое, скорее, давало много специфики именно для работы в органах. Чтобы пойти в адвокаты или еще куда, нужен был другой вуз.
Кто знает, как судьба распорядится с Лаурой?  Когда он узнал, что есть возможность получить авиационное образование, а, вернее, закончить то, что начал в МАИ, то попросился отправить его на учебу в Ленинград. Кадровики и руководство думали, что он хочет ближе стать к их работе, а он думал и о другом. В жизни бывают различные повороты, и неплохо бы уметь делать что-нибудь еще, а в авиации много должностей, где он мог бы применить вновь приобретенные знания. И с чувством выполненного долга, так как вопрос о дипломе был практически решен, он согласился с Грицко на пиво и карты.
Письма из Парижа от Ларисы приходили на адрес Надежды, тем же каналом связи он ей отвечал. У них теперь не было даже открытой переписки, как раньше, и Лариса пожелала ему удачной карьеры и счастья. Она писала, что все понимает и вряд ли они дождутся, когда их брак перестанет интересовать спецслужбы СССР и Франции. А ему было жаль тех пятнадцати лет, когда можно было быть вместе, но не получилось. Тогда они были молоды, и все прошло бы не так болезненно. Хотя кто знает, чем бы закончился их брак, даже если бы власти им позволили? Бросить все и начинать с нуля, хоть и в Париже? Кто ты для Франции? Еще один безработный алжирец или негр? А если будет работа, то таксистом, как царские полковники, которые бежали после революции, но те оказались во Франции, потому что в России их бы расстреляли. Отсиживаться у Лауры за спиной он бы не смог, потому что от этого дурно пахло, а характерами и она и он не были обижены. И еще неизвестно, насколько их совместная жизнь была бы безоблачной.
Прошел год после разлуки с Лаурой. Страна готовилась к празднованию 70-й годовщины Великой Октябрьской революции. На юбилейном Пленуме ЦК КПСС первый секретарь Московского горкома партии, кандидат в члены Политбюро Борис Николаевич Ельцин попытался поднять бунт на корабле, именуемым «ЦК КПСС». Впервые прозвучала критика Генерального секретаря Горбачева не на кухне, а на партийном форуме, почему перестройка начала пробуксовывать. Лишь только робко открыл рот о недостатках в партии, как на него дружно набросились коллеги. Председатель КГБ Чебриков выступил продуманно и бил умело, со знанием дела. По стенограмме пленума было впечатление, что Ельцин не планировал свое выступление, но Горбачев несколько раз предложил его послушать и сам спровоцировал выступление, заранее зная, о чем тот будет говорить. И председатель КГБ заранее знал сценарий пленума, предусматривавший избиение Ельцина. Само выступление Ельцина из стенограммы пленума вырезали, а через несколько дней его с тяжелым сердечным приступом привезли из больницы на заседание Московского горкома и освободили от должности. Но его выступление стало стремительно обрастать легендами и самыми правдоподобными подробностями.
Тексты переписывались от руки, перепечатывались на пишущих машинках, а эмигрантские круги Парижа даже напечатали Ельцина в газете «Le Monde». В уста попавшего в опалу партийца вкладывалось то, что хотел услышать народ: «Мне трудно объяснить рабочему завода, почему на семидесятом году Советской власти он должен стоять в очереди за сосисками, в которых крахмала больше, чем мяса, когда на столах работников партийного аппарата всегда балык с  икоркой, и другие деликатесы, доставленные нам курьерами из горкома и КГБ. Да все по ценам, установленным еще СовНарКомом в 1932 году для партийного аппарата. Я закрыл буфет в Московском Горкоме партии, пока не появятся такие же продукты на прилавках обычных магазинов».
Стоило сказать лишь каплю правды, как тут же вспомнили биографию Ельцина. До революции хозяйство его деда и отца было кулацкое, имевшее водяную и ветряную мельницы, посевы до 12 гектаров, пять лошадей и четыре коровы. Семья много работала и многое имела, а Советская власть любила скромных и незаметных, а сильных и работящих не щадила. В тридцатом году отца Ельцина арестовали, и до 1937 года он строил Волго-Донской канал, а семью сослали. Деду грозил арест и он «подался в бега». В том же тридцатом году судьба семьи Лукина отразилась, как в зеркале того времени, с такими же последствиями. Да сколько еще было таких судеб?
Лукин помнил, что Лаура говорила о грядущих переменах в СССР, но пока даже руководителя такого уровня за справедливую критику выперли из ЦК КПСС и оставили без работы. Одна радость была Лукину от юбилея революции, – за расследование авиационных катастроф на год досрочно ему присвоили звание полковника милиции.
Впервые концерт на День милиции проходил в концертном зале «Россия», и Лукин получил приглашение на два лица. Жена приятно удивилась, потому что до того все годы районное управление отмечало свой праздник в театре «Ромэн», где у него было много знакомых артистов из цыган, а ей не очень нравился тот театр. Лукину больше нравилось общаться с Николаем Сличенко и Лешей Васильевым, чем с генералами МВД, которых он мало знал.
На следующий день Лукин специально заехал к своему бывшему руководителю Куликову на Сретенку, поздравить коллег с праздником и поделиться радостью, которая дойдет до ушей местных стукачей, и далее до их хозяев из КГБ. Хоть и закончилось оперативное обслуживание МВД сотрудниками КГБ, но тот, кто дал добровольное согласие быть их агентом, тот фактически связал с ними свою жизнь навсегда. Им никогда не быть полковниками, а уж в таком возрасте и подавно. Они и сейчас старше его. В управлении Лукин встретился с друзьями, во всяком случае, он так считал.
Секретарь Куликова накрыла стол, и «на чай» зашли руководители отделов уголовного розыска и ОБХСС, Михалыч и Борис.
– Наконец-то заехал наш непотопляемый. Мы уж думали, обиделся и больше не заглянешь в родные пенаты. У нас в районе не было таких отвязанных сотрудников, постоянно шутил и балагурил. Полковников у нас дают к пенсии, а ему еще служить, как медному котелку. Поздравляю, Виктор, молодец! – сказал Куликов.
– Он такой. Наверняка, сам придумал Государственную комиссию и туда себя назначил.  Мы о ней и не слышали, а он теперь с руководителями государства за руку здоровается. Я не удивлюсь, что скоро и генерала получит,– начальник ОБХСС  Борис был в своем амплуа на подколках.
– Нет, мужики, до генерала еще не скоро, – сказал Лукин.
– Что я говорил? У него не заржавеет, главное о сроках уже думает, а там какой-нибудь подвиг совершит или в Совете Министров захотят генералом поруководить. Виктор Григорьевич, вы вовремя от него избавились и не дали ему здесь «на земле» крылья распустить, недаром предыдущий начальник побаивался Лукина, что мог бы занять его кресло. Теперь у него масштабы, просторы и думаю, в авиации он не даст никому скучать. Поздравляю от души, – сказал Борис.
– Вот-вот. Он раньше шутил над нашими сотрудниками с продажей списанных милицейских полушубков, записывал бездельников на отстрел волков в Тамбовскую область, а теперь там не очень-то пошутишь, – сказал Михалыч.
Лукину было приятно встретить Михалыча, ведь он прикрывал его встречи с Лаурой в те годы и никому ни слова.
– Какого орла воспитали в наших стенах, – улыбнулся Куликов.
– Но не забывайте, что сами и вытолкнули орла из родного гнезда, – с улыбкой поправил его Лукин.
– Извини, после твоих шуток с КГБ мы не смогли заступиться за тебя.
– Да, ладно, я не в накладе остался. Что, так и будете чаем поить? – Лукин решил сгладить появившуюся напряженность. 
Никто из них не попытался его защитить от «самодурства» некоторых сотрудников КГБ, так как боялись их гнева, да и не могли они знать всей подоплеки чекистского наезда, которым привыкли верить на слово и безропотно подчиняться.
– Как-то неудобно Центральный аппарат МВД спаивать, – сказал Куликов.
– Это вы бросьте. Лучше честно признайтесь, что зажали хороший коньяк, – сказал Лукин.
На стол посыпались запасы начальника управления: коньяк, фрукты и конфеты. Коньяк окончательно примирил Лукина с Куликовым, а другие и не знали ничего об их конфликте и истинной причине его увольнения.
Вечером заглянул к другу детства Анатолию Прохорову на Сокол, который правильно воспринял «перестройку» и бросил работу в МИДе по причине низкой зарплаты, организовав свой бизнес. Теперь он занимается установкой «продвинутой» пожарно-охранной сигнализации. А Виктору попала капляконьяка в рот, надо было продолжить «банкет», но Лукина сейчас интересовал не коньяк, а послание из Парижа. Письмо было адресовано, как и договорились Надежде, несколько строк в нем было адресовано ему.  Лаура писала, что еще не потеряла надежду на их встречу, когда не надо будет провожать ее обратно в Париж.
 Лукина все больше одолевали сомнения, что они когда-нибудь будут вместе. Прошло пятнадцать лет их пылкой любви, они счастливо жили  и разлучались по независящим от них причинам, а теперь и встречаться им не позволяли. Дорога в Париж ему была «заказана», а теперь и она не может приехать и жить в СССР, потому что французские  власти не выпустят ее вместе с сыном, да и визу в Союз закроют. Раньше они мечтали о совместной жизни, а теперь при их положении и редкие встречи перешли в область фантастики. Оставалось сожалеть и надеяться на чудо, но годы пролетают мимо и их не вернуть назад, а тебе уже далеко не двадцать три, как при первой встречи с Лаурой.

















                Мечты сбываются в Заполярье

               

Прошло три года после их встречи. Лукин не знал, сколько еще будет измерять свою жизнь годами разлуки, но пока другого не дано. Лишь работа занимала все свободное время. Катастрофы с самолетами и вертолетами случались на всей обширной территории Союза, и Лукин где только не успел побывать на расследовании: у нефтяников в Сибири, на Урале и на Дальнем Востоке, в Якутии и Заполярье, в пустыне Средней Азии и в горах Тянь-Шаня, на Черном море и в сирийском городе Алеппо. В некоторых местах он побывал не один раз, но такая у него была работа, расследовать причины катастрофы воздушных судов.
И снова Заполярье. Комиссию по расследованию катастрофы на Чукотке возглавлял его коллега по управлению расследований авиационных происшествий Борис Горюнов, с которым они были в приятельских отношениях и неоднократно вместе летали на расследования. По просьбе Бориса Лукина назначили в комиссию его заместителем. 
19 июля 1989 года в 15 часов экипаж самолета АН-26 выполнял полет в сложных метеоусловиях по ледовой разведке над акваторией Восточно-Сибирского моря. Самолет уходил в сторону Северного Ледовитого океана и возвращался к берегу, где совершал разворот и улетал обратно. При выходе из последнего разворота около берега самолет столкнулся с каменистым склоном сопки на высоте 145 м над уровнем моря, разрушился и сгорел. Была установлена ошибка экипажа в оценке местоположения самолета. За минуту до катастрофы по команде штурмана на удалении 1,2 км от берега на высоте 100 м был начат разворот, что при данном удалении вело к неизбежному столкновению с берегом высотой до 170 м. По инструкции разворот надо было выполнять на удалении не менее 10 км от берега.
Так полковник милиции Лукин, откомандированный из личного резерва министра внутренних дел СССР в Госкомиссию по расследованию авиационных катастроф, попал на берег Северного Ледовитого океана, о котором с детства мечтал. Не его было занятием искать обломки самолета на побережье, но Лукин этим занимался, потому что хотел вкусить все прелести детской мечты, шагая по побережью и всматриваясь в морские дали. Хотя выводы причин катастрофы были очевидными, но расследование проходило по полной программе, что выражалось в работе на месте происшествия в течение трех недель. После расследование будет продолжено в Москве и по результатам экспертиз сделают окончательные выводы комиссии. А пока они ползали по скалам, усыпанными крупными камнями, как в каменоломне, по которым невозможно было ходить, и собирали обломки самолета для отправки на экспертизу.
Спустившись к морю, берег которого был усыпан галькой, размером с мужской башмак, Лукин немного расслабился.  Море было спокойным, но, несмотря на июль, купаться совсем не хотелось. Одной из многочисленных обязанностей Лукина в работе комиссии было выявление и опрос очевидцев катастрофы, что означало общение с местными чукчами и эскимосами на побережье. Об их гостеприимстве он знал только по анекдотам и согласился, когда их с Борисом пригласили в гости сначала оленеводы, а потом местные рыбаки. Спирта в авиации всегда хватало, а на Севере они пили только пищевой. Так и было прописано на пол-литровых бутылках «Пищевой», поэтому они были готовы попробовать сырое мясо и рыбу. Они с Борисом предвкушали знакомство с местными блюдами и думали, что они сродни японским суши, но в яранге перед ними предстала картина, которая превзошла все их ожидания и представления о местной кулинарии. Они поняли, что спирта им столько не выпить.
Стол был уставлен экзотическими закусками, знакомыми Лукину ранее. В глаза бросились колотый кусками сахар, сырокопченая колбаса и сыр, юкола из кеты. Им с Борисом сразу захотелось попробовать вяленую кету, так как при приготовлении ее невозможно испортить, если только она уже была не с тухлинкой, как у якутов. Над очагом в середине яранги бурлил на огне котел с олениной. Чукчи недоваривают оленину и глотают с кровью. Именно глотают, потому что полусырую оленину не прожуешь. Так и случилось. Чукча  Федор подцепил из котла кусок оленины и, чуть остудив ее, взял в левую руку. Потом ухватил зубами большой кусок, достал из-за пояса острый нож, и полоснул им, касаясь губ. Кусок оленины остался в его руке, а сам он сделал глотательное движение горлом, как утка.
«Хорошо еще, что спиртяшки ему не плеснули перед такой процедурой, иначе мог бы отхватить себе губы вместе с носом», – подумал Лукин.
Единственным съедобным блюдом из оленины здесь была тушенка. В Лапландии тушеную оленину заливают топленым коровьем маслом, от чего она становится ароматной, нежной и долго хранится. А чукчи портят ее, заливая рыбьим или тюленьим  жиром. Хозяин яранги Василий был излишне гостеприимен, решив угостить их с Борисом молодой олениной и свежевыпеченным хлебом. Одна из женщин бодро месила тесто босыми ногами в большом тазе. Они с Борисом переглянулись, вспомнив, что у чукчей бани нет.
Но следующая картинка и вовсе повергла их в ужас. Пожилая женщина с редкими мелкими зубами тщательно пережевывала тонко нарезанную оленину, чтобы сделать ее мясо мягким и нежным. Так привычно хозяйки отбивают мясо на кухонной доске. Пережеванные куски оленины хозяин красиво разложил на блюде и подал в сыром виде. Соль и перец по вкусу добавят сами гости. Хорошо, что они пришли к трапезе заранее, потому решили спирт закусывать сыром и колбасой, бесповоротно отказавшись от экзотических закусок. К хлебу они с Борисом тоже не притронулись и хрустели галетами из сухого пайка летчиков, который Лукин предусмотрительно прихватил с собой. Борис шепотом спросил Виктора, во что им будут наливать? На столе стояли мутные стаканы и алюминиевые кружки. Василий заметил их замешательство, когда они внимательно рассматривали стаканы внутри и, открыв небольшой сундучок, достал стопку переложенных тряпочками блюдец и чашек. Удивленный Лукин взял в руки чашку темно-синего кобальта, расписанную сусальным золотом. Он не мог ошибиться. Виктор перевернул чашку. На ее донышке стояло клеймо с двуглавым орлом, а надпись ниже по ленте бисером Лукин огласил вслух:
– Товарищество Кузнецова, – и, обратившись к Борису, добавил, – с 1902 года поставщик двора его Императорского Величества, между прочим.
–Не хухры-мухры. Сервизу-то почти сто лет, – восхищенно качнул головой Борис.
Лукин бережно поставил чашку на место. Хрупкий фарфор страшно в руках держать, и не оттого, что их, вероятно, не мыли со стародавних времен, когда какой-нибудь купец расплатился кузнецовским сервизом за сотню оленьих шкур с предками Василия. Но то, что они увидели потом, не могло их не рассмешить. Борис даже прыснул в кулак. Василий взял две чашки, привычно  поплевал в них и вытер замусоленной тряпочкой. Лукину было не трудно догадаться, что изящные чашки предназначались только для дорогих гостей, то есть для них. Борис ухмыльнулся, а Лукин тяжко вздохнул. Василий налил в чашки горячего чая и протянул им. Порадовало – хоть чашки кипятком обдал. Но чая уже не хотелось. Борис не растерялся, сказал, что чай они с Виктором не любят, а выпьют лучше спирта. Борис поболтал в чашках чай, выплеснул и на два пальца наполнил их спиртом, который тоже выплеснул, на что Василий неодобрительно покачал головой.После Борис наполнил чашки спиртом и произнес тост за хозяина яранги, потому что до следующего тоста они вряд ли бы дотянули. Спирт под сухие галеты с сыром сразу ударил в голову и Борис,  наклонившись к Лукину, шепотом рассказал анекдот: как-то геолог угостил чукчу пельменями. Тому пельмени понравились, он даже рецепт попросил. Через год экспедиция снова приехала, и на этот раз чукча пригласил геолога на пельмени. Геолог наелся и спрашивает:
– Какие вкусные пельмени. А ты почему не ешь?
– Мясорубка болит, однако...
– Борис, этот анекдот ты сейчас придумал? – улыбнулся Лукин.
   Теперь они оба видели, как выглядит у чукчей мясорубка. Жахнули еще грамм по сто спирта и захрустели галетами с сыром. В авиации их научили не запивать спирт и не разбавлять водой, разве что шампанским. Такой коктейль летуны называли «Северное сияние» или «Белый медведь». Иные с шампанским мешали водку, но то было для слабаков и студентов, а у летчиков спирт водился в изобилии, к тому же они умели держать удар. Оба коктейля отлично подходили для сурового климата Заполярья. Они оба повеселели, расслабились и взглянули на происходящее по-иному. Плеснули спирта в чашки кузнецовского фарфора, чокнулись, сдвинув кулаки, как в служебном кабинете, чтобы стаканы не звенели, а здесь, в яранге, они боялись нечаянно разбить невесомые антикварные чашки. Неожиданно произошло еще одно событие, которое невозможно было забыть, да Лукин и не хотел его забывать, потому что после той встречи в его жизни произойдут серьезные перемены и к лучшему.
Слева, рядом с Борисом, сидела молоденькая девушка с большими зелеными, как изумруды, глазами, с точеными чертами лица. Настоящая красавица! И ему не привиделось из-за тяпнутого с лихвой спирта, да и звали ее на русский манер Алена.  Вдруг она дернула за вплетенные в две тугие черные косы разноцветные ленточки, тряхнула головой, волосы разлетелись в разные стороны и пышные, упругие пряди, которые и расчесывать не было необходимости, легли на высокую грудь и обтягивающее гибкий стан платье. Девушка, должно быть, догадывалась о своей чарующей красоте. Ее глаза с легкой поволокой на мгновение задержались на гостях яранги. «Шаманка», – подумал Лукин, но промолчал и только улыбнулся, а потом предложил Борису подышать свежим воздухом. В яранге было душно, да и застолье больше не манило.
Лукин был наслышан о чудачествах чукчей, которые называют местными традициями. Он часто бывал у коряков на Камчатке, у которых есть похожие обычаи. Когда русский с большой земли женится на корячке, то получал своего рода калым – 50 тысяч рублей, на которые можно было приобрести пять автомобилей «Волга». В Палане, на севере Камчатки, во время очередной поездки к оленеводам подобное предложение сделали и Лукину. А он, как умный и хитрый чукча решил: зачем ему столько воды? А тут целых пять Волг. Лукин даже не пошел на смотрины невесты, хотя местный комсомольский вожак Николай говорил про нее: «шибко красивая, однако». Лукин тогда уже был женат на дочери партийного босса Камчатки и тот бы врезал и ему, и комсомольскому вожаку за это «шибко».
Поведение оседлых чукчей было полной противоположностью нравам чукчей – оленеводов, у которых они гостили сейчас. Чукотские девушки, несмотря на целомудрие, не стыдливы. Они просто не знают, что такое стыд и ведут себя естественно. Зато дочери оседлых чукчей более красивы. Дело в том, что чукчи испокон веков слыли ловкими китобоями, поэтому к берегам Чукотки нередко причаливали китобойные шхуны с американскими и русскими моряками. Частенько подгулявших матросов списывали на берег. И они, случалось, вступали в браки с чукчанками. Но детей от таких браков чукчи не считали своими. И, поговаривали, что приезжим гостям чукчи на ночь дарили жен или дочерей, а если случалось, что женщины залетному гостю не по вкусу, в доказательство дружбы к чужеземцу хозяин приводил жену или дочь соседа. Иные же хотели получить здоровое потомство или просто пачку табака и нитку стеклянных бус для жены. Кому теперь знать, как было на самом деле?
Но очарование Алены было необычным, и она явно выделялась среди чукотских красавиц. Девушка было по-европейски высока и стройна, а северные черты лица лишь добавляли ей шарма. Мимо такой красавицы и в Москве не пройдешь, не оглянувшись. Хотя сам Лукин никогда не смотрел красивым женщинам вслед. Он считал: если дама очаровала и захватила твое воображение, найди нужные слова, чтобы по-рыцарски возвысить ее. Ведь женская красота – таинственная и загадочная Вселенная, ниспосланная мужчинам, чтобы обуздать их безудержную и страстную натуру. Недаром говорят, что красота спасет мир. Однако Лукин полагал, что речь идет именно о женской красоте, которая облагораживает мужчин, делая их менее жестокими. Так кто же ты, загадочная  Алена? Шаманка или просто северная красавица? В голове Лукина без всякого шампанского буквально вспыхнуло «северное сияние».
Они вышли из яранги. Его друг, как всегда, был в своем репертуаре, сыпал анекдотами и отвлек Лукина от приятных мыслей об Алене. Борис начал рассказывать новый анекдот: у чукчей есть обычай, если гость желает, то может переспать с женой хозяина. Один чукча заметил, что после приезда геологов у него рождается ребенок и запретил жене ложиться под геолога. В очередной раз пришел геолог в гости. Выпили, закусили. Геолог и говорит:
– Хочу с твоей женой переспать.
Чукча жену предупреждает:
– Под геолога не ложись!
– А сверху можно? – спрашивает жена.
– Сверху можно. 
Геолог переспал с женой чукчи и уехал. Чукча смеется:
– Чукча умная: жену сверху положила, а геолога – дурак!
– Почему?
– Геолога беременный уехала.
Лукин посмеялся от души и алаверды рассказал Борису похожий анекдот: чукча женился на француженке, а через некоторое время его спрашивают:
– Ну как?
– А что как? Мы давно развелись.
– Почему?
– Да она грязнуля! Каждый день моется.
Оба одновременно засмеялись и решили выпить в яранге на посошок, а банкет продолжить в гостинице. В яранге было тесновато и они с Борисом при входе ненамеренно поменялись местами, так что Лукин оказался рядом с Аленой.
– Вы собрались уходить? Вам у нас не нравится? – вдруг спросила она. 
Какой приятный голос. Ему все больше нравилась ее красота в сочетании с непосредственностью, и ему уже не хотелось уходить. Конечно же, она видела, что они пьют свой спирт, закусывают его только юколой из муксуна, да галетами из сухого пайка летчиков. Лукин обратил внимание на массивный перстень белого металла с замысловатым вензелем на безымянном пальце ее правой руки. Шею девушки украшало ожерелье из камней золотистого цвета неправильной формы, каждый размером с виноградину. Языки пламени костра в середине яранги отражались в камнях, поэтому  ожерелье переливалось и сверкало.
«Что это – горный хрусталь, турмалин, агат, топаз? Похоже на атрибут шаманки», – задумался Лукин.
– Нет, нам все у вас нравится, – прервав свои размышления, улыбнулся он,– но нам на самом деле пора.
Лукин невольно ощутил исходившие от девушки теплые, обволакивающие и дурманящие волны. 
– Я не испугаю, если скажу, что духи обратили на тебя внимание, – Алена пристально взглянула на него, – и если не будешь торопиться, то многое узнаешь о своей будущей жизни, – негромко продолжала девушка.
– Ты все-таки шаманка и будешь мне гадать? – улыбаясь, спросил Лукин.
– До шаманки мне далеко и гадать тебе не буду. Просто  знаю, что тебя ждет в ближайшем будущем. Наши духи выбирают не каждого гостя, только того, у кого душа светлая и не робкая, а сам духом сильный. Если бы ты был из наших, стал бы шаманом.
Борис не слышал их беседы, но по нежному шепоту решил, что Лукин попался, и они с Аленой воркуют, как два влюбленных голубка. Борис повернулся к хозяину яранги Василию и завел увлеченный разговор. Лукину начало казаться, что, похоже, совсем не случайно Борис поменялся с ним местами, и он очутился рядом с девушкой. Алена сразу заинтриговала его, и он ловил каждое произнесенное ею слово. Во всех красивых женщинах есть что-то от шаманок, поэтому они и повелевают сильными мужчинами. От слов красавицы Лукин расслабился, хотя и воспринял их, как милую шутку.
– Ты скоро женишься, – сказала Алена.
– Вот и не угадала, – хихикнул Лукин, – я уже давно женат.
– У чукчей, если в семье нет детей, брак не признается, и заводят новую жену. Духи сказали, что ты скоро снова женишься, и у тебя будут дети.
От таких слов у Лукина весь хмель улетучился и он посерьезнел. Чисто теоретически Алена могла узнать через Бориса о его семейных делах, но зачем ей это? Ведь они с Борисом не знали, что попадут именно в ярангу к Василию, и Лукин окажется рядом с Аленой, да и Борис не мог рассказать.
– Ну, если я скоро женюсь, и у меня будут дети, то не от тебя ли, моя прелестница? – улыбнулся Лукин, решив обратить все в шутку. Может спирт ударил в голову или он уже положил глаз на Алену? Хотя он все равно поступил бы так и без алкоголя.
– Нет, со мной у тебя детей не будет. Меня духи выбрали шаманкой и я должна покориться их воле, иначе хворь одолеет. А шаманка после рождения ребенка силу шаманскую теряет и вернется она к ней очень не скоро, только после того, как детей вырастит. Твоих детей вижу, иначе духи на тебя даже и не глянули бы. С рождением ребенка закончится твоя кочевая жизнь, потому что тебя будет тянуть домой, – все таким же тихим и ровным голосом говорила Алена.
– Алена, тогда я приглашу тебя в Москву, как сваху и отблагодарю, – улыбнулся Лукин.
– Я только рассказала то, что увидела и услышала от духов, остальное сам решишь. А теперь, если надо, идите с другом по своим делам.
– Спасибо, Алена. Как-то тепло стало на душе после общения с тобой и очень жаль, что такая красавица решила стать шаманкой.
– Так не я решила, духи позвали, и другого пути нет.
Лукин с Борисом встали и, поблагодарив за гостеприимство, поехали на УАЗе в гостиницу. Борис по дороге намекнул, мол, на его месте он бы остался с Аленой или забрал ее с собой. Лукин только отшучивался. Выпивать больше не хотелось и, прогулявшись перед сном, он плотно закрыл шторы от полярного полуночного солнышка и провалился в сон. Утром он не придал никакого значения разговору с Аленой, но ее прекрасное личико мерещилось повсюду. Шаманка, одним словом.
После посещения оленеводов они уже не без опаски отправились на побережье в гости к местным рыбакам, неудобно было отказываться, да и любопытство взяловерх. Когда еще доведется посидеть с эскимосами у костра на берегу Северного Ледовитого океана? Он знал, что эскимосы живут на Аляске, а чукчи на Чукотке, но для него они были одним народом. Он и ранее бывал на Чукотке, но как-то не приходилось стоять на высоком скалистом берегу дикого пляжа Северного Ледовитого океана и разглядывать гонимые ветром морские льдины, когда круглосуточно не заходит полярное солнце, и сияют редкие звезды, ярче самого светила.
Дыхание Арктики чувствовалось повсюду. На карте она выглядит ледяным венцом России, подобно гигантскому погребу, наполненному глыбами льда, которые пронизывают сковывающим холодом и оказывают неотвратимое влияние на климат, а значит, и на саму жизнь. Эти мало исследованные просторы с их своеобразной природой раскинулись от Северного полюса на таком же расстоянии, как Москва от Черного моря. Трудно поверить, что сейчас июль, где-то палит солнце, народ загорает на московских пляжах, а здесь, на берегу Восточно-Сибирского моря, даже куртку на улице не распахнешь. Благо еще нет комаров, так как и для них тоже холодно. И только птицы напоминают о том, что теперь климатическое лето.
В местах разделки рыбы стоит беспрерывный  галдеж. Птицы налетают друг на друга в борьбе за лакомые куски. Здесь пируют белые полярные чайки, кайры и огромные поморники. Воздух прогревается не более, чем на десять градусов, нередки дожди с мокрым снегом. А через месяц лето закончится, и ляжет снежный покров. Одиннадцать месяцев зима, а в остальное время – лето. Почти половина России находится на Крайнем Севере, но по-настоящему он ощущается именно здесь, на побережье морей Ледовитого океана, за которыми находятся Гренландия, Канада и Аляска. Лукин понял, что только мальчишеская романтика могла манить его в эти суровые места, а увидев их воочию, вряд ли он согласился бы здесь жить и работать. Пока же наслаждаясь картинами суровой природы, он понимал: если бы не командировки, он никогда бы не увидел северные красоты. Лукин никогда бы не полетел сюда отдыхать, потому что не смог бы найти компанию. А одному здесь делать нечего, хотя он часто вспоминал Север и мог рассказывать о нем часами, с утра до ночи и с ночи до утра.
 Члены комиссии по расследованию были экипированы по нормам летчиков-испытателей: комбинезоны на цигейке и, конечно же, коричневые кожаные куртки, в которых  летчики ходили даже в ресторан. В такой одежде Лукин чувствовал себя комфортно даже на пронизывающих ветрах, дующих с океана. Он с интересом приглядывался к эскимосской ездовой кухлянке, и двойной рубашке из оленьего меха наружу и внутрь, с капюшоном, которую надевают через голову. В ней можно выдержать ледяной ветер на сорокаградусном морозе, а он был заядлым охотником. Мягкий, легкий, предельно теплый, шелковистый мех оленя, будто специально создан для условий Арктики. В гостях у оленеводов он договорился о покупке кухлянки для зимней охоты.
На Чукотке стоял полярный день, и солнце трудилось без отдыха. Дни и ночи оно кружило по небосводу над горизонтом, как на восходе или закате в средних широтах, творя картины, которым позавидовал бы любой художник. Незабываемое очарование полярного лета. Солнце щедро льет холодные лучи на окоченевшую от северной стужи вечную мерзлоту. Где еще увидишь такую сказочную страну? С декабря по март – полярная ночь, а потом до августа – нескончаемый полярный день. Но чудом казалось не только  отсутствие комаров и мошкары, неизменных спутников лета, не было и мух. С утра установилась чудесная погода, столь редкостная для этих широт. Пронизывающий ветер из Арктики разогнал тучи и незаметно стих. Полный штиль. Шар солнца повис на чистом голубом небе.
Лукин вышел на высокий скалистый берег и обомлел. Здесь его ожидал сюрприз – крохотные полярные незабудки, желтые головки альпийского мака и славящие жизнь камнеломки. Как же без них, проросших на камнях?  С обрывистого берега была видна узкая полоска гальки, а на невысоких волнах колыхались обломки льда. Вчера северный ветер подогнал их к берегу из Северного Ледовитого океана, но, кажется, льдины так и растают в бухте, скользя и шурша по гальке. Лукин недолго любовался такой благодатью. Снова на берегу поднялся ветер. Он усиливался и свежел с каждой минутой, потому Виктор  решил ретироваться под навес, где Борис писал отчет о расследовании катастрофы самолета. Подкомиссии отработали и сдали ему свои заключения. Оставалось только все обобщить и сделать вывод о причинах катастрофы, который был вполне очевиден.
Ветер продолжал усиливаться, на севере появились тяжелые черные тучи, которые не предвещали ничего хорошего. Приближалась гроза,  и Лукин ускорил шаг. Его не пугал ливень, но не хотелось насквозь промокнуть, а потом сушить одежду. Туча заволокла полнеба и низкое солнце скрылось. Наступили тусклые сумерки, от которых они отвыкли. Вспышки молнии стали ярче и грохот разрядов грома усилился. Когда Лукин подошел к навесу, первые  крупные капли дождя шумно забарабанили по лужам. Борис улыбнулся, видимо, отметив про себя его расторопность, и предложил махнуть по сто грамм под копченого муксуна. Кто бы от такого отказался? На ста граммах они, конечно, не остановились. Комиссия закончила так называемое полевое расследование, и теперь можно было расслабиться. Они сидели за столиком у окошка и молча наблюдали за стихией. Подобного в Москве не увидишь. Тучей затянуло все небо. Все как будто замерло. Воцарилась тишина и потому разбушевавшаяся стихия казалась более грозной. Поднялся шквалистый ветер и хлынул ливень. Сплошной поток косо хлестал по скале, в которую не так давно врезался самолет ледовой разведки и смывал последние следы авиационной катастрофы. Потекли ручьи с крутого горного склона, но такие ливни  недолги. Гроза медленно уходила в сторону Магадана на юго-восток. Выглянувшее солнце осветило лучами окрестности. Скалы сначала засверкали чистотой, а потом их окутал легкий туман, но и он вскоре растаял под лучами солнца. Все атмосферные явления случились одновременно. Вот только северного сияния не бывает летом.
В дверь постучал и вошел бригадир артели китобоев Николай, который ранее приглашал их в гости:
– Сегодня наши рыбаки удачно поохотились и добыли серого кита. Сейчас все заняты разделкой туши, а завтра мы приглашаем начальника Бориса с заместителем в гости,  но если хотите посмотреть на кита, то я вас возьму сегодня с собой, – предложил Николай.
– Да нам уже домой пора собираться, – Борис посмотрел на Лукина и поставил стакан для Николая, но тот замахал рукой.
– У меня, однако, много работы сегодня, а от спирта я упаду, – улыбнулся Николай.
– Давайте утром посмотрим. Надо собрать все документы по расследованию. Председатели подкомиссий отчитались устно, но еще акты не оформили, – сказал Лукин.
– Тогда я в полдень за вами заеду, а после праздника отвезу обратно. Хорошо? – спросил Николай.
– Хорошо, Николай. Спасибо тебе за приглашение, – сказал Борис.
– Я бы и раньше пригласил, но не было удачи на охоте. До завтра, – попрощался он.
– Что-то я не увидел в твоих глазах огромного желания поучаствовать в завтрашнем празднике, – хихикнул Борис, когда Николай ушел.
– Ну, восторга от тебя я тоже не услышал, а после посещения яранги оленеводов мне уже не хочется экспериментировать на своем желудке. Но к китобоям больше никогда не попадешь и такого не увидишь в жизни. Не полетишь же ты из Москвы сюда в туристическую поездку. Ты на Чукотке лицо официальное, как председатель Государственной комиссии по расследованию катастрофы, поэтому тебе отказываться нельзя. Я удивляюсь, почему нас не посетили еще руководители партии и правительства Чукотки?
– Секретарь обкома партии звонил и приглашал в Анадырь.
– Полетишь? – спросил Лукин.
– Я доложил ему о причинах катастрофы и о помощи местных властей в расследовании. Мы решили не проводить совещания в обкоме, а к китобоям придется сходить. Ты правильно подметил, что мы руководители Госкомиссии.
– Если так, то завтра возьму с собой «тревожный чемодан», а сейчас пойду в летную подкомиссию и узнаю у местных летчиков, чем можно закусывать на празднике у китобоев, – сказал Лукин.
– Я тоже хочу послушать, – улыбнулся Борис.
– Пошли вместе, а когда вернемся в Москву, то я приглашаю тебя в кафе «Охотничье», что рядом с метро «Маяковская». У нас есть и ресторан «Охотничий» напротив Ботанического сада, но в кафе кухня на голову выше, да и шеф-повар мой знакомый. Какие котлеты Кузьмич готовит из лосятины, а для друзей из оленины с кабанятиной, да с лучком, чесночком и морковкой, что никакая осетрина не может сравниться.
– Ты так рассказываешь, что я уже хочу к Кузьмичу. И почему чукчи не готовят котлеты из оленины?
– Борис, ты же видел мясорубку из редких зубов, – засмеялся Лукин, – а еще Кузьмич своим делает тушеную оленину в топленом масле и закатывает в банки. Это что-то!
– Все. Не дразни.
В кабинете летной подкомиссии все были в сборе. Летчики отработали и на столе стояли два заварных чайника, рыба копченая трех видов, сало, сырокопченая колбаса, горчица и ржаной хлеб.
– Может быть, крепкого чая? – предложил летчик-инструктор Смирнов, ставя на стол еще два граненых стакана.
– Олег Иванович, я знаю, что на Руси завсегда чай пили с селедкой, но мне с Лукиным пока чаю горячего заварите, да покрепче. Нас завтра пригласили в гости китобои. Кто из вас бывал на таких праздниках, расскажите, чем можно закусывать у китобоев? – спросил Борис.
– Ну, это проще простого. Вот такой рыбой, что у нас на столе.
Олег Иванович выплеснул воду из фарфорового чайника и заварил свежий ароматный чай.
– Молодец, не перепутал, – Лукин с улыбкой кивнул на другой заварной чайник.
– Все в порядке, товарищи начальники, – улыбнулся Олег.
В Советском Союзе четвертый год Егор Лигачев и Михаил Горбачев вели беспрецедентную борьбу с пьянством и алкоголизмом, которая закончилась вырубкой виноградников и потерей на десятилетия качественной продукции. Сподвижники их борьбы сидели в обкомовских партийных креслах, а в народе вместо бутылок на столах и даже в ресторанах появились чайники с алкоголем.  Вот и летчики в один чайник наливали пищевой спирт, а в другой воду, если кому-то надо было разбавить или запить.
– Я слышал, что китобои сегодня серого кита добыли, – сказал Олег.
– Нас пригласили, но мы отказались, сославшись на занятость, – сказал Борис.
– И правильно сделали. Зрелище не из приятных. Для эскимосов китовое мясо жизненно необходимо, а нам вот это, – Олег кивнул в сторону стола, – они располосуют кита на большие брикеты мяса и уложат на хранение. Пока мясо кита свежее его еще можно попробовать. Мы из него даже шашлыки делали. Правильно в мире запретили бить китов, а я и эскимосов снабдил бы другими продуктами питания, чтобы они китов не трогали. Много существует легенд о китах. Двадцать лет я занимаюсь ледовой разведкой по проводке каравана судов по Северному морскому пути и не раз убеждался, что по поведению китов можно прогнозировать состояние льдов. Восемь лет назад летом северные ветры прибили льды на пути каравана в проливе Лонга.  Поднялась пурга и покрыла морской путь белым безмолвием. Всем казалось, что неожиданно в конце лета наступила зима. Караван встал и готовился  к подходу ледокола, чтобы освободиться из ледового плена.
Во время ледовой разведки в трещине впереди ледокола я увидел голову кита. Этот красавец был огромного размера и в родной стихии. Он выбросил фонтан и нырнул. Жуть берет от таких доисторических исполинов, которые приходят кормиться в наши полярные моря, а если кит ныряет в редких трещинах и уходить не собирается, значит, зима еще не наступила и каравану не угрожает ледовый плен. Через сутки ветер сменился юго-западным направлением и льды разошлись. Караван прибыл в Певек, а приметы о китах продолжают сбываться. Если кит подходит к нашим берегам, то лето будет теплым. Киты мои помощники в ледовой разведке, поэтому я не хожу в гости к китобоям и не разделяю их радости по поводу убийства кита. Да, именно убийства, потому что киты не боятся их суденышек и если бы знали, что им грозит, то спокойно бы утопили китобоев, но они добродушны и подпускают к себе.
Олег налил руководителям чая, а себе и коллегам спирту.
– Олег Иванович, плесни мне тоже пищевого, – попросил Лукин, – давайте выпьем за окончание работы нашей комиссии. Жаль летчиков, но решение комиссии единодушно.
– А я, что не люди? – пододвинул Борис пустой стакан к середине стола.
– Давайте за летчиков, которые не вернулись из полета. Говорят, что летчики не погибают, а улетают навсегда, – сказал Олег Иванович.
Они выпили и помолчали.
– Я тоже против того, чтобы убивали китов и вытаскивали их тракторами на берег, чтобы сожрать, но я много раз наблюдал с вертолета за охотой китобоев, – сказал командир вертолета ледовой разведки Сергей Кравченко, – этих циркачей можно сравнить с охотниками на мамонта, которых мы видели на фантастических картинках. Они на моторных лодках догоняют кита и, когда тот выныривает, всаживают в него гарпуны, а один охотник на ходу прыгает с лодки на широкую, но скользкую спину кита, который может в любую секунду нырнуть, вонзает еще гарпун, а потом прыгает обратно в лодку. Кита добивают из карабинов и буксируют к берегу.  Китов не могу понять, ведь они могут ударом плавника перевернуть лодку.
– Так что же они готовят из китового мяса? – спросил Борис.
– Мясо кита по питательности приближено к говядине, поэтому местные жители, но не чукчи,  используют его в обычных блюдах. Оно бывает в консервах, а свежее мясо кита можно использовать для приготовления колбас и сарделек. Я даже угощал своих коллег шашлыком из китового мяса, но для этого надо украинское сало, – рассказал Сергей.
– Вкусно получилось,– подтвердил Олег Иванович, – поэтому привозите завтра от китобоев кусок мяса и Сергей приготовит, пока еще сало осталось.
– А что, можно и приготовить, нужны только лук, зелень, лимон и уксус, чтобы мясо замариновать, но на Севере с дровами туговато, потому я жарю на сковороде, но на шампурах. Главное больше сала в прокладку между кусками мяса, – улыбнулся Сергей.
– Вкусно получается? – поинтересовался Борис.
– А разве можно сало испортить? – засмеялся украинец Сергей, – под спирт пойдет, а свинина и говядина лучше китового мяса.
– Спасибо, что сказал, а то бы я завтра забил бы холодильники китовым мясом, – сказал Лукин.
Ребята дружно засмеялись.
– Пожалуй, расскажу вам про другие блюда из кита. Пробовать вы их не станете даже после спирта, но знать надо, вдруг попадете на праздник к эскимосам. Вам могут предложить нуркурак – вареное китовое мясо, но в середине сырое, которое хранят в бочках, заливая  топленым тюленьим жиром. Нуркурак  еще ничего, а главным рецептом приготовления китового мяса чукотские эскимосы считают копайку. Способ ее приготовления такой же, как у эскимосов Гренландии, которые готовят копальхен. Куски мяса весом по двадцать килограммов плотно укладываются в цилиндрическую яму, обложенную камнями. Когда яма заполнится, ее закрывают и засыпают землей до зимы. В вечной мерзлоте и чистом воздухе Севера микробов почти нет, а потому мясо не гниет, а закисает, как шашлык маринуется. Копальхен в переводе и значит «кислое мясо», но с очень резким запахом. Сколько километров от Чукотки до Гренландии? – спросил  Сергей.
– Тысяч пять будет, если через Северный полюс, – прикинул Олег.
– Которые преодолеть невозможно без авиации, а как эскимосы этих мест могли общаться между собой? Так вот, чукотские эскимосы такой  деликатес называют копайкой и готовят точно так же, как в Гренландии, да и во многом они друг сдругом схожи. Кто знает, что было в этих местах тысячи лет назад? Мы открыли их только сто лет назад, а может эскимосы жили на берегу Северного ледовитого океана, как мы вокруг Черного моря, – Сергей затянулся сигаретой и на мгновение задумался.
– Наши летчики убегали из яранги, когда копайку подавали на стол, а ученые говорят, что в чайной ложке такого мяса суточная доза аминокислот и других витаминов. Так что думайте сами, стоит ли пробовать это блюдо,– сказал Сергей.
– Борис, ты лицо официальное, поэтому сходи в гости сам, а я с коллегами поработаю над документами. Мне кажется отжеванные зубами куски оленины и замес хлеба ногами у чукчей завтра нам покажутся детскими шалостями по сравнению с тем, что нас ожидает у эскимосов, – улыбнулся Лукин.
– Нас двоих приглашали, поэтому неудобно отказываться, а вот на счет «тревожного чемоданчика» ты прав, – сказал Борис.
– Что за тревожный чемоданчик? – поинтересовался Олег.
– Он похож на чемодан криминалиста, с которым Лукин вылетает на место катастрофы самолета. Сколько криминалист работает на месте преступления? Часа два-три не более, а на месте катастрофы не один день. Вот Лукин и дополнил свой «тревожный чемодан», кроме сухого летного пайка, куском сала, батоном колбасы, хлебом и литровкой спирта,– сообщил с улыбкой Борис.
– С таким чемоданчиком ходить в гости к чукчам можно, – сказал Олег.
В одиннадцать часов Борис сообщил, что Николай приехал за ними с заместителем председателя Певекского райисполкома. Представитель  советской власти оказался хохлом по имени Павло, как его называл Николай. Приглашение Павло они с Борисом восприняли как тактический ход Николая, чтобы гости из столицы не смогли отказаться.
– Николай серьезно подошел к приглашению. Думаю, тебя оставят в яранге с местной красавицей, – улыбнулся Лукин.
– А почему я? – спросил Борис.
– Ты для местных выше, чем начальник Чукотки.
      Берег встретил их туманом, наплывшим вслед за знаменитым дождем чукотского побережья, когда  тучи висели так низко, что казалась можно задеть их головой, а из их серой массы сыпал мельчайший дождь с порывами ветра, проникающий во все щели. Лукин выставил ладонь, и она в момент стала мокрой. Дождь шел монотонно, лишь иногда что-то наверху превращало его ненадолго в снежную крупу, и снова в дождь. Побережье стало безрадостным и черным. На УАЗике Николая они подъехали к эскимосскому поселку. По берегу кубиками стояли новые сборные дома, а рядом темные яранги с кострами, около которых кучковались группы эскимосов  и собаки. Дождь снова перешел в туман, и в разрывах облаков появились просветы чистого неба, отчего туман  стал медленно рассеиваться.
Яранги оленеводов расположились в тундре, а яранги морских охотников стояли на галечниковом валу рядом с морем. Из яранг,как на ладони, видно море и моторные лодки, возвращающиеся с охоты. На берегу лежал окровавленный скелет огромного исполина, который только вчера рассекал воды по кромке льда Северного Ледовитого океана. Всю ночь моросил дождь, но он не смог смыть следов крови с гальки и травы, по которой вчера тащили тяжелые куски китового мяса к ямам, где консервировался копальхен или копайка – особый продукт, выработанный тысячелетним опытом морских охотников. Скелет кита был без головы, эскимосов интересовало в ките только мясо.
– Погода налаживается к приезду гостей, как по заказу, – сказал Николай.
Перед тем, как приступить к еде, охотники и жители поселка попросили дух кита простить их, что было похоже на молитву перед трапезой.
– Первый и самый лучший кусок – почетному гостю, председателю Государственной комиссии из Москвы Борису Горюнову, – объявил Николай, – а теперь  прошу всех к столу на общий пир. 
Борис  с подозрением смотрел на кусок  серого цвета с белым, а потом с надеждой посмотрел на Лукина, но тот пожал плечами и, улыбнувшись, положил себе в тарелку ломтики сала и колбасы, пока не успели предложить что-нибудь из местных блюд. Николай плеснул гостям спирта.
– Попробуйте, это очень вкусно. Мандак лучшее лакомство, свежая китовая кожа с жиром. Нам, украинцам, напоминает сало, только диетическое, – с серьезным видом предложил зампред исполкома Павло.
Борис закусил из тарелки Лукина, что не осталось без внимания хозяина и ему поменяли тарелку. Он так и не смог оценить лакомства-мандака.
– Нам о мандаке Сергей ничего не рассказывал, – улыбнулся Лукин.
На столе появилась различная рыба в сушеном и копченом виде, от чего они с Борисом немного повеселели. Потом на другом конце стола подали копайку, запах которой и оттуда достиг ноздрей Бориса и Лукина, от чего они сморщили носы.
– К этому блюду надо привыкнуть из-за резкого запаха, а потом сами попросите добавку, – сказал Павло и положил себе в тарелку небольшой кусок.
Борис слегка захмелел и толкнул небольшую речь во славу эскимосов и настоящих охотников. Потом он сослался, что им надо утром вылетать, а еще многое не подготовлено. Николай довез их обратно в гостиницу и вручил два свертка с рыбой на дорожку. На Севере все быстро меняется и уже местами пробивалось солнышко. Дома они утеплились и вышли на берег с «тревожным чемоданчиком» Лукина. Воздух был свежим и прохладным, впрочем, как всегда в этих местах. Так почему бы не выпить за отъезд на берегу Северного Ледовитого океана? И хоть до него еще пилить и пилить, но отдельные его льдинки прибивались к берегу и шуршали по мокрой гальке.
– Борис, а теперь серьезно – отход, думаю, не будем бросать монеты в море, чтобы еще раз вернуться сюда. У нас с тобой команда больно крутая, поэтому не надо нам возвращаться. Давай выпьем за окончание расследования и чтобы по таким поводам летать как можно реже, – предложил Лукин.
– К сожалению, не все от нас зависит, но с тобой согласен.
Они жахнули по сотке неразбавленного спирта и выровняли  местные погодные условия и окружающие их пейзажи уже не казались такими суровыми.
– Борис, а ты заметил, что кит к утру был уже без головы, а она весит несколько тонн.
– Да, обратил внимание и еще подумал, что же готовят китобои из головы?
– Я думаю, что они ничего не готовят из нее, так как голова – самое ценное в ките. Китовый ус и спермацета в голове около двух тонн.
– Половой гигант, да и только, – хихикнул Борис.
– Я тоже так раньше думал, что у кита две тонны и все для этого дела, но оказалось, что со спермой у спермацета только название похожее, а используют его в косметологии и медицине, особенно при лечении ожогов. И стоила она раньше бешеных денег, а теперь после запрета на промысел китов и того больше.
– Палыч, и откуда ты все знаешь? Думаешь, чукчи забодали голову? – спросил Борис.
– И к шаманке не ходи, а знаю я только то, с чем сам сталкивался. Японцы, американцы и норвежцы скупают у чукчей головы китов, а еще амбру. Им остается только мясо кита, но у меня такое подозрение, что убивают китов именно из-за его ценной головы, а выдают за продукт для выживания местных аборигенов. Ты обратил внимание на обилие импортных упаковок в яранге?
– Да, и в Москве не увидишь такого разнообразия импортных продуктов. А ты и с китами сталкивался?
– Не с китами, а с их воскообразным белым веществом из его головы под названием спермацет. Недалеко от Савеловского вокзала столицы находится 15-е отделение милиции, где я начинал работать инспектором уголовного розыска, а на его территории стоит фабрика «Свобода», выпускающая, в том числе, и различные крема для женщин, в которых используют спермацет. Говорят, что он омолаживает лицо. Некоторые женщины мазались им в чистом виде и так омолодились, что пошли прыщами, как девушки в период полового созревания.
Борис прыснул в кулак.
– Наши жулики называли ворованный с фабрики спермацет не иначе, как спермой кита. Лучшей рекламы и не нужно. Спермацет они сбывали за большие деньги косметологам в элитные женские салоны в Столешниковым переулке, на Арбате. На фабрике учитывалась только готовая продукция, а ворованное сырье уголовному розыску погоды не делало, так как шло по линии борьбы ОБХСС. Опера из угрозыска иногда заглядывали к красавицам-косметологам выпить шампанского и узнать последние новости светской жизни в центре столицы. А ты говоришь киты, – улыбнулся Лукин.
Он с улыбкой вспомнил красавицу-косметолога Леру из салона «Красный мак» в Столешниковым переулке. Стройная с высоким бюстом в коротком бело-розовом халатике, верхняя пуговица которого постоянно расстегивалась на декольте, и обнажалась красивая грудь в полуоткрытом бюстгальтере. При этом Лера часто моргала ресничками и смущенно отводила взгляд с поволокой больших карих глаз. Когда она повторила свое смущение, Виктор понял, что это была ее домашняя заготовка по охмурению мужчин, которые и так легко попадались на ее красоту и обаяние. Даже сейчас от воспоминаний о Лере по его телу пробежал озноб. Скорее бы домой. Прощай полярное лето. Огромным оранжевым кругом падает за горизонт солнце и вскоре поднимется вновь.
В Москве их комиссия получила результаты экспертиз по катастрофе на Чукотке и доложила руководству окончательные результаты расследования. Он не вспоминал предсказания шаманки Алены, но ее красивое личико, освещенное языками пламени, забыть не мог. Она притягивала к себе, как красивые цыганки, которые в любовных чарах погубили многих мужиков, но то было не про Лукина. Он перегорел любовным недугом с красавицей француженкой, а дуплетом пришелся по нему мимолетный роман с прибалтийской цыганкой Ирмой, от красоты которой можно было потерять не только голову. Красивых женщин на свете много, но ему встречались не просто красавицы, а еще и деловые женщины, а такое сочетание считается редким. Он не был ветреным или бабником и всегда рассматривал свои романы как с единственной и на всю оставшуюся жизнь. Однако судьба распоряжалась иначе, разведя их в разные стороны и тоже навсегда. Лаура осталась в Париже, а Ирма живет в Риге. Любимые женщины никогда не пересекались даже в его воспоминаниях. Они возникали в разные периоды его жизни, и при одном упоминании у него все  еще что-то трепетало  в душе, а иногда подкатывал ком к горлу от приятных воспоминаний.
Во время командировок на Север Виктор нащелкал множество фотографий оленеводов, китобоев и, конечно, всполохов Северного сияния. Таким фотографиям, хотя бы по выбору натуры, могли позавидовать даже профессионалы. Не было на Севере места, где бы он не побывал. Фотографией он увлекался, сколько помнит себя и начинал щелкать еще фотоаппаратом «Смена-2». Фотографии были и в фотоальбомах, и в коробках из-под обуви. Лаура любила их рассматривать, когда он уходил на работу, а теперь он нежно держит в руках ее поистине царский подарок – первый профессиональный фотоаппарат «Никон» с автофокусом.  Легкое жужжание при протяжке пленки и фотоаппарат через три секунды снова готов к съемке. Фантастика для Союза, где кроме «Зенита» он никогда не держал в руках лучшего фотоаппарата.
Она также подарила ему две упаковки цветной японской пленки для фото и слайдов, сопроводив свой подарок словами, что он чаще других вещей будет держать его руках и вспоминать о ней.  Викторне хотел принимать от нее такой дорогой подарок, ведь по цене он мог сравниться разве что с автомобилем. Однако Лаура настояла, сказав, что они вместе прокутили не один автомобиль, а фотоаппарат ему необходим. И она оказалась права. Он брал свой «Никон» и нежно держал его в руках как любимую женщину, а теперь разглядывал свои северные шедевры.
Он вспомнил и подарок Ирмы, но совсем не в сравнении с Лаурой и ее подарком. Лукин только сейчас понял, что их подарки были прощальными. Ирма сделала поистине царский подарок, когда они поняли, что им никогда не суждено быть вместе и от них ничего не зависит. На прощальном ужине в ресторане «Берлин» она положила на стол коробочку из темно-синего  бархата и пододвинула в его сторону, заметив, что отказ не принимается. Лукин открыл коробочку и изумился. На белом атласе лежал перстень-печатка, сверкая бриллиантом, достойным восточного султана. Он знал, что никогда не сможет носить перстень, разве что дома, ночью, да и то под одеялом. Но, предвидя его отказ, Ирма взяла бархатный футляр, встала из-за стола, подошла к нему и двумя руками вложила подарок ему в руку. Склонилась  к нему и крепко и нежно поцеловала в губы. У Лукина не нашлось аргументов для отказа.  Он понимал, что им не суждено быть вместе и даже опасно для нее. Такие подарки могли сделать только женщины, которые не просто любили мужчину, но и были счастливы с ним, а разлука происходила по не зависящим от них обстоятельствам.
Он не отказался от Лауры, но реально не было никакой надежды, что у них может все сложиться… Он часто вспоминал их последний ужин наедине. Неправильное слово последний, но из всего выходило, что так тому и быть. Виктор предпочел бы не вспоминать о том грустном дне перед разлукой, но  не он, хоть тресни, из памяти не выходил. Хорошего с Лаурой было гораздо больше, а память выбирает именно тот день. И его не сотрешь, чтобы оставил в покое. Нельзя жить, чтобы сердце на разрыв, а сделать ничего не можешь.
Про отношения Лукина с любимыми женщинами нельзя было банально утверждать, что каждый кует свое счастье сам. Кто знал, где оно,это счастье? Казалось, вот она и больше ничего не надо, однако судьба бросала их в бурную реку жизни, и после прохождения очередного порога каждый из них с трудом выбирался на свой берег. Лишь неуловимое мгновение отделяло их от гибели, когда река обрушивалась водопадом в пропасть, из которой невозможно было выплыть. Каждый из них возвращался к своему берегу до лучших времен, догадываясь, что лучшие времена для них никогда не наступят. Тяжело было терять любимого человека с сознанием  бесповоротности судьбы. Так Лукину «везло», что романы с женщинами несли угрозу самому его существованию, и какая уж тут ковка личного счастья? Его романы вели к лобовому столкновению, к роковой, непоправимой ошибке, но внезапное озарение приходило к ним, и они покидали друг друга, стремительно прибиваясь к прежним, но таким чужим берегам…
Друзья прозвали Лукина дальнобойщиком – он так и не влюбился ни в одну москвичку, которые проживали рядом с ним в родном городе. И жена Даша была с Камчатки, прилетела поступать в МГУ. Но брак оправдал изначальное название: он стал подобен настоящему заводскому браку. Похоже, сразу после свадьбы надо было развестись. Однако Лукин согласился с доводами тестя, который прилетел с Камчатки разобраться в ситуации и пояснил, что не стоит разводиться, если нет рядом женщины, с которой хотел бы идти по жизни и создать новую семью. Лукин подумал-подумал и решил, что, во-первых, не он дал повод для развода, а во-вторых, он останется морально и материально независимым человеком, да и запись о разводе в личном деле в органах не приветствуется. С той поры прошло несколько лет. Лукин так и не встретил ту единственную, о которой мечтал. Предсказания чукотской шаманки не стали для него откровением, как в том анекдоте: сидит чукча на дереве и пилит сук, на котором сидит. Идет мимо охотник и говорит: «Гляди – упадешь!» Чукча пилит дальше. Сук обламывается, и чукча падает вместе с ним. Встает и говорит: «Шаман, однако!»
    Лукин, не чукча и понимал, что надо рубить сук, на котором засиделся, и был морально готов к падению ради той единственной. Он хотел нормальную семью. Ему было ясно, что он один. Падение было неизбежным, и он был готов к нему ради того, чтобы вырваться из порочного круга, в который он попал после женитьбы. В жизни он всего добился сам, без чьей-либо помощи, а вот упасть, он не сомневался, ему помогут. Пророчества Алены-шаманки нет-нет, да и всплывали в памяти. Скорее, не ее слова будоражили,  не давали  покоя, как наяву, а ее  колдовские зеленые глаза, в которых отражалось северное сияние. Мир крутится по спирали, хорошие времена не исчезают навечно, а пройдя необозримый круг, возвращаются – и вот ты снова счастлив.

 




                Чем сердце успокоится



            
Запуганный неизвестными лабиринтами жизни человек живет в постоянном неведении о том, что может преподнести ему судьба через минуту, день, год…. Многие желали бы знать «что было, что будет, и чем сердце успокоится». И не удивительно, что зная ответы на вопросы, человеку был бы неведом страх перед неизвестностью. Лукину никогда не гадали цыганки, среди которых у него было много знакомых, но неожиданно и ненавязчиво в Заполярье зеленоглазая шаманка-красавица поведала его будущую судьбу, а он только в ответ улыбался и шутил, хотя и знал, что она говорила правду. Шаманке Алене не надо было пускать ему «пыль в глаза» или «золотить ручку», она сказала ему то, о чем он сам постоянно думал.
В Государственной комиссии специалисты были заняты своими делами, а у Лукина образовалось свободное время после расследования на Чукотке.  Он решил съездить на авторынок в Лианозово, купить на свои белые «Жигули-2108»  светлые чехлы на сидения. Дмитровское шоссе было забито, и он объехал пробку по параллельной Дубненской улице, но в конце улицы он забыл про чехлы и зачем сюда заехал. На противоположной стороне дороги стояла девушка, высокая, стройная и очень красивая. Его как будто током ударило, и последующим действиям он уже не отдавал отчета. Как в  замедленной съемке он увидел, что девушка нетерпеливо помахала рукой, останавливая попутную машину, она явно куда-то спешила. Не размышляя, Лукин на автопилоте со свистом шин по асфальту развернулся через две сплошные полосы и увидел, как у него перед носом к девушке подкатил бомбила на автомобиле «Москвич-412» зеленого цвета.
   «Все рухнуло, опоздал. Одни только неприятности от этих зелененьких „Москвичей“»,– он вдруг вспомнил, как год назад в Крыму, под Судаком, такой же зеленый «Москвич» вылетел на встречную полосу, и они сошлись с местным хохлом лоб в лоб. На горном серпантине уйти вправо не было возможности, там была пропасть, и после удара правое колесо автомобиля Лукина зависло над обрывом. Еще чуть-чуть и крах, с обрыва он увидел отдыхающих на пляже размером меньше муравьев.
И вот опять «зелененький» отправлял его балансировать над пропастью. Лукин с присущей ему долей авантюризма решил пристроиться ему в хвост, а там видно будет, как поступить дальше, что-нибудь по ходу придумает, чтобы познакомиться с девушкой.  Мало ли ходит красавиц по улицам Москвы, но такой решительности за собой он ранее не замечал. И вот удача!  «Зелененькому» оказалось то ли не по пути, то ли плата за проезд не устроила, и он отъехал от девушки.
«Бомбила хренов, но спасибо и на этом», – подумал Лукин. Он тихо подкатил к девушке и, наклонившись, открыл ей правую дверь. Она что-то объясняла, куда ее подвезти, предлагала деньги, но он уже не слышал и лишь обронил: «Садитесь». Она подозрительно взглянула на него через открытую дверь, оценивая, можно ли ему довериться, не маньяк ли, раз так быстро согласился. Для женщины она была довольно высокого роста, у нее была чудесная загорелая кожа и темные волосы с короткой стрижкой под «Гавроша», от чего она выглядела моложе своих лет, которых у нее и так было не так много, по его прикидкам около двадцати пяти. Темные брюки с туфлями на каблуках и черный облегающий свитер подчеркивали стройность ее фигуры. Ох уж эти черные свитера! Ее красота и  женственность захватила его врасплох, пробила возведенную им стену самовнушения больше ни с кем не знакомиться и ни в кого не влюбляться. Сам того не желая, не сознаваясь самому себе, он уже думал о ней, как о женщине, которую хотел видеть рядом с собой. Лукин сгладил ее заминку обезоруживающей улыбкой, и она села в машину.
Он тронулся с места, но не знал в какую сторону, так как увлеченно ее разглядывал и прослушал, куда ей надо. Он спросил адрес, и она повторила его вместе с ценой и Лукин не удивился, почему «зелененький» отказался от халтуры. До центра столицы у таксистов стоило в три раза дороже, но он был готов катить на машине куда угодно, лишь бы она была рядом, а финансов у него хватит на любое путешествие. Лукин знал, что не должен вспугнуть девушку какой-нибудь глупостью, типа «девушка, оставьте свой телефончик», поэтому и вел себя свободно, раскованно, болтал, не закрывая рта, подхватывая любую начатую ею тему.  Раньше он такого за собой не замечал. За короткую поездку с ней он испытал давно забытые и такие знакомые чувства. Она ему нравилась. В разговоре, как бы невзначай он поинтересовался домом, где она ловила машину. Оказывается, она там прописана с родителями, а живет у мужа. Но его, как опера, интересовал только адрес прописки, чтобы не потерять ее. А живет она с мужем или с бабушкой, второстепенный вопрос. Да и как такая красивая девушка может быть не замужем?
Она увлекалась лошадьми и давно мечтала вдоволь поездить верхом. И он уже рассказывал Олесе, так она представилась, о тонконогих красавцах – ахалтекинских скакунах, которых держат его знакомые в конноспортивных клубах Битцы и Сокольников, да и на конюшне Моисеева  на городском ипподроме можно было ездить верхом на лошадях сколько угодно. Лукин заметил, что Олеся преобразилась, лицо ее засияло от радости. Он почувствовал, что лошадиная тема прошла «на ура». Лукин улыбнулся от своих заливаний. У него была возможность совершить с Олесей конную прогулку, но реальнее вместо конноспортивного клуба они с Олесей могли вдоволь накататься на Орлике, лохматом коне его знакомых пастухов по берегу реки Проня, где те пасли телят верхом на лошадях. Может быть, он раньше и был в общении с девчонками гордым орлом, но при встрече с Олесей стал чижиком. И ему вдруг показалось, что и чижик уже отпел свое.
¬¬¬¬¬Лукин вел себя тихо и скромно, только без остановки рассказывал забавные истории про лошадей и так увлекся, что не заметил, как они доехали. Он протянул ей руку и представился, глядя ей в глаза, она произнесла: «Олеся», но он чуть дольше положенного удержал ее руку, и она сунула в нее зеленую купюру в три рубля. Виктор не сразу сообразил, что трешка была платой за проезд, но возвращать было неудобно, раз уж взял в руки и предложил ей записать его рабочий телефон. У них не оказалось ни бумаги, ни ручки, но его телефон был легким, с повторяющимися цифрами от единицы до тройки – 123-123-1. Олеся улыбнулась, пообещав запомнить и позвонить. Лукин еще долго сидел в машине, держа в руках ее трешку, которую сложил несколько раз, наподобие фантика от конфет, и убрал на память в портмоне, как талисман. При его месячной зарплате в 890 рублей, равной жалованию министра, ее три рубля на самом деле были для него талисманом.
На следующий день звонка не последовало, а Лукина срочно отправили в командировку в Сочи, где недалеко от аэропорта Адлер потерпел катастрофу вертолет «МИ-8». В Сочи он уже не обращал внимания на отдыхающих девчат, а скорее хотел вернуться домой и встретиться с Олесей. Он удивлялся своему поведению на берегу Черного моря. Такого с ним не бывало ранее, а тем более в Сочи, где только и стреляют глазами по хорошеньким девчонкам. Катастрофа с вертолетом произошла, когда он был на Чукотке, потому через неделю комиссия закончила расследование, и он вернулся в Москву. Все последующие дни он сидел в кабинете, не отходя от телефона 123-123-1. Он, наверное, охамел в своих мечтаниях, но очень уж хотелось, чтобы она позвонила. Лукину не сложно было разыскать телефон Олеси и позвонить самому. Надо только доехать до ДЭЗа, где находится ее дом, выбрать по домовой книге подходящих по возрасту девушек, а потом в паспортном столе отделения милиции посмотреть их фотографии на форме № 1, заполненной при получении паспорта.  Работы часа на два – и у тебя полные данные и телефон ее квартиры. Но он не терял надежду, что она позвонит…
После работы его терпению пришел конец, и он подъехал к ее дому, просто так, «на ура». Прогулялся по двору и надо же, бывает ведь такое! Навстречу ему шла его одноклассница Наташа Ткаченко. В школе за ней ухлестывал Сергей Ковалев, потом они поженились. Несколько лет назад Виктор так же случайно встретил их свадебный кортеж на дороге. Тогда он гонял по улицам Москвы на мотоцикле «Ява» и сопроводил их кортеж до дворца бракосочетания. Там и поздравил. И вот тебе на! Снова случайность. Симпатичная хохлушка немного сдала, да и кого время красит? Он не стал ее расспрашивать об Олесе, тем более, что живут они в одном доме. Перекинулись несколькими фразами, как друзья, но его поездка не прошла даром. Наверное, существуют какие-то биотоки или что-то еще, которые уловила Олеся, когда он бродил по ее двору.
– Можно попросить Виктора?– позвучал голос в телефонной трубке на следующий день.
– Олеся, я слушаю.
– Как? Вы меня узнали?
– Я ждал вашего звонка, а мой телефон не многие знают. Какие планы на вечер?
Лукину уже не хотелось бегать по паспортным столам в поисках ее телефона, поэтому решил не тянуть со встречей.
– Да вроде бы никаких планов не было.
– Вот и хорошо. Хочу пригласить вас на ужин в ресторан, что-то я проголодался.
– В принципе можно, если ненадолго.
– Время встречи и ее продолжительность вы сами устанавливаете, и будете доставлены вовремя в любую точку. Идет?
– Согласна. Во сколько? И где?
– Ну, скажем, в шесть вечера у ресторана «Будапешт», знаете, где или за вами заехать?
– Еще бы не знать, я там жила на Петровке и мимо этого ресторана ходила в школу. Мне удобнее самой приехать.
Виктор специально не спрашивал у нее номер телефона. Она была замужем, и он не хотел создавать ей неудобства. Время покажет. Олеся вышла к его автомобилю в облегающих черных брюках, приталенном белом пиджаке, рукава которого туго охватывали запястья, и шелковой кофте бледно-кремового цвета с  кружевным гофрированным воротником, которые подчеркивали  ее стройность и изящество форм. Олеся была прелестна – прелестнее, чем он мог предположить. Карие глаза и прямой изящный носик. Она была немного смущена или просто смотрела на него еще с осторожностью.
– Добрый вечер, – она протянула свою руку.
– И вам вечер добрый.
Виктор хотел слегка пожать ее руку, но в его большой ладони ее рука утонула, и получилось у него чуть с восторгом, который он не в силах был обуздать. Он почувствовал себя неловко, потому что пальчики девушки в его ладони остались расслабленными и не ответили на его пожатие и неуместный пыл. В ресторане «Будапешт» Лукина знали почти все официанты и администраторы вместе с директором. Еще бы, ведь десять лет назад в этом ресторане коллеги вручили ему медаль во всю грудь «За взятие Будапешта», которую специально отлили на заводе «Цветное литье». Виктор сделал стандартный заказ для романтического ужина – осетрина по-монастырски и плошка черной икры с шампанским. За столиком у зеркальной стены Лукин только успевал кивать головой направо и налево, здороваясь с обслугой и посетителями. Он хотел не только порисоваться перед Олесей, но, зная, что творится на кухне ресторанов, ходил только в те, где его знали от швейцара до шеф-повара.
– А вы здесь популярны, а говорили, что в авиации работаете. Не может быть у летчика столько знакомых в ресторане, если только он отсюда не вылезает, а на гуляку вы не похожи.
– Олеся, вы наблюдательны, но я сказал правду. До летчика-налетчика я работал в центре Москвы начальником уголовного розыска, потому меня многие знают, – улыбнулся Лукин.
– Интересно, а так бывает? – она изобразила еще большее удивление.
– У меня так получилось, но если все рассказать по порядку, то удивлений у вас будет еще больше, а мне не хотелось бы вас пугать с первого вечера. Еще подумаете, что заливаю.
– Уже подумала.
– Я поднимаю этот бокал за то, что мы повстречались в суете огромного города и за ваш звонок, который вселяет мне надежду, что мы уже не потеряемся, – улыбнулся Виктор.
   Она выпила шампанского, а Лукин только пригубил и на ее взгляд пояснил:
– Мне еще надо доставить вас в целости и сохранности.
– Но я могу и на метро.
– Что-то верится с трудом, вы – и на метро? Давайте выпьем за наше знакомство, предлагаю на брудершафт, пора нам перейти на «ты»,– Виктор с тревогой взглянул на нее и с удивлением обнаружил, что глаза у девушки озорные.
– С удовольствием, – сказала она.
Ему было легко и весело с Олесей. Он был самим собой. Ему не надо было притворяться, лезть из кожи вон, чтобы понравиться. Девушка  сидела перед ним без всякого напряжения, ее взгляд был открытым с милой,  очаровательной улыбкой. Казалось, будто они давно знакомы, просто долго не виделись.
– Олеся, пока я трезвый и при памяти, можешь мне дать свой рабочий телефон, чтобы мы не потерялись.
– Ну, потеряться мы не сможем, хотя бы пока ты не покатаешь меня на ахалтекинских скакунах, а потом ты меня опять заинтриговал, как можно из уголовного розыска попасть в летчики?
– Я не совсем летчик. У меня второе образование авиационное, но не летаю, скорее, наоборот, расследую полеты самолетов, которые больше летать не будут, то есть авиационные катастрофы.
– Да, ты был прав. Чем дальше рассказываешь о себе, тем неправдоподобнее звучит. Запиши мой рабочий телефон, но там я бываю редко, работаю администратором Москонцерта и постоянно в разъездах. Запиши и домашний телефон. Муж постоянно в командировках, но все равно звони лучше днем.
– Давай сразу договоримся на выходные и обойдемся без звонков.
– А если у тебя что-то изменится?
– У меня ничего измениться не может, разве что свалится срочная командировка и тогда я не смогу позвонить.
– И часто такое случается?
Лукин достал из бокового кармана мультитон.
–  Вот главный распорядитель моего времени.
– Похожий прибор я видела только у врачей «скорой помощи».
– Так оно и есть, но у нас другая «скорая помощь». Мультитон подает сигнал от дежурного, по шифру я должен выполнить команду, но чаще всего в течение двух часов должен быть готов прибыть в аэропорт и вылететь на место катастрофы, – пояснил Лукин не без гордости за свою мужественную профессию.
– Неужели так на самом деле?
– Да, я вообще уже двадцать шесть лет не вру, – Лукин с улыбкой стукнул себя в грудь кулаком.
– А сколько же тебе, если двадцать шесть лет не врешь?
– Немногим больше. Мой бывший начальник после шутки всегда повторял: «Не врешь, но и правду не говоришь». Оперативникам не всегда можно рассказывать всю правду. Так что у нас на выходные?
– Я хотела бы поехать за город, поискать дачу в аренду на лето для мамы, а то она отдыхает далеко у сестры на Селигере, и на выходные к ним не съездишь.
– Тогда я в полном твоем распоряжении. Во сколько встречаемся и где? Какое направление тебя интересует?
– Пока не знаю, лишь бы недалеко.
– Предлагаю сначала поехать к моим друзьям на Клязьминское  водохранилище. Мой бывший коллега Валера там какой-то начальник в их дачном кооперативе, наверняка нам поможет подобрать дачу на лето.
– Как с тобой легко, Виктор. У тебя вообще нет проблем?
– Может быть, и есть, но я пока о них ничего не знаю. Это плохо? – спросил он с нарочитой грустью.
– Нет, наоборот, очень хорошо.
– Так куда за тобой заехать в субботу?
– Если мы поедем по Дмитровскому шоссе, то я останусь у родителей в Бескудниково.
– В десять утра не рано?
– Хорошо. Я выйду на улицу, где мы встретились.
– Только смотри, чтобы тебя не украл какой-нибудь на зелененьком «Москвиче».
– А ты не опаздывай.
– Тогда я лучше на углу дома в машине заночую.
После ресторана Олеся попросила отвезти ее в Бескудниково к родителям. Лукин не стал интересоваться, почему она не поехала домой, но было приятно, что не к мужу. Воспоминания от этого чудесного вечера не были омрачены. Ему уже не хотелось расставаться с ней и делить ее с кем бы то ни было, тем более с мужем. Он разменял четыре десятилетия и обнаружил, что все еще не способен посмотреть в глаза красивой девушке, не покраснев. Надо же иметь такую впечатлительную натуру! Ему казалось, что не сможет уже влюбиться по настоящему, слишком пресыщен любовными романами, которые сожгли его до тла, но Олеся явно зацепила и повела за собой. Его не смущало, что она замужем и он женат. Не видел он в их встречах аморального поведения. Виктор боялся вспугнуть Олесю бракоразводным вопросом, хотя сам был готов заняться им, чтобы, наконец, жениться нормально. У него и так слишком долго затянулся данный процесс, а он не считал себя слабохарактерным.   
Меж тем в стране начались серьезные перебои с продуктами и с прилавков московских магазинов исчез сахар, а следом и чай.  Борьба с алкоголем сводилась к его ликвидации, а теперь и чаю не попьешь. В народе ходил анекдот про антиалкогольную компанию, мол, когда сам ее инициатор Егор Лигачев понял, что пьянство на Руси искоренить невозможно, он позлорадствовал: «Ничего, посмотрим, чем закусывать будете!». Все сбылось, как в анекдоте. Закусить и в правду было нечем. Однако и тут россиянам не было равных в мире. Да, магазины были пустыми, а дома в холодильниках кое-что водилось. И снова работники торговли оказались в большом почете, и кто распределял карточки на продукты и промтовары упаковались выше крыши, а попросту обворовывали народ, которому  терпения не занимать, пока могли хоть что-то достать за свои деньги с переплатой. И как тут было не воспользоваться Лукину своими обширными связями? В пятницу заехал к заведующему производством ресторана «Узбекистан» Шамилю, с которым был в приятельских отношениях.
– Шама, – так его звали близкие друзья, – у меня в субботу серьезная встреча, и нужен шашлык на уровне и пару бутылок вина. У тебя «Хванчкара» еще осталась?
– Сейчас сообразим. Пошли в цех.
Директора ресторана Константина Матвеевича Лукин тоже знал, но по части снабжения лучше Шамиля никого не было. В ресторане «Узбекистан» чего только не было, потому что директор дружил с председателем Моссовета Промысловым, а тот частенько бывал в его кабинете. Директор принимал его, как бухарского эмира, хотя Промыслов был хозяином Москвы, что повыше эмира будет.
В лотках холодного помещения лежали большие куски маринованной баранины в зелени, купатыи люля-кебаб.
– Виктор, тебе какихшашлыков: для райисполкома или Моссовета?
– Давай моссоветовских килограмма четыре.
Шамиль не шутил. Он к выходным готовил для партийно-советской элиты шашлыки из баранины. Из спинки курдючного барана получались  длинные куски на ребрышках по-карски на два шампура. Они так целиком и жарились на углях, отчего были сочными и нежными. Ребята шутили, что моссоветовские можно было есть, как докторскую колбасу. Мясо молодого барашка было без жира и жил. Шамиль упаковал все и уложил в пакеты вместе с вином и лепешками. В самом ресторане таких шашлыков не подадут. Там поставят на стол хорошие шашлыки, которые будут шкварчать на углях небольшого мангала, но то будут не моссоветовские из корейки. Да, крепка еще советская власть в Москве, и пока есть возможность надо пользоваться ее благами.
Утром он с нетерпением посматривал на часы, дожидаясь десяти, когда договорились встретиться с Олесей. Раньше свидание назначать нельзя, так как нет в жизни ничего более непредсказуемого, чем не выспавшаяся женщина. Он определился для себя, что сможет с Олесей посещать своих близких друзей, которые не сдадут его жене, которой Виктор не давал повода для скандала. Он уже определился с Олесей и был бы рад, если бы у них что-то срослось, но он пока не знал, что думает по этому поводу она и думает ли…
– А, удобно будет приехать со мной к твоему товарищу на Клязьму? У него жена. Ничего не скажут про тебя? – спросила Олеся.
– Кому скажут? – спросил Виктор, – жене что ли, так она почти ни с кем из моих друзей не общается, тем более из милицейских коллег.
– Вопросов больше нет, – обронила Олеся.
Валера с женой встретили их приветливо с улыбкой, да и другого не могло быть в их семье, где каждый выходной день бывали друзья, а коллеги норовили летом и в будни оторваться с работы после обеда на водохранилище.
– Виктор, мне говорили, что у тебя молодая жена, да она еще и красавица! Проходите в дом, – улыбнулся Валера.
   Он не был знаком с его женой и Олесю принял за нее. Олеся только улыбнулась и, взглянув вопросительно на Виктора, не стала возражать.
–Валера, мы лучше в беседке, – Виктор слегка обнял Олесю за талию и пресек ее попытку что-то пояснить.
– Все нормально, – прошептал он ей на ухо, – необязательно знать, с кем я приехал.
– Молчу. Тебе видней, – улыбнулась Олеся.
– Да, ты прав, Виктор, в беседке будет удобнее, сейчас Людмила накроет стол.
– Я кое-что привез к столу. Давай разожжем мангал, – сказал Виктор.
Лукин достал из пакета баранину и вино с лепешками.
– О, узнаю изделия Шамиля.  Моссоветовские? – улыбнулся Валера.
–  Какие моссоветовские? – спросила Олеся.
– Мы так шашлыки называем, которыми кормят слуг народа, – хихикнул Виктор.
Валера до Лукина был в том районе начальником уголовного розыска и знал все хлебосольные места. Теперь он работал в убойном отделе МУРа. Дача ему досталась от родителей в сосновом бору на берегу Клязьминского водохранилища, где он отдыхает с женой Людмилой и детьми, которые привыкли к шумным компаниям.
– Кому доверим жарить шашлыки? – спросила Людмила.
– Могу и я, но Виктор делает лучше всех, правда, Олеся? – Валера, кажется, догадался об их отношениях. Старого сыщика не проведешь, но все равно Лукин был доволен, что тот добавил еще одно положительное очко в его копилку и позволил показать Олесе свое мастерство.
На хорошо подготовленных углях готовилась баранина, и рядом уже шипели на отдельных шампурах баклажаны, помидоры, болгарский перец.
– Людмила, у меня овощи готовы. Поможешь? – спросил Виктор.
Людмила с Олесей быстро соскребли подгорелые участки с овощей и, нарезав, сделали салат, посолив крупной солью. Овощи после обработки на углях принимали совершенно другой вкус, нежный и ароматный, отдающий дымком. Тут же потекла по бокалам «Хванчкара», и к столу подали большие куски еще шипящей от углей баранины.
– Кто хочет, может нарезать кусками эту прелесть, но я предлагаю попробовать справиться целиком, так будет вкуснее. У наших предков в пещерах ножей и вилок не было, – предложил Виктор.
– Боюсь, что не справлюсь с большим куском, – сказала Олеся, глядя на золотистую корочку аппетитной баранины.
– А ты попробуй, только откуси с краю, а там видно будет, – сказал Виктор.
Олеся пригубила вино и надкусила баранину. Она на самом деле была мягкой, как вареная колбаса, ни жилки, ни жиринки.
– Я такого раньше не пробовала, и овощи необычного вкуса.
– Олеся, что он тебя держит в черном теле? Приезжай к нам в гости без него, мы здесь так каждый выходной мучаемся, – засмеялась Людмила.
– Олеся хотела сказать, что сегодня я приготовил вкуснее, чем обычно. Давайте выпьем вина за хорошую погоду и прекрасное настроение, – предложил Лукин.
– И то, правда, а то навалились на закуску, – сказал Валера.
– Валера, я тебе звонил по поводу дачи. Есть возможность снять здесь что-то приличное на лето? – спросил Виктор.
– Я уже переговорил со многими соседями, кто раньше сдавал, но почти у всех уже постоянные жильцы, которые снимают не один год, да и сезон уже начался. Все, кто хотел снять, уже заехали. Я еще переговорю на другой стороне водохранилища, у меня там знакомые.
У Лукина тоже на другой стороне было полдеревни Новосельцево знакомых, где у Анатолия Прохорова с женой был свой дом, но у них бывала его жена и не только она. С Прохой он сам решил переговорить, не высвечивая пока Олесю. Было видно, что он ей тоже нравится и Лукин действовал настойчиво, уплотняя по возможности все дни их встречами, и в то же время вел себя расслаблено, ненавязчиво, как «паучок нашу муху уволок в уголок», спутывая тончайшей паутиной, не ограничивая ни в чем ее свободу. Ни одного решения он не навязывал. Происходило так, что Олеся немного позже вспоминала какое-нибудь его предложение, и получалось, что оно исходит от нее. На работе он придумывал себе местные командировки в аэропорты Шереметьево и Домодедово. Там он появлялся на короткое время, а потом они с Олесей ехали на озеро Круглое недалеко от аэропорта Шереметьево или на Пятницкое водохранилище, откуда возвращались  по Новорижскому шоссе. Его тогда только открыли, и не было ни одной машины. Здесь можно было выжать из восьмерки по-максимому, и он наслаждался скоростью. Если его командировка была в аэропорт Домодедово, то вскоре они оказывались на реке Пахре или на Оке с песчаными пляжами. Он пользовался любой возможностью, пока образовывалось свободное время между расследованиями.
Наверное, общение с молодой красивой женщиной, которая нравилась ему все больше и больше, расшевелило его. Жалование у него было приличным, а финансы никто не контролировал.  Жена не знала, сколько он зарабатывает, так как ни в чем не испытывала нужды. Ему нравилось баловать Олесю. Он понимал, что она не просто любовница и выстраивал планы на будущее, пока про себя. Лукин уже не представлял свою жизнь без нее. Он мог долго любоваться ею, но чаще украдкой, чтобы не смутить. Виктор чувствовал, что его глаза говорят ей о том, что пока не произносят губы, чтобы не вспугнуть. В его груди при встрече с ней все трепетало, как у охотника, увидевшего дичь. Он был рад, что снова может произнести такие простые слова, но с глубоким чувством: «Я люблю тебя».
Совесть по поводу измены жене его совершенно не мучила – скорее дома он изменял Олесе. И так продолжаться долго не могло. Они с Дашей фактически разошлись, а проживали вместе лишь по совету тестя. Ее родители еще надеялись, что в их семье все может наладиться. Может быть, все бы и наладилось, не повстречай он Олесю. Хотя вряд ли. Надо было знать его характер. Лукин никогда не возвращался к прошедшему. А  отложить на время развод согласился лишь потому, что не было свободного времени на его юридическое оформление. Да и не было другой женщины рядом. Развод подразумевал не только отказ от штампа в паспорте, но и дележ квартиры, да и всего остального. Все остальное он мог с легкостью оставить жене. Тем более, что последнее время он не очень-то и тратился на обустройство семейного очага и даже накопил денег. Для решительного шага не хватало только Олеси. Он мечтал, чтобы она стала его женой. Лукин никогда не интересовался семейными делами девушки. Он и так замечал, что Олеся все чаще ночует у мамы. Он боялся только одного, что может вспугнуть ее предложением руки и сердца. Может быть, она уже была сыта по горло семейной жизнью и хотела пожить сводной. Надо было принимать решение. Но как подготовить к нему Олесю? Он знал только одно: инициатива должна исходить от него самого.
В день рождения Олеси Лукин пошел в очередной отпуск, но не мог представить своего отдыха без нее. Олеся пригласила его в грузинский ресторан «Пиросмани» рядом с Новодевичьим монастырем.
– Олеся, я с удовольствием, но как ты себе это представляешь? Там будут все твои друзья.
– Вот именно, что будут мои подруги, которых ты уже знаешь. Больше никого.
   Лето заканчивалось, и конспиративные встречи на природе становились для них проблемой из-за климатических условий.  Они ездили в гости  к своим друзьям и подругам, но никто их не предал, так что в семьях царила полная тишина. Олеся оставалась часто ночевать у своих родителей, а Лукин, как поется в одной песне, далеко за полночь «возвращался с работы усталый». Виктор знал, что так долго не может продолжаться и надо определяться. В ресторане была шикарная грузинская кухня. К столикам подходил скрипач и наигрывал знакомые грузинские мелодии. Лукин был единственным мужчиной на дне рождении Олеси и после девичника сделал ей предложение выйти за него замуж.
– А ты как это себе представляешь? – серьезно спросила Олеся.
– Очень просто. Ни тебе, ни мне добровольно развода не дадут. Правильно?
– Совершенно верно.
– Тогда предлагаю подать заявления о разводе в суды одновременно в один день, а после развода сразу на регистрацию брака. Думаю, так будет правильно. Правда, есть одна серьезная проблема. Жилье. Пока я не решу ее, будем снимать квартиру. У меня уже есть подходящий вариант, можем хоть сегодня переехать туда.
– Ты меня просто ошеломил. Я должна подумать. Давай сначала ты разводись, а потом я, – сказала Олеся.
– Я же сказал, что на развод идем вместе, один я разводиться не буду. Мне незачем разводиться без тебя. Ты же сама видишь, что свободы у меня хоть отбавляй и без развода. Зачем мне лишние проблемы? А они обязательно будут. Неприятности на работе, плюс размен квартиры. Скажи прямо, хочешь или не будешь, либо будешь или не хочешь?  – улыбнулся Лукин, разбавив шуткой серьезный разговор, чтобы не испугать Олесю предстоящими трудностями, – выйдешь за меня замуж?
– Да, но не так поспешно.
Лукин оказался прав, когда подумал, что Олеся пресытилась семейной жизнью и вновь обрела свободу передвижения. Они долгое время проводили вместе, и ночевала она у родителей, потому и соглашалась на семейную жизнь с ним, но с оглядкой. Он понимал, что их свободные отношения могут стать привычкой, а при небольшой размолвке станут поводом разбежаться в разные стороны. Потому он решился на легкий шантаж, чтобы всколыхнуть Олесю ревностью.
– Тогда поступим так. Через три дня  мы с женой едем в дом-отдыха МВД в Анапу, и я должен сейчас решить, ехать мне на море или остаться с тобой. Если ты не согласна начать бракоразводный процесс, то я поеду отдыхать. У меня отпуск, и я не могу придумать причину, чтобы оставаться в Москве.
– И мы целых три недели не увидимся?– спросила Олеся.
– Отчего же? Вот почтовый адрес дома-отдыха в Анапе. Если надумаешь разводиться и выйти за меня, пришли телеграмму, что меня срочно вызывают на работу. Через два часа мы встретимся.
– А на какую работу я могу тебя вызвать?
– Просто идешь на почту, и посылаешь телеграмму, чем короче, тем лучше: «Прошу срочно явиться на работу» и подпиши любой фамилией: Иванов, Петров, Сидоров. Договорились?
– Да, хорошо, счастливо тебе отдохнуть, – съязвила Олеся, намекая, что без нее не будет у него отдыха.
– Я еще раз повторяю, что мне не нужен отдых на море без тебя, но я не могу сейчас ничего предпринять без твоего решения.
– Я все поняла.
– Вот и хорошо, – он поцеловал Олесю.
Ох уж эти внебрачные связи. Чаще в жизни бывало, что незамужняя женщина любит женатого мужчину, а он не хочет бросать жену. Банальная ситуация и дурно пахнет. У мужика может быть целый гарем, а женщина страдает, годы неумолимо щелкают, уходит молодость и, в конце концов, она остается одна. Они часто встречаются среди прохожих и у каждой своя тайна за семью печатями. Им не с кем поделиться своей неустроенностью, отчего они могут быть неуравновешенными и всплакнуть над бразильским сериалом, либо сиять обворожительной улыбкой проходя по улице. Реже мужчины влюблялись в замужних женщин, и долгие годы волочились за ними с предложениями о создании семьи. Виктору судьба преподнесла более сложный, и, как оказалось, неразрешимый вариант женитьбы на Лауре. Теперь у них с Олесей почти идеальное равновесие в их семейном положении, ему не хотелось нарушать такого баланса и вновь оказаться в роли одинокого влюбленного в замужнюю женщину.
   Лукину осточертело вранье. Столько лет он жил двойной жизнью с Лаурой, когда приходилось уходить от «хвостов» КГБ и теряться в большом городе по правилам конспирации, когда ты готов к любой провокации с их стороны. Он умел достаточно складно врать или вернее сочинять из-за некоторой авантюрности своего характера, но не мог определиться, что лучше – заниматься любовью с нелюбимой женщиной или любить недоступную женщину, как Лауру или другую замужнюю, не занимаясь любовью? Ему не составляло труда закрутить романы с несколькими женщинами. Немного фантазии, а способностей у него хоть отбавляй, что и гарем можно было устроить по разным адресам, но он к такому не стремился, а теперь, когда встретил Олесю, тем более. Вот Лукин и не выдержал первым, предложив Олесе развестись, но одновременно. Он хотел наконец-то жениться и создать семью, потому сознательно шел на временную разлуку. Так было надо. Все слишком просто и легко у них с Олесей получалось. Рестораны, пикники, а так долго продолжаться не могло. Или кто-нибудь настучит об их встречах и дойдет до скандала, а скандалы на почве личных отношений у него на работе не приветствуются, еще аморалку припишут. Либо их отношения затянуться, и они так и останутся любовниками. Но на какое время? Лукин уже проходил такие ситуации. Много лет ждал согласия любимой замужней женщины, но так ничего и не срослось. Потом помехой для счастья с Лаурой стали государственные границы и политика. Теперь все осталось в прошлой жизни, но он снова борется за любимую женщину, чтобы быть вместе.
 Лукин прибыл в Анапу на поезде. Он специально не полетел самолетом. Налетался на расследованиях катастроф, и хотелось поспать под стук колес, отведать на полустанках пирожков с картошкой и малосольными огурчиками вприкуску. Положить на ржаной хлебушек тонкими ломтиками украинское сало и опрокинуть сто грамм. Вот это жизнь. После легкого ужина ему вспомнилось путешествие через эти же станции в Крым. Даша укоризненно качала головой на его меню, но ужинать в ресторане тоже не решилась. Теперь Лукин был весь в мыслях об Олесе, об их свиданиях и последнем вечере в ресторане «У Пиросмани», где Олеся закатила роскошный банкет и не позволила ему платить за застолье. Отчаянная женщина! После ужина он сделал ей предложение, и она не сказала «нет», но и «да» у нее получилось с оговоркой, потому он пошел на разлуку, чтобы вызвать у нее чувство ревности. Интересно, как она там? И поезд он выбрал медленный, пассажирский, словно ему не хотелось уезжать из Москвы. Однако надо было действовать решительно и быстро, хотя поначалу он не хотел пугать Олесю и осторожничал.
В Анапе он с Дашей подошел к администратору дома отдыха и предъявил удостоверение полковника МВД СССР, так как дом отдыха принадлежал их ведомству. В авиацию он был откомандирован, а службу проходил в МВД.
– Товарищ полковник, должен вас огорчить. Мы вчера получили телеграмму. Вас срочно вызывают на работу. Можете позвонить из кабинета директора,– доложил администратор.
Ноги сами так и несли Лукина в кабинет директора, он едва не подпрыгивал от радости и боялся радостно расхохотаться на глазах у недоумевающей жены. Администратор проводил его до кабинета директора.
– Полковнику Лукину пришел вызов на работу. Разрешите ему позвонить в МВД? – представил его администратор.
– Да, конечно. Надо же, так не повезло, только приехал, а уже обратно вылетать.
– Что поделаешь? Служба, – сухо ответил Лукин, еле сдерживая улыбку.
В телеграмме было слово в слово написано, как он и предлагал Олесе, и даже стояла фамилия Сидоров, хотя было бы лучше Иванов или Петров. Петр Сидоров работал начальником отдела по расследованию авиа происшествий, но Лукин набрал номер своего друга Леонида Каширского и его заместителя.
– Леонид Алексеевич, доброе утро. Как дела?
– Да, все нормально у нас. Как отдыхаешь?
– Спасибо, хорошо. Я вылетаю первым рейсом и по прилету позвоню.
– Куда вылетаешь? Я не понял, что ты задумал? – спросил Леонид.
– Да, конечно, плохо слышно. Я позвоню в Москве, – продолжал валять дурака Лукин.
– Опять твои шуточки, – сказал Леонид.
– Хорошо, я все понял, до встречи, –  Лукин положил трубку.
– Ну, что там? – поинтересовался директор.
– Надо лететь немедленно, – с серьезным видом сказал Лукин.
– Может быть, пообедаем, да в море искупаетесь, коль приехали.
– Не могу, времени нет.
– Вам с билетами на самолет помочь?
– Нет,  у меня  на авиабилеты бронь Совета министров СССР.
– Ну и работенка! Мы за вами забронируем эти дни, что будете отсутствовать, а супруга ваша останется? – спросил директор.
– Да, конечно, пусть отдыхает. Вы здесь за ней присмотрите, чтобы не обижали.
– Все будет в порядке. Как освободитесь, так милости просим.
– Может, я с тобой полечу?– Даша была в растерянности.
– Какой смысл? Отдыхай, а я, как освобожусь, прилечу, номер останется за нами. Бархатный сезон в самом разгаре.
– Ладно, хорошо. Я буду тебя здесь ждать.
«Поздновато, дорогая. О чем ты раньше думала?», – подумал Лукин.
Ему было немного жаль ее, но говорить о разводе, пока Олеся не решилась, не хотелось. Он понимал, что их союз с Дашей закончился задолго до встречи с Олесей, но не хотел ей портить отпускного настроения на море.  Хотя, судя по телеграмме от Олеси, развязка наступит скоро, что радовало его безмерно, и было немного грустно, столько лет прожили вместе.
«Стерпится, слюбится», – как приговаривал тесть Николай Сергеевич.  Не стерпелось и  не слюбилось. Лукин относился к тестю с большим уважением, поддался на уговоры и бракоразводный процесс затянулся, а разводиться надо было сразу после медового месяца семейной жизни, и после первой же подлянки. Да, и что теперь вспоминать…. Потому немного жаль Дашу. Она, видимо,  только вошла во вкус их семейной жизни, да и ее родителям уже нравился надежный зять, которому многое по плечу.
А ведь поначалу не пришелся ко двору семьи партийного босса простой паренек, от чего в их семейных отношениях остались глубокие раны, которые так и не зарубцевались. Да он теперь и не хотел. Случилось то, что рано или поздно должно было случиться, и по этой причине он не стал будоражить Дашу своими заявлениями о предстоящем разводе.  Лукину припомнился день их свадьбы, когда ее мама посоветовала им, если надумают, развестись тихо и без разборов в народном суде. Вот так пожелание в день свадьбы! Он его теперь и выполняет, ведет себя тихо, даже телеграмму с вызовом на работу придумал, чтобы никого не тревожить своим внезапным исчезновением из семьи, а, скорее, окончательным уходом.

















