Под колпаком КГБ - книга третья о буднях уголовног

Степанов В. П.

С79 Под колпаком КГБ. — М.: Кучково поле, 2012. —

592 с.

ISBN 978-5-9950-0262-8

Новый детективный роман ветерана МУРа продолжает повествование о работе сыщика Виктора Лукина и его коллег на переднем крае борьбы с преступностью. Книга написана на основе реальных событий, происходивших в 1980-х годах в центре
Москвы, на фоне начавшегося противостояния двух основных силовых структур государства — КГБ и МВД. Главный герой оказывается в самой гуще событий, являясь
сотрудником центрального РУВД столицы и просто человеком, не способным закрыть глаза на подлость и несправедливость. Загадочные преступления «бриллиантовая мафия», матерые грабители и убийцы, верная дружба и неожиданные предательства, и конечно любовь — под надзором спецслужб.


   Будням уголовного розыска посвящается

Глава первая

Шериф 17-го участка


   Москва готовилась к проведению Олимпиады-80 и была объявлена «на особом положении». Оно оказалось похоже на осадное в октябре 1941 года, когда враг рвался к Москве, потому что зачистке подверглись все «неблагонадежные»
граждане, проживавшие в столице. Накануне открытия Олимпиады под это понятие попали около пятидесяти тысяч «антиобщественных элементов», в честь такого дела
временно выдворенных за 101-й километр в административном порядке. Что же это за страшное понятие — 101-й километр? С точки зрения географии все просто, оно означает удаление от Москвы на указанное расстояние, то есть за города Дмитров, Волоколамск, Можайск, Каширу. И сама зачистка — вполне знакомое понятие. Еще при китайских и римских императорах обычно удаляли от двора неугодных, но тогда это явление не было столь массовым. Так, вышлют одного-двух, вроде писателя Солженицына…. В СССР 101-й километр стал популярным еще в годы репрессий,
когда в эти места отправляли десятки тысяч членов семей, несправедливо
осужденных по семнадцати пунктам страшной 58-й статьи УК, а также самих репрессированных, которым «по счастливому билету в лотерее» выпадала амнистия. Эти счастливчики исчислялись единицами, потому что по данной статье большинство расстреливалось. Сам 101-й они воспринимали как большую удачу, потому как другим
не довелось вернуться не только за этот километр, а и вовсе в родные края. Кто не вставал на путь исправления, по мнению властей, приговаривался к расстрелу за агитацию и саботаж прямо в лагерях, без всяких прокуроров и народных судов. Страшное было время.

И тут у властей перед Олимпиадой появилась удачная возможность указать ненужным личностям их место. Многие тогда думали, что за 101-й на время Олимпиады
отправляли только фарцовщиков, проституток, попрошаек, алкоголиков да тунеядцев, которые пока не подпадали под статьи уголовного кодекса. Однако под шумок власти
ухитрились избавиться и от диссидентов, о коих народ раньше и не слышал ничего. Кто-то очень мудрый придумал назвать некоторых граждан диссидентами, а по сути,
это были обычные люди, вот только по латыни выходило, что мыслили иначе. Иначе чем кто? С этим вопросом легко разобраться, если ознакомиться с разъяснениями КГБ. Оказывается диссиденты — те же самые антисоветчики. Во времена сталинских репрессий и хрущевской «оттепели» их извели в тюрьмах и лагерях, многих расстреляли. Оставшиеся в живых стали бояться каждого куста, а говорить вслух и вовсе зареклись, но это не означало, что они начали мыслить иначе. Кто ж такие антисоветчики? В общем, кто в этом государстве знал, что надо делать, и мог посоветовать людям, тех можно считать «советчиками». Страна потому и называлась страной Советов. А другие не могли ничего посоветовать, вот они и были «антисоветчиками».

Так шутил про себя майор милиции Виктор Лукин. Он преуспел в борьбе с преступностью и дошагал до этого звания к тридцати годам, пока позволяла его должность старшего инспектора уголовного розыска Свердловского РУВД столицы. До следующего очередного звания времени хватало, чтобы подумать о повышении, но руководство молчало, а он сам никогда не «колотился», работая «сыщиком районного масштаба». Лукин был одним из лучших, но его дисциплина и прежняя личная жизнь затягивали процесс его повышения по службе. Присвоение званий шло своим чередом. Он их вырывал характерными задержаниями особо опасных преступников, так что руководство района не могло возразить высокому начальству из МВД на предложение о
присвоении Лукину внеочередного звания, однако с повышением в должности тормозило. Он давно числился в резерве райкома партии на руководящую должность, и партийцы этого не скрывали, поэтому не отпускали его в МВД. Лукин с улыбкой относился к такой кадровой политике своего руководства, которое видело в нем конкурента. Его устраивало пока такое положение, и он не рвался пополнить ряды
«штрафного батальона», как он называл отдел уголовного розыска района, в котором работал. Многие в этом отделе попробовали себя на руководящих должностях уголовного розыска отделений милиции района, но через год или максимум два были сняты с этих должностей и вернулись обратно в отдел с понижением после прокурорских проверок соблюдения законности. И нарушения у них были одинаковые —
это сокрытие преступлений от учета. Обычно скрывалась от учета всякая мелочевка, которая тянула показатели района по борьбе с преступностью в столичных соцсоревнованиях вниз. Редко кому из заместителей начальников отделений
милиции по уголовному розыску удавалось проскочить эту должность и уйти на повышение. Бывали случаи, что возбуждались уголовные дела в отношении них самих, других увольняли из органов, но чаще всего они пополняли ряды «штрафбата». Всё руководство милиции и прокуратуры об этом знало, не говоря уж о райкоме партии, но все строили из себя борцов за социалистическую законность и осуждающе
занимались разборками случаев сокрытия преступлений. Лукин, еще будучи молодым опером, поучаствовал в таком спектакле и сделал для себя выводы. Его вполне можно было бы отнести к молчаливым диссидентам. Нет, он был за Советскую власть, и поболе некоторых сотрудников, боровшихся с диссидентами. Однако и ему многое не нравилось в партийной бюрократии, которая лично для себя уже построила коммунизм и ничего не хотела делать для улучшения жизни народа, но Лукин молчал, а если и обсуждал эти вопросы, то только с тем, от кого это не дойдет до ушей «борцов». Так его научил дедушка, прошедший Специальный лагерь особого назначения, именуемый в народе СЛОН. Дед оказался одним из тех немногих счастливчиков, кто выжил в нечеловеческих условиях и даже был повышен властями в должности в качестве компенсации за причиненный вред.

И сколько таких молчаливых теперь в стране Советов? По мнению Лукина, мозги для того и существуют, чтобы думать. Но кто-то в соответствующих органах посчитал, что наибольшая опасность содержится именно в молчаливых мозгах. Ведь не заглянешь же в головушки! И тогда органы решили расшевелить эти мозги и дать мыслям относительную свободу, но под контролем стукачей.
Так зародилось диссидентское движение «в массах», но кто же попался на эту уловку? Лукин никогда не гадал, кому и почему это было выгодно. Он всегда опирался на факты и цифры, и арифметика красноречиво отвечала на его вопросы.
Упрямая это вещь — статистика! Не убавить ничего, не прибавить! По архивным отчетам чекистов в огромной стране существовало от 44 до 56 антисоветских групп, в которые входили от 176 до 228 человек. Далее простым арифметическим действием Лукин поделил количество участников на количество групп, и получилось, что в среднем группы состояли из трех-четырех человек. А что это означало у русских? Это всем понятно. Собрались мужики сообразить на троих, выпить водочки. Пили, как всегда, молча. После второго стакана заводили разговоры про женщин, а после
третьего, когда доза подходила к поллитровке на брата, начинали травить антисоветские анекдоты и критиковать партийную бюрократию. Это уж так повелось: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Все бы ничего, но среди участников пьянки оказывался стукачок, и вся развеселая компания попадала под определение антисоветской группы.

Скорее всего, значительная часть инакомыслия являлась
плодом творчества «писателей в штатском», но группы
антисоветчиков вырастали, как грибы, ровно в десять раз.
Так их стало вскоре 502 группы, но почему-то по-прежнему
не изменилось количество участников в каждой. Их все
также насчитывалось от трех до четырех, так как общее количество
диссидентов составило 2196 человек, а далее опять
обычная арифметика. Выходило, что мужики продолжали
пьянствовать в обществе стукачей, рассказывать антисоветские
анекдоты да возмущаться зажравшейся партократией.

Получалось, что как были диссиденты единицами, так
ими и остались, а остальных выдумали, причем на основе
анекдотов. Ну, не мог токарь или пекарь сочинить сам
невероятные истории о маразме постаревших членов Политбюро.
Народ видел их только по телевизору, вполне
такими бодренькими старичками. Истории о том, как генсек
Брежнев отвечает на стук в дверь, читая по бумажке: «Кто
там?», а Суслов из-за старческого склероза забывает перед
сном снять галоши, могли придумать и рассказывать только
в их окружении, а потом все это выплеснуть в народ.

КГБ решил напугать руководство компартии угрозой
потери власти, внушая, что в СССР существует разветвленная
сеть антисоветски настроенных нелегальных групп,
которые по заданию иностранных разведок пытаются свергнуть
советскую власть.

Прошло двенадцать лет с начала правления Андропова
госбезопасностью страны. Для многих осталось незамеченным
его восхождение к власти. Кто контролирует силовые
структуры, тому и принадлежит реальная власть. Если силовые
структуры никто не контролирует, значит, реальная
власть принадлежит им самим. КГБ никем не контролировался,
а МВД контролировалось партией. Получалось
равновесие сил между партией и госбезопасностью, но МВД
имело явный перевес среди силовиков, а с такой ситуацией

~9~



никак не могла смириться госбезопасность, и это стало
началом противостояния КГБ и МВД. Госбезопасность
принялась действовать в присущей ей манере, медленно,
но верно затягивая удавку на горле МВД.

Свое отставание в силе от МВД госбезопасность компенсировала
оперативным обслуживанием членов Политбюро.
Ясно, что руководство страной осуществляется не
криком в рупор, а с помощью средств связи — специальной,
особо защищенной правительственной связи, которая
входила в состав КГБ. В таком полку правительственной
связи и проходил службу в армии Лукин, но не довелось
ему обеспечивать устойчивую связь между руководителями
партии и страны. У него была другая, не менее важная задача.
Он выступал на соревнованиях по стрельбе в составе
сборной ЦС «Динамо», в том числе и за Центральный
аппарат КГБ СССР. Поэтому Лукин не мог обеспечивать
связь или охранять границу, когда его «прописали» на
время соревнований в Бабушкинском погранучилище.
В их полку под Быково встречались военные с околышами
фуражек голубого и синего цвета и такими же погонами,
что говорило об их принадлежности к летчикам или госбезопасности,
но в основном носили погоны черного цвета с
эмблемами связистов.

Кто контролирует правительственную связь, тот и
слушает, о чем говорят правители. Лукин перефразировал
по этому поводу одного юмориста: «Кого охраняем, того
и имеем». О подборе компрометирующих материалов на
руководителей страны через кухарок, прислуг и водителей
можно было только мечтать, а здесь все в рамках осуществления
охраны, когда сотрудники круглосуточно находятся
рядом с руководителями страны и все видят и слышат.

Русская история знала случаи, когда царская охрана
на протяжении ста лет, начиная с 1725 года, совершала государственные
перевороты и ставила во главе страны тех,
кто ей нравился, пока Николай I не сломал эти «славные»
традиции.

~10~


В такой непростой обстановке противостояния силовиков
и шла подготовка к Олимпиаде в Москве.

Молодежь отправили из Москвы на отдых в летние
лагеря. По квартирам ходили специальные бригады и выясняли,
где будут отдыхать дети, чтобы не оставались без
присмотра. Въезд в Москву из других областей разрешался
только по пропускам. Транзитные поезда пустили вокруг
Москвы. Таким образом, власти боролись с «мешочниками
», ехавшими в столицу за мясом и колбасой, поскольку
в другие города эти продукты не завозили. Зарубежные
гости не должны были их видеть и делать соответствующие
выводы. Все вокзалы и шоссе перекрыли, и поток
приезжих иссяк. Вместо них для поддержания порядка в
Москву командировали милиционеров со всех советских
республик Союза, которых пустили в патрули парами. Почему
по двое? Шутили, что один милиционер умеет читать,
а другой писать.

Для остальных москвичей удалось на время решить
продовольственную проблему. Немыслимо было демонстрировать
многочисленным иностранцам пустые прилавки
магазинов. И тогда в них завезли упаковки сервелата, нарезанные
ломтиками сыры, яркие пакетики соков с соломинками,
баночки с джемами, бутылки с ликерами, банки
с импортным пивом и многое другое, что и для столичных
граждан оказалось в диковинку. Всем этим продуктовым
великолепием обеспечивали в основном друзья финны.
Правда, в счет погашения долгов перед СССР. Некоторые
москвичи вспомнили обещания Никиты Хрущева, что к
1980 году советские граждане будут жить при коммунизме
и каждая семья получит отдельную квартиру. Москвичи уже
дождались чего-то в этом роде.

Квартиры в Олимпийской деревне после Олимпиады
должны перейти к москвичам, стоящим в очереди на
получение жилья. Правда, горожане не понимали пока
последствий того, что перед Олимпиадой многие ветхие
строения в столице пошли под снос, а москвичи были рас


~11~



селены из них в новостройки. Ветхие строения же еще долго
стояли и приносили немалые «левые» доходы жилищным
управлениям Москвы. Их работники в эти самые дома
под снос неоднократно за большие деньги прописывали
гостей столицы — в основном лиц кавказской национальности.
Потом их также расселяли под шумок Олимпиады
в новостройки, и они становились москвичами с новыми
квартирами. Эти же лица с юга втиснулись в очереди на
квартиры в Олимпийской деревне как уже коренные москвичи.
Им проще получить жилье, потому что они уже
проторили себе дорожку большими взятками за прописку,
чего настоящие москвичи позволить себе не могли, поэтому,
что бы там ни говорил Хрущев, не скоро каждая семья
будет жить в отдельной квартире, тем более — в Москве.
Излишне упоминать, что подобные операции оказались под
силу только руководству райжилуправлений. Это был целый
комплекс мероприятий, ну и без паспортных столов здесь не
обошлось. У них тоже имелись соответствующие приказы,
запрещающие прописку в домах, подлежащих сносу. Итак,
неблагонадежных москвичей — за 101-й километр, чтобы
не портили впечатление иностранным гостям о советской
действительности, а население пополнили счастливыми
лицами с Кавказа.

Лукин передал полученную информацию коллеге из
ОБХСС Леве Примакову и сразу нажил врагов в руководстве
района. Оказалось, что «коллега» продал информацию
вместе с источником, и Лукин окончательно убедился, что
нельзя делиться полученными оперативными сведениями
ни с кем, а тем более с «колбасниками» из ОБХСС. Хотя
он и раньше тщательно выбирал себе собеседников, их круг
ограничивался двумя-тремя проверенными лицами, но даже
с ними не на все темы можно было поговорить.

Одним из таких собеседников был Игорь Свиридов
по кличке «Центурион», отсидевший в свое время десять
лет за письмо Хрущеву, в котором изложил свое мнение об
ошибках в руководстве страной. Надо же, человек верил,

~12~


что руководство партии можно критиковать! Хрущева
через три месяца сняли с должности Генерального секретаря
ЦК КПСС, причем именно за те недостатки, которые
были описаны в письме, а вот Свиридова никто и не думал
освобождать, и трубил он все десять лет, как говорится, от
звонка до звонка. Не озлобился мужик и не стал диссидентом,
потому что и раньше никогда им не был, не сломали
его в лагерях, и оттянул он свою десятку целиком. Не стал
он сотрудничать и с «товарищами», которых интересовали
диссиденты, и они попросили милицию установить за ним
административный надзор по месту жительства на полтора
года. Это был практически домашний арест, который не
давал возможности покидать жилище в определенные часы
и посещать места культурного отдыха граждан. Под это
понятие, кстати говоря, подходили мероприятия по подготовке
к Олимпиаде, так что Свиридова запросто могли
вывезти за 101-й километр.

Лукин набрал телефон участкового Миши Пронина, с
которым раньше работал в одном отделении милиции.

— Миша, как служба? Жулики не обижают?

— Все хорошо. Что-то ты давно не заезжал в родную
контору!

— Работы много. Слушай, у меня к тебе просьба. Как
там живет твой подучетник Свиридов?

— Нормально. Ты же знаешь, он тихий. Выпивает редко
и только сухое вино. Девчонки у него бывают. А что-нибудь
не так?

— Нет, Миша, все так. Он работает?

— Да. Ночным сторожем в школе.

— Это хорошо… Ты напиши на него положительное
заключение, чтобы его не загнали за Можай во время Олимпиады.
Он нормальный, ты сам знаешь, и натерпелся он от
наших спецслужб уже достаточно. Если будут вопросы у руководства,
ты скажи, что это по моей просьбе, оперативная
необходимость. Пусть мне звонят, а я объясню.

— Хорошо, я все сделаю.

~13~



«Хоть какое-то доброе дело сделать для человека, чья
опасность для общества была выдумана от начала и до конца
», — подумал про себя Лукин.

Серьезных преступлений в олимпийскую пору в Москве
и впрямь не совершалось. Только ненормальный мог пойти
на преступление при таких мерах безопасности, да и жулики
в большинстве своем покинули столицу по призыву своих
«паханов». Говорили, что руководство МВД лично провело
беседы с воровскими авторитетами и предложило им добровольно
отказаться от совершения преступлений в период
проведения Олимпиады-80 в столице. По городу раскатывали
автобусы со спортсменами в сопровождении желто-синих
автомобилей ГАИ, для них устраивали «зеленую улицу»,
как для правительственного кортежа, хотя в этом не было
нужды, поскольку пробки в Москве отсутствовали.

Оперативники уголовного розыска пребывали в праздничном
настроении, многим из них повезло — их откомандировали
на олимпийские объекты для обеспечения
безопасности. Сил и средств, разумеется, хватало, но ими все
равно пополнили эти силы на стадионах. В обеспечении безопасности
лишнего не бывает, и потому ее авангардом на открытии
игр стали семьдесят офицеров-чекистов, шагавших
в первых рядах спортсменов, представлявших советскую
команду. После прохождения по стадиону они смешались
с другими участниками на поле, и это еще не считая тысячи
сотрудников Комитета, которые были рассажены на трибунах
стадиона. Все зрители на трибунах находились под их
неусыпным наблюдением, а это были тоже не самые обычные
зрители. Нет, такие, конечно, имелись в наличии, но
немного. В основном же там сидели военнослужащие внутренних
войск, представители комсомольских оперативных
отрядов и партийно-комсомольских организаций заводов,
фабрик и учебных заведений. Так что всем, кто вынашивал
планы провокаций, мест на стадионах не досталось. Такая
же ситуация наблюдалась в Олимпийской деревне и других
местах проживания спортсменов и гостей соревнований.

~14~


Как-то раз около гостиницы «Космос» группа иностранных
граждан умудрилась выставить в окне автобуса
«грязный» лозунг. Они написали лозунг на белой простыне
заранее и просто развернули его в транспорте, но
в автобус моментально запрыгнули два улыбчивых парня,
которые молча свернули этот плакат и вышли с ним, никто
не успел и шевельнуться. К тому же все, на кого была
рассчитана эта акция, отдыхали за 101-м километром или
в психушках, так что продолжения провокации и быть не
могло. Впрочем, противники Олимпиады в Москве это быстро
почувствовали и больше не пытались провоцировать
советские спецслужбы.

Лукину посчастливилось в это время быть в отпуске по
случаю медового месяца. О лучшем отдыхе, чем в живую
посмотреть состязания спортсменов на стадионах, он и не
мечтал.

— Виктор, тебя к телефону, — Даша протянула трубку.

— Спасибо, — вздохнул Лукин, решив, что наконец с
работы соскучились. — Алло, слушаю!

— Это «Ц». Добрый день. Я извиняюсь, что позвонил
домой, но хотелось поблагодарить за отмазку от высылки из
Москвы. С большим трудом достал твой домашний телефон,
— поблагодарил Свиридов, который представлялся
«Ц», сокращенное от «Центуриона».

— Брось, Гарри, это пустое. Я сделал то, что должны
были сделать мои коллеги, я просто попросил их.

— Все равно приятно, что о тебе помнят. Другим до
меня не было дела, так что я вполне мог бы сейчас собирать
грибы и кормить комаров в летнем лагере. Или еще хуже — в
психушке валяться…. Ты не заглянешь ко мне, как выдастся
свободная минутка? Можешь без звонка. Я постоянно дома.
Прогуляемся по скверу на Нижней Масловке…

— Ты по-прежнему боишься прослушек? Да нет у них
столько денег, чтобы всех слушать, — успокоил его Лукин,
хотя знал, что на эти мероприятия служба «старших братьев
» денег не жалеет.

~15~



— Тогда заходи домой. Мне привезли из Парижа два
новых диска Высоцкого. Он записал песни с Мариной Влади
под оркестр. Тебе понравится, а под музыку можем выпить
по бокалу французского вина и поговорить.

— Да, Гарри, ты знаешь, чем можно совратить бедного
опера. Если сегодня после обеда забегу, нормально?

— Хорошо. Буду ждать.
Как Лукин мог отказаться от бокала красного вина
из Бордо и песен Высоцкого на французском виниловом
диске? Игоря Свиридова он иногда называл Гарри, а
«Центурионом» тот звал себя сам, на манер американских
полицейских. Не так давно на экраны вышел фильм
«Новые центурионы». Кстати говоря, у Игоря в Америке
и во Франции проживали родственники, причем далеко не
самые бедные, которые давно уговаривали его переехать к
ним, но у того и мыслей не возникало на этот счет. Какой
же он после этого диссидент?
В квартире Игоря все также висела на стене форма
американского полицейского черного цвета со звездой
шерифа и значком штата Калифорния. На журнальном
столике располагались бутылка красного сухого вина, сыр
и белый хлеб — обед мушкетеров. Из стереоколонок звучал
хрипловатый голос Высоцкого в сопровождении оркестра.
Лукин привык слушать его песни, записанные на магнитофон
с концертов и только под гитару, а здесь — диски из
парижской студии! Колонки приятно отделяли голос певца
от звуков гитары, ударника и саксофона.
Игорь разлил по бокалам вино, которое только пригубил.


— Хочу еще раз сказать тебе спасибо за участие в моей
судьбе. Я знаю, что это не твоя работа, поэтому благодарен
вдвойне.

— Гарри, прекрати. Мне просто приятно отдохнуть с тобой
в такой обстановке. И ничего героического я не сделал.

— Э-э, не скажи. Ты мне подставил плечо, и об этом
могут узнать товарищи, которые меня опекают.

~16~


— Про тебя давно все позабыли, привыкай жить спокойно,
— попытался вновь успокоить Игоря Лукин.

— Спокойствие я вряд ли уже обрету. Это я внешне
такой пофигист и стараюсь держать стойку, а на самом деле
вздрагиваю от каждого звонка, поэтому ни с кем не общаюсь
и никуда не хожу. Ведь все компании наводнены стукачами.
Или я не прав?

— Это смотря какие компании. В моих вроде бы таких
нет.

— Видишь, даже ты в этом не уверен, а что тогда про
меня говорить? С тобой я почему-то спокоен.

— Спасибо за доверие. Я на самом деле далек от диссидентских
тем.

— У тебя мозги работают в правильном направлении, а
это и называется диссидентство, — вывел Игорь.

— Возможно, ты прав. Одно время считали, что группа
антисоветчиков может состоять из трех и более собутыльников,
а теперь решили, что и двое могут намутить столько,
что большим группам не под силу.

— Ну, мы под это определение не подходим…

— Игорь, на всякий случай сделай музыку чуть погромче,
а свое кресло подвинь поближе. Хоть мы с тобой и не
катим под эти понятия, но не надо давать им повод. Если бы
генералы КГБ не рассказывали публично о диссидентах, то
о них никто бы не знал. Своими выступлениями они сами
создают им рекламу, а народ по своей природе любопытен.
Людям становится интересно, за что и кого преследуют, а
когда выясняют, то сами становятся диссидентами. Так по
цепочке получается целое движение, а на поверку это обыкновенные
люди, как мы с тобой, которые совсем не против
Советской власти, а просто собрались за бутылочкой и
обсудили некоторые моменты жизни…

— Как ты четко обрисовал границы этого движения.

— Вполне. Но это не означает, что об этом можно говорить
открыто. Пожалуй, и сам Брежнев не в силах решить
эту проблему. ЧК сказала, что существуют антисоветчики,

~17~



которые пытаются свергнуть власть, значит, так тому и быть.
Только опасны эти игры именно созданием настоящих антисоветчиков,
недовольных властью.

— Неужели такие есть и выступают открыто? — удивился
Игорь. — Я лично, кроме Сахарова, никого не знаю.
Да и того зимой отправили в закрытый от иностранцев
город Горький.

— Да, его приписали к диссидентскому движению благодаря
усилиям КГБ. После написанного им письма принялись
всячески контролировать его личную жизнь, посещать
с профилактическими беседами и все в таком духе, а после
сами же чекисты стали жаловаться, что Сахаров снимал
трубку телефона и рассказывал об этом своим американским
друзьям и многочисленным дипломатам. Ну и пошло-поехало…
О нем прошло более тысячи радиопередач по «Голосу
Америки», «Немецкой волне» и прочим каналам. Да еще в
прошлом году жена Сахарова находилась на лечении в Италии,
а оттуда бежала в Америку по поддельным документам.

— Поэтому его не выпускают за рубеж?

— Не только поэтому, — пожал плечами Виктор. — Он
знает столько секретов, что не может сдержаться и сыплет
ими направо и налево. Вот из него на самом деле антисоветчина
валится как из рога изобилия, да только сделать
с ним ничего не могут из-за поддержки Запада. Лауреат
Нобелевской премии, звезда большой величины.

— Пожалуй, таких больше и нет. Вот может быть Солженицын?


— Нет, он против Сахарова ничто. Несколько лет назад
я был в командировке в Ставропольском крае, где проводил
оперативные мероприятия по розыску преступников, которые
совершили разбой в московской квартире, недалеко
от твоего дома. Жуликов мы тогда обезвредили, и местные
коллеги показали мне дом Солженицына, в котором тот
проживал до своей высылки. Я еще тогда удивился. Чего
человеку не хватало? В его доме потом открыли детский сад,
а часть строения пошла под библиотеку.

~18~


— И мне тоже многое непонятно, — покачал головой
Свиридов. — Почему его не посадили, а выслали из СССР?
Практически предоставили свободу для антисоветского
творчества. Сначала обидели, выселив из родного дома, а
чего же потом от него ожидали?

— Игорь, ты ухватил самую важную нить этой истории.
Вот ты же не озлобился на Советскую власть, которая тебя
ни за что гноила в лагерях? Ты, патриот своей Родины, написал
верховному правителю, чтобы он не сажал кукурузу
за полярным кругом, потому что она там не растет, а тебе
дали десятку и никакой амнистии. Оттрубил свое — и
будь здоров. Но и потом тебя никто не высылал за границу.
А знаешь, почему?

— Интересно бы узнать.

— Потому что ты для властей не опасен. Высылать не с
чем, нет у тебя антисоветского багажа. Тебя изучили за эти
десять лет, хотя с самого начала прекрасно понимали, что
ты оказался статистом. Конечно, ты им сам помог со своим
письмом Хрущеву, но они могли бы списать его в архив, как
сотни анонимок подобного характера, а вот тебе выдали на
полную катушку. Для палочки в отчетности, что раскрыли
еще одного антисоветчика. Ну, а ты и не прятался, честно
указал свой домашний адрес. Поэтому ты для них не диссидент,
и какой смысл высылать тебя за бугор, если от тебя в
дальнейшем не будет никаких материалов против Советской
власти? За границу ты сейчас и сам можешь спокойно выехать,
только не хочешь.

— Я русский и хочу жить на Родине. Так значит, Солженицына
выслали для того, чтобы он мог спокойно писать
антисоветские произведения?

— Это только наши с тобой догадки. Ты вот сам прошел
лагеря, поболе писателя, хотя ему тоже довелось. Но скажи
мне, много ли информации ты вынес из этого лагеря, чтобы
создать книгу, в которой описана чуть ли не вся система
ГУЛАГа? Да, конечно, ему писали письма другие заключенные,
он мог и у них почерпнуть информацию, но…

~19~



— Да кто бы им позволил описывать лагерную жизнь? —
возмутился Игорь. — Такое могло быть лишь по указанию
«кума».

— И опять ты, Гарри, мыслишь в правильном ключе. Не
мог сельский учитель, отсидевший в тюрьме, получить доступ
к совершенно секретным архивам НКВД, а без ознакомления
с ними не получилась бы книга «Архипелаг ГУЛАГ».

— А ты читал ее?

— Скажем так — внимательно пролистал, потому как
время для ознакомления было ограничено.

— Тогда конечно ты знаешь, на каких материалах написана
книга…. В общем, ты думаешь, что без помощи КГБ
он не мог писать антисоветские произведения?

— Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, что шеф Комитета
не просто так принимал личное участие в его высылке
за бугор, где ему никто не мешал бы творить антисоветчину.
Да и народ с подобными настроениями, понятное дело, к
нему подтянулся. Что толку от родных диссидентов в Союзе
без подпитки антисоветской литературой из эмигрантской
среды? Так что ежели хотели создать диссидентское движение,
то эта высылка весьма способствовала этому.

— То есть это были согласованные действия по созданию
диссидентского движения и его расширению? В диссидентское
движение втягивали тех людей, которые о нем
и не подозревали?

— Ну, это ты круто взял, — сказал Лукин. — Это все
предположения, пусть и не лишенные оснований. Вспомни
чекистскую операцию на заре установления Советской
власти под наименованием «Трест», когда из чекистов
создали «контрреволюционную организацию», в которую
заманили врагов из эмиграции, вплоть до террориста Бориса
Савинкова и английского разведчика Сиднея Рейли.
Он, кстати, и финансировал эту организацию. Я не говорю,
что писатель был заодно с КГБ, но не исключаю, что могли
воспользоваться его доверчивостью для создания диссидентского
движения по типу операции «Трест».

~20~


— Да, страна непуганых идиотов. Я это принял на свой
счет на второй день, когда за мной пришли. Такого я не мог
допустить даже в фантазиях, что за правдивое письмо дадут
десятку, а потом через три месяца будут об этом же говорить
на заседании Политбюро и по этим же причинам снимут
генсека… Страшно представить, сколько еще судеб они загубят
этой жестокой игрой в диссидентов.

— Кстати, ты, конечно, в курсе, что у разведчиков много
имен, но ты знаешь, кем на самом деле был английский
шпион Рейли?

— Нет, конечно. Я о нем только из фильма узнал и думал,
что это вымышленное лицо. Неужели все было в действительности?
— спросил Игорь.

— Вполне. И фильм снят по архивным документам. Он,
разумеется, про чекистов, но и враги их были достаточно
знамениты.

— Виктор, расскажи, если можешь. Где я еще могу об
этом услышать?

— Если только в двух словах о Рейли, потому что о
Савинкове можно целую книгу написать. Начну с того, что
английского шпиона на самом деле звали Зигмунд Георгиевич
Розенблюм, по одной из версий его в девятнадцать лет арестовала
царская охранка за участие в революционном движении.
Тогда арестованные революционеры частенько убегали изпод
стражи и, как правило, оказывались за границей. Значит,
так их охраняли, и границы для них были условными. Как
иначе мог беглый каторжник Зигмунд убежать в Бразилию?

— Но ты сказал, что это по одной из версий.

— Потому что мы до сих пор не знаем даже настоящие
биографии всех сподвижников Ленина, а ты желаешь знать
подлинную историю жизни такого виртуоза разведки, как
Рейли! У него было столько легенд, что никто не знает, какая
из них правдивее. Итак, в Бразилии он проявил себя героем
при отражении нападения индейцев, в котором спас майора
английской разведки. Это было в конце девятнадцатого века,
когда в Америке с индейцами уже покончили, а в Бразилии

~21~



подобные события еще происходили. Так заметили молодого
и мужественного Зигмунда представители английской
разведки. Он прошел обучение в их разведывательной
школе, с первым заданием по нефтяным месторождениям в
Баку и нефтепереработке в Батуми справился успешно. Так
он вернулся на Родину уже не революционером, а шпионом.
После возвращения в Англию он получил паспорт на имя
Сиднея Рейли. Далее прошел ряд успешных операций в России
и других странах. Надо сказать, что это был талантливый
шпион. После революции он возвратился в Советы по заданию
англичан и предпринял попытку переворота вместе с
белогвардейскими контрреволюционерами, которые хотели
арестовать Ленина вместе со всем руководством. Попытка
провалилась, он успешно бежал в Англию, а через пять лет
его «развели» чекисты с контрреволюционной организацией
«Трест», которую он сам и финансировал. Когда
же ему предложили лично познакомиться с участниками
«Треста», он прибыл в страну Советов, где был арестован
и расстрелян. А ведь это был хитрый и умный шпион.

— Значит, не достаточно хитрый и умный, если не один
год финансировал чекистов. А ведь ты не просто так рассказал
мне про бывшего нашего соотечественника, который
бежал за границу…

— Он на самом деле был интересной личностью, но,
видишь ли, за бугром наших соотечественников иностранные
разведки рассматривают только в таком вот плане, как
Зигмунда. Ну, все, Гарри, мне пора. Вечер удался.

— И тебе спасибо. Есть над чем подумать.

— Это надо делать всегда, если есть чем думать.

Лукин пошел по Нижней Масловке в сторону дома.
Когда-то здесь в компании друзей они с Лаурой веселились,
играя в снежки и валяясь в сугробах. Она радовалась обилию
снега. Потом лепили снежную бабу. Ему еще и поэтому приятно
было посидеть у Игоря, послушать музыку и выпить
бокал французского вина…

~22~


Медовый месяц как-то не задался. За несколько месяцев
до него он пережил разлуку со своей парижанкой, об этом,
правда, мало кто знал, впрочем, как и о самом его бурном
романе с ней на протяжении семи лет. Хотя кому надо было,
те знали… Недаром же его не повышали по службе в течение
последних пяти лет. Ему не мешали ловить жуликов, и он
это делал мастерски, с огоньком, за что дважды получал досрочные
звания в качестве поощрения. И угораздило же его
влюбиться в иностранку в самый разгар холодной войны!
Жили себе два человека в разных странах и не могли даже
предположить, какую прекрасную встречу уготовила им
судьба, и было им совсем не до политики, и ни в чьей войне
они не участвовали…

Потом была неудачная поездка на войну в Афганистан.
Вернувшись в Москву через госпиталь, Лукин не стал долго
занимать в нем койку, на которую могли поступить ребята с
серьезными ранениями. Выписался на амбулаторное лечение
в поликлинику и вновь отправился к друзьям из кадров
МВД с рапортом о возвращении в Афган.

С Анатолием из Главного управления кадров МВД Лукин
встретился около дома номер шесть по улице Огарева.
Тот готовил документы по отправке сотрудников в командировку
«на юга» и убедил его, что не надо москвичу рваться
в такую даль из дома, имея все возможности проявить себя
здесь и получить повышение по службе. А у Лукина и так
уже все было. Выслуги двенадцать лет с армейскими годами
службы, и звания получал досрочно. Да он и сам понимал,
что решение о «южной» командировке принималось им на
фоне полного душевного раздрая после разрыва с Лаурой.
Эта поездка, конечно, поставила его мозги на место, поэтому
он и не стал настаивать на продолжении, понимая, что подобная
настойчивость могла быть «кем-то» истолкована
неправильно. Хотя последние два года «старшие братья» из
КГБ не вмешивались в дела Министерства внутренних дел.
Вроде бы все мероприятия проходили во взаимодействии,
но такое водилось только на бумаге, а проявилось все в Аф


~23~



гане. У армии были свои задачи, у МВД — свои, а про КГБ
и говорить нечего. И у всех под грифом «секретно». Вот
поэтому Лукин не стал дергать спящего льва за усы, решил
притихнуть, а время все само расставит по местам. И те,
кому надо, поймут, что его французский роман окончен.

Так он себя успокаивал, понимая, что успокоиться
невозможно. Каждый человек — кузнец своего счастья.
Захотелось быть счастливым — вот он и влюбился, и было
все красиво и празднично, хотя, как выяснилось, призрачно.
В конце концов, устал он от этого «счастья» и решил целиком
отдаться любимому делу. В этом тоже есть своя прелесть,
когда занимаешься тем, что тебе нравится, что ты умеешь
делать. И он был благодарен судьбе за то, что не потерял
этого, хотя была реальная возможность. Ну а теперь работы
будет много, потому что жулики за время Олимпиады тоже
соскучились по любимому делу.

Лукина давно приглашали работать в МВД, но руководство
района не отпускало. Именно района, а не РУВД,
потому что эту позицию заняло руководство райкома
партии, пообещав ему повышение по службе, чем вызвало
недовольство некоторых его руководителей. Да и кому понравится,
когда подчиненный дышит тебе в спину, да еще с
поддержкой райкома партии? До звания «майор милиции»
он дошагал довольно-таки быстро, но выше в звании оперу
уже не подняться. Это можно сделать только в МВД СССР
или на руководящей должности.

«Что ж, если не получилось семьи с любимой женщиной,
то можно подумать и о карьере», — пожал плечами Лукин.

Он раньше как-то особо не задумывался над этим, честно
исполняя свой долг. К тому же рядом маячила возможная
смена профессии из-за романа с француженкой. Теперь же все
осталось в прошлом, к тому же своей женитьбой на девушке
Даше он сжег все мосты, так почему бы не подумать о себе?

Больше всего ему не хотелось, чтобы друзья и коллеги
по работе считали, что он своим повышением по службе
обязан удачной женитьбе. Так было у многих милицейских

~24~


руководителей. Но ведь на каждый роток не накинешь
платок. Никому не станешь объяснять, что отказался от
протеже, которое предлагал тесть, а о повышении и раньше
ходили слухи, которые притихли в последнее время. Он это
увязывал со своими любовными делами за бугром.

Давно так вольготно не отдыхали сотрудники уголовного
розыска, как во время проведения летних Олимпийских
игр в Москве. Была определенная напряженность в связи
с усиленным режимом несения службы, но это ничто при
отсутствии выездов на места преступлений, потому что их в
этот период практически не было. Лукин с женой получили
удовольствие от праздника на стадионе в Лужниках во время
закрытия Олимпийских игр, и Даша вместе со всеми зрителями
пустила слезу, глядя на улетающего Олимпийского мишку.
Зря некоторые западные страны бойкотировали московскую
Олимпиаду. Им не удалось омрачить этот праздник.

Закончилась Олимпиада, и жулики всех мастей буквально
атаковали москвичей и гостей столицы.

По управлению ходили упорные слухи, что Лукин удачно
женился и тесть из высокой партийной номенклатуры скоро
переведет его в министерство. Сначала ему позвонил Влад
Численко.

— Чтобы не терять столь ценный кадр, руководство
хочет предложить тебе должность заместителя начальника
17-го отделения милиции по уголовному розыску. Я думаю,
надо соглашаться.

— Спасибо, Влад. Я так понимаю, это предложение
произойдет не без твоего участия. Мне отказываться от
него нельзя, так как при переводе в МВД можно получить
должность повыше.

— Значит, все-таки собрался переходить?

— Ты же знаешь. Я давно бы уже перешел, но не отпускали.


— 17-е отделение тоже не подарок. Там твой корешок
Кочкин завалил всю работу, и тебе придется разгребать.

— Вот об этом я в курсе. Я с ним иногда общаюсь.

~25~



Лукин вместе с Численко и Славой Кочкиным работали
в 15-м отделении милиции инспекторами уголовного розыска
и вместе с начальником Максимом Никоновичем вывели
отделение в передовые. Начальник пошел на повышение и
теперь руководил уголовным розыском в районе, да не забыл
и о своих подчиненных. Численко работал заместителем начальника
14-го отделения милиции по уголовному розыску,
а Кочкин занимал такую же должность в 17-м отделении.
Лукин же работал в отделе у Максима Никоновича.

В тот же день после разговора с Численко Виктора
Лукина вызвал Максим Никонович. Влад на протяжении
этих лет так и оставался доверительным лицом начальника,
поэтому заранее знал обо всех передвижениях сотрудников
по службе.

— Мы посоветовались с руководством и решили предложить
тебе руководящую должность. Как, потянешь 17-е
отделение милиции, а? — спросил Максим Никонович.
Он сохранил свою любимую привычку «акать» при
каждом слове.

— Но там ведь командует Кочкин.

— Всё, откомандовался. Завалил все, что можно, и это в
передовом отделении, а! Раскрываемость упала ниже восьмидесяти
процентов на фоне роста преступности, а про
оперативную работу и говорить нечего.
Лукин знал, что Кочкин всего лишь частично показал
реальную оперативную обстановку центра столицы, но
совсем не потому что был таким уж принципиальным в
регистрации преступлений. Просто он слабо работал, да
и не в состоянии он был поставить оперативную работу на
должный уровень после окончания Института физкультуры.
Лукин раньше работал с Кочкиным в одном кабинете 15-го
отделения и прекрасно знал его возможности, а когда тому
предлагали должность, то посоветовал не отказываться, но
и долго не задерживаться, чтобы не сняли за развал работы.
С этой должности надо было быстро переходить на какуюлибо
другую, однако Кочкин застрял на два года и развалил

~26~


всю работу. Когда его назначали на эту должность, то совета
у Лукина не спрашивали. Парень честный, а что работу завалил,
так это было вполне прогнозируемо.

— Кочкин переходит в «летучую бригаду Трушина» на
Петровку, 38, — сообщил Максим Никонович.

— Вот эта работа для него. Он там развернется.

— Да, таких бездельников туда и набирают, чтобы ездили
проверять работу «на земле» после ее развала.

— Они нами еще покомандуют, Максим Никонович.
Ведь эта бригада создается для оргинспекторских проверок
РУВД и отделений. Они же будут составлять резерв ГУВД
Москвы на руководящие должности. Мы еще можем оказаться
у Кочкина в подчинении.

— Да, чудненькие дела намечаются. Так что? Ты согласен,
а?

— Серьезное отделение. Я согласен.
У Лукина не было сомнений, что он справится.


Самый центр столицы. Насколько он отличается от
других районов! На «земле» 17-го отделения милиции
сосредоточилось большинство театров — от Большого до
Малого, а когда не было партийных сборищ, именуемых
съездами, гигантская сцена Кремлевского дворца съездов
передавалась Большому театру. Первым спектаклем на сцене
дворца был балет «Лебединое озеро». Поклонники оперы
и балета с дрожью вспоминали микрофонные оперы и балерин,
терявшихся на просторах здешней сцены. Как и во
время партийных форумов, в антрактах спектаклей популярностью
пользовались буфеты с шампанским, бутербродами
с осетриной и черной икрой да жульенами.

Гостиницы «Метрополь» и «Будапешт» с самыми популярными
ресторанами входили в компанию «Интурист»,
руководство которой находилось в здании «Метрополя».
Напротив — сквер с памятником «Карлуши», за которым
в кустах сирени обычно сыщики заканчивали ужин в ресторане
посошком, который им собирали официанты «на

~27~



дорожку», наверное, опасаясь их возвращения. После сноса
базара Охотный ряд, который располагался прямо под стенами
Кремля и с лавками и складами тянулся до Большого
театра, территорию заняло огромное здание гостиницы
«Москва», где обычно останавливались партийные боссы
страны Советов, а вокруг образовалось огромное заасфальтированное
поле. Отсюда должна была начинаться главная
улица столицы СССР — проспект Коммунизма, но война
помешала.

За Манежной площадью стояла на семи ветрах гостиница
«Националь», которую со стороны улицы Горького
подпирал высокий стеклянный параллелепипед гостиницы
«Интурист». Там была уже не их вотчина, поэтому ресторан
в «Национале» Лукин посетил всего однажды, а вот в
ресторане «Звездное небо» гостиницы «Интурист» было
поинтереснее, так как там располагалось варьете. Чтобы
попасть в эти рестораны, надо было звонить коллегам из
спецслужбы ГУВД, которые работали по иностранцам и
боролись в этих местах с фарцовщиками.

Валютная торговля основывалась на разнице официального
и реального курсов рубля. Официально в банках
иностранцам за один доллар давали шестьдесят копеек.
Естественно, когда на улице фарцовщики предлагали им
за доллар рубль или два, то иностранцы считали, что совершают
исключительно выгодную сделку, а наши потом
продавали доллары по три-четыре рубля.

Ресторан «Звездное небо», вопреки своему названию,
размещался в подвале гостиницы. О небе здесь напоминали
лишь усыпанный светящимися звездочками низкий
потолок да высокие, как небо, цены. Конечно, сюда не
пойдешь, чтобы выпить и закусить с шумной компанией
сыщиков, а вот для романтического свидания с любимой
девушкой лучшего места было в Москве не найти и для этого
имело смысл разориться. Зал ресторана тонул в приятном
интимном полумраке, посреди большим пятном светилась
круглая сценическая площадка. Свет падал только на сто


~28~


ящие почти вплотную к площадке столики. На этой сцене
начинали карьеру известные исполнители Александр Серов
и Лариса Долина.

Рядом с этим рестораном сверкало зеркалами кафе
на первом этаже «Националя», которое так и называли
«Зеркалкой». Основными посетителями этих мест были
иностранцы и валютные проститутки, фарцовщики и
товарищи из органов, которые пропускали «своих» для
получения информации. Простому советскому человеку
попасть в эти злачные места было почти невозможно. Если
сможешь переступить через швейцара, который грудью
перегораживает вход, то за столиком или на выходе могут
проверить документы и доставить в отделение, а на каждый
квадратный метр вокруг «Интуриста» приходилось по
одному сотруднику органов, причем не только милиции. Во
время демонстраций по великим праздникам трудящиеся
шли колонами по улице Горького к Красной площади мимо
«Интуриста», в окнах которого торчали люди в штатском.
Это чекисты устраивали дополнительный наблюдательный
пункт, чтобы не случилось никаких провокаций.

Поэтому выходило, что самым доступным из компании
«Интурист» для граждан был «Будапешт». По отличной
кухне и обслуживанию не уступали «Интуристу» рестораны
«Узбекистан» и «Славянский базар». Но только в
«Будапеште» сотрудников угрозыска центра столицы знали
и принимали вне очереди при наличии финансов. Он расположился
в тихом переулке между улицами Петровкой и
Неглинной, и в нем было поуютнее, так как руководство и
официанты были с ними наиболее приветливы.

Бермудский треугольник, состоящий из ЦУМа, ГУМа
и «Детского мира», замыкал Центральный рынок. Чуть
на отшибе от всей этой суеты находился цирк на Цветном
бульваре во главе с бывшим мужем Галины Брежневой —
Игорем Кио. За углом же отделения расположился МХАТ
на улице Москвина, а ниже по Пушкинской улице — Театр
оперетты и рядом Детский театр.

~29~



Все эти известные места притягивали к себе москвичей и
гостей столицы, а в их массу затирались жулики разных мастей.
А вот личного состава в этом отделении милиции было
почти столько же, сколько в любом другом городском отделении.
Никто не подсчитывал количество приезжих, посещавших
эти места ежедневно. Существовали только примерные
цифры, и они колебались от полутора до трех миллионов
граждан СССР и гостей из-за бугра. В соответствии с этими
цифрами распределялась и нагрузка на оперов по количеству
совершенных преступлений. Сказать, что это был дурдом в
оперативной обстановке, — и то, наверное, мягковато.

Отделение милиции расположилось в трехстах метрах от
Столешникова переулка, и столько же было до Елисеевского
гастронома и до Филипповской булочной. Это был исторический
центр столицы на Пушкинской улице. Большая
Дмитровка теперь именовалась Пушкинской улицей, и начиналась
она у Охотного ряда. В конце улицы расположился
Страстной бульвар, который называли в царские времена
Нарышкинским сквером. Это был лучший из бульваров
старой Москвы времен девятнадцатого века. Теперь он
заключен между двумя проездами Страстного бульвара,
внутренним и внешним. Раньше проезд был только один,
внутренний, а там, где сквер, рос большой сад.

На Охотном ряду расположились монументальные здания
Госплана СССР, а напротив — гостиница «Москва»,
в которой останавливались партийные боссы. Полвека Госплан
формировал пятилетние планы развития народного
хозяйства СССР, и треть из них руководил этим процессом
председатель Байбаков. Он еще при Никите Хрущеве проводил
реформы хозяйства. Хрущев был одним из «Иванов, не
помнящих родства», потому что стер с карты столицы имя
Охотный ряд, да и не только его. От старого Охотного ряда
осталось только здание Благородного собрания. Любили заседать
в этом Колонном зале Дома союзов партийные боссы,
а проживать напротив — в гостинице «Москве». Для этого
партийного ансамбля и были снесены исторические здания

~30~


церкви Параскевы Пятницы, которая была построена пять
веков назад, и «Гранд-отеля», который принимал гостей
столицы около двухсот лет.

До войны в здании Госплана располагался Совет народных
комиссаров СССР. Так раньше называли министров.
Недавно чекисты поведали Лукину одну тайну. Во время
войны, когда немцы подошли к Москве, это здание было
заминировано, и только в текущем году при прокладке подземных
коммуникаций строители обнаружили закладку, вызвали
соответствующие органы, которые и разминировали
все. Четыре десятилетия хозяйство СССР планировалось
на «пороховой бочке», начиненной тоннами взрывчатки.

Много еще тайн хранит исторический центр столицы.
Под зданием Госплана расположился целый подземный
город со своими улицами и светофорами на перекрестках.
Лукин проезжал по ним до ГУМа. Основным транспортом
на этих улицах являлись грузовые троллейбусы.

В царские времена в этом месте находились всего два жилых
здания: гостиница «Континенталь» да стоящий рядом с
ней трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальная
площадь была заполнена лавками, мясными, рыбными
и зелеными подвалами. Охотный ряд получил название по
своему назначению, когда здесь разрешено было торговать
дичью, приносимой подмосковными охотниками из тех лесов,
где теперь находится станция метро «Сокол». Там и проводилась
соколиная охота. По Охотному ряду ходили охотники,
обвешанные утками, тетерками и зайцами. У баб из корзин
торчали головы кур и цыплят, в мешках визжали поросята,
которых продавцы, вынимая наружу, чтобы показать покупателю,
непременно поднимали над головой, держа за связанные
задние ноги. По мостовой сновали торговцы пирожками и
блинами. Горячий сбитень на меду согревал продавцов, замерзавших
в холодных лавках. Летом торговали квасом.

Должность Лукина не очень высокая, о чем всегда можно
судить по названию. Чем оно длиннее, тем должность ниже.
Но центр столицы накладывал на нее свой отпечаток в виде

~31~



серьезных служебных связей по принципу «умный знает всё,
а мудрый — всех». Руководители самых различных рангов
бывали в 17-м отделении регулярно, по нескольку раз в день,
причем непосредственно из МВД СССР или Генеральной
прокуратуры. Начальство из районного управления сюда
почти не заглядывало, боясь напороться на высокое руководство.
А некоторые уже и побаивались своих подчиненных
руководителей отделения, опасаясь гнева их покровителей.
Обычно все проверки заканчивались какими-нибудь просьбами
проверяющих оказать помощь. Кому заказать столик
в ресторане, чтобы отпраздновать какое-то торжество,
других интересовали театры. В Большой, к примеру, который
называли сокращенно ГАБТ, спекулянты продавали
билеты иностранцам за валюту, а если предлагали за рубли,
то сумму вслух и выговорить было страшно. Один руководитель
МУРа очень любил пирожные из Столешникова
переулка, другому нравились импортные спиртные напитки
из погребов «Российских вин» и, конечно же, грузинские
вина «Хванчкара» и «Киндзмараули», которые можно
было приобрести в буфете ресторана «Узбекистан», но по
личному распоряжению самого директора Константина
Матвеевича. Он был депутатом Моссовета и дружил с «хозяином
» Москвы Промысловым Владимиром Федоровичем,
который руководил Моссоветом еще со времен Хрущева.
Другим другом Промыслова был директор Елисеевского гастронома
Соколов, с которым они устраивали застолья в его
кабинете над столом заказов, да так, что «хозяин» столицы
не мог иногда самостоятельно передвигаться. Серьезный в
оперативном плане достался «кусок земли» Лукину.

Он понимал, что засиживаться здесь нельзя. Нужен быстрый
переход на повышение, если раньше не спалят. Всем
угодить невозможно, да и натура у него не такая. Не умел
он ходить вокруг стола с полотенцем, свисающим с локтя,
как у официантов, и с вопросом в глазах «что изволите?».
С его характером можно отсюда уйти скорее с понижением,
нежели на взлет. Такая возможность тоже существовала.

~32~


Поэтому необходимо было в максимально сжатые сроки
использовать новые знакомства.

Когда Лукин приступил к работе, в конторе наблюдался
полный завал, но помощи просить он не привык и принялся
разгребать эту кучу, засучив рукава. С кем-то из подчиненных
пришлось распрощаться, в том числе из-за низких
морально-деловых качеств. Не сложились отношения у начальника
отделения с оперативником Куликовым, с которым
они ранее приятельствовали, и теперь ему неудобно было его
душить. Лукин такие заказы никогда не исполнял, но в этом
вопросе его мнение совпадало с мнением начальства. С Володей
Куликовым он встречался в 64-м отделении милиции,
где они работали с начальником Александром Литвиненко,
который один из немногих проскочил должность зама по
угрозыску, считавшуюся пороховой бочкой, и стал начальником
отделения милиции в двадцать восемь лет. Лукин, не
торопясь, решил пока приглядеться к Куликову и к другим
сотрудникам уголовного розыска. Из всех он хорошо знал
только Валеру Машкова, высокого блондина, с которым у
него давно сложились добрые отношения, и теперь ему было
на кого опереться в их трудной работе. Машков, как и Лукин,
неоднократно занимал призовые места по району в оперативно-
служебной деятельности. Виктор сначала думал, что
перешел ему дорогу, заняв эту должность, но, переговорив
с Валерой, понял, что тот не хочет оказаться в «штрафном
батальоне» района и его вполне устраивает сегодняшняя
должность старшего инспектора уголовного розыска. Оперативную
обстановку на территории отделения милиции
он знал лучше всех и пообещал помогать Лукину в работе.

В отношении Славы Кочкина приказ о его переводе в
ГУВД на Петровку, 38 был уже подписан, и тот приехал сдавать
оперативные дела лично Лукину, хотя такого не должно
было быть. Такие передачи обычно проходят комиссионно,
поскольку все дела шли с грифом «секретно» или «совершенно
секретно». Слава долго мялся и не показывал журнал,
который был необходим Лукину в работе уже сейчас. Несмо


~33~



тря на сохранившиеся приятельские отношения, Лукин спросил
прямо, где журнал регистрации оперативных сообщений.
Кочкин продолжил что-то рассказывать и наконец выдавил,
что не может сдать некоторые оперативные документы и
журнал регистрации сообщений оперативных помощников,
потому что при уходе сжигал во дворе «лишние» оперативные
материалы. И по ошибке спалил этот журнал. Это было
вполне в его духе. Только у него могло случиться такое, спалил
по ошибке совершенно секретный журнал.

«А может быть, он его и не заводил в этом году, судя
по развалу в работе? Хотя на дворе сентябрь, и прошло три
четверти года…» — подумал Лукин, но Кочкину, которому в
любом случае предстояло его восстанавливать, высказывать
это не стал. Просто по-дружески пошел ему навстречу и
пообещал подождать две недели.

Слава передал ему ключи от сейфов, и когда Лукин заглянул
в большой сейф, настроение у него упало ниже плинтуса.
Там, в полном смысле — в пыли, лежали дела двадцати двух
оперативных помощников, по которым были вынесены постановления
об исключении еще два года назад. Это означало,
что они уже как два года не работали. А сколько они
бездействовали до этого? Их требовалось срочно отправить
в архив. Ему это позволили, как «новенькому», однако взяв
с него обещание, что к концу года план по оперативным
показателям будет перевыполнен.

«Обещанного три года ждут», — пошутил про себя
Лукин, обрисовав Максиму Никоновичу реальную картину
по делам оперативного учета.

— Я могу все оставить, как есть. Любой проверяющий
увидит, что дела лежали без движения более двух лет и сравнит
эти даты с приказом о моем назначении. Тогда спросят,
где было руководство РУВД? Почему не контролировали
работу, а? — прикололся Лукин с его «а».

— Всё, я понял. Только об этом безобразии я ничего
не слышал, а? Подбей необходимые документы по делам и
сдай их в архив.

~34~


— Конечно, подобью. Иначе ко мне первому приедут
после проверки архива.
Опять пришлось начинать с нарушений оперативных
приказов. Хорошо, что дел оперативного учета прокуратура
не касалась, потому здесь опера могли проявить немного
фантазии. Мог же, к примеру, какой-нибудь негласный
помощник после длительной болезни утратить связи,
представляющие оперативный интерес? А у Лукина как
раз остались печати и штампы медицинских учреждений,
которые значились уничтоженными по акту комиссии. Он
был ответственным за борьбу с наркотиками в районе и
всегда присутствовал при подобных уничтожениях. Печати
подлинные, но подлежали замене по различным причинам
реорганизации медучреждений. Лукин договаривался с медработниками,
объясняя, что они нужны ему в оперативных
целях. Он тогда еще представления не имел, где будет их
применять, но темных мыслей у него не водилось, ведь юридически
этих печатей и штампов больше не существовало,
так что и применять их можно было только в какой-нибудь
оперативной комбинации при раскрытии преступлений.
Вот они и пригодились для «увольнения» помощников
в архив… Осталось только выяснить у знакомых докторов
диагнозы, по которым больные могли долго находиться на
лечении.
Лукин привез в управление очередную партию оперативных
дел для сдачи в архив по болезням. Максим Никонович
подписывал дела и только качал головой.

— В вашей конторе просто какая-то эпидемия поразила
всех «лохматых»!

— Да, есть такое дело, в основном туберкулез почек и
переломы тазобедренных костей.

— У тебя не опера, а доктора в отделении работают.

— А что делать, иначе на Петровке не пропустят такое
количество, а по болезни — куда денутся…
Раскрываемость преступлений по отделению на этот
момент держалась ниже восьмидесяти процентов. По


~35~



размыслив, начальник отделения Александр Литвиненко
предложил Лукину улучшить раскрываемость на несколько
процентов.

— Давай сделаем процентов восемьдесят пять к концу
года, никто ругать не будет. Все знают, что здесь завал, а мы
поправили положение.

— Нас и так ругать не будут до конца следующего года,
пока сравнивать не с чем, а потом по итогам снимут, — пожал
плечами Виктор. — Я предлагаю поработать по всем
нераскрытым преступлениям, может, что-то поднять, что-то
прекратить или передать другим органам. Надо поизучать
дела, ведь центр города, здесь все очень запутано. Приглашу
своих оперов из отдела. Пусть ребята помогут, а я им стол в
«Будапеште» накрою, чтобы им в кабинете не пьянствовать.
Из карманной группы попрошу в ЦУМе перетряхнуть карманников.
Заявлений много поступает по кражам из сумочек
и карманов. Пусть будет небольшой рост преступности, зато
компенсируем его хорошей раскрываемостью, а сколько это
будет в процентах, я пока не могу предположить. Надо поработать,
тогда будет видно, на что мы способны в будущем.

— Вижу, ты уже разобрался в обстановке. Делай, как
знаешь, тебе эта кухня виднее, — Саша, видимо, уже забыл,
что сам недавно находился на такой должности.
Сначала Лукин поиграл с операми в демократию, предоставив
им свободу в деле борьбы с преступностью, правда,
недолго — около недели. Потом собрал все материалы по
нераскрытым преступлениям и убедился, что по ним мало
кто работал и раньше, и с его приходом в отделение ничего
особенно не изменилось.
Обычно в любом отделении милиции есть два-три опера,
которые тащат на себе весь вал преступности. Другие опера
«на подхвате» — кого-то привести, доставить, опросить и
подежурить в группе, то есть свои мозги напрягать не мастера.
И в этой конторе за номером семнадцать постепенно становилось
понятно, на кого можно положиться по большому
счету, а кем закрыть дырки в рутинной работе, которая, тем

~36~


не менее, в один прекрасный момент способна завалить заявлениями
о преступлениях всю контору с головой.

А еще всегда есть третья категория оперов. Самая
ценная. Они мало что смыслят в оперативной работе, но в
любой момент готовы поделиться с самым высшим руководством
сведениями о состоянии дел в конторе.

— Учителев, зайдите ко мне со всеми делами, — Виктор
вызвал опера по прямому телефону.
Учителев зашел с пачкой тоненьких по объему дел по
нераскрытым преступлениям, совершенным на его участке.
Лукин бегло пролистал эти дела.

— Никита Аркадьевич, вы не умеете работать или не хотите?
Во всех делах планы оперативно-розыскных мероприятий
одинаковы, хотя преступления разные. Я давал вам срок
неделю, но вы ничего не сделали. Как будем дальше служить?

— Но я работал.

— В делах я ничего не увидел.

— Просто не успел оформить.

— Тогда присаживайтесь за стол напротив меня и пишите,
что не успели.
Виктор положил перед ним пачку бумаги и ручку.
Учителев долго кряхтел, пытаясь родить три рапорта.

— Конечно, ну что еще можно сделать по такому плану,
как ваш? Только отписаться, не выходя из кабинета. Может,
вас кто-то учил так работать по преступлениям, но со мной
этот номер не пройдет. Возбудили уголовное дело — будьте
любезны работать по розыску преступника. Вы же окончили
среднюю школу милиции, так? Чему же вас там учили?

— А я там был художником, оформлял стенгазеты…

— Так и шли бы работать куда-нибудь в службу, в политотдел,
а вы сразу в уголовный розыск! Уже три года стажа,
можно сказать, опытный работник, а Саша Гусев только
пришел с производства, но вам пять очков даст вперед.
Учителев молчал.

— Я тебя не выгоняю совсем, но давай вместе подумаем,
где тебя задействовать. — Виктор перешел на «ты», значит,

~37~



перестал сердиться на Никиту Аркадьевича, понял — научить
его оперской работе невозможно.

Вечером Лукин собрал оперов, которые перенесли к
нему большой стол из Ленинской комнаты и установили
вдоль стены кабинета. Размеры его кабинета позволяли это
сделать. Там же взяли и стулья.

— Теперь по вечерам будем заниматься «чистописанием
», то есть оформлением документов по нераскрытым
преступлениям, — объявил Лукин операм о предстоящих
мероприятиях. — А чтобы вы не высасывали из пальца,
что написать, и не марали бумагу ненужными пустыми рапортами,
утром проведем заслушивание всех нераскрытых
преступлений. По каждому из них составим протокол, где
пропишем конкретные оперативно-розыскные мероприятия,
направленные только на раскрытие или прекращение,
потому что я внимательно изучил дела и увидел, что некоторые
из них возбуждены с испугу перед прокуратурой.
Возможно, преступления и не было, а показания потерпевших
никто не подумал перепроверить. Вечерами будете
письменно докладывать, что сделали. Так работать дальше
нельзя. Кто не будет успевать в рабочее время, того милости
прошу за этот стол. Будем вместе оформлять документы по
розыску преступников.
Этими мероприятиями Лукин пытался научить оперов
работать конкретно по нераскрытым преступлениям и одновременно
предлагал задуматься, стоит ли регистрировать
каждое заявление, когда на самом деле неизвестно — то ли
потерпевший потерял кошелек, то ли его обокрали. Бывало,
что заявителю нужны лишь справка на получение новых документов
да возможность бесплатно добраться до родного
города. Такова специфика деятельности оперов в центре
города. Когда приходишь утром на работу, у кабинетов
очередь из десятка заявителей, в том числе и иностранцев,
с которыми нужно провести беседу, помочь с отправкой на
родину. Денег им на дорогу милиция выдать не в состоянии,
нет такой статьи расходов в бухгалтерии, и вот бригадира

~38~


поезда приходится просить довезти потерпевшего домой
бесплатно, по справке из милиции.

С иностранцами посерьезнее, так как им документы
восстанавливает посольство, которое иногда запрашивает
МИД СССР, а министерство в свою очередь интересуется
у милиции, какие меры к розыску похищенного приняты.
А попадают иностранцы не только под воров-карманников,
но и под мошенников и фарцовщиков, а еще под трясуновглухонемых.
Подъезжает интуристовский автобус к гостинице
«Метрополь», выходят из него иностранные гости,
а тут их окружают глухонемые и начинают столь активно
жестикулировать и хлопать иностранцев по плечам и груди,
что у тех вылетает из карманов все содержимое вместе с документами.
Лучше всего вылетают тяжелые «лопатники»
с валютой. И если постовой милиционер или сотрудник
спецслужбы не успеют отогнать их, то через час жди в отделении
милиции двух-трех заявителей. Эти группировки
обычно рассредоточены по Площади Революции, в разных
углах от «Метрополя». Они налетают на туристов, вытрясают
из них все, что можно, и тут же растворяются в толпе.
Народу в этом месте всегда много.

Брали их с поличным, но всегда создавалось впечатление,
что в центр столицы съезжаются самые квалифицированные
жулики всех мастей. Да и соблазн велик. Народ едет сюда со
всего Союза и из-за бугра, с большими деньгами, чтобы их
потратить, а здесь их встречают специалисты по «карманной
тяге» и мошенники, предлагающие любые дефицитные
вещи — от часов до паровоза. Эти при совершении сделки
меняют деньги на «куклу» и скрываются в проходных дворах
и подъездах, коих в центре множество.

Опера все эти проходняки знали не хуже, поэтому под
руководством Лукина наладились устраивать там засады
на любителей воспользоваться доверчивостью граждан.
Вычислить их в толпе и проследить до совершения преступления
гораздо сложнее, чем взять на месте, при обмане,
когда мошенник уже счастлив от получения очередного

~39~



куша и мечтает, как его потратить и где погулять. А места
совершения преступлений одни и те же.

Всеми этими мероприятиями Лукин добился спада
преступности, и раскрываемость заметно улучшилась,
но сломать коренным образом эту волну еще никому не
удавалось, да об этом он и не мечтал. Часть раскрыть, а
мелочевку спрятать от учета — другого пока никто не придумал
при таком малом количестве личного состава. Ему
нужно было быстро показать себя на этой должности и
бежать «с земли» в управление, где можно опять работать
только по розыску преступников. До этого Виктор уже два
года работал в отделении опером, поэтому знал, что отсюда
вполне можно уйти на повышение. Хотя могут и наказать за
все эти игры со статистикой. Но с другой стороны — если
этого не делать, сначала накажут за плохую раскрываемость.
Вот потому-то в отделениях такая текучесть кадров среди
оперов.

«Не все готовы на такие жертвы, ничем не оплачиваемые,
— Лукин опять мысленно вернулся к «земельной»
теме. — Это ведь мы, в конце концов, делаем статистику всей
кривой преступности, каждый в своем маленьком отделении
милиции. Потом уже она обобщается в ЗИЦ, выкладывается
в проценты, диаграммы по всей стране и ложится на
стол большим руководителям, которые запросто забывают,
что за всем этим стоит опер «на земле». Как он сработает,
такая оценка и будет всем подразделениям милиции, кроме,
конечно, отдельных отделов и управлений уголовного
розыска, которые работают без «земли» и не высчитывают
проценты, а ежедневно ведут борьбу с преступностью.
Но многие опера МУРа — выходцы из этих же отделений
милиции. Оно и правильно, пока опер не понюхает пороху
на переднем крае борьбы, не получится из него хорошего
руководителя для тех же сыщиков».

В 18 часов его рассуждения прервал звонок дежурного:

— На площади Революции огнестрельное ранение.
Группа МУРа и скорая выехали, машина у подъезда.

~40~


— Всех оперов и участковых, что находятся в отделении,
направьте на место. Я спускаюсь, — распорядился Лукин.
На площади Революции около памятника Свердлову
на лавочке лежал молодой парень в белой рубашке, весь в
крови, держась руками за живот. Сотрудники опрашивали
многочисленных свидетелей.

— Мы сидели на соседней лавочке, а этот парень сидел
один, читал книгу и поглядывал на часы, видимо, кого-то
ждал. Мимо проходили трое молодых людей, и один из них
обратился к нему, мол, чего вылупился. «Да, ничего, — ответил
этот парень, — тебе-то что?» — «Да я тебя пристрелю
сейчас!» — «А ну попробуй, стрельни!» — парень при
этом привстал. Те трое достали обрезы охотничьих ружей,
и прогремел выстрел. Мы подумали сначала, что снимают
кино, но когда огляделись, никаких кинокамер не увидели,
а парень этот упал, обливаясь кровью. Те бандиты спокойно
прошли к метро и скрылись из вида, никто их не пытался
преследовать, все наверняка были перепуганы произошедшим,
— поведали две девушки, оказавшиеся на соседней
лавочке в момент совершения преступления.

— Сможете ли вы составить словесный портрет этих
парней? — поинтересовался Лукин.

— Мы постараемся.
Приехала скорая помощь. Доктор осмотрел потерпевшего,
который уже потерял сознание.

— Вряд ли довезем, выстрел пришелся в печень. Скорее
всего, из дробовика картечью в упор. Это больше по вашей
части, а медицина здесь бессильна… — сообщил доктор.
Потерпевший скончался в машине скорой помощи.
Документов при нем не оказалось. Задача со многими неизвестными.
Преступники стреляли из обрезов охотничьих
ружей, потому гильз не осталось. Пыжи были обычные,
заводские, патроны заряжены картечью. Значит, стреляли,
чтобы убить, но к потерпевшему не подошли и ничего не
взяли, да у него ничего и не было. Мотивы? Если из мести,
то кто он? Эксперты добавили, что на его руках обнаружены

~41~



следы типографской краски. Либо работал где-то печатником,
либо в милиции «катали пальцы».

Резонанс у преступления был аховый — на площади Революции
среди бела дня человека убили из обреза! Утром на
совещании Лукин распределил задания и записал в журнал,
чтобы вечером спросить о выполнении.

— Андреев едет на Петровку — составлять со свидетелями
фотороботы преступников, после готовит ориентировку.
Гуров и Комаров берут участкового Постнева
и работают вместе с сотрудниками спецслужбы на месте.
Прижать мошенников, трясунов-глухонемых и прочих,
выжать из них любую информацию по убийцам. Не просто
так они заглянули в сквер к памятнику Свердлова, да еще
с обрезами. Этот закуток не проходной, там собирается
определенный контингент лиц. Тротуар и вход в метро
находятся в стороне от сквера. Когда будут готовы фотороботы,
эту работу в сквере и на прилегающей территории
повторить. Вопросы?

— До которого времени проводить работу в сквере?

— До обнаружения преступников либо получения информации
о них. К вечеру следующего дня у меня на столе
должен лежать список лиц, которые постоянно трутся в этом
сквере и нами пока не опрошены. Жирков дает сводку для
проверки убитого по сводкам без вести пропавших.
На второй день поступила информация от сотрудников
спецслужбы, работающих по иностранцам в районе
«Метрополя», что глухонемые трясуны предположительно
знают одного из нападавших. Зовут его Жорик. Живет он в
Дзержинске, рядом с Люберцами. Они видели у него обрез
охотничьего ружья. Жорик пытался прессовать глухонемых
после их удачной вытряски одного иностранца, чтобы те
поделились добычей.
Вот теперь стали яснее мотивы или причина появления
этих ковбоев в центре. Глухонемые вытрясали иностранцев,
а Жорик с компанией вытрясали глухонемых. Для чего и
носили обрезы.

~42~


Лукин собрал группу оперов, и все вместе выехали в
ОВД города Дзержинский, где расположились в паспортном
столе и монотонно, вручную, ящик за ящиком, принялись
выбирать лиц, похожих на фотороботы преступников, с
учетом имени Георгий. По опыту зная, что фотороботы,
составленные свидетелями, часто сильно отличаются от
оригинала, Лукин предупредил:

— В первую очередь переснимаем фото всех примерно
подходящих по возрасту, приметам и фотороботу лиц,
ранее судимых или состоящих на оперативных учетах.
Обращаем особое внимание на имена Григорий и Георгий
— возможно, так зовут Жорика по паспорту. Потом
проводим такую же выборку по форме номер один паспортного
стола.

— Но это же очень много!

— А вы хотите ездить сюда каждый день и добирать то,
что упустили? Предупреждаю, отрабатывать формы номер
один будете по буквам. От А до Ж проверяет Крупов и так
далее. Каждый персонально будет отвечать, если пропустит
преступника, — предупредил Лукин.

— Строго.

— Но справедливо, потому как из-за одного разгильдяя
всю работу придется повторить. Поэтому не торопитесь.
Фотопленки хватит. Местные опера пояснили, что населения
в этом городе в три раза меньше, чем на территории
нашего отделения, а вот ранее судимых гораздо больше, чем
у нас. Они объясняют это наследственностью. Раньше здесь
была колония, где Макаренко воспитывал малолетних преступников.
И фильм «Путевка в жизнь» здесь снимался, и
железная дорога, которую они строили, цела. Да вы видели,
наверное, платформу «Мальчики», так это она! Вот и
трудитесь в этом историческом месте, а я поехал в контору.
Вроде бы установили личность погибшего.
В отделении оперативник Андреев доложил:

— Погибший ранее трудился в типографии «Молодая
гвардия». В тот день у него была встреча в этом сквере с

~43~



девушкой Наташей, которая работает в книжном магазине
на Кузнецком мосту, но она задержалась и в сквере его не
застала. Наташа поведала, что Олег ждал ее в восемнадцать
часов, а она смогла прийти только после работы. Погибший
недавно вернулся с афганской войны.

Вот судьба — пройти войну без царапины и напороться
на подонков в центре города! Ничем Наташа не помогла в
розыске преступников…

«Видимо, все-таки случайность, — размышлял Лукин.
— Приехали эти трое, скорее всего, грабить трясунов,
и тут им попался Олег. Но если это так, то какие же надо
иметь отмороженные мозги, чтобы застрелить парня ни за
что! По показаниям свидетелей, они явно не были знакомы,
между ними началась словесная перепалка — и тут же выстрелы.
Да, Техас отдыхает…»

Опера добросовестно отработали похожих на преступников
жителей Дзержинского и привезли около трехсот
фотографий. Свидетелей преступления было много, поэтому
опера договорились со следователем, что в присутствии
понятых предъявят двоим из них все выбранные фото, и
если кто-нибудь будет опознан, то оформят процессуально.
После задержания бандитов опознание проведут уже другие
свидетели. Была какая-то уверенность, что информация от
глухонемых достоверна и что кто-то из этой банды, если не
сам Жорик, присутствует в этой груде фотографий. Пригласили
свидетелей и понятых.

— У меня к вам большая просьба — посмотрите эти
фотографии спокойно, не торопясь, если узнаете среди
них тех преступников с площади Революции — скажите
нам. Не бойтесь ошибиться, даже если будут похожи, но у
вас возникнут сомнения, тоже покажите их нам. Никто не
станет арестовывать невинных, потому что фото сделаны с
формы номер один и лица могут выглядеть сейчас немного
иначе. После вашего опознания будет проведена проверка
этих лиц, а уж потом мы решим, что с ними делать. Приступайте,
— попросил Лукин.

~44~


Свидетельницы, передавая друг другу просмотренные
фотографии, отобрали пять штук.

— Вот этот человек на фото номер семьдесят два наиболее
похож на одного из преступников, — сообщила
свидетельница.
Оперативник Андреев заглянул в список, где под этим
номером значился Рыжов Юрий Сергеевич, ранее судимый.
Сомнений оставалось все меньше и меньше, Юрий может
назвать себя и Георгием, и Жорой, это вполне приемлемо.
Оформили протокол опознания по фото. Бригада для
оперативного наблюдения по этому делу была выделена заранее
и ждала только команды с фотографией и данными
объекта для наружного наблюдения. Опера из убойного
отдела МУРа подключились к этому делу с первого дня,
поэтому машина розыска заработала как часы, без проволочек.
Ежедневный контроль по розыску преступника
осуществлял заместитель начальника ГУУРа МВД СССР
генерал милиции Алексеев.
За Рыжовым Жорой «протопали». И с каждой новой
сводкой наружного наблюдения у оперативной группы возрастала
уверенность, что они на правильном пути. Выявили
его связи и обнаружили среди них еще двоих, похожих на
подонков, участвовавших в убийстве. Взяли и их под наблюдение
и положили в адреса, где те решили заночевать.
Рано утром оперативные группы выехали и взяли всех
тепленькими. А дальше уже стало совсем неинтересно.
Предположения подтвердились. Этим подонкам просто
не понравился взгляд погибшего. Они сообщили, что в его
взгляде было что-то колючее. Убить за то, что посмотрели
на них не так! Вот кого надо было отправить в Афган и там
оставить насовсем. Время штрафбатов, конечно, закончилось,
а зря. Однако на войну отправляли только лучших…
Взгляд того паренька, так не понравившийся этим уродам,
был правильным. Он отвоевал и пошел работать в типографию,
а эти обрезали охотничьи ружья и отправились
грабить.

~45~



Лукин смог настроить оперативников отделения милиции
на работу, убедительно показав, что раскрытие таких
запутанных дел им по плечу.

К этому времени семейный очаг Виктора как раз дал
первую трещину. Даша зарулила не туда. Девочка не хотела
понимать, что вышла замуж и встречи с парнями на вечеринках
выглядят, по меньшей мере, неприлично. Посему
Лукина не очень-то тянуло в свой дом с медвежьими шкурами
с Камчатки, который еще совсем недавно казался ему
таким уютным. Теперь он больше походил на медвежий угол.

«А чего ты хотел от этой скороспелой свадьбы? Ты же
знал истинные причины замужества Даши. Ей просто нужен
был москвич с квартирой», — успокаивал себя Виктор. Он
побаивался только одного — чтобы подчиненные не разбежались
из отделения милиции из-за его неуемного рвения к
работе. Но те оказались куда более проницательными, чем он
мог представить, и усмотрели его неважнецкое настроение.

— Вы не против сегодня вечером отметить наши скромные
успехи в деле борьбы с преступностью? — подошли к
Лукину его старшие опера Андреев и Жирков.

— С удовольствием, только не хотелось бы в кабинете.

— Это мы мигом организуем в «Будапеште», а еще
Сергею-спонсору позвоним. Пусть возьмет овощи и фрукты
с Центрального рынка и выпивку, а в ресторане закажем
только горячее, — предложил Андреев.

— Хорошо, пойдет. Часов на восемь вечера.
Лукин сразу понял, что речь идет о Сергее Вадимовиче,
который дружил с уже бывшим начальником ребят Славой
Кочкиным. Тот в свое время и познакомил Сергея с ним.
Лукин пропустил мимо ушей слово «спонсор», да и вообще
решил не афишировать знакомство, хотя возможно
сотрудникам о нем было известно. С Сергеем он периодически
встречался в увеселительных компаниях прокуроров,
где никто никому ничего не был должен, а вот теперь ему
представилась интересная возможность посмотреть на отношения
с этим человеком своих подчиненных.

~46~


Сергей жил своей флибустьерской жизнью. Работал на
руководящей должности, однако даже Лукин не мог точно
сказать — на какой именно, потому что тот их регулярно менял.
У него всегда находилось свободное время для друзей,
которых он с удовольствием угощал и никогда не слыл жадюгой.
Про таких говорят — «человек крутится», именно
так и было. От Сергея отдавало прохиндейством. Нет, он,
разумеется, не был жуликом, но вот проныра — хоть куда.
Решение любого вопроса ему оказывалось по плечу, потому
как практически во всех сферах у него находились знакомые.

Ресторан «Будапешт» вместе с гостиницей входили в
компанию «Интурист», но оперов здесь знали и официанты,
и руководство ресторана. Именно поэтому им позволялись
такие вольности, как принести продукты с рынка и
передать на кухню. От директора тут же прислали бутылку
водки, а от администратора — холодные закуски. Бывало и
от некоторых посетителей, знавших оперов, тоже кое-что
перепадало. Однако к этим дружеским подаркам они всегда
относились пристрастно.

На этот раз первым досталось официанту, принесшему
бутылки со спиртным:

— Кто просил не говорить от кого? Не скажешь? Через
полчаса будешь уволен и ночь проведешь у нас в камере. Да,
кстати, позови директора Михалыча, он тоже пузырь прислал,
— сказал Валера Машков официанту.

— Может, не надо? — умоляюще попросил тот.

— С Михалычем мы просто выпьем, а вот это отнеси
обратно и покажи-ка нам их, — поддержал Валеру Лукин.
Так он и знал. Бутылки прислал сутенер, который держал
девочек в ресторане. Они тихо сидели за столиками и
ждали своих избранников на ночь. Опера их всех знали, как
и девочки знали оперов, поэтому все просто мирно сосуществовали.
Доказать вину этих жриц любви было трудно, да
и профиль не тот, это работа ребят из спецслужбы по «интуристовским
» гостиницам. Между зеркалами ресторана
«Будапешт» была дверь, занавешенная бархатной шторой,

~47~



через которую барышни попадали сразу в номера гостиницы.
Лукин представил, как девочки легкого поведения, а их
называли именно так, проходили с опаской мимо номера
102, который достался Лукину по наследству от Кочкина
как служебный для конспиративных встреч. Хоть что-то положительное
оставил корешок, но ни о какой конспирации
и речи не могло идти, потому что об этой комнате знали
многие. Конечно, о ней не имели представления обычные
посетители ресторана. Они ведь просто приходили выпить
и повеселиться под живую музыку.

Лукин вышел в фойе, где к нему тут же подскочил сутенер
Виталий.

«До чего противная холеная рожа, — подумал Лукин,
разглядывая его, — а занятия и того гаже…»

— Начальник, вы что, обиделись на мои подарки?

— Нет, просто вернул. Я принимаю подарки только
от друзей, которые иногда подходят к столу. Они присаживаются,
и мы вместе выпиваем. А с вами мы, похоже, не
знакомы.

— Могу ли я вас чем-нибудь угостить и познакомиться?

— Вы же видели, что я не один.

— Я угощу всю вашу компанию.

— Может, не стоит?

— Да, я знаю, что вы упакованный, вам ничего не надо.

— Ну почему же… Хорошо, давайте через десять минут
в баре. — Лукину не понравилась и его наглость.

— Я буду ждать.
Виктор вернулся к столу.


— Ребята, этот чудик желает угостить нас в баре. Мне
он тоже неприятен, но хочется указать ему его место в этом
заведении, — предложил своим операм Лукин.

— А что, пошли! — воодушевились подвыпившие опера.
В баре Виталий встретил десятерых оперов растерянной
улыбкой, моментально прикинув в уме расходы. По сто граммов
водки каждому — это уже литр, а опера ведь по одной не
пьют — только рот пачкать, водка же в «интуристовских»

~48~


ресторанах дорогая, поэтому он заказал барменше по пятьдесят
граммов каждому и без закуски.

Рюмки с водкой выстроились на барной стойке.

— Пожалуйста, — предложил сутенер.

— А сам чего? — прищурился Лукин.

— Я не пью.

— Вот с этого бы и начинал, что сам не пьешь. Разве так
угощают оперов? Марина, — обратился Лукин к барменше,
достав портмоне с деньгами, — верни-ка эти наперстки с
водкой хозяину и налей нам по сотке, как положено, и по
бутерброду с икоркой сделай. А вы, товарищ сутенер, для
начала купите себе приличные башмаки, а потом будете
предлагать выпить операм.
Под дружный хохот опера чокнулись и, жахнув по сто
граммов и закусив красной икоркой, отправились к своему
столику, оставив сутенера с его десятью наперстками водки
у стойки бара. Уходя, Лукин бросил на него косой взгляд.
Лицо сутенера было багровым, хоть прикуривай, зато не
таким наглым и самоуверенным, как поначалу. Не получилось
у него подружиться с местным угрозыском за рюмку
водки, да этого и в принципе не могло быть. Лукин вполне
мог дать соответствующую команду и лишить сутенера
вместе с его жрицами любви заработка, но они погоды в
оперативной обстановке не делали, зато борьба с ними тут
же инициировала поток звонков от коллег и смежников из
КГБ, которые сообщали, что девочки работают на них и
хорошо бы оставить их в покое. Поэтому Лукин решил прижать
только сутенера. Хватит ему жировать за счет девчонок.
В центре зала тем временем наметилась потасовка между
гостями заведения. Это обычное дело в ресторанах. Кто-то
пригласил даму на танец из чужой компании, а кому-то это
не понравилось. Некоторые опера приподнялись.

— Всем сидеть и тихо закусывать, — выдал команду
Лукин. — В ресторане есть администрация, у входа два
милиционера, а кто из вас сейчас влезет в нетрезвом состоянии,
тот и будет виноват. Получит фингал под глаз либо

~49~



завтра в «особке» будет отписываться за пьяную драку в
ресторане.

— А меня ваши «особка» и прокуратура не кантуют,
пойду я, погляжу, что там происходит, — двинул Сергей в
самую гущу событий.
Конечно, опера все держали под контролем. Они внимательно
наблюдали за происходящим, готовясь в критический
момент вмешаться и пресечь чьи-либо противоправные
действия, выражающиеся в мордобое с причинением телесных
повреждений.
Почему-то в драке между двух дерущихся сторон всегда
возникает третья — какая-нибудь личность, которая пытается
разнять и примирить противников, не вникая в суть
их проблемы. И эта третья сторона, как правило, получает
ото всех сразу. Так произошло и здесь — Сергей получил
по лицу от обоих драчунов. Пришлось вмешаться. Быстро
растащив народ по разным углам, опера принялись выяснять
намерения противоборствующих сторон. Те моментально
сообразили, что разборки в милиции закончатся минимум
испорченным вечером, а в перспективе кое-кто вполне
может получить и срок, потому дружно замахали руками,
наперебой объясняя, что они друзья и просто неправильно
поняли друг друга. После чего бывшие враги, вдруг ставшие
друзьями, стали приглашать всех за стол, дабы выпить на
мировую. Однако Сергей был непреклонен.

— Я разнимал драку в общественном месте, пресекал
хулиганские действия и получил удары по лицу. Это расценивается
как нападение на представителя власти! — гордо
сообщил хулиганам Сергей, хотя этот мошенник не был
даже дружинником.
Ну чем не речь прокурора на судебном процессе? Научился
же, общаясь с операми и прокурорами, хотя, говоря
откровенно, в его голосе больше звучали нотки Остапа Бендера,
нежели представителя силовых структур. Это, видимо,
почувствовали и участники драки и стали предлагать ему
на ушко деньги — на лечение.

~50~


— Давайте замнем! С кем не бывает? Ну, выпили, ну
погорячились… А мы вам лечение компенсируем.

— Нет, я буду добиваться направления материалов в
прокуратуру! Поэтому сейчас вы все поедете в отделение
милиции, а я — в травмопункт, может, у меня сотрясение
мозга! — заявил Сергей.
Опера не стали с ним спорить. Отдали команду постовым
милиционерам о доставке всех участников конфликта
в отделение милиции и спокойно отправились продолжать
свою вечеринку. В кои-то веки им удалось выбраться с
работы — и тут на тебе! Сейчас они все бросят и поедут заниматься
этим загадочным преступлением! К тому же и так
ясно, что Сергей не согласился на мировую только потому,
что ему мало предложили. Но это его проблемы, он — не
их сотрудник.

— Я хотел бы еще одно дело довести до логического
конца, — обратился Лукин к своим операм. — Мне не понравился
подход к нам этого сутенера. Не в том дело, что
он хотел нас угостить этими наперстками с водкой. Если
бы он поставил нам и по бутылке, финал был бы тем же.
Но мне не понравилось само его отношение к нам. Что он
о себе возомнил? Думал, нальет операм по капле водки и
будет спокойно заниматься своим поганым делом? Девчонки
идут на подобное по разным причинам. Одни — по
нужде, потому что не хотят с утра до вечера стоять у станка
на фабрике, а кому-то из них может нравиться это делать с
разными мужиками да еще за деньги. Это их выбор, но этот
холеный мужик отнимает у них больше половины заработка
неизвестно за что. Они-то думают, что он платит кому-то за
их «спокойную жизнь» в центре города. Вот и сегодня его
подход к нам был этим обусловлен. Сколько в зале ресторана
его девочек?
А сам про себя Виктор подумал, что раз его повело на
работу, значит, выпил уже прилично…

— Он держит три столика, за которыми сейчас сидят по
четыре девушки легкого поведения.

~51~



— А не больше? Я окинул уже давно эту публику взглядом
и насчитал гораздо больше. У них же на столах обычные
наборы из бутылки шампанского или коньяка, который они
сосут весь вечер «через тряпочку». Только мочат губы и
ждут клиентов, которые заплатят за эти напитки и шоколад
или легкие салаты.

— Виктор Павлович, а мы думали, что вас эти вопросы не
интересуют. Все правильно. Девочек сегодня гораздо больше,
но это гости метрдотеля и двух официантов, которым
позволено руководить этим процессом, потому что некоторые
гости и приходят в ресторан, чтобы снять проститутку.

— Какой ты грубый, Валера. В нашей стране нет проституции.
Подскажите метрдотелю Петровичу, чтобы он
пригласил девочек сутенера в вестибюль ресторана, а там
передайте их нашему патрулю. Пусть их проверят и запишут
в книгу доставленных граждан, а через пару часов отпустят.
За их столики придется заплатить сегодня сутенеру. Он мне
так противен, что даже в голове не отложилось, как его зовут,
хотя он представился. Завтра я дежурю до полуночи, и эту
операцию с его девочками повторить, чтобы они поняли, что
он им не защитник. Он у них на виду прислал нам выпивку
и пригласил к стойке бара, показывая, что мы им куплены.
В наш план оперативных мероприятий забит пункт о проведении
ежемесячных рейдов по борьбе с женщинами легкого
поведения. Кто это только придумал и как представляет себе
эту борьбу! Продержать девочек в отделении не более трех
часов и отпустить, испортив им текущий вечер, но они в
другой раз доберут то, что потеряли сегодня. А девчонки-то
все молодые и смазливые. Как с ними бороться?
Центр города делили две категории граждан. Покупатели
и отдыхающие. Первые с утра до вечера мотались по
магазинам в поисках дефицитных товаров. После закрытия
магазинов они замирали, и на улицы выходили вторые —
театралы и любители ресторанов. И вновь тишина до окончания
спектакля или закрытия ресторана. Публика здесь
обреталась одна и та же, как и в спальных районах столицы.

~52~


Только там народ ходил вкалывать на заводы и фабрики,
поэтому передвижения по городу имели свои временные
рамки. Одни рано утром шли на работу, а через восемь часов
— домой. Им навстречу направлялись работники второй
смены. А ведь многие предприятия столицы работали и в
ночную смену. Эти граждане не участвовали в тусовках центра
города. Лукину припомнился старый мрачный анекдот
советской действительности. В одном шахтерском городке
ночью на кладбище выбрались два его обитателя воздухом
подышать, а в это время мимо проходит мужик. «Ты что,
новенький? Мы тебя раньше не видели. Ты из какой могилы?
» — «Да пошли вы, я шахтер с ночной смены!»

У входа в ресторан милиционер важно прогуливался по
центру улицы и строго посматривал на подгулявших граждан.
Иногда он подходил к таксистам, дабы не случилось
потасовки между гостями ресторана из-за подъезжавших
такси, которые, вооружившись строгой вывеской «в парк»,
банковали, назначая повышенные ставки за проезд. Прохожих
в эти театральные часы на улице было мало. Таксисты
стояли кучками у своих автомобилей, курили, болтали и,
крутя на пальце ключи от зажигания, выбирали клиентов
повыгоднее.

Лукин был немного выпивши, да в ресторане по-другому
и не получалось, поэтому решил прогуляться перед сном.
Жене он позвонил, что задерживается на работе. Не хотелось
со свежим запахом алкоголя и ресторанного духа
возвращаться домой. Он свернул налево по Петровке в
сторону Малого театра, решив дойти до Госплана на Охотном
ряду, а там до часа ночи ходили троллейбусы по улице
Горького — прямо до его дома у Белорусского вокзала.
Виктор особенно на троллейбус не рассчитывал, так как
ему было приятно пройтись этим маршрутом. Когда-то он
возвращался из ресторанов домой точно также пешком
вместе со своей француженкой… Два года уже не виделись,
но забыть такое невозможно, да и зачем, ведь это самые
приятные воспоминания.

~53~



Осенний мелкий дождичек сеял и сеял сквозь туман.
Ночь была весьма благоприятной для прогулки. Туман
клубился над кустами сирени в сквере Большого театра,
висел на деревьях, освещенными желтыми йодистыми фонарями.
В такую погоду можно идти спокойно, не рискуя
быть ограбленным. В центре города в это время орудовали
только «ремонтники», грабившие «голубых». Договорятся
о прелюбодеянии между мужиками, зайдут в темный
подъезд дома на Пушкинской улице, а там «гоп-стоп» — и
выходит «голубой» на улицу в одних трусах и с синяками,
считай, готовый к любовным утехам со своими коллегами,
даже раздевать уже не надо. Не многие из них обращались с
заявлениями об ограблении в милицию. Почему грабителей
прозвали «ремонтниками» — неизвестно. Может, они сами
так себя назвали. Лукину не нравились ни те и не другие,
но по поступавшим заявлениям об ограблении он работал
добросовестно. Преступление — есть преступление, хоть и
совершенное в отношении лиц с «голубой» наклонностью.

Центр города можно было сплошняком застраивать
публичными домами, а гостиницы — освещать красными
фонарями. Даже гостиница «Москва», считавшаяся местом
проживания партийного аппарата, не уступала «Интуристу
» в этом вопросе. Лукин неоднократно видел всех этих
женщин. Там не только взгляд не на кого было положить,
а становилось вообще не понятно, кто с ними соглашался
проводить ночи. У одной из них была кличка Трапеция.
Лукин сначала подумал, что эта женщина из цирка и творит
в постели номера из воздушной гимнастики, но оказалось,
что ее так прозвали из-за формы ног…

У входа в Малый театр сидел бронзовый домовладелец
Островский, в том же самом заячьем тулупчике, в котором
писал «Волки и овцы». На стенах театра висели афиши с
именами его обитателей. Для многих из них театр стал родным
домом, как в свое время для драматурга Островского,
который после гимназии учился на юрфаке Московского
университета, откуда, однако, вышел, не окончив курса.

~54~


Островский устроился в Московский коммерческий суд,
который вел торговые дела по сделкам, векселям о несостоятельности,
уголовные дела и гражданские споры. Там он и
приобрел обширную информацию о мире замоскворецкого
купечества. Эту жизнь он впоследствии с блеском изобразил
в своих пьесах. Был он практически коллегой Лукина по
юридической части и по работе в центре столицы, почему
Лукин и заинтересовался этой частью его биографии. В театре
же Виктору приходилось бывать больше по служебной
необходимости.

Утром шел спектакль «Свои люди — сочтемся», а вечером
«Бедность — не порок» сменялся спектаклем «На
всякого мудреца довольно простоты».

Игра актеров, составлявших славу театра, была завораживающей.
С некоторыми из них Лукину посчастливилось
познакомиться. Правда, в связи с совершением незначительных
преступлений в стенах театра. Игорь Ильинский
перемещался по сцене по тонкому лучу прожектора, но
благодаря его творческим заслугам народ ходил посмотреть
на него. Многие зрители видели эти спектакли не один
раз и ходили в театр полюбоваться на актеров. Театром
руководил Царев, а Михаил Жаров подарил Лукину свое
фото с автографом от участкового Анискина. Можно было
наслаждаться красотой и талантом Элеоноры Быстрицкой,
восхищаться игрой Евгения Весника, а перед Юрием
Мефодьевичем Соломиным Лукину до сих пор было неудобно,
потому что он так и не нашел ни одного жулика
по его заявлениям в милицию о кражах из автомобиля
радиоприемника и зеркала. На экранах страны шел фильм
«Инспектор уголовного розыска», в котором Соломин
играл майора милиции, прославляя профессию сотрудников
угрозыска. Его брат Виталий снялся в фильме о Шерлоке
Холмсе в роли доктора Ватсона, а главного сыщика Англии
сыграл Василий Ливанов. Вот ему-то повезло больше, чем
другим. Он отправился на Центральный рынок, чтобы купить
овощей и фруктов, да расслабился, забыв, что на рынок

~55~



приходят не только покупатели, но еще и специалисты по
«карманной тяге». Пока он приценялся и выбирал продукты,
неизвестный жулик выкрал у него портмоне с документами
и суммой, приличной даже для народного артиста.
Когда Лукин прибыл на рынок вместе с сыщиком Валерой
Машковым, Василия Ливанова уже опрашивал участковый
инспектор Малышев и выяснял, какие купюры находились
у него в портмоне. Было совершенно ясно, что найти карманного
вора спустя час после совершения преступления
можно только теоритически, а доказать ему кражу просто
невозможно. Портмоне он уже распотрошил, изъяв деньги,
которые, как известно, не пахнут. Искать свидетелей среди
продавцов, в основном представителей солнечного Азербайджана,
— занятие бесполезное. Эти даже если и видели
кого-нибудь, то все равно ничего не скажут. Оставалось надеяться,
что жулик не потащит портмоне далеко, потому что
знает, кого обворовал и какая поднимется шумиха. Однако
представители Закавказья молчали только до тех пор, пока
им ничего не угрожало, а у Лукина был неплохой принцип
в розыске преступников. Он умел организовать работу и
заставить трудиться на этом поприще других, поскольку со
своих сыщиков он и так мог спросить.

Лукин попросил участкового Малышева и сыщика
Машкова пригласить в комнату милиции рынка Фазиля,
подпольного директора Центрального рынка, который руководил
цветочниками и овощниками, а так же Нуреддина,
возглавлявшего «темные силы» околорыночного пространства.
В компании последнего крутились в основном мошенники,
и все эти карманники и грабители вряд ли рискнули
бы совершить преступление в его вотчине, не поставив его в
известность. Лукин с Машковым провели с ними короткие,
но емкие беседы, объяснив, кого именно обворовали на рынке
час назад, и предложили найти портмоне в кратчайшие
сроки. А конкретно — пока они будут пить кофе с русским
«Шерлоком Холмсом». В противном случае Лукин пояснил,
что будет вынужден прибегнуть к репрессиям в торговых

~56~


рядах, а всем, кто болтается около рынка в поисках легкой
наживы, «намотает нахалку» в две недели и один день, так
он называл пятнадцать суток ареста за мелкое хулиганство
или неповиновение сотрудникам милиции. На всякий случай
Машков сообщил представителям Азербайджана, какими
купюрами были деньги в похищенном портмоне. Ливанов в
это время пил кофе с коньяком для снятия стресса в другой
комнате, где накрыли стол дарами южных республик. Через
полчаса пришел Фазиль и тихо сообщил Лукину, что портмоне
нашли около котельной рынка и все в нем на месте. Он
попросил вернуть портмоне артисту и сообщить, что нашли
его в рядах, вероятно, тот сам его обронил…

Василий Ливанов не верил своим глазам, считая купюры.
Все оказалось на месте, а Лукин бы удивился, если бы
хоть что-нибудь пропало. Фазиль и подошедший Нуреддин
готовы были и портмоне новое купить, и документы справить,
если бы вдруг не обнаружили оригинал. Они давно
и неплохо знали Лукина, еще со времен, когда тот боролся
с наркотиками в районе, причем довольно-таки успешно.

Однажды он заглянул в кафе «Вареники», что напротив
Центрального рынка, в котором собиралась компания
Нуреддина. Лукин хотел переговорить с Насреддином из
этой компании, вызвать которого повесткой для беседы
было невозможно. Встретиться с ним можно было только
по сообщению информатора, который не предупредил
Лукина, что эти люди вокруг кафе выставляли посты, предупреждавшие
их об опасности. Так получилось и в этот раз.
Когда Лукин вошел в кафе, в зале их не оказалось. Потом
помощник сообщил, что они так перепугались, что бежали
через кухню, а пистолеты побросали в котел с харчо. Лукин
прекрасно знал, что они вооружались только тогда, когда
собирались на «гоп-стоп». Серьезная компания была у
Нурика, как его звали окружающие, и Насреддина.

Ливанов попытался отблагодарить Фазиля, открыв
портмоне, но Нурик остановил его и пригласил всех в ресторан
«Узбекистан» — отметить находку. Лукин слишком

~57~



хорошо знал эту компанию и отклонил предложение, тем
более что портмоне, по сообщению Фазиля, нашли около
котельной, а там некоторые члены команды Нурика «катали
» в карты, так что на этом расследовании точку ставить
было рано. Ливанов, раскланявшись, попрощался. Лукин
тем временем предупредил Нурика, что если появится еще
хоть одно заявление о краже или мошенничестве в этом
районе, то тот будет отвечать сам. Знали бы прокуроры о
его методах расследования! Но Ливанову повезло, а Юрию
Мефодьевичу никак не получалось…

Во МХАТе у Лукина сложились хорошие отношения с
главным режиссером Олегом Ефремовым. А симпатичные
пожарницы, обеспечивающие безопасность театра в круглосуточном
режиме, всегда встречали Лукина горячим кофе с
печенюшками под рюмочку коньяка, который он приносил
с собой. Проверка противопожарной безопасности не входила
в его компетенцию, но руководители знали Лукина и
ничего не имели против его посещений после спектаклей.

В поисках выхода из затянувшегося застоя «старики»
театра пригласили главным режиссером основателя и руководителя
«Современника» Ефремова. К нему подтянулись
всенародно известные Евгений Евстигнеев, Александр Калягин,
Иннокентий Смоктуновский и Анастасия Вертинская.
Если бы еще в театр перешла ее сестра Марианна, то Лукин,
наверное, прописался бы в нем. С самой юности он был
немного влюблен в эту актрису и, может быть, поэтому и
в подругу своего детства Наташу, очень похожую на нее.
Он постоянно вспоминал кадры из фильмов с ее участием
и поражался ее сходству с Наташей, которая иногда копировала
ее прическу и одежду, но не потому что подражала,
просто мода была такая, и выбор женской одежды не мог
похвастаться особенным разнообразием. В общем, все эти
актеры вместе с Татьяной Лавровой и Станиславом Любшиным,
Олегом Борисовым и Олегом Табаковым составляли
«лучшую труппу на лучшей сцене страны». Недавно Лукин
ходил с женой на премьеру «Тартюфа» с великолепным

~58~


актерским ансамблем. Оргона играл Калягин, Тартюфа —
Любшин, а Эльмиру — Вертинская.

«И с чего вдруг припомнилась Наташа?» — мелькнуло
у него в голове.

Он понимал, что просто так ничего не припоминается.
Значит, не все еще погасло, может, потому что после разлуки с
ней в его личной жизни все окончательно пошло наперекосяк?

На театральной теме Лукин, не торопясь, дошел до
дома — уставший, но совершенно трезвый. Оставалось
почистить зубы, и можно смело заявлять, что спиртное не
употреблял. Хотя он и так это делал крайне редко, поэтому
Даша таких вопросов ему не задавала. Да и в последнее
время он делал, что хотел.

Поздним вечером следующего дня его оперативники
доставили из ресторана «Будапешт» девчонок из компании
сутенера, который накануне неудачно пытался подружиться
с Лукиным.

Задребезжал звонок прямого телефона дежурного по
отделению милиции:

— Товарищ майор, у меня тут полная дежурка задержанных
ночных фей. Если можно, дайте команду операм,
чтобы этих девочек разобрали по кабинетам для бесед. Как
я понял, за ними серьезных нарушений нет, и через два часа
я их выпущу.

— Хорошо, Михаил, оперативники сейчас ими займутся,
— пообещал Лукин.

— А одна из них рвется на беседу к вам. Видимо, старшая.
Хочу, говорит, к Виктору Павловичу.

— Ну, если хочет, проводи ее ко мне.
Сержант милиции завел в его кабинет миловидную
барышню лет тридцати.
«Такую встретишь на улице и не догадаешься, чем она
занимается на самом деле. Деловая женщина, да и только, —
окинул ее взглядом Лукин. — А может, она и не занимается
этим делом, а только руководит процессом?»

~59~



— Спасибо, вы свободны, — отпустил он сержанта.

— Виктор Павлович, на каком основании нас задержали?
И вчера тоже.

— Как звать тебя, красавица?

— Светлана. А что, я тебе нравлюсь?

— Не при таких обстоятельствах.

— Ты имеешь в виду, что я продажная женщина? Ты в
этом плане не угадал. Я в некотором роде бригадирша и с
клиентами не сплю.

— Но чтобы стать бригадиром, ты все-таки молотила
на этом поприще?

— Всякое бывало, но недолго. Короче, чего я тебя уговариваю!
Если хочешь, я готова с тобой уединиться в комнате
отдыха за этой шторой.
Комната отдыха Лукина была зашторена точно так же,
как окно рядом, поэтому просто догадаться о ее существовании
не представлялось возможным. Светлана точно знала,
что именно там находится.

— Что, приходилось там бывать?

— Да, и хочу сообщить, что на кожаном диване заниматься
этим делом не очень приятно.
— Что, соскальзываешь? — развеселился Лукин. —
И когда же ты посещала мои пенаты?

— Предыдущий начальник больше был по части спиртного.
Я у него была один раз с бутылкой портвейна. Так он ее
сам и уговорил, а ко мне даже не притронулся. А вот перед
ним был начальник — тот орел. Всех моих девок перетаскал
к себе, просто работать не давал. Так ты мне объяснишь,
почему нас таскают в милицию каждый вечер?

— А ты еще не догадалась?

— Я в полной растерянности, если уж ты меня не хочешь!
— рассмеялась она.

— У тебя какие отношения с этим сутенером?

— Сам знаешь, какие. Финансовые. Я так и поняла, что
нас прессуют из-за него…

~60~


— Вот и умница. Нам осталось с тобой договориться о
взаимной заинтересованности в нашем общении, чтобы я
вас больше не дергал.

— Так пошли в другую комнату. Там проще будет договориться.


— С тобой там точно разговора не получится, боюсь,
не устою.

— Не понимаю, зачем себя сдерживать, если сам хочешь
и женщина согласна?

— Светлана, у тебя логика железная, но мне неинтересно
с женщинами твоего круга. Мне не нравится секс без взаимности,
когда ты пыхтишь и стонешь, якобы в экстазе, а на
самом деле играешь на публику, ничего не ощущая. Это для
тебя работа, а меня такие вещи не интересуют.

— Я обещаю отдаться тебе по-настоящему. Ты увидишь
небо в алмазах, просто поверь.

— Всё, заканчивай совращать малолетку. Светлана,
давай-ка перейдем к делу. Я могу забыть о вашем существовании,
если вы пошлете своего сутенера на три буквы и
будете снабжать меня информацией, добытой при общении
с клиентами.

— Стучать, что ли?.. Но ведь мы уже вроде и так этим
занимаемся! Сам знаешь, иначе нас к «интуристовской»
гостинице близко не подпустили бы. Я не против, да только
«уголовку» наши клиенты мало интересуют.

— Это позволь решать мне. Я уже встречал разбойников
и квартирных воров, которые «косят» в компании девочек
под «цеховиков» и подпольных миллионеров.

— Тогда считай, что договорились. Я знаю, что у тебя
есть служебная комната на первом этаже гостиницы «Будапешт
». Вот там и можем с тобой встречаться.

— Ты для бригадирши что-то слишком много знаешь.
Вот так переспи с тобой, а потом в оперативной сводке МВД
или КГБ пропечатают.

— Вот только обижать не надо! Мы сливаем информацию
только про говнюков, а про хороших мужиков мы

~61~



помалкиваем. Многие из них у нас на постоянной основе.
А все-таки мне хочется тебя совратить! Если у меня не получится,
то перед моей Катериной ты вряд ли выдержишь
стойку. Ей восемнадцать, и она чертовски красива. Только
недавно приехала в столицу с Украины. Она пока только раз
была с немцем в номере гостиницы и дала ему за авторучку,
правда «Паркер», но мы смеялись всей компанией. Хочешь,
я тебя с ней познакомлю? Не пожалеешь.

— Что у тебя изымали в дежурке? — спросил Лукин,
показывая, что разговор окончен.

— Сигареты и разную мелочь.
Лукин снял прямую трубку с дежурным:


— Михаил, сейчас к тебе спустится Семенова. Она
свободна.

— Спасибо, Виктор. Так что в отношении Екатерины?

— В другой раз.

— Ну, хорошо.
Она пошла освобождаться в дежурку, а через десять
минут вновь постучала в кабинет и вошла вместе с девушкой.
Лукин сразу понял, что это и есть Катерина. Высокая
и стройная, красивая, как кукла.
«Да, права Светлана, против такой трудно устоять», —
подумал Лукин.

— Я прикинула, что другого раза ждать долго, и решила
зайти к тебе с Катей. Она тебя еще вчера видела и говорит,
что ты ей понравился. С ней никакого театра не будет. Она
это делает пока еще от души.

— Светлана, я нормальный мужик, а не кобель. И давай
пока на этом закончим наше общение.

— Вот, Катя, смотри, какими бывают настоящие мужики!
Всё, мы уходим.

— Счастливо, и береги Катю. Не давай ей погрязнуть
в этой трясине.

— Значит, она зацепила тебя! Не беспокойся, мы многих
девушек пристраиваем к богатеньким мужикам, и они
больше не трутся в нашей компании. Вот и Катю скоро

~62~


пристроим, так что смотри не опоздай, а то уедет с немцем
в Германию.

— Света, я тебя сейчас опущу в дежурку за сутенерство.

— Всё. Мы ушли, где нас найти — ты знаешь, — ее смех
залил коридор третьего этажа.
«Да, вредная у тебя работа, Лукин. И молоко не
дают», — пошутил он про себя.
Лукину припомнилась похожая ситуация с Верой из Севастополя.
Она проходила свидетельницей по делу бывшего
пожарника, который совершил в Москве более шестидесяти
квартирных краж путем подбора ключа. С Верой у него
неожиданно вспыхнула любовь, да также быстро и угасла.
Она пробивалась в жизни тем же путем, каким собирается
теперь Катерина, с богатыми и имеющими положение в
обществе мужиками. Поэтому у него ничего и не могло
быть с Верой длительного, так как с нищенской зарплатой
опера он просто не мог удержать ее рядом с собой. А Вера
была настолько красива и обаятельна, что до сих пор дух
захватывало при одном только воспоминании. Она была
похожа на французскую кинозвезду Мишель Мирсье, словно
зеркальное отражение.
«Почему-то мне все время встречались девчонки, похожие
на кинозвезд… Может, поэтому долго и не женился,
что все они были не для тихого семейного счастья?» — призадумался
Лукин.
Разве можно представить Веру рядом с опером на сто
двадцать рублей в месяц? Они прожили вместе некоторое
время и подумывали даже пожениться, но у них хватило
ума трезво оценить ситуацию и расстаться, пока не образовалась
семья и не пошли дети. «Может, так и надо жить?
Ведь так приятно вспоминать встречи с Верой… Вероятно,
и Катя подарит много счастливых минут, но все равно это
лишь только встречи. Может, из таких приятных встреч и
состоит нормальная жизнь? Не надоело ли тебе играть в
любовь? Все равно ничего не получается», — продолжил
свои раздумья Виктор.

~63~



Только прекрасная парижанка Лаура не вписывалась
ни в какие схемы и понятия. Это было совсем другое. У них
была полная гармония, и помешал создать семью только
«железный занавес», который их разделял долгие годы и,
в конце концов, добил…

Что-то его развезло на эту тему! У него не возникало
желания вернуть Катерину немедленно, потому что он
знал, где ее найти, но она заставила его задуматься. Хотя и
думать тут нечего. Она пацанка, на десяток лет моложе и ни
в каком варианте его не интересует. И, что немаловажно, он
женился три месяца назад, решив, что в тридцать один год
пора сдаваться и создавать семью. Он не слыл гулякой, но
почему-то так сложилась жизнь, что ему встречались самые
красивые девчата, с которыми всегда было — «только она и
на всю оставшуюся жизнь». Однако оказалось, что бывают
непреодолимые обстоятельства, которые приводят к разлуке
с любимыми. Некоторым не нравилась его работа и, конечно
же, зарплата, а он не видел себя в другом качестве. Иногда он
успокаивал себя тем, что на таких красавиц у него не хватит
ни денег, ни нервов, потому что они всегда оказывались под
пристальными взглядами мужчин. Теперь он считал себя
прожженным, повидавшим в жизни все, а потому его трудно
было чем-то или кем-то соблазнить. Да и женился Виктор,
как утверждали друзья и знакомые, весьма удачно…

Виктор достал из сейфа оперативно-розыскные дела по
нераскрытым преступлениям прошлых лет, которые собрал
у инспекторов угрозыска совсем не для того, чтобы дать им
письменные указания для работы по розыску преступников
или еще раз отметить, что они плохо работали. И так было
ясно, что они не проводили по тем делам мероприятий
со времени их заведения. Вечерело, накрапывал осенний
дождь. Ему хотелось свежим глазом посмотреть на эти
пыльные страницы, где были изложены обстоятельства преступлений
прошлых лет. Но дела те были не уголовные, а
оперативно-розыскные, и потому в них могла содержаться
информация, способная пригодиться и сегодня. Это в ко


~64~


лониях пишут плакаты «На свободу с чистой совестью!», а
Лукину больше нравилась пословица — «Сколько волка ни
корми, а он все равно в лес смотрит». Поэтому требовалось
знать, кто наследил раньше на этой земле.

Лукин устроился на кожаном диване в комнате отдыха,
включил на журнальном столике настольную лампу под зеленым
стеклом, как у дедушки Ленина в музее. Заварил кофе
в кофеварке, привезенной Лаурой из-за бугра, и пожалел,
что бросил курить. О такой обстановке любой сыщик может
только мечтать. Он перелопатил все дела и некоторые отложил
для дальнейшей проработки. Дела все были не из разряда
особо опасных, в основном кражи и мошенничества,
которые совершались в одних и тех же местах. В проходных
подъездах на Петровском бульваре и около министерств
потерпевшие отдавали свои кровные денежки мошенникам
за обещание помощи в приобретении автомобилей или
мебели. В районе ЦУМа жулики «кидали» народ под предлогом
оказания помощи в приобретении дубленок, а около
Центрального рынка и ресторана «Узбекистан» азербайджанцы
продавали чемоданами платки с люрексом узбекам,
но потом те обнаруживали в чемоданах всего несколько
платков, а остальное пространство было забито газетами.
Приметы преступников по некоторым делам в чем-то были
схожи. Это говорило о том, что и действуют в отдельных
местах одни и те же группы. Было о чем поговорить утром
с инспекторами угрозыска и наметить мероприятия в этих
местах, потому что отголоски преступлений прошлых лет
беспокоили угрозыск и в настоящее время, несмотря на то
что потерпевшие из среды мошенников не обращались в
милицию. Бывало, что поступала оперативная информация
о преступлении, а потерпевших не обнаруживалось. Добровольные
помощники милиции сообщали о мошенниках,
карманниках и спекулянтах, которыми был переполнен
центр столицы, но ко всем оперативным документам прилагались
справки инспекторов угрозыска, что принятыми
мерами установить фигурантов не представилось возмож


~65~



ным. Лукин хорошо понимал, что это просто формализм
в работе, поскольку некоторых лиц, о которых здесь сообщалось,
он даже знал лично. Вообще весь криминогенный
центр состоял из нарушителей закона и большой массы
стукачей, которые время от времени сдавали коллег. Но
чаще всего отсутствовали именно потерпевшие, которые
могли быть в Москве проездом, и о них не было известно
ничего, так как в милицию они не обращались. Зато жулик
— налицо, с полным раскладом преступных действий,
и возможно поэтому про него было прописано в сообщениях,
что установить его не представилось возможным, ведь
в противном случае сыщик обязан был продолжить работу
по изобличению преступника, а с такой формулировкой
можно было отложить эти мероприятия. Лукину хотелось
верить, что его сыщики знают этих мошенников, так что в
случае совершения преступлений проблем с розыском не
возникнет.

Одно сообщение Лукин прочитал с особым интересом,
так как в нем содержалась информация о знакомой цыганке
Ирме из Прибалтики. В нем сообщалось, что та с компанией
цыганок облюбовала территорию около «Детского мира» и
ЦУМа со стороны Кузнецкого моста, где торговала женскими
трикотажными изделиями и мохером, привезенными из
Риги. Их действия подходили под понятие «спекуляция»,
но если с ними не боролись сотрудники ОБХСС, кому сие
положено по роду службы, то операм угрозыска они никакой
погоды в статистике не делали, а даже наоборот — барышни
иногда подбрасывали интересную информацию. А не боролись
с ними только потому, что хлопотным было это дело.
Спекулянтов ловили при скупке и перепродаже с целью
наживы на дефиците, а бригада Ирмы привозила товары из
Риги, и потому с установлением реальной стоимости вещей
возникали большие сложности, так как подобного товара в
магазинах не наблюдалось даже в Прибалтике.

Однажды Ирму с компанией доставили от ЦУМа в отделение
милиции, и та попросила дежурного по отделению,

~66~


чтобы с ней разобрался сам начальник угрозыска. Когда она
вошла в кабинет Лукина в сопровождении сержанта милиции,
он даже привстал в своем кресле. Он поблагодарил
сержанта и отпустил его. Обычно начальники не встают
при входе задержанных, но тут вошла настоящая женщина.
Лукин сразу профессионально прикинул: лет тридцать,
рост 170 сантиметров, худощавого телосложения, волосы
темно-русые до плеч, лицо европейского типа, но с тем цыганским
шармом, от которого он забыл на секунду — кто из
них двоих начальник. Он и так прекрасно понимал, что ее
нарушения призрачны, да и проходят не по его ведомству…
Стройная женщина была чертовски красива, а когда она
улыбнулась, он еще удивился, что просто привстал в кресле,
а не подскочил, будто ему шило в одно место вставили.

Лукин не стал крутить Ирме мозги причиной ее задержания,
граничащей с нарушением закона, а просто
честно сообщил, что сотрудники ОБХСС отказались заниматься
этим вопросом, и даже торговля с рук идет по
линии участковых, а к нему это отношения не имеет. Она
была немного удивлена и, вероятно, впервые услышала от
сотрудника милиции, что он ей не интересуется. Тогда Ирма
предложила Виктору дружбу, пояснив, что сотрудники милиции
ее останавливают регулярно, и вот тут каких только
предложений от них не поступает! Виктор согласился, но
только с поправкой на оперативную дружбу, намекнув, что
ему проще будет ее отмазать от всех домогательств, если их
дружба будет носить подобный оттенок. В конце беседы
Ирма попыталась деликатно выяснить, как ей отблагодарить
Лукина, однако он пояснил, что благодарить особо не за что,
но после ее настойчивости согласился угоститься чашкой
кофе. Ирма пригласила его в ресторан «Берлин» рядом с
«Детским миром».

Лукин впервые был в этом ресторане. В зале преобладала
отделка мрамором. Он был уверен, что немецкая кухня в
ресторане соответствует обстановке, но согласился только
на чашку кофе и «берлинское» пирожное.

~67~



Ему было просто приятно сидеть в шикарном ресторане
с красивейшей женщиной. После они обменялись
телефонами.

С тех пор Ирма старалась не беспокоить его своей бурной
деятельностью в центре столицы и не просила никакой
помощи. Это означало, что ее не задерживали либо она
решала свои вопросы на месте. Они изредка встречались в
ресторанах за чашкой кофе или бокалом шампанского, но
их общение всегда было больше похоже на романтическое
свидание влюбленной парочки, нежели на конспиративную
встречу. Лукин давно усвоил, что самыми ценными агентами
бывают красивые женщины, а если они еще и умные, то
мужики-информаторы отдыхают. Однако Ирма оказалась
и красивой, и умной, но не из этой категории. Она была
хоть и прибалтийской, но цыганкой, а из них агенты не
получаются, поэтому их дружба больше основывалась на
возможной помощи со стороны Лукина, а он был не против
такой постановки вопроса. Какое же наслаждение было
общаться с Ирмой! Он так и не перешагнул ту грань, за которой
заканчивается дружба, а дальше либо под венец, либо
разлука. Ему не хотелось ни того и ни другого, поэтому они
продолжали встречаться и пить кофе, иногда с коньяком.
Хорошие армянские коньяки ни в чем не уступали французским.
Ирма много чего рассказывала, а ему все это было
интересно, правда не в оперативном плане, но как знать! Он
представлял себе, что в Латвии существует целая цепь подпольных
цехов по производству ширпотреба, но и это его
не щекотало. Товар подпольно производился в Латвии, но
продавался в других городах, именно поэтому у сотрудников
ОБХСС и наблюдались сложности с доказательствами
вины. В таком случае требовалось применять милицейские
методы «глубинного бурения», как они называли серьезные
оперативные разработки, но свидетельская база состояла из
цыганской разветвленной сети торговли, с чем соответственно
возникали дополнительные трудности. Наказывали их
за незаконную торговлю с рук, а это просто штраф на месте

~68~


с вручением талона или без вручения его, если милиционер
брал «на лапу». Лукин и Ирма отлично понимали, в какой
игре она участвует, как и то, что ей однажды может понадобиться
его помощь, а тут скорее всего пригодятся связи
хорошо знакомого Сергея Вадимовича…

Через неделю после потасовки в ресторане «Будапешт»
Сергей похвастался по секрету Лукину, что по материалам
проверки той истории милиция вынесла постановление
об отказе в возбуждении уголовного дела, но он попросил
знакомого из прокуратуры — и дело вернули на дополнительную
проверку. Об этом он сообщил обеим сторонам
конфликта в ресторане, и письмо прокуратуры обошлось
буйной компании в три тысячи рублей, а это половина
стоимости «жигулей», так как Сергей пообещал им, что
дальнейшая проверка не выявит ничего нового и прокуратура
согласится с доводами милиции. Участники конфликта
заплатили на ровном месте со страху или потому что просто
не хотели дальнейших разборок в милиции, а имей они
хорошего адвоката, послали бы Сергея вместе с его битым
лицом подальше, да еще самого обвинили бы в том, что в
нетрезвом виде полез к ним драться. Вот она — юридическая
безграмотность населения! Напоролись на мошенника со
связями в прокуратуре. В данном случае милиция сразу прекратила
разбирательство. Хотя никто из оперов не касался
этих материалов, но все же не отказались от угощения, когда
Сергей накрыл стол в ресторане на часть своего «гонорара».

Контингента среди мошенников и спекулянтов, которому
требовалась «юридическая» помощь Сергея, в центре
города всегда хватало. Он крутился в свободное от работы
время, коего было у него предостаточно, в злачных местах
центра столицы и потому владел различной информацией, в
том числе и о некоторых преступлениях, когда потерпевшие
по ряду причин не сообщали об этом милиции. Именно в
отсутствии потерпевших и была его «фишка». Если бы
они были, то дело пошло бы в следствие, а потом в суд, как
положено, а вот когда не было потерпевшего и его нельзя

~69~



было установить, тогда и наступала «социалистическая
справедливость» для жуликов, к которым Сергей применял
«неотвратимость наказания» по ленинским принципам.
Кощунственно? Возможно, но жуликов наказывали «по
карману», так как откуда было им знать, что потерпевший не
установлен, а их просто заложил кто-то из знакомых! В этих
операциях не участвовали сотрудники милиции, да и Сергей
рассказал только о двух, как о своем высшем оперативном
мастерстве. При этом он говорил, что совершает маленькие
мошенничества, но ведь жуликам неинтересно сознаваться
в совершенных преступлениях, поэтому и заявлений от
них в милицию не поступает. Они просто откупались, зная
возможности и связи Сергея, который «помогал» им урегулировать
проблемы.

Сергей иногда приглашал Лукина на застолья в рестораны
или в бани с участием работников прокуратуры, которые
тоже были не против, хотя знали, что Виктор — работник
угрозыска. Это было редкостью, так как прокуратура надзирала
за соблюдением законности в милиции, и по ее мнению
нарушителями чаще всего бывали работники угрозыска,
которые не всегда законно отказывали в возбуждении
уголовных дел. Лукин подобным не занимался, поскольку
городская прокуратура его проверяла на этот предмет еще
на заре его работы сыщиком, и он сразу сделал вывод, что
надо поменьше ставить свои подписи на документах, тогда
и вопросов у прокуратуры во время проверок будет меньше.
А попросту он отправлял некоторые заявления граждан о
мелких преступлениях, где невозможно было найти жулика,
«прокурору Корзинкину». Так сыщики называли ведро
для мусора. Эти дела могли только испортить статистику
и отвлекали от работы по серьезным преступлениям. Он
никогда ничего не просил у прокуроров, так как для этого
существовал Сергей, да и просить-то было особо нечего,
поэтому они хорошо к нему и относились. Многие руководители
Лукина желали бы поучаствовать в таких посиделках
с прокурорами, но суровые представители закона соглаша


~70~


лись встречаться с ними только в кабинетах, с надутыми
щеками. Никто и не предполагал, что Виктору Лукину для
решения некоторых жизненных вопросов никакие выкрутасы
и танцы перед прокурорами не требовались…

Конечно, прокуроры догадывались, каким образом Лукин
резко поднял раскрываемость на вверенной территории
и вывел 17-е отделение милиции в передовые не только в
районе, но и в столице. Такие передовые отделения в первую
очередь попадали под прокурорскую проверку, так как
все понимали, каким образом добиваются столь блестящих
результатов, но у Лукина присутствовал и небольшой рост
преступности, что говорило о том, что его сыщики работают
хорошо, поэтому прокуроры только весело ухмылялись
при встрече с ним. Руководство же Лукина стало ревностно
относиться к высоким показателям его отделения, прикидывая,
что он метит в их кресла.

Не нужны ему были эти кресла, он о них и не думал,
просто привык работать хорошо, но он собирался уйти «с
земли», а это было возможно только с повышением, хотя
и минуя их драгоценные кресла.

Как-то Сергей забежал к Лукину с очередной ценной
оперативной информацией.

— Ты знаешь, что азербоны играют в карты на деньги за
цирком, на заднем дворе Центрального рынка на Цветном
бульваре? — начал он издалека.

— Предлагаешь сыграть с ними? Мне как раз до получки
не хватает, — отшутился Лукин.

— Нет, я предлагаю другое. Нурик вчера поссорился с
одним приятелем во время игры и засадил ему ножом в зад.
Тот сейчас лежит в Склифе, ему сделали операцию.

— К нам в милицию сообщений об этом из Склифа не
поступало, иначе я бы знал.

— Я в курсе. Потерпевший не хочет писать заявление,
а будет сам разбираться. Азеры дали денег медикам, чтобы
в милицию не сообщали. Но об этом еще не знает Нурик.

~71~



— Разбираться они будут опять на Цветном бульваре, а
мне их поножовщина не нужна, — вздохнул Лукин. — И что
ты предлагаешь?

— Нурик сейчас сидит напротив цирка в их кафе «Вареники
». Надо присесть к нему за стол и объяснить, что
мы можем дать ему возможность утрясти его неприятности
одному, без милиции, а все остальное я решу сам.

— Но мне там нельзя появляться! Год назад я окружал
Насреддина и его компанию в этих «Варениках». Когда я
туда вломился, они сбежали через кухню и побросали свои
пушки в котел с харчо. Только на следующий день мне сообщили,
что они не знали, что я был один! Я могу здорово
напортить, они же боятся меня как огня.

— Можно я тогда с кем-нибудь из оперов договорюсь?
Он только поприсутствует.

— Нет, Серега. Тебя и так хорошо все знают — и компания
Нурика, и он сам, поэтому можешь сделать им предложение
самостоятельно.

— Тогда я скажу, что милиция в курсе и хочет его задержать
за это дело.

— Это нормально. Тем более что нам теперь известно
об этом.
Этот поход ловкача в кафе «Вареники» обошелся Нурику
почти в три тысячи рублей, на которые можно было
не то что прокуроров угостить, а хорошую свадьбу закатить,
но Сергей решил их умножить на ипподроме игрой «с
конюшни».

— Может, проведем радиоигру от лошадок до кассы
ипподрома? — предложил он Лукину.
Игра на самих трибунах ипподрома была похожа на
лотерею, когда граждане отрывали от семьи свои кровные
и ссыпали в кассы, стараясь угадать, какая лошадка придет
первой. Многие из игроков даже не догадывались, что такая
же игра происходила еще и среди наездников и игроков,
которые были вхожи на конюшню и делали эту лотерею
для себя беспроигрышной. Бывали и у них «проскачки»,

~72~


но это относилось больше к лошадкам, у которых был свой
норов, а с ними не договоришься.

— Хорошо, я подумаю, но ты сначала заручись на конюшне,
что тебя там не кинут.

— Это можно сделать только с тобой, они тебя уважают
и не обманут.

— А вот ты, я слышал, уже разок кинул их! Они дали
тебе темную лошадку, а ты забрал большой куш в кассе и ни
с кем не поделился.

— Лукин, ты вроде бы сидишь в кабинете, никуда не
ходишь, а все про всех знаешь….

— Работа такая. Будь попроще, и народ к тебе потянется.
С каждого по словечку — глядишь, Сереге на приговор…

— Мент — он и есть мент.

— Ладно уж, поехали, поправлю я твою репутацию на
один заезд.
Гришин встретил Сергея сурово, но Виктору улыбнулся,
протягивая руку.

— Сергей хочет с тобой обсудить один вопрос. Я все
знаю, поэтому приехал гарантировать, что дележ будет справедливым,
плюс те, что он в прошлый раз не донес.
Сергей, было, открыл рот, но Виктор его остановил.

— Ты слышал мое слово? В противном случае ты можешь
нас сегодня угостить в ресторане «Бега» обедом и никакой
сделки не будет.

— Хорошо, я согласен.

— Тогда я поехал на работу, а вечером вернусь.
После этого вечера Лукин смог спокойно купить хорошую
спальню. Его семейная жизнь проходила на большом
угловом чешском диване, но что-то не хотелось тратить зарплату
на всякие лишние удобства, так как после напряженного
трудового дня он засыпал мгновенно, а деньги еще могли
пригодиться. Его новые родственники с Камчатки иногда
подбрасывали Даше на семейные расходы довольно-таки
крупные суммы денег, чем Виктор был недоволен и как-то в
разговоре с тестем аккуратно намекнул, что он в состоянии

~73~



сам обеспечить семью, а лишние деньги только балуют жену.
К этому времени в милиции добавили зарплату, и Лукин уже
получал в два раза больше. После такого отказа от переводов
с Камчатки его еще больше зауважали, но напряженность
в отношениях все-таки ощущалась. Он чувствовал себя не
в своей тарелке даже у себя дома, начиная со свадьбы, как
будто бы пришелся не ко двору.

— Хорошо. Мы больше не будем посылать Даше деньги.
Лучше подарим вам «волгу» на рождение ребенка.

— Спасибо, будем стараться.
— У тебя с юмором все в порядке. Я рад за тебя, —
улыбнулся тесть.
Виктор подумал, что это уже могло бы произойти, но
Даша все решила сама за двоих, а вот касательно «волги»
попросил:

— А нельзя ли это сделать авансом? То есть помочь купить,
а оплачу я сам. Свою «шаху» продам, кое-что добавлю.
Но если не хватит самую малость, то поможете.

— Да нет проблем! Завтра напишу письмо, я еще ни разу
не получал машину, мне и как участнику войны положено.
Думаю, что месяца через два сможешь поехать на Горьковский
завод и получить новую «волгу».
Но тут в процесс вмешалась теща и предложила:

— Пусть сначала купит спальню, а то спят на развалине,
а уж потом этот «****оход»!
«А у тещи тоже с юмором все в порядке, — хмыкнул про
себя Виктор. — Может, она где-то и права, но спальню я куплю
тоже с тем же условием, то есть после рождения ребенка!»
В конце концов, его вполне устраивала имеющаяся
машина, а на этом диване с ним спала француженка — и
то ничего, а здесь смотрите какая принцесса — спальню ей
подавай! Вот и делай людям добро. Он им деньги сохранил,
а они накатывают. В общем, общение с родней прошло в
тихой непринужденной обстановке.
Но и на этом диване Лукину не дали поспать. Рано утром
позвонил дежурный по отделению милиции Еремин и со


~74~


общил о краже из магазина «Универсам» по Петровке, 19.
На место вызвали дежурную группу МУРа и за Лукиным
послали машину.

«Ночная кража из магазина в центре города? Как-то не
укладывается в голове. Ведь даже табачные киоски имеют
сигнализацию, а на улицах стоят милицейские посты», —
раздумывал Лукин, подъезжая к месту преступления.

На месте ему доложил дежурный сыщик, что в тот
день в магазине не работала сигнализация и до закрытия
починить ее не успели. Ночью воры сломали решетку на
окне магазина, которое со двора выходит на местную прокуратуру.
Прямо на окна кабинета заместителя прокурора
района Кротова! Лукин невольно бросил взгляд на окна
прокуратуры, но время было раннее и там стояла тишина.
Кинолог применил овчарку по кличке Байкал, пока следы
не затоптали, и она привела их в соседний двор, где следы
по ее мнению обрывались. А может, барбос унюхал свежее
мясо в подвале магазина и решил отработать обратный след.
Кражу в магазине обнаружили именно мясники, которые
приходят на работу раньше всех. Ведь им нужно достать
туши из морозильной камеры, дать им немного оттаять, а
потом нарубить мяса к открытию магазина.

Работа группы МУРа закончилась вместе с отработкой
следа Байкалом. На место происшествия прибыл районный
эксперт-криминалист Владимир Филатов и принялся усердно
мазать специальной сажей ручки холодильников, торговые
прилавки и все вокруг в поисках отпечатков пальцев
преступников. Вскоре благодаря его активной деятельности
торговый зал стал больше похож на котельную, но он это
компенсировал фиксацией и снятием большого количества
отпечатков. Оставалось теперь установить, кому же они
принадлежат. Следователь попутно описывал обстановку в
магазине. Кинолог не стал повторно применять барбоса, так
как через подъезд, куда привел след, прошла уже толпа народу.
Байкал с грустными глазами лежал на мраморном полу подсобного
помещения и втягивал ноздрями запах свежего мяса.

~75~



«Какой воспитанный пес! Лежит рядом с рублеными
кусками мяса и ни звука не издает. Только изредка ноздри
подергиваются и уши…» — подумал Лукин.

Он сразу понял, о чем грустит Байкал, и попросил
директора Юрия Николаевича поощрить барбоса за проделанную
работу обрезками говядины. Хотя у мясников
никогда не бывало отходов в производстве, так как народ
сметал с мясных прилавков все вместе с жилами и костями,
мясники нарезали для собаки целый пакет и отрубили бульонку.
Лукин не мог понять, кто больше рад этому подарку
— сам Байкал или кинолог. К этому времени заведующие
отделами визуально осмотрели товары в своих отделах, и
получилось, что жулики украли десять ящиков армянского
коньяка, несколько головок сыра, колбасу копченую почти
всю, окорок «Тамбовский», еще не разделанный, и много
банок рыбных консервов. Более точный список они обещали
представить после снятия остатков в своих отделах, но и так
уже получалось, что жулики собирались не иначе как сходняк
воровской поить, и все это можно было из магазина увезти
только на машине.

Прежде чем искать следы протекторов автомобиля,
Лукин распорядился прочесать подъезды дома, куда привел
Байкал. Хоть это центр столицы и верить барбосу можно
было с большой поправкой, но пока что было утро и не такая
уж большая толпа прошлась по Петровке. Ночью в центре
города в темном дворе украсть что-либо еще вполне реально,
но вот перенести далеко столь объемное похищенное незаметно
от глаз милиции практически невозможно. Ночью
милицейские посты стоят у Петровского пассажа и на углу
Столешникова переулка, да и патрульные машины крутятся
по району. В «жигули» все похищенное не поместится, а
использовать грузовую машину в центре столицы незаметно
не получится, да и, судя по всему, у грабителей ее не было.
По всему выходило, что Байкал прав. Так что в результате,
обследовав чердак указанного им дома, сыщики нашли все
десять ящиков коньяка, головки сыра и консервы. Стало

~76~


ясно, что в краже наверняка участвовали рабочие магазина,
а поэтому никакие засады на месте ничего бы не дали. Они
находились в это время в магазине и видели все действия
сотрудников милиции.

В этом магазине сотрудники отделения милиции обычно
отоваривались мясом. Директор Юрий Николаевич всегда
был приветлив с ними и никогда не отказывал. В том и состояли
привилегии «земельных» сыщиков, что они за свои
деньги могли купить кусок мяса без костей или батон сырокопченой
колбасы, а если позволяла зарплата, то и пройти
в шикарный ресторан без очереди. Других ресторанов в
центре не было, а хороший обед в ресторане стоил около
пятерки, а зарплата — триста рэ…

Лукин представил, как у жуликов горела под ногами
земля, им не доверили переносить своими руками с чердака
ящики с коньяком и погрузить в милицейскую машину.
Ящики изымались как вещественное доказательство, и над
ними будет еще колдовать эксперт Филатов в поисках отпечатков
пальцев. Он уже осмотрел со следователем чердак
и нашел отпечатки и там. Если кражу совершили свои рабочие,
то, конечно, могли сказать, что в магазине оставили
отпечатки пальцев в рабочее время, но вот на чердаке — это
уже совсем другое дело. Всем сотрудникам магазина откатали
пальцы вместе с ладонями там же в магазине, а рабочих
забрали в отделение и рассадили по разным камерам и кабинетам
для проведения душеспасительных бесед. Рабочие
недолго держали стойку и под тяжестью улик сознались
в совершении преступления. Холодильники у них дома
оказались под завязку забиты похищенной гастрономией,
потому что она могла испортиться на чердаке. Сыщики
сработали четко и не дали жуликам насладиться армянским
коньяком и колбасой с окороком, но сами-то они должны
были отметить свою маленькую победу!

— Юрий Николаевич, а что с коньяком будем делать после
обработки бутылок сажей? Отмывать? — поинтересовался
Лукин, хотя заранее знал ответ, потому что такие кражи

~77~



раскрывал не один раз и ему всегда было жаль уничтожать
продукты питания, поскольку торговля не имела права их
принимать обратно.

— Если будет нарушена упаковка, то я не имею права
его принять обратно, — подтвердил Юрий Николаевич с
легкой улыбкой, догадавшись о намерениях Лукина.

— Этикетки на бутылках точно будут черными.

— Потом видно будет, коньяк меня волнует меньше
всего… Мне куда важнее, чтобы мы избавились от жуликов.
Это хуже всего, когда свои воруют, потому что не знаешь,
на кого подумать!

— А как надо нарушить упаковку бутылки, чтобы вы
не могли ее принять обратно в магазин? — спросил в лоб
Лукин и тут же получил ответ.

— Надорвите или помните сильно пробки из фольги на
бутылках — и коньяк ваш. Только мне-то плеснете?

— Договорились. А своих бывших рабочих вы не скоро
увидите.
В отделении опера срочно принялись нарушать упаковку
коньяка, чтобы успеть до его осмотра перед принятием
решения следователем. Они увлеченно мяли и надрывали
язычки из фольги на пробках, потому что события развивались
стремительно. Кража оказалась самой ординарной,
следствие предъявило жуликам обвинение, и следователь
уже поехал к заместителю прокурора Кротову подписывать
дело в суд.

— А почему коньяк на уничтожение? — заместитель
прокурора Михаил Федорович указательным пальцем левой
руки поправил очки на переносице.

— Вот справка из магазина о том, что они не могут
принять назад этот товар из-за нарушенной упаковки, —
пояснил следователь Саша Рогозин.

— Кто будет уничтожать коньяк?

— Я дам отдельное поручение оперативникам. Это не
ядовитые вещества, и присутствие СЭС не требуется, просто
в присутствии понятых коньяк будет уничтожен.

~78~


Михаил Федорович набрал телефон Лукина.

— Здравствуйте, это Кротов. Следователь поручает
вам уничтожение коньяка. Он весь в сохранности, ничего
не выдохлось?
Они иногда встречались в неформальной обстановке,
когда Сергей накрывал поляну в ресторане или бане, но даже
там обращались друг к другу на «вы». Лукин говорил, что
в бане все равны и это уж слишком, после чего они чередовали
эти обращения, но опять же только в неформальной
обстановке, а вот на работе — только на «вы» и «по стойке
смирно», как шутил Лукин. Никто, кроме узкого круга лиц,
не знал об их встречах без галстуков, а в бане — без трусов.
Лукин иногда не понимал, зачем мужики собираются в бане.
Чтобы голыми и мокрыми выпить водки?

— Как можно, Михаил Федорович! Весь коньяк на
месте, но за содержимое бутылок не ручаюсь — не знаю,
не пробовал.

— Вот я поэтому и звоню. Если попробуете, возбужу
дисциплинарное преследование в отношении сотрудников.
Когда будете уничтожать, позовете меня, хочу поприсутствовать.


— С удовольствием. Уничтожать в присутствии прокуратуры
— еще лучше, меньше будет разговоров.

— Ну, ваше удовольствие я через трубку чую! Хорошо.
Жду звонка.
Планы рушились. Можно было запросто лишиться ста
литров отличного армянского коньяка. И пробки, выходит,
они зря надрывали. Сначала хотели коньяк заменить или
частично разбавить чаем, а потом это пойло официально
уничтожить в присутствии понятых, причем приглашенных
с улицы, чтобы никто не подкопался при проверке. Но теперь
этот вариант не проходил, ведь дотошность Кротова он
хорошо знал. Тот не будет сидеть в сторонке, как понятые, и
вдыхать ароматы коньяка, наверняка все пощупает и обнюхает,
так как уже сообразил, что его хотели обнести с коньяком.
Но нельзя же было сразу ему предлагать «уничтоженный»

~79~



коньяк! А вот угостить потом, если все сложится удачно,
пожалуй, можно. Лукина охватил кураж моментально придуманной
операции. Его уже мало интересовал сам коньяк,
да и не такой уж он был любитель попить его на халяву.
Лукину приспичило разыграть Кротова.

Он вспомнил навыки, приобретенные до армии на
родном заводе «Знамя революции» по улице Нижняя
Масловка. В кабинете эксперта на втором этаже 17-го отделения
попросил разрешения у Владимира Филатова, с
которым был в дружеских отношениях, разобрать сливной
сифон от раковины. Эксперт смотрел на него завороженно.

— Ты решил в сантехники податься и у меня тренируешься?
— съязвил тот, не понимая, зачем это нужно.
Задумку эту без помощников было не осуществить, поэтому
Лукин предложил:

— Коньяк будем уничтожать здесь, методом слива в
раковину. Прокуратура пожелала присутствовать, так что
если хочешь попробовать коньячку — помогай.

— А если он решит уничтожить его в другом месте?

— Тогда сам будет таскать эти ящики. Они стоят здесь, и
здесь же мы их и уничтожим. Давай-ка линейку — будем замерять
и рисовать конструкцию для потайного слива коньяка.
Виктор нарисовал воронку с отводом трубы 15–20 миллиметров
диаметром и полтора метра длиной. Этот слив им
срочно изготовили на заводе из нержавейки. Потом ловкие
опера разрезали сифон со стороны стены под самой раковиной,
вставили в него эту воронку и прочно закрепили.
Там же, под раковиной, пробили в стене дыру под тонкую
трубу, которую вывели в соседнюю комнату, где уже стояли
полиэтиленовые канистры для пищевых продуктов под
«уничтоженый коньяк». Шкафчик под мойкой загромоздили
различными банками так, чтобы сам сифон был виден,
но самая верхняя часть его с воронкой и трубой, уходящей
сквозь стену в соседний кабинет, были загорожены.
И только после этого позвонили Кротову. Тот дошел
пешком до их конторы за десять минут. В кабинете экспер


~80~


та Кротов открыл шкафчик под мойкой, заглянул в него,
включил воду. Она спокойно ушла, под раковиной было
сухо. Виктор небрежно сполоснул руки под краном, так
что брызги рассыпались по комнате. Михаил Федорович
невольно посторонился. Все это было предусмотрено, и за
стеной прекрасно знали, что сначала пойдет вода, как сигнал,
а вот за ней потечет коньяк. Ребята за стеной тоже успели
ополоснуть руки перед началом операции.

— Хорошо, приступайте, — дал добро Михаил Федорович.
Оперативники, чертыхаясь, принялись откупоривать
бутылки и сливать жидкость в раковину. Непосредственные
исполнители этого злодейства были не в курсе, что коньяк
сливается в тару в соседней комнате, и потому их ярость
выглядела весьма естественно. Когда они закончили, Виктор
сказал:

— Разрешите хоть посуду сдать. На нее можно четыре
бутылки водки купить!
Засмеялись даже понятые, у которых не укладывалось в
голове, как это можно — коньяк уничтожить, а на вырученные
от пустой посуды деньги купить водку. Вероятно, поначалу
не верили, что опера это сделают. Думали, наверное,
что перед ними разыграют спектакль, но ведь заместитель
прокурора, как представили его для протокола сотрудники
милиции, нюхал содержимое бутылок и им понюхать предлагал!
Похоже, что все-таки слили коньяк, сделали они
вывод в конце концов…
После подписания акта об уничтожении все разошлись.
Виктор с экспертом аккуратно заменили обрезанный сифон
на новый. Замазали дырку в стене гипсом, которого
у эксперта было предостаточно, и закрасили краской в
тон стены. Для успешного окончания операции все было
заготовлено заранее. Теперь оставалось только угостить
Кротова коньяком.
На очередной сабантуй, устроенный Сергеем, Виктор
притащил пять бутылок коньяку в таре из-под водки с

~81~



винтовой пробкой, на что Михаил Федорович быстро отреагировал:


— Тот самый, «уничтоженный»?

— Что вы, тот в канализации! Наверное, уже лягушки
в Москве-реке свадьбу с ним играют. А этот с Кизлярского
завода, разливной, — пояснил Лукин, не моргнув глазом.
Когда уже нормально выпили, Кротов снова вернулся
к этому вопросу:

— Неужели тот коньяк все-таки уничтожили?

— Но вы же сами все видели, нюхали.

— Не верю, чтобы ты сто литров коньяка в канализацию
вылил! Я после твоего звонка хотел тебе сказать, чтобы ты
подумал, как эту проблему решить, но побоялся шума, — с
досадой сообщил Кротов.

— И правильно сделали, что не сказали, потому что
кто-нибудь мог услышать. А так дали жесткую команду
уничтожить и все об этом знают, а теперь тихо пьете этот
коньяк, и никто об этом не догадывается.

— Как это может быть? Я же сам видел!
Когда Виктор рассказал о деталях операции, Михаил
Федорович долго смеялся. Потом спросил:

— А кто об этом знает?

— Кроме меня еще двое. Остальные пьют коньяк как
подарок Кизлярского завода.

— Да, я всегда знал, что жуликам до тебя далеко…. Как
у тебя все обставлено легендами, и мойку отремонтировали,
и сифон заменили! И захочешь ведь докопаться — не
получится! Поэтому я тебя и уважаю, с тобой можно идти
в разведку. Давай выпьем по пятьдесят.
Теперь коньячок пошел с еще большим удовольствием,
поскольку был легализован перед прокуратурой. Не то чтобы
Виктору был особенно нужен этот коньяк, но его опять охватил
кураж, захотелось с прокуратурой пошутить. И это ему удалось.

— Лукин, я давно хотел спросить тебя по-дружески о
высоких показателях в твоей работе. Скажи честно, ведь
скрываете заявления о преступлениях?

~82~


— Не так давно на экранах прошел итальянский фильм
«Признание комиссара полиции прокурору республики».
Правда мне до комиссара еще далеко, как и вам — до прокурора
республики.

— Так же далеко и до твоих признаний. Я просто хотел
услышать из первых уст о реальном положении дел с преступностью
в отделениях милиции.

— Михаил Федорович, вы же сами знаете реальное
положение в отделениях милиции… Вы же заместитель
прокурора по надзору за деятельностью милиции и имеете
целый штат помощников прокурора, которые постоянно
лопатят материалы в отделениях, регулярно поправляя
им статистику возбужденными «висяками» из отказных
материалов.

— Если не хочешь, не отвечай. Это я так… для себя
уточнить хочу. Или боишься подставить своих коллег?

— Ничего я не боюсь, потому что не буду же я рассказывать
о конкретных преступлениях, которые по разным
причинам оказались незарегистрированными! Реальную
картину вряд ли кто нарисует, но за столом могу сказать,
что отделение милиции в центре города просто завалено
преступлениями. И это в основном карманные кражи и
мошенничества. Более серьезные преступления все регистрируются
и большей частью раскрываются, но о них все
известно, потому как вы сами подписываете обвинения
арестованным и дела уходят в суд. Могу грубо прикинуть
примерный процент раскрываемости, если все заявления
граждан регистрировать. Он будет не выше двадцати пяти,
потому что это центр столицы с огромным потоком гостей
и совершают здесь преступления гастролеры.

— Понимаю. Поэтому заявления прятать легче.

— Вы же знаете, что не мы, оперативники, придумали
эту статистику и вполне могли бы не прятать, но кто позволит?
В других отделениях милиции реальная картина
будет получше, но все равно выше пятидесяти процентов
раскрываемость не поднимется, а у нас в два раза хуже.

~83~



— У тебя же в отделении раскрываемость преступлений
выше девяноста восьми процентов и первое место по раскрываемости
в Москве, поэтому у всех на слуху!

— Надо было район в городе подтянуть своими хорошими
показателями.

— Одного не пойму. Зачем тебе это нужно — тянуть
весь район? Это же просто нереально, и все понимают, что
не раскрываемость, а сокрытие преступлений дает такой
высокий процент!

— Э-э, не скажи… Ребята работают в поте лица и раскрывают
многие серьезные преступления, да вы и сами об
этом знаете. А скрывается только разная мелочевка. Это в
основном карманные кражи, которые доказать невозможно.
Ну, давайте я снижу процент раскрываемости до восьмидесяти
восьми процентов, и меня за это ругать не будут,
потому что до меня еле вытягивали восемьдесят и при этом
тоже преступлений скрывали не меньше. Так зачем я буду
прятать преступления, и меня при этом будут склонять на
всех совещаниях руководства? Меня замучают проверками
вышестоящие коллеги. Мне же не дадут спокойно работать
и через два месяца снимут как несправившегося с работой.
Кому от этого будет хорошо? Только жуликам. А так я поднял
планку высоко и спокойно работаю. Вы же видите, что
количество совершенных преступлений у нас даже возросло,
но они раскрыты и жулики пойманы. Еще раз повторяю. Это
означает, что мы прячем мелочевку, в основном карманные
кражи в ЦУМе, при которых все заявители — приезжие.
Рост преступлений наглядно показывает, что мы стали их
больше регистрировать, жуликов мы находим. Было только
одно преступление, которое я сокрыл. Кража из квартиры, но
это дело пожелал расследовать КГБ. Я не мог им возразить.

— Да, такого раньше я не встречал, — покачал головой
Михаил Федорович. — Квартирных воров ищет КГБ! Когда
они принесли мне запрос на это дело, я даже очки протер,
не веря своим глазам, но после того как мне назвали твою
фамилию, все сомнения рассеялись.

~84~


— Я объяснил товарищам, что могу навредить их оперативной
работе, если сам буду искать этих жуликов среди
их связей.

— Это ты молодец, даже у меня не возникло вопросов
к этим товарищам, когда они принесли запрос.

— При такой постановке вопроса проценты раскрываемости
дутые и зависят только от процентов сокрытых
преступлений. Сколько опер или участковый инспектор
спрячет незначительных преступлений от регистрации,
такова и будет раскрываемость. И здесь неважно, как это
сделано. Многие опасаются бросать сообщения о преступлениях
«прокурору Корзинкину» и делают умное лицо,
выдумывая постановление об отказе в возбуждении уголовного
дела. Потом приходит прокуратура и сама подводит
всех под уголовное дело о злоупотреблении служебным
положением. Правильно?

— Да, есть такое.

— А у меня в отделении милиции таких умных отказных
нет, потому что эти заявления хранятся в каком-нибудь гараже.
Если будет острая нужда их обнародовать, то я найду способ
зарегистрировать их задним числом, но это единичные
случаи и систему здесь усмотреть нельзя. Потом я проведу
служебную проверку по нарушению сроков рассмотрения
заявления и возбужу уголовное дело. Это случается иногда
по нотам посольств в МИД, когда у ротозея иностранца глухонемые
вытряхнут лопатник вместе с документами. Так вот,
реальный процент раскрываемости без нарушения социалистической
законности будет не более тридцати процентов,
примерно как в США. Где-то может быть и больше, но не
намного. В своем отделении я не считал. Неблагодарное это
занятие. Одно скажу точно. Я работаю вместе с сыщиками
с утра до ночи, и ловим мы жуликов много. Наши коллеги
из группы по борьбе с карманными кражами помогают в
местах скопления граждан обезвреживать воров.

— Это мы видим, что работа ведется, но все-таки преступлений
много скрывают….

~85~



— Михаил Федорович, это не наш с вами вопрос, хоть
вы и надзорный прокурор. Попробуйте в каком-нибудь
отделении возбудить полсотни уголовных дел из отказных
материалов. Сначала разберутся с руководством отделения, а
потом и с прокуратурой, которая неправильно надзирала за
процессом и опустила район в социалистическом соревновании
на последнее место в городе. Не может быть в нашей
стране низкой раскрываемости и роста преступности! И за
этим процессом неусыпно наблюдает райком партии. Я уже
столкнулся с этим в начале своей сыскной работы и понял,
кто заправляет этим процессом.

— Так какой же выход из этого положения?
— А нет никакого выхода, — пожал плечами Лукин. —
Не может ежегодно преступность сокращаться, а процент
раскрываемости улучшаться по указанию партии. Пока учет
работы органов внутренних дел будет оцениваться таким вот
образом, преступления будут прятать. У нас всегда считался
и будет считаться хорошим руководителем тот, кто добился
высокого процента раскрываемости. Никого наверху не
интересует, каким способом он этого добился, хотя все об
этом знают.

— Но это же страшно, постоянно ходить под тюрьмой!

— Скажем так — неприятно, поэтому я и гоню раскрываемость
под сто процентов, чтобы скорее уйти на повышение.
Мне никогда не нравилось работать «на земле».
Оперов я тоже с собой заберу, кого смогу. В работе «на земле
» есть свои прелести, поэтому некоторым они нравятся.
Вот почему бы не отдать функции регистрации преступлений
прокуратуре? Надзирайте и контролируйте работу по
нераскрытым преступлениям, а мы будем только жуликов
ловить, как сыщики в управлениях. Так нет же, все умные!
Все знают эту тему, только прикидываются и делают строгие
лица, когда спрашивают с бедного «земельного» опера.

— Да, твое предложение о регистрации сообщений о
преступлениях в прокуратуре — это крепко, — усмехнулся
Михаил Федорович.

~86~


— Но тогда у ваших коллег не возникнет вопросов,
сколько они сокрыли преступлений от регистрации. Наши же
руководители будут получать заслуженные повышения в должностях
и званиях на реально раскрытых преступлениях, а не
на количестве сокрытых. Конечно, таких руководителей мало,
но они есть, и эти бездари занимают очень высокие посты!

— Хорошо, ты меня просветил. Давай по пять капель
твоего коньячку. Что ни говори, но армянский мне нравится.

— Особенно уничтоженный.
Коньяк — приятный напиток, но много его пить нельзя,
потому что он тяжел в больших количествах, и если надо
много выпить на встрече, то лучше водку, поэтому они и
не очень увлекались халявой. Но все равно Виктор пришел
домой навеселе.
Даша к тому времени защитилась. Она стала кандидатом
экономических наук, но найти соответствующую своему
образованию работу у нее не получалось.

— А что родителям не позвонишь? Ведь у них большие
связи в Москве и в ЦК КПСС, сама говорила, — Виктор
вспомнил, как Даша охмуряла его при знакомстве перспективой
карьерного роста, если он женится на ней.
Он тогда расценил это как шутку. Так оно и получилось.
Виктор всегда рассчитывал только на свои силы и в посторонней
помощи не нуждался, чтобы не слыть чьим-то
зятьком в карьерном росте.

— Они всё знают, поздравили меня с защитой, денег
выслали. Им об этом не стоит напоминать. Они считают,
что я должна сама решать, где работать. Я же отказалась возвращаться
на Камчатку. Там бы мне место нашли хорошее.

— Хорошо, я тогда сам им позвоню.

— Попробуй.
Виктор посмотрел на часы.
«На Камчатке полночь», — вспомнил он ежедневное
сообщение диктора по радио в пятнадцать часов.

— Значит, сейчас там около семи утра. В самый раз для
разговора, иначе потом на работе не будет времени.

~87~



К телефону подошел Николай Сергеевич.

— Доброе утро, Николай Сергеевич. Даша защитилась,
но в Москве тяжело устроиться на работу без протекции, —
Виктор не стал крутить и выложил, как есть, да и тесть любил
говорить прямо, поэтому их разговоры по телефону были
короткими и четкими.

— Здравствуй! Что, ее никуда не берут?

— Вы же знаете, что устроиться без связей на хорошую
должность невозможно.

— За дочь мне неудобно просить своих друзей и коллег.
Если никто ее не берет, пусть идет преподавать в профтехучилище,
там всегда нехватка кадров.

— Вы шутите? Кандидат наук с красным дипломом
МГУ — и в ПТУ!

— Нет, я серьезно. Трудовой стаж надо начинать с
низов.

— Но она там потеряет квалификацию и забудет, чему
ее учили в МГУ и аспирантуре!

— Других предложений у меня нет. Позови Дашу к
телефону.
Виктор передал ей трубку, но у Даши с папой разговор
был непродолжительным, после чего она еще больше загрустила.
Виктор с самого начала не питал иллюзий по поводу
своего карьерного роста с помощью влиятельных родственников
со связями в высших эшелонах власти. Ему достаточно
было, что об этом знали его руководители, поэтому
некоторые уважали Лукина за профессионализм, а другие
побаивались его новой родни, так что судьбу Даши он решил
поправить своими силами.
В «Станкине», что рядом с их домом, ректором института
работал сын члена Политбюро Соломенцева. В этом
институте тоже время от времени совершались различные
преступления, к тому же Влад Численко, с которым они
раньше начинали работать операми, стал руководителем
отделения милиции, располагавшегося напротив этого

~88~


института, и, что самое главное, подружился с его руководством.
Виктор подъехал к нему и объяснил ситуацию с
трудоустройством Даши.

— Я сейчас позвоню и попрошу, чтобы он нас принял.
Ты ведь с ним уже встречался! — Влад живо откликнулся
на его просьбу.

— Я, конечно, знаю его, но с тобой вместе выйдет лучше,
у тебя к нему особый подход.
Ректор встретил их радушно. Выпили чаю. Он внимательно
выслушал просьбу Лукина о трудоустройстве жены.

— Ситуация знакомая. У нас в семье все то же самое.
Они не коммунисты, они настоящие большевики. Я бы не
сказал, что они боятся партийного контроля со стороны
«серого кардинала» Политбюро Суслова. Просто у них
не принято толкать своих детей, наверное.

— Что не относится к зятю генсека и некоторым другим
руководителям страны. В последнем номере «Огонька»
напечатали фото Леонида Ильича и его зятя в мундирах и
при регалиях. Так у зятя орденов и медалей, оказывается,
не меньше! Я специально подсчитал. Их было сорок три, и
это за десять лет службы в МВД!

— Там другие отношения, и это не сын. Ну, давайте к
нашим делам. Я могу предложить вашей жене должность начальника
кабинета на кафедре истории КПСС. Должность
не очень высокая, но перспективная, а потом посмотрим.
Там ей будет легче вступить в партию. В семье все партийные,
пусть и она не отстает. Осенью введем ее на отчетно-выборном
собрании в комитет комсомола института, он у нас на
правах райкома. Согласны?

— Выше всех ожиданий! — воскликнул Лукин.
Влад был доволен не меньше Виктора. Он хорошо
относился к Даше и бывал у них дома. На эти вечеринки
приходила подружка жены — Людмила, которой Влад
симпатизировал. Даша, узнав о предложении, которое они
сообщили ей вместе с Владом, летала как на крыльях, ей
очень нравилась перспектива.

~89~



Утром она пошла в институт — оформляться, а поздним
вечером сообщила радостную новость на Камчатку. Даша
протянула Виктору трубку.

— Спасибо за дочь, оказывается у тебя связи покруче
моих будут. Я такого бы не смог, — поблагодарил тесть.

— Не скромничайте. Даша — моя жена, и я не мог подрывать
свой имидж ее работой в ПТУ.

— Ладно, я был не прав. Дай Дашу, — сухо признался
тесть по поводу выдвинутого предложения о направлении
дочери на работу в ПТУ.
Даша переговорила с отцом, а потом, как Виктор понял
по разговору, еще долго щебетала с мамой. Виктор отдыхал
в кресле у телевизора. В кои-то веки такое удавалось!
Ее родители всегда разговаривали по телефону с Дашей
долго, когда не было проблем. Денег они не жалели.

— Даша, мне на работе начальник предлагает дачный
участок под Дмитровым, бесплатно. Он получил его у нас на
работе, а потом женился на москвичке, а у нее дом в деревне
под Москвой, на берегу реки Десны. Дому серьезный ремонт
требуется, так что от дачного участка он отказывается, —
предложил Виктор.

— Охота же тебе этим заниматься! И так времени нет.
Я тебя почти не вижу.

— Да это не так страшно. На реке Проне я уже строился.

— Вот и отдыхал бы там, когда захочешь.

— Нет, мне хотелось бы свой маленький домик и сад с
яблонями, как у деда. Поставить сруб деревянный, разбить
сад и никаких грядок. Будем ездить на выходные — жарить
шашлыки и дышать воздухом. У моего деда в Гривно, знаешь,
какой сад… Он — бывший директор завода, а времени
хватало, чтобы посадить и ухаживать. В середине сада у него
был небольшой сарайчик. Вот он там и отдыхал.

— Дед-то на пенсии отдыхал, а у тебя откуда свободное
время?

— Все равно, я думаю, не надо отказываться от участка,
да и твои родители не все время будут ездить по санаториям.
Может, когда и заглянут к нам на дачу.

~90~


— Не знаю. Решай сам.
Саша предложил вместе с участком еще десять тысяч
штук кирпича, который необходимо было срочно получить
на Яхромском кирпичном заводе, неподалеку от дачного
участка, а ведь кирпич продавался только по предварительной
записи, и ждали его годами, переплачивая большие деньги.
Он стоил семь копеек за один кирпич, но купить было
невозможно. Потому кто ж мог отказаться от такой халявы!
Но все оказалось не так просто. Зимним вечером позвонили
с завода и предупредили, что через три дня они закрываются
на реконструкцию, так что если кирпич не забрать,
то очередь пропадет. Кирпич отпускался самовывозом, а его
ведь десять тысяч штук! Это две большие бортовые машины,
да еще и кран подъемный нужен. Виктор собрал бригаду из
оперов, и участковый Анатолий в форме вызвался помочь.
На двух машинах рано утром выехали на завод. Утро
было морозным, около двадцати пяти градусов ниже нуля.
На заводе и разговаривать не захотели о погрузке.

— Вот ваши десять тысяч кирпичей, срок — два дня,
забирайте.

— Но он даже не на поддонах!

— У нас нет поддонов.
В ход пошла водка. Эту «жидкую валюту» на Руси никто
и никогда не отменит, а они захватили с собой два ящика.
Рабочие мигом обнаружили на заднем дворе засыпанные
снегом поддоны и принялись укладывать на них кирпич.
Итого пятьдесят поддонов.

— Я понимаю, что вы из милиции, но у меня вся работа
встала, рабочие ушли грузить ваш кирпич! — ворчал недовольный
мастер.
— Вы это должны были сделать до нас. Нам что же —
целый день укладывать кирпичи в машину, а потом столько
же на месте их разгружать? Кто же даст машине столько
простаивать!

— Все так делают.

— Но не мы. Где здесь можно взять машины и кран?

~91~



— Недалеко ПМК-2, там есть в наличии, а вот дадут
или нет — не знаю.
Виктор зашел в кабинет директора механизированной
колонны и поставил на стол четыре бутылки водки из «Березки
» с винтом. Представился, показал удостоверение.

— Мне нужна помощь в перевозке кирпича с завода
рядом с вами на дачный участок в пяти километрах.

— Надо было бы заранее, а сейчас у меня одна машина.

— Заранее нам не дал организовать кирпичный завод,
поставив ультиматум: или заберешь сегодня, или ничего не
получишь.

— Хорошо, сейчас пошлю механика колонны. Он пригонит
кран на базе «КрАЗа», этот пройдет, где угодно, без
бульдозера. Вы же, наверное, и на участке-то не были, не
знаете, какая там дорога?

— Да откуда…. Сорвались с работы — и сразу к вам.

— Когда поддоны будут готовы?

— Часа через два.

— Хорошо, ждите на заводе, я пришлю машины и кран.
Руководство завода не пошло ни на какие уговоры и потребовало
поддоны вернуть сегодня же, мотивируя, что иначе
не сможет вывезти остальной кирпич. Погрузку на машины
закончили к вечеру, а после шестнадцати часов уже стемнело.
Мороз так и держался около двадцати пяти градусов, и
водка согревала мало. Трехосный «КрАЗ» с краном шел
впереди. Такие машины на параде таскали по Красной площади
баллистические ракеты. Она на самом деле пробивала
дорогу в сугробах, потом вытаскивала застрявшие машины
с кирпичом и вновь продвигалась вперед. Подмосковье — а
продвигались, как по тайге, но до приобретенного участка
доехать все же не смогли. Снежные заносы перед лесом оказались
не под силу даже «КрАЗу», поэтому приняли решение
разгрузиться на первом участке, напротив сторожа, которому
поставили литр водки, чтобы охранял кирпичи. Хотя кто по
такому бездорожью и морозу мог что-то украсть!

— Это чей участок?

~92~


— Нашего председателя товарищества.

— Но он сейчас строиться не будет? Наверное, раньше
весны не появится? Я приеду в следующий раз с бульдозером.
Сколотим волокушу из бревен и по снегу перетащим кирпич
на мой участок, как наши предки делали.
Кирпичи сняли краном с машин быстро. Опера, как заправские
стропальщики, цепляли тросами по два поддона
зараз. Укладывали кирпичи с поддонов в сугробы. Виктор
оставил сторожу свой служебный телефон.
Операция по кирпичам закончилась. Их бригада выложила
на капот автомобиля остатки вареной колбасы и
последние две бутылки водки. Хорошо, что колбасу успели
порезать заранее, так как она мгновенно сделалась стеклянной
и звенела на зубах при изломе. Щеки у всех горели, как
у снегирей. Целый день, проведенный на морозе, превратил
водку в их организмах в воду, она уже не согревала и не пьянила.
Два ящика водки разошлись в основном на решение
вопросов по погрузке и перевозке кирпичей. Что ни говори,
а «жидкая валюта» — в России самая надежная. В Москву
вернулись около полуночи.

— Вот сейчас бы по сто граммов водки в теплом кабинете,
с устатку пошли бы очень хорошо, но где же ее взять
в полночь?

— Если у бригады есть такое желание, то я сейчас чтонибудь
организую, — Виктор попросил дежурного связать
его с комнатой милиции гостиницы «Метрополь». Там
коллеги из спецслужбы работали круглосуточно.

— Виктор Павлович, какие проблемы?

— Николай, мы только что прилетели из командировки
и хотели бы выпить по сто граммов водки. Поможешь?
Я сейчас пришлю водителя на оперативной машине.

— Нет вопросов, только цены у нас в баре завышенные.

— Нам пару бутылок и сообрази бутербродов на пятерых.
Через день в кабинет позвонил председатель садового
товарищества, на чей участок Лукин сгрузил кирпич.

~93~



— Вы знаете, вы сгрузили кирпич на мой участок! —
возмущенно сообщил он, не выговаривая букву «р».

— Как вас зовут?

— Яков Наумович.
«Понятно, почему не выговаривает «р», — прикинул
про себя Лукин.

— Так вот, Яков Наумович, я не буду вас спрашивать,
почему не были почищены дороги до наших участков. Проехать
оказалось невозможно даже на вездеходе. Вы знаете в
какие дополнительные затраты мне обошлось отсутствие
вашего руководства этим хозяйством? Так что у меня просьба.
Если вы в течение двух недель не будете ничего завозить
на свой участок, то я за это время все уберу. А вы пока подумайте,
как организовать чистку дорог.

— Да, пожалуйста, — уже на полтона ниже проговорил
Яков Наумович, — мы до весны ничего делать не будем.

— Вот и хорошо. Тогда до встречи. Будем добрыми соседями.
Но на следующий день снова раздался звонок.

— Это Яков Наумович, на участке которого вы сгрузили
кирпич.
«Ну, блин, как в анекдоте начинается!» — чуть не
взорвался Лукин.

— Я помню Якова Наумовича и что кирпич сгрузил
на ваш участок, но мы же вчера договорились. Что-то изменилось?


— Нет, нет, все хорошо. Просто я хотел узнать, как
можно купить кирпич?

— Ну, это вопрос непростой. По записи, которую ждут
годами.

— А вы тоже?

— Конечно, и больше того — завод, где я брал кирпич,
закрылся на реконструкцию. Это рядом с нами, в Яхроме…
Виктор сделал паузу, мысли сработали на автомате. Он
мигом прикинул, что еще не начал толком стройку, а уже
замотался в доску с одними кирпичами. А их ведь нужно

~94~


еще транспортировать на свой участок! Потом серьезный
фундамент нужен под кирпичный дом, это еще такие же
стены зарыть в землю. Место там хоть и высокое, но кругом
болото и комары, комары, комары… Да еще немаловажное
обстоятельство, что все соседи будут коллегами по работе.
Некоторые личности в рабочее время надоедают, хуже некуда,
а теперь придется общаться с ними и на отдыхе, не
говоря уж о том, что если устроить с компанией гулянку, а
это он умеет делать, то на утро в понедельник вся контора
будет обсуждать эту тему.

И поэтому, быстро все взвесив, он спросил:

— Яков Наумович, а вам кирпич нужен?

— Да, очень нужен.

— Вы мой кирпич видели на своем участке?

— Да, а что?

— Так забирайте, считайте, что он ваш.

— Такого не бывает. А сколько я вам должен?

— Все по квитанциям. За кирпич, за перевозку и два
ящика водки с винтом, которые пришлось раздать и выпить
для того, чтобы кирпич лег на ваш участок.

— Я согласен. А можно за водку отдать деньгами?

— Приезжайте. Договоримся. Все документы у меня на
работе. Запишите адрес: Пушкинская улица, 28.
Яков Наумович прилетел через час.

— Может быть, надо что-нибудь сверху? Я готов, — промолвил
он заискивающе, что говорило о нежелании давать
что-то сверху.

— Яков Наумович, разве можно вести разговоры о
«верхушке» в нашей организации?..

— Да-да, я понимаю. Тогда еще раз спасибо за такой
подарок!
Можно было бы получить с Якова Наумовича за работу
целой бригады офицеров милиции, которые доставили ему
кирпичи на участок, но не Виктору. Иначе завтра были бы
разговоры на дачных участках, да и перед начальником неудобно.
Участок они решили отдать другому заместителю, и

~95~



на этом Лукин закончил строительство дачи, так и не начав
и даже не увидев участок, который так легко ему достался.

На следующий день, ранним субботним утром, они
встретились с начальником отделения Александром Анатольевичем
в Столешниковым переулке, чтобы пойти в
Сандуновские бани. Попариться и отдохнуть. Зимой от
этой процедуры народ получал наибольшее наслаждение.

— Саша, ты из карманов все ценное выложил перед
походом в баню?

— Кроме удостоверения.

— Я и его оставил на работе в сейфе.

— Так мы идем в номер, а там вроде бы спокойно.

— Жуликов везде хватает. А ты знаешь, какие они были
сто лет назад?

— Ну-ка, интересно!

— Банные жулики всегда были тихими и неуловимыми.
Они воровали в основном носильные вещи. Ты пришел в
баню, разделся в гардеробе и вроде бы уровнялся со всеми
посетителями. А пока твои косточки распариваются под
ударами березового веничка, жулик уже подменил твой
номерок из гардероба, и ты оденешься при выходе из бани
в его рванье. Это самый простой способ воровства. Он наиболее
эффективен для жуликов в высших разрядах бани, где
за все пропажи отвечает хозяин этого заведения. Редко, когда
жуликов ловили, но наказание было своеобразным. Ты помнишь
такое выражение — «привязать к позорному столбу»?

— Что, и в бане такие были?

— Раньше в Сандунах полы и потолки были деревянными
и по залу стояли деревянные столбы, поддерживающие
потолки. Так вот, жулика привязывали к этому столбу, и до
закрытия бань ему отпускали тумаки все желающие посетители.
После этого его сдавали в полицию, но чаще полуобнаженным
выгоняли на улицу, причем могли это сделать
и зимой. Представляешь, в такой мороз оказаться в центре
Москвы, на Неглинке, голым?

~96~


— Да, садистами были наши предки.
По Неглинной улице им навстречу шагали начальник
управления Жеглов и его заместитель по оперативной работе
Максим Никонович.

— Саша, неужели они тоже в баню собрались? — удивился
Лукин.

— В таком тандеме вряд ли. Они не очень друг с другом,
чтобы пойти вместе в баню. Что-то случилось, и мне кажется,
что они по нашу душу…
В районном управлении работали А. Вайнер и Жеглов, а
на Петровке, 38 — Владимир Арапов. Именно он был прототипом
героя книги «Эра милосердия» братьев Вайнеров,
где его назвали Володей Шараповым.

— Видите, товарищ полковник, как отдыхают начальник
отделения со своим заместителем в выходные! Ходят в Сандуны,
парятся, а! — Максим Никонович всегда был к ним с
Александром неравнодушен и старался при случае ущемить.

— Что-то мне подсказывает, что на сегодня наше руководство
приготовило нам более привычный отдых в рабочем
кабинете. Или я неправ, а? — Лукин не остался перед ним в
долгу и «акнул», подражая манере Максима Никоновича.

— Лукин все сам понял. Да, у нас есть большая просьба
прервать банную процедуру, — сообщил Максим Никонович.
— А может, вместе попаримся в знаменитой бане? —
предложил Лукин.
Они разговаривали с Максимом Никоновичем, а их
руководители стояли в двух шагах от них, поэтому Лукин
и допускал такие вольности, так как это проходило только
с Максимом Никоновичм, но вот начальник РУВД Жеглов
шуток не понимал.

— Лукин, это в бане все равны, а мы пока что на улице,
да и больше я люблю домашнюю ванну.

— Не скажите. Ванны есть и в бане, но из мрамора и
прогретые до нужной температуры. После парной массаж с
мазями из трав и снова парная. Я не уговариваю, но в царское
время начальника ГУВД Москвы называли генерал-губер


~97~



натором. Так вот всемогущий хозяин столицы Долгоруков
ездил в Сандуновские бани, где в шикарном номере ему
подавали серебряные тазы и шайки. А ведь в его дворце
имелись мраморные ванны, которые в то время были еще
редкостью в Москве.

— Всё, Лукин, убедил, но в другой раз, а сейчас у нас
неотложные дела, и вам придется подключиться.
Как можно было объяснить начальникам, что в баню
москвичи ходят не для того чтобы помыться, хотя и это
тоже приятно, но основным всегда является общение в
компаниях. И в каждой бане имеется своя компания, со
своим уставом, если можно так выразиться. Ходят в бани
и отдельные личности, но на их поведение всегда влияют
постоянные посетители.
Однако сегодня это сделать им не позволили. Что же могло
случиться, что начальники лично прервали их культпоход?

— Мы были здесь неподалеку. В ресторане «Узбекистан
» видеомагнитофон украли, — сообщил Максим
Никонович.
«Казалось бы, ну и что такого? Ну, украли видеомагнитофон,
да еще отечественного производства, было бы из-за
чего шум поднимать, — размышлял Лукин. — Но дело не
в «видаке» и даже не в ресторане «Узбекистан», а просто
директор этого ресторана, Константин Матвеевич, является
депутатом Моссовета и другом хозяина этого Моссовета
Промыслова, а начальник управления вхож в эту компанию
и ждет на днях серьезного повышения по службе. Все эти
уважаемые люди часто бывают гостями отдельных кабинетов
ресторана «Узбекистан». Оттого и такая значимость у
этой кражи…»
Лукин всегда знал несколько больше, чем его коллеги.
Москва огромная, а вот центр столицы — очень маленький,
и все крутится вокруг него.

— Лукин, у меня к тебе личная просьба. Займись этим
делом, как будто лично тебя обидели жулики, — попросил
Жеглов.

~98~


— Хорошо, Василий Дмитриевич. Я оставлю на время
другие дела и займусь, насколько это возможно.

— Их надо найти, и побыстрее.

— Я все понял. Постараюсь. У меня есть одна личная
просьба, если можно?

— Какая? Слушаю.

— Мне уже давно обещают квартиру. Очередь подошла.
Я не бедствую, но живу на площади родителей, а молодая
семья должна развиваться.

— Вопрос решен, занимайся делом и докладывай ежедневно,
а твой бытовой вопрос мы закроем, — пообещал
начальник управления Жеглов.
Александр, непосредственный начальник Виктора, поинтересовался:


— Какая помощь нужна кроме эксперта?

— Вызови из дома четверых оперов, надо поработать
по горячим следам.
Виктор зашел вместе с экспертом в зал бара, пристроенного
справа к ресторану. В зале царил не полумрак, а
просто мрак. В углах бара мерцали едва заметные ночники,
подсвечивающие проход между столиками.
Лукину поступала информация, что для избранных
после закрытия бара здесь крутили по видео порнуху, а
некоторые пары входили в экстаз и демонстрировали эти
сцены наяву. Никто не занимался проверкой, потому что
напороться на неприятности от покровителей этого заведения
можно было очень легко, так что все находились
по разные стороны баррикад и выжидали. Лукину некогда
было заниматься функциями полиции нравов. И вот случай
и представился.

— Если можно, включите нормальный свет, особенно
в районе барной стойки, и дайте списки всех, кто вчера
вечером работал в баре и кто обслуживал посетителей бара
из ресторана.
Чтобы осветить зал принесли дополнительные лампы.
И удача! На белой двери, ведущей в подсобное помещение,

~99~



обнаружился четкий след башмака 44–45 размера. Дверь
в подсобное помещение была взломана преступниками
со двора, выходящего на Неглинную улицу. Эта дверь на
улицу оказалась выломана классически — гвоздодером или
ломиком, а вот белая внутренняя дверь из бара — это просто
подарок, она открывалась вовнутрь, и преступник ударил ее
ногой изнутри, таким образом, он, разумеется, в принципе
не мог ее выбить. Эксперт тоже обратил на это внимание.

— Имитация? — коротко спросил эксперт Филатов.

— Возможно. Но не будем торопиться. Может, был удар
пьяного посетителя, или жулик от разочарования, что ничего
больше не нашел, пнул дверь. Я склоняюсь к последнему
варианту, так как у посетителей к этой двери нет доступа.
Она находится за стойкой бара. Надо опросить обслугу.

— Да, может быть. Я сниму это безобразие, как могу,
нашел отпечатки пальцев на стекле, которое загораживало
видеомагнитофон, их, скорее всего, оставили жулики. Там
немного пыльно, но отпечатки свежие, их могли оставить
только при отсоединении проводов, то есть ни посетители,
ни обслуга случайно ничего там тронуть не могли.

— Вот за это спасибо. Все фиксируй. Мы пойдем в кабинет
директора работать со свидетелями, которые легко
могут превратиться в подозреваемых. Я почему-то уверен,
что без своих работников здесь не обошлось.
Лукин собрал оперативников, которые должны были
опрашивать свидетелей.

— При опросе свидетелей необходимо установить круг
лиц, имеющих ключи от дверей бара: кто закрывал бар, когда
уходили вчера с работы и с кем. Во сколько пришли домой, и
кто это может подтвердить. Если у кого-то не будет четкого
алиби — сразу докладывайте мне.
В приемной директора ресторана толклись официанты
из вчерашней смены и администратор Лаврентьев Сергей.
Этого Лукин помнил. Он был не администратор, а настоящий
вышибала, если не хуже того — просто хулиган с
садистскими наклонностями. Три месяца назад во время его

~100~


смены, как обычно, у входа в ресторан толпились желающие
попасть внутрь, а мест, как водится, не было. В очереди вели
свой подсчет, сколько посетителей вышло и столько должны
пропустить швейцары в зал, но они никого не пускали, и
более того, пропустили одну компанию за деньги. Обычный
вариант — дать швейцару денег, иначе не попадешь в
ресторан. Два подвыпивших офицера шумели больше всех
по поводу такой несправедливости. Вышел администратор
Лаврентьев на разборки с публикой и решил пошутить с
офицерами.

— Ты чего-то не понял, сапожок, хочешь со мной поговорить?
Пошли, поговорим.

— Пойдем, поговорим, — офицер был настроен побоевому.
Тот завел офицера в подсобное помещение и тут же
нанес ему удар в лицо. Офицер ответил тем же. Тогда Лаврентьев
взял пустую бутылку, разбил ее о деревянные ящики
из-под алкоголя и нанес ему удар в лицо этой «розочкой»,
да так сильно, что пришлось вызывать скорую помощь и
везти офицера на операцию. В отношении Лаврентьева
возбудили уголовное дело и дали ему условный срок с отбыванием
по месту работы. Его должны были судить за
причинение тяжких телесных повреждений, за обезображивание
лица, но офицеру повезло с хирургом, который
зашивал ему лицо, он сделал это так искусно, что экспертиза
дала менее тяжкие телесные повреждения. Только поэтому
Лаврентьев и остался на свободе. Но как же можно такого
бандита держать в администраторах чуть ли не самого популярного
в городе ресторана?
У Виктора мелькнула мысль, что хорошо было бы, если
б к этой краже оказался причастен Лаврентьев, вот тогда
они бы отыгрались на нем за все его проделки! Но опрос
свидетелей не дал ничего, кроме того что Лаврентьев уходил
последний и, как обычно, закрывал бар вместе с официантом
Полуниным, с которым живет рядом в Люберцах. По их
объяснениям, они закрыли бар около 23 часов и сразу по


~101~



ехали на электричке в Люберцы, где зашли в местное кафе
«Чайка» и там пили с друзьями пиво до двух часов ночи.
Домой пришли около трех часов. У всех остальных вроде
бы есть алиби, но только с их слов, а у этих двоих — целая
компания из кафе «Чайка» в свидетелях.

Лукин собрал всю смену ресторана — от официантов
до поваров — в кабинете директора. Внимательно оглядел
публику. Все люди, как люди, только эти двое, Лаврентьев
и Полунин, какие-то веселые, Лаврентьев даже наглый, с
кривой ухмылочкой.

«Ну, и что ты можешь нам рассказать, начальничек?» —
было написано на его лице.

— Уважаемые организаторы, — Лукин сделал пуазу и с
улыбкой продолжил, — праздника желудка! Учитывая, что
ваша точка общепита находится под пристальным вниманием
руководства города, а у меня есть основания полагать, что
кража видеомагнитофона из бара не обошлась без участия
ваших товарищей по работе, мы сейчас с вами будем играть
на пианино. Лаврентьев, так, кажется, называется процедура
по откатыванию отпечатков пальцев?

— А чего я? И какой смысл в этом? Ведь мы здесь работаем,
и наши пальцы везде, — прорезался Лаврентьев.

— Ну, не скажите. Ваши, к примеру, отпечатки могут
быть на входе в ресторан или за столом администратора,
а вот все другие места, где найдут ваши пальчики, могут
вызвать у нас подозрение. Вот в этом и состоит смысл этой
неприятной процедуры. Про другие места разрешите мне
пока вам не рассказывать, зато я хочу предложить вам сделку.
Если кто из вас причастен к этой краже, то попрошу
подбросить куда угодно пропавший видеомагнитофон и
сообщить об этом по номеру ноль-два. Или есть еще вариант.
Кто-то мог взять аппаратуру для ремонта и просто не
успел сообщить об этом руководству ресторана. Обещаю,
что дело будет закрыто и искать никого не будем, чтобы не
портить репутацию вашему заведению, — Лукин сообщил
это все с приятной улыбкой.

~102~


Игра началась. Многие присутствующие взбодрились, но
его интересовала реакция Лаврентьева. Он сидел в развалку
и нагло ухмылялся. Полунин посмотрел на него, но тот не отреагировал,
а ведь они уходили последними и закрывали бар.

Лукин тогда не мог знать, насколько он близок к разгадке,
но в любом случае осознавал, что доказать кражу работникам
ресторана, если это сделали они, будет тяжело. Лаврентьев
прав, их пальцы могут быть везде, хотя он и не знал, что
оперов интересуют только те, которые оставил преступник,
когда отсоединял провода.

На том и разошлись, а опера продолжили проверку
алиби работников бара. По показаниям официантов и сторожей,
кража была совершена в период с часу до двух ночи.

Вечером в кабинете Лукина собрались подвести итоги
работы.

— Что же получается, у всех имеется алиби, и никаких
мыслей больше нет? А у Лаврентьева и Полунина?

— Они же были в это время в кафе «Чайка» в Люберцах.
Там наверняка это подтвердят, — доложил Крутов.

— Вот и поезжайте туда. Пообщайтесь с обслугой.
Они без сомнения знают всех клиентов, которые гуляют
по ночам. Крутов, возьмите с собой Учителева. Пора ему
втягиваться в нашу оперативную действительность. Служба
дни и ночи. Остальным — отдых до утра.

— А нам что — сейчас надо ехать? — спросил Крутов.

— Вам была поручена проверка Лаврентьева, вот и
будьте любезны выполнить, а то в этом кафе забудут, как они
выглядят, и не смогут вспомнить, были ли они там. Дома их
проверять бесполезно, они же сами сказали, что приехали
около трех часов ночи, а нас интересует время пораньше.
Что-то нас Люберцы последнее время достают.
Утром совещание началось с сюрприза.

— Крутов, как съездили в Люберцы? — спросил Лукин.

— Очень плодотворно. Это кафе «Чайка» уже два месяца
на ремонте, поэтому ни с кем мы не общались, а домой
к ним мы не пошли.

~103~



— Вот и хорошо, что не пошли. Их сегодня следователь
как раз вызвал на допрос. Я, пожалуй, поприсутствую при
этом, а вы напишите рапорт на имя следователя, он оформит
вашу проверку кафе «Чайка» как ответ на отдельное
поручение и в допросе отразит их вранье. Меня теперь
интересуют пальчики на стекле за видеомагнитофоном.
Я догадываюсь, кому они могут принадлежать.

— Может, следователь задержит их по «сотке» на трое
суток, поработаем с ними в камере? — предложил оперативник
Андреев, ответственный за работу с задержанными
«по низу». Опера так называли разработку подозреваемых.

— И развалим дело. Вы же видели эти наглые рожи. От
всего откажутся, и даже если отпечатки пальцев будут принадлежать
им, то скажут, что видеомагнитофон не работал,
и им пришлось отключать все провода или еще что-то в
этом же роде. Они в беседе уже высказались, что работают
там, поэтому и пальцы их везде. Даже отпечаток обуви,
оставленный изнутри двери, похож — во всяком случае, по
размеру — на башмак Лаврентьева, но он опять же скажет,
что ударил дверь, потому что осерчал на кого-нибудь. Нет,
здесь нужен особый поход. Вы продолжайте опрос свидетелей,
может, кто-нибудь что-нибудь слышал, а пока у нас
только то, что у них липовое алиби.
Потом Виктор зашел к эксперту.

— Ну что, Владимир, постреляем на пиво?

— С тобой, жуликом, ни на что спорить и соревноваться
нельзя, я уже убедился.

— Ладно, как-нибудь постреляем в тире по-честному.
А сейчас у меня просьба. Посмотри предварительно пальчики
этих двоих, Лаврентьева и Полунина, по изъятым отпечаткам.

— Я уже посмотрел, так как они мне сразу не понравились,
и могу сказать, что это пальцы Лаврентьева, вот
только мне нужно время, чтобы описать все признаки и
дать заключение.

— Спасибо, дорогой. Пиши спокойно. Мне устного
заключения вполне достаточно.

~104~


Из своего кабинета Лукин набрал телефона начальника
управления Жеглова.

— Василий Дмитриевич, мне нужна помощь «семерки
», и очень срочно. Наши фигуранты скоро придут на
допрос, и нужны две бригады, чтобы их поводить.

— А что, одной бригадой не обойдемся?

— Можем что-то упустить и протопать не за тем объектом.


— Что, нет полной уверенности?

— Нет, все есть. Просто они вдвоем участвовали в этой
краже, а кто из них после пребывания на допросе в милиции
ляжет на дно — неизвестно, если вместе — тогда снимем
одну бригаду. Они сейчас работают в разных сменах. Нужны
две бригады, так думаю, будет быстрее. Пусть ребята будут
готовы, и когда я выпущу подозреваемых из отделения, то
сам провожу их на улицу для передачи бригадам, так как у
меня нет их фото, но это мы с бригадирами еще обсудим.
Вы же сами просили побыстрее разобраться с этим делом.

— Хорошо, сейчас позвоню руководителю оперативного
управления, а вы подвезите им задание. Я перезвоню,
работайте.
Виктор зашел в кабинет следователя. Эти двое сидели
в коридоре. Поздоровались все с теми же пренебрежительными
ухмылками.
«Ничего, ничего, — подумал Виктор, — вы сразу перестанете
улыбаться, когда вместо узбекского плова приметесь
хлебать баланду в Бутырке. Не надо было воровать у себя, и
уж совсем напрасно вы меня раздразнили».
Он решил их сделать красиво. Редкий случай, когда по
краже можно было попросить начальника управления о
выставлении за подозреваемыми двух бригад «топтунов».
Виктор знал, что Василий Дмитриевич дружен с начальником
оперативного управления и ему ничего не стоит это
сделать. Ну, может, один стол в «Узбекистане», да и то за
счет директора ресторана. Виктор передал рапорт о проверке
алиби подозреваемых следователю.

~105~



— Они писали в первоначальном объяснении, что
ночью были в этом кафе, а оно уже два месяца на ремонте.

— В объяснении они могли, что угодно написать, это не
допрос, — сообщил следователь Рогозин.

— Скоро будет заключение дактилоскопической экспертизы
о том, что отпечатки пальцев принадлежат одному
из них.

— И что, будешь просить задержать их по «сотке»?
В принципе, основания есть, я могу.

— Нет, не буду я просить задержать их на трое суток,
а вот попрошу их промурыжить подольше и не отпускать,
пока я не приду за ними. Ну, найди какие-нибудь противоречия
в их показаниях. Сначала пусть сами расскажут свой
бред, а потом разведи их на вранье и проведи очные ставки.
Не мне тебя учить.

— Хорошо, я все сделаю, но впервые у меня оперативники
не просят оформить задержание при таких доказательствах.

— Ты сам отлично знаешь, что эти доказательства до
первого адвоката, не говоря уж, что в суде они развалят
дело. По телесным повреждениям в отношении офицера
ты же вел, поэтому знаешь, с кем имеешь дело. Он где-то
нашел концы, чтобы выкрутиться, а я хочу ему все до кучи,
чтобы мало не показалось. Видел бы ты его наглую рожу!
Жди моего сигнала.
Теперь настала очередь улыбаться Лукину, который,
проходя мимо Лаврентьева и Полунина, поинтересовался
их здоровьем и настроением. Примерно через час позвонил
Василий Дмитриевич.

— Все в порядке. Бригадир тебе позвонит, договоритесь
о встрече.

— Спасибо, а задание уже повезли на подпись.

— Держите меня в курсе.
Позвонил бригадир «топтунов»
.


— Я подъехал на Пушкинскую улицу и стою в темносиних
«жигулях» на углу Госстроя. Опишите мне себя, я к
вам подойду.

~106~


— Высокого роста, черные волосы, смуглый, — Виктор
увидел на столе журнал «Огонек», — давайте, как в шпионских
фильмах, у меня будет в левой руке журнал «Огонек»,
номер журнала нужен?

— Выходите, шутничок, я вас узнаю.
Виктора начал забавлять этот спектакль. Недаром
вокруг располагались сплошные театры, из его кабинета
видны театры Станиславского и МХАТ, а ниже по улице —
Оперетты, Детский, Малый и, конечно, ГАБТ, и везде он
был вхож в дирекцию — для расследования крупных и
мелких краж. На спектакли времени не хватало, но если
такое случалось, то обязательно заканчивалось небольшой
попойкой с администрацией театра и некоторыми актерами
после первого же действия, поэтому он лучше знал меню
каждого буфета театра, нежели спектакли. В одном подавали
коньяк с дольками лимона и бутербродами с сырокопченой
колбасой, в другом — Оперетте — шампанское со льда и
пирожные, а в Ленкоме Евгений Павлович Леонов предлагал
иногда пиво и просил найти жуликов, потом строил
гримасу и орал: «Я им пасть порву». В общем, театрала из
Лукина не получилось, несмотря на наличие вокруг светил
театрального искусства. Ну, на самом деле, их-то, светил,
жулики могли бы и не трогать, так нет же, без разбора, невзирая
на личности! А однажды пришел Олег Ефремов,
попросил за молодого Антона Табакова, который по молодости
немного набедокурил. Когда Виктор провожал его
до выхода, на улице милиционеры выгрузили из машины
пьяного мужчину. Увидев Олега Ефремова, пьянчужка
прищурился и вдруг сказал: «Во, и ты тут? Отпустили?»
Ефремов рассмеялся:

— Вот такие у меня поклонники! Спасибо вам за понимание.
Заходите в театр, его видно из окна вашего кабинета.
Но сейчас Виктору предстояла другая игра. Бригадир
оказался понятливым.

— Вообще-то мы из отделения милиции объекты никогда
не водим — как правило, они поначалу нервничают,

~107~



обкусываются, перепроверяются. Но это было указание
нашего начальника. Что же они такого натворили?

— Да у себя в баре, где работают, украли видеомагнитофон
отечественного производства, который замучаешься
тащить, потому как тяжелый.

— И из-за этого две бригады сняли?

— Но это бар ресторана «Узбекистан».

— Тогда понятно. Некоторые наши объекты туда заглядывали,
и нам тоже довелось, поэтому мы представляем себе
контингент этого ресторана. А уж кто бывает в отдельных
кабинетах — об этом лучше и вовсе не говорить. Сколько
будем работать, будем ли задерживать и в каком случае?

— Задание у нас на семь дней. Встречаться будем каждый
день, а может, как исключение, вместе с вами покатаюсь, если
будет что интересное. Задерживать будем, если высветится
видеомагнитофон или место, где его прячут. Мы нашли через
местных оперов в Люберцах походы к Полунину. Если
информация будет представлять оперативный интерес, нам
сообщат. А чтобы они не ходили, как сонные мухи, под вашими
ребятами, я их сейчас подогрею и провожу до улицы,
где попрощаюсь за руку. Ну а вы не зевайте.

— Хорошо, постараемся.
Виктор зашел в кабинет следователя. Рогозин как раз
проводил очную ставку по устранению разногласий в показаниях
жуликов.

— Ну что, вспомнили они, где были той ночью? Или
кафе «Чайка» штукатурили? — спросил Лукин Рогозина.
— Мы перепутали с кафе «Ласточка», были пьяные, —
пояснил Полунин.

— Пой, ласточка, пой, пой, не умолкай… Помните эту
песню? Что были пьяные, в это я верю, потому что украсть
у себя видак могли только по пьянке, да еще попытаться
инсценировать, что жулики вломились снаружи! Не получилось
у вас, — сообщил Лукин.

— Вы хотите сказать, что это мы его украли? — возмутился
Лаврентьев.

~108~


— А что — я разве этого еще не сказал? Не только
говорю, но и последний раз предлагаю подбросить видак
и сообщить об этом по ноль-два. Аноним, мол, звонит.
По-другому — вам обоим тюрьма. А тебе, Лаврентьев, еще
и три твоих условных добавят.

— Но мы не воровали! — оправдывался Полунин.

— Мое дело предложить, чтобы совесть была чиста, а вы
думайте. Только до вечера, не больше, — предложил Лукин.

— Что, экспертиза не готова? — спросил Лаврентьев.

— Готова, а тебе не терпится узнать результаты? Нет,
Лаврентьев, их ты узнаешь только в камере. Скоро будет
свидетель, который видел, как вы выходили из бара с большой
тяжелой сумкой.

— Это будет лжесвидетель? А может, мы в этой сумке
еды набрали на выходные, — Лаврентьев был в своем амплуа.

— Так значит сумка большая была? А говорили, что в
руках ничего не было!

— Вам только скажи, так вы директору сообщите, что мы
продукты украли, — пояснил Лаврентьев и этим признался,
что большая сумка имелась.

— А вы хотите сказать, что оформили на себя заказ,
заплатили в кассу и пошли гужевать два дня? — спросил
Лукин.

— У нас были три банкета в кабинетах, поэтому много
чего осталось, — пояснил Лаврентьев.

— То есть вы хотите сказать, что в порциях не доложили,
или как у вас там называется, когда клиентов обираете?
Саша, зафиксируй в протоколе большую сумку, — предложил
Лукин следователю.

— Вот поэтому никакой сумки, можно сказать, и не
было, — сразу пошел в отказ Лаврентьев.

— Но она будет обязательно, и по этому поводу мы
скоро увидимся. Только придумайте еще версию для посещения
кафе в Люберцах. Как вы сказали называется —
«Ласточка»? Ну-ну. Набрать продуктов большую сумку с
трех банкетов и пойти с ней ночью в кафе. Не тяжело было,

~109~



ведь это кафе далековато от ваших домов, да и продукты
могли испортиться?

Пойдемте, я вас провожу, иначе не выпустят. Я уже дал
команду, чтобы вас задержали на трое суток, но потом передумал,
— сообщил Лукин.

— А за что? — Полунин часто моргал и переглядывался
с Лаврентьевым.

— Я же говорю — за кражу видеомагнитофона, — Лукин
понял, что Полунин слабоват, и если с ним поговорить еще
пару часов, то он наверняка «поплывет», вот только вряд
ли сдаст Лаврентьева, а тот его интересовал гораздо больше.

— Но это не мы, — мямлил Полунин.

— Всё, ребята, даю вам пару дней на раздумья, потом
встретимся, но в камере, — выдал напутственное слово
Лукин.

— Это без толку, — ухмыльнулся Лаврентьев.

— Посмотрим, — улыбнулся Лукин.
Вся эта беседа проходила с улыбками на лицах, только
Виктор улыбался открыто, а на лицах его собеседников
дрожали нервные усмешки.
«Видимо, достал я их до кишок своими приколами, —
подумал Виктор, — значит, пора выпускать «коней», сейчас
рванут из отделения, обсуждая мои предложения на ходу».
А ему вечером доложат, куда они ходили, с кем встречались
и, возможно даже, о чем разговаривали. Эти «волки»
обложены со всех сторон, поэтому Лукин и вел себя с ними не
совсем обычно. Он их специально подогревал, чтобы пошла
отдача к нужным людям, которые уже окружают их снаружи.
Виктор спустился с ними вниз и на улице попрощался
с каждым за руку, передавая бригадиру объекты под наблюдение,
а объекты-то подумали, наивные, что это дань
уважения их работе в «Узбечке». Они свернули на улицу
Москвина, и Виктор увидел бригадира, топающего следом
вместе с миловидной женщиной. Вот это работа — гуляй
себе с девушкой, целуйся в целях конспирации и получай
такие же деньги и звания, как любой опер, да еще срок служ


~110~


бы льготный — год за полтора, почти как на Севере. Ну да
это он так… Виктор совсем не завидовал им. Ребята делают
нужную работу, но он так не смог бы. Изо дня в день одно и
то же. Одна у них опасность — потерять объект наблюдения,
за это вполне можно получить взыскание. Но у них есть
свои специфические выражения, чтобы реабилитировать
себя, например — «объект скрылся с нарушением ПДД, и
дальнейшее преследование грозило расшифровкой», хотя
объект на самом деле никаких правил не нарушал, а просто
оторвался от наблюдателей.

Бригадир «топтунов» позвонил вечером.

— Ваши объекты зашли в кафе в Люберцах, выпили пива
с водкой. Чернявый долго объяснял второму, что надо что-то
забрать и продать. Тот не соглашался, и Чернявый сердился.
Им нужны деньги, а покупатель у них есть. Потом мы их положили
по адресам спать до утра, а в семь часов выставимся.

— Это хорошо. Расклад будет такой. Мы получили дополнительную
информацию, что интересующий нас аппарат
находится в каком-то военном городке, на чердаке жилого
дома, откуда его должны завтра забрать. Наш Чернявый завтра
работает в ресторане, поэтому можно ему для контроля
оставить пару сотрудников, а вот Полунина упускать никак
нельзя. В общем, здесь командуйте сами. Мы с машиной будем
готовы с утра выехать в любую точку на задержание, как
ранее и договаривались. С утра жду информацию по ним.

— Хорошо. До утра.
Лукин доложил начальнику управления Жеглову результаты
и попросил у него черную «волгу» без надписей на
дверях «милиция». Вызвал на восемь часов утра Крутова
и Андреева.
Утром они получили оружие и наручники. Сидели по
своим кабинетам в ожидании команды от Лукина.
Позвонил бригадир:

— Чернявого проводили до работы и оставили под
присмотром, потом будем заходить в ресторан по мере возможности.
А вот второй садится в электричку на станции

~111~



Люберцы, направление от Москвы. Мы едем с ним. По ходу
буду звонить.

Через тридцать минут опять раздался звонок.

— Он сошел на станции Раменское и отправился пешком
в сторону военного городка. Вход в городок свободный,
и мы его провожаем.

— Хорошо. Мы на всякий случай выезжаем, потому как
далековато, лучше нам находиться рядом с вашей бригадой.
Можете встретить нас на трассе за Люберцами, иначе у нас не
будет связи с вами? Мы будем на черной «волге» с номерами
00-56 МКМ где-то через минут сорок.

— Встречаем.
Водитель Николай, родственник друга Лукина Прошки,
летел, где было можно, по встречной полосе, и в нормативы
уложился. Встретил их все тот же бригадир.

— Наш объект вышел из городка с большой тяжелой
сумкой и зашел в радиомастерскую недалеко от станции,
где оставил сумку, а сам отправился в кинотеатр. Сейчас
смотрит вместе с нашими фильм. Какое будет решение?

— Пусть ваши с ним кино досмотрят, а когда он заберет
сумку, будем его задерживать, — распорядился Лукин. — Это
должен быть видеомагнитофон, и сдал он его в ремонт. Иначе
с чего бы ему идти в кино в Раменском? Если у него в радиомастерской
окажется покупатель на эту вещь, то берем его
при попытке уехать из Раменского без видака, а в мастерской
накроем всех присутствующих. Там осталось наблюдение?

— Конечно. Если кто заберет аппарат, то не останется
без наблюдения.

— Хорошо, поехали на место.

— Я поеду с вами для связи, — бригадир сел к ним в
машину.
Они еще не добрались до станции Раменское, как заработала
радиостанция бригадира:

— Объект вышел из кинотеатра, направляется в радиомастерскую.


— Хорошо. Мы скоро будем.

~112~


Через несколько минут еще сообщение:

— Объект с большой сумкой уже на платформе. Ждет
электропоезда в сторону Москвы.

— Хорошо, будем задерживать, подстрахуйте нас, — попросил
своих бригадир.

— Скорее, подходит электропоезд! — сообщили они.
Лукин вместе с операми Крутовым и Андреевым выскочили
на платформу и, как на стометровке, рванули к
Полунину. Он уже встал с лавочки, собираясь войти в электричку,
и тут же увидел бегущих к нему мужчин в штатском
сразу с двух сторон платформы, а среди них — начальника
угрозыска Лукина, который так долго шутил с ними, предлагая
вернуть видеомагнитофон. Полунин сразу все понял.
Он опустил сумку на асфальт и обмяк на лавочке.
Запыхавшийся Лукин выдал:

— Полунин, вы арестованы! Берите сумочку, и прошу
в машину.
По дороге не проронили ни слова, а в отделении милиции
Полунина обыскали, сняли шнурки и поясной ремень.

— А это зачем? — поинтересовался тот.

— Чтобы ты не удавился в камере от досады, — сообщил
ему Крутов.

— А можно мне с начальником поговорить?

— С каким?

— С Лукиным.

— Хорошо, мы сообщим ему о твоем желании.
Дежурный снял трубку прямого телефона.


— Здесь задержанный Полунин желает с вами поговорить,
— доложил он Лукину.

— Хорошо, проводите.

— В наручниках и с охраной?

— Не надо. Справлюсь.
Полунин вошел в кабинет подавленный, уже без той
наглой улыбки, что передавалась ему от подельщика Лаврентьева,
который, несомненно, был вдохновителем этой
операции.

~113~



— То, что ты хочешь мне рассказать, я знаю с первого
дня расследования.

— Я хотел бы взять эту кражу на себя.

— Ты уже ее взял, — хмыкнул Лукин. — Тебя задержали
с ворованным видеомагнитофоном.

— А как отмазать Лаврентьева? Он бы мне, как обещал,
помогал на зоне…
Это было провалом планам Лукина в отношении Лаврентьева,
который все-таки успел обработать Полунина на
случай ареста.

— И ты ему до сих пор веришь? Ведь это же он все придумал
по пьянке и тебя втянул, сказал, что все инсценирует
и никто на вас не подумает. А если что, то получишь условно,
как и он в свое время. И вчера заставил ведь тебя ехать за
видюшником, а сам спокойно руководит процессом в ресторане,
радуясь, что опять тебя подставил, — Лукин воспользовался
для давления на Полунина оперативными сведениями.

— Так вы на самом деле все знаете? А Лаврентьев сказал,
что вы блефуете и только о чем-то догадываетесь, но
никогда не докажете нам эту кражу. Так что, не получится
его отмазать?

— Каким образом? Башмак на двери его, пальцы на стекле
оставлены тоже им, когда он снимал видеомагнитофон с
полки. Да и по тому делу условно осудили его несправедливо,
так что сидеть ему и сидеть!
— Тогда можно мне с ним устроить очную ставку? —
попросил Полунин. — Я ему скажу, чтобы он взял все на
себя, а я только якобы отвез видак в ремонт по его просьбе.

— Очная ставка — прерогатива следователя, и то если
у вас будут с ним разногласия в показаниях.

— А записку можно ему передать?

— Какого содержания?

— Ну, что я арестован, но у меня есть возможность выйти
из дела, если он возьмет всю вину на себя и скажет, что
меня на краже не было. А сегодня я по его просьбе забрал
видеомагнитофон.

~114~


Виктор подумал, что еще одно доказательство вины
Лаврентьева само идет к нему в руки. В конце концов, из-за
его наглости даже не хотелось блистать красноречием, пусть
его же подельник сам его и утопит.

— Ну, хорошо. Записку можно.
Полунин изложил свою слезную просьбу Лаврентьеву,
чтобы тот все взял на себя, а он, дескать, будет ему помогать
на зоне передачами.

— Вот это будет правильно. А то украли видак, заплатили
за ремонт и даже ни разу не попользовались, — у Лукина
поднялось настроение.

— А вы не шутили, когда предлагали подбросить видак
и позвонить? На самом деле ничего бы не было?

— Самое страшное, что могло быть, — директор выгнал
бы вас с работы. При этом дело по его просьбе закрыли бы,
написали бы, что уборщики во время ремонта выбросили по
ошибке или что-нибудь еще в таком же духе. А мое предложение
с ремонтом было еще лучше! Магнитофон сломался,
и вы решили сами отремонтировать. Отвезли в ремонт и не
успели сказать руководителю.
Лукин понимал, что это реально можно было бы сделать,
если поступило бы указание сверху, но его не было, а эти
жулики ему — не родственники.