                Возвращение к себе

            


    В стране выросли, как грибы после дождя, экономисты, которые быстро подсчитывали на бумаге нерентабельность всех существующих производств, совхозов, золотодобычи, нефтепромысла и всего остального. Во все века и во всех странах все было рентабельно, а в России уже нет. И цифрами глушили страшными, что для создания современного производства необходимо было два триллиона долларов, сравнивая производство СССР с ржавым остановившимся двигателем. Как простому обывателю Лукину было непонятно, зачем было останавливать все производства, чтобы они заржавели?  Почему нельзя было оставить хотя бы сельское хозяйство, чтобы не закупать продукты питания за рубежом? Нет, «новым русским», а они были далеко не русскими по национальности, проще было вывести из СССР триста миллиардов долларов и купить на них автомобили «Мерседес» и виллы на Средиземноморье. Они подсчитали, что сельское хозяйство надо поднимать  по европейским  нормам, когда один трактор на десять гектар и  перевели в сотни миллиардов долларов. Да, не надо было пахать в районах Крайнего Севера, а можно было бы поднять сельское хозяйство в тех областях, где всегда стабильные урожаи. Да, они бы всю страну накормили и еще экспортировали бы. Но руководители и экономисты продолжали делать с хозяйством свое поганое дело. Одни резали крупнорогатый скот, а другие уже подсчитывали, сколько стоит закупить за рубежом десятки миллионов голов рогатого скота. То была не перестройка и реформация, – летела в пропасть вся экономическая система, на которой держалось все жизнеобеспечение страны.
Лукин сталкивался с программой выживаемости, когда бросают сотрудника в тайгу, горы или любое другое необитаемое место, и он должен выжить там определенное время на подножном корме. Но перед экспериментом его долго обучали, как себя вести, и что делать в таких условиях, а после заброски еще и контролировали, чтобы вовремя оказать помощь. А с русским народом можно и попроще: бросили в ледяную воду, и барахтайся сам, как хочешь. Выживешь, молодец, потому что за состоянием здоровья народа в данном эксперименте никто не наблюдает. Теперь, как в джунглях, выживает сильнейший.
 Коммунисты повсеместно стали сдавать пачками партийные билеты. Развал страны был в полном разгаре. Опять вспоминались слова революционной песни: «…разрушим до основания, а затем…» Но, затем, как и тогда, в 1917-ом, не получалось. Капитализм строился четыреста лет, и те столетия формировали сознание человека, а россиян  убеждали программами, и что совсем скоро мы будем жить в капитализме, как в свое время  обещали коммунизм. Никто не знал, что это такое, но основоположник того учения Карл Маркс сказал о капитале мудрые слова: «нажитый преступным путем капитал никогда работать не будет». А в России воровали, растаскивали государство, но в одном руководство страны было последовательно, как и их предшественники-коммунисты, – они нагло врали, одурачивали народ.
Лукин носил погоны и не лез в политику. Да его туда никто и не приглашал, но в то же время «лапшу на уши» не позволял себе вешать. Он видел развитие Китая, который не стал рушить основные производства, тем более, приватизировать их. Расширили частный сектор, отпустили легкую промышленность, и все пошло, как по маслу. И врать народу не было необходимости. А в России главной целью перестройки все-таки было разрушение экономики «до основания». Руководители КПСС, может, и не хотели, затевая ее, но их привели в ту пропасть. Потому Лукину надо было думать о своей молодой семье, о дочерях.
С 1973 года в залах кинотеатров и у экранов телевизоров советский народ смотрел кинокомедию «Иван Васильевич меняет профессию» и покатывался со смеху над фразой квартирного вора-рецидивиста Жоржа Милославского: «Граждане! Храните деньги в сберегательной кассе! Если, конечно, они у вас есть!», когда тот чистил квартиру стоматолога Шпака и доставал из его серванта пачки денег в банковской упаковке. В январе 1991 года на крышах многих домов еще издевательски высвечивалась зеленым светом реклама: «Храните деньги в сберегательной кассе», а 73 миллионам граждан СССР стало не до смеха, когда Горбачев своим указом заморозил их вклады в сберкассах. Какой там смех, многих указ довел до самоубийства, так как хранили они свои последние кровные сбережения: кто-то на покупку автомобиля, дачи или кооперативной квартиры, а кто-то просто хотел, чтобы проводили по-человечески его в мир иной, но в одночасье народ стал нищим в полном смысле этого слова. Как карета Золушки ровно в полночь превратилась в тыкву, так тысячи рублей оказались на счетах граждан без трех нулей. Возможно, здесь сыграл свою роль народный менталитет, – тогда  люди боялись люди хранить большие и малые суммы денег, опасаюсь, мало ли что могло случиться: кража, пожар или стихийное бедствие. А вот со «сберкнижки» никто не возьмет и можно восстановить при утрате.
Премьер-министр СССР Валентин Павлов, выступая в январе 1991 года по телевидению, сказал: «Дам руку на отсечение, что никаких денежных реформ не предвидится». Но 22 января после закрытия всех магазинов и сберкасс по телевизору неожиданно для советского народа объявили о централизованном изъятии из обращения банкнот достоинством 50 и 100 рублей, выпущенных в 1961 году. Сдать старые купюры население огромной страны могло только в течение трех дней, а со сберегательных вкладов граждане могли снять до 500 рублей. Так сбережения Лукина в 25 тысяч рублей превратились в 25 рублей, на которые можно было купить разве что спичек и соли на всякий случай.
Совсем недавно двухкомнатная кооперативная квартира в Москве стоила около 6 тысяч рублей, но купить ее было трудно, потому Лукин копил на строительство дачи для семьи. При его зарплате под тысячу рублей в месяц было не проблемой скопить такую сумму, а, главное, было для кого. У него с Олесей теперь две дочери, которые еще не доросли до детского садика, потому жена сама занимается их воспитанием. Не было у него других старых купюр для обмена в 50 и 100 рублей, а лишь зарплата в следующем месяце, которую вскоре отменит уже президент России Ельцин. И тоже указом, чтобы не выплачивали зарплаты работникам министерств СССР, а вылеты на расследование авиационных катастроф он пока не отменил. Вот и вспомнил Лукин квартирного вора-рецидивиста Жоржа Милославского, который ограбил только квартиру стоматолога Шпака, а Горбачев 73 миллиона граждан одним росчерком пера.
И снова над народом поиздевались африканскими законами. Тянулись к демократии, к Европе, но поступали, как в недоразвитых странах, как в дурдоме. Хотели как лучше, а получилось неизвестно что. Мысли у кого-то из них были правильные, может быть. Хотели устроить внезапный обмен денег, чтобы побороть спекуляцию, коррупцию, фальшивомонетничество и, наверное, всю преступность разом победить. Неужели руководители страны не знали, что жулики уже давно создали для себя другую страну, где рассчитываются только зелеными долларами, которые растут по отношению к рублю не по дням, а по часам?
Дуплетом Павлов выстрелил повышением цен в три раза и за короткую стрижку в народе получил прозвище по «Ежик», а по своим действиям приставку «без головы и ножек». Пошел в ход и знаменитый мультик «Ежик в тумане» – это Павлов с визитом в Лондоне. А тут еще президент России Борис Ельцин пообещал «лечь поперек рельсов», если его экономические реформы приведут к повышению цен более чем в три раза, но на большинство товаров были освобождены и выросли в 25 раз. Народ толкнули к пропасти, и кто мог доверять руководству страны после такого вранья?
Лукин тоже по характеру был немного авантюристом, быстро поняв, что в такой мутной неразберихе появилась возможность получить генеральские погоны на ровном месте. Его коллега, прикомандированный от МВД СССР в ЦК КПСС, был в генеральском звании, так почему бы и ему не получить генерала во время командировки в Совете Министров СССР, да на руководящей должности в Госкомиссии по расследованию авиакатастроф? И пошел он по кабинетам своих знакомых в МВД, объясняя руководителям, что генерал в Совмине «никакой погоды» не сделает для МВД, и те согласились. Потом согласовал представление от министра к министру.  Благо, что он был в подчинении у них обоих, а чтобы не возникаловопросов, откуда родилось такое решение, он оформил очередной отпуск, чтобы понаблюдать со стороны за процессом, как будет крутиться его жизненно-важный вопрос.
В последний  рабочий день в пятницу 16 августа 1991 года на его представлении от МВД поставил подпись исполняющий обязанности министра Иван Федорович Шилов. В тот же день Лукину предложили завизировать представление в Минфине, так как он был откомандирован, а все изменения в его зарплате надо было согласовывать с финансовым министерством. Разница в зарплате между генералом и полковником –пятьдесят рублей, но согласие на то давали только они, а после можно было спокойно отдыхать. Лукин не хотел поручать сбор всех подписей кадровикам, зная, что они могли потерять его представление или положить «под сукно». Однако чиновники в Минфине не засиживались на работе и предложили ему приехать с документами в понедельник. Конечно же, пятница – дачный день.
В понедельник 19 августа в шесть часов утра по радио и телевидению передали заявление советского руководства, чтов связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР власть перешла к Государственному комитету по чрезвычайному положению. Далее шел целый список руководителей комитета, а среди них его министр внутренних дел Пуго и бывший председатель совхоза из соседнего села Спасское в Тульской области Василий Старобубцев, с которыми он был лично знаком. После по всем каналам телевидения звучала музыка Чайковского, показывали «Лебединое озеро» с повторением текста заявления. Народ понимал, что произошел переворот, но был в полном неведении, и оставалось только гадать. Утром по пути в Минфин  Лукин видел под мостами  через Москва-рекупо паре танков и БТР. Финансисты ему пояснили, что на работу вышел из отпуска министр внутренних дел Пуго, и представление  надо переделать за его подписью.
Он приехал к себев МВД СССР на Житную,16. На этажах министерства сотрудники работали в обычном режиме и сообщили, что Пуго отдыхал с семьей в Крыму и вернулся только вчера. В Кремль, где был образован ГКЧП, его пригласил председатель КГБ Крючков. В кабинетах обсуждали «Лебединое озеро», которое продолжали показывать по всем программам телевидения. Представление перепечатали и отнесли помощнику министра вместе со старым, за подписью Шилова. Через некоторое время помощник министра позвонил и сообщил, что Пуго подписал. В руках Лукина была мечта и генеральские лампасы. Теперь надо было зарегистрировать документ в Главном управлении кадров МВД СССР, которое находилось на Огарева,6. Можно было оставить приказ в управлении делами, но кто поедет визировать в Минфин? Кому надо толкать его вопрос, да еще в такое время? Пошлют по почте или  положат где-нибудь «под сукно». У бюрократов каждая бумажка должна вылежаться.
Лукин, как и многие в народе не понимал, что происходит, но в доме 6 по Огарева, где расположилось МВД России, он увидел «цирк шапито». Створки окон второго этажа знаменитого здания были сняты или распахнуты настежь и в проемах окон лежали мешки с песком, как в Брестской крепости 22 июня 1941 года, образовывая пулеметные гнезда. Было такое впечатление, что все сотрудники готовились к съемкам фильма о войне.  Но еще больше его рассмешил вид, как можно было понять, «обороняющихся»: в металлических касках, морских тельняшках, бронежилетах с автоматами Калашникова наперевес и обвешанные гранатами. Среди них Лукин встретил много знакомых из расформированного за ненадобностью восьмого спецуправления МВД СССР бывших сотрудников, уволенных большей частью за пьянку.Теперь они представляли МВД России. Вперед вышел Геннадий Федорович Миронов, бывший его сослуживец по 15-му отделению милиции города Москвы. Потом тот работал в МУРе и был уволен за любовь к «бахусу» на рабочем месте. На худющем Гене «бронник» висел, как на гвозде.
– Ген, ты с кем собрался воевать, а? Уж, не с нами ли? Поехали, покажу, как живет уголовный розыск на Житной,16 в МВД СССР. Мы все так же ходим в костюмах и галстуках, даже табельное оружие не получали. А вы чего здесь цирк устроили? На публику работаете? – спросил Лукин.
– Не мы начали и отстранили президента, да ваш министр в руководстве ГКЧП, – завелся Геннадий.
– Кто тебе по ушам проехал? Вы сначала разберитесь, что к чему, а потом стройте пулеметные дзоты.
– Сказали, что войска в Москву вводят.
– Ну и что, воевать будешь?
– Ничего я не знаю. Нам дали команду, вот мы и выполняем, – махнул рукой Геннадий.
– А я уверен, если нам дадут команду, то мы сначала крепко подумаем. Ладно, бывайте. Совсем мозги пропили, – бросил Лукин.
– А, ты чего приезжал-то? – спросил Геннадий.
– Да, вот хотел разведать вашу дислокацию войск перед атакой, -улыбнулся Лукин.
– У тебя всегда были шутки по теме, только сейчас так шутить опасно,– серьезно ответил Геннадий.
– Ладно, ладно, а то сейчас кому-нибудь доложите, и поймут неправильно.  Здесь, я вижу, люди без юмора собрались. Я в кадры приезжал регистрировать представление. Вот смотри, – Лукин специально сунул ему под нос приказ за подписью Министра Пуго от сегодняшнего числа, – видишь, у нас жизнь в обычном режиме, без всяких экстремальных команд.
– Да, уж вижу, но только в такой обстановке просто так не подписывают документов на присвоение генералов.
– Конечно же, просто так не дают, а за особые заслуги перед Отечеством, и они были задолго сегодняшних событий. Я сегодня первый день в отпуске, и меня никто не отозвал на работу, а я был в приемной министра и у кадровиков. Тихо у нас и отпуска у сотрудников по графику, – пояснил Лукин.
– Что-то я ничего не понимаю, – недоумевающе сказал Геннадий.
– Вот-вот, разберись в своих мозгах и заодно своим товарищам расскажи, что в МВД СССР нет никакого особого положения. А два-три танка и около нас стоят, но это ничего не значит. Вы здесь собрались воевать, значит и штаб по нагнетанию напряженности здесь, – бросил Лукин на ходу, что Геннадий рот разинул, но их дискуссия уже закончилась.
Лукин мотнулся в Минфин, завизировал приказ и вернул его в кадры.
Вместо его товарища Виктора Федоровича в кадрах был другой сотрудник Рябов, который заметил:
– Быстро вы обернулись. Как обстановка в центре города?
–Кое-где на обочинах улиц стоит военная техника, а так все спокойно.
– Ну, можете отдыхать, я думаю, к концу отпуска можете идти в ателье на примерку мундира с лампасами.
– Вы тогда позвоните. Я подъеду проставлюсь, как положено.
– Хорошо. Обязательно позвоним.
Подписание таких приказов всегда обмывалось поэтапно, и Лукин решил собрать друзей. Он заехал к Юре, начальнику Сокольнического ОБХСС и вместе пошли в стол заказов, чтобы купить что-нибудь вкусного. В кабинете директора сидели полупьяные майоры и полковники Советской армии и «правили бал». Узнав, что он из МВД СССР, приняли как своего, но Лукин, сославшись, что за рулем, от пьянки отказался. Директор Мария Федоровна, все упаковала, и он расплатился. Пока собирали ему покупки, Лукин понял, что красноармейчики гуляют за счет «заведения» – стола заказов. Даже сотрудники ОБХСС в столе заказов так себя не вели. Может быть, «сапожки» прилично выпили, но эти «вояки» поднимали тосты за уже состоявшийся захват власти. И все ровно «маскарад» с мешками песка на подоконниках и сотрудники МВД России в бронежилетах был перебором. Перед ним лежал железный аргумент, – его отпускное удостоверение, которое означало, что отпуска не отменены, а поэтому ничего серьезного не происходило. Так, очередная буза на уровне забастовки шахтеров, так и военные побузят и разойдутся. Кому и с кем воевать?
На следующий день они с друзьями пошли в ресторан «Будапешт», а там то же самое. «Сапоги» гуляли в полном смысле этого слова, не стесняясь военной формы. Возникло неприятное впечатление, напоминавшее хунту в Чили. Они чувствовали себя хозяевами, только хозяевами чего? Едва дышащего государства? Неужели они совершенно не понимали, что своим выступлением окончательно разваливают страну? А причина этих выступлений опять же, возможно, очень проста, – это борьба отдельных личностей за власть. Крючков – председатель КГБ СССР, Язов – министр обороны, и Павлов – премьер, лишаются своих постов при подписании нового союзного договора. Так решили на встрече в Ново-Огарево три президента: СССР, России и Казахстана. Даже Горбачеву предложили не выдвигать свою кандидатуру на новых выборах, которые были намечены после подписания договора, а это означало, что и он лишается своего президентского поста. Содержание этого обсуждения стало известно председателю КГБ, вот он все и замутил. Из всей этой компании жаль только министра внутренних дел Пуго, которого отозвали из отпуска – мог бы пару дней подождать с выходом на работу. Влез в эту историю и Василий Стародубцев из соседнего села Спасское, наверное, с мыслями, что может сделать революцию в сельском хозяйстве, которую ждали более семидесяти лет. Он принялся писать указ о сельском хозяйстве, но за подписью Горбачева.
В общем, собрался квартет дедов и пьяниц: скрипка, бубен и утюг, а хотели что-то серьезно в стране изменить. И так было видно, что, несмотря на длительную подготовку к введению чрезвычайного положения, они выступили неорганизованно, торопились зацепиться за власть, которая вот-вот должна была у них кончиться. Поэтому после объявления ГКЧП Павлов – «ежик в тумане» – ушел в запой на даче. Председатель КГБ, как хитрый лис, лавировал между Ельциным и Горбачевым, уговаривая то одного, то другого сотрудничать с ним.
Сотрудники группы «Альфа», видя такое поведение своего шефа, никак не могли задержать Ельцина. В окружении Язова были сторонники Ельцина, которые отговаривали его от решительных действий – это Павел Грачев, Шапошников и Лебедь. В МВД у Пуго тоже такие нашлись. Герой афганской войны Громов и его первый заместитель Шилов. Исполняющий обязанности президента СССР Янаев в такой обстановке просто скис. Уже делать и ничего не надо было, все путчисты были готовы сдать свои позиции, но некому было дать им команду. Все были заняты спасанием своей фигуры и рванули к самолету, чтобы предстать перед ясными очами Горбачева, который как президент СССР к этому времени уже потерял лицо.
В народе ходили упорные слухи, что Горбачев был заодно с путчистами, что не было подтверждено следствием, но мысли у народа остались. Хорошо, что путч затеяли нерешительные «деды», которые не были готовы к действиям и не отдавали приказы на применение силы, иначе неизвестно, чем бы все закончилось. Среди офицеров могли бы найтись более решительные командиры, чем майор Евдокимов, перешедший с десятью танками на сторону Ельцина. Кстати, его потом уволили из армии. С одного из танков Ельцин держал речь. Их драка с Горбачевым подходила к концу. Они все-таки подвели страну к краю пропасти. Оставалось сделать маленький толчок в спину. Руководители союзных республик наблюдали за ними со стороны и улыбались. Им не нужен был ни один, ни другой – они хотели править самостоятельно.
Утром в пятницу 23 августа Лукину позвонили из кадров МВД и сообщили, что все документы, подписанные министром Пуго после 19 августа – дня объявления ГКЧП – аннулированы, поэтому они могут дать ему копию приказа на память, но не более. Вот так, как «фанера над Парижем», пролетели мимо Лукина генеральские погоны. Вот времечко настало! Теперь можно было спокойно заниматься строительством дачи и выращиванием «клубники». Чудненько получается. Утром проснулся, а КГБ СССР уже нет, но КГБ России пока не создали и границы все открыты. Визы в любую точку мира. Да, такое в страшном сне не могло бы присниться. И на тебе.  Карьера закончилась, что теперь будет? Неизвестно.
 Он вспомнил Париж и француженку Лауру. Вот о чем она намекала, когда прилетала в 1986 году, чтобы забрать его с собой. Она говорила, что скоро можно будет к ней приехать спокойно. Теперь можно было свободно ехать к ней, но уже не было нужды. Надо было уезжать раньше, но не было возможности. Реально их брачный союз состоялся почти двадцать лет назад, когда они познакомились и были молоды. Он сделал ей предложение, и она согласилась, но «железный занавес» встал между ними. Лукин не сдался и уговорил знакомого замначальника милиции по паспортной работе поставить в паспорте штамп о браке с ней. Более десяти лет они прожили в гражданском браке, а вернее на нелегальном положении. У нее не было визы для проживания в Москве, но она жила у него месяцами, а потом возвращалась в Париж под бурный «почтовый роман». И пять лет назад ничего бы не изменилось в их отношениях, которые ранее отравили действиями спецслужб и просто правилами морального Кодекса строителя коммунизма. И вспомнил он француженку потому, что во время последней их встречи пять лет назад она говорила, что в России будут большие перемены, и они смогут спокойно встречаться и ездить по Европе. Неужели она говорила о сегодняшних переменах и развале СССР? Но в это и сейчас,когда уже все состоялось, Лукин не верил.
Значит, получается, что чекисты прохлопали ушами переворот в стране или наоборот способствовали такому финалу? Во всяком случае, в стороне от такой информации они остаться не могли, если на Западе об этом уже давно знали. Похоже, что «железный занавес» был только для советских граждан. Он давно так сам решил, что ничего у них с Лаурой не получится даже при открытых границах. Над ним весели государственные тайны по работе в спецслужбах, с которых еще не сняли гриф секретности, а потому за бугор его могли выпустить через десять лет после увольнения в запас.
Что теперь говорить? Рядом с ним любимая женщина и две дочери.  Он старался добиться в жизни поста повыше, чтобы им жилось послаще. Не карьеризм, а обычная жизнь, и если носишь погоны, то должен стремиться быть генералом. А тебя раз, и по морде.
Утром не стало не только КГБ СССР, но и МВД СССР, и вообще президент России «БН» издал указ, что все министерства СССР перестал финансировать. Служащие на работу ходили, ждали дополнительной команды от новых властей, а они не торопились. Как-то не принято было министерской интеллигенции уподобляться шахтерам и выходить на Горбатый мост у Белого дома и требовать зарплаты. Да и касок у них не было, поэтому стучать было нечем. В общем, неприятное ощущение, как будто «без меня, меня женили».
Никто из министерских работников не выступал ни со стороны путчистов, ни со стороны защитников демократии. А эти два президента, как «быки» на бандитской разборке, забили стрелку, покачали бицепсами и решили, кто из них главней. Страну двинули к пропасти вместе с народом, и на это им было наплевать. СССРотменили, но забыли, что там жил и работал народ, которого лишили средств к существованию, ожидая, что все само рассосется, и работники сами найдут себе применение.
  Союзные министерства и ведомства перестали финансировать с 1 сентября, создав аналогичные структуры в России, но Госавианадзора при Совете Министров России не создавали, и оставалась надежда, что новый президент России обратит внимание на безопасность полетов. Судьба же Лукина была под вопросом, так как он один  был прикомандированным из МВД СССР, которого уже не стало. Лукин набрал телефон в Главное управление кадров МВД уже России и поинтересовался, кому дальше служить? Ему предложили подождать распределения или уйти на пенсию с генеральской должности. Его зарплата в соответствии с ростом цен и стоимостью доллара превратилась в центы, но и ее не платили, а пенсия и того меньше была, да, еще неизвестно, когда ее заплатят. Он хотел быть еще полезным Родине со своим большим опытом оперативной и руководящей работы, да, и возраст его был около сорока.  Для чего страна учила его в двух академиях? Хорош пенсионер! И куда идти: к жуликам-кооператорам или бандитам?  И те, и другие его уже давно приглашали к себе, обещая сразу выплатить «подъемные» в его министерском окладе за пять лет вперед. Нет, такое время еще не наступило и вряд ли для него наступит. Не для этого он надевал погоны и прослужил уже более двадцати лет. В ГУКе МВД России не осталось ни одного сотрудника с кем можно было пообщаться по поводу дальнейшей службы. Да, он и не умел «колотиться». Сказали ему ждать, он и ждет. Одно он понял уже точно, что лишился должности, наверняка, и зарплаты, а уже про лампасы можно и забыть, но жизнь на том не остановилась.
Лукин к этому времени поменял машину. После этой сделки у него остались еще деньги на жизнь.  Для постройки дачи больше подходила «Волга» универсал. Недавно вернулся его знакомый Алексей Шелихов из Чехословакии, где работал в посольстве. Там же он приобрел списанную «Волгу» универсал, в которую садишься за руль и удивляешься, глядя в зеркало заднего вида: неужели это все внушительных размеров имое. Алексей умудрился совершить на ней аварию с трамваем в Праге, и те отремонтировали ее там же в депо. Белая эмаль на «Волге» сверкала, и вид у нее был как у новой машины. После посещения кремлевской автобазы местные умельцы поставили на нее жигулевский карбюратор, и она кушала бензин всего лишь восемь литров на сто км, что в два раза меньше, чем по ее техпаспорту. Виктор грузил на нее десять мешков цемента, бригаду штукатуров из четырех человек, и она спокойно перла их до дачи с приличной скоростью.
В Госавианадзоре от столовой остался только буфет, куда еще завозили иногда мясные продукты. В коридоре встретился Леонид Алексеевич, с кем он давно соревновался шутливо, кто чего достанет больше из дефицитных продуктов.
– Пойдем, к нам в буфет печеночку завезли, просто класс, – предложил ему Лукин.
– Виктор, не ходи, я уже всю забрал. Двенадцать кило, – хихикнул Леонид.
– Куда тебе столько?
– А, ничего, пусть будет. У меня дома морозильная камера пустует, зря на счетчик наматывает, и ей там ничего не будет. Она уже мороженная.
– А ну-ка покажь печеночку. Не врешь? – Лукин еще не знал, что предпримет, но довольное личико Леонида он решил слегка огорчить.
– Ну, пошли, покажу.
В кабинете Алексеевич открыл морозилку, и там лежала огромными кусками печенка.
– Сколько ты говоришь, взял? – спросил Виктор.
– Двенадцать кило.
– Я так и знал, что врешь. Здесь не больше пяти килограмм. Я-то вижу по объему, – специально зацепил его Виктор.
– Да, ладно, тебе.
– Ну, чего ладно, обманул меня? Двенадцать кило, двенадцать кило. Ты знаешь, сколько это в объеме? То-то и оно, – продолжал заводить его Виктор.
– Я тебе точно говорю, что здесь двенадцать.
– Тогда давай поспорим. Я говорю, что здесь не более шести килограмм. Давай взвесим. Кто проиграл, тот ставит литр коньяка, – предложил Виктор.
– Ну, давай весы, – согласился Алексеевич.
– У меня нет.
– Сейчас пойду у летчиков возьму.
Пока Леонид Алексеевич бегал за весами, Лукин отломил пару кусков печенки килограмм на пять в его морозильнике, перенес ее  в холодильник, что стоял рядом в приемной начальника управления расследований. Этими холодильниками пользовались все сотрудники управления. У Леонида даже в голове не стукнуло, что печенки стало в два раз меньше. Он сложил ее в пакет и взвесил ручными весами. Глядя на деления его глаза округлились. Он снял печенку, посмотрел на весы, потом завесил пачку сахара. Весы четко показали один килограмм. Он опять подвесил печенку, весы показали пять с половиной кило.
– Ничего не понимаю, – развел он руками.
– Зато я понимаю, болтун. Неси-ка литрушку коньяка. Мы его сейчас под печеночку, – весело сказал Лукин.
– Подожди, я сейчас, – Леонид схватил пакет с печенкой и бегом в буфет, пока не закрылся.
Через некоторое время возвращается еще больше возбужденный, хотя по характеру он очень спокойный, и опять:
– Ничего не понимаю. Буфетчица говорит, что хорошо помнит, что отпускала мне двенадцать килограмм, и мне тоже кажется, печенки было в больше. Я подумал бы на тебя, что больше некому. Один такой аферист есть в комиссии, но я брал весы в кабинете напротив и видел, что ты не выходил из кабинета. Ничего не понимаю.
– Литру поставишь, поясню, как у печенки, тем более мороженой, есть свойство уменьшаться в весе, – предложил Виктор.
– Но не в два раза.
– Ставишь или нет?
– Ставлю, ставлю, рассказывай, – согласился Леонид.
Лукин заулыбался.
– Вторую часть печенки возьми в морозилке, что стоит в приемной.
Он открыл морозилку в приемной и увидел свою печенку.
– Видал аферистов, но таких! Как все быстро сделал. Во время скандала с буфетчицей я понимал, что не могла она обвесить меня на шесть с лишним килограмм. Ну, на полкило, куда ни шло, но так.  Ты спор не выиграл, а обманул.
– Ладно, согласен, один коньяк с меня, а другой с тебя. Идет?
–Только в пятницу и у меня дома.
– Согласен, но жаркое из печенки твое. Я, пожалуй, поеду домой. Дел много. Мало того, что работы нет, да, еще и зарплату платить больше не будут. Совсем противно на работу ходить.
– Конечно, езжай. В случае чего по мультитону вызовут.
Лукин подъезжал к дому со стороны Белорусского вокзала, а на углу Брестской улицы и вокзальной площади стояла молодая парочка с чемоданами. Они ловили такси. На улице была пробка, и Лукин видел, что уже несколько машин тормозило около них, но, не договорившись в цене, проехали мимо. Ему стало вдруг весело. Он сравнил себя с царскими офицерами, которые после Октябрьского переворота в 1917 году оказались в Париже и других городах Европы и Азии, где некоторые из них работали таксистами. Раньше, когда он был капитаном, Лаура предлагала ему переехать с ней в Париж, но он шутил, что капитан милиции в Париже может работать, как араб, только таксистом. Тогда ему, капитану, было позорно работать в такси даже в Париже, а теперь целый полковник «подметает улицы», как называли «халтуру» по частному извозу.
После августовского переворота он оказался практически без работы и зарплаты, так почему бы не подхалтурить «царскому» полковнику милиции. Таковым он себя считал в шутку, так как полковника получил в СССР, а это было не так просто. Он иногда подвозил кого-нибудь, но если только по пути и не из-за денег, а так, симпатичных девушек, а здесь парочка была с чемоданами, значит, можно было заработать. Лукин прижался к обочине и открыл окно.
– Куда вам?
– В Шереметьево, – ответил парень.
– Садитесь, – Лукин вышел, чтобы загрузить чемоданы в багажный отсек своего «корабля» ГАЗ-24-универсал.
– Мужик, ты чего у нас клиентов отбиваешь, – услышал он грубый голос сзади.
– Это мои знакомые, а не клиенты, – пояснил Лукин, догадавшись, что кто-то из «артели» Белорусского вокзала задает ему вопрос.
– Вашим знакомым мы только что объявили, сколько будет стоить проезд до Шереметьево, так они не согласились и пошли ловить машину на улице. Не нравятся им такси на стоянке, но они уже  наши клиенты, и мы за них можем тебе колеса проколоть, – все тот же голос мужика.
– А, если бы они пошли в метро, то Вы бы, наверное, рельсы разобрали, и поезд пустили бы под откос, правильно я Вас понял?– Лукин обернулся и увидел небритую рожу мужика, как у барыг на рынке.
–  Ну, примерно так.
– Если кто из вас приблизится к моей машине шины прокалывать, получит лишнюю дырку в заднице, – Лукин не боролся за клиента, но не мог стерпеть наглости в отношении полковника милиции.
Правда, они об этом не догадывались.
– Мужики, этот может и дырок понаделать. Вы с ним поосторожней. Он шутить не любит, – Лукин услышал сзади знакомый хрипловатый голос.
Обернулся и точно – Алик. Они вместе в школе учились и жили в одном дворе, а теперь он «бригадир» по подбору клиентов на перроне и площади вокзала среди пассажиров, которые хотели бы совершить поездку на такси. Они пожали друг другу руки.
– Видите, мужики, теперь и генералы милиции халтурят. Видимо, тоже денег нет. Ну, как дела, Виктор? Ладно, не буду отвлекать. Вечером во дворе расскажешь, а сейчас забирай своих пассажиров. Наши, видимо, на самом деле много объявили, – сказал Алик.
Они погрузились и отъехали по Ленинградке.
– Извините, а вы, правда, генерал милиции? – полюбопытствовала молодая женщина.
– Да, что вы, это кличка у меня такая, – улыбнулся Виктор.
– Вы не объявили, сколько будет стоить проезд до Шереметьево? – спросил парень.
– Ну, вы, сами решите по совести, – Лукин и сам не знал, сколько спросить.
– Если вас утроит половина от той суммы, что нам объявили, то мы были бы рады. Это будет пятьдесят долларов, и двадцать за сложность напосадке. Если бы не вы, то нам пришлось бы ехать на метро. Эта банда не позволила бы нам воспользоваться услугами других автомобилей.
– Вполне устроит, – сказал Лукин, а про себя подумал, что семьдесят долларов больше его виртуальной месячной зарплаты, которая где-то щелкает, но ее не выдают. Хороша халтура, а на счет банды они правы –могли и по пути остановить и высадить из машины в чистом поле.
 При выезде из города на Ленинградке его тормознули на посту ГАИ.
– Куда вы так торопитесь, товарищ водитель? Старший инспектор Смирнов. Попрошу документы, – представился капитан милиции.
– Извините, ребята, свои. Тороплюсь в Шереметьево, – Лукин, улыбаясь, достал удостоверение МВД СССР.
Капитан милиции подчеркнуто отдал честь и пожелал счастливого пути.
– Не похоже, что генерал – ваша кличка. Вон как капитан вытянулся, – заметила пассажирка.
Виктор посмотрел на нее в зеркало и только улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Ему совсем не хотелось обсуждать вопрос с посторонними людьми, почему он занялся частным извозом. Он их вез, а они платили, и всех это устраивало. Возможно, ему не было бы так обидно и стыдно, если бы судьба распорядилась иначе и он пятнадцать лет назад, будучи бывшим капитаном милиции, работал бы в такси на улицах Парижа, где его никто бы не знал. А теперь он, целый полковник милиции с двумя академиями за плечами, занимается частным извозом, потому что государство оставило его без средств к существованию.
Виктор отлично понимал, что на этом рынке услуг были свои отношения таксистов с частными извозчиками. И те и другие хотели заработать на жизнь. Обогатиться здесь не получалось. Таксисты целыми днями простаивали на стоянках в ожидании клиента, потому что выезжать в город для его поиска стало намного сложнее. Частники «подметают» улицы от клиентов начисто. Только человек шагнет к обочине дороги и поднимет руку, так около него останавливалось сразу несколько машин с предложением своих услуг. Они так поступали не от хорошей жизни. Частникам можно в центре города кого-нибудь подцепить, кто хочет доехать по своим делам после работы или позже, подгулявших из ресторана подвести. На вокзалы и стоянки такси частнику подъезд заказан, там работает своя мафия. У них свой «смотрящий» от бандитов, которому они платят дань. Свои работники ГАИ и постовые милиционеры, территориальные, которые тоже получают свое, и не обращают внимания на их неправильные парковки и «разборки» с несогласными пассажирами, примерно, как было с Лукиным. В общем, народ сам регулировал свои отношения между собой, так как государству до них не было никакого дела.
Все в стране вместе с долларами отпустили в свободное плавание, которыми скоро станут расплачиваться даже на колхозных рынках при покупке картошки или квашеной капусты. На дачных участках колхозники стали спрашивать оплату в «зеленых», хотя некоторые из них доллары в глаза не видели, поэтому могли получить по своему требованию каких-нибудь зеленых монгольских тугриков.
Вечером во дворе он встретил Алика в знакомой Лукину компании, с которыми вместе выросли в этом дворе дома 62 по Новослободской улице. Ребята, как всегда, около голубятни играли в карты на деньги. Лукин в молодости иногда поправлял свой бюджет катанием шаров в биллиарде или «катал» в карты, но последний раз он это делал лет пятнадцать назад. Тогда он был холостым и выигрышные деньги никогда не носил домой, а прогуливал в компании друзей и подруг. Он считал, что такие деньги приходили к нему от «лукавого», потому так ими и распоряжался. Может поэтому ему и везло в азартных играх, которые были очень редкими и в основном среди друзей, да и выигрыши там же и оставались. Он никогда не был азартным, поэтому не заводился, а просто хладнокровно всех обыгрывал.
– Ну что, совсем туго стало, если халтурить выехал? А я тебе давно предлагал вступить в наш кооператив ямщиков, – прервал его воспоминания хриплый голос Алика.
– Алик, ты же знаешь, что официально я не могу вступить в вашу банду, и даже светиться на вокзале не хотелось бы, а уж тем более я не собираюсь отстегивать вашим «смотрящим». Кто там у вас – кунцевские бандиты, а за ними Саша «Берлинский» стоит?
– Ну, ты сам всех знаешь.
– Алик, я не прочь подзаработать, если можешь, то я бы только с тобой дело имел, а с остальной вашей компанией, если возникнут вопросы, сам разберусь. Могу с кунцевскими встретиться, если они захотят.
– Ну, что ж, идет. Только мне все равно придется им сказать, что я с тобой работаю.
– Во-первых, я подъеду к своим коллегам из Свердловского ГАИ, которые работают на площади Белорусского вокзала. Они все-таки меня знают как бывшего руководителя угрозыска района, объясню им ситуацию, что зарплату нам в МВД СССР не платят.
– Как не платят? Что, и в милиции тоже?
– Не всем. Президент решил не платить только тем, кто в МВД СССР, как будто бы мы  на Францию работаем.
– Тебе в какое время удобнее «бомбить»?
– Лучше рано утром перед работой или вечером, хотя я мог бы в любое время.
– Тогда давай будем работать рано утром, часов в пять-шесть. В это время приходят интересные поезда, и многие хотят доехать до аэропорта, а общественный транспорт еще не работает. Чтобы тебе не стоять на стоянке такси, ты припаркуйся перед мостом с Бутырского вала у палаток, это от твоего дома в ста метрах, а я приведу туда клиентов или дам рукой отмашку из-под моста. Идет?
– Вполне. А сколько тебе за услуги?
– Не бери в голову. Мне помочь другу в удовольствие, а тем более полковнику милиции. Будешь работать без налогов нашей компании «ямщиков». Тогда в половине шестого жду под мостом.
Конечно же, в их компании «ямщиков» слух о полковнике милиции, «бомбящем» на Белорусском вокзале, быстро распространился. Сотрудники ГАИ отдавали честь, когда он выезжал с площади с пассажирами, а если он нарушал правила движения ранним утром, когда не было движения, то тактично отворачивались, делая вид, что не заметили. Через несколько рейсов на Шереметьево Лукина признали и на посту ГАИ Ленинградского шоссе перед Химками. У них тоже глаз наметан на одни и те же машины, которые торопятся ранним утром в Шереметьево с пассажирами. Лукин однажды представился капитану милиции с этого поста ГАИ и сверкнул визиткой их начальника Чехановского. Видимо, тот капитан передал по смене, что  полковника МВД лишили зарплаты, он халтурит по их трассе и знаком с их начальником. Кунцевских бандитов он знал уже давно. Они могли его не знать, но он знал, что кунцевские оккупировали Белорусский вокзал, Кутузовский проспект, ипподром и всю прилегающую территорию. За главного у них был Лексик и Интеллигент, а Саша Воробей ходил в разводящих по всем стрелкам на разборках. Кличку ему дали за маленький рост и шустрость. До Саши дошла информация, что появился полковник, который халтурит на Белорусском и не хочет отстегивать в общак принципиально. Лукин передал через Алика, что может с ними встретиться, если есть к нему вопросы.
– Да, пусть «бомбит». Видимо, правильный мент, хоть у нас не отбирает, – передал Алик слова Воробья, который подвел черту этим разговорам.
Он, видимо, не предполагал, что Лукин многое знает об их команде и даже несколько точек, с которых они получают конкретную дань. Хотя это теперь не его работа, но опера в нем уже не переделаешь. Информация сама стекалась к нему. За семнадцать лет работы в уголовном розыске осталась среда общения, которая сама по себе несла информацию, пусть даже не нужную.
Лукин совершал в день по несколько рейсов в аэропорты. Поездки стоили от пятидесяти до ста долларов. Рано утром, перед тем, как присесть в свой кабинет, успевал сделать пару рейсов. Потом в 14 часов прибывали поезда из Парижа и Берлина, а вечером из Варшавы. Народ обрадовался свободе передвижения и «зашустрил» на Запад за покупками для перепродажи. Под их «забугорные» багажи белая «Волга-универсал» Лукина отлично подходила.
За осень Виктор сколотил около двенадцати тысяч долларов. Это была огромная сумма, примерно зарплата за десять лет вперед. Теперь он был спокоен. Было на что жить его семье и безбедно. Теперь можно было ждать принятия решения руководства страны о судьбе сотрудников МВД СССР, хотя они, видимо, уже о них не думали, потому что прошло более двух месяцев с прекращения финансирования, и полная тишина, никаких предложений о переводе и зарплате. Если бы не его халтура на вокзале, то чем кормить детей? Вот и все ответы о новой власти «дерьмократов». До недавнего времени у Лукина было зарплата 890 рублей, и председатель Госавианадзора СССР в ранге министра подкалывал его, что он получает всего лишь на пятьдесят рублей меньше его самого. Лукин прикинул, сколько же ему должны были заплатить при таком курсе доллара сейчас, когда один «бакс» с портретом президента США стал стоить 50 рублей. Получалось, что 18 долларов в месяц. И даже такой мизер пока только обещали, а если и выплатят, то покупательская способность рубля упадет до цветных бумажек, потому что доллар дорожал каждый день.
Лукин шутил про себя, что не прошло и двух месяцев, как его лишили зарплаты, а ему приятно просыпаться в стране миллионером. Его двенадцать тысяч долларов вместе с пачкой 25-рублевых купюр, которые он скопил халтурой на жизнь, составляли более миллиона. А сколько же крутили для себя воротилы бизнеса? Но то было за пределами его сознания.
Лукин достойно отметил с друзьями день уголовного розыска. Он никогда не терял связи со своими коллегами и каждый год 5 октября они собирались, чтобы отметить свой профессиональный праздник. А через три недели после праздника у него было день рождения, и они вновь собрались с друзьями. Их жены опять цокали языками и хвалили Виктора за необычные люстры, привезенные им с Урала, который сверкали хрусталем и полированными натуральными камнями, а друзья бубнили, что их жены его опять ставят в пример.
В конце года Госавианадзор при Совете Министров СССР  перестал существовать, и будто бы отголоском такой несправедливости стала последняя катастрофа с самолетом Як-40, который врезался на взлетной полосе в бетонные плиты, и причина катастрофы не была установлена.  Была Государственная комиссия, работали специалисты высокого класса, и вдруг стали ненужными. В принципе, ничего нового. Все, как во всей стране. Старые бюрократические аппараты менялись на вновь созданные молодые российские структуры, готовые разорвать хозяйство, оставшееся от СССР.
Неужели, так все было плохо? Развехоть что-то хорошее нельзя сохранить? Нет, все порушить: от сельского хозяйства до космических кораблей.
Отменили спекуляцию, и указом президента была объявлена свободная торговля, а когда ничего не производится в стране, то это означало, что купить товар подешевле, а продать подороже. Прибыль в карман, если государству это не надо. Никто, конечно же, государству не собирался платить налоги, считая, что государство им еще многое задолжало. К рулю управления государством примерялись настоящие «кидальщики», начиная с Павлова, а после него за это дело взялось более молодое поколение, настоящие акулы бизнеса.
Не отставала от них в Госавианадзоре и хозяйственная служба вместе с начальником Леонидом Боковым, который  предложил  раздеть в буквальном смысле слова членов комиссии, участвовавших в расследовании авиапроисшествий. В свое время постановлением Совмина СССР  работу расследователей авиационных происшествий приравняли к работе летчиков-испытателей, поэтому их экипировали в такую же спецодежду: от летных сапог на цигейке, унтов до кожаных курток на меху. Такая спецовка была очень удобна, как для работы на местах происшествия, так и для охоты. И Боков решил урвать свой кусок при дележе имущества Госавианадзора СССР, уговорив председателя подписать приказ, который предписывал  расследователям сдать спецодежду в хозяйственный отдел.
Лукин пытался оспорить решение хотя бы тем, что ранее на местах происшествия членам комиссии выдавалась эта одежда на время расследования, то есть  на месяц, а потом списывалась хозяйственниками авиаотрядов. Эту одежду можно было выкупить по остаточной стоимости, а по сути, почти новую, потому как сам и носил ее.  Здесь же прошел не один год носки спецодежды, да и ликвидируют их организацию, поэтому могли бы подарить на память или списать и продать им. Но хозяйственный отдел решил сам «наварить» на этом деле, и был непреклонен. Лукин не упирался бы, и так все отдал, кроме  летной куртки на цигейке. Он давно уже сшил себе с ателье кожаную куртку для охоты и под кожу поставил меха летной куртки, поэтому от нее остался темно-синий верх с меховым воротником и эмблемами желтого цвета на рукаве и спине «ВВС-СССР». Когда Боков в очередной раз достал его предложением сдачи куртки, он ему ответил:
– Я должен вам доложить, что мех на летной куртке моль сожрала.
– Тогда принесите то, что осталось.
На следующий день Лукин приволок плотный непромокаемый темно-синий верх куртки с черным воротником и выпоротыми меховыми внутренностями. Боков долго вертел ее в руках, потом предложил:
– Я в таком виде принять ее не могу. Вам придется написать объяснение по этому поводу.
– Ну, это легко, – и Лукин, взяв лист бумаги, изложил грустную историю, что после развода с женой ему пришлось снимать жилье, а в той квартире оказалась моль. Когда он обнаружил, то меха внутри куртки не осталось.
Он совсем не подумал, что Боков побежит к Председателю Госавианадзора жаловаться на него и демонстрировать его объяснение. Через десять минут Боков позвонил и сообщил, что его ждет Иван Ефремович. Лукин вошел к большому шефу, тот, поздоровавшись, поинтересовался.
– Что за моль такая у вас завелась, что куртку съела целиком? – спросил министр.
– Иван Ефремович, вот такая летает, сам боюсь, – Лукин показал руками моль размером с гуся и пригнул голову, изображая, как она летает над его головой.
Председатель невольно засмеялся и глухим басом вынес приговор остаткам куртки:
– Артист! Ладно, Лукин, идите, работайте. А вы, Боков, спишите куртку, как есть, – дал указание министр, не переставая покачивать головой и улыбаться.
Не прошла жалоба у хозяйственника, но то была последняя шутка Лукина в летной конторе. Отличная была работа, прекрасный коллектив, а его руководители – выше всех похвал. Никакого сравнения не могло быть с его коллегами по работе в милиции, совсем другой уровень культуры. Но, что поделаешь, Лукин был к ним откомандирован из МВД СССР, а теперь возвращался в кадры за штат в МВД России без должности, которую надо еще искать. И это после генеральской должности. Поневоле пропоешь: «То взлет, то….». Его  аэроплан по жизни высоко взлетел и, возможно, продолжил бы набирать высоту, но был сбит. Куда теперь Лукин спарашютирует? Он не обижался на судьбу. Лукин понимал, что сделал почти невозможное. После «залетов» в личной жизни с француженкой, когда «старшие братья» из КГБ  предложили милицейскому руководству уволить его на утро, и последующего развода с женой, которая была из семьи высокопоставленного партийного руководителя, Лукин прошагал до такой должности. Но, что поделаешь? В стране случился катаклизм, который напрямую коснулся и его. Что там впереди?
Лукин снова оказался на жизненном  перекрестке. Уже в который раз жизнь ставит его перед проблемой выбора, в какую сторону свернуть, и по какой дороге продолжить свой путь. В этот момент главное принять правильное решение и не проскочить свой поворот. Он давно признался самому себе, что последние годы жил не совсем так, как хотел, но сам сделал выбор своей дороги и к тому подвинули его обстоятельства, да и сожалеть не приходилось. Женился на дочери высокопоставленного партийного босса, и одной тайной причиной тому было желание отряхнуться от всех хвостов КГБ, из-за которых и профессию сменил, правда, с большим повышением по службе и попутно, чтобы осуществить свою детскую мечту стать летчиком. Им он не стал, но налетался на самолетах по расследованию авиационных катастроф на всю оставшуюся жизнь. А причина у тех обстоятельств была простая – роман с Лаурой. Теперь с развалом СССР все поэтапно возвращалось на свои круги,  и он вернулся на работу в Главное управление уголовного розыска страны.
За три года до того женился на Олесе и у них две дочери-красавицы. Он больше не задумывался о брачном союзе с француженкой Лаурой, но чисто теоретически возможно теперь их браку никто не стал бы препятствовать. Их роману было более пятнадцати лет, когда им было запрещено встречаться, а они жили вместе. Теперь им никто бы не мешал, но время сделало свое и остается только констатировать о возвращении благоприятных обстоятельств на круги своя. Правда, возврат был связан с развалом огромной страны и ликвидацией КГБ со всеми границами и «железными занавесами», но «она все-таки вертится!». «Двадцать лет спустя» могли встретиться лишь мушкетеры у Дюма для совершения новых подвигов, а у них с Лаурой за эти годы образовались семьи, да не один раз и на том точка. Ему не надо было искать дорогу к себе, так как она была ему известна, но поблуждать по жизни пришлось, и опять же он не был уверен, что все теперь будет гладко.
Рухнула страна со всеми ее семидесятилетними устоями и ничего хорошего он не ожидал, потому не радовался, что не стало КГБ и границ. Ему уже пришлось «подметать улицы», работая частным извозом на своем автомобиле, чтобы прокормить семью, потому что новый царь издал указ не платить зарплату, кто работал в министерствах СССР, а за работу с них спрашивал. Бывает опасно оставаться на жизненном перекрестке надолго, не зная, в какую сторону пойти. Шел, шел, и вдруг  пропадает ориентир. Пропало солнышко. Утром встал, а солнца нет, как в одном мультике, крокодил проглотил. Перестает радовать прошлое, не видишь себя в будущем и можно попасть в  депрессию. Но только не Лукин.
Непросто сделать выбор, когда все рушится в стране, и ты не знаешь, что будет завтра с тобой в том месте, которое ты выбрал, но дорога жизни представляет собой паутину развилок и надо шагать лишь по одной из них. Лучше, конечно, по известной тебе или проторенной, а Лукин долгие годы слыл одним из лучших столичных сыщиков уголовного розыска, потому не стал долго раздумывать, а решил вернуться к своей профессии. Лукину предлагались руководящие должности в Главных управлениях МВД по борьбе с организованной преступностью и по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, где трудились его коллеги, помнившие его нестандартные оперативные комбинации по изобличению преступников.Пока он пребывал на перепутье, сотрудник кадров Рябов предложил ему должность начальника отдела в особой инспекции по личному составу в МВД.
– Вот такая должность точно не для меня, я там работать не смогу,– сказал Лукин.
– И напрасно. С начальником инспекции мы уже переговорили, и он согласился на собеседование с вами. Ему нужен руководитель отдела с таким опытом работы. Тем более, что последние шесть лет вы находились в командировке от МВД в Совмин, поэтому вас и проверять не надо на «чистоту мундира».
– Я с вами полностью согласен, но мне эта служба не подходит по складу характера. Ведь я должен буду искать негативы в поведении сотрудников и участвовать в проверках по снятию с должностей руководителей, а это не по мне. Я лучше жуликов буду ловить.
– Вам же не вечно предлагают работать в инспекции. Поработаете немного, а оттуда можно перейти опять на генеральскую должность.
– О чем я и говорю. Напишу негативную справку о каком-нибудь генерале и займу его должность. А какими глазами я потом буду смотреть на личный состав? К тому же я сам всегда работаю «на грани фола», выражаясь футбольной терминологией. Так, что спасибо за предложение.
– Очень жаль. Тогда ищите себе должность сами.
Лукин понимал, что в ГУКе МВД нельзя отказываться от предложенных должностей, потому что больше предложений не будет, о чем кадровик сказал откровенно, да еще могут «козни» строить, когда сам найдешь себе должность. Так оно и получилось, когда он выбрал свою родную стихию – уголовный розыск. Пока кадровики тянули с оформлением документов о переводе, должность начальника отдела заняли, и ему предложили поработать старшим опером по особо важным делам, что было понижение с его предыдущей должности примерно на пять ступеней. Старший опер-важняк ГУУР МВД РФ приравнивался к должности первого зама областного УВД, но то было возвратом к тому, с чего он начинал в МВД шесть лет назад, когда ему предложили должность первого заместителя УВД Самаркандской области. Как хорошо, что он тогда наотрез отказался от того предложения. Где теперь Самарканд и весь Узбекистан? Федорчук многих сотрудников Центрального аппарата МВД СССР оставил без жилья и работы. Лукину предложили отдел по борьбе с разбоями и грабежами, которым руководил Алексей Плешков. Он знал его еще по работе в Московском уголовном розыске, что было немаловажно в настоящее время, когда так мало осталось знакомых в ближнем окружении. От прежнего Главного управления уголовного розыска МВД СССР в МВД России остались единицы, и среди них был генерал Дзиов, которому его представили.
– Проходи, проходи, – махнул рукой по-приятельски генерал и на «ты», – а я еще засомневался – ты ли это, когда мне представили твое личное дело. Все такой же орел, но я думал ты уже генерал. Ты ведь после Афгана пошел на повышение, а почему опять оперативником?
– Судьба играет человеком, – грустно улыбнулся Лукин.
– Не жалеешь, что не остался в «Кобальте» под моим руководством?
– Если бы только под Вашим руководством, но тогда было принято решение о переподчинении отряда КГБ, а я с ними не очень дружил, и  пришлось уйти, чтобы не дразнить КГБ. Вернулся я в уголовный розыск начальником.
– Да, о той службе до сих пор даже шепотом не говорят, – сказал первый командир отряда спецназа «Кобальт» генерал Дзиов.
– Так вы давно знакомы? – спросил Плешков.
– Да его надо представлять на заместителя Министра с должности руководителя Главка, а ты его опером со мной согласовываешь. Сколько же прошло с тех пор? – спросил генерал Лукина.
– Ровно двенадцать лет. Мы с вами встречались в феврале 1980 года перед Олимпиадой в кадрах на Огарева,6. Потом в Ташкенте и Термезе, а за речку в Мазари-Шариф мы самостоятельно ходили.
– Иди, работай, Виктор, а будут вопросы, заходи, – сказал генерал.
  Лукин разместился в кабинете напротив генерала и вспомнил те годы, когда окунулся с головой в оперативную работу по созданию агентурной сети в милиции Афганистана. В тюрьме  Мазари-Шариф их группа, состоящая в основном из сотрудников МВД Узбекистана, вербовала среди арестованных агентуру для заброски в банды моджахедов. Когда Лукин узнал, что их группа спецназа будет полностью передана в подчинение КГБ, то «по болезни» ретировался в Москву. Он не стал испытывать судьбу, когда чекисты могли задать вопрос, как столичный опер, который нелегально проживал с француженкой, попал в одно из самых секретный подразделений МВД. Лукин был чист и честен, но поводов у КГБ для подозрений было хоть отбавляй, потому он самостоятельно вышел из игры и никто не знал об истинных причинах вместе с генералом Дзиовым, его первым командиром.
Милицейского генерала Дзиова из Северной Осетии судьба не жаловала. Около десяти лет назад он  оказался негодным для руководства республики и, вопреки интересам дела, на пост министра внутренних дел Осетии вместо него был назначен человек со стороны. Его же отправили подальше, работать в посольстве Чехословакии.  Всегда при посольствах за рубежом существовала должность советника посла, которую занимал сотрудник КГБ, но недавно была введена такая же должность для представителя МВД СССР и в Чехословакии ее предложили Дзиову. Такие назначения случались даже в Политбюро КПСС, но тех назначали послами, отправив в «почетную ссылку». Лукина того хуже – хотели уволить, но он не сдался и «нырнул» под крыло Совмина СССР, где его не смогли «достать» недруги из КГБ. Об истинных причинах его командировки в Совмин знали единицы, а он никогда не хвастался «маленькой войной» со «старшими братьями» из КГБ.  В 1987 году, после возвращения на Родину, Дзиов был назначен заместителем начальника Главного управления уголовного розыска МВД СССР, а теперь его переместили на ту же должность в ГУУР МВД России.
 Лукина встретил генерал, умудренный жизненным опытом. Он был честным офицером с острым умом и душевной теплотой, который имел собственное мнение, отличное от мнения начальства. На мундире генерала красовалась орденская планка со многими правительственными наградами, в том числе орденами «Красной Звезды» и «Знак Почета». Лукин получил свои более десяти лет назад за поимку вооруженной банды, а орден «Дружбы народов» за Московский фестиваль молодежи. Ему поручили курировать Центральный округ России по раскрытию разбоев и грабежей. 
Однажды в кабинет к Лукину зашел начальник Главка Владимир Ильич Колесников. Увидев  на его столе кучу дел и материалов, поинтересовался их содержанием.
– Это по нераскрытым преступлениям, взятым на контроль руководством МВД, – ответил Лукин.
– А что за папка с буквой «Б»?
Она и в самом деле бросалась в глаза, потому как половину обложки папки занимала буква «Б» красного цвета.
– Это дела, которые поставлены на контроль по указанию руководства МВД, не прошедшие по сводкам МВД.  «Блатные» по телефону.
– И что, мои указания тоже  в этой папке?
– Так точно.
– Ну, ты даешь, – он повернулся и пошел к двери, ухмыляясь.
У Владимира Ильича было чувство юмора, и Лукин это давно приметил, потому он разговаривал с ним открыто, а начальник отдела, сопровождавший его, был сильно смущен поведением подчиненного. С Владимиром Ильичом приятно было работать, настоящий руководитель, и самое главное, что он был профессионалом. 
В Главном управлении за эти годы произошли большие изменения. Когда Лукин работал руководителем уголовного розыска «на земле», к нему приезжали «волкодавы» из ГУУР МВД СССР. Это были «волкодавы» не только по своему опыту и профессионализму, Лукин еще их так назывализ-за того, что их начальником был Волков Анатолий Иванович. В те времена Лукин мечтал работать в ГУУРе МВД СССР и раскрывать «особо запутанные» преступления. Значит, опять ему повезло с мечтой, но теперь в стране настали «лихие – 90-е»…
То были печально знаменитые времена, когда после развала СССР началась новая история России. Распалась огромная страна и вместе с ней канули в лету коммунистическая партия и ее секретари. Говорят, что теперь наступила демократия, с президентом и парламентом, Госдумой и волей народа. Запреты и цензура ушли в прошлое, теперь можно все, что не запрещено законом, многие из которых отменили. У народа голова пошла кругом, не понимая, что они вместе с Россией все глубже погружаются в хаос темноты и смуты. После советских рублей, когда за один доллар давали 60 копеек, народ считал свои доходы тысячами и миллионами, часто не понимая, в каком плачевном состоянии находится российская экономика. После падения «железного занавеса» народ осваивал новую для них профессию купцов-Иголкиных и подался «за бугор» закупать заморские товары, в основном в Китае. Многие в то смутное время воспользовались открытыми границами, чтобы навсегда уехать из летящей в пропасть страны. Однако Лукина теперь и это не радовало. Отменили статью 154 УК РСФСР по спекуляции, и каждый второй начинал заниматься  бизнесом, а по сути, купи подешевле, а продай подороже, так как в России ничего не производилось. Да и бизнес был настоящим «минным полем»: один неверный шаг и по тебе открыли огонь конкуренты или бандиты. А президент мог сдержать бандитские налеты лишь в родном Свердловске, куда направил армию оперативников из МВД России вместе с Лукиным и то на время их командировки. Но в основном он смешил  народ своим частым появлением на публике «под мухой», изображая из себя  эдакого «свой мужик» со стройки и подписывая «пьяные указы», которые подсовывали под такое настроение окружающие чиновники.
И в таком хаосе Лукину везло по жизни, недаром друзья называли его фартовым. В уголовном розыске, где он трудился третий десяток лет, брать взятки было неэтично. Именно неэтично, потому что клиентами оперативников были убийцы, разбойники, насильники и прочая публика, которая нарушала ту часть Уголовного кодекса, которая находилась за пределами понятия – взятка. Но Лукину подфартило и здесь: руководство ГУУРа направило его представителем службы уголовного розыска в комиссию по контролю доставки и распределения гуманитарной помощи. Комиссия состояла из представителей всех служб МВД России и располагалась на втором этаже старинного здания по Огарева,6. Он не был падким на взятки не только по этическим соображениям своей службы, а таким родился и так был воспитан, о чем знало его руководство, потому спокойно назначало на должности, где крутились большие криминальные деньги. Их комиссия занимала несколько кабинетов, куда сходились все сведения от таможенных органов о пересечении границы транспорта с гуманитарной помощью до места его оформления таможней назначения. После группы сопровождения докладывали о поступлении груза в складские помещения, где груз принимали коммерческие люди, которые его распределяли. Вот здесь и начинались чудеса. 
С гуманитарными поставками в России народилась новая бюрократия в аграрном комплексе. Зачем производить, можно взять на Западе бесплатно и распределить, в смысле продать. Платили только за транспортные расходы, а формальное таможенное оформление было бесплатным. Прибыль исчислялась в миллиардах долларов, потому здесь  прокручивались деньги «алюминиевых и нефтяных королей», которые на копейки не разменивались. И все было узаконено. Жулики устранили КГБ и загасили деятельность МВД СССР, а после написали законы под себя, что не надо воровать, а лишь распределять и перечислять прибыль. Иначе откуда было бы взяться сразу сотням миллиардеров, соревнующимся своим состоянием с западными бизнесменами, которые свое состояние сколачивали десятки лет? И первое, что попало Лукину на глаза, это президентский указ, в котором четко прописано, что коммерсантам, доставляющим гуманитарку в Россию, разрешается реализация части привезенной помощи на покрытие транспортных расходов. В слове часть умещалась львиная доля гуманитарки, если не вся.
Классический пример истории, когда на поле битвы после революции опять пришли мародеры, но в рамках указа, который никто не проверял, так как в распределении участвовали верхние эшелоны бюрократической властной верхушки, так называемые «неприкасаемые», а контролеры питались с ними из одной «кормушки». Как оказалось, помогать нуждающимся – дело не только и не столько благородное, сколько очень выгодное. По таким «законам» только ленивый не украдет, а данный указ скорее всего был подписан «по пьянке», либо за хорошие взятки, которые давали и знали за «что», так как они окупятся в несколько раз. От таких масштабов воровства ему не хотелось быть в одной упряжке с жульем, которые выдают малоимущим гражданам по килограмму крупы, макарон и литру рапсового масла, а саму помощь продают в магазинах для покрытия якобы транспортных расходов.
Из повторного рейда по Уралу возвратилась бригада сотрудников по борьбе с организованной преступностью МВД России, готовились к переезду в отдельное здание на Садово-Спасскую улицу. Лукин работал с ними в первой командировке, когда они наводили порядок по указанию президента России на его малой родине по Уралу. Потом Виктора отправили в комиссию по гуманитарке. К нему в кабинет зашел заместитель руководителя бригады Виктор Тикунов.
– Добрый день! Ну, как дела, супер-сыщик? Говорят, ты на складе гуманитарной помощи подъедаешься? Во время ты покинул нашу команду на Урале, – грустно улыбнулся он.
– Здравствуй, Виктор Александрович! На гуманитарке в бумагах утонул, а на складах другие кормятся. Мое дело только до склада их добро охранять. Неужели и вашим коллегам настучали по рукам за отличную работу по борьбе с организованной преступностью? – спросил Лукин.
– Теперь мне ясно, что ты был в курсе того, что нам настучат, как ты говоришь по рукам, поэтому вовремя получил премиальные  и сорвался с Урала.
– Такие вещи я знать не мог, но догадывался, что уральские жулики не позволят нам одержать верх, не смотря на указание президента. Надо учитывать, что он там родился и был руководителем Урала, а потому вокруг сватья, братья и друзья. Так, что случилось?
– Ты прав. Сначала все шло под аплодисменты удивленной публики, пока мы не задерживали «воров в законе» и втихую провоцировали «Синих» на «Центровых», а потом обе банды с  «Уралмашевцами». Когда пришло время решать вопрос с арестом некоторых бизнесменов и силовиков, то началось противостояние. У наших уральских коллег после самоубийства их шефа начали серьезные проверки. 
– Виктор Александрович, может, зайдем в буфет что-нибудь перекусим, – Лукин показал рукой на телефон и стены, что их могут слушать.
– И то правда. У нас на седьмом этаже стремно. Пошли в генеральский буфет на пятый.
– Давай по пиву и по сосискам с горошком, – предложил Лукин.
– Идет. Так вот, когда мы подготовили доказательства преступной деятельности некоторых бизнесменов и «воров в законе», то обратились к местным коллегам за помощью. Еще при тебе они отказались участвовать в аресте вора, который баллотировался в кресло губернатора города. Мы сами арестовали бизнесменов, которые торговали стратегическим сырьем, драгоценными металлами и камнями, а также «редкоземом» за бугор, а вместе с ними обрезали доход «крышам», которые состояли из наших местных коллег и бандитов. Доказательства были чистыми, хоть сразу бери и в суд, но следствие нашло у них массу фирм-однодневок, которые и осуществляли всю преступную деятельность. В тех фирмах, ты сам понимаешь, поговорить было не с кем. Короче, развалили адвокаты наши дела и на нас еще накатили. Наш руководитель уволился, и я себе место подыскал. Если у тебя возникнет желание, то могу взять с собой. Мне понравилась твоя профессиональная хватка.
– Виктор, я об этом пока не думал, но чем ты будешь заниматься?
– Безопасностью бизнеса. Это не охрана. У нас будут детективные агентства, где будут заниматься частной сыскной деятельностью и экономической безопасностью нашего холдинга, куда входит много солидных фирм. Работа будет интересной, и заработать можно будет прилично.
– Я не сомневаюсь, но мне хотелось бы еще поработать на государевой службе. Молодой еще.
– Понимаю, что у тебя недавно «обломилось» с получением генерала, и ты не хочешь пока рубить концы.
– Такое тоже присутствует, но больше всего мне трудно перестроиться на обслуживающий персонал для крутых бизнесменов, – сказал Лукин.
– Я бы тоже не пошел служить какому-нибудь одному барину, а у нас огромное агентство, поэтому мы с хозяевами не общаемся. Выполняем заказы и получаем хорошую зарплату. Они не знают нас, а мы их напрямую.
– Да, Виктор, в этом что-то есть и месторасположение у вас хорошее на Тверской. Мне до дома двором пройти. Соблазна много, но, спасибо, я пока тормозну.
– Ну, как знаешь. Если надумаешь, то милости просим. Или мало ли возникнут вопросы, которые ты не сможешь решить, то заходи, – сказал Тикунов.
– Вот за это спасибо. Вопросы возникают и часто у друзей, которые бизнесом занимаются, а к нашим коллегам официально обращаться не хотят.
– Видишь, как ты ловишь налету род наших занятий. Конечно, веди к нам своих коллег, глядишь, и ты у нас заработаешь. Давай пока в таком ключе поработаем. А мы-то думали передать тебе руководство детективным агентством, и занимался  бы ты своим любимым делом за приличную зарплату.
– Виктор, ты знаешь, я еще не успел перестроиться с «совковых» времен. Я раньше ловил жуликов с большим усердием, когда они обворовывали простого работягу. Он за всю трудовую деятельность смог купить жене пару колец, да ковер на стенку «Русская красавица», а  эти сволочи забирали одним махом. У частных детективов таких потерпевших не бывает, там господин бизнес командует.
– Ничего, я думаю, тебе скоро надоест романтика из СССР. Ты сейчас чем занимаешься в комиссии, если не секрет?
– Какой секрет? Меня назначили заместителем руководителя группы МВД по контролю прохождения гуманитарной помощи от границы до получателя.
– Э, брат, да ты оказался у руля этой воровской кормушки. Жаль, что ты с Урала уехал немного раньше, иначе многое мог услышать об операции по отмыванию денег под названием «Гуманитарка», – улыбнулся Тикунов.
– Я работаю у них недавно и думаю, что пора мне оттуда дергать. Не мое это, Виктор. Воруют миллиардами и все на полном законном основании. Как можно было издать указ президента о реализации через торговые сети части гуманитарной помощи для покрытия транспортных расходов по доставке грузов? Мне доложили в таможне, что доставка большого морского контейнера вместе с погрузкой и разгрузкой стоит не более штуки зелени, а продают гуманитарку для покрытия транспортных расходов на миллионы долларов.
– Ты прав, и скоро пойдешь на поправку от такой романтики. А ты знаешь, что бизнесмены Урала активно участвуют в операции по гуманитарке?
– Так, в общих чертах. Знаю, что они гонят на Запад стратегические металлы, «редкоземы», золото и камушки, – сказал Лукин.
–Вот именно, что в общих чертах. Все идет на Запад с занижением расценок от одной до двух тысяч раз и поэтому официально Россия получает копейки. Ты вдумайся, не на проценты занижают, а в тысячи раз. Все происходит под предлогом закупок продовольствия, но Запад так напуган голодной Россией с атомным оружием и танками, что продовольствие отгружает большей частью бесплатно.
– Какой же у них «навар» с такой операции?
– Подсчитать нетрудно, если бы все фиксировалось на границе. Вывозят титан и другие ценные металлы, как металлолом черного металла и за лицензию в Москве платят за него.
– Богатейшая у нас страна, что невозможно разворовать, но почему все достается лишь кучке жуликов, а не казне государственной, я уж не вспоминаю о народе. Контрабандой вывозят за границу стратегические металлы, «редкоземы», золото и камушки, не трогаю нефть и газ, хотя и там левого, сколько хочешь, а потом еще и бесплатную гуманитарную помощь продают народу. Сумасшедшие миллиарды зелени, и ты хотел их арестовать? – грустно улыбнулся Лукин.
– Потому и ухожу, а ты все знаешь и хочешь с ними работать?
– Немного огляжусь. История развивается по спирали. Три года назад, через сто лет после марксистского кружка Ленина в Питере, образовался неофициальный кружок молодых ученых-экономистов, лидером и одним из основателей которого стал, кто бы ты думал?
– Не знаю, но догадываюсь, что кто-то из нынешних жуликов.
– Правильно «Рыжий» Чубайс. Кружок был неофициальным, а значит подпольным, и потому КГБ регистрировало всех его участников.  В общем, команда собралась умных экономистов, но их энергию направить бы на развитие России, как они обещали, а не на ее разграбление. Можно смело назвать тот кружок «Тимур и его команда», только с противоположными задачами. В нем работали наш премьер Егор, Саша Шохин, Леша Кудрин, Миша Маневич, Кох, Петя Авен и многие другие. Все они были молоды и полны желания что-то совершить. Когда Петр «замахнулся на докторскую», то в соавторы будущей  докторской диссертации  он пригласил Березовского, а когда приоткрылся  «железный занавес» поехал в 1989 году работать научным сотрудником в венский Международный институт. Работая в Австрии, Авен числился советником МИД СССР. Видимо, тогда он приобрел связи среди израильских спецслужб. По мнению наших чекистов, члены кружка не могли сами решиться на резкие действия по развалу экономики России, чтобы прибрать все к своим рукам. Ими руководили спецслужбы Запада, а они ждали своего звездного часа. И он настал после ГКЧП в августе 1991 года.
– Ты считаешь, что эти события спровоцировали все те же забугорные спецслужбы?
– Судя по развитием тех событий, да. И потом не забывай стандартный  вопрос при расследовании события или преступления: кому это было выгодно? Вот тебе и все ответы на вопросы. Кто готовил эти события и провоцировал их наступление, заранее зная результат. «ЕБН» поручил Бурбулису подобрать кандидатуры для будущего правительства, и тот назвал Егора. Гайдар создал правительство из участников питерского кружка, в который уже входили и московские кружковцы. Петру Авену предложили пост председателя Комитета внешнеэкономических связей в ранге первого заместителя министра иностранных дел РСФСР. Но работа комитета была автономной и Авен, фактически, занял министерский пост. А уже в январе 1992 года возглавил вновь созданное Министерство внешних экономических связей РФ. Вот из него-то и посыпались все лицензии на отгрузку сырья за бугор, а Питеру за особые заслуги разрешили выдавать эти лицензии самостоятельно, хотя это никак не повлияло бы на жульнический аппетит участников этого процесса.
– Теперь мне понятно, откуда ноги растут. Эту команду просто так от кормушки не оттащишь.
– Кто-то совершил большую ошибку, поставив кружок целиком в Правительство. Уж лучше бы они организовали кружок вышивания или кройки и шитья. Пользы бы от них России больше было, – сказал Лукин.
– Вот они теперь и «вышивают» узоры на огромной территории России.
– Виктор Александрович, если посмотреть на эти события глубже, то станет совершенно ясно, что они происходят по давно написанному сценарию и свои роли артисты заучили. Нельзя так быстро и всесторонне воровать. Это можно сумочку вырвать у гражданки или шапку с головы пьяного мужика, а здесь, что ни удар по государственной казне, то великая прибыль и все им в карман. Такое можно сделать с помощью западных спецслужб, которые, кстати, уже тысячами исчисляются, как советники при правительстве молодых реформаторов и Госкомимуществе. Так что следующий их удар будет еще более серьезным. Они намыли себе миллиарды долларов, а теперь будут скупать Россию и Запад не хочет остаться в стороне.
– Да, Палыч, я тебе не завидую. Зная всю их кухню, ты еще оберегаешь гуманитарку. Ведь она целиком идет им на карман.
– Ну, об этом я узнал недавно, как начал заниматься гуманитаркой. До того она меня не щекотала. Напрасно назначили меня в их комиссию, но я что-нибудь придумаю, чтобы соскочить оттуда.
И такой случай вскоре представился Лукину. Руководитель группы Николай Иванович ушел в отпуск, оставив его старшим на «поле чудес», где закапывают золотые, как Буратино. В понедельник Лукин явился на доклад к куратору их комиссии Дзиову. Генерал вальяжно расположился в кресле и выслушал очередную информацию Лукина о контроле по прохождению гуманитарной помощи.
– Вы недавно работаете в комиссии, расскажите мне о своих впечатлениях на свежий глаз, – Борис Бесланович, как будто бы почувствовал, что Лукин что-то не договаривает.
    А, он понял, что более удобного случая не будет, чтобы отъехать от воровской темы под названием – гуманитарка, да и генерала он давно знал, как честного и принципиального. 
– Если честно, то под знаменами МВД России в гуманитарной помощи творятся безобразия. Воруют, товарищ генерал.
–  А куда же вы смотрите?
– Так они воруют согласно указу президента, списывая все на транспортные расходы. Ну, как можно было такой указ подписать? Сколько же выпить надо было?
– Я все понял. Хорошо, идите, работайте.
Но на следующий день отозвали из отпуска Николая Ивановича.
– Ты чего там такого доложил нашему куратору, что меня отозвали из отпуска и дали команду отправить тебя обратно в ГУУР, – спросил он.
– Я доложил правду, чтобы меня вернули в ГУУР.
– А, все-таки, что доложил-то? Чтобы не повториться. Меня могут отправить дальше, чем тебя.
– Да, про указ рассказал о списании  гуманитарки на транспортные расходы, который по пьянке подписали, чтобы безнаказанно воровать.
– Ну, ты, брат, даешь. Хорошо, что еще в ГУУР отправили обратно, а то могли и дальше.
– Николай Иванович, ну, не мое это поле деятельности.
– Понимаю. Ладно, иди, лови своих разбойников, если еще не надоело.
– До встречи, Николай Иванович.
Сам процесс приватизации был задуман на основе равноправия, но получилось, как всегда. «Все равны, но некоторые ровнее». И «Рыжий» продолжал чудить во власти. Вроде бы задумки были неплохими. Выдать каждому гражданину России ваучер, причем именной, чтобы обеспечить контроль за ваучерами со стороны граждан и государства. Каждый гражданин будет знать, что ему досталось при дележке из государственного имущества и как поступить со своей долей. Закон был принят Верховным Советом РФ, но потом депутаты разъехались на каникулы, а «Рыжий» «перетер» с Филатовым вопрос о созыве Президиума и сделали ваучер безымянным, простой бумажкой. То было началом новой операции по одурачиванию народа России. Депутатов уговорили после отпуска, и они утвердили уже безымянные ваучеры, став соучастниками грандиозного мошенничества  против населения России и превратив ваучеры в ничего не стоящую бумагу.
Среди народа росло недовольство. И было от чего. Приватизированные чеки сразу потеряли ценность, которую даже не успели и приобрести, поэтому скупились пачками и продавались, чуть ли не на вес. Цену им знали только те, кто на них приобретал предприятия и целые отрасли промышленности. Лукин с коллегами досадовал по этому поводу, что им кроме пистолета Макарова приватизировать нечего, да, и его не разрешают. А в остальном всем поровну, торгашам их же магазины, директорам – заводы, которые тут же обанкротили и сделали из завода рынок по продаже ширпотреба. Кто-то «по справедливости» получил алюминиевую промышленность или нефтеперерабатывающую, но некоторые, что пошустрей, нефтяные и газовые скважины, добычу золото и изумрудов.  Такими были новые законы, так как для государства все эти отрасли вместе с табаком и алкоголем стали якобы нерентабельными, так как не приносили уже доходов и их продали за копейки. Но как можно было это все разделить на всех? Да, никак, но все к этому шло…
   Накануне штурма Белого дома Лукин с семьей вернулся с отдыха в Анапе. Темная осенняя ночь с 3 на 4 октября 1993 года в Москве была напряженной. Движения по улицам столицы почти не было, и в тишине изредка слышались отдаленные хлопки выстрелов. Их-то Лукин ни с чем спутать не мог. Он вышел на балкон, достал из шкафа «заначку» – пачку сигарет «Мальборо» и закурил. Он курить давно бросил, но сигареты держал, потому что после выпивки все-таки тянуло покурить.
 «Сколько до Останкино по прямой, – прикинул он,– не более трех километров и ветер северный. Так, что это реальные выстрелы крупнокалиберного пулемета в районе Останкино. На улице не только машин, но и прохожих не видно».
Лукин с жадностью втянул из сигареты дым, как заядлый курильщик, у которого давно не было табачку.
«Что там говорил Бисмарк, если новые правители называли происшедшие события 1991 года революцией, а сегодняшние контрреволюцией, – Лукин наложил его высказывания на реальных лиц и события, – кто же из них был гением в подготовке революции? Никто, пожалуй, не тянул на эту роль. Возможно, все-таки он был и не в одном лице, да и не в СССР, а на Западе виде спецслужб, что похоже на реальность. На роль фаната потянет «ЕБН», да и вице-президент по кличке «Летчик» – чистый якобинец. А вот проходимцев за эти годы развелось столько, что по всему выходило, что не было никакой революции, а была борьба за власть и грабеж имущества государства Российского, которое создавалось и накапливалось всем народом. Разве не «Летчик» Руцкой перед развалом СССР сорвал попытку народных депутатов отстранить «ЕБН» от должности спикера, а затем поддержал его на президентских выборах и стал вице-президентом? А не Руслан Хасбулатов ли служил президенту с таким рвением, что тот навязал его депутатам в качестве своего преемника? И не с молчаливого ли согласия депутатов Верховного Совета «ЕБН» запретил деятельность КПСС? Они действовали последовательно и в полном согласии по сценарию Запада. Верховный совет одобрил проведение «шоковой терапии», а потом и уничтожение СССР, поднимая руки при голосовании за Беловежское соглашение».
Почему же соучастники в развале экономики и разграблении страны стали врагами?
Сомнений не было. «ЕБН» со своей командой «молодых реформаторов» заигрался с изданием многочисленных указов, что его противники увидели путь, как можно на полном законном основании отправить в отставку президента вместе с его командой, которая столько наворочала по обнищанию народа. Жизнь их развела по разные стороны баррикад. Бывшие соратники решили захватить власть с последующим перераспределением «прихватизированного» госимущества. В обоих президентах Лукин не видел сторонников интересов народа. А, зная расклад приватизации по Гайдару и Чубайсу, Лукин видел в конфликте какую-то «разборку», потому что «расписали» госимущество, а кому-то не «обломилось». Кому ничего не досталось от пирога, те встали за Руцким и Хасбулатовым, а кого «упаковали» нефтяными запасами, газом, алюминием и другими богатствами бывшего СССР, те защищают «отца родного – ЕБН». Только причем здесь армия и МВД? Забили бы еще одну «стрелку» и застрелились бы на ней. А им надо вовлечь сюда как можно больше народа. Кровь уже пролилась, и на том теперь не успокоятся, чтобы потом было в чем обвинить друг друга. Потому Лукин принял твердое решение не выступать ни на одной стороны, да и отпуск у него был еще десять дней.
– Ну, ты что решил? – поинтересовалась жена, видя его мрачный вид.
– Я остаюсь дома у телефона. Если позвонят, может, и передумаю, но пока я настроен на увольнение. Хватит в уголовном розыске заниматься политикой.
– Может, ты и прав. Решай сам, здесь я тебе не советчик. Просто я вижу, что ты переживаешь.
– Спасибо, Олеся. Укладывай детей спать. Утро вечера мудренее.
   Опять судьба поставила его на перекресток, как в 1991 году, но тогда легче было сделать выбор и дорог было больше. Здесь же, как в сказании, всего три варианта и два из них с припиской «убитому быть». Лукин был не из робкого десятка, но не видел смысла играть в героя, а кроме игры и провокаций он в той ситуации ничего не видел. Так зачем рисковать жизнью? Ведь в случае чего его дети никому будут не нужны. Даже выплата нищенских пособий в государстве под вопросом. Ведь эти «дяди» все расползутся по своим кабинетам и продолжат умножать свои богатства, а многие из кабинетов и выходить не будут. Третья дорога виделась ему самой верной – не вмешиваться в их «разборку». Но Лукин не исключал и варианта с участием по захвату Белого дома, поэтому его рука лежала на  телефонной трубке, готовая в секунду рвануть трубку к уху, но про него, видимо, забыли или, скорее всего, его начальник отдела Алексей не стал отрывать отца от двух малолетних детей. В последнем Лукин не сомневался и молча был ему благодарен. А добровольно идти на «разборку» ему не очень-то хотелось.
По телевидению шел прямой репортаж с исторического места, где проходила первая русская революция 1905 года, потом показали Тверскую площадь, где Гайдар орал до визга в голосе, призывая народ к защите, только непонятно чего и от кого. Правильно их назвал «Летчик» мальчиками в розовых штанишках. Обе противоборствующие стороны подогревались «добрыми дядями», которые подвозили водку, колбасу, хлеб, а заодно и порезанную арматуру, и булыжники, как орудие пролетариата. Народ шел к Белому дому, Останкино, на Смоленскую площадь, как мотыльки «на огонек». Здесь горели костры, наливали бесплатно водку. Они не понимали, что готовится большая беда, веря в мирный исход их выступления. Ходили же они на первомайскую демонстрацию, подубасились с омоновцами на Крымском мосту. Потом по-русски выпили по стакану водки и забыли все обиды и синяки.
Хотя там были дубинки и слезоточивый газ, да и лозунги у демонстрантов были вполне конкретные – «Правительство в отставку», «Ельцина на рельсы». Никто президента за язык не тянул, когда он обещал лечь на рельсы, если поднимут цены, и не выполнил. Так надо было вовремя объяснить народу, как недавно договорились с шахтерами, которые постучали касками на Горбатом мосту – колыбели первой революции, – требуя свое кровное, зарплату, чтобы накормить семьи, а потом так же тихо разъехались.
Лукин надел курточку попроще с кепкой, в которых ездил на дачу, и пошел через площадь Белорусского вокзала в сторону Красной Пресни. Ему хотелось еще раз убедиться, что он выбрал правильное решение. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, а телевидение и газеты иногда привирают. Его невозможно было сбить с толку средствами массовой информации, так как он знал гораздо больше, чем те вещали. Советская площадь со сторонниками Егора его явно не прельщала. Он уверенно шагал в сторону Белого дома по переулкам, не совсем понимая для чего это надо, ведь он и так знал полный расклад сил противоборствующих сторон.
Лукин вспомнил в связи с этими обстоятельствами президента Франции де Голля.  Вернее не его, а свою француженку Лауру. Он всегда вспоминал ее добрым словом. Она еще тогда говорила, предлагая Лукину руку и сердце вместе с Парижем, что в грядущих переменах России не будет счастья у народа, как и всегда было на Руси. Но он был непреклонен и предлагал ей тоже самое, но в Москве. Так они и прожили тринадцать лет со своими предложениями, не уступив друг другу, но сейчас Лукин не об этом. Лаура рассказывала в начале 70-х о событиях  десятилетней давности во Франции.  Стиль правления де Голля был таков, что он без колебаний шел на нарушение конституции. Причем в ситуациях, где не было такой необходимости, как у Ельцина. Так, в 1962 году генерал задумал изменить порядок выборов президента. Согласно конституции Франции, главу государства избирали 80 тысяч выборщиков. Де Голль же решил, что его должен избирать весь народ, но для любого изменения конституции требовались решение Национального собрания и Сената. Зная, что большинство депутатов отрицательно относятся к намеченной им реформе, де Голль сразу вынес ее на референдум. Поднялась буря протестов.  Де Голль  заявил, что интересы Франции превыше закона.  Национальное собрание  отклонило его реформу, отправив правительство в отставку. Тогда де Голль распустил Национальное собрание. Ситуация была очень похожая на ту, что сейчас сложилась в России.
Реформа де Голля получила одобрение народа на референдуме. Новый порядок избрания президента был установлен. Таков был де Голль. Он буквально проламывался сквозь сопротивление политиков, чиновников, депутатов, сквозь частокол мешающих ему законов, апеллируя  к народу.
Против Ельцина «мятеж» начался задолго до того, как президент вышел за рамки Конституции. Злобу и ненависть вызвала «шоковая терапия» молодых реформаторов.
В боковом кармане Лукина было удостоверение полковника милиции. Он взял его, чтобы пройти через милицейские патрули, мотивируя тем, что возвращается с работы домой. Но ни одного милиционера он так и не встретил. Пересек улицу Красная Пресня и мимо бань спустился под горочку к Белому дому. Уже стемнело, но в окнах Белого дома тускло пробивались огоньки в окнах. Электричество было отключено вместе с водой. Без света в потемках руководить государством еще можно было, а вот без воды и канализации, наверное, сложно. Какой же «Летчик» президент России, если не работают туалеты?
У Лукина мелькнула мысль, что его могут принять за разведчика перед штурмом, если мятежники знают, что утром его коллегам из ГУУРа поручен  штурм Белого дома. Лукин подошел к одной из групп защитников, которые собрались у костра, разливая водку по стаканам и смачно закусывая салом. Оружия у них не было. По воздуху доносился запах чеснока и репчатого лука, которые перебивали другие запахи. Компания была разная по возрасту. От тридцати до шестидесяти, а были и старше. Те, похоже, были фронтовиками, судя по терминам, что они употребляли в разговорах. Они оценивали дневную обстановку с демонстрацией, как провокационную со стороны ОМОНа, когда те загнали их «в котел», а потом давали легко взломать свою оборону, заманивая их двигаться  к Белому дому. Потом, как по команде, повсюду сняли оцепление и дали соединиться с защитниками Белого дома. Теперь, после ста граммов, они стали понимать, что это была провокация, чтобы заманить их к Белому дому. Они и не помышляли сюда идти, зная, что все оцеплено несколькими кордонами. «Маевщики» праздновали свою маленькую победу и верили в мирный исход противостояния, но понимали, что власти готовят какую-то пакость.
Лукин прошел дальше и около подъезда кивком головы поздоровался с Никулиным, помощником мятежного министра внутренних дел Дунаева. Было видно, что тот торопился, да и Лукин не очень лез к нему навстречу. Они давно знали друг друга по работе в министерстве. Да и еще раз Лукин убедился, что большинство защитников не верят в штурм, а когда он начнется, то разбегутся в разные стороны при первых выстрелах. А стрельба будет, в том Лукин был уверен. Обе стороны хотели крови, чтобы обвинить в кровожадности противника. И она пролилась, поэтому руки у ЕБН развязаны. Потому оставаться с мятежниками означало, что через десяток часов добровольно отправить себя в Лефортовский следственный изолятор, если повезет и останешься живым. Такая перспектива Лукина не устраивала и он, было, собрался повернуть в сторону дома, пока не перекрыли все подходы и отходы к Белому дому.
У другого костра сидели такие же ополченцы без оружия в надежде, что скоро два президента сядут за круглый стол и разберутся в своих делах. Лукин шел от костра к костру, восстанавливая события последних дней, пока он с семьей сутки качался в поезде из Анапы и около подъезда встретился со своим коллегой Александром Петровичем. Он по-прежнему работал в МУРе. Они шагнули навстречу друг другу, чтобы поздороваться и выяснить каким ветром их сюда занесло. Другого объяснения их встречи Лукин не видел. В суматохе было больше случайных людей, нежели по идейным соображениям.
– Здравствуй, Саша. Вот кого не ожидал здесь встретить, так это тебя, – сказал Лукин.
– Да, признаться и ты меня удивил. Ты с кем здесь?
– Можно сказать, ни с кем. Вышел из дома прогуляться перед сном. Шел, шел переулками по Красной Пресне мимо бань Рочдельских, помнишь? И, ты знаешь, никто не остановил. Даже противно. Не встретил ни одного сотрудника. Правда, я не искал с ними встречи, поэтому шел тихими переулочками.
– Я помню твое любимое выражение: «Ну да, вы здесь работаете, а я прогуляться вышел». Что опять прикалываешь с прогулкой?
– Нет, друг ты мой, на этот раз, правда. А, если честно, то хотел убедиться, что опять сделал правильный выбор в жизни.
– Да, я помню, как тебя в МУРе называли и хитрым лисом, и скользким, что ты из любой скандальной ситуации выходил победителем. Так на что теперь пал твой выбор и почему бы тебе не остаться с нами, коль уж пришел? Тебя здесь многие знают и примут с удовольствием. Твой знакомый Никулин все также ходит в помощниках у Дунаева. Теперь он наш министр внутренних дел.
– Я думаю до завтрашнего утра или до обеда, а с Никулиным мы поздоровались.
– Ты думаешь, будет штурм? Но реально в Москве нет воинских частей, а которые остались и не выехали на уборку картошки, то они разоружены своим же начальством еще полгода назад, – сказал Саша.
– Ты забыл про наших коллег из МВД, а они по численности уже давно превосходят армейские подразделения – полтора миллиона под ружьем с БТР, а может и танки есть. Что им противопоставит «Летчик»? Четыреста ополченцев, которые при виде спецназа растворятся в канализации под Белым домом.
–  Большинство наших надеются, что все разрешиться мирным путем и Борис уйдет добровольно в отставку.
– Оно, возможно, так и было бы, если ваши руководители не пребывали бы в эйфории и не стали бы захватывать мэрию и штурмовать Останкино. Пролилась кровь, что и хотели руководители с обеих сторон. И Борис мог бы уйти, но его теперь жульническое окружение не отпустит. Они столько накуролесили, что штурм будет неизбежно.
– Так, что бы тебе не остаться с нами?
– Саша, не хочу тебя агитировать, но на твоем месте я бы закончил сегодня митинговать. Слишком все серьезно, а, самое главное, я не вижу, кого здесь защищать в Белом доме.  Бросай ты это хлопотное дело, пойдем лучше посидим за бутылкой водки и «по-трезвому» все обсудим.
– С тобой с удовольствием, но бросить не могу. Со мной здесь друзья и коллеги. Некоторых я сбил с толку и привел сюда, а теперь бросить их не могу. Это предательство перед друзьями.
– Так забери их с собой.
– Легко тебе рассуждать. Ты вошел, как нож в масло и так же вышел. Правильно про тебя говорили в МУРе. А вот выпить нам не помешает. Я сейчас организую. Этого добра здесь хватает.
Они с Сашей вошли в подъезд Белого дома. Он что-то сказал вооруженным людям на входе и Лукина пропустили с ним в вестибюль. На первом этаже, на мраморном полу, расположился народ из «глубинки» России в сапогах и телогрейках вместе с казаками, потом  он увидел бравых баркашовцев. Рядом отдыхали полупьяные и небритые офицеры. Видок у всех был явно как у партизан времен войны.
   Минут через десять им передали пакет, в котором они обнаружили порезанные сало, колбасу и помидоры на пластиковых тарелках. Водка была импортная «Абсолют» и минералка.
– Неплохо живете, мятежники. Полный набор для настоящего мужчины.
– Это руководство живет неплохо, а многие сухари мочат в чае. Иначе не угрызешь. Подбросили армейские запасы. Говорят, пайки танкистов. Они, наверное, сухари гусеницами танков давят, а потом едят. Там в переулочках тихие дворики с лавочками и столами для игры в домино, можем там посидеть. Не холодно? В кабинет не приглашаю, там народ отдыхает.
– В тихом дворике правильно, чтобы свалить можно было бы по-тихому. Штурмовать, наверное, будут с парадного подъезда  с набережной, чтобы народ видел по телевидению.
– Ладно тебе издеваться. По нам утром будут стрелять, а тебе все шуточки.
– А ты наливай быстрей, может быть меня на серьезные мысли потянет.
    Они с Сашей сели за стол, отполированный доминушками, напротив друг друга, подняли по пол стакана водки и Лукин, глядя ему, открыто в глаза, пожелал от души остаться живым в утренней заварухе. Бутылка была литровой, но они особо не торопились ее прикончить.
– Ну, давай, победитель, за тебя. Будем живы, так раньше говорили к слову, а теперь это очень актуально, – сказал Лукин.
– Давай, Палыч, чтобы нам встретиться в скором времени среди наших товарищей, и чтобы все были живы.
Они вдруг посерьезнели и, нахмурившись, треснули по полстакана водки. К закуске даже не прикоснулись. Не до еды было. Виктор и Саша отлично понимали, что ситуация в стране стала неуправляемой и может развиваться по непредсказуемому варианту. Кто выйдет в этой ситуации победителем, не знал никто, но ясно было, что не народ.
– Александр, я тоже видел по телевизору вывод из Москвы в сторону области дивизии имени Дзержинского. Этих солдатиков переодели в милицейскую форму и вооружили дубинками, но, когда началась стрельба у Белого дома и в Останкино, то их повезли на грузовиках в Реутово, чтобы выдать автоматы и вернуть к Белому дому на БТРах. Сложилось у многих впечатление, что победа за твоими товарищами, но это не так. То один из элементов длительной провокации. Поверь, мне со стороны виднее. Насколько я знаю, сейчас идет притирка между армией, МВД и госбезопасностью, кто начнет штурм. На самом деле все выжидают, куда качнется чаша весов в противостоянии и не хотят остаться в дураках.
– Вот видишь. Все-таки есть равновесие сил между нами и президентской властью.
– Я думаю временно и только на сегодняшнюю ночь. У твоих сторонников нет реальной силы, да и за этими руководителями никто особо не пойдет. Да, что об этом молотить. Утро вечера мудренее. Только не будет твоим сторонникам никакой поддержки от силовиков. Многие из них обещали, поэтому «Летчик» надеется на них и хочет продержаться в Белом доме, ожидая помощи со стороны, но ее не будет. Среди силовиков есть ваши сторонники, но нет самоубийц. Поэтому мой тебе совет: если тебе сейчас неудобно покинуть грановитые палаты Белого дома из-за чувства товарищества, то сделай это вовремя завтра и вместе со своими товарищами. Что самое главное в нашем деле? Правильно – вовремя смыться.
– Ты все с шуточками, но я учту твое пожелание.
   Они допили водку и попрощались, обещая найти друг друга после этой заварухи. Лукин пришел к Белому дому из темноты и так же нырнул в темный переулок в сторону Красной Пресни. Вокруг стояла зловещая тишина, и ему захотелось поскорее скрыться за стенами своего дома. Вот уж поистине говорят, что затишье бывает перед бурей. Он понимал, что буря может разразиться такая, что стены своего дома не спасут. Однако не участвовать в драке ни с той, ни с другой стороны решилтвердо, и утвердился в этом решении еще раз после ночной вылазки.
По пути к дому Виктор еще раз прокрутил в памяти все предшествующие события последних суток. За это время он общался со многими участниками, но в обсуждения событийс ними не вступал, а больше слушал, чтобы сделать реальные выводы из происходящего. У него не было сомнений, что с обеих сторон противостояния вместе с действительными событиями на «уши народа вешается лапша», причем в огромных количествах.  Провокация была давно спланирована и готовилась с обеих сторон, потому никто из них не хотел уступать, засасывая в круговорот событий все больше участников.
Против политики Ельцина были многие, но они не пришли в Белый дом, так как Руцкой с Хасбулатовым. Нужен был другой лидер и это понимал президент, потому отдал команду жестоко подавить мятежников, утопить в крови, чтобы напугать всех, кто сомневался в прочности власти. К десяти часам утра танки выстроились на мосту напротив Белого дома и стреляли прямой наводкой по окнам шестого этажа. Расстрел продолжался около часа, и его, как шоу, показывали на весь мир, а народ собрался на этом же мосту и аплодировал каждому меткому выстрелу, попадавшему в окна здания. Всему миру показали, какие «клоуны» руководят страной и армией. В здании появились языки пламени от фугасов, и клубы черного дыма. Белый домгорел.
   На следующий день Лукин позвонил Александру, но его телефон молчал. Обзвонил его коллег и те сообщили по секрету, что Саша ранен в грудь и ему подпольно в госпитале сделали  хирургическую операцию. Жизнь его вне опасности.
«Вот бы они там с Александром встретились, наставив дула автоматов друг на друга, – подумал Лукин, – интересно было узнать, как бы они повели себя в такой ситуации?».
Но в реальности ее не могло быть, потому что Виктор предвидел  исход  этой провокации и не мог допустить своего участия в ней. Все можно было разрешить мирным путем или без применения танков. Снаряды, выпущенные по Белому дому, напугали народ, но не криминал…
Через неделю Лукин вышел из отпуска. Выпал первый снег, причем на месяц раньше, чем обычно, заметая следы недавних расстрелов в Москве. Накрыл все белым покрывалом, как будто бы ничего и не было. Только Белый дом стоял уже не белый, а черный от пожарища после обстрела из танков. Его вызвал начальник Главного управления Владимир Ильич.
– Тебя с нами не было 3 и 4 октября, а в Белом доме ты был? – спросил он напрямую.
Виктор был уже готов написать рапорт на увольнение, поэтому не стал «юлить».
– Меня не отзывали из отпуска, а в Белый дом я приходил ночью перед штурмом. Выпили с товарищем, но не смог уговорить уйти со мной, а сам не остался, потому что  их руководство никогда не нравилось, – сказал Лукин.
– И правильно сделал, – Ильич улыбнулся от его откровения, – тогда будешь расследовать  события Белого дома в составе следственной бригады Генеральной прокуратуры. Там командует мой заместитель Втюрин, и ты поступаешь в его распоряжение.
– Когда приступать?
– Прямо сейчас. Других дел нет после отпуска?
– Только текущие со спецаппаратом.
– Возьми его с собой, будешь несостоявшегося президента разрабатывать. Шучу. Они все в Лефортово, но чекистов опять расформировали по указанию Ельцина, поэтому оперативное сопровождение уголовного дела поручили уголовному розыску. Можете идти.
При расследовании уголовного дела Лукин узнал много тайного, и подтвердилось его предположение о провокации событий вокруг Белого дома, но как бы там ни было, а у власти появилась цель, – окончательно замести следы разгона  Советов и расстрела избранников народа из танковых пушек. Ельцин поручил новому председателю Госдумы Рыбкину подготовить документы по амнистии. Причем одним постановлением решили освободить всех по делу ГКЧП от 1991 года, а заодно команду Руцкого и Хасбулатова. Одновременно готовилось другое постановление Госдумы о роспуске парламентской комиссии по расследованию событий октября 1993 года в связи с амнистией. Нет уголовного дела, и нет никаких расследований. Не суждено было докопаться комиссии Госдумы до истины. Не будет незаконно арестованных и не будут изобличены виновники расстрела Белого дома и гибели народа, а, значит, не будет возмещения ущерба потерпевшим. Амнистия закрывает все проблемы для власти. Однако амнистии не было, если б уголовное дело имело судебную перспективу, но для власти стало непонятно, к чему привело бы расследование, и чья сторона конфликта пострадала бы больше: Руцкого или Ельцина.
  Прошел год и Лукину вновь предложили должность, от которой он был вынужден отказаться.
– Виктор, я слышал, что руководство главка решило сделать тебе предложение, – сказал его коллега Сергей.
– От которого я не смогу отказаться?
–  Вероятно так. Тебе хотят предложить должность начальника службы криминальной милиции МВД Чечни. Это первый заместитель министра и генеральская должность.
– Они, наверняка, знают мою позицию по Чечне, и, тем не менее, хотят предложить.
– Такая позиция у многих наших коллег, только ты всегда «рубишь по глазам».
– Нет, Серега, не всегда, а только тогда, когда мне самому выгодно. В Чечню я не собирался, а просто так уйти в отставку не хотелось. Коллеги могли обвинить в трусости, а уж ты то меня знаешь. В чем-то меня можно учить, но только не в этом, потому и озвучил свою позицию, как ты сказал «по глазам».
– Вот потому тебя и хотят предложить. Они же знают причину, почему два года назад ты «пролетел» мимо генеральских погон.
– Я все понял. Кто предложил мою кандидатуру?
– Генерал Втюрин.
– Да, он был у меня руководителем по расследованию событий в Белом доме. Серега, спасибо, я пошел к нему.
Втюрин встретил Лукина как всегда приветливо:
– Заходи. Какие проблемы?
– До меня дошли слухи, что хотят предложить мне высокую должность, но в Чечне.
– Да, начальника СКМ Чечни, но, думаю, что еще месяцев шесть временное правительство Чечни будет располагаться в Моздоке. Получишь там генерала. Как?
– Спасибо, товарищ генерал, но я уже высказал свое мнение на офицерском собрании, и не хотелось падать в глазах коллег.
– А, может, перевести тебя в штаб МВД? Их пока не собираются направлять в Чечню или в МУРе сейчас есть вакансия заместителя.
– Спасибо за заботу, но я принял решение, – Лукин заулыбался.
– Что, нашел денежное место?
– Никакого места я пока вообще не искал, как-то не думал об увольнении.
– Тем более. Ну, выступил, погорячился. Ведь, все на нервах, так чего же рубить все до конца.
– Так воспитали.
– Ладно, если передумаешь, то заходи.
Не хотелось Лукину передумывать, потому что он принял взвешенное решение, которое не перебило даже предложение о получении генеральских погон. Да, и что с них? Он всю службу ходит в штатской одежде, и никто не видит его наград и званий. Получи он эти погоны, сменил бы их на кителе и так же повесил бы в шкаф. Он отгонял от себя мысли тщеславия. Конечно же, хотелось быть генералом, но не таким способом. Лукин приступил к поиску новой деятельности для себя «на гражданке».
На работе его никто не «грузил», а командировки в Чечню шли по графику, который постоянно нарушали добровольцы. Они, на самом деле, выходили к руководству с предложением о направлении их в Чечню, поэтому вопрос об увольнении у Виктора не стоял так остро, и было время, чтобы подобрать себе работу «по душе». И вскоре он опять убедился своему фарту. Или есть на свете справедливость? Его бывший руководитель Виктор Павлович сделал ему неожиданное предложение новой деятельности.
– Я слышал, что на пенсию собрался? А, куда, если не секрет?
– Пока просто на пенсию, но куда, еще не решил.
– Я знаю в таможне руководителя кадров. Он как-то на координационном совещании попросил меня подобрать кандидатов к ним на работу из числа руководящих оперативных сотрудников, которые уходят в отставку. Если есть желание, то я позвоню. Съезди, поговори.
– Я об этом не думал, но предложение интересное. Можно и переговорить.
– Тогда я сейчас и позвоню.
Виктор Павлович набрал телефонный номер.
– Владимир Александрович, добрый день. Кадры МВД России побеспокоили. По вашей просьбе я подобрал оперативного сотрудника, который хочет у вас работать.
– Каков его статус? – переспросил Виктор Павлович, – в переводе на городскую должность, ну, это примерно первый заместитель начальника областного управления, да он совсем недавно был на должности начальника главного управления министерства, его представили к генералу, но это происходило во время развала СССР, поэтому ему не повезло, как и многим руководителям. Характеристика будет только положительной, да я его сам знаю более двадцати лет.
– Что? Тогда нет вопросов. Хорошо, он утром подъедет с кадровой справкой.
Виктор Павлович положил трубку телефона.
– Утром к десяти часам поедешь на Пречистенку, дом 9 к начальнику кадров Владимиру Александровичу Шамахову, скажешь от меня. Потом сообщи результаты.
– Конечно. Спасибо вам, Виктор Павлович.
– Будь здоров.
 Лукину было не в первой круто менять профессию, и он этого не боялся. Уж если справился в авиации, то почему бы не попробовать в таможне, тем более, ему, видимо, будут предлагать оперативную работу, после включения таможенных органов в оперативно-розыскную деятельность.
Утром он стоял перед сверкающей золотом вывеской «Государственный таможенный комитет РФ» на доме девять по Пречистенке. Владимир Александрович встретил его радушно, наверное, как все кадровики, или после звонка Виктора Павловича. Он прочитал его послужной список и не задал ни одного вопроса. Снял трубку и позвонил:
– Михаил Валентинович, он прибыл. Когда ему подойти на переговоры? Хорошо, он сейчас поднимется.
Положив трубку, предложил Лукину:
– Подойдете к Михаилу Валентиновичу Ванину, переговорите.
Михаил Валентинович в очках пробежался по его анкетным данным и тоже был немногословен:
– Вижу, что вы более двадцати лет на руководящей оперативной работе. Могу вам предложить должность заместителя по правоохранительной деятельности в Московскую таможню. Согласны?
– Да, конечно,– Лукин не ожидал такого повышения на пенсии.
Теперь уже ветеран Московского уголовного розыска Виктор Лукин ожидал приказа об увольнении на пенсию. Только недавно был одним из главных сыщиков страны и посвятил любимому делу двадцать пять лет, а теперь ему казалось, что он пришел на работу в уголовный розыск не так давно. Именно на работу, а не служить, потому что уголовный розыск всегда называли «рабочим классом» милиции. Можно было бы и больше, но не те времена настали в этой службе. Как говорится: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».
Возраст позволял ему продолжать службу еще пятнадцать лет. По этому поводу он даже шутил, что если бы не развалился СССР, то он стал бы в августе 1991 года генералом и тогда не смог бы уволиться в сорок пять лет. Положа руку на сердце, он был готов продолжить службу в уголовном розыске, не навесь руководство МВД на их структуру и на всю милицию в последние годы функции «политической полиции». Тернистым был путь создания ФСБ России после ликвидации КГБ СССР. На протяжении двух лет эту службу трясло, а, вернее, ее перетрясли, пока она не потеряла профессиональное ядро. МВД России было создано заблаговременно до развала СССР, поэтому и некоторые функции госбезопасности временно перешли к МВД. Правильно говорят: «Нет ничего более постоянного, чем временное». Так постепенно созданная в 1917 году рабоче-крестьянская милиция превращалась в «полицию», на которую возложили функции защиты государства. Несколько месяцев в 1991 году даже просуществовал указ о слиянии Министерства безопасности России с МВД, но это слияние так и осталось на бумаге. Двадцать пять лет назад Лукин принял эстафету у таких же, как теперь сам, ветеранов МУРа, которые в большинстве своем были фронтовиками и после победы пришли молодыми работать в Московский уголовный розыск и также отдали этой службе к его приходу двадцать пять лет.
Двадцать пять лет Лукина пролетели, как в многосерийном фильме за несколько вечеров у телевизора. Его характер формировался в жесткой борьбе с жуликами различных мастей, разбойниками и убийцами. Тогда молодую поросль сыщиков обучали сыскной работе «зубры» этого дела, да и в быту их окружали такие же люди с героическим прошлым.
На работу Лукин ходил еще ежедневно, но, скорее, по привычке и только утром. Узнав обстановку, он выходил в город по своим делам и так до следующего утра. Сотрудники МВД суетились в предновогодней подготовке и украшали вестибюль здания МВД России на Житной улице,16. В морозное утро Лукин встретился около лифта со своим бывшим начальником Главного управления уголовного розыска МВД России Владимиром Ильичом Колесниковым, который теперь был заместителем министра и курировал их службу с «колбасниками» из ГУБЭП.
– Здравия желаю, Владимир Ильич! – первым поздоровался Лукин.
– Здравствуй. Ты, говорят, рапорт написал на пенсию? Не поторопился? Или нашел место в банке и будешь работать за деньги? – Ильич был явно недоволен принятым им решением.
Многие сотрудники в сравнительно молодом возрасте уходили на пенсию, чтобы перейти в коммерческие структуры, в том числе и в банки, где хорошо оплачивались их услуги. По сути, они переходили на другую сторону баррикад, потому что ни один бизнесмен не будет платить хорошие деньги просто так.
– Да, Владимир Ильич, рапорт на пенсию я написал, но работать буду на таможне по борьбе с контрабандой.
– Поздравляю. Желаю успеха на новом месте, – Ильич с улыбкой протянул Лукину свою широкую ладонь руки.
Она у него под стать его фигуре. Ильич был немного выше и шире Лукина. Колесников знал причину ухода Лукина из МВД. Он не скрывал ее и об этом громогласно заявил на офицерском собрании ГУУРа, коснувшись истинных причин войны в Чечне, от которых попахивало «тухлятинкой». Владимир Ильич, конечно, знал обстановку на Северном Кавказе гораздо лучше, так как ранее жил и работал в Абхазии, а последние годы руководил уголовным розыском в Ростовской области.
    У Лукина не было сомнений, что он справится с работой в таможне, но как встретят его люди в зеленых погонах?