— Я не смог уговорить Лаврентьева, — вздохнул Полунин.
— Он все говорил, мол, не бойся, у них ничего нет на
нас. У начальника только шуточки…
Виктор отправил его в камеру и вызвал группу оперов
для задержания Лаврентьева.

— А можно я ему наручники наброшу прямо там, в
ресторане? — вызвался Крутов.

— Ну, давай.
Лаврентьева вызвали в фойе ресторана, где его ждали
трое в штатском, но Лукина здесь уже все знали, поэтому
жулик догадывался, кто и почему его зовет. Вместе с ним в
фойе вышли несколько официантов. У Лаврентьева — недоуменное
лицо и кривая улыбка.

~115~



— Лаврентьев, вы арестованы! Прошу руки! — объявил
Крутов, не выговаривая букву «р», словно дедушка Ленин,
и на глазах изумленной публики защелкнул наручники на
его запястьях.

— За что? Я ничего… — усмешка враз слетела с его лица.

— Тебе письмо от друга, — оборвал Лукин его пламенную
речь и развернул перед его глазами листок со знакомым
почерком Полунина.

— Я всегда знал, что дружу с идиотом… Ведь вы же его
не отпустите?

— При таких доказательствах — вряд ли. Теперь будет
решать суд. В машину его.
Последнее действие спектакля прошло под бурные
аплодисменты обслуживающего персонала ресторана.
К Лукину подошли два брата официанта, кажется, татары
по национальности, но белобрысые, даже белее северян:
— Вы к нам заходите, обслужим на высшем уровне! —
предложил один из них.

— Спасибо. Еще отравите за арест вашего администратора!
— пошутил Лукин.

— Что вы, мы еще и пузырь поставим, уж не знали, как
от него избавиться, от этого хама!

— Хорошо. Как-нибудь зайду.
А рядом с рестораном, через стенку, находилась мастерская
«Металлоремонт», где работал его друг — настоящий
грек Юра. Звали его Георгий Федорович, но в узком кругу
Юрой. Так в жизни бывает, что некоторые друзья, которых
на самом деле считаешь друзьями, иногда непредсказуемо
поступают, и дружеские отношения остывают, а то и прекращаются.
И обстоятельства бывают совершенно разные.
Их места занимают другие, даже более достойные дружбы,
в том понимании, что никто никому ничего не должен, но
каждый может прийти на помощь другому в любое время,
если потребуется. Друзей может быть больше или меньше,
чем раньше, это непредсказуемо. Им самим решать — с кем
дальше шагать по жизни.

~116~


Лукин вырос в доме 62 по Новослободской улице и до
армии работал в комсомоле на заводе недалеко от дома.
Так случилось, что почти все его друзья пошли работать в
угрозыск или в госбезопасность. Романтика, что ли, такая
была у их компании… Удержался от этого соблазна только
Анатолий Прохоров. Он остался работать секретарем
комитета комсомола на том же заводе, но потом и его разглядели
в райкоме партии и отправили на работу в МИД
СССР. Теперь он второй год работает в посольстве Китая и
поэтому получил кличку «Китаец». Он скоро должен был
возвращаться из командировки, и только у него с Лукиным с
детства сохранилась дружба. Другие друзья, которые пошли,
как и Лукин, служить в органы, как-то дистанцировались от
него. Причиной тому был его бурный роман с француженкой.
Сначала Слава Кочкин, который сам и познакомил его
с Ларисой, как она представилась, но когда он узнал, что
она на самом деле — Лаура, да еще и живет в Париже, тихо
отошел в сторону. Лукин был этому где-то рад, потому что
Слава в свое время положил на нее глаз, и поначалу не придал
этому событию особого значения. Но потом Василий
из госбезопасности, с которым они дружили и выросли в
одном доме, откровенно заявил, чтобы Виктор больше не
приходил к нему, пока крутит роман с француженкой, иначе
у него могут быть неприятности по работе. Лукин понимал,
что об этом могли бы узнать у него на работе только от него
самого, а потому посчитал его недалеким чекистом, но тот
хоть сказал это откровенно! Владимир из спецслужбы недавно
был у него на свадьбе свидетелем, но холодок в их
отношениях появился все в те же годы. Лукину явно было
жаль этих мужиков, но он не собирался перед ними оправдываться
из-за любви, которая его посетила. Так случилось,
что тут поделаешь. Теперь расстался с Лаурой, а друзья отвалили.
Значит, не было настоящей дружбы.

Грек Юра пришел к нему в кабинет по звонку коллеги
Лукина из отдела угрозыска района Александра, с кем они
были в приятельских отношениях. Родственнику Юры нуж


~117~



на была помощь по одному материалу, где его оговорили, и
Лукину не составило труда восстановить справедливость.
Юра поблагодарил и пригласил отметить это дело, но Лукин
сначала отказался. После этого позвонил Александр, и
Виктор согласился выпить с ними по сто граммов. Встречу
назначили на вечер в мастерской «Металлоремонт», где
Юра перетягивал ракетки для большого тенниса. Мало
тогда было теннисных кортов, а ракеток в продаже совсем
не водилось, поэтому его руки всегда были в почете.

В мастерской у Юры имелся свой кабинет, где он их с
Александром и принял. Потом стал выяснять, что они будут
пить и чем закусывать, а они предложили ему быть попроще.
Юра набрал номер телефона и попросил принести блюдо
с пловом и шашлыки вместе с углями на мангале, да еще
соления и зелень всякую, а водку достал из холодильника.
Пока они пили по рюмке водки под балтийскую кильку, в
кабинет вошел официант из ресторана «Узбекистан» и со
знанием дела накрыл стол в мастерской. Мангал с готовыми
шашлыками дымился, не давая мясу остыть. Блюдо с пловом
тоже пыхало жаром. Юра сказал, что позвонит, если чтото
будет нужно, и официант удалился. Виктор много чего
повидал, но чтобы в «Металлоремонте» накрывали стол
официанты из «Узбекистана»! Однако это было, как он
узнал позже, обычным явлением.

Юра принимал важных гостей в своей комнате отдыха.
Там можно было встретиться с прокурорами, судьями и
руководством исполкома района, которым не годилось
сидеть в ресторане, даже в отдельном кабинете, а здесь,
в мастерской, можно было выпить и закусить блюдами
которые готовились по указанию руководства ресторана
и доставлялись сюда. Директор знал, кого угощали этими
блюдами.

Лукин постепенно осваивался в центре города. В отделении
милиции он с первых дней забрал из дежурки ключи
от Ленинской комнаты, которая через сцену сообщалась с
артистической комнатой, из нее получилась неплохая ком


~118~


ната отдыха с выходом в его кабинет. Замполиту отделения
милиции он объяснил это оперативной необходимостью,
что так надо для конспирации, поскольку у него бывают
люди с секретными донесениями, а со стороны Ленинской
комнаты можно подслушать. А занятия с личным составом
патрульно-постовой службы предложил проводить в учебном
классе, где имелись наглядные пособия. Так Ленинская
комната оказалась на замке, в ней проходили только собрания
всего отделения милиции.

Отделение милиции находилось в центре не только зрелищных
и злачных мест, но и ГУВД Москвы, и генеральная
прокуратура располагалась в сотнях метров от него. При таком
географическом расположении сотрудники этих контор
довольно часто посещали руководство отделения милиции,
но больше всего им нравилось в апартаментах Лукина, куда
доставляли из ресторана «Узбекистан» упакованные в
узбекские лепешки шашлыки прямо с углей, так они долго
сохранялись горячими, а лепешки пропитывались соком и
ароматом. Из ресторана «Роздан», что в Столешниковом
переулке, приносили бараньи шашлыки в армянском лаваше.
Это было гораздо приятнее, чем закусывать в кабинетах
столь грозных контор колбасой и килькой в томате.

Поэтому районное милицейское руководство и прокуратура
района редко заглядывали в их отделение милиции
с проверками, так как побаивались напороться на кого-нибудь
из проверяющих свыше или просто шедших мимо и
заглянувших к Лукину в гости. Один принцип гостями из
высоких инстанций соблюдался строго. Они платили сами
за выпивку и закуску. Иначе и не могло быть, потому что у
него бы зарплаты не хватило. Это было и хорошо, потому
что они ничего не должны были друг другу. Их отношения
больше походили на приятельские, поэтому и проверки проходили
без замечаний. А какой достоверной информацией
о происходящих движениях во власти владел Лукин! Ведь
все не только выпивали, но и разговаривали. В такие дни
Лукин передвигался на служебной машине.

~119~



Их отделение милиции было передовым в столице, но до
этого бывали и другие. Про передовые отделения милиции
иногда писали в многотиражке ГУВД Москвы «На боевом
посту», и Лукин мелькал на ее страницах, когда задерживал
серийных квартирных жуликов или разбойников, но так
чтобы весь выпуск газетного номера на восьми страницах
был полностью посвящен всем службам 17-го отделения
милиции, такого никто не припомнит! На первой полосе,
чуть ли не в полстраницы, — начальник Александр Анатольевич
в фуражке на разводе постовых милиционеров.
На второй фотокорреспондент зафиксировал Лукина с
оперативной группой во время подведения результатов по
оперативно-розыскным мероприятиям, и так все отделение
по всем страницам!

Это явилось последней каплей, и теперь Максим Никонович
открыто заявлял, что Лукин со своим начальником
подняли раскрываемость преступлений до девяносто
восьми процентов и собираются сместить руководство
районного управления. Поначалу Лукин думал, что это такая
шутка, но тут Максим Никонович прислал проверку из
его же бывших соратников по оружию, с кем было выпито
и съедено немало во время совместной работы в отделе
угрозыска райуправления.

Виктор накрыл стол, как для проверяющих самого
высокого ранга, ведь это же были его коллеги и приятели!

— Виктор, как нам быть? Мы получили команду нарыть
на тебя, а мы не можем, — спросил оперативник Джемс.

— А вы не торопитесь, пейте, закусывайте, если будет настроение
вечером, то пойдем, как раньше, в «Будапешт», —
предложил Лукин.

— Как раньше — не получится. У тебя теперь семья,
поэтому без баб, а это уже не как раньше.

— Ладно, ребята, это не ваша забота, а утром, думаю,
вас отзовут с проверки.
Виктор доложил Александру, что их начальники стали
очень мнительными, особенно Максим Никонович, поэтому

~120~


могут испортить им личные дела, а потом доказывай, что те
это сделали с перепугу.

— Что предлагаешь?

— Надо на самом деле их напугать. Ты давай по своей
линии, а я свяжусь с друзьями в «генералке» и руководству
ГУВД подскажу причины проверки. Им просто разъяснят,
что мы на их места не рвемся, а спокойно со временем уйдем
в МВД.

— Я думаю, это будет правильно.
Лукин не стал задирать планку для решения этих проблем
и позвонил заместителю начальника МУРа. Объяснил
причину проверки мнительностью руководства РУВД, и
утром проверяющих не было. Проверка закончилась, так
и не начавшись. Потом его коллеги из РУВД рассказали,
что Максим Никонович был недоволен, когда ему посоветовали
не копать под передовое отделение, а помогать в
работе. Конечно, помощи никакой не было, но и работать
больше не мешали.
Лукин уже не раз доказывал, что умеет ловить жуликов.
Иногда он это делал тихо, но подбирал столь весомые доказательства
вины, что на шее преступника постепенно
затягивалась петля, от которой тому вскоре становилось
душно. Эта петля не давала ему возможности соскочить с
совершенного преступления на следствии, а потом и в суде.
Это знали и коллеги Лукина по его предыдущей работе, а
теперь почувствовали и сыщики 17-й конторы. Ради справедливости
Лукин отмечал про себя, что местные сыщики
собрались грамотные и опытные. Он не помнил ни одного
случая, чтобы они попросили помощи у отдела угрозыска
из РУВД, откуда Лукина назначили, для раскрытия какого-
либо преступления. В том отделе собрались сыщики по
особо запутанным преступлениям, а таковые происходили
в центре города редко.
Однако некоторые жулики демонстрировали отменную
наглость при совершении преступлений, особенно
когда милиции вокруг было предостаточно, но все хлопали

~121~



ушами. Вот тогда Лукин мог действовать «по-чапаевски».
Шашки наголо — и в этом наступлении доставалось всем
окружающим.

По прямому телефону позвонил дежурный по отделению
милиции Петров:

— Виктор Павлович, к нам обратился иностранный военный
с заявлением о мошенничестве на Центральном рынке.

— По-русски разговаривает?

— Да, он обучается в Академии Генштаба Минобороны
СССР.

— Тогда проводи его ко мне.
Дежурный Михаил сам привел этого иностранца. Им
оказался подполковник палестинской армии. Палестинец
был высокого роста и плотного телосложения. Две звезды
на погонах с двумя просветами напоминали погоны советских
офицеров. Шинель серая с коричневатыми оттенками
и местами с какой-то желтизной. Может, импортное сукно,
а может и наше, завалявшееся на складах со времен войны,
поэтому и с желтизной. Откуда в Палестине шинели? Да и
на улице сейчас не так уж холодно, хотя для них, видимо,
лютая зима.
«Как же тебя, такого большого да еще в форме, обманули
мошенники?» — удивился Лукин.
— Вы хорошо говорите по-русски? — спросил он. —
Вам переводчик нужен?

— О, нет-нет! — замахал руками палестинец. — Я сам
все расскажу.
«Так, уже полбеды… Переводчик не нужен, значит,
обойдемся без представителя МИДа и ноты в адрес СССР.
А палестинец-то и сам, видимо, испугался переводчика. Это
уже интересно», — отметил про себя Лукин.

— Тогда попрошу ваши документы, — Лукин взглянул
на удостоверение слушателя Академии и сделал запись. —
Итак, что случилось, господин Махмуд?

— Час назад меня обокрали на Центральном рынке.
Украли три тысячи долларов.

~122~


В газете «Известия» печатали курсы валют, и согласно
им доллар США стоил девяносто копеек. Это он еще подорожал,
а ранее был шестьдесят копеек. Но среди валютчиков
доллар имел свои твердые четыре рубля, с небольшими колебаниями
вверх и вниз в зависимости от суммы валютной
сделки.

«Значит, ты, вояка, потерял примерно двенадцать тысяч
рублей, а это двое «жигулей», — оценил Лукин потери
палестинца.

— Расскажите все с самого начала. Как вас обокрали?

— Мне нужны были русские деньги, и я пришел на
Центральный рынок продать свои доллары. Я там регулярно
покупаю продукты, и меня знают продавцы. Они мне подсказали,
что на первом этаже стоит группа азербайджанцев,
которые могут помочь мне в этом деле. Вот они и свели меня
с Тофиком, как тот представился. Я уступил ему при торге
до трех рублей за доллар, но он и этого мне не заплатил, а
вручил куклу, где оказалась резаная бумага, а только сверху
и снизу купюры по сто рублей…

— Вы что же — не пересчитывали деньги, когда продавали
доллары?

— Почему?.. Пересчитал. А потом он так же завернул
их в бумагу и передал мне. Сказал, чтобы никто не видел.

— А заворачивал он на папке, которую держал перед
вами.

— Да. Именно на папке, — палестинец удивленно посмотрел
на Лукина.

— Вот в этот момент он вас и обманул. Завернул в бумагу
настоящие деньги, а потом на секунду отвлек ваше внимание
и перевернул папку. Снизу он держал куклу. Так к вам попала
резаная бумага, а деньги он оставил себе.

— Теперь я все понимаю… — палестинец задумался,
вспоминая картину происшедшего, потом продолжил рассказ.
— Он резко оглянулся, ну и я невольно тоже. Значит,
в этот момент он меня и обманул. Он еще сказал, что надо
быстрее разбегаться, так как появилась милиция.

~123~



Лукин знал, что иногда мошенники договариваются
с милицией, чтобы она работала на испуг, а пугаться при
такой сделке было чего. Статья 88 УК РСФСР за нарушение
правил валютных операций влекла за собой проблемы
вплоть до расстрела, и при Никите Хрущеве валютчиков
ставили к стенке. Но в данном случае это мошенничество
на рынке было единичным и совершенно случайным, а милиции
на этом объекте хватало. С этим Лукину предстояло
разбираться тоже.

— Значит, вы понимали, что нарушаете закон, продавая
валюту?

— Но не мог же я отнести ее в банк для обмена по девяносто
копеек за доллар! Все так делают.

— Да, но не все потом заявляют в милицию. Я обязан
возбудить дело по мошенничеству в отношении неустановленных
лиц, а вас передать в КГБ, где соответственно
возбудят уголовное дело за нарушение валютных операций.
— Лукин нарисовал ему реальную перспективу, так
как «старшим братьям» все равно его надо было отдать
как лицо, представляющее для них оперативный интерес.

— Я об этом не подумал. Тогда я вам ничего не говорил,
и хай с ними, с деньгами… — палестинец Махмуд опять замахал
руками.

— Так тоже нельзя, чтобы жулики гуляли на свободе и
жировали на ваши доллары! Давайте сделаем вот что. Сейчас
запишем приметы этих людей. Потом пройдем на место, где
вы укажете продавцов, которые направили вас к азерам. Кстати,
в каком конкретно месте происходила передача денег?

— Около лестницы универмага на втором этаже.
— Просто замечательно. Рядом с комнатой милиции, —
отметил Лукин.

— А можно сделать так — вы мне подскажете, где искать
этих мошенников, а я сам с ними все улажу и вас отблагодарю?
— предложил Махмуд.

— Мне только стрельбы и взрывов на рынке не хватало!
Знаю я, как улаживают вопросы палестинцы.

~124~


— Но я не террорист, — заулыбался Махмуд. — Я все
мирно решу.
«А кто ж ты тогда?» — подумал Лукин. Он вызвал
сыщика Андреева и поручил ему записать приметы и произвести
выход для установления свидетелей.
К концу рабочего дня Лукин собрал всех сыщиков в
большом кабинете.

— Кто не слышал о мошенничестве в отношении иностранца
на Центральном рынке, сообщаю, что сегодня днем
жулики обнаглели и кинули подполковника палестинской
армии напротив комнаты милиции, что на этом рынке.
Хотелось бы услышать от вас, какой информацией вы располагаете
в отношении мошеннических групп на рынке?
В кабинете воцарилась тишина, все поглядывали на Владимира
Куликова, опера по обслуживанию рынка, который
невозмутимо молчал и теребил свои русые усы. Он понял,
что попал начальнику на «зубок».

— Я был о вас лучшего мнения, когда изучал ваши оперативные
дела. Тогда скажите мне, — продолжил Лукин, — что
у нас с фотоальбомом лиц, которые трутся на рынке? Видел
я его состояние. В нем фотографии жуликов, которые, судя
по одежде, промышляли на этой территории после войны,
да еще и сняты они были после того, как освободились. Нам
нужны фотографии лиц, которые делают погоду сейчас, а мы
их не знаем! Вот они и обнаглели до того, что под носом у
милиции народ кидают. Андреев, что сказали по этому поводу
сотрудники спецслужбы ГУВД, которые оккупировали
нашу комнату милиции на Центральном рынке?

— Ничего они не слышали, и их негласные помощники
— тоже.

— Тогда начнем с них. Участковому Владу заменить замок
в комнате милиции и товарищей с Петровки пускать
туда только в присутствии наших работников, которые
должны там находиться с сегодняшнего дня постоянно.
Куликов, составьте график с участковым, а если надо будет
отъехать, то на рынке у нас два милицейских поста. Один

~125~



из них подстрахует. Это помещение называется комнатой
милиции, а не комнатой спецслужбы.

— Виктор Павлович, мы уже пытались так сделать, но
руководство спецслужбы ГУВД устроило скандал, что мы
их оттуда выгнали.

— А я руководство и не выгоняю, но если они хотят поскандалить
со мной, то не советую. Я работаю в отделении
уже довольно продолжительное время и не помню, чтобы
кто-то из этих сотрудников пришел и предложил хоть одно
мероприятие по взаимодействию. А они, между тем, поставлены,
чтобы работать в местах сбыта похищенного, то
есть на рынке, а не сидеть в комнате милиции и закусывать
солениями колхозников. Наоборот — мы усиливаем их
своим постоянным присутствием.

— Тогда им надо так и разъяснить.

— Вот так и разъясните. А если вдруг не поймут, то
пусть заходят ко мне. Я им поведаю о результатах их работы
на рынке за год. Задержаний-то нет. Так что и аргументов в
их пользу нет, а тут еще и сегодняшнее мошенничество. Так
что пусть поскандалят себе на шею.
Опера сидели тихо и улыбались.

— Теперь о том, что касается наших мероприятий. Николай,
ты у нас в школе милиции стенгазеты оформлял, вот
тебе и поручается почистить пару фотоальбомов для наших
жуликов, — обратился он к оперу Учителеву. — Я с детства
увлекаюсь фотографией и думаю, эксперты-криминалисты
нам помогут в этом деле. Они тоже наши помещения
занимают в отделении, а нам от них много не требуется.
Фотопленка с высокой светочувствительностью да телеобъектив,
чтобы брал метров до трехсот. Это с запасом.
Я не собираюсь шибко секретничать перед жуликами с их
фотографированием, но может быть только первое время,
чтобы не разбежались в разные стороны. Мы не будем делать
оперативные снимки, на которых невозможно никого
опознать. Нам нужны хорошие снимки для фотоальбома,
чтобы знать эту публику.

~126~


— Виктор Павлович, сами будете снимать? — поинтересовался
Куликов.

— Вместе с вами. Покажу, как это делается, тем, кто
не умеет, а потом продолжите без меня. Как блатные называют
выходцев с Кавказа — «зверьками»? Вот мы и
устроим на них фотоохоту по всем местам их скопления. На
территории 15-го отделения милиции я такое проделывал,
и эффект был сногсшибательный. Для этих целей у меня в
той комнате есть портфель со встроенным фотоаппаратом
и кнопкой в ручке. Наводи на интересную личность — и
щелкай. Затем и нужна пленка с высокой чувствительностью,
чтобы снимать в барах и ресторанах. Начинаем
снимать завтра с подходов к ресторану «Узбекистан» и
его бару, потом наш рынок с улицы и со двора от цирка и
оба сквера, где они болтаются. Снимать будем в группах и
отдельно, а также их автомобили. Потом кафе на Самотеке
и кафе «Вареники».

— Виктор Павлович, а это не наша территория.

— Спасибо за подсказку, Валера. Для Крутова повторяю,
что наша служба называется — уголовный розыск, а поэтому
наша территория там, где собираются мошенники и жулики
любых мастей. Если завтра нам сообщат, что они устраивают
свой сбор в Домодедове, то поедем и туда, потому что послезавтра
они приедут на Цветной бульвар и будут совершать
преступления. У жулья нет ни территории, ни дележки, как
у нас между службами.

— Вот Крутой и поедет, чтобы начальнику не делал замечаний,
— засмеялся Куликов.
Лукин принял решение, что это не пустое времяпрепровождение.
С двумя операми они меняли места — в
зависимости от мест сбора кавказцев и щелкали затвором
фотоаппарата из открытого окна автомобиля, а потом изза
дерева, прислонив фотообъектив к его стволу, чтобы не
дрожал, или, сидя на лавочке рядом с интересующей компанией,
снимали фотоаппаратом в портфеле. Не все они были
мошенниками, но среди них были и спекулянты, и ранее

~127~



судимые за грабежи и разбои, поэтому от данной публики
можно было ожидать всего, что угодно. Оперативники с
Лукиным особо и не прятались. Если их мероприятия станут
известны этой публике, а те об этом все равно узнают,
то будут бояться совершать преступления на их «земле».

— Виктор Павлович, мы с вами, как в джунглях, охотимся
на «зверье», — пошутил Крутов.

— Да, судя по собранному сегодня материалу, фотоохота
у нас удалась.
Они отщелкали три пленки, более сотни кадров. Поехали
в отделение проявлять их и печатать. Фотографии
получились не как в фотоателье, но вполне четкие, а самое
главное, такие фото лучше всего предъявлять для опознания
потерпевшим, на них жулик отснят в естественной среде.

— Виктор Павлович, а как мы теперь узнаем, кто из
них кто?

— Валера, это мы у них самих и спросим, но чуть
позже, а пока можем побеседовать с нашими негласными
помощниками, и пускай они нам расскажут об этих лицах,
чем они дышат. Эти вопросы, думаю, быстро дойдут до их
ушей, и они поймут, что милиции о них все известно. Вот
тогда они и задумаются, совершать ли на нашей территории
преступления. После обеда проедем по их злачным местам
и отснимем тех, кто не попал к нам в объектив.
На следующий день оперативники самостоятельно
продолжили фотосъемку. Обычно такие мероприятия заказывали
службе наружного наблюдения, но это было долго
и руководству приходилось объяснять, зачем это нужно. Да
и откуда те сотрудники могли знать, кого снимать, а кого не
надо. А опера все-таки знали свой контингент.
Лукин взял с собой для проведения съемок на Центральном
рынке двух оперов, участкового и постовых милиционеров.
Все было обставлено, как на охоте. Они с бригадой
работали в комнате милиции, а в сквере расположились
опера с телевиком, как в засидке, и снимали вход и выход
на рынок. В дальней комнате милиции Лукин установил

~128~


«Елочку». Это тот же фотоаппарат «Зенит», но закрепленный
на штативе и с подсветкой двух мощных ламп.

— Задача будет такая. Доставите в комнату милиции
всех лиц кавказской национальности, которые болтаются
без дела на рынке, — Лукин дал команду участковому Владиславу
и двум постовым милиционерам.

— А как узнать, что они без дела? — поинтересовался Влад.

— Не трогайте покупателей с сумками и профессоров
с академиками, а остальных всех сюда, для проверки документов.
Понятно? Вы лучше меня должны знать, кто нас
интересует на рынке, который обслуживаете.
«Елочкой» он переснимал паспорта доставленных
кавказцев. Для этого он и взял с собой бригаду, которая доставляла
народ пачками в первую комнату, где у них забирали
паспорта и передавали в другую комнату для съемки. Один
из доставленных полюбопытствовал и заглянул в соседнюю
комнату. Он что-то «гыргыкнул» на своем языке, и все тут
же подняли шум по поводу съемок.

— Чем, уважаемые граждане, недовольны? — Лукин
вышел на шум.

— Зачем, начальник, нас снимаешь? Мы ничего не сделали,
— доносилось со всех сторон.

— А когда сделаете, где вас искать? Вчера мошенники
обманули одного террориста из Палестины, и теперь можно
ждать от него все, что угодно. Мы обратились к вам, но вы
все молчите, как в рот воды набрали, хотя ведь кто-то из вас
направил его к мошенникам. Я уверен, что эти лица попали к
нам на фото и будут предъявлены палестинцу на опознание.
Он попросил меня сообщить их фамилии втихаря, чтобы
самому разобраться. Я обещал ему, что подумаю. И вам
предлагаю подумать и передать своим землякам, что я не
допущу, чтобы на рынке и прилегающей территории вы
устанавливали свои порядки, не говоря уж о преступлениях.
Если у кого-то есть вопросы, то можем их обсудить, но в
отделении милиции. Можете проехать со мной или прийти
самостоятельно в любое время, а сейчас все свободны.

~129~



После этого объяснения представители Кавказа молча
разошлись, а ближе к вечеру явился Фазиль, подпольный
руководитель этого рынка.

— Павлович, можно с вами переговорить с глазу на
глаз?

— Хорошо. Ребята, оставьте нас вдвоем. Слушаю вас.

— Это сделали не наши, но им деваться некуда, вы их
все равно найдете, а сегодняшнее мероприятие с фотографированием
отбивает у нас клиентов, которые боятся идти
на рынок. Можно ли это как-то остановить?

— Конечно, можно. Надо, чтобы к нам пришел этот
палестинец и сказал спасибо, потому что ему все вернули.
Иначе мы продолжим эту процедуру, причем теперь в отношении
продавцов рынка. Сегодня разбежались покупатели,
с ваших слов, потому что мы их не трогали, а снимали
всех, кто болтался без дела вокруг рынка. А завтра уйдут на
другие рынки продавцы, но имейте в виду — именно они
направили палестинца к этим мошенникам!

— Кто такие? Можете мне сказать? Я ними разберусь.

— Это вы мне должны сказать, кто они такие, и доложить
результаты разборок, — Лукин перешел с ним на
разговор, как со своим подчиненным.

— По-другому вопрос решить невозможно?
Лукин сразу догадался, что подпольный директор готов
предложить деньги, а что еще может предложить азербайджанец!


— К сожалению, нет. Обнаглели до предела ваши земляки,
кидают иностранцев напротив комнаты милиции на
рынке! Так что извините за неудобства.

— Я их всех предупреждал, чтобы на рынке не творили
ничего. Хорошо, я разберусь.
Как он там разбирался, об этом история умалчивает,
однако через три дня к Лукину пришел палестинец Махмуд
и принес бутылку виски.

— Спасибо за помощь! Мне все вернули. Вот зашел
поблагодарить.

~130~


— Это взятка, но если мы с тобой выпьем вместе, то это
будет благодарность, — предложил Лукин.

— Если так, я согласен. Только я не знал, что будем выпивать,
поэтому ничего не взял к напитку.

— Это поправимо, — Лукин отдернул штору и открыл
комнату отдыха, — заходи. Маслины и лимон пойдут под
виски? Маслины из Греции, друг привез.
Палестинец окинул взглядом комнату отдыха с холодильником,
телевизором, кожаным диваном и такими же
креслами. На стол упали маслины, лимон, лепешка из «Узбекистана
» и сырокопченая колбаса.

— Неплохо живет шериф полиции.

— Стараемся, — улыбнулся Лукин.
Не очень-то хотелось выпивать с палестинцем, но Лукин
не видел другого способа выведать у него информацию о
мошенниках.
Они жахнули эту бутылку виски, и Виктор предложил отведать
русской водочки под красную икру с Камчатки, которую
сам солил. Махмуд двинул свой пустой стакан в его сторону,
что означало — можно наливать и водки. А после сразу вопрос.

— Махмуд, я вот тебе помог, и тебе все вернули. Ты, наверное,
после разговора со мной об этом и не мечтал. А ты
можешь мне помочь?
Палестинец достал из кармана портмоне:

— Да, я готов помочь.
«Махмуд ни чем не отличается от азербайджанцев и всего
юга, где помощь меряют кошельком», — подумал Лукин.

— Ты меня не понял. Помочь мне нужно не деньгами,
а просто сообщить, с кем ты решил этот вопрос. Я догадываюсь,
но ты должен уточнить. Ведь не сами же жулики, что
обманули тебя, вернули тебе все!

— Да, это были не они. Я тебе скажу. Их зовут Нуреддин
и Насреддин. Они нашли меня в гостинице и все вернули.

— Вот это мне и требовалось. Теперь я знаю, чьи это
мошенники. То были шестерки, а к тебе приходили настоящие
мафиози.

~131~



— Так ты знаешь их? Ну, я и не сомневался, потому что
они просили меня зайти к тебе и поблагодарить. Я им не
сказал, что заявление не писал. Я правильно сделал?
«А ты не такой уж и простой палестинец. Я совсем не
удивлюсь, если ты окажешься разведчиком ЦРУ или Израиля
», — оценил Лукин его действия с мошенниками.

— Очень мудро, — подтвердил Лукин.

— Теперь вы можете их наказать финансово за якобы
прекращенное дело.
«Я был прав, угадав ход его мыслей. Но если он попросит
еще и взять его в долю, то это не разведчик, а просто
жадный хам», — весело подумал Лукин.

— Махмуд, для простого офицера Палестины ты очень
грамотно рассуждаешь. Можно сказать, по-русски мыслишь,
а это значит, что ты разведчик, — Лукин обаятельно улыбнулся.
— Но мы не будем их наказывать финансово. Это
означает вступить в банду, а я хочу их наказать по закону, но
по другим делам. Это не проблема, когда есть жулики, они
не могут не совершать преступления.

— Ты тоже для полиции не простой начальник, но мне
приятно с тобой выпивать.
Махмуд явно поплыл от алкоголя, однако Лукина не
интересовали его палестинско-советские тайны, поэтому
он предложил, как говорится, на посошок.
Операция, по мнению Лукина, прошла удачно для всех.
Это он и называл «разобраться по-чапаевски». Махмуд
получил свое, и можно не сомневаться, что все прошло бы
по такому же сценарию, если бы опера сами вышли на мошенников.
Палестинец все равно договорился бы с ними,
и мошенники вернули бы ему валюту, а он не стал бы их
опознавать. У оперов осталось бы нераскрытое дело. Теперь
жулики известны, но вряд ли они будут совершать дальнейшие
преступления на территории 17-й конторы.
Узнав, что их фотографии хранятся в милицейском
альбоме, они тут же стали искать возможность эти фото
оттуда изъять. Азера с детства были торговыми людьми, и

~132~


для них все имело расценки, вот и за свои фото некоторые
предлагали до тысячи рублей. Наивные люди! Ну, получили
бы они свое фото из этого альбома, где оно стояло под определенным
номером, на этом и все. А полные данные на это
лицо и негативы хранились у Лукина в сейфе. Выведав эту
информацию, они принялись беспокоить его окружение, и в
первую очередь Сергея Вадимовича, задирая все выше цены
за снимки. В альбоме находилось около трехсот фотографий,
но азеров интересовали пока только двенадцать. Вот так и
определились лица, которых нужно было окружать оперативными
источниками. Лукин убрал альбом в свой сейф,
пошутив, что будет продавать фотографии при бедственном
материальном положении, чего с камчатскими родственниками
пока не предвиделось. Так что у него была уверенность,
что эти жулики будут обходить «землю» 17-й конторы.

Вскоре про этот альбом узнали в МУРе, а потом и в
МВД, и стали просить его на прокат для предъявления потерпевшим,
но Лукин хорошо понимал, что жулики могли
достучаться и туда, поэтому всегда предлагал проведение
следственных действий в своем кабинете. Альбом не покидал
его кабинета, и это означало, что они провели нужную
работу, но его удивляло, почему соседние конторы не делали
того же. Постепенно Лукин с сыщиками охватили всех, кто
терся в центре столицы, и в этот альбом попали не только
кавказцы. Там были фарцовщики и спекулянты, глухонемые
трясуны, которые выбивали все, что было в карманах иностранцев,
и карманники, да и просто любители каждый день
посидеть в центральных ресторанах. А это тоже жулики,
просто они воровали в других местах, а здесь прогуливали
ворованное.

На следующий день постовые милиционеры отделения
задержали подвыпившего мужчину цыганской внешности
при выходе из ресторана «Метрополь». Зима еще не наступила,
а он был одет в соболиную шубу до пят, на пальцах
сверкали перстни с бриллиантами, изумрудами и сапфирами,
за поясом торчали два мачете для рубки тростника

~133~



кубинского производства. Вид у него был, как у султана. Оба
ножа были именными, с надписями, один — «Генеральному
секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу», а второй — его
зятю Юрию Чурбанову — «Первому заместителю министра
внутренних дел СССР». Личность задержанного
была известна в отделении милиции, так как недавно его
доставляли сотрудники ГАИ. В тот вечер он был пьян как
сапожник, хоть и на «мерседесе», но вскоре за ним приехал
автомобиль сопровождения из МВД СССР, и он с шиком
укатил дальше. Так сотрудники познакомились с артистом
Большого театра Борисом Буряце. По московскому бомонду
ходили упорные слухи, что Борис скупает и перепродает
драгоценности, поэтому он носил кличку «Борис Бриллиантовый
».

Назревал скандал, и Лукин дал команду дежурному
Еремину доложить о задержании артиста ГАБТ дежурному
по МВД СССР. Слухи про эту личность ходили самые
фантастические, но Лукин обладал реальной информацией.

Через пять минут раздался звонок дежурного по МВД.

— Никому больше не докладывайте. К вам выехали.
Спустя некоторое время в отделение вошел зять генерального
секретаря Брежнева и их высокий начальник. Он
был в штатской одежде, но ему не требовалось представляться.
Все вытянулись в струнку.

— Что у вас здесь изъято с гравировками? — поинтересовался
он.

— Вот, мачете, именные, — Лукин показал на стол
дежурного.

— Да, вижу, это мои мачете. Я их забираю. У вас вода
есть попить?
Оперативник Чернов взял стакан и подошел к раковине
в дежурной части. Тщательно сполоснул граненый стакан,
но наполнить водой не успел, так как Чурбанов жестом руки
остановил его.

— Я из туалета воду не пью. А что это за полковник ходит
у двери? — поинтересовался он.

~134~


За стеклянной дверью дежурной части маялся начальник
РУВД Василий Жеглов.

— Это наш начальник управления приехал, — доложил
дежурный.

— Скажите ему, что я его не вызывал. Спасибо вам за
службу, я найду, чем наградить ваших милиционеров за
бдительность.

— А расписку? И что делать с задержанным? — поинтересовался
Лукин.

— Сами оформите, как надо, чтобы разговоров не было,
а его отпустите, потом разберемся, — бросил он на ходу.
Не дожидаясь реакции на свое указание, Чурбанов сел
в машину и уехал.
Дочь генерального секретаря ЦК КПСС, женщина
слабая и добрая, завела себе любовника, 32-летнего артиста
театра «Ромэн» Бориса Буряце, который по ее протекции
перешел в Большой театр. Галина сняла для него квартиру
на улице Чехова, недалеко от отделения милиции. Любая
другая женщина, будь она при деньгах, могла бы спокойно
позволить себе такие вольности, но только не дочь руководителя
государства. Поступая подобным образом, Галина
давала весьма серьезные козыри в руки политических противников
отца. Но она не пыталась скрывать свои поступки
от посторонних глаз. Всем казалось, что их величие вечно.
Между тем связь с дочерью Леонида Брежнева превращала
молодого цыгана Буряце в некоего некоронованного
короля московского бомонда. Вокруг него вращались многие
знаменитости — как из среды творческой интеллигенции,
так и из среды криминальной. Через него эти люди
могли выходить и на Галину. Она, как и всё ее окружение,
любила драгоценности. Людям такого уровня были доступны
изделия с бриллиантами, изумрудами и сапфирами.
Скупка драгоценностей с исторической ценностью была их
любимым занятием, но они не гнушались и ювелирными
изделиями советского производства, которые тоже были
в большом дефиците. Часть приглянувшихся драгоценно


~135~



стей Галина оставляла себе, а остальные продавала после
очередного повышения цен на ювелирные изделия. Так
у нее образовалась коллекция из украшений на десятки
миллионов долларов.

Решения о повышении цен принимались на Политбюро,
и кому как не Галине было знать о подорожании золота и
камушков от своего отца заранее! Все было очень просто.
Перед подорожанием ее окружение скупало золото и камни
в магазинах, а затем удачно перепродавало. Это была типичная
картина жизни советских буржуев тех лет. Их действия
подпадали под статью уголовного кодекса о спекуляции, так
как они продавали камни по двойной, а то и по тройной
цене. Такие расценки держались на обычные заводские изделия.
На антикварную ювелирку существовали совершенно
другие цены, да и замешаны они были на крови. У каждой
такой вещицы имелся свой кровавый след со времен, как
ее изготовил ювелир и она обрела своего первого хозяина.
А тем более в СССР, когда все драгоценности изымались
после революции, а потом во время Гражданской войны. Так
многие ценности обрели новых хозяев, которые оказались
у власти. Другие ценности скупались за бесценок у «бывших
», которые оказались доведенными до нищенского
положения. Через многое прошли эти вещи, прежде чем
попали в руки имущих, которые способны были приобрести
их. Но не могли принести счастья в дом эти ценности, так
как прошли через нехорошие руки.

Много раз Лукин занимался розыском преступников,
совершивших кражи или грабежи и разбой, когда предметом
их посягательств становились большие ценности потерпевших.
По всем преступлениям жулики были установлены, но
не всегда удавалось доказать им вину. Однако во всех случаях
у этих драгоценностей был темный след. Не стал Лукин
пытать и потерпевшего Мокшина, которого разбойники
связали и закрыли в ванной, а из квартиры похитили коллекцию
греческих монет третьего века до нашей эры. Мокшин
и сам рассказал, что он — крестьянского происхождения и в

~136~


тридцатые годы работал в ОГПУ, а потом в НКВД. Лукину
сразу стало ясно, откуда у крестьянина коллекция монет, которая
позже всплыла на аукционе в Лондоне и была продана
за семьсот тысяч фунтов стерлингов. Другой потерпевший
Ширанский заявил, что у него похитили из квартиры сотни
золотых монет царской чеканки и золотые карманные часы
Байрона. И он признался, что занимался под руководством
КГБ переправкой этих ценностей хозяевам, которые выехали
в Израиль. В квартире на Вятской улице дома 16 разбойник
армянской национальности нанес удар чугунной
статуэткой по голове Лейману и похитил сотни старинных
часов в золотых и серебряных корпусах, которые тот коллекционировал.
Армянин тогда налетел на кулак Лукина, когда
выбежал с тяжелым портфелем из подъезда. Удар чугунной
статуэткой пришелся на счастье вскользь, и потерпевший
успел позвать на помощь с балкона четвертого этажа. Второй
раз ему повезло, что Лукин проходил мимо его дома. Потом
за чашкой кофе Лейман поведал, что скупал эти карманные
часы в голодные годы, когда народ отдавал такие ценности,
чтобы купить хлеб. Потом пожилая женщина обратилась
с заявлением о краже из ее квартиры коллекции драгоценностей
и крупной суммы денег. Оказалось, что кражу
совершили ее внук с одноклассниками. Нашли всё кроме
перстня из платины с бриллиантом в четырнадцать карат,
который ребята выбросили, подумав, что это стекляшка
на алюминии. Они просто не подумали, что бриллианты
бывают такими большими. Бабушка обозвала внучка Павликом
Морозовым, который предал своего отца. Сама же
она сколотила это царское состояние на «Вторчермете», а
когда их команду посадили, ценности не нашли.

Лукину припомнилась информация, рассказанная чекистами.
Центральный район столицы носил имя второго
человека после Ленина — Якова Михайловича Свердлова,
а вернее Иешуа-Соломона Мовшовича Свердлова, и это
давно уже не секрет для советского народа. Летом 1918 года
он отдал распоряжение о расстреле царской семьи, а через

~137~



полгода и сам ушел в мир иной. По одной версии — по болезни,
а по другой был жестоко избит рабочими Орловской
области на митинге, когда возвращался из Харькова. Эти
факты тоже известны многим. При обнаружении в 1935 году
сейфа штатные слесари НКВД вскрыть его не смогли. Чекисты,
проводившие инвентаризацию кремлевского имущества,
выяснили, что в МУРе сидит «медвежатник» Федька
Шнырь. Его доставили в Кремль и вручили «инструмент».
Через два часа чекисты доложили наркому Ягоде о содержимом
сейфа. В сейфе оказались сотни золотых монет царской
чеканки — «николашек», 705 предметов золотых изделий
с драгоценными камнями, в том числе принадлежавших
царской семье, и паспорта на членов семьи Свердлова с
чужими фамилиями. По обстоятельствам получалось, что
второе лицо в государстве не верило в победу социалистической
революции, которую сотворило вместе со своими
коллегами по партии, и готовилось к побегу из страны вместе
с семьей. И ключ от сейфа не смогли найти, потому что
там хранились настоящие сокровища. Гражданская война
была в самом разгаре, и возможно поэтому некогда было
ковыряться со сложным замком сейфа. Хотя его владелец и
являлся вторым лицом в стране Советов, но слыл нищим
дервишем среди коллег, поэтому никто и не мог подумать,
что в сейфе есть что-то ценное. Как бы там ни было, а сейф
пролежал в хранилище коменданта Кремля аж до 1935 года.
В 1935 году дедушка Лукина Алексей Михайлович отбыл
по надуманному приговору пять лет на Соловецких островах,
после чего его сослали на такой же срок на Северный
Урал, где находилась в ссылке вся большая семья Лукиных.
Многое дед порассказал внуку о тех лихих годах, и сейчас
Виктор увязал эти рассказы с обнаруженными сокровищами
в сейфе Якова Свердлова спустя шестнадцать лет. После
17-го партийного съезда, который потом назвали «расстрельным
», в 1934 году первым руководителем НКВД был
назначен Ягода Генрих Григорьевич. Он был родственником
Свердлова, и по-настоящему его звали Енох Гершенович

~138~


Иегода. Это тоже вполне известный факт, как и то что после
убийства Кирова репрессии вспыхнули с новой силой.
И причина тому на поверхности. На 17-м съезде партии
подвели итоги коллективизации, которая закончилась
крестьянскими восстаниями во многих областях и голодомором.
Авторитет Сталина на съезде пошатнулся, и делегаты
отдали большинство голосов за Кирова. Это и определило
их судьбу в ближайшие годы «Большой репрессии», поэтому
и съезд назвали «расстрельным». Окружение Сталина
жестоко расправилось с настоящими большевиками.

Вспомнив эти рассказы Алексея Михайловича, Лукин
подумал о другой версии обнаружения сокровищ в сейфе
Свердлова. Возможно, окружению Сталина необходимо
было бросить тень на революционеров, которые были соратниками
Ленина и Свердлова. Если уж у Якова обнаружили
такое, то что говорить про других!

Страшно было представить, что часть ценностей
царской семьи досталась человеку, который приказал их
расстрелять. Никто не сможет утверждать, что ценности
лежали в сейфе шестнадцать лет. Но и факт их обнаружения
неопровержим. Это еще одна кремлевская тайна, но судя по
обстоятельствам расследуемых Лукиным преступлений, по
которым предметами преступного посягательства становились
драгоценности и антикварные коллекции, то не всё в
порядке было в рядах сотрудников, ведущих дела по государственным
преступлениям и изымавших эти предметы.
И это было реально, как и Яков Свердлов и его родственник
Генрих Ягода, один из которых приказал расстрелять царскую
семью, а другой учредил ГУЛАГ и начал строительство
Беломоро-Балтийского канала силами заключенных, а вот
сейф утонул в «кремлевских тайнах».

Лукин засиделся в кабинете и решил в обед прогуляться
по центру столицы. У него не было обеда по расписанию,
как у многих на фабриках или в учреждениях. Большей
частью он обходился в кабинете чашкой кофе, а иногда за


~139~



ходил в «Пирожковую», что рядом с Пассажем, или в кафе
«Дружба» на углу Петровки. Он спустился к Столешникову
переулку и зашагал к этим местам. Слева народ толпился у
входа в винный магазин, который звали в народе «Столбы»,
а справа за металлическими волнорезами, которыми обычно
отгораживали толпы зрителей на больших праздниках, стояла
огромная очередь в ювелирный магазин «Алмаз». Такие
очереди выстраивались всегда перед подорожанием золота и
камней. К народу как-то просачивалась такая информация,
и он сметал все, что было за прилавком магазина. В магазине
можно было купить одно-два ювелирных изделия в одни
руки, но за прилавком обычно выставлялись серьги, перстни
и кулоны с аметистами и другими не очень дорогими
камнями, а с бриллиантами, изумрудами и сапфирами все
изделия расписывались директором магазина Надеждой по
звонкам «сверху». Но народ знал, за чем стоит. Любая приобретенная
вещь тут же, за дверями магазина, стоила уже две
цены, а очередь в магазин продавалась за сто рублей, и это
когда средняя зарплата была сто двадцать — сто пятьдесят!

После подорожания золотая лихорадка около ювелирных
магазинов стихала и сюда заглядывали любопытные
граждане да те покупатели, что приобрели что-то накануне
подорожания, чтобы узнать новые цены и не продешевить
при продаже. Им требовались оборотные средства, чтобы
скупить золото и камушки перед следующим подорожанием.
К Лукину обращались некоторые руководители за помощью
в приобретении подарков для жен. Они были не из района и
даже не из МУРа, да и просили они для своих руководителей
из МВД или прокуратуры. Лукин решал эти вопросы через
своих приятелей. В ЦУМе командовал милицией Леонид
Иванович, с которым они вместе работали в 15-м отделении
милиции. Леонид звонил директорам ювелирных магазинов
«Алмаз» или «Березка», которые состояли у него на
охране, и просил помочь. Директора писали записочки в
отделы, и только после этого продавцы выписывали изделие
с брюликами.

~140~


Когда же такие просьбы выходили из лимита, потому что
больше одной вещицы в месяц не принято было приобретать,
то Лукин обращался к своим коллегам в соседние районы.
В Сокольниках ему помогал Юра Чернов из ОБХСС,
а в ГУМе — Виктор Минин, которых Лукин знал не один
год. Он был знаком с окружением некоторых директоров
ювелирных магазинов, поэтому не хотел прослыть у них
«делягой» из угрозыска, но в то же время не мог отказать
в таких просьбах. Это тоже специфика работы «на земле»,
а Лукин не собирался здесь задерживаться. Эта должность
была сравнима с пороховой бочкой, и надо было сделать
так, чтобы взрыв переместил тебя наверх по служебной
лестнице, а не разорвал в клочья. Поэтому приходилось
не только хорошо работать, но и различные просьбы удовлетворять.
Директора ювелирных магазинов по-разному
относились к его обращениям. Надежда из «Алмаза» —
всегда с испытывающим взглядом, как бы желая удостовериться,
что он покупает для руководства, а не для поправки
своего финансового положения. Ведь любая пара сережек
с бриллиантами стоимостью две тысячи рублей уходила на
черном рынке за пять тысяч, поэтому директор универмага
«Сокольники» Кернер смотрел волком, как будто бы его
грабишь. При написании записки в отдел своего магазина
он в уме прикидывал, какой навар с этого изделия у него
отняли. Жадность его и погубила в конце концов.

Владислав Моисеевич Кернер был колоритной фигурой
того времени, так как принадлежал к московской торговой
верхушке, о его деятельности на Петровке, 38 в УБХСС
Москвы ходили легенды, но заниматься разработкой его преступной
деятельности никто не решался. В те годы серьезные
оперативные разработки с перспективой ареста высокопоставленных
чиновников и членов КПСС необходимо было
согласовывать с партийным руководством, а Кернер к тому
же был депутатом Сокольнического районного совета. Не велика
фигура, но партийные власти могли отказать милиции,
а потом слить информацию самому коммунисту, попавшему

~141~



в поле зрения органов. Реакцию партии предугадать было
невозможно. А Кернер сам распространял слухи о том, что
состоит в родственных отношениях с председателем Мосгорисполкома
Промысловым, якобы их жены — двоюродные
сестры. Этого для того времени вполне было достаточно,
чтобы получить статус неприкасаемого. Ко всему прочему
в узком кругу он любил как бы между прочим рассказать о
вчерашней встрече с первым секретарем МГК КПСС Виктором
Гришиным, о неких покровителях из ЦК КПСС…

Во время войны он служил в войсках НКВД и что-то
охранял, поэтому в боевых действиях не участвовал, но получил
удостоверение инвалида Великой Отечественной. Возраст
директора подошел к пенсионному, но он любил своих
девочек, как он называл красавиц из отделов универмага.
В ювелирном были самые красивые и молоденькие. Любил
он их за послушание и покорность, потому что не задавали
лишних вопросов и без согласования с ним ничего не предпринимали,
а он позволял им нажиться на дефиците. Этого
добра в магазин поступало предостаточно. С руководством
московского торга и самим его хозяином Трегубовым отношения
у него были прекрасные. Товар, предназначенный
для валютных магазинов «Березка», как некондиционный,
направляли специально в универмаг «Сокольники». Весь
дефицит директор распределял лично. Значительную часть
этих товаров отдавали спекулянтам, снимая только пенки.

Многие молоденькие продавщицы расплачивались с
ним ласками на директорском диване, и об этом все знали.
Он даже поставил в приемной перед входом в свой кабинет
светофор с зелеными, желтыми и красными лампами. Когда
к нему заходила молодая и красивая, то на директорском
светофоре надолго загорался красный свет, а в приемной
другие члены коллектива заговорщицки показывали глазами
на светофор и улыбались. Поэтому и было много разговоров
о его гареме.

Кернер регулярно выкладывал по тридцать — пятьдесят
тысяч рублей наличными и выкупал из ювелирной секции

~142~


большую часть поступившей партии драгоценностей, а
потом повторял эти операции и был главным покупателем
ювелирного отдела. Его охватили золотая лихорадка и жадность,
поэтому ему уже не хватало оборота своей ювелирной
секции, и он скупал ценности у своих коллег в других ювелирных
магазинах, а после подорожания продавал в своем
универмаге. Это были сумасшедшие деньги. А если учесть,
что цены на драгоценности увеличились на сто пятьдесят
процентов, то можно представить прибыль от подобной
скупки и последующей продажи, когда все знали, что вскоре
цены на золото и камушки опять поднимутся, и рвали их
друг у друга, переплачивая две цены.

Однажды его заместительница Любовь Антипова купила
себе серьги с бриллиантами за тысячу шестьсот рублей.
Директор пришел в ярость и потребовал вернуть покупку,
но Антипова отказалась и была уволена. Он крутил сотнями
тысяч рублей, а заместителю не позволил приобрести серьги,
а при таком обороте жульничества нельзя наживать врагов,
да и его девочки, которых он мял на диване в своем кабинете
не по их доброй воле, не были такими уж молчаливыми. Так
что сколько веревочке ни виться, а конец будет, настал он и
для директора, причем в полном смысле слова. Его сердце
не выдержало приговора суда.

В понятие «бриллиантовая мафия» Лукин закладывал
действительные события или достоверную оперативную
информацию. Это была полностью закрытая информация,
и все уголовные дела расследовались органами госбезопасности
в режиме «секретно». Некоторые граждане из столичной
придворной знати стали обладателями осколочной
информации об этих секретах, так как являлись свидетелями
по уголовным делам или участниками процесса, а остальное
додумывали сами, поэтому слухи о бриллиантовой мафии
быстро распространялись в их среде. Человеческой натуре
свойственно проявлять любопытство. Грифы секретности и
запреты только подогревают интерес к тому, что скрывается
за замком сейфа или за семью печатями.

~143~



Валютчики, «цеховики» и лица, приближенные, к высоким
особам, наворовавшие в СССР миллионы долларов,
всегда были готовы сбежать из страны. И, понятное дело,
слинять они хотели не с пустыми руками. Однако золото
было тяжелым и объемным, поэтому переправлять его
через границы хлопотно. Создавать валютные вклады в
швейцарских банках не было возможности. А вот иметь в
руках дипломат с бриллиантами, который стоит миллионы
долларов, было вполне реально. Вот почему «бриллиантовая
мафия» стремилась погреть руки на алмазах, все их чудные
превращения советских рублей в валюту, золото и бриллианты
происходили в столице и большей частью, судя по оперативной
информации в самом ее центре, — на территории
Свердловского района, где сосредотачивались все злачные
места. Многие громкие преступления последних лет, совершенные
даже в братских республиках, были раскрыты
именно в этом районе или с участием сотрудников РУВД.

Совершили в Ереване кражу из Госбанка трех миллионов
рублей, а тратить деньги приехали сюда, и просочилась
информация о появившихся в центре Москвы миллионерах
заместителю начальника ОБХСС Ткачеву. Потом сыщики
всю ночь считали на квартире жуликов похищенные деньги,
а майору Ткачеву присвоили сразу два внеочередных
звания, и он стал молодым полковником. Лукин размотал
грузинскую группу разбойников, которые совершали в
Москве разбои на квартиры своих земляков, а в Тбилиси за
ними числились убийства, когда жертвами стали владельцы
княжеских драгоценностей. Он тоже получил досрочное
звание. В центр столицы тащили с приисков золотой песок
и самородки, а с заводов по переработке драгметаллов —
золотые слитки, так как только здесь можно было найти
людей с большими деньгами.

О вскрытых органами госбезопасности хищениях
бриллиантов на смоленской бриллиантовой фабрике «Кристалл
» шептались в кругу семьи брата Лукина. Александр
был женат на сестре главного инженера этой фабрики Ши


~144~


лова. В последние годы Виктор редко общался с ним. Саша
работал в секретном НИИ Минобороны и часто бывал в
командировках, да и общаться с ним было хлопотным делом.
Его семья не могла знать многого, так как уголовное дело
расследовалось чекистами под грифом «секретно». Другое
дело все тот же центр столицы, где сосредоточила свои интересы
группа московских валютчиков, имевшая давние связи
с бриллиантовыми королями Смоленска. Эти валютчики
попали в число неблагонадежных перед Олимпиадой, когда
руководители советского государства решили зачистить
Москву, а чекисты, давно разрабатывавшие эту группировку,
использовали это решение. Так было положено начало
раскрутке «бриллиантового дела», ставшего первым в
череде разоблачений близкого окружения Брежнева, когда
«алмазные тропки» привели следователей КГБ на самые
верхи партийно-государственной элиты.

Лукин оказался в центре событий благодаря тому, что
некоторые оперативные и следственные мероприятия чекисты
проводили в центральной части столицы, то есть на
его земле, к тому же многих участников этих мероприятий
он знал лично — как со стороны чекистов, так и со стороны
столичной придворной знати. На протяжении десяти лет
крупнейшая в Советском союзе смоленская бриллиантовая
фабрика «Кристалл» поставляла значительную часть своей
продукции на черный рынок. Из отходов производства там
выращивали так называемые «личные» алмазы, а потом
превращали эти алмазы в бриллианты. Щупальца бриллиантового
спрута протянулись не только в разные регионы
СССР, но и за границу. Якутские алмазы, обработанные и
похищенные в Смоленске, отправлялись во многие европейские
страны и даже ко двору иранского шаха.

Следствие по этому делу шло под личным контролем
Андропова. И следствию удалось доказать, что преступники
за несколько лет похитили с завода около тысячи
драгоценных камней на сумму около тринадцати миллионов
рублей — и это по госценам! На черном рынке они

~145~



стоили в два-три раза дороже. Только в процессе следствия
у жуликов были изъяты 432 бриллианта и миллион рублей
наличных денег, килограммы золотых ювелирных изделий,
шестнадцать легковых автомашин. Был наложен арест на
сотни тысяч рублей денежных вкладов. За бриллиантами
стояли человеческие трагедии — четверо главных фигурантов
были приговорены к высшей мере наказания, тридцать
человек осуждены к длительным срокам. В махинациях с
ворованными смоленскими бриллиантами оказались замешаны
члены так называемой «семьи» генерального секретаря
ЦК КПСС. Непонятно было, каким образом жулики
собирались воспользоваться такими богатствами в СССР,
когда после приобретения автомобиля «волга» за девять
тысяч рублей за человеком тянулся шлейф оперативных
мероприятий спецслужб.

Несколькими годами позже трудовой коллектив бриллиантовой
фабрики «Кристалл» изберет главного инженера
Шилова генеральным директором, который станет костью
в горле «бриллиантовой мафии», защищая интересы государства.


Теневая экономика являла собой целый пласт в жизни
страны. Она была скрыта от глаз обычного гражданина,
но о ней знало руководство страны. Хоть и находился
Госплан СССР рядом с конторой Лукина, но он точно не
знал бюджет страны Советов, зато имел представление о
теневой экономике, которая доходила до шести — восьми
миллиардов долларов и составляла серьезную конкуренцию
экономике Советского Союза. И в то время как престарелые
мастодонты из Политбюро вели страну к пропасти,
на грань банкротства и краха, криминальные структуры
теневой экономики напротив находились на подъеме. Не
уступала бриллиантовой мафии и так называемая золотая
мафия. Неустанно трудились старатели приисков на Колыме
и Урале, в Якутии и Сибири, откуда курьеры развозили ворованный
золотой песок и самородки. Курьеров регулярно
отлавливали спецслужбы и возбуждали уголовные дела, но

~146~


масштаб воровства золота с приисков меньше не становился.
В Кишиневе подпольное золото в слитках переплавлялось
в изделия и распределялось по сети ювелирных магазинов
в различных городах.

На заводах по переработке драгоценных металлов в
Свердловске и Касимове Рязанской области регулярно
исчезала золотая и серебряная стружка, а потом опять же
всплывала в виде изделий в ювелирных магазинах. Мафия
опутала производство и торговлю, а вместе с ними и некоторых
руководителей этих областей. Это было доказано в
рамках уголовных дел, возбужденных по данным фактам. По
оперативной информации масштабы воровства представлялись
страшными, но в ряде случаев трудно было доказать,
тем более что некоторые руководители партии не хотели
выносить сор из избы, поскольку изба эта была отлита из
червонного золота и усыпана драгоценными камнями.

У многих громких преступлений в этом году появился
«бриллиантовый след». Это не означало, что мошенники
при совершении преступлений ранее отказывались от золота
и бриллиантов, но то были совсем не те бриллианты.
Из квартир граждан воровали те драгоценности, которые
продавались в ювелирных магазинах. Обычной добычей
квартирного вора становились два обручальных кольца,
если хозяева их не носили, сережки да перстень с красными
камушками, а может быть и несколько таких изделий — в
зависимости от благосостояния семьи. К тому же разбойные
нападения на квартиры раньше были редкостью, а теперь
вооруженные бандиты нападали все чаще и требовали при
этом фамильные драгоценности, а такое могло происходить
только по наводке. Многие преступления совершались
именно так, когда знакомые потерпевших специально или
по неосторожности наводили налетчиков на их жилища.
В таких преступлениях усматривался «бриллиантовый
след» наводчиков именно из столичной знати, где потерпевшие
имели неосторожность блеснуть своими драгоценностями.


~147~



Именно при таких обстоятельствах и было совершено
ограбление вдовы писателя Алексея Толстого. Случилось это
после окончания Олимпиады. Так, наверное, всегда — затишье
бывает перед бурей, а в Москве это затишье устроил
жесткий режим во время проведения Олимпиады. Однако
работать постоянно в таком режиме московская милиция
не могла физически. Вот и произошел взрыв преступности.
На площади Революции средь бела дня беспричинно
расстреляли молодого парня, а теперь вот еще ограбление
дома-музея Алексея Толстого.

Трое грабителей вошли в квартиру, и вдова сама открыла
дверь. Как же было не открыть, если явился работник милиции
в черной кожаной куртке и предъявил удостоверение!
А это оказались обычные преступники, которые не стали
церемониться и, угрожая ножом, заперли хозяйку вместе с
домработницей в ванной комнате. Они были специалистами
по грабежам, но не разбирались в некоторых вещах, поэтому
гребли все подряд, хотя им вполне хватило бы одних драгоценностей.
Забрали подлинники картин и иконы, бриллианты
и антикварную бронзу, которые никак не сочетались
с шубой из искусственного меха. Это могло означать, что
они действовали по заказу, а значит, работали за зарплату.
Видимо, им дали команду принести конкретные ценности,
а они выгребли все. Зачем было брать дешевую шубу, с которой
можно засыпаться уже при выходе на улицу? И при
этом положили в карман старинные бриллиантовые серьги
стоимостью в полмиллиона долларов вместе с ценнейшей
бриллиантовой брошью в виде королевской лилии! Вдова
уверяла, что брошь принадлежала самому Людовику XV,
поэтому ее стоимость была больше условной.

Четыре года назад легендарного начальника МУРа Владимира
Федоровича Корнеева сменил не менее заслуженный
руководитель Олег Еркин, который стал первым генералом в
МУРе. Корнеев — целая эпоха в жизни МУРа. Еще в начале
войны он ходил в рейды с истребительными батальонами
по тылам немцев в Подмосковье, Смоленской и Калужской

~148~


областях. Первым заместителем нового начальника Еркина
был полковник Гельфрейх Александр Александрович, которого
сыщики любовно звали Сан Саныч. Это были руководители
высочайшей культуры. Немецкая пунктуальность
и педантичность Гельфрейха красной нитью проходили во
всех расследованиях, которыми он руководил. Вот этот руководитель
и возглавил оперативную группу по раскрытию
ограбления вдовы писателя Алексея Толстого.

С Гельфрейхом у Лукина сложились добрые отношения,
и он про себя сравнивал его с актером Георгием Менглетом.
Была в его характере едва уловимая ирония. Этакий слегка
располневший милицейский интеллигент. И проживал он не
так далеко от Петровки, 38, Лукин бывал у него дома — на
Селезневской, в доме номер тридцать. Сан Саныч был большим
любителем пирожных из Столешникова переулка. Здесь
их умели вкусно готовить, поэтому в магазине «Пирожное»
всегда стояли очереди, хотя продавцы работали очень быстро.
В этом магазине даже запахи были особенными, потому
что пирожные пропитывались натуральными ликерами и
коньяками, которые придавали им особую нежность. Лукин
не любил угождать своим руководителям, он вообще не увлекался
подхалимажем, но для Сан Саныча всегда заказывал
сладкое, потому что от общения с ним получал удовольствие и
многому у него учился. Обычно эти заказы делала Антонина,
секретарь начальника МУРа, и Лукин отправлял кого-нибудь
из угрозыска в Столешников переулок. В тот вечер Сан Саныч
обещал заехать к нему за пирожными лично.

Лукин приготовил к назначенному времени бутылочку
армянского коньяку, так как дело шло к концу рабочего дня,
если, конечно, это можно применить к работе уголовного
розыска, которому режим работы устанавливали жулики.
Он знал, что этот руководитель может принять коньяку, но
не более трех рюмок.

— Добрый вечер, Александр Александрович. Ваш заказ
в холодильнике, — встретил Лукин руководителя в своем
кабинете.

~149~



— Здравствуйте, Виктор Павлович. Как обстановка на
вверенной территории?

— Сегодня жулики отдыхают, и у нас небольшая передышка.
В двух коробочках было по десять пирожных, в основном
эклеры и «наполеоны» по двадцать две копейки за штуку.
Сан Саныч протянул синенькую пятирублевую купюру.

— У меня нет сдачи.

— Ну, это мелочи.

— Есть предложение выпить по рюмке коньяку. Вас,
наверное, верхние задергали по ограблению вдовы писателя
Толстого?

— Если только по рюмке. А с этим грабежом понемногу
картина проясняется, и уже есть что доложить руководству.
Лукин разлил по бокалам коньяк. Обычно оперативники
пили из граненых стаканов даже «Самус», как они
называли «Камю», но для гостей у Лукина стояли в книжном
шкафу фужеры для шампанского и широкие бокалы
для коньяка. Аромат армянского коньяка «Ахтамар» сразу
наполнил небольшую комнату отдыха. Лукин никогда не
запирал двери кабинета для таких мероприятий, а дверь
комнаты отдыха была зашторена, поэтому он мог вовремя
встретить вошедшего.

— Александр Александрович, как же так получилось,
что такие ценности — и находились под охраной вдовы писателя
и ее домработницы? Я читал в ориентировке список
похищенного. А откуда у них все это?

— Этот вопрос с какой стороны интересует?

— Чисто как обывателя. Слухов вокруг этого дела много.
Вплоть до бриллиантовой мафии с выходом на верхние круги.

— Следствию известно официально, что есть лица из
довольно высоких кругов, которые интересовались этими
бриллиантами и хотели бы их приобрести, но не более того.
А что касается всех богатств писателя, то и здесь нет никаких
секретов. Особняк, где было совершено нападение на вдову,
относится к бывшей усадьбе миллионера Рябушинского по

~150~


улице Алексея Толстого. Этот особняк из десяти комнат
до революции использовался для проживания прислуги
Рябушинских. Ранее это была Спиридоньевская улица, и
обитателям этого особняка однажды уже не повезло. После
революции 1917 года его экспроприировала советская
власть.

— Александр Александрович, но сам писатель после
революции эмигрировал за бугор и проживал во Франции,
а вернулся через пять лет в Петроград.

— Все верно, а историю их встречи и переезда в Москву
поведала мне сама потерпевшая Людмила Ильинична. Она
сначала с подозрением отнеслась к нашим оперативникам из
МУРа, так как разбойники представились работниками милиции
и тоже были в кожаных куртках. Но потом прислуга
приготовила нам по чашечке кофе, и Людмила Ильинична
со мной разоткровенничалась.

— Вы умеете расположить красивых женщин к беседе!

— Да, Людмила Ильинична — красивая и статная
женщина, и не скажешь, что ей за семьдесят… Судя по ее
рассказам, и до нее жена Толстого Наталья Васильевна была
красавицей и к тому же талантливой. Она писала стихи, и
первый ее сборник был издан в 1913 году, еще до их свадьбы.
Во Франции писательская деятельность Алексея Толстого
оказалась не востребованной, и Наталья Васильевна своим
трудом кормила семью. Она сочиняла песни на французском,
шила на заказ платья… Толстой постоянно сидел за пишущей
машинкой и даже в эмиграции, будучи невостребованным,
верил, что успех к нему придет. И в конце концов принял
решение вернуться в Россию. Поначалу они приехали в Петроград.
Средств не было, и первые деньги появились только
тогда, когда Толстой написал пьесу «Заговор императрицы»,
которая принесла ему доход. После этого они переехали в
городок Пушкин. Раньше его называли Детским селом.
Алексея Толстого большевики называли «красным
графом», и возможно поэтому ему многое позволялось. Он
был настоящим ценителем искусства и коллекционером.

~151~



При его гонорарах наиболее издаваемого автора немудрено
было собрать большое количество картин, фарфора и книг.
Писатель посещал антикварные лавки, как другие граждане
ходили в булочную за хлебом. А ведь это были годы разрухи
и НЭПа, именно тогда в лавках появились антикварные
ценности. В стране начались новые репрессии.

— Мне кажется, что они никогда не прекращались после
Гражданской войны. Сначала боролись с белогвардейщиной,
потом с кулаками, а когда их победили, дошла очередь
и до старых большевиков.
Сан Саныч не стал развивать эту тему и, пригубив коньяк,
продолжил свой рассказ.

— Жена Толстого, Наталья Васильевна, была доброй
женщиной, и к ней постоянно обращались с просьбами
друзья и знакомые о защите их родственников, которые
попали в НКВД, так как Толстой к этому времени вращался
в самых высших кругах страны. В одной из таких просьб и
всплыла Людмила Ильинична, у которой арестовали мужа.
Судьба его была никому неизвестна, как и многих граждан,
за которыми приходил НКВД. Наталья Васильевна попросила
мужа взять ее секретарем.

— Все ясно. Знала бы она, за кого просит! Можно представить,
что испытывал писатель, когда рядом постоянно
находилась красавица Людмила Васильевна.

— Да, и к тому же она была более чем на двадцать лет
моложе писателя! Вот и ударил пятидесятилетнему мужику
бес в ребро. Он влюбился и закружил эту молодую женщину.
Так они переехали с Людмилой Ильиничной в 1935 году из
Детского села в подмосковное село Барвиху, где счастливо
жили до войны. Весной 1941 года Толстому присудили Сталинскую
премию за «Петра», а к лету он закончил третью
часть «Хождений по мукам». В этот роман вошли многие
эпизоды из его собственной жизни.
Сан Саныч сделал паузу. Они пригубили коньяку, который
продолжал благоухать так, что рука сама тянулась к
этому напитку.

~152~


— Потом грянула Отечественная война, — продолжил
Сан Саныч, — а в эти годы единственной ценностью
являлся хлеб. Вот тогда и перебрались они вместе с Людмилой
Ильиничной в этот особняк на Спиридоньевке, а
он требовал соответствующей обстановки. Это чуть ли не
самый загадочный уголок старой Москвы, район Патриарших
прудов. В разные времена здесь по аллеям сквера
прогуливались и слушали соловьиное пение Карамзин и
Жуковский, Пушкин и Гоголь… Писатель скупал все это
великолепие за бесценок. По подлинникам Брюллова и
Бенуа можно оценить его большую коллекцию картин, и
копий там не было. Кроме того, трижды лауреату Сталинской
премии понравились мебель и люстры екатерининской
поры из Петродворца и прижизненная маска Петра из
Эрмитажа. Одни только кресла из Михайловского замка
были из той самой спальни, где задушили императора Павла

I. Он знал всем этим вещам цену, но не мог предположить,
что однажды появятся другие «графья» и выгребут его
коллекцию драгоценностей и антиквариата. В общем-то,
он понимал, что это все отойдет его дому-музею и народ
сможет любоваться. Он же все только скупал и совсем ничего
не продавал.

— Так я и думал, что в этом особняке хранились одни
музейные ценности. Этим обстоятельством можно теперь
и жуликов припугнуть, что ценности были государственными
и им грозит за это «вышка». Говорят, что часть похищенного
преступники бросили около химчистки, якобы
испугавшись громкой статьи уголовного кодекса.

— Вернули только старую нейлоновую шубу, пару картин,
подсвечники да еще какие-то мелочи. Как и следовало
ожидать, с такими ценностями жулики не смогли прятаться
долго, и стала вырисовываться картина преступления.
Многие уже установлены и задержаны. А версии нами были
построены совершенно правильно, что на ограбление могли
навести фотограф из Ленинградского музея или новая
подружка вдовы, с которой та познакомилась в посольстве

~153~



Франции. Впоследствии оказалось, что эти версии имеют
одну основу и эти лица знакомы друг с другом.

— Александр Александрович, если можно, расскажите.
Интересное дело получилось?

— Не то слово! Готовый детективный роман.

— А как же здесь проходят наши известные любители
камушков?

— Я уже сказал, что о них известно только то, что они
были не прочь купить эти бриллианты. На той вечеринке
была жена нашего министра, но это ровным счетом ничего
не значит.

— Если речь идет о той злосчастной вечеринке, когда
вдова писателя отважилась надеть бриллиантовую брошь
«Бурбонская лилия», то информация могла моментально
перейти к этой компании.

— Возможно, — кивнул Гельфрейх, — но в данном случае
все было намного проще. Этой вечеринке предшествовала
другая встреча будущего жулика с коллекцией писателя,
но он тогда не догадывался о существовании этой броши.
Оказалось, что грабители уже давно вынашивали планы
ограбления вдовы Толстого. Еще в начале лета этого года к
ней в особняк приезжал фотограф из Ленинградского литературного
музея Вишняускас, чтобы сделать снимки картин и
гобеленов. Вот у этого творческого работника и возник план
ограбления квартиры вдовы, после того как он увидел все
произведения искусства, да еще без всякой охраны. Он сразу
оценил, сколько это может стоить на зарубежном рынке, куда
он собирался отбыть из страны, но уже не с пустыми руками.
Оценить-то он смог, но вот преступления — не его профиль.
Фотограф решил подойти к этому делу основательно и пригласил
вдову писателя через свою знакомую Веру на вечер
в культурном центре французского посольства в Москве.
В этот день, день взятия Бастилии, 14 июля 1980 года, проходил
прием по случаю национального праздника Франции.
Вишняускас договорился с Верой, что на этом празднике
она войдет в доверие к вдове с целью оказаться у нее дома.

~154~


— Однако тонко работают жулики. Разыграли целый
спектакль.

— Да, именно так они и сделали. Вера оказалась женщиной
легкого поведения, приехавшей из Молдавии. Эта
красивая молодая брюнетка владела французским языком
и быстро заводила отношения с иностранцами, оказывая
им услуги гида, а иногда и другого рода. Во всяком случае, у
нее было много поклонников, с которыми она делила ложе,
пока ее муж из французского посольства оформлял для нее
документы на выезд во Францию. Вера стала мадам Бордо,
выскочив замуж за француза румынского происхождения.
Это обстоятельство могло их сблизить, так как румыны и
молдаване похожи. Однако все это совершенно не помешало
ей устроить любовный роман с одесским игроком в теннис
Ленчиком.

— Я слышал в ресторане «Будапешт», где он бывает,
что он больше игрок не в теннис, а знакомые меняют первую
букву его увлечений на «п».

— Да, это больше ему подходит, тем более что именно
он и организовал банду по нападению на особняк Толстого.
Возможно, он и играл в Одессе в теннис, но в Москве у
него были другие игры. Так вот, на этой вечеринке по поводу
дня взятия Бастилии Вера не могла оторвать глаз от
бриллиантовой броши, прикрепленной к черному платью
вдовы писателя. Кстати, не только она, но и жены нашего
министра и посла Франции были шокированы этой вещью.
Как обычно и бывает, ограбление рождается по неосторожности
самих потерпевших.

— Это так называемая латентная преступность, когда
потерпевший дразнит своим поведением преступника.

— Что-то вроде того. Вера сама загорелась ограбить
Людмилу Ильиничну, которая, ничего не подозревая, пошла
на контакт, и у них завязалась «дружба». Знала бы она, чем
это знакомство закончится! И хотя вопрос об ограблении и
без Веры был уже решен, но тут еще и наводчицу подогрели
рассказы самой владелицы редкой ценности. Представьте

~155~



себе, стройная загорелая дама в возрасте стояла рядом
с женой посла и бойко беседовала с ней по-французски.
На груди дамы светилась и переливалась многоцветными
огоньками большая бриллиантовая брошь в форме цветка
лилии. Черный шелк платья делал это сияние броским и
завораживающим. Было видно, что сама женщина в молодости
была необычайно красива, холеная вышколенная
женщина дворянского происхождения. Вообще, я скажу
вам, к Людмиле Ильиничне, несмотря на ее возраст, никак
не подходит выражение «со следами прежней красоты»,
потому что она обладает загадочным свойством прекрасно
выглядеть. Ее лицо не меняется последние лет двадцать. Она
всегда была женщиной неопределенного возраста. Так, немного
за пятьдесят, — только интеллигент Сан Саныч мог
так описать приметы женщины, с которой встречался позже,
на месте происшествия и уже без броши.

Лукин слушал руководителя, не перебивая. Он по ходу
повествования анализировал его рассказ.

— Она родилась в Ялте в 1906 году и была дочерью
белого генерала, расстрелянного большевиками в этом же
городе в 1918 году, — продолжал тем временем Сан Саныч,
— поэтому Людмила никогда не называла свою девичью
фамилию. Она с детства прекрасно знала французский
язык, а на домашних вечерах вела партии в дуэтах с самим
Козловским. Они прожили с писателем Алексеем Толстым
десять лет. И именно она осталась главной наследницей.
Гельфрейх пригубил коньяк и продолжил свой рассказ:

— Когда Веру пригласили для беседы, она рассказала о
содержании разговора Людмилы Ильиничны с женой посла.
Вера стояла рядом и все слышала. Эта информация окончательно
закрепила ее решение осуществить задуманное.
«Ах, какое у вас необычное украшение! — восхитилась жена
посла. — Старинная работа! Форма похожа на герб наших
французских королей». «Да, мадам, это и есть бурбонская
лилия. Остатки фамильных сокровищ графов Толстых. По
легенде ее носила любимая фрейлина Марии Антуанетты.

~156~


Королевская награда! Затем в восемнадцатом веке брошь
занесло в Россию. Почти двести лет она спокойно хранилась,
а сегодня я приколола ее на платье по случаю вашего праздника
». — «Как это трогательно! Двести лет взятия Бастилии и
бурбонская лилия! Какая все-таки прелесть». Именно этот
диалог разрушил все сомнения Веры в целесообразности
нападения. И она понимала, что это дело может организовать
ее любовник — Ленчик из Одессы, который пригласит
воров-гастролеров… Ну, о дальнейших событиях, Виктор
Павлович, как-нибудь в другой раз. Спасибо за пирожные.

— Спасибо, что заехали. С вами приятно пообщаться.
«Кругом французы», — пошутил про себя Виктор,
вспомнив Лауру.

Уже через неделю Лукин знал, как разворачивались
дальнейшие события с ограблением особняка Толстого.
Ленчик плавно вошел в группу Вишняускаса и Веры. Эта
группа представляла собой «шведскую семью», но оперов
интересовали только ценности вдовы. Ленчик к этому времени
успел отсидеть четыре года за контрабанду, а после
освобождения затеял переезд на постоянное жительство в
Израиль. Пока шло оформление документов, как и у Веры,
они крутили любовный роман и вынашивали планы, как выехать
за бугор не с пустыми руками, и вот тут подвернулась
вдова со своими несметными богатствами. Вера ко всему
прочему оказалась очень говорливой и быстро втерлась в
доверие к Людмиле Ильиничне так, что стала чуть ли не
членом семьи. Вскоре их дружба стала настолько крепкой,
что вдова показала девушке богатую коллекцию фамильных
драгоценностей, среди которых самой дорогой вещью была
французская брошь в виде королевской лилии с крупным
рубином в середине и множеством бриллиантов, образующих
силуэты лепестков. Устоять перед соблазном овладеть
таким богатством ни девушка, ни ее друзья не могли.

Ограбление квартиры, находящейся под охраной государства,
— дело довольно сложное, но только для фото


~157~



графа, а он решил воспользоваться услугами знаменитого
квартирного вора.

В двенадцать часов дня в квартиру особняка по улице
Алексея Толстого позвонил человек в кожаной куртке и развернул
перед дверным глазком милицейское удостоверение:

— Откройте, милиция! Мы по поводу установки охранной
сигнализации! Заявление подавали?
Дверь открыла домработница, и в квартиру вломились
трое налетчиков с ножами, которые связали ее вместе с
хозяйкой, Людмилой Ильиничной. Потом втолкнули их в
ванную комнату.
Человек в кожаной куртке, предъявивший милицейское
удостоверение, и был главарем грабителей, нанятых
Ленчиком. Это был квартирный вор Анатолий Котовский,
который получил такую кличку за то, что в возрасте четырнадцати
лет повторил сцену побега разбойника Котовского
из зала суда в начале века. Только настоящий Котовский
потом стал комбригом Красной армии и героем революции.
Откуда мог знать новоявленный Котовский, что рядом
с этим особняком располагалось не только посольство Греции,
но и проживал «хозяин Москвы» Гришин, а также
другие члены ЦК КПСС? Трое молодых воров-гастролеров
подошли к дому вдовы Алексея Толстого с фибровыми
чемоданчиками в руках. Они были похожи на бригаду
слесарей-сантехников. Через час они вышли из особняка и
растворились в столичной суете. Они не могли и предположить
тогда, что этим ограблением подписали себе смертный
приговор, потому что сбыть такие бриллианты можно было
только серьезным людям, а те не оставляют свидетелей.
Однако вскоре они это поняли и почти все украденное
вернули вдове писателя, подбросив сумки с похищенным
в химчистку. Бриллиантовая брошь Людовика осталась у
главаря Анатолия. Потом появилась оперативная информация,
что эти бриллианты подарены через родственников
лидеру компартии Азербайджана Алиеву, который был в то
время еще и кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.

~158~


Любили в этой южной республике камушки, как ни в какой
другой стране. Там и оборвался след «Бурбонской лилии»,
и очередная тайна знаменитой драгоценности осталась неразгаданной.


Впоследствии Лукин не раз еще сталкивался с любителями
хороших камней, в том числе и в этой южной республике.
А к этим грабителям судьба благосклонность не проявила.
Знакомые Веры — фотограф из Питера и знаменитый
Ленчик из Одессы — сели в тюрьму, где вскоре Ленчика по
заказу задушили в камере. От него, понятное дело, цепочка
тянулась к одесскому вору по кличке Котовский. Тому тоже
сильно не повезло — во время задержания он был застрелен
при попытке к бегству. Трудно было назвать это попыткой
к бегству, так как его перевозили в багажнике автомобиля
«волга» из Баку в Тбилиси, но доехать ему было не суждено.
Багажник «волги» изрешетили автоматные очереди.
Вместе с ним навсегда умерла тайна бриллиантовой броши
«Бурбонская лилия».

Еще позднее любовника дочери генсека Бориса Буряце,
в отношении которого существовала версия, что он поучаствовал
в этом деле, закрыли в камере за спекуляцию, правда,
это произошло уже после кражи бриллиантов баснословной
ценности у знаменитой дрессировщицы Бугримовой. Его
соучастие в этих делах не установили, но и спекуляция стала
для него смертным приговором. Его убили заточкой в зоне.
Да и Боря «Бриллиантовый» скорее всего пострадал из-за
связи с дочерью генсека. Ведь их отношения были у всех
на слуху. Любил он камушки и приобретал их, не скрывая,
таскал, нацепив на все пальцы, но при этом ни по одному
громкому преступлению не было доказано, чтобы он организовал
его или был соучастником. Просто кто-то с некой
целью распустил об этом слухи по московскому бомонду,
которые и дошли до столичных спецслужб. Это осталось
еще одной тайной, и сыщики и не пытались ее разгадать. Не
по зубам им было это дело, к тому же новые преступления
требовали внимания…

~159~



Из всей этой компании удалось вырваться только Вере,
которая со скандалом, но все-таки выехала к мужу во Францию.
Поговаривали, что и ее впоследствии прикончили в
подворотне одной из старинных улочек Парижа. Пропала
«Бурбонская лилия», убрали свидетелей, но убийцы не
были найдены, поэтому все прочие версии остались без
подтверждения. Бриллианты последний раз видели в Баку,
а также состоялся разговор с окружением Алиева о возврате
«Бурбонской лилии».

Всё так же перед подорожанием золота продолжали
огораживать «волнорезами», чтобы не мешали проходу
граждан, очереди к фирменным ювелирным магазинам —
«Алмазу» в Столешниковом переулке и «Березке» на улице
Горького. Личики стоящих были счастливыми, словно во
время великих праздников на демонстрации. И не мудрено,
ведь для кого-то эти праздники были ежедневными, в очередях
постоянно мелькали одни и те же деятели, скупавшие
золото и камни. Еще бы не праздник, когда очередь в магазин
стоила сто рублей! На эти деньги можно было купить хорошее
обручальное кольцо. Занял очередь в магазин с ночи —
и получай «катьку», так при царе называлась сторублевая
купюра, ее прозвище перебралось в советскую сторублевку,
хотя теперь вместо царицы Екатерины на ней красовался
лик Ленина. А уж если ты купил изделие с бриллиантами,
то сразу удвоил свое состояние — это как минимум. Вот
они и демонстрировали остальным гражданам, что стоят в
очереди за золотом и бриллиантами.

Правда, бриллианты продавались не всем, кто выстоял
очередь и попал в магазин. Требовалось еще попасть в список
тех, кому они были распределены. Эти условные списки
находились у руководства магазинов. Почему условные?
Потому что они могли быть результатом телефонных звонков
высоких руководителей. Остальных знали в лицо, как
постоянных покупателей, а вернее компаньонов, потому
что без звука отсыпали им этих камней столько, сколько
попросят, и не за просто так.

~160~


Этот «бизнес» также облюбовали постовые милиционеры
по охране ювелирных магазинов. Многие из них давно
окончили милицейские учебные заведения, но не торопились
получать офицерские звания, так как им пришлось бы
оставить столь хлебные места. Пропустит милиционер без
очереди десять человек в день — вот тебе и годовая зарплата.
Да и какой директор магазина откажет ему в приобретении
камушка, ведь он пропускает без очереди его знакомых!
Не худшее положение с кадрами складывалось в отделах
милиции по охране ЦУМа и ГУМа. Так и образовывалась
местная бриллиантовая мафия со своими правилами и
законами. Чужих туда не пускали. И все у них было, как в
детективных романах. Сначала записочки, записочки, а в
конце романа — два выстрела.

Вероятно, по такому сценарию же произошло убийство
и популярной киноактрисы Федоровой. Был рабочий день в
начале зимы, и Москва жила в своем обычном ритме. Криминальных
сообщений, поступивших на пульт дежурного
ГУВД на Петровке, 38, к восьми вечера насчитывались
более трех десятков, но сигналов о серьезных преступлениях
среди них не было. И вдруг такой сюрприз. Ближе к
полуночи Лукин прочитал телетайпограмму об убийстве с
применением огнестрельного оружия. «Огнестрел» был
редким явлением в то время, а здесь еще и такая знаменитость!
В квартире дома 4/2 по Кутузовскому проспекту
обнаружен труп знаменитой киноактрисы с огнестрельным
ранением головы. В милицейских кругах это громкое преступление
опять связали с бриллиантовой мафией. К тому
времени в Москве плотно укрепилось это выражение, хотя
никто точно не мог бы назвать участников этой мафии,
кроме лиц, которые скупали и продавали камушки, а также
коллекционировали их. В процессе следствия появилось
много версий этого убийства, а как показывала практика,
если возникает много версий, то убийцу вычислять придется
долго. В первоначальной версии на полном законном основании
фигурировал квартирный вор Анатолий Пятков по

~161~



кличке Котовский. Его расстреляют в багажнике «волги»
немного позже, а пока он ровно год как находился в розыске
за ограбление квартиры вдовы Алексея Толстого. После
ограбления его обложили сотрудники милиции, поскольку
похищенная брошь «Бурбонская лилия» оставалась у него.
Была информация, что он являлся исполнителем заказных
убийств, а поэтому стал опасен при задержании. Сыграло
ли это обстоятельство при его задержании, когда его без
предупреждения изрешетили в багажнике «волги», либо
кто-то не хотел, чтобы он на следствии давал показания…
Как бы там ни было, эта версия с Пятковым так и осталась
непроверенной, а следом появились другие.

В этот дом на Кутузовском проспекте Федорова переехала
в начале семидесятых. Это стало возможным благодаря
ее знакомству с Галиной Брежневой, которая постоянно
вращалась в среде столичной богемы. Она любила появляться
в компании разного рода знаменитостей и многим из
них частенько помогала в трудные минуты. Зое Федоровой
Галина откровенно симпатизировала. Чуть позже интересы
дочери генсека и актрисы переплелись еще теснее, поскольку
у них появилась одна общая страсть — скупка и перепродажа
бриллиантов. Федорова занималась этим делом из-за
финансовых проблем, дабы сколотить небольшое состояние
на старость, а у Галины все было поставлено на поток. Если
бы Федорова решилась переехать к дочери в Америку, то там
деньги были бы еще нужнее, чем в СССР. Здесь она была
знаменитостью, а там, за бугром, кого это интересовало? Там
делают людей знаменитыми деньги. И похоже, что разговоры
об ее отъезде в США на ПМЖ не были беспочвенными.

Лукину как-то в Грузии рассказывали коллеги из МВД,
что Галина во время отдыха присмотрела в местном музее
диадему царицы Тамары и потребовала у руководства музея
преподнести ей в подарок это бесценное украшение. Музейные
работники обратились за помощью к главе Грузии Эдуарду
Шеварднадзе, и только его вмешательство позволило
сохранить национальную реликвию на родине.

~162~


Между тем пришла ориентировка по убийству Федоровой,
по которой всем сотрудникам угрозыска предписывалось
провести встречи со своими помощниками для
получения информации. Ну, кто из уголовного элемента
мог осветить эту компанию?.. Фантазеры. А у Лукина было
уже предостаточно информации по этому делу, хотя поделиться
ей он не мог. За такие сведения можно было угодить
в дурдом, если не хуже — в ящик загреметь. В их достоверности
у него не было сомнений, поскольку они поступали
не от агентуры уголовного розыска, как предписывалось в
ориентировке, а от тех людей, кто знал актрису и был вхож
в круг лиц, проявлявших повышенный интерес к камушкам.

Центр города Москвы был поделен на районы таким образом,
что Свердловский район, как и остальные, врезался
узкой полосой в Красную площадь. Улица Петровка проходила
посередине района, который упирался в крыльцо музея
имени В. И. Ленина. Сам музей вместе с Красной площадью
относился к Ленинскому району столицы, но все основные
тусовки светской богемы происходили на земле Свердловского
района, тут расположились все знаменитые театры
и рестораны. Соседями были коллеги из Фрунзенского
района справа и Дзержинского слева. Советский Союз —
большой, и Москва немаленькая, а все сплетни рождались
в этом районе и расходились, как круги по воде.

К Лукину заехал однокашник по Академии МВД Евгений
Еременко. Он работал в убойном отделе МУРа и входил
в состав бригады по раскрытию убийства Федоровой.

— Виктор, у нас определилась одна из версий, что
убийство совершено лицами из числа связей Федоровой
по бриллиантовой мафии. В квартире обнаружены около
шестидесяти пустых коробочек из-под ювелирных изделий
и бирки от них. По биркам мы установили, что ювелирные
изделия были проданы через магазин «Алмаз», который
расположен на твоей территории. Помоги нам установить
в магазине лиц, кто покупал эти цацки. Не сама же она
ходила в магазин!

~163~



— Нет, конечно. Если бы Федорова была постоянной
покупательницей, мне бы сообщили об этом раньше. Но
мне кажется, что вы отсасываете пустышку с этой версией.
А много еще у бригады версий?

— Хватает. Известная актриса была вхожа в такие круги,
куда нас могут и не пустить. Среди ее знакомых руководители
МВД, КГБ и некоторые партийные деятели. Одна дочь
генсека может выстроить ряд версий со своими связями.
Они ведь вместе занимались брюликами.

— Это их называют бриллиантовой мафией, потому что
они скупали и перепродавали камушки?

— Но они скупали и драгоценности, которые были похищены
при совершении преступлений.

— Мне кажется, что это просто барыги и спекулянты,
которые хапают все подряд для обогащения.

— Может, ты и прав, — согласился Евгений.

— Евгений, не мне учить тебя, сыщика убойного отдела,
что обилие различных версий говорит о том, что нет одной
конкретной, при проверке которой преступник был бы
найден. И если уж одна не подтвердится, то всегда должна
быть другая, не менее достоверная.

— Ты так уверенно говоришь, что складывается впечатление,
будто у тебя уже такая версия уже есть. Мне коллеги
в МУРе говорили, что у тебя всегда был нестандартный
подход к расследованию преступления и большей частью
твои версии были верными. Поделись. У тебя наверняка
есть информация . Ведь все участники бриллиантовой мафии
крутятся на вашей земле, и все светские тусовки происходят
здесь. Наверняка это дело вовсю обсуждают в их кругах.

— Ну что ж, если у тебя есть время, я попробую тебе
помочь, поделившись информацией, которая может иметь
отношение к этому делу. Но заранее должен тебя предупредить,
что поделиться с коллегами ты ей не сможешь, так как
источники я не смогу назвать никому, и скоро ты поймешь
почему. Если сошлешься на меня, то я откажусь от всего, в
том числе и этой встречи. Тебя я хорошо знаю и верю, а с

~164~


другими общаться не буду. Мне просто жаль твоих неимоверных
усилий по проверке версии, в конце которой ты не
получишь ничего. Так что ежели есть время — поговорим.

— Конечно, есть! Ты меня заинтриговал. Может, сбегать
в магазин за коньяком? Ты как?

— В этом нет необходимости. У меня в комнате отдыха
полный сервис, но выпивать не хочется с утра.
Они прошли в комнату отдыха и удобно расположились
в кожаных креслах. На всякий случай Лукин проверил
второй вход из Ленинской комнаты, которая была заперта.
Ключи у Лукина тоже были, и при необходимости он всегда
мог выйти из своего кабинета через комнату отдыха.
Разговор им предстоял серьезный и не предназначенный
для чужих ушей, поэтому он все и перепроверил. Однажды
он застал своего замполита за неблаговидным занятием,
когда тот вошел в Ленинскую комнату и стоял около двери
комнаты отдыха, прислушиваясь к разговорам. Лукин не стал
устраивать разборки, и так было понятно, зачем заместителю
по политработе потребовалось подслушивать, — он выполнял
чье-то задание. Поэтому Лукин, исходя из секретности
своей работы, закрыл Ленинскую комнату на замок и один
ключ передал дежурному по отделению, а второй взял себе,
лишив замполита свободного доступа в свое детище.
Он сделал по чашке кофе и достал из холодильника
бутерброды.

— Могу предложить к кофе рюмку конька, но не более.

— С удовольствием. У тебя здесь так уютно.

— Так вот, сначала я тебя немного разочарую с той версией,
которая поручена тебе на проработку, что у Федоровой
в квартире были обнаружены бирки от драгоценностей,
приобретенных в магазине «Алмаз». Я тоже называю этих
людей бриллиантовой мафией, но скорее в шутку, хотя
они на полном серьезе отвечают этому названию. Налицо
сращивание преступности с государственным аппаратом,
который постоянно накручивает цены на золото и камушки,
о чем первыми узнают лица из этого круга. Совсем не

~165~



обязательно, что информацию поставляет дочь генсека.
Здесь крутятся и другие влиятельные лица из руководства
страны и нашей столицы. В ювелирных магазинах все изделия
предварительно расписаны, и вряд ли ты узнаешь,
кому именно они были предназначены, потому что об этом
никто не скажет. А может знать это только директор магазина,
распределявший эти брюлики. Зоя Федорова и Галина
Брежнева с шантрапой связаны не были. К ним приносили
эти цацки перед подорожанием партиями соответствующие
лица, а после все оставались с большим наваром. Актриса
была очень осторожна и не могла впустить в квартиру постороннего.
Преступник явно из ее ближайшего окружения,
и ювелирные изделия его не интересовали.

— Но как же шестьдесят пустых коробочек с бирками?

— В таком виде к ней доставляли украшения из магазина,
чтобы она знала характеристики изделий, а продавала
она, как я думаю, уже без этих коробочек и бирок, зато с
хорошим наваром. Судя по моей информации, в этот день
у нее не должно было быть большого количества ювелирки
в квартире, поэтому ваша версия потерпит провал. Когда я
пообщался с «народом», меня этот вопрос перестал интересовать.
Гораздо интереснее оказалась сама жизнь актрисы,
нежели ее игры с камушками.

— И что же может быть в ее жизни такого, что может
заинтересовать следствие? — спросил Евгений.

— У нее удивительная судьба, хотя при этом похожая
на многие другие судьбы нашей любимой Родины. Может
быть, тайна гибели кроется в ее прошлой жизни.

— И есть определенная версия?

— Чтобы понять эту версию, надо знать жизненный путь
актрисы, а он у нее был далеко не простым. Ты пей коньячок,
не стесняйся. Это мне нельзя на рабочем месте.

— Так какая же версия? — поторопил Евгений.

— Определенно сказать не могу, но ты сам догадаешься
по ходу моего рассказа.

— Ты намекаешь на дочь генсека?

~166~


— Ни в коем случае. Это добрейшая женщина. Она просто
дружила с актрисой и помогала ей, поэтому эта версия
не проходит.

— Но они были партнершами по камушкам!

— Так, давай по порядку, но еще раз предупреждаю, что
разговор строго между нами. Ты знаешь, что Федорова была
арестована еще по молодости за шпионаж?

— Нет. Откуда мне это знать!

— По некоторым причинам меня заинтересовала ее
личная жизнь, так как она была связана с иностранным подданным.
Эта красивая история любви началась в год победы
над фашизмом, в 1945-м Федорова влюбилась в американского
морского офицера Джексона и родила от него дочь
Викторию, которую мы уже знаем по фильмам. Но в СССР
такая любовь была обречена заранее. Джексона выслали из
страны в США, а Зою Федорову осудили на двадцать пять
лет за шпионаж. Судьба ее ничем не отличалась от миллионов
других судеб, прошедших через репрессии.
Лукин невольно вспомнил историю своей семьи, когда
его деда в далеком 1930 году отправили в лагерь на Соловецкие
острова за надуманный шпионаж, а его большую семью
сослали на Северный Урал. По мнению ОГПУ в те годы
в стране, строившей социализм, проживали сотни тысяч
шпионов иностранных разведок. Видимо, в этой конторе
работали сотрудники с абсолютно отмороженными мозгами,
у которых хватало фантазии только на это. По этим
обстоятельствам Лукин справился о судьбе артистки на
вечеринках актеров, куда он периодически попадал сначала
из-за небольших происшествий, а потом по приглашению.

— Я об этом ничего не знаю, — грустно признался
Евгений.
Виктор вздохнул, сделал глоток горячего кофе.

— Тогда надо рассказывать все по порядку. Отца Федоровой
звали Алексеем, который, как и мой дед, с восторгом
принял Октябрьскую революцию. Они с винтовками в руках
защищали ее интересы, но после революции их арестовали

~167~



за шпионаж. И в этом их судьбы были похожи как две капли
воды, да и звали их одинаково — Алексеями. Потом Федорова
спасла дочь от расстрела, а мой дед Лукин выжил на
Соловецких островах в нечеловеческих условиях. Я специально
заострил на этом твое внимание, Евгений, чтобы ты
понял, почему меня заинтересовала судьба актрисы. Были
и другие совпадения, но об этом в другой раз. Сейчас разговор
не об этом.

— Да, я понимаю, почему ты вспомнил о своем деде.

— Так вот, у Зои Федоровой в 1946 году арест был уже
второй. Впервые в застенках ОГПУ она побывала в восемнадцать
лет, в 1927 году. Молоденькая счетчица Госстраха
обожала фокстрот. Танцевала красиво и зажигательно, как
потом показала в фильме «Свадьба в Малиновке» — до
упада. Фокстрот — это быстрый и непредсказуемый танец.
Партнеры в нем могут импровизировать, и один танец
будет не похож на другой. Вот фокстрот-то и довел Зою до
ОГПУ, которое завело дело по шпионажу на легкомысленную
любительницу танцев. И это не шутка. Серьезность
этого дела подчеркивала размашистая подпись всесильного
руководителя ОГПУ Ягоды, сделанная синим карандашом.
Чекисты почему-то любили выносить решения по судьбам
граждан цветными карандашами, чаще всего синими.
Арестовали Зою в три часа ночи. Это тоже было в порядке
вещей. Подъедет ночью к дому автофургон с надписью наискосок
«Хлеб», посадят в эту машину человека, и больше
его никто из родных и знакомых никогда не увидит. Вроде
бы гуманно использовать такие надписи на машинах, чтобы
не пугать лишний раз советских граждан частыми арестами
и «воронками», как называли тюремные машины. Однако
народ быстро узнал о назначении этих хлебных или продуктовых
фургонов.
Обыск у Федоровой ничего не дал, а обвинение было
предъявлено в шпионаже. На первом допросе выяснилось,
что она посещала квартиру, где танцевала фокстрот. Там познакомилась
с военным по имени Кирилл. Он играл на роя


~168~


ле. Больше ее ничего не интересовало. Причем тут фокстрот
и причем пианист? Казалось бы, после таких пустых допросов
перед девушкой должны были извиниться и отпустить
домой, но, по данным ОГПУ, Кирилл работал на английскую
разведку. Зою все-таки освободили под подписку о невыезде
и выставили за ней наружное наблюдение в надежде выявить
ее преступные связи. Зоя об этом не знала, однако на танцы
ходить перестала. Сработало чувство самосохранения, и
она порвала со своими знакомыми по фокстроту. Как она
ухитрилась выпутаться из этого дела — осталось тайной, но
Ягода подписал редчайшее по тем временам заключение о
прекращении дела в отношении Федоровой. Куда легче было
осудить ее лет на пять за знакомство с веселой компанией,
но, видимо, и военный Кирилл не являлся шпионом. Однако
ты, как опер, должен понимать, что руководитель ОГПУ
не подписал бы так просто постановление о прекращении
уголовного дела в отношении нее.

— Ты думаешь, ее могли завербовать?

— Это мы можем только предполагать, но по-другому
не могло и быть. Ты же оперативник и понимаешь эти вещи.
Шли годы. Девушка стала знаменитой, но по-прежнему
оставалась одинокой. Ее работы в кино дважды были отмечены
Сталинскими премиями. Ее называли любимой
артисткой товарища Сталина. За это же время она дважды
отшила приставания Берии. Все также хороша собой, одна
из самых любимых кинозвезд страны, она получала большие
деньги и жила в хорошей квартире на улице Горького. Со
славой, но одна в тридцать шесть лет, в ожидании чего-то
большого и светлого.
Настроение в тот вечер 23 февраля 1945 года у артистки
было приподнятым, она собиралась на торжественный
вечер с концертом и застольем в Дом приемов МИДа на
Спиридоновке по случаю празднования дня Красной армии,
куда ее пригласил знакомый американский журналист. На
этот прием были приглашены представители американской
военной миссии в Москве. К тому времени знаменитую

~169~



артистку Федорову часто приглашали на такие приемы, и
это не стало для нее неожиданностью.

На приеме она познакомилась с американским морским
офицером Джексоном. Стройный сорокалетний
мужчина высокого роста был красив и галантен, да к тому
же в морской форме ВМФ США, которая ему очень шла.
Джексон вскружил ей голову. Как потом выяснилось, он не
был обременен браком, а Зое пора было подумать о детях.
Она поняла, что именно он — герой ее романа. И они полюбили
друг друга так, что забыли об осторожности. Она
понимала, какие проблемы могут у нее возникнуть из-за
общения с американцем, но расслабилась, думая, что она —
известная артистка, и ей ничего не будет за этот роман. Ей
захотелось счастья. На следующий день он пригласил ее в
ресторан «Москва».