                «Нож в спину»

               


Время бежит неумолимо и прошло десять лет, как они расстались с Лаурой. Во время первого отпуска на таможне руководство неожиданно предложило Лукину поехать в необычную страну Швейцарию, да еще с женой. И группа туристов была не совсем обычная, а состояла из руководителей президентской академии и его администрации, а жен им на хвост, чтобы не очень баловались за бугром. Лукин нигде не бывал, кроме пляжа в Турции. Правда, была еще секретная командировки в Польшу в конце шестидесятых, а тут за короткий срок можно побывать, не пересекая границ, в Германии, Италии и Франции. За проезд и проживание в гостиницах с завтраком они платили какие-то копейки, потому можно было оторваться в ресторанах по полной, но уже за свои кровные.
Последние годы Лукину везло с назначениями на должности. Руководство доверяло ему такие места, на которых его предшественники, проработав не более года, обеспечивали себе до конца жизни отдых на Канарах, но были случаи, что некоторые из них до сих пор парятся на нарах. Лукин же давно выбрал для себя честную и непримиримую борьбу с контрабандистами на таможне и потому ни один вариант не рассматривал в отношении себя, но как в народе говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». И ударила пословица по Лукину в самое сердце – он был назначен начальником Московской таможни, на которой оформляли автомобили, прибывшие из-за границы. Годами на таможне выстраивались очереди на растаможку и гребли на этом колоссальные деньги, а Лукин ликвидировал очереди и построил контрабандистов по перегону иномарок. Руководство таможенного комитета увидело в нем честного и принципиального руководителя и направило Лукина на повышение в Центральную акцизную таможню России, где сплелись интересы всех силовых структур, крышующих самых крутых контрабандистов в России.
Всего в стране было двенадцать самых крупных таможенных олигархов и надо было так случиться, что все они собрались на «акцизке». Но Лукин не спасовал перед ними и пытался направить их деятельность в рамки закона на благо России. Однако у самых крупных контрабандистов и «крыши» соответствующие, в званиях не ниже генерал-полковников с должностями первых заместителей Генерального прокурора России и таможенного комитета. В МВД и ФСБ у них тоже были свои люди, но на уровне генерал-майоров.
И такой ресурс они обрушили на Лукина. Застрелить его не позволяло их положение, а Лукин уже озвучил их взаимоотношения, потому для него оставался один вариант – тюрьма. Уголовное дело возбудили по пять страшным статьям УК РФ, и утвердил постановление первый заместитель Генерального прокурора России. Но, слава Богу, готовили тот процесс бездари и двоечники, которые выдумали события уголовного дела от начала до конца и даже не удосужились проверить, где в тот период находился Лукин. А он во время придуманных сотрудниками ОБЭП МВД России событий отдыхал с семьей на пляже в Турции, и тому было десятки свидетелей. Лукина охватила обида, что его, борца с контрабандистами, хотели смешать с уголовниками, с которыми он все жизнь боролся. И кто? «Нож в спину» пришелся от своих, хотя Лукин всегда шутил, что все свои сидят в Бутырке. И по ту сторону баррикад оказалось его высокое руководство, но он не пошел по простому пути. Чтобы доказать свою невиновность ему стоило лишь привести доказательства своего отсутствия в то время в России.
Лукин объявил им настоящую войну и возбудил против контрабандистов десятки уголовных дел с арестом счетов  в банках, а на них лежали деньги генералов за крышевание. Ему никто не помогал, но подставили плечо сотрудники ФСБ и друзья из МВД и прокуратуры. Не все в стране были жуликами, и этого было вполне достаточно, чтобы раскатать этих поддонков в погонах. Но до победы было еще далеко, а пока руководство, скорее, в качестве компенсации морального вреда, отправляло его в центр Европы.
Конечно же, лучше побывать там, во Франции, а, вернее, в Париже, но он не видел уже в этом смысла. Ему больше всего хотелось побывать именно там, но он не мог нарушить душевное спокойствие Олеси. Как только они познакомились,  ей сообщили «друзья-доброжелатели» о его бурном романе с француженкой. Виктор тогда заверил ее, что там все закончено, и он не обманывал. В этом плане у него была четкая жизненная позиция. Он ничего не делал наполовину. Если любил, так «на полную катушку», что другие завидовали. А если уходил, то «уходя, уходил» раз и навсегда. Он даже в таком положении, когда против него возбуждено уголовное дело, не рассматривал варианта затеряться где-нибудь в Париже. Да и Лаура покатывалась бы со смеху от финала его карьеры и честной службы Родине. Уж лучше было руководить ее рестораном или работать таксистом в Париже, нежели в России ходить под тюрьмой, защищая свою честь и доказывая, что тебя заказали контрабандисты твоим же генералам. Наверное, враги желали, чтобы у него нервы сдали, и он остался в поездке за границей, меньше было бы мороки с ним. И дело уголовное было возбуждено первым заместителем Генерального прокурора России, в расчете напугать его. Но Лукин не сломался и настроился на войну с ними, чего они никак не ожидали. Ему уже было весело, что его не вызывают на допрос, а предлагают погулять в Европе, где Лукина больше всего интересовала Германия и конкретно Гамбург. Именно там находились доказательства преступной деятельности контрабандистов, и при случае он планировал мотнуться к своим немецким коллегам.
Перед поездкой в Швейцарию он знал, что будет в Женеве, а оттуда три часы на скоростном поезде и ты в Париже. На всякий случай он выяснял в Москве у друзей Лауры ее новый телефон и парижский адрес. Она снова вышла замуж и, вероятно, счастлива. У нее второй брак, впрочем, как и у него. У нее двое сыновей, у него две дочери, в чем они почти сравнялись. Ему уже под пятьдесят, а ей, наверное, все так же тридцать, как и было при последней их встрече. Вряд ли годы тронули ее внешность. Она всегда выглядела настолько шикарно, что даже женщины оборачивались ей вслед, пытаясь разглядеть ее внешность или французские «шмотки». Ну, мужикам, что были с ней рядом, он никогда не завидовал. Надо было всегда быть «вооруженным и очень опасным» для окружающих, чтобы они не проявляли к Лауре излишнего любопытства. Правда, она и сама четко «отшивала» такие попытки. Но то было тогда. А теперь – вот он рядом, дневной поезд до Парижа, но он уже не так «щекотит». Можно было бы позвонить ей, и она точно бы приехала сама в Женеву. Она всегда была «баламуткой», впрочем, как и он. Но в чем смысл их встречи? Пощипать нервы? Погонять адреналин воспоминаниями? Если раньше он шептал ей на ушко «мон амур..., мон амур», то теперь все уложиться во фразах «Коман ва тю?» или «Коман сова?», от которых она, наверняка, грохнет со смеху.
Его французский за эти десятилетия дальше не продвинулся ни на шаг. Раньше не было смысла его изучать, так как она отлично говорила на русском, а теперь и подавно ни к чему. Она, наверняка, поддержала бы его и тоже спросила: «Как дела? Как дети?», и все закончилось бы чашкой кофе в каком-нибудь бистро. Раньше он тоже спрашивал ее «Коман сова?», и она отвечала: «Без тебя – сова па», что означало «плохи дела».
Последний раз он слышал от нее эту фразу десять лет назад, и уже тогда их встреча проходила не с тем трепетом, что был раньше, но все-таки он был. Было у них в той встрече несколько счастливых дней, когда кроме нее никого рядом не существовало. Он под благовидным предлогом ушел из дома и у них появился кусочек маленького счастья, которого они не добрали раньше. У них были семьи, но они все-таки решились на разводы, чтобы быть вместе. Однако им предстояло пережить очередную  разлуку, так как пока еще существовал «железный занавес» в СССР, и опять их решение быть вместе оказалось мечтой.  Теперь все было для них гораздо сложнее, так как он был женат во второй раз и по-настоящему. Он любит жену и своих дочек, да и Лаура снова вышла замуж.
«Вот тебе и уходя, уходи» – сам себе улыбнулся Лукин.
 Если он по-прежнему ищет смысл в их встрече, то в их бурном романе стоит точка, правда, не такая, как во многих подобных романах у классиков, когда много-много писем, записочек, а в конце два выстрела. С этого круговорота он «соскочил» и теперь живет без любовных потрясений. Пребывание в Женеве и французская речь окунула Лукина на время в прекрасные воспоминания несостоявшегося счастливого конца той истории любви, похожей на сказочную.
Он решил «подсластить» не совсем радостные воспоминания и пригласил Олесю в шоколадное кафе, где французы отказывались понимать, что такое кофе с молоком и шоколад. Конечно, их немецкий и английский,а, тем более, русский язык им не нравился, но кофе, молоко и шоколад, наверное, на всех языках мира звучат примерно одинаково. Лукин был готов заподозрить французов в излишнем национализме, которые их не хотели обслуживать, по причине незнания французского языка. У него была приличная пачка швейцарских франков, и ему плевать на их нежелание обслуживать. Его недовольство они расценили по-своему.
– Мафия ля рюс? Михась? – спросила барменша.
– Уи, уи мафия. Михась мон ами, – выпалил Лукин и скрепил жестами, отчего официантка быстро зашустрила и принесла кофе с молоком, горячий шоколад и по пятьдесят грамм абрикосового ликера.
Понимает она русских, а захотелось немного поддержать марку французов в Швейцарии. Лукин в общениях с французами оценивал, как бы он выглядел в Париже, если бы женился на Лауре и переехал туда жить. Она сделала последнюю попытку десять лет назад, когда заявила, что приехала в Москву за ним. Никто бы не позволил сотруднику МВД СССР Лукину даже встречаться с Лаурой и ему после ее отъезда в Париж показали во всей красе, что с ним будет, если их роман продолжится. Теперь он сам видел, что во Франции он имел бы статус местного алжирца или негра в США. И то было серьезным основанием несостоявшейся семьи с Лаурой в Париже. Он ей предлагал пройти семь кругов ада и остаться в СССР, но она не понимала его юмора. Уютный и красивый город Женева на берегу крупнейшего альпийского озера – столица французского кантона, но не Париж…
В Москве осень выдалась сухой и жаркой. Кто-то говорил, что началось бабье лето, но другие утверждали, что лето еще не наступало, а просто стоит хорошая погода. Золотая осень еще впереди, а пока желтизна лишь слегка тронула траву и листья деревьев со всеми оттенками золота. Особенно это удалось клену, который перемешал свои золотые листья вместе с зелеными. 
Государственный таможенный комитет переселили в ансамбль зданий, ранее принадлежавших Суворовскому училищу, а напротив возвышалась церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Филях. Она была построена князем Нарышкиным,братом царицы Петра I Натальи Кирилловны.Царь Петр I и сам часто здесь бывал. Устояла церковь в смутные для России времена, не попав под снос. Народные комиссары признали здание всемирно известным памятником русского зодчества с исключительным внутренним убранством. Что там осталось от того исключительного убранства? Все растащили в лихие годы. По краю огромной усадьбы церкви на берегу Москвы-реки была организована автомобильная площадка, которую в основном использовали чиновники Таможенного комитета. Там же пристроил свой «пассат» и Лукин.
– Палыч, наши сотрудники едут в Германию для встречи с представителями немецкой таможенной полиции по вопросам борьбы с отмыванием «грязных» денег. Может быть, тебя включить в состав группы? – спросил начальник Главного управления по борьбе с контрабандой генерал Кротов.
Лукин только сегодня вернулся из Швейцарии, откуда мечтал сорваться в Германию, но наглеть не стал, да и немцы могли не понять его вольностей, хоть и с Шенгенской визой. И вдруг поездка на встречу с немецкими коллегами, которые хранили доказательства преступной деятельности на врагов Лукина.
– Вопрос очень интересный. Я бы поехал, – с замиранием сердца сказал Лукин.
– Вот и хорошо. Визу в МИДе сделают быстро. Завтра подъедешь на Смоленку, сдашь синий паспорт на визу.
– Спасибо, Анатолий Владимирович.
– Съезди, пообщайся с немецким народом. Остынь немного.
– Да, я вроде бы и так тихий.
– Вот и хорошо, – Кротов пожал ему руку на выходе из кабинета.
Они понимали друг друга с полуслова, и генерал одобрял войну Лукина с контрабандистами. Лукин приехал в таможню, бросил «побритое» от доказательств тощее уголовное дело по контрабанде на стол и вновь полистал. Было ясно, что пока он осматривал достопримечательности Швейцарии, враги не спали и вытащили некоторые документы из дела, но они не знали, что Лукин перед отъездом предвидел их ход и снял копию дела со всеми документами, а ценные из них заменил копиями. Так что их операция сработала впустую, а ему не составит труда выявить сотрудников, которые им помогали.
Лукин умел быстро переключаться от суеты рабочих дел к обычной жизни среди друзей. Вечером перед вылетом в Германию они с женой провели вечеринку в гостях у Анатолия и Надежды Прохоровых. Выпили по бокалу шампанского, не хотелось нагружать себя крепкими напитками перед вылетом. В Германии предстояли застолья с немецкими коллегами, иначе, зачем он взял с собой около двадцати литров водки в сувенирных упаковках. Лукин ни разу не был на таких мероприятиях, но знал точно, что пригодится такое количество водки для добывания доказательств против своих врагов.
Лукин улучил момент, когда Олеся мило беседовала с Прохой, и заглянул к Надежде на кухню, когда она была доставала очередное блюдо из духовки. Она больше времени проводила на кухне, нежели с компанией и любой праздничный стол Надежды мало чем отличался от свадебного.
– Надя, давно ли ты общалась с французской подругой? – поинтересовался Лукин.
Она испытывающе взглянула на Виктора, решая про себя, как ответить на его вопрос. Надежда знала его, как облупленного и они много лет не говорили с ней о Лауре, потому сейчас он спросил не просто так. 
– Честно говоря, уже думала, что больше не позвонит, а у меня не было ее телефона и адреса в Париже, но вдруг недели две назад звонок межгорода, – после короткой паузы сообщила она, – снимаю трубку, а там Лариса или, как ее, Лаура. Все такая же хохотушка. Спросила, как дела. Вижу ли я кого из друзей. Ну, ясно, кого она имела в виду. Я ей все выложила без утайки про тебя. Да, она и сама знает, что у тебя две дочери, что ты работу сменил. Ты что с ней общаешься?
– Нет, Надя. Десять лет ни здравствуй, ни до свидания, как отрезало, а вот ее звонок опять неспроста получается. Столько времени прошло? Десять лет после последней встречи и надо же такое. Все не просто так, что-то там есть, – Лукин задумчиво посмотрел на небо.
Он понял, что Лаура через кого-то другого узнавала о нем, а значит, не забыла его. Да разве такое забудешь. У Лукина нигде ничего не екнуло, но стало приятно от слов Надежды.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Надежда.
– Помнишь, как мы с ней завалились к вам в гости десять лет назад в Новосельцево? –  спросил Виктор.
– Еще бы. Хоть предупредил бы, а то меня тогда чуть «Кондратий не хватил».  Я как увидела ваши сияющие личики, так и села. Вы как будто и не расставались, – улыбнулась Надежда.
– Не мог я тогда предупредить. Мы сами случайно встретились. Ну, не совсем случайно. Она тогда прилетела в Самарканд, погостить к матери и внука маленького Виктора ей привезла на каникулы, а в Москве была проездом и бросила мне в почтовый ящик открытку, – Лукин сделал паузу и задумался.
– Ну, и что?
– А вот что. Я давно перед этим не был в Самарканде, а тут вдруг потянуло в те места. Я перед ее приездом был на рыбалке с друзьями под Астраханью. Сначала совершенно случайно в той глуши раздобыл несколько коробок французского шампанского «Вдова Клико», а утром уже катил по шоссе в сторону парома через Каспий в Туркмению. Захотелось пообщаться с друзьями узбеками в Самарканде, а проще говоря, потянуло вдруг в те места, где мы были с Лауренцией беззаботными от надзора спецслужб и счастливы, – сказал Лукин.
– Ты нам об этом не рассказывал, – удивилась Надежда.
– Я еще много чего не рассказывал, потому что было нельзя. Когда вернулся из Самарканда домой, то обнаружил в почтовом ящике открытку без подписи и штемпелей. Значит, она заходила ко мне домой. В открытке она сообщила, что вылетела в Самарканд и скоро вернется в Москву. Хотела бы встретиться. Получалось, что мы с ней разминулись на один день. Она вылетела в Самарканд, а я только что оттуда приехал домой.
– И вы с ней ни разу не общались за эти годы?  – переспросила Надежда.
– Клянусь тебе, нет. Иначе бы мы встретились в Самарканде и застряли бы там надолго. В тот же день она вернулась в Москву. Ей сообщила Наташа из ОВИРа Самарканда, что я уехал перед ее прилетом. При встрече я спросил ее, как дела и она ответила просто, что уже лучше, когда увидела меня, а еще сказала, что приехала за мной. Она подарила мне фотографию, где они с сыном Виктором на лавочке, что на площади Регистан. Я  обомлел от такого совпадения и протянул ей свое фото, где я стоял рядом с этой лавочкой, но днем раньше, такие даты стояли на обороте фотографий, – рассказал Лукин.
– Надо же. Тогда ты прав, что-то там есть.
– Вот и я говорю. И теперь ее звонок неспроста. Она звонила в тот день, когда я  был в Швейцарии. Это в двух часах езды на паровозе– от Женевы до Парижа. Днем я прогуливался по вокзалу и разглядывал тот беленький скоростной поезд. И виза шенгенская мне позволяла легко добраться до Парижа. С женой бы ее познакомил, – улыбнулся Виктор.
Он понимал, что уже невозможно ничего вернуть. Что не получилось в молодые годы, то ни к чему смешить людей в зрелом возрасте.
– Совсем с ума сошел. Тебе мало было неприятностей тогда, десять лет назад, – Надежда ткнула его кулачком в плечо.
– Ну почему неприятностей? Я бы так не сказал. После той шумихи в спецслужбах я легко развелся, а потом встретил Олесю и женился. Теперь у нас  две дочери, а ты говоришь, неприятности. А если бы и поехал сейчас в Париж, то с женой. Там встретились бы «случайно» семьями. Ну, скажем, в ее ресторанчике. Зашли перекусить, а там она. Привет-здорово, как дела? Олеся уже привыкла, что у меня во многих городах друзья, так почему они не могут быть в Париже? – засмеялся Виктор.
– Ты бандит. Я твой намек поняла. Ты летишь в Германию, а самуточняешь ее телефон. Что ты хочешь? – Надежда засомневалась в его словах.
– Во-первых, Германия большая, а я буду на границе с Бельгией – три часа до Парижа. Я не думаю, что там окажусь, но, может, просто позвоню. Отвечаю, что у нас уже десятилетиями дружеские отношения и что с того, если я ей позвоню, – уговаривал Надежду Виктор, а может и самого себя.
– Я уже и не помню, где искать ее телефон, – начала колебаться Надежда.
– Надя, я, конечно, могу и сам его узнать, но при этом «засвечусь» в иностранной контрразведке, а мне бы не хотелось. Если встреча будет, то в теплой дружеской обстановке, не высвечивая друг друга. К примеру, как Штирлиц встречался в кафе со своей женой из России. Помнишь «Семнадцать мгновений весны», музыка Бетховена или кого там и одни взгляды за  столиками в разных углах кафе? Выпили по чашке кофе и разошлись.
– Вот врет и не смеется. Штирлиц нашелся, – засмеялась Надежда.
– А тебе искать телефон не нужно. Он у тебя в записной книжке. Я еще не знаю ни одного бухгалтера, чтобы у него было что-нибудь разбросано и надо было искать по углам, – улыбнулся Виктор.
– Ну, хорошо. Сейчас перепишу. Адрес тоже?
– На всякий случай, если не дозвонюсь.
– Все с тобой ясно, а в парижском кафе вы окажетесь за одним столиком, – засмеялась она.
Надежда покачала головой и принесла записку, несколько раз сложенную.
– Меня удивил твой рассказ о  Самарканде, когда вы с ней разминулись за четыре тысячи километров от дома. Неужели так бывает, но вот ее звонок, когда ты был на границе с Францией, меня убил. Я поняла, что такое бывает, но только у вас с ней, – сказала Надежда.
– Такое было, но прошло две недели назад, – улыбнулся Виктор.
– Прошло ли? Смотри там у меня, – она с улыбкой пригрозила ему пальчиком.
Лукин и сам не знал, воспользуется ли он ее записочкой, несколько раз сложенной, как в детстве складывали фантики от конфет. Он прошел точку возврата, после которой не остается ни единого шанса вернуться к той жизни. Десять лет назад во время их последней встречи, когда она приезжала за ним, еще можно было все бросить и решиться на тот шаг, но вовремя понял, что за этим шагом пропасть. Лукин был уверен, что можно было сделать и быть вместе двадцать пять лет назад, когда они этого хотели, но многие обстоятельства были против их брачного союза. Они любили друг друга и были свободны от каких-либо обязательств, кроме государственных границ, различных образов жизни их стран и «железного занавеса». Теперь у них новые семьи, а у него и другая любовь. Вот потому он и сомневался, состоится ли их встреча вскоре. Такие же мысли его одолевали в Женеве, а теперь перед вылетом в Германию.
Рано утром Лукин добрался до аэропорта «Шереметьево», где встретился с таможенниками своей группы.
– Все в сборе? Соберите документы в одни руки и вещи сложите в одно место. Сейчас придут наши коллеги и сделают нам совсем зеленый коридор, – предложил Михаил Воробьев, бывший таможенник этого аэропорта.
Пришли молодые сотрудники, подхватили их сумки, в двух из которых, заметно более тяжелых, перевозилось по коробке водки. Вылетающим предложили отдохнуть в кафе, а через некоторое время пригласили на посадку в самолет, где им раздали паспорта с отметками и билеты. Их вещи уже были на борту, в отсеке при входе. Таможенники и погранцы носили зеленые погоны одинакового цвета и, возможно, поэтому относились к своим коллегам с уважением, чтобы не подвергать их «фейсконтролю».
Трехчасовой перелет прошел за просмотром фильмов незаметно. Самолет приземлился во Франкфурте-на-Майне. Моросил мелкий дождь. Гостей встретил начальник местной таможенной полиции Клаус, который отдал распоряжение своим сотрудникам, чтобы багаж переместился в микроавтобус, пока они пили кофе в его кабинете. Опять собрали документы в кучу и немецкие коллеги сделали отметки в паспортах. Оказывается, пунктуальные законники немцы тоже научились уважать своих коллег. Никто не стал блистать своими знаниями немецкого языка, и общались с коллегами через переводчицу Светлану. Лукин имел за плечами хорошую подготовку в изучении немецкого. Кроме академии, он еще окончил языковые курсы. С тех пор минуло пятнадцать, в ходе общения, из-за отсутствия практики, он сначала на ходу ловил из фраз по несколько знакомых слов и понимал, о чем идет разговор. Клаус сообщил, что они едут в Кельн, где их коллеги будут проводить с ними круглый стол, чтобы обсудить проблемы по борьбе с отмыванием «грязных» денег. Дорога по скоростной трассе до Кельна была недолгой. Как и обещал Воробьев,свои вещи они увидели только в фойе гостиницы.
Группу разместили на окраине Кельна в гостинице, которую переделали из бывших бельгийских казарм. Бельгийские войска стояли после окончания войны с 1945 года, а когда рухнул военный союз Варшавского договора вместе с Советским Союзом, то и бельгийские солдаты ушли к себе в Льеж, оставив казармы немцам. В помещениях произвели ремонт, и теперь номера в этой гостинице тянули не меньше, чем на «пять звезд». Шикарные просторные комнаты с большими кроватями. Шесть номеров отделяли дополнительные двери от лифта, и в их отсеке был свой холл, кухня-столовая и небольшой банкетный зал человек на тридцать. Кухня была сервирована посудой, большим холодильником с отдельными, шестью отсеками, закрывающимися на замки. У каждого гостя гостиницы свой отсек холодильника. Ну, и, конечно, две микроволновки, плита и посудомоечная машина. Да, пожалуй, в обычной гостинице такого не увидишь. Можно было готовить самим, но на этажах были буфеты, а на первом этаже офицерская столовая, которая не уступала хорошему ресторану.
Гостиница имела несколько корпусов для проживания слушателей академии криминальной таможенной службы и проведения занятий. Вход сюда охраняли офицеры полиции, и русской делегации были выданы пропуска на прищепках для нагрудного кармана. День приезда был посвящен организационным вопросам и размещению. Руководство академии поинтересовалось размером их командировочных, после чего они перекинулись между собой парой фраз. Лукин понял, что они обсуждали «сумму в конвертах». После обеда Клаус предложил собраться в его кабинете на пять минут. Он объявил, что питание у гостей бесплатное, так же, как и проживание, а потом раздал каждому конверты, сообщив, что эта сумма согласована с руководством академии, чтобы их русские коллеги не испытывали нужды и стеснения во время пребывания в Германии. Раздали просто так без всяких расписок. Лукин заглянул в конверт, там было пять тысяч марок, что приравнивалось к среднемесячному окладу офицера полиции в Германии. Против их командировочных в  триста марок это была огромная сумма, а если учесть, что они взяли еще с собой некоторые суммы, то их пребывание в Германии не должно было быть стеснительным. Во всяком случае, Лукин не собирался вести валюту обратно в Россию. Русские гости поблагодарили за щедрость Клауса и руководство Академии. Им предложили отдохнуть  в  день приезда по личному распорядку до 9 часов утра, что тоже было подарком.
– Коллеги, а ведь, сегодня красный день календаря – 7 ноября. Кто против революционного праздника? – спросил Лукин.
– Да, совсем забыли. Я бы отметил его, – сказал Михаил Воробьев.
– А кто против? – спросил Александр Козихин, начальник отдела по особозапутанной контрабанде из таможенного комитета.
Все были «за». Они знали друг друга по работе, но ни разу не встречались за столом, когда хлеб-соль сближает людей. Лукин понимал, что в их команде не было представителя из госбезопасности, но он должен был быть на таких мероприятиях. Значит их глазами и ушами они сделали кого-то из его коллег. Он не стал напрягаться, а устроил попойку, во время которой выяснил, кто кем был раньше, и стало ясно, что один товарищ когда-то служил в КГБ, а у них бывших не бывает. После уголовного дела Лукину нечего было бояться, кроме увольнения, а потому вел себя естественно, даже чуть развязно.
– С водкой у нас все в порядке, а вот закуску я предлагаю купить местную. Немецкие колбасы очень вкусные, да, и все остальное тоже, от чего у нас отбили аппетит российские предприниматели, – предложил Лукин.
За столом собрались вместе с ним Александр Козихин, Михаил Воробьев, первые заместители начальников таможен Владимир Тонин из Московской, Владимир Ладов из Домодедовской и Николай Карасев из Энергетической.
Отмывание «грязных» денег в Германии было смешным занятием в сравнении с российскими масштабами, где ежегодно отмывается десятки миллиардов долларов. Это, по-сути,  была не отмывка, а работа целого банно-прачечного комбината по отмыванию «грязных» денег.
Утром их группа собралась за круглым столом и переводчица Светлана представила начальника таможенной полиции ЦКА или Цоллькриминальальт  города Карлсруэ Генриха. Не без гордости Генрих отметил, что по статусу среди криминальных служб в Германии таможенная полиция стоит выше уголовной полиции, и ведет более шестидесяти статей Уголовного кодекса. У Лукина одна задача – получить от немецких коллег информацию по своим контрабандистам. Ему опять подфартилос командировкой в Германию, да еще в программе обмена опытом по борьбе с отмыванием денег записано выступление прокурора Гамбурга Мартина. Именно там находились все немецкие фирмы, которые проходили по его делу, как компаньоны российских контрабандистов. Начальник оперативно-розыскного бюро ЦКА Германии Отто подписывал запрос в ГТК России по тем фирмам, а теперь участвует с ними за круглым столом. И запрос немецких коллег попадает на исполнение к Лукину. Бывает же такое! Он решил подойти к вопросу творчески, чтобы не вспугнуть удачу. Необходимо было выбрать момент в общении с немецкими коллегами, чтобы получить от них информацию по максимуму.
Прокурор Гамбурга Мартин около трех часов рассказывал о проведенной ими совместной операции по задержанию преступной группировки, торгующей людьми. В операции были задействованы полицейские стран Европы и Юго-восточной Азии. Все участники преступной группы арестованы по оперативной разработке, которую вели два года.
– Светлана! Спросите у Мартина об экономическом эффекте их двухгодичной операции. Только поясните, что мы понимаем об опасности бизнеса при торговле людьми и моральную сторону невозможно измерить деньгами, но мне интересно на какие затраты пошли государства, участвующие в той операции и что было изъято у преступников? – спросил Лукин.
Пока Светлана переводила, Мартин поглядывал на Лукина. Светлана сообщила с его слов, что у преступного синдиката было изъято огромное количество ценностей и арестованы счета на три миллиона долларов, что несоразмерно с затратами на проведенную операцию. Мартин поинтересовался, как проводят подобные операции в России.
– А у нас в России подъезжаешь к складу с пластилином и опечатываешь хранящийся там товар на сумму в десять миллионов долларов, который подлежит конфискации. Вся оперативная разработка длится не более двух часов, – улыбнулся Лукин.
Светлана посмотрела на Лукина, и тот кивнул головой, чтобы она перевела. С Мартином получился разговор в нужном для Лукина русле. Ведь Мартин был прокурором из Гамбурга, а оттуда шли товары в Россию контрабандой, но немецкие коллеги об этом могли не знать.
– Да, мы слышали, что в России воруют с размахом, – согласился Мартин, – для того и собрались, чтобы обмениваться информацией.
– О! Я о таком только мечтал, чтобы обменяться информацией напрямую, – обрадовался Лукин.
– Нет, конечно. Обмен только через Генеральную прокуратуру, – поправился Мартин.
– Тогда это не так интересно. Я направлю запрос в Генеральную  прокуратуру России. Они его переведут, да еще неправильно или сократят до дипломатического уровня, потом с запросом поработает прокуратура Германии. С ответом на этот запрос будет та же процедура и в итоге исполнитель получает ответ не совсем тот, который он ожидал. И самое главное время на запросы уходит по три-четыре месяца, а преступники продолжают воровать и уничтожать доказательства, так как возможна утечка информации по такой длинной цепочке, – пояснил Лукин.
– Не совсем так. Можно сделать гораздо быстрее, – сказал Мартин.
– Шнель, шнель, только в Германии можно, а я готов сейчас вам доказать, что метод через прокуратуру не работает.
– Ну, хорошо, я слушаю, – сказал Мартин.
Лукин понял, что ему представился шанс поведать прокурору Гамбурга о своих бедах и попросить у него помощи в изобличении контрабандистов. Они для того и собрались за круглым столом. Светлана не могла прервать их беседу, так как видела заинтересованность в ней обоих, а Лукин понял, что подвел Мартина к своей цели визита в Германию, и достал из папки обращение оперативно-розыскного управления таможенной службы Германии по фирмам-однодневкам с их мифическими директорами.
– Ваши коллеги из таможенной полиции просят выяснить, проводило ли ООО «Формен» таможенное оформление сыра, ввезенного из Гамбурга от фирмы «Метель манн». Поставки были в апреле-мае этого года, а запрос пришел только в конце августа. Сегодня уже ноябрь, а я не могу толком ответить, чтобы помочь своим коллегам из Германии, – сказал Лукин.
– Варум? – спросил Мартин.
– Вот тебе и «варум».  Дело в том, что никакого сыра фирма «Формен» на таможне не оформляла. Она доставила и оформила в нашей таможне тысячи фур с молоком, и еще с другими товарами, – ответил Лукин.
– Я помню эту тему, потому что объемы закупок были очень большими. Таможенные полицейские из Гамбурга обратили ваше внимание на эту фирму, но точно помню, что они занимались поставками тысяч тонн сыра. Почему в России оказалось молоко? – лицо Мартина выражало недоумение.
– Мартин, все верно, я тоже знаю, что ваша фирма «Метель манн» продала «Формену» сыр и они перевезли его в Россию, но на границе подменила документы и оформила на таможне, как молоко. Мы накрыли их и возбудили уголовное дело по контрабанде, но сейчас я хочу показать Вам на этом примере, что запросы через Генеральную прокуратуру не работают. Они должны подкрепляться еще личным контактом, чтобы мы знали, о чем идет речь и, что мы хотим получить в ответ. Потому такие запросы должны идти напрямую между оперативными службами наших стран, – пояснил Лукин.
– А это как? – Мартин не мог этого понять.
– Под столом. Вы мне запрос под столом, чтобы прокуратура не знала, а я вам ответ объективный под столом. А уж потом можно соблюдать официальные договоренности между нашими странами и направлять запросы через Генеральную прокуратуру для уголовного дела. Мы же должны разрабатывать преступников, а не ждать полгода ответа, когда они уничтожат последние доказательства, – предложил Лукин.
– Это очень интересно даже мне, прокурору. Вы меня нашим же запросом убедили, – согласился Мартин.
– Я предлагаю продолжить нашу беседу сегодня в обед. У меня и еще двоих наших коллег сегодня праздник, день Милиции. Мы отслужили по двадцать пять лет в криминальной милиции, а потом перешли в таможню, – сказал Лукин.
– С большим удовольствием, – согласился Мартин.
– Светлана вы пригласили руководство Академии к нам на праздник? – поинтересовался Лукин.
–Да, как вчера договаривались, – ответила Светлана.
Они заранее обсудили с коллегами и переводчиком, чем угощать немецких коллег. Светлана долго настаивала, что немцы на таких приемах кроме пива и сухариков ничего не употребляют, но Лукин засомневался и решил ее переубедить, накрыв стол в банкетном зале гостиницы с русским размахом. Михаил с ребятами мотнулся в магазин и закупил закуски под водку, но короной закуской  была селедка с черным хлебом и черная икра, привезенная Лукиным.  Он поставил сразу пять баночек «черняшки», чтобы немцы не подумали, что если русские таможенники получают зарплату в сто долларов в месяц, то закусывают картошкой с квашеной капустой. Кстати, немецкая тушеная капуста с колбасками, разогретая в микроволновках тоже пошла на «ура». Руководители таможенной полиции выпили по русскому обычаю по три рюмки  водки под икру. Лукин вручил им по бутылке сувенирной водки, упакованной в русские матрешки, а его коллеги таможенные вымпелы. После они выпили на посошок и попрощались, извинившись, что им надо было проводить занятия с полицейскими новобранцами, а в их компании оставили Генриха и Мартина, которые с ними чаще всех общались. После ухода руководства Академии «заложники» Генрих и Мартин позволили себе выпить с русскими коллегами наравне. Но разве можно было тягаться в таком деле с Лукиным или с Михаилом Васильевичем. Светлана была не права. Ни пиво, ни сухарики никто не тронул.
Лукин продолжил обсуждать с Мартином запросы немецких коллег в Россию после многочисленных тостов. В их беседу вмешался Володя Тонин, и оказалось, что он довольно-таки хорошо знает немецкий язык. Лукин понял, что во всем виновата водка, которая развязала у них внутренние знания немецкого языка.
– Я все-таки затрудняюсь, какой дать ответ  вашим коллегам в Гамбурге. Если отпишу, что оформлено молоко, то вы спросите, куда они отвезли сыр? – сказал Лукин.
– Да, нам эти люди интересны и мы готовы провести проверку всех поставок, – согласился Мартин.
Володя Тонин понял, что Лукин с Мартином обсуждают конкретные вопросы и отошел в сторону, оставив их вдвоем.
– Очень хорошо. Дело в том, что они мне тоже интересны, а вернее, получатели сыра в Москве, – подтвердил Лукин.
– Но, мы же написали в запросе о получателе, – сказал Мартин.
– Да, конечно, фирма «Формен», но она зарегистрирована по «липовому» паспорту. Эта фирма – призрак, как Летучий голландец, – Лукин напустил страху на Мартина и сам засомневался, поймет ли он.
– Что такое «липовые» паспорта?
– Липа это дерево такое, а «липовые» паспорта – это жаргон, так в России называют поддельные документы, – пояснил Лукин и вздохнул, от того, что Мартин все понял.
– Тогда немецкие поставщики с сырных заводов могут не знать истинных получателей товаров в России, если они призраки, – с досадой сообщил Мартин.
– Официальные поставщики могут их не знать, но в компании контрабандистов есть два бизнесмена из Гамбурга. Они приезжали ко мне в Москву и угрожали международным судом Страсбурга за арест тысячи тонн сыра, который  якобы они отпустили своим компаньонам в Россию на консигнацию. Может быть, они работали честно, но в пределах границ Германии, а потом наши соотечественники нарушили закон. Когда я сообщил об этом вашим бизнесменам, то они сразу уехали в Германию, отказавшись от дачи показаний, – сказал Лукин.
– А можете мне сообщить фамилии бизнесменов из Гамбурга и сколько они поставили сыра в Россию? – спросил Мартин.
– Мы арестовали тысячу двести тонн сыра, а сколько они поставили, мы еще не считали. Под арестом находится сыра объемом около семисот фур. Я знаю, что эта команда контрабандистов занимается сыром уже четыре года, а раньше под зеленым горошком ввозили в Россию компьютеры и видеоаппаратуру, – сообщил Лукин.
– Мы такого даже не предполагали. Так кто они, наши бизнесмены? – опять спросил Мартин.
– Мартин, я с удовольствием вам их отдам, но с условием. Они должны увидеть меня в Германии в компании таможенных полицейских из Гамбурга или вместе с вами. Я с ними даже разговаривать не буду, а просто поздороваюсь, – улыбнулся Лукин.
 Он решил блейфануть с расчетом на «утечку» от немцев информации к российским контрабандистам. Лукин иногда играл в покер и довольно-таки прилично, а блеф всегда служил Лукину дополнительным оружием в борьбе с жульем. Вот и сейчас сложилась ситуация, что грех не блейфануть.
– Зачем это надо сделать? – спросил Мартин.
– Психологический ход. Они тут же позвонят в Россию контрабандистам, которые имели наглость заказать за большие деньги уголовное дело в отношении таможенников, которые борются с ними. Для них будет ударом, когда увидят меня среди таможенных полицейских и прокурора  Гамбурга. Они поймут, что у меня есть доказательства их преступной деятельности без запроса через Генеральную прокуратуру, где у них тоже есть покровители, – откровенно пояснил Лукин.
– Вы хороший психолог и оперативный работник. Я обсужу с таможенной полицией Гамбурга, как лучше сделать. Думаю, что нам придется вместе съездить в Гамбург. Я через день возвращаюсь, Вы согласны? – спросил Мартин.
– С удовольствием, – вздохнул Лукин, который уже устал от выпивки и напряжения мозгов.
Виктор добивался весь день такого решения и «ездил» по ушам прокурору. Он знал, чтоподлинные документы о преступной деятельности контрабандистов о поставках сыра и других товаров с настоящими контрактамилежали в Гамбурге. А, главное, те два бизнесмена не один год работают с русскими и знают их истинные фамилии, а не фирмы-помойки «Формен», на которую ссыпали и оформили все товары.
Он уже знал, что Генрих жил с ними в одной гостинице, пока  читал лекций по борьбе с преступностью молодым полицейским Германии. Домой в Карлсруэ он ездил на своем «Мерседесе».
– Я сегодня должен поехать домой, – сказал Генрих.
– На поезде? – поинтересовался Лукин.
– Нет, на автомобиле.
– У меня есть предложение еще выпить за наше содружество, а ключи от машины сдать администратору гостиницы, – предложил Лукин.
– Но я хочу поехать домой, – настоял Генрих.
– Никто не возражает, но сегодня мы просим вас поехать домой на поезде, – настаивал Лукин.
– Лукин – КГБ. Коллеги ваш шеф из  КГБ, – вдруг выпалил Генрих с серьезным лицом.
– Генрих, ты не прав. Я сыщик из криминальной милиции, но ход твоих мыслей мне интересен. Обоснуй, почему из КГБ, – спросил Лукин.
– Я видел, как ты много раз наливал Мартину водку, а потом вы говорили на серьезные темы об участии в контрабанде наших немцев. Ты сотрудник КГБ, – Лукин понял, что начальник полиции Карлсруэ Генрих наблюдал за их беседой, и такое обвинение не было пьяной шуткой.
– Генрих, не будь идиотом, – поправил его Мартин, – мы говорили на серьезную тему, которая мне интересна, потому что касается нашего запроса в Россию, а Лукин, оказывается, давно работает по этому делу. Вот мы и решили утром обсудить наши мероприятия у руководства. Если есть у тебя интерес к этому делу, то мы будем рады обсудить вместе.
– Правда, Генрих, давайте завтра, обсудим этот вопрос. Можем официально с переводчиком, если надо. У меня и обращение таможенной полиции Германии с собой, поэтому я не знаю, кто больше заинтересован в беседе. Я просто пытаюсь помочь таможенной полиции Германии пролить свет на то дело, – Лукин попытался парировать негативные мысли Генриха, который мог испортить его отстроенную игру.
– Это меняет дело. Я готов завтра с вами участвовать, – Генрих сменил тон.
Лукин прикинул, что переводчица им завтра не помешает. Запрос действительно был официальным, и они уже нашли точки соприкосновения по нему. Светлана наверняка доложит по прилету в Россию, что Лукин отошел от программы «круглого стола» и решал конкретные вопросы по отмывке «грязных» денег по фирмам, которые разрабатывает. Ведь ее кто-то «инструктировал» и она должна отчитаться. Этот кто-то Лукина не интересовал. Будь они из ФСБ или из их службы безопасности было уже неважно. Любая информация о его контактах Лукина с немецкими коллегами  работала на него.
– И я согласен поехать сегодня домой на поезде, если вы поедете со мной. Я приглашаю вас всех в гости в Карлсруэ, – предложил Генрих.
– Это, пожалуй, без меня, – поправил его Мартин, – у нас завтра в Кельне большой праздник-карнавал в день Святого Мартина. Это мой праздник, и я всех после обеда приглашаю на гуляние в центр города. Будет весело, на празднике вина и сбора урожая, а сейчас мне пора. Утром мне читать лекции, а Генриху отдыхать. Виктор, не позволяйте ему ехать на автомобиле.
– Не беспокойтесь. С этим у нас строго. Генрих дайте мне ключи от автомобиля, – попросил Лукин.
– Вы хотите сами ехать за рулем в Карлсруэ? – спросил Генрих.
– Нет, я их уберу, чтобы никто не поехал.
– Бери, пожалуйста, КГБ, – он протянул Лукину ключи от автомобиля.
Они попрощались с Мартином и собрались проводить все вместе на станцию до электрички Генриха, который упаковал дорожную сумку и портфель, поставив их около выхода.
Николай Карасев и Владимир Тонин подхватили его вещи, и вся компания с разговорами двинулись в сторону станции. До нее было минут десять пешком, но они шли гораздо дольше, потому как шли, с перекурами, не торопясь. К платформе подошел электропоезд до Карлсруэ. Генрих вошел в вагон поставил вещи на пол и замахал руками, приглашая всех с собой в гости. Лукин думал, что он пошутил за столом с приглашением в Карлсруэ, но тот теперь был настойчив.  До Карлсруэ от Кельна около ста двадцати километров. Может быть, они и согласились бы проехать до его родного города, но они выпили прилично водки, да и время было уже к вечеру около двадцати часов, поэтому ехать в незнакомый город даже с начальником полиции того города не очень-то хотелось. Лукин ответил на приглашение Генриха категоричным отказом. После чего тот схватил свои вещи и вышел из поезда, бросив их на платформу.
– Тогда я тоже никуда не поеду. Остаюсь в гостинице, – заявил Генрих.
Лукин опасался только одного, что их банкет продолжится. Генрих явно был на это настроен, поэтому звал к себе в гости. А кто-то говорил, что немцы не умеют гулять, как русские.
Прогулка по воздуху на них подействовала благоприятно. Мужики подхватили его вещи, и все пошли в сторону гостиницы. Лукин с Михаилом Воробьевым отстали от всей компании метров на сто. Они шли по пригороду Кельна вдоль реки Рейн. В вечернее время немцы обычно посещали свои многочисленные кафе и рестораны, которыми была заполнена улочка.
Они с Михаилом за разговорами не заметили, куда пропала их компания, но проходя мимо одного кафе, их остановил Николай Карасев.
– Ну, вы где пропали? – спросил его Михаил.
– Генрих спросил у нас по дороге о нашей зарплате и пригласил в кафе выпить пиво. Он расщедрился и объявил хозяйке кафе, что с ним русские коллеги, и он всех угощает, – сообщил Николай.
– Чего-то он угощает? Мы и сами можем. Да, Михаил? – Лукин чуть возмутился.
– Легко, – Миша улыбался.
– Мужики неудобно обижать Генриха. Он же от души, – жалобно промолвил Николай.
– Миша, не будем обижать? – спросил Лукин.
– Не будем, но кроме пива «Кельш» я ничего не хочу.
– Коля, я, пожалуй, тоже, – согласился Лукин.
– Хорошо, я сейчас закажу, – Тарасов подошел к стойке бара для заказа, а их компания стояла вокруг столика и беседовала с Генрихом.
Если бы не было в кафе немецкой атрибутики, то оно было похоже на российскую пивнушку семидесятых годов, только почище было.
– Миша, а почему за нас немец платит?  Он думает, что мы нищие? – Лукин никак не мог успокоиться по предложению Генриха.
– Нет, просто выпил лишнего и выяснил наши размеры окладов.
– Да, пошел он со своими подачками, – в Лукине проснулся купец-гуляка, – кто это там, в углу кафе, пожилые немцы? «СС»?
– Тихо. Они сами не любят эти слова, – цыкнул Михаил.
– Я и так тихо, но вижу по возрасту, что там собрались ветераны войны, а если они не любят такие слова, то я им пошлю по кружке пива. Такое принимается в Германии? – спросил Лукин.
– Да, они с удовольствием.
Барменша, она же и хозяйка кафе, видимо, знала Генриха и кто он, поэтому, приняв заказ от Лукина на компанию пожилых мужчин, спросила, кто он.
– Цоллькриминальальт  из России, – выпалил Лукин.
Хозяйка отнесла дедам восемь кружек пива на подносе и показала им на Лукина. Он поднял обе руки сжатые в кистях и помахал им, произнеся по-немецки: «Фройндшафт». Они все привстали и поприветствовали его. Лукин с Михаилом, взяв свои «халявные» кружки пива, присоединились к своей компании. Пиво «Кельш» было настолько легким и приятным напитком, что совсем не усилило их недавнее алкогольное опьянение или им так казалось. Они уже допивали свои кружки пива и думали заказать еще, как к их столику подошла вся компания дедов-ветеранов. Один из них протянул Лукину огромную двухлитровую кружку «Кельша»:
– Фройндшафт. Данке шен.
Генрих обратил на эту сцену внимание. Он не видел, как Лукин их угощал.
– Это кому? – спросил он дедов.
Те показывали пальцем на Лукина:
– Передайте, пожалуйста, вашему шефу.
– Я же говорил, что Лукин шеф КГБ. Его и фронтовики наши знают, – опять у Генриха началась пьяная мания преследования. Хотелось Лукину выяснить, что ему хорошего сделало КГБ в жизни, что он так часто вспоминает ту контору.
– Мужики, может сознаться Генриху, чтобы он успокоился, – спросил ребят Лукин.
 Все дружно засмеялись. Он допил пиво из двухлитровой кружки и его немного «повело», как говорится «на старые дрожжи». Барменша взяла его кружку, сполоснула водой,  вытерла насухо, поставила в пакет и протянула Лукину, сообщив ему, что деды оплатили за кружку, и дарят Лукину на память. Они уже к этому времени попрощались с их компанией и вышли. У Лукина завязался разговор с барменшей о завтрашнем празднике Святого Мартина. Она пригласила вечером его в кафе, обещав веселый праздник, но Лукин сообщил ей, что будет со всей компанией полицейских и попросил ее пригласить подружек. После чего немка посерьезнела. У нее, видимо, были другие планы на праздничный вечер, но Эльза, видимо, не очень запала в душу Лукину, поэтому он так своеобразно отреагировал на ее предложение. Она не ответила отказом, и Лукин еще раз предупредил ее, что они завтра вечером придут всей компанией. Пошутил он так с немкой, догадавшись, что она приглашает его одного.
У всех членов делегации были шикарные номера, просторные с широкими кроватями. Лукин долго стоял под душем, потом достал из холодильника бутылку минеральной воды. Все, пьянству бой, но он был очень доволен проведенным празднованием Дня милиции, потому что ему удалось подкинуть немцам свои вопросы, для чего и организовал дружескую попойку.
Эльза из трактира подсказала, что их праздник называется ночь Святого Мартина, а не день. Шумный карнавал проходит перед рождественским постом 11 ноября, праздник начинается ровно в 11:11, что значит немецкая пунктуальность.
«Ох, эта Эльза», – улыбнулся Лукин и заснул богатырским сном. День оказался очень насыщенным, и надо было успеть отдохнуть до утра. События разворачивались очень быстро, а еще и карнавал.
Утром, как всегда, сначала овощной йогурт и лучше морковный. Такие продукты в Россию не поставляют, так как они дороже обычных йогуртов, где преобладают химические пищевые добавки, которыми завалены прилавки отечественных магазинов. А эти овощные йогурты не подлежат длительному хранению, потому что они натуральные. Их употребляют только в Германии. За круглый стол пришел Мартин. Он поздравил их с праздником от Генриха, который рано утром уехал домой в Карлсруэ.
– Деловые вопросы на сегодня окончены. С вашими коллегами из Гамбургской полиции я уже договорился. Они нас встретят. Утром рано выедем, а поздно вечером вы вернетесь в Кельн, – предложил Мартин.
– Было бы идеально.
– Хорошо, а сейчас приглашаю вашу группу со Светланой на празднование ночи Святого Мартина. Немцы обычно сегодня гуляют до поздней ночи, но у нас, как получится по нашему желанию. Если вы готовы, то нам пора выходить к центру города. Там все начинается в 11:11.
Они подъехали к Кельнскому собору Пресвятой Богородицы и Святого Петра, который чудом уцелел во время войны, выдержав прямое попадание трех бомб американской авиации. Понятно, почему немцы в этом городе лучше относятся к русским, нежели к своим партнерам по НАТО. Во время войны русских воинов здесь не было, а их союзники разбомбили около 90% городских строений, а это в основном были старинные памятники. Конечно же, все восстановили, но эти памятники потеряли частичку старины. Они начали свой маршрут, как многие туристы от собора. Здесь всегда менялись картины на асфальте. Сегодня художник закончил рисовать Мадонну с младенцем.
Мартин продолжал знакомить их с историей древнего города, которая совсем по-другому воспринималась на фоне карнавального шествия. Оно дошло с римских времен, в честь римского легионера Святого Мартина, который с болью в сердце, увидев несчастного бедняка, страдающего от холода, оказал ему скорейшую помощь. Скинул с себя плащ, порвал его на две половины и отдал одну бедняку, а другой укрылся сам.
«Господь укрепил сию веру Мартина и утешил его за великое милосердие небесным ведением». Потом Святой Мартин стал епископом Гурским.
В центр Кельна входили тысячи ряженых людей. Процессия растянулась на километры с участием скоморохов, ведьм, потешных гвардейцев, которые разыгрывали штурмы крепостей и свои маленькие победы. Шли целые колонны участников карнавала переодетые в коров с большими коровьими головами с рогами и огромными маскхалатами под раскраски коров, черные с белыми разводами, за ними шла толпа, одетая под овец и коз. Народ отрывался, как мог. И все это сопровождалось многочисленными оркестрами и отдельными музыкантами. А вокруг много пива и жареных гусей. Что-то похожее было раньше в России, но без обилия жареных гусей. Их вообще достать было невозможно, но праздники были.
При Советской власти дважды в год, 1 мая и 7 ноября, трудящихся выводили на демонстрации. Праздничные колонны тянулись десятками километров и все стекались на Красную площадь в реки красных флагов и транспарантов. Все это шествие сопровождалось песнями и плясками. Неважно, как назывались эти праздники, но народ веселился на улице. Вечером на площадках проходили праздничные гуляния, и заканчивалось все это салютом из двадцати залпов.
Теперь все в далеком прошлом. Нет теперь ни фабричек, ни заводиков, а потому нет и трудящихся, кто раньше представляли трудовые коллективы на демонстрациях. Как нет и крестьянства, кто хвалился ранее на выставке достижений народного хозяйства своими успехами в земледелье и животноводстве. Теперь на ВДНХ торгуют во всех павильонах китайским ширпотребом. Отучили в России народ веселиться коллективно, а немцы чтят свои традиции, пришедшие из глубины веков и даже от своих оккупантов древних римлян.
Лукин обратил внимание на организацию этого праздника. В центре города на краю площадей развернули огромные палатки полевые госпитали с красными крестами, там же расположились полицейские, которых не увидишь в рядах отдыхающих. Они четко нацелены только на пресечение серьезных правонарушений и подбор сильно выпивших граждан, которым тут же, в этих госпиталях, оказывали медицинскую помощь и отпускали для продолжения празднования. Никто никому не портил настроения. Делали все, чтобы народ мог спокойно повеселиться. И народ веселился и вскоре город превратился в один большой ресторан. К вечеру мусором и битой посудой заполнились булыжные мостовые центра города. Их компания отведала пива «Кельш» под жареную гусятину с капустой. Да, крепких напитков немцы не пили, но и с пива шатались. Мартин уехал отдыхать, поведав им историю Кельна, договорившись с Лукиным о встрече утром.
– Михаил, давай сегодня погуляем по городу допоздна. Когда еще такое увидишь.
– Такого никогда и больше нигде, – согласился с Лукиным Михаил.
Они остались вдвоем и бродили по улочкам города, которые уходили во времена до нашей эры. Основателем города считается императрица Агриппина, жена знаменитого римского полководца Клавдия. Она склонила мужа дать городу статус колонии Агриппины, что равнялось имперскому городу с римским правом. Только в средневековье его стали называть просто колонией, а на местном наречии это звучит «Кельн». Пять веков здесь господствовали римляне.
Да, такого точно нигде не увидишь. Гулянка продолжалась до позднего вечера, и центр города был превращен в большую помойку, но потихоньку народ ушел с площадей по трактирам и ресторанам, а многие и по домам. На улицы высыпали многочисленные уборщики. Они собирали вручную крупный мусор, следом шли автомобили, подметающие улицы, а за ними моющие мостовые с шампунем. Через полчаса город вновь сверкал своей чистотой и свежим воздухом от Рейна, как будто бы ничего и не было.
 Они с Михаилом зашагали в сторону гостиницы. Все рестораны и трактиры работали и были полны посетителями.
– Михаил, зайдем к Эльзе. Бахнем по кружке «Кельша» и домой, – предложил Лукин.
– Не боишься загулять до утра, – улыбнулся в усы Михаил.
– Исключено. У меня утром серьезное мероприятие с Мартином.
Они подошли к трактиру, но там было закрыто. Поинтересовались в соседнем кафе, и там им сообщили, что Эльза закрыла свое заведение после обеда, что на нее не похоже, да еще в такой праздник.
– Палыч, ты ее напугал, что приведешь всю компании к ней в гости. Вот она и закрыла пораньше, – засмеялся Михаил.
– А жаль. Давай тогда здесь выпьем пива. Миша, я утром рано уеду в Гамбург с Мартином. Если хочешь, поедем вместе, – предложил Лукин.
– Неудобно будет. В отношении тебя он договорился с руководством академии, а если мы вместе будем отсутствовать, то с кем они будут общаться за круглым столом. А тебе это так необходимо? – поинтересовался Михаил.
– Миша, как никогда. Прикрой меня, я атакую, – улыбнулся Лукин.
– Вот в этом у меня нет сомнений. Палыч, ты не можешь спокойно отдыхать, как все люди, – сказал серьезно Михаил.
– Миша, жулики не дают.
– Только будь осторожен.
– Да, в Германии все спокойно. Это в Москве, то пугают, то шантажируют, – сообщил Лукин.
– Я слышал много разговоров о тебе в Главке. Ребята тебя поддерживают, но ты наступил на хвост большим начальникам, и помочь тебе не могут, – сказал Михаил.
–  Потому и приходится теперь добывать доказательства в Германии. К этим материалам в Москве не подпустят близко, но я так, для обороны, чтобы спать спокойно. Не я их запугивал и шантажировал, – Лукин посуровел.
   – Ну, с твоей оборонительной тактикой я знаком еще с московской таможни. Там до сих пор некоторые жулики икают от твоей фамилии, вспоминая операции по розыску автомобилей и ликвидации очередей на растаможку автотранспорта, которая существовала со дня образования таможни, – сказал Михаил с улыбкой.
– Михаил, я уже давно приспустил паруса и стал тихим, – Лукин и сам не верил этому.
– Но все равно нарываешься на опасные направления в контрабандах, а говоришь, что обороняешься.
– Так ведь нападение – это лучшая оборона.
– Мне и ребятам нравится твоя независимость в действиях. И никому особо не подчиняешься, – сказал Михаил.
– Миша, я ни одного шага не сделал, ни согласовав его с руководством, а в ответ получил от них нож в спину в виде уголовного дела. Кому теперь подчиняться, я просто не знаю. Был у нас один руководитель Ванин и того схарчевали. Меня никто не уполномочивал ехать в Гамбург на встречу с полицией, но есть отмазка – их официальное обращение. Должен же я уточнить, что они хотели от российской таможни? – сказал с улыбкой Лукин.
– Вот это я и имею в виду, поосторожней, – предупредил Михаил.
– Потому прошу прикрыть, чтобы никто не знал, что я в Гамбурге. Кому надо все равно узнает, но не завтра. Я сделаю специально, чтобы видели, как я наступаю им на пятки. Так поступают китайские контрразведчики, когда следят за объектом. Толку от такой слежки мало, потому что объект видит их, а нервы выматывает здорово.
– Хорошо. Особо дотошным коллегам я скажу, что ты в город поехал сделать покупки для семьи.
– Правильно, а в какой город это уже неважно, – улыбнулся Лукин.
Утром с Мартином они сели в поезд до Гамбурга. Германия обладает, наверное, самой мощной железнодорожной сетью в мире. Во время путешествия, которое длилось не более трех часов, Лукин любовался окружающими пейзажами. Места были сидячие, но в вагоне преобладали стекла с широким обзором, отчего поездка становилась интереснее.
Первым нарушил молчание Мартин. Оказывается, под воздействием алкоголя им было общаться легче. И теперь тоже ничего, но это было похоже на разговор глухонемых, сопровождаемый жестами, но скорее медлительностью предложений, которые стали короче, но опять же вполне понятными друг для друга. Некоторые выражения они переспрашивали: «Нихт ферштейн».
Мартин рассказал об одной достопримечательности Гамбурга, чего не было в Кельне. Это их улица Репербан. Ее называют еще улицей «красных фонарей» или «греховной милей», так как здесь представлены все грехи, которые только бывают: от игорных заведений до 48 борделей, а так же секс шопы и секс-шоу. Всего их около четырех сотен. Есть здесь маленькая улочка, где обнаженные девушки сидят за витриной, показывая свои прелести, как в Амстердаме. На эту улицу пускают только мужчин. Эти заведения начинают функционировать только поздно вечером.
– Если хочешь, можем вечером прогуляться по этой улочке, – улыбнулся Мартин.
 Нет, спасибо, Мартин, я вечером обратно в Кельн, – не раздумывая, отказался Лукин.
– Если мужчину не интересуют женщины, то это неправильно, – Мартин попытался объяснить, но Лукин упредил его:
– Мартин, меня не интересуют проститутки, а от общения с женщинами  я никогда не отказывался.
–  Извини за юмор. Давай лучше о деле, – Мартин посерьезнел.
–  Хорошо. Согласен.
– Виктор, скажи, сколько сотрудников работает по этому делу, которым мы будем интересоваться?
– Практически, я один, но мне помогают трое  моих оперативников. Больше никому не доверяю, – пояснил Лукин.
– А почему их нельзя уже арестовать? Ведь есть доказательства, что они контрабандисты? – спросил Мартин.
– Все есть, но у них высокая крыша, – Лукин составил кисти рук, как крышу домика и поднял вверх.
– Это что опять русский жаргон? – Мартин повторил его жест.
– Да, извини, так называют высоких покровителей контрабандистов, которые носят генеральские погоны и мешают расследованию.
– Что, мафия? И так высоко? Разве такое возможно? – Мартин сыпал вопросами и на самом деле не понимая, что такое возможно.
– В России мафия все может. Это не та мафия, что в Италии. Сицилийская мафия против русской просто безобидные дети.
– Трудно в России работать полиции?
– Почти невозможно, – сказал Лукин.
– Если по такому делу ты работаешь один, значит, у тебя есть личная заинтересованность, или прав Генрих и ты из КГБ, – произнес Мартин с серьезным видом.
– Что у вас у всех такая мания о КГБ? Если сотрудник честный и не боится вести борьбу против мафии один, значит, он из КГБ? Я уже объяснил, что мне помогают мои сотрудники, а другим я не доверяю.
– Извини, я повторил Генриха.
– Мартин, я отвечу тебе честно, что личная заинтересованность у меня есть, но она не направлена на получение денег. Сейчас я хочу получить больше доказательств их преступной деятельности, чтобы защитить себя и сотрудников с нашими семьями. Понимаешь, я защищаю свой дом.
– Да, да, понимаю.
– И я не обещаю, что эти доказательства сразу пущу в дело и посажу в тюрьму всю эту мафию. Это будет сделать невозможно, а голову потерять можно. Понятно объясняю? – спросил Лукин.
– Конечно. Спасибо за откровенность, – Мартин закивал головой.
– А вашим сотрудникам я помогу во всех вопросах. Я в этом тоже заинтересован. Чем сильнее вы их партнеров в Германии накажите, тем мне будет веселее жить.
– Хорошо. Я так нашим коллегам и объясню, а не опасно будет, если их партнеры увидят вас в нашей компании? – спросил Мартин.
– Для меня хорошо. Они поймут, что я про них очень много знаю, и не будут такими наглыми в своих угрозах и шантаже.
– Можешь рассчитывать на мою помощь.
– А ты говоришь на улицу «красных фонарей». Вот разберусь с мафией, тогда наведу шороху на этой улице, – улыбнулся Лукин.
– Что такое «наведу шороху»?
– Буду весело проводить время с проститутками, – пояснил Лукин.
Мартин рассмеялся.
«Классный прокурор», – подумал Лукин.
– В отношении КГБ я тебе скажу так, что только сейчас жалею, что я не работник КГБ. Вступить бы в эту организацию, чтобы убрать мафию, а потом можно обратно в таможенники. Я к той конторе отношусь с уважением, но всегда работал в МУРе. Про Московский уголовный розыск слышал?– сказал Лукин.
– Да, конечно, слышал. Ваши сотрудники приезжали к нам по обмену опытом.
– Мартин, ты веришь, что в жизни бывают случайные совпадения?
– Да, конечно, бывают.
– Так вот, они у меня бывают часто. Таких людей называют фартовыми или везучими,– пояснил Лукин.
– Да, да, понимаю, – закивал головой Мартин.
– И на этот раз повезло мне, что мои руководители поручили мне исполнение вашего запроса. Я взял его с собой в Германию, веря, что представится случай встретиться с коллегами из Гамбурга, а тут вы, да еще в той теме. Бывает же такое?
– А дальше я сам знаю. Ты меня заинтересовал специально в разговоре и так подвел, что я сам предложил тебе организовать встречу с коллегами в Гамбурге. Ты случайность превратил в закономерность, – улыбнулся Мартин.
– Мартин, если бы не было вас в числе преподавателей академии, то я обратился с просьбой о встрече с полицией Гамбурга к начальнику полиции Карлсруэ Генриху. Либо на совещании провел разбор контрабандной схемы и заинтересовал ваше руководство академии, а потом все равно была бы встреча с полицией Гамбурга, но, возможно, в стенах академии в Кельне. Но все произошло гораздо проще, и о таком можно только мечтать. Вот я и говорю о случайных закономерностях.
Лукин специально долго объяснял Мартину, чтобы у него не сложилось впечатление, что он использует их знакомство в своих целях.
– Да, да, я понимаю. В этой случайности у нас с вами образовался взаимный интерес. Но как генералы, которые помогают мафии, отпустили вас в Германию, да еще на встречу с руководством криминальной таможенной полиции? – спросил Мартин.
  – Не все генералы получают деньги от контрабандных операций. Есть в России много честных генералов, но пока они не могут действовать против мафии в силу сложившихся обстоятельств во власти, которые должны принять решение о наведении порядок в стране. Я рассчитываю на их помощь, а если бы контрабандисты узнали о моей командировке, то мне бы не видать ее. Тогда мне сложно было бы воевать с ними.
Поезд плавно прибывал на вокзал Гамбурга. Их встретили коллеги из таможенной криминальной полиции и предложили варианты обеда в ресторане или  в кафе их здания. Выбрали второй вариант, чтобы не терять драгоценного времени. Лукин давно обратил внимание, что на Западе их коллеги пользуются в своих кабинетах стеклянными вертикальными досками и специальными фломастерами, которыми легко на них рисовать и так же легко они стираются. Он положил перед Мартином обращение Гамбургской полиции, которое пришло к нему уже в переводе из отдела сотрудничества с правоохранительными органами зарубежных стран Главка по борьбе с контрабандой. Мартин перевел коллегам содержимое обращения и предоставил слово Лукину:
– Лукин, начальник криминальной таможенной полиции, хочет рассказать вам о получателях груза и наших отправителях, – потом обратился к нему. – Может быть, нам пригласить в качестве перевозчика представителя фирмы, которая контролирует эти поставки?
– Мартин, я думаю, мы поймем друг друга и без переводчика. Обсудим наши вопросы, а потом пригласим переводчика, а лучше тех, кто приезжал ко мне в Москву и грозил международным скандалом. Они русский хорошо знают, – предложил Лукин.
– Да, да, я понимаю. Опять случайность? – Мартин понял ход Лукина и улыбнулся.
– Конечно. Я случайно оказался в кабинете начальника полиции Гамбурга, и мы случайно пригласили переводчика, который меня знает,– сказал Лукин.
– Не случайность, а театр, – улыбнулся Мартин.
Лукин впервые встретился с немцем, который понимал шутки и сам был не прочь пошутить, а шутки были еще и от прокурора.
– Пусть будет так, но спектакль будет красивым, и я не советую пропустить такое представление, – посоветовал присутствующим коллегам Лукин.
Мартин быстро объяснял коллегам предстоящее мероприятие и все известные ему обстоятельства дела, то есть все, что стало известно ему от Лукина. Его коллеги только иногда покачивали головой и расширяли глаза, бросая одобрительные взгляды в сторону Лукина. Они объяснялись быстро и совсем не так, как они беседовали с Мартином, взвешивая каждое слово, и глазами спрашивая, все ли понял собеседник. Теперь Лукин не понимал некоторых тонкостей их обсуждения, но по отдельным фразам и одобрительным кивкам понял, что они его поддерживают.
– Вы позволите? – спросил Лукин и, взяв пачку фломастеров, подошел к стеклянной доске.
– Да, да, пожалуйста, – сказал Мартин.
Лукин вспомнил школьные годы, когда он доказывал у доски теоремы и со знанием дела приступил рисовать схему контрабанды цветными фломастерами. Да, это было именно, как доказывание теоремы. У Лукина в руках  были одни фломастеры и никаких записей. К немалому удивлению присутствующих коллег он шпарил на память. В левом углу он написал «Запад», в правом «Восток», а посередине  провел примерную линию границы России зеленым фломастером на стекле сверху донизу и таким же цветом в кружочках обозначил пограничные таможни: Выборгскую, Себежскую и Смоленскую. В центре правой половины доски, которая обозначалась как «Россия», поставил зеленой кружок Центральной акцизной таможни, которой он руководил, показав немцам, где находится его место в этой схеме. И, конечно, не случайно отвел для этого центральную часть доски. От кружка ЦАТ нарисовал разными цветами квадратики с фирмами и датами их деятельности по контрабандной схеме: «Корпорация Академическая» с  17.09.97 по 11.02.98, «Формен» – 12.02.98 по 29.05.98 «Иритас» – 27.04.98 по 7.08.98, а выше их обозначил фирму «Формвега» с датой 12.12.1996 по 16.09.1997 года.
Немцы, увидев знакомое название фирмы «Формен», оживились. В отношении этой фирмы они отправили запрос, так как заподозрили ее в «отмывании денег». Она оказалась в середине событий, судя по датам. Здесь же Лукин подписал под каждой фирмой общие объемы их поставок со стоимостью товаров и «липовые» места их расположения.
По другую сторону условной границы Лукин  обозначил красным цветом фирму «Кезерай Шампиньон» в Гамбурге и другие немецкие фирмы, а ниже немецкий банк,  а под российскими фирмами банк «Интеркредит», от которого исходили многочисленные стрелки в сторону банков стран Океании. Лукин их обозначил кружочками синего цвета под цвет океана и в нижнем правом углу доски, как на карте мира. От одного из таких банков стрелка шла к фирме «Идасна», а от других в сторону немецкого банка, но тут же под ним Лукин пометил даты писем поставщика «Кезерай Шампиньон», которые извещали фирму «Идасна», что они задолжали им четыре миллионов долларов за проданные сыры. Такое можно было сделать только при отличном знании темы, и когда докладывает сам инициатор разработки. Руководитель такие тонкости знать не может.
 Под маленькими синими кружками банков Океании Лукин проставил суммы в миллионах долларов, прошедших через эти банки.
  – А если их не получили в немецком банке, то это называется отмыванием денег в результате контрабандных операций, что пока еще им не доказано. Но об уклонении от уплаты таможенных платежей можно заявлять смело, – пояснил Лукин.
– Господин Лукин, а какое общее количество поставок было у этих фирм? – поинтересовался Мартин.
– Да, конечно. Я еще не закончил по схеме.
Лукин поставил под фирмой «Иритас»  цифру в 260 поставок на сумму восемнадцать миллионов долларов с пометкой, что эта сумма была ими заявлена в инвойсах на пограничных таможнях, а в Центральной акцизной таможне он поставил цифру такого же цвета, но в два миллиона долларов.
– Эти сведения со стоимостью товара они предъявили на нашей таможне с пакетом поддельных документов, – пояснил Лукин.
– Но таможенники видели, что товар не соответствует предъявленным документам? – спросил Мартин, который взял на себя роль переводчика.
– Да, конечно. Они с ними заодно, соучастники, – сказал Лукин.
– А их руководство?
– Вероятно, тоже, – Лукин сказал неопределенно.
Он  не стал «убивать»  немцев информацией, которой он располагал на самом деле.
«Немецкие коллеги тогда бы не отпустили его из Германии, – в шутку подумал Лукин, – в целях его же безопасности».
Далее Лукин представил цифры над другими фирмами. Над «Формен» – 320 поставок с суммой в 24 миллиона долларов, «Корпорация Академическая» – 540 поставок на 35 миллионов, а «Формвегу» оставил без внимания.
– Получается, что эта группа контрабандистов поставила в Россию более двадцати тысяч тонн сыра на 80 миллионов долларов? – спросил Мартин.
– Нет, гораздо больше. Это я показал то количество, что они ввезли под именем этих фирм-невидимок. И указанная в вашем запросе «Формен» тоже «призрак». Эти фирмы существуют только на бумаге с поддельными документами, и оформили сыр на нашей таможне, как молоко, занизив инвойсную стоимость товара, как минимум,  на семьдесят миллионов долларов.
– Но такого количество сыра нет на заводе «Кезерай Шампиньон», – Мартин перевел возражение одного из коллег.
– Я еще не закончил свою схему, – Лукин принялся рисовать разноцветные кружочки на левой стороне доски вокруг немецкой фирмы «Кезерай Шампиньон» с обозначением в этих кружках Чехии с фирмой «Мина Акциова», Швейцарии с женевской фирмой «Вилдфаг», далее с Францией, Италией, Польшей, Голландией, Данией. Пожалуй, не вошли в их число только сыродельные заводы Финляндии и их фирма «Валио», которые поставляли сыры в Россию по своим старым контактам. В кружочках Лукина  присутствовала почти вся Европа, и Лукин решил окончательно шокировать своими знаниями темы немецких коллег:
– Мы знаем, что фирма «Кезерай Шампиньон» работает в Германии с 1909 года и занимает первое место среди изготовителей мягких деликатесных сыров. Она имеет пять заводов в Германии и выпускает неповторимые сыры «Кабациола», «Камамбер», «Дор Блю», «Бланшет» и многие другие, аналогов которых в России нет. Надо признать честно, что даже сыры «Гауда» и «Эдам» имеют качество выше, чем самые престижные сорта российских сыров, не говоря уже о «Тильзиторе» или «Маасдаме». Нам известны объемы производства фирмы, но они теперь стали собирать сыры на свои склады со всей Европы и отправлять в Россию. Как это делается в точности, я пока не знаю. Возможно, сыры идут из этих стран напрямую в Россию, но по документам они оформлены через вашу фирму в Гамбурге. Теперь самое главное, для чего я приехал в Гамбург, – Лукин нарисовал еще один кружок в середине схемы с надписью «ИПЦ Хорманн» и  на память ее телефон: 49-05161-911342 в Гамбурге, чем немало удивил немцев.
– Эта фирма осуществляет контроль по всем поставкам сыра в Россию на протяжении пяти лет. Их контролеры могут многое рассказать, но это еще не все. Вы, наверное, обратили внимание на нижний кружок с надписью «Формвега»?
– Да, да, мы просто ждем, когда вы поставите под ней какие-то цифры.
– У меня рука не поднимается это сделать, потому что цифры у фирмы похожи на фантастику, – Лукин вывел черным фломастером цифру 2420 поставок, а в скобках поставил 720 желтым цветом.
– Желтым цветом я обозначил поставки сыра от этой фирмы, а остальные тысяча семьсот поставок относятся в основном к электронике и частично к бытовой технике. Эти сотни миллионов долларов я не успел подсчитать, так как узнал об этом только перед вылетом в Германию. Знаю, что все поставки прошли через нашу таможню транзитом на Узбекистан. У меня там есть знакомые коллеги, которые посмеялись над этими цифрами поставок и сообщили, что узбеки сыр не любят кушать и им столько не надо, а по количеству видеотехники в Узбекистане даже нет столько квартир и домов. Получается, что все документы подделали и подтверждения о поставке этих тысяч фур в Узбекистан тоже.
– Если так, то очень интересно. Фирма «Хорманн», хотя бы по поставкам сыра,  должна сообщить нам, где его на самом деле разгрузили, на чьих складах. Ведь они контролируют именно доставку сыра по месту его прибытия, то есть на складах при разгрузке, – сообщил Мартин.
–   Очень интересный факт. Если учесть, что из Германии выезжали фуры с сыром, а на таможне этот груз оформлялся как молоко, то показаниями представителей фирма «Хорманн», что они принимали на складах фирмы «Идасна» сыр, будет доказана вина контрабандистов. А вся электроника и сыр, прошедшие по «лжетранзиту», остались в Москве. Думаю, что представители могут подтвердить, но я и так знаю. Это подтвердила статистика в торговле. Невозможно было спрятать такое количество телевизоров с видеотехникой даже в России. Мне сначала поручили расследование недоставок этих двух с лишним тысяч фур в таможню, но после первого же моего доклада по этому расследованию руководство приняло решение передать дело в вышестоящую инстанцию. Больше никто этого дела не видел.
– Интересно, чем вы их так напугали? – спросил все тот же сотрудник полиции.
– Мартину я говорил, что раньше двадцать пять лет отработал в криминальной милиции. Вот и попросил своих коллег по борьбе с экономическими преступлениями выяснить в торговле о фирмах и, главное, лицах, от которых они получали в тот период большое количество такого товара. Об этом я специально доложил по делу, в расчете, чтобы его у меня забрали. Не хотелось пачкаться в их дерьме.
    Господин Лукин, скажите, если можно, какую должность вы занимали в криминальной милиции? – спросил дотошный сотрудник.
Лукин понял, что  немецких коллег еще терзают сомнения о его статусе в этом деле, и он решил откровенно рассказать о закате своей карьеры в МВД.
– Теперь не так важно, потому что из МВД я ушел на пенсию. Во времена Советского Союза был руководителем на уровне начальника Главного управления МВД и перед самым развалом СССР был представлен к присвоению звания генерала, но после путча в августе 1991 года министр застрелился, и его приказы, подписанные накануне, оказались недействительными. Давно это было. Семь лет назад, – сообщил с грустью Лукин.
Сотрудники полиции о чем-то пошептались с Мартином.
– Виктор, я ничуть не жалею, что пригласил вас в Гамбург. Наши коллеги в восторге от вашего доклада и окажут вам всестороннюю помощь в этом деле. Мы поняли, что имеем дело с честным офицером полиции, который ничего не боится, а, главное, мы верим, что наши сведения будут использованы для борьбы с отмыванием денег и контрабандой. Мы теперь поняли, что вы не будете вымогать деньги при помощи нашей информации с бизнесменов. Еще раз спасибо за доклад. Теперь давайте обсудим, чем мы можем быть полезны друг другу, – сообщил Мартин результаты их шептания.
– Вы теперь точно знаете, чем занимались эти фирмы и в какой период времени. Я, конечно, по приезду в Москву дам вам ответ на официальное обращение, но он вам ничего не скажет, и теперь вы понимаете почему. Если же раскрутить работников контролирующей фирмы «Хорманн», то они подтвердят нам все эти цифры, что я вам представил, но уже с настоящими адресами и фамилиями, куда они возили и кому передавали товар. Я имею в виду лиц, которые заключали с ними контракты, принимали товар и платили за него. Мне нужны адреса складов, где представители  присутствовали при доставке товара и контролировали его состояние. Эта функция у них основная, чтобы не было потом претензий по качеству поставленного товара, – сообщил Лукин.
– Да, да, мы поняли. Кто приезжал от фирмы «Хорманн»  в Москву, кто вам угрожал международным скандалом? – спросил Мартин.
– Это были Герман Штольц и Геллер, – сообщил Лукин.
– Давайте мы сейчас пригласим их сюда и поговорим, а вы сами послушаете. Мы правильно поняли пожелание нашего коллеги из Москвы? – спросил Мартин.
– Да, Мартин, сделайте мне такую случайную встречу. И последнее, самое серьезное обстоятельство в наших мероприятиях, – Лукин нарисовал еще один кружок на самом верху стеклянной доски, продублировав красным цветом надпись фирмы «Идасна».
– В самом начале преступной деятельности эта фирма допустила серьезную ошибку, и от своего имени произвела четыреста поставок сыра по «лжетранзиту» якобы в Узбекистан, не понимая, что узбеки не кушают сыр в таких количествах. Этого узбекам хватило бы на сто лет, но он испортиться. Эта операция была ими проведена с конца 1996-го  и до весны 1997 года. На этой операции они сделали свои «грязные» деньги, а потом стали работать под видом фирм-призраков.
Немцы опять заговорили тихо между собой. Лукин им не мешал «переварить» очередной «пакет»  информации.
– Виктор, коллеги спрашивают, сколько у вас для них еще приятных сюрпризов? – спросил с улыбкой Мартин.
– Давайте на этом закончим, чтобы не получилось каши из этой информации.
– Получается, что представители нашей фирмы «Хорманн» –соучастники преступления в отмывании денег, – подытожил Мартин.
–  Не обязательно. Они могли поставить сыры по контракту в Москву, а фирма «Идасна» вместе с таможенниками подделала пакет документов и якобы отправила его в Узбекистан, – сообщил Лукин.
– Но это серьезное преступление.
– Да, достаточно серьезное. Поэтому архивы по этим поставкам пытались уничтожить, но мне удалось часть из них спрятать. Вы понимаете, как важны сведения от фирмы «Хорманн» и их показания.
– Но мы не можем их дать вам официально, а только незаверенные  ксерокопии, – пояснил Мартин.
– Я понимаю, и мне вполне достаточно получить документы в таком виде, чтобы иметь основания изъять из архива таможни все документы.– согласился Лукин.
– Тогда делаем небольшой перерыв в деловых отношениях. Наши коллеги скоро доставят к нам Штольца и Геллера. Мы будем с ними беседовать за столом переговоров, а вы присядьте за столом нашего руководителя. Сотрудникам фирмы «Хорманн», когда они увидят вас в кресле начальника полиции, это доставит большое удовольствие. Надеемся, что они вас узнают, – улыбнулся Мартин.
Они пошли в кафе перекусить и выпить кофе. Лукин за чашкой кофе представил личики Штольца и Геллера при встрече с ним в кабинете начальника таможенной полиции Гамбурга. Через некоторое время в управление полиции приехал Герман Штольц. Геллера не оказалось в городе. Штольц, увидев Лукина в кресле начальника полиции, даже вздрогнул. Лукин слегка кивнул ему головой и прошел к столу  совещания, стоявший вдоль стены, за которым сидели трое сотрудников полиции с Мартином и Штольц.
 Мы вызвали вас по одному важному делу и просим помочь полиции в нем разобраться, – Мартин обратился к Штольцу.
– Да, да, конечно, помогу, – Штольц, увидев Лукина, наверное, тут же вспомнил их московскую встречу в таможне, свои угрозы международным скандалом и тихое предупреждение Лукина, что он с Геллером могут оказаться сообщниками контрабандистов. И вот Лукин перед ним в кабинете начальника полиции Гамбурга.
Может, это обстоятельство оказало влияние на дальнейшее поведение Штольца, но Лукину показалось, что он говорил гораздо больше, чем его спрашивали.
 Господин Лукин, мы выяснили необходимые обстоятельства и попросили господина Штольца организовать доставку необходимых документов из фирмы «Хорманн» к нам факсом. Должны прислать несколько актов обследования и передаче фирме «Идасна» сыра в различные периоды времени. Штольц заверяет, что названия фирм менялись, но получали товар одни и те же сотрудники «Идасна» и на тех же складах. Они ставили печати от имени других фирм, а подписи и фамилии сотрудников не менялись, начиная с 1996 года. В Москве у фирмы «Хорманн» имеются постоянные представители, которые оформляют акты проверок о замере температуры фуры, веса сыра по каждой поставке. Это делают инспектор представительства Ирина Блез и управляющая Марина Крешер. Их данные и телефоны тоже сейчас получим. Есть ли у вас какие-то вопросы к господину Штольцу? – спросил Мартин.
– Давайте посмотрим документы, которые представит по факсу  фирма «Хорманн», а пока у меня только одно пожелание. Господин Штольц хорошо говорит по-русски, и он меня поймет. Мне не хотелось бы, чтобы его компаньоны по контрабанде в Москве знали о нашей сегодняшней встрече, ну, хотя бы первые недели две, – предложил Лукин.
– Мы думаем это возможно, правильно, господин Штольц? – спросил Мартин.
– У меня больше нет в Москве компаньонов, и я не смогу им сообщить о нашей встрече здесь. Мы хотели в Москве получить свои деньги, но теперь я вижу, что будут большие проблемы, – с нескрываемой грустью сообщил Штольц.
–  Если с вашей стороны в Германии бизнес осуществлялся честно, а все нарушения были после пересечения российской границы, то мы на вашей стороне, – сказал Лукин откровенно, хотя бы для того, чтобы Штольц не потерял последнюю надежду вернуть свои деньги и выдал ему все известные факты поставок с истинными лицами в России.
– Спасибо, господин Лукин. Можете не сомневаться. Мы не участвовали в их махинациях и делали все в соответствии с договорами и контрактами, поэтому с удовольствием окажем вам содействие в расследовании, – приободрился Штольц.
– Тогда, будьте так любезны, позвонить представителям вашей фирмы в России Блез и Крешер, чтобы они честно ответили на мои вопросы. А меня интересуют только их показания о результатах осмотра ими фур с сыром, кому и где они передавали его после обследования, – предложил Лукин.
– Да, конечно, мы понимаем все серьезность этого дела. Я позвоню сейчас на фирму и попрошу прислать все необходимые документы, а сотрудниц в России попрошу рассказать правду, но тогда они догадаются, что со мной уже беседовали по данному вопросу, – предположил Штольц.
– Когда я получу в Германии дополнительные доказательства о преступной деятельности контрабандистов в России, то уже не будет секрета в нашей сегодняшней встрече, – сообщил с улыбкой Лукин.
Через некоторое время сотрудники полиции принесли полученные от фирмы по факсу пачку копий документов. Контрабандная схема, выстроенная таможенниками и сотрудниками фирмы «Идасна», рассыпалась, как карточный домик. Документы развенчали всякие сомнения, что фирма «Идасна» со своими сотрудниками долгие годы занималась контрабандой товаров. Коллеги из таможенной полиции Гамбурга вместе с Мартином просматривали поступившие по факсу документы и сличали их с деятельностью фирм-невидимок, изображенных на стеклянной доске Лукиным. Их деятельность была зеркальным отражением, но под наименованием фирмы «Идасна». Были акты о приемке сыра представителями «Хорманн» в Москве и передаче его фирме «Идасна», начиная с 1996 года, а потом, как было указано в схеме Лукина, на актах менялись лишь названия фирм и печати, а подписи заведующего складом фирмы «Идасна»  Петрухина и адрес склада были неизменны. Акты были составлены на русском языке и Мартин с Лукиным помогли коллегам разобраться. Даты и названия фирм совпадали с записями на стеклянной доске, сделанной Лукиным, и немцы улыбались, как будто выиграли в лотерею. Потом опять что-то обсуждали тихим голосом и покачивали головой, наверное, понимая, какой «топор», а не «меч правосудия» они вручали Лукину.
Дело шло уже к вечеру.
– Виктор, может быть, останетесь, а утром вас коллеги проводят, – предложил Мартин.
– Нет, Мартин, спасибо. Вы и так потеряли со мной целый день. Да, и мне надо быть в гостинице к вечерней проверке, как в армии. Должен быть во всем порядок. Так немцы любят выражаться?
– Примерно так, но мы можем позвонить руководству академии и сообщить,  что вы будете завтра. Они знают, что мы работаем вместе.
– Спасибо, но моим товарищам по делегации трудно будет объяснить, почему я не ночевал в гостинице. Я им доверяю, но не хочу посвящать в свое расследование и лучше, чтобы они не знали о моей поездке в Гамбург, – объяснил Лукин.
– Я уже понял, что вы любите рисковать в одиночку, а это расследование, как оперативная разработка, – сказал понимающе Мартин.
– Не назвал бы я этот риск любовью. Скорее необходимость, чтобы выжить среди волков. Да и без риска не получишь хорошую информацию. Еще раз спасибо Мартин, вам и вашим коллегам, за понимание и помощь. Проводите меня до вокзала, чтобы я не перепутал его с улицей «красных фонарей», – улыбнулся Лукин.
– Может, правда, заглянем на эту улицу? – спросил с улыбкой Мартин.
– Нет, спасибо, коллеги. У меня сегодня маленький праздник победы над злом.
– Понимаем. Пришлите  запрос, и если в генеральной прокуратуре его неправильно переведут, то мы уже знаем, какие документы вам нужны и сделаем, как договорились, да и опросим кого надо в фирмах «Хорманн» и «Кезерай Шампиньон». И будьте осторожны, господин Лукин. Мы понимаем, как тяжело бороться с системой. Это даже не мафия. Мы доложим о плодотворной встрече руководству академии и вашу схему на стеклянной доске мы сохранили. Возможно, наших коллег  заинтересует деятельность этих фирм. Вы не возражаете? – спросил Мартин.
– Нет, конечно. Я специально пояснил все подробно, чтобы заинтересовать таможенную полицию Германии поработать по этой группе вместе, конечно, насколько это будет возможно, – согласился Лукин.
– Мы понимаем, что вы сказали нам далеко не все, поэтому проявляем беспокойство за вас, но знайте, что в этих вопросах мы готовы вам помочь. Даже думаю, что после доклада руководству у них может возникнуть к вам предложение на переезд в Германию. Мы не сможем защитить вас в России, а нам нужны такие специалисты и с таким опытом, – Мартин бросил на Лукина испытывающий взгляд.
– Мартин, хорошо, что вы сегодня затронули этот вопрос. Я вам очень благодарен за то, что сделали сегодня для меня, но у меня нет мыслей к переезду. Поймите меня правильно. Я русский и буду бороться там, в России. Да и это я бы не назвал борьбой. То, что я делаю, это защита, а если и борьба, то только за выживание, потому что ты сам сказал о системе, которую невозможно победить. Не все так плохо в России, а эти жулики были и будут. Спасибо вам еще раз.
– Я сегодня получил удовольствие от информации «под столом» без Генеральной прокуратуры, как Вы и предлагали. Это для меня тоже положительный момент, – признался Мартин.
– Ты хороший прокурор и совсем не похож на него, – улыбнулся Лукин, перейдя на «ты».
– А ты не похож на таможенника, – засмеялся Мартин.
Они крепко пожали друг другу руки, и полицейский автомобиль темно-зеленого цвета помчал Лукина к вокзалу.
В поезде Лукин подвел итоги своей операции, а она была именно таковой по масштабу и результатам. У него поднялось настроение от перспектив, которые сулила ему встреча в Гамбурге с коллегами и даже со Штольцем. Он и до этого не сильно грустил, будучи уверен в себе, что сможет противостоять контрабандистам с их генеральскими крышами и уголовное дело обернет против них же. Но теперь немцы вложили в его руки меч правосудия в виде доказательств, а потому в нем упрочилась уверенность. Он куражился последние дни, но все ровно на нервах, а теперь у него наступил настоящий кураж. Вернее мелькнула одна светлая мысль, если он в один день обернулся в Гамбург и обратно, то почему бы ему не мотнуться до Парижа? Такое желание у него появилось после предательства высокого руководства, когда его «заказали за большие деньги».
Свалить в Париж и с помощью Интерпола размотать контрабандные схемы высшего руководства, да все их валютные счета арестовать за бугром по отмыванию денег. Теперь немцы облегчили ему задачу, так почему бы не устроить себе праздник в Париже. «Праздник», конечно, это громко сказано, потому что они с Лаурой не виделись десять лет и вообще состоится ли встреча? Ну, хотя бы посидеть в кафе «Прокоп» и под «пьяного петуха» треснуть водки. Не мог он явиться к ней, как побитая собачонка, когда над ним нависла серьезная опасность. А после Гамбурга он опять орлом летает и теперь может встретиться. Они с Лаурой давно не общались, но он точно знал, что при случае оба выясняли у своих знакомых и друзей, как сложилась у них судьба. И пока все у них поровну – по два брака и по двое детей. Он все жизнь старался доказать ей, что она была не права, потому что отказалась переехать к нему в Москву. И в то же время  понимал, что был не прав. Их «мон амуру» настал бы скорый конец из-за проблем, которые им создали бы спецслужбы КГБ, да и его руководство. А так они расстались в силу непреодолимых обстоятельств и не совсем утратили свой «мон амур». И плевать ему на все высокие должности, которые он занимал, как и ей тоже.
В Кельне было немного теплее, чем в портовом Гамбурге, хотя до Северного моря от города около ста километров по широченной Эльбе. На той реке наши войска в 1945 году встретились с американскими при разгроме немцев. А спустя пятьдесят лет русские и немцы понимали, что они гораздо ближе друг другу, чем американцы, причем не только по географическим расстояниям а, во всяком случае, на данный момент.
На улице уже стемнело, и за окном ничего интересного не было. Поезд мчался с большой скоростью. За окном мелькали огни станций и построек. Лукин положил документы, упакованные немцами в папку, под брючный ремень за спиной и прижал их к спинке кресла. Это на случай, если дрема нет, но спать, несмотря на усталость, не хотелось. На самом деле настроение было отличным. Лукин катил в скоростном поезде из Гамбурга в Кельн с пакетом неоценимых документов против «мафиозников» в погонах. В гостиницу он вошел около 21 часа. Его российские коллеги к этому времени поужинали и гоняли чай  в кухне-столовой. У Лукина было праздничное настроение:
– Почему грустим, коллеги? И напитки у вас неправильные.
– Да, что-то уже и не хочется из-за Коли Карасева, – буркнул нерадостно Тонин.
– Чем Николай провинился? – спросил Лукин.
– Мы еще с утра обсудили меню на ужин. Скинулись и в магазине накупили всего вкусного к ужину. Руководство академии предоставило нам после обеда свободное время. Наверное, после вчерашнего праздника. Вот мы и хотели скрасить вечерок с хорошей закуской, а Николай сложил все в свой холодильник под замок и укатил в Брюссель к Михаилу Валентиновичу Ванину, пообещав к семи часам вернуться. Вот «кукуем» около холодильника и магазины уже закрыты, – пояснил с досадой Ладов.
– Ну, с водкой проблем нет, а вот с закуской у меня туго, – предложил Лукин.
– Не хотелось бы «по-черному» без закуски, когда ее полный холодильник, – Тонин с тоской посмотрел на холодильник.
Лукин открыл свой отсек холодильника, достал две бутылки охлажденной водки и обследовал конфигурацию замка. У каждого гостя гостиницы был свой отсек в огромном холодильнике, который закрывался на замок.
– Мы тоже осмотрели  замок, но не хотелось ломать, а ключи не подходят, – угадал его мысли Михаил.
– Зачем ломать. У кого есть пассатижи? – Лукин увидел выход из положения в боковой внутренней стенке холодильника, – у немцев все замки от «честных» жуликов.
–  Какая ячейка холодильника у Карасева?
Тонин указал на ячейку холодильника.
– Так. А чья это рядом? – спросил Лукин, показывая пальцем на ячейку слева.
– Моя, – ответил Михаил.
– Открывай.
Он открыл дверцу. Лукин повернул пассатижами кронштейны, на которых крепилась перегородка между отсеками холодильника,  и  снял ее. Через пару минут все содержимое холодильника Карасева он переместил в холодильник Михаила, а потом на стол. Все удивленно заглянули в холодильник, когда Лукин крепил боковую стенку между их отсеками на место.
– Во МУРовец дает. С тобой не соскучишься, – сообщил Ладов.
– На стол накрывайте, кушать хочется, и выпить по такому поводу, – предложил Михаил.
Веселье подходило к концу, когда около полуночи заявился улыбающийся Николай. Уже убрали со стола остатки ужина и вновь пили чай и кофе со сладостями. Они по-честному ждали его, но Николай превзошел все рамки приличия.
– Вам всем привет от Михаила Валентиновича Ванина. Я хочу выпить и закусить. Сейчас я умоюсь и достану все из холодильника. У нас там много чего есть, – предложил Николай и пошел умываться.
– Вот паразит. Положил общественные харчи под замок и даже сейчас боится их достать, думает, что все съедим, пока он будет умываться, – сказал уже без злобы на товарища Тонин.
– И правильно думает. Достаньте ему пару бутербродов, а то ему сейчас плохо станет, – улыбнулся Лукин.
 Мужики захихикали.
– Все тихо. О ней ни слова,  – сказал Лукин.
Все сидели тихо в ожидании картины, которую увидит Николай в своем холодильнике. Николай бодрым шагом зашел в столовую и  открыл свою ячейку холодильника. Потом подал головой чуть вперед, не веря своим глазам, и вздрогнул. В холодильнике, как говорят, «мышь удавилась». Он был пуст. Николай прикрыл дверку и еще раз убедился, что не ошибся ячейкой.
– А это что? – он показал пальцем на свою дверцу холодильника.
– Что-что. Доставай наши продукты, мы тоже хотим кушать, – предложил ему Тонин.
– Но здесь ничего нет, – сообщил растерянно Николай.
– Не валяй дурака, как нет? – спросил Ладов.
– Да, вот, посмотрите. – Николай отошел от холодильника.
Все привстали и подошли.
– Может, ты положил не сюда и забыл? – предположил Лукин.
– Что-то я не помню, – буркнул Николай.
– Ладно, Коля, махни стопку и скушай пару бутербродов, может, память к тебе вернется, – предложил Лукин.
Коля глянул на бутерброды и все понял.
– Вот, жулики, но как вы открыли замок? – спросил он.
– А ты думал, мы будем ждать тебя до полуночи и охранять общие продукты. Хорошо, что немцы ставят замки для видимости, а между секциями нет преград, – пояснил Тонин.
– Кто же такой специалист нашелся? –  поинтересовался Николай.
– Кто же, как ни МУРовец, – сказал Тонин.
– Я так и понял, – вздохнул Николай, проглатывая второй бутерброд.
Лукин вышел во двор академии подышать перед сном свежим воздухом. Коллеги хоть и курили в открытое окно, но дым от сигарет шел в столовую, а не на улицу. Его размышления прервал вышедший прогуляться Михаил. Это был не двор академии, а, скорее, огромный плац между бывшими бельгийскими казармами. Рядом с их зданием в огромном красиво заросшем бассейне с подсветкой плавали китайские карпы, похожие расцветкой на золотые рыбки, а размером как  русские речные.
– Удачная поезда была, Палыч? – спросил Михаил.
– Выше всяких ожиданий. Даже предложили посетить улицу «красных фонарей», но я отказался.
–  Ну, если от баб отказался, тогда точно, удачная поездка.
– Миша, у нас выходной впереди и я хочу съездить к Михаилу Валентиновичу в Брюссель, прикрой еще раз.
– Так возьми у Коли его телефон, – предложил Михаил.
– Нет, Миша, пусть никто не знает.
– Передавай ему привет.
– Если увижу, то обязательно, – улыбнулся Лукин.
– Так. Что-то опять задумал, – Михаил заулыбался в усы.
– Миша, теперь только личное. С рабочими делами на сегодня покончено.
– Ладно, больше ни о чем не спрашиваю. Меньше знаешь, крепче спишь, пошли отдыхать.
– Да, пора.
Он знал, что в их делегацию внедрен штатный или внештатный сотрудник госбезопасности, так как состав их команды был более чем серьезный и обсуждали они с немецкими коллегами важные вопросы по отмыванию денег, полученных преступным путем. Россия утонула в такой стирке. Немцы владели такой оперативной информацией по контрабандистам в России и отмыванию денег, что можно было многих отправить в Сибирь вместе с их крышами.
Лукин принял душ, но сон не шел. Слишком много информации он получил за день. Он убрал документы в сейф, которые стояли в каждом номере  гостиницы. В нем он хранил деньги и билеты. Отложив две тысячи долларов и три тысячи марок в паспорт на завтрашний день, закрыл сейф. Столько он потратить не мог за день, но отложил на всякий случай. Завтра у них выходной, и он уже решил, как его проведет. Старинную часть Кельна он прошел вдоль и поперек, поэтому его не прельщали красочные витрины магазинов и многочисленные ресторанчики. Удовлетворенный своей поездкой в Гамбург, а еще больше предстоящей, он уснул безмятежным сном.