За их встречами наблюдали специальные сотрудники
НКВД, а телефонные разговоры прослушивались. Установили
слежку и сопровождали их всюду — в кафешках и ресторанах,
кинотеатрах и на концертах, и даже на съемочной
площадке за ними всегда наблюдало всевидящее око НКВД.

«Как мне это знакомо… Романтические свидания с
любимой девушкой под наружным наблюдением госбезопасности
», — заключил Лукин про себя, припомнив свои
встречи с француженкой Лаурой.

Он снова сделал глоток кофе и вспомнил, что Дом
приемов на Спиридоновке, 17 ранее принадлежал Савве
Морозову, а потом вдова Морозова продала особняк миллионеру
Рябушинскому, который владел и особняком на Спиридоновке,
2. В том особняке год назад Анатолий Пятков
по кличке Котовский ограбил вдову Алексея Толстого. На
самом деле этот микрорайон столицы был просто насыщен
различными событиями, которые постепенно становились
историей. Да и квартира на Кутузовском проспекте, где убили
артистку, располагалась недалеко от этих мест, поэтому и
строилась первоначальная версия на причастности к этому
делу Котовского.

~170~


— Зоя поначалу ничего не замечала, — продолжил рассказ
Лукин. — Она впервые в жизни почувствовала, что
по-настоящему любит и любима, и просто потеряла голову.
Она была счастлива. Ее старшая сестра Александра не раз
предупреждала Зою, умоляя быть осторожнее. Но кто способен
достучаться до мозгов влюбленного человека? Она
убеждала и себя, и сестру, что американцы — их союзники, у
них один общий враг. Ничего нет плохого в том, что русская
актриса любит американского офицера.

— А не выполняла ли она задание руководства НКВД,
которое разрешило ей крутить роман с американским морским
офицером? Ведь ясно как день, что в военной миссии
США все сотрудники являлись разведчиками.

— Нельзя это исключать, но судя потому что ей предлагали
сообщать в НКВД сведения о Джонсоне, это задание
поступило немного позже, а она отказалась.

— Это и было причиной ее ареста?

— Других причин и не могло быть, а все остальное в
обвинении в конторе выдумали по известной схеме. 9 мая
1945 года страна праздновала Победу. Всюду музыка, песни,
пляски. Вечером прогремели залпы салюта. Джексон и Зоя
гуляли до утра и радовались вместе с народом окончанию
войны. Они строили планы на их будущую жизнь, обсуждая
имя их ребенку. Если будет мальчик, то назовут Виктором, а
девочку Викторией в честь Победы. Шел семьдесят пятый
день их безоблачного счастья, но они не догадывались,
что он был последним. Это не они так решили. Их судьбу
решали на Лубянке, а они еще не знали, какие испытания
выпадут на долю Зои.
На следующий день Джексону вручили конверт, в котором
находилось предписание о срочном выезде из СССР.
Советское правительство объявило его персоной нон-грата.
Он сразу понял, что причина кроется в личных, а не в служебных
делах. Зою в этот же день отправили на гастроли в
Крым. Вернулась она через месяц, но разыскать Джексона
не смогла. Письмо Джексона, в котором он клялся в любви

~171~



и верности, надеясь на скорую встречу, было изъято из ее
почтового ящика сотрудниками НКВД. Зоя ничего не знала
о нем, как и он — о ней.

А в январе 1946 года Зоя родила дочь и назвала ее Викторией.
Девочка была похожа на Джексона. Зоя растила
дочь и мечтала о встрече со своим американцем, однако ее
арестовали и отправили на Лубянку. Следователи допрашивали
ее в течение нескольких месяцев. В конце концов,
ей предъявили обвинение. По версии НКВД, Федорова
организовала террористическую группу с целью убийства
Сталина, будучи американской шпионкой. Все ее близкие
были арестованы или сосланы, в том числе сестра Мария,
которой не суждено было вернуться из лагеря. Сестра Александра
со своими двумя детьми и дочерью Зои, годовалой
Викой, была сослана в Казахстан. Почти десять страшных
лет унижения, ненависти, презрения окружающих, голода
и нищеты. Сначала они жили в степной деревушке, затем в
Петропавловске на реке Ишим.

Зоя провела год на Лубянке и была переведена в Лефортово.
Следующим местом отбывания наказания стал
Владимирский централ, самый страшный острог из всех существовавших
тогда в России. В этой тюрьме, в одной камере
с ней, оказалась Лидия Русланова, исполнительница русских
народных песен, любимая многими знаменитость. После
ареста мужа Руслановой, генерала Крюкова, правой руки
маршала Жукова, ей дали шесть лет тюрьмы. А в тюрьме
этой были настолько жуткие условия, что люди сходили
с ума. Однако у Зои была задача выжить, чтобы увидеть
дочь. Только это поддерживало ее силы. Неожиданно по
камерам поползли слухи о смерти Сталина. Люди ждали
новых известий. Зоя надеялась на перемены, но прошло еще
более года, прежде чем наконец вспомнили о ней. Она была
свободна. Зоя вышла на свободу без денег, без документов,
без жилья. Сколько ей еще предстояло пережить, чтобы
вернуть свое доброе имя, отыскать дочь, вернуть душевное
равновесие?

~172~


— Да, чувствуется, что ты проработал этот вопрос
досконально… Я не мог и предположить, кто стоит за ее
арестом.
Откуда было знать коллеге из МУРа, что Лукин заинтересовался
этим преступлением не только с профессиональной
точки зрения, а больше всего его затронула судьба актрисы
и ее дочери, столь схожие с судьбами его француженки и ее
матери. Мать Лауры в 1952 году полюбила работника посольства
Франции, а дочку родила уже в ссылке — в городе
Навои, расположенном в песках Средней Азии. Другого
финала у этой любви и не могло быть, обычное дело во
времена Сталина. Лаура смогла вырваться к отцу из того
кошмара, только когда вышла замуж за Мишеля и уехала
в Париж. Тогда-то кусочек опасного счастья достался и
Виктору. Он понимал, что его роман с Лаурой не мог иметь
счастливого конца, он никогда не смог бы жить за рубежом,
а она не могла себе представить возвращение в Союз, откуда
чудом вырвалась много лет назад, но сердцу не прикажешь.
И теперь ему оставалось только изучать судьбы таких несчастных,
как Зоя и Виктория, и анализировать события.
Если повезет, можно было бы выйти и на преступников, хотя
он реально оценивал участников бриллиантовой мафии и
понимал, что добраться до них невозможно. Информации
много, да ухватиться не за что. Хоть он не входил в бригаду
по расследованию этого убийства, но знал по этому делу не
меньше, и то было не праздное любопытство. Лукин никогда
не замыкался на той территории столицы, где работал, а
всегда помогал коллегам оперативной информацией и сам
разматывал преступления в соседних районах. Так же поступали
и его коллеги из МУРа и соседних РУВД столицы.

— Сильная была женщина и упорная, — продолжил
свой рассказ Лукин. — Не всякий мужик на такое способен.
Она разыскала дочь Викторию и вернулась в кино, но при
этом не забыла своего Джексона. Уже в 1959 году она начала
его искать, используя для этого любую возможность.
Особенно помогли ей с контактами дежурные гостиницы

~173~



«Украина», где только и селили в те времена иностранцев.
В конце года Зою познакомили с одной переводчицей на
Торговой выставке в Москве, американкой русского происхождения
Ириной, и она на долгие годы стала бескорыстной
помощницей Федоровой в ее поисках. Постепенно Ирине
удалось выяснить, что Джексон давно стал адмиралом и уже
девять лет как в отставке. Живет он в Калифорнии, имеет
семью и болен. Ирина написала ему несколько писем, но
ответа не получила. Наконец, ей удалось раздобыть телефон
адмирала, и она сообщила ему, что русская актриса
Зоя помнит его и любит, а в Москве у него растет дочь. Но
адмирал не поверил ни единому ее слову. Ему показалось,
что это провокация. В середине шестидесятых годов Джексон
перебрался во Флориду, и следы его снова потерялись.
Только в 1973 году настойчивая Ирина разыскала его и в
длинном письме поведала о перенесенных Зоей мучениях
из-за любви к американцу и о том, как девочка Вика росла
без отца. Вот тогда, наконец, Джексон написал Зое. Он
писал, что никогда не забывал ее, что признает Викторию
своей дочерью, но приехать к ним в Москву не может — он
слишком стар и болен. Когда он узнал всю правду о Зое и
Виктории, рыдал как ребенок. В своем письме он просил у
дорогих ему женщин прощения за то, что послужил невольным
виновником постигших их несчастий. Получив это послание,
Виктория загорелась желанием увидеть своего отца.
Началась двухлетняя эпопея с ее отъездом в США. Отец
прислал Вике вызов. Но для поездки за границу нужна была
характеристика, подписанная парторганизацией. К этому
времени она снялась в кино, однако на «Мосфильме» дать
такую бумагу Виктории Федоровой отказались. Тогдато
она и устроила пресс-конференцию с иностранными
журналистами у себя дома. В западной прессе немедленно
поднялась шумиха: «Пустите дочь к отцу!», переросшая в
целый скандал с нашим государством, которое толковало
тогда с американцами о разоружении и сотрудничестве.
Ты помнишь, что в том году было подписано Хельсинское

~174~


соглашение? Кульминацией этой истории стала статья в
«Нью-йорк таймс», где рассказывалась история любви
морского офицера Джексона к советской актрисе Зое Федоровой,
их вынужденной разлуки и вновь вспыхнувшей
переписки. Статья произвела впечатление на американцев,
и сразу несколько продюсеров Голливуда изъявили желание
снять фильм. Естественно, такая шумиха не прошла мимо
официальных советских властей, которые долгое время
старательно делали вид, что вся эта история их не касается.
Но после того как она выплеснулась на страницы газет,
игнорировать ее стало невозможно. Партийная машина
сработала мгновенно. Характеристика была подписана, виза
выдана. Виктория встретилась со своим отцом, которого
разыскивала столько лет. Джексону к тому времени уже исполнилось
семьдесят пять. В июне того же года Виктория
вышла замуж за американского пилота и навсегда переехала
в США. А что же ее мать, которая осталась в России? Ты
еще не устал от моих рассказов?

— Так все интересно, и я, кажется, начинаю понимать,
какая у тебя родилась версия на фоне такой информации.

— Да она на лбу у них написана! Так вот, после отъезда
дочери Зоя Федорова вела отнюдь не уединенный образ жизни.
Деятельная натура не могла позволить ей стать обычной
пенсионеркой, с утра до вечера сидящей на лавочке возле
подъезда. И поскольку ее творческая деятельность была
сведена практически к минимуму, она нашла применение
своему темпераменту в совершенно иной сфере — в скупке
и перепродаже изделий из золота. Учитывая, что теперь она
жила одна, времени и, главное, возможностей у нее было
предостаточно. Тем более что появился стимул — скопить
деньги на отъезд за границу, к дочери.
Бриллиантовый бум в Советском Союзе пришелся как
раз кстати. Советская номенклатура в лице процветающих
деятелей культуры, работников ЦК, а также жены и дети
членов Политбюро взяли моду собирать коллекции из
редких камней. Причем денег на это дело, как ты знаешь,

~175~



не жалели. Учитывая возросший спрос на камушки, в нужном
направлении быстро сориентировался криминальный
мир. В Москве вообще с некоторых пор существует целая
система, когда под видом ремонтных мастерских действуют
пункты скупки и перепродажи бриллиантов, валюты
и антиквариата. Поскольку нити этого бизнеса уходят на
самый верх, правоохранительные органы вынуждены безучастно
взирать на существование бриллиантовой мафии.
Для особенно редких камней проводятся даже подпольные
аукционы, где советские нувориши за баснословные деньги
приобретают их для своих коллекций. Большая часть драгоценностей
попадает на подобные торги в результате краж,
разбоев и грабежей.

Вика пригласила маму переехать к ним навсегда. После
долгих колебаний Зоя Федорова приняла положительное
решение, как раз накануне убийства. Чемоданы были уже
собраны. Ее ждали дочь, зять и внук. Джексона к этому
времени уже не стало. Неожиданно кто-то позвонил в дверь.
И она открыла, так как знала этого человека… Ну, а дальше
ты, Евгений, все понимаешь сам.

— Виктор, так какова же все-таки конкретная версия?
Может быть, я повторюсь, но я хочу дополнить твой рассказ
некоторыми уже установленными данными. В бриллиантовом
бизнесе Зоя Федорова могла играть роль посредника или
курьера. Вполне возможно, что отъезд дочери Федоровой за
границу оказался на руку тем дельцам, с кем актриса крутила
дела на ниве бриллиантового бизнеса. Теперь она оказалась
в еще большей зависимости, поскольку они решали, позволять
или нет матери встречаться с дочерью. И Федорова
это прекрасно понимала. Выезд за границу, а тем более в
США, — дело чрезвычайно сложное, и далеко не все могут
воспользоваться приглашениями даже самых близких родственников.
Все решается на самом верху. Поначалу Федоровой
такую возможность предоставляли. Актриса дважды
беспрепятственно летала в Америку. Получив очередное
приглашение от дочери, она начала собираться в поездку,

~176~


но тут в Америке вышла книга Виктории Федоровой «Дочь
адмирала», которую в Союзе расценили как антисоветскую.
И на этом основании ОВИР отказывал актрисе в выдаче
паспорта. Узнав об этом, Виктория предприняла попытку
вытянуть к себе мать по своим американским каналам. Она
обратилась за помощью к сенатору Брэдли. Однако тот ответил,
что сумел бы оказать какую-либо помощь, только если
бы ее мать просилась в эмиграцию. А сейчас брежневская
администрация вполне вправе заявить, что давать или не
давать выездной паспорт для поездки в гости — сугубо
внутреннее дело. Виктория позвонила матери и передала
ей суть разговора. В ответ та произнесла загадочную фразу:
«Меня скоро убьют». За день до убийства Федорова пришла
в ОВИР, но опять получила отказ. В порыве гнева актриса
заявила: «Если меня, русскую до последней капельки,
патриотку России, не выпустят в гости к дочери и внуку, я
подам на эмиграцию…»

Свой последний день, 11 декабря, Зоя Федорова провела
дома. С утра она села за телефон и принялась обзванивать
своих друзей. Среди ее собеседников был знакомый администратор.
Разговор с ним состоялся в 13.45. Далее она позвонила
известному актеру — около двух часов дня. Подруга
Федоровой нанесла ей два визита в этот день. Однако на ее
настойчивые звонки в дверь никто не отозвался. Это было
подозрительно, поскольку она заранее договаривалась с Федоровой
о встрече. Она позвонила племяннику Федоровой,
у которого были ключи от ее квартиры. Когда он вошел в
квартиру, его взору открылась страшная картина. Актриса
сидела за столом, сжимая в руке телефонную трубку. Убийца
подошел к жертве сзади и выстрелил в затылок. Телефонная
трубка была крепко зажата в руке убитой. Выстрел явно
застал ее врасплох. Вряд ли она стала бы спокойно разговаривать
по телефону, если бы рядом находился посторонний.
На столе в рабочем беспорядке лежали записи и документы,
как будто бы она работала с ними. Крупная сумма денег
оказалась не тронутой, что ставит версию ограбления под

~177~



сомнение. Пустых коробочек из-под ювелирки было около
шестидесяти, но это не означает, что на момент убийства в
них что-то было.

— У тебя появились сомнения по поводу бриллиантовой
мафии?

— Да, и очень серьезные.

— Я рад, что твои мозги стали работать шире и не
боятся делать серьезные выводы, — сказал Лукин. — Ты,
наверное, слышал о взаимных обвинениях МВД и КГБ в
этом убийстве, а теперь приплюсуй к этому те обстоятельства,
что актриса была вхожа в семьи Брежнева, Андропова
и Щелокова. Других и нет смысла перечислять. Помнишь,
сколько раз она попадала в лапы ОГПУ, НКВД, а потом
КГБ и МВД, и на каком уровне?

— На уровне первых лиц. Сначала ее судьбой озаботился
первый руководитель НКВД Ягода, потом Берия,
а в последнее время она общалась с первыми лицами этих
министерств.

— Вот и я об этом. Давай мы с тобой предположим, что
Федорову все-таки завербовали. И возможно, еще Ягода.
Того потом расстреляли, но ты знаешь, что дела секретных
сотрудников остаются в конторе. А также задумаемся над
приглашением ее на вечер по поводу годовщины Красной
армии, куда были приглашены военные США. Тебе ясно,
что Джексон мог быть разведчиком? Ее втянули в эти игры,
поэтому у нее и не складывалась личная жизнь. Она не была
замужем. Когда Джексон влюбился в Федорову, он оказался
втянут в шпионскую игру советской разведки. Однако далее
произошло непредвиденное. Федорова тоже потеряла голову
и ответила на чувства американца взаимностью. Оставить
подобную вольность агента без последствий НКВД не мог
и наказал обоих. Джексон был выслан из СССР, а Федорова
приговорена за шпионаж в пользу иностранного государства к
двадцати пяти годам лагерей. Между тем, вернувшись на свободу,
Федорова, видимо, так и не сумела избавиться от назойливого
внимания Комитета. Особенно оно усилилось, когда

~178~


ее взрослая дочь в 1975 году решила навсегда уехать в США
к своему отцу. Викторию из страны выпустили. В 1976 году
Федоровой разрешили съездить в США для встречи с дочерью
и своим бывшим возлюбленным. Потом еще раз ей
разрешили выехать в Америку для встреч с дочерью, а недавно
Федорова вновь засобиралась в Америку, причем в этот раз
она проговорилась, что намерена остаться у дочери навсегда.
Однако в очередной поездке ей отказали. Ты улавливаешь
почему? И после этого отказа произошло убийство.

— Она слишком много знала, — Евгений сам вывел
версию убийства.

— Вот, — кивнул Лукин. — А ты говоришь, бриллиантовая
мафия. Хотя я и ее не стал бы резко сметать со счетов.

— Но ты же сам в течение часа убеждал меня в обратном!

— А теперь передумал. По той версии, что у тебя родилась
во время моего рассказа, тебе и другим нашим коллегам
работать не дадут. Это не версия, а предположения. Миф.
Все фигуранты живы и здоровы, да еще находятся у руля,
а вот по твоей версии можно трудиться, сколько хочешь,
и не портить никому настроение. И звучит она в ногу со
временем — борьба с коррумпированными чиновниками
и бриллиантовой мафией, костяк которой состоит из жен
и детей высокопоставленных кремлевских деятелей. Участники
этой мафии занимаются скупкой и перепродажей изделий
из золота, антиквариата и произведений искусства.
Федорова вошла в этот клан вначале семидесятых и добилась
в нем определенных высот. Во всяком случае, она довольно
быстро сумела поменять свою двухкомнатную квартиру на
набережной Тараса Шевченко на роскошную квартиру в
престижном доме на Кутузовском проспекте. Отныне ближайшими
ее соседями стали семьи Брежнева, Андропова,
Щелокова. Не каждому смертному выпадала удача попасть
в такой привилегированный круг. Согласно этой версии
Федорова обладала уникальной информацией о многих
участниках бриллиантовых махинаций в СССР. Не исключено,
что именно эта осведомленность и стоила ей жизни.

~179~



— Да, с тобой не соскучишься… Ты опять убедил меня в
обратном, теперь надо продолжать работу и по этой версии.

— Я этому только рад, а мой рассказ давай отнесем к
экскурсу в историю нашей страны на фоне судьбы знаменитой
актрисы, не более. Надеюсь, тебе не придет в голову
поразмышлять над всем этим на оперативном совещании?

— Не придет. Такая информация вряд ли когда-нибудь
ляжет в версии по убийству.

— Значит, убийцу и заказчиков никогда не найдут,
потому что такие версии не пройдут по некоторым соображениям,
и уж тем более не реально проводить по ним
оперативно-следственные мероприятия. Вообще-то мне
кажется, что многие, кто участвуют в расследовании, догадываются
о том, кто убийца, но молчат и будут тихо спускать
дело на тормозах, так как доказательств нет, а потому это
останется лишь версией.

— Вот ты меня успокоил! Но похоже, что ты прав.
А Лукину припомнились кровавые разборки с участниками
ограбления квартиры вдовы Алексея Толстого, которые
устроены были не без бриллиантовой мафии. Не отпускали
они от себя свидетелей — ни в зону на отсидку, ни в Америку.
Расследование убийства Федоровой продолжалось во
взаимных обвинениях о причастности к этому делу спецслужб
МВД и КГБ. Лукин был уже опытным агентуристом с
десятилетним стажем, да и не стажем этот опыт измеряется.
Иногда молодой оперативник мог дать фору в этой работе
своим наставникам. Он знал, что часто оперативная информация
при проверке не подтверждается, так как могла
оказаться вымыслом агента или изложена в «свободных»
домыслах оперативника, а бумага стерпит все. Тем более
что оперативную информацию способно перепроверить
только руководство того ведомства, которое получило ее,
и поэтому Комитет не мог опровергнуть то, что судачили о
нем сотрудники МВД, а те не могли сделать обратное.
Так страсти между этими конторами накалились до
предела, а в это время, в канун нового 1981 года, возникло

~180~


новое «бриллиантовое дело». Через три недели после
убийства Федоровой, 30 декабря, обворовали известную
дрессировщицу Ирину Бугримову.

Поздним вечером того дня к высотному зданию на
Котельнической набережной, где жила артистка, подъехала
машина, и трое мужчин внесли в подъезд огромную елку.
Они сообщили консьержке, что идут с поздравлениями
к артистке Бугримовой, но та ответила, что никого дома
нет. Мужчины попросили разрешения поставить елку у
дверей ее квартиры, чтобы не мотаться с ней по городу. Их
пропустили, так как привыкли ко многим поклонникам
знаменитой дрессировщицы, но гости долго не спускались
вниз. Это вызвало беспокойство у консьержки, и она поднялся
к квартире дрессировщицы. Елка стояла у дверей, а
гости исчезли. Она вызвала милицию и хозяйку квартиры
Бугримову, которая обнаружила кражу своей знаменитой
коллекции бриллиантов. Не работала и установленная
в квартире охранная сигнализация. Было очевидно, что
здесь побывали профессионалы высокого класса, которые
вскрыли дверь черного хода и скрылись с похищенными
бриллиантами.

Накануне кражи народная артистка СССР появилась на
торжестве по случаю юбилея советского цирка во всей красе
своей коллекции бриллиантов. Все присутствующие были
ослеплены красотой камушков артистки, а присутствующие
разбирались в этих вопросах. У Бугримовой была одна из
лучших частных коллекций бриллиантов в мире. На этом
торжестве присутствовали дочь генсека Галина и жена министра
внутренних дел Светлана Щелокова, которые тоже
восхищались великолепными бриллиантами Бугримовой.
Это потом и стало определяющим обстоятельством в оперативной
информации КГБ о причастности к этой краже
бриллиантовой мафии.

Сотрудники КГБ с первого дня взяли эту кражу под
свой контроль. Квартирная кража и госбезопасность страны
никак не укладывались в одно целое. Хотя у Лукина уже

~181~



был недавно случай, когда он убедил чекистов, чтобы они
забрали у него уголовное дело по квартирной краже у гражданина
Ширанского для дальнейшего расследования в КГБ,
но там было принято такое решение исходя из оперативных
соображений, чтобы сотрудники милиции не попортили
чекистам игру.

Однако эта кража была совершена после выхода Бугримовой
в свет и этим была похожа на ограбление вдовы
Алексея Толстого в части наводки на их квартиры. Откуда
артистке и вдове писателя было знать, что бриллиантовая
мафия крутилась именно в этих кругах! Так что они сами
подписали приговор своим драгоценностям, решив покрасоваться
перед первыми леди государства. Это была
всего лишь версия на основе оперативной информации,
зато какая! Раскручивая ее, можно было бросить тень на
семью и окружение генсека Брежнева и министра Щелокова.
И огромная армия оперативного состава в тандеме с Генеральной
прокуратурой, засучив рукава, принялась за работу.

А как могла существовать эта версия без связующего
звена, не сами же «первые леди» направляли жуликов на
квартиры, где хранились бриллианты! Вот и вырисовался все
тот же певец Борис «Бриллиантович», хотя ему не требовалось
ничего подсказывать, он и сам посещал все знаменитые
тусовки и прекрасно видел эти бриллианты.

Прошла информация, что якобы дочь генсека предложила
артистке огромные деньги за коллекцию, но та отказалась
ее продавать. После чего Галина будто бы обмолвилась, что
если она ей их не продаст, то придется лишить ее брюликов,
чтобы та больше не сверкала ими на бомондах. Насколько
все это являлось правдой — неизвестно, но в отношении
Бориса Буряце информация сначала частично нашла подтверждение.


Сбыть похищенные у Бугримовой брюлики в СССР
было невозможно из-за их редкости и красоты. Выдали ориентировки
на все международные аэропорты и пограничные
пункты контроля Советского Союза.

~182~


Андропов приказал своему первому заместителю Семену
Цвигуну приступить к расследованию кражи. Цвигун
подключил свое новое подразделение по борьбе с уголовной
преступностью. Его сотрудники, используя уже наработанные
связи и влияние среди воров в законе, получили информацию,
что похищенные бриллианты будут переправлять в Западную
Германию через Фризского. Он ранее проходил по информации
как скупщик краденного, которому разрешали вылеты за
границу к родственникам. За ним было установлено наружное
наблюдение, а через три дня его взяли на досмотре в аэропорту
Шереметьево. Лукин еще раз убедился, что в СССР
действовали понятия «граница на замке» и «железный занавес
». В пальто Фризского обнаружили зашитый замшевый
мешочек с бриллиантами Бугримовой. В отношении Фризского
возбудили уголовное дело по контрабанде, которое уже
входило в компетенцию КГБ, но Андропов распорядился
передать его для объективности расследования в следственное
управление Генеральной прокуратуры, а за чекистами осталось
оперативное сопровождение этого дела. Так чекисты на
полном законном основании наложили лапу контроля на все
мероприятия милиции по квартирной краже у Бугримовой.

Фризского доставили в следственный изолятор КГБ
в Лефортово, где он в тот же день выложил все, что знал.
Действительно, кражу совершили профессиональные квартирные
воры, у которых он скупил эти камушки. Так же он
сообщил, что часть этих бриллиантов скупил Борис Буряце.
У чекистов появилась реальная возможность раскрутить
Бориса на всю бриллиантовую мафию.

Провели обыск на квартире Бориса и на самом деле
изъяли несколько бриллиантов, похищенных из квартиры
Бугримовой. Его поместили в следственный изолятор КГБ
Лефортово, и дочь генсека Галина уже не смогла его спасти,
так как сама попала в поток оперативной информации о
причастности к бриллиантовой мафии.

Квартирных воров задержали и осудили вместе с Фризским.
Уголовное дело по Борису Буряце выделили в отдель


~183~



ное производство, потому что не доказали ему причастность
ни к этому делу, ни к другим «бриллиантовым делам». Его
крутили в изоляторе КГБ полтора года на выдачу негативной
информации на родственников и окружение первых лиц
государства, но в нем текла цыганская кровь, а от цыган
редко получали такую информацию.

Чекисты в те времена долго расследовали не только эту
историю, поскольку ждали времени «Ч», то есть смены
власти, когда можно было бы выплеснуть ушат помоев на
окружение генсека и взять власть в свои руки. В стране шли
перемены, власть переходила в руки КГБ.

Бориса осудили за спекуляцию драгоценностями и приговорили
к пяти годам лишения свободы с конфискацией
имущества. Квартира на улице Чехова, которую подарила
Борису «Бриллиантовичу» Галина, тоже отошла государству,
но не суждено было ему вернуться из мест не столь
отдаленных… Через несколько лет из уголовного кодекса
убрали статью за спекуляцию, как и за нарушение правил
валютных операций, по которым граждан приговаривали к
длительным срокам, а то и ставили к стенке. После отмены
этих статей многие стали не судимыми, а потерпевшими от
советской власти, но Борис Буряце слишком много знал,
потому и сгинул в застенках.

Как-то к Лукину заехал на работу его знакомый Евгений
из МУРа. Он перешел из убойного отдела в разбойный к
Николаю Куценко и продолжал поиски утраченной броши
«Бурбонская лилия» вдовы писателя Алексея Толстого.
Драгоценности так и не нашли, но осталась их история,
которой интересовались оперативники. То был именно
интерес к делу, а не поиски, потому как дело было раскрыто
и преступники установлены, а другие дела не позволяли
заниматься поисками в полном объеме.

— После гибели основных участников ограбления
вдовы потеряна всякая надежда выйти на след похищенной
броши, — вздохнул Евгений.

~184~


— Евгений, но вещь-то приметная. Недаром столько
жуликов нацеливалось похитить ее. Может быть, поискать
среди тех, кому она сильно понравилась?

— Хозяйка только однажды надела эту брошь — на прием
в посольстве Франции, а ты знаешь, кто присутствовал
на этом фуршете. Нет, нам к ним не подобраться… Да и последний
адрес, где видели эту брошь, тоже не проверишь.
В Баку хранят такие секреты не менее рьяно, чем в Москве.
Кстати, я потом встречался с Людмилой Ильиничной у нее
дома. Она прониклась к работникам милиции доверием,
после того как мы нашли разбойников и похищенное. Она
оказалась весьма приятным собеседником и рассказала мне
о встрече на этом приеме с нашим министром и его женой.

— Да я об этом слышал.

— Но ты не знаешь историю броши, которую вдова поведала
в тот вечер жене Николая Анисимовича! Я ничего
плохого не хочу сказать, просто информация могла попасть
к любителям подобных редкостей. Ведь серьги вдовы ушли
первому лицу Азербайджана, так почему эта брошь не могла
достаться другому, не менее влиятельному «слуге народа»?

— Уж конечно такая вещь не могла попасть к какомунибудь
барыге, скупающему краденые ценности! — усмехнулся
Лукин. — Да тот бы и побоялся ее приобретать. Вот
поэтому и почикали всех, кто мог бы сегодня рассказать,
куда все-таки делась эта брошь.

— И Веру отпустили к мужу во Францию, потому что
она не знала ни о чем, кроме как о наводке. А история броши
весьма непростая. Кто ее носил при Людовике — доподлинно
неизвестно. У нас же изначально брошь принадлежала
отцу писателя — богатейшему и могущественному графу
Николаю Толстому. Когда он узнал, что Александра Леонтьевна
ждет от него ребенка, подарил ей эту фамильную
драгоценность, но семейная жизнь у них не сложилась, она
ушла к другому мужчине. Так у Алексея Толстого появился
отчим.

~185~



После смерти графа Алексей получил графский титул.
Когда же он женился, то мать передала эту драгоценность
сыну. Но он по молодости не мог по достоинству оценить
брошь и перед революцией, попав в затруднительное положение
с деньгами, уступил «Бурбонскую лилию» одному
знакомому московскому издателю, очень богатому человеку,
за крупную сумму. Деньги промотал, а про драгоценность
забыл. Во время революции, как и все графья, он выехал
за бугор, но потом под влиянием пролетарского писателя
Максима Горького вернулся на Родину. В Москву он приехал
с Людмилой Ильиничной. Какая она была красавица, ты и
сам видел, можешь представить.

— Она и сейчас даст фору многим молодым красавицам.
А эта дворянская манера держаться даже во время
нападения!

— Да, ты прав. Об этом даже преступники после ареста
рассказывали с восхищением. Так вот, в начале их семейной
жизни Алексей Толстой получил крупный гонорар и уже по
привычке отправился в антикварную лавку в Столешниковом
переулке, высматривая, что бы этакое купить и как бы
от этих денег побыстрее избавиться. Граф отлично знал цену
денежным знакам в СССР. Ровно порезанная бумага, не
более того, потому что можно было, к примеру, проснуться
однажды утром и услышать по радио, что деньги отменены.
Заходит он в ювелирную лавку и видит под стеклом эту
самую «Бурбонскую лилию». Фамильную драгоценность.
Он ее сразу узнал. Поинтересовался на всякий случай у
ювелира о владельце драгоценности, и им оказался тот
самый издатель, которому писатель продал эту брошь до
революции. Наутро граф выкупил свою брошь и подарил
ее Людмиле Ильиничне на годовщину их свадьбы. Потом
они долго подбирали к этой броши серьги с бриллиантами
в десять карат, — поведал Евгений.

— Если они подобрали к броши серьги, то вряд ли этот
бриллиантовый гарнитур разъединили при продаже. В Баку
народ богатый, и думаю, что брошь ушла в те же руки, что

~186~


и серьги. Мне вполне понятны похождения Алексея Толстого
по антикварным лавкам, чтобы потратить крупные
суммы денег на ценности, но неужели он скопил такие
баснословные богатства только на этих операциях? И была
ли случайной его встреча с Людмилой Ильиничной? Хотя
это уже не касается нашего дела об ограблении.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что писатель вернулся на Родину из эмиграции.
Хоть и называли его «красным графом», но он
был писателем, и вряд ли спецслужбы могли оставить его в
покое. Они должны были знать все — его мысли, настроение,
о чем он пишет… Я с большой симпатией отношусь к
Людмиле Ильиничне, но она все-таки дочь расстрелянного
белого генерала, да и муж ее после ареста пропал бесследно,
а я знаю, что в нашей стране бывает с детьми «врагов народа
». Минимум ссылка, а то и срок в лагерях. После этого
о столице и других крупных городах забудь. А Людмилу
Ильиничну приводят в дом к сердобольной жене писателя
Наталье Васильевне, и та сама просит мужа взять ее к себе
секретарем! Ведь было понятно, что он не сможет пройти
мимо ее ослепительной красоты помноженной на молодость,
стать и ум. И при такой биографии ей разрешают создать
семью с писателем! Никто не побоялся, что она может
воспользоваться его любовью и направить его творчество
на описание советской действительности, как она была на
самом деле, а ты не забывай, что это были годы репрессий.

— То есть ты думаешь, что она была завербована НКВД
и подставлена писателю?

— Конкретно утверждать не могу, кроме того что уже
сказал, а таких случаев с известными людьми много, когда
им подводили для брачного союза «своего человека».
Лучшего агента и не найдешь. Много было и у «хозяев»
просчетов в таких делах. Одни влюблялись по-настоящему
и забывали про свои задания, да и Людмила Ильинична с
ее характером и дворянским воспитанием не могла причинить
вред своему мужу. Просто ставят иногда таких людей

~187~



в безвыходное положение… Это и сейчас практикуется. Так
могло быть и с актрисой Федоровой, которой в молодости
голову заморочили на уровне руководителя НКВД Ягоды, а
сейчас могли просто зачистить, говоря на языке спецслужб,
как только поняли, что она собралась покинуть СССР и
переехать в Америку. Можешь себе представить, что она
могла знать, если общалась на таком уровне!

— Да, ты был прав, когда говорил, что расследование
убийства будет спущено на тормозах…

— А какой смысл показывать бурную деятельность по
несостоятельным версиям, когда знаешь, что искать надо в
другом месте, а там даже шелохнуться не дадут?

— Ну, мне пора. Ты звони, если будут вопросы, — попрощался
Евгений.

Руководство Свердловского РУВД давно понимало,
что в 17-м отделении милиции можно сломать себе карьеру,
если предвзято проверять его начальников. Что-то они не
докрутили, когда создали такой тандем из Виктора Лукина
и Александра Литвиненко, которые через полгода стали для
них недосягаемыми. Процент раскрываемости они подняли
выше всех отделений милиции в столице и связями обросли,
поэтому их стали побаиваться еще больше. Заместитель начальника
управления по оперативной работе Максим Никонович
открыто заявлял, что они реально претендуют на его
место. Теперь можно было убирать их только на повышение.
Они тогда посмеивались над его чудачествами. Во всяком
случае, у Лукина и мыслей не было, чтобы занять кресло
своего начальника, хотя, забегая вперед, можно сказать, что
опасения Максима Никоновича окажутся не напрасными и
через год это случится, но при таких обстоятельствах, что
Лукин будет этому не рад. Но это только через год.

А пока по результатам оперативно-розыскной и служебной
деятельности отделению милиции вручили переходящее
Красное знамя Свердловского РК КПСС. Знамя
вручала в райкоме партии секретарь Линева Александра

~188~


Андреевна, которая слегка улыбнулась Лукину и поинтересовалась
его делами. Это она в свое время рассмотрела Лукина
на комсомольском собрании завода, когда его избрали вожаком
и вручали красный диплом «Лучший молодой рабочий
завода». Он тогда занимался спортом и во всем старался
быть первым, да видимо так и сохранил это желание до сих
пор. Лукин считал, что это неплохая черта для мужчины.
Вот тогда после комсомольского собрания Александра Андреевна
и предложила ему вступить в партию, а Лукину не
хватало двух месяцев до восемнадцати лет.

Прошло много лет, а секретарь райкома партии оставалась
все такой же женщиной неопределенного возраста,
следящей за собой. Лукин отметил, что над ее головой колдовали
мастера, вернувшиеся с международных конкурсов
где-нибудь в Париже. Цвет ее волос был удивителен. Самая
малость сиреневых и лиловых оттенков гармонично сочеталась
с ее собственной сединой. Все эти оттенки были
подобраны мастерски и располагались в нужных местах
сложной прически. Лукин в этих вещах разбирался. Это
раньше партийные работницы ходили в кожанках и красных
косынках, а теперь только так. После службы в армии
Александра Андреевна отправила его на работу в уголовный
розыск, поэтому могла на полном законном основании поинтересоваться
его делами, но Лукин всегда был немногословен
с руководством такого ранга.

— Спасибо. Все хорошо, — ответил Лукин.

— Вы добились высоких показателей в работе, и хотя
Красное знамя переходящее, желаю вам его удержать и
никому не передавать.

— Будем стараться.
Рядом стоял начальник управления Жеглов.


— Теперь попробуй у них отнять. Не отдадут.

— Василий Дмитриевич, а можно поинтересоваться, в
каком состоянии мой квартирный вопрос? — Виктор сообразил,
что сейчас самое время напомнить руководителю о его
обещании помочь с новой квартирой. Тот посулил квартиру

~189~



за раскрытие кражи из ресторана «Узбекистан», которое
Лукин с коллегами провели мастерски. Жеглов и сам был с
Александрой Андреевной в хороших отношениях, поэтому
знал о ее покровительстве Лукину.

— А что, он еще не решен? Я давно дал указание председателю
жилищной комиссии решить эту проблему. Вы к
нему подходили?

— Да, неоднократно, но он объясняет, что очередь не
подошла, хотя я знаю, что она уже неоднократно прошла,
потому как сотрудники, стоявшие за мной, уже празднуют
новоселье.

— Я с ним разберусь, — ему, видимо, было неудобно перед
Лукиным, так как он обещал решить этот вопрос лично.
Лукин не стал подливать масло в огонь. Он мог сказать,
и не голословно, что председатель комиссии берет взятки
за решение жилищных вопросов. Некоторые сотрудники
с периферии жили с семьями в общежитии, но с другой
стороны — это их трудности. У них в деревнях на родине
остались дома, а Лукин хоть и жил в отдельной двухкомнатной
квартире родителей, но прописан был вместе со своими
близкими родственниками в другой и прописал туда же свою
жену, поэтому и стал очередником для постановки на учет
по получению жилья. Его опер Крутов перед получением
квартиры подошел к нему за советом.

— Председатель комиссии намекает, что ему надо дать, и
он решит в исполкоме, где у него работает брат, мой вопрос
положительно. Я знаю, что вы стоите в очереди впереди,
поэтому хочу знать, как мне поступить?

— Если он намекает, а у тебя есть что дать, то надо дать,
иначе он просто отдаст квартиру другому очереднику. А меня
он все равно обойдет, потому что мне противно ему даже
что-то предлагать после обещания руководителя управления.

— Спасибо за совет. Я так и сделаю.
Через некоторое время Крутов получил трехкомнатную
квартиру в старом доме, но на Петровском бульваре, а к Лукину
после еженедельного совещания руководящего состава

~190~


управления подошел председатель жилищной комиссии
Кулаков и прошипел:

— Ты на меня пожаловался начальнику! Хорошо, будет
тебе официальный ответ из исполкома о предоставлении
квартиры.
До этого у них были вполне добрые отношения, но тут
мужика словно подменили. Видимо «боковые» деньги
портят руководителей.
Через неделю он вручил Лукину ответ исполкома о том,
что его очередь на получение квартиры переносится в связи
с тем, что для первоочередника у него аж лишних полметра
квадратных. Лукин понимал причину отказа и переноса
его квартирного вопроса в разряд нерешаемых. Начальник
управления Жеглов ушел на повышение в городское управление,
а чтобы он не думал, что выполнил свое обещание,
Виктор показал ему это письмо исполкома.

— Я с ним сам разберусь, но теперь, после такого письма,
ничего сделать не могу, — подвел он итог.

— Я тоже понимаю, что это сделано специально, забили
клинышек в это дело и жилищный вопрос сделали нерешаемым.
Можно было и самому разобраться с этим деятелем,
когда он будет получать взятку, но будет пятно на весь
район. И потом — я не люблю склочничать, а уж тем более
сдавать коллег по работе. Можно бы решить этот вопрос с
председателем исполкома через тестя, но мне противно так
шагать. Что ж, подожду.

— Вот и я о том, надо подождать. Ты позвони мне через
пару месяцев.
Виктор знал, что не будет звонить. Хоть тот и был «уездным
князем» в районе, но сдержать слово не смог, поэтому
какой смысл перезванивать? Руководитель получил повышение
по службе, зато потерял вес в руководстве районом.
Лукин понял, что дальше придется добиваться всего самому,
благо, что с жильем они с женой не бедствовали, потому как
родители почти постоянно жили на даче, на реке Проне, и
в Москве бывали редко.

~191~



Во время очередного дежурства от руководства по отделению
милиции Лукин проверял милицейские посты.

— Товарищ майор, может квасу с хреном? — постовой
милиционер протянул Лукину служебную книжку для отметки,
что его пост проверен и замечаний нет.

— Это с чего вы мне такое предлагаете? — Лукин знал,
что таким напитком обычно снимают алкогольный синдром
после изрядной выпивки.

— Ваш предшественник завсегда у нас этот квас с хреном
отведывал при проверке нашего поста, — стушевался
милиционер.

— Ну что ж, не буду нарушать традиций, но, я думаю,
вы же не сами бегаете за квасом?

— Нет, конечно. Я сейчас скажу метрдотелю и заодно
вас с ним познакомлю. Может пригодиться.
Этот пост милиции был около ресторана самым ближним
к Кремлю, да и не было ресторана в Москве ближе к
Красной площади, чем «Славянский базар». Лукин после
проверки этого поста всегда выезжал на Красную площадь
напротив Исторического музея и сворачивал в сторону
площади Революции. Первый раз он дал команду водителю
следовать этим маршрутом, чтобы сократить расстояние
до отделения милиции, но их маневр перекрыли две черные
«волги» наперерез, сорвавшиеся с места стоянки у
музея. Лукин вышел из машины и представился, объяснив,
что проверяет посты. Один из них махнул рукой, и Лукин
увидел подходивших сзади мужчин в штатском. «Хорошо
служба поставлена», — отметил он про себя. После этого
его машина примелькалась, и сотрудники ГАИ на Красной
площади отдавали ему честь, а он здоровался с ними кивком
головы. У этих сотрудников от милиции была только форма,
зарплату они получали на Лубянке в доме два.
Вышел в ресторанной униформе метрдотель.

— Николай Петрович, — представился он. — Мне както
неудобно выносить кружку с квасом в вестибюль. Может,
вы присядете за стол? Мы можем предложить вам пообедать.

~192~


— Спасибо, Николай Петрович, меня зовут Виктор
Павлович. Обедать я как-то не собирался, хотя у вас ни разу
не был и хотелось бы ознакомиться с меню. Мне постовой
предложил хватить кружку кваса с хреном на ходу, вот я и
не отказался.

— Это предыдущий начальник угрозыска именно так и
поступал. Ему постовой выносил квас в вестибюль.

— Этого мне и самому не хотелось бы.

— Тогда прошу за стол. Мы вас быстро обслужим.

— Ну, если быстро, то я сдаюсь.

— И главное, качественно!

— В этом у меня сомнений нет. Все-таки «Славянский
базар»!
Лукину давно хотелось посетить этот ресторан, но в последнее
время он привык ходить только в те общепитовские
заведения, где были хорошие знакомые из обслуживающего
персонала. Не потому что хотелось пройтись на халяву,
это не Средняя Азия или Закавказье, в Москве такое не
прокатывало. Обсчета со стороны официантов он тоже не
опасался, так как сам мог поправить их при случае. Просто
знакомые могли быстро и качественно обслужить.
Он вспомнил оперов МУРа из фильма «Рожденная
революцией», когда они впервые пришли на задание в ресторан,
и решил тоже блеснуть перед Николаем Петровичем
знанием меню их ресторана.

— Николай Петрович, а нет ли у вас балычка с Дона?
Янтаристого, чтоб степным ветерком попахивал. Икорки
белужьей парной да поросеночка с хреном или жареного
с кашей.

— Помилуйте, князь! — в тон Лукину ответил Николай
Петрович, и они вместе рассмеялись. Они оба хорошо знали
описание ресторана «Славянский базар» царских времен
классика Гиляровского.

— Так чем покормите?

— Тестовская селяночка как? — поинтересовался Петрович.
— Селяночку из осетрины, со стерлядкой, золотую

~193~



от нагулянного жирка, да расстегайчиков с налимьими печенками.
А потом я рекомендовал бы натуральные котлетки
«а ля Жардиньер». Телятинка хороша — как снег, белая.
От нашего повара Семена Ивановича. И конечно лососинку
Грилье. Зеленцы пощерботить прикажете?

— Пощерботь, пощерботь! — Лукин закатился смехом.
— Вы, Петрович, прирожденный актер. Неужели всё
это есть?

— Ну, не как сто лет назад, но стараемся, и селяночку
с расстегайчиками сделаю точно. А вам бы тоже податься
в актеры. Такой бедный и несчастный начальник уголовного
розыска — квасу с хреном захотел! А как насчет
ста граммов водки за знакомство? На правах хозяина я
угощаю.

— Петрович, я на работе.

— А я что? Прогуляться вышел? Мы по сто граммов,
иначе не почувствуете вкуса горячей селянки.

— Хорошо. Я только машину служебную отпущу и постового
предупрежу, что дальше пойду пешком.

— Вот это правильно.
Моментально на столе выстроились холодная «Столичная
» с испариной ото льда, маленькие розетки с черной и
красной икрой и блюдо семги, украшенное лимоном. Потом
принесли блюдо с мясным ассорти и много различной
зелени с огурцами и помидорами. Ну, как можно пить водку
без селедочки и белых маринованных грибочков? Лукин
прикинул по цене, тянуло рублей на двадцать. В кармане у
него было всегда не менее пятидесяти, поэтому он оставался
спокоен. Конечно же, он понимал, что за весь стол ему не
придется платить, но пополам с Петровичем был готов. В те
же царские времена обслуга зарплату от хозяина ресторана
не получала, а была на полном хозрасчете, поэтому могла
себе позволить такие угощения властей. Теперь у работников
ресторанов зарплаты небольшие, но возможностей
угостить власти гораздо больше, чем при царе. Теперь «все
вокруг колхозное, все вокруг мое».

~194~


Лукин уже понял, что ста граммами они не обойдутся.
Он взял у Петровича телефон и попросил начальника подменить
его вечером, так как у него появились срочные дела.

— Может, пригласить твоего начальника?

— Нет, Петрович, а кто работать будет? И потом мой
новый шеф — не сторонник таких посиделок, у всех на виду.

— Ну и правильно. Давай выпьем за знакомство. Я не
со всеми работниками милиции это делаю. К тебе можно
на «ты»? К тебе я как-то сразу проникся. Ты умеешь располагать
к себе людей. Я прав?

— Есть немного. Я тоже увидел не простого метрдотеля,
а знатока старины.
Красная семга сменилась янтарным балыком ряпушки.
Выпили по стопке. На соседнем столе официант разливал из
фарфоровой супницы селянку, и на небольших тарелочках
пылали жаром продолговатые расстегаи. Официант был одет
на манер полового — в рубаху красного цвета с широким
шелковым поясом, светлые брюки, заправленные в сапоги.
Даже его прическа с четким пробором посередине подчеркивала
возраст ресторана. Как можно было отказаться от обеда
в такой обстановке «бедному» оперу! Хотя в старинные
времена только в «Славянском базаре» половые служили
во фраках, и называли их не половыми, а официантами, но
гости их звали: «Человек!».

— Под селяночку! — предложил Петрович.

— Петрович, а расстегаи с какой рыбой?

— С парным судаком. Налимов не поймали, извиняюсь.

— Тогда наливай и поедем ко мне на рыбалку за налимами!


— С тобой с удовольствием. Пробовал налима и расстегаи
с налимьей печенкой, но никогда не ловил. За ним,
говорят, надо ехать на Север или в Сибирь?

— Совершенно правильно говорят, Петрович, но я знаю
одно местечко на юге Московской области, где налима не
так много, однако попадается.

— Вот это мне интересно. Ты, оказывается, еще и рыбак?

~195~



— Так, занимаюсь всем понемногу… Ты употреблял
налимью печенку и, наверное, обратил внимание, что она
насыщена рыбьим жиром, как тресковая?

— Да, и по вкусу чем-то схожа.

— Правильно, потому что налим — из семейства тресковых
рыб. Причем единственная, которая обитает в наших
пресноводных реках. И рыбалка на нее особенная — ночная
и на жерлицы. Ближе к глубокой осени налим готовится к
метанию икры и начинает пожирать мелочь вокруг себя.
Любит он пескарей и огольцов, а особенно ершей, как он
только не ранит горло этой колючкой! Надо только знать
его яму, где он отлеживается, и маршруты, которыми он
плавает. Остальное дело техники. Подвел ему под нос
ерша на крючке — и вынимай. Пескари и ерши любят, как
и налим, чистую и ключевую водицу, а наша река Проня и
состоит из многочисленных родников и ключей. Так что собирайся,
Петрович, посмотришь на налима в реке. Красивая
и необычная рыба! У нас он с черной спинкой и желтым в
пятнах брюхом, а плавники на спине двойные, поэтому вид
у налима лохматый, как у черта.

— Давай, Палыч, за будущую рыбалку по пятьдесят.

— Петрович, с тобой с удовольствием, — Лукин всегда
умел быстро наводить мосты с незнакомыми людьми.
В конце вечера Лукин достал портмоне, но Петрович
остановил его.

— Не обижай, Палыч, ты сегодня у меня в гостях, а с
тебя рыбалка на налимов.

— Но смотри, если не сможешь поехать, то я поймаю
и привезу к тебе на работу. Вместе приготовим на кухне.

— Договорились.
«Половые и официанты в царские времена жалованья
в трактирах и ресторанах не получали, — вспомнил Лукин
классика, — а еще сами платили хозяевам из доходов или
определенную сумму, начиная от трех рублей в месяц
и выше, или двадцать процентов с чаевых, вносимых в
кассу».

~196~


Настроение у него было праздничным, и устроил его
Петрович. А то он большей частью обедал в своем кабинете
чаем с сушками.

— Палыч, а на квас с хреном я тебя утром приглашаю!
Хоть мы с тобой и выпили немного, но этот напиток именно
для утра, поэтому употребляют его при синдроме похмелья.
Это твой предшественник употреблял его в любое
время суток, уж не знаю, почему. Наверное, скорее — от
чего?

— Спасибо, Петрович, за теплый прием.

У Даши все шло, как было задумано. Ее приняли в
члены КПСС и избрали секретарем комитета комсомола
института на правах райкома. Виктор был этому рад, потому
что в райкомах партии и комсомола его знакомые иногда
интересовались: «Лукина Даша не ваша родственница?»
«Моя жена», — с гордостью отвечал он.

В райкоме комсомола еще оставались его бывшие соратники,
которым уже было за тридцать, а они так и застряли на
работе с молодежью. Правда, некоторые из них вырвались из
этого круга и стали руководителями крупных предприятий,
но таких были единицы. Павел Кондратьев стал секретарем
райкома партии. Нет, Лукин им не завидовал. У него была
его любимая работа, которую он делал хорошо.

— Виктор, у нас в Долгопрудном будут сборы секретарей
комсомола на неделю, я должна быть, — сообщила
Даша, когда он вернулся домой.

— Конечно. До Долгопрудного двадцать минут езды на
электричке. Если неудобно, то могу утром отвезти на машине
и вечером забрать, я вполне успею до работы, а вечером
после работы. Во сколько сборы будут заканчиваться?

— Нет, ты не понял. Я должна там жить.

— Что, ночью тоже будут сборы и совещания? — Лукин
на самом деле не понял, как можно жить в двадцати минутах
езду от дома.

— Ну, мне так сказали в райкоме комсомола.

~197~



— Тогда есть несколько вариантов. Знаешь, Даша, я сам
работал в комсомоле и знаю про эти сборы не понаслышке.
Один вариант я уже предложил. Другой — могу позвонить
Дёме, секретарю райкома комсомола, и освободить
тебя от этих сборов, тем более что они никак не влияют на
твой карьерный рост. Ты, наверное, забыла, что тебе уже
предлагают место старшего преподавателя на кафедре политэкономии?


— Нет, я все помню, спасибо тебе за помощь в моем
карьерном росте, но я должна там быть всю неделю.

— Тогда остается только один вариант, как только ты
в первый же день не возвращаешься домой, утром я иду в
ЗАГС и подаю заявление на развод. Ты меня знаешь.

— Я тебе все объяснила, по-другому у меня не получается.


— Я тоже все объяснил и комсомольского б…ва в своей
семье не потерплю.

— Может быть, это раньше происходило на ваших комсомольских
сборах? — возмутилась Даша.

— Нет, раньше мы были более целомудренные, и замужние
комсомольские лидеры не оставались ночевать на
сборах, когда до дома двадцать минут езды, тем более что я
предложил свои услуги!
Конечно же, она всю неделю пробыла в Долгопрудном,
а Виктор на самом деле подал заявление в ЗАГС на развод.
В этот период позвонили ее родители с Камчатки, и Виктор
пояснил, что Даша на комсомольских сборах.

— Далеко? — поинтересовался Николай Сергеевич.

— В двадцати минутах езды от дома.

— А вечером будет?

— Нет, она там живет.

— У вас черти что творится в семье. Мы хотим через
три дня прилететь.

— Я думаю, пока не надо. Мы сами разберемся.

— И как же?

— Я подал заявление на развод.

~198~


— У меня к тебе просьба, когда Даша приедет домой,
пусть нам позвонит. А ты пока не горячись, подумай. До
встречи, — посоветовал тесть.
После окончания комсомольских сборов у Виктора уже
не было желания встречать жену дома с цветами. Он надолго
задержался на работе, благо, что ее всегда хватало. За эту неделю
он окунулся в свой привычный холостяцкий режим,
и его больше не радовал домашний уют. Когда он вошел в
квартиру, Даша сидела на диване и ревела.

— Что ты наговорил папе?! Он ругал меня последними
словами и сказал, что если ты разведешься со мной, то я
ему не дочь.

— Ничего я ему не говорил, а уже давно надо было бы.
Он знает, что ты живешь на сборах в двадцати минутах от
дома и я подал заявление на развод.

— Я тебе не дам развода.

— Ты отлично знаешь, что у меня все судьи в районе
знакомые. У нас с тобой нет детей, поэтому я с ними выпью
чаю или еще чего-нибудь, и они тебя даже спрашивать не
будут, сделают все в один день. Поэтому лучше тихо оформи
развод в ЗАГСе. Кстати, это было одним из пожеланий
твоей мамы в день нашей свадьбы, чтобы мы разводились в
ЗАГСе, если до этого дойдет.

— Какой же ты!.. Я знаю, ты крутой, даже мои родители
тебя так зауважали, что им родная дочь не нужна, но нельзя
же быть настолько безжалостным!

— Это я безжалостный?! Сама говоришь, что зауважали!
Значит, до этого пришелся не ко двору? Что, надо было тебя
поколотить и не пускать на сборы? Нет, ты уже взрослая девочка.
Я тебе четко объяснил, что будет, и держу свое слово,
хотя ты сама знаешь, что развестись надо было раньше.

— Вот раньше было бы лучше, а теперь родители за тебя!

— Я что — за эти годы тебе чем-нибудь навредил?

— В том-то и дело, что ты поднял меня и сделал то, чего
никто не мог сделать, даже родители.

— Поэтому ты мне так и отплатила.

~199~



— Я не хотела, мне надо было быть там!

— Ты через неделю уходишь с работы в комсомоле, и
тебе эти сборы ничего не дают! Поэтому даже не спрашиваю
причину, по которой тебе так надо было быть там, потому
что не может существовать иной, кроме встречи с любовником
на неделю!

— Это не так. По вечерам мы обсуждали проблемы.

— Государственного переворота?

— Я твоих шуток иногда не понимаю.

— А шутки закончились, тебе надо явиться утром в
ЗАГС. И выдай мне постельное белье, я буду жить в гостиной.

— Ты хорошо подумал? А как же твоя карьера после
развода?

— Плевать я на это хотел. Ведь развожусь я не с работой,
это надо было тебе лучше думать!

— Виктор, прости меня. Никого у меня нет, я только
тебя люблю.

— Это я знаю, ты даже на это не способна! Для тебя
только комсомол существует, вот и живи с ним, радуйся,
нашла себе применение с кандидатской степенью. Для тебя
уже место готово старшего преподавателя института, а ты
все в комсомол играешь.
Через три дня прилетел тесть. Остановился в гостинице
«Москва». Родное гнездо ЦК КПСС. Вечером собрались
дома на ужин. Виктор, как всегда, накрыл стол одними дефицитами
и бутылкой армянского коньяка. Даша на кухне
мыла посуду, а они добили эту бутылку и начали другую.
Разговор по-трезвому на эту тему не клеился.

— Останетесь у нас ночевать? — поинтересовался
Виктор.

— Нет, поеду в гостиницу, там я чувствую себя свободно.

— Тогда я вас провожу.

— Вот сейчас допьем вторую и посмотрим, кто кого
будет провожать.

— Да, я знаю, гвардия не стареет, и литром ее не сшибешь.


~200~


— Вот, вот. Виктор, скажи мне откровенно. У тебя ктото
есть, и ты хочешь из-за этого развестись?

— Скажу честно, как мужчина. У меня никого нет и не
было. Хотя это не красит мужчину, и теперь в этой ситуации
не на кого даже опереться, я имею в виду женское плечо. Это,
наверное, неправильно.

— Ты мне понравился сразу, как только мы познакомились
и переговорили. Я понял, что за твоим веселым нравом
стоит настоящий мужчина с очень серьезной мужской
профессией. Поэтому за Дашу извини. Недовоспитал. Она
же последние восемь лет была оторвана от дома. Сначала
студентка, потом аспирантура… Я думал, что ты сможешь
повлиять на ее необдуманные поступки.

— Я влиял до поры до времени, но Даша, видимо, из тех
людей, которые любят только брать. Она всего добилась, и
теперь ей плевать на мое мнение и предупреждения.

— Ты во всем прав, но у меня предложение. Если у тебя
никого нет и ты не собираешься сразу жениться, забери заявления
в ЗАГСе, поживите, может, помиритесь, а нет — тогда
разведешься. Ты же знаешь, как у нас смотрят в парткомах
на разводы, а уж тем более в органах. Тебе чуть больше
тридцати, и уже майор. К сожалению, я не очень владею
обстановкой в МВД, а вот если бы ты приехал на Камчатку,
то я мог бы многое для тебя сделать в карьерном росте.
Виктору припомнился его роман с француженкой, когда
он понимал, что может поставить крест не только на своей
карьере, а вообще на работе в органах. Тогда его это меньше
всего щекотало, а теперь у него больше ничего не осталось,
кроме работы в угрозыске.

— Я много раз прощался со своей карьерой, поэтому для
меня это не такой уж удар, однако за приглашение спасибо.
Обязательно прилечу. Скоро в отпуск ухожу. Хорошо, я
заберу заявление.

— Вот и чудно. Давай за это выпьем. Даша, иди к нам,
выпьем за возрождение семьи Лукиных, а тебе последнее
предупреждение от отца, я уже сказал тебе все.

~201~



Какой-то он был человечный человек, умел найти нужные
слова, а главное — сказать их вовремя и правильно расставить
ударения. Не мог Виктор ему отказать, ведь он был
в чем-то прав. Зачем брыкаться, если нет другого варианта,
где бы ты мог обрести счастье в семейной жизни?

Через несколько дней прилетела теща и забрала Дашу
на озеро Балатон в Венгрию на месяц. Может, так было и
лучше, но слегка неожиданно. Тестя не отпустили с работы,
и мать решила провести отпуск с дочерью, совсем забыв, что
та замужем. Тем не менее он даже был рад этому.

«В самый раз побыть одному, хотя теперь это вряд ли
получится», — прикинул про себя Виктор.

Он оформил отпуск и начал с поездки с друзьями в
Крым. Борис — шеф-повар ресторана «Узбекистан» и
Михалыч собрались в очередной раз отдохнуть где-то на
Перекопе, недалеко от залива Сиваш Азовского моря.
Виктор однажды ездил в Крым на мотоцикле, и теперь
ему было с чем сравнить, сидя за рулем автомобиля. Это
оказалось намного комфортнее, и он готов был доехать до
Японского моря. Виктору нравилось ездить за рулем. Для
него это было отдыхом.

Упаковались и выехали раненько утром с Цветного
бульвара, где жил Михалыч.

— Виктор, ты езжай впереди, как молодой водитель,
чтобы не отстать от нас. Иначе мне придется отвлекаться,
выискивая тебя в потоке машин.

— Хорошо, я согласен, только сами не отставайте.
С Варшавского шоссе выехали на скоростную трассу, и
Виктор опробовал свою «шаху». Она легко набрала 160,
и Виктор почувствовал, что передние колеса иногда, на
плавных неровностях дороги, на мгновение отрываются
от асфальта. Он сбросил скорость и дождался Михалыча.
Тот мигнул светом фар, что догнал его, и они продолжили
движение к морю. Скоростная дорога закончилась, и пошли
небольшие деревушки. Еще был ранний час, и оживления в
деревнях не было. Виктор сбавил скорость, но немного. При

~202~


прохождении очередной деревни Михалыч часто замигал
светом фар, предлагая остановиться.

— Виктор, у нас с Борисом нет удостоверения майора
милиции, и могут отобрать права за такую езду, так что давай
мы поедем впереди.

— Михалыч, ты его называешь молодым водителем, а у
него за спиной более десяти лет мотогонок.

— Нет, мужики, вы не правы, никаких гонок я не устраивал.
Просто я так езжу.

— Поэтому я предлагаю ехать за нами и по правилам.

— Ну, хорошо, поехали по правилам.
До Курска долетели мигом и сделали привал на берегу
реки Сейм. Мужики, заядлые рыбаки, сразу достали удочки
и покидали поплавки в воду. Казалось, этому не будет конца.
Виктор накрыл на скатерке легкий завтрак.

— Боб, давай перекусим, и нас ждут через десять часов
большие бассейны двух морей — Черного и Азовского.

— Сейчас, сейчас, подожди, клюет!
Виктор понял, что их надо спасать от этой страсти и
достал из машины «духовушку» немецкого производства
с усиленным боем. Два выстрела — и нет обоих поплавков.
Он стрелял с крутого берега, метров с двенадцати, а при
тихой погоде это было нетрудно.

— Ты хочешь сказать, что ты два раза выстрелил и положил
оба поплавка? — Борис смотрел заворожено. — Ну,
я понимаю, один может быть, случайно, Михалыч, а он оба!
Виктор, научишь, как это делать?

— Так бы сразу и сказал, что поехали. Поплавки-то были
хорошие. Боб, ты только с ним по стрельбе не соревнуйся, он
мастер. Поехали! — Михалычу явно было жаль поплавков.

— И что, даже чаю не попьете? — с улыбкой спросил
Виктор.

— Ладно, давай перекусим…
Впереди был Харьков, а там жила знакомая Виктора —
актриса оперетты Лиля. Они вместе отдыхали на турбазе
озера Байкал, а однажды Лукин побывал в Харькове в ко


~203~



мандировке, и Лиля познакомила его с мужем, пригласив
домой на украинский борщ с пампушками, как и обещала
на Байкале.

— Может, заедем на борщ? — предложил Лукин.

— Ты можешь заехать, а мы дальше. Оставить тебе адрес,
нас легко можно найти?

— Нет, вместе — так вместе. Поехали.
Уже солнышко садилось, когда они катили от Феодосии
по Черноморскому побережью в сторону поселка Семипулька,
где можно было остановиться только из-за одного названия.
Встретила их семья докторов Керченской больницы, у
которых Михалыч останавливался уже не первый год. Дом
был большой, и они сдавали несколько комнат отдыхающим.

— Галина, мы с собой взяли еще одного нашего товарища,
не прогонишь? — Михалыч представил Виктора.

— Михалыч, размещайтесь, места хватит. Сейчас соберу
на стол. Душ во дворе. Комнаты уже убраны. Кто устал, после
ужина спать.
Михалыч совсем непьющий, а Борис мог позволить
себе немного сухого вина, поэтому хозяин обрадовался,
что может выпить с Виктором водочки, а закуски были в
изобилии. Правда, с усталости Виктор ограничился тремя
рюмками. Ему тоже хотелось отдохнуть и утром встать бодреньким.
Да и поехал он с этими мужиками, потому что
знал, отдых будет без алкоголя, а это так редко бывает, тем
более на Черном море. Хотелось поездить, поснимать на
фотоаппарат «Зенит» новейшей модификации, который
был у него уже пятый, — ценный подарок от МВД за отличные
показатели в оперативно-служебной деятельности.
Требовалось опробовать его в деле.

— А где же здесь море, Борис? Ехали по берегу, а приехали
в отель.

— Утром покажем. Здесь до Азовского моря по проселку
три километра, а до пляжа — около пяти по асфальту, но на
диком берегу никого нет, красота необыкновенная. Черное
море немного дальше, но там народу больше, это район При


~204~


морского. Мы обычно с утра на Черном море, а к вечеру — на
Азов, там закаты красивые, как у Айвазовского.

— Ладно, спокойной ночи, завтра покажете.
Рано утром, ни свет, ни заря, рыбачки загремели ведрами
и снастями.

— Вы на рыбалку? Я тоже с вами, — быстро поднялся
с постели Виктор.

— Но мы не на море, а на ставки. Озера такие проточные,
с карасями, — сообщил Михалыч.

— И что, без завтрака?

— Мы с собой взяли и термос с чаем.

— С чифирем, наверное.

— Это у тебя чифирь, а у нас крепкий чай. Ладно, поехали
с нами.
Михалыч пил только крепкий чай из термоса, поэтому они
обзывали его чифиристом. Как-то раз они с удовольствием запили
его чаем водочку, и он попросил их заварить ему нового.

— Михалыч, сколько чая сыпать?

— Как себе завариваете, так и мне.
Когда чай был готов, Михалыч хлебнул горяченького и
выплюнул:

— И вы после этого будете называть меня чифиристом?!
Тогда кто вы такие? Наркоманы?..
Чай на самом деле был крепковат.
Мужики привезли Виктора на берег водоема, где не
было ни травинки, вокруг только водная гладь, местами заросшая
тростником. Глинистые берега под лучами солнца
превратились в камень, и не могло быть и речи, чтобы гденибудь
присесть, так как вокруг лежали коровьи лепешки
со знакомым запахом деревни.

— Да, мужики, проехать полторы тысячи километров и
сесть в лужу, в полном смысле слова! Это только вы можете.

— Поэтому мы и хотели одни утром смотаться, поймать
рыбки к завтраку.
Правда, клев был чумовой. Крючок с тестом на курином
яйце и подсолнечном масле нырял в воду, и поплавок тут же

~205~



тонул, не успев устояться. Рыба даже не клевала, а глотала
наживку вместе с крючком так, что приходилось вынимать
крючок вместе с кишками, даже подсекать не надо было. За
час у каждого было по ведру карасей, размером немногим
больше спичечного коробка.

— Вот теперь у вас есть занятие. До конца отдыха будете
чистить эту рыбу.

— Боря, он не знает, что с ними сделает Галя. Так она
их почистит, пожарит с корочкой, что костей даже не будет
слышно, и подаст нам с тобой на пляже. Вот тогда посмотрим,
как ты их не будешь есть, — Михалыч был родом из
Одессы, поэтому все объяснял обстоятельно.

— А я от жареных карасей не отказывался.
После завтрака Виктор поехал с хозяйкой дома Галей на
рынок, а мужики — опять на рыбалку.

— Я после обеда хотел бы искупаться в море всетаки!
— Лукин не понимал, как можно приехать на море
и не купаться.

— Мы заодно разведаем одно местечко на Азовском
море.
Рынок, конечно, был не как на Востоке, но все необходимое
присутствовало, а главное — овощи и фрукты в
изобилии, и цены совсем не такие высокие, как на берегу
Черного моря. В этом мужики правы: отдыхающих мало,
цены копеечные, ну чем не отдых? К обеду все собрались
за столом, по-семейному. Трое были за рулем, поэтому выпивка
предлагалась только вечером, если Галя разрешит
своему мужу.

— Виктор, ты знаешь, недалеко от Приморского, в сторону
Феодосии, отличный пляж на турбазе и мало народу.
Мы с Михалычем побывали там, пока ты на рынок ездил.
На пляже такие три подружки загорают — закачаешься, но
меня они отшили. Может, у тебя что получится? Поедем
после обеда? — спросил Борис.

— Ну, поедем, поплаваем. Ты, наверное, напугал их
каким-нибудь непристойным предложением, вот они тебя

~206~


и отшили. Надо обставить так, чтобы не ты их снимал, а
они тебя.

— Это как? Это, наверное, долго.

— Ты смотрел фильм «В джазе только девушки»?

— Ну.

— Так вот, вспомни о том, что на берегу моря красавицы
ищут миллионеров.

— И ты будешь миллионером? — засмеялся Борис.

— Нет, пожалуй, не потяну. Я буду иностранцем, ну,
скажем, французом на отдыхе, а ты живешь якобы в соседнем
доме и знаешь меня. Остальное импровизация на месте.
Михалыч сидел в углу и хихикал, пытаясь угадать, что задумал
Виктор, — разыграть девчонок или шеф-повара «Узбечки
». Борис, кстати говоря, для шеф-повара был худощав.
Виктор достал из багажника французские номера на
автомобиль, которые крепились на защелках на существующие
уже номера сверху. Номера ему достались по случаю,
и он их использовал иногда в оперативных целях. Извлек из
чемодана свой прикид, купленный у фарцовщиков, — белые
сверхмодные джинсы, шелковистая рубашка темно-синего
цвета, у хозяйки Гали взял легкий яркий газовый платок,
повязал его на шею. Темные очки у него были шикарные,
подчеркивавшие происхождение за бугром. Он уже много
лет не знакомился с девчонками на улице, и самому было
интересно.

— Борис, вы езжайте с Михалычем вперед и расположитесь
недалеко от девчонок, чтобы я понимал, кого кадрить.

— Ты их сразу увидишь, не ошибешься. Как я понял из
их разговора, они собираются отдыхать на берегу до вечера.

— Что, мужики, уже проголодались, или море на вас так
влияет? — засмеялся Михалыч.

— Ты, Борис, готов накрыть стол на нашу компанию,
если я их сниму? — заключил сделку Виктор.

— Конечно, сделаю, если у тебя получится.
Борис с Михалычем оставили машину на обочине, и
Виктор увидел неподалеку трех блондинок, и в самом деле

~207~



красивых, а фигуры их были просто достойны пера художника,
особенно у одной, среднего роста. Будто выточенная
на станке. Двоим девчатам было лет по двадцать, а третьей и
того меньше. Белокурые волосы красоток слегка трепал ветер.

Виктор заехал на край пляжа, поставив машину в занос
и подняв песок задними колесами, чем сразу обратил на
себя внимание трех красавиц, которые, видимо, сходу срисовали
его иностранные номера, — он специально поставил
машину передом к ним. Виктор держал себя в форме, ему не
стыдно было раздеться на пляже перед красавицами. Что он
и сделал. Его плавки, купленные у ватерполистов сборной
СССР, можно было убрать в кулачок, настолько эластичные
и облегающие. Поначалу он всегда в них немного стеснялся,
но вот он окунулся в море, сделал пару махов, как его учили
ватерполисты, дельфином. Вышел на берег, мокрый, и расположился
на покрывале между девчонками и Борисом с
Михалычем, образовав небольшой треугольник, чтобы к
ним не могла пристроиться другая компания. Виктор надел
очки и вроде как отвернулся от девчонок, однако косые
взгляды периодически в их сторону бросал. Девчонки встали,
встряхнули свое покрывало и вновь расстелили его, сократив,
таким образом, расстояние между ним и собой вдвое.

«Ага, сработало», — отметил про себя Виктор.

— Вы не подскажете, сколько сейчас времени? — обратилась
к нему белокурая красавица, именно та, с точеной
фигурой.
Виктор приподнял голову и улыбнулся ей. Она нравилась
ему.

— Молодой человек, сколько на ваших часах?
Он смотрел на нее недоумевающе и улыбался очаровательной
улыбкой, пожимая плечами. На его руке поблескивали
влагонепроницаемые часы марки «Ориент», так
называемые «четыре заклепки». Такие были даже не у всех
фарцовщиков.
Девушка не могла понять, чему он улыбается и почему
не в состоянии ответить.

~208~


— Да он француз, по-русски ни слова не понимает.
А времени пятнадцать часов. Это наш сосед, напротив
отдыхает. Меня Борисом зовут. Хотите, познакомлю с соседом?
— вошел в роль Борис.
Михалыч только тихо хихикал, отвернувшись от компании
и рискуя разрушить их маленький спектакль.

— А можно?

— Кис кисе? — вопросительно произнес Виктор, толком
не понимая, что это означает, но звучало красиво, а
сказать что-то было надо, иначе примут за глухонемого или
за дурачка.
Ту, которая самая красивая, звали Света. А о дальнейшем
говорить не имело смысла, он все равно не понимал
ничего, только улыбался. Правда, улыбка Виктора действовала
обезоруживающе на любого человека, особенно
противоположного пола, и он об этом знал.

— Виктор, — с ударением на «о» и картавя букву «р»
представился Виктор.

— Светлана, — слегка кивнула она головой.

— Борис, может быть, предложить ему поиграть в картишки?
— предложила Света.

— Ну да, в «дурачка»» на раздевание, — хихикнул
Борис.

— Для этого нужно хотя бы одеться, иначе кто-то может
оказаться голым уже после первого кона! — нашлась Света.
Боря опять нарывался на разрыв отношений. Девушки
достали карты и стали объяснять правила игры, показывая
какими картами делают ход и чем бьют. После первых процедур
Виктор замахал руками:

— О ля-ля! Си, си. Дугачек.

— Да он знает эту игру! — «догадался» Борис.
После трех конов игры все сделали выводы, что француз
— картежник. Он не только классно с шиком мешал и
сдавал карты, но и играл с азартом, который и выдал Виктора,
когда он заигрался:

— Борис, ты жухаешь. Смотри, чем бьешь!

~209~



Немая сцена была почище, чем в «Ревизоре».

— Ну, артисты… Что, на гастролях в Феодосии? — рассмеялась
наконец Светлана.

— Нет, просто вы очень понравились, захотелось познакомиться,
поэтому выбрали такой сложный ход. Прошу извинения,
у нас благие намерения. Светлана, не обижайтесь!

— Да ничего, даже так интереснее, что не француз. Так
познакомились бы и разбежались в разные стороны, ну
может быть, прислали бы открыточку на Новый год. Ты,
кстати, мне тоже понравился. А вы откуда?
«Да, это мне знакомо, как никому, открытка к Новому
году!» — подумал Виктор.

— То на «ты», то на «вы»… Мы уже давно знакомы,
больше часа! — Лукин демонстративно посмотрел на
часы. — Мы из Москвы.

— Ой, и мы тоже! Я живу, правда, в Одинцове, но учусь
в Москве, — оживилась Света.

— А где именно, Светлана? — поинтересовался Виктор.
Он с самого начала присел рядом с ней и теперь решил выяснить,
откуда взялось это чудо на берегу моря.

— Юрфак МГУ заканчиваю.

— Ну, все жулики перед таким следователем будут колоться,
как орехи.

— Я не думала вообще-то в следователи. А что такое
«колоться, как орехи»?

— Вот теперь выходит, что француженка ты! Как можно
на юрфаке не знать, что такое «колоться»? Это означает —
признаваться в совершенном преступлении.

— Я догадывалась… А ты, Виктор, имеешь к этому отношение?


— Да, я юрист со стажем.

— И где работаешь?

— Давайте-ка лучше поедем, отметим наше знакомство.
Борис сегодня банкует, — Лукин посмотрел на Бориса, намекая,
что тот должен проставиться, как обещал в случае
удачи при знакомстве. — Вы не против?

~210~


— С удовольствием, — согласилась Света и посмотрела
на подружек. Те молча закивали головами.
Виктору было немного неловко, что он предложил пари
Борису, но это произошло заочно, он тогда еще не видел
Светлану. Теперь он был готов сам накрыть стол для Бориса
и всей компании за это знакомство.
В кафе они выпили по бокалу шампанского со льда.
Виктор от спиртного отказался, так как предложил Светлане
вечером посмотреть закат на Сивашском заливе. У него появилось
легкое головокружение от знакомства с ней и без
шампанского, да и не привык он выпивать за рулем. Она
жила в городе Приморске, где вместе с подружкой и младшей
сестрой снимала комнату. Договорились встретиться
здесь же, около кафе, вечером.
Виктор подъехал в назначенное время. Светлана стояла
на обочине в легком светлом платье, ветер трепал подол,
слегка обнажая красивые загорелые ноги.
«Да она просто красавица! И прическу сделала. Явно
готовилась к свиданию», — отметил про себя Виктор.
Они проехали по песчаной косе вдоль Сивашского залива.
Вышли из машины, прогулялись.

— Дальше не поедем, боюсь забуксовать, и помочь будет
некому до утра. Интересно, как здесь с комарами?

— Это не страшно, я подружек предупредила.

— Что поедешь кормить комаров?

— Нет, что будем гулять долго. К сожалению, к нашей хозяйке
нельзя, она предупредила, чтобы не было никаких гостей.

— Да, мы в таком же положении, поэтому будем любоваться
природой. Но что-то здесь запахи не очень. — От
залива Сиваш исходили запахи гнили. — Поедем в одну
голубую бухту на Азове, тебе там понравится.

— Мне с тобой везде нравится.

— Я, честно говоря, побаивался, что отошьете вы нас на
пляже и не получится никакого знакомства.

— Мы со всеми так и поступали. Хотели просто отдохнуть
втроем, но тут подъехал ты. Даже если бы ты не

~211~



разыграл этот спектакль, мы все равно бы с тобой подружились.
Я это почувствовала. А тут Борис: «Он по-русски
не понимает». Так что даже лучше, что ты русский, да еще
и из Москвы, сосед можно сказать.

Виктору приятно было слышать такие слова от молодой
красивой девчонки. Он вновь почувствовал себя мужчиной,
способным вскружить голосу самой красивой женщине и
даже влюбиться. Море и солнце делают мужчину и женщину
более романтичными, толкают их в объятия друг другу.

Что и случилось. После купания в прохладной воде,
которая была заметно теплее, чем в Черном море, они целовались,
шутили, прыгали вновь в воду.

— Виктор, ты так и не сказал, где и кем работаешь?

— Ну, что теперь секретничать, начальником уголовного
розыска в центре города.

— Вот это да… Всё, что угодно, могла предположить, но
только не это. Совсем не похож.

— А что — встречались раньше?

— Нет. Знаю по детективам и кино, а ты совсем не похож.
И ты, конечно, женат?

— На море все холостые, а я официально женат, но уже
задумался, правильно ли я это сделал.

— Сейчас наговоришь, еще руку и сердце предложишь!
Не торопись, давай близкие отношения отложим до Москвы.

— Ты когда уезжаешь?

— Через три дня.

— Если хочешь, довезу тебя до Одинцова.

— Но ты только приехал! Нет, спасибо, мы уже билеты
взяли на поезд из Феодосии, неудобно будет бросить младшую
сестру с подружкой одних.

— Почему? Они поедут с Борисом и Михалычем.

— Это вряд ли. Борис не будет встречаться с Татьяной.
Ему нужно кое-что определенное, а мы не по этой части. Тебе
я почему-то доверяю и готова гулять с тобой до утра. Ты ничего
такого не сделаешь, я знаю, а если и позволишь себе что-то,
то это будет красиво. А в Москве увидимся, если захочешь.

~212~


Хороша девчонка. Почему же ему так в жизни везло, что
он влюблялся только в тех, с которыми потом нес тяжкий
груз? А здесь рядом красивая, молодая, как говорят, студентка-
комсомолка, и предложи он ей быть вместе — они
будут. Совсем не нужно узнавать друг друга получше, от
этого одни разочарования. Ее и так видно — голова на месте,
и правильно, что она не боится его. Он совсем не кобель,
чтобы в кустах шариться.

Они долго целовались при расставании в Приморске
под шум морской волны. Все-таки в море что-то есть…

— Все, я побежала. Спасибо тебе за прогулку, мне очень
понравилось. Где меня найти, ты знаешь, но лучше встретимся
на пляже. С добрым утром!
Проснулся Виктор, когда солнышко уже шпарило по
всем окнам и спастись можно было в тени виноградника,
где обдувало легким степным ветерком. Да, хороший отдых:
и море, даже два, и исторические места Сиваша, издающие
неприятные запахи, и степной воздух с домашней кухней.

— Все, никаких пляжей. Рыбалка и рыбалка, утром на
ставках, а вечером ловим кефаль на Азове, — Борис бурчал.
Видимо, Света оказалась права, ее подружка Татьяна
отшила его.

— Что случилось, Борис?

— Заехал в лесополосу, а ему Татьяна шлепнула по физиономии,
вот он и беснуется, — Михалыч ухмылялся. — Я-то
поопытнее вас и сразу пошел спать, да и во внучки годятся
мне эти девчонки. А ты что — женился? Утром пришел.
Михалыч был на двадцать лет старше Бориса и Виктора,
а это означало, что на тридцать лет старше девчонок, поэтому
был прав.

— Да нет… Просто гуляли по берегу Азова, а потом Черного
моря. Можно я Свету приглашу на рыбалку — кефаль
половить? Она не будет мешать.

— Началось… Рыбалке конец. Виктор, поедем на твоей
машине часов в шесть на Азовское море, так как моя зачихала
и завтра мы будем чистить карбюратор, — сообщил Михалыч.

~213~



— Купаться будем или рыбачить? — спросил Виктор.

— Делайте, что хотите, — махнул рукой Михалыч.

— Тогда поедем на большой пляж Азова, — предложил
Борис.

— А как же Приморск? — Лукин уже настроился на
встречу со Светланой.

— Я туда больше не поеду, — подвел итог Борис.
«Компания распалась по интересам. Надо отвести мужиков
вечером на рыбалку на Азов, а там видно будет», —
прикинул Виктор.

— Мы с Борисом поедем за карасями, а потом на рынок.
Хозяйка попросила кое-что купить на стол, — сообщил
Михалыч.

— Ну, караси меня не интересуют, и если вы не против,
я до вечера отбуду в Приморск, — сообщил Виктор.
На Черном море почти всегда штормит и дует ветер, а в
этот день он был еще и прохладным. Виктор поставил свой
автомобиль в том же месте, однако Светланы со спутницами
не оказалось. Он расстелил пляжное покрывало, осмотрелся
вокруг, но не увидел знакомого личика. На ветру было не так
жарко, а после купания в море и вовсе прохладно. Виктор
в первый день загорел прилично, поэтому старался прикрыть
плечи рубашкой. Его кожа была смуглой, поэтому он
никогда не обгорал на солнце, однако решил не рисковать и
не усердствовать с загаром, да и нечего было делать на этом
пляже. Он приехал сюда с одной целью — увидеть Светлану,
с которой, по всей видимости, начинался роман. Виктор
еще не разобрался в этом, но ему хотелось видеть ее снова
и снова, а уж там дальше — как получится. Ему нравилась
эта красавица из подмосковного Одинцово, но он привык
делить встречи на берегу моря на три составляющие. Это
море, солнце и воздух, которые совершали чудеса с мужчинами
и женщинами. Однако когда они возвращались домой,
эти встречи как правило не имели продолжения. Недаром
этому явлению присвоили название «курортный роман»,
но со Светланой все было непохоже на эти стандарты, да и

~214~


он выкрутился из себя, чтобы познакомиться с ней… Обстоятельства
их знакомства буквально говорили, что у них
вспыхнет роман. Однако требовалось учитывать влияние
морской среды на мозги.

«Лукин, с каких это пор ты стал так рассуждать при
знакомстве с красивой девушкой? — подумал с удивлением
Виктор. — Тебя Светлана явно зацепила, раз ты стал так
часто думать об этой встрече!»

Она прекрасна, и тут было над чем подумать. Виктор
понимал, что и так накуролесил на любовном фронте и ему
бы разобраться со всем, с чем пришел к этой встрече со Светланой,
однако клубок оказался очень запутанным. Он знал,
что французский роман с Лаурой давно закончен, но ведь и
в последнюю встречу они продолжали мечтать, что настанет
такое время, когда они будут вместе! Он думал, что поставил
точку в этом романе, когда женился на другой женщине,
но эта взбалмошная девчонка сообщила ему, что он может
жениться еще пару раз — не имеет значения, она все равно
однажды приедет и заберет его с собой. И у нее имелись
свои железные аргументы. В Париже подрастал маленький
Виктор, которого Лаура называла сыном Франции. Все это
было вроде бы недавно — и в то же время давно… Да и перед
женой теперь у него уже не было жестких обязательств, так
что он чувствовал себя свободным.

Ему очень хотелось вновь увидеться со Светланой.
Ждать ее на пляже не имело смысла, так как время шло к
обеду, и Виктор подъехал к дому, где они расстались под
утро. Нажал кнопку звонка, вышла дородная женщина,
видимо, хозяйка.

— Добрый день, — поздоровался Виктор. — Можно
попросить Светлану?

— Здравствуйте! — кивнула головой хозяйка дома и
вполоборота позвала: — Татьяна, поди сюда. Светлану
спрашивают.

— Кто спрашивает? — донесся голос Татьяны из комнаты.


~215~



— Кажется, Виктор, — сообщила хозяйка, бесцеремонно
разглядывая его.
«Откуда она знает, что я — Виктор? Значит, утром
обсуждали со Светланой ее ночной свидание. Это уже неплохо
», — подумал он.

— Добрый день, — подошла Татьяна, — а Светлана поехала
с сестрой в Феодосию за покупками для дома и будет
только к вечеру. Что-то ей передать?

— Жаль, что она не сказала мне! Я бы съездил вместе с
ними. Танечка, скажи, что я заходил и место встречи прежнее.
На пляже.
Лукин развернулся и отправился в Семипульку — к своим
рыбачкам, которых обещал отвезти на Азов. Михалыч с
Борисом уже ожидали его со снастями для лова кефали. Это
на Черном море штормило, а здесь, в Арабатском заливе на
Азовском море, — полный штиль. Берега обрывистые, из
камня-ракушечника, с многочисленными гнездами птиц, а
в небольших бухтах — песочек и лазурная вода, настолько
чистая, что видно все дно с его обитателями. По чистоте и
прозрачности воду, наверное, можно было сравнить с Байкалом.
Но мужиков потянуло на многолюдный городской
пляж Каменска в трех километрах отсюда.
— Давайте поплаваем до заката, а потом на рыбалку? —
предложил Борис.

— Мужики, я с вами искупаюсь и потом отвезу на рыбалку,
а сам опять вернусь в Приморск, скажите только, когда
приезжать за вами, — сказал Виктор.

— Всё, Борис, парня пора спасать… Во всяком случае,
мы с тобой потеряли партнера по рыбалке, — засмеялся
Михалыч.

— Михалыч, мне на Черном море больше нравится,
но там нет рыбалки. С карасями ты был совершенно прав.
Галина их классно приготовила.

— Ну, хоть в этом оценил нашу работу, но ведь ты еще
не пробовал кефаль! А лов кефали интересен. Это тебе не
караси, — Борис еще надеялся заинтересовать Виктора.

~216~


Но Виктора уже было не соблазнить никакой рыбалкой.
Он поставил себе цель увидеть Светлану и полностью погрузился
в мысли о ней. Виктору посчастливилось неоднократно
испытать чувство влюбленности. Вполне возможно, что ктото
обрёл это чувство раз и навсегда, а у него так в жизни не
случилось. По молодости он влюбился и думал, что это на всю
оставшуюся жизнь, однако не вышло. Потом всё повторилось,
и он смог сравнить одни чувства с другими. Он не сказал бы,
что был влюбчивой натурой, но всегда оценивал верно, когда
чувство посещало его вновь. Так произошло и с Дашей, как
ни странно. Он женился все-таки по любви, что бы этому ни
предшествовало, но теперь все стало не так… Конечно, это
Светлана навела его на такие мысли, он принялся копаться
в себе, собираясь оставить своих рыбачков на берегу и вернуться
в Приморск. Но все дело в том, что на море никогда
не знаешь, что именно ожидает тебя за поворотом на шоссе.

Когда они подъезжали к стоянке машин на пляже, Виктор
перехватил умоляющий взгляд темноволосой девушки, которая
посматривала на водителей автомобилей, отъезжающих с
пассажирами. Они стояли с подружкой на остановке автобуса,
вернее стояла она, потому что ее подруге явно было плохо,
она совсем не держалась на ногах, расклеившись от жары.

Ну как Виктор мог проехать мимо таких красивых девчонок
и не оказать помощь? Надо было видеть этот молящий
взгляд, от чего черноволосая девушка казалась еще прекраснее!
И это был тот случай, когда совершаешь поступки, не
рассуждая. У него было желание только помочь девчатам, а
дальше видно будет.

Он показал им жестом в сторону моря, но они замахали
руками, как будто боялись этого места больше всего на
свете, и показали в сторону города. Виктор поднял ладонь
вверх, давая понять, что он сделает это. Борис с Михалычем
попадали со смеху.

— Борь, ты видел, что он делает? На пальцах договорился
с девчонками, да еще с какими! Похоже, они покруче
Светланы с подругами будут.

~217~



— Виктор, я с тобой.

— Нет, Боря, рыбалка прежде всего, и как ты можешь
оставить Михалыча одного? Я сейчас быстро мотнусь с ними
до Ленинска и договорюсь о встрече. Борис, тебе которая
понравилась? — пошутил Виктор.

— Обе. Я так и поверил, что чернявую с длинными волосами
ты уступишь!

— Никого я не хочу. Я для тебя стараюсь.

— Ага, а с собой не берешь!

— Потому как ты все испортить можешь, поручик
Ржевский. Вас где искать?

— Да мы здесь недалеко будем.
Виктор сделал «боевой» разворот на асфальте, оставив
черный след и запах горелой резины, а на остановке резко
со свистом тормознул. Ну, «крутизна Замоскворечья», да
и только. Открыл окошко машины.

— Садитесь.

— Вот спасибо, — девчата забрались на заднее сидение.
Подруга черноволосой девушки еле дышала от теплового
удара, и та поддерживала ее при посадке в машину.

— Что случилось с подругой?

— Выпили по бокалу шампанского и целый день на
пляже, а здесь нет ни одного кустика с тенью, вот и напекло
солнышком.

— Может, в больницу надо? У нас хозяйка доктором в
больнице работает.

— Не надо, на ветерке полегче будет.

— Так куда едем?

— В Феодосию.

— Так это около ста километров! Меня мужики убьют.
Я их бросил на пляже ненадолго и без машины.
— Если не получится, то хотя бы до трассы Керчь —
Феодосия, а там мы доберемся, — на него смотрели синие,
как два сапфира, глаза прекрасной незнакомки.
Да, Михалыч был прав, и когда он успел ее разглядеть? Ей
даже просить ничего не требовалось, он уже был готов катать
ее с утра до ночи и вообще быть ее водителем по жизни!

~218~


— Конечно же, получится, как я могу бросить красавиц
в беде! Командуйте автопробегом.

— Галя, я же тебе говорила, что есть на свете настоящие
мужики! Видишь, и нам один достался. Всё и всех бросил и
готов нам помочь. Спасибо вам. Меня зовут Ольга.

— А я Виктор.

— Галя, очень приятно, — еле слышно сказала лежащая
у Ольги на коленях подруга, — спасибо вам.

— Да ладно, чего там, что с вами случилось? Как сюда
попали?

— Приехали с компанией местных ребят, а они напились
и говорят, что смогут ехать только утром. В наши планы не
входили ночные гулянки, а тем более с пьяными ребятами на
диком пляже, мы и попросили их сразу же вернуть нас домой,
но они показали нам на автобусную остановку, где мы просидели
три часа в ожидании автобуса, пока вы нас не спасли.
Траса была настолько свободная и ровная, что позволяла
мчаться со скоростью 150—160. Прохладный морской
воздух Черного моря врывался внутрь автомобиля и влиял
на Галю благоприятно. В Феодосии она уже передвигалась
самостоятельно.

— Зайдете к нам? Чаем напоим.

— С удовольствием, — Виктору хотелось не столько
чаю, сколько познакомиться поближе и встретиться с ними
завтра.

— Виктор, хотите завтра встретиться? — Галя полулежала
на диване. Она уже переоделась, и полы распахнутого
халатика демонстрировали прелести ее фигуры.
«Да, игривая девчонка», — подумал Виктор. Если бы
не ее подруга, она сегодня же уложила бы его в постель. Нет,
ничего плохого он о Гале не подумал, их желание могло быть
обоюдным, но его сдерживала только одна мысль — в таком
случае можно было бы забыть об Ольге, она, видимо, дама
строгого поведения.

— За вами завтра заехать? — робко поинтересовался
Виктор.

~219~



— Я пока не знаю, — ответила Ольга неопределенно,
поглядывая на подругу.

— Ну что ты, Оля. Я же вижу, что он приехал сюда из-за
тебя. Виктор, приезжай, приезжай. Ты во сколько будешь?
А на Ольгу сейчас не обращай внимания, она просто устала,
а так она тебе рада будет, правда, Оля?

— Да, да, у меня что-то с головой, наверное, от быстрой
езды. Ты, Виктор, поаккуратнее, я завтра тебя жду утром,
но не раньше десяти, — Ольга вдруг поцеловала его в щеку.
«Вот это номера!.. Неужели приревновала к подруге?
Ладно, завтра видно будет», — Виктор допил чай и попрощался.
Он уже второй раз сегодня проезжал мимо пляжа
Приморска, когда отвозил Ольгу с Галей в Феодосию и возвращался.
Виктор притормаживал напротив пляжа, разглядывая
отдыхающих, однако Светланы все не было, а домой
второй раз он зайти не решился. Если бы они встретились
пораньше, то и день сложился по-другому, но это море со
своими неожиданными знакомствами… В результате теперь
ему куда больше хотелось видеть черноволосую красавицу с
синими глазами — Ольгу. Он понимал, что встреча со Светланой
могла перерасти во что-то большое и светлое, однако
она не состоялась, а он и не настаивал. В конце концов, что
мог предложить молоденькой девчонке женатый мужчина?
Его даже пробило на Есенина: «Да, мне нравилась девушка
в белом, но теперь я люблю в голубом». Правда, и во встрече
с Ольгой он не видел особой перспективы…
Вернулся он на пляж Азовского моря через два часа.
Мужики вышагивали по периметру автостоянки.
— Уже темнеет. За это время можно было бы обеих… —
Борис был расстроен и поэтому грубил. — Ты где был?

— В Феодосии.

— Вот заливает! Ты что, на вертолете летал?

— Нас завтра ждут в гости там, а что вы гуляете по стоянке
и не ловите кефаль?

— А Михалыч как? Да и кефаль на пляже не ловят.

~220~


— Да, подружки у них нет, поэтому привезем их сюда,
будем отдыхать вместе на Азове.

Утром девчонки приняли это предложение без восторга,
потому что накануне отдых на Азовском море им не
понравился.

— Если я приглашаю, то знаю, куда. Там будут и тенек, и
холодные арбузы с дынями. Хотите шампанского или чего-то
еще — пожалуйста. Водителем буду я, и без выпивки, поэтому
отвезу в любую минуту, как только скажете. Я вам сделаю
хорошие фото на диких пляжах Азова, — предложил Виктор.

— Я уже хочу, поехали, — согласилась Галя.

— Я сяду впереди, а ты с Борисом, — распределила
Ольга.

— Договорились, — видимо, разговор у них уже состоялся.
Вечер провели отлично, и он их отвез домой. В Феодосии
Борис подошел к Виктору.

— Я договорился с Галей, но она говорит, что здесь принимаешь
решения ты. Если ты Ольгу заберешь, то я останусь
с Галей в Феодосии.
Виктору было ясно, что так и будет, но почему именно
они должны болтаться с Ольгой по улицам? Потому что у
него есть машина?

— Борис, брось ты, это же артистки. Ольга сейчас будет
против, а если согласится, то Галя будет против.

— Что, опять «динамо»?

— Конечно.
Виктор просто так пошутил, потому что не хотел скитаться
в незнакомом городе, но ошибся. Ольга подошла к
нему, нежно прижалась и поцеловала в губы.

— Спасибо за хороший отдых. Я завтра тебя жду. Хочу
побыть с тобой вдвоем целый день, если ты согласен. Мы
имеем право на личную жизнь?
Видимо, Галя достала ее своим недвусмысленным поведением.
Когда он фотографировал их в море с близкого

~221~



расстояния, стоя в воде, у Гали «случайно» смыло часть
купальника, обнажив молодые красивые груди, по которым
соблазнительно стекали капли морской воды.

«Ты не успел снять? Тогда повторяю», — и Галя еще
сильнее выпятила грудь. Ольга только всплеснула руками и
покачала головой.

— В котором часу завтра за тобой заехать? — спросил
Виктор.

— Как проснешься.

— Тогда я не буду ложиться спать, Бориса отправлю и
приеду.

— Меня это радует, вот только куда бы Галю отправить?

— Хорошо, я буду часов в десять утра.

— Пока.
По дороге Борис помалкивал.


— Какие завтра планы? — поинтересовался Виктор.

— На рыбалку.

— А не хочешь с Галей встретиться?

— Да она все уши мне прожужжала, спрашивая о тебе.
Кто да что, семейный или холостой.

— И что ты ответил?

— Конечно, правду, я же не знал, о чем ты Ольге рассказывал,
а врать не умею.

— А вот молчать тоже не умеешь? Да ладно, мне как-то
все равно.
Было и так видно, что Галю он сильно заинтересовал, и
они с Ольгой конфликтуют по этому поводу, но и Борису
Галя выдала взамен информацию про Ольгу. Она, оказывается,
замужем. У нее маленькая дочь осталась с мамой, а муж
где-то в длительной командировке. Он не стал ничего больше
выяснять. Вот все и стало ясно. Наверное, Галя считала,
что у Ольги все в жизни устроено и ей общение с Виктором
совсем ни к чему. Да он тоже не собирался жениться, а что
она замужем, так по-другому с ним и не могло произойти,
последние лет десять он влюблялся только в замужних женщин,
хотя и этому есть свое объяснение. Все самые красивые

~222~


женщины скорее всего замужем. Разве можно таких красавиц
оставлять одних, без присмотра мужчин? Вот мужики
их и разбирают, совершенно не понимая, что удержать подобных
женщин рядом с собой и сохранить с ними любовь
гораздо сложнее, чем с обычными домашними женами.
Небольшой роман с красавицей Ольгой ему нравился больше,
чем возможные быстрые интимные отношения с Галей.
Он же не поручик Ржевский, как Борис, думающий только
о койке, и к тому же совсем не ставил себе цель кого-то из
них удержать на долгие годы. Виктор давненько ни за кем
не ухлестывал, и теперь ему было интересно, не потерял ли
он свои возможности, нравится ли женщинам по-прежнему.

Он не стал толстым и лысым, как многие, а совсем наоборот,
так почему же не приударить за красивой женщиной?
Процесс развода застал его настолько врасплох, что рядом
не оказалось даже женщины, к которой можно было бы
прислониться. Его уговорили не торопиться с разводом,
и вновь потекла «тихая» семейная жизнь. Он приехал на
море не в поисках другой жены. Такое искать невозможно.
Оно приходит само, не спросясь.

С этими мыслями Виктор утром следующего дня вновь
приехал в Феодосию. Нормально — на свидание за сто
километров. Что для него сто километров при географии
его прежних любовных историй? Севастополь, Париж,
Самарканд, Камчатка. Ольга живет ближе всех — в Липецке.

Борис сдался и пошел рано утром с Михалычем удить
карасей.

Ольга встретила Виктора в дверях по-домашнему — в
халатике.

— Какие у нас планы? Галя на пляже, загорает. Хочешь
чаю?

— Да, можно по чашечке.
Ему не хотелось чаю, но он тянул время, чтобы выяснить
обстановку. Пока он пил чай на кухне, Ольга вышла к нему
из комнаты в красивом платье и украшениях. «Ага, явно не
пляжный вариант», — понял Виктор.

~223~



— Ну что, куда пойдем?

— Поедем, я покажу тебе самые красивые места Крыма.

— Это далеко?

— Не очень. По сравнению с тем, где мы с ребятами
отдыхаем, это совсем рядом. Там в одном месте и Царский
пляж, где любил купаться царь Николай, и грот Шаляпина,
где выступал этот певец, и многое другое.

— Интересно, вези меня, просвещай!
Они были вдвоем в квартире, и, видимо, Галя не стала
бы их беспокоить, но настрой у девушки был другой, судя по
одежде и макияжу. Поэтому сначала надо показать Новый
свет. Маршрут был ему давно известен, ни один раз исхожен
пешком. Они миновали город Судак и полуразрушенные
стены древней Генуэзской крепости.

— В бухте Нового света мы еще до службы в армии начинали
строить заводской пансионат. В этой бухте, кстати, снималась
кинокомедия «Три плюс два», — пояснил Виктор.
Между Судаком и Новым светом поставили шлагбаум,
пограничники проверяли иногородний транспорт. Виктор
вышел из машины.

— Разрешите ваши документы. Какова цель поездки?
Здесь погранзона и заповедник.
Он протянул удостоверение МУРа:

— Я еду к директору завода шампанских вин.

— Пожалуйста, товарищ майор, — и они, вытянувшись,
откозыряли ему.
Виктор сел в машину и тронулся дальше.

— Что ты им показал, что они вытянулись и откозыряли?

— Да ничего особенного, просто вежливые ребята.

— Нет, мне Галя что-то такое говорила, но я не поверила.
Можешь мне показать эту книжечку?

— Пожалуйста, если ты так хочешь.
Виктор снова достал удостоверение.


— Ничего себе, майор! Никогда бы не подумала.

— Вот и хорошо, что не подумала бы, поэтому забудь.
Мы с тобой отдыхаем. Поедем на завод шампанских вин, по


~224~


здороваемся с руководством, я там давно не был, но сначала
в наш заводской пансионат. Здесь построили два корпуса
для отдыха космонавтов, говорят, там неплохо.

При въезде на территорию пансионата он выяснил, кто
из руководства находится на месте. Из близких знакомых
оказался Саша Евдокимов, с кем они дружили еще с комсомола.
Охрана созвонилась с ним.

— Евдокимов ждет вас в административном корпусе.
Вы знаете где?

— Да, конечно.
Саша встретил его со спутницей радушно.


— К нам надолго? Отдыхать?

— Да, я отдыхаю в Ленинском районе, а сюда приехал
показать Ольге красивые места, где прошла наша юность.

— За один день не получится. Давайте я сделаю отдельный
домик, сходим на завод, возьмем хорошего шампанского,
а завтра поедете.