                Неповторимая осень…


               


Лукин проснулся рано утром. За окном было темно и его коллеги еще спали после вчерашней вечеринки. Еще в Гамбурге, после успешного окончания встречи с немецкими коллегами, у него родилась бесшабашная идея: почему бы ему не податься и в противоположную сторону? Лукин решил, что рано утром он не поедет в Брюссель к Михаилу Валентиновичу, а поедет чуть дальше в Париж. Но решение было только его, и Лукин не знал, что скажет Лаура по этому поводу, да и вообще ответит ли по телефону? Но авантюра ему нравилась все больше, и он понял, что в любом случае поедет в Париж. К Ванину он все ровно бы не поехал. Зачем ему забивать голову своими проблемами, хоть они были чисто таможенные, но совсем не его? Он в Брюсселе, и у него своих забот хватает с новым председателем ГТК России Драгановым, который оказался предателем и для Лукина. Посоветовать Михаил Валентинович может только одно: «Держись». Да он это уже и говорил, а полученными в Гамбурге материалами Лукин решил ни с кем не делиться. Убрал в сейф, а в Москве в укромное место, чтобы никто не мог достать. Это гарантии безопасности  его и подчиненных сотрудников.
У Лукина не было ни малейшего желания «сбрасывать» возможные хвосты, которые, чисто теоретически, могли установить немецкие спецслужбы для его личной и собственной безопасности, а тем более шифроваться, изображая из себя суперагента Бонда. При отсутствии собственных средств передвижения, незнании города и языка в совершенстве, он выглядел для любого неопытного сотрудника спецслужбы белой вороной, которую легко можно вести и фиксировать каждый шаг.
Это было небольшим проявлением мании величия. Кому он нужен со своими проблемами? Поэтому утром Лукин начал с «подарка» немцам. Он набрал телефон Лауры в Париже, хотя это можно было сделать с телефона-автомата или с мобильного. Лукин еще с вечера на вокзале обратил внимание на поезд 9420 в восемь часов утра от Кельна до Парижа. Четыре часа и ты на месте, а билет всего за сто баксов.
Звонок из гостиницы был обусловлен двумя обстоятельствами. Надо было узнать, где Лаура, и может ли она сегодня с ним встретиться, поэтому от этого зависело, ехать ли на вокзал или присаживаться с коллегами за круглый стол, а потом болтаться бесцельно по Кельну. Нет, лучше уж прогуляться по Парижу, а там видно будет. Если за ним наблюдают, то немцы узнают  из их телефонного разговора, что у них с Лаурой личное, а не продолжение Лукиным самостоятельного расследования. Времени было чуть больше шести утра. Немцы в это время уже суетились на улице, а французы, судя по голосу Лауры, еще спали.
 В телефонной трубке зазвучали знакомые «Уи, уи». Он ее голос узнал сразу, хоть и прошло десять лет после их разлуки. Были встречи, расставания и «большой почтовый роман». И все это на протяжении пятнадцати лет.  Они расстались после празднованиядня милиции 10 ноября, когда он резко отреагировал на ее очередное ворчание по поводу тяжелой жизни в Москве, по сравнению с Парижем. Лаура сделала ему очередное предложение выехать вместе с ней и жить во Франции. Лукин молча пошел на Белорусский вокзал и купил ей билет на поезд до Парижа, предложив ей съездить домой, упаковать зимние вещи и возвращаться. Она, как обычно, приезжала в отпуск летом «налегке», но жила у него до зимы. Если бы он мог тогда предположить, что своими руками сажает ее в вагон и разлука на этот раз будет очень долгой, а потом все обстоятельства будут против их встречи и брака…  Но другого выхода не было.
– Лариса, доброе утро, извини, если разбудил, – Виктор назвал ее специально так, чтобы она быстрее сообразила, кто звонит. Только он называл ее так, кстати, с ее же подачи при знакомстве.
– Люка, ты? Откуда у тебя мой телефон? Нет, не то. Где ты? Что случилось? – она путала русские и французские слова. Или не проснулась, или долго не было практики в общении с русскими, но по-прежнему называла его именем помощника комиссара Мегре.
– Все хорошо. Я недалеко, в Кельне. Много говорить не могу, я со служебного телефона звоню. У меня два вопроса: будешь ли ты сегодня в Париже, и не нарушу ли я твоих планов, если приеду к тебе в гости до вечера.
– Какие могут быть планы? Я тебя встречу на вокзале, скажи, каким поездом? Но почему только до вечера?
– Поезд 9420 отходит из Кельна в восемь утра. Значит, будет в Париже около полудня.
– Хорошо. Я выясню и встречу на вокзале.
– Спасибо. Ты же знаешь, что мой французский никакой. Правда, могу сказать, что «же ме сюи эгарэ».
Лаура хихикнула.
– Да, я поняла, что ты потерялся, но это произошло десять лет назад, когда мы расстались.
– Тонко подмечено. Пока, до встречи.
Лукин был уже одет. Он тут же вышел из гостиницы и зашагал по коридору. Его коллеги еще спали. Только дежурный по КПП удивленно отдал ему честь раннему гостю. Через полчаса он был на вокзале, взяв билет и сел в белый поезд до Парижа. Он понял, что его было не остановить, и сегодня он должен побывать в Париже, а теперь она еще и обещала встретить его на вокзале. Он не знал, зачем и почему поддался порыву. Ровно четверть века дорога в Париж ему была заказана, да и сейчас его никто туда не отпускал.
Поезд тронулся незаметно и за окном вновь замелькали картины постоянно меняющихся пейзажей, но теперь в противоположную сторону от Гамбурга. Пейзажи были вперемешку с картинами воспоминаний их давних встреч с Лаурой. Как там, у Дюма? Сколько лет спустя? Когда они познакомились в заснеженной Москве, ей было девятнадцать, ему двадцать три. Только их «почтовый роман» по количеству написанных страниц превзошел бы «Войну и мир». Она каждый год приезжала к нему и первое, что он слышал от нее, было «навсегда». Но советская действительность возвращала ее во Францию, а на следующий год все повторялось. Они были в те годы совершенно свободными и хотели пожениться, но она не хотела жить в СССР, а ему нравилась Франция, но было нереальным для него выехать туда и как оказалось, что и жениться на француженке было из области фантастики.  Но он не отступал и надеялся на счастливый случай. И вотпосле развала СССР он настал, но их совместному счастью, с момента знакомства и желания создать семью, исполнилось двадцать лет. К тому времени все быльем поросло. А поросло ли?
Он увидел ее издалека на платформе у первого вагона поезда. Помахал ей рукой, и она в ответ. Есть контакт, уже легче, чтобы не искать друг друга. Они обнялись, дважды слегка коснувшись щеками. Эти годы чуть тронули ее лицо, но легкий макияж сглаживал ее сорок пять. Она всегда умело пользовалась косметикой, которая была незаметна на ее лице. И, конечно, как всегда в шикарном костюме и с бриллиантами. Было видно, что в Париже недавно прошел дождь, и через редкие просветы облаков проглядывало солнышко. На привокзальной площади они подошли к ее автомобилю темно-синего цвета под цвет ее сегодняшнего костюма. Кстати, он тоже был в темно-синем костюме и голубой рубашке с галстуком из широких темно-красных  и темно-синих полос, а среди них тонкие белые полосы. Галстук был с приколом, как флаг Франции – синий, белый, красный.
– О, это твой БМ дубль В? – спросил Лукин с улыбкой.
– Запомнил, – она улыбнулась в ответ. Так раньше она называла марку «БМВ», чем веселила Лукина.
– Шикарно выглядите, мадам.
– Вы тоже, мюсье, только стали немного солиднее. Я не поняла, почему только до вечера. Как можно, приехать в Париж на несколько часов? Останься хоть на пару дней. Хочешь, в гостинице или у меня квартира пустует в Аржентее. Я ее обычно сдаю, но пока она не занята. Какие у тебя планы? Может быть, какие-то проблемы есть в Париже?
– Нет, нет, все в порядке, я в твоем распоряжении, и у меня нет никаких планов, а тем более проблем, – улыбнулся Виктор.
Он не хотел грузить ее своими проблемами по работе, тем более что вчера почти разрешил их в Гамбурге. Ему бы честно признаться, что он был не прав, когда отказался сбежать с ней во Францию, а теперь, как говорят в народе, «за что боролся, на то и напоролся». Попасть во Францию он мог только через нелегальный переход границы, и другого варианта не было. Его знакомый доктор психиатрии Саша Рапопорт так и сделал во время перестройки. Перешел границу с Венгрией, потом добрался до Барселоны и далее в Америку. Теперь хочет вернуться в Россию. Его тогда здорово обидела Советская власть и посадила ни за что на четыре года. Всем бежавшим с развалом СССР выпала амнистия, а Лукина такого счастья не удостоили бы.
– Так ты приехал, чтобы со мной повидаться?
– А ты еще не поняла? Но мне надо сегодня до отбоя быть в бельгийских казармах в Кельне. Там мы живем, а немецкие полицейские фиксируют наше убытие и прибытие на территорию городка в целях нашей безопасности.
– Не поняла. Я слышала, ты уволился из МВД на пенсию.
– Все правильно, и теперь работаю в полиции. Как у вас называется: «Дуан»?
– Что? Таможенная полиция? С тобой не соскучишься. Каким ты был, таким ты и остался. Помню я еще «Орел степной».
– И в гостиницу мне не хотелось бы. Паспорт у меня служебный из МИДа, и сразу будет известно о моем посещении Парижа.
Она тихо вела машину по набережной Сены, но после этих слов припарковалась.
– Так ты здесь нелегально? – резко спросила она.
– Не совсем. У меня шенгенская виза. Сел на поезд и приехал в Париж, но об этом никто не знает, кроме тебя, а если я вернусь, сегодня к ночи, то никто так и не узнает.
– Люка, ты Люка, когда же ты повзрослеешь? Тебе мало было неприятностей от твоих коллег раньше. А если узнают в нашей дирекции безопасности территории DST о нашей встрече, то ко мне могут быть вопросы. Надо думать, что ты далеко не рядовой сотрудник спецслужб.
– Мне меньше всего хотелось бы доставить тебе хлопот, поэтому приехал тихо, и так же уеду. Но если ваши контрразведчики заинтересуются моей персоной, то им достаточно будет открыть свой архив по нашему «почтовому роману», и все вопросы у них отпадут. У них своих забот хватает, им еще заниматься встречей старых друзей. И потом у меня с собой есть визитки руководителей таможенной полиции Германии, которые подтвердят, что я работаю с ними по контрабанде и отмыванию денег.
– Не пугай меня. Только не это, – взмолилась она.
– Тогда, если что, объясню, что выпил лишнего и сел не в тот поезд, а проснулся в Париже. Я же ничего не нарушил, – Лукин улыбнулся.
– Ну, ну, все шутишь, – засмеялась она.
– Нет, правда, я все предусмотрел. Иначе, когда бы я тебя еще увидел.
– Я польщена и почти счастлива, но ты все равно безбашенный.
– Ты еще помнишь такие словечки.
– У меня долгие годы был хороший русский учитель в твоем лице. Я не предлагаю тебе экскурсию по Парижу. Ты никогда не был в нашем городе, и пять часов, проведенных в Париже, ничего не дадут. Я провезу тебя по известным местам, а потом мы посидим где-нибудь. Можешь ничего не рассказывать, я просто хочу побыть с тобой вдвоем.
Виктор поцеловал ее, как раньше.
– С этого надо было начинать, – засмеялась Лаура.
Она медленно вела машину по набережной, и Лукину казалось, что он все это видел. Ну, конечно же, видел на фото, на видео, во французских фильмах. Вот река Сена разделяет два вокзала: Лионский на правом берегу, а напротив Аустерлицкий. Далее остров Сен-Луи и Собор Парижской Богоматери, а чуть далее набережная Лувр. Конечно же, как она могла проехать мимо Лувра и сада Тюильри с разворотом на площади Согласия. Далее они проследовали по Елисейским полям до Триумфальной арки, где сделали круг и спустились до Сены, ориентируясь на Эйфелеву башню.
– Вот и весь Париж, если бегом, как у тебя получается. У нас сейчас время обеда. Все французы обедают, и мы сделаем то же самое. Могу предложить рыбный ресторан с морепродуктами. Ты это любишь. А хочешь посмотреть мое хозяйство? В моем ресторане рыбу тоже хорошо готовят.
– И ты еще спрашиваешь? Конечно же, в твой ресторан.
– Обычно я не приглашаю к себе друзей, а предпочитаю ходить в соседние рестораны, но для тебя сделаю исключение.
– Удобно будет? Я что-то об этом и не подумал.
– Дома все знают, что я встречаюсь с другом из Москвы, поэтому будет лучше, если мы приедем ко мне. Мой муж Филипп проявил тактичность и попросил у меня разрешения не участвовать в нашей встрече. Так что все нормально.
– Лариса, тормозни где-нибудь около банка, я хочу обменять доллары или марки на франки.
– Ты, что хочешь сделать какие-то покупки?
– Да, вроде бы нет. Не хотелось бы потом объясняться, откуда у меня покупки из Франции.
– Тогда не будем терять время на обмен, потому что франки тебе не нужны в Германии, а ты там будешь через несколько часов. Уж за обед разреши мне распорядиться, не обижай меня. Ты мой гость, и билет обратный куплю. Ведь из России я всегда уезжала на твои деньги.
– Хорошо, хорошо, но ты злопамятна и подколола меня с билетом из Москвы. Все еще помнишь, как я усадил тебя на поезд до Парижа. Ты хочешь сказать, что не хотела тогда уезжать из России?
– Ну, скажем так, сомневалась, ехать или нет, а ты мне билет в зубы и вперед, подруга.
– Надо же, такие мелочи двадцать лет помнить.
– Хорошие мелочи. Я помню, что мы обсудили уже неоднократно в письмах и на предыдущей встрече. Я признаю, что была не права, что вымотала тебе все нервы невозможностью принять четкого решения ехать или не ехать, но и твой поступок был не из лучших.
– Я не хотел тебя расстраивать, но мои нервы были ничто по сравнению с тем, что КГБ готовила твою депортацию из СССР. Все продленные визы у тебя закончились три месяца назад. Я бы отделался выговором или увольнением, а тебе закрыли бы въезд в СССР надолго.
– Мне и так его закрыли надолго, но я не знала о готовящейся депортации.
– Я и сам узнал об этом случайно и гораздо позже, но тогда, как почувствовал о грозящих нам неприятностях.
– Да, все было против нас.
Лаура долго работала патроном у Пьера Кардена. Дважды увольнялась, когда надолго оставалась у Лукина в Москве. Тогда ее посещали светлые мысли остаться навсегда, но потом, окунувшись в советскую действительность, она уходила от этих мыслей и возвращалась в Париж, где все-таки осуществила задуманное и открыла свой ресторанчик.
В Париже опять заморосил мелкий дождь.
– Жаль, что погода не позволяет нам прогуляться по моим любимым местам, – она опять вернулась в район Собора Парижской Богоматери, – здесь я училась в Сорбонне и часто гуляла по Люксембургскому саду и набережной Сены. Здесь наш Латинский квартал, но не как в Америке. Наш квартал так называется, потому что студентов Парижского университета обучали здесь на латинском языке. В районе есть одно историческое место – кафе «Прокоп», рядом с кварталом Сен-Жермен, – она сказала об этом, как будто бы он знал Париж, как Москву.
Лаура припарковала свое «БМ дубль В» рядом с кафе. В дверях ее встретил управляющий и проводил их до столика в уютном уголке кафе.
– Если когда-нибудь пожелаешь посетить кафе самостоятельно, то здесь недалеко метро «Одеон».
– Ну, ты сказала, самостоятельно.
– Мало ли, приедешь с женой и дочками.
– И позвоню тебе, если ты не возражаешь?
– Ладно, видно будет. Этому кафе более трехсот лет, и говорят, что на протяжении столетий оно никогда не пустовало. Сюда трудно попасть без предварительного заказа, а тем более в обед. Хозяева во все времена здесь держали низкие цены. Обед может обойтись в сто франков. В Париже нет такого понятия – «мест нет» в ресторане. Здесь не принято подсаживаться за столик, если за ним сидит хоть один посетитель, который может наслаждаться этим заведением целый день с открытия до закрытия.
– Это мы с тобой видели в чайхане Самарканда. Узбеки там сидят с утра до вечера.
– Похоже, но здесь это происходит не совсем так. Здесь творил свои произведения Бальзак, а молодой и тогда еще неизвестный Хемингуэй написал здесь первые произведения.
– И в меня уже проникает дух творчества. Я это чувствую. Наверное, буду писать романы, – улыбнулся Лукин.
– Ты все шутишь, а я всегда мечтала посидеть здесь с тобой за столиком. Думаю, что у тебя должно получиться с книгой. Как она будет выглядеть, романом или воспоминаниями, но она могла бы у тебя получиться. Я помню твои письма, полные любви и романтики.  Твои ответы на мои письма были так быстры и объемны, что я даже представила, как ты их пишешь ночью при свете зеленой настольной лампы. Правильно?
– Бывало и ночью в выходные дни или в командировках, когда никто не отвлекал общаться с тобой через перо. Я специально снимал номер в гостинице «Интурист», оттуда письма доходили до тебя быстрей, потому что их не так проверяли, как в Москве. Иностранцы писали на родину и под них молотил, – улыбнулся Виктор.
– Я и говорю, что не каждому дано. Взять и написать страниц двадцать за ночь, а через пару дней еще столько же. И дело не в количестве страниц. Твои письма приятно было читать, и я всегда их перечитывала до дыр. Я бы и сейчас не отказалась от них.
– Спасибо, Лариса. Ты мне никогда об этом не говорила. У нас были для «почтового романа» особые отношения, как ваши говорят: «мон амур». Потому и писалось легко, и читались мои письма, когда все касалось нас двоих. А выплескивать наши отношения на страницы книг – сомневаюсь, что у меня получится. Может быть, потому что наш роман был законспирирован частично, во всяком случае, от КГБ и окружающих. Пока для меня рассказать о нас с тобой все равно, что раздеться догола за столиком «Прокопа».
– Ты не прав. Я знакома с актрисой Катрин Денев и здесь встречалась с ней. Она с удовольствием слушала мои рассказы о нас с тобой и предложила мне написать, а потом она поможет отредактировать для книги или сценария. Но у меня нет ни времени, ни такого дара, как у тебя. Я даже подумала про своего первого мужа Мишеля, ты помнишь его?
– Еще бы. Бедный Мишель, у которого я отбил Лауру. Как он поживает?
– В полном порядке. Мишель Колен стал писателем и сценаристом. У него вышло около двадцати книг.
– Я, кажется, догадался, ты хотела обратиться к нему, написать о нас с тобой книгу? – спросил Виктор, – как у тебя с головой?
– Не груби, я и сама поняла, что было бы наглостью, – улыбнулась Лаура, – поэтому остается только тебе самому написать книгу. Жаль, если о нашем романе никто и никогда не узнает.
– Может быть, ты и права. Атмосфера в «Прокопе» располагает, чтобы что-то творить, создавать, – Виктор показал рукой по стенам с полками книг всемирно известных писателей, которые создавали шедевры за этими столами.
– Так и есть. Приехали бы мы с тобой к «Прокопу» кафе тогда, двадцать пять лет назад, когда только познакомились, и был бы ты сейчас французским писателем или еще какой-нибудь знаменитостью, – улыбнулась Лаура.
– Но тогда бы не было такой драматичности в нашем романе, и писать бы было не о чем. Был бы я в Париже таксистом в лучшем случае или поваром в твоем ресторане, что не муза, а проза, и ты бы меня разлюбила.
– Может, ты и прав. Но ты и поваром был бы в нашем ресторане знаменитым. Прогремел бы на весь Париж. Ты по-другому не умеешь. Представляешь, ресторан «У Палыча» или «Люка и компания», – засмеялась Лаура.
– Чудо ты в перьях.
– Что-то новенькое. Ты называешь меня курицей? – она удивленно посмотрела на него.
– Нет, конечно, это поговорка такая. Оказывается, ты меня лучше знаешь, чем я себя. Мне, кстати, вчера немцы предложили работу в Германии.
– А ты что?
– Уж коли я отказался уехать с тобой в Париж, то к немцам, тем более, не поеду. Я уже скучаю по Москве.
– Я же говорю, что с годами ты не меняешься.
– Да уж, походку не меняю.
– Столько лет прошло, и поменялись лишь наши отношения, мне не хочется, но я стала меньше тебя вспоминать. Пока мы пьем кофе с коньяком, ты обрати внимание на стены кафе. Здесь бывали бунтари Французской революции Марат и Робеспьер. Писатели Вольтер и твой тезка Виктор Гюго. Теперь их портреты украшают стены. Вольтер выпивал здесь по тридцать чашек кофе в день, а будущие революционеры «разминались» аперитивом.
– И после несли с трибуны разную чушь, как Ленин с апрельскими тезисами в 1917-омс броневичка на Финляндском вокзале.
– Раньше ты так не говорил, – улыбнулась Лаура.
– Многое теперь видится по-другому.
– Почему нам с тобой досталось то время, когда карали за любовь? Вот бы сейчас вернуть нашу молодость. Сел бы ты в Москве на поезд и приехал в Париж. Никто не спрашивает зачем, с какой целью, насколько. Ну, да ладно. У нас слишком мало времени, чтобы говорить о грустном. Кстати, в это кафе заглядывала твоя любимая поэтесса Марина Цветаева. А еще говорят, здесь по молодости Наполеон оставил свою шляпу в залог, да так потом и не выкупил. Она здесь под стеклом.
– Давай я свой пиджак здесь заложу. Вдруг потом буду знаменитостью, так будет, о чем рассказать посетителям, – Лукин сделал движение, чтобы снять пиджак.
– Ты сначала достань  оттуда доллары и марки. Иначе залог не пройдет, да и меня хозяин знает, поэтому не возьмет пиджак моего спутника. Я предлагаю выпить еще по чашке кофе с фирменным пирожным «Наполеон». Его здесь готовят, как для императоров, больше нигде такого не попробуешь, а потом исторического мороженного. Триста лет назад кафе начинало с мороженого.
На улицах Парижа опять появилось солнышко.
– Перед застольем в моем ресторане предлагаю прогулку по Люксембургскому саду. Хорошо?
– Я у тебя в гостях и согласен на все.
– Ну, это ты опрометчиво сказал. На все. Нам на все осталось два-три часа до твоего отъезда в Кельн.
– Давай не будем о поезде.
– Конечно, не будем. Это я могла уволиться с работы и остаться еще на пару месяцев у тебя, а ты все равно уедешь семичасовым поездом и ничем тебя не удержишь. Да, и в этом нет необходимости.
– Вот именно.
Они вышли на улочки Парижа. Прошлись по набережной Сены, где как на Воробьевых горах, вдоль парапета набережной продавали множество сувениров и открыток, картин, книг.
–Ты не хочешь купить что-нибудь на память о Париже?
– Хочу, но не могу. Кому я покажу? Коллегам в Кельне, которые думают, что я гуляю в Германии, или домой привезти?
– Я забыла, что мы так и продолжаем встречаться как разведчики, как и раньше на нелегальном положении. Только теперь мы поменялись местами. Раньше я делала визу в Самарканд, а жила у тебя в Москве. Нам было запрещено даже встречаться, а мы жили вместе. Никто не мог нам запретить нашу «мон амур», как ты ее называешь, но козни строили. Теперь нет никаких запретов, но мы должны расстаться и уже навсегда. Несправедливо как-то?
– Нам выпало такое время и ничего не поделаешь. Я почему-то часто вспоминаю тебя в синем халате до пят и на кухне, когда ты готовила по французским рецептам и не потому, что было ароматно и вкусно. От тебя всегда веяло неповторимым уютом и домашним теплом. Может быть, редкость увидеть такую королеву и на кухне?
– Ты никогда об этом мне не писал и не говорил.
– Возможно, осознал то, что потерял навсегда, вот и вспоминается все хорошее, что было с нами.
– А ты мне до сих пор снишься часто. Как там наши самаркандские друзья из милиции? Не видишься с ними?
– Нарзулло теперь работает в таможне Самарканда, он прилетал в Москву несколько раз, а про Наташу из ОВИРа ничего не слышал. Теперь Узбекистан другое государство. Визу оформлять не надо, но билет стоит, как до Парижа, поэтому лучше погулять по Елисейским полям. 
Они подошли до университета и Лаура остановилась.
– Теперь в Сорбонне учится мой сын, – улыбнулась Лаура.
 Виктору показалось, что она сделала легкое ударение на слове «мой».
– Неужели младший?
– Да, Вольдемар.
– Сколько ему уже?
– Девятнадцать лет. Как будто ты не знаешь.
   Они обсудили все вопросы на последней встрече десять лет назад и остались при своих мнениях. Виктор знал, что Вольдемар родился за неделю до ее дня рождения 30 июня, и не надо было быть великим математиком, чтобы произвести отсчет от той даты на девять месяцев назад, когда они с Лаурой были вместе. Однако Виктору было четко заявлено, что Вольдемар является «сыном Франции». После его рождения еще двенадцать лет между ними висел «железный занавес», и никто тогда не мог предположить, что можно будет русским свободно передвигаться по Европе. Им будут открывать визы в любые страны, и они смогут жить с любимым человеком, где им понравится. И только они будут сам решать, регистрировать им свой брак или жить в гражданском браке с иностранным подданным.
   Лаура припарковалась на бульваре Сен-Мишель, и они подошли к воротам высокой кованой ограды Люксембургского сада. Справа от входа вальяжно расположился негр с колоритной фигурой и играл на аккордеоне знакомые мелодии французского шансона.
– Вот и Люксембургский сад – центр романтического Латинского квартала, который пронизан нежными строками Ахматовой, Цветаевой, Бродского, Эрнеста Хемингуэя. И привлекает он не только тем, что является одним из главных культурных наследий французской столицы, но в первую очередь тем, что Люксембургский сад пропитан той самой неповторимой энергетикой левого берега. Здесь, как и в кафе «Прокоп», от старины веет теплом и красотой. Еще в 1612 году Мария Медичи, мать Людовика XIII, купила особняк, который уже назывался Малым Люксембургским Дворцом, но жила она в нем недолго. Борьба с всесильным кардиналом Ришелье закончилась не в пользу королевы-матери и ее  изгнали в Кельн, – рассказала Лаура.
– Лаура все прекрасно, но мы, наверное, покатывались бы со смеху, если бы десять лет назад, когда ты была в Москве проездом из Самарканда, я предложил бы тебе экскурсию по столице,– улыбнулся Виктор и поцеловал ее.
– Я же говорю, что энергетика левого берега действует на человека. Только опять ты не прав. Мне в Москве нужно было из аэропорта Домодедово переехать в Шереметьево и до Парижа, а я встретилась с тобой и предложила улететь вместе. И осталась у тебя на неделю, то есть на то время, которое ты мог мне подарить. Так и сейчас я исхожу из твоих обстоятельств и тебе надо быть в казарме до отбоя, чтобы не наказали за самоволку. Я правильно излагаю? – сказала она серьезно.
– Извини, я неудачно пошутил. Конечно же, ты права и многое всегда зависело от меня, а вернее от моей секретной службы.
– А ты задумывался, стоила она того?
– Что теперь об этом говорить, но когда мы познакомились, я уже был по уши в секретах, да и ты это понимала, потому и представилась Ларисой. С годами секретности становилось только больше, и мой побег к тебе расценили бы, как предательство и шпионаж, со всеми статьями уголовного кодекса. Другого варианта не было.
– Тогда продолжаем осматривать достопримечательности Парижа и больше не шутим на данную тему, – улыбнулась Лаура.
Они молча гуляли по Люксембургскому саду за ажурной оградой. Люксембургский дворец и многочисленные цветники. Они постояли у фонтана, опустив руки в воду.
– Здесь всегда так мало народу? – спросил Виктор.
– Нет, только сегодня. Погода такая: то дождь, то солнце. Поехали ко мне. Пора, а то до Германии не дотянешь от голода.
– Да, я и не голоден.
– Ты что, передумал?
– Нет, нет. Я хочу к тебе, просто не испытываю чувства голода.
– Скажи еще, что сыт любовью.
– Нет, так не скажу.
– А жаль, – озорно улыбнулась Лаура.
Они ехали на машине недолго. Лукин не понимал, где находится точно, но где-то в районе Северного вокзала, то есть в исторической части города. В ее ресторане они присели за столиком в укромном уголке. Лукин с любопытством бросил взгляд по небольшому залу с двенадцатью столиками разных размеров. Кто-то сидел около больших окон, а в уголке было поуютнее.
Отсюда все, как на ладони, но их никто не интересовал. Они были целиком заняты друг другом. Они сидели напротив и подолгу задерживали свои  взгляды, изучая, что изменилось в них за эти годы и не только внешне. Каждый видел свое и в зависимости от этого их взгляды сопровождались сдержанной улыбкой или легкой задумчивостью. Они понимали, чем закончится их встреча. Они ставили точку в своем красивом романе и сожалели, что не получилось у него счастливого продолжения. Наверное, поэтому они не трещали, потому что давно не виделись, не хвастались своими успехами за эти годы. Им было немного грустно от того, что они потеряли и не по своей вине, потому понимали больше, чем говорили.
 Они не заметили, как к ним подошел молодой парень высокого роста с темно-русыми волосами. Он поцеловал Лауру. Виктор узнал его, хотя на фото, что подарила ему Лаура, ему тогда было семь лет. И улыбка у него,с едва заметными ямочками на щеках,была ее. На фото они вместе с мамой на площади Регистан в Самарканде, десять лет назад, а за день до того в этом же месте Нарзулло сфотографировал Лукина. Но не суждено было им там встретиться. Бывает же такое. Лаура тогда возила сына в Самарканд к бабушке на каникулы, а в Москве подарила Виктору это фото, а он ей свое на том же месте. Они тогда удивлялись, что после стольких лет разлуки почти в одно время сфотографировались в одном месте за тысячи километров от своих домов.
– Вольдемар, познакомься с моим другом из России, Виктором. Я рассказывала тебе о нем, – представила его Лаура.
Виктор протянул руку и поздоровался.
– Очень приятно, а я вас видел на фото у мамы. Вы тоже бывали в Самарканде? – Вольдемар отлично говорил по-русски.
– Да, мы с ним общаемся на русском языке, чтобы не забыть, – как бы предугадав вопрос Виктора, сообщила Лаура.
– Вы к нам надолго? – спросил он.
– На несколько часов. Из Германии сделал небольшой вояж.
– Как мило. В Париж на несколько часов. Мама, хорошие у тебя друзья, но я не понимаю, как так можно, – сказал Вольдемар.
– Люка может и не такое.
– Я извиняюсь. Мне пора, друзья ждут. Мама, я буду вечером.
Вольдемар попрощался и ушел.
Они опять молчали, понимая, что все уже давно сказано и решено. Лукин и не предполагал, что в таких случаях молчанием можно высказать гораздо больше, чем языком. Даже десять лет назад они выдавали друг другу обещания на будущую их совместную жизнь. Говорили о любви. Теперь, молча, понимали, что из их романа не получилось сказки со счастливым концом.
– Ты хоть на своей секретной службе сделал карьеру? – нарушила  молчание Лаура.
– Оказывается, я совсем не карьерист. Хоть и занимал я высокие должности, но все мои взлеты заканчивались падением,причем не по своей вине,а потом снова  наверх. Хоть ты всего добилась. Свой ресторан, семья, двое сыновей.
– Прекрати. Не надо. Спасибо тебе, Люка, что хоть на один день оторвался ко мне, – она отвернулась вполоборота и смахнула платочком слезинку со щеки.
– Извини, что так. По-другому не получалось.
– Спасибо тебе за все. За то, что ты есть, вот такой, какой есть.
Вскоре они шагали по платформе Париж-Норд и понимали, что вряд ли им удастся еще когда-нибудь пройтись под руку рядышком. Их лица сохраняли улыбки приличия, но глаза обоих были «на мокром месте». Они уже давно все обсудили до этой встречи и теперь понимали, что упущены золотые молодые годы, и не их вина, что они так и остались в разных странах. Двадцать лет вернуть невозможно.
Колеса чуть слышно отстукивали о стыки рельсов, но это был шум, похожий на поезд в метро. Лукин откинулся в кресле и приступил к «разборке» своих чувств. Надо ли было ему ехать в Париж и будоражить давно уже зажившие раны? Оказывается, надо было. Эхо от их обещаний друг другу быть скоро вместе зависло в воздухе. Они вскоре узнали, что их желаниям не сбыться, во всяком случае, никакой перспективы не было. Теперь их желание размыло большим отрезком времени и огромным расстоянием с пятью государственными границами между ними. Но желания были ими озвучены десять лет назад, когда при встрече они еще раз планировали совместную семейную жизнь. Однако впереди были еще три года «железного занавеса», и никаких предпосылок не было, что он может рухнуть, а у Лукина после их встречи образовался серьезный конфликт с сотрудниками КГБ.Пришлось затаиться и сделать вид, что они давно расстались. В конце концов, так и получилось. И было уже без слов ясно, так как за это время они встретили другую любовь и  образовались новые семьи, но они не сказали об этом друг другу лично, а узнали от своих друзей. Так что встреча была нужна, хотя бы для того, чтобы посмотреть друг другу в глаза и извиниться за то, что не получилось у их бурного романа счастливой семейной жизни. Хотя, кто знает, как оно могло быть? За те годы могли бы надоесть друг другу и расстаться, но уже со ссорой. Сейчас они сохранили нежные чувства и рады были видеть друг друга. Они понимали, что ничего не зависело от них в те годы, а теперь упущено столько, что вернуть невозможно. Так Лукин уговаривал себя, что поступил правильно. Посетил Париж, встретил прошедшую любовь, и ему стало спокойнее от того, что у Лауры все в порядке…
В Кельне Лукин был незадолго до полуночи, и электропоезда еще ходили до бельгийских казарм. От станции взял такси, хотя там пешком было недалеко. Моросил дождь, да и хотелось застать кого-нибудь из своих коллег на кухне-столовой гостиницы.
– О, пропащий заявился! Как дела? – спросил Тонин.
– Наливай, – коротко ответил Виктор.
Жахнув сто граммов водки без закуски, он наконец-то расслабился. Вышли с Михаилом покурить на балкон.
– Как съездил?– спросил тот.
– Все нормально. Никто не спрашивал меня?
– Нет, все тихо. Ребята говорили, что ты поехал по магазинам в Кельне.
Утром Лукин пребывал еще под впечатлением вчерашней короткой поездки в Париж. Уютный столик в старинном кафе «Прокоп», прогулка по Люксембургскому парку в компании с прекрасной парижанкой, пара фраз на русском языке ее сына Вольдемара. Было от чего мозгам принять неприличную позу. Ему и до этого было скучновато на заседаниях с немцами за круглым столом, потому что их методы борьбы не приемлемы для России, где законы по коррупции и отмывке денег пишут сами, кто этим и занимается, чтобы их невозможно было «достать» законами.
Немцы как будто уловили его отношение к их скучным докладам. На первом перекуре к Лукину подошел переводчик Ганс из академии, которую он в шутку называл как в американской кинокомедии «полицейская академия». Для немецких полицейских она была чем-то похожа на нее или на советские курсы «Выстрел»  для переподготовки комсостава.
– Господин Лукин, наш руководитель приглашает вас на чашку кофе в  кабинет, – сообщил переводчик.
– С большим удовольствием, – сказал с улыбкой Лукин и повторил на немецком для переводчика, – «Мит гроусен фердгнюген».
Лукин даже обрадовался общению с коллегами через переводчика, чтобы не напрягать свои мозги, вспоминая немецкий и употребляя его вперемешку с русским, как при общении с Мартином. Они понимали друг друга при обсуждении преступной схемы, но, наверняка, многие детали были упущены из-за недостаточного знания немецкого. Но что за тема появилась у их руководителя Клауса? Неужели вчерашняя поездка в Париж?  Ведь, он специально сделал все, чтобы немцы видели его поездку, потому ничего не скрывал, начиная с телефонного звонка из своего номера в гостинице.  Они, конечно,знают о его звонке за их счет. То, что немцы проявили к нему интерес, у Лукина не было сомнений. Оперу с большим стажем было видно, как никому. В кабинете Клауса находился, кроме хозяина, уже знакомый Лукину руководитель Гамбургской полиции Отто.
– Мы с утра обсудили ваш доклад в Гамбурге. Нам кажется, что наши интересы к этой преступной группе тесно пересекаются. У наших коллег из Гамбурга есть предложение еще раз обсудить наши дальнейшие действия в присутствии переводчика. Хотелось бы уточнить, какая вам нужна помощь?– спросил Клаус.
– Спасибо, господин Клаус. Коллеги в Гамбурге снабдили меня серьезными копиями документов, изобличающих  преступную деятельностью наших контрабандистов, – поблагодарил Лукин, – для оперативной разработки мне достаточно копий, а для уголовного дела я сделаю запрос через Генеральную прокуратуру, чтобы получить их официально. И с допросом представителей фирм-отправителей товара мне обещали помочь, чтобы они сказали правду. Думаю, что с вашей помощью мне удастся победить в борьбе с контрабандистами, – сказал Лукин.
– Я рад, что наши коллеги смогли оказать вам помощь, но мы думаем, что вам не так интересны обсуждения темы по отмыванию денег за круглым столом. Нам показалось, что вы владеете огромной информацией по отмыванию денег в России, но не принимаете участия в обсуждении. Почему? – улыбнулся Клаус.
– Да, вы в чем-то правы, но я никогда не любил собраний, партийных, профсоюзных, а тем более выступать на них. Мне никогда не нравился колхоз в оперативной работе. Извиняюсь за сравнение, но, как оперативную информацию можно обсуждать коллективно. Ведь коллеги из Германии рассказывают нам об оперативных разработках, которые давно закончили.
– Согласен. И вы тоже расскажите нам о тех разработках, которые реализованы.
– В том-то и дело, что по нашим оперативным разработкам никого не привлекли к уголовной ответственности. Со мной приехали руководители оперативных подразделений таможенных органов с богатой информацией по отмыванию денег, но вряд ли кто из них поделиться ей. Все контрабандные схемы проводят под руководством силовых структур. Таможенные посты поделены между МВД, руководством таможенного комитета, да и госбезопасность с прокуратурой не прочь намыть себе грязных денег. Потому по оперативным разработкам невозможно привлечь к уголовной ответственности и опасно рассказывать о них, – пояснил Лукин.
– Но вы же поделились информацией с нами в Гамбурге, – сказал Клаус.
– Только в рамках взаимовыгодного обмена информацией и на основе вашего запроса, который по счастливой случайности попал на исполнение ко мне, хотя у меня совсем другое отношение к случайностям. Когда хорошо работаешь по какому-то делу, то таких случайностей становится больше, и я называю это закономерностью, – улыбнулся Лукин.
– Господин Лукин, будете чай или кофе?
– Кофе, пожалуйста.
Они сидели за столом совещаний, на который подали кофе, конфеты в двух коробках и бутылку «Мартеля» с маленькими рюмками. Их разговор явно переходил в неформальное общение. Лукину было понятно, что немцы «кружат» и подводят его к какому-то серьезному разговору. Ему было интересно, и он не сопротивлялся и не отказался от рюмки коньяка. Он же был на отдыхе, который лишь официально называлось командировкой в полицейскую академию. В СССР такого быть не могло, а если и случилось бы, то происходило бы только в присутствии российского переводчика, который, наверняка, был бы офицером КГБ. Сейчас Лукину было выгодно общение с руководителями полиции Германии, чтобы получить от них документы по своему делу, потому он затравил их информацией о таможенных постах, поделенных силовыми структурами России. Он, смакуя, глотнул коньяк под шоколадную конфету, и запил горячим кофе. Каждый компонент такого букета заметно отличался от российских продуктов, и потому грешно было бы отказываться. Лукин ждал и понимал, что руководство пригласило его не на кофе с коньком.
– Господин Лукин, мы специально приглашаем к нам на совещания представителей правоохранительной системы России, чтобы выяснить реальную обстановку в вашей стране в вопросах борьбы с коррупцией для заключения в будущем международного соглашения по борьбе с отмыванием денег. Россия высказала свои намерения о вступлении в Европейскую организацию, и нас интересует ваше мнение по этому вопросу, – сказал Клаус.
Лукин это понял еще перед поездкой в Германию, а когда увидел шикарный прием, да еще с пакетом в пять тысяч марок каждому гостю, то стало яснее ясного, зная, что немцы ни пфеннига не потратят зря, но их направило сюда руководство. И он решил извлечь из этой встречи свою выгоду.
– Хорошо, я могу высказать свое мнение, но оно будет сугубо личным, и  будет отличаться от мнения официальной российской стороны по данному вопросу, – сказал Лукин интригующе.
– Да, да. Мы хотели бы знать ваше личное мнение, – заинтересованно согласился Клаус.
– Но мое мнение не должно оказать влияния на официальные переговоры по данному вопросу между нашими странами. Хорошо?
– Да, да, конечно.
Лукин повторил вместе с компанией ту же процедуру с коньяком и  кофе, после чего продолжил:
– Господин Клаус, но чтобы вы правильно поняли мою позицию по данному вопросу и не думали, что мое мнение ни на чем не обосновано, я должен коснуться некоторых исторических фактов по вопросам борьбы с коррупцией в России. Не беспокойтесь, я не буду уводить вас в глубины средневековья во времена Ивана Грозного и даже в годы правления Петра Первого, которые тоже могут объяснить сегодняшнюю обстановку с коррупцией в России. Но коротко расскажу несколько фактов, как начиналась эта борьба в теперешней молодой демократической России. В новой России многое было сделано впервые, а по результатам как в российской поговорке «первый блин комом». Так получилось с первым по счету законом «О борьбе с коррупцией», принятом  в 1992 году.
Закон и не мог быть работающим, потому что его писали лица, которые собирались обогатиться на развале СССР, что отлично понимали российские законодатели в Государственной думе и в Совете Федерации. Начиная с 1993 года, а потом в 1995-м и 1997 годах, принимались антикоррупционные законопроекты, но они отклонялись президентом, как противоречащие Конституции. Известно, что он является гарантом Конституции. Известны многие факты нарушений им самим этих гарантий, но это отдельная тема. Мое личное мнение – эти законопроекты отклонялись не самим президентом, а его близким окружением, которым они мешали воровать в России. «Семейка» еще не все украла. Осенью этого года президент вошел с инициативой и предоставил в Госдуму указ о борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти. Я с ним не знаком и не знаю, чьи в нем интересы затронуты, но он был отклонен, хотя руководители Генеральной прокуратуры Юрий Скуратов и его первый заместитель по следствию Михаил Катышев подхватили настроение президента и развернули борьбу. Мне кажется, это была «замануха» ельцинского окружения.
Лукин сделал глоток коньяка и запил кофе, а когда чашкой загородил часть своего лица, то бросил косой взгляд на присутствующих. Переводчик еще переводил его высказывания, и Лукин специально объяснял свою точку зрения длинно и занудно, чтобы он не все усвоил, хотя не факт, что его не писали на магнитофон. Он увидел, что после перевода одни делали удивленные глаза, а другие кивали головой.
– Что такое «замануха»? – спросил переводчик.
– Ну, другими словами мышеловка, которую поставили настоящим борцам с коррупцией в России, а на самом деле правоохранительные органы начали борьбу между собой по перераспределению грязных денег. Один из тех, кто попал в такую мышеловку, сейчас перед вами. По письменному указанию Председателя таможенного комитета России я возбудил уголовное дело по контрабанде товаров из Германии со всеми доказательствами, о чем я докладывал в Гамбурге, где присутствовал начальник полиции Отто, – Лукин кивнул ему головой и тот подтвердил. – Оказалось, что на том таможенном терминале отмывали вместе с этими контрабандистами грязные деньги первый заместитель Председателя таможенного комитета, советник Министра внутренних дел и высокопоставленные работники Генеральной прокуратуры. Мы арестовали товар на десять миллионов долларов и банковские счета, на которые вскоре упали миллионы долларов за реализацию товара.
Руководство таможенного терминала было под бандитами. Полный букет для «осиного гнезда». В мой адрес посыпались реальные угрозы, причем от руководства собственной безопасностью таможенного комитета, которое должно было меня защищать. В такой сложной ситуации мне пришлось размножить документы по этой банде и раздать вплоть до представителя Интерпола в Леоне, о чем я сообщил сотруднику, который мне угрожал. В случае какого-то несчастья со мной они все попадут под расследование, поэтому предложил ему тщательно охранять меня от  всех несчастных случаев.
Больше месяца я ходил домой с пистолетом, держа его в кармане с патроном в патроннике и пальцем на спусковом крючке. Еще перед службой в армии я получил звание Мастера спорта по пулевой стрельбе, а потом уже оттачивал свое мастерство в спецназе и мог из кармана пустить пулю противнику между глаз.  Извините, эмоции перехлестнули, – миролюбиво улыбнулся Лукин и сделал паузу с глотком кофе.
Все завороженно слушали его.
– Контрабандисты заказали меня с сотрудниками таможни в Генеральной прокуратуре за триста тысяч долларов,– продолжил Лукин, – Первый заместитель Генпрокурора возбудил в отношении нас уголовное дело по пяти статьям УК РФ, которое мы не совершали. Уголовное дело было сфальсифицировано от первого до последнего листа, но на таком уровне никто не захотел разбираться. Весь расчет был в нашем незаконном аресте с содержанием под стражей, откуда нет возможности оправдаться. Я успел достучаться до нового Министра внутренних дел Степашина, который прочитал документы и сказал, что не даст сволочам сожрать борцов с контрабандой, а заместителю директора ФСБ Патрушеву перед отъездом в Германию доложили об этом деле и он поручил своим сотрудникам разобраться.
– Господин Лукин, не страшно жить в России, не говорю уже о борьбе с отмыванием денег? – ужаснулся Клаус.
– Теперь с вашей помощью будет легче победить в борьбе с контрабандистами. С такими документами я могу спокойно и с генеральным прокурором разговаривать, если он, конечно, захочет меня слушать. Впрочем, если его в той банде егопервый заместитель, то обязан послушать, – сказал Лукин.
– Мы обсудили с коллегами ваш доклад в Гамбурге и решили, что исключительные обстоятельства толкнули вас с нами на контакт, а после сегодняшних дополнений мы реально опасаемся за вашу жизнь.  Господин Лукин, наше руководство интересует ваша служба в криминальной милиции. Можете высказать свое мнение по организованной преступности? – спросил Клаус.
– Я проработал двадцать пять лет в уголовном розыске и последние пять из них в Департаменте уголовного розыска страны. Боролся и с организованной преступностью, но в составе бригад по разработке крупных группировок. Мое личное мнение, не надо делить организованную с другой уголовной преступностью. Все преступники во всем мире связаны между собой, поэтому все они организованы. Даже мелкие воры отдают часть добычи в общую воровскую кассу. У них нет границ. Им не мешает языковой барьер и вероисповедание.
– Мы, кстати, такого же мнения, а можете назвать какие-нибудь значимые разработки преступных групп? – спросил Клаус.
Лукин с первых минут понял, что его тестируют такими вопросами и даже догадался зачем, поэтому и отвечал немцам на их вопросы доходчиво и с намеком, чтобы они быстрее созрели для своего предложения.
– Чтобы рассказать об одной из них у нас с вами не хватит всего срока моей командировки, – улыбнулся Лукин.
– Мы так и предполагали, поэтому у нас к вам есть деловое предложение, – сказал Клаус.
– Уже догадался, и его мы обсудили в Гамбурге. Я высказал свое твердое мнение, – Лукин упредил Клауса и еще раз убедился, что правильно догадался об их намерениях.
– Нет, нет. У нас другое предложение. Мы хотим пригласить вас на работу к нам в академию в порядке обмена опытом, – сообщил Клаус.
Да предложение для Лукина было неожиданно и заманчиво, но он не видел пути для его осуществления. При всех раскладах его не отпустили бы за бугор еще лет десять по первой форме секретности. Он пока удивлялся, почему ему фартило с поездкой в Швейцарию и Германию? Наверное, он был прав в своих догадках, если высшее руководство специально открывало перед ним ворота попросить у коллег из Германии политического убежища. Это давало возможность возбудить против него уже реальное уголовное дело по государственной измене, в котором утонуло бы сфальсифицированное дело.
– Спасибо за предложение. Я, пожалуй, в сложившейся ситуации принял бы ваше предложение, но я реально смотрю на действительность. Меня просто не отпустят из России, – замотал головой Лукин, отгоняя и мысли об этом.
– Мы направим официальный запрос по обмену опытом.
– И вам пришлют другого сотрудника, но не меня.
– Почему? – спросил Клаус.
– Слишком много знаю, – улыбнулся Лукин, – меня и сейчас удивляет, как я оказался в Германии, но у меня совесть чиста, я вам поведал о настоящих бандитах в генеральских погонах, которые для меня вне закона, а потому на них  не распространяется слово о чести или о гостайне.
– Спасибо, господин Лукин, мы и хотели получить такого специалиста для обучения наших таможенных полицейских российской действительности. Мы понимаем, что нам в Германии еще долго придется сталкиваться с негативными явлениями в России.
«Вы даже не представляете, как долго. И скоро вы будете в «восторге» от этого, так как многие жулики переедут в Германию под видом благополучных бизнесменов», – подумал с улыбкой Лукин, но не стал пугать таким прогнозом Клауса.
   Тот не представлял, как можно объяснить негативные явления, творимые в России, молодым полицейским Германии, где на полицию работают все финансовые структуры и их гражданам чужды интересы жуликов, но их предложение  Лукину бесперспективно.
Накануне вылета они с Михаилом прошлись по магазинам Кельна, купили себе по электробритве «Браун», а Лукин жене и дочкам подарки. Все можно было бы купить в Москве, но гораздо дороже. В самолете он занял место у окошка, но сплошная картина облаков его не интересовала. Где-то далеко остался Кельн. Как показалось Лукину, скучновато живется немцам.  Все у них разложено по полочкам, ни шаг влево или вправо. Все расписано, оттого и скучно. Умеют они веселиться, но в редкие праздники.
И еще дальше остался Париж – город любви, как сказочный сон. Уютный столик в кафе «Прокоп», прогулка по Люксембургскому саду, обзор из окна автомобиля достопримечательностей Парижа за три часа… Все пролетело быстро без паузы на легком шлейфе парижского воздуха, наполненного тонким ароматом изысканных духов, исходящих от прекрасной спутницы.
И как ему могло такое прийти в голову? Он слышал, что если не видеться с любимой женщиной двадцать лет, то, увидев ее по истечении такого времени, нужно быть готовым к сильно изменившейся не в лучшую сторону внешности. Время и суровая жизнь делают свое дело. Загасил бы последние угольки того огня, что бушевал между ними двадцать лет назад. Но этого не произошло. Она почти не изменилась. Если только стала немного серьезнее. Впрочем, и взрыва чувств во время их романтического свидания не произошло. Свидание было необходимо, пожалуй, им обоим, как глоток чистого воздуха. Их многолетний роман закончился многоточием с зависшими в воздухе словами любви и надеждой на скорую встречу, но дальнейшие события не позволили им совершить задуманного…






