— Оля, решайся. Тебе понравится, — посмотрел на нее
Виктор.

— Не сомневаюсь, но Галя будет волноваться, мы же не
предупредили.

— Да, об этом мы не подумали, но отказываться не
будем, решим по ходу. В крайнем случае, до Феодосии час
езды, съездим и вернемся.

— Тогда начнем с завода, — заключил Саша.
Саша зашел на завод шампанских вин, который построил
еще князь Голицын, как к себе домой, да и не мудрено.
Московский авиационный завод «Знамя революции», на
котором ранее работал Лукин вместе с Евдокимовым, уже
почти двадцать лет оказывал местному заводу шефскую
помощь по поставке и ремонту оборудования. Директор
их завода Румянцев Иван Иванович ранее работал секретарем
московского горкома партии. Он, используя свои
связи, смог оформить на Украине часть земельного участка
под строительство пансионата для рабочих московского
завода.

~225~



На заводе они продегустировали шампанское «Новый
свет», после чего уложили две коробки в багажник автомобиля.
Этого хватит для отдыха до самой Москвы, где, кстати,
купить такое шампанское невозможно. Его иногда можно
увидеть в Судаке или Феодосии, но и то выбракованное.

Виктор шампанское только пригубил, а Ольге оно так
понравилось, что одним бокалом не обошлось.

— Саша, мы оставим машину у тебя и пешком прогуляемся
на Царский пляж.

— Хорошо. Ждать вас к обеду? Откуда такая красавица?
— отвел его в сторону и тихо спросил Саша.

— Из Липецка. Отдыхает в Феодосии. На обед нас не
жди. Мы возьмем с собой фрукты.

— Я тебя понимаю, какой может быть обед, — заговорщицки
улыбнулся он.
Перейдя в самом низком месте через гору Сокол, они
оказались на пляже, где любил купаться Николай Второй.
Вода в бухте стояла как в блюдце.

— Сейчас бы искупаться, но я не взяла купальник.
На пляже народу было немного, но все равно на купание
в нижнем белье они не решились.

— Пойдем, я знаю одно местечко, где нам никто не помешает.
Виктор провел Ольгу по горной тропе скалы Кит, уходящей
в море и напоминающей тело кита. В конце скалы
Виктор предложил разделиться по разные стороны выступа.

— Мальчики налево, девочки направо, и встречаемся в
воде посередине.
Через несколько минут Виктор услышал всплеск воды,
Ольга прыгнула в море со своей стороны. Он решил не
мочить ничего, потому как переодеться было не во что,
и плюхнулся в воду совершенно голый. Ощущение было
высшим. Он еще ни разу не купался в море в таком виде, и
каково же было его удивление, когда он подплыл к Ольге.
Сквозь чистейшую прозрачную воду он увидел, что Ольга
в таком же виде.

~226~


— Я решила не мочить одежду. Сушить негде.

— Вот и правильно, — он слегка коснулся ее плеча,
спины, рука скользнула вниз до талии, притянул к себе и
поцеловал, да так, что оба погрузились в воду.

— Говорили местные, что прямо у скалы обрыв метров
сто.

— Это под нами сто метров.

— Возможно.

— Я на такой глубине еще ни разу не плавала, а тем более
не целовалась.

— Поэтому здесь никого нет.

— Виктор, давай мы поцелуи оставим до берега, я боюсь
даже сделать какое-нибудь неосторожное движение, чтобы
не погрузиться в воду. Даже представить себе страшно, что
под нами сто метров.
Разошлись они, как в море корабли, и встретились на
горной тропе, посвежевшие и одетые. На узкой тропе и подавно
нельзя было целоваться, так как любое неловкое движение,
совершенное в сладком поцелуе, могло закончиться
падением в море с приличной высоты. Не мешая друг другу,
они двинулись мимо Царского пляжа к гроту Шаляпина.
Виктор бывал здесь неоднократно, а на Ольгу это естественное
сооружение в скале в виде сцены произвело впечатление.

— И здесь пел Шаляпин?

— О-о-о, — пропел Виктор, эхо подхватило, пронеслось
под сводами.

— Вот это да!

— Пойдем вокруг горы Сокол со стороны моря. Там
тропа немного опасная, но если потихоньку, то можно. Там
места шикарнейшие, и виды для съемок — тоже. Жалко, у
меня в воде не было фотоаппарата, надо было бы тебя снять,
а то на берегу моря и все снимки в вечерних туалетах.

— Вот и хорошо. Это только Галя может якобы случайно
купальник в воде потерять.
Море штормило, и брызги долетали до тропы на десятиметровую
высоту. Это было интересно — пробираться по

~227~



скале, держась двумя руками за нее, как присосками, чтобы
не свалиться с тропы.

— Фотографии должны получиться красивые.

— Но если фотографии не получатся, я тебя поколочу,
я не думала, что здесь такая опасная тропа.

— Я буду стараться! А сейчас приглашаю на ужин. Здесь
будем, в Феодосии или на Азовском море?

— Где скажешь.

— Если с шампанским, то можно только у нас, на берегу,
иначе я не могу себе позволить.

— Тогда заедем домой, я возьму все необходимое, Галю
предупрежу, и отправимся на дикий берег, где скалы отвесные
из ракушечника, не хочу никаких ресторанов.
Галя помогла ей вынести два покрывала, одеяло и подушку.


— Я вам так завидую. Может, вместе поедем?

— Мы с Виктором договорились побыть сегодня вдвоем.

— Ну что вам возразить на это…
В магазине они взяли все необходимое под шампанское
и чтобы не оголодать.
На берегу солнце село, как всегда на юге, неожиданно, и
за считанные минуты параллельно взошла луна, образовывая
на глади воды лунную дорожку, уходящую далеко в море.
Такой картинкой только и любоваться, но им было не до
пейзажей Айвазовского…
Через день Ольга уезжала домой, и на следующий день
у нее были сборы после долгого сна, так как они вернулись
в Феодосию рано утром. Она сообщила, что из Липецка
один раз в месяц они ездят на автобусах в Москву на экскурсии.
Это теперь так называли их поездки по столичным
магазинам. Виктор предложил сопровождать ее по московским
магазинам, где у него были знакомые директора, или
еще лучше, чтобы им не терять времени на эти покупки,
он попросил ее позвонить заранее перед выездом и сообщить,
что она хочет купить, а он все организует. На том
они и расстались, решив, что время само расставит все по

~228~


местам, в том числе покажет, как им жить дальше. У них
были семьи. Правда, Лукина уже не сдерживали эти узы,
да и Ольга была готова на перемены в семейной жизни, но
они не стали ничего загадывать при расставании, а решили
просто встретиться в Москве.

Виктор спал до двенадцати часов, да и то его разбудил
вошедший в комнату Борис.

— Я вчера был в Приморске и встретил компанию со
Светкой. Она передавала тебе привет. Они сегодня уезжают
домой. Сказал, что твоя машина забарахлила, а потом тебя
рыбалка засосала! — сообщил Борис.

— Ты же никогда не врешь!

— С тобой не захочешь — научишься. Поедем на пляж
в Приморск?

— Нет, Борис, лучше на рыбалку. Пойдем ставридку
подергаем, — предложил Виктор вошедшему Михалычу.

— Михалыч, он заболел, на рыбалку нас зовет.

— Нет, он наоборот выздоравливает. Перебесился — и
хватит.
Выходило, что Ольга и Светлана уезжали из Феодосии в
один день и одним поездом. Виктору хотелось встретиться
с Ольгой в Москве, как они и договорились, ничего не загадывая.
Он вспомнил, что друзья прозвали его «дальнобойщиком
», потому что у него были романы с девчонками,
которые проживали от Москвы на расстоянии не менее двух
тысяч километров, куда он и мотался неоднократно, пока не
женился на Даше с Камчатки. Так что Липецк был для него
не далее подмосковного городка. Да и Олино замужество
его не смущало, все красивые повыходили замуж, пока он
разбирался в своих романах.
Ни о каких разводах или женитьбе мыслей не было. Ему
стало вдруг хорошо. Он вспомнил Светлану и ее белокурые
волосы, развевающиеся на ветру, ее улыбку. Он отлично понимал,
что может с ней встретиться в Москве и продолжить
знакомство, но… К тому же, судя по ее разговорам, она замуж
не рвалась, хотя так говорят многие девчонки, а сами только

~229~



об этом и мечтают. Однако он давал себе отчет в том, что
встреча с Ольгой увела его в сторону, именно поэтому он не
стал больше искать свиданий со Светланой. Это означало, что
и в будущем этих свиданий не будет. Ни к чему морочить молодой
девчонке голову, коли не разобрался в своих чувствах.

Михалыч был старше них лет на двадцать и все это,
наверное, проходил неоднократно, все эти курортные краткосрочные
романы, поэтому только ухмылялся и иногда
подкалывал. Виктор еще копался в своем отношении к этим
девушкам, а этот уже дал четкое определение процессу —
перебесился и хватит!

А Виктор открыл для себя новую страницу в семейной
жизни. Если бы он вел себя так раньше, то и семейные неурядицы,
вызванные легким флиртом жены, не были бы для
него такой трагедией. Но ведь тогда и жениться не стоило.
Продолжался бы до сих пор у него с Лаурой «почтовый роман
», встречались бы изредка, надеясь на лучшее… Сейчас
он получает короткие весточки о ней от друзей, которые
иногда обмениваются с Лаурой несколькими фразами в открытках
к праздникам. Она всегда передает ему привет через
знакомых и выясняет, как у него дела. После разлуки и его
женитьбы они общались напрямую всего лишь раз. Виктор
все чаще ловил себя на том, что хочет как можно больше
знать о жизни Лауры, что она ему все также небезразлична
и, наверное, он ее до сих пор любит. Исправить ничего уже
нельзя, даже если он разведется, а Лаура будет согласна на
все его условия по переезду в Москву. Ничего из этого не
получится, поэтому надо довольствоваться тем, что есть. Так
уж все сложилось в жизни, и она через несколько границ
от него, и он на такой работе, которая не способствует их
встрече… Опять его понесло по волнам памяти. Нельзя —
значит нельзя. И правильно он тогда поставил точку. Надо
жить в реальности, один червячок — в яблоке, другой — в
дерьме коровьем ковыряется.

Неделя на море пролетела как один день. Все остальные
дни были посвящены рыбалке, и мужики от рыбы уже стали

~230~


светиться, но Михалыч был доволен, что компания вновь
просыпалась с восходом солнца и моталась по побережью и
озерам, вытаскивая из водоемов ставриду и бычков, карасей
и кефаль. И Виктор больше не стрелял глазами по сторонам,
да он и раньше это особенно не делал. О девушках остались
лишь приятные воспоминания.

Сборы в обратную дорогу были недолгими. Мужики
смотали удочки и предложили Виктору провести «продовольственную
программу». В Крыму и на Украине овощи
и фрукты были в изобилии, с опережением средней полосы
России месяца на два. Перед отъездом они помогли хозяйке
дома Любе убрать картошку. В почве преобладал песок, поэтому
копать картошку оказалось удобно вилами, она рассыпалась
поверх земли — розоватого цвета и совсем сухая.
Было удивительно, как она росла совсем без влаги, но такая
вкусная! Ее можно было есть с удовольствием отварную,
без всяких приправ, белоснежную и рассыпчатую, поэтому
они не отказались, когда Люба предложила им по десятку
килограммов взять с собой.

Даша еще отдыхала со своей мамой на Балатоне, а его
родители все лето отдыхали на «дальней» даче в селе Беломестном,
что в Тульской области, и Виктор решил изменить
обратный маршрут из Крыма. Он в шутку называл эту дачу
«дальней», так как у него появились серьезные мысли построить
дачу в ближнем Подмосковье, а до этой деревни
было две сотни километров от Москвы. Он в любом случае
поехал бы в эту деревушку на берегу реки Проня проведать
родителей, а тут еще и было чем поделиться. По дороге
Виктор загрузился огромными помидорами, яблоками,
грушами и черешней, не считая коробки шампанского с
завода в Новом свете. Там же закупил сахару для варенья
и различной крупы. Варенье каждый год накапливалось,
так как они не смогли съесть такого количества, но мама
продолжала по привычке варить его из клубники, сливы,
вишни и черной смородины. Клубничное варенье за зиму
заканчивалось, но в банках оставалось много сиропа, так

~231~



как всем нравились только ягоды. Уговаривать маму, чтобы
она не ковырялась на кухне с вареньем, было бесполезным
делом, так что сахару он прихватил с собой мешок. Черная
смородина засыпалась сахаром в эмалированном ведре и
хранилась в подвале всю зиму.

Виктора все это изобилие не пугало, так как он знал
ему применение. Раз в два-три года он проводил ревизию
среди банок с вареньем и ставил из него бражку в сорокалитровых
молочных флягах, разбавляя родниковой водой
и добавляя малину вместо дрожжей для брожения. Потом
этой портвейн быстро перегонялся через самогонный аппарат,
изготовленный по последнему слову производства на
его бывшем авиационном заводе. Родители совсем не пили
спиртного, но умели заправлять трехлитровые банки после
перегонки зверобоем и дубовой корой. Так что у них всегда
имелось чем заплатить помощникам по ведению хозяйства
в деревне, и Виктор был спокоен, так как сам не имел на это
времени. А самогон он делал гораздо чище любой водки,
очищая от сивушных масел марганцовкой, а потом настаивал
перед заправкой местными травами на березовых углях для
блеска, так что напиток получался гораздо дороже водки.

Но помощников в деревне становилось все меньше. Молодежь
уже лет десять как покинула родные очаги и подалась
в основном на московские стройки, где куда приятнее было
жить в общежитиях, с перспективой получить квартиру. А в
деревне никакой перспективы. Деревня расположилась на
берегу реки, в которую через каждые двести метров впадали
родники со склона, но как носили крестьяне воду в гору на
коромысле несколько веков назад, так и продолжали до
сих пор, а про дороги и говорить нечего, так как в ненастье
можно было проехать только на тракторе.

Не всегда эти села находились в такой разрухе. В соседнем
селе Проне-Городище жил граф Баранов, который
дружил с князем Голицыным. Они построили храм, такой
же, как в селе Константинове, на родине Есенина. В другой
соседней деревне жили Рудневы, получившие надел земли

~232~


за заслуги перед родиной на Крымской войне. В этой семье
и родился капитан первого ранга, который командовал
знаменитым крейсером «Варяг». Потом были революция
и Гражданская война, а следом коллективизация. В церквях
устроили гаражи для тракторов и зернохранилища, а многие
и вовсе взорвали. Эти взрывы звучали до недавнего времени,
когда в 1962 году в соседнем селе Осаново взорвали
часовню. Потом закрыли сельскую школу, так как некого
стало обучать в селе.

Местность, на которой расположилось село Беломестное,
в народе называемое Бутырками, была очень схожа с
окрестностями села Лукино, маленького именья большой
семьи Лукиных, которые много веков проживали в Гжатском
районе Смоленской области. Прапрадед Лукин получил
этот надел земли по представлению Кутузова царю
за заслуги перед Россией. Их прапрадеды партизанили на
Гжатском тракте в районе села Полянки и били французских
захватчиков ровно 170 лет назад. Об этом Виктору
рассказывал его дедушка Алексей Михайлович, у которого
хранились до печальных событий, связанных с его арестом,
французские латы и кираса. Ранее при царе защитников отечества
награждали не только орденами и медалями, а еще
давали наделы земли и освобождали от податей, почему и
хозяйства крестьянские только крепчали. Было такое хозяйство
у деда Алексея Михайловича со своей маслобойней
и мини-заводом по изготовлению сыра, да еще по рецепту
швейцарского сыродела, передаваемому из поколения в
поколение. Выращивали предки Виктора фуражное зерно,
выделывали кожи и валяли валенки, но под раскулачивание
хозяйство Лукиных не попало, так как Алексей Михайлович
участвовал в революции. С ним расправились проще, надуманно
обвинив в шпионаже по 58 статье. Виктор иногда
в шутку просил деда, когда тот пребывал в хорошем настроении,
рассказать, на какую разведку он работал, прекрасно
понимая, что Алексей Михайлович почти не выезжал из
своего глухого села, в которое иностранцы заходили только

~233~



в 1812 году с армией Наполеона. Это обвинение оказалось
настолько абсурдным, что дед, после пятилетней отсидки на
Соловках и ссылки на такой же срок на Северный Урал, был
назначен руководителем патронного завода в Подмосковье
в 1939 году, перед самой войной. Село Лукино сначала разграбила
голытьба, а потом его окончательно уничтожила
война, так как здесь проходил Ржевский рубеж.

Знали бы предки Виктора, которые громили в смоленских
лесах наполеоновские обозы, что их внучок уведет
у француза Мишеля самую красивую девушку Парижа
Лауру! А ведь если бы не «железный занавес СССР», то у
них, возможно, была бы счастливая семья, но эти запреты
и занавесы сделали свое поганое дело. Им пришлось расстаться.
Так сложились обстоятельства после семи лет их
нелегальной жизни. Это село Беломестное Лаура называла
только Бутырками и при этом заливалась смехом, вкладывая
в название понятное значение. Только в этом селе они
отдыхали во время ее приездов совершенно спокойно. Тут
некому было спросить, что здесь делает майор милиции
Лукин с француженкой? Последний раз они наслаждались
природой и не только ей три года назад…

Эти воспоминания накатили на Виктора, когда он подъезжал
к селу. По пути ночь застала их в Орловской области,
и они с Борисом и Михалычем решили спать в автомобилях,
а с первыми лучами солнца умылись, позавтракали и отправились
дальше. В Тульской области мужики пошли на
Москву, а Виктор отправился через Узловую на Гремячее.
Потом спустился к реке — и вот он дома. Родители обрадовались
его появлению. Накануне они наловили рыбы, будто
специально к его приезду. Он выложил гостинцы Крыма,
оставив себе немного, чтобы по приезду в Москву не бегать
в магазин. Мама только охала, приговаривая, что слишком
много всего и это не съесть.

Виктор переоделся в плавки и, набросив на шею полотенце,
направился на реку, дабы смыть копоть дорог. Вода
в реке оставалась холодной даже в жару, но мыло пенилось

~234~


на голове, как шампунь, так как вода была очень мягкой.
Виктор двумя руками прополоскал волосы, опускаясь на
дно, коснувшись которого выныривал пробкой. От такой
процедуры голова, казалось, становилась более легкой.
Подплыв к берегу, он нарвал мягкой травы и сделал что-то
похожее на мочалку, намылил ее мылом. Пена получилась
зеленоватой. Он натер все тело и вновь нырнул, проплыв
аж до середины реки, потом глотнул воздуху и вновь погрузился
под воду, вынырнув у другого берега в тростнике.
Самочувствие было сказочным, усталость после дороги как
рукой сняло.

После такой водной процедуры на столе его ожидали
поджаренные с корочкой до хруста плотва и окушки. Мама
еще хлопотала около летней печки, выкладывая рыбу на
блюдо. Основательно перекусив, Виктор пошел прогуляться.
Маршрут был давно известен. Дом отдыха шахтеров на лесном
озере за последние два года развалился, лодки и водные
велосипеды лежали на берегу и теперь годились только на
дрова и металлолом, а раньше в это время здесь было много
отдыхающих. Деревянные домики требовали серьезного ремонта,
и все заросло травой. В этих домиках он и проживал
с Лаурой… Теперь здесь все неинтересно и не так красиво.
Он достал пачку сигарет. Виктор бросил курить два года
назад, но в бардачке машины всегда лежали пачка сигарет и
зажигалка. На разваленной пристани он увидел знакомый
пенек, которому много лет. Присел и не торопясь выкурил
пару сигарет, поглядывая на зеркальную гладь озера, изредка
нарушаемую всплесками рыб. Он сидел, ни о чем не думая.
Просто отдыхал от всего. Потом, не торопясь, спустился к
реке и побрел по тропинке в сторону соседнего села Иваньково.
Их села разделял один овраг с ручьем.

На краю села у самого оврага Виктор увидел мужчину
высокого роста с длинными волнистыми волосами. Перед
ним стоял мольберт, а он всматривался вдаль и наносил на
холст краски.

«Александр Шилов», — догадался Лукин.

~235~



Он никогда не встречался с художником, но от знакомых
слышал, что Александр Шилов купил дом у мельника
Кулешова на окраине деревни Иваньково и работает с мольбертом
в окрестностях. Здесь он написал картину «Святой
источник» и портреты жителей деревень. Виктор не хотел
мешать художнику и пошел тропинкой выше него метров
на пять, благо весь берег был изрезан тропинками так, что
десяток людей, идущих навстречу друг другу, запросто мог
разойтись. Поравнявшись с художником, он замедлил шаг,
и Шилов в пол-оборота ответил на его приветствие. Виктор
искоса бросил взгляд на холст, на котором красовалась река
Проня с огромными ветлами на берегу. Рядом стоял еще
один мольберт с незаконченной картиной, изображающей
омут. Виктору были хорошо знакомы эти пейзажи, на
этом фоне он часто фотографировал знакомых девчонок,
с которыми отдыхал в деревне на летних каникулах. В последующие
годы он неоднократно искал возможность посмотреть
эти работы художника. Он был знаком со многими
его картинами, в основном с портретами, исполненными с
фотографической точностью, однако, пожалуй, на этом вся
схожесть с фото и заканчивалась, так как кисть художника
волшебным образом оживляла и лица, и природу. Среди его
работ был даже портрет шефа Лукина — Еркина, начальника
МУРа. В черном кожаном пиджаке Еркин выглядел
шагнувшим из жизни…

Вот и эти сегодняшние пейзажи Виктор найдет позже на
выставке и сравнит со своими цветными фотографиями этих
мест. Картины будут названы «Притихло. Беломестное» и
«Стожок. Иваньково». Сравнивая картины с фотографиями,
Лукин не будет уставать удивляться. Все то же самое.
Одни и те же берега, река, солнце… Но фото не передает
объема и живости. Лукин окончательно убедится в этом,
когда сделает фотоснимки с этих картин, и они окажутся
куда более живыми, нежели фотографии с натуры. Что движет
художником, создающим шедевры? Как он подбирает
нужные краски, чтобы они становились живыми?

~236~


А пока Виктор замедлил шаг и остановился на крутом
берегу под деревней Иваньково. Внизу — сверкающая на
солнце гладь омута, легкий ветерок со стороны реки смешивал
дурманящие медовые ароматы трав с запахами тростника
и прохладной воды. Слева — крутизна оврага с журчащим
внизу ручьем, разделяющим две деревни.

Красота этой первозданной природы никогда не замыливала
взгляд, она меняла свое обличие в зависимости
от времени суток и года. Закаты и рассветы, туман и облачность
— всё дарило ей свое особенное очарование. Река и
крутые берега способствовали этому. Недаром художник
Шилов выбрал эти места и поселился на окраине деревни,
прожив здесь около пяти лет. Эти же красоты оценила француженка
Лаура, причем совсем не потому, что здесь никто
не мог задать ей вопросы по поводу визы и регистрации в
СССР иностранных граждан, тем более что при встрече с
Виктором она постоянно нарушала все правила во времени
и пространстве. Им всегда не хватало времени, которое отводили
ей власти Союза…

Он спустился к ручью, напился холодной водицы из
родника и вышел на окраину деревни Иваньково. Деревня
встретила его полным безмолвием, как будто бы тут никто
и не жил. А лет десять назад только отдыхающих в летнее
время здесь было с полсотни человек! С нескрываемой
грустью он бросил взгляд на крайний дом на бугре с покосившимися
стенами, на полуразрушенные сарайчики
дачников в сирени… В этих местах проходило его детство,
летние каникулы с веселой компанией… Все теперь семейные
и, наверное, приедут в деревню, когда дети подрастут.
Виктор присел на огромный камень, поросший понизу
мхом, и вновь закурил.

Он не помнил, сколько времени провел на этом камне,
отдававшем тепло, накопленное на солнышке. Собрался домой,
когда закончились сигареты. Обнаружив в углублении
камня десяток окурков, как в пепельнице, он сложил их в
пустую пачку, смял и сунул в карман.

~237~



А дома он сообщил родителям, что ему пора в Москву.
Они уже давно привыкли к его неожиданным налетам, как
и к тому, что он мог так же внезапно уехать. И хотя отпуск
начался недавно, здесь ему было не очень комфортно. Здесь
все напоминало те времена, когда он был счастлив, и теперь
ему не хотелось ходить теми же тропами одному…

Дорога оказалось пустой, и через два часа он был в
Москве.

Проездные билеты Виктор выписал сразу на весь отпуск,
до Камчатки, и теперь у него оставалось еще полтора месяца
отдыха. На самолет билеты не оплачивались, поэтому выписывали
до Владивостока поездом на семь дней, а далее морским
путем еще шесть суток, итого ему прибавили двадцать
шесть суток на дорогу туда и обратно. Такая возможность
проехать поездом через всю страну и шесть суток провести
на Тихом океане может больше не представиться, поэтому
Виктор взял с собой несколько толстых книг, которые давно
собирался прочитать, но не хватало времени, и окунулся в
полукругосветное путешествие. Во всяком случае, у него
была возможность сойти с поезда в любом месте, где есть
аэропорт, и долететь до Камчатки. Правда, это пришлось бы
сделать за свой счет, но он выдержал все путешествие. Это
было не из «Петербурга в Москву», и жаль, что тогда при
Радищеве не было дороги до Камчатки, а то бы он написал
больше Льва Толстого.

На Камчатке его встретил тесть. Их жены все еще наслаждались
отдыхом на озере Балатон.

— Виктор, у меня один руководитель пошел в отпуск и
собирается на рыбалку, если хочешь, он тебя возьмет с собой.
Иначе я смогу тебе уделять внимание только поздними
вечерами или в выходные дни.

— Я бы с удовольствием. Сколько раз был на Камчатке
— и все дома да на даче, а природы толком не видел.

— Тогда сегодня ужин праздничный по поводу твоего
приезда, а завтра вы с Николаем едете на рыбалку. Все снасти
у него есть, автомобиль тоже. Поедете в Усть-Большерецк,

~238~


это на другой стороне полуострова, на берегу Охотского
моря.

— Да, это, наверное, интересно. На машине через всю
Камчатку!

— Я бы и сам с вами укатил с удовольствием, но сейчас
идет путина. У нас в хозяйствах горячая пора.
Приготовление ужина Виктор взял на себя. Бегать по
магазинам не пришлось, так как недельного пайка работника
областного комитета КПСС хватило бы на гулянку компании
из двадцати человек на пару дней. Он не притронулся
к мясным продуктам вместе с сырокопчеными колбасами.
Правда, других колбас на Камчатке не было, так как вареные
колбасы доставлять было сложно. Из холодильника были
извлечены балык чавычи со спиной в десять сантиметров и
литровая банка кетовой икры, которая крупнее и нежнее лососевой.
Стейки он нарезал также из свежей кеты, которую
поймали в тот же день и доставили к столу. Такого в Москве
даже в Елисеевском магазине в подвале у Соколова не достать.
Поджаренные стейки на оливковом масле и слегка
смазанные медом получили золотистую корочку, Мед придавал
рыбе слегка уловимый привкус поджаренной карамели.
Тесть и так не переставал восхищаться кулинарными
способностями Виктора, но когда он подал следующее
блюдо ко второй бутылке коньяка, то Николай Сергеевич
не сдержался:

— Надо признаться, что я, прожив на Камчатке тридцать
лет, бывал на многих самых именитых приемах и торжествах,
но ни разу не пробовал ничего подобного. Что ты сделал с
нашими продуктами? Со стейками более-менее ясно, добавил
немного меда, а какой эффект! Но этими крабами
ты меня совсем укатал. Я буду уговаривать дочь переехать
с тобой на Камчатку, чтобы попробовать еще что-нибудь
вкусненькое. Это не крабы, а чудо. Хочу выпить за твое
мастерство, и расскажи, как это делается. Твоя теща — кабардинка,
и ты уже отведал много национальных блюд, но
тут ты меня удивил.

~239~



— В этом нет ничего сложного, просто на Камчатке
крабов продают чуть ли не в булочной, и вы привыкли к
этим продуктам, вот и смотрите на них, как мы на материке
на картошку. А делается это очень просто. Ножницами освобождаешь
мясо краба от панциря и на полчаса опускаешь
его в маринад из укропа и сливочного масла, перемешанного
с выжатым соком одного апельсина, потом добавляешь немного
чеснока и перца с солью. В этой массе обжариваются
крабы до загустения массы. Вот и все премудрости.

— Да, очень вкусно, но таких рецептов на Камчатке не
знают.
«Они малоизвестны и в русской кухне, потому что так
рыбу готовят финны, а креветки в таком соусе делают во
Франции», — подумал про себя Виктор, которому показалось,
что из крабов это блюдо будет еще вкуснее. Долгие
годы эти уроки кулинарии он получал у Лауры… А крабы
на самом деле удались.
Николай заехал в семь часов утра.

— Нам предстоит проехать триста километров до
берега Охотского моря, но должен предупредить, что это
не Подмосковье и трассы соответствующие. Легкий завтрак
— и вперед. Надо еще заехать на рынок к корякам,
купить кое-что.

— Николай, я там собрал уже вам «тормозок» из обкомовского
пайка. Голодными не останетесь. Виктор, ты как
по сто граммов, голова не болит после вчерашнего? Мне-то
нельзя, а ты на отдыхе.

— Нет, спасибо, я по утрам не пью, — улыбнулся Виктор.
Около дома на Партизанской улице стояла «волга»
Николая. Все асфальтированные дороги на Камчатке вели
к аэропорту в Елизово. Они заехали на рынок, где торговали
местные коряки. На рынке выбор оказался не таким
уж большим, и они взяли, что было, — зелень, редиску и
различные корейские соленья.
Дорогу покрывала щебенка, и хорошо, что по ней совсем
не ходили машины. Стояла духота, а на обочину при всем

~240~


желании выйти было невозможно, так как она была белой от
щебеночной пыли. Скорость Николай держал небольшую,
да по такой трассе особо и не разгонишься. На всем пути
им не попалось ни одного съезда с дороги в сторону какоголибо
населенного пункта.

— А здесь их нет, поэтому и съезжать некуда. Там только
медведи гуляют, — пояснил Николай, — вот только посередине
пути дорога пойдет направо в сторону Ключей, а все
остальное — медвежьи тропы. Зато на реке Быстрой рыбы
видимо-невидимо, но и медведей там хватает. Они у нас самые
крупные в мире, наверное, на рыбе и ягоде отъедаются.
В Усть-Большерецке Николай сначала заехал к начальнику
местной милиции.

— Здесь он один — реальная власть на всем побережье.
У него в ведении и гостиница… Егоров, я тебе привез коллегу
из МУРа. Майор Лукин, зять Николая Сергеевича. Он
просил нас приютить и организовать рыбалку с моторной
лодкой по реке.

— Здравствуйте. Егоров, — представился начальник
милиции. — У нас все уже готово. Гостиница находится в
нашем дворе. Пойдемте, я вас устрою.
Они подошли к двухэтажному особняку с довольно простой
архитектурой, хотя на фоне других домов, похожих на
сараи, этот дом все-таки выделялся. А вот по отделке внутри
это был просто дворец. Преобладали мрамор и другие натуральные
камни. На первом этаже — кухня, небольшой
банкетный зал, барная стойка и комнаты для обслуги, а на
втором этаже — четыре шикарные спальни с большими
ванными комнатами.

— Таких серьезных гостиниц не имеет даже МВД
СССР! Одна из них как раз на моей территории, на Пушкинской
улице, называется почему-то «Урал», но там даже
люксов таких нет, — восхитился Лукин таким богатством
ОВД Усть-Большерецка.

— Да, это нам отдали во владение, зная, что мы сможем
все это богатство сохранить, иначе ведь растащат гостиницу

~241~



по кускам. Принимаем мы здесь только высоких гостей,
вот вам поэтому и повезло. А досталась гостиница нам
по случаю. Не так давно прилетал на Камчатку президент
Финляндии Урхо Кекконен — посмотреть на путину, как
лосось идет на нерест. Заключили с Финляндией договоры
по поставкам и их по участию в лове рыбы. К его приезду
и построили эту жемчужину, иначе здесь и переночеватьто
было негде… Давайте с дороги перекусим камчатскими
дарами. Уху мы не стали варить, чтобы вкуса не перебить.
Ее мы завтра на острове приготовим.

Дары моря были богатейшие — от икры и крабов до
различных блюд из лососевых рыб, но все как обычно. Икра
у всех одинаковая и отличатся только посолом и свежестью,
а во время путины это обычно «пятиминутка». А крабы
отварные с укропом, но только выловленные из моря, и их
не надо было мариновать, как Виктор проделал накануне
с замороженными крабами. Конечно же, выпили водки с
дороги под эти дары.

Утром милицейский УАЗик доставил их к одному домику,
где жил рыбак Федор, который занимался рыбалкой
большей частью для себя и соседей, так как соревноваться
с промысловиками на сейнерах не имело смысла. Рыбой в
городе в магазинах не торговали, наверное, по одной причине
— у частников она была дешевле и свежее, так как пока
проведут ее по всем бухгалтерским учетам, она и протухнет.
Федор со знанием дела уложил в лодку все необходимые
снасти для рыбалки.

— Самое главное, чтобы были леска и крючок, а рыба
сама его хватает, — пояснил Федор.
Хорошо было у Федора. Дом стоял на берегу реки, у
самой воды и гараж с моторной лодкой. Сели и пошли
вверх по течению, довольно быстрому, так что шли галсами
от берега к берегу, где течение все-таки было потише. Шли
около двух часов, и Виктор наблюдал за рыбой, плывущей
по дну реки. В чистой воде все видно было, как в аквариуме.
И куда они плывут, если здесь ее можно руками ловить?

~242~


— Здесь идет горбуша, голец может попасться, а мы
отправимся подальше. Там кета хорошо берет, чавыча или
кижуч, они покрупнее будут, — пояснил Федор, угадав
мысли Виктора.
Причалили к островку посередине реки. Остров был
песчаный, на дне реки мелкая и крупная галька. Часть
острова заросла малиной и другими кустарниками с неизвестными
ягодами.

— Медвежья еда, — пояснил Федор и закинул блесну
со своего спиннинга.
Со второго или третьего броска он вытащил кету около
пяти килограммов.

— С икрой. Я буду готовить уху, а вы пока побалуйтесь
рыбалкой, только много не ловите, ее девать некуда, испортится.
Если хотите взять рыбы и икры домой, то стоит
договориться с рыболовецким траулером. Лучше всего взять
нерки, или, как ее здесь называют, красницы. У нее икра
немного мельче лососевой, но гораздо краснее, как и сама
рыба, наверное, поэтому вкуснее и нежнее, чем у других, но
это завтра. А здесь если поймаете, так это надо будет тащить
на себе, потом обрабатывать, солить. Сегодня это сделать
невозможно на отдыхе, а завтра я помогу. Хотите, покажу,
как правильно разделывать рыбу для засолки и готовить
икру-«пятиминутку»?

— Да, конечно, это интересно.
Федор достал икру, выдавил ее, как из чулка, в тазик,
вскипятил воду и сделал солевой раствор, куда опустил икру
на несколько минут. Потом откинул от влаги через сито и
положил икру в стеклянную банку.

— Вот закуска готова, но пусть еще постоит, солью пропитается,
а мы пока приготовим уху.
Большую рыбину он почистил, порезал на куски по
полкило, опустил их в кипящую воду, уже заправленную
луковицами, перцем и лаврушкой.

— Солить будем потом и водки добавим.

~243~



Уха готовилась недолго. Федор достал деревянные чашки
и ложки, налил ухи с большими кусками рыбы и водки
по полстакана.

— Вот теперь можно закусить икрой, пока уха немного
остынет.
Вкус икры и ухи из только что выловленной кеты был
несравненно лучше, чем такие же продукты, что Виктор
пробовал в Москве. Может, и количество рыбы в котелке
сказалось на вкусе ухи, как известный секрет заварки чая,
когда надо просто класть побольше заварки. После выпитого
спиртного Виктор отошел за кусты по малой нужде и там
увидел, что всего в двадцати шагах от их пикника лежала
куча медвежьего дерьма, от которого шел струйкой пар. Он
вернулся и сообщил об этом Федору. Подошли все вместе.
На мокром песке остались четкие медвежьи следы.

— Он наблюдал за нами из-за кустов или испугался и
наложил кучу, — предположил Николай.

— А если бы мы его увидели, то, наверное, не успели бы
даже снять штаны и испортили бы себе пикник. Они обычно
летом не нападают на человека. Еды им и так хватает, а там —
кто его знает, что у него на уме… Всё, что мы запланировали,
уже сделали, так что давайте собираться. Я ружье с собой
не брал, — сообщил Федор с улыбкой, чтобы приободрить
их компанию.
Федор рассказал о местной обстановке и о том, как
уживается человек с медведями.

— Он подошел со стороны кустов, а из-за шума реки мы
его не слышали. Сейчас нет смысла проверять, ушел или не
ушел. Медведь умный. Ты его выслеживаешь, караулишь, а
он делает то же самое, и получается — кто кого. Особенно
страшны шатуны зимой. Бывает рыба не зайдет в реки в
достаточном количестве или год на ягоды неурожайный,
вот тогда они бродят и нападают на людей. Забираются на
дачи, переворачивают все в поисках пищи, а если покажется
дачник, то и его употребят. Снимают скальп, съедают мозги,
уши, губы. Для них, видимо, деликатесы.

~244~


— Как в фильмах ужасов… — содрогнулся Виктор от услышанного,
представив на секунду, что эта лохматая махина
может находиться где-то рядом.

— Хуже, поэтому пошли потихоньку к берегу на лодочку,
там безопаснее, — предложил Федор.

— Федор, а можно пройти на лодке вокруг острова,
может, он еще не ушел? Я хочу пощелкать фотоаппаратом, —
попросил Виктор.

— Давай попробуем.
Виктор сменил оптику на телеобъектив, которым иногда
снимал объекты, представляющие оперативный интерес
для угрозыска. И каково же было их удивление, когда они
обогнули остров и на противоположном берегу увидели
медведицу с медвежатами. Медведица была просто огромна.
Виктор делал снимки, пока не кончилась пленка. Федор заглушил
мотор, и лодка пошла вниз по течению, не доставляя
медведице лишних хлопот.

— Вот и объяснение. Здесь мелководье, возможно,
медвежата забежали на остров, и мамаша пошла за ними.
В таком случае, она опасна. Вообще-то это медвежий край,
и мы для них пришельцы, хозяева здесь они. А мы ведь все
их оттесняем своими постройками, дачами и прочим, а потом
удивляемся, почему они приходят к нам и нападают.
Да они здесь испокон веков жили, заготавливали пищу
на зиму.
Сон был в президентских хоромах сладкий. Утром их
отвезли посмотреть на консервный завод, где закатывают
икру и рыбу. В цехах, конечно, все было стерильно, но стены
помещений, где готовили дорогостоящие продукты, были
сделаны из досок, как забор, поэтому имели многочисленные
щели. Здания скорее были похожи на большие сараи,
нежели на рыбные цеха.

— Завод работает на полную мощь только во время путины
— с весны до глубокой осени, поэтому государство в
него не вкладывает. Успевают законсервировать, закоптить
и засолить весь улов, — пояснил Николай.

~245~



— Вот поэтому с Финляндией дальше разговоров ничего
не пошло. Заключили договоры, а обязательства не выполнили.
Финны не умеют так работать, а тем более потребительски
относиться к рабочим рукам. Трудиться за гроши — и
никаких человеческих условий, ни на работе, ни в быту, —
Лукин представил, что могли бы сделать здесь финны.

— Здесь в основном сезонные рабочие со всех уголков
страны, и они неплохо зарабатывают за сезон. Они знают, на
что идут, а в общем-то, ты прав, видимо, твои мозги не затронула
обкомовская атмосфера организации путины. Самое
главное — план по улову, а переработка уже на втором месте.

— Вот я и говорю. Рабочие сезонные, и, наверное, некоторые
руководители тоже временщики. Заработать большие
деньги да отвалить на материк, а другие пусть приходят и
разгребают. Другие тоже хотят такого же варианта, поэтому
все проблемы из года в год превращаются в непреодолимые,
отсюда и заводы на берегу моря, похожие на кучу сараев в
чистом поле.

— Тебе тесть не предлагал переехать на Камчатку поработать?
— поинтересовался Николай. — Тогда у тебя будет
полная картина хозяйства нашего края.

— Ты имеешь в виду полную бесхозяйственность? А быть
еще одним временщиком в этом прекрасном месте не хочу.
Выслуги у меня уже достаточно, а бороться с преступностью
— так у вас масштабы не те. Заскучаю еще и запью от
безделья. На Камчатке в принципе не должно быть серьезной
преступности, так как отсюда пути отхода ограничены. Дорог
никаких нет, а на материк можно уйти только морем, но за
шесть суток нервы не выдержат. Вот и получается, что только
самолетом можно долететь, как в песне. Нет, мы лучше в столице
будем разгребать. А этот бардак в хозяйстве не только
на Камчатке, а почти повсеместно. «Слуги народа» живут
на дачах с бассейнами на гейзерах, и дачи отапливаются, и
теплицы от горячих источников. Наверное, ученые уже не
раз просчитали выгоду этих природных условий и выдали
предложения, если их на обкомовских дачах применили. Но

~246~


ведь дальше этого дело не пошло. Помнишь, как мы пели
в комсомоле: «Чтобы все богатства взять из-под земли»?
А здесь эти богатства под ногами. Гейзеры сами вырываются
из-под земли, только трубы подсоединяй. Вот от этой
бесхозяйственности у нас и преступность, а ее можно было
бы сократить занятостью трудовых рук. А то отработают
сезонники, а потом бичуют до следующей путины.

— Не страшно так рассуждать вслух? — улыбнулся
Николай.

— А я что — говорю неправду или клевещу на кого-то?
Это публичные выступления уголовно наказуемы, а так — ну
напишет какой-нибудь стукачок на меня еще какую-нибудь
бумаженцию, подошьют ее в одну из секретных папок — и
все. Да они и сами больше меня знают, те, кто эти дела
подшивают, наверное, начитались уже о том, что говорят в
народе. А народ все чаще и чаще стал обращать внимание
на все это безобразие и не молчит, как в тридцатые годы.

— Оно и верно… Поедем на пирс. Там Егоров уже договорился
по рыбе с икрой. Займемся лучше делом. Как
потопаешь, так зимой и полопаешь. Никто нас и наши семьи
кормить не будет.

— Ладно, пошли на зимнюю заготовку. Тем более что
здесь нет разницы, достать рыбу мешком из реки или взять
отборную на сейнере, — согласился Лукин.
Николай засолил себе нерки целую ванну в гостинице
и икры закатал восемь трехлитровых банок. Как в русских
деревнях народ закладывал картофель и другие овощи в погреба
на зиму, так на Камчатке и по всему Дальнему Востоку
коренные жители уже много веков заготавливали дары моря
впрок. Николай посоветовал Виктору сделать то же самое.

— Такой возможности больше не будет, чтобы рыбу с
икрой и солью привезли на кухню в нашу гостиницу. Федор
поможет все разделать и посолить. Потом все упакуют и
погрузят. В Петропавловске помогут довести и погрузить в
самолет, а там, я надеюсь, с такими гостинцами тебя встретят.

— Конечно, встретят.

~247~



— Тогда не думай. Представляешь, там у вас в Москве
горбушу, ржавую от соли, и то дают по талонам к празднику,
а у тебя нерка малосольная, свеженькая, во рту тает,
да икра — не то, что в праздничном наборе по сто сорок
граммов, а килограммов тридцать! Угостишь друзей, руководство.
Как?

— Ты прав, Николай. Никаких возражений.
Виктор привозил в Москву из командировок местные
гостинцы. Там обычно все и так было, но такого точно в
Москве не купишь, Николай прав. Жена это есть не станет,
потому как выросла на таких продуктах, а вот друзья будут
в восторге.
В Петропавловске он поставил рыбу в ванну, наиболее
прохладное место, и во всех комнатах воздух наполнился
этим ароматом, как в рыбном магазине. На следующий день
прилетела теща из Москвы и чуть в обморок не упала от
этой картины и запахов.

— Ты что, хочешь на рынке торговать рыбой?

— Нет, у меня много друзей, каждому по рыбине,
делов-то.
— Не с пустыми же руками ему лететь с Камчатки! —
вмешался тесть. — А здесь сам наловил, засолил и привез
подарки. Виктор, я тебя еще на сутки задержу. Завтра день
Военно-морского флота, и у нас на Камчатке это большой
праздник. Ты как-то показывал запись в своем военном
билете «ВМФ — плавсостав».

— Да, Николай Сергеевич, такая запись есть, но я с моряками
общался только на призывном пункте часа четыре.
И то это были морские пограничники, куда меня направили
служить.

— А почему четыре часа?

— Потому что служба у них мне не понравилась, так как
пришлось бы на один год больше служить, чем на суше. Мое
желание совпало с потребностями сухопутной части КГБ
в таком спортсмене, как я, и они меня забрали к себе. Да и
службой-то это нельзя назвать, одни сборы да соревнования,

~248~


и казарма моя находилась в моей собственной квартире на
Новослободской улице. Поэтому от моряков у меня осталась
только запись в военном билете.

— Это неважно, я сказал командующему, что ты — бывший
моряк. Он пригласил нас на адмиральский катер, на
котором он будет принимать морской парад в Авачинской
бухте, но я завтра не смогу, да и укачивает меня на море…
Тебя встретят у трапа и проводят к вице-адмиралу. Когда
мой друг Иван командовал этим парадом, то я ходил на эти
праздники с удовольствием, но он теперь адмиралом стал
на королевском флоте — на Балтике.

— А кто такой Иван?

— Как кто? Командующий Балтийским флотом Капитанец
Иван Матвеевич. Да ты бывал у него дома в Москве
и знаком с его женой!

— Да, я помню, был у них вопрос с сыном… Жаль, что
помочь ничем не смог.

— Вот с Иваном я прошелся бы на катере, а сейчас там
все новые в руководстве Камчатской флотилии — после
авиакатастрофы в прошлом году, когда погибли многие
адмиралы Тихоокеанского флота.

— А разве удобно мне появиться на катере вместо вас?

— Там все в курсе и ждут зятя партийного босса.

— Если так, то я с удовольствием. Хоть почувствовать
этот «ВМФ — плавсостав» на борту катера, откуда меня
через четыре часа списали на берег, — улыбнулся Виктор.

— Вот и хорошо. Завтра в девять утра на катере.
Виктор не пошел в спальню, а устроился в кабинете
тестя. Там стоял огромный диван, а самой главной его достопримечательностью
была библиотека, которая размещалась
вдоль всех стен кабинета, от пола до потолка. Если бы он
перевелся работать на Камчатку, то смог бы хоть частично
перечитать это богатство… Он устроился в удобном кресле
и стал перебирать некоторые книги, извлеченные с полок,
но его потянуло на воспоминания после разговоров о военной
службе.

~249~



На призывной пункт их привезли из военкомата в
праздничный день 9 мая на микроавтобусе, так как в тот
день их было всего четверо. С этими призывниками Виктор
встречался ранее на соревнованиях по пулевой стрельбе.
Они все были кандидатами в Мастера спорта СССР, и
только он ушел немного дальше, поэтому его и забрали с
призывного пункта на другую службу. Спустя несколько лет
он встретил Игоря Писарева, который был в той команде
четверых. И когда Лукин сказал, что работает в угрозыске,
Игорь поведал, как ему повезло, что его забрали с призывного
пункта. Они же втроем тогда попали на курсы молодого
бойца морских пограничников, а после одиннадцать
месяцев их учили на диверсантов и снайперов. Потом они
побывали на Кубе и в Африке… Лукин и так знал, что ему
в жизни повезло, а после рассказа Игоря еще не один раз
вспомнил добрым словом майора КГБ Рычкова, который
забрал его у морских пограничников.

Утром у трапа Виктор протянул дежурному капитану
3 ранга пригласительный билет, выписанный на имя тестя.

Офицер подозвал мичмана и приказал проводить Виктора
к вице-адмиралу, который предложил ему место среди
гостей.

— Как освобожусь от торжественной процедуры, сразу
к вам присоединюсь, — сообщил вице-адмирал.
Виктор понял, с каким уважением командующий относится
к его тестю, если зятю оказал такое внимание.
Процедура парада была обычной, как Виктор не раз
видел по телевизору в новостях, но не более двух минут, а
здесь весь парад во всей красе, да еще с адмиральского катера,
который к тому же был торпедным. На такой катер Виктор
и призывался лет пятнадцать назад, как потом рассказал
Игорь Писарев, с которыми он ехал на службу, а вот попал на
катер только сейчас. Пройдя вдоль всех военных кораблей,
стоящих в бухте, командующий с катера поприветствовал
моряков и поздравил с праздником. Потом катер отвернул
резко вправо и отправился в сторону океана — к Трем

~250~


Иванам, так называли три скалы, стоящие вертикально, как
огромные столбы, и возвышающиеся над волнами Тихого
океана перед входом в Авачинскую бухту. Командующий
зашел в каюту к гостям.

— Вот теперь можно выпить чая по-флотски. Есть ли
среди гостей, кроме Лукина, не знающие рецепта приготовления
чая по-флотски? — поинтересовался он.
Оказалось еще двое из обкома КПСС ни разу не пили
такой чай.

— Тогда мне придется приготовить чай самому. Это
недолго. Итак, берем заварной чайник и заливаем его кипятком.
После накрываем полотенцем, лучше вафельным,
и ждем три минуты, чтобы он хорошо прогрелся, — некоторые
офицеры слушали и улыбались.

— Я попрошу быть посерьезнее, товарищи офицеры,
процесс пошел. Потом засыпаем в прогретый чайник три
столовых ложки индийского чая и заливаем кипятком.
Вновь накрываем полотенцем и ждем три минуты. После
сливаем чайник на одну треть, чтобы ушла образовавшаяся
пыль сверху, и вновь доливаем кипятком, накрыв полотенцем,
ждем еще три минуты. В это время берем хрустальный
стакан, ставим его в серебряный подстаканник, ополаскиваем
его кипятком и наливаем ароматный чай. Ждем одну
минуту, чтобы стакан прогрелся, после чего открываем
иллюминатор и выплескиваем чай в океан и сразу наливаем
в него коньяк, который от теплого стакана издает более
приятный аромат, чем чай. Товарищи, мы как раз подошли
к историческому месту — к Трем Иванам, поздравляю всех
с днем Военно-морского флота!
Командующий поднял хрустальный стакан с коньяком,
вернее с чаем по-флотски. Видимо, эта процедура с заваркой
чая проделывалась неоднократно, потому как точно
по времени совпадала с приходом катера к Трем Иванам.
Температура воздуха за бортом была не более пяти градусов,
поэтому звучали тосты и поднимались бокалы с чаем
по-флотски неоднократно.

~251~



В аэропорту «Домодедово» на следующий день Виктора
встретил Юра-грек. Виктор знал, что Юра любит рыбу,
но такого в жизни не видел ни разу — и по количеству, и
по вкусу. А когда к отварному картофелю на стол Виктор
подал большую хрустальную салатницу, куда поместилась
трехлитровая банка икры, ребята онемели. Даша сидела и
улыбалась, видя их счастливые лица. Ее нельзя было этим
удивить. Ну, подумаешь, нерка или икра, не видели, что ли?

Вот теперь Виктор мог сказать, что отпуск удался на
славу, и дело совсем дело не в икре или рыбе. Он доставил
удовольствие своим друзьям, которые надолго запомнят
это застолье, а они получили еще и пайки с собой, что тоже
было запланировано, так как одному съесть эти дары моря
было невозможно.

Ах, какое было лето! Виктор находился под впечатлением
от проведенного времени в Крыму в обществе красавиц
Ольги и Светланы. Потихоньку жизнь налаживалась. Через
месяц позвонила Ольга. Она сообщила о своей «туристической
» поездке в Москву. Он не посматривал ранее на сторону,
но если нет нормальной семьи, то стоит ли прятаться от
прекрасного женского общества? Виктор уже не собирался
разводиться, так как не было причин для скоропалительных
решений. У Ольги была семья, и она тоже не планировала
изменений в своем семейном положении. Ее муж часто находился
в длительных командировках.

Они с Виктором нравились друг другу, наверное даже
немного любили. Во всяком случае, их почти ежемесячные
встречи всегда были праздником, а после расставания они
звонили друг другу и сообщали, что уже соскучились.
Темноволосой красавице было двадцать лет, а ему чуть за
тридцать, но он чувствовал себя в ее компании мальчишкой.
Он предоставил в ее распоряжение все закрома столичных
магазинов, где только знал руководство, и она оставляла в
них все свои деньги. Скорее всего, Ольга покупала вещи
не только для себя, но это не смущало Виктора, так как она
стала чаще приезжать с «туристической» оказией.

~252~


В центре столицы прогремели кровавые «бриллиантовые
преступления», и теперь шла интенсивная оперативная
разработка арестованных за их совершение. Они обрастали
как снежный ком многочисленными связями, и Лукин не
сомневался, что эти связи вертятся вокруг его отделения
милиции. Ведь оно обслуживало самый центр города и неминуемо
попадало в этот круговорот. Сотрудники отделения
и раньше были объектом пристального внимания со стороны
госбезопасности, потому что в центре работали и проживали
государственные деятели, а в последнее время при расследовании
«бриллиантовых дел» стали мелькать некоторые громкие
фамилии. Однако после арестов у бриллиантовой мафии
не убавился интерес к самым дорогим в мире ценностям, и
сотрудников конторы Лукина вновь втянули в этот процесс.
Ничего необычного в этом не было. Просто классическая
оперативная разработка работников милиции. А какая
разработка не связана с провокацией? Если подозреваемое
лицо склонно к совершению противоправных действий,
то в финале разработки ему иногда помогают совершить
какое-либо преступление. Не профилактируют его, чтобы
оно отказалось от совершения преступления, как должно
бы быть, а наоборот — создают все условия, чтобы оно его
совершило. К этим условиям относятся и уговоры добровольных
помощников спецслужб, которые, как обычно,
скрываются с места преступления, после чего их никто не
ищет, зато разрабатываемого берут с поличным. В уголовное
дело подшиваются чистые доказательства, и никто не
вспоминает, что инициатором этого дела было другое лицо,
которое могло бы вывести на хозяев. Но тогда они могли
бы поменяться местами в камере. Арестованный молчит,
не желая закладывать «корешка», да и лишнего срока не
хочет из-за групповухи. Вот и получается, что все довольны.
Началось все с одной оперативной информации, поступившей
от азербайджанца Али. Он был из компании
«кидальщиков», которые предлагали узбекам помощь в
приобретении платков с люрексом и обманывали. Любители

~253~



платков с золотой нитью скупали их чемоданами по спекулятивной
цене, потому что в Средней Азии продавали гораздо
дороже. Али больше работал в одиночку и одновременно
снабжал милицию информацией. Этот постоянный контакт
ему был нужен, чтобы вовремя узнать о поступившем
заявлении от обманутого им узбека. Он мог уладить с ним
несостоявшуюся сделку до возбуждения уголовного дела. За
это он делился информацией о своих земляках-жуликах. На
этот раз милиции стало известно от Али, что налетчики из
Кировабада хотят потрясти своего земляка на Пушкинской
улице, в доме четыре, что около театра Оперетты. Они будут
вооружены. О времени налета и составе группы Али обещал
узнать. Оставалось выяснить точно номер квартиры,
где будут грабить азера.

Лукин направил старшего участкового и опера в этот
дом для установления места проживания азербайджанца.

— У вас наверняка имеются в этом доме люди, с которыми
сложились доверительные отношения. Надо узнать,
в каких квартирах проживают кавказцы, одновременно
выясните их поведение, чем занимаются, в общем, всё, что
можно, о них. Сделать это надо срочно, я буду ждать. — проинструктировал
он группу.

— Одного я знаю, это Мамедов Керим с третьего этажа.
Живет с семьей, на рынке не торгует, но живет богато, источник
его доходов кроме торговли неизвестен, — сообщил
старший участковый Евгений Поставнин.

— Зато это стало известно жуликам. Попробуйте выяснить
подробности его образа жизни и связи. Если других
кавказцев не выявите, то пригласите Керима ко мне на беседу
сегодня же вечером.
Так и получилось. Других кавказцев в этом доме, которые
могли бы заинтересовать разбойников, не обнаружилось.
Позже Виктор встретился с Али, и тот сообщил, что
«разгон» собираются совершить на следующий день, в обед,
когда Керим будет дома со своим знакомым, который напросился
к нему в гости по договоренности с разбойниками.

~254~


Старший участковый Евгений пригласил Мамедова на
беседу и оставил его с Лукиным вдвоем.

— Мамедов, я не буду спрашивать, как живете и чем
занимаетесь. Все это я знаю. Меня интересует только одно.
Собираетесь ли вы завтра обедать дома, и с кем встречаетесь
в обед?

— Да, собираюсь, ко мне должен подъехать мой земляк,
мы хотим вместе пообедать.

— Вы часто так поступаете — обедаете дома с друзьями?

— Нет, конечно, обычно я в кафе встречаюсь, а в чем
дело? Почему это вас интересует?

— Если бы я сообщил вам, что вас собираются ограбить,
но я не знаю, где и когда, что бы вы на это сказали и попросили
бы милицию помочь вам?

— Вот шакалы. Мне угрожали по телефону, но я не думал,
что они решатся. Что вам об этом известно?

— Хороший вопрос. Почти все. Так что насчет помощи
милиции?

— Я готов написать заявление, что мне угрожали.

— Это хорошо. Завтра в обед на вашу квартиру будет
совершен вооруженный налет. Их надо брать с поличным,
иначе они совершат задуманное, но в другом месте и в другое
время, а мы об этом знать не будем.

— Судя по вашим вопросам, мой гость тоже с ними?
Я готов, говорите, что надо делать. Только я не понимаю,
что они хотели получить у меня? Дома я ничего не храню.
Это не дом, а проходной двор.

— Пока не знаю. Они хотят использовать ситуацию,
эту вашу встречу. Надо сделать так, чтобы в обед кроме вас
с другом в коммуналке никого не было.

— Да всех давно уже расселили, еще перед Олимпиадой,
и я остался в квартире один с семьей, занимаю шесть комнат.

— Вот и хорошо, я утром буду у вас, обсудим наши
действия.
Виктор вспомнил, как накануне Олимпиады расселяли
дома, предназначенные под снос, и москвичи ехали в От


~255~



радное, Бибирево со своих насиженных мест, освобождая
квартиры в самом центре города, а сносить эти дома никто
не стал. Так в этих квартирках за крупные взятки появились
жители Закавказья. Их прописали в дома, подлежащие сносу
к Олимпиаде. А потом так же, как и москвичи, они получили
квартиры в районах новостроек. Сколько раз повторили эту
операцию работники жилищных управлений совместно с
исполкомом — неизвестно. Лукина интересовал этот вопрос
только с одной стороны, потому что ему было отказано в
первоочередном получении квартиры или улучшении жилищных
условий на основании обнаружения у него лишней
половины квадратного метра в квартире, а это двадцать на
двадцать пять сантиметров, где даже ботинки не уместятся.
Это не его линия работы, но из-за нанесенной обиды он обратил
на эту информацию пристальное внимание.

Заселили центр города кавказцами и другими жуликами,
имеющими большие деньги. Студенческие общежития
были переоборудованы под гостиницы для иностранных
гостей Олимпиады, но многие гости не приехали в связи
с бойкотом Олимпиады Западом из-за ввода наших войск
в Афганистан. Тогда эти же работники райжилуправления
разграбили имущество, предназначенное для оборудования
гостиниц. Они распродали либо растащили по своим дачам
и квартирам комплекты постельного белья, телевизоры, холодильники
и многое другое, чем должны были пользоваться
иностранцы. Эту достоверную информацию Лукину слили
его помощники из сферы обслуживания, которых, видимо,
«обнесли», и при раздаче им ничего не досталось. Были известны
фамилии кавказцев, их старые и новые адреса, а также
суммы взяток за превращение иногородних в москвичей с
предоставлением постоянной прописки и новой квартиры,
что весьма дорого стоило. Москвичи по десять лет стояли на
очереди в исполкомах, а эти все получали за взятки.

Собрав весь материал, Лукин передал его в ОБХСС,
конечно же, не по почте, а в руки Леве Попову, курирующему
эти вопросы. В райуправлении милиции не принято

~256~


было посылать почтой со второго этажа на первый, как и
отдавать материалы под расписку, а в этом материале не
хватало только обвинительного заключения в уголовном
деле. Все доказательства налицо.

Лукин благополучно ушел в отпуск, а когда вернулся,
то в почтовом ящике обнаружил повестку в суд. Впервые
его вызывали не как свидетеля по делу, а как ответчика по
неуплате за квартиру за два месяца. Это случилось во время
отпуска, поэтому он не получил повестку и решение было
вынесено в его отсутствие. Некоторые граждане годами
не платили — и никаких судов, а здесь два месяца, к тому
же в это время его не было в Москве, и вот без выяснения
причины неуплаты сразу судебное решение: «Вычесть из
зарплаты начальника уголовного розыска задолженность
по квартирной плате за два месяца». Исполнительный лист
был направлен в управление. Какой-то тухлятиной тянуло
от этих судебных решений.

Лукин поехал на Цветной бульвар, благо в народном суде
у него было много знакомых. Судья Юрий пояснил, что к
ним пришла новенькая молодая судья Ирина, и она приняла
исковое заявление от руководства РЖУ.

— А что, их еще не посадили? — поинтересовался Лукин.

— Нет, все на месте, а надо было?

— Еще как.
Виктор поведал судье всю информацию по РЖУ, которую
передал перед отпуском в ОБХСС Леве.

— Ее надо было отдать в КГБ, а эти «колбасники» тебя
предали и продали информацию, поэтому те и обратились
в суд, чтобы тебе отомстить.
Так и получилось. Лева приобрел автомобиль и ушел
на повышение в городское управление. Видимо, работники
РЖУ делились с кем-то из его руководства, но неизвестно,
на каком уровне, поэтому охамели и подали в суд за неуплату
двух месяцев, прекрасно зная, с кем судятся. Лукин пользовался
льготной оплатой коммунальных услуг, и в РЖУ лежала
справка из милиции, служившая основанием для льгот.

~257~



«Видимо, судья прав, надо поделиться информацией
со «старшими братьями» из КГБ СССР, добавив в нее
Леву Попова и молоденькую судью. Видимо, ее тоже чем-то
заинтересовали, она же писала иск на ГУВД Москвы о вычитании
из моей зарплаты этих денег», — подумал Лукин.

Он не любил стукачей, но здесь было другое дело. Жулье
обнаглело, а его коллеги оказались обыкновенными «колбасниками
» по борьбе с хищениями соцсобственности и
предателями. Совесть его была чиста, так что напрасно они
затеяли с ним такие игры.

«Ну, откупились от Левы — и жили бы себе спокойно.
Они мне триста лет были не нужны, поэтому и материалы
ведь передал неофициально, а они в суд и лист исполнительный
прислали в управление… Ну, теперь они об этом
пожалеют», — накручивал себя Лукин.

Он позвонил знакомому начальнику отдела КГБ Чернову,
который в свое время забирал у него уголовное дело по
квартирной краже, и встретился с ним на бульваре, рядом с
Петровкой, 38. Тот, прочитав материалы, пообещал помочь
разобраться с жуликами в РЖУ и «колбасниками».

— Профиль немного не мой, но ничего, не беспокойся,
материал горячий, поэтому сразу передам в работу. На самом
деле неумные люди. Воруют, так еще и хамят. Видимо, ты
их сильно зацепил, а может быть, и не только их, — Чернов
указал пальцем вверх.
Лукин не стал рассказывать ему предысторию этой проверки,
когда его по формальным мотивам передвинули из
первоочередников на получение квартиры на долгие годы,
и проделал это один из руководителей его управления. Теперь
и догадываться не нужно было, с кем из руководства
РУВД был связан Лева. Виктор знал всю компанию и держал
это про себя на всякий случай. Никогда он не выдавал
информацию руководству полностью, тем более в КГБ. Он
и Леве не сообщил о своей осведомленности, которая ранее
была на уровне догадок, а теперь вот подтвердилось, что
о взятках в РЖУ и исполкоме знают и его руководители.

~258~


А если кавказцам ставили печати в паспортах о постоянной
прописке в домах, которые шли на снос, то здесь работала
целая преступная группа.

— Я даже сейчас крови не хочу, просто надо ответить
на их ход, чтобы неповадно было в суды подавать на работников
уголовного розыска. Одним — деньги, а других —
обделать, как только можно. Поэтому скажи ребятам, кто
будет заниматься, что я им отдам и источники информации.
Хорошо еще, что сообразил вовремя и Леве Попову их не
передал. В общем, пусть твои коллеги поступают, как получится.
Даже если они их рублем накажут, все равно получу
удовлетворение.

— Сделаем, как надо, а взяток у нас не берут. Такие, как
Попов, в наших рядах не приживаются.
Как проводили проверку этих материалов чекисты, ему,
естественно, никто не докладывал, но позднее он узнал об
освобождении от должностей руководства РЖУ и увольнении
за пьянку на рабочем месте Левы Попова. Громкого
уголовного дела не было, но «судьба» жестко обошлась с
участниками этого процесса, правда только с теми, кто проходил
по информации. Видимо, в этой операции по массовому
превращению кавказцев в москвичей были замешаны
солидные руководители, которые решили избавиться от
засвеченных исполнителей.
Поэтому Лукин не стал выяснять у Керима Мамедова,
как он прописался с семьей из Азербайджана в квартиру номер
восемь дома четыре по Пушкинской улице и сколько за
это заплатил. Он знал эту тему лучше Керима, а сейчас просто
занимался своим делом и организовывал оперативные
мероприятия по защите жулика. То, что Керим — жулик,
ясно, но не доказано, поэтому сейчас он — обычный гражданин,
которого должны ограбить вооруженные бандиты,
а Лукин обязан взять их с поличным.
Квартира Мамедова была такая же, как все коммуналки.
Длинный коридор и шесть комнат. Лукин написал служебную
записку в ОМОН, и на Петровке ему выделили отряд

~259~



милиционеров, специально обученных брать вооруженных
преступников. Они для этого были экипированы в бронежилеты.


Совсем недавно он работал с такой бригадой в Медведково,
где задерживали группу грузин, которые, по информации,
совершили ряд разбойных нападений в Москве на
квартиры, в том числе и на его территории. За ними ходили
почти неделю и никак не могли собрать их в кучу, чтобы
взять сразу всех, а в тот вечер грузины собрались все вместе
на квартире по улице Широкой. Подъехали туда с бригадой
ОМОНа. Наблюдатели из бригады «топтунов» сообщили,
что в квартире четверо грузин и девушка, которая недавно
выходила за хлебом. Виктор с омоновцами поднялись на
третий этаж, позвонили жильцам, которые проживали этажом
ниже. Посмотрели расположение комнат в квартире,
она была такой же, как и у преступников, заодно поинтересовались
жильцами верхнего этажа.

— Нет, никто не беспокоит. Тихо себя ведут. В доме
лифта нет, поэтому дважды встречались на лестнице. Знаю,
что там какие-то кавказцы и женщины русские бывают.

— Хорошо. Не могли бы нам помочь в одном деле?

— Попробую.

— Надо позволить этим соседям сверху в дверь и сказать,
что они вас заливают.

— А что, вы сами не можете сказать, что из милиции?

— Нежелательно. Да они могут не открыть.

— А они потом ничего мне не сделают?

— Думаю, что нет. Я их об этом попрошу, — улыбнулся
Лукин. — Но для начала мы все-таки постараемся найти
другой способ зайти в квартиру.
В это время сотрудники сообщили, что из этой квартиры
вышла девушка, вся в слезах, и ее задержали на углу дома,
чтобы никто не увидел из окна. Быстро спустились к ней.

— Что с вами случилось?

— Я пришла в гости к знакомому Гиви, а там у него еще
трое друзей. Выпили, закусили, и один из них предложил

~260~


мне уединиться в соседней комнате, я попросила помощи
у Гиви, а он только махнул рукой. Тогда я устроила скандал,
и они меня вытолкнули.

— Вы у них оружие видели?

— Ножи есть у всех, а больше ничего не видела.

— Можете с нашими сотрудниками позвонить в дверь и
попросить Гиви? Скажете, что забыли в ванной косметичку.

— Да они мне потом отомстят!

— Вы их не скоро увидите, если вообще увидите.

— Ну, хорошо, я смогу.

— Тогда подождите нас у входа в подъезд.
Виктор дал команду четверым омоновцам встать по обе
стороны двери, а сам с опером и девушкой встал по центру
с таким расчетом, чтобы во время открывания дверей они
с девушкой успели сделать шаг назад, а в проем ворвались
бы омоновцы, которые и положат гостей столицы на пол.

— Поставьте под окна двух бойцов, хоть и четвертый
этаж, но циркачи бывают разные, могут попрыгать с балкона
на балкон, а со второго этажа здесь можно пешком уйти.
Вроде бы все предусмотрели и поднялись на четвертый
этаж, но в это время, как по закону подлости, во двор влетела
милицейская машина с мигалкой и сиреной из местного отделения
милиции по вызову на кухонный бандитизм между
мужем и женой в соседнем подъезде. Конечно, им сказали,
чтобы они выключили все спецсигналы, но было поздно.
Девушка уже позвонила в дверь и сообщила о забытой косметичке,
как договорились.

— Это ты ментов вызвала, тварь? — спросили те через
дверь.

— Нет, их здесь нет, они пошли в соседний подъезд.

— Ладно, сейчас посмотрю косметичку твою. — И через
некоторое время: — Ты что, вздумала играть с нами? Смотри,
порвем. Нет никакой твоей сумочки.

— Открой дверь, я сама посмотрю.

— Эти варианты у вас с ментами не пройдут.
Бригадир омоновцев спросил Виктора:


~261~



— Командир, какие будут указания?

— Будем брать. Надо отключить в квартире свет и одновременно
выбить дверь. Входить будем с фонарями, мы их
будем видеть, а они нас — нет. Помнишь, как Жуков проводил
Берлинскую операцию с прожекторами и воем сирен?
Ну, вот что-то похожее.
Лукин ни разу так не делал, но только представил, что
из этого получится, и его разобрал смех.

— Вы, товарищ майор, шутите?

— Нет, наоборот, на полном серьезе. Во-первых, эффект
внезапности, грохот выбитой двери, и тут твои молодцы в
касках и кованых щитах, а над щитами — фонари. Все это в
темноте и пыли от выломанной двери. Я бы и сам наложил
в штаны при такой картине. Думаю, им будет не до оружия
и сопротивления в такой ситуации.

— Будем представляться милицией?

— Потом, когда вломимся. Они уже и так поймут. Ты
им скажи еще, что дверь будем вышибать.

— Тогда все в сторону. Бойцы на исходную позицию в
шеренгу для вышибания дверей по сигналу, отмашка рукой.
Виктор протянул руку к электрическому автомату этой
квартиры, а бойцы ОМОНа выстроились в шеренгу, переплетясь
руками, первый боец держал большой деревянный
щит, окованный металлом. Шеренга стала раскачиваться,
попадая в резонанс толчков друг друга, потому как места
для разбега на лестничной площадке не было. Виктор
опять заулыбался, этот танцующий квартет омоновцев напомнил
ему танец маленьких лебедей Чайковского, только
лебеди были в черном и по метр восемьдесят ростом, да
каждый весил около ста килограммов. Виктор щелкнул
выключателем и дал отмашку. Эта масса тел с одного удара
вышибла дверь вместе с дверной коробкой, отчего в лучах
фонариков образовалось облако пыли. В прихожей Виктор
громко заорал:

— Спокойно, милиция, всем на пол! Перышки бросить
в угол! Кто шевельнется, получит пулю!

~262~


В лучах фонарей было видно, как грузины в белых
майках попадали на пол. Ножи были только у двоих, они
выбросили их в угол.

— Теперь включите свет.

— А мы думали, война началась. Дверь взорвали, что
ли? И милиция в касках со щитами, как в кино! — грузины
очухались и попробовали шутить.
Операция удалась. Никто даже не шевельнулся, они на
самом деле перепугались, думая, что дверь взорвали.
Такие задержания можно описывать в учебных пособиях
для ОМОНа. Прошло немного времени, и с такой же
бригадой омоновцев Лукин приехал брать разбойниковазербонов
на Пушкинскую улицу.
В пустых комнатах квартиры расположились по два
бойца ОМОНа и по одному оперу. Договорились пропустить
всех разбойников к потерпевшему в комнату и там
накрыть их «медным тазом». Снизу сообщили по рации,
что двое налетчиков поднимаются в лифте, а трое остались
в машинах. В дверь позвонили.

— Кто там? — встретил хозяин непрошенных гостей.

— Керим, надо поговорить. Можно пройти?

— Заходите. Это вы звонили по телефону с угрозами?
Один из гостей был русский, ростом метр сто восемьдесят
пять, огромный, как штангист. Он сразу начал толкать
двери комнат, нет ли там кого. Грамотный оказался, поэтому
из этих комнат тут же высыпали омоновцы с операми
и, несмотря на его внушительный вид, растянули вместе с
азербоном за руки и за ноги в разные стороны, приставив
к голове по две пушки.

— Что-то хотели сказать? — поинтересовался Керим.

— Хотели узнать, как живешь.
Обыскали обоих, но у них ничего не было, кроме паспортов.
Русский оказался Дубовым и на самом деле бывшим
штангистом. Предъявить им было нечего, но и по-другому
нельзя было поступить. Они ничего не совершили и хотели
сначала убедиться, что в квартире нет засады. В подъезде

~263~



спрятаться негде, а пропустить их к потерпевшему Кериму
тоже было нельзя. Что у них на уме? Керим — человек
горячий, они похоже тоже. Накрошили бы, потом разбирайся,
а так хоть предотвратили. Сыщики уже хотели было
идти вниз, брать остальных, как вдруг им сообщили, чтобы
встречали еще двоих гостей. С этими обошлись точно так
же, и они оказались без оружия. Оснований для задержания
по-прежнему никаких нет, но и отпускать просто так неизвестно
кого… То ли разбойники, то ли мошенники, а может,
воры? Да, жалко приложенных усилий, не выяснили, чем
они все-таки занимаются и что хотели от Керима.

Пятого — видимо, главаря этой шайки — взяли в машине.
Это был азербайджанец, уже в годах, седой. В дипломате
у него обнаружили заряженную ракетницу со взведенным
курком. Но радость оперов развенчали эксперты-криминалисты,
выдав заключение, что ракетница не является
огнестрельным оружием. Видели бы они картину, когда из
такой ракетницы попадают в живот, — человек очень долго
дымится, как на праздничном салюте. Вряд ли доктор потом
заштопает такую рану. Тем не менее по закону их пришлось
бы отпустить. Они об этом знали, поэтому на разговоры не
шли. Только восхищались мастерством, как их задержали,
дескать, они даже онемели на какое-то время.

«Придется этим глухонемым «нахалку» накрутить
за неповиновение при задержании и мелкое хулиганство.
Неважно, что. Лишь бы прошло в суде. Пусть граждане отдохнут
две недели и один день, — так Виктор называл пятнадцать
суток за мелкое хулиганство, — заодно и будущие
потерпевшие отдохнут от их посягательств».

Оформили на них материалы и отвезли в суд на Цветной
бульвар, где им дали только по пять суток. Вечером Виктор
встретился у грека с судьей, а тот ему и выговорил:

— Ну, что вы там накрутили? Я зачитываю Дубову постановление
о его неповиновении и нецензурной брани при
задержании и спрашиваю: «Так было? Вы согласны?» А он
мне: «Конечно, согласен, товарищ судья! Только когда меня

~264~


задерживали, растянули за руки трое омоновцев и приставили
к голове пистолеты с двух сторон, я не то что ругаться
матом, я «мама» сказать не мог, а так я со всем согласен!»

— Вот видите, как хорошо, даже жулик — и тот согласен
с тем, что его посадили! Он же понимает, что мы задержали
его, не дав ограбить гражданина, поэтому он готов отсидеть
этот малый срок!

— Поэтому я и дал ему арест только на пять суток для
проведения ваших оперативных комбинаций, а дальше уж
сами его крутите.

— Спасибо и на этом.
Конечно, эту теплую компанию никто не направил на
хозяйственные работы, как всех мелких хулиганов, а посадили
их в свои оборудованные оперативные камеры, и пять
суток подряд выясняли, кто они такие и чем занимаются.
Многое они рассказали и в кабинете, и в камере, но посадить
надолго их по-прежнему было не за что.
На второй день ареста пришел к Лукину сотрудник КГБ
и попросил не обижать Дубова, так как всё, что натворит эта
банда, будет ему известно, а он поделится информацией в
части, касающейся милиции.
Такие контакты милиции и КГБ не приветствовали
ни то, ни другое руководство, но они получались само
собой у тех, кто по-настоящему работал. В центре города
их взаимные оперативные интересы пересекались очень
часто. Виктор допускал в своей работе обмен информацией,
который был выгоден ему. Он снабжал КГБ информацией,
интересующей Комитет, а иногда передавал ее вместе с источником.
Как правило, эти людишки сами искали контактов
с органами, а ему они были неинтересны, поскольку не
освещали деятельность лиц из уголовно-преступной среды.
За это «старшие братья» подкидывали ему такую информацию,
которую он не мог добыть со своими оперативными
возможностями.
Лукин иногда задумывался над этими обстоятельствами.
Может быть, поэтому чекисты ни разу не затеяли с ним раз


~265~



говор о его близких отношениях с француженкой на протяжении
семи лет? Видимо, были уверены в нем и считали
мелочевкой для себя его частную жизнь.

По-любому, он был им благодарен, что они не влезали
в его личную жизнь, хотя и существовал приказ по МВД,
согласно которому обо всех контактах с иностранцами сотрудник
обязан докладывать рапортом руководству. Стоило
чекистам сбросить письмо его руководству — и привет его
службе. Но у него ведь и не было контакта с иностранкой,
он просто с ней жил и ни от кого не прятался. Об этом
многие знали и уважали его, совершенно безбашенного в
подобных вопросах.

После отсидки пяти суток Дубов подружился с Сергеем,
который крутился в околопрокурорской сфере. Вот это
получился тандем, почему-то облюбовавший их контору!
В отделении милиции они бывали практически каждый
день. У Лукина с Сергеем были довольно-таки простые
отношения. Они могли вместе загулять в компании прокуроров,
и это требовалось им обоим, хотя и по разным
причинам. Лукина интересовала эта компания, поскольку
он работал пока «на земле» и в его деятельность входила
проверка заявлений граждан о преступлениях со всеми вытекающими
последствиями, а он со своей конторой держал
первое место в городе по раскрываемости преступлений.

Сергей всегда был любителем поставить на ипподроме
на лошадку или покатать с «цеховиками» в карты, а иногда и
Виктора приобщал к этому делу. Лукин понимал, что игроки
полностью погружаются в этот процесс, участвуя своими
ставками, потому что скачки возбуждают, как, собственно,
и любые азартные игры или пари. Он тоже иногда принимал
участие в этих глупостях, но совершенно без азарта
и только с холодным расчетом, потому что с самого начала
знал, что выиграет. Да и играл он не на свои деньги. Это
происходило в основном на деньги Сергея, по его просьбе,
чтобы Виктор составил ему компанию. Виктор всегда был

~266~


фартовым в азартных играх и очень быстро оставлял игроков
без штанов. Пару раз он помогал Сергею навести мосты с
наездниками на конюшнях ипподрома, чтобы сыграть на
«темную лошадку», а также рвал банки при игре в карты с
«цеховиками», когда те обдирали Сергея, играя «на одну
лапу». Лукина не терзала совесть, после того как он уходил
с этих игр с хорошими деньгами, потому что прекрасно понимал,
что азартные игры в СССР, начиная с лотереи, ничем
не похожи на казино Монте-Карло — там, по крайней мере,
велась честная игра и любой игрок знал свои реальные шансы
на выигрыш. На ипподроме эти шансы надо было делить
еще на десять, потому что на конюшне шла своя игра помимо
тех ставок, что ссыпались в кассу, и то же самое происходило
во всех других играх. Поэтому Лукин иногда приходил в
эти злачные места и забирал, сколько ему было нужно, это
случалось крайне редко, да и то по просьбе трудящихся за
картежным столом или на конюшне.

К тому времени Сергей взял у Виктора взаймы небольшую
сумму и начал избегать встреч. Правильно говорят,
если хочешь потерять друга — дай ему в долг. В результате
они разошлись, и Виктор запретил ему бывать в его конторе.
Если он встречал Сергея случайно в компании подчиненных
оперов, тот быстро растворялся в толпе. Он прижился в этой
конторе еще при предшественнике Лукина — Вячеславе,
поэтому сложно было разрубить эти контакты.

Служебный телефон задребезжал от звонка по межгороду.
Звонила Ольга из Липецка. Она опять собиралась
приехать в «турпоездку» по Москве и хотела его видеть. Ее
муж вернулся из командировки, выдал денег и опять укатил,
а купить что-нибудь модное из шмоток для себя и дочки в
Липецке было невозможно.

Виктору пришлось поселить ее в гостинице «Москва»,
так как в других мест не оказалось. В этой гостинице его
многие знали, да и все номера были под оперативным контролем
спецслужб, поэтому ему оставалось только возить

~267~



Ольгу по магазинам да показывать город, что он и делал с
удовольствием.

«Да, времена меняются… Раньше с француженкой я и то
был менее осторожен, — подумал Виктор, — вряд ли меня
бы остановило, что в гостинице меня знают, что все номера
напичканы прослушками. Холостой был и свободный,
а теперь ведь могут приклеить аморальное поведение…»

С погодой им тоже не повезло. В Москве стояло бабье
лето, но временами оно сменялось на противный моросящий
дождь.

— Оля, в такую погоду хорошо бы завалиться с тобой
на печку в деревне, а не по магазинам кататься.

— Это легко устроить. Совершим покупки и поедем ко
мне. Есть одна деревушка, где нас могут принять, и никто
об этом знать не будет.

— Тогда поехали скорее в ЦУМ. Ребята отоварят тебя
за час.

— А как же Москву посмотреть?

— Все по программе, как обещал. Не бойся, в деревню
мы сегодня не поедем, — улыбнулся Виктор, — покажу
Москву и расскажу.
В ЦУМе командовал милицией Леонид, с которым
Виктор раньше работал в 15-м отделении. Он увидел Ольгу
и только головой покачал. Черноволосая казачка была
необыкновенной красоты. Они прошлись по складским
помещениям, и восхищению Ольги не было конца.

— А теперь я поведу тебя в булочную. Купим тебе хлебушка
на дорожку.

— Почему мне? Разве ты не со мной едешь в деревушку?

— Нет, Оля, не получается. Работы много. Я приеду в другой
раз, а булочная эта не простая. Ее зовут Филипповской.

— Да, я слышала про нее.
В булочной Филиппова всегда было много покупателей.
Кафетерий в левом углу издавал запахи знаменитых филипповских
жареных пирожков с мясом, яйцами с рисом,
творогом, изюмом и вареньем.

~268~


— Эти пирожки пек Иван Филиппов, основатель этой
булочной, прославившийся далеко за пределами Москвы
своими калачами и сайками, а главное — ржаным хлебом.
Хлеб здесь всегда хорошо пропеченный и долго не черствеет.
Я всегда хлеб здесь покупаю. «Хлебушко черненький
труженику первое питание, — говорил Иван Филиппов. —
Выпечка-то выпечкой, а вся сила — в муке. Рожь отборную
покупаю, тамбовскую, а на мельницах свои люди поставлены
».

— Да, хорошо хлебом пахнет. Никогда такого запаха в
булочных не встречала, — вздохнула Ольга.

— Черный хлеб, калачи и сайки ежедневно отправляли
в Петербург к царскому двору. Пробовали печь на месте в
Питере, но не получилось. Вода в северной столице жесткая,
и хлеб получается другой.

— Ты так рассказываешь, будто сам булочником работал.

— Я же сказал тебе, что часто здесь хлеб покупаю, и мне
это интересно. Да и работаю, можно сказать, в соседнем
доме. Ведь сейчас техника совершенно другая, а такого
хлебушка сделать не могут. Ты пробовала ситный?

— Откуда?

— А живешь в самых хлеборобных местах. Ситный чемто
похож на эти подовые караваи белого хлеба, но теперь
не то качество, а может, рецепт утратили. Ситный раньше
сжимался до толщины лепешки, а через пару минут он принимал
прежнюю пышную форму.

— У нас такого хлеба не выпекают, а из Москвы пока
довезешь, он уже не тот будет.

— Потому что забыли, как наши прадеды хранили хлебушек
при транспортировке до Урала и Сибири. Караваи
в горячем виде замораживали и везли за тысячу верст, а
перед едой оттаивали во влажных полотенцах в печах. От
этого хлебушек не терял своих вкусовых качеств. Ты любишь
калорийные булочки с изюмом?

— Конечно, но приходится себя ограничивать, чтобы
не растолстеть.

~269~



— Тебе это не грозит, — улыбнулся Виктор. — Так вот,
такие булочки с изюмом впервые появились в этой булочной.
Сдобные булочки ежедневно поступали на стол генерал-губернатора
Москвы. И однажды в булочку попал таракан. Притащили
к генералу бедного булочника Филиппова, который не знал
даже, за что. Когда же генерал заорал, что ему подали булочку с
тараканом, то Филиппов отломил кусок булочки с насекомым
и быстро проглотил его, заявив генералу, что это был изюм.
Генерал отпустил булочника, но не поверил ему и направил
своих людей проверить производство. Однако Филиппов успел
насыпать изюм в тесто и перемешать. Через час выпечкой с изюмом
угощали генерала, и так появился новый рецепт булочек,
которые дошли до нашего стола как калорийные.

— Виктор, мне с тобой так легко и интересно. Почему
я не твоя жена?

— Оля, еще не вечер, но тогда бы пришлось тебе ходить
в булочную самой и рядом с домом, потому что у меня нет
времени этим заниматься. Таковы суровые семейные будни,
а у нас сейчас с тобой каждая встреча — праздник, а главное
мы свободны от обязательств и никому ничего не должны.
Ты когда все-таки уезжаешь?

— Мне не хочется этого делать, но ты днем занят на работе,
а вечером тебе надо быть дома. Жена борщи наварила.
Если бы ты смог уделить мне время, я бы осталась. Муж уехал
в командировку, а дочка — с мамой.

— Давай мы это устроим в твой следующий приезд.
Надо все делать так, чтобы не было напряга у нас дома.
У тебя сегодня все обставлено для нашей встречи, а я вот
не успел подготовить легенду. Ты же хочешь еще приехать?

— Я буду скучать по тебе.

— А когда мы поймем, что не можем больше жить на
расстоянии в пятьсот километров друг от друга, тогда и обсудим
серьезно наши отношения — кому и где варить борщи.

— Я готова и сегодня обсудить этот вопрос, но ты,
видимо, прав. Надо все еще раз взвесить… Не такое у нас с
тобой простое положение.

~270~


— Вот и я про то. Поехали в Столешников переулок.
Я сделаю тебе пару наборов с пирожными, которые только
там умеют готовить. Меня постоянно один генерал достает
с ними. Потом спустимся в подвалы Елисеевского магазина,
возьмем тебе на дорожку немного гастрономии. Колбаски
сырокопченой, буженины и икорки.

— Ты хочешь, чтобы я еще больше пожалела, что я не
рядом с тобой.
Виктор понимал Ольгу. Даже простая москвичка не
отказалась бы от такой экскурсии, а для нее, девушки из
Липецка, это была экзотика.

— Оля, ты можешь это делать в Москве периодически.
Мне приятно с тобой. Тепло от тебя душевное исходит.
Поживем, посмотрим. Если я тебя не утомил, то расскажу
немного о Елисеевском. Его история интересна.
Они прошли зеркальным коридором магазина. Ольга
успела поправить прическу, и толпа внесла их в торговый
зал. Виктор решил сначала показать ей лицевую сторону
магазина, а потом спуститься в подвал к своему знакомому
заместителю директора. У самого директора Соколова
бывала в кабинете на втором этаже солидная публика, и
Лукин обходил его приемную стороной. Он мог запросто
зайти в мясную секцию к заведующему Николаю и выпить
с ним бокал шампанского. Виктор всегда удивлялся, как в
этом огромном зале не перемешиваются запахи различных
продуктов. В центре зала всегда пахло настоящей колбасой
из парного мяса и воронежским окороком. От прилавка, что
был со стороны улицы Горького, исходили ароматы яблок,
бананов, ананасов и других фруктов. В дальнем правом углу
от входа всегда пахло кондитеркой и молотым кофе. И никогда
в магазине не было неприятного запаха несвежих продуктов.
Его и не могло быть при таком товарообороте. Более
десяти касс отстукивали чеки на покупки с утра до позднего
вечера, и очереди в кассы были постоянным явлением в этом
магазине, но кассиры были настоящими профессионалами,
и народ быстро получал покупки.

~271~



Потолкавшись среди посетителей, Виктор нырнул в
подсобку и через некоторое время вернулся с пакетами.

— Все, Оля, поехали отсюда. Кофе мы с тобой выпьем в
кафе «Московское», здесь очень шумно и толкаются.
Они бросили в машину покупки и отправились пешком
вниз по улице Горького.

— Как тебе магазин Елисеевский понравился?

— Да, красота необыкновенная, но я больше шарила
глазами по прилавкам.

— Ничего, в следующий раз мы это поправим. Я расскажу
тебе об этом магазине, что знаю, и ты будешь смотреть
на стены и зеркала, а не на прилавки.

— Я давно жду, когда ты расскажешь о Елисеевском.

— Ну, хорошо. — Они присели за столиком в кафе около
окошка. — Давным-давно, во времена гусаров, дом этот был
дворцом, и бывала здесь княгиня Мария Волконская. Потом
дворец перестроили, и пошел он гулять по рукам — от
одного купца к другому. А сто лет тому назад его приобрел
миллионер Елисеев из Петербурга. Он сколотил свое состояние
на торговле колониальными товарами и винами.
Елисеев тоже принялся перестраивать дворец, да по новой
технологии, и на несколько лет зашил все здание снаружи досками,
чтобы народ не мог видеть, что он там творит… Оля,
ты что-нибудь выпьешь с кофе? Может, ликер или коньяк?

— Нет, спасибо, ты же не будешь.

— Почему? Я бы выпил немного коньяка. Давай по
полтинничку.

— Ну, хорошо, как скажешь.

— Я и говорю, когда леса со здания сняли, народ ахнул.
В огромных окнах магазина стояли зеркальные стекла, и
светильников хрустальных было видимо-невидимо. От этого
дворец заиграл, как в восточной сказке, а внутри теперь
торговали русскими и иностранными винами. С фасада
убрали княжеский герб, и появились фигуры из греческой
мифологии. Они дошли до наших времен. Это мы сейчас
привыкли к колониальным товарам, а раньше было все в

~272~


диковинку. Кокосовые орехи и бананы с ананасами были
сложены в пирамиды, и всю эту красоту венчали разноцветные
обитатели морских глубин, которых раньше народ и не
видывал. Одним из главных поставщиков шампанского был
князь Голицын с завода в Крыму. Мы с тобой там бывали, в
Новом свете. Это шампанское Голицын прославил на весь
мир и спорил за первенство с французами и немцами.

— В Крыму ты ничего мне не рассказывал о князе Голицыне.


— Оля, ты извини меня за гусарскую шутку, но в Крыму,
на берегу моря, мне было не до рассказов рядом с тобой. Я бы
и сейчас не стал тебе рассказывать про булки с тараканами и
Елисеевский, если бы тебе не нужно было уезжать, а у меня
появилось бы свободное время. Пока я занимаю паузу, потому
что нет другого выхода.

— Вот я и говорю, надо на мне жениться, тогда у тебя
на все времени хватит. И на любовь, и на рассказы во время
коротких передышек.

— Мне твое предложение в отношении коротких передышек
очень понравилось. Я согласен.

— Без женитьбы, как я поняла?

— Оля, этот шаг, как оказалось, не такой сложный.
Намного сложнее выйти из этого состояния. Появляются
кое-какие обязательства перед второй половиной. У меня
детей нет, и твоя дочь мне только в радость, но квартира
становится под вопросом.

— Виктор, я просто так сказала… Не думаю, чтобы ты
уже размышлял над этим, но коли уж зашел у нас с тобой
такой серьезный разговор, то знай, я очень бы хотела быть с
тобой рядом, и пока неважно, в каком качестве. Любовницы
или жены.
Виктор не хотел торопить события и оставил эту тему
на потом.

— У меня есть любимое выражение. Поживем, посмотрим.
Я тоже хочу быть с тобой и буду к этому стремиться.
Мне нравится, что мы с тобой не клянемся в любви и вер


~273~



ности. Нам хорошо, и мы будем стараться продлить это
маленькое счастье, а во что оно выльется — кто знает. Итак,
на чем мы остановились по Елисеевскому магазину?

— На шампанском из Нового света.

— Вот именно, на шампанском. Я предлагаю выпить по
бокалу шампанского. Мы слишком трезвы для такого разговора.
Я машину брошу и провожу тебя на такси. Кстати,
я взял для тебя пару бутылок шампанского из Нового света
у Елисея. Тебе к Новому году. Коньяк хорош, но к кофе и
пятьдесят граммов.

— Я шампанское сохраню до твоего приезда ко мне.

— Мне приятно, но это делать не стоит. Я с собой еще
привезу.
Виктор жестом руки позвал официантку и заказал бутылку
шампанского.

— Так вот, при открытии магазина посетителей встретил
сам Елисеев во фраке с орденом Святого Владимира на
шее, а в петлице был приколот орден Почетного легиона
Франции, — продолжил он свой рассказ. — Это как у нас
Герой Советского Союза. Вот такие были русские миллионеры.
В следующий раз обрати внимание на второй свет
в зале магазина. На бельэтаже ранее располагались залы и
гостиные княгини Волконской. Елисеев снес их и соединил
два этажа в один. На золото и лепные украшения стен и потолка
ты обратила внимание? А на редкие английские часы
с огромным золоченым маятником?

— Да, я видела, что повсюду сверкает золото, но что ты
хочешь от провинции? Меня больше интересовали продукты.


— Хорошо. Мы в следующий раз зайдем в магазин
перед закрытием, чтобы ты смогла все рассмотреть без
посетителей, иначе днем могут сбить с ног, пока будешь
разглядывать потолки. После открытия магазин всегда был
полон покупателей, до самой Октябрьской революции.
Народу и сейчас в магазине хватает, но тех продуктов в нем
после революции не стало. Ты видела, какое там изобилие,

~274~


но это по сравнению с ассортиментом магазинов Липецка.
Да и в Москве-то таких магазинов всего три, а в остальных
дежурный ассортимент. Прочие продукты перекочевали
в подсобные помещения магазинов и выдаются только
«своим людям». Меня не мучает совесть, что я могу этим
воспользоваться, потому что знаю, если я это не возьму, то
эти продукты или прочие товары попадут к другим нужным
людям, но никак не на прилавок. Кстати, и в царское время
у Елисеева отдельно обслуживали постоянных покупателей
и предлагали им редкие продукты. Это же происходит
и сейчас. Со стороны переулка даже я боюсь заходить в
магазин, чтобы не напороться на высокое начальство или
их родственников. Хочешь, я тебе процитирую классика,
который описывал ассортимент этого магазина в те времена?

— Очень любопытно.

— Такой же магазин Елисеев открыл и в Петербурге,
с подобным ассортиментом. Классик писал, что были там
вина разных цветов, вкуса и возраста. От шампанского и бургонского
до кубышек мадеры и неуклюжих, примитивных
бутылок венгерского. На бутылках старого Токая перламутр
времени сливался с туманным фоном стекла цвета болотной
тины. Огромные красные омары и лангусты лежали в
застывших соусах. Окорока вареные, с откинутой плащом
кожей, румянели розоватым салом. Они с математической
точностью нарезаны были тонкими, как лист, пластами во
весь поперечник окорока, и опять пласты были сложены на
свои места так, что окорок казался целым. Жирные устрицы,
фигурно разложенные на слое снега, покрывавшего блюда,
казалось, дышали. Наискось широкого стола розовели и
янтарились белорыбьи и осетровые балыки. Чернелась в
серебряных ведрах, в кольце прозрачного льда, стерляжья
мелкая икра, высилась над краями горкой темная осетровая
и крупная, зернышко к зернышку, белужья. Ароматная
паюсная, мартовская, с Сальянских промыслов, пухла на
серебряных блюдах. Далее сухая мешочная — тонким ножом
пополам каждая икринка режется, высилась, сохраняя

~275~



форму мешков. Она называлась сухой, но это была вяленая
икра, а в форме мешков, потому как ее в мешках и возили.
Варвары, да и только, а лучшая в мире паюсная икра с особым
землистым ароматом стояла огромными глыбами на блюдах.

— Неужели раньше все это было? Ты рассказываешь,
как в сказке «Тысяча и одна ночь».

— Почему раньше? — пожал плечами Виктор. — Сейчас
ассортимент немного изменился, но все это было в подвалах
магазина и после революции, и дошло до нашего времени.
Раньше все это предлагал Елисеев, а теперь директор Соколов
и весь административный корпус магазина. У каждого
заведующего секцией свой уровень отоваривания
клиентов, вплоть до партийно-советских лидеров страны.
Знают, кому и что предложить. Кто-то любит нежную, как
сливочное масло, лососину, кому-то свежего лангуста или
омара, кому-то икру белужью, другому — стерляжью. Да
что там Елисеевский… Я видел в детстве своими глазами в
гастрономах на Новослободской улице деревянные бочки
с красной икрой по пять рублей пятьдесят копеек за килограмм,
а осетровая черная икра стоила тринадцать рублей.
Паюсная продавалась по одиннадцать, и самой дорогой
была белужья икра по девятнадцать рублей. И это все лежало
за прилавком, да без всякой очереди. Что там икра, когда
банка крабов в собственном соку стоила чуть дороже банки
килек в томате, и крабами были заставлены все витрины,
потому что их никто не брал!

— Как это? Просто не верится! А теперь получается,
что в магазине существует другой магазин, как государство
в государстве?

— Не только в этом магазине. В Липецке то же самое.
Члены обкома партии получают еженедельные пайки по
ценам, утвержденным постановлением Совнаркома от
1932 года. Может, я немного ошибаюсь, и они изменились,
но не намного. Давай лучше об истории магазина.
Вина составляли главный доход Елисеева. В его погребах
хранились самые дорогие вина, привезенные отцом владель


~276~


ца на трех собственных парусных кораблях, крейсировавших
еще в первой половине прошлого века между Финским
заливом и гаванями Франции, Испании, Португалии, где у
Елисеева были собственные винные склады. Ты, наверное,
знаешь о Бахусе — боге вина древнеримской мифологии,
как и о Фемиде — богине правосудия с весами в руках, на
которых она взвешивала людские деяния? Глаза у нее были
завязаны, чтобы никакого подозрения в лицеприятии не
возникало. Поговаривали, что Елисеев построил не магазин,
а храм Бахуса.

Прошли тысячелетия с исчезновения олимпийских
богов, но поклонники Бахуса не перевелись. И мы с тобой
сегодня приложились к этим божественным напиткам.
Строились храмы и Фемиде, которая взвешивала грехи поклонников
Бахуса. Она изображалась в храмах всего мира с
повязкой на глазах. Так было в Европе и Америке, Липецке
и Киеве. А в Москве в кремлевском храме правосудия более
ста лет назад она смотрела во все глаза! Кто ее изобразил без
повязки и с какой целью — неизвестно. Статуя такая же, как
и всюду, — с весами, мечом и сводом законов. Одного только
не оказалось у богини в Кремле, самого главного атрибута —
повязки на глазах. Почти полвека простояла зрячая Фемида
до революции, а может быть, и до сего времени уцелела и
как памятник старины хранится в каком-нибудь подвале.
Всегда на Руси было такое отношение к закону. Я тебя не
очень утомил своими рассказами?

— Нет, я так заслушалась, что забыла о поезде. Ты мне
открылся с другой стороны. В Крыму ты выглядел этаким
гулякой. Я и не думала, что ты настолько серьезен.

— Не обращай внимания, это у меня бывает. Видимо,
гены деда-бунтаря гуляют. Поехали на вокзал, я тебя провожу.


— Виктор, а кем у тебя был дед?

— И революционером тоже, но во мне, скорее всего, бушуют
отголоски двух революций во Франции. Так случилось
в жизни, что я до сих пор праздную с близкими друзьями

~277~



18 марта — день Парижской коммуны и 14 июля — день
взятия Бастилии. Во всяком случае, они не перестают поздравлять
меня с этими праздниками.

— Да, я видела эти даты на наших календарях. А почему
вы с друзьями эти праздники отмечаете?

— О! Это уже другая история! — улыбнулся Виктор,
вспомнив прекрасную Лауренцию с набережной Сены.
Он прекрасно понимал, что эту историю он вряд ли
расскажет Ольге. Такую историю любви нельзя поведать
и друзьям, по некоторым соображениям, а уж тем более
девушке, с которой встречаешься, и неизвестно, к чему эти
встречи приведут.
Закончилось бабье лето 1982 года. Виктор давно уже
заметил, что климатические условия оказывают некоторое
влияние на влюбленные парочки, поэтому делил отношения
с Ольгой на два, а то и более. Хорошая у него поговорка —
поживем, посмотрим.
Сейчас же его больше занимало влияние климатических
условий на мозги некоторых руководителей. Это были весенние
и осенние обострения. В данном случае шла осень в
полном разгаре, а мозги у руководителей стояли набекрень
от борьбы за власть в предчувствии, что она может вскоре
закончиться. Противостояние между руководителями МВД
и КГБ достигло наивысшей точки, после этого обычно звучат
выстрелы. Это противостояние передавалось частично
и их подчиненным.

Глава вторая
Противостояние


Хмурая осень 1982 года проходила под знаком противостояния
руководства МВД и КГБ. Всегда существовало
соперничество между этими службами. Война спецслужб —
дело не новое, как и преобразования этих служб, но не дай
Бог попасть в жернова между ними! После Сталина ровно на
один год объединили сотрудников госбезопасности и милиции
в одно министерство — МВД СССР, а потом в 1954 году
создали отдельную контору КГБ СССР. В 1960 году Никита
Хрущев расформировал МВД, обозвав Министерством
охраны общественного порядка, и поставил руководить
им кагэбэшника Тикунова. При Хрущеве противоречия
между КГБ и МООП тоже имелись, но незначительные.
Настоящая война между спецслужбами началась в последние
годы правления Леонида Брежнева. Престарелый вождь
побаивался потери власти. Он сам так же поступил с Хрущевым
с помощью госбезопасности, поэтому всегда поощрял
конкуренцию между Андроповым и Щелоковым, чтобы они
не могли сконцентрировать силовую власть в одних руках.
При этом балансировании сил и происходили конфликты.
В конце лета, после выхода из отпуска, Лукину поступило
предложение о его переводе в управление уголовного
розыска МВД СССР, и он дал согласие на проработку

~279~



этого вопроса. Это было его мечтой — работать только
по раскрытию преступлений. Разрабатывать преступные
группы, наступая им на пятки и обволакивая их паутиной
доказательств, чтобы не оставалось у них лазеек для отмазки
на следствии и в суде. При назначении в 17-е отделение милиции
он с первых дней знал, что надо делать для перехода
на повышение. Он смог мобилизовать коллектив уголовного
розыска и вывести отделение милиции на первое место
в столице по раскрываемости преступлений. Некоторые
злые языки судачили, что по сокрытию преступлений они
тоже стояли на первом месте, но у Лукина по этому поводу
имелся железный аргумент.

Это статистика, показывавшая не только раскрываемость
преступлений под сто процентов, которые означали,
что по всем заявлениям граждан преступники установлены
и в основном пойманы. Но при этом просматривался и рост
преступлений на территории 17-го отделения милиции по
сравнению с прошлым годом, а это означало, что уголовный
розыск работал не покладая рук. Лукин признавался втихаря
своим руководителям, что и сокрытых заявлений граждан
хватало, но они были мелкими и могли повлиять только на
статистику, но не на борьбу с преступностью. О состоянии
работы с заявлениями граждан повсеместно в милиции знали
все милицейское руководство и прокуратура, партийные
деятели и КГБ, но все делали умные лица, когда такие факты
вскрывались, и выдавали виновникам по полной программе,
вплоть до лишения свободы. Все понимали, что реально в
отделениях милиции не могло быть раскрываемости преступлений
выше 20–50%. Это зависело от многих объективных
причин, в том числе и географического расположения городского
отделения милиции. Одни оперативники пыхтели
над раскрытием краж квартир в целых спальных районах,
а в центре столицы на каждые шесть соток земли — по сотруднику
милиции. Но и гостей столицы здесь бывал ежедневно
не один миллион, а жулья среди них хватало. Одни
приезжали за покупками, а другие — чтобы обворовать их,

~280~


поэтому дежурная часть 17-го отделения была похожа на зал
ожидания вокзала. Одни ждали очереди, чтобы подать заявление
о карманной краже, а других уже взяли с поличным
за эти кражи, и ими занимался следователь. Совершались
преступления и посерьезнее, тогда уголовный розыск терял
сон и аппетит, пока не находил воров, разбойников и убийц.
Оперативники работали как один слаженный механизм.
Так почему с таким коллективом не взять первое место
по Москве? Можно было бы дать процентов восемьдесят
по раскрываемости и каждый день получать втык от руководства
да встречать проверяющих, а потом отписываться,
что да как. Так и эти восемьдесят процентов не отражали
бы положения, потому что реально тянуло не более чем на
тридцать. Вот на этом фоне Лукин решил бросить вызов
принципам социалистического соревнования, когда все
старались ежегодно искусственно повышать раскрываемость
по два-три процента. Он решил дать под сто и посмотреть,
что же с него еще попросят сверху. Оставалось только полная
ликвидация преступности в центре столицы. За высокие
показатели отделение наградили Красным знаменем передовиков,
которое стояло у начальника отделения милиции
Александра Литвиненко, а Лукину поступило предложение
о переводе в МВД, о котором он мечтал.

Опасно ли было занимать первое место в столице, когда
всем известно, как этого добивались? Чертовски опасно,
а тем более в самый разгар противостояния МВД и КГБ,
которые устроили «великий шмон» московской милиции
и за последние полтора года уволили из МВД и отправили
в места не столь отдаленные сотни сотрудников милиции,
причем большей частью за сокрытие преступлений.

В июле этого года состоялся суд по секретному уголовному
делу номер 18/49331. Судили сотрудников милиции,
совершивших убийство сотрудника КГБ. Но почему секретно?
Таких поддонков надо бы судить открытым судом,
чтобы народ знал и другим неповадно было. Но всё в этом
деле было необычно. И убитый майор КГБ, и сотрудники

~281~



милиции обвинялись, как закоренелые рецидивисты, а по
долгу службы были обязаны бороться с ними. Что убийцами
оказались сотрудники милиции, для Лукина не стало
неожиданностью, поскольку такие выродки, к сожалению,
иногда прятались под погонами милиции. Он сам со своими
коллегами из угрозыска отлавливал таких и передавал в руки
правосудия, но это дело засекретили неспроста. Однако,
несмотря на секретность, информация все-таки просачивалась,
потому что следственные действия проводились в
отношении сотрудников милиции. И все же многие секреты
открылись только после судебного заседания.

Это дело закрутилось субботним утром, 27 декабря
1980 года, когда дежурному по КГБ СССР сообщили, что
недалеко от поселка Пехорка, где располагались дачи сотрудников
КГБ, найден сотрудник госбезопасности Афанасьев.
Он был без сознания и со следами телесных повреждений.
При нем находился только больничный лист, по которому и
определили его принадлежность к КГБ. Через два дня дело
передали из милиции в КГБ, который, к чести, быстро раскрутил
его и вышел на милиционеров из отделения милиции
на станции метро Ждановская. Сотрудники милиции недолго
держали стойку и сознались в убийстве. Через шесть
дней после обнаружения майор КГБ Афанасьев скончался
в больнице, не приходя в сознание. Причина смерти —
закрытая черепно-мозговая травма от ударов тяжелыми
предметами. И не было сомнений, что его убивали, но он
лишь чудом прожил без сознания шесть дней. Понятно, что
милиционеры сознались в умышленном убийстве, обычно
такие преступления квалифицировались как причинение
тяжких телесных повреждений со смертельным исходом,
а по этой статье УК РСФСР к стенке не ставили. Однако
этот случай был исключительным. И не потому ли уголовное
дело с первых дней засекретили, а следствие велось полтора
года, притом что задержали подозреваемых через две недели
после совершения преступления и они во всем признались?
Это преступление раскручивали и тянули ко времени «Ч»,

~282~


когда борьба за власть достигла высшей точки и должен был
остаться только кто-то один. Андропов или Щелоков.

Дело было секретным, но по нему допрашивали многих,
так что информация все равно утекала, а к Лукину иногда заглядывали
знакомые из генеральной прокуратуры, которая
находилась через дорогу от 17-го отделения милиции. В его
комнате отдыха они могли спокойно выпить по сто граммов
и закусить шашлыками из ресторана «Узбекистан». Хотя
в ресторане «Роздан», что в Столешниковом переулке,
готовили шашлыки не хуже.

Неожиданно всплыла информация, что три милиционера,
арестованные по делу Афанасьева, сознались, что они же
убили исчезнувшую полгода назад семью начальника шифровального
отдела 8-го Управления КГБ майора Сеймова.
Они заявили, что его так же, как и Афанасьева, задержали
в середине мая 1980 года на станции Ждановская, а потом
избили до смерти. Чтобы замести следы, привезли его жену и
дочь в комнату милиции и там же убили. Тела они закопали
в лесу за деревней Зюзино по Егорьевскому шоссе. В их показаниях
совершенно не вязалась причина убийства жены
и дочери, да еще в комнате милиции.

От этой информации даже у видавшего виды Лукина
мороз прошел по коже, но работники милиции, похоже, уже
сами поверили в этот бред, потому что со следователями и
ротой солдат выезжали в район Зюзинского леса, где указали
места захоронений тел. Солдаты перекопали все, что
можно было, но никаких следов не обнаружили. Однако эти
следственные действия назывались не иначе, как проверка
показаний на месте. Хоть ничего и не нашли в Зюзинском
лесу, но сами показания арестованных на месте при понятых
были уже доказательством к их признаниям. Потом стало
известно, что следователь генеральной прокуратуры отмел
этот эпизод из обвинения милиционеров. А там — кто
его знает, ведь и слушание дела в суде было секретным. Во
всяком случае, Андропову доложили об убийстве милиционерами
майора Сеймова и его семьи. Оставалось только

~283~



найти тела и предать земле с почестями. Можно было представить
негодование председателя КГБ, но пока что земле
предали четверых сотрудников милиции и без почестей.
Их приговорили к расстрелу, а остальных — к длительным
срокам лишения свободы. Расстреляли тех, которые признались
и в убийстве семьи Сеймова, и они унесли с собой
тайну — зачем сознались в жутком преступлении, которого
не совершали. Потому что его не было.

Сеймов исчез с семьей перед Олимпиадой в Москве,
когда сотрудники МВД и КГБ способны были предотвратить
не только преступление, но и саму мысль о нем. В те
дни в Москве почти не совершались преступления, поэтому
сотрудники КГБ с первых дней расследования отмели версию
похищения семьи Сеймова и принялись искать убийц.
А они сами попали к ним в руки через полгода за убийство
Афанасьева. Может, еще и поэтому дело было засекречено и
следствие велось полтора года. Судя по признаниям сотрудников
милиции в кошмарных убийствах, методы к ним были
применены не хуже, чем при репрессиях 1937 года, когда
арестованные сознавались в преступлениях, выдуманных
работниками НКВД. Хотя, конечно, сотрудники милиции,
убившие Афанасьева, были просто выродками, и, возможно,
суд справедливо вынес им приговор.

И хорошо, что этот случай оказался единичным, а не
цепочкой, как хотелось некоторым, потому что, как потом
выяснилось, Сеймов оказался простым предателем и сбежал
с женой и дочерью в Америку. В истории с Сеймовым
красивым был только присвоенный ему резидентом ЦРУ
в Москве псевдоним «Сапфир». Можно только предполагать,
какой сверхсекретной информацией располагал начальник
шифровального отдела Центрального аппарата КГБ
СССР Сеймов. В то время было невозможно похищение или
убийство, а Сеймов и не был жертвой. Он загримировался и
спокойно прошел все «железные занавеси» СССР в форме
пилота США, и забрался в американский самолет, на который
доставили из посольства контейнер, не подлежащий

~284~


досмотру. В нем находились его жена и дочь. Сотрудники
КГБ искали в СССР убийц семьи Сеймова, а он в это время
выдавал секреты Комитета и работал на ЦРУ. Так не потому
ли это дело засекретили от народа, которому подбрасывали
информацию, что в милиции работают одни бандиты?

«Забыли господа чекисты про расследования преступлений,
которые проводили вместе с сотрудниками
уголовного розыска», — Лукин вспомнил, как в РУВД
несколько лет назад пришли сотрудники КГБ с просьбой
об оказании помощи в розыске их без вести пропавшего
коллеги, старшего лейтенанта КГБ Фигурнова, работавшего
шифровальщиком у генсека ЦК КПСС Брежнева.

Тот не ночевал дома и утром не явился на работу. Чекисты
боялись, что его могли похитить враги государства,
дабы получить от него секретные сведения. У него при себе
имелся портфель с полученным накануне продуктовым
заказом, состоявшим из батона сырокопченой колбасы,
бутылки коньяка и баночек красной икры, шпрот, лосося и
сайры. Последний раз Фигурнова видели в пельменной на
Садовом кольце, что рядом с улицей Петровка. Он с коллегами
обмывал там очередную звездочку на погонах, поэтому
чекисты и обратились в их район за помощью. Через три
дня тело Фигурнова в трусах и белой майке всплыло в реке
Яуза в районе Курского вокзала… Судебно-медицинская
экспертиза показала, что Фигурнову нанесли черепно-мозговую
травму твердым тупым предметом и бросили в реку.
Отсутствие портфеля означало, что убийство было с целью
ограбления, но чекисты хотели убедиться, что в портфеле
не оставалось секретных документов.

Сотрудники МУРа рука об руку с чекистами перевернули
весь этот район и вышли на преступников. Ими оказались
Мария Лапина по кличке «Лапа» и Вова по кличке «Золотарик
». Машка крутила задницей и завлекала подвыпивших
упакованных мужиков в «парадник» дома рядом с Яузой
для любовных утех, а там ожидал «Золотарик» с ломиком
и долбил мужиков по голове, а потом бросал их в реку. Так

~285~



случилось с Фигурновым, которому накатили сто граммов
водки, а остальное по сценарию. Когда он снял брюки
перед Машкиной задницей, тут же получил удар ломиком
по голове. Убийцы забрали носильные вещи и продукты с
коньяком, а в портфель положили кирпич и зашвырнули в
Яузу — там же, где сбросили тело. Удостоверение КГБ досталось
сапожнику ассирийцу Алику.

В конце концов перекрыли шлюзы и спустили воду в
Яузе, где на дне обнаружили портфель, и чекисты успокоились.


Много было трагических совпадений в этих убийствах
Афанасьева и Фигурнова. И тот, и другой, по всей видимости,
выпили изрядно, потому что оказались не в тех местах,
где должны были находиться. Афанасьев проживал в Чертанове,
а попал на Ждановскую. С Фигурновым было и того
хуже, потому что оказался у Курского вокзала. А дальше они
получили черепно-мозговые травмы тупыми предметами.
И причиной нападения были их портфели с продуктовыми
заказами. Милиционеры тоже отобрали у Афанасьева водку
и закуску, а он стал вполне законно возмущаться и угрожать
неприятностями. Кто знает, как бы Лукин сам поступил на
его месте, но оказывается лучше было тихо удалиться, пока
отпускают, а утром разобраться с этими отморозками. И в
эти совпадения каким-то боком вписался шифровальщик
Сеймов. Но ведь получалось, что шифровальщик генсека
Фигурнов был носителем куда более секретной информации,
чем майор Афанасьев, однако никому и в голову не
пришло засекречивать уголовное дело по его убийству и
вести следствие полтора года! Тех бандитов осудили через
два месяца к высшей мере социальной справедливости. Так
почему же все-таки засекретили уголовное дело по убийству
Афанасьева? Лукин видел только один ответ, что в том деле
не все в порядке с соблюдением законности, а тянули его искусственно
ко дню «Ч», чтобы нагнуть руководство МВД.

Если Лукин называл свою должность пороховой бочкой,
то он в это же время играл на ней с огнем, вытащив отделение

~286~


милиции на первое место в городе. Его поставили в безвыходное
положение, назначив на эту должность. Из района
не отпускал райком партии, а потолок в звании майора он
уже выработал в должности опера. О повышении не могло
идти и речи, если не пройдешь это чистилище под названием
«заместитель начальника отделения милиции по уголовному
розыску». В лучшем случае могли бы вернуть в «штрафбат»,
как они называли отдел уголовного розыска района, как не
справившегося с работой, а это означало закат милицейской
карьеры. Вот и пошел он ва-банк, как говорят картежники.
Нет, Лукин никогда не был азартным игроком. Он играл
почти во все азартные игры, но всегда с четким расчетом на
выигрыш, а иначе и не садился за стол. Он заранее видел, чем
дышат партнеры и на что способны. Эти социалистические
соревнования, в которых отделение милиции должно было
ежегодно повышать процент раскрываемости преступлений,
не он придумал, поэтому и принял решение добиться почти
ста процентов. Он все рассчитал. Совершаемых преступлений,
по которым жулики задерживались с поличным, имелось
ежедневно в избытке, но требовалось от этого отделить
мелочевку. Невозможно было доказать жуликам карманные
кражи, если не взять с поличным, а заявители в центре города
были приезжими из других районов столицы и страны. Поэтому
риск, что тебя могут серьезно наказать за эти сокрытия,
сводился к нулю. Так почему же в такой ситуации не «похулиганить
» с процентами, чтобы покинуть эту должность
на пороховой бочке и спокойно бороться с преступностью
в МВД? Да и знал Лукин руководителей структур, которые
могли бы прислать к нему проверку. Он откровенно рассказывал
им о реальной обстановке, намекая, что их проверки
ничего не выявят у него негативного. И то была не наглость,
а реальное отражение состояния преступности. Правда, все
его знакомые руководители глубоко сомневались в его искренности,
но не пытались копать под него, зная его связи.
Вот поэтому и не было риска подставить отделение милиции
под проверку из-за первого места.

~287~



Лукин вспомнил короткий анекдот про ворону и лису.
Сидит ворона на суку и пилит его, а мимо пробегает лиса.
«Ворона, ты что там делаешь?» — спросила лиса. «Выпендриваюсь
», — отвечает та. «И я тоже хочу повыпендриваться!
» Лиса хватает пилу, садится на сук и пилит его,
а как допилила, шлепнулась на землю. А ворона, допилив
свой сук, взмахнула крыльями: «Чтобы выпендриваться,
надо сначала летать научиться!»

Это была уже не первая попытка уйти из района, но
система перехода была связана с запросом характеристики и
личного дела. Тогда кадровики вспоминали приказы министра,
запрещающие оголять кадры местных подразделений,
как будто бы он переходил в народное хозяйство! Так вышло
и на этот раз. Эта информация, видимо, докатилась до управления
кадров ГУВД на Петровке, 38, и его вызвали на собеседование.
Виктор Федорович Николаев был кадровиком,
курирующим их район, с которым у Лукина установились
приятельские отношения, когда тот готовил приказ о его
назначении в 17-е отделение милиции. Николаев никогда
не ходил вокруг да около, а сразу задавал вопрос в лоб:

— Знаю, ты собрался переводиться в ГУУР МВД СССР,
но тебе хотят предложить повышение в районе. В отделе
уголовного розыска РУВД образовались вакансии начальника
и заместителя. Ты не отказывайся от предложений
руководства, а я тебя поддержу. Это приличное повышение,
и при переводе в МВД будет учитываться, так что сможешь
потом попасть на более высокую должность.

— Виктор, ты мне это говорил при назначении на теперешнюю
должность. Так и до начальника РУВД дошагаю, а
потом и сам не захочу в МВД, — ответил Лукин. Он знал,
что два его начальника ушли на пенсию, но эти вакансии на
свой счет не рассматривал, так как нацелился в МВД.

— А в этом что-то есть! Да и райком партии предложил
твою кандидатуру. У тебя там есть кто-то?

— Один товарищ стал секретарем райкома партии. Мы с
ним работали в комсомоле на заводе. Да и в исполкоме много
своих, но райком партии меня и до этого поддерживал.

~288~


— Да еще и тесть постоянно общается со своими коллегами
из ЦК КПСС. Не хотел бы я быть твоим начальником.
Сидеть, как на иголках, не зная, когда ты сместишь его с
этого кресла, — засмеялся Николаев.

— Поэтому я и прошу их отпустить меня в МВД, чтобы
они не нервничали.

— Твоим руководителям тоже предложили поставить
тебя на эту должность, хотя у них были сомнения. Все-таки
ты с будущими подчиненными оперативниками проработал
не один год в одном кабинете. Удобно ли тебе будет ими
руководить? Справишься?

— А почему нет? Я их хорошо знаю, и мне не требуется
времени на притирку, знаю, кто чем дышит и кто как работает.
Солдафоном я никогда не был, но и панибратства
тоже не допущу. Это им пусть будет неудобно с таким начальником,
если захотят воспользоваться нашей дружбой,
чтобы отлынивать от работы.

— Я в тебя верю и поддержу.
Лукин не забыл, что с Николаевым его познакомил
непосредственный начальник 17-го отделения милиции
Александр Анатольевич. Вообще, Лукин никогда ни с кем не
советовался по поводу своих будущих назначений по службе,
и не потому что боялся сглаза, а из-за реальной возможности
вмешательства в эту процедуру некоторых «товарищей»,
которые отнюдь не желали ему добра. С начальником у него с
первых дней сложились приятельские отношения, к тому же
тот мог сам узнать у Николаева о предстоящем назначении
Лукина, так что требовалось объясниться по поводу перевода.
Никто на таких должностях в отделениях милиции
долго не засиживался. Одних со скандалом снимали за развал
работы, а другие уходили на повышение.
Лукин поздоровался с секретарем Любой и прошел
прямо в кабинет начальника. Литвиненко встретил его с
улыбкой. В углу кабинета стояло красное знамя из бархата
с золотыми буквами, из которых на виду были «КПСС».

— Здравствуй, Виктор Павлович. Чай или кофе?

~289~



— Давай по чашке кофе. Люблю я этот буржуазный напиток,
— Лукин поздоровался с ним за руку.
Люба принесла на подносе чашки с кофе.

— Александр Анатольевич, может, что-нибудь к кофе?
У нас пирожные есть свежайшие или бутерброды, — поинтересовалась
Люба.

— Мне можно пирожное, а заму — не знаю.

— Любочка, а мне пару бутербродов с сыром, — попросил
Лукин. — Этим летом на пляже и на рыбалке привел свою
фигуру в порядок, поэтому не хочется увлекаться калориями.
Люба принесла им перекусить и закрыла за собой обе
двери.

— Анатольевич, а ты хорошо смотришься на фоне красного
знамени.

— Я ничего другого тебе не предлагаю, так как ты за
рулем… А на это знамя я посматриваю с опаской. Не боишься,
что в это неспокойное время нас могут накрыть
медным тазом, как УВД по обслуживанию метро? Опасно
стало выбиваться в передовики. Ты же знаешь, что УВД по
обслуживанию столичного метрополитена КГБ просто порвал,
как Тузик — грелку.

— Да, я встречался с Шотой Гахокидзе, с которым раньше
работал в 15-м отделении милиции. Он недавно перешел
в это УВД на повышение и попал под проверку. К станции
метро Ждановская он не имел никакого отношения, но
его тоже смели, и он благодарит судьбу, что не посадили.
Чекисты устроили проверку по отказным материалам в
возбуждении уголовных дел и расценили это как форму
сокрытий преступлений от учета. Шота рассказал, что проверку
проводили предвзято и при повторной проверке мало
что подтвердится, но все это происходило на фоне убийства
сотрудника КГБ на Ждановской, поэтому им не перечили…
Да и кто попрет против генеральной прокуратуры, чьими
руками они все и делали.

— Да, не повезло мужикам… Восемьдесят сотрудников
привлекли к уголовной ответственности и триста уволили

~290~


из органов. Практически все руководство УВД и почти всех
подчиненных.

— Мы живем в дружбе с КГБ и прокуратурой, а если нас
накроют, как ты выразился, медным тазом, то это будет верх
несправедливости. — Лукин задумался на секунду. — Любому
руководителю ясно, как добиваются таких высоких результатов
в работе с преступностью. Но есть статистика по этой
работе, которая очень красноречива. Почти два года назад
сменили руководство 17-го отделения милиции. Тогда здесь
было зарегистрировано триста шестьдесят преступлений, а
поймали только семьдесят пять процентов жуликов, значит
четвертая часть, девяносто условных преступников, если они
были одиночками, продолжали совершать преступления и
тащить наши показатели еще ниже. В прошлом году картина
резко поменялась. Мы зарегистрировали четыреста двадцать
преступлений, из которых девяносто восемь процентов
раскрыли, и путем простого арифметического действия
получается, что нами не пойманы всего восемь жуликов, но
при этом мы привлекли тех самых девяносто жуликов да
плюс еще шестьдесят, так как больше зарегистрировали преступлений.
Поэтому выходит, что мы с угрозыском реально
стали работать лучше, а преступлений стали прятать меньше.
В этом году мы идем под сто процентов, и есть небольшое
снижение роста преступности, а это означает, что жулики
стали бояться совершать преступления в центре столицы,
да мы и сами видим, что поток заявлений значительно
уменьшился. Поэтому было бы верхом несправедливости
накрывать нашу контору медным тазом. Это они сработали
бы на руку жуликам, которые об этом только и мечтают.

— Да, Павлович с арифметикой у тебя все в порядке, но
твои слова прокурору бы в ухо.

— Это я сделал, когда добился высоких результатов и
меня поняли, но все равно, Анатольевич, не хотелось бы
засиживаться в этом опасном кресле.

— Я слышал, что ты прорабатываешь вопрос с переходом
в МВД…

~291~



— Нет, Анатольевич, концепция меняется. Мне предложили
должность заместителя начальника отдела угрозыска
в нашем районе.

— Хорошая должность. Оклад выше, чем у меня, и даже
за преступность в районе не отвечаешь.

— Да, командовать секретной агентурой, куда не может
заглянуть ни прокуратура, никто другой. Это мечта, а не
должность после нашей суеты. Вот бы нам вместе сорваться
в этот отдел. Там место начальника тоже вакантное.

— Нас вместе не пропустят. Заместитель начальника
РУВД по оперативной работе Максим Никонович спать не
будет, если мы вместе окажемся в отделе. Он здесь-то видел в
нас претендентов на его место, а уж под боком в РУВД! Мне
кажется, что он и тебя забирает, чтобы наш тандем развалить.

— Это вряд ли. Он и меня бы не взял к себе, но вмешался
райком партии, чтобы не отпускать меня с района в МВД.

— А с Численко ты сработаешься? Его протаскивают на
должность начальника ОУР, а он полностью под Максимом
Никоновичем.

— Мы с Владом Численко работали в отделении милиции
и дружили, но как он себя поведет, не знаю. И я бы не
сказал, что он под Никоновичем. Это еще вопрос — кто
под кем.

— Я слышал, что у него появились проблемы с назначением
на эту должность.

— Очередные тайны Мадридского двора… Поэтому и
хочу уйти на секретную работу и не касаться этого. Я буду
у себя.

— Хорошо. С твоим приемником определимся позже.
На следующий день Лукина вызвал начальник управления
и принял вместе с заместителем по оперативной работе
Максимом Никоновичем, который до этого руководил
уголовным розыском РУВД.

— Мы решили предложить тебе должность заместителя
начальника отдела уголовного розыска РУВД, как ты на это
дело смотришь?

~292~


— Мне неудобно только в одном плане — сразу шагнуть
в начальники и стать у Михалыча шефом. Он может не понять.
Может быть, правильнее было бы меня на его место, а
Михалыча на повышение?

— Этот вопрос уже решен. Михалыч никогда не займет
это место. Они с Егорычем уже распределили себе эти кресла
и пьянствуют с операми, поэтому с ними отдел разваливается.
Ты же сам знаешь, что Егорыч приходит с утра со своей
фляжкой фронтовой, наливает руководству по стакану и
целый день свободен.

— Ничего я такого не знаю, уже два года не был в отделе.
Можно мне подумать пару часов? Я должен переговорить
с Михалычем.

— Это, конечно, благородный поступок — не шагать
через своего начальника, но имей в виду, если откажешься,
то на это место пришлют «варяга» из МУРа, вот тогда ты
всем сделаешь «доброе» дело, а Михалыча все равно не
назначат. Должность начальника отдела тоже свободна, и
тебе придется быть в двух лицах пока.

— Хорошо. Я все понял. Разрешите идти?

— Да, пожалуйста, мы ждем.
Лукин, не петляя по кабинетам, сразу отправился к Михалычу.
Андрей Михайлович Вайнер был начальником 2-го
отделения в отделе угрозыска района, которое называлось
сыскным, и пять лет руководил Лукиным до его повышения
по службе. Он был однофамильцем писателей братьев
Вайнеров. Лукину же предлагали быть начальником 1-го
отделения, которое называлось агентурным, и эта должность
совмещалась с должностью заместителя начальника отдела.
Соответственно на этой должности была выше зарплата и
потолок звания — подполковник. Лукину до этого оставалось
больше года, а Михалыч уже давно ходил в майорах,
поскольку у него был именно такой потолок. Лукин не собирался
задерживаться и на этой должности, на которую его
еще даже не назначили, поэтому и не думал о потолках. Он
предлагал руководителям назначить Вайнера заместителем,

~293~



а самому пойти на его место. Для него было главным побыстрее
сорваться с опасной должности в отделении милиции.

— Что, настало время менять вожака стаи? Акела промахнулся?
— Михалыч протянул руку, они поздоровались.

— Михалыч, я не Маугли. Да, мне предложили эту
должность, но я взял тайм-аут, чтобы переговорить сначала
с тобой.

— И на том спасибо, что не забыл.

— Как можно. Я отлично понимаю, что у тебя срок получения
подполковника уже давно вышел, а должность не
позволяет, а мне еще больше года ходить в майорах, да не в
этом дело. Я же не забыл, что представления на внеочередные
звания ты мне подписывал.

— Ну, положим, ты это сам заработал. Зверюга был, а
не сыщик. Это ты сейчас в руководителях немного притих.

— Михалыч, я предложил твою кандидатуру, а сам на
твое место согласился, однако мне ответили, что если откажусь,
то пригласят на эту должность кого-нибудь из МУРа.
А ты знаешь сам, там ребята хорошие, но почти никто не
работал «на земле», а покомандовать центральным районом
столицы хотят многие.

— Ну, в таком случае соглашайся, я тебя поддержу. Видимо,
у тебя звезда поярче будет.

— Ты же знаешь, мне это не нужно, — покачал головой
Виктор. — Я хотел уйти в МВД, но не отпускают, говорят,
сначала отдел подними, а что — неужели все так плохо?

— Да нет, все как всегда, ты же знаешь. Просто очередная
интрига, ты через это проходил с нашим руководством.
Теперь за меня взялись. Ну, да ладно, иди, давай согласие,
а то передумают.

— Только с твоего согласия, хорошо? А если передумают,
то уйду в МВД, да и не они предложили мою кандидатуру.
Им тоже, видимо, хотелось меня отпустить из района как
претендента на их должности.

— Договорились, — Михалыч даже заулыбался от его
предположений.

~294~


Лукин вернулся к начальнику управления.

— Я согласен. Когда приступать?

— Завтра направим представление. Готовь дела к передаче.
Кстати, на кого хотел бы оставить свое хозяйство?

— Я бы посоветовал назначить Машкова, грамотный
спокойный опер. И если вы согласны, то могу я поговорить
с ним на эту тему?

— Мы согласны, потому что обсуждали такой вариант.
Подготовь его и сдавай пока ему дела.
Но Машков оказался дальновиднее, чем они думали.

— Дела, конечно, я приму, но временно. На эту должность
я не согласен. Вы же сами знаете, что это пороховая
бочка, с которой или можно улететь вверх, на что у меня нет
образования, или могут опустить ниже ватерлинии, и тогда
больше никогда не поднимешься. Жалко, что вы уходите, с
вами легко было работать.

— Да и мне тоже было с вами не тяжело. Хороший у
нас подобрался коллектив. Я, наверное, в отделе немного
осмотрюсь и заберу кого-нибудь из ребят с собой. Там, в
отделе, есть вакансии, а кто-то уйдет на повышение.
Через три дня начальник управления подписал приказ
о назначении Лукина исполняющим обязанности начальника
отдела. На эту должность оформлялся его друг Влад
Численко, с которым они работали еще в 15-м отделении
милиции, но приказ о его назначении надолго застрял в
управлении кадров ГУВД.
Лукин взял все на себя, потому что начальник второго
отделения ОУР Михалыч как-то приспустил паруса в руководстве
отделом после всех интриг по назначениям, и его
можно было понять. Да, на его помощь и некоторых старших
оперов, которые были в различное время наставниками
Лукина, рассчитывать в первое время не приходилось. Он
отлично понимал, что ему придется закручивать кое-кому
гайки в одиночестве, а в это время за ним будут наблюдать
десятки пар глаз начальников и подчиненных, дабы выяснить,
как у него это будет получаться. А получиться должно,

~295~



потому как в противном случае месяцев через шесть приедет
проверка, и тогда минимум выговор ему обеспечен, так как
работа в отделе на самом деле, мягко говоря, развалена. Он
ранее не касался работы агентурного отделения. Вел свои
дела, а что там творится, только немного догадывался, поэтому
начал с оперативных материалов, за которые были
выплачены единовременные денежные пособия, и дела тех,
кто получал оперативные деньги на постоянной основе,
как зарплату. В одном деле нашел документы, написанные
рукой опера за владельца квартирой. Вызвал обоих оперов
для разборов, кто и кому писал подписки и расписки по
использованию явочной квартиры.

— А деньги за аренду квартиры вместе пропивали?

— Нет, мы отдавали хозяину квартиры. Просто надо
было срочно зарегистрировать дело, был конец полугодия,
а хозяин отдал ключи от квартиры и укатил в командировку.
Сами знаете, план надо было выполнять.

— А почему потом не заменили эту «липу» на настоящую
подписку?

— Закрутились и забыли.

— Дело привести в порядок, как должно быть, и сдать в
архив, так как эта точка не вытягивает по объему приема на
квартире источников информации. Документы все в этом
деле заменить на подлинные и устроить мне с хозяином
квартиры контрольную встречу. Я вам верю, но для моего
спокойствия. Мне придется подписывать это дело в архив.

— Понятно. А с нами как?

— Если кроме меня об этом никто не знает, то работайте
и завязывайте эти игры с оперативными деньгами, иначе
разойдемся очень быстро.

— Спасибо. Все сделаем, как надо.
Другие «волкодавы» агентурной работы тоже не стали
сопротивляться, когда Лукин предложил им избавиться от
десяти из одиннадцати резидентов, якобы осуществлявших
встречи с источниками информации за те же оперативные
деньги. Опера были опытнейшие, с большим стажем.

~296~


— А вас за это не накажут, что практически разваливаете
агентурное отделение? Мы согласны с вами и все сделаем, но
вам же придется объяснить причину увольнения большого
количества платных помощников, — пытался поправить его
Валерий Гаврилов, отвечающий за эту работу.
Он сразу отметил про себя, что вернулся в отдел через
два года — и все опера переключились, обращаясь к нему
на «вы», кроме Михалыча и Егорыча. Но с ними бы он и
сам этого не допустил. Они были раньше его начальниками.

— Вы ежемесячно получаете на оперативные расходы
сумму, на которую можно купить «жигули», а используете
ее в лучшем случае как кассу взаимопомощи до получки,
а после получения зарплаты двадцатого числа начинаете
готовить оперативные материалы, чтобы покрыть эти суммы.
Уж пусть меня накажут сейчас, нежели через какое-то
время выгонят из органов, и это в лучшем случае, так как
мне придется подписывать вашу «липу» по ежемесячным
расходам. Так что готовьте эти дела к сдаче в архив. А причиной
может быть только болезнь наших помощников.
У меня еще сохранились печати и штампы медучреждений,
которые уже не работают. Такие выписки из истории
болезни никто не проверяет, так как за них никто денег не
выплачивал. Наоборот, мы пропишем им болезни, чтобы
зря не платить деньги людям, которые не в силах оказывать
помощь милиции ввиду заболевания. Это надо сделать в
течение недели, а оперативные деньги за этот месяц сдать в
бухгалтерию ГУВД.

— Это точно будет скандал, они не любят, когда им
возвращают неизрасходованные деньги, а здесь еще и такая
сумма, могут не понять.

— Берите тортик, шампанское — и вперед, иначе я вас
не пойму, когда принесете мне отчеты по расходованию
этих денег! Я их точно не подпишу, и тогда вам придется
объяснять всем, почему я не подписываю отчеты. Напишите
рапорта об увольнении и верните все деньги, выплаченные
с нарушением. Понятно?

~297~



— Куда уж понятнее…
Каждое утро на пятиминутке Лукин выяснял у каждого
опера, чем он будет заниматься. Все докладывали, что они
при конкретных делах. После совещания каждый заходил
к нему и сообщал, куда уедет и чем будет заниматься. Так
продолжалось несколько дней, пока он занимался вплотную
агентурным отделением. Через час после докладов на
совещании в отделе оставались только женщины, которые
занимались розыскными делами. После очередного совещания
к нему зашел старший опер Морозов.

— Я поехал на встречу, потом будут работать в 14-м отделении
милиции по квартирной краже, — выпалил он и
уже было направился к двери.

— Постой, говори, куда ты едешь, я запишу. И по какой
краже будешь работать?

— А зачем?

— В конце недели я попрошу доложить письменно о
проделанной работе каждого опера по всем выездам в местные
командировки. Я же все эти приемы знаю. Сначала по
своим делам, для дома, для семьи, а потом, может быть, и
про жуликов вспомните. Хорошо, иди, занимайся.
Через полчаса Лукин прошелся по кабинетам, и каково
же было его удивление — все опера сидели за своими столами
и усиленно писали рапорты о проделанной работе.
Морозов тоже трудился на месте и не поехал в 14-е отделение
милиции, как собирался.
«Это что? Была тихая забастовка по поводу моего
назначения, и все разбегались после пятиминутки? — размышлял
Лукин. — А теперь, видимо, Морозов им сообщил,
что начальник всю неделю записывал, кто и куда выезжал, и
собирается спросить о проделанной работе. Они уже знают
о моем жестком разговоре с ветеранами отдела по секретной
работе и оперативным деньгам».

— Морозов, оповести всех о сборе у меня через десять
минут.

— Хорошо.

~298~


Когда все были в сборе, Лукин сообщил:

— Я не собираюсь быть у вас пастухом. Поэтому Репина
назначаю начальником штаба нашего отдела. Заведите журнал
местных командировок, куда будете записывать свои выезды.
Меня может не быть на месте, а если куда-то отлучусь,
то могу обнаружить пустые кабинеты, и поговорить будет
не с кем. Кто будет находиться в городе, сообщите в штаб
свой контактный телефон, если его нет, то звоните дежурному
каждые два часа, чтобы он мог вас направить на место
происшествия при необходимости. А сейчас принесите мне
все дела по разработкам преступных групп. Их у вас не так
богато, поэтому тем операм, кто их не имеет, предлагаю взять
в свое производство по три дела в отделениях милиции по
нераскрытым преступлениям, по которым имеется хоть
малая перспектива к их раскрытию. Будем вместе по ним
работать, глядишь, и у вас появится больше возможности
получать информацию и выходить на жуликов. А мне будет
удобнее контролировать бездельников, которые не занимаются
оперативными разработками. Розыск преступников —
это та же разработка, поэтому каждому по три. Почитал я
ваши материалы по оперативным делам. Должен сообщить,
что это, конечно, не уровень сыщиков райуправления.
Я понимаю, что трудно получить достойную информацию,
сидя в кабинете, поэтому предлагаю работать по принципу
«волка ноги кормят». Если мои предложения устраивают,
то вперед, за работу, товарищи.
Опера выходили из кабинета немного взгрустнувшие.

— Не крутовато взялся? — поинтересовался Михалыч,
когда они остались вдвоем.

— А я что — лишнего требую? В отделениях милиции
опера пашут по преступлениям да еще одно место подставляют,
пряча заявления и делая отказные материалы по
заявлениям, а здесь, в управлении, этого нет, поэтому пусть
поработают чисто по нераскрытым преступлениям, если не
смогли заняться разработками преступных групп. Поменьше
будут дружить с Бахусом. Это тоже можно, но после работы.

~299~



— Да, ты изменился.

— В чем? В том, что требую немного поработать и не
забывать, что они в первую очередь оперативники? Так и с
меня тоже требуют работу и показатели. Ты вот в свое время
меня не гонял, потому что знал, что я всегда при делах и
готов выкатить на-гора либо раскрытие дела, либо группу,
интересную для разработки. Конечно же, бывали отступления,
но я их компенсировал хорошей сверхурочной работой.
Ты, надеюсь, в дела-то их заглядывал, почему приходится
сдавать почти все в архив?

— По этому поводу тебе руководство еще скажет свое
слово.

— Ну, по этому поводу я могу и руководителям ответить
достойно.

— Вот я и говорю, раньше ты был немного тише, а сейчас
вырос в руководителя.

— Мы с тобой сразу договорились. Если что не нравится,
скажи, но я считаю свои требования законными и необходимыми
именно сейчас, пока не упущена нить отношений
с подчиненными.

— Да, может, кто-то и надеялся, что ты зубы обломаешь
на своем отделе, но я вижу, что они глубоко ошибались…
Может, ты и прав. Я бы так не смог, да мне и не дали бы
сдать в архив столько дел, во всяком случае, сразу, потому
что некоторые я сам и подписывал.
После подписания очередного дела к сдаче в архив Максим
Никонович на повышенных тонах высказался:

— Ты зачем пришел, чтобы отдел совсем развалить? Мне
уже звонили из Главка, спрашивали, почему у нас так много
больных помощников появилось. Ты не переусердствовал
в этом деле? Могут наказать за такой отрицательный вал.
Может, приостановишь исключение?

— Набрали калек в помощники, да еще и деньги им
платят! Не могу остановить процесс, иначе можем сами
оказаться в роли таких вот помощников, но в Бутырке, и
будем перестукиваться в камерах.

~300~


— Неужели так серьезно?

— Серьезнее, чем вы думаете, могу доложить по каждому
делу в отдельности с подробностями.

— Нет, не надо. Я ничего не слышал. Занимайся. А как
с личным составом?

— Все нормально, работают. Или вы имеете в виду тех,
кто вел эти дела?

— Да, я о них.

— Все будут работать, но как положено. Я им поставил
задачу восполнить потери в течение месяца, но достойными
кадрами, чтобы я смог забыть их грехи.

— Тогда другое дело. Хорошо, идите.
Лукин зашел в свой кабинет, следом — Михалыч.

— Ну, что сказало руководство по поводу дальнейшей
сдачи дел в архив?

— Одобрило мои действия, а поэтому зачистка продолжается.
Лукин хорошо знал мнительного Максима Никоновича,
поэтому сразу пуганул его Бутырской, и тот сообщил, что
ничего не слышал и знать не хочет, поэтому не скоро теперь
сунется в дела его отдела.
«В дела моего отдела… — поймал себя на этой мысли
Лукин. — А ведь нет больше смысла делить власть в отделе
с Михалычем. Знамо дело, откуда надуло информацию Максиму
Никоновичу, что я якобы разваливаю отдел. Значит, помощи
от Михалыча в ближайшем будущем ждать нечего…»
К подставам в таком плане Лукин тоже был готов. Соглашаясь
на эту должность, он осознавал, что друзей у него
в отделе останется немного. Ребята помнят его как балагура
и немного гуляку, да еще виртуоза по игре в карты, которая
теперь забыта с его приходом. Это, пожалуй, было непоследовательным
решением. Это именно он принес «заразу в
отдел», как выразился Максим Никонович, а теперь рекомендовал
сыщикам заняться делами. Кадровики предлагали
перевести Михалыча на другую должность, чтобы воду не
мутил, но Лукин сказал, что с ним договорился. Оказыва


~301~



ется, не совсем… Ну, это уже трудности Михалыча. Главное,
что его совесть чиста.

Потихоньку отдел входил в рабочий ритм. Оперативники
взялись за ум и работали хорошо. Их компания, состоящая
из старших оперов Егорыча и Вадима, а также Михалыча, попрежнему
могла перекинуться в картишки, но после работы,
ну и выпить по сто граммов, но не в кабинете. Так что надежды
своих недругов Лукин не оправдал. Коллектив заработал
серьезно, однако никогда ведь не бывает, чтобы все шло тихо
и гладко. Позвонил знакомый сотрудник КГБ и предложил
увидеться в том же сквере. С ним Виктор уже решал некоторые
проблемы по работе. Это именно он в свое время просил
сильно не глушить Дубова, которого они задержали по подозрению
в разбойном нападении на квартиру Мамедова, и
обещал за это делиться информацией по милицейской линии.
Но дело развалилось. Дубова арестовали по решению суда на
пять суток за неповиновение и потом отпустили.

— Как работается на новом месте? — поинтересовался
чекист.

— Все хорошо. А как в вашей конторе?

— Нормально. Виктор, у меня мало времени, и я встретился
с тобой только из уважения, поэтому сразу к делу. Есть
информация, что на твое прежнее место назначили грузина.
Это они напрасно сделали, так как он рулит не туда. Вошел
в контакт с азербайджанцами, теми, которых ты задерживал
с Дубовым и ракетницей, и они предложили ему заняться
«разгонами». К азербайджанцам в центре столицы иногда
приходят различные жулики и предлагают ворованные ценности,
зная, что они их не сдадут милиции. Вот теперь они
и хотят с помощью работников милиции задерживать продавцов
ценностей в тот момент, когда они будут передавать
азербонам брюлики. При задержании все будут молчать, но
азербоны в этот момент рванут от милиции, и их не смогут
задержать. Так они завладеют брюликами, а работники
милиции потом получат «зарплату» за то, что позволили
им скрыться. Вроде бы для милиционеров-мошенников все

~302~


чисто на первый взгляд. Ну, зевнули при задержании, жулики
скрылись с ценностями, но об этих операциях нам все известно.
Дело в том, что азербоны раньше такие «разгоны»
совершали вместе с операми 18-го отделения милиции. Потом
их пересажали, да, видимо, не всех.

— А это не те любители бриллиантов, через которых
серьги с ограбления квартиры вдовы писателя Алексея
Толстого перешли к первому лицу Азербайджана?

— Кто конкретно из них это сделал, я не знаю, но серьги
попали по адресу именно от этой компании. Я об этом
слышал. Ты как-нибудь отведи своих от этих разбойников,
только тихо, чтобы не было потом разборок по утечке информации.
Эту команду азербайджанцев все равно где-нибудь
примут, или те же жулики накажут, которых они кинули.

— Давно хотел спросить тебя, Вячеслав… У меня еще
при знакомстве с Мамедовым появилось подозрение, что
разбой на его квартире был инсценирован. Когда же побеседовал
с ним и Дубовым, эти подозрения усилились, но ответ
только сейчас пришел на ум. Это было частью разработки
наших сотрудников?

— Ну, ты хватил! Это могло быть только оперативной
комбинацией, но на этот раз наши здесь не при чем. Может
быть, Дубов с азербонами таким образом хотели познакомиться
с милицией. У меня все. Бывай.
Чекист Вячеслав нырнул в проход между кустарниками
сквера и словно растворился. Со стороны это было похоже
на конспиративную встречу, а на самом деле встречались
два опера из разных служб, уважающие друг друга, потому
и предупреждали об опасности и по возможности помогали
друг другу в работе. Руководители этих служб не приветствовали
такие встречи, уж тем более обмен информацией.
Но в КГБ работали нормальные сотрудники, которые не
строили из себя потомков Железного Феликса и не сверлили
после стакана водки своего собеседника всевидящим оком с
прищуром. Были, к сожалению, и такие, но Лукину больше
везло на хороших.

~303~



Так он еще раз убедился, что к сыщикам 17-го отделения
внедрили стукача от чекистов. Березкин вращался среди
жуликов с Кавказа, и в такой ситуации любой сыщик пошел
бы на оперативный контакт с лицом, имеющим обширные
связи среди мошенников, а уж тем более среди азербонов,
но данная оперативная комбинация и была рассчитана
именно на это. Контора с Лубянки накапливала информацию
на МВД, и все это, к сожалению, не обошло стороной
центральное отделение милиции…

«Вот это ситуация… — всерьез задумался Лукин. —
Доложить руководству, как есть, — нельзя. Максим Никонович
наломает дров со своей мнительностью. Надо
будет говорить, откуда знаешь, а этого просили не делать.
Сигнал очень нехороший. Но будем волноваться поэтапно.
Сначала надо убрать грузина Анзора из этой конторы. Это
можно сделать через начальника отделения Литвиненко, а
еще лучше через Максима Никоновича. Он-то знает, что у
меня всегда информация достоверная и перепроверенная,
поэтому сразу назначит проверку служебной деятельности в
этой конторе, чтобы снять грузина. Литвиненко надо предупредить,
а Максима Никоновича убедить, что требуется
провести проверку оперативно-служебной деятельности
отделения милиции, но не касаться информации чекистов».

Так и получилось после его доклада о развале оперативной
работы в бывшем его отделении.

— Вот сам и проверь силами своего отдела их работу с
оргвыводами, — выдал распоряжение Максим Никонович.
Когда Лукин приехал в 17-е отделение милиции с бригадой,
начальник Литвиненко задумался о причине проверки.
Виктор поставил задачу своей бригаде и остался с
Анатольевичем вдвоем.

— Твой Анзор зарулил не туда.

— Да он и не мой. Его мне Максим Никонович навязал.
Наверное, чтобы работу развалить. А что-нибудь серьезное?

— Более чем. Не могу все рассказать, потому как информация
может вернуться к тому же лицу, кто мне ее
предоставил, а это нежелательно, он об этом предупреждал.

~304~


— Так давай Анзору предложим, пусть уходит по собственному
желанию, чтобы все отделение не трясти.

— Этого я только и добиваюсь. Тогда и проверка не
нужна будет. Вызови его сюда.
Анзор зашел хмурый.
— Я только недавно работаю — и сразу проверка! —
возмутился он.

— Больше того, могу тебе сообщить, что проверка по
твою душу, чтобы снять тебя с работы, — сказал Анатольевич.

— Черт знает что! То назначают, то снимают. Как в
игрушки играют с людьми. Может, объясните, в чем дело?
Анзор вытаращил глаза. Он являлся грузином наполовину,
по отцу, а мать у него была русская. Однако кавказский
гонор он перенял от отца.

— Объяснить не можем, но ты можешь оказаться в местах
не столь отдаленных, поэтому нам не хотелось бы, чтобы
тебя приняли из этой конторы, а дальше сам думай. Чтобы
оперов не трясти и не наказывать, лучше подай рапорт на
увольнение или перевод, мы тебя поддержим, — Лукин не
любил ходить кругами.

— Другого варианта нет? А что все-таки случилось?

— Другого варианта не вижу, а что случилось, тебе
лучше знать, и не будем об этом. Проверка будет жесткая, с
уклоном на увольнение, но я не кровожадный, ты знаешь.
Согласен или нет?

— А куда переводиться?

— Хоть в МВД, но срок три дня.

— Хорошо, я согласен.
Когда Анзор вышел, Анатольевич спросил:


— Видимо, чувствует за собой такое, что, не возражая,
принял твое предложение.

— Пусть он что угодно чувствует. Пойду с некоторыми
операми пообщаюсь.

— Что — кто-то замешан с ним?

— Точно не знаю, но предупрежу.
Виктор пригласил подышать свежим воздухом на улицу
старших оперативников Машкова, Жиркова и Андреева.

~305~



— Не буду никого ни о чем пытать, и вы меня особо не
расспрашивайте. Анзор больше не хочет вами руководить
и переходит на другую работу. Проверка на этом сегодня
заканчивается, за исключением соблюдения формальностей
для написания справки. Это касается вопроса о проверке.
Теперь более серьезный. Отношения с Сергеем Вадимовичем
из околопрокурорской сферы у меня давно закончились.
Да и поддерживал я их, пока работал «на земле» — для
рабочего контакта с прокуратурой. Помните, мы брали
Дубова, бывшего штангиста, с азербонами за попытку совершить
разбой на квартире Мамедова на Пушкинской
улице? Я до сих пор не знаю точно, что они хотели сделать
с Керимом. Мы имели полную информацию об их намерениях,
а потом и в КГБ об этом узнали во всех подробностях.
Значит, какой вывод напрашивается? В этой команде из пяти
человек минимум двое стукачей. Один сообщил об этом нам,
а другой — в КГБ. Половина стукачей в компании разбойников
— и все равно они совершают преступления! Такое
может быть только на Руси. У меня сложилось впечатление,
что эту банду нам подсунули вместе с Дубовым не просто
так. Отделение милиции попало под рентген КГБ. С этой
командой разбойников теперь дружат известный вам Сергей
и ваш бывший начальник Анзор. Эта банда уже отправила в
Лефортово троих оперов из соседнего 18-го отделения милиции,
а сама продолжает заниматься «разгонами». Опять
это говорит о том, что они ищут «ушастых» оперов для
разборок, а сами уходят в сторону. У них сильная поддержка
в определенных кругах. Вы понимаете, что это я не могу
рассказать на колхозном собрании оперов. Об этом знает
начальник отделения, ну и вы, ветераны. Поэтому прошу вас
поговорить тихо с операми, чтобы никто из этой команды
вместе с Сергеем не появлялся у вас на горизонте. Они просто
опасны, а об их шагах все известно. Пока, как я понял,
нет никакой информации о так называемых потерпевших.
То, что они продавали, имеет криминальное прошлое, поэтому
не все в той конторе складывается. Понятно?

~306~


— Да, конечно, — ответил Машков.

— Вот и ладненько. Думаю, не надо проводить собрание
с операми, вы сами доведете, до кого нужно.

— Все сделаем, — подтвердил Машков.

— Тогда до встречи.
Через некоторое время на место Анзора назначили
Жиркова, и Лукин согласился с этим. Он звезд с неба не
хватал, зато был свой, из этой же конторы, и знал коллектив
и обстановку, но, как потом оказалось, лучше иногда ставить
руководителей посторонних, из другого подразделения.
Лукин набрал телефон Вячеслава Кочкина, которого он
менял в 17-й конторе, теперь тот руководил оперативным
штабом в дежурной части на Петровке, 38. Раньше они работали
в одном кабинете и были дружны. Так все и осталось, но
не прошел бесследно их разговор о Лауре. Именно Вячеслав
в свое время пригласил ее на ту вечеринку, где Виктор и познакомился
с ней. И после знакомства он предложил Славе
или развестись с женой ради этой девушки, или отойти в
сторону. Но уже не требовалось делать ни того, ни другого,
так как Лаура и сама поняла в тот вечер, что только Виктор
— герой ее романа. О том, что она — француженка, оба
они узнали только в день ее отлета в Париж… Слава долго
шутливо злорадствовал по этому поводу, дескать, отбил Лукин
Лауру на свою голову. Как-то ночью они возвращались
домой после дежурства на избирательном участке, и Виктор
на повышенных тонах пояснил ему свою позицию по этому
вопросу. Шли они по трамвайным путям, и Слава назвал это
«рельсовой войной» между друзьями. Это была шутка, но
тогда они были простыми операми, а теперь вышли в руководители
и времени для общения становилось все меньше и
меньше. Да и Кочкин получил новую квартиру в Отрадном.

— Кочкин, за тобой должок! — сообщил ему Лукин,
намекая, что тот не проставился за дела, которые принимал
у него в 17-м отделении милиции. Лукин потом еще очень
долго разгребал эту «помойку», чтобы не подставить друга
на новой должности.

~307~



— Вот ты и проставишься за новое повышение! Можно
у меня в кабинете.

— Нет, давай в любом нашем месте. В пивняке или под
шатром?

— Можно и под шатром, пока погода позволяет.
Так они называли старинные липы в Щемиловском
парке, под которыми было сухо даже в проливной дождь.
И лавочки там удобные, можно расположиться с закуской
и выпивкой, не мешая гражданам, которых там и не бывает
по вечерам. Виктор не стал спорить с Кочкиным, зная его
любовь к халяве. Было бы наивно верить, что он может накрыть
стол из-за встречи, но он всегда был такой, и его не
переделаешь, а обсудить некоторые вопросы Лукину хотелось.
Слухи всплывали один невероятнее другого, а Слава
был руководителем дежурной части всей столицы. Не мог
он не знать о некоторых последних событиях.
— Ты все по-прежнему портвешок предпочитаешь? —
спросил Виктор.

— Могу и водочку.

— Тогда определились. Я понимаю, почему мы давно
не виделись! Ты последнее время меня краснухой травил.
Пока ты закончишь работу, я все организую и буду ждать
тебя под шатром.
В парке пахло опавшей листвой. Такие запахи могли
быть только осенью. Сухие листья перемещались ветром
по парку, ожидая, что скоро их промочат дожди и они
останутся лежать слипшимися в тех местах, где их застанет
стихия… Под ногами они будут скользить, а пока шуршат.
Виктор и Вячеслав встретились у лавочки, как бывало
ранее.

— Ничего так у тебя достархан! — Кочкин удивленно
воззрился на лавочку, половину которой занимали различные
закуски.

— Не забыл еще дары ресторана «Узбекистан»? Тебя там
тоже еще помнят, когда ты хорошо выпил и закусил, а потом пообещал
директору Константину Матвеевичу, что посадишь его!

~308~


Лукин представлял себе любимые закуски Кочкина. Тот
обычно заедал плавленым сырком, и не потому что не хотел
кушать или было жаль денег. Он объяснял это желанием
прийти домой голодным, чтобы жена не заподозрила похождений
налево. Лукин не понимал, как так может быть —
приходит человек домой выпивши, но никаких подозрений,
если он смолотит все, что приготовила жена! Дома Кочкин
всегда говорил, что выпил пива. Однажды они с друзьями
собрались у него дома на праздник 1 мая, за столом выпили
по бутылке водки и сидели ни в одном глазу, как будто и не
пили. Жена с удивлением спросила Вячеслава, сколько же он
выпивал пива, когда приходил домой поддатый. После этого
вопроса Кочкин сделал заначки в пожарном кране на лестничной
площадке и на балконе, куда периодически выходил
покурить с мужской компанией. Там же стояли стаканы, из
которых они принимали алкоголь. А потом все присаживались
снова за стол и пили рюмочками, да и то не до конца.

— Ты же знаешь, что по пьяни я могу высказаться, а вот
ты на самом деле посадил администратора этого кабака,
однако тебя по-прежнему принимают в этом ресторане!

— Не просто принимают, а угощают и чествуют, как
национального героя. Администратор украл видеомагнитофон
у своих же и давно это заслужил, — Лукин вспомнил,
как арест администратора ресторана проходил под одобрительные
возгласы официантов и руководства.

— Умеешь ты с жуликами ладить! — Кочкин любил
подколоть.

— Пока их вина не доказана, они для меня обычные
граждане, а торгаши и работники общепита — вообще не
мой профиль. За ними есть кому приглядывать из ОБХСС,
и оказывается, что КГБ тоже не прочь их раздербанить.
Лучше бы шпионов ловили! Давай накатим по полстакашка
под шашлычок с лепешечкой, пока не остыл, — предложил
Лукин.

— С удовольствием. Давно мы так не выпивали! А помнишь,
как мы у «дяди Яши» в «Антисоветской» шаш


~309~



лычной две бутылки водки огрели — и на совещание к
начальнику? — улыбнулся Кочкин.

— Это когда к нам прикололись две докторши со скорой
помощи, предлагая довезти до медвытрезвителя, а потом
смеялись, узнав, что мы опера и спешим на совещание? Да,
хорошие девчонки оказались. Мы с ними еще раз попали
вместе на обед. Помнишь белокурую красавицу Наташу?
Я с Наташей одно время встречался. Она жила на твоей
бывшей территории, в доме 12 по Петровско-Разумовскому
проезду. Замуж вышла, но вскоре развелась.

— Люка, а ты иначе не можешь. Как твоя француженка?

— Помнишь Люку? Да, были времена. — Лукин задумался
на короткое время, но вопрос о француженке оставил
без ответа. С кем угодно он мог поговорить о ней, но только
не с Кочкиным. — Теперь я женатый и серьезный мужчина.
Давай лучше выпьем… Ты мне скажи об одной информации
— насколько она достоверна. Центр города слухами
обрастает, как снежный ком, но лучше дежурной части ГУВД
столицы никто ничего знать не может. Была стрельба между
спецслужбами на Кутузовском около дома Брежнева?

— Сообщения по телефону от граждан о стрельбе были,
но при выезде на место оперативная группа ничего не обнаружила,
— сообщил Кочкин.

— Я так и думал, что слухи слишком преувеличены, но
если работали профессионалы, то они следов не оставляют,
— сказал Лукин.

— Ты говоришь о попытке нашего министра Щелокова
арестовать Андропова за шпионаж? Так это могли чекисты и
пустить «утку», чтобы подготовить народ для борьбы с МВД.

— А звонки по ноль-два о стрельбе на Кутузовском проспекте
тоже? Тогда это серьезная провокация. Может быть,
пора отваливать до городу Парижу? — улыбнулся Лукин.

— Тебе хоть есть куда убегать… А что говорят в народе
об этом?

— Ты сам знаешь, что народ в центре столицы непростой,
поэтому любые слухи становятся сразу достоверными

~310~


сведениями. А говорят, что наш шеф Чурбанов с дочкой генсека
Галиной почувствовали, что КГБ вплотную занимается
их окружением. Ты же помнишь последние нашумевшие
дела с бриллиантами, и везде засветились их знакомые и
родственники. Вот и преподнес наш министр дорогому
генсеку достоверную информацию, что КГБ готовит переворот
для захвата власти.

— А чего его готовить, когда Андропова назначили
вместо Суслова и теперь он первый претендент на место
генсека? — усмехнулся Кочкин.

— В том-то и дело, что это все известно, но Галина попросила
у папы гарантии своей безопасности в таком случае, и наш
шеф ее поддержал. Они, якобы, вместе убедили генсека, и тот
дал добро на арест Андропова. Группы спецназа МВД выехали
для ареста, но спецназ КГБ оказал сопротивление и почикал
наших. Вот такие разговоры разговаривают в центре столицы
приближенные к царским особам, — сообщил Лукин.

— И кому этот бред пришел на ум?

— В нашем Елисеевском от самого Юрия Петровича
слышал и хочу сказать, что они не такие уж безосновательные.
Кочкин знал Юрия Петровича, заведующего мясной
секцией гастронома, к которому ходили за мясом многие
руководители МВД и КГБ, а также представители партийно-
советских органов. В подвале, на фоне туш свинины и
говядины, меж ними возникало временное перемирие. Всем
хотелось мяса, а не костей, которые выкладывали на прилавок.
Всё, как в «Маугли», когда во время засухи в джунглях
хищники у водопоя не рвали на части парнокопытных.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил Кочкин, догадываясь,
что Юрий Петрович не будет пересказывать сказки.

— Хотя бы то, что Щелоков — друг Леонида Брежнева, и
тот создавал мощное МВД, чтобы оно могло противостоять
не менее мощному КГБ. А чтобы положить такого монстра,
как МВД, надо его сильно раскачать. Вот и пошла информационная
война. Здесь уж кто кого. Им двоим не быть у
власти. Ты помнишь убийство в метро на Ждановской?

~311~



— Конечно. Там в управлении работали наши бывшие
сыщики и Шота Гахокидзе, — сказал Кочкин.

— Так их уволили из органов без разборок вместе с сотней
других сотрудников. Для статистики, не более того, чтобы
показать, насколько якобы прогнила система МВД. Да и
случай с убийством майора КГБ был в декабре 1980 года, а
суд только этим летом состоялся. Подозреваемых милиционеров
содержали в изоляторе КГБ в Лефортово полтора
года. Зачем, когда было все ясно и они сознались? Значит,
не все было гладко в этом деле. И было ли убийство? Я не
собираюсь защищать отморозков в погонах. В медвытрезвителях
спокон веков чистили карманы у пьяных. Они же
ничего не помнили и не могли доказать, что не потеряли
деньги и ценности по пьянке. Но там было убийство, и их
крутили на показания против руководства. Ты сам знаешь,
у нас были и не такие, но мы их сами выявляли и отдавали
под суд. Это в КГБ идет отбор личного состава без брака, а
в МВД иногда и преступники просачиваются, а некоторые
потом свариваются с жульем. Непонятно, почему их кололи
полтора года и на кого? Неужели на Щелокова, чтобы его
сделать соучастником, а? Потом расстреляли четверых. Они
что — вчетвером убивали? А? — спросил Лукин.

— Не становись нашим Штирлицем, ишь «разакался»!
Хотя в твоих доводах что-то есть, — согласился Кочкин.
Штирлицем они называли своего руководителя Максима
Никоновича, который периодически носил форму
полковника милиции, хотя этого и не требовалось, так как
он занимался оперативной работой. Зато интриги из него
сыпались не хуже, чем из Штирлица в Рейхсканцелярии.

— А есть вполне реальные ходы чекистов. Дело тянули
специально полтора года, чтобы сейчас его преподать и раздуть
кадило. Раньше бы эта информация утонула в хороших
милицейских делах, а теперь в самый раз. Когда противостояние
между МВД и КГБ дошло до точки кипения, решено
было выдать его вместе с другими негативами. Ты помнишь,
мы брали милиционеров-убийц во Фрунзенском районе за

~312~


убийство на территории нашей 15-й конторы? За ними было
семь убийств, они сбрасывали жертвы в канализационные
колодцы, а Ларионов один чего стоил! Всех их расстреляли
без вмешательства КГБ. Ты вспомни тридцатые годы,
когда народ сознавался в застенках НКВД в том, что ему
и присниться не могло! А в связи с тем, что об убийстве на
Ждановской начали только сейчас трубить, у меня появились
сомнения, что в убийстве участвовали все, кого расстреляли.
Да и любой юрист скажет, что по факту это было
не убийство, а причинение тяжких телесных повреждений
со смертельным исходом. Но дело засекретили и сделали
все, что хотели, без всяких адвокатов. Их же к секретным
делам не подпускают. Конечно, может, там все было так,
как они преподносят, но я же могу сомневаться при таких
обстоятельствах? — спросил Лукин.

— Можешь. Можешь, только тихо, и наливай. Ты всегда
был бунтарем, только теперь не надо. Не поймут.

— Да это я так, с друзьями, и только за справедливость.
А ты знаешь, что трое сотрудников из этих четверых расстрелянных
признались в убийстве шифровальщика Сеймова, а
также его жены и дочери? Причем сам Сеймов в это время
отдыхал на вилле ЦРУ в США и молотил на американскую
разведку?

— Нет, я этого не слышал… Знаю только, что шифровальщик
Сеймов исчез вместе с семьей 16 мая 1980 года, и
все, — сообщил Кочкин.

— Так вот, он был агентом ЦРУ и бежал в Америку, а
этих добили до признания в убийстве его и семьи. Так что
я могу сомневаться в чистоте и того дела, о котором рассказывал
мне Шота. Их выгнали из органов только за то,
что они служили в УВД по охране метрополитена. Выперли
для статистики, чтобы показать, какие плохие сотрудники
милиции.

— В этом нет сомнений. Все это за тем, чтобы при наступлении
времени «Ч», когда будет взята власть, разобраться
с руководством МВД, — согласился Кочкин.

~313~



— Конечно, подбор кадров в госбезопасность в корне
отличается от набора в милицию. Я это называю набором
по объявлениям, которые обычно на заборах расклеивают.
Ты помнишь, как мы свою агентуру предупреждали, чтобы
они в случае вызова в милицию срочно сообщали нам? Так
вот, мне позвонили сразу два агента, которых вызывали в
РУВД. Потом я выяснил, что им послали повестки из отделов
кадров управления для беседы о приеме на работу.

— Ну, если ты комсомольцев вербуешь, а сообщения
получаешь от матерых зеков, то они и приглашают на работу
в милиции твоих. Знаю я твои прикольчики по конспирации
«кроликов». Это чтобы до них даже руководство не добралось?
У тебя не совсем милицейские замашки. Ты работаешь,
как в тылу врага, никому не доверяя.

— Брось ты. Какие комсомольцы, какие тылы? Все мои
помощники — ранее судимые, а в правильности своего подхода
я много раз убеждался, конспирируя своих истинных
помощников. Это я к тому рассказал, чтобы ты знал, как
в милицию набирают кадры. Потом при проверке они бы
отсеялись как ранее судимые, но сам принцип! Ты вот был
офицером разведки в десантных войсках после института,
и тебе предложили работу в угрозыске после увольнения.
Ты — москвич и не захотел мотаться по гарнизонам. Меня
райком партии направил, да и вообще из нашего 15-го отделения
милиции все сыщики стали руководителями. Влад
в 14-м отделении стал начальником, Валера перешел в МВД,
Володя в Кировском районе стал большим начальником, да
и мы с тобой не подкачали. Это я к тому, что нормальный
был подбор кадров, и наши руководители отдела кадров
ушли на серьезное повышение по службе, потому что правильно
работали, — сказал Лукин.

— Ты знаешь, с тобой невозможно не согласиться. Я два
года работал в «бригаде Трушина», так обозвали наш отдел
при начальнике ГУВД, который называли еще пожарным,
потому что мы выезжали по указанию Василия Петровича
на разборки в подразделение Москвы для проведения экст


~314~


ренных проверок, и с нашим мнением считались. Вот там
я насмотрелся, с кем мы работаем, поэтому и соглашаюсь
с тобой.

— Тогда тебе будет ясен принцип подбора кадров в госбезопасность.
Они некоторых своих кандидатов отслеживают
если не со школьной скамьи, то со студенческих аудиторий
точно. Там они выбирают кандидатов на работу, чтобы иметь
грамотных специалистов во всех областях жизнедеятельности.
И набирают не оболтусов, а отличников боевой и политической
подготовки, как принято оценивать «штыки» в
армии. Они их ведут до окончания вуза, а потом направляют
на учебы в свои школы КГБ. Так вот — даже эти отличники не
все оказываются выпускниками этих школ. Половина отсеивается
по ходу учебы за нарушение дисциплины или просто
по профнепригодности, а потом часть слушателей валится на
экзаменах. В этих школах обучаются не только выпускники
вузов, но туда попадают и из воинских частей, приписанных
к КГБ. Это погранцы и кремлевский полк, а также есть еще
профильные военные училища, — сообщил Лукин.

— Ты ведь тоже служил там? Поэтому знаешь о подборе
кадров в КГБ? Или сам окончил их школу? В твоем личном
деле есть время, когда ты служил в армии, однако наши друзья
говорили, что ты жил дома. Это возможно только при
учебе на спецкурсах КГБ.

— Кочкин, твои подколочки неуместны. Скучно мне у
них показалось. Они шпионов всех переловили еще во времена
ОГПУ и НКВД и даже моего деда в шпионы записали
в 1930 году. Предлагали, не скрою, но я выбрал угрозыск.

— Поэтому тебе и позволили столько лет жить с француженкой?
Другого бы давно уволили! — продолжил свои
шуточки Кочкин.

— А мы с Лаурой не доставляли им беспокойства и
совершенно не шифровались, наверное, поэтому и были
неинтересны. Давай оставим эту тему. Это уже красивая
история. Плесни-ка лучше, — Лукин подвинул свой стакан
ближе к нему.

~315~



— Я вижу по тебе, что это уже история… Все-все, утих!
Давай за нее! — Кочкин перехватил его суровый взгляд и
добавил: — За любовь!
Он был можно сказать свахой на их первой встрече, а
через три месяца гулял на их помолвке в «Будапеште», как
не ему не знать этой истории…

— Так ты думаешь, что чекисты специально нагнетают
обстановку в стране? — Кочкин жахнул полстакана водки
и закусил, как всегда, маринованным луком.

— Слава, веди себя прилично и закусывай. Я теперь
тоже женат, и меня тоже дома ждет ужин. Иначе больше не
налью водки.
Кочкин взял кусок мяса и положил на лепешку.

— Это со следующей рюмкой, — отрезал он.

— Неисправим… Чекисты долго молчали и накапливали
материалы. У них оперативные разработки ведутся годами, и
они не знают, что такое «сдать дело в архив», потому что человеку
свойственно совершать в жизни некоторые глупости,
а кое-кто совершает и преступления, а дела от этого только
распухают. Теперь они поднимают всю информацию из загашников
и предают гласности. Не всем они докажут нарушение
законов, потому что это всего лишь информация, ее надо еще
подтвердить доказательствами. Это сложно, да и не нужно
им. Они наделают много шума для создания общественного
мнения и придут к власти. Народу всегда нравились сенсационные
разоблачения, и их поддержат, не понимая, что это
может быть возвратом к тридцатым годам, — сказал Лукин.

— Ну, это ты хватил!

— Ни сколько. Им сейчас мешает только мощное МВД,
и они начнут с него. Вернее уже начали раскачивать нашего
министра Щелокова, а ты сам знаешь, чтобы сменить руководство
в районе, надо накопать дерьма на подчиненных, и
только потом можно достать руководителя. А тут министр!
Поэтому и полетят тысячи голов.

— В этом ты прав. Наша бригада так и работала под
начальником ГУВД. Сначала перевернем район, а потом от


~316~


страняем руководство. Ты думаешь, они раскрутят маховик
до такой степени?

— Им деваться некуда. Это уже борьба за власть. Только
они одного не понимают, что настоящее жулье все это видит
и понимает, что чекисты льют воду на их мельницу. Мне
звонили наши друзья из МВД Грузии. Тебе Омари привет
передавал, — сообщил Лукин.

— Спасибо. Как он там?

— Его назначили начальником милиции в Кахетии. Так
вот, они понимают всю опасность этой темной борьбы за
власть, потому что у них в столице Грузии прошел в этом году
сходняк воров «в законе», и кворум там был со всего Союза.
Так они уже не делят бабки в общаке, а приняли решение о
вхождении во власть! Это раньше противоречило их понятиям,
а теперь они соображают, что появляется возможность,
и не хотят упустить своего шанса — урвать что-нибудь от
государства. Ты припоминаешь хоть какую-то информацию о
том, что жуликов «в законе» интересуют политика и власть?

— Нет, конечно. Их всегда волновало только одно. Пополнение
общака, — хмыкнул Кочкин.

— Они и сейчас на это настроены, но уже с размахом.
И серьезное оружие хотят приобрести. Теперь их мало
интересуют пистолеты и «перышки». Они хотят автоматы,
гранаты и гранатометы. Ты понимаешь, к чему ведет
ослабление наших структур — МВД и КГБ? На эти цели
идет теперь воровской общак, который подпитывается
деньгами, изымаемыми бандитами у коррумпированных
чиновников и теневиков. Мы их называем «цеховиками».
Они тоже проводили свое совещание и приняли решение,
что будут платить в воровской общак. Когда-нибудь наше
противостояние между МВД и КГБ нам же боком и выйдет.

— А может, все обойдется в МВД малой кровью?

— Это вряд ли, — сказал Лукин с грустью и махнул
рукой. — Мы хоть и были пацанами, но помним по рассказам,
что Хрущев пришел к власти путем военного переворота,
и командовал этим маршал Жуков. Против армии

~317~



не попрешь, когда войсками командует победитель в войне
с немцами. Потом Хрущев стал бояться держать рядом с
собой такого авторитетного маршала и отправил его на
периферию. А уж смещение с поста генсека самого Никиты
было у нас на глазах. Правда, мы тогда не знали, что Брежнев
тоже совершил переворот, но уже с помощью председателя
КГБ Семичастного. Так где потом оказался главный чекист
с Лубянки?.. Правильно. Был отправлен в отставку. И что ты
сейчас мечтаешь о малой крови при очередной смене власти,
когда схватились в драке силовики? Как уж будет, я не знаю,
но МВД уже далеко не то, что было при Хрущеве, когда он
ликвидировал союзное министерство. Его вновь создавали
два друга еще с довоенным стажем, которые не раз проверили
свою дружбу на фронте. Это наш министр и генсек.
Поэтому все решения по укреплению МВД в одно касание
проходили через ЦК КПСС и утверждались. Щелокову
досталось Министерство охраны общественного порядка,
по которому еще бродили тени расстрелянных сталинских
наркомов. Ему досталась нищая, малообразованная и плохо
оснащенная милиция. А сейчас открыты Академия МВД и
семнадцать школ милиции. А какую форму нам скостромили?
А фильмы про милицию? По вполне понятным причинам
они вновь сделали МВД достаточно мощным и авторитетным
среди народа, чтобы оно стало противовесом армии
и КГБ. Они оградили себя и свое окружение от армейских
заговорщиков и вездесущих чекистов. Последним штрихом
в усилении МВД было создание внутренних войск. Эта
королевская гвардия подчинена зятю Брежнева, а это уже
сила, с которой надо считаться, поэтому и Чурбанов попадет
под раздачу. Методы у наших «старших братьев» все те же.
Это сфабриковать дела на верхних руководителей и охаять
их в средствах массовой информации. Обычно устраняют
соперников поодиночке. И главная задача у них — развалить
тандем между ЦК КПСС и МВД. Ты представляешь,
какую популярность в народных массах обретут эти «борцы
с коррупцией и привилегиями»?

~318~


— Доводы у тебя железные, но не хотелось бы попасть
в эту мясорубку.

— А нас с тобой никто и спрашивать не будет. Это уже
лотерея, как в тридцатые годы. «Иных уж нет, а те далече».
Остальным — счастливые билеты с повышениями по службе,
— сообщил Лукин.

— Тебе самому не страшно от таких мыслей? Ты всегда
был бузотером, но не таким жестким.

— Жизнь такая настала. Давай по полтинничку и по
домам.
Они жахнули, и не по полтинничку, под остывший изза
разговоров шашлык и соленые овощи. Что может быть
лучше к водке! И конечно разговоры как нельзя более кстати
подходят к ней.
Лукин понимал и знал больше, чем рассказывал. Не мог
он выдать всего даже своему товарищу и коллеге, а Москва
погружалась не только в хмурую, но и в тревожную осень.
Не СССР, а именно Москва. Это ей предстояло выдержать
первый удар борьбы за власть, который потом докатится к
народам Урала, Сибири и Дальнего Востока, как волна во
время землетрясения. Центральные газеты слаженно заговорили
о НЭПе. Так стали называть Наведение Элементарного
Порядка. Газеты создавали общественное мнение,
сообщая о многочисленных обысках в квартирах и на дачах
«торговой мафии», где были изъяты крупные суммы в
рублях, валюте, а перечислению драгоценностей не было
конца. Все было похоже на большой спектакль, и все в точности
повторялось, как в тридцатые годы. И в следующий
момент в газеты и партийные органы посыпались со всех
концов страны многочисленные письма с требованиями покарать
торгашей. Арест Соколова прогремел как сенсация.
Многие знали, что он относится к разряду неприкасаемых
из-за дружбы с хозяином Москвы Гришиным, министром
Щелоковым и дочерью генсека. Советские газеты пели в
один голос, как по команде сверху, о начале решительной
борьбы КПСС с коррупцией и теневой экономикой.

~319~



Сведения о том, сколько «прилипло» к рукам Юрия Соколова,
были противоречивы. Одни сообщали, что на даче
и в квартире найдены наличными пятьдесят тысяч рублей и
драгоценности, другие рассказывали, что Соколов — бывший
фронтовик и работал, как «почтальон», то есть брал
взятки и переправлял их наверх, чтобы обеспечить нормальное
снабжение магазина, но себе не оставлял ни копейки.

Лукин неоднократно бывал в подвалах Елисеевского
магазина, но с Соколовым никогда не общался. Все вопросы
с приобретением дефицитных продуктов он решал на
уровне заведующих секциями и слышал только положительные
оценки директора, поэтому склонялся к варианту
«почтальона». Во всяком случае, не мог быть бывший
фронтовик таким, как его выставляла пресса, от этого тянуло
«заказом».

Виктор по-прежнему отоваривался мясом у мясников
Бутырского рынка, которые вместе с директором Николаем
Ивановичем переехали в магазин на Башиловской улице.
В их магазине с мясом перебоев никогда не бывало, потому
что там директор был на своем месте, у которого за прилавком
всегда все имелось, а в подвале — того больше, правда,
качество продуктов в его погребах все же отличалось от того,
что лежало для народа на прилавке. Мясо в погребах было
без костей, и всегда можно было купить кусок буженины или
окорока, а то и батон сырокопченой колбасы. В общем, всё,
из чего обычно состоял праздничный набор для чиновников,
в этом простом магазине можно было купить у Николая
Ивановича, с которым у Виктора сложились приятельские
отношения за десять лет.

— Николай Иванович, добрый вечер. Как у тебя с
мясом?

— С мясом хорошо, а вот без мяса фигово, — как обычно
пошутил он. — Ты рискуешь остаться без продуктов, если
будешь к вечеру приезжать. Что-то давно не заглядывал к
нам. В центре мясо свежее?

— Почти угадал. Я иногда отоваривался в Елисеевском.

~320~


— Тогда все понятно. Жаль мужиков, а особенно Юру
Соколова. Он попал, потому что некоторые его высокопоставленные
покупатели кое-кому мешают властвовать, —
сказал Николай Иванович с досадой.

— Я так и подумал, что его затащили на эту войну. Ведь
его хозяйство отличатся от других магазинов только масштабом
и покровителями. Все остальное — как у всех. Система
отлажена повсеместно, а взяли избранных.

— Я всегда говорил тебе, что мозги у тебя на месте, и хорошо,
что ты пошел в уголовный розыск, а не в ОБХСС, хотя
и с ними я тоже дружу, — засмеялся Николай Иванович.

— А не страшно с ними-то дружить? Не устроят тебе
такого, как Соколову? — улыбнулся Лукин.

— Я со своими связями чекистам не нужен, а все остальное
у меня, ты правильно заметил, как у всех. Я получил
партию армянского коньяка. Может, по пять капель? И у
тебя отмазка есть перед домом, что отоваривался в магазине.
Лукин не собирался отказываться от выпивки по многим
причинам. Они давно не виделись, а уж не выпивали
лет пять, и он знал, что Николай Иванович — прекрасный
собеседник, а про закуску у такого хозяина и говорить нечего.
Десять лет назад Лукин сделал одно доброе дело для
его мясников, а те помнят добро, поэтому всегда встречают
его с улыбками. Николай Иванович долго работал директором
продуктового магазина на Бутырском рынке, а теперь
прибрал к рукам еще один — на Башиловке. После его
прихода магазин сразу ожил, разнообразился ассортимент,
и все это благодаря его связям. Выпивал он обычно не более
ста граммов коньяка, да и Лукина сейчас интересовали не
выпивка и мясо, а мнение Николая Ивановича о текущей
ситуации в стране. Лукин представлял, в каких кругах тот
вращается, и хотел знать, что творится в стране, а не только
между МВД и КГБ.

— Ты давай закусывай хорошенько! С работы ведь, и
как обычно, наверное, без обеда! — Николай Иванович как
всегда угощал дефицитами.

~321~



— Вроде бы так и не очень голоден, но от осетрины не
откажусь! — Лукин, не стесняясь, положил на белый хлеб два
куска осетрины горячего копчения. — Николай Иванович,
с Елисеевским вроде бы все ясно. Его покровители встали
поперек дороги рвущемуся к власти, поэтому и шумиха в
прессе, а в другие гастрономы ни Гришин, ни Щелоков не
ходят за колбасой. А их прессуют вместе с Елисеевским,
Самтрестом и Дзержинской плодоовощной базой.

— Вряд ли они ходили вообще в Елисеевский, но Соколова
будут колоть именно на них, чтобы устроить шумиху
в прессе. Всех других крутят на систему взяток в торговле,
как будто бы не знают, что магазины на базе ничего не
получат, кроме макарон и крупы, если не дадут взятку на
продовольственной базе, а та в свою очередь — фабрикам
и комбинатам. Всем известно, что некоторые продукты потому
и называются дефицитными, что их не хватает на всех
желающих. Многие директора магазинов хотят работать
без нервотрепки, но не получается, не от нас это зависит.
Некоторые сидят, курят махорку и план из года в год не
выполняют, поэтому им на базах ничего не дают. Я давно
предлагаю в торге провести пересортицу мяса и как-то сбить
эту систему несправедливости. Ты видишь за прилавком
мясо только первой категории по два рубля десять копеек, но
все уже и забыли, что была раньше и вторая категория — по
рупь девяносто. Поэтому на прилавках ты можешь купить
не мясо, а кости и немного мяса на них. Нам и невыгодно
торговать мякотью по той же цене, потому что кости пришлось
бы самим есть. Их никто не стал бы покупать. Я же
предлагаю расширить сорта мяса, как на колхозном рынке,
и продавать мякоть чуть дороже, а кости гораздо дешевле
двух рублей.

— И почему до сих пор это не произошло? Ведь все
правильно и справедливо.

— Более того! Мы подсчитали, что при такой разделке
мяса будет только прибыль, но мне намекнули, что если
я устал руководить магазином, то меня могут заменить.

~322~


Не любят наши руководители что-то менять, — Николай
Иванович махнул рукой от досады.

— Им главное, чтобы не был нарушен поток конвертов к
ним, а все новшества могут нарушить эти ручейки, — предположил
Лукин.

— Я этого не говорил, но ты прав. А эти директора
гастрономов были настоящими хозяйственниками. Они в
первую очередь смогли сократить до минимума все усушки,
утруски и «естественку» в отношении продуктов. Появилась
прибыль, а показать они ее не могли, так как не по
нашим правилам, и пошла она на взятки. Потом они увеличили
оборот дефицита, который в основном продается из
погребов магазина и без чеков. Так появляется наличность.
Ты представляешь, какие деньги были в Елисеевском?

— Да, при таких товарооборотах. А что, другие директора
не могут такого?

— Не всегда. В Елисеевском, например, пришлось поменять
холодильные камеры на импортные, так как наши
не выдерживают необходимые режимы. Либо морозят чересчур,
либо портятся продукты. А для этого необходимы
финансы, а главное — разрешение торга. На овощной база
перестроили вентиляцию, сделали с мощными вытяжками.
Я уверен, что если бы было больше таких директоров, то все
наши граждане ели бы черную икру ложками. Но все не так
просто. Однако плодами трудов Юрия Константиновича чиновники
пользовались только потребительски. В гастрономе
номер один и его семи филиалах под прилавками царило
изобилие. Все это могли приобрести с черного входа только
высокопоставленные партийные и государственные бонзы,
знаменитые писатели и артисты, герои космоса, академики
и генералы, — сообщил Николай Иванович.

— Да и нам крохи перепадали с барского стола, и это
продолжалось ровно десять лет. Так кому же все-таки понадобился
арест изворотливого кормильца московского
бомонда? Соколов руководил по всем известному принципу,
по которому живет вся страна: ты — мне, я — тебе. Ты пом


~323~



нишь дело по «Океану»? Прошло семь лет — и тишина, а
там были обороты покруче, чем в Елисеевском!

— Я хорошо помню это дело.

— Тогда почему у того дела не было такого шума в прессе?
Да потому что не было тогда борьбы за власть. А ты в курсе,
что это дело обнаружилось случайно? — спросил Лукин.

— Догадывался, потому что у этой истории не было
шумного продолжения. А с чего оно началось?

— Ты когда-нибудь играл в домино? — Лукин улыбнулся.

— Как-то раза два приходилось, чтобы компанию поддержать,
а ты любитель этой игры? Что-то не похоже, —
хихикнул Николай Иванович.

— Нет, конечно. Я ее сравниваю по интеллекту с перетягиванием
каната, а играю я больше в картишки. Так вот,
игра в домино иногда заканчивается «рыбой», как игроки
называют ситуацию, когда фишки выстраиваются так, что
больше ходов нет, и подсчитывают очки оставшихся на руках
доминушек. У кого больше очков, тому они и записываются
в проигрыш. Вот такая «рыба» и получилась с делом по
«Океану». Все ходы были резко закрыты, а по подсчитанным
очкам, вернее взяткам, вынесли смертельные приговоры
руководителям, чтобы уж точно больше не было ни у кого
ходов в этой игре. Это происходило семь лет назад, когда в
поле зрения работников КГБ попали руководящие работники
объединения «Мосрыбы» — Фишман и Фельдман
из-за частых путешествий по братским странам Европы.
Эти туристы украли на контрабанде черной икры столько,
что решили покинуть СССР. Они вывезли в Польшу и
Болгарию сотни тысяч рублей, где обменяли их на валюту.
В этих странах тоже есть свои валютчики, которые сидят
на рублях и делают свой бизнес. Они и помогали Фишману
переправлять валюту на Запад. А как его фамилия подходила
под рыбные дела? Фишман из «Мосрыбы».

— Есть анекдот про эти московские объединения.
Встречаются уже два еврея, один из Москвы, а другой из
Одессы. «Вам в Москве хорошо. У вас там есть «Мосрыба»,

~324~


«Мосмясо» и «Мосмолоко», — завидует одессит. «А кто
вам мешает создать такие объединения?» — спрашивает
московский. «Ну да, и сразу загребут в ЧеКу, как только
увидят вывески: «Одемясо?», «Одемолоко?».

Они посмеялись, пропустив по пятьдесят граммов
коньячку.

— В общем, контрабандистов этих рыбных арестовали.
Статья у них была страшная. До расстрела. Вот они и поплыли,
сообщая следствию об источниках крупных сумм и
системе взяток в рыбном хозяйстве и фирме «Океан». Они
ничего не скрывали, и их дело выделили в отдельное производство
за сотрудничество со следствием. Они рассказали,
что занимались подкупом начальника «Рыбпромсбыта»
Рогова. Это примерно как управление торговли на суше.
Через него «Мосрыба» получала дары морей и океанов в
неограниченном количестве.

— А ты неплохо знаешь тему. Вращаешься в этих кругах?
— поинтересовался Николай Иванович.

— Я несколько раз бывал на Камчатке, а там нет-нет да и
вспомнят эти события. Еще я часто бывал в командировках
в портовых городах — Мурманске и Севастополе, а там у
меня друзья работают в ОБХСС рыбных портов.

— Тогда понятно… Да и тесть твой на Камчатке руководит.


— Вот как раз Николай Сергеевич не любит разговоры
о жуликах со связями в Политбюро. Я называю его старым
большевиком, но от «пайков обкома партии» он так и не
отказался, — с улыбкой сообщил Лукин.

— Даже я знаю, что всплывший в этом деле Рогов во всем
признался, назвав всю цепочку взяток, вплоть до министра
рыбного хозяйства страны.

— В этом и состояла его ошибка. Он рассчитывал, что
сообщением о получении взяток министром Александром
Акимовичем Ишковым, Героем социалистического труда,
Героем войны и другом Леонида Брежнева, он спасает
свою шкуру, но глубоко ошибался. На нем и на заместителе

~325~



министра игра в домино закончилась «рыбой», — сказал
Лукин, и они опять пригубили коньяк.

— Я хорошо помню это дело, — задумчиво покивал
головой Николай Иванович. — В центральных газетах появилось
сообщение о том, что министр рыбного хозяйства
СССР Ишков отправлен на пенсию. Сообщение было
коротким. В несколько строк никак не могли уместиться
несколько томов уголовного дела под названием «Океан»,
но мы-то знаем, что ему позволили вернуть государству двести
шестьдесят тысяч рублей, полученных в виде взяток от
подчиненных, и уйти на пенсию. Другим в такой ситуации
не засчитывают бывшие заслуги перед Родиной. Здесь же
сработало землячество днепропетровцев, которые правили
страной вместе с Брежневым. Одним — стенка, а другим —
пенсия. Это плата за чистосердечные признания, а потом
отказы. Рогова после дачи показаний отпустили, и у него
был вполне реальный шанс. Однако он не воспользовался
этим шансом и, наслушавшись своих «доброжелателей»,
написал жалобу, что его показания о получении и передаче
взяток были результатом физического воздействия, а для
убедительности лег в больницу. Этим он раздразнил чекистов,
и его арестовали. Через некоторое время Фишмана,
Фельдмана и Рогова предали суду за часть преступлений,
которые они совершили, обрезав остальные эпизоды. Это и
было, наверное, сделано для друга генсека Ишкова. А в этих
эпизодах остались самые интересные личности, за которых
через три года взялась Прокуратура СССР.

— И опять получилась «рыба» в этом расследовании,
потому что следствие уперлось в другого друга генсека,
теперь уже в секретаря Краснодарского крайкома КПСС
Медунова, — подвел итог Лукин.

— Да, все уголовные дела одинаково приводят на самый
верх… А вот министра рыбного хозяйства в торговле вспоминают
добрым словом, потому что он смог пробить хоть
какие-то новшества для нашего дела. Правда, не получилось
так, как они задумывали, потому что увлеклись взятками, и

~326~


народ не получил от сети магазинов «Океан» ожидаемой
отдачи.

— Народ сразу отреагировал частушкой: «Две кильки
в томате, две дуры в халате, вокруг чешуя и нет… ничего».
А что же они хотели сделать в этих «Океанах»?

— Еще до войны и в первые послевоенные годы при
Сталине Комитетом по рыбному хозяйству руководил Ишков,
потому при Никите Хрущеве и Брежневе с рыбными
продуктами в магазинах не было особых перебоев. Были разработаны
долгосрочные программы обеспечения населения
страны рыбопродуктами, и план всегда перевыполнялся.
При Сталине также был взят курс на создание мощного
рыболовного флота для доставки улова на прибрежные базы.
Заказы на постройку траулеров получили восточные немцы,
а рефрижераторы строили французы. Рыбы в мировом океане
стали добывать так много, что ее не успевали доставлять
на берег и, не мудрствуя лукаво, иногда часть улова просто
сбрасывали в море. Газеты, радио и телевидение прославляли
на все лады рыбаков. Китобойная флотилия «Слава» и ее
капитан — Герой социалистического труда Солянник не сходили
с полос газет. Капитан тоже был другом Брежнева, еще
и поэтому журналисты не упускали возможность осветить
труд рыбаков вдали от дома. Рабский труд моряков флотилии
и преступления, которые совершались в каждом рейсе,
старались не замечать. Только недавно газета «Известия»
написала правду о творившихся безобразиях в море. Рыбаки
сдавали улов на берегу в торговлю, где продавцы грели на
этом руки, даже не допуская нарушений правил торговли.
При волнении моря произвести точное взвешивание выловленной
рыбы невозможно. Вот и перекладывали в каждый
ящик до трех килограммов лишней рыбы, а при сдаче она
превращалась в сотни тонн неучтенной продукции, которые
переходили в живые деньги.
Отдавать такой куш торговле Ишков не хотел и стал
убеждать руководителей государства в необходимости
предоставить ему право торговли собственной продукцией.

~327~



И он достучался до своего друга — генсека, а при таком покровительстве
первый магазин «Океан» появился в Сочи,
где располагались государственные дачи руководителей
страны и где любили отдыхать члены Политбюро. Оборудование
для магазинов закупили за валюту на Западе, и на
фоне убожества местных магазинов оно не могло не понравиться.
Благословил новое дело премьер страны Косыгин.
Ишков дал указание создать систему магазинов «Океан».
Он впервые порушил все устои торговли. Сами поймали
рыбу — и сами же ее продали, без управлений торговли,
которые заменили подчиненные его министерству объединения
«Дальрыба», «Запрыба» и так далее по всем морям.
Руководить ими стал известный нам Рогов — руководитель
«Союзрыбпромсбыта», который и распределял дары моря,
а его куратором назначили заместителя министра Рытова,
вот их в результате и поставили к стенке, и на этом концы
в воду. А суммы взяток там были — не чета нашему Соколову
или овощнику Амбарцумяну, — рассказал Николай
Иванович.

— Да, в море уж точно этой неучтенки сколько хочешь,
и никакого тебе ОБХСС рядом. Это они сами на себя наговорили,
а не сознались бы ни в чем — и поговорить на
следствии было бы не о чем. Лишнюю рыбу в накладных
никто никогда не фиксировал, а если такие накладные и
были, то временные, затем уничтоженные, так что подсчитать
ущерб возможно было только со слов арестованных.
Такая же ситуация и с суммами взяток.

— Правильно. Они своими языками поставили себя вне
закона. А чем же кончилась эта история? Ведь выделенные
из этого уголовного дела материалы попали в Прокуратуру
СССР?

— Да. И они ждали своего часа. Только прокуратуре не
поднять было этого дела и пришлось поработать вместе с
чекистами, у которых хранились оперативные материалы на
остальных участников дела. Не обошлось здесь опять же без
заинтересованности руководством Краснодарского края…

~328~


Лишь оперативная разработка первого дела по «Океану»
проводилась совместно МВД и КГБ, а потом по выделенным
материалам только чекисты работали с прокуратурой.
Началась борьба за власть. Так мы с тобой всю бутылку
осушим, — Лукин посмотрел на остатки коньяка.

— С хорошим человеком приятно выпить и поговорить.
А ты совсем не похож на того заводского паренька, который
десять лет назад пришел расследовать неприятный случай
в моем магазине. Ты и тогда мне показался зубастым, а теперь
тебе и вовсе палец в рот не клади, отхватишь вместе в
рукой, — посмеялся Николай Иванович.

— Так безрукому легче по карманам лазить. Никто и не
подумает, — у Лукина это выскочило без умысла. Просто
слетело с языка.

— Жесткая у тебя память, впрочем, как и юмор. Все
помнишь, — Николай Иванович взгрустнул.

— Да это я так, к слову пришлось.
Лукину припомнился эпизод, когда двоюродный брат
Николая Ивановича, инвалид с одной рукой, был задержан
с поличным за карманную кражу. Лукин с ним раньше
встречался в магазине, но тогда не знал, что тот настоящий
вор-карманник по кличке «Ручка». Оперативной информации
о воре было много, но кто бы мог подумать, что это
брат директора! Бывает и такое. После того задержания
они долго не виделись. Николаю Ивановичу, видимо, было
неудобно, а Лукин где-то даже обиделся по молодости, что
тот не сдал своего брата. Теперь Лукин уже так не думал и
не осуждал своего собеседника, хотя не упустил момента,
чтобы лягнуть его, чуток, в шутку. Посмотрел на Николая
Ивановича, но тот улыбался. Значит, можно продолжать. Так
они добрались до второй бутылки, вернее — Лукин, потому
что директор не допивал до конца.

— У меня есть один опер в отделении, который второй
раз женился. Хороший парень, но так вот получилось.
Теперь его жена работает секретарем заместителя Генерального
прокурора СССР Виктора Найденова. Она учится на

~329~



юридическом. Я это сообщил не потому, что мне известны
кое-какие тайны следствия, а просто к слову, хотя о некоторых
неприятностях, доставленных членами Политбюро
Найденову, я знаю, как и о причинах его отставки тоже.

— Я об этом тоже немного слышал. И что? Это тоже
из-за рыбы? — поинтересовался Николай Иванович.

— Начало было из-за нее, а вернее — продолжение того
дела, когда двоих руководителей расстреляли и обрезали
концы, но КГБ продолжал оперативную разработку. Расстрел
этот не напугал некоторых руководителей. На место
начальника «Союзрыбпромсбыта» Рогова назначили Денисенко
с Украины, который раньше руководил объединением
«Азчеррыба» в Севастополе. Я там бывал и знаю, что он
был заслуженным человеком, прошел всю войну, и на груди
у него места свободного нет, сплошь ордена и медали. А вот
придя на место своего предшественника, он ухитрился забыть,
чем тот кончил, и продолжил в том же духе. Конечно,
вскоре это и для него завершилось плачевно. Ты мне скажи,
они что — камикадзе?

— Конечно же, нет. Их назначали на эти должности, чтобы
они воровали и делились с верхней властью, пообещав,
что сделают их неприкасаемыми для органов. Иначе человек
не стал бы заниматься тем же, за что его предшественника
поставили к стенке.

— Это не скажи. По истории права нам рассказывали,
что в древние времена был принят закон, по которому ворам
на площади отрубали руку. Так во время проведения этой
процедуры краж совершалось намного больше. Народ рот
разевал, а жулики обворовывали их в это время, — привел
пример Лукин и понял, что опять не совсем удачно, так как
пример был связан с карманными ворами и лишением рук.
Шутить, выясняя, на какой площади его двоюродный брат
потерял руку, уже не хотелось.

— Да, времена меняются, а жулики остались такими же.

— Так вот, новый начальник Денисенко ранее командовал
рыбными запасами Черного и Азовского морей, и мага


~330~


зин «Океан» в Сочи, который был открыт еще Ишковым,
отстегивал ему взятки. Теперь же под ним оказались все
магазины и объединения Минрыбхоза СССР, но и чекисты
не дремали. За это время они скопили столько информации
от арестованных и свидетелей по рыбным делам, что замахнулись
на некоторых руководителей Краснодарского края.
Шефу КГБ такие чистки были нужны для авторитета среди
народа и запугивания властей. Но те, похоже, не боялись
ни Андропова, ни бога, ни черта и гребли лопатой в свои
карманы. Чекисты пошли по накатанному пути и нанесли
удар по Сочи. Если бы это было где-нибудь в Урюпинске,
то прошло бы незаметно, но Сочи — курортный город, где
отдыхают не только простые граждане СССР, но и партийная
верхушка. На этот раз чекисты начали чистку снизу и
четыре года назад для начала арестовали директора магазина
«Океан», а вместе с ним и директоров мясомолочных баз и
холодильников. Потом арестовали руководство ресторана
и взяли под стражу начальников управления торговли и
общепита города. Они накрыли всю цепочку по торговле, но
ведь те же не могли столько воровать и ни с кем не делиться!

— Это понятно. Я представляю, что было бы, если бы
они такую операцию провели в Москве, — предположил
Николай Иванович.

— Подожди. Еще не вечер. Мы вот с тобой вспоминаем,
с чего все началось, а Москва уже трещит по швам.

— Ты думаешь, что еще не закончилось?

— Перед чекистами пока стоят другие задачи, но на
месте твоих коллег я бы поостерегся и затих… Между тем
ручейки от «Океана» растеклись по республикам и областям
СССР, но первый удар получили взяточники Краснодарского
края. Сразу были сняты с должностей городской
прокурор и руководитель милиции, следом был арестован
секретарь горкома партии. Как гром среди ясного неба прозвучал
арест секретаря крайкома КПСС Тараду. И он не стал
молчать. Слишком многое было поставлено на карту. По
этим делам уже двоих расстреляли. Секретарь крайкома пар


~331~



тии поведал о системе взяток и хищений, что царила тогда в
крае. От партии он курировал торговлю и промышленность
в крае, закрывая глаза на процветание подпольных цехов по
выпуску левой продукции. За этот «недосмотр» ему щедро
платили. Из двух его тайников изъяли двести тысяч рублей и
около пуда драгоценностей, да еще более сотни сберкнижек
на предъявителя. После обыска секретарь Тарада согласился
дать показания по этим накоплениям и сообщить о лицах, с
которыми он делился. И этой же ночью он скоропостижно
скончался в следственном изоляторе. Такая ситуация больше
похожа на убийство. Чекисты допустили промах и не смогли
уберечь столь важного свидетеля. Хотя и так ясно, что ему
не суждено было еще что-то рассказать.

— Кто-то не захотел испытывать судьбу, вот и убрали
его. Теперь можно только догадываться, что он мог сообщить
следствию, — покачал головой Николай Иванович.

— А у этих догадок есть определенное лицо. Во всяком
случае, кое-кто не выдержал напора прокуратуры и КГБ и
проявил себя. Это было похоже на эмоции, но достаточно
красноречивые. И все это связано с Найденовым, которого
я упомянул в начале рассказа.

— Ну-ка, ну-ка! Это интересно. И откуда у тебя такие
подробности?

— Это уже их цэковских сплетен, поведанных за рюмкой
чая. Давай накатим коньячку, а то забудем, зачем собрались,
— шутливо предложил Лукин.

— С тобой точно пить бросишь… От кого еще услышишь
о сплетнях на самом верху, — Николай Иванович
плеснул по бокалам коньяк.

— Дело получило новый виток в связи с потерей важного
свидетеля и продолжало раскручиваться не в пользу
руководства краем, что не могло не напугать кое-кого в
Кремле. Арестам не было конца, и никто не знал, когда
прокуратура и КГБ остановятся. Последней каплей в этом
деле стало предложение Найденова об аресте другого
секретаря крайкома по идеологии — Мерзлого, который

~332~


являлся одним из ближайших друзей самого Медунова.
Были организованы ложные заявления от подозреваемых
и свидетелей в ЦК КПСС, что они давали показания под
давлением следствия с применением мер физического воздействия.
В высших партийных кругах царила паника. Вот
они-то уж точно считали себя неприкасаемыми — и вдруг
такое. Арестовать секретаря крайкома КПСС по идеологии,
да еще и за взятки! Пока в Политбюро рассуждали о
создавшемся положении, Найденов арестовал заместителя
министра торговли Лукьянова. Это и стало последней каплей
в том деле, потому что в ЦК КПСС поняли, чем оно
может закончиться. Решение о снятии с должности Найденова
ЦК КПСС принял в ноябре 1981 года, а объявил его
в присутствии свидетелей с нескрываемым наслаждением,
сопровождая выступление отборным матом, член Политбюро
Кириленко. За такие выступления Найденову надо
было бы привлечь Кириленко за мелкое хулиганство на пятнадцать
суток. Кириленко был другом Леонида Брежнева
и представителем его днепропетровской команды. Понятно,
чего они все боялись, когда секретарь Краснодарского
крайкома КПСС стал давать показания, а когда его убрали
в камере, встал вопрос об аресте секретаря этого крайкома
по идеологии. Все руководящие кадры в стране были или из
Днепропетровска, или их протеже, в том числе и Чебриков
со Щелоковым. Это еще раз доказывает, что между МВД и
КГБ нет конфликта, а есть личная неприязнь Андропова
и Щелокова, которая выплескивается на весь личный состав,
совершенно не желающий этого конфликта. Многие
понимают, чем это может закончиться.

— Стрельбой? — спросил Николай Иванович.

— Вот уж был бы прекрасный выход, если бы эти двое
вышли на дуэль и перестреляли друг дружку! Но ведь их
конфликт может кончиться ослаблением обеих структур, а
вместе с ними — и власти.

— Про ваши войны я тоже многое слышал, но считал,
что это больше театр.

~333~



— Какой театр, Николай Иванович! Начались полномасштабные
боевые действия по отстранению Щелокова от
власти. Не получилось с партийной верхушкой, так решили
начать отсюда. В «краснодарском деле» еще раз схлестнулись
амбиции Андропова и Щелокова, который предчувствовал,
что шеф КГБ сумеет добраться до брежневских
друзей, а в скором времени примется и за него.

— Так значит, это не слухи, что Брежнев разрешил Щелокову
арестовать Андропова за шпионаж? Потом, говорят,
была стрельба на Кутузовском, когда чекисты команду
Щелокова перестреляли. Это правда? — поинтересовался
Николай Иванович.

— Вот именно, что слухи. А теперь скажи мне, кто заинтересован
в их распространении?

— Понятия не имею. А кто, по-твоему?