                Неподвластная времени



               

     Если в отношении руководителя таможни первый заместитель генерального прокурора России по заказу генералов из МВД и таможенного комитета возбудил уголовное  дело по пяти статьям уголовного кодекса, а тот сумел доказать свою невиновность и дело прекратили за отсутствием состава преступления, то такой таможенник уволился бы и обходил бы таможню за километр. Так бы поступил любой здравомыслящий таможенник, зная, что продажные генералы могут повторить свой заказ.Любой другой испугался бы той опасности, но не Лукин.  Его знакомые чекисты шутили, что ему скучно жить без войны и врагов. Они, конечно, были неправы. Он целый год воевал с «оборотнями в погонах с большими звездами» и меньше всех желал повторения.
Лукину даже чувство мести было чуждо, хотя те творили форменный беспредел. Он возбудил в отношении контрабандистов три десятка уголовных дел, но для гарантии безопасности спрятал в укромных местах некоторые документы об их преступной деятельности и связях с продажными генералами, пригрозив им громким разоблачением в случае повторения провокаций в отношении его и подчиненных сотрудников таможни. Началось долгое противостояние. Он понимал, что те документы могут лишь раздуть скандал, который не нужен генералам.  Оставалось ждать ветра перемен в России, а это лучше делать в погонах и в данном случае в таможенных, когда у тебя есть возможности оперативно-розыскной деятельности  и табельное оружие, да и в окружении было большинство честных сотрудников. 
После долгих согласований Лукина назначили руководить отделом в Центральном аппарате таможенного комитета России. Да еще каким и с перспективой назначения заместителем начальника Главного управления по борьбе с контрабандой России! Отдел был по оперативным разработкам преступных группировок на каналах контрабанды наркотиков и единственным на всю Россию, не имеющий аналогов в других силовых структурах по своим задачам. Лукин понимал, что его враги вновь прохлопали ушами, если не сразу узнали о его новой должности. Приказ о назначении без согласования с другими руководителями подписал сам Председатель таможенного комитета России Михаил Валентинович Ванин, вернувшийся из ссылки в Брюсселе.
Прошло пять лет после его посещения Парижа и приятные воспоминания все дальше уходили в прошлое. Уже и не понятно: было ли оно наяву или приснилось. Совершенно неожиданно на мобильном телефоне Лукина высветился номер Вики, подружки Лауры с Миусской площади. Они были знакомы почти тридцать лет, но звонили друг другу редко, в дни рождения, в Новый год, да в шутку 14 июля поздравляли с днем взятия Бастилии. Изредкаон заглядывал к ней в гости в надежде что-то услышать о ее подруге из Парижа. Их головокружительный роман с Лаурой не отпускал, что, вероятно, останавливало его от ухаживаний за белокурой симпатягой Викой, с которой у него сохранились теплые и дружеские отношения. Сегодня ее звонок выбивался из их обычного графика общения, а потому немного взволновал.
– Викуля, привет, – ответил Виктор.
– О-ля-ля! Вот ты и попался. Это не Викуля, привет Люка, – как гром среди ясного неба раздался смех Лауры в трубке, так что он на миг потерял дар речи. Ее «о-ля-ля» невозможно было ни с чем спутать. 
– Привет, ты в Москве? – спросил Виктор.
– Ты раньше был более сообразительным. Если я звоню с телефона подруги, то где могу находиться, сам догадаешься? – вновь засмеялась Лаура.
– Я рад, что смог тебя развеселить, – сказал Лукин.
– Это у меня, скорее, нервное от радости, что разговариваю с тобой, – уже серьезно сказала Лаура,– у тебя найдется время встретиться со мной?
– Да я уже в пути, – радостно сказал Виктор.
 Через полчаса он припарковался около дома Вики на Миусской площади. Дверь квартиры открыла хозяйка.
– Ой, мамочки! Ничего не поменялось. Прилетел, как на самолете, – всплеснула руками улыбающаяся Вика.
Лаура поставила на стол чашку с кофе и шагнула ему на встречу.
 «Все такая же эффектная красавица в бриллиантах и синих сапфирах под цвет костюма. Камни были до неприличия большими, а потому народ мог подумать, что это бижутерия, но они были чистой воды. Шахиня, да и только», – отметил про себя Виктор.   
Он обнял ее и поцеловал дважды в щеку, а потом через паузу в губы и как ему показалось менее сдержанно, чем он это сделал пять лет назад при встрече в Париже. Там они были у всех на виду, а здесь дома кроме Вики никого не было, а она знала об их отношениях и потому тактично вышла на кухню.
– Какими судьбами? Надолго? – спросил Виктор.
– Да все той же судьбой, что и раньше. Летала в Самарканд только уже на могилу мамы. Я так и не смогла прилететь проститься с ней. С визой быстро не получилось, а в Москве, как обычно, проездом, – сказала с грустью Лаура.
– Ты меня извини, что не смог тогда тебе помочь. Я попросил одного знакомого бизнесмена, который часто бывал в Самарканде и общался с Нарзуллой, чтоб они помогли на месте, но они между собой не могли разобраться, а мнеслетать в Самарканд не получилось, – сказал Виктор.
– Ладно, не будем о грустном. Я нашла подругу мамы, и она все сделала, – сказала Лаура.
– Ты не ответила, сколько будешь в Москве? – спросил Лукин.
– Пока тебе не надоем и ты не скажешь, что мне пора уезжать. Помню, как однажды так достала тебя своими приставаниями уехать со мной в Париж, что ты взял мне билет и посадил в поезд на Белорусском вокзале, – улыбнулась Лаура.
– Об этом я не раз пожалел, но тогда поступил правильно. То о чем ты просила меня, было невозможно. У нас мог быть крупный скандал, а я этого не хотел. Теперь тебе нечего бояться. Поезда из Москвы до Парижа больше не ходят, – сказал Лукин.
– Да, очень жаль. Так сколько у тебя времени для меня? – улыбнулась Лаура.
– Лишний вопрос. Я буду с тобой до твоего отлета. Ты билет взяла? – спросил Виктор.
– Пока нет, – задумчиво ответила Лаура, – ты опять какой-то другой, чем в Париже. Меня это радует и немного пугает.
– Чем я тебя испугал?
– У меня в гостях ты был более сдержанным, и мне показалось, что мы попрощались навсегда, а мне этого так не хотелось.
– Так я по Парижу разгуливал нелегально да еще с такой красавицей, потому был весь на нервах. Наша делегация осталась в Кельне, а мне захотелось видеть тебя. Всего-то четыре часа на поезде и ты встретила меня на перроне Гар дю Нор.
– Да, тогда твой ранний звонок немного вскружил мне  голову. Ты не звонил мне столько лет, и на улице еще было темно, а тут твой голос, могу ли я встретить тебя на вокзале. Думала, мир рухнул, и ты приехал ко мне навсегда, но ты приехал на несколько часов просто повидаться. Сегодня у меня в планах не было нашей встречи. Думала, что мы уже все сказали друг другу в Париже и расстались, но когда прилетела в Москву, ноги сами меня понесли по тем местам, где мы гуляли с тобой. Прошлась по Лесной улице мимо твоего дома, потом вернулась, но зайти не решилась. Поднялась к Вике и позвонила.
– И правильно сделала, потому что в той квартире другие люди живут. Я продал ее, – сказал Лукин.
– Вместе с нашим последним оплотом – Эйфелевой башней на паркете? Не жалко было? – грустно улыбнулась Лаура, – мне Вика после сказала, что ты переехал в большую соседнюю квартиру. Она вышла замуж за соседа Ивана и у них теперь две квартиры, поэтому найти вас не составило труда. Вика и рассказала мне, что ты у них иногда бываешь и все разговоры только обо мне. Мне показалось, что ты меня еще любишь, потому позвонила тебе. Столько времени прошло.
– Ничего не изменилось в наших отношениях, только теперь уровнялись. По два раза создали семью и у нас по двое детей, – сказал Лукин.
– Может и ничего, но после твоего визита в Париж у меня наметился очередной развод. Напрасно мы обманываем себя, что все погасло. Мне сделали предложение переехать в Германию и начать все сначала. Я помню, немцы тебе предлагали работу в их таможенной академии и с немецким языком у тебя неплохо. Вот у меня и возникла дерзкая мысль, а что если мы вместе?..
– Много лет назад, когда мы решили пожениться,у меня не было проблемы выбора с местом жительства. Если б я мог жить в Париже, то никакой «железный занавес» не удержал бы меня в СССР. Для бывшего пограничника и спецназовца нелегально перейти границу, что ножу сквозь масло, но мне нравится жить в Москве, и другого варианта нет. Да и как бы встретили нелегала спецслужбы Франции? Тюрьмой или депортацией? Мне пришлось бы доказывать, что я им буду полезен, а такой называется предательством, так что мы правильно жили и по-другому не могли, – сказал Лукин.
– Как ты не понимаешь, что сейчас все поменялось в мире, – разгорячилась Лаура.
– Лаура, я схожу в магазин. Вы же никуда не торопитесь? – спросила Вика из прихожей.
– Вика, не суетись. Если только для семьи что-то купить, а мы с Лаурой немного прогуляемся и по магазинам пробежимся, а вечером посидим, как раньше, если не возражаешь? – спросил Лукин.
– Хорошо, с удовольствием, но в магазин я все-таки схожу, – улыбнулась Вика и вышла за дверь.
– Она всегда была тактична к нашим отношениям и сохранила это через столько лет, услышав наш крупный разговор, быстро засобиралась в магазин, – улыбнулась Лаура.
– Ты говоришь, что в мире многое изменилось. Однако не для меня. Если чисто теоретически рассуждать, то официально меня могут выпустить к тебе или в Германию через десять лет после увольнения из органов, иначе опять в нелегалы, – сказал Лукин.
– Ничего не понимаю. Всем можно, а у него одни запреты. Почему так?
– Служба секретная, но, опять же, не в ней все дело. Что гонять из пустого в порожнее, мы все вопросы давно обсудили.
– Раньше я побаивалась, что Вика может увести тебя у меня, – улыбнулась Лаура.
– Вряд ли такое могло когда-нибудь случиться. Она же твоя подруга и с любым моим телодвижением рухнула бы наша «мон амур». Зря ты опасалась, в ее квартире все напоминает о тебе, – улыбнулся Лукин.
Лаура подошла к радиоле «Ригонда – стерео» в углу комнаты, а рядом на полке стояли вертикально чудом сохранившиеся виниловые диски с песнями 70-х годов уже прошлого века. Она нажала одну из десятка кнопок радиолы, и шкала частот ожила, зашипев короткими волнами.
– Неужели это та, под которую мы танцевали? А почему мы никогда не слушали радиостанции на этих волнах? О-ля-ля! Здесь и Париж есть, – улыбнулась Лаура.
– Тогда нам было не до новостей с радиостанций «Свобода» или «Голоса Америки», – сказал Лукин, – меня Вика балует нашей музыкой и ставит пластинки, когда я к ним с Иваном захожу в гости на чай.
– Как ты хорошо устроился. У тебя есть местечко, где ты можешь предаться воспоминаниям. Я даже могу угадать, какие песни она тебе заводит, – Лаура повертела в руках диск «Самоцветы» и, вытащив его из конверта, поставила на проигрыватель, но иголку опустила на диск не сначала. Из больших колонок донеслись до боли знакомая музыка и слова песни «У деревни Крюково»:  «Шел в атаку яростный сорок первый год… Так судьбой назначено, чтобы в эти дни у деревни Крюково встретились они…».
Лукин тихо подошел сзади к Лауре и нежно обнял ее за плечи. Она резко повернулась, как будто ждала, и поцеловала его в губы, как прежде.
– Я мечтала об этом последние пятнадцать лет, после нашей встречи в Москве. Как ты на меня посмотрел! По глазам можно все понять,  совершенно не изменился, но в Париже все же был другим. Видела, что сдерживаешь себя, как будто на тебя уздечку накинули. Вот и решила еще раз увидеть. Нет, такой же орел, как раньше, – улыбнулась Лаура.
– В Париже я боялся скомпрометировать тебя. Мы были на виду, и мне казалось, что все смотрят на нас, – объяснил Лукин.
– Люка, ты Люка. Париж – не Москва 70-х, когда мы с тобой строили планы семейной жизни. Кому мы там нужны?
– Вот именно. Обманула молодого парня. Обещала выйти замуж и улетела в Париж, – сказал Виктор.
– Не совсем так. Я до сих пор помню, как ты украл меня из компании на мотоцикле «Ява», в лесу у деревни Крюково собрал букет полевых цветов и предложил стать твоей женой. У меня голова пошла кругом от счастья. По твоему личику я догадывалась, что ты сделаешь мне предложение, но в лесу с букетом полевых цветов было что-то. Вернувшись к друзьям, я первой объявила им за столом, что выхожу за тебя замуж. Ты видел их лица, особенно у девчонок?
– А через два дня я приехал в Шереметьево проводить тебя, но ты была уже за барьером и в слезах. Как ушат ледяной воды прозвучали твои слова, что ты француженка и, ко всему прочему, замужем.
– Ты мне сразу понравился, когда мы познакомились, но ты не был женат, а хуже того ты оказался опером из МУРа, потому мне пришлось скрыть от тебя подробности моей биографии, чтобы не потерять тебя. В Шереметьево вдруг поняла, что мы можем расстаться навсегда, потому и плакала. Со мной случилась истерика, но ты обещал не бросать меня и оказался стойким оловянным солдатиком. По приезду в Париж я развелась с мужем и вернулась к тебе.
– Но почему замуж за меня не пошла? Нам тогда было сорок три года на двоих. Ведь за эти годы у нас могли бы быть уже внуки, – сказал Лукин.
– Я мечтала выйти замуж за тебя, но не могла жить в Москве. Я точно знала, что здесь нам не было бы житья, но ты не хотел расставаться с родиной, а по-другому в те годы не получалось. Что до внуков, то нашему сыну Вольдемару  двадцать один год, – сказала Лаура.
– Ты все годы твердила, что он сын Франции. Как ему объяснишь, что папа появился через двадцать лет, да еще в России? – спросил Лукин.
– Он маме верит и любит, – улыбнулась Лаура, – но если ты помнишь, то я приезжала за тобой пятнадцать лет назад, и не надо было бы ничего ему объяснять. Вольдемар был такой же, как ты, невыездной до своего совершеннолетия.
– Сейчас нет проблем с заключением браков с иностранками.
– Потому третий раз собираюсь разводиться, да и ты уже дважды развелся официально, а сколько у тебя было гражданских браков? Ну, признайся, перебесился, а меня не можешь забыть?
Лукин промолчал. Что он мог сказать? Лаура не дождалась ответа на свой вопрос.
– Вот и я тоже не могу и не хочу. Красивый был у нас роман и живу надеждой на его продолжение. Виктор, я знаю, ты фартовый, сам говорил. Может, есть вариант, чтобы нам вместе быть? Ты же такие комбинации выстраивал, когда хотел быть со мной, что твои коллеги потом только улыбались, но сделать с тобой ничего не могли. Ты и паспорта делал со штампом о регистрации нашего брака.
Он задумался, но ничего не сказал. А подумал он о своих трех девчонках, так он называл жену и двух дочерей. У него и мыслей не было оставить их без своих забот, но и Лауру не хотел обидеть в ее благородном порыве быть с ним. Не мог он сразу резко опустить ее на землю от витания в облаках на волне воспоминаний. Они в той же комнате и с той же музыкой, как и много лет назад, и все опять в розовом цвете, а выйдешь на улицу, вздохнешь и опять ты в российской действительности – вокруг одно жулье и нищета.
– Я был счастлив с тобой, но нам просто везло, потому что наш брак не был зарегистрирован официально, а наши встречи мы не афишировали и о них знали только близкие друзья. При заключении брака меня вышвырнули бы из МУРа и, в лучшем случае, я смог бы устроиться дворником после лечения в психушке, а тебя бы больше не пустили в СССР, – сказал Лукин.
– Что, могло такое быть?
– Это в лучшем случае. Лаура, хочешь короткий экскурс в недавнюю историю закона о запрете браков с иностранцами в СССР? Он коснулся в свое время твоей мамы напрямую, а потом краем и ты ощутила все его прелести, – сказал Виктор.
– Ну-ка мне интересно, что за закон был и как он коснулся моей мамы? Она мне ничего не говорила. А ты откуда знаешь? Я тебе ничего не рассказывала, потому что сама толком ничего не знала, – спросила Лаура.
– Я часто бывал в командировках в Узбекистане и однажды побывал в городе Навои, где ты родилась, – пояснил Лукин.
– Я не бывала в том городе, а он все облазил в Средней Азии. Я помню по твоим письмам.
– Немудрено, что ты о Навои ничего не знаешь. Мой дед и отец тоже молчали, что прошли лагеря и ссылки, как политзаключенные. С тех, кому повезло выжить, брали подписку о неразглашении беспредела, что творили с ними органы власти, потому и молчали от страха вернуться в те же места.
– Пойдем, прогуляемся, – предложила Лаура, – на свежем воздухе расскажешь про советские ужасы.
– С удовольствием, только давай прокатимся на машине. Так мы больше увидим, – предложил Лукин.
– Последний раз ты катал меня на «Жигулях». Теперь, наверное, «Волгу» купил? Что брать с собой? – спросила Лаура.
– Постельное белье, – засмеялся Лукин.
– Вот такой ты мне еще больше нравишься, – улыбнулась Лаура.
Его автомобиль стоял рядом с подъездом, и Виктор на подходе нажал кнопку сигнализации. Желто-оранжевые фонари сверкнули по кругу вместе с зеркалами на фоне черного лака автомобиля «Мерседес S-220». Он глянул на Лауру и увидел ее округлившиеся от удивления глаза. Ему хотелось произвести на нее впечатление и у него получилось. Он не знал, что такая встреча состоится, но он всегда хотел доказать Лауре, что не только в Париже можно хорошо жить.
– Твой собственный или служебный? У нас на таком автомобиле и президент не ездит. Он стоит, как самолет, – сказала Лаура.
– Может, ты и права. У нас в таможенном комитете говорят, что на такой машине ездит председатель и еще один ненормальный, только у него он в личном пользовании. Они про меня так шутят,– ухмыльнулся Лукин.
– Я их понимаю, – улыбнулась Лаура, – ну хвались, что здесь внутри. Никогда на таких автомобилях не ездила и вряд ли еще придется.
– Прошу вас, мадам Колен, – Виктор с поклоном открыл перед ней заднюю дверь.
– А что, впереди нельзя?
– Такие автомобили еще называют «членовозами», которые перевозят разных высокопоставленных членов, потому заднее сидение широкое и раскладывается, а спереди я боюсь тебя сажать. Ты же начнешь ко мне приставать, а на дороге опасно, – улыбнулся он.
– Раньше не боялся. Я рядом с тобой сяду и обещаю вести себя прилично, – засмеялась Лаура.
– Тогда другое дело, – Виктор распахнул переднюю дверь.
Лаура с любопытством рассматривала кнопочки, а их было более сотни.
– Я специально ждал, когда начнут обновлять гараж администрации президента. У меня там знакомые и цену на эту машину скинули прилично. Ее выпустили три года назад и меня прокатили. С тех пор я вынашивал план, как ее забрать.
Лукин выехал на Ленинградку и нажал педаль газа в пол. Их тела плотно прижались к сиденьям, и через несколько секунд на спидометре было 140 км в час. Показав, что может автомобиль, он сбросил скорость.
– Вместо классических витых пружин здесь каждое колесо подвешено на пневматической стойке, поэтому машина не едет, а плывет. Еще королевские кресла не только с обогревом, но с массажем и вентиляцией, а климат-контроль с угольным фильтром против дыма и посторонних запахов. Задний диван с холодильником, встроенным баром и  DVD-плейером с большим экраном. Но, главное, – система COMAND с навигацией, телефоном, телевидением и аудио.
 Лукин нажал кнопку и выбрал нужную мелодию. Из стерео колонок зазвучали слова все той же песни «У деревни Крюково».
– Теперь мне понятно, почему тебя не интересуют ни Париж, ни Кельн, – сказала Лаура.
– Позволю себе заметить, что пятнадцать лет назад я ездил на подержанных «Жигулях» и ты удивилась, что у меня не было даже автомагнитолы. Ты попросила подвести тебя к магазину «Березка», где за валюту купила мне японскую с колонками, и я был счастлив, но и тогда у меня не было порыва уехать в Париж.
– Да, ты прав. Я устала соблазнять тебя, чтобы ты уехал со мной, а теперь понимаю, что ты был трезвей меня в нашей любви.
– Ты правильно заметила, именно трезвей, иначе могла бы быть беда. Я долго анализировал наши встречи в те годы. Мы взяли в тот период больше, чем по максимуму. У других и такого бы не получилось, – сказал Лукин.
– Ты говоришь о запрете браков с иностранцами?
– И о нем тоже. Закон отменили через три месяца после твоего рождения, в октябре 1953 года, но он коснулся напрямую твоей мамы. Я рассказал тебе о своей репрессированной родне, чтобы ты поняла, почему я заинтересовался в Навои делом твоей мамы. Меня интересовало, как ты попала в город, построенный политзаключенными. Оказалось, что все очень просто, знакомая нам с тобой ситуация. У твоей мамы был роман с твоим папой и ее осудили на пять лет по 58 статье за антисоветскую агитацию и отправили в Навои. Так вы с ней оказались в Средней Азии. К счастью, статью вскоре отменили и твою маму амнистировали, но возращение в столицу было закрыто навсегда. Только чудом ты выбралась из того ада.
– Даже страшно вспоминать, – сказала Лаура.
– Я представляю, потому что после отмены закона практически до 1991года выстраивались различные барьеры на пути советских Ромео и Джульетт, чтобы они никогда не смогли быть вместе. При Никите Хрущеве, осудившем сталинский режим, началась оттепель. Он стучал своим башмаком о трибуну в ООН и за роман с иностранцами увольнял с работы. Романтикам препятствовали устроиться на другую работу, а через месяц признавали тунеядцами и высылали на ударные комсомольские стройки в Сибирь.  Они считали за счастье, потому что других якобы тунеядцев отправляли в лагеря по статье 209 Уголовного кодекса, а с судимостью не было возврата в родной город и выезда за бугор. Я уж не говорю про психбольницы, в которых лечили бедолаг по письмам с Лубянки. Там главные психиатры СССР ставили влюбленным диагноз – шизофрения. Позднее, в годы Брежневского застоя, после подписания Хельсинского соглашения подобные репрессии носили более демократичный характер. Желающим заключить интернациональный брак чинились всяческие препятствия, и чтобы не ставить им в паспорте  столь желанный штамп, в ЗАГСы  спустили такие правила для служебного пользования, что влюбленным  надо было «пройти через огонь, воду и медные трубы». Для шибко напористых опять же были настежь открыты двери психушек, а шизиков за бугор не выпускали.
– Да, ты тогда решил этот вопрос гораздо проще, – засмеялась Лаура.
– Я знал, что никакие оттепели и международные соглашения не касаются негласных законов, по которым живут сотрудники спецслужб, потому даже не стал пытаться пройти круги ада. Пришел я к знакомому начальнику паспортного стола и за две бутылки коньяка, которые с ним же и выпили, он поставил в мой паспорт штамп, что у нас с тобой брак зарегистрирован. В твой французский паспорт такие печати не ставят, поэтому в гостиницах других городов мы отдыхали в одном номере, – улыбнулся Лукин.
– Так у нас ничего не получилось из-за твоей службы? – спросила Лаура.
– Нет, конечно. Моя служба только придавала трезвости моим решениям в те годы. Да и сейчас, даже при самых благоприятных для нас условиях, чтобы жениться на тебе придется десять лет ждать, пока пройдет срок моей секретности. А в те годы я не мог даже шевельнуться в твою сторону.
– Неужели ты не мог ничего придумать?
– Был всего лишь один вариант. Если бы ты согласилась выйти за меня замуж и переехать жить в Москву, то при самом лучшем раскладе я бы работал дворником и жили бы мы в каком-нибудь сарае. Что тогда стало бы с нашей любовью? Еще раз повторяю, что мы с тобой жили вместе на полную катушку и взяли все по максимуму, – сказал Лукин, – такое время нам досталось.
– Но должен же быть выход какой-то? Мне кажется, что сейчас я люблю тебя еще больше и одно знаю точно, что не хочу тебя терять, – сказала Лаура.
Они разговаривали на разных языках. Он пытался осмыслить еще раз, почему у них не получилось быть вместе, а Лаура все твердила о любви. Чертовски приятно слышать такие слова от женщины, которую любил или еще любишь.
– Нельзя сказать, что я пустил наши отношения на самотек по законам того времени. Помнишь, в 1986 году мы провели сказочную неделю вместе и решили вернуться к заключению брака.
– Я тогда была еще свободна, а ты хотел подать на развод и Новый год отметить вместе, – улыбнулась Лаура.
– После твоего отлета в Париж я только смоделировал ситуацию нашего брака и донес ее до ушей сотрудников госбезопасности, но тут же был раздавлен. Мне такие перспективы нарисовали в дальнейшей судьбе, что пришлось превратить все в шутку с моей стороны и оставить эти мысли до  лучших времен. Но они наступили для нас с тобой слишком поздно. Со мной тогда большой генерал беседовал, ведь я должен был письменно докладывать о контактах с иностранцами, а я ему сказал, что у меня с тобой был не контакт, а мы жили в гражданском браке. Ему нечем было возразить, а в конце беседы он спросил: «Столько вокруг красивых девчонок. И надо было тебе завести роман с француженкой?». После моего ответа, что красивых много, а такая одна – единственная, генерал откашлялся, поняв, что его вопрос был некорректен и сказал, что моего увольнения из органов не будет.
– Значит, твой начальник был за нас? – улыбнулась Лаура.
– Он так не говорил, но меня он понял, а вот КГБ продолжило меня душить и еще долго пришлось доказывать, что последние пять лет не поддерживал с тобой отношений, – сказал Виктор.
– Но так и было.
– Мы с тобой знаем, а у них подозрения. Чудом вывернулся из того положения, да еще и на серьезное повышение пошел.
– Да, я видела у Вики твое фото в форме. Там вся грудь в медалях и орденах. Ты что, воевал?
– Да всякое бывало за эти пятнадцать лет.
– Я забрала у Вики это фото. Зачем оно ей?
– Так я и оставил ей в надежде, что ты когда-нибудь объявишься. Дарить фото к разлуке, а нам куда уж больше. Однако мы приехали.
  На светофоре у памятника воинам на 41-м километре Ленинградского шоссе он свернул направо и припарковался на опушке леса.
«Все тот же лес с ровным и протяжным шумом листвы. Те же цветы с дурманящим запахом белой кашки, обрамленные зеленью раскинувшегося бахромой  папоротника, стояли, как в праздничных букетах. Высокие сосны с красноватыми  стволами сомкнулись зелеными иглами веток. Запахи цветов перемешивались с запахами смолы. Ноги ступали по мягкому ковру сосновых иголок. Белые кудрявые березы и коренастый дуб раскинул шатром резные листья. В траве краснеет душистая земляника. Все как тогда, ничего не поменялось, кроме повзрослевших на тридцать лет сосен, берез и дуба, да остались отголоски воспоминаний о давно прошедшем  и тихая песня: „У деревни Крюково“», – подумал Виктор.
– Я так и думала, что ты привезешь меня на наше место. Мне снится  иногда, что ты идешь навстречу с букетом ромашек и васильков. Я помню интонацию твоего голоса и жесты, когда ты делал мне предложение. Спасибо, что привез именно сюда. Та же лесная поляна и цветы на ней не поменялись со временем, только руки и сердца ты предлагать не будешь, – грустно улыбнулась Лаура. 
Они думали об одном и том же.  Виктор только вздохнул и обнял ее сзади за плечи. Она запрокинула голову ему на его грудь, и они долго стояли молча. Сколько воды утекло с того времени, но с годами он не огрубел и не потерял душевную тонкость и нежное отношение к ней, а потому молчал. Он давно уже устал сопротивляться неумолимо уходящему времени и советскому режиму, который  рухнул десять лет назад, но появились другие непреодолимые обстоятельства. Им пришлось подстраиваться под новые правила. Оттого любовь переродилась в горечь невозможности что-либо изменить. И боль никогда не пройдет. Душевная рана на всю оставшуюся жизнь. Не скажет он таких слов Лауре, чтобы не бередить еще сильнее и ее, и свои раны. Нет теперь запрета на браки с иностранцами, но и это не радует, потому что уже ничего не изменить.
– Я попробую развеселить тебя одной историей, которая касалась наших с тобой отношений в те годы, когда ты приехала в Москву и сказала, что больше не можешь без меня, предложив уехать с тобой в Париж, – начал вспоминать Лукин.
– Мне уже можно смеяться? – подколола Лаура.
– В те годы переплелись многие не очень радостные обстоятельства, но я их увязал с комедией «Карнавальная ночь» и мне стало немного легче. Ты помнишь этот фильм?
– Еще бы. Несколько раз смотрела.
– Так вот,директором Дворца Культуры там был Огурцов, который своими лекциями из планетария развлекал народ. В то время председателем КГБ СССР был Федорчук, похожий на Огурцова,  и не только внешне. Он развеселил меня одним любопытным секретным письмом, которое направил  22 ноября 1982 года в ЦК КПСС. Под Новый год я принял решение развестись с женой, но прилетел тесть и посоветовал мне не торопиться с разводом. У меня никого не было и я забрал заявление, но все ровно у нас ничего не получилось. Только потеряли несколько лет.
– И хорошо, что не развелся. Женился бы еще раз и все ровно бы развелся, – сказала Лаура.
– Может быть. Но я не о разводе. Мой тесть был тогда членом ЦК КПСС и прежде, чем выдать за меня свою единственную дочь, он выяснил про меня все. Потому он знал о наших отношениях и ознакомил меня с тем секретным письмом Федорчука.
– Но мы тогда с тобой несколько лет не встречались.
– Письмо было предупреждением. На случай, если бы мы возобновили наши отношения. Теперь уже нет ни КГБ, ни ЦК КПСС и секретность того письма была, скорее, условной, чтобы о нем не узнал народ и не поднял бы на смех  главного чекиста СССР, который в письме озаботился браками. Письмо так и называлось: «О браках деятелей советской культуры с иностранцами из капиталистических государств». В нем упоминались поэт Евтушенко, актрисы Максакова и Федорова, режиссер Михалков-Кончаловский, гроссмейстер Спасский. Я помню дословно несколько фраз из письма: «Семейные связи с иностранцами неминуемо приводят к пропаганде западного образа жизни и чреваты утечками негативной информации за границу. Фильмы «Необычайные приключения итальянцев в России», «Москва любовь моя», «Мелодии белых ночей» вызывают у зрителя некритическое отношение к вопросам заключения браков с иностранцами из капиталистических стран».  В первом фильме капитан милиции влюбляется в итальянку Ольгу, у которой русские корни, а в других фильмах у героев роман с японкой.
– Я помню эти фильмы. Они вышли на экран в те годы, когда мы были вместе. Сюжеты  фильмов схожи с нашими с тобой отношениями и что в том крамольного нашли? – удивилась Лаура.
– Было гораздо смешнее, чем в «Карнавальной ночи», но там Огурцов был директором Дома культуры, а Федорчук Председателем КГБ СССР. И кто бы посмел снять о том кинокомедию?
– Было бы гораздо смешнее, если бы это происходило среди диких африканских племен, но то было на родине Пушкина и Лермонтова, Толстого, Чехова и Достоевского. Вот что обидно.
– Самим чекистам не нравилось многое, что делал их шеф Федорчук, и вскоре после этого письма его назначили к нам министром внутренних дел. Потом какая-то неведомая сила подсказала Федорчуку, и он принял решение направить меня руководить областной милицией Самарканда, но я чудом увернулся от того назначения. Следом ты приезжаешь в Самарканд с сыном и оставляешь его погостить у мамы, а сама  едешь ко мне в Москву. Представляешь, если бы Федорчук узнал об этом?
– Для нас с тобой ничего хорошего. Меня бы выслали досрочно и больше визу не дали, – сказала Лаура.
– К счастью, Федорчука тогда отправили на пенсию.
– А в том что-то было. Ты – начальник областного УВД Самарканда и я приехала с сыном. Вряд ли бы твоя первая жена поехала с тобой в Узбекистан. Возможно, так мы могли быть вместе? – улыбнулась Лаура.
– Наше счастье было бы недолгим, потому что я застрелил бы кого-нибудь, кто оказывал бы тебе знаки внимания. Начальник уголовного розыска Самарканда Ченгиз Касумов говорил, что когда ты заходила со мной в ресторан, то узбеки замирали с ложкой, поднесенной ко рту, и провожали тебя взглядом.
– Ты прав. Некоторые из них должны помнить тяжесть твоих кулаков, – засмеялась Лаура.
– Вспомнили ресторан. Ты не проголодалась с моими разговорами? – спросил Лукин.
– Да, я что-нибудь перекусила бы.
– Тогда поехали в Москву. Здесь тоже есть рестораны, но я побаиваюсь их кухни.
– А давай завалимся в наш ресторан, я угощаю. У меня денег много, а ты от семьи не отрывай, – улыбнулась Лаура.
– Побереги свои евро. Они для тебя непривычные, поэтому тратишь их, не задумываясь, а у меня рублей хватает, – улыбнулся Виктор. – Только многие наши рестораны, к примеру «Столичный» и «Звездное небо», снесены. А «Метрополь» на ремонте.
– А в каком ресторане нам не хватило денег расплатиться за ужин? – спросила Лаура.
– Ресторан «Прага». Поедем туда?
– И закажем все, как в тот вечер.
– Согласен, – сказал Лукин.
Автомобиль плавно катил по Ленинградскому шоссе, возвращаясь в город. Лаура слегка тормошила его волосы на затылке, как это делала раньше, и ему было чертовски приятно.
– Вот так бы ехать с тобой до самого Парижа, – сказала Лаура.
– Получи визу и кати куда хочешь. Сейчас нет проблем. Да и брак можно не регистрировать и жить в любом городе мира,– заметил Лукин.
– Нам ставили барьеры, запрещающие любить друг друга, а мы не обращали внимания. Нас разлучали границами с «железными занавесами», а мы встречались. Теперь нет больше законов, запрещающих нам это делать, – добавила Лаура.
– А вот с этим надо бы кому-то поспешить, потому что ненормальных чиновников на их век еще хватит. В Госдуме депутаты из партии Жириновского предложили новый закон, по которому за браки с иностранцами надо лишать гражданства и  высылать из страны, – сказал Лукин.
– Это что, шутка? – улыбнулась Лаура.
– Вполне серьезно и многое, что предлагает Жириновский, через некоторое время претворяется в жизнь. А подоплека у такого проекта закона, по их мнению, очень практичная. Наши  женщины, самые красивые и лучшие в мире, уезжают за границу, тем самым разбазаривая наиболее ценное, что у нас есть, – генофонд нашего народа.
– А не предложили эти защитники русских красавиц создать им такие условия жизни в России, чтобы те не заглядывались на лучшую жизнь за бугром? – спросила Лаура.
– Нет, они хотят закрыть красивым девчонкам выезд за бугор, а в России легализовать проституцию и публичные дома. Одна надежда, что в Госдуме этих ненормальных гораздо меньше.
– Но они все-таки есть, если этот бред обсуждают на заседаниях, – сказала Лаура.
– Я к тому рассказал, что чиновники не считают русских мужиков народным генофондом, и они могут ехать куда угодно, – улыбнулся Лукин.
Ресторан «Прага» стоял на том же месте, и даже интерьер зала не изменился. Они присели за столик у окна напротив друг друга. Официант галантно подал им меню. Лукин отклонил его.
– Милейший, а подайте нам бутылочку шампанского сухого или брют на ваше усмотрение, чтобы брожением не отдавало, – попросил Виктор.
– Тогда лучше итальянское или французское, – предложил официант.
– Лаура, выбери, какое французское. Нам на закуску икорки черной на льду и масло сливочное с булочками, а на горячее осетрину по-монастырски. Только запеченную на одном блюде, – сказал Лукин.
– Нам бутылку шампанского «Айяла брют», то, что нужно к икре с маслом и осетрине, – сказала Лаура.
Официант повторил, что они заказали, и Лукин подтвердил заказ.
– Я бросила взгляд на цены. В моем ресторане цены гораздо ниже, а про наше шампанское и говорить нечего. Бутылка «Вдова Клико» не может столько стоить. Знала бы, привезла с собой.
– В России появилось достаточно миллионеров, которые не считают деньги. Многие из них резко полюбили французские вина, потому что свои виноградники порубили в Крыму и Грузии, а теперь вся бурда оттуда идет к народу. А в их особняках целые винные погреба с бутылками из Франции.
– А у тебя есть такой погребок? – улыбнулась Лаура.
– Я далек от миллионов, но погребок в доме построил и даже небольшой  стеллаж  с французскими винами есть. Я же руководил Центральной акцизной таможней, где оформляли спиртное.
– Да, теперь тебя трудно чем-то удивить, хотя ты и в те годы умудрялся купить три коробки шампанского «Вдова Клико» по цене «Советского Шампанского», – засмеялась Лаура.
Виктор только пригубил шампанское, а Лаура расслабилась по полной.
– Мы с тобой к Вике заедем вечером на чай? Она будет ждать, – спросила Лаура.
– Конечно, заедем. Только надо зайти в магазин. Ты у нее остановишься до вылета?
–  У нее вторая квартира пока свободна, да и ты в соседнем доме живешь, но без тебя я у нее не останусь. Шучу. Покупки сделаю сама, только отвези меня.
– Здесь недалеко гастроном «Смоленский», – сказал Лукин.
Лаура сделала покупки и положила пакеты на заднее сиденье.
– Вот если бы в те годы все было в магазинах, как сейчас, может быть, я осталась с тобой в СССР, – улыбнулась она.
– О, если бы твое решение зависело от гастрономической корзины, то я бы приносил тебе каждый день паек из Кремля.
– Ты прав. Все, что сейчас увидела, у нас было, а что ты не мог купить я покупала в «Березке» на Большой Грузинской.
Виктор завез ее к Вике, поставил автомобиль в гараж и, вернувшись, выпил с Иваном водки, от чего стало более комфортно, чем раньше. Вроде бы все было и так понятно в отношениях с Лаурой. Они рады друг друга видеть и вполне возможно она любит его до сих пор, и он не совсем остыл, но к резким переменам он не готов и вряд ли когда-либо такое случится. Радиола выдавала музыку тех лет, и Лаура пригласила его на танец.
– Белый танец? – улыбнулся Виктор.
– Скорее наш с тобой, последний. Не хотела тебе говорить, но другого случая, похоже, не будет. В Москве я с тобой расслабилась, а дома я медленно схожу с ума. Если ты мне снишься, то не хочется просыпаться или часто вспоминаю тебя до глюков, ты мне иногда мерещишься. У тебя семья, много друзей, да и у Вики ты можешь с Иваном расслабиться, а я там одна. От такой жизни можно с ума сойти.
– Лаура, с тобой же сын.
– Одна только радость, но он скоро женится, и я совсем одна останусь. Ты побудешьсо мной до вылета?
– Лаура, прости. У меня теперь не та работа, когда я мог внезапно сослаться на вызов на работу и организовать себе командировку, а сам уединиться с тобой на несколько дней. Теперь я чиновник, потому могу на работе задержаться, но не на всю ночь.
– Вика, пора отдыхать. Виктор меня проводит до соседней квартиры, – сказала Лаура.
– Да, конечно. Там в квартире все есть, но возьмите вино и закуску, да к чаю что-нибудь, – засуетилась Вика.
– Вика, оставь все это. Проголодаемся, вернемся, – улыбнулась Лаура.
– Тебе пора? – спросила Лаура в дверях соседней квартиры.
Лукин вместо ответа обнял ее, и они замерли в долгом поцелуе.
– Я тебя никуда не пущу, – она сняла с него галстук и, свернув, положила в карман.
Лукин засмеялся. Она посмотрела на него недоуменно.
– Я вспомнил, как однажды уже уходил из этой квартиры без брюк, – вспомнил он.
– Ну, если точнее, то я тогда раздела тебя до трусов и одежду спрятала, а тебе не понравились мои шутки, и ты ушел в пальто на голое тело, но тогда ты был холостым, а сейчас в таком виде тебе нельзя являться домой, – улыбнулась она.
– Да, уж… Могут не понять.
– Неужели для меня в твоей жизни не осталось ни одного уголочка, где мы можем уединиться вдвоем? – спросила она.
– Лаура, нам вредны такие разговоры. Думаешь, мне легко вот так уйти?
– Как ты не понимаешь, что сейчас выйдешь за дверь, а там пустота без меня. Утром, как всегда, на работу, а я в аэропорт. И все. Больше мы вряд ли увидимся.
Лаура обвила его руками и поцеловала.
– Мне на самом деле пора, – сказал он.
– Но я же вижу, что тебе хорошо со мной, как и раньше, да и у меня давно не было головокружения от поцелуев, – сказала она.
– Вот потому-то мне и пора. Так у нас сложилась жизнь, – он поцеловал ее и сделал шаг назад, но она удерживала его руку и он остановился.
– Раньше все было против нас и мы плыли по бурному течению того времени, не пытаясь грести против него или выбраться на берег, потому что понимали, что с потоком нам не справиться. Решили дождаться лучших времен, да и личное благополучие нам было дороже серьезных передряг. А теперь, через два десятка лет, поняли, что любовь неподвластна ни времени,ни  тем суровым условиям, в которые нас окунула жизнь. Какой же выход? – спросила Лаура.
– Мы с тобой двадцать лет искали его и не могли найти. С самого начала все было у нас прекрасно и плевали мы на правила «железногозанавеса», но обойти его так и не смогли. Мы со своей вольностью вкусили райской жизни, так и не начав семейную, понимая, что за ней наступит крах нашему «мон амур». За долгие годы мы сохранили свои чувства, и, думаю, что у нас была бы прекрасная семья с детьми и внуками. Но я всегда смотрел на несколько шагов вперед. Мы с тобой знаем, что не так много совершили ошибок, а по-другому нас жизнь давно бы разбросала в разные стороны, и не было бы наших прежних встреч и сегодняшней тоже, – Лукин сделал паузу, – Лаура, и сейчас не хочу ни тебя, ни себя обманывать, а тем более давать обещания быть вместе. Надо признать, что теперь не получится.
– Я все понимаю и ты сто раз прав, но я слабая женщина и отдалась своим чувствам, потому что другого раза не будет, и дружить семьями не для нас. Все прощай! – она подарила ему короткий поцелуй, – зачем только тебе позвонила? Жила в тихом помешательстве, а теперь разбередила раны. Я знала, что не нужно тебе звонить, но ноги сами понесли к твоему дому.
– Прости меня, родная, и не рви мое сердце. Я не в праве что-то поменять в жизни, – сказал он.
– Да! Да! Я все понимаю. Не надо ничего объяснять, но не хочу тебя терять и сделать ничего не могу, – сказала она, – все, иди, укрепляй свою семью.
 Виктор обнял ее за плечи, но она мягко выскользнула и, повернувшись, помахала ему рукой. Им было ясно, что время сделало свое, соорудив перед ними другой не менее мощный «железный занавес», именуемый уже судьбой. Разве могли они представить, что когда-нибудь могут вот так разойтись в разные стороны поздним вечером из квартиры, где они были одни, и никто не мешал им быть вместе. Так уж устроена жизнь, что стоит почувствовать себя счастливым больше чем можно, она не замедлит поставить все на свои места. И он не в силах что-то изменить. А жаль …
– Лаура, можно я утром заеду, отвезу тебя в Шереметьево, – робко сказал Лукин, предпологая ее реакцию, но понимая, что они не так должны были расстаться.
– Послать бы тебя и вызвать такси, но не могу. Опять моя женская слабость. Хорошо, я буду ждать, – сказала она и скрылась в подъеде дома.
Накануне Лаура послала его… укреплять семью и теперь улетала в Париж одна без надежды встретиться вновь. Лукин сказал, как отрезал, потому им было грустно. Она согласилась, чтобы он ее проводил и ждала слов утешения, потому ее усталые и молящие, но такие же прекрасные цвета спелой вишни глаза были на «мокром месте», готовые пролить слезы. Он понял, что не выдержит и тоже отпустит скупую мужскую слезу, выпалил: «Иди, опоздаешь на посадку».
   К его удивлению она улыбнулась и поцеловала его в щеку:
– Да, каким ты был, таким ты и остался, но уже не орел. Прощай!
Вечером Лукин вновь в кругу семьи, как ни в чем не бывало, впрочем, ничего и не было, кроме воспоминаний о прекрасном романе. Пощипали друг другу нервы и разошлись на долгие годы, а возможно и навсегда… Не нравилось ему слово «навсегда», как выражалась Лаура, когда возвращалась к нему из Парижа. Теперь и он употребил выражение, соединяющее в их положении пространство со временем, словно от Парижа и на всю жизнь, а так не бывает. Поживем, посмотрим…
Лукину нравился запах осени, хотя она всегда была разлучницей у них с Лаурой, и вновь ему было немного грустно. Не получилось у них сказки со счастливым концом, потому и осень на душе, а скоро и зима, но она уже для него не такая лютая, как была раньше, когда он оставался один после ее отъезда в Париж. Теперь у него семья и много друзей.
В деревне Борисково запахло прелыми листьями и кострами. Соседи сжигали сухие сучья обрезанных деревьев и пожухлую ботву от овощей, от которых валил  густой горький дым. В первые дни сентября  стояло чудное бабье лето. Такого тепла не было и в июле, но ночи  по-осеннему прохладны. Наступила пора золотистого листопада. Птицы стаями поднимаются все выше к небу, провожая уходящие теплые деньки. Лукин пошел в очередной отпуск и с Олесей принимал друзей в деревне. За огромным столом из полубревен собрались супруги Соколовы, да Галка Данелия пригласила Александра Рапопорта с апостолом Анатолием.У нее с мужемГеоргием Николаевичем Данелия дача через дорогу в поселке писателей и кинорежиссеров, и они поочередно ходили в гости из деревни в деревню. Виктор был безмерно благодарен Галине, что познакомила с Александром и Анатолием. Они оба были артистами, и с ними всегда было интересно и весело. Саша недавно вернулся из Америки, куда было уехал насовсем. Обаятельный мужик с веселой чертовщинкой в глазах и с завораживающей чистотой речи. Он рассказывал короткие истории из своей жизни, как работал на Северном Урале невропатологом в детской поликлинике, потомпереехал в Москву, а в 1990 году эмигрировал в Америку, где записал диск своих песен.
     Лукин знал про него и апостола Анатолия чуть больше, чем они рассказывали. Так получилось, что по жизни у них оказалось много общих друзей из области психиатрии и сотрудников спецслужб. Как ни странно, однако они работали всегда в контакте. Были у них неприятности с законом, но Лукин не считал их темными пятнами биографии. Сашу осудили в середине 80-х за отказ от зачисления в психиатрическую больницу призывников, якобы имеющих психические отклонения. В те годы шла война с Афганистаном, потому его осудили по  политической статье  и влепили четыре года. Столько же дали Анатолию, но за левые концерты его ансамбля. Сурово обошлись с ними? Бесспорно. Потому Саша обиделся на советскую действительность и ушел в Америку. Именно нелегально перешел пешком границу с Венгрией. Добрался до Барселоны, а оттуда уже в Америку.
Лукину и так было ясно, что был прав, когда гнал от себя мысли о нелегальном переходе границы, чтобы добраться до Парижа, –единственный  вариант для брака с Лаурой. Однако при случае хотел спросить Сашу, каково ему было при переходе границы.
– На два с половиной часа укоротился летний день. Всю зиму ждем лето, а оно пролетает гораздо быстрее, чем хотелось бы. Осень приходит незаметно, украдкой, – сказал Виктор и,тронув струны гитары, в полголоса тихо пропел:
Осень, она не спросит,
Осень, она придет,
Осень немым вопросом
В синих глазах замрет…               
На том его песня закончилась, да он и не хотел петь, когда в их компании присутствовал Александр Григорьевич Рапопорт и Виктор с улыбкой передал ему гитару.
– Я вам свою «Осень» спою, – сказал Александр и взял несколько аккордов на гитаре. В его руках и гитара звучала как-то звонче.
Ты осень в путь не торопи,
          Прийти к финалу я успею,
Ты осень сядь и подожди
Пока спою и чай согрею…
Отзвучала последняя тронутая струна и воцарилась тишина.
– Александр, я такой песни никогда не слышал,– сказал Виктор.
Александр хотел поставить гитару рядом, но Галина остановила его:
– А у него все песни, которые мы никогда не слышали, потому что они были написаны для его диска за океаном, а теперь и мы можем послушать. Саша, пожалуйста, спой еще.
– Есть такая песня «Волки». Серьезная песня, – Александр тронул струны и запел:
   Я по свету наездил немало,
   Покутил, посидел, пообтерся
   И куда б меня жизнь не бросала,
   Выделялся за тысячу верст я.
   Не спросясь, не услышав ответа,
   На глаза появляюсь я в черном
   Ведь нутро мое серого цвета,
   Оттого и прослыл непокорным.
   Волки, волки, с волками шутки плохи…
Виктор раскочегарил пятилитровый самовар, доставшийся ему еще от бабушки из Тульской губернии. Гости за чаем и кофе долго не расходились, а Саша продолжал петь.
На следующий день Галка пригласила Лукиных к себе. На краю деревни они с Олесей пересекли дорогу и спустились к реке Истра, где на берегу стоял обычный двухэтажный дом с квартирами, как в городе. Только на лестничных площадках было по две квартиры. С первого этажа и до квартиры Данелии на втором на стенах красовались афиши фильмов: «Я шагаю по Москве»,  «Мимино», «Осенний марафон»,   «Кин-дза-дза!». Ошибки быть не могло. В квартире живет создатель легендарных кинокомедий. Однако нельзя сказать, что все полтора часа народ в зале покатывался со смеху. Часто воцарялась тишина и в зал смотрели грустные глаза неустроенных в жизни главных героев. Следом герой произносил реплику, которая становилась крылатым выражением и позднее многие повторяли его уже в жизни. А в зале вновь грохотали от смеха все, как один.
– Галочка, а почему такая дискриминация? Не вижу афиши с добрыми глазами Евгении Симоновой и Сергея Шакурова из фильма «Француз», – спросил Виктор.
– Тебе моя картина понравилась?
– Я как будто бы побывал в своем бесшабашном детстве, которое проходило в московских двориках. 
Анатолий воспроизвел звуки органа, а потом исполнил в полтона легкие мелодии на профессиональном уровне. Александр взял гитару и подыграл отцу Анатолию. У них получилось, как будто бы они долго репетировали.
– А кто нам откроет вино? – спросила Галина.
Стол был уже накрыт холодными закусками. Бокалы для вина сверками. Александр вкрутил штопор, ловко потянул пробку и достал ее с громким чпоком. Никто за стол не садился, а разбрелись по уютной комнате с бокалами.
– Виктор, я тебя перебила. Ты что-то начал рассказывать о московских двориках, которые ты узнал в моем фильме. Это интересно. Расскажешь? – спросила Галина.
– Галочка, смотрел твой фильм с такой ностальгией, потому что узнавал наши места в районе Бутырской заставы. Я понимаю, что фильм снимался в других местах, но кадры были так похожи на наш район. Ты смогла передать дух послевоенного времени, и я его узнал. И близость Московской окружной железной дороги со станциями. А керосиновую лавку на углу Тихвинской улицы я хорошо помню, и ты ее показала такую же, один в один. Очереди с металлическими бидонами и самодельными канистрами, и объявление на входе в лавку: «Керосин в стеклянную посуду не отпускается».
Семья у нас была большая, а после возвращения из ссылки с Северного Урала, когда у нас все конфисковали, родителям пришлось начинать с нуля. Жили мы в коммуналке двухэтажного деревянного дома, а в тех домах, которые уцелели, газ провели только в семидесятых годах, поэтому мы часто ходили за керосином в ту лавку, которая относилась к церковным постройкам.
 Отец Анатолий, услышав что-то родное, перестал играть и спросил: 
– Виктор, а к какой церкви принадлежала та керосиновая лавка?   
– К церкви Тихвинской Божьей Матери.
– Церковь в Тихвинском переулке была выстроена на средства купца Викторова в конце семнадцатого века и освящена в память Тихвинской иконы Божьей Матери. На Руси икона пользовалась огромным почитанием – по преданию она была написана самим евангелистом Лукой. В V веке икону перенесли из Иерусалима в Константинополь, откуда она исчезла. И только в 1383 году святыня обнаружилась за тысячи километров от столицы Византии на Руси близ города Тихвина. На том месте и основали монастырь, – рассказал отец Анатолий, как в энциклопедии.
– Так и меня в детстве тоже Лукой звали друзья, а с церковью и местным монастырем у меня связаны приятные воспоминания. Да и поп, наверное, наставил меня на путь праведный, узнав, как меня кличут, – улыбнулся Лукин.
– Интересно, – сказал отец Анатолий.
– Только вы остановите меня, когда надоем своим рассказом, потому что после бокала вина я не удержим, – улыбнулся Виктор.
– Виктор, расскажи. Ты нас заинтриговал, – засмеялась Галина.
– И тут Остапа понесло, – улыбнулся Виктор,– после войны церковь передали под мастерские институту «Станкин», куда мы лазили через забор потрогать настоящий танк «Т-34». В пристройке церкви соорудили керосиновую лавку. Все 60-е она была вполне керосиновой, так как в старых деревянных домах были примусы и керосинки. А когда в те дома дали газ, то еще долгие годы их стены хранили запах сгоревшего керосина, который ощутим сегодня на поле аэродромов при посадке в самолет. Тот особый запах позднее приведет меня в авиацию. А еще в керосиновой лавке продавали синьку большими упаковками, которой хватило бы подсинивать белье на сто лет вперед и не одной семье, но прачкой я не стал. Пахло в керосиновой лавке нафталином, хозяйственным мылом, которым все отстирывалось лучше теперешнего порошка и, конечно, восковыми свечами.
Но запомнилась керосиновая лавка не своими  резкими запахами, а близостью церкви. Впритык ко всем сарайчикам и храму сохранился большой деревянный дом с плодовым садом, огороженный довольно высоким забором. В шестидесятые там проживал, как говорили в округе, племянник попа с семьей. Однажды мы с пацанами обошли дом с тыла и спокойно зашли в сад, а там яблоки антоновские шестигранные с золотистыми боками и сливы, видимо-невидимо. Нарвали, сколько поместилось в карманах, и на месте съели, но нас застукал племянник попа. По его мирному виду мы поняли, что лупить палкой он нас не будет, и двинулись к выходу, а он нас давай стыдить, как учитель за невыученный урок. Потом еще раз окинул нас строгим взглядом и предложил выпить по мировой чашке чаю со сливовым вареньем и сушками. От него веяло каким-то душевным теплом и добротой, что вся охота пропала лазить через забор к нему в сад.
Вот в его доме я увидел старинные фотографии храма невиданной красоты со многими куполами, чуть меньше, чем на храме Василия Блаженного на Красной площади. Я уже и не помню, как звали того священнослужителя и был ли он таковым, а может он и не говорил, как его зовут. Только перехватил он мой взгляд и спросил, что если храм понравился, то расскажет его историю. Я любил слушать истории, а она была о тех местах, где мы жили и учились в школе. На прощание он нам дал пакеты яблок и слив, чтобы мамка дома варенья сварила, а узнав, что мы рядом живем, пригласил заходить в гости, но не через забор, а в калитку.
Виктор замолчал, сделал глоток вина, и приятные воспоминания всплывали перед глазами картинами из детства. Он постоянно поглядывал на компанию, чтобы они не устали от его рассказа. А с еще большей охотой он сам бы послушал отца Анатолия, который, видимо, знал многое, не говоря уж об Александре, который прошел, как говорят, огонь и воду, и медные трубы. При его актерском таланте –  заслушаешься.
– Виктор, ты упомянул о фотографии монастыря. Неужели это фото Скорбященского монастыря? – спросил отец Анатолий.
– Да, но как он назывался, я узнал намного позже, – сказал Лукин.
– Недолго он простоял. Ведь его построили в начале ХХ века, и был он известен на всю Первопрестольную, потому что по величию не уступал Сергиевой Лавре. По преданию в том месте пятьсот лет назад уединился для молитвы Василий Блаженный. Теперь за монастырем разбили детский парк на Новослободской улице, а до середины ХХ века тут существовал Васильевский пруд, названный в честь святого, и было здесь имение князя Голицына.
– Пруд я не застал. Его засыпали отвалами при строительстве метро Новослободская, но в низине вода стояла весной до метра глубиной. Мы с пацанами сколачивали плоты и катались до середины лета, пока он не высыхал. А вот  слева от Скорбященского монастыря  по Новослободской улице было построено монастырское женское училище, а потом в нем была моя школа № 203, где я учился до четвертого класса, – продолжал Лукин, – классы были по всему периметру, а в середине зал с балюстрадой на втором этаже. В зале проходили торжественные линейки и спортом занимались, но совсем нетронутой сохранилась в цокольном этаже трапезная с полутораметровыми кирпичными сводами. Там размещался школьный буфет. И какие были завтраки! Горячее картофельное пюре со сливочным маслом и сосисками, да все пахло как надо, и картошкой, и маслом, и сосисками, не то, что сейчас. А какие пирожки пекли под сводами! А запивали все какао или кофе с молоком. Мне всегда казалось, что наши повара сохранили рецепты трапезной еще со времен женской гимназии. Куда делись вкусные продукты? – Виктор бросил взгляд на компанию и увидел, как они глотали слюнки во время его кулинарного рассказа.
– А какие еще истории поведал вам племянник попа? Место  ведь историческое, – спросила Галина.
– Ты права, Галочка. Место на самом деле богато легендами и если вам не надоело, то припомню еще. Но по-настоящему интересные истории оставлю на потом, после шашлыка, который предлагаю все-таки приготовить.
– И кто возьмет на себя смелость не испортить мясо? – спросила Галина и улыбнулась.
– Я бы доверила Виктору, – предложила Олеся.
– Не сомневаюсь в его кулинарных способностях, но он в прошлые выходные полдня стоял у мангала, угощая всех деликатесами, а сегодня развлекает нас историями. Вижу, Александр давно порывается спеть, а потому шашлык будет жарить отец Анатолий. Он тоже большой мастер. Предлагаю всем переместиться в лоджию к мангалу, – предложила Галина.
В квартире Галины на втором этаже огромная лоджия, в которую свисали ветви высоченных елей и сосен. Было ощущение, что они сидят посреди леса, да еще внизу журчит река Истра. Какие дачи или беседки, когда здесь все прямо в квартире. Отец Анатолий поставил мангал в торец лоджии, засыпал в него березовые угли и разжег пучок лучинок. Как только угли занялись по краям, он поставил напротив мангала вентилятор, и через пять минут от жара углей можно было барашка целиком пожарить. Еще пять минут и над мангалом появился дымок с запахом жареного мяса, который периодически сдувал вентилятор. Олеся с Галиной накрывали стол здесь же в лоджии, а Саша перенес синтезатор и, тихо наигрывая, создавал атмосферу уюта.
– Так что еще рассказывал мой коллега? – спросил отец Анатолий в очередной раз переворачивая шашлык.
– У Скорбященского монастыря своя история возникновения в двадцатом веке. Как вы помните, на том месте было имение князя Голицына, а на углу со стороны Тихвинской стояла церковь, и рядом с ней проживал племянник попа, который мне и поведал ту историю. Так вот, по другую сторону церкви на Тихвинской улице был сказочный парк и назывался он «Эльдорадо», как мифическая страна сказочных чудес, золота и драгоценных камней, которую искали в Америке испанские конкистадоры.
Прошло всего сто лет, что совсем недавно, один миг для истории. А из памяти народа стерли начисто все воспоминания о былом величии России, и ее неповторимо прекрасных уголках. Снесли монастыри, засыпали пруды, сравняли с землей памятники на погребеньях, а на тех местах разбили детский парк и настроили двухэтажных деревянных сараев, как будто другой земли не было для подобной архитектуры. Помните, как у Анны Ахматовой: «Хотелось бы всех поименно назвать, да отняли список, и негде узнать...» – он сделал короткую паузу и продолжил, – строители коммунистической утопии стремились отбросить прошлое и начать историю с нуля. И в моем районе обнулили монастырь, который был под стать только Троице-Сергиевой лавре, а заодно и сказочный сад. 
В XIX веке российское дворянство не имело прежних доходов, и блиставшие роскошью усадьбы, в которых титулованные обитатели  прежде устраивали балы, увидели мещан, купцов и крестьян. В барской усадьбе князя Голицына устроили увеселительное заведение – сад «Эльдорадо» на три тысячи посетителей. Вход был со стороны Тихвинской улицы, напротив церкви. В середине сада тихо и полноводно несла свои темные воды река Неглинка и по ее руслу образовались каскадом три огромных пруда, которые соединялись между собой. Река Неглинка брала начало из болотной топи Марьиной Рощи на Стрелецкой улице, и далее текла по улицам Тихвинской, Достоевского, по Суворовской площади, улице Дурова, Цветному бульвару и через Трубную площадь, потому что сначала в этом месте ее в трубу убрали, а потом и везде. О существовании реки напоминают теперь лишь низины и пруды на Селезневке и в Екатерининском парке, но в «Эльдорадо» они были самыми большими, которые дополняли неповторимые картины божественного уголка природы.
В саду «Эльдорадо» летом 1858 года устроили праздник в честь Александра Дюма, автора нашумевшего романа «Граф Монте-Кристо». Он побывал в Москве проездом из Петербурга на Кавказ.  Праздник так и назвали – «Ночь графа Монте-Кристо». В саду гремел военный оркестр, выступали цыгане и два военных хора. Весь сад был в  иллюминации. А в центре – вензель А. Д. был украшен гирляндами. На прудах в саду «Эльдорадо» плавали гондолы с венецианскими музыкантами среди фонтанов, в воздух поднимались воздушные шары, а в заключение праздника состоялся фейерверк.
Но,самое главное, в Первопрестольной начиналась эра электричества. За два года до праздника в «Эльдорадо» на башнях Кремля установили «электрические солнца»,радовавшие гостей. Жаль, конечно, что эти красивые места не сохранились, но еще в те годы последняя владелица усадьбы княгиня Александра Владимировна Голицына решила закрыть «гнездо разврата». Она обратилась к митрополиту Филарету с просьбой построить храм в усадьбе. Тот позволил, но с условием открыть богоугодное заведение. Именно тогда Голицына основала в своем доме приют для 20 монахинь и была освящена церковь во имя иконы Скорбящей Божьей Матери, а в 1889 году приют преобразовали в женский монастырь, который назвали Скорбященским,  – закончил свой рассказ Лукин.
– Виктор, неужели такие подробности племянник попа рассказал? – спросил отец  Анатолий.
– Анатолий, ты прав, и за достоверность сведений могу поручиться. Мы были еще маленькими, когда ходили в гости к племяннику попа, но я хорошо помню его рассказы. Спустя тридцать лет я расследовал авиационные катастрофы в комиссии Совмина СССР и мне поручили ознакомиться с воздушными кодексами за все годы советской власти для внесения в него изменений, в связи с образованием нашей комиссии. В Москве на Большой Пироговской улице в доме 17 размещается Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти СССР. Там я и знакомился с кодексами, начиная с 1932 года, когда запрещалось стоговать сено на взлетной полосе, а пассажирам выбрасывать мусор за борт самолета. Но больше всего меня заинтересовали секретные сведения 3-его управления – святая святых царской жандармерии, которые к тому времени рассекретили. Для сотрудниц архива я был молодым специалистом из Совмина, и они за чаем рассказали многое из того, что уже не секретно.
– Я что-то пропустила в твоем рассказе? Ты говорил, что работал начальником уголовного розыска, а причем тут авиация и воздушные кодексы? – спросила Галина.
– Так в середине 80-х у меня появилась перспектива оказаться пациентом Александра на «Канатчиковой даче», так психушку имени Кащенко называли, или уйти по этапу, но мне больше понравилась работа в комиссии по расследованию авиакатастроф, – улыбнулся Лукин.
– Момент сей мы с тобой отдельно обсудим, – сказал Александр Рапопорт, тихо наигрывая мелодии на синтезаторе.
– Так в архиве я узнал, что царская жандармерия следила за всеми иностранцами на территории Российской империи, и поинтересовался Александром Дюма. Девчонки принесли мне дело в кожаном переплете темно-коричневого цвета со сводками тайной полиции, которая отслеживала каждый шаг знаменитого писателя, – рассказывал Лукин, – мне было интересно, как работали мои коллеги полтора века назад.
– Неужели все тайны из жизни самого Дюма? – улыбнулась Галина.
– У меня фотографическая память на документы и могу воспроизвести не только дословно, но и расставить все подписи, – улыбнулся Виктор.
– Тогда воспроизведи что-нибудь из той слежки, – засмеялся отец Анатолий.
– Зря вы смеетесь, белый человек, – сказал Виктор с улыбкой, – и поверьте на слово, что документ такой лежит в архиве.
Лукин для понтов закрыл глаза, зашевелил губами и воспроизвел по памяти: – Выделенопосередине: «Дело Дюма». В правом верхнем углу: «Весьма секретно». На полях первой страницы: «Доложено Его Величеству» и дата – 18 июля 1858 года. «Начальнику корпуса жандармов. Известный французский писатель Александр Дюма (отец), прибыв из Парижа в С.-Петербург, намерен посетить и внутренние губернии России, для каковой цели собирается ехать в Москву. Уведомляя о сем Ваше превосходительство, предлагаю Вам во время пребывания Александра Дюма в Москве приказать учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести мне в свое время. Генерал-адъютант князь Долгорукий».  Виктор открыл глаза и продолжил:
– Далее сообщалось, что Дюма проживал у Нарышкиных, с которыми был знаком по Парижу, а 25 июля в саду «Эльдорадо» состоялись публичные гулянья с почитателями его литературного таланта. Через пару дней в честь Дюма князь Голицын давал обед, после чего они приехали на праздник в «Эльдорадо». С ними были Нарышкины, живописец Моне и мадам Вильне, сестра французского актера, которая постоянно путешествовала вместе с Дюма, – улыбнулся Лукин.
– Да, документ ты привел вполне убедительный, – заметил Александр.
– Вот такие воспоминания о керосиновой лавке из твоего фильма, – улыбнулся Виктор.
– Давайте я вам спою, – предложил Александр.
Компания замерла в ожидании.
– Песня называется: «Письма пожелтевшие»: 
Ах, если бы то доброе, то светлое вернулось,
Ах, если б жизнь по новой началась.
 Остались расставания за синей пеленой
 Чужие расстояния забудем за собой
  И письма пожелтевшие, ребята поседевшие,
  Любившие пожить, как мы с тобой…
– Александр я с замиранием сердца слушаю твои песни. Они бередят душу. Ты автор?
– Нет, они написаны поэтом, который живет за океаном, а три года назад я записал диск с его песнями. Н в России поэта пока не знают, поэтому и песни не поют, – сказал Александр.
   Лукин взял штопор и открыл еще бутылку сухого красного Бордо,  пополнил бокалы. Александр теперь был занят гитарой.
– Я вам спою песню о паспортах, – сказал Александр и тронул струны гитары:
     Я пою эту песню про далекие страны,
    Было мне в них так тесно, надоели, как раны.
    Там кордон за кордоном я менял, как перчатки
    И дорог, не считая, оставлял отпечатки.
    Бога не гневи, судьбы разные,
    Наши паспорта были красные.
    И вели бы мы жизни праздные,
    Да только наши паспорта были красные…
– Александр, а чья эта песня? – спросила Олеся.
– Большую часть песен  написал для меня Игорь Газарх в Америке, – улыбнулся Александр.
– Но записать свой диск в Америке дорого. Кто-то помог финансово? – поинтересовалась Олеся.
– За бугром тоже непросто пробиться молодым талантам в возрасте, но это была моя мечта, и я вложился в записи и клип, прекрасно понимая, что в жизни за все нужно платить. К счастью, к тому времени у меня появились финансы, – сказал Александр.
– А запели сразу после приезда в Америку от хорошей жизни?– улыбнулась Олеся.
– Можно сказать и так, но не сразу. Пришлось покрутиться, а впервые я спел на школьном вечере песню корреспондента: «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете», – пропел Александр, – песню исполнял певец  Владимир Трошин. Мне нравилось его исполнение и у меня получилось спеть в его манере, а потом я пел все песни подряд на вечерах. Три года назад в Нью-Йорке мы сидели в ресторане, я взял микрофон и спел песню, после чего ко мне  подошел один человек из русских эмигрантов, и сказал: «Слушай, доктор, я давно за тобой наблюдаю. Ты, когда выпьешь, все время лезешь на сцену петь. И у тебя неплохо получается. Давай запишем что-нибудь». Это был знаменитый Виктор Рябина, бывший солист группы «Синяя птица». Мы записали несколько песен, потом альбом. Рябина развел меня по полной программе, раздел буквально до нитки, но я до сих пор ему благодарен, потому что, по сути, тогда все и началось. Я записал диск, снял клип в Голливуде – все стоило мне бешеных денег. Но я был так счастлив! Клип сделал меня известным в русскоязычной Америке.
– Галочка, куда смотрят российские режиссеры? Врач-психиатр с актерским даром, да к тому же еще и певец. Я думаю, Александр вовремя вернулся из Америки. Сейчас у нас стало модно снимать фильмы с ЦРУшниками, но наши актеры с русскими лицами не очень убедительны, а вот Александру и усердствовать не надо, у него сложившийся образ руководителя западной разведки. Я далек от вашей профессии, но позволю себе один отрывок из романа Булгакова: «…ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет, он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой». Ну, кто не узнает повелителя сил тьмы в чем-то честного и справедливого Воланда в нашем обаятельном Александре? Я слышал, что пишется новый сценарий по роману «Мастер и Маргарита», – улыбнулся Виктор. 
– Все больше убеждаюсь, что ты выбрал не ту профессию. Опер из тебя, конечно, получился классный и в точности передал приметы Воланда, а если бы ты выбрал другую профессию, то кем бы хотел стать? – спросила с улыбкой Галина.
– Все ровно опером, а жуликам я такие спектакли закатываю, обхохочешься. Правда, у нас они называются оперативными комбинациями, – улыбнулся Виктор.
– Не завидую я тем, кто играет с тобой в таких спектаклях, – улыбнулась Галина.
– Александр, а почему все-таки при твоих актерских данных вдруг врач-психиатр? – задал Виктор давно назревавший вопрос.
– Чтобы ответить тебе, надо вспомнить свое детство в Питере, как сделал ты с керосиновой лавкой, – улыбнулся Александр.
– А мы ни куда не торопимся и с удовольствием послушаем. Должно быть значительно интереснее моей лавки, – сказал Виктор с улыбкой и пополнил всем бокалы.
– Возможно, прозвучит нескромно, но, похоже, я внес в профессии серьезные коррективы и стал поющим или актерствующим психотерапевтом, а с детства мечтал быть актером. И стал молодым актером преклонного возраста, а до того занимался психотерапией и теперь не могу отделить искусство от медицины. Они  для меня слились воедино и дополняют друг друга, –улыбнулся Александр, пригубив вино, и продолжил:
– Настоящие профессионалы своего дела воздействуют на людей с целью оказания помощи в обретении ими состояния комфорта. Ведь вы сейчас расслаблены и отдыхаете, слушая мои песни и рассказы. Актеры и психотерапевты могут воздействовать со сцены, а можно и в кругу друзей. Напротив, мой отец сначала был драматическим актером, а после стал врачом-психиатром и занимался гипнозом, но меня родители сразу нацелили получить серьезную профессию  врача. Они считали, что у человека должна быть престижная и уважаемая специальность. В Питере или в Москве поступали в медицинский институт только медалисты или за большие деньги, а у нас не было ни того, ни другого. К тому же из-за пятого пункта анкеты меня вряд ли бы приняли в столичный мединститут, о театральном училище и мечтать не приходилось. 
Не надо забывать и о том, что, будучи евреем, в СССР стать актером высшей лиги было достаточно сложно, если не невозможно. Аркадий Райкин – только исключение, подтверждающее правило. Я никогда не хотел изменить фамилию, никогда не стремился в партию. То есть не делал того, что доставило бы мне ощущение дискомфорта. Нет, я не осуждаю людей, которые меняли фамилии и вступали в партию. Кстати, мне предлагали изменить фамилию или укоротить имя, стать, скажем, Алексом. Но я не хотел и не хочу. Люблю свое имя – Александр Рапопорт.
– А почему все-таки Пермский медицинский институт? – спросил Лукин.
– В Пермском мединституте ректором была хорошая женщина, которая принимала всех, и мы подались туда с отцом. Отец поступил в институт вместе со мной и какое-то время мы жили с ним в одной комнате общежития. Прежде мы с отцом двигались в противоположных направлениях. Он, будучи актером, всегда хотел заниматься гипнозом, чем нельзя заниматься, не имея диплом врача-психиатра. Так вот, он сделал все, чтобы я актером не стал, дискредитировал профессию актера в моих глазах. Но я все время лез на сцену, занимался в драмкружках, даже у Марка Розовского пел на концертах и за три рубля снимался в массовках. Жена называла меня «трехрублевиком», – улыбнулся Александр, – она тоже была против моих репетиций и выступлений на сцене, – Александр сделал паузу, пригубив из бокала бордо.
– Александр прав. Взятки за поступление в столичные мединституты в те годы были чумовыми. В середине 70-х в доме 9 по Делегатской улице, в котором проживали работники Совмина СССР, в лифте было совершено убийство женщины. Одно из первых заказных убийств, которое так и осталось нераскрытым. Женщина была женой Тимонина,   заведующего отделом ЦК КПСС, который курировал МВД И КГБ. Представьте себе, что за должность была в то время! А супруга его  – заместитель председателя приемной комиссии стоматологического мединститута на Долгоруковской улице. При расследовании нам стало известно, что взятки за поступление в стоматологический институт доходили до 25 тысяч рублей, по тем временам стоимость двух автомобилей «Волга» и «Жигули» в придачу. За такие деньги учились в основном выходцы с Кавказа. С гор спустились и сразу врачи-стоматологи, – улыбнулся Лукин.
– Поэтому я и поехал в Пермь. Поначалу учеба была не очень интересной. Изучали какие-то формулы и молекулы, а потом началась психиатрия, и увлекала меня все больше и больше. После диплома меня распределили в город Березники Пермского края, где я работал невропатологом. Как выяснилось на практике, психотерапия оказалась тем занятием, где требовались не только глубокие знания, но еще и артистизм.  Ухватился я за психотерапию, как за спасительную соломинку. Решил, что если быть медиком, то только в области психиатрии. Многие профессионалы считают, что ею заниматься просто невыгодно. Если лекарство выписано и не сработало, то пациент может прийти еще, за новым лекарством. К психотерапевту в таком случае пациент второй раз не придет.
– Печально знаменитые Березники, –  сказал Лукин.
– Да, его старожилы называли колыбелью ГУЛАГа, и в тот город мало кто приезжал добровольно. Сотни тысяч заключенных прошли через бараки Березников, – сказал Александр, – еще в годы гражданской войны появились в Пермском крае лагеря для политзаключенных, а потом раскулаченных крестьян. А другие антисоветские элементы с Урала, Дона, Кубани, Украины пригнали сюда на строительство химкомбината.
– На том строительстве в 1932 году работал автор «Колымских рассказов» Варлам Тихонович Шаламов, – сказал Лукин.
– Именно так, – подтвердил Александр, – Виктор, а ты бывал в Березниках?
– Нет, там мой дедушка Алексей Михайлович бывал в 1930 году после ареста. Березники были тесно связаны с Соловками, откуда заключенных перебрасывали на строительство объектов первой пятилетки. Когда же я работал опером, то мне не составило труда достать и в тихую ознакомиться с произведениями Солженицына и Шаламова. То была трагедия моего деда, – сказал Виктор.
– Тогда понятен твой интерес. А подобные знания не мешали тебе по работе в органах? – спросил, улыбаясь, Александр.
– За 25 лет работы в уголовном розыске меня даже жулики никогда не называли ментом, хотя я поблажек им не делал, а просто был справедливым, – ответил Лукин.
– Достойный аргумент, – улыбнулся Александр.
– Ну, коли наш разговор затронул политзаключенных, то скажи, Александр, за что ты громыхнул на четыре года? В то время отменили некоторые политические статьи, – сказал Лукин.
– А нашим женщинам не скучны наши рассказы? – спросил Александр.
– Что вы, мы с Олесей слушаем вас с открытым ртом, – улыбнулась Галина.
– Да, на самом деле нам интересно. Мой дед был сослан и погиб в лагере на строительстве Беломорканала под Медвежьегорском, – сказала Олеся.
– Да, компания у нас собралась! У меня создалось впечатление, что за время работы в Березниках я надышался духом свободы и демократии от политзаключенных, которые прошли через уральский город за многие десятилетия, – улыбнулся Александр.
– И, наверное, приходилось лечить вольнодумцев, сосланных в Березники. В СССР все инакомыслящие, по мнению властей, были психбольными, но в сталинские времена не было необходимости сажать людей в психиатрические больницы, тогда были массовые репрессии, голодомор и соцсоревнования между НКВД, кто больше отловит «шпионов». В карательной психиатрии не было необходимости. Она возникла во времена правления Хрущева и Брежнева, когда народ перестал бояться говорить правду. Появилось так называемое диссидентское движение, но на самом деле не было никакого движения, а были одиночки, которые высказывались об очевидных недостатках в стране. Расстрелять за такое уже нельзя, да и посадить сложно, а в психбольницу, пожалуйста, без очереди. Начиная с 1973-го года, в стране увеличили строительство психушек, выполняя решение партии и КГБ о «расширении психиатрии»,– сказал Лукин.
– Тогда и ввели скорые психиатрические помощи. Помните, как Шурика из фильма «Кавказская пленница» забирали в психушку по устному сообщению Саахова? Так и было, что любого можно было упрятать в психбольницу, а если такой заказ исходил от КГБ, то не скоро бы отпустили. В то время я перебрался в Москву и работал в больнице Кащенко, а потом дежурным психиатром по городу. Приходилось госпитализировать пациентов с белой горячкой дома или приступом шизофрении на работе. Я принимал решение о госпитализации человека. А в больнице Кащенко столкнулся с постановкой диагноза «шизофрения» людям, у которых шизофрении явно не было.
Советское изобретение – так называемая вялотекущая шизофрения, которой не существует в реальности, такой диагноз можно поставить любому здоровому человеку. У властей появилась возможность использовать психиатрию как карательный инструмент. Всех недовольных советской властью ожидала психушка. Когда по решению суда человек получал срок, то по истечению его он выходил из тюрьмы, а в психиатрической больнице неугодный мог остаться навсегда. Выезжая по вызову, которые организовывали сотрудники спецслужб, я часто не находил повода для неотложной принудительной госпитализации и у меня начались конфликты с властями.Мне никто никогда не приказывал: «Доктор, вот человек здоровый, но его надо положить», а говорили: «Мы тут дурака поймали. Его надо госпитализировать». Я выступал на собраниях, призывая коллег не идти  у них на поводу, и на меня завели уголовное дело. Сначала по статье 191 УК за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный строй, но совершенно верно, статья была уже не в ходу, да и народ начал открыто поносить советскую власть. Статью переквалифицировали на 170 УК РСФСР и упекли меня на четыре года по злоупотреблению служебным положением.
– Жестоко с тобой обошлись за отстаивание своей точки зрения, – сказала Галина.
– Да, Галочка, наш доктор отбился от стаи и его лишили свободы. Многие психиатры в СССР работали открыто на КГБ, а некоторые были сексотами и даже академики. А Саша остался со своей точкой зрения, – сказал Лукин.
– Я считаю, что основанием для принудительной госпитализации в психбольницу является наличие острого психоза и социальная опасность больного, когда он может причинить вред себе или окружающим. Но попасть в психбольницу в СССР было хуже, чем в лагерь строгого режима. Я видел и то и другое своими глазам. Лагеря по сравнению с психушкой –  курорт. Человеку трудно представить, каково находиться долгие годы или всю жизнь в одной комнате с действительно больными людьми, которые не осознают что делают. Когда тебя накачивают лекарствами, и ты осознаешь себя овощем, – сказал Саша.
– И получил четыре года? – недоумевающе спросил Лукин.
– Была еще одна больная тема, которую я также озвучил с трибуны. Служба в армии. Некоторые молодые парни в СССР, чтобы не служить, предпочитали лечь в психиатрическую больницу. Я понимал уклонистов. Ведь если человек дошел до такой степени отчаяния, что готов лежать в психбольнице, где, поверьте мне, совсем несладко, то в стране явно что-то не так. В результате меня назвали подстрекателем к уклонению от службы в Советской армии, – пояснил Александр.
– Такое, пожалуй, посерьезнее медицинских споров будет. В то время шла война в Афганистане, а в союзных республиках СССР появились «горячие точки», потому могли подобрать статью УК и покруче, лет так на пятнадцать, – улыбнулся Лукин.
– Ты так считаешь? – спросил Александр.
– Тот год  сами чекисты назвали годом шпионов и только из своих рядов расстреляли за предательство пять полковников и генералов, – сказал Лукин.
– Ты думаешь, что я легко отделался? – спросил Александр.
– Я думаю, что ты раньше времени поднял вопрос, но кто знал, что через два года будет так, как ты хотел? Но тогда я тоже мог оказаться где-то рядом с тобой на нарах или в психушке, – сказал Лукин.
– Это как? –удивленно спросила Галина.
– Александр,проясни, пожалуйста, следующую ситуацию. Не ты, а другой твой коллега – дежурный психиатр– выезжает  по вызову работников КГБ в управление милиции. Чекисты обнаружили у начальника уголовного розыска вялотекущею шизофрению, которая выражалась в навязчивом желании жениться на француженке и переехать к ней в Париж. Госпитализировал бы твой коллега начальника угрозыска? – спросил Виктор.
– Несомненно, и не на один год или пока чекисты не разрешили бы его выписать, – улыбнулся Александр.
– Такое было в действительности и, как я понимаю, с тобой? – спросила Галина.
– Было, но я совсем не больной, чтобы так уж резко рвануть до городу Парижу, – улыбнулся Виктор, – я просто разыграл спектакль  со своими коллегами, которых подозревал в стукачестве на КГБ и дунул им во все уши о своих планах по Франции. И тут такое началось! Мне реально показали, что со мной будет только за мысли о француженке. Моему руководству к вечеру того же дня предложили меня уволить из органов, но я предвидел такой финал и легко превратил свою же информацию в очередную шутку. Чекисты отстали на время, но мне пришлось сменить работу, потому что с ними пошутил. Александр, я не просто так рассказал тебе свою историю. Если можно расскажи, как ты попал в Америку?
– Конечно, расскажу. У меня совсем нет секретов, я как открытая книга. Есть вещи, о которых не говорю, пока не спросят. Но если есть вопрос, то я расскажу, но сразу предупреждаю, что мой способ отъезда в Америку небезопасен, поэтому не советую повторять, – улыбнулся Александр.
– Нет, Александр, я россиянин до мозга костей и не смогу жить за бугром, мне просто интересны твои опасные приключения, – улыбнулся в ответ Лукин.
– Все просто. Тюрьма меня многому научила. Я вышел оттуда, укрепившись духом, четко зная, что я хочу, чего не хочу, что приемлю, чего не приемлю и был в прекрасной спортивной форме: если не отжиматься и не подтягиваться, то просто сойдешь с ума в четырех стенах. Покидая тюрьму, я четко понимал, что справедливости в жизни немного: ты можешь быть невиновным и попасть за решетку, а можешь быть виновным и не попасть. Ты знаешь, уже за два-три месяца до освобождения мне в голову пришла ужасная мысль: «А что я буду делать на свободе? У меня же здесь все так хорошо, все есть…». Я знаю людей, которые, выйдя из тюрьмы, специально совершали какое-то мелкое преступление, и снова закрывались. Что касается психотерапевтической деятельности, то я, наверное, продолжал заниматься ей все время. В тюрьме я очень быстро приобрел авторитет как человек, который может решить любой вопрос.
Несмотря на то, что я освободился, что называется, подчистую, на мою прежнюю работу меня принимать не хотели. И я мог бы, наверное, пойти в какое-то другое место, но мне было важно восстановиться именно там. Выход из тюрьмы совпал с явлением под названием Перестройка. Все было мутно, зыбко, туманно... Принимать на работу врача-сидельца никто не спешил. Но я добился. Через суд. Позднее меня вызвал участковый и сказал: «Я хорошо к тебе отношусь, все понимаю. Но тебе лучше уехать из страны». То был звонок, что меня могут опять арестовать. После судимости просто делается, а я к тому же был страшно зол на власть и не желал жить в Союзе. Я понял, что на тот момент был белой вороной, по всем вопросам мне придется ломиться в открытые двери, и они никогда меня не впустят. Стране я неугоден по методу своего бытия. Люди, имеющие реальную власть, меня не приемлют, а люди, которым я нравлюсь, к сожалению, ничего не решают. Все в комплексе толкнуло меня на дерзкий поступок и в один прекрасный день вместе с младшим сыном, которому тогда было 16 лет, перешел границу СССР и Венгрии.
– Просто так без проводника? И не заблудился? – улыбнулся Лукин.
– Опер есть опер. Один вопрос невзначай и пропали люди «на окошке» через границу, – улыбнулся Александр с прищуром, – меня проинструктировали местные контрабандисты, но все ровно было страшновато: идешь и ждешь, выстрелят тебе в спину без предупреждения или нет, но все обошлось.
– Карацупы не было на том участке границы, – улыбнулся Лукин, – Композитор Никита Богословский в своих записках вспомнил встречу за одним столом на банкете с легендарным пограничником Карацупой. Он восхитился, что тот задержал триста нарушителей границы, но Карацупа лишь со вздохом заметил: «Знали бы вы, в какую сторону они бежали...»
– И его овчарки Ингуса, – улыбнулся шутке Александр, – потом была Австрия, лагерь беженцев и  множество европейских стран, по которым я скитался: пел на улицах, подвозил людей, собирал яблоки. Последней страной была Испания. В Барселону я прибыл уже с женой, мы с сыном встретили ее в Швейцарии. Но наша семья еще долгое время не могла воссоединиться, в американском посольстве мы с женой получили гостевые визы, а сыну отказали. Пришлось оставить его в Барселоне. Думали, расстаемся на месяц. А оказалось, на шесть лет... – Александр пригубил вино и в очередной раз тронул струны гитары. – Я вам любимую песню спою про Барселону, – сказал он и посыпались заводные звуки от струн на испанский манер:
Ночная Барселона уже ты далека
Всем морякам икона с лампадой маяка
Ночная Барселона на каторге любви…
– В Америке я получил разрешение на работу в частном такси, и принялся  оттачивать свой английский, – продолжил Саша, – потом меня пригласили в центр социально-психологической адаптации, где только начинала работать русскоязычная психологическая программа. Меня в составе группы из шести бывших советских психиатров направили в университет, где мы подтвердили право заниматься психотерапевтической практикой. Затем я открыл собственный кабинет, стал вести на местном телевидении передачу «Зеркало» о психологических проблемах. И как-то незаметно для себя приобрел множество материальных благ, входящих в понятие американской мечты.
Теперь у меня все состоялось и в России, чему я  рад еще больше, хочу, чтобы люди, которые отняли у меня четыре года жизни, увидели меня в кино и на сцене, поняв, что не сломили меня. Я всегда был вольной птицей, а они, как были, образно говоря, за решеткой, так там и остались.
«В нем еще сохранилась озлобленность к тем людям за несправедливость ареста и потерянные четыре года. Поражало в рассказах Александра то, что человек хлебнул через край, но вернулся в Россию, а теперь даже с легкой иронией вспоминает свои злоключения-приключения, которых хватило бы на десяток биографий, а такое досталось ему одному. Теперь он российский актер, певец, психотерапевт и телеведущий, а проще говоря, отличный парень, которого пыталась обломать совковая система, но ничего не вышло», – подумал Лукин.
– Галина, Александр, вы относитесь к киношной богеме, так скажите, когда же зрители увидят хорошее кино, без опостылевших ужасов и потоков крови? – спросил Виктор.
– Все в духе времени и появились такие сцены не на пустом месте. Ну, чего греха таить, людей интересует изнанка жизни, тайные пороки, низменные страсти... Есть запрос вот и делают такие  фильмы. С другой стороны, мне кажется, кино уже исчерпало запас негативного. Показав все запретное, вновь понемногу возвращается к Человеку, выходит на дорогу светлых и чистых образов, – сказал Александр.
– Вот вы бы с Александром взяли да и набросали сценарий о своих приключениях, я бы помогла все обработать, и фильм получился бы хороший. Пока же, к сожалению, режиссеры снимают то, что им пишут, – сказала Галина.
– Александр, поможешь нашим сценаристам написать историю своей жизни? – с улыбкой спросил Виктор.
– Мне хочется настолько сильно, насколько знаю, что никогда это не сделаю. Я очень ленив. А ведь о моей жизни можно снять не один фильм. Был бы рядом со мной биограф, а сам я никогда такой сценарий не напишу, – улыбнулся Александр.
– Надо подумать. А ты, Виктор, тоже напиши о своих приключениях. Твои рассказы так интересны! Или хотя бы наговори на диктофон, а мы обработаем, – предложила Галина.
– Галочка, мне бы немного свободного времени. Может быть позже, когда выйду в отставку, – ответил Виктор, – Олеся, нам, пожалуй, пора и хозяева хотят отдохнуть.
– Мне кажется, что ты в отставку не собираешься, – улыбнулась Галина, – Александр, спой нам свою самую любимую песню.
– «Амадео Модильяни»? – спросил с улыбкой Александр.
– Ее, конечно, – улыбнулась Галина.
Александр с озорной улыбкой и лукавой чертовщинкой в глазах взял несколько аккордов на гитаре и запел бархатным голосом:
Героиня картин Модильяни воплощенье греха на земле
С шеей длинной, как ветка в стакане, сотворенная по Божоле
Видно, холодно этой милашке, сам-то мастер, небось, он в плаще
И у нас пробегают мурашки, у кого они есть вообще. 
Амадео Модильяни, Амадео Модильяни…
– Александр, твоя песня о героине картины Модильяни Анне Ахматовой? – спросила Олеся.
– Возможно. Однако ты спросила почти утвердительно и, наверное, сама знаешь? – ответил он на вопрос вопросом.
– Да, скорее, о ней. В мае 1910 года  Анне Ахматовой было 20 лет, а Модильяни 25, когда в парижском кафе «Ротонда» перекрестились их взгляды, а потом случилось наваждение. «Какой интересный еврей!» – подумала она. Он был в живописной ярко-желтой куртке и широкополой шляпе, с пестрым баскским платком на шее. «Какая интересная француженка!», – отметил он взгляд обаятельной девушки. Анна красавицей не была, но обладала поразительной внешностью, которая выделяла ее среди окружающих, потому Модильяни взялся за кисть и не только он. Будущая русская поэтесса и будущий итальянский художник были еще неизвестны публике. Их притянуло друг к другу. Неумолимое влечение, судьба, рок? И все бы ничего, но Анна в кафе  была с мужем Николаем Гумилевым. У них был «медовый месяц» и поездка в Париж стала их свадебным путешествием. Взгляды Модильяни и Анны заметил Гумилев и закатил скандал, – сказала Олеся.
– Еще бы. Гумилев дважды предлагал Анне стать его женой, и она дважды ему отказывала, а когда согласилась, то во время медового месяца стала флиртовать с итальянским художником, – улыбнулась Галина, – Гумилев познакомился с Анной в Рождественский сочельник, когда ей было 14 лет. Стройная девушка с огромными серыми глазами на фоне бледного лица и прямыми черными волосами. В свои 17 лет Гумилев понял – Она! Та, которой он посвятит жизнь. 
– Познакомившись с художником, Анна всю зиму с ним переписывалась, а летом снова поехала в Париж встретиться с Модильяни, – продолжала Олеся, – нужда и безденежье были привычными для художника. В Париже он жил в отчаянной нищете, часто рисуя портреты прохожих и посетителей кафе Монпарнаса за выпивку или еду. Вдвоем с Анной они бродили по улочкам Парижа и Люксембургскому саду, ютясь на бесплатных скамейках для бедняков, а по возвращении в Россию она нетерпеливо ждала его писем. Их взаимоотношения продолжались полтора года, а в 1965 году, спустя более полувека, она в третий и последний раз жизни приедет в Париж, где на нее нахлынут воспоминания о днях, проведенных с Амедео Модильяни.
– Прекрасная история любви, – сказал Александр.
 «Прекрасна и наша с Лаурой история, которой когда-нибудь исполнится полвека. А ведь реально в 1986 году меня могли посадить в психушку на иглу до состояния «овоща» без чувств и эмоций, пока из памяти не стерся бы образ француженки», – грустно подумал и усмехнулся Лукин.
















                Европа - 2015



               
Прошло двенадцать лет после их встречи в Москве, ив мае 2015 года Лукин подал документы на оформление заграничного паспорта в ОВИРе Центрального округа столицы. Тридцать лет назад он здесь руководил уголовным розыском, а потом, продвигаясь по служебной лестнице, нахватал столько государственных секретов, что после ухода в отставку еще десять лет был невыездным за бугор. Да и какие теперь секреты в России? Давным-давно все интересное для западных спецслужб уже продано, и Лукин сравнивал себя по степени секретности с простым инженером жилконторы по эксплуатации зданий, а вот за бугор не положено и на месяц раньше десяти лет не выпускали, разве что в командировку. Да и в секретах его больше всего прельщала добавка к зарплате, а за бугор он не рвался и довольствовался отдыхом на море в Турции, куда выезжал с семьей по письменному разрешению Председателя таможенного комитета России.
Три года назад Олеся предложила ему отдохнуть с семьей на Мальте, но ему затянули оформление паспорта ровно на месяц, пока жена с дочками не вернулась с отдыха домой. Начальник ОВИРа Саша Мурашов знал его давно и намекнул, что его выезд тормознули на Лубянке. Так не навязчиво и ничего не объясняя, мол, сам не маленький и должен все знать. Получал  хорошую добавку к зарплате за секретность вот и потерпи. Теперь десять лет щелкнуло и лети куда хочешь. Младшая дочь Людмила отдыхала в Болгарии с подругой, старшая Анна с мужем. Теперь они взрослые и не любят отдыхать с родителями, но Люда подобрала им квартиру в Варне за пятнадцать тысяч рублей на месяц недалеко от моря. Цены на все остальное были такого же порядка и Виктор с Олесей, не раздумывая, подали документы на оформление Шенгенской визы в Болгарию через Европу.
– Болгары предложили Шенген на въезд, а выезд из Болгарии дали через Украину. Я отказалась, – сказал вечером Олеся.
– Болгары хотят, чтобы мы все деньги потратили у них и не оставляли на дорогу через Европу, но они ошиблись. Давай не поедем в Болгарию, если они такие умные. Конечно, через Киев и Одессу на полторы тысячи километров ближе, чем через Варшаву, Будапешт и Белгород, но не хотелось бы преодолевать на отдыхе украинские «непонятки», – сказал Виктор.
– Я бы тоже сейчас не рискнула на новой машине и с московскими номерами проехать через всю Украину, – усмехнулась Олеся, – а если поедем через Варшаву, то до Адриатического моря на тысячу километров ближе, а уж оно не чета Черному.
– Ну, тебе виднее, ты облазила всю Европу.
– Вот и поедем на твоей машине, я буду за штурмана, а ты рулевой.
– Так куда едем?
– На море, куда быстрее визу дадут, – улыбнулась Олеся.
Через несколько дней Олеся сообщила, что оформила визу во Францию, оказалось она гораздо проще и быстрее. Виктор тихо ликовал, что вновь увидит Париж, а возможно во Франции и не только его. Вдруг появилась надежда встретиться с ней…
Он сам бы не решился предложить Олесе проехать до Парижа, да и одному ехать туда не с руки, а тут французская виза.
– В Европе везде расплачиваются банковскими картами. Надо получить в сбербанке карты на рубли и евро. Рубли в Белоруссии и Польше проходят, – сказала Олеся.
– Так куда мы едем?
– Давай доедем до Берлина, а там решим куда: на запад или на юг.
– Мне нравится твой разгильдяйский подход к нашему путешествию. А как же гостиницы по маршруту?
– Так у меня с собой ноутбук с Интернетом, по дороге и выберем гостиницу, а заказывать будем по утрам при выезде из предыдущей гостиницы.
– Может ты и права. Мало ли в какую страну захочется свернуть на месте.
– До Берлина ничего особо интересного нет, потому можем ехать по автобану, а потом сворачиваем на деревенские дороги и поедем по их селам. Там дороги везде хорошие, только в скорости есть ограничения, но мы путешествовать едем и никуда не торопимся, так? – спросила Олеся.
– Да, с больших трасс ничего не увидишь на высокой скорости, а в небольших городах и поселках уютные гостиницы и рестораны с местной домашней кухней.Что до штрафов за превышение скорости, то кто их будет высылать в Россию?
– Но лучше не нарушать.
– Мне надо купить подарок племяннице. Она выходит замуж за немца,  приглашали нас с тобой на свадьбу.
– Маринка выходит за немца?
– Да, они живут под Ганновером, а свадьба будет через две недели. Марина просила привезти водки и сигарет.
– И то и другое у поляков на границе под запретом.
– Знаю, потому возьму чуть больше, чем положено, но не так много, чтобы возникли проблемы.
– Про таможню мне тебе нечего сказать.
– Если бы раньше, то можно было бы, сколько хочешь провезти, а теперь я в отставке, значит, как все.
– Ты в чем поедешь?
– Как обычно, джинсы, футболки, а костюм с галстуком на плечиках в салон авто.
– Не можешь ты без галстука.
– Так ведь на свадьбу пойдем.
– У них и на свадьбу ходят кто в чем.
– Ну и пускай ходят, а я и в булочную за хлебом в костюме с галстуком.
– Вот уж точно, – улыбнулась Олеся.
 Виктор знал, что Олеся с большим трудом вставала рано утром, но сегодня бодро шустрила по комнатам. Они должны успеть пройти границу в Бресте и выехали из Москвы около 6 часов утра. Два месяца назад он поехал отдыхать к друзьям в Сочи, но чистота моря не понравилась, и через три дня Виктор вернулся на заимку в Тульскую губернию.
По приезду он получил двенадцать «писем счастья» за нарушение скоростного режима и теперь оборудовал свой автомобиль антирадаром, который пригодился до Можайска. После он ни разу не крякнул, а в Белоруссии все по-европейски, если фиксируется на фото скоростной режим, то сначала предупреждают за километр. А по нашим дорогам гаишники прячутся в кустах или вместо себя видеокамеры там установили.
Лукин никуда не торопился, но до Смоленска было мало автомобилей, а после до Бреста попадались изредка. Олеся знала, куда надо свернуть, где можно вкусно покушать, так что обед был по расписанию. В Брест они приехали в шестнадцать часов. Тысячу километров с разрешенной скоростью не более 130 в час он прошел почти без нарушений. Олеся вывела по навигатору точно к шлагбауму на границе с Польшей. В очереди стояло около двадцати автомобилей и потихоньку продвигались. Мужчина на автомобиле с белорусскими номерами подсказал им, что если не надо ничего декларировать, то они могут пройти по зеленому коридору. У Лукина лежало в машине чуть больше нормы водки и сигарет, а еще в кармане было пенсионное удостоверение таможенника. Вещей в машине было мало, и он понимал, что при такой загруженности вряд ли будут трясти все сумки.
Не хотелось позорить свои седины, но как он мог приехать на свадьбу к племяннице из России с литровой бутылкой водки. Конечно, в Германии все есть, но такой водки в фарфоре и матрешках, которые он купил на московском заводе «Кристалл», точно нет. Он знал, что белорусские челноки, которые живут близ границы, промышляют торговлей и у таможенников есть, кого досматривать. У них с Олесей виза во Францию, так чего их трясти? Белорусские таможенники и пограничники сделали в их паспортах отметки и без досмотра пропустили к польским коллегам, но перед мостом через реку Буг образовалась небольшая очередь, которая почти не двигалась.    Польские пограничники продолжали тихую забастовку по вопросу повышения им зарплаты и пропускали через границу по пять автомобилей в час, и хотя к вечеру было немного желающих пересечь границу, они с Олесей простояли около двух часов.
Лукин внимательно пригляделся к неторопливости в работе польских пограничников. Они ходили, как важные гусаки, их распирало чувство гордости от того, что теперь они принимают решение пускать или не пускать народ в Европу. От этого у них полное нежелание разгребать собранную ими же очередь, хотя  понимая, что от них уже ничего не зависит. Русские коллеги работали не лучше. Пункт перехода границы был обвешан видеокамерами, как новогодняя елочка, от чего настроение у поляков не улучшалось. Свое материальное состояние они не могут поправить за счет ускорения оформления документов, так как ни с кого не урвешь под зорким взором камер.Поляк поинтересовался только количеством сигарет в их багаже и попросил открыть чемодан, где лежал один блок. Потом проверил большую сумку с книгами, и Виктор показал на одной из них свое фото в таможенной форме. Пограничник разговаривал на русском и,наконец,улыбнулся коллеге. Виктор увидел, что тот расслабился и предложил анекдот по теме. Тот кивнул головой.
– Стоят на польско-белорусской границе русские автолюбители, – начал Лукин с улыбкой, – пробка растянулась на 2 км. Поляки медленно, с неохотой пропускают машины, и один русский подходит к таможеннику и говорит:
– Пан знает, когда немцы на Польшу напали? – Да, в 1939-ом.  – А пан знает, когда немцы на СССР напали? – Да, в 1941-ом. – А пан знает, где и что немцы все эти 2 года делали? – Нет! – Да они, блин, на польской таможне оформлялись!
Польский таможенник сначала нахмурился, но, увидев улыбку Лукина, пожелал счастливого пути.
– Ну, ты даешь, – сказала Олеся, – мне такого анекдота не рассказывал. Сейчас сам сочинил?
– Вспомнил из серии таможенных.
– Ты не устал?
– Я устаю, когда болтаюсь без дела в очереди, а теперь свободно могу лететь хоть до Берлина. Думаю, ночью будем на месте.
– А на следующий день будешь долго отдыхать. Я предлагаю остановиться на ночь в уютной гостинице «Паджеро». Она в тридцати километрах от границы и кухня там отличная, тебе понравится.
– Согласен. Показывай, где сворачивать.
   Утопающий в зелени отель «Паджеро» расположился рядом с шоссе на Берлин в двадцати километрах от Бреста. Лукин построил не один дом в Подмосковье, и все с банями из бревен, потому его заинтересовала архитектура гостиницы из шлифованных венцов диаметром от пятидесяти сантиметров до метра и длинной по двадцать метров с проложенным между ними витым жгутом. Крыша была темно-серого цвета из прессованной соломы толщиной до пятидесяти сантиметров, которая хорошо держала тепло зимой и сохраняла прохладу в летний зной. Он знал цену таким бревнам не в валюте, а в редкости, потому как десять лет назад с Олесей нарисовал проект дома на реке Проня, как раз в том месте, которое нарисовал художник Шилов и назвал картину «Притихло». На презентации своих книг в галерее Шилова он пошутил с художником:
– Александр Максович, я нечаянно испортил ваш пейзаж на картине «Притихло».
– Как? Что случилось? – забеспокоился Шилов.
– Ничего страшного, но в том месте я поставил дом, – улыбнулся Лукин.
– Что ж, приглашайте в гости. Мы будем снимать документальный фильм и обязательно проедем по тем местам, – сказал художник.
– Сообщите, когда будете и я вас встречу на высшем уровне.
  Лукин хотел заказать сруб дома мастерам в ближайшей Тверской области,но они сообщили, что в лесу не осталось леса для двенадцатиметровых  бревен. Такое же положение было в Костромских, Ярославских и Архангельских лесах.
Его проект рушился на корню. Помог начальник Рязанской таможни, сообщив, что у его знакомого лесника осталась нетронутой делянка с таким лесом под Касимовым. Кто ж как не таможенники знали, в какой области сохранилась корабельная сосна, которую хранили веками, а за последние годы свалили и отправили в Китай кругляком. Сейчас Лукин грустно смотрел на польское изделие и, возможно, из российской сосны. Красиво, но почему не в России?
Порции в ресторане «Корчма» были под стать огромным бревнам, похоже, что в гостинице, как в сказке, останавливались богатыри. В большой тарелке с мясом чего только не было и много, но когда перед ним поставили такую же тарелку с овощами, Виктор удивленно спросил:
– Девушка, салат я не заказывал.
– Так он в меню с этим блюдом и пиво тоже, – сказала симпатичная официантка.
  Олеся поглядывала на его удивления и улыбалась. Ей принесли треску по-польски в таком же оформлении и с пивом. Лукин лет двадцать не пил пиво, потому что в Москве хорошего не было, а то, что делали на заводах совместного производства с Германией и другими странами Европы, не выдерживало никакой критики. 
– Попробуй пиво, оно отличается от нашего, – сказала Олеся.
  Лукин пригубил из бокала и почувствовал на губах вкус того пива, что было раньше. На бокале было написано «Татра» – страшне добре пиво.
– Хорошее пиво, я, пожалуй, еще бокал закажу. К утру выветрится из организма.
– Почему у нас такого пива нет? – спросила Олеся.
– Потому что отечественная химическая промышленность может гордиться своими достижениями, которая превратила любимый напиток миллионов россиян в сверх доходный бизнес. Сначала построили заводы и наши варили пиво по классическим традиционным рецептам Европы, которые поставляли хмель и солод, а потом поняли, что можно и без них организовать химический процесс пивоварения с теми же вкусовыми качествами любой марки пива, потому от настоящего пива осталась лишь импортная бутылка и красочная этикетка. Солод и хмель сначала закупали в Европе, а после поняли, что так в России не заработаешь, и начали мутить вместо них дешевое сырье и консерванты. Химия заменяет в пиве 80%, а некоторые и все 100%.
– А почему в Европе такого нет?
– Олеся, в Европе работает Закон. В Германии ровно пятьсот лет назад был принят закон о защите пива от некачественного хмельного пойла. Там выпускают разные напитки с нарушением технологии пивоварения, но никому в голову не взбредет называть их пивом.
– А как же контроль  со стороны иностранных представителей за своей маркой на совместном производстве пива?
– Так они тоже любят деньги и наши их купили, а что им, ведь наше пойло не идет за бугор.
– Значит, в России больше не будет хорошего пива, как раньше?
– Посевы ячменя резко сократились, потому что пиво делают без солода. Возможно, найдется какой-нибудь патриот в России и возродит настоящее пиво, но в море фальсификации ему трудно будет выплыть. Ведь себестоимость его пива будет в разы дороже химического, а еще надо будет доказать народу, что его чистое.
– У нас в России есть что-нибудь не поддельное?
– Вот видишь, только двадцать километров проехала по Европе, а уже светлые мысли появились, – засмеялся Виктор.
   Они остались довольны ценами в ресторане, Лукин расплатился рублевой картой, чтобы не получать сдачу в злотых, а к обеду он собирался приехать в Берлин. На телефон пришло сообщение, что за ужин они заплатили девятьсот рублей, а по московским меркам, то было бы по чашке кофе и бутерброды.
Польша нравилась ему все больше, но сюда можно было приехать из Москвы на выходные. По той же причине Виктор с Олесей не стали задерживаться в Берлине, куда прибыли к обеду. Остановились они в отеле в историческом центре столицы Германии рядом с посольством России и Бранденбургскими воротами. Со стоянками в центре очень сложно, потому они оставили свой автомобиль до утра на подземной стоянке отеля. До глубокой ночи он с Олесей бродил по центру, от Рейхстага до Красной Ратуши, Кафедрального собора и от телебашни до замка Шарлоттенбург на реке Шпрее. С особым интересом осмотрел место, где стояла пресловутая Берлинская стена, которая за одну ночь разделила на тридцать лет тысячи семей. При попытке ее пересечения границы было осуждено более семидесяти тысяч человек и сотни расстреляны на месте. Берлинская стена напомнила Лукину «железный занавес» в СССР, который так и не удалось им с Лаурой преодолеть.
Припомнились Лукину и события столетней давности, когда Берлин, несмотря на недавнюю кровопролитную войну Германии с Россией, стал после Октябрьской революции и гражданской войны  первым центром русской эмиграции. Тысячи русских интеллигентов поселились в Берлине и его пригородах, составив около трети русского населения Германии.Открылись три русских театра, десятки русских ресторанов с балалайками, цыганами, блинами, шашлыками и многое другое. К концу 1923 года резко ухудшились экономические условия берлинской жизни и затянувшаяся «остановка в пути» для эмигрантов закончилась. Некоторые из них тронулись на Париж, другие на Прагу, а кто рискнул вернуться в СССР, большей частью сгинули в сталинских лагерях.
Олеся проложила маршрут в сторону Баварских Альп через уютные немецкие деревни с белыми домами под черепичными крышами и красивыми скошенными лугами, на которых паслись небольшие стада ухоженных коров. Конечно, по автобану было бы быстрей, но про виды на природу можно было забыть, все равно, что смотреть в иллюминатор самолета. Скорости на автобане не ограничены, а, вернее, запрещено выезжать транспорту со скоростью ниже 60 километров в час.  Деревенским дорогам Германии могли бы позавидовать многие республиканские в России, а они проложены к каждому дому и потому нет пробок на дорогах, не надо ехать в Подольск через Мытищи. Кроме автобанов в Германии проложена сеть бесплатных дублеров, по которым приятно проехать.
К отелю в тихой деревушке Швангау они подъехали к вечеру. Хозяйка небольшого отеля Эмма была немкой крепкого телосложения, которая говорила по-русски. Виктор поинтересовался, откуда такие познания у женщины, проживающей в альпийской деревне. Эмма пояснила, что ее мама преподавала в местной школе русский язык. Она показала им номер на втором этаже с балконом, с которого открывался потрясающий вид на горы с замком Нойшванштайн, погружающимся в сумерки с легким туманом. Эмма вручила им ключи от номера и гостиницы, сообщив, что она живет в этой же деревне, и предложила воспользоваться баром, о чем надо сделать запись там же в тетради, или сходить в ресторан с домашней кухней. Как можно было отказаться от такого ресторана?
Уютный домик из двух залов с несколькими столиками. Посетители облюбовали утопающий в зелени двор ресторана, который был поделен на секции плетеными прутиками. Автомобилей было немного, в основном  местные жители приехали на велосипедах или пришли пешком на ужин. Для них поход в ресторан был обычным делом, чтобы дома не готовить. За соседним с ними столом компания местных бауэров пила светлое и чуть мутноватое домашнее пиво. Между столиков порхали две молоденькие официантки. Меню было на трех языках, что указывало о присутствии иностранцев в той деревне, и они с Олесей легко разобрались с заказом, но на всякий случай спросили, нет ли у них меню на русском. Официантка кивнула головой и через несколько секунд протянула им листок с меню на русском языке. Олеся посмеялась над переводом некоторых блюд, особенно над «бронированным льдом», но было приятно, что в Баварии ждали русских и каждый день печатали меню.
Виктор никогда не был в Баварии, но много раз видел в телепередачах горы со снежными шапками, а ниже густые леса и поля с  изумрудной свежестью. Баварцев щедро одарила природа. Жители горной Баварии отличаются от равнинного немца отменным здоровьем, физической силой и характером, который соединяют в себе грубость и доброту, наивность и склонность побездельничать за пивом. Виктор вспомнил их красочные костюмы и зеленые шляпы с  петушиными перьями и мехом, да башмаки на толстой деревянной подошве. Но в таких нарядах они собирались на праздник, а сейчас баварцы сидели  за соседним столом в простых ковбойках и джинсах, а официантки только успевали подносить им пиво. В их компании не было оживленной беседы, когда друзья встречались за столом, местные бауэры молча с заметным удовольствием отхлебывали из высоких бокалов пиво, сдувая пену, как это делали их предки в каменных кружках средневековья.
Виктор заказал себе шницель, а Олеся рыбу и, конечно, домашнее мутноватое пиво. Через несколько минут официантка поставила перед ним огромную тарелку со шницелем, который едва умещался на ней. Олеся улыбнулась, увидев его удивление. Да, баварцы любят покушать. В такой деревушке Виктор тоже с удовольствием побездельничал бы и подышал горным воздухом, но они с Олесей решили в своем путешествии посмотреть, кому в Европе живется хорошо? Верным ли было его решение, когда он наотрез отказался от Парижа, а потом и от Кельна? Смог бы он жить за бугром? В Баварских Альпах были свои прелести, но для постоянного проживания слишком тихо и скучно без российских проблем.
Проснулся Виктор ранним осенним утром, в открытое настежь окно поступал прохладный горный воздух. Окрестную долину до подножья горы укрыло туманом и лишь вдали торчали шпили величественного замка Нойшванштайн. Ему не верилось, что замок был построен всего сто лет назад, потому что к тому времени перевелись сказочники и романтики, да и название он перевел как «Новый лебединый утес». После завтрака они поблагодарили приветливую хозяйку гостиницы Эмму и поехали к замку.
Под лучами солнца быстро рассеялся туман, и альпийские луга предстали во всей красе.Бескрайняя равнина с изумрудной травой даже в конце августа и возвышающимися по ее краям холмами, покрытые лесами.Горные ледники Альп, проглядывающие на горизонте сквозь известковые скалы. Посередине долины одиноко в чистом поле расположилась католическая пилигримская церковь Святого Коломана, паломника ирландского происхождения, жившего ровно тысячу лет назад. Скромная церковь по отделке снаружи и со сверкающей красотой в стиле барокко во внутреннем убранстве. Красочный пейзаж долины украшали белые и серые с синевой кучевые облака вперемешку с лучами солнца.
Дорогу к замку в деревне Швангау перегородил шлагбаум, и преодолеть его можно было тремя путями – на экскурсионном автобусе, на лошади или пешком. Олеся предложила последний вариант. Она заказала гостиницу в итальянских Альпах под Вероной, городом Ромео и Джульетты, до которого было около пятисот километров, потому они могли до обеда прогуляться по замку. Виктор припарковал свой«Вольво» на стоянке рядом с озером. Вероятно, туристы еще завтракали в гостиницах, потому на стоянке было не более десятка автомобилей. В лебединой деревне Швангау по глади озера Альпзее медленно плыли в редких облачках от утреннего тумана три пары белых лебедей.
– Олеся, мы приехали с тобой в лебединый край. Лебедь по-немецки Шван, а местную деревню назвали Швангау и замки на берегу озера справа Хоэншвангау, а слева Нойшванштайн, да и в озере белые лебеди. В окрестности деревни находятся три озера – Альпзее, Шванзее и Форгензее. Альпзее перед тобой, а «сказочное» Шванзее за бугром.Говорят, Чайковский создал балет «Лебединое озеро» после поездки на Шванзее. Идея пришла к нему из оперы Вагнера «Лоэнгрин», но воспеть Лебединое озеро, не побывав на самом озере, Чайковский не мог, и в 1876 году он приехал сюда.
– Пока не увижу все своими глазами, отсюда не тронемся. Думаю, с гидом мне повезло, вряд ли туристы услышат больше, чем ты расскажешь.
– Ты мне льстишь, но места здесь сказочные и недаром замок Нойшванштайн стал заставкой в диснеевских мультиках. 
– Да, с гидом перебор, где ты видел, чтобы они водили группы по горам пешком, а нам полтора километра подниматься в гору до замка и с разговорами веселей.
– Тогда с тебя поллитровка минеральной воды на дорожку, – улыбнулся Виктор.
– Я мигом, – она подошла к одному из лотков и вернулась с минеральной водой и мороженным.
   Виктор сделал три жадных глотка холодной воды и прочитал несколько строк наизусть:
«На высокой скале, где на фоне небес
Дикой чащей разросся чернеющий лес,
Где среди тишины водопад лишь шумит,
Белый замок, как лебедь, над лесом парит…».
– А где водопад?
– Дойдем и до него и до моста Марии, откуда сказочный вид на замок.
Они начали подъем к замку пешком неторопливо, чтобы не лишать себя удовольствия детально познакомиться с местной изумительной природой. Широкая удобная дорога с множеством поворотов, чтоб было не круто забираться в гору, вилась серпантином все выше и выше. На поворотах – смотровые площадки с незабываемыми видами окрестностей. Они с Олесей только успевали направлять свои профессиональные «Никоны» на пейзажи, которых никогда не видели их объективы. С каждым подъемом картины менялись.
– Олеся, помнишь легенду о драконе, охраняющем золото Нибелунгов?
 Посмотри внизу на корону замка Хоэншвангау. Левее изумрудная гладь Альпийского  и Лебединого озера, а между ними протянулась горная цепь Шварценберг в переводе «Черная гора», которая по легенде считается окаменевшим драконом, когда-то охранявшим золото Нибелунгов. В нижней части горы – голове дракона, возведен в виде короны замок Хоэншвангау, а тело и хвост дракона обвивают озеро Альпзее.
– И откуда у тебя такие познания о замках? Ты здесь уже бывал?
– Кто бы меня выпустил за бугор без служебной командировки? Просто каждый замок хранит тайны, а какой сыщик не любит таинственные истории о кладах? Замок Нойшванштайн оказался в центре внимания в конце Второй мировой войны.В Германии не любят вспоминать свою историю, когда Гитлер был у власти, потому и о сокровищах нацистов разграбленной Европы ни один экскурсовод не скажет ни слова. Из замка Нойшванштайн в конце войны ценности вывозили около двух месяцев, причем в неизвестном направлении, – сказал Виктор.
Между тем их настигли группы проснувшихся, наконец, туристов и галдежом на разных языках мешали им погрузиться в природу вокруг сказочного замка.
– А если нам оторваться от шума по тропе наверх? – спросила Олеся.
– Тропа натоптанная, – оценил Виктор, – судя по схеме, она выведет нас к ущелью и мосту Марии.
Туристы, прибывшие группой, ограничены во времени и они не могут позволить себе такие вольности. Виктор с Олесей уединились в лесу, поднявшись,как по ступенькам, по выступающим на поверхность причудливым корням деревьев, Они карабкались вверх, пока не стихли голоса туристов, а их фигуры были не более муравьев. По отшлифованным задними местами туристов пенькам Виктор понял, что пора и отдохнуть в тени и тишине, любуясь природой и щелкая затвором фотокамеры.
– Ты начал рассказывать о кладах, но толпа помешала, – улыбнулась Олеся.
– Так вот замок – сказочное детище короля Людвига, в конце Второй мировой войны стал хранилищем золотого запаса немецкого Рейха. Американцы наступали, и золото был вывезено из замка в неизвестном направлении.
– Столько золота и с концами?
– До сих пор многие экономисты не находят ответа, каким образом так быстро восстановилась экономика Германии после войны. Мы победили, да и в ГДР вложили немало, а Западная Германия за короткий срок стала второй в мире, и называли это «экономическим чудом». По золотым запасам Германия тоже на втором месте после США. Нацисты грабили национальные казначейства стран Европы с марта 1938 года, когда после аннексии Австрии забрали из ее Национального банка около ста тонн золота. Бельгию ограбили на 223 миллиона долларов, Голландию на 163, Италию на 80, а те миллионы долларов давно превратились в миллиарды, да и золото подорожало в тридцать раз.
Некоторым странам удалось спасти свой золотой запас, но не полностью. Как и все в детстве, я любил сказки, но в те годы жизнь была слишком жесткой и я быстро повзрослел. Помню годы, когда наша страна- победительница поднималась из разрухи после войны, но «чуда» не произошло. Причин тому было много, но в Германии произошло чудо, а в СССР – нет. Мое личное мнение, такое количество ценностей не могло пропасть бесследно. Как и клады Наполеона, ограбившего Россию, золото нацистской партии покрыто тайнами и легендами, разгадка которых приводила к небольшим кладам-обманкам. Их создавали специально, чтобы искатели потратили в пустую свою энергию и не добрались до настоящих кладов, которые могли бы уже работать на «немецкое чудо».
– Ты думаешь, что золото сработало в их экономике?
– Нет доказательств, но я помню слова шефа Гестапо Мюллера в фильме «Семнадцать мгновений весны». В фильме наш Штирлиц выдуманный, а Мюллер и Борман реальные лица, которые пропали вместе с золотом партии в конце войны. Писатель Юлиан Семенов вложил в уста Мюллеру: «Многие шавки Гитлера скоро побегут отсюда – и попадутся. А вот когда в Берлине будет греметь русская канонада, и солдаты будут драться за каждый дом, вот тогда отсюда можно будет уйти, не хлопая дверью. Уйти и унести тайну золота. Золото партии – это мост в будущее, это обращение к нашим детям…».
–  Хоть и в романе прозвучало, но вполне реально, – сказала Олеся.
– Возможно совсем не в награбленном золоте дело, хотя с древних времен многие государства развивались после захватнических войн. После немецкого «чуда» своим экономическим чудом в те же годы удивила весь мир Япония.
В 1985 году в СССР началась Перестройка, и руководитель страны Горбачев поехал в Китай предлагать им свои планы развития, но его освистала молодежь, вышедшая на площадь. Китайцы выслушали главного «перестройщика» и пошли своим путем, который вскоре вывел страну в мировые лидеры. И вновь заговорили о чуде, но теперь уже китайского образца. А, может быть, не было никакого чуда, просто китайцы посмотрели на нас и сделали наоборот? – улыбнулся Виктор.
– Да, столько лет не можем дождаться чуда.
– Четверть века нам рассказывают о трудностях и проблемах, которые мы сами и создали. Повторяя друг друга, нам сообщают о падении в пропасть, но скоро мы долетим до дна и начнется резкий подъем. А хотелось бы, чтобы наш президент не начинал свое Новогоднее поздравление с сообщения, что «год был трудным». Народу давно ясно, что нет основы для резкого подъема производства и сельского хозяйства.
– Неужели все так плохо?
– 70 лет нам обещали, что скоро построим коммунистическое общество и заживем, как в сказке, но народ понял, что кучка партийных боссов давно живет при коммунизме, и сбросила их на свалку истории. Народ был не богаче церковной мыши, но однажды некоторые проснулись сказочно богатыми. Вот с ними произошло «русское чудо», потому что они оказались в нужный час рядом со стаей хищников, которые рвали от России лакомые куски. Они получили все блага задарма, а еще классик экономики Карл Маркс предупреждал, что такой капитал не будет работать, да и незачем таким господам развивать производство и сельское хозяйство. Потому не будет у нас русского чуда, хотя наш потенциал для этого гораздо выше, чем в Германии, Японии и Китае вместе взятых.А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, – улыбнулся Виктор, – расслабил меня воздух Баварских Альп.
– Да начал с таинственного исчезновения золота из замка.
– Ты права, прошло семьдесят лет после победы во второй мировой войне и о золоте стали рассказывать легенды, но десять дней назад недалеко отсюда в Силезии обнаружили эшелон с золотом и драгоценностями. Перед отъездом я прочитал публикации в газетах, и они совпали со сведениями о пропавшем золотом эшелоне в феврале 1945 года, который вышел из города Бреслау в сторону Австрии, но, пройдя около ста километров, исчез. Прохождение эшелона отслеживалось, но до следующей станции Валбжих он он так и не дошел.
– Ты называешь мне города, но я о них ничего не слышала и понятия не имею, где они находятся, а ты говоришь, что недалеко отсюда. Может, мотнемся к тому месту, пока толпа не ринулась делить клад, глядишь, и нам что-то обломится, – улыбнулась Олеся.
– Да толпы там нет, потому что место обнаружения золотого эшелона в 150 метров держат в секрете. Одно известно точно, что он обнаружен в окрестностях станции Валбжих в Польше, куда он не дошел в 1945 году. Эти города находятся в Силезии, Бреслау поляки переименовали в город Вроцлав. Наши войска три месяца штурмовали этот город, но немцы сдались лишь 6 мая после капитуляции Германии. Город Бреслау созвучен с Брестом не только названием, но и длительностью обороны.
После войны Силезия отошла к Польше. Сложная история у Силезии, которая расположилась в долине реки Одер, делящей ее земли на две неравные части. На левом берегу живут немцы, а на правом жители говорят по-польски.Немцы, спрятавшие эшелон с золотом, думали, что прячут его на своей земле и смогут воспользоваться сокровищами, но история распорядилась по-своему и теперь на него многие претендуют. Поляки утверждают, что золото и драгоценности принадлежат родственникам уничтоженных польских евреев, наши говорят, что обнаруженные ценности были вывезены с оккупированной территории СССР, а немцы заявили, что комендант Бреслау перед наступлением наших войск собрал у жителей города драгоценности и вывез в том эшелоне.
– Да, трудно будет поделить клад, но как его обнаружили?
– Два историка-любителя, поляк и немец,обратились к властям города Валбжих и предоставили снимки поезда в замурованном тоннеле на глубине 70 метров. Они потребовали десять процентов от найденных драгоценностей, и польские власти согласились. «Золото Бреслау» вошло в книгу «100 великих кладов мира» и теперь одна из главных легенд о нацистских сокровищах стала былью.Вот мы и вышли к мосту Марии, – Виктор показал рукой в сторону ущелья.
   Мощная металлическая конструкция моста, переброшенного к замку через ущелье Пеллат на стометровой высоте, стала одновременно смотровой площадкой на сказочный замок среди скал Баварских Альп. Высокие деревья в полной тишине укрывают замок пышными кронами, сквозь которые пробиваются яркие лучи солнца, а под мостом в ущелье спадает водопад. С моста открылись завораживающие виды на замок и окружающие его горы, оттого они с Олесей долго щелкали затворами своих «Никонов», чтобы сохранить на память потрясающие пейзажи. От моста Марии прошли к фасаду замка по крутой асфальтированной дорожке. Главные ворота замка отделаны красным кирпичом, который создавал яркий контраст с белым известняком остальных стен.
Им не удалось осмотреть замок в гордом одиночестве, которое так любил его создатель король Людвиг II. Со всех сторон доносились обрывки речи на разных языках, да и время неумолимо бежало к обеду для принятия решения: остаться в гостинице рядом с замком и продолжить наслаждаться его видами, либо тронуться в путь в сторону Средиземного моря. Виктору не терпелось, как можно скорее попасть в Париж и не торопясь осмотреться в нем. У него теплилась надежда, что он сможет увидеть Лауру, но еще ему хотелось ответить самому себе, верно ли он принял судьбоносное решение и отказался от Парижа. Хотя в то время мало было его одного желания ехать или не ехать, но, тем не менее, он хотел убедиться, смог бы он ужиться в чужой стране, далеко от родины, даже с любимой женщиной. Олеся же убеждала его, что на Париж им хватит и трех дней, и лучше отдохнуть на море. Виктор не стал спорить с женой, но по возможность сокращал время их стоянок на отдых и осмотра достопримечательностей. От замка они с Олесей спустились в долину и в ресторане на берегу озера Апьпзее побаловали себя потрясающим мороженным с фруктами и чашкой кофе, решив пообедать в Альпах Италии.
– Я предлагаю проехать от Фюссена через доломитовые Альпы и заказать гостиницу в горах Северной Италии, а утром встретить рассвет в горах, – предложила Олеся.
– Прекрасное предложение, но для встречи рассвета в горах тебя надо выгуливать до утра, а как же мне потом рулить на машине?
– Хорошо, мы вечером прогуляемся, подышим горным воздухом, а солнышко ты один встретишь, пока я буду спать. Ты любишь фотоаппаратом пощелкать, виды будут незабываемые, – улыбнулась Олеся.
– Хорошо. Штурман, прокладывай маршрут.
  Олеся взяла навигатор и забила точки от пункта А до пункта Б, но маршруты она изменяла по ходу их движения, потому Виктор ориентировался больше по солнышку, которое вставало со стороны России на востоке, а по пути светило чаще с юга. Они ехали на запад, и солнце должно было светить по ходу слева или в лоб, если в сторону Венеции, потому он иногда поправлял штурмана, так как ему тоже нравились Альпы. Но надо было продвигаться к Парижу на запад. Они с Олесей только въехали в горы и тут же смотровая площадка с видом на отвесные скалы ущелья с бурной горной рекой.
Штурман Олеся проложила маршрут по таким красотам, что, по ее мнению, могло перебить поездку в Париж. На самом деле его челюсть могла отвалиться в окрестностях баварского замка Нойшванштайн, а после Грайнау  путешествие продолжил бы с открытым ртом. Они дважды проехали голубой знак со звездочками Евросоюза, который извещал, что они из Германии въехали в Австрию, а потом наоборот. Никаких шлагбаумов и фуражек на границе.
 Виктор побывал во всех горах, которые находились в республиках СССР, но тогда в те места его отправляли задерживать бандитов в горах или расследовать авиационные катастрофы, потому было особо не до красот тех мест. В горах Кавказа он только не забрался на Эльбрус, но несколько раз подходил к его подножью со стороны Северного Кавказа и Сванетии в Грузии. Все горы красивы по-своему. Как можно сравнить кавказские горы с нетронутой природой самых древних гор Заполярного Урала с его горными реками и озерами, куда можно добраться только на вертолете? Двенадцать раз он побывал на Камчатке и проехал по полуострову на автомобиле вдоль и поперек, но в долину гейзеров и к вулканам все-таки на вертолете. Теперь такие экскурсии подороже будут, чем проехать по всей Европе. С особым теплом Виктор вспоминал «крышу мира» и гостеприимных памирцев, которые готовы разделить с тобой краюху хлеба. В Горном Бадахшане жители радуются именно тебе, а не деньгам в твоем кошельке, да и какие деньги были у командировочных сотрудников? Он видел там Пик Коммунизма, который в три раза выше горных перевалов Альп, потому и называют Памир «крышей мира», где находятся одни из самых высоких гор планеты. Его приводили в восторг местные блюда из жареной картошки с мясом по-деревенски, как у русских, а чай с молоком, грецкими орехами, маслом и солью больше напоминавший супчик и, конечно, тутовый самогон.
Но езда по горным дорогам всегда бодрила Виктора, потому что они местами переходили скорее в ослиные тропы. Потому нельзя было сравнить те горы и Альпы, которые не только красивы по своему, но и доступны любому желающему, полюбоваться ими. А местные зодчие гармонично вписали в окружающий ландшафт небольшие деревушки или одинокие церкви посреди альпийских лугов у подножья гор.
– Виктор, если для нас крюк в лишних пятьдесят километров не проблема, то по пути будет самый красивый город, сразу и не выговоришь, Гармиш-Парткенкирхен. Там можно подняться на поезде в горы и по канатной дороге забраться на самую высокую гору в Германии.
– Тогда командуй.
– Через пять километров нам надо было сворачивать налево на Инсбрук, но мы поедем прямо на Гармиш-Парткенкирхен с красивым озером Айбзее.
– Если с озером, тогда непременно заедем.
По автобанам Германии скорость не ограничена, но для туристов езда по ним сравнима с серой скукой, высокие заборы, повторяющиеся знаки и полное отсутствие впечатлений. Там и некогда расслабляться картинами природы, которые открываются на мгновение через лобовое стекло автомобиля. Другое дело ехать по сельским дорогам с неповторимым колоритом местности и смотровыми площадками. Навигатор штурмана четко подсказывал, в какой поворот свернуть на круговом движении и предлагал развернуться, если Виктор сбивался с маршрута, потому им было, у кого поинтересоваться дорогой, не обращаясь к местным жителям.
Олеся от Лейпцига проложила маршрут, которым передвигались римские легионеры из Италии на север Германии,разбивая лагеря для отдыха в самых красивых местах. Две тысячи лет назад римляне построили императорскую дорогу от Венеции через Альпы и водили по ней свои когорты на завоевание Германии, пока не были разгромлены немцами в Тевтобургском лесу восточнее Мюнхена. Римляне проиграли и последующие битвы, но одержали победу на долгие века над силами природы, построив 560 километров дороги через высокие хребты альпийских гор и бурные реки. Потом в лагерях римляне строили селения и оборудовали их римскими водопроводами-акведуками, называя немцев варварами и открывая торговый путь с юга на север.В последующие века на древней дороге выстроят старинные имперские города с крепостными стенами, сказочные замки, монастыри и соборы с готическими шпилями. В любой баварской деревушке можно было отведать местных жареных колбасок с вкусным пивом или знаменитого франкского вина. Что-то Виктора повело на кулинарию от голода. Не пора ли припарковаться и оставить руль до утра?
– Олеся, а не пора ли нам где-нибудь перекусить?
– Хотелось бы на берегу озера Айбзее.
Дорога в окрестностях Гармиш-Партенкирхена петляла по головокружительным альпийским серпантинам, заряжая хорошей дозой адреналина. Немецкие деревни на буграх зеленых альпийских лугов, у берегов живописных озер или в подножьях горных вершин в белых облаках отличались своей самобытностью. Но в каждой  деревне было небольшое стадо черно-белых буренок и отара овец, которые только украшали потрясающие красоты юга Баварии. Виктор открыл окно автомобиля и его нос унюхал запах свежего сена. И так захотелось отведать давно забытый вкус парного молока, которое раньше было в каждой подмосковной деревушке! И кому помешали коровы в Подмосковье, откуда ранним утром молочницы разносили по квартирам москвичей свежий творог, сметану и молоко на завтрак перед школой? Молочницы были постоянными и покупатели тоже. Он стал чаще вспоминать о еде, значит пора обедать.
– Олеся, не хочешь попробовать парного молока в деревушке?
– Боязно в дороге, может желудок не принять, – улыбнулась Олеся.
– Так оно натуральное и экологически чистое.
– Потому и боюсь. Мы давно уже привыкли к порошковому молоку, да с химическими добавками, что оно годами не скисает.
– Да, в нашем молоке одна химия.Еще в школе я прочитал фантастический рассказ о далеком будущем, в котором еду делали из химии, а по вкусу она не отличалась от натуральной. Я тогда удивился выдумке писателя-фантаста, но теперь меня трудно чем-нибудь удивить. Слава российской химической промышленности!   
После указателя на Гармиш-Партенкирхен вскоре показался и сам город у подножья высоких гор с заснеженными шапками.
– Олеся, я думаю, мы с тобой не страдаем романтикой альпинизма. Как пел Высоцкий: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…» Предлагаю оставить затею, чтобы подняться выше облаков по канатной дороге.
– На канатку я точно не пойду.
– А на паровоз большая очередь. Надо определиться, где нам ночевать? Остаться здесь и встретить восход солнца с видами на Италию, Австрию и Швейцарию, либо перекусить и добраться до Италии?
– Я предлагаю первым делом покушать, иначе у тебя будет плохое настроение.
– Ты обедаешь с пивом или вином, а я чаем запиваю, откуда же будет настроение?
– Давай я поеду за рулем, а ты отдохнешь за кружкой пива, – улыбнулась Олеся.
– Поехали к озеру Айбзее, а там решим. Дома в городе разрисованы, как в сказке, но скоро солнышко будет садиться, и наступит час фотографа. В горах он короткий, а я хотел отснять красоты городка.
– Навигатор говорит о повороте направо к озеру, – сказала Олеся.
– Выключи звук, иначе достанет своими предложениями о поворотах и разворотах пока к озеру не приведет. Здесь и так все ясно. Справа горы и слева горы, а дорога одна на Гармиш-Партенкирхен, который состоит из двух деревень, объеденных перед зимними Олимпийскими играми  1936-го года в Германии.  Жители деревень были против объединения, но в годы правления Гитлера не до митингов было. Деревни так и остались разделенными железной дорогой и в каждой из них избирают своего бургомистра и своя ратуша.
Партенкирхен был основан римскими легионерами, которые разбили здесь военный лагерь «Портанум» по дороге из Венеции в Аугсбург. В средние века через деревню Партенкирхен шли купцы с товарами. Выходит, что городу и дороге две тысячи лет.
Они проехали поворот на озеро на окраине деревни Гармиш.
– Гармиш была основана в средневековье, и так сложилось, что без согласования с местным архитектором здесь нельзя построить свой дом.Его высота не должна превышать определенного уровня, а внешний вид соответствовать общему антуражу. Их правила напоминают времена СССР, когда давали шесть соток земли, на которых ты мог построить дом не более шести метров на шесть и в один этаж. И только позже разрешили мансарду с ломаной крышей. В Гармише деловая часть населения собиралась на рыночной площади, в ресторанах и магазинах, но старые улочки  сохранили свое очарование. Приготовь свой фотоаппарат.
По улочкам деревни они с Олесей прошлись не торопясь. На фасадах домов красовались фрески на библейские и исторические темы, исполненные с присущей немцам природной аккуратностью. Стены домов стали для кисти художника холстом, а вся деревня вернисажем под открытым небом.
– Мы с тобой объедем центр деревни Партенкирхен по набережной горной реки Лойзах, по которой можно сплавиться в реку Изар и далее в торговую артерию Дунай, протекающий по десяти странам Европы. Партенкирхен тоже богат достопримечательностями, в деревне многие улицы пешеходные.Местные жители гордятся своей тысячелетней историей и традициями, оригинальным альпийским обликом и старинными домами.
Они прошлись по Флорианплатц и Людвигштрассе со старинными церквями и крестьянскими домами, расписанными фресками, встретив местных мужчин в ковбойских кожаных штанах с тирольскими шляпами. Народная баварская традиция росписи на домах пришла от художника Франца Цвинка. Каждый дом имеет свою историю, которую можно увидеть в росписях. Многие крыши домов состоят целиком из солнечных батарей. Крыши из темного стекла сами по себе красивы, а они еще получают электроэнергию от солнечных лучей, которых здесь в изобилии. Пешеходная улица переходит в Людвигштрассе, которая две тысячи лет назад была частью римской дороги  через Альпы Северной Италии до Аугсбурга в Баварии. Они с Олесей продолжали свое путешествие, ориентируясь на день свадьбы племянницы Виктора в Ганновере, а в остальном у них по-прежнему не было планов на дальнейший маршрут. Хотя Виктор про себя высчитывал дни, чтобы пораньше попасть в Париж, но как можно было оторваться от таких красот на фоне альпийских вершин? На окраине деревни они Гармиш свернули к озеру Айбзее.
   В поселке Грайнау припарковались на стоянке отеля Айбзее прямо у подножия самой высокой горы в Германии Цугшпитце. Решили сначала осмотреть окрестности отеля, чтобы принять окончательное решение о ночлеге в этом месте, но выйдя на берег озера Айбзее, где стоял отель, все сомнения развеялись. Лес вокруг озера был потрясающе красив. Вековые высокие хвойные деревья  под стать гор, каменные глыбы, разбросанные в живописном беспорядке, обросшие мхом от влаги сбегающих по склонам хрустальных струек тающих ледников. Из густой чащи доносились невообразимые трели обитателей баварского леса, а в центре этих красот живописное озеро с прозрачной лазурной водой и небольшими островками с каменными глыбами и огромными деревьями. Прекрасное творение природы!
Когда-то в ущелье обрушились скалы на тысячеметровой высоте, создав плотину на пути ручейков от талых горных ледников, потому в озере Айбзее и чистейшая вода. Слева от гостиницы пляж с желтыми буйками, огораживающими глубину озера. Здесь же летнее кафе со столиками на берегу.
– Олеся, я уже хочу смыть с себя пыль горных дорог в душе этого отеля и заказать ужин на берегу.
– Хорошо, а номер в отеле с балконом и видом на озеро, правильно?
– Непременно, пока ты будешь утром спать, я поснимаю рассвет в горах.
– Ты еще и закаты успеешь отснять.
В отеле им предложили закрытый бассейн и русскую баню, но Виктор отказался, уж если поплавать то только в озере, но на улице было прохладно. Для купания нужно было выпить водки, а ее был целый багажник, запас на свадьбу. Но и водки не хотелось в таком месте, он боялся расслабиться и пропустить что-нибудь интересное.Да, конечно же, час фотографа.   
Прекрасное сочетание  насыщенных красок зеленого, бирюзового и голубого с невероятно спокойным пейзажем. Живая фотография на поверхности озера при полном штиле ветра, лишь редкие облачка проплывают по ее зеркальной глади, меняя картины идеального отражения в воде гор и лесов. Отражение голубого неба на бирюзовой глади завораживает.  Прекрасное озеро среди гор с небольшой  деревушкой на берегу. Уютный отель и приветливые хозяева, а кругом красоты, лес и тишина. Как здесь не пожить несколько дней? Такое бывает только в немецких сказках, то замок Нойшванштайн из диснеевских мультфильмов, то разрисованный городок Гармиш-Партенкирхен, а теперь озеро. После ужина они долго гуляли по берегу, пока туман не разлился молоком по глади воды и не скрыл озерные дали. Они заказали в кафе на берегу озера по чашке кофе и решили отведать самое главное тирольское лакомство – торт из взбитых сливок с клубникой.
– Сливки от альпийских коровок без добавок сухого молока и пальмового масла, да и клубнику они сами выращивают, а не кушают турецкую с нитратами, – с улыбкой заметил Виктор.
Олеся уже привыкла, что он сравнивал все продукты с теми, которыми кормят наших соотечественников в России. Работая в таможенных органах, он изучил все поставки и по экспертизам знал, какие продукты из чего делаются, чтобы они стали гораздо дешевле для купцов за бугром. А русский народ за четверть века уже и забыл, какие на вкус настоящие продукты и как они ароматно пахнут. Поддельные продукты ничем не пахнут и не имеют вкуса, потому что на химии.В открытом кафе смешался запах натурального лесного бальзама со свежестью горного озера в тумане, от чеговеяло таким спокойствием, что не хотелось уходить в номер, а просто сидеть под соснами с Олесей в обнимку. Один денек, проведенный в таком месте, многого стоит.
Первые лучи солнца рассеяли туман и окрасили в оранжевый цвет вершины гор. Красота необыкновенная, но пора было в дорогу.
Олеся шарила в своем навигаторе по дорогам, прокладывая дальнейший маршрут в Альпийских горах Италии, и выбирала гостиницу к следующему привалу московских странников, а Виктор деловито развернул бумажную карту Западной Европы на русском языке. Он не то, чтобы не доверял навигаторам, просто на большой карте было видно направление их дальнейшего путешествия, чтобы Олеся не увела в сторону. Азадать более детальный маршрут, чтобы противный женский голос вовремя подсказывал повороты, можно было и навигатору.
– Я предлагаю еще один день провести в Альпах и посмотреть Доломитовы горы. Нам придется немного отклониться от маршрута, чуть не доезжая Больцано налево. Там в горах и гостиниц много, – предложила Олеся.
– Да, я много слышал про Доломитовые Альпы, и проехать мимо не хотелось бы, – Виктор глянул на свою карту, – всего-то километров пятьдесят крюк будет. Здесь высоты обозначены свыше трех тысяч метров, значит, будет красивый серпантин на дороге. Поехали.
– И чем они так знамениты?
– Особенно ничем. Обыкновенный известняк, который создала природа миллионы лет назад в виде старинных замков. Альпы считаются самыми древними горами, наверное, после Урала. Известняк сам по себе мягкий камень, потому за годы существования подвергались воздействию снега и дождя, солнца и сильных ветров, которые художественно разрушали горы и создали зрелище и впрямь завораживающее. Местный известняк, как и на Урале, содержит огромные залежи цветного камня, которые украшают пики и отвесные склоны гор. При падении на них солнечных лучей они высвечиваются кремовыми и розовыми оттенками, потому желательно любоваться горами на восходе или закате в хорошую погоду.
– Но солнце может заходить только с востока, а мы можем оказаться с западной стороны.
– Нам надо проехать до деревни Виго ди Фасса, которую окружают вершины Доломитовых Альп со всех сторон.
Виктор достал из портфеля карту Альпийских гор, приобретенную еще в Швейцарии. Глянец на изгибах немного потерся, но она была подробной с множеством маршрутов даже для тех, кто ходил по горам с ледорубами и кому «лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал». В Доломитовых Альпах были обозначены снежные вершины гор. С названиями в Доломитах можно запутаться из-за употребления в тех местах итальянского, немецкого и редко встречающегося языка ладинов или тирольцев.
– Штурман, прокладывай маршрут до деревни Вига ди Фасса, хотя дальше гор не уедешь, и поехали, – предложил Виктор.
– Я нашла небольшой уютный отель Гарна Зулли недалеко, в семи километрах от трассы в коммуне Сан-Пьетро. Мы можем покататься по горам сколько угодно и вернуться в отель, а утром десять минут до трассы.
– И с таким штурманом мы столько лет сидели дома при двух автомобилях в семье? – улыбнулся Виктор.
– Так с твоими секретными заморочками нам с дочками приходилось отдыхать в Европе без тебя.
– Что ж, будем наверстывать упущенное.
За один час они с Олесей пересекли Австрию, которая разделяла Германию с Италией полосой в шестьдесят километров. В Подмосковье такое расстояние равнялось бы поездке на дачу. Слева остался Инсбрук, дважды принимавший зимние Олимпийские игры в 1964 и 1976 годах, и вскоре на перевале Бреннер движение стало более оживленным. Виктору больше нравилась езда по тихим деревенским дорогам, но как можно было проехать мимо самого высокого моста Европабрюке в 192 метра над ущельем в Альпах?
Автострада соединяла север и юг Альпийских гор, то цепляясь к обрыву скала, то уходя в тоннели на высоте полторы тысячи метров над уровнем моря. Почти двести лет назад расширили торговый путь между Древним Римом и Германией, а спустя век пошли поезда по грандиозному сооружению среди живописных альпийских долин с романтическими замками и крепостями, многие века охранявшими купцов в пути. Благодатный мягкий горный климат здесь чередуется с жаркими солнечными днями и на склонах прижились многочисленные виноградники красных сортов с устойчивым урожаем. В южном Тироле стали первыми делать шнапс, который использовали как лекарство, а теперь туристы со всего мира не прочь подлечиться или взять бутылочку в качестве сувенира. Далее головокружительная местами магистраль вьется, как змея, по долинам Альпийских гор. В городке Кьюза Северной Италии навигатор предложил им дорогу левее трассы, и после поворота налево она перешла в серпантин.
– Все правильно, слева от нас мы проехали городок Лайон, а вот и наша деревня Сан-Пьетро с отелем Гарна Зулли, – сказала Олеся.
– Мы не будем сейчас заезжать?
– Можно, но я сказала, что мы будем к ужину.
– Значит, так и будем, а пока покатаемся по горам.
При пересечении итальянской границы они попали под сильную грозу, которые здесь часто бывают в начале осени, но вскоре выглянуло солнце, а что могло быть лучше хорошей погоды в горах? Погода здесь может меняться по несколько раз в день, то внезапно налетят тучи и накроют каждый холм и ущелье, а следом выглядывает солнышко, высвечивая каждый камушек на склонах, и горы как будто оживают. Они решили прокатиться по всему маршруту, осмотреть стоянки для автомобилей и выбрать место для прогулки по горам, но недалеко от дороги. Серпантин уводил их резко вверх, потом немного спускал вниз в долину, в которой на склонах гор среди вековых сосен ютились деревушки с красивыми названиями Санта-Кристина-Вальгардена, а следом Сильва-ди-Валь-Гардена и в каждой деревне стадо коров, телят и овец.
– Посмотри сколько скотины в каждой деревне и все такие ухоженные на альпийских лугах, – сказала Олеся.
– Не все так гладко было в истории Южного Тироля, который много веков делили Австрия с Италией, но никому не взбрело в голову устраивать здесь колхозы или резать скотину, как в России после развала колхозов. Власти менялись, а хозяйство оставалось нетронутым, как и крестьяне, многие из которых сотни лет говорят на немецком языке. Горы с древних времен всегда были вотчиной пастухов, которые пасли овец, выделывали шкуры, шили дубленки и вязали свитера из шерсти, но ни австрийцам, ни немцам, ни французам, а теперь итальянцам не взбрело в голову переселять местное население, потому есть кому пасти овец и коров. В наших деревнях остались одни старики и старушки, да приблудный народ, не приспособленный для работы на земле.
– Виктор, а ты не можешь просто так порадоваться альпийским лугам и коровам, без сравнения с нашим хозяйством? – улыбнулась Олеся.
– Конечно, могу, но обидно, что в горах на высоте тысячи метров есть дороги, как на аэродроме и пасутся коровы, а у нас ни дорог в деревнях, ни коров, а ведь в горах нет газа, и они сами заготавливают себе дрова на зиму.
– С тобой все ясно. Ты, как тот попугай-правдоха у Хазанова, которого отдали в зоопарк, а он и там заорал, что тиграм мясо не докладывают, – засмеялась Олеся.
– Ладно, больше не буду. Ты, кстати, не хочешь купить здесь что-нибудь из шерстяных изделий? Не так давно здесь тоже были стада в тысячу голов, а теперь они держат овец, чтобы не забыть свое ремесло, потому ручные изделия у них на уровне художественного произведения. Скоро у них будет праздник фасоли, надо попробовать их фирменное блюдо.
   Наконец, они въехали в долину Валь Ди Фасса, которая объединяла восемь курортных деревушек. Вооружившись фотоаппаратами, Виктор с Олесей не торопясь продвигались по асфальтовой дороге. После спуска с холма и подъема на другой холм сердечко Виктора молотило с нагрузкой, а дыхание было более глубоким, потому он решил оставить затею прогуляться пешком по горам. Деревни были разбросаны по горам и, чтобы подняться в деревню пешком, нужно иметь отменное здоровье. Горцы совершают такие прогулки каждых день, потому среди них много долгожителей. Они присели в небольшом кафе за уличным столиком. Олеся заказала себе пиво, а он кофе. Можно было и пиво, здесь разрешают алкоголь в небольших количествах, но на серпантине шутки в сторону.   
– Олеся, здесь прекрасные курортные деревушки в долине объединены в коммуну. Я понимаю, что тирольцы вложили совсем другой смысл в объединение, но почему коммуна?
– Возможно потому, что живут они в суровых условиях гор и рассчитывать приходится только на помощь соседей из ближайших деревень?
– Наверное. Это у нас испохабили коммуну и теперь в России оно, скорее, ругательное слово. Деревушки в долине видны, как на ладони, а дойти до соседей в гости сложно, но какие-то средства общения кроме мобильных телефонов у них должны быть. В горах Сванетии, что на Кавказе в Грузии, если хотят поздороваться с соседом, стреляют из ружья, а если приглашаешь его в гости, то стреляют дважды.
– Такое раньше было?
– И сейчас тоже. В Сванетии горы ровно в два раза выше Доломитовых Альп и переходы между селами на высоте трех тысяч метров, потому нет там ни мобильных, ни дорог, как здесь, я уж не говорю о кафе или гостинице. Я бывал в горах Сванетии и надо сказать, что тирольцы мне показались более приветливыми, во всяком случае, некоторые даже по-английски понимают и в кофейне можно без проблем заказать кофе или салат, а сваны знают только грузинский.
– Итальянцы славятся своей способностью создавать комфортные условия для отдыха. Сама природа выточила скалы в виде замков с башнями и зубчатыми крепостными стенами, а им осталось только облагородить Доломитовые Альпы, чтобы мы могли ими любоваться и получать удовольствие.
– Олеся, ты заметила, что на всем протяжении нашего пути мы не встретили ни одной машины с российскими номерами?
– Даже в Польше и Германии не было, а здесь и подавно. Не пора ли нам выдвигаться в отель и любоваться закатом в горах, сидя на балконе за столом или в ресторане. До Сан-Пьетро нам около часа езды.
– Как скажешь, ты же за рулем и тебе надо отдохнуть, а не хочешь отведать что-нибудь из местной тирольской кухни?
– Время обеда прошло,и я бы не отказался от местных блюд. Здесь должно быть интересное сочетание немецкой, итальянской и кухни горцев, а вот и стоянка рядом с кафе и столики на улице, – Виктор показал на площадку впереди.
– Меню на итальянском и немецком. Попробуй сам разобраться в тирольской кухне, – предложила Олеся.
Меню было отпечатано крупным шрифтом и с фото предлагаемых блюд, но Виктор достал для деловитости из крохотного футляра очки Калвин Кляйн и принялся изучать.
– Вполне понятно. Супы я тебе не предлагаю, они все овощные с травками и даже с крапивой, но есть и с добавками белого вина, сыра и корейки. Вот еще есть с кнедликами, то же самое, что наши клецки.
– Да супы я не буду, а ты смотри сам.
– Можно пиццу традиционную в Италии.
– Ее мы с тобой пробовали в Неаполе, а все другое под этим названием можно назвать итальянской лепешкой с сыром в томате.
– Вот местный шпик я хочу попробовать. Судя по описанию, он похож на испанский хамон, и буду его обязательно с пивом.
– Если с пивом, то и я буду.
– Кто бы сомневался. С десертом разобрались, – улыбнулся Виктор, – еще предлагаю тирольский сыр с травками. На альпийских лугах столько травы, что они добавляют ее во все блюда, а хлеб предлагаю с тмином и отрубями. У них столько блюд из хлебобулочных изделий, что придется заказать кнедлики или местные пельмени со свеклой и травками.
– Только не со свеклой, – замахала рукой Олеся.
– Я знаю, от чего ты не откажешься. Жареная картошка с луком и грибами лисичками.
– Сразу бы с этого и начинал, а себе кнедлики?
– В детстве я смотрел одну венгерскую комедию, в которой весь фильм лепили кнедлики и кидались ими друг в друга, после чего у меня нет желания их кушать. Есть котлета по-милански, обычный шницель в сухарях, а вот шпикачки из серны я точно попробую. А кофе и тирольский вишневый штрудель закажем после обеда.
Пока официант накрывал на стол, они с Олесей любовались горными пейзажами.
– А что еще вкусного ты нашел в меню? – спросила Олеся.
– Что узнать вкусно или нет, надо попробовать, но тогда мы неделю отсюда не уедем.
– Я согласна, мне здесь нравится, – улыбнулась Олеся.
– Могу судить о вкусноте только тех блюд, которые когда-то пробовал в других местах. Вот кукурузная каша называется полента, а в горах Грузии ее называют мамалыгой. Там кашу варят на костре в медных чанах и подают с сыром сулугуни, который плавится в горячей каше. Тирольцы подают поленту с жареным расплавленным сыром. Местные блюда из фасоли тоже схожие с грузинскими. В горах нет супермаркетов, потому горцы готовят блюда из того, что сами добывают или выращивают.
   Они не стали издеваться над своими желудками, чтобы было желание заказать ужин в другом ресторане.
– Олеся, я смотрел по карте на дорогу, по которой мы сейчас продвигаемся. Она огибает горы и выходит в районе Тренто.
– И что ты предлагаешь? – спросила Олеся, догадавшись, что они снова изменят свой маршрут.
– Мы хотели вернуться на Север к городку Лайон, где заказан отель. Это примерно шестьдесят километров, а можно чуть меньше проехать вперед и мы выйдем на трассу между Больцано и Тренто.
– Конечно же, лучше ехать вперед и знакомиться с новыми красотами. Я сейчас отменю бронь на отель в Сан-Пьетро и закажу в районе озера Гарда.
– Отлично, мой штурман, – улыбнулся Виктор.
– Вот нашла. Нам предлагают номер в отеле Гарни Лиллей Доломиты ди Брента в деревушке у подножья гор, но только с завтраком. В отеле всего десять номеров, а на ужин они приглашают к своим соседям в ресторан отеля Сан Лоренцо, что в трехстах метрах от них.
– Да, в коммуне так бывает. Туристов мало в этих местах и они вписываются в их уклад жизни, когда всем селом обедают в одном ресторане, а на ужин идут к соседям.
– Похоже, нам предстоит посмотреть на жизнь в коммуне, которую не удалось построить в СССР, – засмеялась Олеся, – навигатор показывает до отеля сто десять километров через горы в Меццоломбардо, а потом по всему берегу озера Лага-ди-Мольвено.
– Класс! Встали и поехали.
– Пять минут. Мне надо подтвердить бронь на отель и забить в навигатор новый маршрут до Сан-Лоренцо-ин-Банале, а отель находится в горах со стороны Дорсино.
– Ты так мне все подробно рассказываешь, как будто мы едем по Московской области, которую я знаю, как свои пять пальцев. Закажи своему навигатору, чтобы привез нас до крыльца отеля, иначе в Альпах можно уехать совсем в другую страну. На моей карте таких деревень нет, а рядом Швейцария, Франция.
– Сейчас тебе тетенька из навигатора подскажет куда ехать, – улыбнулась Олеся, – нам надо быть на месте до 19 часов, иначе будем пить чай в своем номере. К отелю можно проехать через Тренто по равнине, но дорога в два раза длиннее, а правее есть дорога через Меццоломбарду и выходит сразу к озеру Мольвено, а за ним в горах наш отель.
– Поехали через озеро.
– Я так и подумала.
– Виктор, мы снова выезжаем на самую оживленную трассу в Европе и через двадцать пять километров свернем направо в Меццоломбардо, и поедем по деревенским дорогам.
– Спасибо, штурман, а твоя женщина из навигатора сообщает слишком поздно о поворотах.
– Она же рассчитывает на разрешенную скорость на дороге, а ты постоянно нарушаешь.
– На местных дорогах я ориентируюсь на аборигенов.
– Итальянцы лихачи.
– Местные жители знают, где можно нарушать, а где нельзя. Наши московские номера им в диковинку и захотят ли полицейские возиться с нашими штрафами?
– А они не будут возиться, а выпишут штраф и отправят его на границу Шенгенской зоны, в Польшу, например, – сказал Олеся.
– Бюрократы, – сказал Виктор и сбавил скорость до сотни в час, – мы проскочили указатель на Верону. Далеко до шекспировских страстей и балкона Джульетты?
– Около ста пятидесяти километров по автостраде, но Верона будет немного левее, а мы утром поедем с правой стороны озера Гарда.
– Хорошо, посмотрим как по времени. Мы в прошлый раз были с тобой в Венеции, Падуе, но, не доехав до Вероны нескольких километров, свернули в Пизу и Флоренцию.
– Ну, так утром можно посетить Верону.
– Хорошо, посмотрим.
В Меццоломбардо дорога разделила огромные площади виноградников и увела в горы, обросшие лесом, словно гривы львов. Они поднимались все выше и выше пока не достигли деревушки Андело, за которой показалась деревушка Молвено с высокогорным озером, зажатым холмами с зарослями деревьев, а среди них упирались в небо светлые вершины Доломитовых Альп, те самые, которые перед закатом или рассветом окрашиваются в коралловый или в нежно-розовый цвет. Они здесь называются Доломити ди Брента, которые с юга и севера закрываются перевалами и образуют высокогорный массив с самыми высокими пиками и изрезанный ущельями. И среди этого великолепия стоит на берегу озера живописная деревушка Молвено, в которой они с Олесей решили отдохнуть и насладиться красотой и великолепием природы.
Если существует рай, то он должен выглядеть, как Молвено. Горы, леса и вода радуют глаз и дарят душевное наслаждение. Луга в окрестностях с нежными альпийскими цветами переходят в старинный хвойный бор, с пьянящим чистым воздухом, наполненном ароматами хвои и разнотравья. Легкий шум горных ручьев и водопадов дополнял дикую природу с дивными панорамами белых скал на фоне зеленых альпийских лугов. В тихих и кристально-чистых с изумрудными оттенками водах озера Молвено отражаются пики гор. Воды озера по-прежнему крутят мельницу тринадцатого века. В озеро стекаются ручьи, сбегающие с окрестных гор, рыбалки ловят здесь горную форель и чудом попавшего сюда арктического гольца.
От южного берега озера дорога тянулась по долине мимо изумрудного озера Лаго-ди-Нембия, упирающегося одной стороной в отвесную светлую скалу. Вода в озере изумрудная и отражение светлой скалы придавало озеру завораживающий вид. Небольшая гостиница на берегу и лежаки на пляже, но искупаться смельчаков не находилось.
После озера начался серпантин с длинным тоннелем, который привел в горную коммуну Сан-Лоренцо. Узкие улочки коммуны петляли между домами, где Виктор впервые увидел дорожный знак, ограничивающий ширину проезда до 2,30 м, а другой знак указывал, что транспорту выше 2,50 м нельзя проехать. Вот такие суровые условия езды по горной коммуне. На окраине Сан-Лоренцо навигатор сообщил о повороте направо в гору и привел на вершину большого холма, на котором расположилось деревушка Доласо из коммуны Сан-Лоренцо. Дома стояли на террасах склона и дороги расходились непонятными хитросплетениями, в которых мог разобраться только навигатор и привести к отелю. На холме перед отелем и вокруг него росли яблони Голден, которые аппетитно налились соком и созрели. Номер в отеле Олеся заказала шикарный, и в окно с холма были видны белесые вершины Доломитовых Альп.
– Как тебе вид из окна? Можешь прямо с балкона снимать горы на закате и восходе солнца, – улыбнулась Олеся, – пока я буду спать.
– Да, итальянцы строят дома в красивых местах. Ты особо не расслабляйся, можем на ужин опоздать. В коммуне не зевай, иначе голодным останешься.
– А ты уже проголодался?
– Нет, могу и в номере стол накрыть с бутылочкой местного вина, но хотелось бы попробовать местной кухни и тем более в коммуне, – улыбнулся Виктор.
Пока они устраивались в номере и смывали с себя дорожную пыль, в горах прошел дождь. Осенью часто тучи налетают внезапно, прольют всю накопленную влагу и тут же солнце. Они решили поехать в ресторан на автомобиле, чтобы не промокнуть под следующим дождем, да Виктор не рискнул пойти на ужин пешком, хотя в отеле сказали, что ресторан рядом, но он понятия не имел, что такое для горцев рядом, а у него за спиной целый день езды по серпантину горных дорог. Вымощенные красной и серой брусчаткой узкие улочки в коммуне Сан Лоренцо сверкали после дождя на солнце. Дорога спускалась вниз с крутого склона или поднималась наверх между домов с деревянными балконами, украшенными цветами, а стены подписаны именем его владельца. Вокруг горы, пастбища, леса карликовых сосен, виноградники и каштановые рощи. Красота!
Около ресторана оказалась удобная автомобильная стоянка с фонтаном. Они с Олесей зашли в ресторан, перед входом которого на стене был нарисован огромный орел, обитатель здешних мест. В ресторане была полная тишина, и они, присев на лавочку у фонтана, наблюдали, как собираются местные жители на ужин. Ресторан оказался на втором этаже, но никто не рвался занять столик, все ждали команды администратора, который вскоре дал отмашку со второго этажа и народ медленно потянулся на трапезу.
Небольшой ресторан из двух залов вместил всех посетителей. Количество столиков было рассчитано на местных жителей и пары компаний, забредших в этот медвежий угол туристов. На самом деле в селе почти не было иностранцев, потому что Сан Лоренцо не курортный городок, а их холм с гостиницей и подавно стоял на отшибе от цивилизации. Именно этим он и был хорош для отдыха. При входе в зал стоял шведский стол с зеленью и салатами из нее же, которые итальянцы не умеют готовить. Они с Олесей попросили у официанта меню, на что тот удивленно расширил глаза, но вскоре принес. Меню умещалось на половинке листа и только на итальянском языке, в котором они совершенно не шарили. Пришлось сделать паузу и посмотреть, что народ заказывает, но в зал вошел официант с большим противнем и стал раскладывать всем по тарелкам рис.
– Ты хотел попробовать ужин в коммуне? Всем все поровну, это ризотто.  Ты будешь?
– Что-то мне не нравится каша из общего котла, что-нибудь индивидуально они готовят?
– Сомневаюсь, но сейчас спросим у официанта, – но тот был занят с подносом ризотто, – в тебе заговорил дух противоречия, как можно в ресторане кушать из общего котла, но это блюдо готовят хорошо именно в горах на севере Италии.
– Я заметил раньше, что южане в Италии не умеют готовить, кроме пиццы и то в Неаполе, – улыбнулся Виктор, – ты думаешь ризотто вкусное?
– Я не люблю рисовую кашу размазню. Говорят, что вкусно, да с твоим пловом не сравнить. Настоящее ризотто и готовят как плов с небольшим количеством воды, чтобы рис рассыпался, добавляют сыр и любые овощи, даже тыкву, но могут и с лососем, с грибами или с морепродуктами.
– Все понятно, в итальянской кухне главное лепешка, рис и макароны, которые наполняют тем, что есть в холодильнике. Я же говорю, что их кухня очень простая.
– Ты лучше меня разбираешься в кухне, – сказала Олеся, – официант предлагает желающим добавки ризотто бесплатно.
 За соседним столиком итальянская пара попросила добавки, официант положил им по черпаку ризотто в те же тарелки, а потом повернулся к Лукиным и, глядя на их чистые тарелки, предложил попробовать ризотто. Олеся показала на тарелку Виктора, и тот не отказался от черпака ризотто. Оно было немного переварено, определил Виктор, как специалист по плову, но очень вкусное с сыром пармезан и прованскими травками. Олеся заказала себе рыбу с рисом, а Виктор курицу, на том меню было исчерпано. Но на фоне вида из окна скал,чистого горного воздуха и нагулянного аппетита все было вкусно. Да и не было в коммуне другого ресторана, где можно было бы шикануть. Все было хорошо по-домашнему, но Виктора не покидало ощущение заводской столовой.
– Олеся, я бы выпил бокал вина, но не в ресторане, а на открытой веранде баре отеля среди яблоневого сада.
– Да, под местное яблочко я бы тоже не отказалась.
– Яблоки с дерева и без воска, которым мажут перед отправкой в Россию, – улыбнулся Виктор.
 Он проснулся с первыми лучами солнца, когда они ужекрасили за окном густые облака в розовые оттенки, а тучи в сиреневые и багряные цвета.Облака кружили над вершинами белесых гор, создавая сказочные картины. По лугам долины стелился легкий туман, от которого тянуло сыростью, а с облаков сыпал настолько мелкий дождь, что капель не было видно. Виктор медленно покинул мягкую и теплую постель, но как бы ни были приятны ее объятия осенним прохладным утром, он понимал, что такие виды природы не скоро предстанут перед ним и его фотоаппаратом. Виктор выставил руки с балкона, и они в момент стали мокрыми от мелкой водяной пыли. Чтобы окончательно взбодриться увлажнил лицо прохладой.
Лучи солнца постепенно отвоевывали у ненастья хорошую погоду. Постепенно под их воздействием исчез туман. Набросив на себя халат, Виктор устроился с фотоаппаратом в кресле на деревянном балконе, фиксируя сказочные картины. Они менялись на небе каждую минуту, окрашивая кучевые облака и тучи в сиреневые, багровые и розовые цвета. Потом лучи солнца пробились сквозь тучи и высветили вершины гор, окрасив их в оранжевый цвет, а следом в осенние золотистые цвета. Похожую игру цветов на небе он наблюдал только в Арктике во время северного сияния, но там было чертовски холодно. Никакое другое зрелище не приковывает внимание и не очаровывает так, как горные вершины, залитые красным золотом восходящего солнца. Увидев хоть раз горы в таких красках, ты пленен ими навсегда.
 Штурман спала безмятежным сном, и он по-прежнему не решался ее разбудить, решив показать готовые снимки. Разбудить Олесю в такую рань означало обречь себя на ее ворчание до вечера. И потом у них было какое-то соревнование на лучший снимок, потому у каждого были профессиональные фотокамеры Никон. Она помещала снимки в Интернете, некоторые из них выкупали за десять долларов для календарей в Канаде или Европе. Вероятно, кто-то ностальгировал по русской природе.
Виктор смотрел на горы, высвеченные восходом солнца с востока, значит, за ними на западе Франция. Тысяча километров до Парижа. В конце прошлого уже века он две недели провел в Женеве, а она в два раза ближе, но добраться до французской столицы не смог из-за двойного контроля над ним со стороны спецслужб и Олеси. Вскоре он оказался в служебной командировке в Кельне и не смог удержаться от самоволки в Париж. Ранним утром на поезд и через четыре часа прогуливался с Лаурой по Парижу и вечером до отбоя он снова прибыл в бельгийские казармы Кельна. Тогда была служба, и большего позволить себе не мог, да и не к чему уже было. Теперь он свободен от службы и всех секретных обязательств, но опять ни к чему торопиться навстречу с Лаурой. Да и будет ли встреча? Он несколько месяцев звонил ей на домашний телефон, но там ее милый голос предлагал оставить сообщение, значит, она покинула парижскую квартиру, а другого адреса у него не было. Все, что было у них с Лаурой уже давно прошлый век, а его даже время исчисляемое веками не вылечило. Теперь можно было встретиться и семьями, но вряд ли кто из их спутников по нынешней жизни захотел бы участвовать в воспоминаниях «а ты помнишь как…». Так что будь, что будет, а пока они с Олесей собрались отдохнуть несколько дней на море.
Радушные хозяева отеля накормили их вкусным завтраком с домашней выпечкой. Утреннее шоссе сверкало на солнце, и хорошая погода опять их баловала. Олеся проложила маршрут до озера Гарда напрямую. Дорога по серпантину набирала высоту, потом спустилась в долину. Справа отвесные скалы, а слева – озеро Каведино среди гор и зеленых холмов. Они проехали за час чуть больше тридцати километров. Вокруг было так красиво, что они постоянно останавливались.
Вскоре показался городок Рива-дель-Гарда на севере озера. И вновь осмотр живописнейшего водоема начинается со смотровой площадки. Отсюда открывается великолепный вид на северную часть озера Гарда. Именно у старинного и уютного городка Рива-дель-Гарда заканчиваются горные хребты настоящих Альп, а далее за озером будет сравнительно ровно до самой Лигурии, где Альпы спускаются до Средиземного моря.
На живописной набережной Рива-дель-Гарда  оживленно от туристов, множество кафе и ресторанов. Они присели в кафе на берегу озера и заказали кофе. С севера на юг простиралось на пятьдесят километров самое большое озеро с чистейшей водой изумрудного цвета, зажатое горами и холмами, обросшими деревьями. Ширина озера на севере была более трех километров.
– Виктор, если мы поедем отсюда на Верону, то сделаем крюк на сто километров в обратную сторону от нашего маршрута, – сказала Олеся.
– А нам не привыкать изменять маршрут, но сто по горам с осмотром города и обратно примерно полдня. Можем проехать мимо Ромео с Джульеттой, да и будет, что посмотреть в Италии в следующий раз.
– Я могу компенсировать поездку в Верону осмотром водопада Верона. Он находится рядом с нами в заповеднике этого городка.
– С удовольствием, водопад, да еще рядом с нами. Руководите пробегом, штурман, – улыбнулся Виктор, – Олеся, ты не перестаешь меня удивлять местными красотами. У меня такое впечатление, что ты хочешь как можно дольше побыть на севере Италии.
– Но на самом деле здесь очень красиво. Во Франции тоже хорошо, но там равнины и виноградники, а здесь горы, озера и даже водопады. Ты еще Лигурии не видел, куда мы направляемся на море, – улыбнулась Олеся.
Лет тридцать назад, когда он пребывал в любовном угаре от Лауры, то и слушать бы не стал, что можно проехать мимо прославленного Шекспиром городка  Верона. Что там было с Ромео и Джульеттой семь веков назад никто, кроме Вильяма Шекспира не описал. А итальянцы сохранили балкон, под которым Ромео пылко признавался ей в любви, и сюда приезжают романтичные влюбленные, здесь проводят свадебные церемонии. У Виктора с Олесей все было красиво и романтично, да они и сейчас не растеряли нежных чувств, но надо честно признаться, что того угара у них не было, а оно им надо?
Они проехали мимо поворота на водопад, и перед ними открылась картина маленького моря среди гор. То было озеро Гарда. Пришлось воспользоваться навигатором, который показал, что до водопада всего три километра назад по тому же шоссе. От озера невозможно было оторвать взгляда, настолько притягивали ее красоты среди гор, но им еще предстояло проехать по всему западному побережью, и Виктор развернулся в сторону водопада. В черте городка Рива-дель-Гарда утопающий в зелени заповедник с водопадом, высотой с тридцатиэтажное здание. Сбоку лестница, по которой они прошлись с Олесей и через  маленький туннель оказались у смотрового окна. Им открылся захватывающий вид ущелья с оглушительным звуком падающей воды, которая разбивалась о скользкие валуны и срывалась вниз в узкую расселину горы, оставляя в воздухе водяную пыль. Красивое место, но довольно мрачное, потому что здесь почти не бывает солнца и как можно его сравнить с балконом Вероны? Они с Олесей поспешили на шоссе вдоль пляжей озера Гарда.
Много горных озер они проехали за последние дни, но Гарда покоряло своими  размерами и разнообразием. Дорога извивалась высоко над озером по горному склону, с которого открылась широченная панорама водной глади, охватываемой скальным рельефом с высокой отвесной стеной  противоположного берега.
– Олеся, посмотри какой прекрасный вид озера со скалами и на повороте есть стоянка.
– А на обрыве скалы кафе. Давай выпьем по чашечке кофе и полюбуемся видами.
Приветливый итальянец пригласил их за столик в кафе, но они попросили принести кофе за столик на открытой веранде, которая свисала над обрывом. Крышей от дождя и солнца на  веранде служили тонкие металлические трубочки, обвитые лозой виноградника, гроздья которого свисали над столиками. Олеся не удержалась и попробовала.
– Уже давно созрел. Пора вино давить, – сказала она деловито, как знаток виноделья.
В кафе не было ни одного посетителя, и они с чашками кофе в руках разгуливали по веранде, высматривая самые красивые ракурсы открывшейся природы. От кафе по скалам пролегала опасная горная тропа для желающих ощутить кусочек дикого берега озера среди скал, возвышающихся в альпийском пейзаже.В сочетании с песчаными пляжами и оливами, картине придающими колорит Средиземного моря.
– Олеся,  неудивительно, что здешний здоровый климат с целебными источниками первыми оценили племена варваров, а уж потом их подвинули римляне, построив на берегу замки.