— Это и пионерам ясно. Если по слухам хотели арестовать
ярого борца с коррупцией и торговой мафией
Андропова, а он еще и вышел победителем, то эти сказки и
придумал КГБ, — пожал плечами Лукин.

— Да?.. А на самом деле ничего не было?

— Конечно. Только красивая сказка в изложении чекистов,
опять же — они подняли свой авторитет, а шеф их стал
непобедимым воином.

— Ну, ты меня окончательно убил своим разъяснением…
Но вообще я с тобой согласен, — Николай Иванович
утвердительно закивал головой.

— В связи с этим я хочу спросить тебя. Не создалось
ли впечатления, что команда Андропова копает только под
днепропетровских выдвиженцев? Фактически идет борьба
за власть. Андропов понимает, что после Брежнева днепропетровская
команда власть не уступит и посадит в кресло
генсека своего, чтобы их воровство не смогли достать такие,
как Найденов. Теперь чекисты взялись за Москву, но опять
же выборочно. Арестованные Соколов и Амбарцумян могут
вывести на членов ЦК КПСС и на того же Щелокова. Они
не сами лично покупали квашеную капусту на овощной базе

~334~


или в Елисеевском черной икрой отоваривались, но ты уже
знаешь по «краснодарскому делу», как легко доказываются
цепочки взяток и злоупотреблений. Цепочка взяток выстраивается
в струнку, и ни одно звено не потеряется при
расследовании.

— Да, у нас только доберись до управления торговли
— и пошло-поехало вплоть до ЦК КПСС, — вздохнул
Николай Иванович.

— А на эту цепочку можно было бы выйти гораздо
короче. Взяли бы в оборот не гастроном под названием
Елисеевский номер первый, а к примеру, третий, который
находится в здании гостиницы «Москва». Поверь мне на
слово, там ассортимент продуктов не уступает Елисеевскому,
а может быть и получше будет. Это же гостиница ЦК КПСС,
и там останавливаются партийные боссы, а во время съездов
КПСС она превращается в большой лабаз, куда свозятся
со всей страны да из-за бугра лучшие продукты, которыми
отовариваются только делегаты съезда. Между съездами
бывают Пленумы ЦК КПСС, и опять гастроном номер три
молотит на обслуживание участников Пленума. Потом они
же приезжают на совещания. Надо же сделать так, чтобы руководители
партии не забывали вкус настоящих продуктов,
да еще с собой прихватили в виде партийных пайков! А цены
на эти пайки не менялись с 1932 года, — сообщил Лукин.

— Шутишь? Как это, не менялись пятьдесят лет?

— А вот так. До сих пор действует постановление Совнаркома
по ценам на эти пайки. О нем якобы забыли, да и
нет смысла его менять, потому что гастроном все равно будет
в большом убытке после этих отовариваний. Возможно, он
не платит взятки на продбазах при получении этих продуктов,
потому что это спецбазы, но я что-то сомневаюсь.
Торговлю не перевоспитаешь, правильно, Николай Иванович?
Сколько волка ни корми, а у Николая все равно толще.
Николай Иванович хихикнул.

— Конечно, ты прав. Будь это спецбаза или в самом ЦК
КПСС, но принципы остаются.

~335~



— Вот и я об этом. Так почему же сразу не ударить по
этим спецбазам? Я знаю, что в составе 9-го Управления КГБ,
которое охраняет членов ЦК КПСС, есть подразделение,
занимающееся снабжением холодильников на дачах и в
квартирах членов Политбюро и ЦК КПСС. Это чтобы
они не пользовались услугами подвала Елисеевского и не
ходили по магазинам, где и купить-то ничего невозможно.
А если члены ЦК КПСС не ходят по магазинам, потому что
им продукты развозят офицеры КГБ, то связь с торговлей у
них может быть только через конверты с взятками.

— Наверное, они в этом направлении и копают, а хорошая
служба у КГБ, у тех, кто развозит продукты по дачам, —
улыбнулся Николай Иванович.

— Я им никогда не завидовал. Это как денщики при
офицерах. Короче, обслуга в погонах КГБ. Я несколько раз
попадал на дачу к сыну члена Политбюро Кулакова. В семье
знали о загулах сына, поэтому спиртного дома не держали.
Так Валера менял у охраны из КГБ колбасу с икрой на водку.
Те знали его привычки и держали про запас, чтобы в магазин
не ездить. Ты бы видел, что там было в холодильниках!

— Я представляю. Вот бы и тряхнуло МВД эти спецбазы!

— Это только чекисты могут забыть, что они поставлены
ловить шпионов и другую контру, а не заниматься
торгашами. Но если даже и так, то почему бы им не тряхнуть
свой гастроном на Лубянке, где они сами отовариваются
дефицитными продуктами? Или там в директорах сидит
полковник КГБ, а кушают они так же вкусно, как ЦК
КПСС? — улыбнулся своей шутке Лукин.

— Да. Ворон ворону глаз не выклюет, — поддержал
его Николай Иванович. — Да что далеко ходить! Наш гастроном
«Восход», что около Савеловского вокзала, и тот
может составить им конкуренцию, да и в моем магазине,
как ты заметил, кое-что из дефицитных продуктов бывает!

— Все правильно, Николай Иванович. Весь ассортимент
магазина зависит от того, какого уровня клиентура отоваривается
в его подвалах, куда их приписала советская власть. Так?

~336~


— В общем, да.

— И это по всей стране. Я бывал во многих портовых
городах, так там уже и забыли, как мясо пахнет, не говоря
уж о колбасе. Если выкинут в продажу мясо, то народ иногда
костры по ночам жжет, стоя в очередях, чтобы не замерзнуть.
Картина, как в кино про революцию 1917 года. Это я в Мурманске
сам видел и на Камчатке тоже, а в обкомовские пайки
мясо всегда кладут, и надо отметить — не кости! За костями
надо ночью очередь занимать. О котлетах народ и не мечтает.

— Да понятно, что они роют среди тех, кто мешает им
прийти к власти. Вот ты меня сегодня просветил.

— Брось, Николай Иванович. Ты сегодня дал мне возможность
высказаться. Знаешь, накипело, а с тобой это можно
сделать. Не со своими же коллегами мне обсуждать эти
вопросы? А что до твоего просвещения, то не прибедняйся.
Ты хоть и сидишь на Бутырском рынке, но райпищеторг у
тебя в центре столицы, поэтому про эти гастрономы ты поболе
моего знаешь, да я тебя и не пытаю. Сам понимаешь,
не мое это дело.

— Нет, многое сегодня я услышал впервые.

— Тогда я за тебя рад. Я не защищаю жуликов, но почему
операции КГБ носят выборочный характер, и в основном по
торговле и МВД? Это что — самые популярные жулики, по
их мнению, подходящие, чтобы обгадить их в глазах народа?

— Наверное, поэтому мы понимаем друг друга. А народ
еще не скоро сообразит, в чем корень зла на самом деле. Да и
мои коллеги в большинстве своем не такие уж жулики, а скорее
заложники обстоятельств. Их расставила на эти хлебные
места советская власть, потому что многие прошли через
решения исполкомов и райкомов партии. Им разрешили
воровать, чтобы они делились с этими чиновниками, но при
этом молчали. Ты видишь, как они сурово наказывают тех,
кто сотрудничает со следствием и рассказывает о системе
взяток? Одних приговаривают к расстрелу, а других убирают
прямо в камерах тюрем. Это ли не сговор верхушки власти,
когда у них все схвачено, вплоть до прокуроров и судей!

~337~



— Ты думаешь, что ничего не изменится в этих делах по
Елисеевскому и овощной базе?

— Я же сказал, что это система, или, можно назвать, образ
жизни. Как же они могут позволить лишить себя этого?
Никогда. Всех, кто будет молчать, осудят надолго, но через
пять лет будет амнистия к семидесятилетию революции, а
у этих уважаемых людей имеются заслуженные ордена. Не
всегда же они были жуликами, вот и отпустят их условно-досрочно.
А кто будет сотрудничать со следствием и сообщать
о других, тех судьба известна, — сказал Николай Иванович.

— Мне давно было ясно, что годы репрессий никогда
не заканчивались. Они просто периодически затихают, но
когда кому-то нужно — возникают вновь, и тогда выносят
расстрельные приговоры, хотя других по этому же делу
освобождают. И это не законы не работают. Они написаны
правильно. Это работает система.

— Тебе надо что-нибудь домой кроме мяса?

— Николай Иванович, мне и этого уже не хочется. Тем
более что свою машину я оставлю во дворе 15-го отделения милиции.
Я всегда так делаю, когда выпью, а тащить сумки не хочу.

— Если только в этом дело, то я дам тебе своего водителя.
Он тебя довезет, а потом за мной приедет. Ты же рядом
живешь. Впервые встречаю мента, который триста метров
не может проехать пьяным за рулем, — засмеялся Николай
Иванович.

— Могу, но это дело принципа. Если выпил утром пива,
то до вечера за руль ни-ни.

— Вот это правильно. Уважаю такие принципы. Я всегда
говорил, что ты правильный мент.

— Тогда положи к мясу батон колбасы, осетрины кусочек
и пару бутылок коньяка. Давно не катался на твоей «волге»
с шуршащим двигателем от «мерседеса».
Лукин расплатился с заведующей за заказ и поблагодарил
Николая Ивановича.
«Волга» сверкала лучше новой, будучи покрашенной
импортной краской. Никель и серебряный олень на капоте

~338~


были надраены. Пожилой водитель являлся родственником
Николая Ивановича, который и «волгу» оформил на родственника.
Да Лукин и не сомневался, что Николай Иванович,
насмотревшись на все эти чудные дела, может ничего не
иметь из имущества, подлежащего описи или аресту.

Приближалась 65-я годовщина Октябрьской революции,
и за все эти годы КПСС никогда не допускала порулить
государством ни военных, ни чекистов. Более того, при
возникновении только подозрений, что силовики рвутся к
власти, их убирали далеко и надолго. Так было с Жуковым
и Шелепиным. Теперь главный чекист Андропов стал секретарем
ЦК КПСС, и это могло означать только одно —
он нацелился взять власть в свои руки. Отобрать власть у
партии могли лишь чекисты. Народ ликовал от известий о
прокатившейся волне арестов по делам о коррупции.

Но чекисты решили припугнуть партийных боссов, дав
им понять, что они теперь на крючке благодаря компрматериалам.
Для этого и были выборочно возбуждены уголовные
дела о коррупции — для сбора информации о претендентах
на кресло генсека и их соратниках.

Еще при Хрущеве появился строжайший запрет на слежку
за партийными работниками, а при Брежневе — и того
хлеще. Запрещалась вербовка руководителей любого уровня,
а также простых членов КПСС. Если же стукач потом
становился одним из них, то его обязаны были исключить из
числа добровольных помощников. Эти запреты касались и
проведения оперативных мероприятий по прослушкам или
слежкам. Здесь уж либо на свой страх и риск, не упоминая в
оперативных документах, что это лицо — член КПСС, либо
надо было визировать в райкоме партии. Но эта категория
жуликов больше относилась к хозяйственникам, очень редко
— к уголовникам по линии уголовного розыска.

Только эта директива никогда чекистами не выполнялась.
Их интересовали разговоры на вершинах власти,
образ жизни и поведение «слуг народа». Недаром Андропов
распределил Главные управления КГБ между своими

~339~



заместителями, которые были друзьями Леонида Брежнева.
Тот их направил к чекистам, чтобы держать руку на пульсе.
И шеф КГБ отдал им все направления деятельности кроме
9-го Управления по охране членов Политбюро. Тогда Лукин
не совсем понимал, почему шеф КГБ взял себе под крыло
охрану. Давно это было. Почти пятнадцать лет назад, когда
Лукин числился рядовым полка правительственной связи,
который относился к КГБ. Именно числился, потому что
жил во время службы дома и выступал в соревнованиях по
стрельбе за Центральный аппарат КГБ по второму райсовету
Динамо. Никакого отношения к чекистской работе он
не имел, но часто общался с офицерами и генералами этой
конторы. После соревнований они иногда позволяли себе
принять по сто граммов, но и потом бурных обсуждений
разных событий не происходило, потому как это были
чекисты. Только по отрывкам их бесед у Лукина сложилось
некоторое представление об их шефе и не только.

«Пятнадцать лет назад назначение на должность председателя
КГБ среди партийной верхушки не считалось завидным,
а Андропов расценил это как понижение, — вспоминал
Лукин. — Будучи секретарем ЦК КПСС, ответственным за
дружеские страны социализма, он контролировал финансирование
всех коммунистических партий за бугром, а заодно
и африканских вождей, которые изъявили желание пойти по
пути социализма. Конечно же, все они хотели только денег
от СССР, а наши партийные боссы не скупились, чтобы показать
преимущество и богатство социализма перед «загнивающим
» капитализмом. Партия всегда держала чекистов на
коротком поводке, и те проводили решения партии в жизнь,
но партийные боссы понимали, что представляют из себя эти
органы, готовые сместить любого из них. Поэтому Брежнев
приставил к Андропову первыми заместителями двух своих
верных соратников, Цвигуна и Цинева, которые на большее
и не тянули. И, как водится в таких случаях, когда двоим поставлены
одинаковые задачи по отслеживанию деятельности
шефа конторы, они не смогли найти общий язык. Кончилось

~340~


тем, что они стали следить друг за другом и ревностно докладывать
своему товарищу Леониду. Андропов поделил между
ними всю работу чекистов пополам, а вот сам стал курировать
внешнюю разведку и охрану партийных боссов. С разведкой
было все ясно, а вот почему охрана? Но здесь и бился пульс
жизненно важных интересов партийных боссов. Андропов
получил самое главное — круглосуточный контроль за Брежневым
и членами Политбюро. Под его колпаком оказались все
партийные дачи и санатории, а также Кремлевская больница,
то есть и вся обслуга попадала к чекистам в помощники. Это
же 9-е Управление КГБ охраняло членов семей партаппарата,
поэтому Андропов знал все не понаслышке. Он использовал
все это для прихода к власти, а уж что он не упустит своего
шанса, никто не сомневался. Иначе для чего были затеяны
все громкие уголовные дела, связи по которым выводили на
партийных боссов и членов их семей? Заодно и МВД пригасить,
чтобы не путалось под ногами… Брежневское «болото»
начал раскачивать Андропов, а совсем недавно оно казалось
вечным и непоколебимым. Что ж поживем, посмотрим».

Лукину иногда перепадала запрещенная литература, но
совершенно случайно, и он никогда ни с кем не обсуждал
того, что там было написано. Он действовал, как подсказывало
ему чувство самосохранения, — «по прочтении сжечь».
Он так поступал еще и за тем, чтобы она не попала в другие
руки, причем от него. Эта заповедь сохранилась у него еще
от деда, прошедшего застенки Соловецких островов. А вот
чекисты из 5-го главного управления КГБ под руководством
Филиппа Бобкова должны были по долгу службы все это
читать и давать оценку вредности. Не могли они не знать,
что Солженицын пишет правду и ничего не выдумывает. Так
все и было в нашей стране. Тупик уже давно просматривался
через призму «застоя», а шеф КГБ видел намного шире,
имея опыт работы послом в Венгрии. Правда, в те годы там
была подавлена попытка переворота, но в дальнейшем он
в ЦК КПСС руководил взаимодействием с зарубежными
странами, и ему было что предложить для развития СССР.

~341~



Оставалось лишь поменять тех партийных боссов, которые
ничего менять не хотели, на трезвомыслящих руководителей
и дать им широкие полномочия в ведении хозяйства. А уж
как будут с них спрашивать — КГБ уже продемонстрировал.

Андропов мог бы продолжить планомерное расследование
нашумевших уголовных дел и по одному убирать со
сцены партийных боссов, но он понимал, что его самого
могут обвинить в чем угодно и в лучшем случае отправить на
покой. Да и ухудшение его здоровья способствовало этому.
И шеф Комитета решил форсировать события.

В начале года он освободился от опеки своих заместителей,
которые были глазами и ушами Леонида Брежнева. При
загадочных обстоятельствах застрелился его первый заместитель
— Цвигун. Тогда второе «око государево» притихло,
и через неделю Цинев занял кресло первого заместителя
КГБ СССР. Они с генсеком Леонидом Брежневым были
женаты на сестрах. Цинев был маленького роста с лысой, как
бильярдный шар, головой и оттопыренными ушами, за что
сослуживцы прозвали его Фантамасом. Почти все на Лубянке
ходили в штатской одежде, но он из-за своей внешности —
всегда в форме, иначе рисковал за свои замечания получить
тумака, вот так не разберется кто-нибудь, что перед ним
зампред, и… Такую кличку ему дали не только за внешний
вид, но и за характер. Цинев прошел всю войну и был награжден
десятками орденов и медалей, вполне заслуженно,
да и в застойное время принято было награждать. С другой
стороны, всем его коллегам известно, что он не участвовал
в проведении крупных операций КГБ, тогда почему его
наградили Звездой Героя социалистического труда? Хлопкоробов
— понятно, за что награждали. Те приписали себе
перевыполнение плана по сдаче хлопка — и вперед, в Кремль
за орденами. А что же такое чекист должен намолотить,
чтобы стать Героем не за совершенный подвиг, а соцтруда?

«Так, стоп! — одернул себя Лукин. — Что-то у тебя
мысли совсем волюшки хватили. Так можно и выпалить
что-нибудь вслух!»

~342~


Это он так разогревал себя к приезду тестя, еще и пару бутылок
коньяка с дефицитными продуктами припас. Николай
Сергеевич прилетел с Камчатки в конце октября на Пленум
ЦК КПСС и как всегда остановился в гостинице «Москва».
К 65-й годовщине революции ему вручили орден Трудового
Красного Знамени. Это по-нашему и заслужено. Камчатка
завалила всю страну красной икрой и крабами. Разговор на
эти темы он с Николаем Сергеевичем никогда не заводил и не
собирался, потому что берег его здоровье. Он ведь на самом
деле правильный большевик и всегда переживает, когда на
Коммунистическую партию накатывают. Поэтому они посидят
вечерком за рюмкой чая и побеседуют, обходя острые
проблемы. Не мог же Лукин спросить у него, почему после
Берии в состав Политбюро не вводили чекистов. Партийное
руководство опасалось держать рядом с собой такого монстра.
Вот Брежнев решил усилить Политбюро и ввел в него
Андропова, теперь будет пожинать плоды этого решения.

Николай Сергеевич сам затронул эту тему и как бы
вскользь высказался:

— Некоторые чекисты стали ставить себя выше партии.
Выявили жуликов в рядах коммунистов, но ведь они и сами
члены КПСС, поэтому нельзя было устраивать показуху
из этих уголовных дел. Я всегда был за критику, и об этом в
обкоме знают. Многим от меня доставалось, в том числе и
в прессе. Но вот так, как они сделали, не стоило. Прав был
Суслов, это подрывает в первую очередь авторитет КПСС,
а значит и авторитет власти в целом. У тех же чекистов это
всегда называлось расшатыванием властного чиновника, а
теперь они бросили тень на всю партию. У нас на Камчатке
наш первый — Дмитрий Иванович высказался как-то на
бюро обкома КПСС, что КГБ Камчатской области стоит на
Камчатке выше обкома. Удивившимся он пояснил, что имеет
в виду новое здание КГБ области, которое выстроили на
два этажа выше обкома партии. Он это сообщил еще тогда,
причем с иронией, но оказался дальновиднее некоторых
руководителей.

~343~



— Николай Сергеевич, неужели партия не видит, что
борьба с коррупцией и злоупотреблениями коснулась лишь
неугодных Андропову людей, которые мешали ему прийти
к власти? Мне кажется, что настоящие взяточники и
казнокрады остались в стороне, а некоторые из них вышли
непосредственно из КГБ и шагнули в члены ЦК КПСС, а
то и выше.

— Ты имеешь в виду Гейдара Алиева и Эдуарда Шеварднадзе?


— Да. Они же руководили КГБ Азербайджана и Грузии,
а теперь шагнули в Первые секретари КПСС этих республик,
и еще не вечер. А мусульманин в полный рост прошел в
информации по бриллиантовым делам, которые раскрывали
в основном сотрудники МУРа, а чекисты использовали эту
информацию, чтобы бросить тень на руководителей партии,
причем опять же выборочно. Я понимаю, сам Гейдар не знал,
что эти цацки с краж и грабежей, но ведь это знали те, кто
предложил их его семье. Да, в конце концов, они могли бы
догадаться, что такие ценности в магазинах не продаются!
И, кстати, не только этих товарищей с юга не тронули.

— А кого еще? Интересно, что об этом думают в народе?
— Николай Сергеевич улыбнулся.
Виктор понимал его настроение. Тот уже не так, как
раньше, защищал партию, поэтому Виктор аккуратно заинтересовал
его.

— Совсем разбомбили курортный город Сочи. А в чем
он был виноват? Жулики почти все оттуда оказались? Не
спорю. Это так и есть, но их сами создали высокие руководители
партии и правительства, которые всегда любили
там отдыхать и оказывали покровительство жулью. Вот те
и распоясались на полную катушку. Руководителей этих
потом тоже арестовали за взятки. В Сочи же, на их беду, в
руководстве оказались друзья нашего любимого генсека. Вот
почему проверки были выборочными. Эта чистка коснулась
и Москвы, опять тех же точек, где «клевали» друзья генсека
и члены семей «днепропетровских». А чем, интересно,

~344~


Сочи и Краснодарский крайком КПСС хуже Ставрополья?
Я слышал, там нарушений закона и приписок больше, чем в
Узбекистане. Вы лучше меня знаете своего однокашника по
учебе в Высшей партийной школе Мишу Горбачева.

Николай Сергеевич посерьезнел. Потом молча провел
рукой в воздухе, спрашивая, нет ли здесь прослушки.

— Вы же хотели услышать, что говорят в народе, а
прослушек у них на всех не хватит… Никто этого вслух
не произносит, но понятно, что в ряде регионов Союза
власть сращивается с криминалом. Почему не стало дела,
например, азербайджанского, где в Шамхорском районе
обнаружили два липовых колхоза с печатями, денежными
оборотами и штатной численностью, но не стоящие на учете
у государства? Такой же, кстати, есть асфальтобетонный
завод в Бекабаде Узбекистана. Одним колхозом руководил
Герой Соцтруда, другому вручили орден Ленина, он шутил,
не стесняясь: «На Звезду Героя денег не хватило». Этим
жуликам сначала повезло, потому что в сентябре Брежнев
неожиданно отправился в Баку — на вручение республике
ордена Ленина. Там ему подарили царские подарки, а
вскоре руководитель этой республики стал фактически
во главе Правительства СССР, потому что был близок к
генсеку. И таких примеров множество по любому региону
огромной страны. Не меньше жулья было и в Грузии, где
существовали левые виноградники, которые приносили
миллионные прибыли, не говоря уж о вине, разбавленном
водой. Так почему не возникло грузинского дела? Да все по
той же причине — кумовство и дружба.

— Тем не менее предлагаю эту тему закрыть, а ты будь поосторожнее
в своих высказываниях. Это опасно, ты знаешь.

— Это как в том анекдоте: «Кто говорит?» — «Говорит
Москва». Я ни с кем эту тему никогда не обсуждал. Вы
спросили, я ответил коротенько, но думаю, что в верхних
эшелонах власти все это знают лучше меня, да сделать ничего
не могут. Упустили момент в борьбе за власть, теперь уже
не догонишь. Я прав?

~345~



— На все сто, но вверху об этом не говорят даже шепотом,
а ты можешь погореть ни за что. Лучше расскажи, как
работа на новом месте? — сменил тему Николай Сергеевич.

— Да место то же самое, только с повышением.

— Может, и правильно, что не стал переводиться на
Камчатку. Ты и здесь хорошо шагаешь по службе без моей
поддержки.

— Николай Сергеевич, мы ведь с вами сразу договорились,
у нас в уголовном розыске не любят руководителей с
партийно-советским протеже. Мы же руководим розыском
преступников, а здесь не может быть блатников. Тогда
надо службу менять на ОБХСС или еще на какую, но мне
нравится угрозыск. А на Камчатке мне на самом деле было
бы скучно. Масштабы преступлений не те — и слава Богу.

— Могу тебе сказать, что в отношении товарищей из
южных республик ты не ошибся в оценке. Они скоро переедут
в Москву руководить, и с ними переведут в секретари
ЦК еще одного моего знакомого — Николая Ивановича
Рыжкова. Он уже давно перебрался с Урала в Москву. Кстати,
его зять работает в московской милиции.

— Слышал я о Борисе. Он в соседнем со мной Бауманском
РУВД работает «страшным» лейтенантом ОБХСС.
Короче «колбасником» работает, мы так их службу обзываем.

— Я смотрю, тебя ничем не удивишь.

— Просто в том РУВД заместителем по оперативной
работе Волков, а мы с ним в приятельских отношениях.

— А что, он до сих пор старший лейтенант?

— Это нормально. Он пришел в органы в двадцать
пять лет, когда нас к капитанам представляли. Ничего, он
еще догонит и перегонит, при таком-то родственнике! Это
ОБХСС, там все возможно, а в угрозыске надо отличиться
и не один раз.
Не требовалась особая прозорливость, чтобы угадать,
что зять Николая Ивановича станет большим начальником,
но Лукин даже в страшном сне не мог предположить, что
он будет именно его начальником и в деле борьбы с пре


~346~


ступностью займет место по другую сторону баррикады.
«Колбасник» — он и есть «колбасник». Да, много воды
утечет к тому времени, и произойдут большие перемены.

На следующий день Виктор проводил Николая Сергеевича
в аэропорт Домодедово, но они не знали, что через
две недели им придется встретиться снова.

Чекистам немного не повезло, вместо Андропова им
назначили в начальники Федорчука с Украины. Ничего
примечательного на посту председателя КГБ он сделать не
сумел. Пытался было поднять в органах дисциплину и начал
с выправки, для чего приказал всем чекистам переодеться
из гражданской одежды в мундиры. Вскоре он от этой затеи
отказался и стал ставить вопрос о наказании сотрудников,
которые приходили на Лубянку в джинсах. Все эти новшества
в наведении дисциплины чекисты восприняли в штыки.

В милиции хихикали над чекистами, не понимая, что
вскоре их ожидают куда более серьезные мероприятия
по наведению порядка и не только. Все понимали, что в
органах МВД давно уже не так гладко, и отмечали, что некоторые
руководители, стараясь увеличить численность
милиционеров, разрешили набирать в органы лимитчиков,
многие из которых не проходили должной проверки. В ряды
милиции затесались личности не чистые на руку, а то и с
криминальным прошлым, пришедшие, чтобы обогатиться.
Милицейская форма им только помогала в этом гнусном
деле, а госбезопасность преподносила общественности этих
выродков как прогнившую систему МВД.

Была глубокая осень, с дождями и легкими заморозками.
Лукин впервые за последние пятнадцать лет не шагал и не
стоял на Красной площади. Он прильнул к самому тяжелому
в мире цветному телевизору под названием «Темп»,
по которому с Красной площади началась трансляция
военного парада и демонстрации трудящихся по случаю
65-годовщины Великой октябрьской социалистической
революции. Если из деревянного корпуса телевизора извлечь
все внутренности, то получилась бы отличная будка

~347~



для его охотничьего спаниеля по кличке Кузя. Лукин
исходил в свое время эту площадь вдоль и поперек. От
ГУМа до Мавзолея было около ста шагов, а от Исторического
музея до храма — около пятисот. Раньше он ходил
на Красную площадь два раза в год — 1 мая и 7 ноября.
Сначала в рядах демонстрантов был правофланговым. Их
специально назначали от партийного комитета завода. Они
контролировали ситуацию, дабы в колонну демонстрантов
не смогли проникнуть посторонние. А правофланговыми их
называли, потому что они шли с правой стороны колонны
и были ближе других к трибуне Мавзолея. Потом он ходил
в колонне физкультурников, которых однажды переодели
к 50-летнему юбилею Советской власти в национальные
костюмы народов братских советских республик. Лукину
достался костюм горца из Грузии, а рядом с ним шагала
Люба из сборочного цеха в белом платье грузинки. Их
сфотографировали, и Лукин потом шутил, что это была
грузинская свадьба. Весело было и празднично.

Потом Лукин попал на площадь уже опером, когда их
вперемешку с чекистами ставили в линейные коридоры,
которые разделяли колонны демонстрантов, причем стояли
они так: один лицом к Мавзолею, а другой к ГУМу, цепочками
на протяжении пятисот шагов, деля площадь на восемь
коридоров. ГУМ в это время отдыхал, а на его торговых
площадях размещалась целая дивизия имени Дзержинского,
которая в случае чего должна была по команде оцепить
Красную площадь и поделить на квадраты, чтобы при совершении
провокации никто не смог бы скрыться. Поэтому
ни у кого и в мыслях не было затеять что-нибудь нехорошее.

Диктор объявил, что на трибуну Мавзолея поднимаются
руководители партии и правительства Советского
государства. Лукин сразу обратил внимание на расстановку
сил в Политбюро. Все в богатых шапках. Рядом с генсеком
Брежневым — Андропов и Черненко. Значит, все дворцовые
слухи правильные, и эти двое ходят в лидерах партии. По
этой трибуне можно делать два раза в год анализ расклада

~348~


сил в партийном руководстве страны. Маршалы и генералы
по-прежнему стоят кучно, но чуть в стороне.

Загремели фанфары, и линейный отмерил почетный
караул. По площади прошли все рода войск, а потом въехала
военная техника, и на трибуне наметилось оживление. В этот
день можно было увидеть что-нибудь новенькое. И точно.
На площади впервые показались БМП-2, мощные и маневренные
машины на гусеницах, развивающие скорость
до шестидесяти пяти километров в час. Отгремел духовой
оркестр военного парада, и под советские песни площадь
заполнили разом восемь колонн демонстрантов. Вместе с
ними прошествовали и оперативные сотрудники МВД и
КГБ, только демонстранты двинулись дальше, а они остались
на месте, чтобы покинуть площадь вместе с хвостом
колонны по окончании демонстрации.

Лукин всматривался в колонны, выискивая своих знакомых
из Свердловского района столицы. Диктор объявил,
что они уже вышли на Красную площадь, но разглядеть
он никого не успевал. Там, среди демонстрантов, с комсомольским
задором теперь шагала его жена Даша, а он по
случаю выходного дня остался дома на хозяйстве. Надо
было накрыть стол к ее приходу. В гости должен приехать
его друг Анатолий Прохоров, с которым они работали еще
в комсомоле на заводе. Он с женой вернулся из Китая, где
отработал два года в посольстве. После этой поездки друзья
присвоили ему кличку «Китаец». Он с Надеждой обещал
приехать отметить праздник. Пока Виктор крутился на
кухне, в дверях показалась Даша.

— Что так рано? Или ваш комсомол сбежал до Красной
площади? У нас раньше демонстрации шли до обеда, а сейчас
нет двенадцати — ты дома. Я еще не все успел сделать к столу.

— Тогда чашку кофе с пенкой и бутерброд, только не с
икрой. Я ее на всю жизнь на Камчатке наелась.
Виктор растер с каплей холодной воды и сахаром кофе,
пока масса не стала однородной. От крутого кипятка сверху появилась
пенка. В их семье воцарилось перемирие, хотя осадок

~349~



остался. Виктор не видел особых причин дергаться и решил
пережить это. После обеда приехали Проха с Надеждой.
Близкий друг по случаю дальней командировки не попал на его
свадьбу, поэтому сегодня они решили отметить и это событие.

Особых происшествий в эти дни не наблюдалось. Жулики
позволили начальнику уголовного розыска отдохнуть
вплоть до Дня милиции 10 ноября, к празднованию которого
готовился весь его отдел. Теперь осталось в воспоминаниях,
как они раньше весело отмечали этот праздник на квартире
у Виктора, когда тот был еще холостым. Обычно в этот день
во дворце культуры ГУВД шло торжественное заседание
с вручением заслуженных наград — кому медали, а кому
звезды на погоны. Эти опера должны были присутствовать
обязательно, а те, кто получал денежные премии в приказах,
назначались дежурными по кухне и накрывали праздничный
стол гостиной. Виктор так и не убрал ее, не хотелось менять
паркет. Да и кому она мешает, красивая, с орнаментом по
периметру. Правда, сейчас Даша застелила ее паласом. Тогда
Виктор готовил традиционный узбекский плов на газовой
плите, причем в казане, который приволок из Самарканда.
При одном упоминании об этом городе его захлестывали
приятные воспоминания. К плову он на большой чугунной
сковороде запекал фирменный пирог с капустой.

За стеной его квартиры также хлопотали над праздничным
столом соседка Вера со своими коллегами, молодыми
девчатами из ГНИВЦ МВД СССР. Сначала сыщики поздравляли
своих коллег в соседней квартире, потом те заходили
с ответным визитом, пока обе двери не открывались
нараспашку и компании не объединялись для празднования.
На шум с пятого этажа спускались Валентин с женой. Он
работал в ГУВД. Ну, и какая гулянка без танцев? У Веры
была хорошая аппаратура, а Виктору постоянно подбрасывали
новые диски из-за бугра.

Вера была тоже майором милиции. У них сразу сложились
дружеские отношения. Кроме того Виктору нравилась
Светлана, которая работала с ней и жила рядом с его рабо


~350~


той. Все бы замечательно, если бы не ее замужество, да еще
за чекистом, поэтому и здесь получился облом. Их компания
обычно долго не загуливалась, так как многие были семейными
и не хотели накалять обстановку дома. Потом шла
уборка, в которой участвовали все. Посошок — и опять в
подъезде воцарялась тишина. Виктор обычно продолжал
праздник у Валентина на пятом этаже. Тогда ему некуда было
торопиться, но это было давно. Года три прошло с тех пор.

Сегодняшний профессиональный праздник, День милиции,
оказался под угрозой. Уже с утра по телевидению
передавали классические мелодии, потом отменили праздничный
концерт, и появилось понимание, что кого-то не
стало в верхних эшелонах власти. К вечеру сообщили, что
не стало самого генерального секретаря Брежнева, и всех
сотрудников перевели на особое положение, дали команду
оставаться на рабочих местах.

Брежнев с «днепропетровской командой» боролись за
сохранение власти до последней минуты. Партия выдвинула
Черненко своим кандидатом на престол. Дело дошло до
того, что он встал у руля и проводил заседания Политбюро.
Это означало, что он является вторым лицом в партии.
Но Андропову удалось подавить эти последние судороги
аппаратчиков. Уже в октябре Леонид Ильич опять доверил
вести заседания Политбюро Андропову. Больше Брежнев
был чекистам не нужен.

Схема ухода вождя была прежней. Накануне вечером
вполне здоров, ночью оставлен без присмотра, а утром его
уже нет. Потом всеобщий траур и музыка Чайковского по радио
и телевидению. Со Сталиным было похожая ситуация.

К вечеру 10 ноября начальник управления собрал совещание
руководства, после которого его заместитель по
оперработе Максим Никонович попросил остаться руководителей
уголовного розыска и ОБХСС.

— У вас там нет ничего в загашнике — водки, коньяку?

— Есть бутылка коньяку, — Лукин решил не выдавать
все содержимое своего запасника.

~351~



— Давайте несите, что есть, выпьем по сто граммов,
иначе с ума сойдешь в этом режиме — неизвестно чего ждем
и сколько это продлится.
Собрались у другого заместителя — Кулакова. Налили
по сто граммов и выпили молча.

— Может быть, партеечку в картишки? — предложил
Максим Никонович.

— Можно, — отозвались все кроме Лукина.

— А ты что — не играешь в очко? — спросил его будущий
партнер Борис Бавыкин из ОБХСС.
— Если покажете, как играть, то может и поиграю, —
прикинулся «вещмешком» Лукин.

— Да это очень просто. Сдается по одной карте, один
банкует и ставит на кон деньги, а другие набирают очки до
двадцати одного, главное, чтобы не было перебора. А так у
кого больше очков, тому и деньги, — Борис тасовал колоду
карт и рассказывал.

— Я однажды играл в похожую игру в поезде с каталами,
но они называли ее китайским дурачком, — Лукин продолжал
«косить», вспомнив, как Максим Никонович пытался
уличить его в игре в карты.

— И они тебя ободрали? — спросил Борис.

— Нет, я их.

— Как это, катал — и обыграл! — засмеялся Максим
Никонович.

— Да они мне сначала, видимо, поддались, чтобы завлечь
в игру. Обучили, рассказали, а потом я выиграл приличную
сумму и сказал, что больше не хочу. Они, конечно, стали возмущаться
и угрожать. Пришлось показать им удостоверениеМУРку
и рукоятку пистолета Макарова под мышкой. Они
как рванули из вагона, им точно было не до продолжения
игры. Я им еще предложил помахать мне с перрона рукой,
чтобы я видел их, а иначе, сказал, если останутся, прикую наручниками
к трубе и сдам на ближайшей станции коллегам.

— Да ты, братец, мошенник ментовской, оказывается!
— засмеялся Борис.

~352~


— Это почему же? Никто лимита времени не устанавливал,
суммы выигрыша — тоже. Это они хотели меня
обмануть, а я с ними по-честному обошелся. Они думали,
сейчас дадут мне выиграть, и я попру на них со своими
деньгами, а они меня кинут с десяткой и тузом. Да подкоп
нарвался на подкоп.

— Ты что, понял, с кем имеешь дело? — спросил Борис.

— Чтоб я катал не разглядел?

— Ну, тогда играем все. Кулаков, двигайся к нам, — предложил
Максим Никонович.
С Кулаковым у Лукина ранее были приятельские отношения,
но после его «кидалова» с получением квартиры
они дали трещину. Теперь, после ста граммов коньяка в его
кабинете, стали помягче.
Куча денег на столе росла и подходила к ста рублям.
Максим Никонович банковал. После алкоголя у многих замылился
глаз, но Виктор засек, как банкующий сунул себе в
рукав карту, которую мог достать в нужный момент, чтобы
его комбинация карт стала выигрышной. Ему оставалось
пройти двоих, в том числе и Виктора, чтобы забрать банк с
крупной суммой.

— Иду на все, — объявил Виктор, когда очередь дошла
до него и банк еще увеличился. — Дайте мне сразу две карты,
и играю втемную.
Все сразу встрепенулись и принялись внимательно следить
за происходящим. Максим Николаевич перевернул
свою карту. Это была десятка.
Виктор ловким движением руки схватил его за запястье.

— А в рукаве у нашего шефа должен быть туз! — сообщил
он и другой рукой извлек карту из рукава шефа. Ей
оказалась десятка.

— Было бы банкирское очко, но по правилам игры в
очко, которые установлены почтенными урками на голубятне,
Максим Никонович за допущенное шулерство среди
корешков обязан доставить банк, а я его забираю. Извините,
у картишек нет братишек, так же и начальников!

~353~



Виктор подсчитал деньги, стоящие на кону. Там было
почти двести рублей. Все онемели от этой сцены.

— Как раз месячная зарплата. Есть предложение этим
ограничиться и не штрафовать шулера. Простим на первый
раз банкующего? — спросил коллег Лукин.

— Братцы, простите, бес попутал! Давайте лучше по
грамму выпьем. Может, пошлем гонца в буфет «Метрополя
»? Там круглосуточно. Я плачу.

— Платить ничего не надо. Бабки с кона пойдут на
выпивку. Я картежные деньги домой не ношу. Принцип
у меня в игре с друзьями такой. У меня есть графинчик с
перцовкой. Хотите?

— Что же ты молчал? Неси, — согласился за всех Борис.

— Так ведь закуски нет. Только графин с холодной водой,
— сказал Лукин.

— Закуска была разная — вода холодная и вода горячая…
— пошутил Борис.

— Сейчас принесу.
У Виктора со времен борьбы с наркотиками остались
знакомые в аптеках, у которых он мог без рецепта врача брать
спирт в стограммовых пузырьках, настоянный на перце или
боярышнике. Он перелил их в графин и принес на стол.
Разлили всем граммов по сто, чокнулись и разом выпили.
Следующим движением было одновременное протягивание
рук к графину с водой, так как после спирта с перцем казалось,
кожа с языка вот-вот сойдет чулком. Вся компания,
задержав дыхание, выхватывала друг у друга графин. Когда
пожар во рту был потушен, Виктору высказал Борис:

— О таких напитках надо предупреждать!

— Извините, не успел, все так быстро жахнули, как будто
жажда вас замучила!

— Он еще и шутит над нами! Ну что, продолжаем игру?
Ты банк забрал, тебе сдавать, — предложил Борис.

— Я же сказал, что выигрыш домой не ношу. Давайте
отправим водителя в «Метрополь»? Я позвоню ребятам,
чтобы его отоварили.

~354~


Вошел Саша Данилов, водитель дежурной машины.

— Саша, подъедешь к «Метрополю» со стороны гостиницы.
Сам туда не заходи, а попроси милиционера позвать
ребят из спецслужбы. Отдай им деньги, они все знают и
принесут тебе для нас, что нужно, — попросил Лукин.

— Все понял.
Виктор перетасовал колоду и так лихо раскидал карты,
что каждая легла точно перед игроком.

— Да он сам шулер, смотрите, как у него карты в руках
вертятся, а меня уверял несколько лет назад, что карты в
руках ни разу не держал! А я и поверил, — ожил после
психологического удара Максим Никонович.

— Как раз за эти годы я и научился. Ваши, Максим
Никонович, вопросы ко мне по поводу игры пробудили во
мне интерес!

— Думаю, чтобы так уметь, надо с детства учиться. Вот
теперь мне все понятно, ты — шулер и мошенник. Братцы,
он специально разрешил мне жухать, пока на кону не скопилась
большая сумма, а потом одним движением забрал все!

— Ну что, будем играть по-честному? — поинтересовался
Лукин.

— Да, сразу видно по твоим рукам, что будет «честная»
игра! Ну, давай попробуем.
У Виктора в любой азартной игре присутствовал фарт,
поэтому он легко увеличил свой выигрыш. В это время подъехал
водитель Саша. В одном пакете у него были две бутылки
водки «Столичной» с винтом, в другом — бутерброды с
сырокопченой колбасой и отварной язык.

— Кухни в ресторане уже закрыты, будем закусывать
бутербродами, — извиняясь, сообщил Лукин.

— А неплохо живут наши подчиненные в центре города,
а? — Максим Никонович держался в своем амплуа.

— Если учесть, что на ваши проигранные в карты деньги,
то ничего! — не оставил Лукин его подколку без внимания.
День получился напряженным, да и половина ночи бурной.
В отделе угрозыска стояли две кровати-раскладушки

~355~



для отдыха во время суточных дежурств, когда это удавалось,
и Лукин воспользовался одной из них, уединившись в своем
кабинете. Никаких мыслей не было. Хотелось только спать.

В семь часов утра загремел прямой телефон дежурного
по РУВД. Начальник управления собирал руководителей
у себя. Он объявил, что усиленный режим несения службы
сохраняется, а казарменное положение снимается. Все молча
разошлись. Лукину не надо было объяснять, для чего вчера
это положение было введено и почему утром закончилось.
Значит, власть в стране уже перешла в руки чекистов. Быстро,
однако, как по ранее задуманному сценарию, только и
ждали ухода со сцены генсека. Так быстро могли сработать
только чекисты. У двоих других кандидатов на пост руководителя
страны могли бы быть осложнения, а у чекистов
все прошло гладко и без шевелений. Недаром они провели
до этого выборочные расследования уголовных дел и подвели
некоторых руководителей к стенке. Но все-таки им
пришлось перевести всех работников МВД на казарменное
положение. Это означало, что они видят в них свою опору,
так почему же тогда не упускают возможности нагадить им?
А может, это все происходит в рамках борьбы за власть и
скоро утрясется?

На следующий день Виктор ожидал прилета с Камчатки
тестя, однако на этот раз прилетел его первый — Дмитрий
Иванович. Лукин бывал у него в гостях на Камчатке. В выходные
дни камчадальская знать собиралась на дачах в
районе реки Паратунки. Первый секретарь обкома — на
удивление, при такой должности — и так-то был немногословен,
а когда выпивал немного водки, то еще больше затихал.
У Лукина была похожая черта характера, поэтому они
молча играли в бильярд и также молча поднимали рюмки за
партию — и не КПСС, а за бильярдную. Присутствующие
гости потом шутили: «Хорошо Дмитрий Иванович поговорил
с Виктором». Они показывали взглядом на пару
опустошенных бутылок в баре с поворотной дверкой. На
дверце, отделанной дорогими мехами, была пирамида

~356~


для киев, а при ее повороте в сверкающем свете хрусталя
и позолоты появлялись спиртные напитки на любой
вкус. Рядом такой же бар-холодильник с бутербродами и
легкими закусками. Сама биллиардная была построена в
виде носовой части корабля с иллюминаторами. Лукину
нравился этот немногословный сибиряк высокого роста,
не чета некоторым любителям поговорить да еще разбавить
речь лозунгами. Дмитрий Иванович скажет — как отрежет,
поэтому и хозяйство на Камчатке у него было в полном
порядке. И это Лукин знал не из отчетов хозяйственников
или пламенных речей работников обкома. Он сам прошел
по рынкам и магазинам, хотя такой необходимости не наблюдалось,
так как в обкомовском еженедельном пайке было
все, что нужно для жизни. Это было тогда, когда Лукин с
тестем вели холостяцкий образ жизни. Их жены отдыхали на
озере Балатон в Венгрии, и в это время Николай Сергеевич
отказывался от пайка за ненадобностью. Вот тогда Лукин
убедился, что на Камчатке выращивают свой картофель,
лук и другие овощи. В изобилии водились яйца и курятина,
которыми делились даже с другими областями Дальнего
Востока. Не было своей говядины и свинины, а поэтому и
колбасы. Сложные погодные и природные условия не позволяли
создать свою кормовую базу, природа на Камчатке
очень отличалась от целинных земель Казахстана. А область
была золотой в полном смысле слова. В Елизовском районе
за Малками одно время работал золотой прииск, но потом
подсчитали и оказалось, что добыча золота не так выгодна,
как лов лососевых в этой реке. Золота хватает в Якутии и на
Колыме, а лосось там не водится. Вот и получалось, что это
богатейшая область, в которой не выгодно добывать золото.
А мясомолочную продукцию доставляли с материка, хотя
и личные хозяйства выдавали и свежак. Но ко всему этому
власти в Кремле относились потребительски. Их интересовала
только рыбная продукция Камчатки, а при хорошем
финансировании и при таком хозяине, как первый, Камчатка
могла бы заткнуть за пояс по некоторым позициям Японию.

~357~



Пока же Дмитрий Иванович принимал участие в Пленуме
ЦК КПСС, который оказался коротким. Его обставили
так, что кандидат на кресло генсека Черненко сам предложил
избрать Андропова. Это было известно давно, но стало
окончательно ясно 10 ноября, когда скончался Брежнев.
На экстренном заседании Политбюро в этот же день Андропов
занял освободившееся кресло генсека и объявил,
что Пленум ЦК состоится через день, а похороны — через
пять дней. 10 ноября он поступил примерно как на одном
колхозном собрании, когда вышел колхозник на трибуну и
объявил: «Товарищи колхозники, самозванцев нам не надо!
Председателем колхоза буду я!» На Пленуме он поставил
точку в этом вопросе.

Лукин спокойно переживал свою осведомленность
касательно кухни высших эшелонов власти. Ему не с кем
было делиться этой информацией, в первую очередь ради
собственной безопасности. Специально он ее не добывал,
но, имея глаза и уши, был в состоянии ее анализировать.
Так угодно было распорядиться судьбе, что его, заводского
паренька, райком партии отправил на работу в уголовный
розыск, а его заводских друзей по работе в комсомоле тот
же райком партии направил в КГБ и только Прошку — в
МИД. Раньше была такая форма подбора кадров. Виктор
шутил про себя, что Андропов отдал все направления работы
в Комитете своим заместителям, а себе оставил 9-е
управление, которое осуществляло охрану членов Политбюро.
Через этих сотрудников Андропов знал о каждом их
шаге, но шеф КГБ забыл, что его самого охраняли эти же
сотрудники, среди которых оказались два заводских товарища
— Миша и Василий. Они не были трепачами, но иногда
проскальзывали отдельные факты за рюмкой чая. А Виктор
умел их собрать воедино. Это еще он расстался с Татьяной
из подмосковного Щербинбурга, которая так же случайно
попала в свиту уже бывшего генсека от Комитета радио и
телевидения и разъезжала по всему миру! При необходимости
Виктор мог восстановить с ней теперь уже дружбу,

~358~


но это не требовалось, просто припомнилось в связи с тем,
что добыть информацию в СССР очень легко, несмотря на
все секреты, запреты и важный вид чекистов.

Однако в этой суматохе где-то затерялся руководитель
компартии Украины Щербицкий, яркий представитель
«днепропетровских». По всей информации Леонид Брежнев
видел своим приемником именно его, и это должно было
состояться на ближайшем Пленуме ЦК КПСС, хотя и не
входило в планы бывшего шефа КГБ. Болезнь Андропова не
могла больше ждать, и ему пришлось форсировать уже известные
события. Черненко находился в соседнем кабинете ЦК
КПСС — и то не успел шевельнуться, а Щербицкому надо
было еще долететь до Москвы, да и представлять его к должности
генсека уже было некому. Он, как и Черненко, ушел
в тень и сохранил за собой имеющееся кресло на Украине.

Но сейчас Лукина меньше всего забавляли «тайны мадридского
двора». Шутки закончились. Чекисты пришли к
власти и теперь будут занимать все ключевые посты, иначе им
не удержаться, и начнут они скорее всего с МВД, с которым
в последнее время вступили в открытую конфронтацию.
Ничего нового для народов СССР не произошло. Всё, как
обычно. Даже не случилось выборов генсека внутри КПСС.
Их просто смещали при помощи органов безопасности и
других сторонников силовых структур. Так было при захвате
власти Никитой Хрущевым, так же пришел к власти Леонид
Брежнев. И если сравнивать те дворцовые перевороты, а это
были именно перевороты, то шеф КГБ проделал все так тихо,
что ближайший претендент на главный пост сам охрипшим
голосом предложил ему это кресло. Теперь он также тихо
будет устранять своих врагов. Только от этой «тишины» у
кое-кого мурашки по телу прокатываются. Во всех отраслях
хозяйственной деятельности страна погрязла в воровстве и
взяточничестве, но никто не знал, с кого начнут. Накануне
прихода к власти чекисты провели акции устрашения с
нашумевшими уголовными делами в сферах торговли, милиции
и даже зацепили некоторых руководителей КПСС.

~359~



Лукин многое знал о новом генсеке от своих друзей и его
охранников. Приход же его к власти он сравнивал с одним
персонажем, про которого говорят, что он выскакивает
из табакерки. Лукин с большим уважением относился к
заместителю генпрокурора Виктору Васильевичу Найденову,
который курировал нашумевшие дела по «Океану»
и Сочи, чем помогал Андропову набирать положительные
очки в глазах народа. Все знали, что это были разработки
чекистов, но мало кто знал, что Найденов снят с должности
по указанию Политбюро ЦК КПСС. Секретарь ЦК
Кириленко, выходец из «днепропетровских», публично
материл Найденова во время объявления этого решения
за то, что тот замахнулся на партию. Секретарь ЦК КПСС
не стал упоминать, что в ряды партийных боссов затесались
взяточники и казнокрады, в отношении которых были возбуждены
уголовные дела.

Чекисты тогда не подставили ему плечо, и он ушел руководителем
в Академию МВД, а вернется на должность
заместителя генпрокурора только при Черненко. Найденов
же душил по тем делам друзей и соратников Черненко по
«днепропетровской» группе в ЦК КПСС. Это было показательно,
чекисты шли к власти, создавая себе имидж борцов
с жуликами и взяточниками, запугивая врагов расстрельными
делами. И похоже, что забывали о тех, кто стоял на передовых
позициях этой борьбы. Теперь была очередь за МВД.

С министром внутренних дел было все понятно. Война
дошла до высшей точки, и Андропов порвал его, как
Тузик — грелку. И назначение Федорчука из КГБ в МВД
было вполне прогнозируемо, так как тот был рекомендован
Щербицким и Брежневым с Украины на должность руководителя
КГБ СССР. Андропов видел, что Федорчук со своей
железной волей наломал дров в КГБ, поэтому ему было самое
место в МВД, где предстояли большие перемены. И снятие
Кириленко с заменой на Рыжкова Николая Ивановича
проходило по прогнозу, но почему Андропов при этом не
восстановил Найденова? Возможно, Виктор Васильевич сам

~360~


не захотел от чекистов такого «подарка»? Он был человеком
чести и правильным мужиком. Как ему было не разобраться
в тех громких делах, которые обрезали на полпути в верхние
эшелоны власти? Тем более что возбуждались они для испуга
той самой верхушки. А вот назначение на место председателя
КГБ СССР Чебрикова было неожиданностью. Он был из
команды «днепропетровских», и это могло означать, что не
все позиции сдала эта команда, уходящая с вершин власти.
Андропов поставил на пост первого заместителя председателя
Совмина СССР Гейдара Алиева, а его близкие родственники
засветились в «бриллиантовом деле» с серьгами вдовы
писателя Алексея Толстого. Он фактически и возглавлял
Правительство СССР, а не престарелый Тихонов. И ему в
поддержку был назначен секретарь ЦК Рыжков.

Народ усмотрел во фразе Андропова: «Мы не знаем
общества, в котором мы живем», надежду на обновление
страны. Это могло означать отказ от прежних лозунгов в духе
развитого социализма.

«Оцените, где мы находимся? Дайте оценку текущему
моменту», — так Андропов часто начинал рабочие совещания.
И Егор Лигачев старался, как умел. Потом предлагал
погонять эту проблему вместе с новой «командой», но
гоняли они под эти проблемы чай с сушками, так как из-за
болезни Андропов совсем не выпивал. Новый генсек четко
обозначил приоритеты новой политики: «Хотя нельзя все
сводить к дисциплине, но начинать надо именно с нее».

И вот под Новый год развернулась доселе не виданная
кампания по укреплению трудовой дисциплины. Устраивали
облавы в кинотеатрах, банях, магазинах с целью выявления
тех, кто решил посмотреть кино или попариться
в рабочее время. Советские граждане оказались шокированы
масштабами выявленных бездельников и прогульщиков.
А в ходе операции «Паутина» были доказаны многомиллионные
хищения в торговле, которые имели массовый характер.
Уголовные дела были заведены на пятнадцать тысяч
должностных лиц, включая Главное управление торговли

~361~



Москвы! Торговый народ не унимался даже после расстрельных
приговоров. Директора гастронома «Смоленский» и
винзавода «Самтрест» с Колобовского переулка покончили
жизнь самоубийством, узнав о своем аресте. У российских
царей было старинное правило: хочешь народной любви —
казни взяточников-бояр и купцов-мироедов.

Борьба же с пьянством на производстве началась на фоне
удешевления водки на шестьдесят копеек, стала она стоить
четыре рубля семьдесят копеек. Ее тут же окрестили «андроповкой
», а слово «водка» остряки расшифровывали как:
«Вот он добрый какой, Андропов!» Это тоже могли придумать
на Лубянке, как и некоторые анекдоты, для поднятия
своего имиджа. Андропов был весьма популярен. Облавы
в магазинах, кинотеатрах и банях запомнились многим.
Конечно же, задержанные не были работниками заводов
и фабрик. За теми было кому приглядывать, так как работа
у многих была сдельной, да и мастера не позволяли особо
раскуривать, про магазины и мечтать было нечего. А эти,
видишь ли, кинулись в кино, бани, рестораны! Работяги и в
выходные-то дни особо не разгуливали по таким заведениям.
Так какая же это была борьба с дисциплиной на производстве?
Опять показуха для удовольствия народа. Популизм?

В 1959 году было принято Положение о КГБ, в котором
отдельно прописали контрразведывательную работу в войсках
МВД с целью предупреждения проникновения в их
ряды агентуры иностранных разведок и иных вражеских
элементов. Работу возложили на военную контрразведку из
3-го Главка КГБ. Но в функции чекистов не входила борьба
с преступностью среди милиционеров. Для этого внутри
МВД была Особая инспекция по личному составу.

И вот под «елочку» наступающего нового 1983 года
чекисты с Лубянки облегченно вздохнули. В конце года от
них убрали председателя КГБ Виталия Федорчука, человека
военной закваски, жесткого и принципиального, от
которого теперь заскучали в МВД, так как он был назначен
министром внутренних дел СССР. Он был еще участником

~362~


военного конфликта с японцами на Халхин-голе в 1939
году. И за это ему честь и хвала. Выходец из 3-го Управления
КГБ (военная контрразведка), он на протяжении всей
своей службы сохранял привычки кадрового армейского
офицера, который руководил всеми особыми отделами в
воинских частях, а эти службы «молчи-молчи» не пользовались
популярностью среди армейских офицеров. Еще в
бытность свою председателем КГБ Украины он издал приказ
о том, чтобы его подчиненные являлись на работе строго в
военной форме. Некоторые кадровые чекисты Украины,
которые были на оперативной работе, засветились в обществе.
Такой же приказ Федорчук подготовил и в Москве, едва
занял кресло председателя союзного КГБ, но в столице этот
номер у него не прошел. Федорчук к тому времени имел за
плечами сорок шесть календарных лет армейской выслуги,
а продолжал всех строить.

Андропов сразу, как только занял кресло генсека, протащил
решение в Политбюро ЦК КПСС «О направлении лиц
офицерского состава КГБ в МВД» и вслед за Федорчуком из
КГБ на укрепление аппарата МВД заслал десант из ста пятидесяти
офицеров-чекистов. Такие специалисты всегда были
«любимцами» среди армейских офицеров. Теперь особисты
пришли в МВД. Владимир Высоцкий пел об одном из них:

И особист Суэтин,
Неутомимый наш,
Еще тогда приметил
И взял на карандаш.

Чекистам была разрешена вербовка сотрудников МВД.
Одновременно в КГБ было создано управление «В» в составе
военной контрразведки для работы с этими агентами.
Перед сотрудниками этого управления лежало непаханое
поле. Вряд ли КГБ до этого решения об обслуживании сотрудников
милиции располагал о них какой-либо информацией.
Это прослеживалось по его работе, когда началась
вербовка сотрудников милиции.

~363~



Для МВД, а уж тем более для оперативного состава
эти новшества были в диковинку, и Лукин принял данное
решение не то чтобы в штыки, но ему стало неприятно.
Специальные сотрудники КГБ теперь будут постоянно
интересоваться его образом жизни, поведением на работе.
У него все шло гладко и с дисциплиной все было в порядке,
но если завербованные вокруг него сотрудники начнут
получать задания по этим вопросам, то неизвестно, что еще
они могут выдумать. Вот в чем содержалась опасность этого
мероприятия. Лукин по-прежнему исполнял обязанности
начальника отдела угрозыска, но был еще и начальником
агентурного отделения и, пожалуй, не хуже чекистов разбирался
в этих вопросах. В том, что к нему даже не обратятся
с предложением стучать новоиспеченные особисты, он
не сомневался, а это означало, что другие будут стучать на
него. Это он сообразил и создал на работе вакуум вокруг
себя от предполагаемых стукачей, а своих коллег он знал
как облупленных.

В КГБ решили, что, укрепив руководящие кадры милиции
своими сотрудниками и создав агентуру в их рядах,
снимут все проблемы. Но «вяряги» из КГБ упустили, что их
контора была менее коррумпирована не потому, что лучше
отбирались кадры на службу в госбезопасность, а просто
сфера деятельности КГБ не предполагала ранее борьбы с
торговыми работниками и другими видами хозяйственной
деятельности СССР, тогда как для МВД это была повседневная
работа. Серьезных же диссидентов и шпионов на весь
многочисленный аппарат КГБ СССР набиралось не более
сотни, и они вряд ли могли предложить взятки, как торгаши
или «цеховики». Поэтому в КГБ вскоре засомневались в
том, что засланные ими «варяги» смогут поправить положение
в МВД. Не было в МВД такого положения, чтобы
требовалось вмешательство КГБ. В милиции сами всегда
освобождались от нечистоплотных сотрудников. Но решение
принято на самом верху, и приходилось смириться. На
Руси и не такое бывало.

~364~


Сотрудники милиции поделены. Одни — стукачи, а
другие — вроде как разрабатываемые по причине неблагонадежности.
Естественно, в стукачи попали не лучшие
кадры МВД, но раз эти поганцы согласились барабанить на
своих коллег, то они должны были что-то сообщать своим
новым хозяевам. Именно хозяевам, потому что у стукачей
нет коллег или руководителей. Что они навыдумывали в отчетах
по своей работе — трудно даже представить. А если
информация не доказывалась, то в ход могла пойти и провокация.
Но это случилось чуть позже. Финансы на эти
мероприятия были отпущены колоссальные, а они всегда
требуют отчетности, даже по оперативным мероприятиям.

Заместителем по кадрам к министру Федорчуку назначили
кадрового чекиста из Центрального аппарата КГБ —
генерала Лежепекова. В МВД началась такая перетряска,
которая могла сравниться только с репрессиями тридцатых
годов. На коллегии МВД особо отмечались случаи поборов
со стороны сотрудников ОБХСС, ГАИ, патрульно-постовой
службы и медвытрезвителей. Отмечались случаи совершения
преступлений сотрудниками милиции. После этой коллегии
процесс реорганизации органов МВД принял небывалый
размах. Из органов внутренних дел поголовно увольнялись
сотрудники, которые не вписывались в то, что создавал
новый министр. Был он отнюдь не злодеем, а всего лишь
ревностным служакой, который всерьез считал, что можно
вот так легко, с одного наскока, как фотографу, решить проблему.
Снимал с должностей без разбора, словно щелкал
затвором фотоаппарата. И хорошо еще, что этот затвор
стоял на фотоаппарате… Сотрудники КГБ распределялись на
руководящие посты в МВД, но под них не создавали новые
места для укрепления, а чаще заменяли ими более опытных
профессионалов. Так уволился начальник ГУУР МВД СССР
доктор наук Карпец, который вынужден был уйти в науку.

Этой волной накрыло и службу Московского уголовного
розыска. В МУРе был назначен заместителем начальника
подполковник КГБ Анатолий Карпов, а первый заместитель

~365~



начальника ГУВД по оперативной работе тоже оказался
заменен на чекиста — Алексея Прохоровича Бугаева. Надо
отдать должное этим товарищам, они оказались специалистами
в области борьбы с преступностью высокого класса,
и с ними приятно было работать. С первых дней своего
назначения они стали выезжать с оперативными группами
на места происшествий, и сотрудники угрозыска почувствовали,
что они оба — специалисты в расследованиях особо
опасных преступлений. Если не знать, что они пришли
с Лубянки, можно подумать, что они всегда руководили
уголовным розыском. Наверное, других руководителей у
уголовного розыска быть и не могло, потому что это был
передний край борьбы с преступностью, а здесь нельзя
сидеть в кабинете и щеки надувать.

Но существовали и другие сотрудники КГБ, занимавшиеся
оперативным обслуживанием сотрудников МВД,
которые вербовали среди них стукачей. Здесь работа была
поставлена немного иначе.

После принятого решения ЦК в Свердловское районное
управление милиции пришел сотрудник отдела КГБ
этого же района Воробьев. Он вальяжно расположился в
одном из кабинетов и принялся вызывать к себе на беседу
оперативников из отдела уголовного розыска и сотрудников
других служб. Все, с кем он проводил беседы, надолго
замолкали и предпочитали никому не рассказывать об их
содержании, но было ясно как день, что он проводил вербовку.
Вербовка происходила в открытую. Он нагло предлагал
сотрудничать с КГБ. О таком методе подбора агентуры
среди сотрудников наверняка не знало его руководство,
иначе сразу свернуло бы его бурную деятельность. Воробьев
был одним из тех немногих чекистов, которые смотрели на
своих собеседников прищуренным взглядом, словно пытаясь
разглядеть что-то невидимое. Таким казалось, что они
обладают даром видеть всех насквозь, хотя со стороны они
были похожи на ненормальных. Лукина, естественно, на эту
беседу не пригласили, видимо, Воробьев знал его отноше


~366~


ние к подобным мероприятиям, а вот с Михалычем чекист
беседовал долго, да еще с Мишей. Лукину стало ясно, что
стукачей он навербовал себе заранее, а теперь просто дергает
оперов и других сотрудников, чтобы залегендировать свою
работу по вербовке. Вроде как он приглашает на беседу десятки
сотрудников, и благодаря этому нельзя понять, кого
именно из них он завербовал. Но Лукину стало ясно, что он
не приглашал только завербованных им заранее, и все это
являлось маленьким спектаклем.

Виктора здорово веселили его непрофессиональные
дейст вия. Воробьев всем своим поведением показывал, что он
теперь здесь хозяин, в тюрьмах такой называется «кумом».

«Ну что ж, пусть выпендривается, если дали ему власть…
Только не красит это его ни с какой стороны — ни как опера,
ни как чекиста», — подумал Виктор, понимая, что все это
ненадолго и этот период нужно просто пережить. Хотя он
ясно понимал и другое, что выдуманная информация стукачей
может исковеркать не одну судьбу.

Комитет уже давно перевернул Московское управление
по охране метро, сотни сотрудников были уволены, хотя
не имели никакого отношения к отделению милиции на
станции метро Ждановская и к тем извергам, которые совершили
убийство майора КГБ.

Работники уголовного розыска ранее разматывали и не
такие преступления, связанные с работниками милиции, и
считали это недоработкой кадрового аппарата при приеме
на работу. Да и кто мог предположить подобное, изучая
кандидата на службу по представленным документам. Ведь
сотрудников МВД — целая армия, плюс большая текучесть
кадров. Сыщик через год уже считался кадровым работником,
а через три становился профессионалом со стажем. Это
не КГБ, где проходили проверку только процентов двадцать
из отобранных кандидатов на работу, а эти кандидаты отбирались
среди лучших. Как же они собирались наводить порядок?
Взять только, к примеру, недавно выявленную угрозыском
бандитскую группу в районе, состоявшую из коллег,

~367~



прошедших отбор из полка милиции, что около Бутырского
рынка. Этот полк постоянно снабжал кадрами милицию из
числа демобилизованных солдат. Лобов и Ларин окончили
среднюю школу милиции и пришли в 15-е отделение оперативниками.
Данное отделение находилось рядом с полком, и
эти люди постоянно выделялись командованием полка как
приданная сила при проведении мероприятий.

Пришли они на работу в отделение после демобилизации
с положительными характеристиками, но проработали
оперативниками недолго. Их вычислили сами соратники по
оружию и отправили в места лишения свободы за грабежи
колхозников. Они занимались поборами в основном среди
лиц азербайджанской национальности на Бутырском
рынке, но заявления написали крестьяне из Рязанской и
Тамбовской областей, которые сами вырастили картошку и
приехали на рынок, чтобы ее продать, а эти деятели вместо
розыска преступников обложили их данью при помощи
милицейских удостоверений.

Сидели эти жулики недолго. Выпустили за хорошую работу
и поведение. Но Ларин сделал из этого неверные выводы
и сколотил настоящую банду, которая принялась совершать
разбойные нападения на квартиры работников торговли.
Жертвой стал директор магазина «Армения», которого они
убили в квартире во время разбоя. Ларина и его подельщиков
снова арестовали, и суд приговорил их к расстрелу. Руководство
милиции не наказывали и не выгоняли, потому что
преступников разоблачили сами коллеги еще при поборах на
рынке, а убийства и разбои они совершали уже будучи закоренелыми
преступниками. Иногда трудно разглядеть волчару в
овечьей шкуре, а вернее в серой милицейской шинели.

Может быть, не стоило разгонять все Московское управление
по охране метро из-за одного преступника? Однако
КГБ пошел еще дальше. Секретное уголовное дело предали
частичной гласности спустя полтора года, когда наступила
пора для принятия МВД СССР под оперативное сопровождение.


~368~


«Видимо, они к этому стремились давно, накапливая
негативную информацию, но не было удобного случая,
чтобы все осуществить, — раздумывал Лукин. — Ничего
особо страшного в этом нет, пусть сопровождают по жизни,
но иногда бывает противно, когда сексоты, не владея достоверной
информацией, начинают выдумывать небылицы,
чтобы выглядеть перед своим «хозяином» в лучшем виде.
Может, пошутить с ними и подбросить им дезинформацию,
которую проглотит сначала неумный сексот, а потом передаст
чекисту Воробьеву?»

Лукина так и подмывало сделать это. Сексотами раньше
называли секретных сотрудников. Держать дезу Воробьев у
себя не мог. Надо было как-то реагировать, проводить мероприятия
по проверке информации, поэтому от этой работы
пошли бы круги, рисуя общую картину его «агентурной»
сети из числа сотрудников, над которыми потом можно было
пошутить под настроение. Но пока что сексоты шутили над
самим Лукиным и сообщали про него всякие небылицы,
которые в основном сводились к тому, что он пьянствует с
подчиненными в рабочее время в кабинетах. Лукин этого не
делал и раньше, а теперь он постоянно ездил за рулем, что
исключало пьянки, однако начальник управления Александр
Михайлович нет-нет — да и поинтересуется, причем не у
него самого, а у подчиненных, о прошедшей якобы накануне
очередной пьянке. Руководитель ранее работал в этом же
управлении заместителем по политвоспитательной работе,
поэтому в деле борьбы с преступностью почти не разбирался,
а вот пьянки и бытовуха были его прерогативой. Он поощрял
стукачей, поэтому те старались проехать ему по ушам сведениями
о происходящих нарушениях трудовой дисциплины
в отделах, а попросту — о выпивках в служебных кабинетах.

«Ну что ж, стукачки, — прикинул Лукин, — сами выпросили.
Поиграем в прятки. В первую очередь надо определиться,
как на месте происшествия. Кому это выгодно? Кто
метит на мое место? А меня ведь начали целенаправленно
раскачивать. Так было в тридцать седьмом, когда по доносам

~369~



убрали все руководство, а стукачи получили повышение по
службе».

Что такое «раскачивать по-чекистски» — он знал из
рассказов их же ветеранов. Они сочиняли разные небылицы
про человека, и тот начинал нервничать, дергаться и в таком
состоянии совершал ошибки либо ударялся в пьянку. Если
человеку постоянно говорить, что он свинья, то он может
захрюкать. В таком состоянии его проще арестовать, как говорится
— «взять тепленького с постели», а дальше любые
фантазии опера превращались в уголовное дело и признание
«раскаченного». Но это не могло пройти с Лукиным. Как
можно спокойно работать, когда рядом находятся стукачи
и сочиняют, и сочиняют про тебя? Было ощущение, будто
тебя голого выталкивают на людную площадь. Вообще, из
уголовного розыска сделали какую-то помойку, причем не
в смысле помыться.

Лукин вдруг вспомнил, что давно не позволял себе на
работе шуточки, потому что не знал, как на них могут отреагировать
на Лубянке. Раньше, бывало, звонил своим друзьям
по телефону, а когда их не было на месте и на другом конце
провода спрашивали, кто звонил и что передать, Лукин
представлялся: «Передайте, что звонил товарищ Негодяев
из райкома партии». В других случаях он представлялся
Живодеровым из исполкома. На том конце линии уже знали
его шуточки, и потому знакомые сразу перезванивали. Но
как-то это дошло до Максима Никоновича. Мелкие стукачки
всегда присутствовали в их рядах, хотя были довольно безвредными
до поры.

— Смотри, малый. Так можешь дошутиться до разбирательства
персонального дела на партийном собрании.
Негодяев из райкома партии и Живодеров из исполкома. А?
Но Лукин предвидел такие вопросы и был к этому
готов.

— Максим Никонович, а это не такие уж обидные фамилии.
Если разрешите, я поясню.

— Ну, попробуй.

~370~


— Дело в том, что слово «негодяй» в русских словарях
происходит от слова «негодный». Это негодный человек к
делу или неспособный для службы в армии.

— Но у этого слова есть еще одно значение. Подлец.

— Да, есть и такое. Про таких говорят на Украине, что
если человек не пье, то он бо хворый, бо подлюка.
Максим Никонович засмеялся.

— Я все понял и больше не буду, — пообещал Лукин,
как первоклассник.
Зашел в свой кабинет и набрал телефон друга Нестеренко
из МУРа, однако его не оказалось на месте и опять
вежливый голос: «Что передать, кто звонил?» Лукин понимал,
что они просто из вежливости спрашивают, тем не
менее никогда не представлялся. Мало ли что, но здесь опять
не удержался и отпустил шутку:

— Шо, Нестеренку зовсим нема? Кажите ему, шо звонылы
з Гестапу. Побалакать треба.
На другом конце засмеялись, а Нестеренко тут же перезвонил:
«Лука, я тебе дам Гестапу! Собирайся на охоту.
Кабанчика загоним».
Теперь Лукин сидел и вспоминал некоторых чекистов,
которые были отправлены на работу в МВД, как в стан
врага, и их стукачей, навербованных в рядах милиции. Он
применял к этим личностям значение слова «негодяй», и
получалось, что они через одного подходили под негодного к
службе или подлеца. Этот негодяй был не годен для службы
в рядах чекистов, и его отправили служить в МВД, а этот
подлец дал согласие стучать на своих коллег. И подлецы
были завербованы не из лучших кадров милиции.
Лукин еще раз вспомнил добрым словом чекиста Алексея
Прохоровича, профессионала и человека. Все, кто работал
под его руководством, ни разу не почувствовали, что этот
руководитель — с Лубянки. Он со всеми делил бессонные
ночи, отдавая себя полностью розыску преступников, совершивших
особо тяжкие злодеяния. И если бы сотрудники КГБ
шли в милицию работать, а не чистить, не было бы, наверное,

~371~



такой беды. Именно это принесли в МВД два руководителя
КГБ, а теперь один стал министром, а другой — его заместителем
по кадрам. Всем было ясно, что одного и другого
«унизили» на Лубянке, отправив дослуживать в МВД.
Именно дослуживать. Министр воевал еще с японцами на
Халхин-Голе, а другой окончил пулеметные курсы перед войной.
Лукин с большим уважением относился к фронтовикам
и к их заслугам, но не к теперешним делам в МВД. Им было
далеко за шестьдесят, когда приняли решение отправить их в
МВД. По сравнению со старцами в Политбюро ЦК КПСС
они выглядели молодцами. Но дело было не в возрасте, а в
том, что перед ними поставили задачу развалить аппарат
МВД, созданный Щелоковым, и насадить в него как можно
больше чекистов. Лежепеков сожалел, что ему не хватало
времени поменять кадры на периферии, он успел добраться
только до Центрального аппарата МВД. С первых дней он направлял
чекистов в органы внутренних дел «на укрепление»,
причем далеко не лучших офицеров КГБ, которым обещали
квартиры и внеочередные звания, но все равно после долгих
уговоров, посулов и запугиваний многие из них предпочитали
любыми способами от такой чести уклониться.

Не проще ли было всех уволить и создать, как раньше,
МВД и КГБ в одном стакане, а не унижать, в первую очередь,
своих сотрудников, отправляя их в «стан врага»? Федорчуку
пообещали звезду Героя соцтруда, и тот со своим замом по
кадрам старался на полную катушку. Только это была не
уборка сельхозпродукции, за что обычно давали звезды Героев,
они выкашивали профессиональные кадры МВД. Позже
подсчитают все их «подвиги», но они не потянут на звезды…
Правда, на погоны им упало по звезде сразу, авансом.

Никто не подсчитывал результаты этого государственного
позора, но около ста тысяч сотрудников милиции было уволено
из органов в ходе этой чистки по отрицательным мотивам,
многие — просто по доносам своих же коллег и без объяснения
причин. Их места иногда занимали именно те, кто писал
доносы, и даже пионерам было ясно, для чего они это делали.

~372~


Тяжелые времена настали. Идешь на работу и не знаешь,
чем день закончится. Пропадало желание что-либо делать,
но сыщики руки не опускали.

Лукин вызвал опера Мишу, которого вычислил по вопросам
начальника РУВД Александра Михайловича, потому что
бывший замполит не мог зашифровать информацию, как делают
это опера, а просто выпаливал все, что получал от стукача
в лоб. Как раз после «контрольных» вопросов руководителя
о том, как Лукин провел предыдущий день, сколько выпил и
с кем. Вообще, это заранее исключалось, никогда с ним подобного
не было. Но чем такая информация чревата? Она
прошла по ушам руководителей и ничем не подтвердилась, а
отрицательное мнение осталось. Легко вычислить стукача по
возврату специально сообщенных ему сведений. Но если стукачок
все сам выдумывает, то никогда не узнаешь, от кого что
могло пойти. Мало ли у кого с мозгами не в порядке! Поэтому
и требуется подбросить в такие мозги свою дезинформацию
и подождать ее возврата из уст хозяина стукача. Такая схема
срабатывает безошибочно, и чем важнее деза — тем быстрее.

— Михаил, а не дернуть ли нам перед обедом по сто
граммов водочки? — поинтересовался Лукин, энергично
потирая ладошки.

— Не знаю, как вы? — пожал Миша плечами.

— Сбегай в магазин, возьми две бутылки водки и закусить,
что-то у меня появилось настроение принять.
Миша вернулся минут через тридцать.

— А что не взял чего-нибудь солененького? Грибочков
бы хорошо к водочке.

— Сейчас, я мигом.
Пока тот носился, Лукин аккуратно свернул винтовую
пробку с одной из бутылок водки и перелил ее содержимое в
пустую бутылку, которую убрал в шкаф. В бутылку, где была
водка, он налил столько же воды из графина и закупорил той
же пробкой. Поставил на стол, разложил закуску.
Напротив управления располагался магазин «Грибы,
ягоды», где Миша взял соленых маслят. Виктор открыл

~373~



перед ним бутылку, что была с водой, и предложил Мише,
зная точно, что тот откажется:

— Тебе сколько налить водочки?

— Нет, спасибо, я пока не буду.

— Ты знаешь поговорку на Украине: «Шо людина не
пье, то вона хвора бо подлюка»? Шучу, тогда возьми закуси.
«Я и так знаю, что ты не будешь пить, стукачок мой
сладенький. С каким же ты интересом наблюдаешь за этим
процессом, не понимая, что это твоя ловушка, хотя шанс
тебе выдан остаться нормальной людиной!» — размышлял
Лукин, наливая полный стакан воды.
Махнув стакан, он крякнул и поморщился, как после
водки. Даже самому понравился этот артистизм. И с тренировкой
так не изобразить. Потом перекусил и вновь
предложил Мише:

— Может, передумаешь?

— Я попозже.
«Всё. Заглотил карасик. Сидит, не перекусывает, ждет,
когда я второй стакан опрокину для достоверности информации
», — усмехнулся про себя Лукин.

— Может не остаться, — Лукин опрокинул второй стакан
воды. Закусил маслятами и любительской колбаской. —
Вот теперь можно и поработать. Заходи попозже, там еще
бутылка осталась.
Миша вышел из кабинета, и ровно через десять минут
дезинформация сработала как часы.

— Зайдите ко мне, — позвонил начальник управления.
Лукин отправился к нему в кабинет. Александр Михайлович
некоторое время внимательно к нему приглядывался.
Обошел вокруг, обнял по-дружески за плечо, принюхиваясь
и тем временем выясняя вопросы «за жизнь». Такое за ним,
бывшим замполитом, и раньше водилось, а уж тут — нечего
и говорить. И то правда — руководитель уголовного
розыска района принял перед обедом два стакана водки!

— Лукин, вы сегодня пили?

— Никак нет, — Лукина распирало от смеха.

~374~


— Я точно знаю, что вы пили, и могу отвезти вас на экспертизу,
если будете упираться! — Александр Михайлович
даже возмутился.
«Еще бы не возмутиться, — подумал Лукин, — когда
тебе сообщили, что все видели своими глазами».

— Вы абсолютно точно знаете, что я пил?..

— Да, точно знаю, что вы выпили граммов триста водки.
Своей точной «осведомленностью» начальник сдал с
потрохами стукачка.

— Да, я выпил два стакана, но простой воды, а вот вы
своего человечка спалили. Вашему стукачку я предложил
бы уйти из нашего отдела. Он даже не понял, что начальник
пьет воду. Надо было вместе со мной выпить, чтобы точно
убедиться, а потом уже бежать докладывать!
Александр Михайлович онемел на мгновение, помолчал,
потом спросил, глядя с прищуром:

— Но зачем же нужен был этот спектакль?
Лукин всегда говорил с собеседниками открыто, поэтому
терпеть не мог все эти прищуры.

— Да за тем чтобы он больше не выдумывал того, чего
не было, а вы не повторяли его глупости среди офицеров!
Я понимаю, что не всем нравится мое руководство отделом,
потому что я навожу там порядок и не оправдываю надежды
тех лиц, которые мечтали полюбоваться, как я обломаю зубы
на этом поприще. Кроме того, кое-кому требуется продвижение
по службе, а я им испортил все планы, согласившись
на это место, вот и выдумывают про меня всякие небылицы.

— Хорошо, я с ним разберусь, а пока пусть работает.

— Но не у меня. В отделе об этой шутке сейчас же будут
знать все, это я вам обещаю, а у меня хороших сотрудников
больше, и стукачей они не любят. А Миша только вам стучит?
Вопрос повис в воздухе, начальник управления отлично
понимал, что его могут прослушивать, и не знал, как
реагировать.
В такой нервозной обстановке прошла зима, и с оттепелью
стали налаживаться отношения с новыми руководите


~375~



лями и кураторами. Совсем не оставалось времени посетить
свое бывшее подразделение, но руководитель Жирков раз в
неделю бывал на совещаниях в управлении, и Лукин постоянно
интересовался у него делами, происходящими в 17-м
отделении. Да еще опера иногда приезжали, подписывали
у него дела оперативного учета. Преступления, по которым
была бы необходима помощь отдела уголовного розыска
района, на «земле» 17-го отделения совершались очень
редко. Центр столицы. Лукин перевел к себе в отдел троих
молодых оперов из этого отделения милиции и вроде бы
был в курсе всех событий, происходивших там. После того
как он сообщил им информацию, полученную от чекиста
Вячеслава, он был за них спокоен, да еще последние мероприятия
по укреплению дисциплины силами КГБ давали
ему надежду, что будет все хорошо. Зря он себя успокаивал,
однако больше он ничего уже сделать не мог.

Влада Численко который месяц мурыжили с назначением
на руководящую должность в отдел уголовного
розыска управления. Виктор пересекался с кадровиками на
Петровке, которые по секрету сообщили ему, что Численко
не пройдет на эту должность. Кому-то он перешел дорожку,
ему и «вбили клинышек в личное дело», который теперь
не позволит ему выбраться в большие руководители. Похоже,
такой же клинышек вколотили и Михалычу. Лукин
подозревал, что у них это произошло обоюдно — в борьбе
за власть в отделе. Лукин же не рвался к власти, его просто
назначили. Он хотел перейти в МВД, но теперь, при новом
министре Федорчуке, такой переход мог занести его в
любую глушь необъятного Союза. Секретом, полученным
от кадровиков, «о клинышке» в личном деле он не мог
поделиться с Численко, с кем вместе работал еще в отделении,
по причине возможного возврата этой информации.
Кадровики сообщили ее только ему, чтобы он рассчитывал
в работе на свои силы и руководителя в ближайшее время
не ждал. С ним самим делились информацией многие, потому
что он был надежен и никогда не трещал как сорока.

~376~


Лукин всегда был общительным и веселым, мог поговорить
на любую тему, но если дело касалось каких-либо тайн, то
моментально вырастала каменная стена, из него невозможно
было что-либо вытянуть.

Однако через месяц настроение руководства поменялось,
и Влада Численко назначили начальником отдела.
Лукин вздохнул с облегчением, так как устал руководить
угрозыском один. Теперь у него появился начальник, а сам
он мог отдаться целиком и полностью секретной работе в
заместителях. Да и времени свободного будет побольше. Вот
только Лукину недолго удалось радоваться такой разгрузке.
На Кузнецком мосту было совершено убийство гражданина
Венглера, и Максим Никонович отправил Численко в 17-е
отделение милиции, где был организован штаб по раскрытию
преступления. Лукин попытался предложить свою кандидатуру
вместо Численко, объясняя знанием обстановки на
этой территории, но Максим Никонович и слушать не стал.
Соседний кабинет начальника ОУР так и остался закрытым,
потому что Численко приезжал пару раз, совсем ненадолго,
а так работал по убийству. Кто мог тогда предположить,
что не скоро еще соседний кабинет увидит своего хозяина!

Утром 27 апреля 1983 года Лукин, как обычно, рассматривал
папку с телефонограммами о совершенных преступлениях
на территории района и аналогичных по городу Москве
и расписывал их оперативникам для взаимодействия
с другими районами. Одна телефонограмма заинтересовала
его особо. Она оказалась на целую страницу. Обычно такие
печатают, когда придают розыску преступников особое
значение. В ней сообщалось, что вчера в районе Новосущевской
улицы совершены мошеннические действия лицами
под видом работников милиции, в результате чего они
завладели браслетом из белого золота с платиной и ста сорока
бриллиантами. Преступники скрылись на «жигулях»
белого цвета. Сотрудник милиции Вишняков при попытке
задержания преступников произвел несколько выстрелов
по автомобилю из табельного оружия.

~377~



— Михалыч, надо ехать в отделение и создавать группу
по раскрытию, непонятно пока чего — мошенничества,
грабежа или разбоя, — обратился Лукин к начальнику
сыскного отделения, которым так и не стал руководить из-за
моральных соображений.

— Я возьму с собой оперов из отдела? — Михалыч тоже
держался с ним на равных. Впрочем, он таким был всегда и
со всеми оперативниками, за что его уважали и все указания
выполняли.

— Да, забирай всех, а там определишься. Дело кажется
серьезное, и тишина вокруг. На место никого из нас не вызывали,
а там была стрельба. Что-то здесь не так. Это было
на территории 64-го отделения милиции, а от них не поступило
сводки. Я буду на месте, ты отзвонись, как что-то
прояснится.
Через несколько минут позвонил начальник ОУР Влад
Численко. Он до сих пор руководил в 17-м отделении расследованием
убийства.
— Я выезжаю в 64-ю контору. Не хочешь подъехать? —
предложил Влад Лукину.

— Хорошо, я приеду вместе с Михалычем.
В отделении следователь Александр Рогозин допрашивал
потерпевшего Айзенберга, который с сыном пытался
продать бриллиантовый браслет на Центральном рынке.
На сделку сын пригласил для прикрытия при продаже знакомого
участкового инспектора Вишнякова из местного
отделения милиции. Когда они поняли, что их обманули, то
Вишняков открыл стрельбу по удаляющемуся автомобилю
с жуликами. Лукин с Численко, выяснив обстоятельства в
общих чертах, принялись за участкового.

— Сколько выстрелов произвели? — поинтересовался
Лукин как специалист по стрельбе.

— Всю обойму высадил, — сообщил Вишняков.

— А расстояние до автомобиля?

— Метров с пятнадцати.

— Тогда в машине одни трупы должны быть.

~378~


— Лукин, ты с собой не сравнивай. Какие у вас очки? —
поинтересовался Численко.

— Минус четыре, — ответил участковый.

— Вот тебе и минус в попадании. Как вы устроились в
милицию с таким зрением? Ну, хорошо. Рассказывайте по
порядку, как все было, — продолжил Численко.

— Мои знакомые решили продать браслет с бриллиантами,
кажется, сделанный Фаберже.

— Ничего себе. Уникальную вещь продать с рук на улице?
— Численко удивился.

— Это сын нашел покупателей около Центрального
рынка среди азербайджанцев и уговорил отца, потому как
они предложили больше, чем им давали в комиссионном магазине.
А меня они попросили поприсутствовать при сделке
в качестве охранника, я работаю участковым по их месту
жительства. Я и согласился, не бросать же их одних на улице
с такими ценностями! Они договорились о встрече на Новосущевской
улице. Когда мы встретились с покупателями, то
из «жигулей» вышли двое в штатском. Они, представившись
работниками милиции, предложили проехать в отделение,
чтобы разобраться и проверить браслет, так как похожий значится
среди похищенных. Браслет они забрали и отправились
к своей машине быстрым шагом, сообщив, чтобы мы ехали за
ними. Эти люди сели в машину, и та сорвалась с места. Я понял,
что это жулики, и открыл стрельбу по отъезжавшей машине,
но она свернула в переулок и скрылась. Номер 07–17 или
17–07, в суматохе мог перепутать, а буквы номера не помню.

— А приметы преступников можете описать? Какие
удостоверения они показывали?

— Удостоверение было, как у сотрудника МУРа. Один
только показывал, и я обратил внимание на его руки. Пальцы
рук были набиты, как у тех, кто занимается кун-фу, такая
борьба есть восточная.

— Давайте его приметы подробно.
Вишняков описал преступника. Влад отозвал Лукина
в сторону.

~379~



— Виктор, тебе не кажется, что он похож на начальника
угрозыска 17-го отделения Жиркова?

— Ты чего, Влад, с катушек съехал? — у Лукина не
укладывалось в голове. Он повернулся в Вишнякову: — Вы
сможете составить фоторобот преступника?

— Я думаю, что смогу, потому что этого с удостоверением
я хорошо запомнил, — ответил Вишняков.

— Значит, и опознать сможете? — спросил Лукин.

— Конечно смогу!
«Даже если бы он опознал Жиркова, я бы все равно не
поверил, что это он… — задумался Лукин. — Просто никак
не вяжется с этим парнем, но Влад прав. Очень похож… Да
и ксива у него муровская. Ну, тогда он полный болван. Как
можно было на такое пойти? Во-первых, руководитель, вовторых,
я лично беседовал с ним об имеющейся информации
в КГБ о каких-то проделках их бывшего начальника-грузина.
Того ведь поэтому и убрали с этого места, а Жиркова поставили.
А что если все-таки он?.. Тогда какие мотивы толкнули
его на преступление? Нет, это мог сотворить только
обкуренный болван, но никак не Жирков… А может, за два
года работы с ним я так и не узнал, чем он дышит?»

— Но похож? — не унимался Численко.

— Да, похож, но это просто невозможно, — Лукин не
хотел верить и поэтому отгонял даже мысли об этом. Если
это он, то скоро все вскроется, так как Жирков уже был первым
кандидатом на опознание. — Давайте лучше займемся
в ЗИЦ выборкой автомобилей по известным цифрам на
номерах, по марке и цвету. Это будет не так уж трудно. Да и
«зверьков» будет, наверное, несложно установить. Петров,
привезите мне фотоальбом азербайджанцев, который мы
сделали на всех лиц, которые попали в поле нашего зрения
в районе Центрального рынка.
По альбому сын потерпевшего опознал азербайджанца,
принимавшего участие в первоначальном разговоре о продаже
браслета на Центральном рынке. Им оказался Садогат
из компании Керима Мамедова, недавнего потерпевшего

~380~


по предотвращенному милицией в его квартире разбою на
Пушкинской улице. Подозрения по Жиркову усилились,
так как эти азербайджанцы фигурировали в информации
чекистов о том, что именно они связаны с операми.

Приняли решение Садогата пока не брать, а понаблюдать
за ним силами «топтунов» и выявить связи, кто
же участвовал в этом «разгоне». Преступная группа, в
которую входили Садогат и Вагюша вместе с их руководителями
Насреддином и Нуреддином, была известна
Лукину. Оставалось выяснить, кто конкретно участвовал
в «милицейском разгоне» и где браслет с бриллиантами.

Еще не укладывалось в голове, как такое могло прийти
в голову Айзенбергу — продавать золотой браслет с таким
количеством брюликов да еще мастера Фаберже на колхозном
рынке! Пусть даже в центре столицы, но ведь все равно
колхозный! Потерпевший отнюдь не показался ему слабоумным.
Однако он хотя и взял с собой участкового, но для
подобной драгоценности нужно было заказывать броневик.

Все было не как обычно при совершении аналогичных
преступлений, и изначально не должен был сын Айзенберга
искать покупателя на этот браслет на Центральном рынке.
Почему сообщение о таком громком преступлении прошло
спустя сутки, хотя потерпевшие сразу обратились в
милицию? К кому же они обратились, и кто взял на себя
ответственность придержать информацию о преступлении?
И еще было много «почему» и «как», но ответов на
них Лукин не находил и решил, как он выражался в таких
случаях, что волноваться надо поэтапно. Один преступник
уже установлен, а остальное — дело техники. Вот когда всех
рассадят по камерам, тогда и появятся ответы на вопросы.

К вечеру подвезли распечатку ЗИЦ по автомобилям.
Оставалось установить владельца автомобиля с простреленным
багажником, поскольку не мог же участковый
Вишняков ни разу не попасть в «жигули»! Но к концу
рабочего дня приехал Максим Никонович и дал всем команду
отдыхать.

~381~



— Завтра майские праздники. Многие задействованы в
мероприятиях. Идите отдыхать, а после выходных займемся,
— сообщил он.
Его даже не заинтересовали результаты розыска и то, что
они практически вычислили одного преступника и могли
бы установить за праздники владельца автомобиля.
Они сразу и не сообразили, за что им такая нечаянная
радость, только потянули за реальную ниточку, ведущую к
преступникам, и вдруг — «всем отдыхать». Но команда есть
команда, и все разъехались по домам. Лукин это называл —
«поехали укреплять семью».
Праздники прошли в хорошем настроении. Но возникшие
подозрения по Жиркову не давали покоя, а пообщаться
по этому вопросу было не с кем. А если это правда? Если его
бывший подчиненный участвовал в этом, то с таким идиотом
общаться просто опасно, так как за ним могут «топать»
и фотографировать все контакты. Правда, появилась небольшая
надежда, когда Численко предъявил участковому
Вишнякову фотографию Жиркова и тот не опознал его, сообщив,
что тот преступник был похож на артиста Олялина,
а Жирков никак не подходил под это описание.
Но приказ шефа отдыхать всей оперативной группой
опять усилил подозрения Лукина, поэтому оставалось
только ждать. При таких обстоятельствах это было похоже
на отстранение от ведения дела. Максим Никонович даже
не стал заслушивать результаты. Впрочем, за Штирлицем
это водилось, и он не один раз отстранял Лукина от ведения
конкретных дел из-за своей чрезмерной подозрительности,
а потом, когда все заходили в тупик, через Михалыча снова
подключали Лукина.
Все прояснилось сразу после первомайских праздников.
Оперативная группа во главе уже с Численко собралась в
64-м отделении милиции для продолжения работы по «разгону
». Расследование убийства Венглера зашло в тупик, и
теперь по нему остались работать только специалисты по
раскрытию убийств. Через час приехали Максим Никонович

~382~


с сотрудниками ГУУР МВД и представителем КГБ. Всех
поблагодарили за проделанную работу.

— Товарищи, можете ехать по своим рабочим местам
и заниматься текущей работой, а здесь будут работать сотрудники
МВД и КГБ, — сообщил Максим Никонович.

— А премиальными поделитесь, ведь мы почти нашли
эту банду? — пошутил Лукин.

— Вечером выдам, — резко огрызнулся Максим Никонович.
Численко остался с ним как особо приближенный и к
вечеру привез Лукину новости.

— Я оказался прав, это был все-таки Жирков.

— Да, я уже догадался, но не верилось до последнего момента…
Кому доверили руководство уголовным розыском в
отделении? — Лукин оставался спокоен хотя бы в том плане,
что Жирков — не его выдвиженец. Он знал его деловые
качества, но, оказалось, не догадывался о его дури. — И он,
наверное, был не один. Судя по показаниям свидетелей и
потерпевших, он среди азербонов был один из милиции?
Последние месяцы Численко руководил штабом по
убийству в 17-м отделении милиции, убедился, что Жирков
— руководитель никакой, и подал рапорт руководству
на его замену. Однако руководитель отдела кадров категорически
отказал ему, так как частая смена руководителей
была отрицательным показателем в его работе. Ох уж эти
показатели в соцсоревнованиях, а вот теперь руководитель
будет в этих показателях преступником!

— Да, второй был Сергей Вадимович. Ты его хорошо
знаешь. Он у вас в отделении болтался, — сообщил Влад.

— Давно это было, и я запретил ему бывать в отделении
милиции. А вот от кого он представлялся в конторе, ты
лучше меня знаешь, — пояснил Лукин.

— Ты говоришь о прокурорских?

— Сам знаешь.

— Но в этих делах замешан не только Жирков. Он втянул
в преступную деятельность и своих починенных оперов.
В МВД имеется полный расклад их подвигов.

~383~



— И все подвиги доказываются?
Лукин уже понял, что это информация чекистов, а
Вячеслав из КГБ говорил, что на роли потерпевших выставлялись
их помощники, которых нежелательно было
официально пускать по уголовным делам. Вот почему у него
возникло много вопросов по этому «разгону». Не все так
гладко было в этом деле. Вряд ли сотрудники КГБ выдали
всю информацию в МВД.

— По некоторым эпизодам нет потерпевших, поэтому
все будет зависеть от показаний самих участников «разгонов
».

— Ну, так арестуйте Жиркова и Сергея вместе с азербонами,
а остальных увольте из органов и не колите их до
сознанки в том, чего они не совершали, — предложил Лукин,
уже понимая, к чему это приведет.

— Но Максим Никонович и сотрудники МВД настроены
именно так.

— Я понимаю, где доказано, там надо сажать, но зачем
натягивать то, что может не пройти в суде, да и было ли это
на самом деле? Мне кажется, здесь не обошлось без провокации.
Тебе не кажется, что попахивает тухлятиной и в
этом деле?

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Влад.

— Бриллиантовый браслет со ста сорока камушками,
да еще от Фаберже, приносят для продажи на колхозный
рынок и предлагают азербайджанцам. Я понимаю, что их
земляк стал фактически председателем правительства и его
родственники любят бриллианты, но это слишком тонко
для потерпевшего Айзенберга, а уж тем более для очкарика
участкового. И на рынке сын Айзенберга «случайно»
встречает Садогата из этой банды, который там не торгует
и зашел в этот день просто так. Сам знаешь, что такие «случайные
» встречи происходят, когда подозреваемого водят
«наружкой». Вот тогда ему легко могут подсунуть под
нос приманку в виде бриллиантового браслета, от сияния
которого тот перестает соображать.

~384~


— Но тогда получается, что кто-то из продавцов участвовал
в этой продуманной провокации?

— А почему бы и нет! Приехали с окраины Москвы. Что
мы о них знаем? И никогда ничего не узнаем, в том числе,
как к ним попал этот браслет на самом деле. Скорее всего,
это сын Айзенберга, потому что ключевым обстоятельством
в этом преступлении была его встреча с членом банды,
который не усмотрел в этой «случайности» провокацию.
И участковый может быть из помощников по обслуживанию
работников милиции со стороны КГБ. Много в этом деле
темного, — покачал головой Лукин.
Лукин не пытался выгородить уже бывших коллег по работе.
Они получат свое по решению суда, и в этом сомнений
не оставалось. Даже если они не смогли разобраться, что
попали на провокаторов, так как не отказались от участия
в этом деле.

— Они же рисковали потерять браслет, а он бешеных
денег стоит! — удивился Влад.

— Никакого риска не было, потому что они знали каждый
шаг этой банды, имея внутри нее как минимум двух
стукачей. А потом любого могли припугнуть, что браслет
является исторической ценностью и за него всем будет
стенка. Так что за браслет у них не было волнений.

— Может, ты и прав, но это уже не наше дело. О наличии
стукачей в этой банде я тоже догадался, потому что КГБ и
МВД владеют полным раскладом их деятельности. Виктор,
я тебе верю. Жиркова уже арестовали, и он «внизу» в камере
обмолвился, что ты его предупреждал о возможной
провокации и стукачах, которыми обложили 17-е отделение
милиции, а он, дурак, не послушался. Ты об этом знал?

— Только об их начальнике-грузине, поэтому попросил
его убрать из конторы, а старших оперов предупредил, что
с ними будет то же самое, потому что ими заинтересовалось
КГБ. Но, видишь же, не вняли они моему предупреждению.
Не делай добра людям, не получишь оборотной стороны.

— Ты чего-то не договариваешь, — улыбнулся Влад.

~385~



— Просто сказать нечего. Я пытался оградить их от дурных
поступков, но не получилось. Поэтому стоит кому-то
из них сказать, что я их предупреждал о похожей ситуации в
18-м отделении милиции, у меня могут быть неприятности.

— Это точно.

— Но этого не будет, я не знал никакой конкретики, в
крайнем случае, попрошу у источника этой информации
разрешения сослаться на него. Он мне запретил об этом
рассказывать, но я все-таки предупредил некоторых сотрудников,
— сообщил Лукин.

— Источник из большого серого дома на Лубянке?

— Да, оттуда. Сегодня утром был его подчиненный у нас
на совещании. Я знаю, что они не настроены раскручивать
все эпизоды, особенно те, где нет потерпевших. Насколько
я понимаю, потому что некоторые эпизоды были ими
спровоцированы, так как в роли потерпевших выступали
их помощники, а они не готовы их высвечивать. Только
нашему руководству нужно бы это донести в уши, но мне
нельзя. На меня, видимо, и так волком смотрят.

— Есть немного, — усмехнулся Влад, потому что еще
мягко было сказано.

— Я понимаю, только зря они хотят убрать меня таким
образом, как своего конкурента. Ничего у них не получится.

— Я надеюсь.
Лукин направился к дому и около подъезда натолкнулся
на троих мужиков, которые глотали портвейн из горлышка.
Как-то они делали это неестественно, да и в бутылке, скорее
всего, был заваренный чай. Лукин много раз заказывал наружное
наблюдение за преступниками, которых должны
были задерживать с поличным, поэтому обычно находился
вместе с бригадиром «топтунов» и принимал решение о
задержании. Ему ли не знать все их приемы, которыми они
пользовались при слежке! Вскоре вышел приказ по МВД,
запрещающий участие в этих мероприятиях оперативного
состава милиции, но для Лукина эти уроки не прошли даром.
При встречах с парижанкой Лаурой он легко вычислял

~386~


среди случайных прохожих тех, кто за ними следил, а ведь
это проводилось периодически и скорее всего для профилактики,
чтобы убедиться, что у них продолжается роман
и ни до чего другого им дела нет. У Лукина были полные
основания проверить документы у этих троих, глотающих
что-то из бутылки, и доставить их в отделение милиции для
составления протокола за распитие спиртных напитков,
однако он прошел мимо и лишь в подъезде усмехнулся,
подумав, что никакой фантазии нет у этих «топтунов». То
была у него совсем не мания, а просто обычный профессионализм.
Он прекрасно понимал, что это — милицейская
«наружка», потому что в КГБ знали полный расклад этого
дела с «разгоном» и также знали, что Лукин не проходит
по их информации, а вот МВД могло усомниться в этом,
так как его использовали в темную в этом деле. Чекисты
состыковали потерпевшего Айзенберга с преступниками и
передали совершенное преступление в МВД, а остальное
передали информацией о лицах, участвовавших в аналогичных
преступлениях. Информацией, потому что в тех
эпизодах потерпевшие по известным причинам остались
неустановленными, а драгоценности ушли к азербайджанской
преступной группировке. Таковы были условия
участия работников милиции, которые выступали в роли
пугала. При продаже «темной» драгоценности «вдруг»
появлялся работник милиции, причем в тот момент, когда
цацка оказывалась в руках покупателя-азербона. Все быстро
расходились, а драгоценность оставалась у азербайджанца.

Лукин понимал своих коллег, особенно после высказываний
Жиркова в камере, что он предупреждал его об азербайджанской
банде. Теперь они хотели выяснить — какие
у Лукина отношения с этой бандой, потому и решили за
ним «протопать». Так что Лукин не стал финтить и рубить
хвосты, чтобы не усилить их бредовые подозрения. Пусть
коллеги посмотрят и отпишутся, что у него в эти дни вообще
ни с кем не было контактов, кроме коллег на работе
и жены дома.

~387~



Утром он увидел на лестничной площадке между этажами
целующуюся парочку, и ему стало окончательно ясно, что
его водят. Потом следующие лопали мороженое или читали
объявления на столбах. Лукина это забавляло, и он старался,
чтобы они не потеряли его, и когда проезжал перекресток на
желтый свет, то сбавлял скорость после перекрестка.