– Смотри, на том берегу замок поднимается от водной глади и охраняет доступ в полуразваленное средневековое поселение. От него узкая дорога по ущелью тянется к древнему храму.
– Красивые места всегда охраняли замками и крепостями от врагов с использованием местности для неприступности, и от тех строений озеро стало еще краше.
По пути встречались крупные поселения и крохотные  из одного-двух домов, оживляющие собой озерный пейзаж. Узкие улочки, ведущие от озера  к их жилищам, были крутыми, но чем выше они забирались, тем еще более захватывающим был вид, уходящей за горизонт глади озера.
– В южной части озера я предлагаю заехать в Дезенцано, где находится древнеримский высокий замок и собор Святой Марии Магдалины, а оттуда прямиком на Средиземное море, – предложила Олеся.
– А ты обещала в Лигурию?
– Мимо Лигурии мы никак не проедем, – улыбнулась Олеся.
Замок просматривался со всех точек южной части озера, и к нему примыкал единственный остров Сан-Бьяджо, на который они прошли пешком. Замок на высоте и остров на уровне водной глади отражались в озере. Вместе с  крепостью, городком и деревушкой они сочетались с уютными песчаными пляжами, сливаясь в единую цепь красоты, но, не теряя каждый и свою неповторимую красоту.
– Виктор, давай по мороженному и чашке кофе в пляжном кафе. Купаться не предлагаю, иначе останемся и до моря не доедем.
– Что-то я не вижу массовых заплывов отдыхающих, да и загорающих маловато.
– Сентябрь все-таки и на озере только яхтсмены рассекают, а другие подались на море.
– Тогда и нам пора погреться, – улыбнулся Виктор.
– В Сан-Ремо нам предлагают номер в гостинице с угловой лоджией и  видом на море и на горы. Хочешь посмотреть в интернете?
– Ты лучше скажи, сколько он стоит в сутки, а все остальное на твое усмотрение.
– Семьдесят евро с бесплатной автомобильной стоянкой и на самом берегу моря.
– Что-то дешево, – усомнился Виктор.
– Сезон заканчивается, потому хозяева делают приличные скидки. Отель называется Монте-Карло.
– Да ладно тебе шутить. В Сан-Ремо номер в отеле Монте-Карло за семьдесят евро? Бронируй, конечно. Я понимаю, что могут быть не совсем приятные сюрпризы при осмотре, но за то какие панты. Отдохнуть в Монте- Карло.
– Мы, кстати, будем рядом с Монте-Карло и можем там отдохнуть.
– Олесенька, мы с тобой все можем, но во что такой отдых нам обойдется? Давай доедем до моря, осмотримся и примем решение.
– Согласна.
– Направо дорога пошла через Верону на Венецию, но мы с тобой проехали по всей Италии и не были только на Средиземном море. На карте Италия похожа на сапог, а вот Лигурия, как жемчужная брошь, сверкающая на солнце. Если мы с тобой и побывали за последние дни в райских местах, то Лигурия не уступит им.
– Много я слышал о лежбище миллионеров в Лигурии, но хочется и самому понежиться в тех местах. Я понимаю, что их отдых не сравнить с нашим. Однако воздух, море и солнце у всех одинаковые. А мы все крутимся около Вероны?
– Если хочешь, то давай проедем в Верону, – сказала Олеся.
– Мы уже приняли решение на море, значит, на море, – улыбнулся Виктор.
– Тогда нам прямо.
– Интересно, чтобы ты сказала, если бы я коснулся грудей бронзовой статуи Джульетты?
– Тебе-то зачем? – засмеялась Олеся.
– Так в Верону и едут обездоленные, чтобы в любовных делах всегда сопутствовала удача. 
– Совсем нелогично. В трагедии Шекспира они погибают и ждать удачи в любви?
– Интересно, а если бы Ромео и Джульетту ждала не трагедия, а счастливое венчание? – спросил Виктор с улыбкой.
– Тогда Вильям не стал бы писать о них. И роман «Анна Каренина» не был бы написан Львом Толстым, если б она не бросилась под поезд. Банальный сюжет не проходил в те годы.
– А у итальянцев за семь веков сохранились обычные дома, где проживали герои трагедии и даже балкон, на котором стояла Джульетта, до сих пор не рухнул.
Если ехать по Италии, не превышая скорости, то доберешься до места назначения не скоро, потому что за окном автомобиля все красиво и хочется остановиться, выпить кофе и расслабиться в красотах. Виктор катил с превышением скорости, и вскоре небо стало нежно голубым, а по краю шоссе показалось Лигурийское море, переливающееся всеми оттенками синевы, аквамарина, а на пляжах бледно лазурное. В бухтах белоснежные яхты с мачтами, шлюпки, моторные лодки. Новенький кросс-кантри Виктора,сверкая черным лаком и российскими номерами, что было в этом году редкостью для Европы, выкатил на шоссе по кромке лазурного обрывистого берега, защищенного горами с севера и открытыми морскими просторами с юга.
Российский рубль упал в два раза перед еврейским рублем, как они в шутку называли евро, а доллары бакинскими рублями. В Европу выезжали лишь богатые, которые там давно обосновались и жили, а капиталы зарабатывали в России. А другие еще не очухались от такого удара и все переводили евро в рубли и обратно, оттого и сидели дома, не понимая, что процесс необратим и халявы с рублем больше не будет. Может их с Олесей кто-то считал ненормальными, но Виктора до мая сего года не выпускали за бугор без короткого поводка, а секретные обязательства держали его на хорошей цепи. Он тоже не верил, что такой катаклизм может произойти с рублем, потому его пенсия и часть зарплаты оседала в сбербанке в рублях, и теперь покупать на них евро не было смысла. Лучше прогулять их в Европе, что намного выгоднее и для здоровья полезнее. Нервы успокаиваются, а заодно посмотришь, кому в Европе живется хорошо и что такое санкции против России. Пока они с Олесей,проехав половину Европы,не ощутили их ни в одной стране.
Слева осталась Генуя и началась Лигурийская сказка. Она была повсюду: и на море, и на берегу, и в горах. Сплошная вереница белоснежных вилл и живописных парков, неожиданно переходящих в скопище жилых домов, построенных друг на друге. На горах казалось, что они выстроены на крышах нижних домов и все были различной архитектуры и цветов.
– Олеся, я думал, что только в нашем Геленджике бардак в строительстве, а в Лигурии строят дома, где хотят и как хотят.
– Я бы так не сказала, итальянцы строят дома на скалистых выступах в море террасами, которые стоят много веков и красиво смотрятся, а представляешь какой вид из окон тех домов. Вот пожить бы в них с постоянным морским воздухом и волнами, разбивающимися о прибрежные скалы под балконом.
– Ты, наверное, права и море в черте здешних городов чистейшее, что с высоты дно видно, хотя города в несколько раз больше Геленджика и других городов Черного моря.
– А почему так?
– Очистные сооружения у итальянцев серьезные и отношение к морю, которое является их домом и кормит их круглый год. А в Геленджике я был два месяца назад у своих друзей, так местные жители в море не купаются. Там море уже в июле цветет от полученного с берега дерьма. Земля в Геленджике поднялась до ста тысяч долларов за сотку, и народ, покупая три сотки, строит девятиэтажки вблизи моря, не заботясь, куда все потечет из унитазов такого дома. Бухта в городе окружена горами и через них не проведена канализация.
– И все в море? Какой кошмар, – ужаснулась Олеся.
– Кошмар не то слово. Живут, как временщики, сорвать деньги, насрать и сбежать за бугор. Недаром на Черноморском побережье не увидишь отдыхающих из Европы, они считают его самым грязным морем. Лишь в Болгарии более-менее чисто, да и отдыхать там дешево.
– А как же в Крыму? Он же теперь наш.
– Крым наш, предыдущие хозяева навалили там дерьма и очистка пляжей и побережья слишком дорогое удовольствие. Дешевле не гадить.
– Правильно, что нам не дали Шенген из Болгарии в Европу. Будем наслаждаться Лигурией, – улыбнулась Олеся.
– Посмотри, как красиво, – воскликнула Олеся, показывая в сторону моря, – утес, уходящий в море и на краю средневековая крепость, охраняющая местных жителей.
– Да, Олесенька, красиво, вот и стоянка, чтобы осмотреть красивое место. Но ты больше так не реагируй на замки, когда я рулю по обрыву. Можем ненароком спуститься к замку по бездорожью с обрыва.
– Извини, но я знаю, что с тобой можно разговаривать, когда ты за рулем. Ты не оторвешь внимания от дороги.
– Хорошо, пошли, посмотрим средневековье, да и засиделся за рулем, надо размяться. Я бы не отказался от кофе с пиццей.
– Согласна. Посмотри, на краю обрыва кафе подойдет?
– Еще бы, возьми фотоаппарат.
   Они присели за столик и не торопясь осмотрели старинный замок, который со стороны берега был застроен пятьюдесятью домами от трех до пяти этажей со стенами, окрашенными в желтые, оранжевые, красные и зеленые цвета. Внутренняя бухта городка была укреплена со стороны моря грудой огромных валунов,  потому в бухте всегда было тихо, как в блюдце. Около замка была широченная лестница, уходящая в бухту, по которой можно было легко забраться на борт любого судна, а они здесь все были небольшими.
– Олеся, обрати внимание на моторные лодки и шлюпки в бухте.
– Уже обратила и ничего выдающегося не увидела.
– Вот и я про то, нет ни одной океанской яхты или большого прогулочного катера, а народ здесь живет не бедный. Вероятно, местными жителями принят какой-нибудь закон, не позволяющий заходить в их бухту большим суднам.
– Но у нас тоже есть законы, а что творится на подмосковных водохранилищах и каналах?
– Безобразие, форменное беззаконье. Когда были настоящие хозяева Москвы и Подмосковья, то на Клязменском и Пироговском водохранилищах жители отдыхали только организовано в специально отведенных местах, а потом проводили уборку территории. Другие части водоемов, как и Акуловское водохранилище и Филевский водозаборник, охранялись водной милицией, потому что они снабжали Москву питьевой водой, которую мы всегда пили из-под крана. Это сейчас делают и во Франции, а в Париже воду из-под крана подают в ресторанах бесплатно.
– Как быстро мы все изгадили!
– Не мы такой бардак навели. Помню, мы были крутыми оперативниками центра столицы и летом иногда выезжали на шашлыки, да искупаться на Пироговку. Однажды расположившись у воды, были блокированы двумя моторными лодками водной милиции и только наши удостоверения спасли нас от серьезных штрафов, а мы даже костер не развели. Штраф за то, что подошли к берегу в запрещенном месте. Коллеги показали нам на бугор рядом с деревней, где нас никто не тронет, а теперь таких запретных мест на берегу водохранилищ нет. Все они застроены особняками, в берегах водохранилищ и каналов вырыты экскаваторами бухты и построены пристани около коттеджей, из которых все дерьмо в водоемы сливают. А яхты у всех океанские и друг перед другом выпендриваются по мощности и дороговизне, хотя подмосковные водохранилища для них не больше лужи после дождя. А наши руководители странына этих соревнованиях впереди.
– Ты все можешь сравнить с нашим бардаком?
– Да не ищу я сравнений. Они сами на глаза попадаются. Просто я помню, что было в Москве раньше и, что стало сейчас, а мэр столицы может сколько угодно пить воду из-под крана перед экраном телевизора, потому что в его кране течет «Акваминерале», – улыбнулся Виктор.
– Поедем в гостиницу. Хочу в душ и на море.
  Хозяин отеля «Монте-Карло» встретил их радушно и еще больше обрадовал их умением говорить по-русски. Стоянка для автомобилей была рядом с входом в отель. Номер отеля и близость моря окончательно уверили их с Олесей, что их все устраивает. Виктор с большой придиркой осматривал все, что им предлагали за семьдесят евро в сутки и не находил подвоха, а он должен был быть, судя по цене. Не может же итальянец делать им подарки. Хозяин предложил поставить машину на охраняемую стоянку, сообщив, что у них не балуются угонами, но на новую красавицу могут позариться. Он показал на ворота рядом с гостиницей и открыл ворота с пульта, сообщив, что они могут совершить поездку в любое время суток.
– Олеся, я, пожалуй, отдохну от машины и она от меня.
– И правильно. Сейчас в душ, переоденемся, как на курорте, и на море. Синьор Антонио подскажет нам, где купаются его гости? – спросила Олеся хозяина отеля.
– Да, у нас купаются по всему побережью, – показал он рукой в сторону берега моря, – но лучше спуститься на углу кафе. Там тропинка есть, но если не понравится, то песчаный пляж недалеко, метров триста. Пойдемте, я покажу вам ресторан, где будете завтракать. Мы можем и обед с ужином приготовить, если вы будете точно питаться в нашем ресторане, но обычно гости уходят на море на целый день и возвращаются только спать. На берегу столько кафе и ресторанов, где можно покушать и отдохнуть, готовят там хорошо.
–  А в каком кафе вы бы посоветовали нам сегодня поужинать?
– Сто метров в сторону центра на берегу кафе, там хорошо рыбу готовят и вина у них сухие отличные.
– Спасибо, – поблагодарил Виктор.
   Они привели себя в порядок и вышли из отеля в сторону кафе, где решили осмотреть пляж. Все побережье справа и слева от отеля было в  каменных валунах метрового и более размера. Они нашли тропинку, но она вскоре уперлась в те же валуны. Сомнений не было, в этом и был подвох Антонио. Вечером гости купаться не пойдут, а утром не захотят переезжать в другой отель с хорошим пляжем. Солнце уже скрылось за горой бухты во Франции, как отметил про себя Виктор, потому что граница с ней была в двадцати километрах отсюда. Он об этом знал, но никогда не упоминал в разговоре с Олесей о Франции и Париже. Она же сама получила Шенген во Францию, потому что было проще. Да и ничего не было в том, что ему хочется увидеть Париж в спокойной обстановке и пожить там несколько дней. Будет ли встреча, это еще большой вопрос, но ему надо понять тот город, куда ему предлагала переехать любимая женщина и на том все…
– Олеся, что-то мне расхотелось купаться в скалах.
– И мне тоже. Через час стемнеет, а на море шторм и камни мокрые, потому можно покалечиться. Пойдем в кафе и будем любоваться морем за столиком с вином.
  Кафе стояло на самом берегу. Его владельцы выровняли площадку мелким гранитным щебнем и обустроили ограждение по краю обрыва. Столик выбрали именно здесь. Смеркалось, и впереди  засветилась разными огнями бухта Сан-Ремо, а внизу волны разбивались о скалы и брызги едва не доставали до их столика. Что еще нужно, чтобы путники, наконец, ощутили, что добрались до берега Средиземного моря?
– Что будешь кушать: рыбу или мясо, – спросил Виктор.
– Итальянцы не умеют готовить мясо. Давай закажем белую рыбу.
– Вино или шампанское?
– На твое усмотрение, ты лучше меня разбираешься в итальянских напитках.
– Шампанское в меню все полусладкое и ароматизированное, потому предлагаю белое сухое вино «Пино Гриджо» с тонким ароматным запахом, которое подойдет к рыбе, сыру и даже булочкам с оливковым маслом. Очень приятное на вкус, тебе понравится.
   Официанты убрали огромные зонты с площадки кафе, и они оказались еще ближе к стихии, которая бушевала на море. Сначала, как и в России, подали бутылку вина в ведерке со льдом с надписью кафе «Librandi», потом принесли горячие булочки и набор оливковых масел, овощной салат, оливки и вазу с фруктами, с которой свисала огромная гроздь крупного винограда.
– Хочешь попробовать настоящего оливкового масла? – спросил Виктор.
– А то, что мы употребляем дома, не настоящее? – улыбнулась Олеся, уже готовясь выслушать очередную лекцию о подделке продуктов в России.
– Не буду хаять масло, которым торгуют наши дельцы, пока не попробую настоящего итальянского, – засмеялся Виктор и, разрезав булочку вдоль, обильно полил маслом ее мякоть, – у меня закуска готова, хочешь половинку?
– Да, и пора бы выпить за начало отдыха на море, – улыбнулась Олеся.
Виктор налил вина и они, выпив, закусили булочкой с маслом.
– А масло-то ароматное и вкусное, – сказала Олеся.
– Если не с голодухи такое заявление, то значит нам поставляют, по крайней мере, просроченное масло, которое уже не имеет ни запаха, ни вкуса.
   Вскоре официант принес рыбу и рис отдельно.
– Итальянцы поняли, что мы голодны и можем уничтожить их запасы масла, – улыбнулась Олеся.
– В московских ресторанах раньше стояла горчица и хрен на столах бесплатно, так они приносили всегда сначала водку и хлеб, а когда доходило до горячего, то заказывали вторую бутылку. Как тебе вино?
– Вино отличное и рыба тоже. Если будем мороженное попозже, то можно заказать еще.
– А куда нам теперь торопиться? Морской воздух, шум волны и прожектор шарит по берегу.
Сидя за столиком кафе они долго любовались закатом на море, ночной бухтой и кораблями, вставшими на рейде. Официанты пригласили их на обед, пообещав вкусные итальянские блюда. В номере их ждала широченная кровать с накрахмаленными простынями и открытым настежь окном с видом на море. Ночью шторм усилился, и до их окна доносились удары волн о камни и морской влажный воздух, о чем путешественники могут только мечтать.
Утром сам хозяин Антонио приглашал своих гостей на завтрак в шикарный зал, которым было видно, он гордился. Мраморный пол светлых тонов выложен мозаикой, белоснежные стены с красивой лепниной и позолотой, колоны перед выходом на открытую веранду и в середине зала большой круглый стол с различными закусками, фруктами, соками, йогуртами и, конечно, пармской ветчиной, вареными колбасами и свежей выпечкой. Столы под белоснежными скатертями и удобные кресла еще больше разжигали аппетит и не торопили гостей уходить. Они с Олесей позавтракали основательно, так как с местом для обеда еще не определились. Особенно Виктор отметил вареную колбасу, которая не только внешне напоминала нашу «Любительскую» семидесятых годов, но и вкус ее донесся из тех времен. Итальянцы сумели сохранить качество своих продуктов и не пользовались химией и несъедобными наполнителями при изготовлении колбас. Виктор не случайно относил качество советской колбасы к семидесятым годам, потому что во времена Перестройки ее вкус уже испортился.
– Все здесь вкусно, но нам пора на пляж, – сказал Виктор и повернулся к хозяину, – синьор Антонио, так где же пляж вашей гостиницы?
– К сожалению, на море второй день штормит и такая погода по вкусу только серфингистам, а вам лучше пройти в сторону центра и метров через пятьсот увидите шикарный песчаный пляж. К вашим услугам велосипеды на прокат. Вдоль моря велодорожка в двадцать пять километров проходит по всем живописным местам Лигурии, которые из автомобиля не увидишь. Только на велосипеде или пешком. Представляете, на велосипеде до Франции через двадцать пять километров, – предложил Антонио.
– Олеся, ты как на счет велосипеда? – спросил Виктор.
– Если ты не будешь мастериться на дороге и угонять от меня, то с удовольствием, – улыбнулась она.
– Тогда мне нужен велосипед, как в мультике у кота Леопольда, чтобы не гонять, а любоваться окрестностями.
   Они вышли к стоянке велосипедов, но там остались лишь полугоночные. Виктор присел на велосипед и вспомнил молодость.
– Олеся, почти полвека назад я только мечтал оказаться в Сан-Ремо на велогонке до Милана, которую проводят ежегодно.
– Но это же далеко, почти триста километров.
– Точнее 293 километра, которые я перед армией преодолевал на своем гоночном велосипеде из Москвы через Тулу в село Беломестное, а потом сравнивал с результатами Сан-Ремо – Милан. Конечно, в призах меня бы не было, да и не пустили бы меня туда. Друзья шутили тогда, что я опять покатил в Тулузу, так они Тулу называли. Давай сегодня пешком прогуляемся по берегу.
– Пешком, так пешком, – улыбнулась Олеся, – лишь бы не на машине по берегу.
Они вышли на прогулочную дорожку вдоль моря, которую построили на месте старой железной дороги. Проходит она до местечка Сан-Лоренцо-аль-Маре между приморских пляжей с соснами и пальмами, а состоит из двухполосного движения для велосипедистов и тротуара для пешеходов. Все участники движения придерживаются своей полосы, так как любое столкновение пешехода с велосипедистом не сулило ничего хорошего ни тому и не другому. Виктор это знал не понаслышке. Берег моря встретил их выезженной травой, как в пустыне, но его скрашивали многочисленные пальмы и зеленые кустарники с цветами василькового цвета. Именно такое сочетание красок на фоне моря, шторма и прибрежных камней создавало неповторимую красоту побережья в заливе между Черным и Зеленым мысами, в нескольких километрах от Франции, в окружении величественных Альп.
Сан-Ремо недаром называют «Ривьерой цветов» и самым престижным местом Лигурии. В городе повсеместно выращивают гвоздику и другие цветы самых разных оттенков, которым посвящен праздник «Цветочные повозки», на которых каждый год в конце зимы устраивают красочные шествия по улицам города.  По всему побережью между камней пробирались навстречу волнам серфингисты. Бухта Сан-Ремо имеет особую форму морского дна, которая способствует формированию волн, подходящих для их спорта, отчего пляжи становятся более красочными.  Наконец, они дошли до пляжа из мягкого золотистого песка, на котором все было в порядке: раздевалки, прокат лежаков и зонтов, два бара и ресторан с видом на центр Сан-Ремо.
Они расположились у самой воды. Несмотря на субботний день и ровную температуру воздуха и моря в двадцать семь градусов, отдыхающих было мало. Либо итальянцы предпочитают понежиться в постели субботним утром, либо для них уже холодно. Волнорезы из огромных квадратных глыб гранита уходили далеко в море и гасили большинство волн, которые докатывались до берега не более метра высотой, создавая удовольствие для пловцов, любящих покачаться на волнах. Виктор поднырнул под одну волну, потом под вторую, третью, и на глубине они были плавные. Олеся не отставала.
– Олеся, шевели ластами к берегу и чтобы за пляжными буйками тебя не видел, – улыбнулся Виктор.
– А сам куда поплыл?
– Я уже иду к берегу.
– Я тоже скоро буду, здесь так классно.
– Но не забывай, что во время шторма трудно выплыть в сторону берега, обратная волна может утянуть в море, – сказал Виктор сердито.
Он специально вышел на берег, чтобы послужить примером, но куда там, Олеся резвилась на волнах и махала ему рукой, чтобы он полюбовался ей. Но он демонстративно отвернулся и, махнув рукой, лег на лежак, делая вид, что не наблюдает за ней. Только так можно было выманить Олесю из моря, а он из-под руки наблюдал за тем, что происходит на пляже – как  Олеся продвигалась к берегу, как волны накрывали ее с головой, а она довольная и счастливая выныривала из-под них. Недалеко от нее вынырнуло женское лицо,показавшееся Виктору знакомым. Женщина шла прямо на него, сомнений не было, то была актриса Орнелла Мути из комедии с Челентано «Укрощение строптивого». Но,поравнявшись с ним, он понял, что ошибся. Незнакомка была гораздо красивее, засмотреться можно, пока жена плавает. Он проводил ее скрытым взглядом, как оперативник выслеживает своих жертв, и отметил лежак, на котором она расположилась. Он оказался через три от них, потом встал и прошелся мимо нее, сам не понимая зачем. И каково было его удивление, когда он увидел на лежаке незнакомки детектив Александры Марининой на русском языке. Дальше сработала оперативная смекалка. Не мог же он подойти к прекрасной незнакомке и спросить телефончик, хотя и это не знал к чему, да и Олеся могла его не понять, а что тут можно объяснить?
– Олеся, сколько сейчас времени? – спросил он.
– Понятия не имею, я же часы не взяла.
– Я тоже, а не могла бы ты у кого-нибудь спросить?
– Но я не шпарю по-итальянски.
– Да и не надо. Вон девушка читает детектив Марининой на русском.
– Как ты разглядел, что она читает? Пойду, спрошу.
   Через пару минут незнакомка подтянула свой лежак к ним и представилась Ингой.
– Инга, а здесь отдыхаете? – спросил Виктор.
– Да, приехала на выходные покупаться из Милана.
– А сами откуда?
– Из Донецка.
– Так вы уехали из войнушки?
– Нет, я уехала с сыном еще двадцать лет назад, когда стало понятно, что ничего хорошего не будет на Украине, а в Милане у меня свой ресторан с русской и украинской кухней.
– Олеся, я за наш обед спокоен. Инга, вы же знаете местную кухню и где хорошо готовят?
– Не проблема. Я собираюсь на обед в 14 часов, если хотите, то приглашаю с собой.
– Заметано, а вам нравятся детективы читать? – спросил Виктор.
– Да, мне нравится Маринина.
– Мне тоже нравились ее первые книги, пока она работала в Академии МВДи писала на основе действительных событий, а теперь и ее Каменская ушла на пенсию, а к какому серьезному  преступлению допустят частного детектива, да еще женщину?
– Виктор, а вы специалист в детективном жанре?
– Можно сказать и так. Я бывший начальник уголовного розыска центра столицы, а теперь пишу книги о тех событиях.
– А где их можно прочитать? В интернете они есть? – заинтересованно спросила Инга.
– Продают мои книги в интернет-магазине и в книжных магазинах столицы, но не в Сан-Ремо. Если они вам интересны, то я их подарю.
– Мне неудобно получать такие подарки, но чувствую, что мы не просто так встретились.
– Вот и хорошо. Вы будете после обеда на пляже?
– Да, я планирую до самого вечера купаться. Последние деньки на море солнечные и теплые. На обед собираемся?
– Олеся, пойдем на обед?
– Да, конечно, а куда пойдем?
– Пообедать в Сан-Ремо не проблема, – сказала Инга, – здесь такое количество мест, где можно утолить голод, что можно выбирать на любой аппетит и кошелек. Прямо по берегу небольшие траттории, пиццерии и рестораны с лигурийской кухней или с рыбным меню. Есть и этнические рестораны с китайской, японской, южноамериканской, индийской кухней. Из традиционных блюд стоит обязательно попробовать «зеленый пирог» с начинкой из риса, вареных яиц, сыра и зелени, кролика в вине, а также вкуснейшие лепешки «Сарденаира» – с сардинами, помидорами, оливками и оливковым маслом.
– Да, Инга, мы согласны пообедать под руководством знатока местной кухни, – улыбнулась Олеся.
– Теперь я вижу, что мне доверяют, и поведу я вас в столовую, где обедают студенты и молодежь. Она рядом с пляжем на берегу моря и готовят там лучше, чем некоторые рестораны, а какое разнообразие блюд, вина и пива!
– В студенческой столовой вино и пиво? – спросил Виктор.
– Я так образно называю ее студенческой столовой, потому что цены там низкие, а это обычное кафе самообслуживания, но там можно и заказать другие сложные блюда при желании, – сказала Инга.
После обеда на радость серфингистов шторм на море усилился, и многие отдыхающие предпочли дышать морским воздухом на берегу, но стихия не остановила Виктора с Олесей. Они резвились на волнах, но от берега далеко не заплывали. Шторм даже не замутил воды пляжа, она осталась чистой и прозрачной, от чего их снимки среди волн получились потрясающими. К утру шторм не утих,со стороны моря ветер гнал синие тучи, и было видно, как они сбрасывали влагу рядом в горах, но им сопутствовала довольно комфортная температура для велопробега до Франции.
– Мы поедем на целый день, что берем с собой? – спросила Олеся.
– Документы, деньги и купальник с плавками.
– А форма одежды?
– В армии ее называют №1 – трусы в скатку, майка навыпуск. Оденься так, чтобы было удобно крутить педали и в ресторан пустили или хотя бы в кафе.
– На побережье в любой одежде обслуживают.
– Тогда быстро собрались и поехали, – Виктору не терпелось нажать на педали по велодорожке до страны мушкетеров и оказаться в Провансе, а еще лучше в Париже. Но всему свое время.
– Мы далеко поедем?
– Думаю, до маленького королевства Монако. Прикольно до Монте-Карло на велосипеде. Тридцать восемь километров и ты в Монте-Карло. Если бы лет тридцать назад, то я бы проехал по берегу до Барселоны, отсюда через Монако все интересно, Ницца, Канны, Марсель, – сказал Виктор.
– Так мы можем проехать на машине.
– Нет, сначала в Монте-Карло на велосипеде, а потом видно будет.
 Виктор с деловым видом специалиста приподнял за сиденье заднее колесо велосипеда Олеси и крутанул педали. Колесо с хорошим ходом ничуть не виляло восьмеркой, и он нажал на задний тормоз, колесо остановилось, как вкопанное. Потом завертел переднее колесо, проверил тормоз и то же самое проделал со своим велосипедом.
Жители Сан-Ремо в шутку называют свой город домом для престарелых. Достойная пенсия, вечное тепло, красивая природа, море, что еще надо, чтобы встретить старость? А у Виктора итальянский курортный городок вызывал ассоциации с пляжами Лигурии и пальмами приморского бульвара. Одним словом «феличита» – завораживающая  мечта о красивой жизни и вечной любви, потому он не считал себя устаревшим для счастья.
   «Как в песенке, сядешь и просто нажимаешь на педаль. И солнце на спицах, и синева над головой, да и вокруг все прекрасно», – подумал он.
 Они катили по берегу моря, от колес велосипедов доносился легких шорох по асфальту вперемешку с раскатами волн по гальке. Миновали тоннель, высеченный в скале для железной дороги в позапрошлом веке, а теперь итальянцы закатали рельсы под асфальт, который подарили велосипедистам и пешеходам. Виктору и в голову не могло прийти, чтобы часть железной дороги в Краснодарском крае передали бы велосипедистам, а дорогу перенесли бы дальше в горы, чтобы не доставлять беспокойства отдыхающим. Вот в Москве обустроить велодорожки с прокатом велосипедов и расширить тротуары с лавочками за счет сужения проезжей части улиц столичному мэру не жалко. Правда, велосипедами мало кто пользуется и на красивых лавочках в загазованном городе никто не сидит.  Так на это наплевать, кто-то получил большие деньги из казны столицы за эти причуды. В Подмосковье много красивых мест, настоящая русская Швейцария, но нет ни велодорожек, ни тротуаров, где можно было бы прогуляться, а кругом шестиметровые заборы коттеджных поселков, что ни в лес, ни к реке не подойти.
   «Что-то тебя опять повело на сравнения. Отдыхай, любуйся красотами Лигурии, дыши морским воздухом и просторами на берегу», – подумал Виктор.
    За последние дни много раз пересекал на автомобиле условные границы стран Евросоюза, а вот этот знак с двенадцатью желтыми звездами на голубом фоне и надписью в середине «FRANCE» произвел на него странное ощущение, а сердечко застучало чаще обычного. И тому была причина не велосипедная прогулка. Переднее колесо было во Франции, а заднее еще катило по Италии и ни одного «козырька», которому надо предъявлять документы и пояснять, с какой целью ты посещаешь их страну. От них на границе осталась только будка таможенников, в которой торгуют фруктами и арбузами. Виктор многое помнил из рассказов Лауры об этом приморском городке Ментоне. Она любила ездить в Ниццу, но больше ей нравился Ментон, который всегда славился особым расположением к русским, здесь была построена и русская церковь. От границы до центра городка пятнадцать минут пешком и на автомобиле туда не пускают, а на окраине рядом с бывшей французской таможней он увидел ресторанчик на скале с очень живописным видом на море и мишленовской звездой.
– Олеся, может быть кирнем по случаю приезда в Прованс и перекусим? В ресторане со скалы оглядимся, куда дальше двинем.
– Какие вульгарности – кирнем, двинем, – улыбнулась, сощурившись, Олеся.
– Кирнем, вполне достойное слово, согласно нашему географическому местоположению. Именно здесь один из напитков называют киром, отсюда и кирять. Он тебе точно понравится.
– А как же за рулем?
– Велосипеда же, а потом он легкий и через час будешь абсолютно трезвой.
– Тогда угощай вкуснятиной, только не итальянской.
Пожелание Олеси было верным, в Ментоне мало иностранцев, а русских почти нет вовсе. Итальянцев здесь за иностранцев считать как-то не принято, так как половина местных жителей «французские итальянцы», а если к ним прибавить  отдыхающих  итальянцев из Италии, то французов по пальцам можно пересчитать. Медом что ли намазано здесь для итальянцев? Рядом такое же море, такие же пляжи, а они в Ментон, хотя здесь все немного дороже. Виктор по рассказам Лауры уже знал, что здесь явно чище и уютнее. Сан-Ремо гремит на весь мир фестивалями песен и все-таки по-итальянски грязноват и шумноват для курортного городка. По всему центру торговый балаган с погоней за скидками на шмотки. Они с Олесей бывали в Римини, который он обозвал «Анапой по-итальянски».
Но два месяца назад Виктор резко поменял свое мнение о курортных городках Италии в лучшую сторону после посещения пляжей Геленджика, где бухта Черного моря напоминала сточную яму с запахами Венеции, которая построена на ста островах и теперь нет возможности обустроить канализацию. На пляжах Ментоны и по всему побережью суперсовременные подземные очистные системы, которые обеспечивают отдыхающим чистейшие морские воды. Виктор отмахал более полутора тысяч километров до пляжей Геленджика, посмотрел на грязное в полном смысле слова море и уехал на следующий день отдыхать на речку Проню в Тульской губернии.  Теперь с Олесей ему есть с чем сравнить пляжи Сан-Ремо и Ментона.
Они осмотрели меню нескольких ресторанчиков, но везде на досках у входа было прописано по-французски меню жюр, по-русски – комплексные обеды. У них и так с французским было напряженно, а тут еще почерк повара и можно было разобрать лишь одинаковые цены.
– Что-то мне не хочется по одной цене два блюда на выбор и напиток или  блюдо без выбора, – сказала Олеся.
– Ну, если ты в таких тонкостях комплексных обедов разобралась, то можем смело шагать в ресторан и заказывать, что нам нравится. Я бы попробовал на берегу дары моря. Французы их умеют готовить, а у итальянцев они больше с пастой подаются.
– И по бокалу чего-нибудь вкусного, – согласилась Олеся.
Со скалы им открылся прекрасный вид на побережье, что уж совсем не хотелось искать другого места для обеда. В меню были фото блюд с описанием, и они заказали креветки, кольца кальмаров в кляре и с лимоном.
– Олеся, я ни разу не пробовал, но слышал, что это вкусно. Предлагаю заказать фаршированные мидии. Их просто заливают соусом с вином, прованскими травами и сыром, а вино предлагаю итальянское белое сухое.
– С вином тебе лучше знать, но ты хотел угостить меня киром.
– Я вспомнил, что родиной этого напитка всегда была Бургундия. Я думаю, там его готовят лучше всего.
– Уже хочу в Бургундию посмотреть виноградники. Мы туда поедем?
– Как можно с юга Франции ехать в Париж и не полюбоваться виноградниками, из которого делают любимое вино мушкетеров – бургундское.
   Подошел официант и немного удивился заказу русской парочки, которые совершали велосипедную прогулку, а их обед явно тянул на романтический ужин, да еще с бутылкой вина. Олеся заказала вместо булочек ментонский Писсаладье, а проще провансальскую пиццу, которую готовили только в этих местах из хлебного теста с мелкими сардинами, оливкам, тонко порезанным луком, прованскими травками и оливковым маслом. Они сидели под крышей уютной веранды, с моря подуло прохладным воздухом, и одна из туч не донесла свою влагу до Альпийских гор, которые прижали Ментон к морю. Крупные капли дождя застучали по красным черепичным крышам домов и брусчатке тротуаров. Вскоре дождь внезапно прекратился, так же как и начался, но ветер разогнал облачность, и выглянуло солнце, как бы в подтверждение того, что в Ментоне в году бывает 320 солнечных дней. Большие креветки в кляре таяли во рту, а с вином было что-то.
– А в Монте-Карло поедем играть в казино? – спросила Олеся.
– Азартный ты, Парамоша, – улыбнулся Виктор, – в казино Монте-Карло на великах. Прикольно, пожалуй, поедем всего-то десять километров.
Крохотное королевство Монако посещают самые богатые люди Европы и мира из-за старинного казино Монте-Карло. Около входа в казино стоял швейцар, который привык встречать у подъезда гостей приехавших в шикарных «Мазерати» или «Ламборджини». Он невозмутимо указал им вперед, где за стоянкой можно было поставить их велосипеды. Прикид у них с Олесей вполне подходил для дневного посещения казино, главное с собой  были паспорта и деньги.Внутри казино особая атмосфера шика, богатства и роскоши, что невольно чувствуешь себя не в своей тарелке и хочется вернуться в отель за костюмом с галстуком, а Олесю одеть в шикарное вечернее платье. Но они туристы и не ставили перед собой задачу поиграть в казино Монте-Карло, просто случайно оказались в этих сказочных местах.
Виктор прошелся между столов, посмотрел в глаза крупье, на игроков и выбрал столик, за которым три итальянца играли в Техасский Холдем. Судя по их жестикуляции и эмоциональным возгласам было видно, что игра у них не клеилась. Виктор решил разбавить их компанию, но не своим проигрышем. Он неплохо разбирался в психологии и умел блейфовать, а в покере без этого нечего и присаживаться за стол.  Виктор по ходу прикинул, что блеф с итальянцами не пройдет, слишком горячие игроки и скорее будут переть напролом, потому надо иметь хорошие карты, чтобы выиграть. Так почему бы не внести в компанию макаронников  свежую струю. Он жестом спросил разрешения присесть за столик и крупье с игроками любезно согласились.
На первой же сдаче он подобрал три одинаковые карты, побив две пары соперника, и снял сто пятьдесят евро. Потом он несколько раз пассанул по пять евро и для куража заказал сто грамм виски,а Олесе бокал шампанского–какой покер без виски? Он сразу с ней договорился, что она будет зрителем и не станет трепать ему нервы. Она не умела играть в покер, а учиться в казино Монте-Карло было слишком бы круто.
Виктордождался двух червей, когда крупье выложил еще вальта червей перед собой. У него появилась уверенность, что будет еще черви в следующих картах. Он не знал, как это у него получалось. Друзья называли его фартовым, а он сквозь рубашку карты мог определить, какая она. Только одну карту, но очень нужную. Он осторожно поднял ставку, и соперники клюнули, а один из них даже заглотил его наживку и повысил ставку. Крупье открыл следующую карту, то была восемь червей, подарив ему комбинацию флеш – пять карт одной масти, не идущих подряд. Итальянец повысил ставку и выложил после ответа комбинацию стрейт-карты по порядку, но разной масти. От червей Виктора его чуть перекосило, и он выругался при виде, как тот сгребает фишки на восемьсот евро. Дальше игра у Виктора ушла надолго в пас, но проиграв около пятидесяти евро, он вновь украл у макаронников триста евро. Больше не было смысла играть, так как Виктор знал, что проиграет эту тясячу двести евро вместе со своими евро и долларами. Его манеру игры соперники узнали, а уходить на блеф и менять манеру игры у Виктора не было ни времени, ни желания.
– Олеся, не хочется поздно вечером возвращаться на велосипеде после ужина в ресторане Монте-Карло, – улыбнулся Виктор.
– Да, после ужина тяжеловато будет, а поиграть еще можно. Нам ведь ехать не в Подмосковье, здесь велодорожка освещается, как днем.
– Нет, Олесенька, баста. У меня принцип не играть, а выиграть и вовремя уйти.
– А Сергей рассказывал, что ты три дня подряд рвал казино «Голден Пеллас» напротив нашего дома. Он так и сказал с друзьями, что ты порвал казино.
– Да всего-то за три дня на восемь тысяч долларов, разве это порвал? Но с тех пор прошло лет пятнадцать, а я ни разу не поддался на уговоры друзей и больше в казино не ходил. В Монте-Карло на велосипедах просто прикольно, потому и пошел, а игра меня не заводит. Так зашел, понюхал, взял немного евриков и ушел.
– Тогда поехали в отель, примем душ и посидим в ресторане Сан-Ремо.
Они так и сделали, но, приняв душ, расслабились.
– Олеся, что-то не хочется тащиться в ресторан, а там ждать пока тебе приготовят заказанное блюдо. Вполне возможно, что может закончиться рыба или еще что, потому что время уже позднее. А маленькие рестораны не набирают продуктов впрок.
– Что предлагаешь?
– У нас рядом с отелем супермаркет. Я не из экономики, хотя почему бы и нет, да и ужин у нас получится намного вкуснее и с фруктами, и с пирожеными-морожеными, а вино или шампанское возьмем самое-самое. У нас огромная лоджия с видом на море и стол классный с креслами, каких в ресторане нет.
– Так, что мы сидим. Пошли в супермаркет, – согласилась Олеся.
Супермаркет снаружи казался обычным магазином, а внутри площади уходили в сторону гор и размером был с Елисеевский гастроном в Москве. А самое главное в нем запахи от продуктов были вкусными, как ранее в столичных гастрономах. Колбаса пахла, как в старые добрые времена, маслины были размером с венгерскую сливу, а выбор сыром такой же, как в Москве, но в отделе им тоже вкусно пахло. Кондитерка и кофе с естественными запахами, также как и пшеничный хлеб. Выбор вин был от разливного домашнего по смешной цене полтора евро за литр, до элитных на любой размер кошелька, но все качественные, без борматухи. Виноград в корзиночках, персики, яблоки, груши и всякая невидаль, а цены на все дешевле, чем в Москве или на уровне. При выходе из магазина Виктор не удержался, отломил горбушку от батона, а из нарезки положил на нее любительской колбаски. От бутерброда на его лице появилось блаженство.
  «Чем же нас кормят в России?», – подумал Виктор и промолчал, чтобы Олеся не уличила его в ворчливости, хотя было от чего и заорать, как павиан в джунглях, но не в Италии.
  Как же прекрасно было сидеть в лоджии номера с вином, сыром колбаской, фруктами! Никакие рестораны не нужны. Ветер стих, на небе появились звезды, обещающие утром хорошую солнечную погоду. Они решили еще дня три побаловать себя песчаным пляжем Сан-Ремо, когда еще выберешься сюда. Можно было бы и до конца отпуска провести время на море, но в их плане был Париж, правда, Виктор не был уверен, что Олеся туда рвалась. Да и через неделю племянница Виктора пригласила их на свадьбу под Ганновером, так что все равно ехать на север, а это через Париж.
   Три дня на море пролетели как один. Они успели получить бронзовый загар и надышались морским воздухом. Проехав по самым красивым местам баварских и австрийских Альп, они спустились с гор в Северной Италии на Лирурийское побережье, и можно было бы остаться здесь до конца отпуска, но им так много надо еще посмотреть в Европе.
– Штурман, какие будут предложения по маршруту до Парижа? – улыбнулся Виктор.
– Все дороги до Парижа ведут в Лион, до которого около пятисот километров. Самая короткая дорога через Ниццу, но по ней на два часа дольше. Через Марсель быстрее или вернуться в Альпы, как мы приехали сюда, и через Турин по автостраде. Выбирай.
– Олеся, по той же дороге не хотелось бы, хоть там и горы. Через Марсель быстрее, по долине реки Рона, потому предлагаю через провинцию Прованс, там и пообедать, а к вечеру подбери отель в районе Макона в Бургундии.
    Олеся подобрала несколько отелей в Бургундии, и они остановились на постоялом дворе семнадцатого века Шато де ля Барж, который стоял в тихом местечке между Маконом и Шало-сюр-Соном на реке Сона.
– Прекрасное местечко, самый центр Бургундии, – сказал Виктор.
– Давай продегустируем бургундские вина, купим несколько бутылочек на дорожку и для дома, да понаслаждаемся осенними пейзажами местных виноградников. Или через Бордо поедем?
– Если ты хочешь дегустировать лучшие вина Франции, то надо ехать в Бургундию, а вин из Бордо в Москве хватает, правда не того качества, что на месте можно попробовать.А с виноградниками Франции надо знакомиться по мере поступления лозы две тысячи лет назад в порт Марсель. Первое вино появилось в Провансе, а оттуда попало в Бургундию.
– Значит, поедем по виноградникам, – улыбнулась Олеся.
– Олеся, я одного не понимаю, как мы обсуждали маршруты до Парижа мимо Марселя. Мимо древнейшей столицы Прованса,мимо знаменитого рыбного супчика Буйабес с бокалом розового вина, мимо замка Ив и похождений графа Монте Кристо.
– Не знаю, как ты упустил рыбный супчик в порту, где рыбу только  что поймали.
– Вот и я про то.
– А мы в отель – постоялый двор в Бургундии. Успеем или отказаться?
– Давай по обстановке в Марселе определимся до шести вечера, когда можем отказаться без потери суммы за бронь. Нам до Марселя две сотни километров, не торопясь часа три с заездом в Ниццу на чашку кофе и мороженое, а от Марселя до отеля часа четыре. Так что у нас полно времени на дегустационные залы Бургундии.
Ницца отличается от других курортов на Лазурном побережье Франции  элегантностью и по праву называется жемчужиной. Альпийские горы защищают  ее от северных ветров и создают мягкий климат, а природный ландшафт и море создали популярнейший курорт. Старая часть города сохранила средневековое наследство с крышами домов под красной черепицей и узкие извилистые улочки с множеством магазинов и ресторанов. Виктор остановился у одного из них, заказали по чашке кофе. Больше ничего не хотелось, час назад хозяин итальянского отеля к их отъезду накрыл шикарный стол с завтраком и предложил «термосок» на дорожку. Но они отказались – им предстоит проехать по самым знаменитым на весь мир курортам Франции.
Лаура иногда по вечерам рассказывала ему о русских эмигрантах после революции в Ницце, которые помнили о прогулках по Английскому бульвару Чехова и Ленина. Теперь у Виктора другие представления о прекрасном курорте, он видел с бульвара самую большую, белую, красивую, и самую дорогую в мире яхту Абрамовича за 900 миллионов евро, которая бросила якорь в Ницце.
– Виктор, а тебе не хотелось бы отдохнуть в этом городке?
– Раньше очень хотелось, но с годами желание как-то притупилось, а теперь хочется подальше отсюда и потише.
– Может ты и прав, что для отдыха здесь не очень.
– Тогда поехали дальше, а по дороге я тебе расскажу краткую историю русской Ниццы, только не смейся, что меня опять повело на сравнения, – улыбнулся Виктор.
– Не буду смеяться. Даже интересно, до этого ты сравнивал продукты, а теперь курорт.
– Ницца здесь ни при чем, а лишь наши соотечественники. И так поехали, – Виктор выехал на трассу со скоростным режимом 50 км в час, и можно было поговорить за рулем.
– Олеся, мы проехали до Ниццы примерно по маршруту поезда от Москвы. Первый «поезд великих князей» к Лазурному берегу из Санкт-Петербурга был пущен в 1864 году и оказался популярен среди российской аристократии. Впоследствии такой состав ходил также из Москвы, но до 1914 года, до начала Первой Мировой войны. А пять лет назад РЖД пустили поезд «Москва-Ницца», маршрут которого проходит по территории восьми стран и составляет чуть больше трех тысяч километров. Можно отправиться на Лазурный берег в купе, похожим на гостиничный номер с рестораном и душем. По четвергам от нашего дома с Белорусского вокзала можно проехать по берегу Лигурийского моря и сойти где нравится, а через неделю обратно.
– Ты приглашаешь меня в путешествие на поезде? – улыбнулась Олеся.
– Как вариант, чтобы не затеваться с аэропортами, а в Ницце можем взять автомобиль на прокат и в Португалию на креветки.
– Если в Португалию, то согласна на поезд, – улыбнулась Олеся.
– Так вот, сто лет назад в Ниццу ездили аристократы и князья, а сейчас?
Виктор сделал паузу и продолжил.
– Однако по порядку. Наряду с князьями в Ниццу наведывалась русские писатели, поэты, а следом и революционеры во главе с вождем мирового пролетариата Лениным. Преследуемый царизмом Ильич в общей сложности прожил около 15 лет в странах Западной Европы на лучших курортах. Он прогуливался по Английскому бульвару Ниццы, мечтая перераспределить российское имущество, а самихсоотечественников запереть в России за «железным занавесом». Сам вождь крутил роман с французской революционеркой Арманд, а русским было запрещено встречаться с иностранками. За семьдесят лет русский народ истосковался по свободе, но она пришла опять с обманом. Свободы выдали сколько хочешь, но снова с распределением российского имущества народ обошли.
– Теперь в сравнении? – улыбнулась Олеся.
– Конечно, только эти сравнения я слышал от адвокатов и нотариусов Франции, Америки и Германии, с которыми общался по работе. Это они никак не могут понять и привыкнуть к тому, что в России сразу после развала СССР вдруг снова появились долларовые миллиардеры, способные скупать в их странах виллы, квартиры и фирмы за сотни миллионов долларов и евро. Все в мире знают, что при советской власти все граждане в СССР были равны и самые богатые имели автомобиль «Волга» и дачу «шесть на шесть» метров.
Нотариусы, банкиры по законодательству западных стран подробно информируют заинтересованные государственные органы о каждой подозрительной сделке русских, а они все подозреваются в отмывании денег, добытых преступным путем. Любое вложение русских денег на Лазурном берегу прессой и полицией объявляется деньгами русской мафии и проводится проверка, с запросом российской Генеральной прокуратуры. В ответ получают, что деньги бизнесменов чистые, потому и называют их русской мафией, когда жулье сращивается с силовиками. Недвижимость в мире приобретают американцы, японцы и арабы, но почему-то только русские покупки не дают покоя правоохранительным органам Европы и Америки. На этом можно сравнение и закончить, но маленький штрих. Мы с тобой хотели посмотреть, как народ живет в Европе. Я прикинул по расходам, нам поездка обойдется в мою годовую зарплату, но мне не жаль денег, хотя отели будем с тобой выбирать подешевле и рестораны по карману. Потому не хочу отдыхать в Ницце, где у побережья раскачивается на волнах яхта Абрамовича  «Эклипс»  164 метра в длину и стоимостью около миллиарда евро, а сделки бывшего кандидата в президенты России Миши Прохорова или Сергея Пугачева в Ницце не менее значимы.
– А мы въезжаем в городок Канны, который мелькает на нашем телевидении не реже Парижа. Во время кинофестиваля здесь можно увидеть вживую многих звезд мирового кино, однако сегодня кроме центра города, по большому счету, смотреть не на что.
– А старинная часть города на побережье примерно одинакова. Что скажет штурман, едем дальше? – спросил Виктор.
– Если мы хотим посмотреть что-то новенькое на побережье, то едем мимо Сен-Тропе, европейскую «рублевку». Горожок стал знаменитым после съемок на пляже в откровенном купальнике Бриджит Бордо. В Тулоне расположена самая крупная военно-морская база Франции в Средиземном море и начинаются фьорды. А вот далее будет под Марселем небольшое поселение Кассис, где начинаются Прованские фьорды. Правда, они не так величественны, как в Норвегии, но за то в них можно купаться, а в бухтах Северного моря вряд ли.
– Тогда едем в Кассис, а оттуда в Марсель.
Попытка доехать на автомобиле хотя бы до одного из фьордов не увенчалась успехом. Фьорды начинались там, где заканчивался асфальт и началась грунтовая дорога, довольно широкая и местами обсыпанная щебнем, но скоро и она перешла в горную тропу. Крутые прибрежные скалы разных оттенков белого цвета из известняковых пород изрезаны глубокими бухтами. Вода и ветер пробились в сушу до четырех километров, потому их называют родственниками норвежских фьордов. Эти места объявили национальным природным парком, состоящим из уникального горного массива в 20 километров между Марселем и небольшим портом Касси.
Российским путешественникам открылся узкий залив среди отвесных скал высотой около трехсот метров, который глубоко врезался в берег, а в конце небольшой укромный пляж с тихой и прозрачной водой, как в аквариуме. С высоты был виден рельеф дна, а воздух был наполнен запахами хвои. Красивый пляж манил к себе своими красотами, и спуститься было не проблемой, а вот подняться обратно не так просто. Они не решились бросить свой автомобиль в диком месте без присмотра. Как минимум можно было попасть на разбитое стекло и кражу вещей из салона, а то и машину могли угнать, пока они любовались бы красотами фьордов. И тот и другой вариант им не подходил, потому они решили сначала пообедать в ресторане Марселя.Во Франции в ресторанах все по часам и опоздавшие к обеду перебиваются на кофе с бутербродами до ужина.
– Олеся, после обеда поставим машину на платную стоянку в порту и на катере пройдем по фьордам. Пешком мы смогли бы посмотреть только один фьорд, напрыгавшись по горам, как горные козлики, а с моря мы увидим гораздо больше и я отдохну от руля перед дальнейшей поездкой.
– Так мы не будем останавливаться на ночь в Марселе?
– Я думаю, нет смысла и отель нас ждет с хорошим бургундским вином.
Кроме Парижа во Франции можно назвать лишь один город с неповторимым лицом. Виктор много читал о Марселе, который представлялся ему с пьяными матросами, буянящими в портовых барах с дурной репутацией и узкими улочками, куда лучше не соваться после наступления темноты. Если бы не навигатор, то при въезде в Марсель можно было запутаться и утонуть в путанице многоуровневых развязок и тоннелях.  На этот раз женский голос навигатора не показался Виктору таким противным и скоро вывел его к старому порту, от чего настроение вмиг улучшилось.
После городского нагромождения перед ними открылась морская даль и вместо гари из выхлопных труб ноздри почуяли соленый ветерок с моря. Рыбный рынок в восточной части порта  Марселя еще работал, и торговки с обветренными лицами, в резиновых сапогах за низкими ящиками с рыбой наперебой расхваливали свой товар. Улов дня еще трепещет в ящиках, многие морепродукты они никогда не видели ни на российских прилавках, ни в фильмах о море. Горожане уносят покупки к обеду в синих мешках, осторожно держа их подальше от себя, потому что рыба еще трепещется.
– И нам тоже пора на обед, – сказал Виктор.
В Старом порту Марселя по набережной Кеннеди на обрыве скалы одиноко стоял ресторан «Перон» с балконом и пальмами в кадушках. Им повезло, метрдотель предложил столик под открытым небом и с видом на море. Солнечная погода позволяла рассмотреть напротив остров с печально знаменитым замком Ив. Виктор заказал единственное блюдо, которое предлагают в каждом ресторане, рыбный суп буйабес и бутылку сухого розового вина Прованса.
– Ты думаешь, нам одного супчика хватит, и бутылки вина немного будет? – улыбнулась Олеся.
– В ресторане неплохо готовят рыбу на гриле. Хочешь попробовать? Сухое розовое в Провансе слабенькое, а мы после обеда совершим морскую прогулку по фьордам.
– Как у тебя все продумано, а что за супчик, которым хочешь меня угостить?
– О, это волшебный супчик! После тарелки такого супа можно выпить бутылку водки и не опьянеть.
– А из чего готовят это волшебство?
– Я могу рассказать, если ты не испугаешься и пообещаешь попробовать супчик.
– Хорошо, обещаю попробовать.
– Суп варят на рыбном бульоне из десяти видов, непременно только выловленных в море рыб и морепродуктов, которых я не пробовал. Красная крылатка, морской петух и угорь солнечник, морской черт. А другие дары моря ты знаешь: окунь, семга, крабы, креветки, кальмар, кефаль с  добавлением лука, чеснока, помидоров, апельсиновой цедры, шафрана и, самое главное, набора прованских трав.
   В это время официант подал вино в ведерке со льдом, нарезанный толстыми ломтями подсушенный прованский хлеб со специальным чесночным соусом и красным перцем и первыми кусками отварной рыба из готовящегося супа.
– Ресторан Перон вместе с рядом ресторанов Марселя подписали Хартию буйабеса, чтобы знаменитый суп не был опорочен в глазах гостей Франции дешевыми копиями других ресторанов, которые готовят супчик, может, и вкусно, но неправильно. Когда-то жены рыбаков варили суп из рыбы, которую не смогли продать за день. Так самое дешевое блюдо рыбаков превратилось в визитную карточку Марселя. Как можно уехать отсюда, не попробовав буйабеса?  – сказал Виктор.
 Они уже привыкли, что в ресторанах Франции многие блюда готовят в кастрюлях и чугунках, и в них же подают на стол с половником. Густой супчик, в котором было много рыбы и разных морских гадиков, скорее походил на жаркое. Порции вполне хватило бы на компанию из четырех человек, и они не стали заказывать рыбу на гриле.
– Теперь ты отвел душу. Такой супчик и сравнить не с чем, – улыбнулась Олеся.
– Ты обо мне слишком хорошего мнения. Супчик, конечно, высший пилотаж, я кушал похожий на него на Камчатке, на берегу Белого моря в Архангельске, на Ямале, но лучше всего готовят рыбаки на Волге. Такое же блюдо из десяти рыб, но там преобладает осетрина, стерлядь, жерех, сазан, судак, а на закуску подают к рыбному блюду чашку черной икры и ведро вареных раков. С  пивом и водкой, конечно. Вместо соуса подают хрен.
– Да, тебя трудно чем-то удивить.
Непродолжительная морская прогулка после обеда с вином была необходима и для отдыха после насыщенного дня. И с погодой им повезло. На небе ни облачка и легкий ветерок с моря.В Марсельском порту они наняли катер. Его владелец, француз лет пятидесяти с беретом на голове и с шарфиком на шее, ловко маневрировал по рядам белоснежных яхт и свернул по привычному для него маршруту, квыходу из бухты, который запирал остров Иф со знаменитым замком.
Хотя граф Монте-Кристо и вымышленный персонаж, и только его сосед по камере, аббат Фариа, личность вполне реальная и историческая, мифическому графу Монте-Кристо в историческом замке Иф предоставлена камера, в которую и водят доверчивых туристов. И даже заботливо прорыт подземный ход в соседнюю камеру аббата. Далее маршрут был с заходом во фьорды, которые  оказались не только необыкновенной красоты, но выбрасывали на поверхность достаточное количество пресной воды для местного населения.
– Олеся, я думаю на морской прогулке завершить знакомство с красотами Средиземного моря, потому что совсем недалеко от нас Барселона, а далее Португалия и Гибралтарский пролив, откуда до Африки рукой подать. Так хочется искупаться в океане.
– Если в Париж съездить после свадьбы племянницы, то успеем искупаться в океане.
– Да, окончательно умотаться от дороги и в Парижском отеле отлеживаться. Нет уж, поехали в Бургундию.
На выезде из Марселя дорожный знак извещал, что до бывшей столицы Прованса – Экс-ан-Прованса было 25 километров. Древние римляне во II веке до нашей эры нашли это местечко, и как можно было им проехать мимо древнего города снискавшего славу прованской Флоренции. Они медленно проехали по аллеям из старых платанов, вокруг старинных фонтанов и остановились на  узкой улочке, которая привела на уютную площадь с церквушкой. Прошлись по бульвару с широченными тротуарами для прогулок с массой сувенирных магазинов, в которых предлагали мешочки лаванды, наборы прованских трав, прованское масло и множество безделушек. Экс-ан-Прованс был потрясающе красив, но им было пора на север.
Дорога с юга от  Экс-ан-Прованса до Лиона на севере проходила вдоль реки Рона. И называли ее Солнечной не из-за виноградников на протяжении 225 километров, а за средневековые соблазны в галло-римском Ниме,  в Оранже с римской триумфальной аркой и сохранившимся античным театром, во  Вьенне с пирамидой и сохранившимся храмом. И всей этой древности стоял на пути Авиньон с римским акведуком Пон-дю-Гар и пропастью всяких сокровищ, потому до Парижа можно было добираться недели. Следует учесть и кулинарно-гастрономические достопримечательности долины Роны, которая находится под влиянием знаменитого своими блюдами Лиона. Традиционные для лионской кухни колбасы и добротные мясные блюда удачно сочетаются с ронскими красными винами. Обилие речной рыбы и красного ви¬на в этих краях создали кулинарный шедевр «матлот» – угорь тушат в красном вине с пряностями. Обилие винных соусов на красном вине, с пряными травами и лесными грибами. Именно в этих местах собирают деликатесные  черные трюфели, которые когда-то собирали тоннами и поставляли российскому императорскому двору.
При всей красоте курортов Прованса на Средиземном море картины холмов с виноградниками и синими полями лаванды не менее живописно простирались от морского побережья до Альп. На холмах разбросаны старинные деревушки сцерквями и фонтанами главных площадей, на которых стояли столики уютных кафе, где готовят не для туристов, а своим деревенским. Пахнет пряными травами, которыми покрыты окрестные холмы, хлебом, что пекут здесь же на площади, оливковым маслом.Раньше в России егоназывали прованским, вместе с терпкими запахами вина вперемешку с запахами лаванды оно составляют букет Прованса.
Сентябрь время для сбора винограда, который одевается в красивые позолоченные или ярко-фиолетовые наряды по сортам. Спелые налитые соком грозди дождались рук виноградарей, которые деликатно режут грозди, чтобы не повредить ни виноград, ни лозу. Во дворе лишь двух домов они увидели одиноких жителей, которые не торопясь  копошились на своем подворье. Остальное население занято сбором винограда и во всем чувствовалась тихая размеренность жизни в глуши.
Деревушки и небольшие города соединены живописными дорогами, плавно бегущими по холмам. По их обочинам высажены огромные деревья с белесыми стволами и яблони, которые давно созрели, но никто их не собирал и они скатывались с косогоров на шоссе под колеса автомобилей, разнося по дороге яблочные ароматы. Их посадили вдоль дороги для хорошего настроения путников весной во время цветения, а осенью можно было утолить жажду и голод. Скорость по деревенским дорогам Франции ограничена 90 км в час, но никто ее не соблюдал и никем не контролировалась. Редкие автомобили попадались на дороге и в основном с французскими номерами, но вот пронесся итальянец, а за ним немец обогнал и обернулся на Виктора скорее из любопытства:что за русский забрался в эту глушь Франции? Он прибавил скорость и сел на хвост следующему   французу, которому позволил себя обогнать, уж он-то знает с какой скорость можно ездить в этих местах.
На шоссе показался знак, предупреждающий, что через два км населенный пункт со скоростью 50 км в час и фотоаппаратом, который снимает нарушителей. Через километр знак продублировал подъезд к деревне, а перед самым въездом знак светился огромной круглой рожицей из лампочек. Виктор шел с накатом и не успел загасить скорость, лампочки на знаке изобразили хмурые брови и указательный палец. Он нажал на тормоз, и рожица расплылась в улыбке, а внизу знак появилась светящаяся надпись «Мерси», после чего он не решался превышать скорость в деревнях, да и остальные водители строго соблюдали скоростной режим.
– Сколько же винограда? Конца и края не видно, – сказала Олеся.
– Во Франции производится около 8 миллиардов бутылок вина, что чуть больше, чем население нашей планеты. На Земле еще не успел родиться человек в любой точке, а французы ему уже приготовили бутылку вина. Конечно, во многих странах никогда не пробовали французского вина и даже не слышали о существовании Франции. В России мы знаем в основном вина из провинции Бордо, а их тысячи наименований, которые невозможно запомнить. Франция ежегодно получает с виноделья 18 миллиардов евро. И при таком изобилии вина никто не спился. Провинции Прованса и Бургундии, Бордо, Шампани и Божоле заняты винодельем, которое у французов в крови. Они вкладывают силы, душу и любовь, ухаживая за виноградниками, радуются  сбору урожая и разливу по бутылкам молодого душистого вина, которое невозможно не продегустировать.
Родители прививают юношам культуру питья с умом. Так с детства «крестьянские» дети знакомятся с вином, и оно становится частью их жизни. Никто не видит в этом ничего неприличного и запретного. Во всяком случае, на протяжении двух тысяч лет не было ни одного государственного деятеля, которому пришло бы в голову устроить вырубку виноградников в борьбе с пьянством, как в СССР.
– Виноградники уходят за горизонт, давай подъедем поближе, я хочу сделать несколько снимков винограда.
– Олеся, обрати внимание на толщину виноградной лозы, она 10–15 сантиметров в диаметре. Я не знаю, сколько лет такой лозе, но в Шато делают элитные вина только из винограда с кустов, которым не менее 40 лет.После пятнадцати лет жизни лоза достигает максимума урожайности, но через десять лет ее урожайность падает и  возрастает качество винограда, а, следовательно, и вина из него. Можно сделать вино из трехлетнего винограда, но молодая лоза тратит свои питательные вещества на развитие корневой системы, на обильную листву, а старая лоза все отдает ягодам. Самая старая в мире виноградная лоза находится в словенском городе Марибор, ей более 400 лет.
Я вновь возвращаюсь к вырубке виноградников в Грузии, Крыму, Молдавии и на юге России, когда были утрачены навсегда элитные сорта винограда, которые создавались столетиями, а в Грузии вновь вырубали виноградники при Саакашвили, но уже как нерентабельные. Теперь никто не сможет убедить меня, что восстановили вина тех марок, что мы пили до вырубки. Вина давят из винограда, но вкус тех марок достигают химией. Кроме сажанцев необходимы десятилетия, чтобы вырастить лозу для настоящей Хванчкары или Цинандали.
– Можно пока забыть про грузинские вина?
– И про молдавские тоже. Только я не понимаю, какого российского производителя вин защищает таможня, установив запрет на ввоз вина и пива в Россию не более трех литров на человека, возвращающегося из-за бугра.
– В багажнике нашего автомобиля вино уже превышает все нормы, а мы еще не затарились в Бургундии и Шампани, – грустно сказала Олеся.
– Можно часть вина выпить в Париже, но там хотелось бы продегустировать настоящие вина Бордо, куда мы с тобой не доехали. У нас продают вина, разлитые в России, потому они с привкусом кубанских вин, да и стоят они в Москве в пять раз дороже. Если здесь бутылка хорошего вина продают за 2–3 евро, то в Москве с таким же названием 700–800 рублей и без гарантии качества. Кто-то на карман молотит, а народ поят бормотухой.
– Сколько едем, а я не видела ни больших бригад на полях и виноградниках, ни одиноких фермеров, которые пахали бы в осеннюю страду. А поля все ухоженные, только дорогами асфальтированными изрезаны.
– Я подметил это, начиная с Белоруссии. Простор на полях не такой, как в России, но есть и простор, а вот ощущение запустения и заброшенности отсутствует. Вроде бы все, как у нас, едешь по дороге, а среди полей, лугов, холмов стоят маленькие деревушки и отдельные домики. Но здесь все ухоженное и жилое, каждый клочок земли обработан или приспособлен под пастбище, огороженное забором. Нет уныния, как в отечественной глубинке. Смотришь, и хочется жить.
– Хочется жить за бугром? Наконец-то. Так что, какую страну переезжаем? – улыбнулась Олеся.
– Да я так, о своем, – улыбнулся Виктор, – ты же знаешь, я люблю сравнивать нашу российскую действительность с реальность Запада. Раньше бы сказали: «Не хай кливещут гады». 
Они катили по берегу реки Рона, пересекая ее несколько раз по каменным мостам, возведенным лет сто назад. На въезде в Лион от Роны отделилась река Сона, которую они также пересекли. Далее автострада уходила влево от центра Лиона и вновь пересекала Сону.
– Олеся, давай проедем прямо по набережной реки Рона, посмотрим старинную часть города, а на севере Лиона уйдем налево.
– Ты так говоришь, как будто бы здесь бывал. Не боишься заблудиться?
– Мне часто рассказывал о Лионе мой коллега Сергей Авдеенко. Его назначили после меня начальником уголовного розыска в центре Москвы, потом я перешел на работу в МВД СССР, а он уехал представителем МВД России в генеральный секретариат Интерпола в Лионе. Потом мы с ним опять в МВД России вместе работали. Жаль, что у него закончилась командировка в Лионе.
Виктор не мог рассказать Олесе, что Сергей по старой дружбе помог найти ему телефон квартиры Лауры в Париже, но он так и не смог дозвониться. Ее голос на автоответчике сообщает, что никого нет дома, и просят перезвонить позже. Куда же позже, если он звонил вечером, а потом, отчаявшись, ночью и рано утром, но по-прежнему услышал ее голос только на автоответчике. Свою настойчивость он объяснял для себя желанием подарить ей свои книги. Давно закончился их «почтовый роман» и не только «почтовый», потому он полагал, что книги о тех, кого она знала, будут ей интересны.
– Заблудиться по набережной невозможно, но штурман должен контролировать, – улыбнулся Виктор, – нам из Лиона надо попасть вдоль реки Сона в Макон.
Мост Гальени не привлек их внимания, так же как и следующие университет вместе с Гийотьер, за которым по набережной Роны до моста Лафайет еще работал известный рынок. Олеся просто тащилась от французских барахолок, где помимо абсолютно ненужных старых вещей можно найти интересные раритетные предметы ичасто за смешную цену. Конечно, любой рынок лучше всего посещать с утра, так как самые интересные предметы продаются сразу, а на блошиных рынках встречаются коллекционеры, продающие стоящие вещи, но и цена их соответствует.
– Хочу завтра сходить в Париже на блошиный рынок. Если утром пораньше уедем из отеля, то через три часа будем в Париже, – сказала Олеся.
– Не будем загадывать, потому что мы еще не пробовали бургундское вино, а тебе я обещал кир, но в любом случае я тебе компанию не составлю на блошином рынке. Уж лучше по набережной Сены прогуляюсь.
Его внимание привлек мост Лафайет. На быках старого моста были изображены скульптуры полуобнаженных красавиц на фоне бурлящих вод Роны, разделяющей новый и старый город. До Макона они проехали вдоль реки Сона и оказались на местности, покрытой  виноградниками и лесами Бургундии. На пути встречались небольшие живописные деревушки, средневековые замки и аббатства с многолетней историей. Они были уже рядом с отелем Шато де ля Баржи, не торопясь знакомились с дегустационными залами Бургундии.
День оказался насыщенным знакомством с новыми красивыми местами, и обстановка в дегустиционных залах с пригублением вин действовала расслабляюще. Солнце касалось горизонта и, вероятно, потому залы были пусты от посетителей. Огромное здание со стенами бордового цвета и надписью «Moillard Depuis 1850», да с объявлением, что со двора можно продегустировать  вина, проехать было невозможно. Они поставили автомобиль на стоянку и прошли в зал с современным дизайном и полом белого мрамора. По стенам на полках с подсветкой стояли бутылки красного, розового и белого вина, другие вина стояли в зале на прилавках, всего не менее двухсот марок. Симпатичная темноволосая француженка по имени Николь за барной стойкой с улыбкой пригласила их к себе. Она была одна в зале и знала некоторые русские слова, достаточные, чтобы предложить им вина. Видимо, дегустаторы из России часто заглядывали к ним. По зеркальному нержавеющему желобу в середине барной стойки красиво стекала вода, в которой можно было ополоснуть бокал, чтобы не осталось запаха предыдущего вина при дегустации, сюда же можно было вылить непонравившееся вино. Виктор выяснил порядок цен на вина, они стоили от пяти до тридцати евро, по маркам вин в два раза дороже, чем вина, что продают в «Ашане» и других магазинах Франции. Николь пояснила, что их вина того стоят, и если они хотят побаловать себя и своих друзей в России прекрасным букетом вина, то надо решаться, иначе зачем они проделали столь долгий путь?
– Виктор, ты же сам говорил, какими французскими винами нас поят в Москве, а из Бургундии они совсем не поступают, потому и в местах их розлива они дорогие.
– А разве я сказал, что мы попробуем вина и уедем? Таких вин в Москве нет, а если будут, то не такого качества и по цене от двух тысяч за бутылку,– улыбнулся Виктор.
Николь предлагала им красные вина из винограда Пино-нуар, а белые вина Шабли из винограда Шардоне. Виктору названия вин мало что говорили, и он полагался исключительно на их вкусовые качества. Хозяйка открыла Шато Кортон Грансе и налила в сверкающие чистотой бокалы. Виктор пригубил, почувствовав прекрасный букет вина, но, не проглотив, выплюнул в ручеек зеркального желоба. Николь удивленно округлила глаза и спросила:
– Вино не понравилось?
– Нет, вино очень вкусное и букет прекрасен, но я за рулем.
– О, это ничего страшного, во Франции полиция разрешает выпивать три бокала вина, а в Бургундии они никого не проверяют на алкоголь, – улыбнулась Николь.
– Я возьму три бутылки Шато и лучше вечером выпью в отеле.
Потом она предложила Бургонь Шардоне 2008 года, открыв новую бутылку, следом Шабли 2012 года, следом дорогие вина Нюи-Сен-Жорж и Кот д Ор. Все вина были выше всех похвал, иони купили дюжину бутылок, которые Николь упаковала в две коробки.
– Я хочу предложить знакомое вам в России белое вино Алиготе, – сказала Николь.
– Нет, такое вино даже в России мало кто пьет, оно совсем сухое и очень кислое, – поморщился Виктор.
– А вы попробуйте бургундское Алиготе. Мы его не всем предлагаем, потому что оно у нас довольно-таки редкое, – уговорила Николь.
   Вино оказалось соломенного цвета и таким приятным на вкус, что Виктор не смог оторваться от бокала, пока не допил до конца и если бы не руль, то прикончил бы бутылку бургундского Алиготе здесь же. Николь заметила это и улыбалась.
– Олеся, как тебе Алиготе? – спросил Виктор.
– Очень понравилось.
– Николь, три бутылочки в отдельную коробку упакуйте. Сколько оно стоит?
– Одиннадцать евро, но я сделаю вам скидку.
– Редкое вино не может дешево стоить.
   Виктор расплатился банковской картой, и Николь протянула ему коробочку со штопором.
– Вам в подарок профессиональный штопор, которым пользуемся мы и официанты в ресторанах.
Местные дороги по селам называют «Винной дорогой»,  а сам Кот д Ор – «Елисейскими полями Бургундии».
На винной дороге скучать не приходится, в каждой деревушке дегустации, рестораны и винные погреба, которые заставят вас забыть о реальности в этом волшебном путешествии. Очень своеобразная местность, отличающаяся от деревушек других стран, по которым они проехали. Здесь таятся приятные неожиданности и новые встречи необычайно интересны. Средневековые здания и вековые традиции внушают уважение, но французам присуще мимолетное веселое настроение, которое передается и вам.
Чтобы не потерять голову от приятных впечатлений и выпитого вина, надо заранее заказать в спокойном местечке номер в отеле, где можно вкусно поужинать и не торопясь отведать хорошего вина. Они с Олесей так и поступили, а теперь кружили по винным погребам и дегустационным залам, известных на весь мир  деревушек и средневековых замков, которых здесь более трехсот. Правда, своей популярностью они больше обязаны знаменитым французским винам – Вожо, Мерсо, Вон-Романе и Шато, которые производят и разливают в этих селениях. Разнообразие местных вин дублируется почти таким же количеством блюд с редкими кулинарными изысканностями: от бургундских улиток, паштетов до фуагры, но они твердо решили отложить ужин до отеля.
  Постоялый двор  Шато де ля Барж невозможно было найти без навигатора. Он стоял в стороне от шоссе, закрытый вековыми деревьями, а двухэтажное здание, полностью заросшее плющом и виноградником, сливалось с местностью. И только вблизи можно было увидеть вырезанные в зеленой массе двери и окна. Стоянка автомобилей была со двора, и они увидели старинные стены маленького замка времен мушкетеров, как будто бы совсем недавно здесь кричал Партос: «Обед, вина и лошадей!». Они прошли мимо ресторана, и в подтверждение своих фантазий он увидел портье в ливреи, расшитой золотом, и официантов местного ресторана, облаченных в темные фартуки ниже колен, белоснежные рубашки с платками на шее и жилеты из средних веков. В зале было умеренное освещение и на каждом столике горели свечи.
– Олеся, у нас провал во времени или здесь снимают кино? – улыбнулся Виктор.
– Не знаю, куда мы попали, но думаю, нам надо переодеться в парадные костюмы. Пошли скорее в номер, я кушать хочу. Здесь, должно быть, вкусно готовят.
   Когда они спустились в ресторан, то свободных столиков было всего три, но в уютных местах. Олеся показала на столик в углу у стены, откуда было видно оба небольших зала ресторана.
– Что будем заказывать: мясо или рыбу?
– Я бы заказал бургундскую говядину, а рыбы мы с тобой в Марселе покушали вдоволь.Здесь рыба в основном речная и с костями. Тебе не понравится. Олеся, как побывать в Бургундии и не отведать виноградных улиток? Здесь их специально выращивают и не считают ни рыбой, ни мясом, потому их кушают в монастырях во время поста.
– Хорошо, по французской кухне я тебе доверяю.
– И ты не пожалеешь. Бургундские улитки здесь готовят с римских времен на сливочном масле с чесноком, луком, зеленью и лимонным соком. Их кушали римские легионеры во время длительных переходов для поддержания выносливости, а французы для потенции, – улыбнулся Виктор.
– А почему их монахи любят? Ты закажи себе, а я попробую.
– И бокал бургундского Шабли, оно схоже с полусухим вином. Здесь не обязательно брать бутылку вина, чтобы официант открыл ее при тебе. Они вино не разбавляют. Тебе предлагаю говядину по-бургундски из шаролезской породы коров, которых выращивают в этих местах. Можно заказать из нее бюфштекс с кровью, но тушеную с луком, специями и в красном вине говядину готовят к праздничному столу. Или возьми Пьяного петуха, который тоже готовят в красном вине. Французы говорят, что белые вина созданы для утоления жажды, красные – для наслаждения, а розовые – для любви. А мне кажется, что для любви подойдет любое вино, если оно подходит к блюду и от того настроение улучшается.
– Что-то тебя на лирику повело, помню, ты готовил на даче пьяного петуха и обжаривал его с французским коньяком, за что тебя друзья чуть не поколотили. Закажи мне говядину, себе возьми петуха, а потом посмотрим.
Олеся иногда заказывала блюда, а когда официант ставил их на стол, то она менялась с Виктором тарелками, потому что у него оказывалось вкуснее.
– Предлагаю заказать пирог с сыром и маленькие булочки-бриошь из заварного теста с сыром, а тебе на аперитив обещанного кира.
Виктор бросил взгляд на официанта, и тот мгновенно предстал у их столика. Они быстро разобрались с заказом булочек, улиток, кира, вина Шабли и бутылки сухого красного, говядины и петуха. С десертом и сырной тарелкой они еще не определились, потому, как торопиться в отеле было некуда. Вскоре на стол подали булочки и сырный пирог, бокал Шабли и кир. Олеся пригубила из тонкого бокала для шампанского, так как и основа была из него с добавкой ликера из черной смородины.
– Очень вкусно, а почему ты раньше кир не предлагал?
– Я же сказал, что попробуешь его в Бургундии. Этот напиток назван по фамилии француза из этих мест, который и придумал кир во время Второй мировой войны. По одной версии немцы вывезли все красные вина в Германию, и он придумал такой напиток с белым сухим вином, а черная смородина в Бургундии растет среди виноградной лозы и лучший ликер получается здесь. По другой версии во время войны лето два года подряд было дождливым, и виноград Шардоне вырос кислым, а с ликером получился такой вот кир.
– А улитки ты вряд ли готовил.
– Нет, конечно, но в духовке запекал уже готовые и замороженные. Их французы заготавливаюти в морозилку, как у нас пельмени лепят всей семьей. Могу и свежие приготовить, но мороки с ними хоть отбавляй, а, самое главное, их надо три дня очищать.
– Как это?
– Не сложно, но три дня. Загружаешь улиток в высокую кастрюлю с крышкой и кормишь их мукой, потом промываешь и повторяешь операцию, а потом сутки ничем не кормишь и промываешь. Только после приступаешь к фаршировке ракушек.
– А сразу нельзя промыть и приготовить?
– Ты как тот акуленок из анекдота: Плывут вдоль берега акула с молодым акуленком, а тот пищит: «Мама, кушать хочу» – «Потерпи, сейчас найдем косяк рыбы и покушаем» – «Мама, а кто там, у берега плещется?» – «Человек» – «А его можно кушать?» – «Можно, только на него охота специфичная. Надо вокруг него проплыть, потом приблизиться и снова дать круг, да так несколько раз». Они с мамой сделали один круг и акуленок запищал: «Все, больше не могу, сейчас нападу и съем человека» – «Ну, и жуй с говном».
– Понятно, так бы сразу и сказал, а то мукой кормишь и промываешь, – засмеялась Олеся.
– Улиток вынимают из ракушек, фаршируют, а сами ракушки кипятят с содой полчаса и в духовке сушат, делая из них маленькие стерильные чашечки. Из улиток делают филе, и целый час варят в вине, а уж потом обратно в ракушку с зеленым маслом и в духовку, либо в заморозку.
– Таких улиток и я хочу попробовать.
Говядина и пьяный петух – «Кок-о-вен», тушенные в красном вине с овощами и чесноком,были выше всех похвал, а улитки они повторили.
– Что будешь на десерт? – спросил Виктор.
– Я обратила внимание на пожилую пару в центре зала. Они выпили бутылку вина под закуски и горячие блюда, а теперь заказали еще бутылку вина и сырную тарелку. Я бы тоже попробовала местные сыры, у нас такого обслуживания не встретишь, да и сыров таких нет, – сказала Олеся.
 Официант подкатил к столику пары, которым было явно под восемьдесят, тележку с сырами на двух полках. Они показывали на головки сыра, от которых официант нарезал ломтики, сколько они говорили, и красиво выкладывал на большую тарелку. Олеся руководила выбором в основном мягкого сыра, а Виктор выбрал белое сухое Бургундское вино той же местности, что и сыры.
– Мне припомнились «Три мушкетера», когда Арамис заказал шпигованного зайца, жирного каплуна, жаркое из баранины с чесноком и четыре бутылки старого бургундского! Черт побери, а у аббата губа не дура, заказал самое вкусное вино. Слабо на десерт заказать «Профитроли»? Слоеное тесто, наполненное ванильным мороженым и покрытое шоколадным соусом.
– Когда я отказывалась от французского десерта? – улыбнулась Олеся.
  После ужина они с удовольствием прогулялись по старинному парку вокруг постоялого двора, а утром их ждала встреча с Парижем…










                Париж, Париж…

               
    Утром Олеся заказала отель в районе Монтпарнаса с подземным гаражом, и они тронулись в путь. Навигатор показывал до столицы Франции 340 км за три часа, но зачем устраивать гонки на автотрассе, если не спешишь на работу или по делам. Предместья Парижа тонули в виноградниках и садах с яблоками и грушами. В каждой деревушке небольшой магазинчик, лавка и кофешка, в которых можно было купить и покушать местную молочную продукцию, домашние колбасы, тушенку из говядины и кроликов в стеклянных банках, паштеты, сыры и свежевыпеченный хлеб. Фрукты и овощи манили своим красивым видом. Виктор не смог удержаться, чтобы не купить корзину с крупными красными яблоками, а другую с золотистым Гольденом. Они вместе с корзинами стоили дешевле польских в воске, которыми торгуют в Москве. А уж какие они были сочные, он тут же оценил, надкусив Гольден, – сок сразу же растекся по его подбородку.
Ничего мудреного в тех фермерских хозяйствах не было. Они продавали свою продукцию в тех местах, где вырастили, без транспортировки, а потому свежайшую и намного дешевле, да и покупатели у них из Парижа и его окрестностей. В Москве и области проживает ровно половина жителей Франции, а таких магазинов с местной продукцией не встретишь. Виктор помнил те времена, когда из подмосковных деревень колхозники возили в столицу молочные продукты, а теперь земля стала дороже, чем в центре Парижа, и продали все земли с личными паями колхозников под застройку коттеджей. Они ознакомились с несколькими фермерскими хозяйствами в сотне километров от Парижа, но нигде не увидели рабочих бригад на фермах. Значит, все, что лежит на прилавках произведено семьей фермера, а это означало пахоту с раннего утра до поздней ночи.
– Олеся, французский на протяжении столетий был языком дипломатии и гастрономии, но теперь можно говорить только на последнем.
– Ты уже проголодался? – улыбнулась Олеся.
– Мы въезжаем в Париж с юга и время обеда уже подошло. Позвони нашим соседям по даче Соколовым, они в Париже бывают чаще, чем на даче и знают, где вкусно пообедать. Пока доберемся до отеля, время обеда пройдет, а у французов все по расписанию.
Олеся набрала номер Нины Соколовой, и она посоветовала им ресторан на въезде в Париж рядом с Лионским шоссе. Она запросила навигатор, и тот привел их на стоянку ресторана, состоящего из нескольких зданий: отдельно рыбный ресторан с устрицами и улитками, отдельно мясной и зал со шведским столом. Олеся выбрала мясной, где почти не было свободных мест. Они второй день во Франции, а его не покидало ощущение, что они постоянно опаздывали на завтрак или обед, а пропущенный обед придется заменить бутербродами. Виктору ничем не грозила лишняя диета, но как-то не хотелось питаться сухомяткой.  Про ужин говорить не приходится, потому что он может затянуться до закрытия ресторана.
Французы редко перехватывают на ходу, отломив горбушку теплого душистого багета, еще не покинув булочную. Виктор с удовольствием наблюдал, как французы основательно присаживаются за столики ресторана. И здесь было чему удивляться. За один присест они могут умять обед на двоих и не растолстеть, как бегемоты. Гусиный паштет с большим количеством масла или знаменитая фуа-гра, картошка, поджаренная на утином жире, шкварки из мелко порубленной свинины, дикого кабана или гусятины в жире и, конечно, жульены в сливочном соусе с грибами и курицей. Здесь не только растолстеешь, но и твоя печень превратится в фуа-гру, а по сосудам потечет сплошной холестерин. И все это разминка перед горячими блюдами, а после сырная тарелка с бокалом вина и в завершении десерт с вином. Они с Олесей не тянули и на половину такого обеда, хотя удовольствие от каждого блюда было несказанным. Самое удивительное, каким образом большинство французов и француженок сохраняли при этом свое изящество?
Путешественники удачно выбрали отель в пятнадцатом округе Парижа рядом со станцией метро Пастер. В округе не было знаменитых достопримечательностей, потому Виктор называл его на московский манер «спальным», где парижане отдыхали от многочисленных туристов. Однако от отеля до Марсово поля с Эйфелевой башней было минут десять пешком, а в противоположную сторону столько же ходьбы до знакомого ему Люксембургского сада и старинного ресторана Прокопа. А за ним можно прогуляться по красивым мостам через Сену и ты рядом с Лувром и замком Тюильри в окружении прекрасного сада. Потому подземный паркинг отеля былвесьма кстати. По Парижу лучше перемещаться пешком, если хочешь посмотреть его достопримечательности. Администраторы отеля совсем не говорили по-русски и не хотели понимать его сносный немецкий, потому Виктор почувствовал себя на время глухонемым и полагался на Олесю, которая смогла найти с ними общий язык – английский.
– Предлагаю привести себя в порядок и ознакомиться с Парижем на автомобиле, чтобы иметь представление, где мы находимся, а потом уже пешком или на втором этаже экскурсионного автобуса без крыши сделать снимки, чтобы не мешали прохожие.
– Согласна, только потом на ужин пойдем в центр города пешком, чтобы ты мог насладиться не только блюдами, но и вином.
– Хорошо, мы недолго прокатимся по центру и в отель на стоянку.
   Несмотря на усталость от дороги, Виктор не мог отказать себе в удовольствии прогуляться с Олесей по вечернему Парижу до ресторана. Администратор отеля посоветовала им ресторан Pietro на бульваре Монпарнаса, но они так и не нашли его, да, честно говоря, и не хотелось искать в Париже итальянскую кухню. На пересечении с бульваром Распай ресторанов с французской кухней было очень много, даже ресторан «Одесса» с названием улицы в честь города на Черном море. Ужин в ресторане Парижа всегда в два раза дороже, чем обед, вероятно, потому на обед в ресторанах парижан в два раза больше, чем на ужин, да и тот чаще бывает с бутылкой вина или чашкой кофе. Они с Олесей провели ужин по полной программе, так как все рестораны работали до 22 часов, в отеле только завтрак.
Париж шумный и густонаселенный, как и все столицы, но по московским меркам он был компактным, как на пятачке. За полчаса можно было пересечь историческую часть города с достопримечательностями вдоль и поперек, но им с Олесей спешить некуда. Они могли гулять по Парижу сколько угодно. Однако предложение Олеси завтра в субботний день посетить блошиный рынок его удручало.
Рано утром он довез Олесю до рынка. Под мостом нашел местечко для стоянки, но вскоре перед ним выросли два конных полицейских, с удивлением посмотрели на русские номера автомобиля, потом на него и показали жестами, что стоять здесь нельзя, а надо проехать вперед, что он и сделал. Ему были знакомы эти места в районе бульвара  Виктора Гюго, и мост через Сену вел в Аржантей. Какой там блошиный рынок? Он набрал телефон Олесе.
– Меня прогнали полицейские, а в другом месте парковка далеко. У тебя рядом метро, доберешься с экскурсии по рынку до отеля. Ты карманы зашила?
– Зачем?
– На блошином рынке собираются не только антиквары, но и специалисты по карманной тяге, народ не ходит на рынок с банковскими картами. Береги деньги и телефон.
– Хорошо, а ты не заблудишься без навигатора?
– Потеряться в Париже невозможно, когда твой отель между Эйфелевой башней и высоткой Монпарнаса на левом берегу Сены. Заеду на Монмартр, потом на пляс Пигаль.
– Ты тоже будь осторожней на Пигаль, местные дамы и днем могут тебя снять.
– Да кому я нужен, – засмеялся Виктор.
– А кто сказал, что ты нужен? Им нужны твои еврики. До встречи в отеле, – хихикнула Олеся.
Виктору не нужен был навигатор. Сосед Виктор Соколов снабдил его картой Парижа на  русском языке. Он проехал чуть вперед и свернул налево, пересек два рукава реки Сены и вскоре вновь пересек реку. За мостом увидел до боли знакомый городок Аржантей в предместье Парижа. За десять лет он сотни раз выводил на конвертах этот адрес, где Лаура получала письма из их «Почтового романа». Пятнадцать лет назад, когда он приезжал в Париж, она жила еще здесь, а потом перебралась в район Монпарнаса. На набережной Безон он оставил автомобиль и прогулялся по тем местам, которые помнил с той первой встречи с Парижем, когда его сопровождала Лаура. От реки повеяло свежим воздухом, которого ему явно не хватало, ком подступал к горлу от воспоминаний, и дышать стало трудно, глаза увлажнились, возможно, от ветра на берегу.
Вскоре он понял, что его «крышу» потихоньку сносит, когда в голове закружились звуки аккордеона и гитары, они выводили мелодию вечного парижского вальса «Под небом Парижа». Слегка картавил Ив Монтан:«Sous les toits de Paris». Когда-то в тридцатые годы эту песенку, давшую название фильму, знали и напевали во всем мире. Фильм уже забыли, а песню «Под небом Парижа» все еще помнят и поют. Потом Виктор припомнил и замурлыкал: «; Paris, о парижской жизни, а там без любви не бывает: 
«; Paris…
…Deux c;urs qui se sourient
   Tout ;a parce qu'ils s'aiment
; Paris».
…Два сердца улыбаются друг другу,
        Потому что они любят друг друга
        В Париже, – пел Ив Монтан на своем французском.
     «Как давно это было, и теперь не улыбаются друг другу два любящих сердца. Ее сердце даже не догадывается, что рядом часто забилось его, а он не знает, встретятся ли они в этот раз, да и надо ли встречаться? Так зачем он проделал столь трудный путь? А ведь были годы, когда его сердце безошибочно подсказывало, что она где-то рядом. Она хотела устроить ему очередной сюрприз своим приездом, а он уже не находил себе место. Он называл те чувства наваждением, но они реально были. Что же сейчас? Прошла любовь, и закончилось наваждение, а все остальное на берегу Сены лишь сентиментальности и приятные воспоминания. В Аржантее Лауры давно уже нет, и он свернул в этот городок, потому что захотелось прикоснуться к приятным воспоминаниям на той местности, где они вместе дышали. Так реально распорядилась с ними судьба, и они ничего не могли ей противопоставить. В те годы «почтовый роман» поддерживал их на плову. Набережная Сены или Люксембургский сад, где все напоминает о ней, и как в старинных фотографиях воспоминания отпечатались в его бедном мозгу, от того в нем и Ив Монтан с вечными парижскими мелодиями»,– размышлял Виктор.
Общаться с ее голосом на автоответчике домашнего телефона ему было приятно в Москве, а в Париже пора бы услышать и ее, но нельзя применять свои познания в сыскной работе в чужой стране, могут не понять. Ему не нужна была карта Парижа, чтобы доехать до отеля из Аржантея. Свернул направо по набережной Безон и вскоре показалась Эйфелевая башня, а там по бульвару Распай еще раз направо и ты около отеля. В отеле он попросил миловидную администраторшу набрать номер телефона Лауры, чтобы точно знать об отсутствии ошибки в его наборе из номера отеля. Та любезно пыталась объяснить ему, что телефон Лауры поставлен на автоответчик и он попросил ее позвать русского переводчика. Она ответила, что в отеле нет сотрудника, кто бы знал русский язык и посоветовала пройти в Новотель Пари-Гар-Монпарнас дальше по бульвару Пастер, где русский переводчик в штате отеля.
   Он пошел пешком и через три минуты оказался около современного Новотеля. На рецепшине его встретили три молодые красавицы. Сколько он прогуливался по Парижу, но красивые ему не встречались. Возможно по улицам ходили туристки, а тут сразу трое. Понятно, что для работы в отеле таких и подбирают. Он с улыбкой спросил у них, разговаривают ли они на русском? Они предложили ему номер в отеле, но он настоял на переводчике. Блондинка пригласила его жестом за столик и предложила кофе, сообщив, что переводчик будет минут через десять. Вскоре к ним подошла симпатичная брюнетка лет тридцати и они показали ей на Виктора.
– Добрый день! Вам нужен русский переводчик? Проблемы в отеле или нужен номер? – поинтересовалась она.
– Извините, как вас зовут?
– Натали.
– Очень приятно, меня Виктор. И особенно приятно услышать русскую речь. Только в Париже я пожалел, что знаю немецкий и ни слова из французского.
– Но с Жанне вы смогли объяснить, что нужен переводчик. Я слушаю вас.
– Натали, я русский писатель и мне нужна Ваша помощь, не совсем обычная. Давайте я сначала вкратце расскажу о себе, а потом мы решим сможете ли вы мне помочь.
– Хорошо, я вас слушаю.
– Натали, для начала я подарю вам свои книги. Если вы так чисто говорите по-русски, значит в Париже у вас должны быть друзья или родственники из России. Я к тому, что мои книги могут и они почитать, – он взял ручку и подписал книги Натали, – а теперь по сути моей просьбы. У меня долгие годы был роман с парижанкой Лаурой Колен, которая живет по соседству с вашим отелем. Последний раз мы с ней виделись около десяти лет назад. За то время я написал много книг, в которых многое о ней. Мне хотелось бы подарить ей книги, но на телефоне уже полгода слышу только автоответчик с ее голосом.
– Я все поняла, но не знаю, чем могу вам помочь? – спросила Натали.
    К ним подошла Жанна и что-то спросила у Натали. Они долго обсуждали, как он понял, проблему Виктора.
– Жанна тоже хочет вам помочь, за то, чтобы я ей читала ваши книги о любви к Лауре на французском.
– Ох уж эти француженки! Они готовы помочь любому человеку, если в том замешана любовь, – улыбнулся Виктор.
   Натали перевела его слова Жанне и та с улыбкой одобряюще закивала головой.
– Натали, как я уже сказал, полгода звоню по телефону Лауры в различное время суток и пришел к выводу, что она там не живет. Но на длительный срок вряд ли бы она оставила квартиру без присмотра. Скорее всего кто–то из ее соседей присматривает и знает, как с ней связаться. Мне прийти к соседям без знания французского бесполезно. А чтобы вы не сомневались в моих искренне чистых намерениях по отношению к вашей соотечественнице Лауре, вот моя визитка с телефонами, а на обороте номер телефона в отеле рядом с метро Пастер. Натали, выберите пожалуйста время и поговорите с соседями в том доме, а если они в контакте с Лаурой, то передайте мою визитку. Мне неудобно предлагать красавицам за услуги деньги, но мы можем с Лаурой пригласить вас в ресторан.
   Натали вновь перевела его рассказ Жанне и та утвердительно кивнула головой.  Виктор понял, что многое решении его вопроса зависит от Жанны.
– Хорошо, мы согласны,– улыбнулась Натали, – но мы сможем только завтра, когда сменимся в отеле. Я вам позвоню о результатах.
– Вот и хорошо. Завтра воскресенье и соседи Лауры должны быть дома, во всяком случае с утра. Спасибо Натали и Жанна, – улыбнулся Виктор и направился в отель встречать Олесю.
Он знал, что вечером не может произойти чуда и Натали в лучшем случае может позвонить только днем после работы. Он не надеялся на свой мобильный телефон, да и захочет ли Натали звонить на его московкий номер, потому утром затянул поход на завтрак в гостинице.
– Я хочу после завтрака прокатиться по Парижу на втором этаже автобуса и сделать несколько снимков. Ты со мной? – спросила Олеся.
– Я жду звонка от коллег из российского Интерпола. Мы с ними хотим встретиться с сотрудниками полиции 15-го округа Парижа, которые находятся рядом с отелем. Им понравилось совпадение, что я начинал работать опером в 15-м отделении милиции Москвы, – не моргнув глазом сочинил Виктор.
Из всего сказанного истиной была его работа опером в 15-ом отделении столицы, и они находились сейчас в 15-м округе Парижа. Все остальное нужно было бы долго объяснять, да и Олесе не интересно. Не мог же он объяснить ей, что ждет звонок от Натали из Новотеля, которую отправил на разведку обнаружить Лауру или ее контакты. А ведь именно на территории 15-го отделения четыре десятилетия назад он познакомился с Лаурой. В фотолаборатории эксперта, которой заведовал по совместительству, сделал ей первые фотопортреты и в шутку откатал отпечатки пальцев рук, чтобы она не потерялась. В тот день они были слегка навеселе после ресторана «Советский», и Лаура уговорила его прокатиться на мотоцикле по зимней дороге. Мотоцикл «Ява» в меховой шкуре на сидении стоял в гараже отделения милиции и завелась с полуоборота. Он специально свернул в первый же сугроб с пушистым снегом, а после их первого поцелуя она призналась, как хорошо в сугробе, когда они  оторвались от их шумной компании и остались наедине. Его голова пошла кругом, но уже не от шампанского. Так все начиналось.
– Позвони мне, если освободишься к обеду или поужинаем вместе? – спросила Олеся.
– Хорошо, я позвоню, как освобожусь.
Она выпорхнула из номера и Виктор понял, что ей тоже хочется немного независимости в Париже, делать то, что ей хочется. Он уселся в кресло и включил новости, они на всех языках одинаковы, а сам поглядывал на телефон, который молчал. Надо быть немного авантюристом, как Лукин, чтобы  уговорить неизвестных девчонок Натали и Жанну помочь найти Лауру и ждать от них звонка на следующий день. Причем рассчитал, сколько им идти до соседнего с отелем дома, сколько времени надо, чтобы найти знакомых Лауры, если есть таковые и они дома. Он прокручивал мысленно каждый их шаг, как бы направляя по нужному пути, и вскоре зазвонил телефон. В Париже никто, кроме Натали, его номер не знал, и он не ошибся. Натали сообщила, что его расчет оказался был верным, но соседка Лауры телефон ее не сообщила, а пообещала сама позвонить и передать ей телефон из его визитки. Натали пожелала ему успехов.
И еще большей авантюрой было его ожидание звонка Лауры, с которой окончательно выяснили свои отношения двенадцать лет назад и приняли решение, что у них ничего уже не получится. Да и теперь он ожидал ее звонка не для того, чтобы изменить наконец-то их судьбу, когда он стал свободным от всех секретных обязательств, которые уже двадцать пять лет были формальностью, хоть и висели над ним. Нестерпимо захотелось ее увидеть и потому совершил путешествие по всей Европе. Да и подарок ее будет приятен. Она поди уж стала забывать русский язык, а тут три с половиной тысячи страниц его книг. Он рассчитал, что соседка наберет номер телефона Лауры и она позвонит сразу или никогда. Получилось, как говорят в футболе, в одно касание. Лаура позвонила через полчаса после звонка Натали.
– Люка, ты?
– Да, Лаура, здравствуй!
– О-ля-ля! Я все думаю, кто же на старости лет сделает меня заикой.
– Ладно тебе, старушка нашлась, я предлагаю от твоей икоты промочить горло шампанским.
– Что можешь еще предложить через столько лет? Неужели руку и сердце? – засмеялась Лаура, – теперь ты потерял дар речи? Судя по номеру телефона, ты находишься в моем районе.
– Да, в отеле на бульваре Пастер.
– Я предлагаю встретиться через два часа у входа в Люксембургский сад со стороны бульвара Сен-Мишель. Помнишь, не заблудишься?
– До сада могу дойти с завязанными глазами.
– Не прошло и тридцати лет, как он может самостоятельно передвигаться по Парижу. Только иди пешком, я буду на машине, а две нам ни к чему.
– Хорошо. До встречи.
Все тот же парк, те же многочисленные клумбы с цветами и, кажется, тот же седой негр при входе в парк жарит на аккордеоне зажигательную мелодию Чардаша. Он узнал Лауру издалека. Можно подумать, что могло быть по-другому. Она вышла из своего черного Ситроена, и он помахал ей рукой. Она кивнула ему и пошла навстречу, все такая же шикарная женщина неопределенного возраста. Он-то знал, что недавно она разменяла свои шестьдесят, но ей не дашь и сорока. Француженкам доступны такие секреты молодости, а красивым тем более. Она поцеловала его дважды в щеку, как это делают зарубежом, а он третий раз ее в губы.
– Ну, здравствуй, по-русски три раза целуются, – слегка улыбнулся он.
– Я помню, ты при знакомстве предложил выпить на брудершафт и смошенничал, поцеловав меня в губы. У тебя губы в помаде. Дай я вытру.
Она достала платочек и коротким движением убрала с его губ мазок помады. Он заглянул в ее глаза, они были грустными. Неужели у них ничего не прошло? Хоть и говорят, что время лечит, но, видимо, не их.
Негр заиграл мелодию: «Ах, эта свадьба».
– По проселочной дороге шел я молча, и была она пуста и длинна… – тихо пропел он.
– А где-то свадьба пела и плясала…Ты заказал? – Лаура улыбнулась, узнав мелодию.
– Если б я заказывал, то «У деревни Крюково». Видимо музыкант играет мелодии всех народов и угадал, что гость из России пришел в их сад.
– Я думала, что больше никогда не увижу тебя. Как ты меня нашел? Куда пойдем?
– Сказать честно, поиски были не простыми. Погода сегодня, как на заказ. Я бы посидел в кафе на воздухе. Ты хочешь кушать?
– Нет. Только чашку кофе.
– Тогда я бы посидел с тобой у пруда или постоял у фонтана, где народа поменьше.
– Пойдем, я знаю такое место, – сказала Лаура и повела его по дорожкам сада к большой клумбе с лавочкой. Вокруг никого.
– Прекрасная полутень. Ты совсем не изменилась. Я рад тебя видеть, – сказал он.
– И я просто счастлива, что увидела тебя. Ты свалился, как снег на голову и я не успела подготовиться, немного устала и неважно выгляжу, – улыбнулась она, – сколько же мы не виделись?
– Целую вечность, а точнее двенадцать лет.
– Мне позвонила соседка, а дома я услышала твой голос на автоответчике. Все мои лучшие воспоминания связаны с нашими встречами.
– Неужели за все годы у тебя не было ничего более волнующего?
– Так мелочи, но как с тобой не было, а ты вспоминаешь обо мне?
– Пожалуй, только воспоминания и остались.
– Так, как ты меня разыскал?
–Ты все поменяла вместе с адресом, но, наверное, забыла мою профессию.   
– В России да, но ты не знаешь французского. А что за симпатичные девушки приходили от тебя к соседке? – улыбнулась она.
– В конце поиска я попросил переводчицу Натали из Новоотеля, рядом с твоим домом, выяснить твой мобильный телефон, а если тебя интересуют поиски, то мой коллега работал в Лионе представителем России в Интерполе. Он нашел твой адрес в небольшом городке Германии Либенштайне. Помню, что ты хотела переехать из Франции в Америку или Германию. Я несколько месяцев звонил по домашнему телефону, но никто не отвечал. Наконец, женский голос ответил на немецком. Я спросил Лауру Колен и ответ последовал на русском, что она слушает, но голос был не твой. Я уточнил, откуда она. Девушка оказалась из Тюмени и на двадцать лет моложе тебя, но Лаура Колен. Смешно получилось, как в кино, и она спросила про девушку, которую я ищу по всей Европе. Потом пообещала мне помочь в поисках и попросила телефон, чтобы сообщить, но я понял, что ей приятно было поболтать со своим соотечественником, а нашли тебя мои знакомые из Бельгии.
– Я забыла, что у тебя везде свои люди и в Европе тоже, – улыбнулась Лаура.
– Лаура, я хочу подарить тебе одно большое письмо.
  Она удивленно взглянула на него и часто заморгала большими ресничками.
– Я написал роман в шести томах, который охватывает тридцать лет жизни. На его страницах ты вспомнишь наших друзей и о себе многое причитаешь, – Виктор достал из пакета книги.
– И ты мне их подпишешь?
– С вашего позволения, мадам Лариса, от автора. Ведь я могу позволить себе такие вольности?
– Тогда уж лучше Лауренции, как ты меня иногда называл, и от Люки, – засмеялась она, – а если серьезно, то, как тебя занесло в писатели?
– Да все с твоей подачи. Сначала наш почтовый роман, потом водила меня в кафе «Прокоп», в котором творили многие писатели с мировым именем. Ты еще тогда предлагала мне написать роман и уверяла, что у меня получится.
– Помнишь моего первого мужа Мишеля?
– Еще бы не помнить. Когда мы с тобой познакомились, ты была замужем, и я у него увел тебя.
– Сказанул «увел», да я сама ушла, когда встретила тебя, но я не про то. Мишель стал писателем и сценаристом, у него около двадцати произведений, но обо мне ни слова, хотя теперь мне понятно, что вас с ним толкнуло на это поприще. Что еще оставалось моемубывшему мужу, как не взяться за перо?
– Вряд ли, он не знал ту взбалмошную и озорную девчонку Ларису, которой ты была в молодости, и у него не было любви «под колпаком КГБ». Именно так я назвал одну из книг.
– Ты опять хочешь разрушить мою семью. Я же теперь заброшу хозяйство и буду читать твои книги или по ночам при свете настольной лампы, и муж уйдет от меня,– улыбнулась Лаура.
– А чем нам еще заниматься по ночам? Я пишу книги, а ты будешь их читать.
– Не прибедняйся. Женщины бывают в возрасте, а мужчины всегда в тонусе, да и ты орел, хоть куда, по всей Европе проехал за рулем. Как там, в песне: орел степной, казак лихой.
– Тебе всегда нравилась эта песня, – улыбнулся Виктор и тихо пропел, – зачем, зачем ты снова повстречался, зачем нарушил мой покой.
– Вот именно, а песня мне нравится, потому что в ней каждое слово прописано с нашей с тобой судьбы, но мне больше нравится «У деревни Крюково» – «…так судьбой назначено, чтобы в эти дни у деревни Крюково встретились они…». Иногда наплывают воспоминания, и в одиночестве я слушаю русские песни, от которых у меня слеза наворачивается. Что мы неправильно в жизни сделали?
– Нет, Лаура, я часто прокручивал в памяти все наши отношения и не находил пути, который мог бы сделать нас счастливее. Такой уж кусок счастья в жизни нам достался и ничего не поменяешь. Не будем о грустном. Лучше расскажи, как жизнь, чем занимаешься?
    Ему не терпелось спросить, как ее сын поживает, но не находил нужных слов. Спросить, как поживает их сын, у него не было морального права, да и она много лет назад поставила на том точку, сказав, что он сын Франции. А спросив о сыне боялся обидеть Лауру, что согласился с ее мнением о Франции.
– Ты прав, лучше о земном поговорить, – улыбнулась Лаура, – свой ресторан я передала сыну Виктору, а мы с мужем стали фермерами. Свой маленький виноградник, сад с яблонями и грушами, овощи в огороде да три коровы с  телятами. Продуктами снабжаем свой ресторан, а часть продаем в лавке рядом с домом.Забот хватает, живем, как многие во Франции.
– Я слышал от Вики или Надежды, что ты оставила ресторанный бизнес, потому не стал искать тебя в ресторане. Как маленький Виктор справляется с рестораном? Не боишься, что прогорит твой бизнес? – улыбнулся Лукин.
– Помнишь, я предлагала тебе переехать ко мне в Париж и заняться рестораном. Мы даже ресторан хотели назвать «У Палыча», но ты ни в какую. Так вот у сына получается гораздо лучше, чем у нас, и нам помогает в реализации фермерской продукции. Интересно, от кого у него такая жилка, хозяйственника? – улыбнулась Лаура.
– Вот уж не знаю, я все жизнь в погонах проходил, хотя мой дед Алексей и прадеды имели свое крепкое хозяйство и торговые лавки в Москве и Смоленске, – с улыбкой сказал Лукин.
Ему было чертовски приятно, что Лаура вместе с сыном занималась тем же промыслом, что и его предки.
– Да, в России многие фермеры тоже хотели бы так жить и трудиться на своей земле, – посерьезнел Виктор.
– А что им мешает? Земли сколько хочешь, но в России смотрю, народ не очень тянется к хозяйству?– спросила Лаура.
– Хозяина сто лет изгоняли с земли и, наконец,землю отдали тем, кто на ней никогда не работал и не хочет работать. Помнишь, мы были в гостях у твоей подружки Вики в Иваньково Каширского района под Москвой?
– Еще бы. Мнета ночь с тобой на сеновале до сих пор снится…
– Да-а, небо в алмазах, шампанское в стогу и запах сена вперемешку с  французскими духами, такое разве забудешь…Я часто проезжаю мимо тех мест по пути на лесное озеро, где мы с тобой колесили, вспомнишь и сердце щемит.
– Твоя правда, как можно забыть тихое лесное озеро с соловьиными трелями или наш вальс в Крыму на берегу моря с живой музыкой под шум волны. Многое у нас с тобой было такое, что невозможно не повторить и не вернуть. Я часто прокручиваю в памяти те картины и понимаю, что именно тогда мы могли совершить тот шаг, о котором мечтали и быть вместе либо в Москве у тебя,либо в Париже у меня. Теперь мы можем только сожалеть, что этого не случилось. Я все помню и ты был прав, что наше счастье растоптали бы сапогами конвоиров. Ты всегда был трезвее меня в поступках, потому и достались нам одни воспоминания. Наверное, ездишь отдыхать с кем-нибудь на берег лесного озера? – улыбнулась Лаура.
– Поздновато в тебе ревность проснулась, да и нет больше дома отдыха шахтеров, и шахты все закрылись, а их дома на берегу озера местные жители разобрали по дощечкам.
– Весело вы там живете.
– Да ничего, не жалуемся. Я на краю деревни дом поставил с видом на реку Проня и на то место, где шахтерский дом-отдыха стоял.
– Мне так хочется там снова побывать. Честно говоря, по России скучаю, но поехать теперь не к кому. Подружки не в счет, у всех семьи, а тебя уже не украдешь хотя бы на несколько дней,  – сказала Лаура, – Надежда писала, правда давно, что ты чуть ли не дворец построил в Подмосковье. Я за тебя рада, а удалась ли твоя карьера после нашего романа?
– Все относительно, потому что я уже десять лет в отставке, которая уравнивает и генералов и рядовых. Так я продолжу свою мысль о хозяине на русской земле, который уже не тянется к хозяйству. И недаром я вспомнил село Иваньково, которое ты видела своими глазами. У нас в России уж так повелось, и вспоминают, что было сто лет назад в 1913 году, а в Каширском уезде было столько всего, что Москву могли прокормить. Помнишь, я тебе рассказывал, когда мы были в Иваньково? И не было тогда в деревнях ни дорог, ни света, ни газа и по воду ходили с ведрами и коромыслами на родник, а хозяйства были богатыми.
– Но народ же остался на земле, так почему все рухнуло и поднять не могут?
– Получается как в пословице: Федот, да не тот. Настучали по рукам настоящим крестьянам и хозяевам, обвинив в кулачестве всех у кого было что-нибудь в хозяйстве, да отправили их на каторгу в Сибирь, а то и дальше. Потом начались на их земле эксперименты с колхозами и кукурузой, скотину под нож для выполнения плана по сдаче мяса и многое другое, что раньше называлось в уголовном кодексе вредительством.
– Но сейчас в России можно заниматься сельским хозяйством?
– Только себе в убыток. Во всяком случае, не разбогатеешь на сельском хозяйстве, а кто захочет горбатиться бесплатно?
– Не понимаю. У меня небольшой клочок земли, по сравнению с русскими просторами. Я же помню поля Черноземья, где растет все, что посадишь.
– Теперь другие законы и порядки, но нужны реформы по сельскому хозяйству. Не буду забивать твою головушку нашими проблемами, но пока земля находится в тех руках, кто не заинтересован развивать сельское хозяйство, чтобы Россия кормила Европу и другие страны, как было сто лет назад. Теперь все наоборот и кормят нас далеко не лучшими продуктами.
– А ты все такой же непримиримый бунтарь.
– Никогда я не был бунтарем. Просто двенадцать лет руководил таможнями России и сам видел, какие продукты везут из-за бугра. Отправили меня в Германию набираться опыта по отмыванию жуликами денег, а я встретился там с производителями сыра, который поставляли в Россию, и спросил их, почему сыры одинаковых сортовв Германии и России разные по вкусу? Они честно мне ответили, что все зависит от российского заказчика. Стоит, например, головка сыра двадцать евро, а заказчик предлагает сделать такую же головку сыра, но за пять евро, потому и вкус у такого сыра намного хуже. Он же на пальмовом масле, а не на молоке. И так с другими продуктами, что поставляют в Россию. А российский заказчик жадным оказался и поставки сыра ввозил в Россию контрабандой, с поддельными сертификатами и ветеринарным контролем. Всех купил. Собрал я материалы и возбудил уголовное дело, но не учел, что он купил не только мое руководство, но и руководство Генеральной прокуратуры. Дело они прекратили, а в отношении меня заместитель Генерального прокурора России возбудил заказное уголовное дело по пяти статьям уголовного кодекса. Хорошо, что они оказались двоечниками и я доказал свою невиновность, но сколько здоровья потерял. Не бунтарь я, а как говорил классик «За державу обидно».
– Я не просто так спросила, удалась ли твоя карьера? Не жалеешь, что мы расстались? Во Франции такого не бывает.
– Лаура, в боксе это называется ударом ниже пояса. Мы не расстались, а уж если рассматривать как на ринге, то нас развели. Тебя в синий угол, а меня в красный, то есть в СССР, предупредив, что еще один шаг к тебе навстречу и я окажусь в желтом домике, так у нас психушки называют. Да и она для меня «за счастье», откуда выпустили когда-нибудь, но «овощем», что все «по деревне» и женщины не интересуют.
– Милый мой, Люка. Я представляю, каково тебе было.
– Но теперь стало совсем спокойно, как после лечения в психушке. Не «овощ», конечно, но запросто могу приехать в Париж и для меня это фантастика, а уж о встрече с тобой можно было только мечтать, а ты вот передо мной. Скажу честно, от Парижа я в восторге, но еще раз убедился, что не смог бы жить здесь даже с тобой. Об этом я догадывался еще тогда, когда только узнал, что ты француженка. Я перебирал все варианты, чтобы нам быть вместе, но получалось только во Франции. И границу я смог бы перейти нелегально, как нож сквозь масло. Еще до нашей встречи меня этому обучали на курсах, да и программу выживаемости я проходил в горах и в тайге. А уж по Европе бы просто прогулялся. А теперь представь себе такой вариант, ведь в жизни всякое бывает. Я нелегал во Франции и мы вместе, но вдруг по какой-то причине мы расстались бы и что тогда? Дорога домой отрезана, для родины я стал бы врагом, а для Франции неизвестно кем, остается пуля на берегу Сены. Я к тому, что мы сделали все, чтобы быть вместе, но не судьба.
– Мы просто родились намного раньше «железного занавеса». Ты всегда был трезвее меня в наших отношениях. И сейчас ты верно говоришь. Остается только сожалеть, что мы не вместе через полвека.
– Да, почти полвека, а как будто было вчера. Мы бы, наверное, долго смеялись, если могли представить, что будем обсуждать при встрече проблемы сельского хозяйства в России, – засмеялся Виктор.
– На самом деле смешно, – улыбнулась Лаура, – ты рассказал мне об одном крепком хозяйстве в Подмосковье, а сколько таких было в России? Недаром историки и экономисты сравнивают Россию 1913 года с последующими годами. Тогда в России было изобилие, и она не нуждалась ни в какой революции. Но в феврале 1917 года под руководством масонов произошла мирная буржуазная революция. Скоро будет полвека, как я переехала в Париж, и у меня сразу появились знакомые из эмигрантских кругов, еще той волны, после октябрьской революции. Они были уже в почтенном возрасте, но некоторые из них стали свидетелями революций или общались с их участниками.
Тогда всего-то полвека прошло со времени их отъезда из России, примерно, как у меня, только я не считаю себя в почтенном возрасте, – улыбнулась Лаура, – они рассказывали, что те революции совершались кучкой непонятных людей, а потом подтягивался русский народ, любивший выпить на дармовщинку и побузить. Нам в советской школе совсем другое рассказывали, начиная с дедушки Ленина, такого картавого дедка-добрячка с бородкой клинышком, который любил детей, а ему тогда и полтинника не было. Возможно, он был добряком, рассказывали бежавшие от этого дедушки из России соотечественники. Но в те годы, когда проживал во Франции и Швейцарии, задумывал в России буржуазную революцию наподобие французской. Частично так и сделали, когда театрально брали штурмом Зимний дворец, как с взятием Бастилии, но на этом схожесть с Французской революцией закончилось. И остались тайны, от которых, если мягко выразиться, дурно пахнет.
– Интересное кино. И ты все годы знала и мне ничего не рассказывала? – улыбнулся Виктор.
– Ты правильно заметил, что нам было не до того, – засмеялась Лаура, – а потом  ты постоянно указывал пальцем по стенам и потолку, что там могут быть микрофоны. Если б они записали такой разговор, то наша женитьба в России точно бы состоялась, но в Шушенском, как у Ленина с Крупской.
– Я рад, что мой вопрос рассмешил тебя. До ужаса люблю исторические тайны.
– Я бы сказала, что тайны сопряжены с детективными историями, основанными на исторических фактах с подтверждением сведений агентами французской разведки. Полюбилась тогда молодому вождю мирового пролетариата Франция и Швейцария. Впервые он выехал в двадцать четыре года в Швейцарию, Германию и во Францию. События 1905 года в Москве застали его за границей. На короткое время он вернулся в Россию и вскоре снова эмигрировал на целых двенадцать лет. О том периоде его жизни многое написано и всем известно. Ленин переезжает из Берна в Цюрих, где узнает из швейцарских газет о Февральской революции в Петрограде. Всего за месяц доэтого он писал о слабости революционных сил в России, и что его поколение не доживет, предоставив сделать революцию молодежи. После известий в газете Ленин понял, что может остаться в Европе на задворках истории и с того времени начинаются темные страницы его деятельности. В России только через сто лет разгорелись страсти по немецкому следу в российской революции.
– И не только о помощи немцев Ленину. Запад всегда с завистью посматривал на наши богатые природные ресурсы и многие хотели бы погреть на них руки. Страсти не утихают и по развалу СССР, который не обошелся без ЦРУ.
– По информации французской разведки немецкие миллионы начали течь по революционным каналам большевикам во главе с Лениным с весны 1915 года на совершение русской революции и выход России из войны с Германией. Об этом неоднократно поднимался вопрос у российских властей, но достаточных доказательств по обвинению большевиков у них не было. Ленин прозевал Февральскую революцию в России и приход Временного правительства, объявившего войну до победного конца. В целях превращения буржуазной революции в социалистическую и заключении мира с немцами революционеры в эмиграции договорились с немецкими кругами о финансировании. Германия была заинтересована в дестабилизации политического положения в России, и Ленин с заговорщиками пришел к ним вовремя.   
9 апреля 1917 года во главе с Лениным из Цюриха выехали тридцать российских эмигрантов, среди которых не было ни одного русского. Они проследовали до границы, где их ожидал запломбированный вагон и сопровождающие  офицеры Генерального штаба Германии с 50 миллионами марок золотом. Вагон прошел безостановочно через Германию, находившуюся в состоянии войны с Россией, до станции Засниц. Операцию назвали «поезд в русскую революцию». На пароходе «Королева Виктория» их переправили в Швецию, а оттуда в Финляндию. Через два дня Ленин ночью прибыл на Финляндский вокзал Петрограда и толкнул короткую пламенную речь, призывая к всемирной революции.
И опять вранье в истории, не было на вокзале никакого броневика, и кто мог слушать ночью неизвестного в России политэмигранта, который половину своей жизни прожил за границей? Апрельские тезисы об окончании войны, об отставке Временного правительства и передаче всей власти Советам были изложены им соратникам по партии. Плеханов назвал их бредом.
– Через полгода Плеханов расценил Октябрьский переворот как ошибку, а еще через полгода не сталоего самого.
– После расстрела демонстрации в Петрограде 5 июля 1917 года город был объявлен на военном положении. Большевиков обвиняли в подготовке вооруженного захвата власти и в шпионаже в пользу Германии, в результате чего они были загнаны в подполье. Керенский отдал приказ об аресте Ленина, которого впервые обвинили в связях с германским генштабом.  Он ушел в подполье и вечером 9 июля отправился на станцию Разлив, где скрывался в шалаше на берегу озера.  8 августа в Петрограде открылся тайный Шестой съезд большевистской партии, на котором некоторые участники открыто говорили, что Ленин должен предстать перед судом и превратить его в суд над правительством. Их предложения поддержали некоторые большевики, но Ленин в тот же день сбежал в Финляндию по паспорту рабочего Константина Иванова и его следы потерялись до Октябрьского переворота 1917 года.
Историки до сих пор не могут ответить на вопрос, где был Ленин с августа по октябрь и чем занимался. Фактов финансовой связи большевиков с германским правительством было достаточно, чтобы многих из них вместе с Лениным осудить как государственных преступников. Следователи собрали 21 том материалов, но после Октябрьского переворота все было уничтожено.Так был положен конец всем расследованиям, а позже Сталин утопил в крови всех соратников Ленина, кто мог слышать о его шпионаже в пользу Германии.
– Да, история писалась кровью. Недавно, наш президент Путин, выступая в Госдуме, официально признал, что Россия проиграла Первую мировую войну из-за предательства большевиков, разложивших российскую армию, получая на это деньги из Германии. После такого выступления историки должны написать о том, как совершился Октябрьский переворот, а лучше бы фильм правдивый сняли. Я всегда думал, что Ленин жил в шалаше с Зиновьевым, но холодно было и неуютно поздней осенью. Мы с тобой жили осенью на берегу озера, но нам и мороз был не страшен, а двум мужикам непонятно. Помню, в СССР был анекдот про шалаш в Разливе: На выставке висит картина «Ленин в Париже». На картине шалаш, из него торчат две пары голых ног – мужские и женские.– Это шалаш в Разливе, – объясняет гид, – ноги принадлежат Дзержинскому и Крупской... – Погодите, а где же Ленин?– А Ленин в Париже.
Лаура разразилась смехом, которого он не слышал с тех времен.
– Кто же придумал такой анекдот? Он с глубоким смыслом и привязкой к тем событиям, – спросила Лаура.
– Политические анекдоты, я думаю, сочиняли в КГБ, а потом ловили юмористов, которые их рассказывали.
– Тогда все ясно. По информации французской разведки Ленин из Финляндии в августе 1917 года перебрался в Германию. Ильич любил конспирации и часто пользовался псевдонимами. В Мюнхене он был известен как «герр Майер», в Лондоне как«мистер Рихтер», но его приезд в Берлин и встречу с германским канцлером зафиксировали агенты французской разведки. Потом он переехал в Женеву на встречу банкиров Германии, Австро-Венгрии, Великобритании и Франции. Россию на встречу не пригласили, а с Лениным обсуждали вопросы о захвате власти большевиками в России, заключении сепаратного мира с Германией и финансировании. Западные финансисты делили «послевоенный пирог» за счет России.
– Потому и не пригласили.
– И еще один тайный эпизод Октябрьского переворота. Мы знаем о латышских стрелках, которые поддержали большевиков, а о финнах никогда не слышали. Временное правительство в Зимнем дворце защищал женский батальон и юнцы-юнкера, которые смогли отбить три атаки пьяных матросов и солдат. Ленин боялся ответственности за потраченные в пустую деньги Германии, и он пошел ва-банк, вызвав батальоны финско-прусских егерей с другой стороны. Боевая группа из двухсот офицеров-егерей прибыла на Финляндский вокзал спецпоездом. Они не отвечали на вопросы петроградцев и не понимали, что им говорят. Егеря вошли в Зимний дворец через застекленный переход. По темным залам Зимнего до комнаты, где находились министры Временного правительства, их провели служители дворца и свои разведчики, которые находились во дворце накануне штурма еще с утра. Без выстрелов они разоружили защитников Зимнего и впустили группу революционеров во главе с Антоновым-Овсеенко, который театрально арестовал министров.
– Да, небольшой эпизод, а потянет повыше, чем получение большевиками от немцев миллионов марок на революцию. Ленин провозгласил: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась»,а оказывается, что специальный отряд вражеских диверсантов  арестовал законно избранное правительство. То есть переворот, а не революция. Вот только судить большевиков вместе с их вождем было уже некому. Интересно, напишут ли когда-нибудь правдивую историю России?
– Я понимаю, что мое любопытство к той страничке истории подогревала несправедливость, в которой мы с тобой оказались в последнем двадцатилетии «железного занавеса». Вождь мирового пролетариата был женат, а крутил роман у всех на виду с француженкой Инессой Арманд, да и после некоторые партийные боссы, начиная с комсомола, были аморальными типами.
– Я чудом увернулся от психушки, когда только поделился со своим сослуживцами, что хочу жениться на тебе. Поступила команда от руководства КГБ уволить меня к утру из органов, а далее обычно вызывали дежурного психиатра и уже никому ничего не докажешь. По другому сценарию КГБ меня могли арестовать за антисоветскую агитацию или измену Родине. Меня не напугали их варианты, и я хладнокровно разобрался со стукачами в своем окружении, а в КГБ  представил свои мысли о Париже шуткой. Но мне те вполне реально показали, что со мной будет.
Милая моя Лаура, должен тебя разочаровать, потому что еще до встречи с тобой в моей головушке сначала дед Алексей Михайлович, а потом Иван Филиппович столько вопросов накрутили, что до сих пор не могу на них найти ответов. В книгах об истории февральской революции 1917 года мало что написано, а после нее появилось столько вранья, что правда утонула в различных версиях лжи. Так что напрасно ты меня оберегала от той информации, мы могли бы давно обсудить эти вопросы вдвоем на берегу лесного озера, хотя, если честно, я тоже побаивался разговаривать на ту тему. Ты ведь могла ей с кем-нибудь поделиться, а третий мог быть не нашим человеком и тогда крах. Если тебе интересно, то я займу несколько минут твоего внимания, тем более, у деда по линии отца история связана с Францией.
– О твоем деде Алексее Михайловиче, который отбывал срок на Соловках, я слышала немало, а что у него связано с французами?
– Лаура, истории про Февральскую революцию уже сто лет, но она интересна.А мой дед был непосредственным участником тех событий.
– Я знаю, что царь отрекся от престола и все. Расскажи про своего деда.
–А что нам еще остается?– улыбнулся Виктор,– моему деду еще в юности революционеры запудрили мозги. Их тогда ссылали пачками за 101 километр от Москвы, вот часть из них и собирались на майские демонстрации в лесах Гжатского уезда Смоленской области, где проживал дед с семьей. Любые сходки были запрещены, потому их называли «маевщиками», и власти разгоняли нарядами полиции.
Потом Алексей Михайлович работал в Москве на заводе француза Жюля Гужона и выучился на инженера. Ваш француз был неуступчивым и на своем заводе нещадно эксплуатировал рабочих, жестоко расправляясь с забастовщиками, а мой дед еще возглавлял на его предприятии профсоюзный кружок и боролся за 8-часовой рабочий день.
После поражения революции в декабре 1905 года в Москве на профсоюзы обрушилась  волна репрессий, и они были на полулегальном положении. Меньшевики старались оторвать профсоюзы от большевиков и добивались своих требований в рамках законов. Видимо, по этой причине Алексей Михайлович так и не вступил в партию большевиков и руководил кружком профсоюзов до буржуазной революции в феврале 1917 года, в которой принял активное участие.
Дед рассказывал, что улицы Москвы были заполнены демонстрантами с красными знаменами и революционными  песнями, которые направлялись  к  центру  города. Он с колонной демонстрантов вышел с завода, и они направились к Кремлю, но на Яузском мосту им преградил путь кордон полицейских. После минутного замешательства из рядов рабочих вышел вперед девятнадцатилетний литейщик завода Илларион Астахов со знаменем в руках и предложил полицейским пропустить их, но помощник пристава выхватил револьвер и выстрелил в упор. Дед подхватил Астахова, которому пуля попала в висок, и он скончался на его руках. Толпа рабочих набросилась на полицейских, смяла их кордон, а стрелявшего помощника пристава бросили в Яузу.
Потом рабочие прошли по набережной Москва-реки, схватились с полицейскими на Каменном мосту и прорвались через Боровицкие ворота к Арсеналу, который взяли без выстрелов. Охранявший его полк принял их сторону и выдал оружие рабочим. Захват  арсенала  значительно  укрепил силы восставших. Дед гордился своим участием в революции, когда со своими коллегами из профсоюза одним из первых добился введения на заводе «Гужон» 8-часового рабочего дня, но рабочие развернули новую борьбу за введение на заводе рабочего контроля.
Весной 1917 года Москва бурлила в котле политических страстей, рабочие устраивали постоянные митинги  и  демонстрации,  выдвигая   политические  требования: «Вся  власть  Советам!», не понимая, что такая буза скажется, в первую очередь, на их зарплате. К 1913 году заработки российских рабочих были одними из самых высоких в мире,уступая лишь заработкам их американских коллег. К весне 1917 года средняя зарплата в месяц на заводе «Гужон» составляла в пересчете на доллары 2 тысячи, а зарплата квалифицированных рабочих была около 7000 долларов...
Однако цены на многие продукты в России были в три раза дешевле, чем в США, потому реальную оплату труда в России можно приравнять к американской. Я не экономист и беру только рассказы деда, но и так понятно, как можно было говорить о революционной ситуации при такой жизни рабочих в России? Извини, но мы с тобой понимаем, откуда пришла к нам революция и кому она была нужна.
– Все верно. Я же сказала про мысли Ленина в январе 1917 года, когда он во время беседы  с молодыми социалистами в Цюрихе сказал: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, будет иметь счастье не только бороться, но и победит в грядущей пролетарской революции». А через месяц российская монархия и империя  рухнули без революционеров. И ты прав, что спустя столетие так и назвали истинные причины Февральской революции, которая обрушила такую империю. Так что было потом с дедом?
– 10 апреля у деда родился сын, которого они назвали Павлом, то был мой отец. Дед скопил к тому времени приличную сумму денег и уехал в свою деревню Лукино Смоленской губернии поднимать хозяйство. Вся деревня состояла из его родственников, и весна потянула крестьянина к земле, которую получил его прадед за подвиги в партизанской войне с Наполеоном в Гжатских лесах. Хозяйство было большим, они выращивали фуражное зерно, выделывали кожи, валяли валенки, даже была своя сыроварня, а продукцию продавали в своих лавках в Смоленске и Москве до самого ареста НКВД, которое записало деда в шпионы.
В 1922 году завод «Гужон» получил «советское» название – «Серп и Молот», что был за Курским вокзалом, а теперь он переехал в Смоленскую область, где раньше у деда было большое хозяйство. Яузский мост, на котором погиб литейщик завода «Гужон», переименовали в Астаховский. Сам Жюль Гужон в 1918 году переехал в Крым и скорее вернулся бы оттуда во Францию, но был убит на своей даче под Ялтой на глазах всей семьи офицерами Добровольческой армии, которые собирали средства на борьбу с большевиками. Гужон был подданным Франции, но даже по ноте протеста крымскому правительству расследование убийства было замято. Время такое было, как говорил один крестьянин в фильме «Чапаев»: «Белые пришли, грабют, красные пришли грабют. Ну, куды крестьянину податься?».
– Да, история. Только непонятно зачем Гужон собирался выехать во Францию через Крым?
– Так еще война продолжалась с Германией, и другого пути не было.
– А про деда из села Бутырки ты мне никогда не рассказывал, даже, когда мы были в том селе на берегу озера вдвоем.
– Лаура, про Ивана Филипповича Харламова я никогда никому не рассказывал, да и как можно было рассказать, что он участвовал в крестьянском восстании, когда их участников называли не иначе, как «Антоновская банда». Еще один период остался белым пятном в российской истории, так как никто не написал правды в учебниках. Если тебе интересно, то я раскрою еще одну нашу семейную тайну.
– Конечно, интересно.
Вокруг было полное разноцветие клумб Люксембургского сада, в кустарнике щебетали птички, и им с Лаурой было чертовски комфортно вдвоем. Конечно же, такие темы лучше обсуждать на кухне и в домашних тапочках, но такого с ними уже не будет, потому их несло наговориться и сказать, что не успели или не могли в свое время.
– У нас дома хранилось в сундуке единственное фото деда Ивана с закрученными усами и гармошкой на коленях, а по бокам стояли его братья в солдатской форме. На стену дед не велел вешать ту фотографию, потому что на обороте фото был рисунок фотографии С. Яркова в Тамбове по Обводной улице. Только намного позже мне рассказывал брат мамы дядя Тимофей, который жил в Москве у Драгомиловского рынка, что их отец воевал в отряде повстанцев у Антонова, потому и хранили фото из Тамбова в сундучке. Дед Иван родом из Козловского уезда Тамбовской губернии. Теперь он Мичуринским называется, что в 50 верстах от села Бутырки.
До революции в его уезде был крупный хлебный рынок с многомиллионными оборотами, а Тамбовская губерния, будучи одной из главных продовольственных баз России, вывозила в год до 60 миллионов пудов хлеба и половину из них за границу. Дед Иван как-то после уборочной заехал на подводах с гармошкой в село Бутырки, где встретил русскую красавицу Федору. По душе ему пришлась красавица и те места на берегу реки Прони, женился, да так и остался в том селе. Федора была моей бабушкой.
– Помню твою маму, наверное, такой красивой она была в бабушку?
– А в кого же еще? Лаура, я только сейчас сопоставил некоторые события столетней давности и понял, что в России революция была никому не нужна. Рабочие были упакованы, продуктов море даже по карточкам и цены низкие, а про крестьян и говорить нечего. Ведь почему тамбовские крестьяне подняли восстание? Они начали бузить и жечь помещичьи усадьбы еще в августе 1917 года, когда поутихли все российские революционеры в Питере и Москве. Крестьяне пришли с фронта с винтовками и потребовали раздать им земли помещиков. Временное правительство ничего не могло с ними поделать, и в сентябре вышло постановление о выделении крестьянам земель, потому ленинский лозунг «Землю крестьянам» их уже не касался. Как раз наоборот, после революции пошли по крестьянским дворам «продотряды» и выгребали их амбары «под чистую», обрекая крестьян на голод. Вот и поднялись крестьяне против такой несправедливости. Восстание только называлось тамбовским, а на самом деле воевали против советской власти воронежские, липецкие, саратовские, тульские и рязанские крестьяне. И войско у них было около 50 тысяч вместе с тачанками, конницей и артиллерией. Ленин сказал, что тамбовское восстание для советской власти гораздо опаснее Деникина, Врангеля и Колчака вместе взятых. Три с половиной года гремели бои на Тамбовской земле, которые унесли две трети жителей губернии, потому власти засекретили те материалы и назвали восстание крестьян «Антоновской бандой». Деду Ивану повезло, раненый в ногу он добрался до села Бутырки в Тульской губернии, где не было известно об его участии в том восстании.
– Теперь понятно, почему фотография хранилась в сундучке, а про деда Ивана ничего не рассказывал. С такой биографией своих дедов  в эмигрантских кругах Парижа ты был бы своим парнем,  – сказала Лаура.
– Но у меня была и своя биография, которая не вписывается в парижскую жизнь эмигрантов, – улыбнулся Виктор.
– Потому я устала тебя ждать. Годы бежали неумолимо, и надо было устраивать свою судьбу, а ты был весь засекреченный, и потом второй раз женился, наверное, понимая, что из нашего романа семьи не получится.
– Мне припомнился старый анекдот, когда два генерала сидя на лавочке, вспоминают свое героическое прошлое и один спрашивает: «А помнишь, когда мы были молодыми солдатами, нам давали таблетки, чтобы нас девчонки не интересовали? – Помню, а что? – Так таблетки только сейчас начали действовать!», – улыбнулся Виктор.
– Вот кто о чем, а ты все туда же, – засмеялась Лаура.
– Это я к тому, что мы с тобой об истории, о политике заговорили.
– Ты, наверное, прав, что всему свое время, но мы еще не в возрасте отставных генералов, – хихикнула Лаура.
– Во всяком случае, ты.
– Ладно, не прибедняйся.
– Ничего нового в революциях мы с тобой не открыли. Еще Отто фон Бисмарк уверял, что  «Революции готовят гении, делают романтики, а пользуются плодами – негодяи».
– Только в России гении смешались с негодяями, – сказала грустно Лаура.
– В святом писании сказано: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными». Так кто же в России очистит историю от позорных легенд и мифов и восстановит истину?  Гибель Российской империи в 1917 году и развал СССР не были случайностью. В обоих случаях чувствовалась рука из вне. Негодяи и дураки за деньги и красивые обещания рушили свою страну. Частые революции в России совершаются из-за лжи, на которой они замешаны. Большевики во главе с Лениным привлекли на свою сторону народ обманом, пообещав землю крестьянам, заводы и фабрики рабочим и мир во всем мире. Ничего они не получили от большевиков, а мир был утоплен в крови гражданской войны, в которой погибло 9 миллионов граждан России.
Семьдесят лет продержалась советская власть, половина из которых на жестоких репрессиях, остальные за «железным занавесом», после чего народ и рта боялся открыть. В развале СССР лжи было не меньше, начиная с того, что народ проголосовал за сохранение Союза, а рухнул неожиданно по Беловежскому сговору. Сговору, потому что подписанный договор о развале СССР до сих пор не могут найти. И образование новых государств началось с тайны и лжи, да так и тонет в обмане народа, воровстве и коррупции. И не будет конца разным смутам и переворотам в России, пока она будет стоять на том, а это значит, что армия обманутых и обиженных будет только расти.Все бы ничего, лишь бы не вернули Россию к репрессиям  1937 года.
Он был готов говорить с ней на любую тему, лишь она была рядом, но хоть какое-то время, а уж если они перешли на политику, значит, все сказали друг другу.
– Я тебя провожу? – робко спросил он.
– Давай лучше я тебя провожу, а то заблудишься, хотя смотрю, ты неплохо ориентируешься в Париже. Если бы знал французский, то я была бы за тебя спокойна в нашем городе.
– Я еще раз убедился, что не смог бы здесь жить, а потому и не стал изучать язык.
– Почему все-таки убежать, а не просто уехать, как сейчас ты оказался в Париже.
– Сейчас я приехал легально, а до этого мог только незаконно пересечь границу и стать нелегалом и еще неизвестно, как ваши спецслужбы посмотрели на мои заслуги в той области, где я служил. Да мы с тобой не раз уже обсуждали все перспективы нашей совместной жизни, и везде был клин.
    Они сели в автомобиль.
– Через лет пять мы могли бы праздновать золотую свадьбу, а дедушка с бабушкой в молодожены не годятся,– сказал Виктор.
– Я бы так не сказала. Жаль, что жизнь прошла мимо, – грустно подвела итоги Лаура.
– Не говори так. Если бы мы поперли против системы и зарегистрировали наш брак, то нас бы просто раздавили и втоптали бы нашу любовь в грязь. Неизвестно, что было бы с нами и смогли бы мы сейчас встретиться? Я сильно сомневаюсь.
– Может ты и прав, но я не сомневаюсь, что мы все ровно искали бы встречи. Ты сколько раз женился, а мы все ровно встречаемся, правда, уже не как любовники и только потому, что обманываем сами себя.
– Ты по замужеству тоже не отстала от меня, но согласись, что мы вступали в брак и живем сейчас по любви. Иначе все опять повторилось бы. Мы долго искали достойную замену, потому и делали ошибки. Теперь у нас семьи и взрослые дети.
– Хочешь сказать, что и нам пора обрести семейное счастье вдвоем с тобой, – улыбнулась Лаура.
– Твоя песня хороша, начинай сначала, – пошутил Виктор, но Лаура поняла его дословно.
– Ты говоришь про деревню Крюково. Я ее слушаю, когда мне грустно или хорошее настроение. Я могу слушать эту песню в кругу друзей и родни, никто не знает о чем она и как мне дорога. Включу?
     Лауре не надо было долго искать ее в пачке дисков, она была уже в магнитоле. Нажала на кнопку имузыка тихо заполнила салон.
– Вот именно, так судьбой назначено, чтобы в эти дни у деревни Крюково встретились они, – она смахнула слезу со щеки.
– Лаура, так у нас получилось и надо смотреть на жизнь с оптимизмом. Еще неизвестно, что с нами было бы в супружеской жизни, если бы мы прошли все круги ада и добились своего. Мы с тобой никогда не ссорились, зная свои сильные характеры, потому что это могло быть только один раз и тоже навсегда, как наша любовь. И ее мы сохранили, потому что жили надеждой и считали часы и минуты наших встреч, не зная, что нас ждет впереди. Неизвестность за будущее поддерживала нашу любовь.
– Но счастье оказалось скоротечным, а мы хранили его долгие десятилетия. Мы в детстве пережили все невзгоды, которые нам предоставили власти по полной программе, репрессировав наших близких. Повторить их судьбу мы не решились и довольствовались лишь малым в наших встречах, а стремились к большому благополучию. Теперь бросить все и начать сначала у нас нет ни сил, ни времени. А, главное, мы не можем причинить боль нашим детям и близким. От того наша любовь и жива, что мы знаем, чего нам это стоило. Я была счастлива с тобой и потому до сих пор люблю своего бесшабашного Люку. Все наше счастье и опиралось на твою бесшабашность, иначе оно закончилось бы после того, как ты узнал, кто я. Как ни горьки были для меня твои решения, но ты всегда был прав.
– Спасибо тебе за любовь, которую ты мне подарила. Мы с тобой никогда не мудрили и жили на полную катушку, не оглядывались назад и не были скупердяями, не делали заначек на будущее, радовались и удивлялись каждому утру, что мы еще вместе. Ты всегда приезжала ко мне навсегда, от таких новостей я взлетал от счастья до небес, но ты всегда была загадкой для меня и все снова повторялось. И так почти полвека. Потому не будем что-то обещать и тем более загадывать.
– Мы вряд ли еще встретимся, но так не хочется тебя терять окончательно, потому хочу сказать, что я по-прежнему люблю тебя.
– Должен тебе признаться. Я знал почти наверняка, что мы не сможем состариться вместе.
– Поркуа? Почему?
– Такая у нас судьба, стареть вдали друг от друга.
– У меня сохранилось большое желание продолжить наш роман. Я понимаю, что теперь наши отношения могут быть в воспоминаниях и фантазиях, но ничего не могу с собой поделать. Просто, я слабая женщина и не хочу быть сильной с тобой.
– Милая моя Лаура, слишком много времени прошло, и последний шанс нам давала судьба тридцать лет назад, когда ты приехала ко мне в Москву, сказав очень простые слова: «Я приехала за тобой». Мне позволили лишь шевельнуть мыслями в твою сторону, и КГБ ясно показало, что со мной будет при следующем шаге к тебе, а жаль…
Он поцеловал ее и зашагал по бульвару, грустно опустив голову.
Есть такая поговорка: «Если хочешь, чтобы история не кончалась, не начинай ее». Столько времени прошло, а как будто все было вчера. У него тогда попросту снесло крышу, как только увидел ее. Он попал на ту вечеринку коллег совершенно случайно, и она не собиралась, а просто заглянула с морозца по просьбе своей спутницы к ее подругам, никого не зная в той компании. Она с подружками села по другую сторону  стола – наискосок от него... Случайно их глаза встретились, потом еще раз...  Хотя не случайно, он не успевал отвести своего взгляда. Но вот он почувствовал ее взгляд – теперь долгий и пристальный. Дальше провал во времени и пространстве, с частичной потерей сознания. После танца они долго не могли расстаться. Потом встречались и стояли у подъезда, обнявшись, и целовались бесконечно и неудержимо... Когда они были вместе, то им было невероятно волшебно от смешанного чувства удивительного счастья и тревоги за завтрашний день… Они с бесконечной покорностью повиновались обстоятельствам, которые позволяли им писать друг другу письма. Виктор с Лаурой  знали, что их писем не касается закон тайны переписки, который должен охраняться государством. Их письма читали в КГБ, а, возможно, и французские спецслужбы, но и это обстоятельство не останавливало их переписку, потому что было единственным, что им оставалось. Его никогда бы не отпустили в Париж, а ей не дали визу в Москву. Необъяснимое ощущение вины перед ней, что он спасовал перед угрозами лишения свободы, не оставляло его всю жизнь и не оставляет до сих пор. И неплохо, что у него оно сохранилось...
Никогда не говори, прощай, ведь в любой момент можешь вернуться. Лучше скажи до встречи и уйди навсегда…
Виктора больше ничего не интересовало ни в Париже, ни в Европе. Нестерпимо хотелось домой в лживую, воровскую, коррупционную, но все же родную Россию. Скучно у них в Европе без всего этого, нет никаких трудностей и преодолевать нечего, а в России скоро Новый год и опять президент в своем поздравлении скажет: «Прошедший год был трудным…».
Но от Парижа до Москвы было около трех тысяч километров, а они собрались погулять на свадьбе у племянницы Виктора под Ганновером, потом вернуться к друзьям в Кельн и, конечно, по пути погулять по красавице Праге. И как можно проехать мимо Карловых Вар, а это еще не менее тысячи километров?
Утром он почувствовал себя туристом в Париже. Он был еще под впечатлением вчерашней встречи с Лаурой. Несмотря на то, что они расстались, и, кажется, окончательно, а по-другому и не могло быть, настроение у него было гораздо лучше, чем до их встречи. Виктор уже не стал одевать костюм с галстуком, которые десятилетиями стали его спецодеждой до такой степени, что он даже в выходной день в булочную ходил в таком одеянии. Теперь синие джинсы с футболкой такого же цвета. Олеся с удивлением спросила:
– Виктор, что с тобой? Или ты собираешься в сторону дома?
– Давай прогуляемся пешком по Парижу до Монмартра и пообедаем в ресторане «Прокоп».
– Я с большим удовольствием, но ты выдержишь такую прогулку? – улыбнулась Олеся.
– Нам бы не торопясь на холм Монмартра забраться, а обратно под горку легче будет.
    Виктор посмотрел в окно на темно-синее небо и набросил на одно плечо замшевую куртку морковного цвета. С собой они взяли банковские карты, фотоаппараты и паспорта. Да, время бежит неумолимо и ничего нельзя с ним поделать, чтобы затормозить процесс. Он вдруг ощутил, что с годами все труднее даются прогулки по нежно любимым местам, как Люксембургсий сад, и даже парижские тротуары становятся утомительными. Всего два раза побывал он в тех местах, а показалось, что все им исхожено многократно и потому знакомы все деревья и кусты, клумбы и водоемы с фонтанами. Виктор понимал, что такое ощущение пришло к нему от частых воспоминаний об этих местах, где он прогуливался с Лаурой.
В Москве таких мест гораздо больше, начиная с его квартиры, но они воспринимаются совсем по-другому, чем в Париже. В столице он жил постоянно среди воспоминаний и там нет ощущения, что те места могут исчезнуть. Еще вечером ему казалось, что его больше ничего не интересует в Париже, но утром понял, что нельзя поддаваться возрасту, когда хочется отдохнуть в кресле перед телевизором. Не надо лишать себя счастья ощущения парижского бытия, способного развеять любую тоску. Соблазнить же телевизором и креслом можно и молодых, а Лукин не знал французского, потому и телевизор ему в Париже не интересен. Ему действительно было приятно во Франции, где народ довольствовался повседневной жизнью, в меру веселился, а в Париже непременно  улыбался при встрече. Понятно, что жизнь не у всех такая сладкая, но атмосфера неунывающей нации сохраняется во всем. Кто еще в мире придумал бы продавать воздух? А парижане продают сувениры – пустые банки с надписью «L’Air de Paris» –парижский воздух.
Он провел Олесю уже известным ему маршрутом в сторону Люксембургского сада, как будто все его прогулки начинались с сада и там же вечером заканчивались. Поднявшись по бульвару Пастер, они вскоре вышли к перекрестку бульваров Монпарнас и Распай с обилием кафе и ресторанов, а чуть правее на углу красовалась вывеска ресторана «Одесса»на красном фоне. Его взгляд задержался на статуи великого писателя Бальзака в исполнении не менее великого скульптора Родена. Бальзак в халате, растрепанный, напомнил Виктору памятник писателю Островскому, о котором писал Гиляровский: «У входа в Малый театр, сидит единственный в Москве бронзовый домовладелец в заячьем халатике…». По бульвару Распай прошли кратчайшим путем до Королевского дворца, знаменитого на весь мир  нынешнего Лувра со стеклянной пирамидой во дворе и толпами туристов, палатками с сувенирами и репродукциями картин.
Далее Олеся двигалась параллельно Сене по знаменитой торговой улице Риволи с  аркадами и лоджиями с огромными витринами, а он шел по другой стороне вдоль кованого забора сада Тюильри. Виктор щелкал затвором фотоаппарата, выхватывая Олесю из толпы парижан, которых больше интересовала эта сторона улицы с истинными королями нового времени – торговцами модной одеждой. И ей самой было приятно рассматривать модные витрины. Вот она задержалась у памятника Жаны Дарк в золоте и снова нырнула в толпу. Виктор давно понял, что у них с Олесей слишком разные интересы в Париже и остался ожидать ее на краю сада влюбленных.
Сад Тюильри в окружении оживленного автомобильного движения и столичной суеты в центре Парижа был островком другого Парижа, пришедшего из средних веков. На входе в сад со стороны площади Согласия, плас де ля Конкорд, еще одно нежное произведение скульптура Родена «Поцелуй». И как она могла остаться без внимания влюбленных?
Наконец Олеся сбила оскомину парижскими моделями и подошла к нему любоваться пляс де ля Конкорд и фонтанами четырех рек и морей. Они насладились не только величественными фонтанами, но и влажным воздухом от каскада воды, спадающей из огромной чаши, и брызгами, разлетающимися по ветру. Фонтаны украшают статуи мифических морских и речных героев с позолотой. Они совершили проминад по Елисейским полям, осмотрели Бурбонский дворец за мостом.
– Ты не устал? Может, посидим на улице в кафе? – спросила Олеся.
– С удовольствием, но лучше на Монмартре в тихом местечке, ну хотя бы без автомобилей.
– Тогда поехали на метро и лучше там погуляем по вернисажу.
– Хорошо, посмотри до какой станции нам удобнее проехать.
Виктор не понимал ни парижан, ни гостей их столицы, когда видел полностью занятые столики уличных кафе среди шума и выхлопных газов от автомобилей. Как можно было наслаждаться запахом хорошего кофе или вином в таком месте? Или у него это возрастное? Ему стало вдруг интересно, когда он успел постареть? Но душою он так и остался мальчишкой.
 Они спустились в метро и через несколько минут вышли на станции «Анвер», откуда тихими улочками, вымощенными брусчаткой, поднимались на холм Монмартр.Светлый купол базилики Сакре-Кер возвышался на холме и служил им с Олесей ориентиром восхождения. На углу тихой улочки все так же стояло двухэтажное здание розового цвета с зеленым штакетником и маленькой синей вывеской «rue des Saules» – улица Ивовых деревьев, а под ней огромная вывеска на зеленом фоне извещала, что кабаре  «Lapin Agile» по-прежнему работает с 21 часа. В позапрошлом веке здесь было «Кабаре убийц», но уже более ста лет как его новый хозяин нарисовал на стене кабаре повара с кастрюлей и убегающего от него кролика, которого французы любят не меньше курицы на обед. Да так и назвал кабаре «Проворный кролик». Напротив кабаре на крутом склоне за сетчатым забором дозревает виноград, накрытый зеленой сеткой от птиц, его и так едва хватает, чтобы разлить тысячу бутылок монмартрского вина марки «Кло Монмартр», которое ценно, как сувенир Монмартра.
Впервые виноградники Монмартра упоминаются в истории тысячу лет назад. Рядом с виноградником в доме 12 разместился музей Монмартра, который за последние столетия  повидал  знаменитых на весь мир художников Гогена и Ван Гога, а в его саду, говорят, сам Ренуар написал свою «Девушку на качелях». Улица вдоль виноградника тоже круто карабкается вверх по Монмартрскому холму, а в некоторых местах брусчатая  мостовая переходит в лестницы. Дома разных уровней, как гнезда птиц, устроились на холме с романтичными переходами и мостиками между ними. Как раньше в Москве на Арбате, свободные художники писали здесь картины и тут на вернисаже их продавали, уличные музыканты играли на гитаре и аккордеоне, пели песни. А  по тротуарам вереница уличных кафе и маленьких бутиков. Недаром в римские времена Монмартр название «холмом Меркурия» в честь древнеримского бога торговли.
Они осмотрели галерею картин, которыми были увешаны все стены снаружи и внутри здания. Парочка музыкантов, мужчина лет пятидесяти в белом пиджаке и женщина в розовой кофтеи такой же шляпе под мухамор,играли на гитаре и флейте. В стороне от них на пикетном столбике лежала подушка и сверху баночка с монетами, как будто бы к ним не имеющая отношения, но она постоянно звякала от падающих в нее монет. Напротив пожилой китаец рисовал небольшую картину в окружении других своих работ с видами Парижа. Но Виктора заинтересовала молодая художница лет тридцати, высокого роста, стройная и чертовски красивая. Слегка растрепанные каштановые длинные волосы были собраны сзади в пучок, одета она была в светло-серый свитер домашней вязки и черные брюки в широкую полоску, сбоку на длинном ремешке у нее висела льняная сумочка с рисунком Эйфелевой башни. Она стояла посреди улицы, уперев мольберт под живот, и рисовала купол базилики Сакре-Кер, возвышающийся на холме. Свободная художница с большим успехом могла бы сниматься в кино,–  вокруг нее кружится толпа туристов, а она и бровью не ведет, творя свое произведение прямо посередине улицы. На самой макушке уличного фонаря устроился белый голубь мира и осматривал крыши Парижа. Вот он Монмартр во всей красе! И тут же, как по заказу уличный музыкант заиграл на аккордеоне французский вальс «Под небом Парижа».
Какой-то особый душевный микроклимат царил на Монмартре и у собора Сакре-Кер. Здесь народ расслабился и никуда не спешил, словно время зависло. Кто-то поет под гитару, а девчонка танцует под барабаны, художница пишет картину. И они с Олесей, поддавшись настроению окружающих, сели на ступеньки широкой лестницы базилики Сакре-Кер  среди студентов, слушали музыку и созерцали необъятный Париж...  В темпе вальса, шурша по брусчатке, прошли трое вооруженных до зубов спецназовцев в креповых беретах с короткими автоматами наперевес, с ранцами за спиной и пистолетами на бедре, готовые вступить в бой в любую минуту. Но в нужное время и в нужном месте их может не оказаться и тогда беда…
(Пройдет чуть больше месяца и мир содрагнется, когда небо Парижа разорвут взрывы около стадиона Сен-Дени, ана тихих улочках, где они сегодня гуляли с Олесей, террористы будут убивать из автоматов мирных парижан, которые были так к ним добродушны и приютили у себя на родине).
Спускаться с Монмартрского холма, было веселей, чем подниматься. Да еще на пути кафе Relais de la Butte, которое так и называется «Привал на холме».Заведение понравилось тем, что столики стоят не в полуметре от проезжей части, а в пешеходной зоне, где нет поблизости  дорог и, сидя за столиком, можно любоваться красивыми видами Парижа. Столики стояли рядами на террасе холма, как в театре, и можно было сидеть рядом, но с бокалом вкусного нефильтрованного пива Вi;re blanche и ломтиком лимона, как это сделала Олеся, или как он, с бокалом вина. Пообедать они все-таки решили в«Прокопе». Они вышли к площади Бланш. Красная мельница  Мулен-Ружа размашисто крутила крыльями, зазывая на французский канкан.
– Что-то мне не хочется бродить по вульгарному, мягко сказать, бульвару Клеши. Я хотела купить сувениры и парфюмерию в центре, да пройтись по парижским пассажам и, конечно, универмаг «Галери Лафайет», – сказала Олеся.
– Тогда тебе лучше доехать до центра на метро, а «Галери Лафайет» рядом с нашим отелем. Давай встретимся у моста Неф через два часа, там недалеко ресторан «Прокоп», я тебя приглашаю на обед.
– А ты что будешь делать?
– Прогуляюсь пешком до Сены, ты же знаешь, как я «люблю» рынки и шопы, только буду тебе мешать и подгонять. Если тебе два часа не хватит, то позвони.
Виктор ранее заходил в «Галери Лафайет». Там на огромных площадях в сто двадцать тысяч квадратных метров можно было потеряться или утонуть в парфюмерных запахах. На красивых и привлекательных  прилавках из стекла и сверкающего металла свободный доступ ко всем товарам, которые можно было потрогать и главное вкусить запах. Здесь есть все от часов до паровоза: колготки и косметика, вазы, украшения. А какие старые лифты! В «Галери Лафайет» выросли поколения знаменитых модельеров. Здесь можно и перекусить, что и делают работники соседних с универмагом офисов, а заодно ознакомиться с новинками, которые ежедневно украшают прилавки. С холма он увидел башню Монпарнас, а немного правее башню Сен-Жак, которые Виктор выбрал ориентирами и пошел по бульвару Клеши.
Даже среди белого дня бульвар Клеши резко отличался от других парижских бульваров. Здесь было прославленное гнездо разврата с секс-шопами в каждом доме и цветными фотографиями стриптизерш у входа в рестораны. А в былые времена здесь парижане спорили о картинах знаменитых художников Франции, Пикассо, Ван Гога и Дега, которые проживали на этом бульваре. Немалую лепту в прославление развеселого бульвара Клиши внес пляс Пигаль со славой плацдарма для проституток. Лаура как-то рассказывала, что на пляс Пигаль есть публичный дом, где ночью проститутки не только работают, но иногда и устраивают шоу с шутками. Приглашают мужчину и дают ему двадцать секунд, чтобы раздеться, тогда он может воспользоваться женщиной бесплатно. А если не укладывался по времени, то его выгоняли на улицу под общий хохот голым, а одежду выбрасывали вдогонку из окна. Слабаки французы и не служили в Советской армии, где для солдата был норматив одеться за 45 секунд, а уж раздеться перед женщиной он мог бы и за десять.
На площади и улице Пигаль в полутьме  маленьких баров сидят в ожидании клиентов полураздетые жрицы любви. Обилие таких заведений немного утомило Виктора, и он свернул на тихую узкую улочку в сторону улицы Сен-Дени. Улочка с брусчаткой на тротуаре и проезжей частью  со спуском и подъемом зрительно была гораздо приятней. По одну сторону были припаркованы в рядок автомобили, а другая сторона была свободной. Он сделал несколько вертикальных снимков и не обратил внимания, в какой момент около подъезда оказалась симпатичная женщина, лет тридцати пяти, в коротком темно-синем платье из легкого шелка, которое облегало ее стройную фигуру. Ее не было, когда он делал снимки, она вышла из подъезда метров за десять до него. Облокотившись на косяк двери подъезда незнакомка прикурила сигарету и, приподняв левую ногу согнутую  в колене, оголила все, что и до того не было особо прикрыто.
Ее поведение не вызывало сомнений: жрица любви вышла на охоту. Она улыбнулась Виктору и коротким движением руки поманила его в подъезд. Он от растерянности даже обернулся, как будто она зазывала кого-то за его спиной, но улица была пустынной. Кто же мог устоять против такого? Виктор же улыбнулся и, показав пальцем на часы, развел руками, что нет у него времени на баловство. Такое решение он принял без колебаний, да и перед отъездом в Европу он узнал из новостей, что Франция пошла по пути некоторых Скандинавских стран, и штрафует мужчин, пользующихся платными услугами проституток. Штраф не малый в полторы тысячи евро на первый раз, да еще с посещением лекций на моральную тему по использованию проституток. Он не думал, что та симпатичная женщина провокатор, а в подъезде его ожидали сотрудники полиции. В другой ситуации он и сам вряд ли бы прошел мимо такой симпатичной женщины, не догадываясь, что она недавно стояла у подъезда и зазывала мужчин. Какие же они коварные, улыбнулся себе Виктор, вспомнив фразу из фильма «Бриллиантовая рука»: «Русо туристо! Облико морале!».
В районе улицы Сен-Дени оказалось довольно опасно, а, вернее, соблазнительно прогуливаться одинокому мужчине. Он не искал подобного приключения и получилось совершенно неожиданно. Виктор прошел несколько метров и обернулся, а ведь фрунцуженка была симпатичной и ему понравилась. Хотя она могла быть и не француженкой, а эмигранткой с восточной Европы или русской, они с ней не проронили ни единого слова, объяснившись жестами. Она расценила его поворот головы как раздумье и вновь поманила рукой к себе. Однако, так и сдаться недолго, прикинул Виктор и, прибавив шагу, вышел к триумфальной арке, которую называют воротами Сен-Дени. В средневековье они служили воротами в Париж, а теперь оказались посередине проезжей части бульвара Бон-Нувель. По старинной улочке Сен-Дени он почти напрямую вышел к мосту Неф, где его ожидала Олеся. Свидание с женой на мосту было вполне романтичным, и они прошли к ресторану «Прокоп».
Виктор издалека узнал ресторан «Прокоп» с развивающимися с балкона второго этажа флагами России, Канады, Японии, Англии, Испании и французским над входом. Двери и окна были  необычного темно-синего цвета с тонированными стеклами. Уличное меню предупреждало, что цены в ресторане кусаются, однако свободных мест было немного. Виктору никогда не пришло бы в голову пойти в Москве в ресторан в светлых джинсах, футболке и куртке, – могли бы просто не пустить. А в крутом ресторане Парижа их любезно встретили сразу два администратора, и один из них солидный, лет пятидесяти, проводил их за единственный свободный столик у стенки на первом этаже. Справа от них расправлялась с десертом компания немцев, слева обедали японцы, а напротив одинокая белокурая девушка заказала себе «Пьяного петуха» и бокал красного вина. На столе у нее лежал такой же, как у Олеси, профессиональный «Никон», и скорее всего блондинка тоже была туристкой. Столы сервированы сверкающими столовыми приборами по три ножа и столько же вилок, а большие блюда с надписью «Прокоп 1686 год» указывали, когда сицилиец Прокопио основал теперь уже самое старое кафе в мире.
Кафе сотни лет было литературным уголоком для писателей и других знаменитостей. Их труды теперь украшают залы кафе и отдельные кабинеты в позолоте и богатой пышности, в чем французы большие мастера. Сама история представлена в кафе в какой-то забавной и немного ироничной роскоши. По-прежнему за стеклом хранится шляпа-«треуголка» Наполеона Бонапарта. По легенде он оставил ее в залог, когда у него не хватило денег, чтобы расплатиться за обед. В революционные годы кафе превратилось в политический клуб и, вероятно, в память о тех временах в меню остался кровавый бифштекс Робеспьера, революционера, у которого руки были по локоть в крови. Вот такой он Париж с ироничным отношением к мрачным страницам своей истории, но парижане, несмотря на дороговизну, любят «Прокоп» в котором отлично кормят и официанты всегда обслуживают с улыбкой. Конечно, они с Олесей заказали «пьяного петуха», бутылку красного сухого вина и десерт. Пока они ожидали заказа, осматривали зал, который был в полках и шкафах с книгами знаменитых французских писателей, которые здесь и творили свои шедевры.
– Виктор, посмотри, что за табличка над твоей головой прикреплена на стене, – улыбнулась Олеся.
   Он обернулся и, увидев небольшую сверкающую золотом табличку  «Jean-PaulBelmondo», протянул Олесе фотоаппарат, чтобы она сделала снимок. Подошел администратор и предложил сам сделать фото, сообщив, что Виктор одеждой и внешностью немного похож на знаменитого актера. «Пьяного петуха» в красном вине подали в медной сверкающей кастрюле, в которой плавала тушка птицы, порубленная на куски.
– Честно говоря, ты лучше готовишь это блюдо, – улыбнулась Олеся.
– Французы вряд ли добавляют коньяк после обжарки птицы. Он не только размягчает мясо птицы, но и придает особый аромат.
– Я помню, как твои друзья хотели тебя поколотить, когда ты вылил двести грамм французского коньяка в кастрюлю с петухом и поджег. Пламя было до потолка, но блюдо получилось вкуснее.
– У меня не было прованских травок, было бы еще вкуснее, но у фрацузов тоже ничего, зря ты их недооцениваешь.
– Если так говорит авторитетный повар, то я сдаюсь и хочу выпить за тебя. Спасибо, что привел в это кафе, – сказала Олеся и подняла бокал с вином.
Названия очень вкусного десерта он не запомнил Французы большие мастера по пирожным и тортам, мишленовские звезды меркли перед вкусом их кондитерки. Во всех блюдах присутствовал легкий шик деревенской простоты, от которых веяло домашней кухней. Но вчера они с Олесей отведали лукового супа из красивых кастрюлек с запеченым сверху сыром. И простой крестьянской еды больше не хотелось, потому что вкус лука, которым суп был явно перенасыщен, даже после петуха и вина до сих пор стоял в горле. После обеда Олеся вернулась к своему любимому занятию знакомства с модами Парижа и покупок перед отъездом, а Виктор прошел к Люксембургскому саду подышать чистым воздухом французской столицы и погрустить одному в том саду. Договорились встретиться с Олесей вечером в отеле.
  Сад был в двух шагах от кафе «Прокоп» и как можно было не наведаться сюда, чтобы усесться на стул и вытянуть ноги на другой, почувствовав себя, как дома в кресле перед телевизором? Уж очень здесь уютно, да и посмотреть было на что. Виктору нравилось сидеть в такой позе у фонтана Марии Медичи, в тенистом укромном местечке, где продолговатая водная гладь в камне  тянется к фонтану, а вдоль воды повисли зеленые гирлянды плюща с огромными вазами с цветниками. Старые деревья нависают над водой, погружая фонтан с бассейном в вечные и романтические сумерки. И снова посетители сада погружаются в умиротворение, созерцая вместе с тобой окружающую красоту молча, не спеша. А в душе поселяется покой и безмятежность.
Небольшой лучик солнца пробился сквозь густую листву и высветил в белом мраморе обнаженную нежную Галатею, лежащую в руках Атиса, а из тени над ними навис бронзовый Циклоп. Виктор щелкнул затвором фотоаппарата и любовался красивым снимком. Рядом присели две симпатичные девчонки, очевидно, из Белоруссии, и одна из них тихо рассказала красивую легенду. Морская нимфа Галатея и Ацис были влюблены, но на их беду в Галатею влюблялся ужасный  циклоп Полифем, который безутешно скитаясь среди скал, нашел возлюбленную в объятиях Ациса. Галатея успела нырнуть в море, а в Ациса разгневанный циклоп бросил скалу и убил его. Сокрушенная горем Галатея превращает своего несчастного возлюбленного в прозрачный ручей, который отныне будет шептать ей о любви.
Виктор пришел в этот парк попрощаться с Парижем, и в который раз с любовью. Вряд ли у него получится приехать сюда еще раз. Да и смысла не было. Трудно теперь сказать, какой шаг навстречу они не совершили с Лаурой, чтобы быть вместе, и сам вынесли приговор своему прекрасному роману, отнеся его к истории Любви.
При входе в парк под небольшим навесом  играл на аккордеоне все тот же седой, белозубый негр в домашних тапочках. Живой аккордеон, веселые голоса создавали атмосферу праздника, свидания влюбленных. Зазвучала мелодия знакомого вальса «Под небом Парижа»,  и  Виктору  припомнился их вальс «Эти глаза напротив», когда они с Лаурой кружились на набережной в Крыму. Разве можно такое забыть? «Ты что, мой друг свистишь? Мешает жить Париж?..», – как когда-то пел он ей у костра на лесном озере, – «И перестань, не надо про Париж...». Тогда он пел про абсолютно неизвестные  и  недостижимые пляс Пигаль вместе с Монмартром, но вот они. Он протопал по ним вдоль и поперек, по ненужным ему теперь красотам Парижа.
Счастливый и неунывающий народ эти французы. Живут в полной уверенности в завтрашнем дне без видимых забот, веселятся, пьют вино и поют песни...