Однако руководство на этом не успокоилось и пошло
на явную провокацию. Неожиданно в его кабинет на Сретенке
ввалился без стука молодой азербон. Лукин видел
его раньше в компании Насреддина. Он даже не сообщил,
как его зовут, но представился племянником Насреддина.
Племянник открыл дверь и громко при открытой двери
сообщил, что с Лукиным хочет встретиться его дядя Насреддин.
Лукин даже растерялся от такой наглости, а тот
опять громко, чтобы была четкая запись на магнитофоне,
переспросил, что передать дяде о встрече. Информации о
банде Насреддина у Лукина было предостаточно, но встречались
они всего дважды. В кафе «Вареники», когда Лукин
проводил мероприятия по борьбе с наркотиками, а нукеры
Насреддина убежали через кухню, побросав свои пушки в
котел с харчо. За столиком кафе он нашел одного Насреддина,
которому нечего было предъявить, так как нарушали
закон его нукеры. Вторая встреча состоялась с ним после
совершенного мошенничества его нукерами в отношении
подполковника палестинской армии. Лукин пообещал ему
крупные неприятности, и в результате палестинец остался
доволен розыском преступников. Теперь стало ясно, что
«наружка» ничего не накопала, поэтому решили такой дешевой
провокацией притянуть Лукина к азербайджанской
банде. Сообразив, для чего это делается, Лукин схватил за
шиворот щуплого племянника, развернул его и вытолкнул
из кабинета, пригрозив врезать ему хорошенько, а в отношении
дяди громко, подобно ему, сообщил, что будет
беседовать с ним, когда тот окажется в камере. С рапортом
об этой провокации он мог обратиться только к своему
начальнику — Максиму Никоновичу, но, понимая, что

~388~


без него не обошлось, не стал этого делать. Он уже не раз
сталкивался с его мнительностью и подозрительностью.
Однако Лукин не мог оставить такие факты без внимания
и потому тихо проводил свое собственное расследование
«дела о браслете». Впервые Лукин столкнулся с азербайджанской
бандой, которая состояла из секретных агентов
КГБ, МВД и самих разбойников. Получалось, что по делу
были арестованы только разбойники, а Дубов и племянник
разгуливали на свободе. Теперь не оставалось сомнений, что
и племянник молотил на милицию и выполнял их задание,
придя к Лукину.

В последующие дни продолжились задержания сотрудников,
о которых нельзя было даже подумать, что они способны
на подобное. Участие чекистов в этом деле было очевидным.
Преступников задерживали на основе показаний
арестованных азербайджанцев, которых запугали расстрелом,
потому что браслет Фаберже принадлежал государству
как историческая и художественная ценность. Оставалось
под вопросом, что этот браслет изготовил Фаберже, да и
показания азербонов под таким испугом — также. Сам же
браслет после «разгона» Садогат передал родственникам
Алиева в качестве подарка, а обратно получить его было
не так просто. Лукин это знал по серьгам вдовы Алексея
Толстого, попавшим к этим же родственникам.

На этот раз угрозы расстрела сделали свое дело, и появилась
надежда, что браслет будет возвращен. Арестованный
Вагюша, имевший до этого пару ходок за разбои и грабежи,
молчал на допросах как рыба, а другие азербайджанцы рассказывали,
что опера при грабежах исполняли роль молчаливого
пугала. Все участники банды были уверены, что эти
драгоценности, предлагаемые для продажи потерпевшими,
ворованные, поэтому продавцы не будут заявлять в милицию,
когда их обманут.

Лукин установил одно важное обстоятельство в этом
деле, что Дубов, которого они год назад задерживали в квартире
Мамедова на Пушкинской улице, имел удостоверение

~389~



корреспондента ТАСС. Когда же сотрудники МВД запросили
отдел кадров ТАСС, то оказалось, что Дубов никогда у
них не работал, а удостоверение с данным номером в числе
еще десяти таких же было передано по письму в КГБ для
использования сотрудниками в качестве документа прикрытия.
Что Дубов был оттуда, Лукин знал от Вячеслава из КГБ,
но его здорово удивило другое обстоятельство. Внедрение
Дубова в оперативный коллектив 17-го отделения милиции
прошло под руководством КГБ очень тонко. Поступило
заявление о предстоящем разбое на квартире Мамедова,
а разбоя не получилось, и Дубов вошел в доверие к сыщикам
после того, как отсидел в камере пять суток. Теперь он
обрабатывал Жиркова, а через него и других оперов 17-го
отделения милиции, которым сообщал, что их «разгоны»
одобрены КГБ и отобранные цацки возвращаются государству,
так как они ворованные. Оперативникам накрывали
столы после проведенных операций в ресторане «Нарва»
или в кафе-стекляшке на Садово-Самотечной улице. Гулянки
происходили в присутствии всей банды под шуточки,
смех и обсуждение, как они ловко отобрали цацки у барыг
или у третьих лиц, к которым попали эти драгоценности с
темным прошлым. Информация после гулянок попадала в
КГБ. Дубов и Сергей не работали «за тарелку щей» и получали
за эти операции сразу наличные. У азербонов всегда
имелись крупные суммы денег. Это обстоятельство, что
оперативникам проехали по ушам с одобрения КГБ, хоть
как-то объясняло недоумение Лукина, потому что он не мог
представить, что опера оказались способны на такое. Разумеется,
это касалось только недоумения Лукина по данному
вопросу, но никак не выгораживало тех, кто нарушал закон
и не мог не догадываться, чем именно занимается.

Да, правду говорят, что опера колются на допросах быстрее,
чем жулики. Они сами подкрепили показания азербонов
своими признаниями. Сергея Вадимовича взяли около
метро Динамо во время свидания со знакомой стюардессой,
которую выпустили из милиции под наружное наблюдение.

~390~


Последнего участника этой банды Садогата схватили после
того, как он выдал браслет.

Садогат положил браслет в торт и закрыл в камере
хранения аэровокзала на Ленинградке. Позвонил в милицию
и сообщил об этом. После возврата браслета вся суета
прекратилась. Было понятно, что передача этого браслета
руководителю такого ранга находилась уже за пределами
операции. Этот товарищ из Политбюро ЦК КПСС был из
их команды, а Садогат отработал цепочку передачи браслета
в обратную сторону и сунул его в торт. На этом операция
и завершилась, но могла бы и раньше закончиться, если бы
сразу выдали браслет.

Позже Лукин узнал, что из уголовного дела убрали запрос
в ТАСС о работе Дубова корреспондентом, а потому
в суде не стали рассматриваться обстоятельства о создании
им иллюзии, будто оперативники были участниками чекистской
операции. И конечно не возникло вопросов к сыну
Айзенберга в связи с тем, почему он поехал предлагать браслет
Фаберже на колхозный рынок и обратился к Садогату
из азербайджанской преступной группировки. Никому до
этого не было дела. Была поставлена задача самым высоким
руководством страны посадить и уволить как можно больше
сотрудников милиции, а опера 17-го отделения не заметили
провокации и, в конце концов, совершили уголовное преступление.


Руководство районного управления милиции продолжали
дергать в Особую инспекцию по личному составу, готовя
материалы о наказании.

В это время попались работники ГАИ, которые выпили
после вечерней смены и в пьяном виде возвращались ночью
по домам. Около отделения ГАИ на Вятской улице они присмотрели
«жигули», с которых сняли задний подфарник,
так как разбили на своей служебной машине такой же. Их
задержал милицейский патруль, который курсировал по
территории на автомобиле. Для милиционеров это была
«палка», и они доставили всю компанию сотрудников

~391~



ГАИ в отделение милиции. Чистая кража, и за это жулики
получали срок, но скорее условный, только любой жулик
сообразил бы в этом случае, что одному надо взять всю вину
на себя, чтобы не было групповой кражи, а «корешки»
будут ему должны за это. С этими сотрудниками ГАИ милицейское
руководство пустило по возбужденному делу всех
участников пьянки, распределив им роли участия в краже.
Один предложил, значит, был организатором, другой стоял
на «атасе», третий отвинчивал подфарник. Получилась
кража, совершенная группой лиц, поэтому и часть вторая
по уголовному кодексу. Но это же было не ограбление банка,
а сперли старый подфарник, который можно было привернуть
обратно на те же «жигули», а сотрудников уволить из
органов, так как у этого уголовного дела не было судебной
перспективы, а треску оно наделало бы при такой ситуации
в районе очень много. Именно это и предложил Лукин, но
руководство управления его не послушало. Максим Никонович
решил, что их следует арестовать и проверить по
аналогичным нераскрытым преступлениям в районе, так как
граждане уже обращались в милицию по подобным кражам.
Что поделаешь, если в стране за автомобилями в очереди выстаивают
по два-три года, а про запасные части и говорить
нечего! Их можно было купить около завода «АвтоВАЗ»,
да и то ворованные.

В результате это преступление легло в общую сводку
происшествий с личным составом управления, и получалось,
что здесь работали не только оперативники-мошенники, но
и сотрудники ГАИ-жулики. А тут еще прокурор возбудил
уголовное дело о превышении служебных полномочий
участковым инспектором по 64-му отделению милиции,
и его включили в общую сводку происшествий с личным
составом. На территории этого отделения милиции неизвестный
преступник совершил развратные действия в отношении
восьмилетней девочки, а этот участковый установил
преступника и задержал, но при доставлении в милицию
нервы у него сдали, и он выписал тумаков этому мерзавцу.

~392~


Дело было подследственное прокуратуре, и арестованный
дал показания, что участковый побил его по дороге. Участковый
честно признался, что нервы сдали, и прокурор
возбудил уголовное дело за превышение служебных полномочий.
Все правильно, но можно было придержать сводку об
этом на пару дней! И в это время сводная бригада из ГУВД
Москвы и МВД победно рапортовала руководству МВД о
задержании оперативников 17-го отделения милиции по
информации КГБ. И там было все правильно, и те тоже совершили
преступление, но почему никто не понимал, что
это в конечном счете была провокация? По СССР таких
случаев набралось предостаточно. Чекисты умели работать,
но этот случай пошел «паровозом» в общей сводке по
стране, которую доложили в ЦК КПСС, и КГБ получил
добро на дальнейшую чистку в милиции. Так 17-е отделение
прогремело на всю страну. И началось такое, что спустя два
года решением ЦК КПСС сняли министра внутренних дел
Федорчука с формулировкой «за неправильную кадровую
политику».

А пока делались жесткие выводы в отношении руководства
Свердловского РУВД столицы, и они были вполне
предсказуемы. Начальников Александра Михайловича и
Максима Никоновича уволили на пенсию. Наверное, за то,
что перестарались, думая, если они больше сотрудников сдадут,
то сами меньше получат. Только они совершенно забыли,
что сами этих сотрудников воспитывали и ими руководили.
Максим Никонович имел ранее выговор по партийной линии
за нарушение соцзаконности. Хотя это было давно, но
райком партии ничего не забывал. А в расстановке кадров
партия имела решающий голос, так что, видимо, усердие
Александра Михайловича показать, какими сотрудниками
он руководил, было учтено.

Уволили молодого, но перспективного начальника 17го
отделения милиции Александра Литвиненко, а Влада
Численко долго назначали на эту должность, а сняли в один
момент и отправили обратно в 14-е отделение милиции.

~393~



Соседний кабинет начальника угрозыска района вновь
остался без хозяина, да в придачу и другие кабинеты освободились.
По этому поводу многие недоумевали, почему
из руководителей угрозыска только Лукина не привлекли
к дисциплинарной ответственности. Просто забыть про
него не могли, потому что он ранее два года руководил теми
оперативниками, которые совершили преступления, да и
теперь являлся заместителем у Численко, и они же входили
в его подчинение. Лукина вызывали, как и всех, в Особую
инспекцию, где он писал объяснения по данному вопросу,
но его решили не наказывать.

Он и сам не мог ответить себе на этот вопрос, но на него
ответил Штирлиц, тихо сообщив коллегам по несчастью,
что Лукин — сотрудник КГБ из действующего резерва
Андропова, внедренный в милицию. Максим Никонович
также вспомнил о Лукине как о виновнике своего выговора
по партийной линии, который ему занесли в учетную карточку,
а следующим наказанием было исключение из партии,
что означало конец карьеры. Тогда и Лукина пригласили
на бюро Свердловского райкома партии для рассмотрения
персонального дела по этому же вопросу. Он знал эту процедуру
на бюро, когда член партии вставал и выслушивал
вердикт, так как все готовилось уже заранее. Лукин был в
то время секретарем партийной организации, и его знали
в райкоме. До заседания бюро райкома он смог достучаться
до кабинета секретаря райкома Линевой и доказать, что в
деле, возбужденном прокуратурой города Москвы, нет состава
преступления и дело должны прекратить, а перед этим
получил устную информацию от следователя прокуратуры,
который согласился подтвердить это. Максим Никонович
еще тогда был обижен на Лукина за то, что он вышел сухим
из воды, а Линева на очередном совещании сообщила о
молодых коммунистах из отделения милиции, умеющих
бороться на бюро райкома и отстаивать свою точку зрения.
Многие поняли, что речь шла о Лукине, только не все знали,
что если бы он не отстоял тогда свою точку зрения у следо


~394~


вателя, то увольнение из органов воспринял бы как благо,
так как бывало, что и следствие ошибалось.

Не все так гладко у него прошло и с этим делом. Никто
не знал, что за ним «топали» целую неделю, а потом устроили
провокацию для записи на магнитофон с племянником
Насреддина, главаря азербайджанской группировки. Его не
вызывали на допрос по «делу о браслете», но он знал, что
многие сотрудники арестованы на основании показаний
других членов банды, хотя не было по тем эпизодам ни
потерпевших, ни драгоценностей, которыми завладели
азербоны. И в других эпизодах эти опера не участвовали, а
поэтому арест и привлечение к ответственности были сомнительными.
Юристы квалифицируют это как отсутствие
состава преступления, но ведь опера и сами признались,
что участвовали в «разгонах», а обстановка того времени,
когда балом правил КГБ, позволяла привлечь их к уголовной
ответственности и выдать сроки. Вызов Лукина в
суд для дачи показаний по этому делу был, мягко сказать,
неожиданным, и он не сказал бы, что оставался спокоен.
Он знал, что это очередная провокация, которая могла бы
закончиться таким, что страшно подумать. Так уже делалось
при аресте некоторых оперов. Одного-двух показаний было
достаточно, чтобы оказаться за решеткой. Он не понимал,
чем может помочь суду своими показаниями. Было ясно,
что судье рекомендовали «товарищи из компетентных
органов» вызвать Лукина, чтобы он дал показания под
присягой. Судья попросила его пройти за стойку и дать
устную характеристику каждому сотруднику, как бывшему
начальнику. Он слегка удивился этому вопросу, но дал каждому
бывшему сотруднику исчерпывающую и объективную
характеристику. Не в том стиле, что пишут работники отдела
кадров, но судья была удовлетворена его ответом.

«Так. Что-то не сложилось у этих «темных сил», если
судья задает мне такие вопросы. Самые подробные характеристики
на арестованных оперов подшиты в уголовное дело,
а меня просят рассказать устно, будто бы что-то зависит от

~395~



этих показаний. А почему тогда не вызвали на допрос их
непосредственных начальников? Нет, явно тут была другая
задумка, но не что-то не срослось. Кого-то они склонили на
свою сторону для осуществления провокации, но потом поняли,
что не получится просто так «соплями» притянуть
меня к этому делу», — размышлял Лукин, шагая по Каланчевской
улице от здания Московского городского суда.

Так что зря Штирлиц и прочие выдумывали небылицы о
его связи с КГБ. Он просто умел постоять за себя и в Особой
инспекции по личному составу сначала рассказал о системе
подбора кадров для службы в КГБ, когда из отобранных положительных
кандидатов получают погоны офицеров только
немногие. Изучение их личностей происходит не один год,
а что хотели получить в МВД при такой текучести кадров
и среде, в которой вращаются сотрудники? Одни скатываются
на тропу преступности в процессе службы, а другие
специально приходят, чтобы совершать преступления. Это
всегда было. С этим надо бороться и укреплять руководящие
кадры, а не рубить всех подряд.

«Чего только не выдумают из-за отсутствия информации
», — подумал Лукин, давным-давно оградивший себя
вакуумом. Он еще раз улыбнулся выдумкам Штирлица о
его принадлежности к КГБ. Сейчас выгодно было быть
чекистом. Коллеги ему лично этого не говорили, но явно
побаивались.

Только по истечении двух лет коллеги поймут, как
глубоко они ошибались, называя его за глаза чекистом. Но
это случится потом, да и то об этом будут знать немногие,
поскольку конфликт у Лукина выйдет с КГБ. Да и не собирался
Лукин перед кем-либо отчитываться, почему его не
наказали по «делу о браслете».

После серии громких отставок в Свердловском РУВД
развернулась борьба за власть. Опять образовались вакансии
начальника ОУР и заместителя по оперативной работе. Лукин
с Вайнером так и остались руководить угрозыском района
на своих же должностях. Они и не помышляли о каком-то

~396~


повышении по службе после такого разгрома в угрозыске.
Удержаться на своем месте уже было поощрением. На место
начальника РУВД претендовал заместитель по службе Севастьян
Самохвалов, который давно перебрался из Молдавии,
блондин ростом под сто девяносто сантимет ров. В районе
его звали Севой, иногда по прозвищу — Самохвал, которое
предполагало человека самовлюбленного и высокомерного,
но он был просто жестким руководителем. Наверное, такой
и должен работать в милиции. Второй заместитель по
тылу — Виктор Кулаков был полной противоположностью
Севе, за что Лукин прозвал его «Пластилиновый», и кличка
прижилась. Кулаков тоже был не прочь покомандовать районной
милицией, и у него имелись связи в райкоме партии
и исполкоме, а Севу поддерживало руководство ГУВД с
Петровки, 38. Борьба за власть была непродолжительной.
Неустановленное лицо похитило из кабинета Севы приказ
с грифом «Совершенно секретно» и отправило его на
Петровку, 38. На этом борьба завершилась. Самохвалова
понизили до начальника 17-го отделения милиции, где работала
эта «команда». При назначении Самохвалов попросил
Лукина помочь ему в становлении нового коллектива отделения,
на что тот дал согласие. Лукин добровольно шел на
понижение в должности, но опять же с расчетом. Во-первых,
это являлось укреплением руководящих кадров отделения,
а во-вторых, он чувствовал, что Сева будет большим начальником
и протащит его за собой.

Однако Лукину в райкоме партии Василий Иванович тут
же разъяснил, что у них на него совершенно другие планы.

— А кто будет руководить уголовным розыском в районе?
Мы тебя не отпускаем, тем более что руководство управления
уволено и начальника отдела уголовного розыска
сняли с должности. Скоро будет назначен новый начальник
управления. Вот тогда с ним и решайте.

— А кого назначат? — поинтересовался Лукин.

— Мы уже в райкоме партии согласовали кандидатуру.
К вам будет назначен Владимир Иосифович Панкратов.

~397~



— Но он же начальник одного из ведущих управлений в
ГУВД Москвы, как же его в район, это понижение?

— Он к вам идет на время — для укрепления дисциплины
перед повышением по службе, а если честно, то и ему не
повезло. Сначала им с Николаем Степановичем Мыриковым,
первым заместителем ГУВД, объявили по выговору за обвал
трибуны в Лужниках, а следом — за плохое обеспечение
общественного порядка в районе Новодевичьего монастыря,
поэтому он и оказался в руководителях вашего района.
Лукин знал, что на стадионе в Лужниках во время футбольного
матча между московским «Спартаком» и голландским
«Харлемом» в результате халатности сотрудников
милиции погибло более шестидесяти человек. К лишению
свободы приговорили директора Лужников, который находился
на этом посту всего два месяца. Аначальника ГУВД
Москвы Трушина даже ни в чем не упрекнули. Следствие,
которое проводила Московская прокуратура, сделало все
возможное, чтобы отвести удар от московской милиции.
Потом в районе Новодевичьего монастыря Панкратов
послал «далеко» одну гражданку, а та оказалась близкой
родственницей Суслова, «серого кардинала» Политбюро
ЦК КПСС. После этого его отправили поправлять положение
в Свердловском РУВД города Москвы.
На Петровке хорошо знали крутой нрав Владимира
Иосифовича, как он приказывал маршировать по плацу
под барабан полковников милиции, которые командовали
патрульно-постовой службой столичных райуправлений.
Да и Лукин с ним недавно столкнулся. Во время майских
праздников он приехал проверять управление от руководства
ГУВД и попросил спуститься вниз Лукина, который
уже закончил дежурство и занимался оперативной работой
в своем кабинете.

— Доложите обстановку за прошедшие сутки, — предложил
Панкратов.

— Да, вроде бы все нормально, без происшествий, товарищ
полковник.

~398~


— Ничего нормального нет. Ваш оперативник Соколов,
с которым вы дежурили ночью, оказался с запахом алкоголя.

— Возможно. Когда он сдавал дежурство, то был трезв
как стеклышко, а в личное время я ему не пастух, — обрезал
Лукин.
Виктор был в курсе, что Соколов собирался идти домой,
но, узнав, что приезжает его однокашник Панкратов, с
которым вместе учились в школе милиции, решил остаться,
чтобы поздороваться. Вот и встретился с однокашником,
большим руководителем, а тот, унюхав спиртное, дал команду
отвезти его на освидетельствование к медикам и уволить.
Полковник приблизился к Виктору, и тот, правильно
расценив его маневр, упредил:

— Что, дыхнуть, что ли?
— Не надо, вижу, что трезвый. Идите, вы свободны, —
рявкнул полковник, как на плацу.
Виктор отправился к двери обычной походкой, вразвалку.
— Стойте, майор. Вы еще и отходить не умеете, —
окликнул он Лукина.
Виктор оглянулся вполоборота:

— Что, блин, каблуками щелкнуть? Или на плац под
барабан пригласите?

— Ну-ну, идите, — ухмыльнулся Панкратов.
Сопровождающее полковника руководство только
головами покачало от такого поведения майора. А Лукин
остался недоволен поведением этой свиты, готовой плясать
под барабанный треск перед полковником, который в одну
минуту решил судьбу своего однокашника, позволившего
себе выпить после суточного дежурства стакан сухого вина.
Соколов ничего другого просто не пил. Вот и поздоровался.
Поэтому Лукин не испытывал особого восторга от назначения
Владимира Иосифовича начальником управления.
Лукин только мог предполагать, кто выкрал у Самохвалова
секретный приказ. Еще древние говорили, кому
это выгодно. Только через два года Кулакова назначат

~399~



руководителем РУВД, уже после Панкратова, у которого
тоже будет развиваться карьера по спирали — со взлетами
и падениями на витках. Когда он доберется до руководителя
ГУВД столицы, то Кулакова отправит в отпуск, а потом
сразу на пенсию, не дав отпраздновать юбилей на должности
начальника РУВД, который состоится уже на гражданке
через два месяца. На его место Панкратов назначит Самохвалова,
с которым по молодости они вместе занимались
борьбой дзюдо и сохранили приятельские отношения, но
это будет гораздо позже. Оказалось, что война между ним
и Кулаковым не закончилась кражей секретного приказа.

Через неделю приехало руководство ГУВД и на совещании
представило Панкратова как начальника райуправления,
который сразу после совещания отправился
по кабинетам руководителей — знакомиться с личным составом.
В их кабинете Владимир Иосифович прошел мимо
Лукина и поздоровался за руку с Михалычем, не обращая
внимания на Лукина.

— Майор Вайнер Андрей Михайлович, — представился
тот.
Панкратов вопросительно округлил глаза.

— Так, — протянул он.

— Нет, не родственник писателям Вайнерам, — упредил
тот вопрос полковника.
При выходе из кабинета полковник встал вполоборота
к Лукину. Похоже, что он запомнил их стычку во время
майских праздников. И так же вполоборота бросил:

— А с вами, майор, мы уже знакомы?

— Так точно, товарищ полковник, — браво ответил
Лукин, давая понять, что он не из пугливых.

— Ну-ну, — все так же отреагировал полковник и вышел.

— Теперь он тебя точно сожрет, — сделал вывод Михалыч.


— Посмотрим, и не такие пытались.
Лукин и сам понимал, что назначение нового начальника
ничего хорошего для него не предвещало.

~400~


Панкратов вызвал Михалыча к себе и начал грузить его
по вопросам раскрываемости преступлений. В пятницу
вызвал его же на общем совещании руководителей в зале
за трибуну и попросил отчета за неделю о проделанной
работе. Лукин это расценил как начавшийся накат на
него и отстранение от руководства отделом, но ошибся.
Вайнер не смог ответить на все поставленные вопросы, а
их оказалось предостаточно. Владимир Иосифович ранее
работал в МУРе, еще до учебы в Академии МВД СССР.
Теперь знания, полученные в Академии, он применял
в вопросах по оперативно-розыскной деятельности на
Михалыче до тех пор, пока у того не лопнуло терпение и
он не возмутился.

— Товарищ полковник, на эти вопросы мог бы ответить
мой руководитель!
Лукин чуть не подпрыгнул в зале среди руководящего
состава от неожиданности. Вайнер публично признал, что
он — его начальник, но в данном признании Лукин усмотрел
подставу, так как оно было высказано не в нужный момент.
Михалыч мог бы это сначала сказать ему, а уж потом возмущаться
на совещании.

— А вы что — не начальник уголовного розыска
РУВД? — удивленно спросил Панкратов.

— Нет, начальник у меня Лукин.

— Майор Лукин, а вы что молчали?

— А вы меня и не спрашивали, — под общий хохот
офицерского собрания ответил Лукин. Полковник тоже
засмеялся.

— Мудёр… Ну, идите сюда, за трибуну.
Вопросы посыпались на него четкие, монотонные, на
которые невозможно было ответить общими фразами:
усилим, укрепим, доработаем, но в основном Лукин осветил
их достойно.

— Хорошо, садитесь, но к совещаниям готовьтесь лучше,
— подвел итог его отчету Панкратов.
«Первый удар парировал», — подумал Лукин.

~401~



После обеда полковник вызвал его к себе через дежурного
по РУВД. Дежурный перехватил Лукина в коридоре
и проводил до дверей начальника управления, боясь, что
он потеряется в одном-единственном коридоре. Все перед
Панкратовым трепетали и исполняли его приказы четко
и беспрекословно, иначе через час в кадрах будет лежать
приказ о наказании.

— Проходите, садитесь. Для улучшения работы по линии
уголовного розыска у меня имеется ряд предложений.
И далее примерно около часа он сыпал, надо сказать,
деловыми предложениями, на что Лукин соглашался. Срок
исполнения — неделя.
Лукин, засучив рукава, претворил их в жизнь вместе с
личным составом. Полковник остался доволен его оперативностью,
но замечание сделал:

— В следующий раз заходите к начальнику с блокнотом,
так как некоторые детали упустили.
Вызовы Лукина за трибуну на совещаниях продолжались.
В начале совещания Панкратов как обычно сообщал:

— Лукин, прошу, отчитайтесь по итогам работы за неделю,
что сделано и что собираетесь делать, чтобы поправить
положение.
К этому все привыкли и Лукин тоже, поэтому его не
требовалось приглашать за трибуну, а только Панкратов
поднимал на него взгляд, он безропотно под хихиканье
офицеров вставал за трибуной для отчета.
Вопросов с каждым совещанием сыпалось все больше
и больше. Все отлично знали об их взаимоотношениях.
В принципе, они не были плохими изначально, но все видели,
что никто из них не хочет уступать. Лукин не будет
прогибаться, как некоторые. Поэтому эти легкие пикировки
вызывали смех среди офицеров на совещаниях, которые
начинались с него и им заканчивались.
Лукин начинал свои заходы на трибуну для отчета с
текстом на листочках, где были прописаны ответы на возможные
вопросы. Постепенно листочек вырос в толстую

~402~


папку, и когда начальник задавал какой-нибудь сложный
вопрос, он быстро отрывал нужную страницу и подробно
да обстоятельно отвечал на поставленный вопрос, чтобы не
оставалось времени у руководителя задать еще несколько
вопросов. На очередное совещание Лукин взял с собой пять
толстых папок, в которых были документы, совершенно
не относящиеся к совещанию, но по объему выглядевшие
внушительнее романа Толстого «Война и мир».

— Лукин, прошу, — как обычно предложил полковник.
Виктор взял эти толстенные папки и с таким грохотом
опустил их на трибуну, что полковник и все его заместители
удивленно посмотрели на Лукина.

— Все будете зачитывать? — улыбаясь, спросил полковник,
показывая на папки.

— Нет, товарищ полковник, выборочно, — под общий
хохот зала доложил Лукин.

— Садитесь, у меня вопросов нет.
В конце совещания Владимир Иосифович напомнил о
предстоящем на следующий день общем совещании офицерского
состава управления по подведению итогов. В управлении
после ухода на пенсию Максима Николаевича долгое
время место первого заместителя по оперативной работе,
как и место начальника угрозыска оставались вакантными.
На гарнизонном совещании присутствовали представители
ГУВД, КГБ, прокурор района, секретарь райкома
партии Линева Александра Андреевна и председатель исполкома
Еремин Алексей Иванович.
Владимир Иосифович, как обычно, вызвал Лукина, и
тот решил, что для отчета.

— Лукин, прошу.
Однако, когда тот направился для отчета за трибуну, то
полковник указал ему на кресло в президиуме рядом с собой.

— Начальник отдела кадров, прошу издать приказ о
назначении майора милиции Лукина исполняющим обязанности
моего первого заместителя по оперативной работе.
Товарищи офицеры, с сегодняшнего дня все его указания

~403~



прошу рассматривать, как мои указания, — сообщил он
всему офицерскому составу.

Так закончилась их легкая пикировка, которую некоторые
недруги расценивали как вражду, ожидая, что Лукина
вот-вот сожрет полковник. Они уже распределяли должности
в связи с его будущим увольнением. А полковнику,
видимо, понравились непокорный нрав и легкая ирония
молодого руководителя, ухитрявшегося справляться со
своими обязанностями во всех лицах. Лукин так и оставался
единственным руководителем уголовным розыском района,
если учесть, что Вайнер работал только по настроению. Он
его понимал, поэтому не спрашивал.

Да, сбылись пророчества Максима Никоновича о том,
что Лукин собирался сместить его в кресле. Так и получилось
в силу сложившихся обстоятельств, связанных с отставками
руководства. Хоть исполняющим обязанности, но в кресле
Максима Никоновича. Все недруги Лукина сразу приутихли
и стали вести себя заискивающе, поняли, вероятно, что он
им стал не по зубам. Еще бы. Сам Панкратов представил
его своим первым заместителем.

По «делу о браслете» был проведен ряд оперативных
мероприятий в центре столицы, и часть азербайджанской
преступной группировки из Гардабанского района отправилась
в места не столь отдаленные. Ее остатки уехали в
Баку или другие города, чтобы не дразнить оперативников
угрозыска, которые понимали, откуда взялась беда сначала
в 18-м, а потом в 17-м отделениях милиции.

Ресторан «Узбекистан» на Неглинной улице был любимым
местом традиционных сборов азербонов. Эти места
они периодически меняли, и все общепитовские точки от
ресторана «Нарва» на углу Садового кольца и Цветного
бульвара до Неглинки были оккупированы этой бандой. Теперь
эти места заняли чеченцы, о которых впервые в Москве
заговорили три года назад, когда перед Олимпиадой-80 два
студента чеченской национальности совершили в столице
разбойное нападение. До этого они дальше Ставрополья

~404~


не разбойничали. Чеченцы занимались мошенничеством в
автомобильном комиссионном магазине Южного порта, где
ловко «кидали» советских граждан, желавших приобрести
автомобили, но им не давали развернуться оккупировавшие
этот район азербоны. Теперь территорию расчистили,
и чеченцы заняли места на авторынке и в ресторанах, где
раньше обитали гардабанские. Лукин не видел в этом ничего
хорошего, так как азербоны были все известны и среди них
имелись свои люди, которые могли что-то подсказать. Чеченцев
же никто не знал, и на контакт они не шли. У них за
стукачество сразу ножом по горлу. Жестокая банда, однако
они не делали криминальной погоды в центре столицы, а в
ресторанах прогуливали награбленное по другим районам.
Неуютно стали чувствовать себя посетители этих ресторанов,
когда обкуренные или полупьяные «дети гор» пускались
с воплями в дикие пляски.

Там же в Южном порту набирался опыта Сергей Тимофеев
по кличке Сильвестр, о котором скоро заговорили
как о лидере солнцевских бандитов. Лукин неоднократно
задерживал преступные группы грузин и азербайджанцев,
которые «кидали» жителей его района. В Южном порту
работало несколько бригад, но методика у всех была одинакова.
Они искали лохов, в основном среди интеллигенции,
которые побоялись бы заявлять в милицию, так как продавали
автомобиль дороже, чем он стоил, а это была уголовно
наказуемая спекуляция. К продавцу подходил покупатель
и договаривался о сделке, которая происходила обычно на
квартире продавца, чтобы его расслабить. В квартире покупателя
«кидали» самыми разными способами. К примеру,
оставляли деньги в портфеле с разрезанным дном. Одной
рукой клали в него деньги на глазах потерпевших, а другой
забирали через дырку. Если кто-то проявлял бдительность,
то его попросту грабили. Суммы сделок были огромными,
потому что равнялись стоимости автомобилей. Между группировками
возникала борьба, и зародился рэкет. Милиция
в Южном порту довольно спокойно относилась к такой

~405~



преступности, считая этих деятелей менее опасными для
общества, чем конкретные убийцы и грабители. Эти жулики
и рэкетиры совершали преступления на территории других
районов столицы и в основном трясли и «кидали» тех, кто
и сам был нечист перед законом. А в других районах такие
как Лукин с коллегами из угрозыска начинали розыск преступников
с автомагазина в Южном порту, а потом продолжали
в Грузии или Азербайджане, где скрывались бандиты
вместе с похищенными автомобилями. Чеченцы оказались
незваными гостями в центре столицы.

Жизнь на территории Свердловского района шла своим
чередом. В Москве появился новый вид преступлений —
разбойные нападения на квартиры богатых граждан. Они
совершались и ранее, но все-таки не такие дерзкие. Теперь
бандиты стали вооружаться огнестрельным оружием. Такой
сигнал поступил в дежурную часть с улицы Верхней Масловки,
где в доме номер шестнадцать потерпевшей оказалась
трехкратная олимпийская чемпионка по фигурному катанию
Ирина Роднина. На месте происшествия Лукин встретился
и с режиссером театра «Сатирикон» Константином
Райкиным, который приехал помочь ей в этом несчастье.

В квартиру Родниной ворвались четверо разбойников
в вязаных шапочках, надвинутых на глаза, и почему-то с
никелированным пистолетом. Связали прислугу и вынесли
все ценное: шубы, видеоаппаратуру и ювелирные изделия.

Оперативная отработка круга знакомых потерпевших,
которые посещали эту квартиру, не смогла пролить свет на
это дело. Знакомых было много, как у всех народных любимцев,
но они тоже были заслуженными людьми, поэтому
не могли пролить свет на это преступление.

Лукин несколько лет назад руководил группой по борьбе
с квартирными кражами и занимался розыском преступников,
обворовавших квартиру семьи фигуристов Натальи
Бестемьяновой и Игоря Бобрина. Они, уезжая на гастроли,
устроили в квартире пивной день, на котором побывало
около пятидесяти человек, а кража была совершена ночью,

~406~


сразу после их отъезда. Криминалист-эксперт Филатов был
«в восторге» от такого количества отпечатков пальцев.
Оперативнику Михальчуку тоже не повезло, так как все гости
были знаменитостями или детьми высоких начальников,
поэтому сотрудники угрозыска, располагавшие реальной
информацией о лицах, причастных к этой краже, так и не
смогли ничего им доказать. Все оперативные мероприятия
были сопряжены с большими трудностями, потому что к
этой богеме не находилось оперативных подходов. Похищенные
вещи опера не нашли, а как говорил в фильме «Дело
Пестрых» квартирный вор Сафрон Ложкин, которого сыграл
Михаил Пуговкин: «Вещей нет. Кражи не совершал».
Так и повисли все вопросы по этой истории в воздухе.

Во время осмотра квартиры Родниной к ней зашел
местный дворник. Молодой татарин Равиль оказался просто
постоянным помощником по домашнему хозяйству. Он
увидел милицию и зашел поинтересоваться, что случилось.
Лукин в это время вспомнил очередную шутку, что за неимением
повара дерем дворника. А Равиль сам пришел и
водит носом, причем совсем не как дворник или помощник
по дому. Лукин это подметил, так что дворник пришелся как
нельзя более кстати для проверки причастности к разбою.

«Конечно, его вместе с разбойниками не было, а вот наводчик
бы из него получился классный», — подумал Лукин
и уже искал повод для его задержания и отправки в камеру,
но не находил.

Квартира располагалась в новом доме, и помощник
постоянно требовался — что-то занести или передвинуть.
Равиль в помощи никогда не отказывал. Это был единственный,
пожалуй, человек, который входил в дом в любое
время, все видел и знал, поэтому теоретически мог навести
разбойников на квартиру. Лукин попросил его прийти после
осмотра квартиры в 15-е отделение милиции для беседы.

Равиль явился в кабинет оперативников подвыпившим.
Лукин отметил, что совсем недавно он был на квартире
Родниной совершенно трезвым. Тот признался, что махнул

~407~



стакан водки для храбрости перед посещением милиции.
С чего бы ему так бояться милиции? Беседа с ним ничего
не дала, но Лукин почувствовал какую-то напряженность в
нем, как будто не хватало чего-то малого, чтобы он поплыл
и дал показания. Это что-то неуловимое подсказывало
Лукину, что нельзя вести беседу с выпившим свидетелем, а
чтобы он ни с кем не общался, водворил его в камеру. Равиля
задержали и посадили в камеру по факту опьянения.
Конечно, это являлось нарушением, но, как говорят, по
оперативной необходимости на несколько часов можно и
задержать — для проверки причастности. Это еще называют
психологическим воздействием, когда про жулика ничего не
знаешь, а ведешь себя так, будто готовишь его к аресту. Да
и в камере «случайно» оказались знакомые Лукину ранее
судимые, которых крутили по другим преступлениям, и они
могли бы поведать о поведении Равиля и его переживаниях.
Ведь он чего-то боялся, это очевидно.

В это время в отделение милиции вошла Роза, казашка
по национальности, которая приехала вместе с Равилем и
ждала его на улице. Они находились в близких отношениях
и собирались пожениться. Она разыскала Лукина.

— Вы его надолго задержали? — поинтересовалась Роза.

— Будет зависеть от него. Возможно, до суда останется в
камере. А вы откуда знаете, что он задержан? — спросил Лукин.

— Он сказал мне, что его вызывают в милицию. А что
он совершил?
«Стоп, подруга. Вызывают в милицию многих, а вы, видимо,
обсуждали вопрос, что его могут задержать. И в этом
что-то есть. Надо продолжать прокачивать, но так трудно,
когда ничего нет, кроме интуиции», — размышлял Лукин.

— Это он сам должен рассказать о доле своего участия
в этом деле, —продолжил Лукин прокачку подруги Равиля
на ровном месте.

— А если он расскажет, то вы его отпустите?

— Даю слово, отпущу, — Виктор и так знал, что держать
Равиля нет оснований, и он через три часа будет отпущен.

~408~


— Можно с ним устроить свидание?

— С какой целью?

— Я его уговорю все рассказать.

— Только говорить будете на русском языке, и я запишу
на магнитофон ваш разговор.

— Хорошо.

— Приведите задержанного в кабинет, — выдал команду
Лукин.
Равиль вошел, сел напротив него и Розы.

— Равиль, я договорилась с начальником. Он обещал,
что если ты все расскажешь, то они тебя отпустят.

— А мне рассказывать нечего, я ничего не совершал.

— Ты себе и мне жизнь ломаешь. Ты меня не любишь?
Тебе такой шанс дает начальник.
Кто прислал Лукину эту женщину, способную направить
на путь истинный заблудшего татарина? Неужели не подвела
его интуиция?

— Всё, свидание окончено. Роза, подождите в коридоре.
Виктор остался с Равилем вдвоем. Он записал их разговор
на магнитофон, и теперь следователь мог допросить
Розу, а у Лукина появились реальные основания для проверки
Равиля и проведения в отношении его комплекса оперативно-
розыскных мероприятий, но этого не потребовалось.

— Они тебе что — родственники? Ломать молодую
жизнь из-за таких мелочей! Я не прошу говорить мне о них
что-то. Ты только номер телефончика шепни на ухо, где они
«дохнут», — и все. Это не предательство, подумаешь набор
из семи цифр. Никто об этом не узнает. Мало ли где я его
взял? И вы с Розой пойдете домой. Ты же не присутствовал
при разбойном нападении, и они не узнают, как я их нашел.
Только мы будем знать об этом. Я отвечаю, — Лукин увидел
колебания в первоначальной стойке Равиля и спешил дожать
его.
Равиль задумался над предложением Лукина.

— Ну, хорошо, записывайте, — после паузы сообщил
Равиль, — номер телефона 152-30-16.

~409~



— Я думаю, тебе надо пока остаться в милиции, для
твоей же безопасности. Если я правильно понимаю, ты один
знаешь их в лицо, поэтому тебя могут убрать, если поймут,
что их ищут. У тебя есть место, которого они не знают,
чтобы спрятаться?
Лукин продолжал играть в «угадайку», и это у него получалось.
Он блефовал, показывая, что ему что-то известно.

— Сейчас и не соображу… Да, наверное, лучше остаться
в милиции. Я их боюсь. Они запугали меня и требовали дать
наводку на богатую квартиру. Дом ведь кооперативный, и
бедных здесь нет, а квартира Ирины им очень понравилась.

— Они обещали тебе долю от ограбления?

— Обещали после реализации ворованных вещей, но
мне не надо. Я боюсь с ними встречаться, и вряд ли они
расплатились бы со мной.

— Это точно. Вот убрать тебя они могли как единственного
свидетеля.
Виктор почувствовал, что нарисовал Равилю реальную
картину, и теперь тот сам не будет просить освободить его
из камеры. Проводил его в камеру, и следом зашла в кабинет
Роза.

— Вы его отпустите? — спросила она заискивающе.

— Пока нет. Он ничего не сказал, поэтому пусть пока
подумает в камере.
Виктор выполнил обещание, данное Равилю, что их разговор
останется между ними. Зачем казашке знать это? Она
сделала свое доброе дело и скоро получит возлюбленного.

— Вот сволочь! Не хочет жить спокойно.

— А ты что-то знаешь по этому делу?

— Да почти ничего. Знаю, что его запугивали, и он комуто
рассказал про эту квартиру.

— Ладно, утром приходи, может, что придумаем, — пообещал
Лукин, зная, что Равиль может и сейчас отправиться
домой, однако если на него выйдут разбойники, добром
это скорее всего не кончится. Они могут отдать ему долю, а
могут и грохнуть, узнав, что им заинтересовалась милиция.

~410~


Оперативники пробили адрес по номеру телефона, который
сообщил Равиль. Телефон был установлен в квартире
дома 72 по проезду Черепановых. Они уже установили, что
этот дом стоит в углу, на пересечении железных дорог. В этом
месте даже днем глухомань. Лукин попросил дежурного
привести Равиля.

— Они говорили, что это у них последнее дело, а потом
они собираются уехать в Ростов, что продать вещи, — выпалил
тот сразу при входе в кабинет.
Лукин понял, что сокамерники проехались по ушам
Равилю и склонили рассказать все, что знает. Он разложил
перед ним фотороботы преступников, на которых были
изображены нижние части лиц и шапочки по показаниям
домработницы. По таким фотороботам можно было бы
искать преступников очень долго.

— Кто из них по этому адресу?

— Каратист, — Равиль указал на фоторобот преступника,
который размахивал перед потерпевшими никелированным
пистолетом.

— Проводите Равиля в камеру.
Лед тронулся, Равиль стал содействовать следствию.
Опять Лукина интуиция не обманула, может, потому что
больше никого не было рядом кроме Равиля, а Лукин
никогда не упускал даже мелочей. Равилю не повезло с невестой.
Она проявила излишнюю расторопность, а Лукин
этого не упустил. Хотя он не отпустил бы Равиля без наружного
наблюдения. Равиль был единственным реальным
подозреваемым, но они точно потянули бы пустышку, так
как бандиты не планировали с ним встречу. Такая встреча
могла бы состояться в том доме, где они совершили разбой,
но это только в книжках пишут, что преступник всегда возвращается
на место преступления. В действительности его
трудно туда заманить, а здесь еще и нужно было делиться с
наводчиком.
Оперативная группа была готова к выезду на задержание,
и Лукин сообщил группе, что поедет с ними. Все-таки

~411~



вооруженного преступника брать. Опера были опытными,
но решения требовалось на месте принимать руководителю.
Группу захвата из ОМОНа он решил не брать. С ними хорошо
только пошуметь, когда знаешь о преступнике все, а здесь
полная неизвестность. Есть только номер телефона и квартира,
где он установлен. В этой квартире бывал преступник,
вооруженный пистолетом, но прописана там одна женщина
по имени Марина. Это все сведения о преступнике.

«Каратист», как они его обозвали, по этому адресу не
прописан, и пока будут его устанавливать и выявлять связи,
преступники сорвутся в Ростов, ищи их тогда, а вещей ворованных
уже точно не будет. И каким образом привязывать
его в этом случае к делу? Нет, оперативные мероприятия по
наружному наблюдению за жуликом — это хорошо, прослушка
— тоже, но где гарантия, что он не «обкусится»
и не уйдет от наблюдателей? Где его тогда искать? Татарин
от всего откажется, а опознание ничего не даст, так как их
лица были наполовину закрыты шапочками. Пальцев они
не оставили, потому как работали в перчатках. Вот поэтому
брать их нужно срочно, пока ворованные вещи не скинули
в Ростове.

Интересующая их квартира располагалась на первом
этаже крайнего от железной дороги дома. Под окном пришлось
оставить троих оперативников, может быть «Каратист
» — совсем не просто кличка. Позвонили в дверь,
которую открыла миловидная девушка с заспанным лицом.

— Нам нужен хозяин, — сказал Лукин.

— А он ушел на дежурство в школу. Скоро должен уже
вернуться.
Лукин только сейчас представился сотрудником милиции
и вместе с группой оперативников вошел в квартиру.
В одной из комнат сидела молодая пара, смотрела фильм
по видеомагнитофону. Здесь же стояли еще несколько
видеомагнитофонов и лежало большое количество кассет
в коробках.

— Вы кто? Ваши документы? — попросил Лукин.

~412~


— Это мои родственники из Ростова, — сообщила
хозяйка квартиры.

— Кузнецов, возьмите с собой кого-нибудь в помощь и
отвезите их в местное отделение милиции, потом разберемся
с родственниками.
Его насторожило, что они из Ростова.
«Если не были на разбое, то уж точно приехали помогать,
ворованное перевозить в Ростов. Татарин говорил, что
они собираются туда с награбленным», — вспомнил Лукин.

— Школа далеко находится?

— Нет, на соседней улице.
Марина принялась ненавязчиво прибираться в комнате,
где находились гости из Ростова. Отнесла на кухню чайную
посуду и тарелки. У гостей был такой же заспанный вид, как
и у хозяйки.
«Наверное, смотрели фильмы по видеомагнитофону. Кассет
около пятисот штук, и все надо пересмотреть. Вот и спутали
день с ночью. От кассет не успели избавиться. Это хорошо.
В каждой квартире при разбоях было похищено от десяти до
тридцати кассет, а это значит, что за этой бандой около двадцати
разбойных нападений. Но это они сами расскажут, или
потерпевшие опознают свои вещи», — прикидывал Лукин.
Хозяйка убрала брошенные носильные вещи в шкаф.
Подошла к окну. Отдернула шторы и сняла горшок с фикусом,
поставив его на пол. Взяла тряпку и протерла подоконник.
Потом пошла в другую комнату, оставив шторы
открытыми и цветок на полу.
Лукин проследовал за ней. В соседней комнате Марина
присела в кресло. Ее хлопоты по дому на этом закончились.
«Фильмов насмотрелись про Штирлица, что ли? Не
просто так она оставила открытыми в вечернее время
шторы и цветок сняла с подоконника. У Штирлица было
наоборот. Там ставили цветок на подоконник, если явка
была провалена. Может, это у нее от усталости, но надо все
поправить, — отметил про себя Лукин. — Ну, где ты там,
профессор Плейшнер, или, как тебя там, каратист?»

~413~



Лукин снова поставил горшок с цветами на подоконник
и задернул шторы.

— Давайте дождемся Кузнецова. Оставим в квартире
засаду. Теперь уходить без «Каратиста» нельзя. Пока что
проведем обыск и опишем все подробно и не торопясь.
Понятых надо посадить на кухне вместе с хозяйкой и Куликовым.
Пускай чаи гоняют, чтобы нам не мешали при
задержании. А мы втроем поедем в школу, может, там будет
проще его взять.
Троих оперативников убрали из-под окна, разместили их
с Куликовым в квартире. Кузнецов и Анферов направились
первыми к выходу из квартиры, Лукин шел за ними. Вдруг
дверь распахнулась и в проеме появился человек, схожий с
фотороботом. Он бесшумно открыл дверь своим ключом.

— Вы кто? Что вам надо? — резко спросил он.
Опера, стоявшие перед ним, опешили. Они не ожидали
такого поворота событий, а предполагаемому «Каратисту»
хватило этой паузы, чтобы сунуть руку под мышку, извлекая
какой-то предмет. Опера не шевелились. У Лукина в мозгу
щелкали кадры этого эпизода, как в фильме, в котором чем
дальше, тем страшнее.
«Почему они не шевелятся? Ведь сейчас он достанет
пушку, и тогда все пропало», — промелькнуло у него в
голове.
Подобно разворачивающейся пружине, Лукин стремительно
прыгнул меж стоящих впереди оперов, оттеснив их
к стенам. «Каратист» не видел этого прыжка за спинами
оперов, а в следующий момент крепкие руки Лукина схватили
его правую кисть, вынимавшую какой-то предмет
из-за пазухи. Дальше все происходило, как на тренировке
по отработке приемов боевого самбо. Лукин двумя руками
резко дернул руку «Каратиста» на себя и одновременно
двумя большими пальцами так заломил его кисть вовнутрь,
что тот взвизгнул. На пол грохнулся тяжелый предмет, завернутый
в белую футболку. Кузнецов поднял его, и все
увидели пистолет системы «Вальтер», никелированный.

~414~


«Да, именно такой и описала потерпевшая», — у Лукина
больше не оставалось сомнений. Перед ним именно
разбойник по кличке «Каратист».

— Ой, пистолет! — изумился Анферов.

— А я кому целый вечер объяснял, что преступник вооружен!
— Лукин продолжал удерживать того на болевом
приеме. — Понятых сюда быстро, и наручники застегните
ему за спиной, парень шустрый! И ноги стреножьте восьмеркой,
чтобы он не дергался.

— Я все понял, дергаться не буду, — cообщил «Каратист».

— Виктор Павлович, а как это — стреножить восьмеркой?
— cпросил Анферов.

— Как лошадей на пастбище, — ласково ответил Лукин.
— Они травку щипать при этом могут, а бегать — нет.
Пистолет упаковали, чтобы сохранить отпечатки пальцев,
и понятые расписались в протоколе и на упаковке.
Аппаратуру, ювелирные изделия, шубы и многое другое
пришлось вывозить на трех машинах в кабинет управления,
где устроили очередную выставку для просмотра потерпевшими
с разбойных нападений на квартиры. Хозяйка
квартиры пыталась их убедить, что три шубы принадлежат
ей, как и часть ювелирных изделий. Анферов вопросительно
посмотрел на Лукина. Тот остался непреклонен, вспомнив
ее манипуляции со шторой и цветком.

— Если хозяйка так настаивает на этом, занесите ее замечания
по поводу принадлежащих ей вещей в протокол
обыска и изъятия. Пусть на следствии доказывает их происхождение.
Может, ей их эти разбойники подарили. Устроила
в квартире склад похищенных вещей, будто в ЦУМе! Потерпевшие
по разбойным нападениям посмотрят эти вещи,
и вот если не опознают их и хозяйка докажет, что вещи принадлежат
ей, тогда и получит их обратно, — пояснил Лукин.

— У вас докажешь! Потерпевшие опознают все! Им
лишь бы что-нибудь забрать! — встряла хозяйка.

— Они это все заработали и купили, а твои друзья у
них отняли, да еще с угрозами для жизни и здоровья! Тебе,

~415~



Марина, не об этом нужно думать. Как бы тебе самой не
отправиться во Владимирский централ вместе с этой компанией!
— Лукин решил нарисовать ей будущие перспективы,
чтобы она не мешала работать.

— Вы что — из спецназа КГБ? — поинтересовался
«Каратист».

— Почему? Мы из райуправления милиции. «Земельные
» опера.

— Жаль, что не распознал, думал, вы из спецназа КГБ,
потому и не стал дергаться, а так бы я вас всех тут раскидал…

— И мог бы пулю получить, а так живой и здоровый.
И потом — ты каратист в спортзале, а задержание — это
не учебный бой. Вот почему так? Как только сделаешь чтонибудь
грамотно, так тебя сразу отправляют работать в КГБ,
да еще и в спецназ! — улыбнулся Лукин.

— Я их сотрудников готовил к Олимпиаде по восточным
видам борьбы. Ну и хватка у вас, начальник. Шевельнуться
не дали.

— Что же ты в разбойники подался? Перешел бы в КГБ
служить.
Каратист Малышев замолчал надолго. Брал он на себя
только те разбойные нападения, которые ему доказали, и
это было подкреплено изъятыми ворованными вещами и
ценностями. Со следствием на контакт не пошел вообще.
Ответы были «да» или «нет». Своих соучастников ни
одного не сдал. Среди его связей таковых не выявили, скорее
всего, они были гастролерами в Москве.
В первый же вечер Панкратов поинтересовался ходом
расследования и задержания вооруженного преступника за
разбой на квартире Родниной. Зашел на импровизированную
выставку, устроенную угрозыском из ворованного добра, которое
изъяли у Малышева. Потом все прошли в его кабинет, и
Панкратов вызвал начальника отдела кадров Бориса Макарова.

— Прошу подготовить приказ о поощрении всех участников
операции по задержанию вооруженного преступника
денежными премиями.

~416~


— Хорошо сделаем, согласуем с руководителями подразделений,
— сообщил начальник кадров.

— Вам начальник управления дал команду поощрить,
а не согласовывать. Вызовите бухгалтера. Определите достойную
сумму и раздайте всем конверты завтра утром на
совещании личного состава, а потом оформите приказы
и согласования. Я подпишу. Иначе в следующий раз сами
поедете у меня брать вооруженных преступников вместе с
бухгалтерией. Все свободны. Лукин, остаться.
Когда все вышли, Владимир Иосифович достал бутылку
коньяка из мебельной стенки и рюмки.

— Ты как? Я редко этим балуюсь, но сегодня случай
особый.

— С удовольствием.
Панкратов нажал кнопку, вошла секретарь Елена. Она
увидела на столе коньяк и молча накрыла на стол.

— Поздравляю. У тебя скоро срок звания подходит.
Я дам команду, чтобы не затягивали, а то у них там столько
согласований, что можно полгода ждать присвоения. Смотри,
ты на десять лет меня моложе, а уже один шаг остался и до
полковника. Ну, давай, молодец, и твои ребята хорошо сработали.
На тебя пойдет представление в МВД на поощрение.

— Спасибо, Владимир Иосифович. А может лучше в
районе меня деньгами поощрить? Так надежнее, а то дадут
опять почетную грамоту от министра.

— Вот это другое дело, а то «товарищ полковник»,
«есть, товарищ полковник», «никак нет». Я так и понял,
ты иронизировал, так обращаясь ко мне.

— Было немного.

— У тебя первый на счету задержанный вооруженный
преступник?

— Третий, Владимир Иосифович, не считая вооруженной
банды в Грузии. По тому задержанию мне звание
досрочно на год дали, а все коллеги из МВД Грузии ордена
получили, хотя я вышел на тех разбойников и размотал, и в
задержании участвовал в Тбилиси.

~417~



— К сожалению, не ценят у нас труд сыщиков. Был бы
на твоем месте политработник, то получил бы орден, но его
там быть не могло. Многое зависело от руководства, а оно,
видимо, тебя не жаловало. Ты и меня изначально настроил
против себя.
Утром на совещании Владимир Иосифович рассказал
о задержании вооруженного преступника и раскрытии
двадцати разбойных нападений на квартиры граждан. Потом
предоставил слово начальнику отдела кадров, который
вручил всем денежные премии.

— Впредь будет так. А то привыкли! Как наказывать,
так приказ несут на подпись через десять минут, а если
кого заслуженно наградить, то надо со всеми согласовать,
собрать характеристики, выяснить у бухгалтера — не сверх
ли положенного лимита опер получает премию и не дать
ли ему пятые часы «Полет» как ценный подарок! Прошу
пересмотреть отношение к службе уголовного розыска.
Это они работают на переднем крае, а остальные службы
должны им помогать, потому что как они сработают, так
и будут оценивать наши успехи в оперативно-служебной
деятельности! Наш основной показатель — борьба с преступностью,
поэтому все остальные отделы должны помогать
уголовному розыску.
Впервые Лукин услышал столь справедливые слова.
Даже немного загордился, что он руководит этой службой.
Дальше совещание проходило в обычном ключе. Начальник
управления руководил процессом, выдавая указания различным
службам. В конце совещания дал команду:

— Начальник отдела кадров, дайте мне блокноты инспекторов
службы Блинова и Романова.
Те протянули свои служебные блокноты, опустив головы.

— Так я и думал. На совещании играли в «морской
бой». Через полчаса принесите мне приказ о наказании.
Победителю этого боя выговор, второму — строгий выговор
за плохую игру во время совещания, — Панкратов
развеселил офицеров.

~418~


Владимир Иосифович сдержал слово, и через два месяца
Лукину вручили погоны подполковника.

— В царское время не было подполковников и всех
называли полковниками. Поздравляю. Желаю успехов по
службе и получить следующее звание досрочно!

— Спасибо, Владимир Иосифович. Служу трудовому
народу!

— А почему не Советскому Союзу? Ладно, иди, работай.
Еще раз поздравляю.
Когда Лукин работал опером, его окружали только друзья,
потому что они не зависели друг от друга по службе и не
было у них друг перед другом ни материальных, ни моральных
долгов. С продвижением по служебной лестнице стали
появляться враги и завистники. Чем выше становились его
звание и должность, тем больше образовывалось этих недругов,
а уж стукачей и не сосчитать. Он им войну не объявлял
и смотрел на эти процессы как на неизбежность.
Вольно или невольно Лукину приходилось задумываться
над деятельностью «старших братьев». МВД создавалось
Брежневым как личная гвардия, способная противостоять
как армейским заговорщикам, так и вездесущим особистам
КГБ и их сексотам. Тот помнил, что Хрущев пришел к власти
в результате военного переворота с непосредственным
участием Жукова. Сам он пришел к власти по сговору части
партийной верхушки. И он создавал вокруг себя пояс безопасности.
При МВД появились внутренние войска. Во
главе МВД встали приближенные к нему люди — Щелоков
и зять Чурбанов. Андропов прекрасно понимал, что нужно
обезвредить главную опору генсека — МВД, а также обрести
популярность у народа в качестве борца с коррупцией и привилегиями.
Но чтобы дискредитировать в глазах Брежнева
и народа МВД и его главу, требовалось придумать и раскрутить
монстров в погонах.
Службы КГБ разворошили окружение генсека, причем
самых близких родственников и друзей семьи. Возбудили
уголовные дела, которые развалились, во всяком случае,

~419~



многие эпизоды оставались без доказательств. Провели
обыски, но ничего ценного не нашли. Только шубы, машины
и деньги на книжках в сберкассе, которые потом вернули.

Виктор иногда встречал у грека в «Металлоремонте»
знакомых следователей и помощников из Генеральной
прокуратуры СССР, которые могли там спокойно выпить
и закусить лучшими блюдами ресторана «Узбекистан», не
опасаясь вести разговоры на любые темы. От них он знал об
арестах директоров «Союзгосцирка» Колеватова, Елисеевского
магазина — Соколова, Дзержинской плодоовощной
базы — Амбарцумяна. Если первые двое были дружны с
Галиной Брежневой, то как в эту компанию попал бедный
армянин? Поговаривали, что Соколов решил рассказать на
следствии все, что знал, поэтому многие эпизоды из его дела
были выделены и отправлены на дополнительное расследование,
что не означало его продолжения. Дело же Соколова
направили в суд за то, что колбасу и икру он продавал не тем
гражданам, а продукты получал с базы за взятки. Можно подумать,
по-другому работали другие магазины в Москве, где
на прилавках никогда ничего из дефицитных продуктов не
бывало, зато в квартирах обычных граждан, даже не членов
ЦК, холодильники ломились от деликатесов. В магазинах
других городов СССР, наверное, было чуть похуже, но та
же, по сути, картина.

У всех нашумевших по стране уголовных дел были названия
— «Краснодарское», «Узбекское» или «Сочинское»,
но справедливее было бы объединить их и назвать «Кремлевским
», так как по показаниям подозреваемых нити
тянулись именно туда. У этих дел наблюдался один и тот же
замес под руководством советско-партийной номенклатуры.
Еженедельные пайки по ценам 1932 года, а некоторые
получали их и вовсе бесплатно. Руководили этими процессами
заведующие отделами партийных комитетов, которые
контролировали торговлю и обслуживание населения. Это
работала система. От магазина до продбазы и управлений
торговли, а там — райкомы партии и исполкомы. Взятки в

~420~


этой среде давно стали образом жизни. Многое списывалось
в магазинах и на базах, а прибыли делились на всю команду
по коммунистическому принципу — «от каждого по способности
и каждому по труду».

Семьи элиты обслуживались в двухсотой секции ГУМа.
Заведующей этой секцией работала сестра отца Лукина.
Он никогда не пользовался услугами этой секции, но знал
эту кухню. Так почему же все-таки директор Елисеевского
магазина? А потому что политика. Он оказался особо
приближенным и к ЦК, и к горкому партии Москвы, и к
руководству МВД. Даже сыщики Лукина ныряли в подвалы
Елисеевского и общались с его руководителями рангом
поменьше, которые иногда баловали их продуктами
с барского стола. Конечно же, все это было неправильно,
но расстреливают за такие дела разве что дикари где-то в
африканском племени.

Эти обстоятельства часто обсуждали в курилках его
коллеги, но у него была возможность послушать мнение на
эту тему друзей тестя, которые имели более достоверные
сведения. Андропов намеревался отодвинуть КПСС от
управления страной, передав полноту власти советским
«хозяйственникам». Советское правительство, а не сообщество
старцев Политбюро должно было возглавить
управленческую вертикаль. И еще Андропов хотел создать в
стране двухпартийную систему, где бы правящая партия постоянно
чувствовала на своем затылке дыхание конкурента.
Партии отводилась роль политотделов по работе с народом.

Понятно, что отстранение КПСС от власти было делом
не простым. Требовалось вначале обескровить партию, внести
дезорганизацию в ее стройные ряды. В качестве повода
для наступления использовали финансовые прегрешения
советской хозяйственной элиты, чьи делишки стали предметом
внимания сотрудников КГБ. Однако до прихода
Андропова они не могли пустить накопленную информацию
в дело, ведь «хозяйственников» прикрывали высокопоставленные
партийные чиновники. КГБ взялся за первых

~421~



секретарей партии Краснодара и Астрахани. Третьим в этом
списке стоял бывший секретарь Ставропольского крайкома
КПСС Михаил Горбачев. Земли на юге СССР, прилегающие
к Кавказу, всегда вызывали беспокойство правоохранительных
органов. Из республики Афганистан, где контингент советских
войск выполнял интернациональную миссию, вместе
с гробами погибших военнослужащих начали поступать
«тяжелые» наркотики: опий и героин. Особую опасность
аналитики КГБ и МВД СССР усматривали в том, что транзит
и распространение наркотических веществ крышевали
как высокопоставленные офицеры силовых ведомств, так и
отдельные представители партийного аппарата. Разработали
метод скрытого выявления сотрудников правоохранительных
органов, которые употребляли наркотики. Полигоном
для отработки метода избрали республики Таджикистан,
Узбекистан и Азербайджан. Специальная бригада приняла
участие в ежегодном профилактическом осмотре личного
состава органов внутренних дел. В итоге выяснилось, что
сотрудники милиции этих республик, начиная от генералов
до рядового, в шестидесяти случаях из ста лично употребляли
наркотики. Получила подтверждение информация, что
наркотические потоки из Средней Азии и Кавказа с самого
начала сходились в Ставропольском крае.

Горбачева спасло чудо. Странные быстрые смерти двух
генсеков, Андропова и Черненко. Когда Михаил Сергеевич
пришел к власти, то разгромил группу сотрудников МВД
СССР, занимавшихся скандальным «ставропольским наркотранзитом
», отправив борцов на пенсию.

Лукин давно перестал обращать внимание на быструю
смену Генеральных секретарей ЦК КПСС. В их рядах не
утихала подковерная война по захвату власти. Кто-то когото
постоянно подсиживал и устранял конкурентов. Это был
вполне естественный процесс в борьбе кланов.

«Днепропетровцы» приспустили паруса перед чекистами,
которые теперь вряд ли выпустят власть из своих
рук. Горбачев пришел к власти, потому что его поддерживал

~422~


главный чекист, который любил отдыхать на Ставрополье.
Лукину была известна цена и ордену Трудового Красного
Знамени, врученному помощнику комбайнера Мише в
семнадцать лет. Это было указание серого кардинала партии
Суслова, потому что тот ему понравился. Обычная лотерея,
по которой многие получали ордена в виде выигрыша.
Просто вовремя оказался в нужном месте — и все в жизни
получилось.

Чекисты полностью контролировали милицию и прокуратуру.
В Советской армии официально работали особые
отделы, сотрудники которых относились к 3-му Главному
управлению КГБ. Их работа опиралась на огромную армию
стукачей в погонах, которых никто не подсчитывал, но их
было достаточно, чтобы они освещали каждый шаг своих
сослуживцев. Такую же сеть сексотов развернули в милиции
и прокуратуре.

Сначала разгорелась борьба за власть между чекистами
и партаппаратом ЦК КПСС, который выдвигал своего
кандидата в генеральные секретари Черненко, бывшего заведующего
Общим отделом ЦК КПСС. Отдел выполнял
функции партийной разведки, куда стекалась по партийным
каналам вся секретная информация. С этим кандидатом
тесть Лукина учился в Высшей партийной школе и поддерживал
добрые отношения. К началу восьмидесятых годов
Советский Союз подошел еще внешне крепким, но изнутри
его уже подтачивали невидимые черви и кроты. Страна нуждалась
в реформах, это было понятно всем. Вопрос состоял
в том, чья группировка придет к власти и, соответственно,
чья стратегическая линия одержит верх.

В свое время определенные силы выдвигали вперед
первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Петра Машерова.
Но он погиб в загадочной автокатастрофе. Теперь
заговорили о питерце Романове. Но его скомпрометировали
спецслужбы выдуманной свадьбой в Эрмитаже.

Началась эпоха компроматов. Для общественной атмосферы
тех лет было характерно всеобщее возбуждение,

~423~



вызванное многочисленными слухами о якобы страшной
коррупции и воровстве в кругах советского руководства. По
всем секретным и гласным документам народ должен был
взаимодействовать с органами КГБ, а МВД — обмениваться
оперативной информацией.

Наведение порядка в банях, кинотеатрах, парикмахерских
и магазинах было отменено уже через месяц, но шуму
наделали много. Это была типичная провокационная акция,
чтобы подорвать у советского народа уважение к власти.
После расстрела директоров Елисеевского магазина и Дзержинской
плодоовощной базы Москвы более цивилизованно
подошли к раскачке душевного равновесия секретаря ЦК
компартии Узбекистана Рашидова и министра внутренних
дел Щелокова. О них писали во всех центральных газетах,
их вывели из руководящих партийных органов ЦК КПСС
решением Политбюро, а это означало, что в любое время
их могли арестовать, однако доказательств их вины либо не
хватало, либо совсем не было. Их раскачка закончилась самоубийствами
одного и другого, во что поверили не все, так
как поползли слухи, что в этих самоубийствах не все чисто.
В похожей ситуации застрелился Семен Цвигун, первый
заместитель председателя КГБ, который контролировал
сбор компромата на окружение генсека и был его другом.

В прокуратуре это называлось — покончили жизнь
самоубийством на почве глубокой эмоциональной депрессии.
О тех, кто их ввел в это состояние, — ни слова в делах.
Директор Елисеевского гастронома был арестован еще при
правлении Брежнева, а давал правдивые показания чекистам
при Андропове, которые обещали ему за чистосердечное
признание в отношении верхушки власти не более пяти
лет лишения свободы, а приговорили его к расстрелу при
Черненко. Что же поменялось в стране?

Многое в этих громких делах было дутое, надуманное,
основанное на таких опасных доказательствах, как показания
свидетелей, которые зачастую бывали необъективными
в силу того, что они живые люди, им свойственно ошибаться

~424~


или еще хуже — преследовать какие-то свои интересы. Еще
в далекие времена Хрущева руководство Узбекистана пообещало
завалить страну хлопком, но этого не произошло,
и отсюда пошли приписки по выполнению плана. Невесты
города Иваново — не последняя шестеренка в этом процессе
перевыполнения плана по хлопку и пересортице.
Только одни за это получали звезды Героев соцтруда, а
другие — нары в местах не столь отдаленных, регулировали
этот процесс в обкомах партии и ЦК КПСС. И совсем уже
не влияли на это распределение подарки в виде халатов и
тюбетеек, которые были вменены потом руководителям
МВД в виде взяток по уголовным делам, а на заседаниях
партийных органов звучали огромные цифры, будоражащие
больное воображение. Вся страна была в приписках, и у любого
руководителя предприятия можно было обнаружить,
не копаясь, нецелевое использование денежных средств,
но они получали награды, словно выигрыши в лотерею, а
страна тихо катилась в неизвестность, сметая одних и возвышая
других.

Виктор вспомнил времена, когда ездил с Егорычем на
дачу к его другу Валере, сыну члена Политбюро. Валера имел
пристрастие к бахусу, поэтому его холодильник на даче был
забит различной вкусной гастрономией — и ни капли спиртного.
Он вызывал кого-нибудь из охраны 9-го Управления
КГБ, протягивал им несколько батонов колбасы или рыбину.

— Обменяйте это на пару бутылок.
Валерий работал в ОВИРе МВД в звании полковника.
Они выпивали по сто граммов и более, потом шли играть
в бильярдный зал.

— Ты знаешь, кого ты обыграл в бильярд?

— Нет. А кого? — поинтересовался Виктор. Будучи
почти профессионалом, он легко закончил партию победой.

— Полянского Дмитрия. Мог бы и уступить дедушке!

— Я больше не буду, — с иронией ответил Виктор.
Когда Валера перебирал, то отправлял их пешком до
Москвы, так как машину он отпускал, а вызывать другую

~425~



не хотел. Они добирались домой на электричке, чертыхаясь
и клянясь, что больше туда не поедут, но через некоторое
время все опять повторялось.

Полянский тогда был министром сельского хозяйства,
членом Политбюро. И его обвинили в хищениях и приписках,
однако по решению ЦК он был отправлен послом в
Японию вместо сибирских лагерей. В Краснодарском крае
по уголовному делу проходило около полутора тысяч человек,
и в Узбекистане осужденных было не меньше. В Москве
гремело «икорное дело». Все эти дела были показательными,
с шумом освещались в прессе, дабы дискредитировать
окружение бывшего генсека.

Велась борьба против потенциальных приемников
генсека, которая косила особо приближенных к его семье.
Чувствовался свежий ветерок и на партийных собраниях
предприятий и организаций, где бывал Лукин. Даже партийная
ячейка управления отреагировала на происходящие
события, и коммунисты уже не поднимали лес рук и не
орали «Одобрям!» по любому решению. Появились коммунисты,
способные возразить на собрании и предложить
противоположное решение партийному собранию. Стали
нередкими случаи выхода из партии по стране. Надо понимать,
это вполне естественный процесс, когда верхние
эшелоны власти поливаются помоями в средствах массовой
информации. Аресты и самоубийства среди партийной
элиты. Страну начало раскачивать.

Виктору припомнились времена, когда он был дружен
с Сашей, водителем семьи министра. Саша иногда заезжал
к нему на работу, чтобы прокатить на «волге» Щелокова.
Эта машина только внешне походила на такие же модели
автомобилей. Специально утяжеленный кузов, мощный
двигатель и ходовая позволяли этому аппарату развивать
скорость до двухсот километров в час, но на Кутузовском
проспекте. Они вместе учились в Академии МВД. Саша был
немногословен, но от него Виктор узнал, что Щелоков никогда
не упускал момента, чтобы поставить на место «стар


~426~


ших братьев», которых он таковыми не считал. Комитету
не понравилось нововведение по охране здания ЦК КПСС,
когда Щелоков настоял, согласно декрету Ленина, на совместной
работе. Не нравилась ему и дружба с генеральным
секретарем семьями, и что некоторые вопросы, входящие
в его компетенцию, первыми вскрывали сотрудники МВД
и докладывали напрямую генсеку. Это противостояние
уходило вглубь — в судьбы рядовых сотрудников обеих
сторон, и всё еще сильнее обострилось во время правления
Андропова. По выезду сотрудников МВД в командировки
вслед направлялись бригады особистов, которые опрашивали
горничных в гостиницах, где проживали только что
выехавшие командировочные, на предмет их поведения и
обнаруженных бутылок из-под спиртного. Собирали бутылки,
снимали с них отпечатки пальцев. Лучше бы помогали
сыщикам по нераскрытым преступлениям с проведением
этих экспертиз! Проверки, как правило, заканчивались
оргвыводами в отношении сотрудников и увольнениями.

К этому времени Лукину в РУВД назначили нового начальника
отдела угрозыска, и его приставки «и. о.» сразу
закончились. Новенький был почти его однофамильцем —
Луков, но на этом, пожалуй, их сходство с Владимиром
Михайловичем заканчивалось. Он был лысоватым и рыжеватым,
этаким коренастым мужиком, да и кличка «Мужик» к
нему сразу приклеилась, потому что он этим словом называл
всех сотрудников. Почти одновременно с ним был назначен
заместитель Панкратова по оперативной работе — Виктор
Иванов из МУРа.

Новые начальники были гораздо старше Лукина. Иванова
он знал раньше, с ним можно было работать, а вот
постоянно прищуренный взгляд исподлобья Лукова был
не особо приятен. «Мужик» своими позами в точности
копировал образ из песни «Подмосковные вечера»: «Что ж
ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?» Лукин
много раз сам пел эту песню и веселился, не понимая, как
это нужно вывернуть голову, чтобы смотреть искоса, при


~427~



чем низко голову наклоня, а теперь так смотрел Владимир
Михайлович, и это вызывало улыбку.

Панкратов мобилизовал коллектив подразделений
Свердловского РУВД на высокие показатели в оперативнослужебной
деятельности и ушел на повышение. В 1985 году
Управление ГАИ столицы с проспекта Мира переехало в
новое здание — на Садовую-Самотечную улицу, рядом с
театром кукол. В новое здание назначили и нового начальника
— Владимира Иосифовича Панкратова. Все знали с
первого дня, что его отправили в район, как в «штрафбат»,
из которого существовал только один выход — район должен
стать передовым в столице. Он рассчитывал на полгода,
а пришлось трудиться на «земле» более года. На его место
назначили Виктора Григорьевича Кулакова с приставкой
«Пластилиновый». Не только Лукин знал, как добиваются
призовых мест подразделения милиции в столице, да и в
других областях СССР, потому что уже выводил 17-е отделение
милиции на первое место по Москве.

После этих кадровых перестановок Лукин решил, что
теперь райком партии не будет удерживать его в районе и
пора повторить попытку перехода в МВД СССР. Он пересидел
в районе, хотелось новой, более интересной работы.

Лукин знал, что еще в 1979 году в Кисловодске прошла
сходка «цеховиков» всей страны Советов, на которой они
приняли решение, что будут отчислять в воровской общак
десятину от всей прибыли подпольного бизнеса. А воры в законе
пообещали им защиту. Через три года в Тбилиси состоялся
съезд воров в законе, на котором уже обсуждался вопрос
о вхождении криминала во властные структуры. Это были не
пустые слова, так как криминал, пока КГБ боролся с МВД,
намыл себе достаточно капиталов, чтобы осуществить этот
шаг. Криминал объединился с теневым бизнесом. Воровской
общак распухал и от доходов преступных группировок. Все
чаще стала звучать тема организованной преступности.

Однако мечты о переходе в МВД Лукину опять пришлось
отложить на время, так как Москва начала подготовку

~428~


к новым широкомасштабным мероприятиям и все перемещения
в московской милиции прекратились.

Столица «империи зла», как называли Москву на Западе,
готовилась принять гостей XII Всемирного фестиваля
молодежи и студентов с 27 июля по 3 августа 1985 года.
Меры безопасности были приняты по некоторым вопросам
серьезнее, чем на Олимпиаду. Москва чистилась, драилась
и красилась. Антиобщественный элемент был удален из
столицы. Жулики опять, как во время Олимпиады, выехали
«на каникулы» из столицы.

Сотрудники КГБ рука об руку трудились с работниками
МВД по подготовке столицы к фестивалю, позабыв про
имевшие место недавние разногласия. Еще бы — первый
заместитель председателя КГБ СССР Филипп Денисович
Бобков сообщил на совместном совещании, что из Пакистана
уже давно забросили в СССР афганских боевиков,
которые прошли серьезную подготовку под руководством
специалистов ЦРУ для осуществления взрывов в столице!

После совещания, куда отправил его начальник отдела,
Лукин вернулся в район.

— Павлович, мы с начальником управления Кулаковым
закрепили руководителей управления за иностранными клубами.
Тебе определили клуб Скандинавских стран. Там будут
проводить мероприятия делегации Швеции, Норвегии и
Финляндии, — объявил Владимир Михайлович. — Этот
клуб будет на Лесной улице. Ты ведь там живешь?

— А вы с Вайнером в какие клубы поедете обеспечивать
безопасность? — Лукин бросил взгляд на Вайнера, тихо
пристроившегося в углу небольшого кабинета начальника.

— Определили только тебя, — сообщил начальник.

— Значит, я могу уже приступать к своим обязанностям
в клубе?

— Нет, с тебя не снимается выполнение основных обязанностей
по борьбе с преступностью.

— Мудрено закрутили. Только я всегда понимал это так.
Если откомандировали, то значит, не нужен на основной

~429~



работе. Я не могу отвечать за что-то, если меня там нет. Вы
не понимаете, что такое безопасность иностранной делегации,
когда устраивают фестиваль молодежи, а разрешают
общаться с иностранцами только комсомольским активистам.
Остальную молодежь не допустят до иностранцев.
Они станут зрителями и статистами на мероприятиях, —
пояснил Лукин.

— Видишь, как ты владеешь обстановкой в этом вопросе!
Так что мы правильно тебя предложили, — Владимир
Михайлович в таких вопросах был непробиваем.

— На совещании подковали. Только я не имею никакого
отношения к патрульно-постовой службе, чтобы обеспечивать
охрану клуба, — возразил Лукин.

— Не прибедняйся. Ты был руководителем в 17-м отделении
милиции и имеешь опыт работы с иностранцами.
Это мы с Михалычем серые. Правильно, Андрей Михайлович?
— как обычно юродствовал начальник отдела.

— Я Виктора понимаю. Если бы это был клуб делегации
Франции, то у него не было б возражений, — в тон начальнику
сообщил Вайнер.

— А почему Франции? — не понял начальник.

— Да умею я по-французски шпрехать, а твои, Андрей
Михалыч, заморочки неуместны, — улыбнулся Лукин.
Лукин всегда относился к такому доверию с большим
подозрением. Он понял, что была подсказка руководству со
стороны Вайнера, дабы отправить его на фестиваль. Мало
того что там можно спалиться ни за что, так с тебя еще и
на основной работе спросят потом. Мудры начальнички,
так что он принял правильное решение — уйти в МВД и
освободить свою должность Вайнеру. Очередное звание
Лукин получил вовремя, теперь пускай он получает, иначе
так и будет подсиживать. Ведь у него это единственная возможность
получить подполковника, а Лукин на это место
и не хотел.
Безопасности фестиваля придавали огромное значение,
и любое серьезное происшествие с гостями могло

~430~


поставить крест на карьере. Единственное, что расслабляло
Лукина, так это клуб Скандинавских стран, которые никому
ничего плохого не делали и ни с кем не воевали, поэтому
оставалась надежда, что «темные силы» обойдут их своим
вниманием.

Пока готовились на бумаге планы мероприятий, рисовались
схемы, утверждались дислокации постов, особого беспокойства
клуб Скандинавских стран не доставлял. А когда
приехали утверждать эти документы в КГБ, те внесли свои
коррективы.

Госдепартамент США рекомендовал молодежным
организациям не участвовать в Московском фестивале, но
делегации из трехсот человек из сорока штатов направили
заявки на участие. Фестиваль оказался популярным среди
американской молодежи, и они собирались приехать самым
большим составом. Всего на фестивале предполагалось
26 тысяч участников из 157 стран. Первоначальный отказ
США от участия не предусматривал и клуба США, а теперь
по ходу пришлось решать эту проблему.

Начальником службы безопасности в клуб США был
назначен один из руководителей райотдела КГБ — Евгений
Егоров. Они с Лукиным знали друг друга. Евгений был такого
же возраста и роста, как Лукин, да и занимались они
похожими видами спорта на «Динамо». Евгений бегал на
лыжах, а Лукин занимался биатлоном, но только до службы
в армии, а вот Евгений до сих пор участвовал в «лыжне
России». Он и попросил к себе в заместители перевести из
клуба Скандинавии Лукина, который был не в восторге от
этого назначения, поскольку с ним не посоветовались. Его
определили в самый ответственный клуб США, располагавшийся
во Дворце культуры имени Горького на Вятской
улице, где еще и конь не валялся в вопросах безопасности.
Одна отдушина — начальником является Егоров из КГБ, а
это означало, что будут соответствующие силы по обеспечению
безопасности клуба. Но как могли его назначить в
этот клуб заместителем по безопасности? Подобное больше

~431~



подходило бы службе, которая и обязана расставлять посты.
До открытия фестиваля оставалось две недели, когда Лукину
предложили прибыть на объект и наладить работу.

— Всё, Владимир Михайлович. Шутки кончились, и
до окончания фестиваля ты меня не увидишь. Вот тебе и
Скандинавия, — сообщил Лукин начальнику.

— Я ничего не мог возразить чекистам, когда они попросили
переназначить тебя на клуб США. Они определили
тебе особые полномочия по набору личного состава,
который потребуется для обеспечения порядка.

— Вот это мне нравится! Главное, чтобы придурков не
откомандировали для несения службы. Сам знаешь, кого
откомандировывают! Вот меня, например.

— Прекрати. Я предложил тебя, потому что тот клуб был
у тебя во дворе твоего дома, и ты смог бы ходить на работу,
а вечером — в клуб.

— Хитер ты, Михалыч. Теперь вы, два Михалыча, остаетесь
на хозяйстве. Я при всем желании не смогу оттуда
оторваться.

— Это понятно. Чего ты и добивался.
Это было в характере начальника. Сам совершает ошибки,
а на других сваливает.

— Ну, положим не я, а ты не смог отстоять своего заместителя.
Впрочем, чекисты правильно на мне остановились.
Ведь я один в районе остался, кто хорошо знает личный
состав в отделениях, кроме уголовного розыска, а мне будут
нужны постовые милиционеры и участковые, не говоря уж
про сыщиков. Что сказали чекисты по поводу моих особых
полномочий по набору кадров? Может быть, тебя взять к
себе в заместители?

— Пошути мне еще. А я бы согласился!
Но Лукин шутить не собирался, зная, какой ответственный
участок ему достался, к тому же во время первого
потепления отношений между СССР и США. В такой
обстановке ошибок не прощают, поэтому он был «особо
благодарен» такому доверию чекистов и своего начальника.

~432~


С Егоровым приятно было работать. Он не смотрел
сверлящим взором чекиста после выпитых ста граммов.
Взгляд его всегда оставался открытым. Им выделили комсомольско-
оперативный отряд, который регулировал «движение
» гостей в клуб США, а если попросту — пропускал
только своих комсомольцев для общения с американцами.
У наших имелись пропуска или они были одеты во что-то
одинаковое, так что посторонние сразу оказывались на виду.
Проведением фестиваля руководил комсомол, и безопасность
не вмешивалась в его деятельность.

Вятскую улицу и прилегающий район патрулировали два
десятка солдатиков из милицейского полка, который размещался
на углу. Да и дружинников по вечерам с предприятий
подтягивали. Поэтому любителям пошуметь с лозунгами
было ясно, что в клубе США митингов не получится. Меры
безопасности были посерьезнее, чем во время Олимпиады, а
народ особенного интереса к этому фестивалю не проявлял,
скорее всего из-за этих же самых мер. Если кто и хотел пообщаться
с молодежью из-за бугра, то сначала должен был
попасть в списки комсомольцев. Лукина не интересовало,
какова будет обстановка в парках и на площадях, так как он
отвечал за этот объект — и точка.

Во дворе Дворца культуры имени Горького стоял отдельный
особняк в два этажа, и Лукин сразу определил его под
штаб, для размещения всех нарядов милиции и приданных
сил. Дежурную часть разместил в билетных кассах Дворца,
которые с небольшими окошками за белыми шелковыми
шторками напоминали дежурки отделений милиции или
бюро пропусков. Для суточных дежурных сюда занесли
диван. Местные власти устелили все помещения, где разместилась
милиция коврами, чтобы американцы видели, в
каких условиях работают местные шерифы. После чего они
с Егоровым поехали в местное 15-е отделение милиции, где
предложили руководству выделить им пятнадцать милиционеров
на трехсменные посты, которые распределят по
времени на месте в зависимости от обстановки.

~433~



Начальник отделения Машков и его заместитель Чуднов
сопротивлялись недолго, после того как Лукин показал им
приказ начальника ГУВД по вопросу беспрепятственного
выделения необходимого количества личного состава для
обеспечения безопасности в клубе США. Но когда Лукин
сообщил, что ему нужны еще четыре опера, столько же
участковых и два командира взвода, Машков возмутился.

— Тогда заберите и нас, а отделение милиции мы закроем!


— А это хорошая мысль. Что по этому поводу думают
в КГБ?

— Мы одобряем, — улыбнулся Егоров.

— Вы, руководители, можете позвонить начальнику
управления по этому вопросу, чтобы он выделил вам дополнительные
силы, но я бы рекомендовал на самом деле
перейти на службу в клуб США. Во-первых, сохраните участковых
на месте. Пускай работают, а вы сможете руководить
ими и отсюда, да и постовых вы наберете с собой хороших,
чтобы потом за них не краснеть. И личный состав будет вас
лучше слушаться. Как, Евгений Викторович?

— Меня ты убедил, я буду наставать именно на таком
решении, чтобы с личным составом отделения милиции
прибыл и их руководитель, а то на самом деле — таких
прикомандируют, что после фестиваля нас самих на посты
отправят.

— Всё, мужики. ЧК дало добро, значит, за трое суток до
начала фестиваля жду вас здесь на службе.

— Лукин, я много слышал про твои шуточки, но сейчас
все серьезно? — Машков не поверил услышанному и думал,
что они с Егоровым шутят.

— Я, кажется, доходчиво объяснил, что вы просто необходимы.
Ну, сделайте себе отпуск на две недели по указанию
госбезопасности! И мне, и вам будет спокойнее. Мы друг
друга знаем и поработаем вместе без нервотрепки. Иначе
все равно будете отвечать за личный состав в случае чего, а
так сами на месте разберетесь, — пояснил Лукин.

~434~


— Саша, а он ведь прав, — обратился Машков к своему
заместителю. — До отделения милиции три минуты пешком.
Все равно с нас не снимается ответственность за этот
объект, а так мы будем здесь, и наши подчиненные в любое
время смогут решать вопросы. Я согласен. Поработать в
такой обстановке, и буфет с пивом рядом!
Они рассмеялись. Лукин с Егоровым вернулись на объект.


— А мои коллеги не ошиблись, предложив тебя заместители.
У тебя хватка будь здоров. Начальника отделения
милиции и его заместителя уговорить перейти на объект! —
улыбнулся Егоров.

— Сами же наделили меня особыми полномочиями для
обеспечения безопасности, вот я и решил посмотреть, как
это будет в реальности, пока еще гости из США не приехали.

— Ты будешь утром на месте? У нас совещание в нашей
конторе, а после я приеду.
Лукину было интересно, кто же из коллег Егорова предложил
его кандидатуру в клуб США, но спрашивать не стал.
Тот явно проговорился, но конкретно вряд ли скажет.
Однако на следующий день Лукина ждала другая новость.
Егоров приехал из КГБ — с совещания по фестивалю.
Совместные собрания по этому вопросу, похоже, закончились,
и теперь все решали свои задачи, ну а в том, что они
поставлены чекистами, Лукин не сомневался.

— Наши все переиграли, — сообщил Егоров, — ты
будешь начальником службы безопасности, а я — простым
инженером по зданию. Это официально, а так я буду вместе
с тобой руководить процессом в заместителях. Совместный
приказ МВД и КГБ они завтра подпишут.

— Это еще почему мне такое доверие и ответственность?

— Нам сообщили, что перед открытием фестиваля
приедут американские журналисты. Они захотели взять
интервью у начальника, который будет обеспечивать безопасность
их делегации в клубе США.

— Это о чем еще интервью?

~435~



— Расскажешь о себе, о работе и семье. Может быть, снимешься
с гостями, и они напечатают все это в газетах США.

— А тебе рассказать нечего или светиться нельзя? Пусть
тебя пропечатают в газетах США! Сейчас все и выложу о
себе и о работе.

— Если меня пропечатают, то сразу можно уходить с
оперативной работы, — сообщил Егоров.

— А мне, значит, можно будет потом работать?

— У тебя совсем другая служба, о ней можно писать даже
в американских газетах!

— Ты по ушам мне не езди. Ладно, мы это еще обсудим.
Знаешь, это похоже, как в одном колхозе председатель сообщает
доярке: «Мань, завтра приедут корреспонденты и
будут брать интервью». — «А что это такое?» — «Не знаю,
Мань, но ты на всякий случай подмойся».
Егоров засмеялся.

— Очень похожая ситуация. Завтра к нам приезжает не
председатель колхоза, а первый заместитель председателя
КГБ СССР Филипп Денисович Бобков на проверку готовности
объекта. По этой теме у него тоже будут вопросы.

— По поводу подмыться?

— Мне нравится, что ты не теряешь чувство юмора в
связи с приездом Бобкова, но он любит краткие и четкие
ответы.

— Хорошо, ответим. Только ты ему и докладывай, это
же твой большой начальник, а не мой.

— Так ты согласен быть начальником?

— Ну, куда ж от вас денешься, согласен! Можно подумать,
мой отказ повлияет на решение конторы.
Егоров улыбнулся, удовлетворившись ответом Лукина.
О Бобкове Лукин много слышал, когда тот руководил
5-м управлением по борьбе с диссидентами. Это он для
чекистов был грозой, а Лукин к таковым не относился,
поэтому спокойно ожидал приезда Филиппа Денисовича.
Ждали его к двенадцати часам, но потом дали отбой, и они
с Егоровым пошли на обед, где выпили по бутылке пива.

~436~


И вот тут, как всегда это бывает, сообщили по рации, что
Бобков прибыл и ждет их в клубе США для доклада. Они
успели только смахнуть пивную пену с губ, а запах алкоголя
от пива держится недолго, но зато похлеще, чем от водки.

Филипп Денисович прибыл в сопровождении своих
офицеров. Представителей от МВД не наблюдалось, и это
расслабило Лукина, потому что вопросов к своей персоне
он не ожидал. Бобков поздоровался со всеми.

Егоров доложил ему о готовности объекта к приему американской
делегации. Бобков одобрительно кивал головой
во время доклада.

— А со своим заместителем из милиции решили вопрос
по поводу обмена с вами должностями и дачи интервью
журналистам США? — поинтересовался шеф.

— Да, все решили.
— Не совсем, мне тоже хотелось бы кое-что уточнить, —
если бы Лукин не выпил десять минут назад пива, то, может
быть, и промолчал бы, но теперь его охватил кураж.

— Что именно, товарищ Лукин? — спросил Бобков.

— Если я дам интервью журналистам США, то на вашем
языке это называется «засветиться», хотя это также звучит
и на нашем. Здесь же получается вообще целый рентген с
фотографиями, а я — еще молодой руководитель и перспективный.
Мало ли что в жизни будет, а потом ваши же
подчиненные сунут мне под нос газеты из Америки с моими
фотографиями и интервью. Кому потом докажешь, что все
происходило по согласованию с вами лично?

— Да, вы в чем-то правы. Какие у вас предложения?
Лукин знал, что на уровне полковников его вопрос повис
бы в воздухе или те бы отшутились, но генерал-полковник
КГБ не мог пропустить такого замечания. И Лукин выдал
предложение, хотя сам про себя посмеивался, вспомнив
сцену из фильма «Неуловимые мстители», когда Буба
Касторский предлагал свое сотрудничество начальнику
контрразведки Белой армии Кудасову: «Я буду на сцене отбивать
чечеточку азбукой Морзе и передавать сообщения».

~437~



— Я согласен дать американцам интервью, но выдайте
мне документы прикрытия, что я, например, полковник
милиции Степанов, а имя и отчество можно сохранить.
Надо объявить всему личному составу и администрации
клуба, что моя фамилия Степанов. Изготовить табличку на
двери кабинета. С такой легендой пусть меня хоть по телевизору
в Америке показывают, тогда всем будет ясно, что
это интервью было залегендировано. Да и вашим коллегам
выгодно, когда прибывшие агенты ЦРУ потянутся ко мне,
как к чекисту. Да еще и полковнику.

— А вы думаете, что агенты ЦРУ здесь будут?

— Вы тоже это знаете, Филипп Денисович.

— Если других пожеланий нет, Егоров, подготовьте документы
прикрытия на полковника милиции Степанова и
организуйте инструктаж личного состава.
Когда Филипп Денисович уехал, Егоров подошел к
Лукину.

— Ну, зачем тебе документы прикрытия, скажи мне?
Я же тебя давно знаю, если сам захочешь, то дашь интервью
не только журналистам, но и директору ЦРУ, и никто тебе
запретить не сможет! — засмеялся он.

— Если ЦРУ, то только в твоем присутствии, а сейчас
исполняй, что приказал твой генерал-полковник КГБ. Когда
бы я еще побеседовал с таким большим руководителем! —
улыбнулся Лукин.

— Я так и понял, что ты все с шуточками, но на таком
уровне! Надо быть осторожнее, ведь подполковник уже.
Поговорить ему, блин, захотелось!

— Ты не понял указание Бобкова? Не подполковник, а
полковник. Тебе шеф приказал.

— Вот теперь я понял, для чего ты затеял этот цирк.
Досрочно на четыре года получил звание полковника. Не
молод ли для этого звания?

— Я выгляжу гораздо старше.

— Что, правда, сделать удостоверение на полковника
Степанова?

~438~


— Ну, если ты не можешь произвести меня в генералы,
то сделай хоть полковником.

— Я думал, ты посерьезнее будешь, когда предлагали твою
кандидатуру на клуб США. Кому доверили безопасность
клуба США? — Егоров с шутливой досадой махнул рукой.
Лукин же просто почувствовал заинтересованность
большого руководителя из КГБ в этом вопросе, а дальше
пошла импровизация в отношении документа прикрытия.
Об этом Лукин поначалу и не думал.
«И тут Штирлиц понял, что находится на грани провала
», — вспомнил он Юлиана Семенова.
Егоров выполнил указания своего руководителя, а по
управлению еще долго шутили, называя Лукина полковником
Степановым, да и он по телефону представлялся этой
фамилией, поэтому многие стали путать ее с настоящей.
Потом смеялись: «Опять шуточки Лукина». На двери его
кабинета появилась надпись «Сикьюрите» и что-то про
Степанова. Лукин не знал, как его обозвали на английском
языке, так как в Академии изучал немецкий, а потом перед
Олимпиадой окончил курсы французского языка.
Егоров был где-то прав по поводу своего перевода в
инженеры. Вместе с гостями, конечно же, приехали сотрудники
ЦРУ.

— Хочешь, я тебе покажу двоих из ЦРУ? — спросил
Егоров, когда они посматривали на гостей из коридора.

— Правда, что ли? Я тогда с вашим шефом шутил, а
оказалось, что все на самом деле. Бобков, наверное, тогда
прибалдел от моей осведомленности.

— Смотри, шутничок, а то войдешь с ними в контакт и
можешь погореть. Вот один в костюме болотного цвета, как
у Фиделя Кастро, похожий на латиноамериканца, видишь?
А вот второй с ним, совсем смугленький, похоже негритос.

— Да, да, вижу. Никогда бы не подумал… Цэрэушники
всегда в костюмах и при галстуках, а эти под молодежь косят.

— Вот, смотри, а что это у них в авоське, завернутое в
газету? — насторожился Егоров.

~439~



— Как что? Скорее всего, водка. Дашь команду задержать?

— Ведь спиртное распивать нельзя.

— Товарищ инженер, не мешайте обеспечивать безопасность
на вверенном мне объекте. Пойдем в буфет,
посмотрим, как они будут это делать? Неужели неинтересно,
как у них разведчики водку пьют? Но если ты знаешь,
кто они такие, то они тоже знают, кто ты. Так зачем нужна
была комедия со мной? Или опять моя шутка с Бобковым
оказалась в цвет? Вы хотели сотворить из меня «темную
лошадку» для ЦРУ! Поэтому и согласились сделать меня
полковником? — предположил Лукин.

— С тобой приятно работать. Ты в своей шутке разложил
все наши планы и выдал их открыто нашему генералу.
Он после совещания оценил твою смекалку. Что будем
делать с цэрэушниками? Может быть, вы их тормознете и
приведете ко мне?

— К инженеру по технике безопасности? А может быть,
лучше сразу к слесарю-сантехнику? Кто здесь из КГБ работает
сантехником или водопроводчиком?

— Ладно, шутничок, пошли в буфет, — согласился Егоров.
В буфете его коллеги из США взяли три стакана компота.
Два из них сразу выпили, а в ягоды налили водку, которую
запивали из третьего стакана.

— Вот видишь, еще похлеще наших пьют! — усмехнулся
Лукин. — По стакану водки — и без закуски. Я бы сейчас с
ними продолжил. Что, слабо? У меня в кабинете водка есть
хорошая, «Столичная», они не откажутся.

— Тебе все шуточки…

— Нет, я сейчас серьезно. Не понимаю, как вы народ
вербуете? Кто только с вами сотрудничает? Ни выпить, ни
поговорить… Хочешь, я сейчас твоих цэрэушников склею
и тебе сразу досрочное звание?

— Не сомневаюсь, но не надо. У нас другая задача.

— Хорошо, я понял, но завтра у тебя такой возможности
не будет, они скоро разъедутся, а эти каждый день в клубе
околачиваться не станут.

~440~


— А может, они только этого и ждут, чтобы шум поднять,
что их вербуют? — предположил Егоров.

— Они все равно поднимут, если у них такие задачи
есть, к ним даже и подходить не надо. Ну, нет команды —
значит, нет.

— Мне сообщили, что журналисты будут через час. Ты
готов?

— Как пионер, — сообщил Лукин.

— Только без фантазий. Я уже боюсь выпускать тебя к ним.

— Хорошо, а может, все-таки сам?
Вскоре приехали трое журналистов, обвешанные фотоаппаратурой,
с переводчиком. Лукин встретил их и поводил
по клубу, показывая места отдыха и организацию службы
безопасности, а сам все искал глазами цэрэушников, чтобы
сняться с ними вместе для газет США. Ему опять захотелось
покуражиться, но теперь по-взрослому.
Журналисты предложили ему сфотографироваться с их
гражданами в клубе, и у него автоматом мелькнула мысль — а
почему не с цэрэушниками? Он завел журналистов в фойе,
где была молодежь США и эти двое. Лукин сначала собрал
молодежь в кучу:

— «Сикюрите» — фото на память, для ваших газет.
Переводчик сообщил американцам о его намерениях, а
Виктор в это время ухватил под руки обоих цэрэушников и
встал с ними в центре молодежи. Защелкали затворы фотоаппаратов,
засверкали вспышки. Лукин увидел в стороне
«инженера по технике безопасности» Егорова, который
только качал головой.
Когда фотосессия закончилась, Егоров зашел к Лукину
в кабинет, размещавшийся во дворе ДК. Туда не могли
пройти гости клуба.
— А теперь объясни, зачем тебе нужен был этот цирк —
фотографироваться с цэрэушниками? — спросил он.

— А ты догадайся, чекист, с трех раз. Ладно, не буду тебя
мучить. Скажи мне, какой цэрэушник позволит опубликовать
свое фото в газетах, да еще в компании с начальником

~441~



службы безопасности клуба США в СССР? Ты мне можешь
сделать десять документов прикрытия, но все равно для
американцев я буду сотрудником КГБ, и никто не сможет
их убедить в обратном. Они даже звание мое в КГБ знают,
полковник, мне об этом переводчик шепнул!

— Да с таким поведением они тебе и генерала бы присвоили,
только больно молод для генерала.

— Чтобы они ни присвоили, а фотографий в газетах
не будет. И потом, это ты знаешь, что они из ЦРУ, а я и не
догадывался, — улыбнулся Лукин.

— Пожалуй, ты прав. Хорошо тебе, ты свои действия
ни с кем не согласовываешь, а действуешь по обстановке и
ни перед кем не отчитываешься.

— Нет, почему же. Иногда особая инспекция по личному
составу интересуется моим поведением, но, как правило,
не получает удовлетворения от моих ответов.

— Не сомневаюсь, — Егоров засмеялся. Наверное, представил,
как трудно общаться с ним особистам. Напряжение
после выходки Лукина с цэрэушниками прошло.
Лукин на самом деле почувствовал себя свободным и
раскованным. Он собрал в службу безопасности клуба тех
руководителей, с кем можно работать, а вечерком, когда нет
напряжухи, перекинуться в картишки. Играли они в своей
дежурной части, которую организовали в кассах Дома культуры.
Очень удобно, даже окошки со шторками и вывеской
«Билетов нет». В самый разгар игры позвонил дежурный
по штабу фестиваля из РУВД Климов:

— Дайте сведения по количеству гостей в клубе.

— Около ста человек, — доложил дежурный офицер
Чудинов.

— Мне нужна точная цифра, — попросил Климов.

— Сейчас сообщу, — Чудинов отложил карты и собрался
идти выяснять.

— Что случилось? — поинтересовался Лукин.

— Дежурный по штабу фестиваля собирает сведения о
количестве гостей.

~442~


— Ну-ка, соедини с ним… Это Лукин, что вы хотели?
Сейчас гостей около ста человек. Дополнительной информации
нет.

— Но мне нужна точная цифра.

— Хорошо, сейчас сам пересчитаю.
Через несколько минут звонок повторился. Лукин взял
трубку.

— Посчитал до третьего ряда и сбился, перезвони
через час, мы пересчитаем. Дополнительные сведения? Да,
есть. Американцы попросили в одной из комнат постелить
ковер, чтобы они могли показать стриптиз. Нет, нет. Мы
отказались.
Климов не выдержал и нескольких минут. Снова раздался
звонок.

— Да, посчитали сто двадцать один человек, но, пока
я шел к телефону, пятеро вышли, а восемь вошли в клуб.
Сколько будет?.. Я не знаю. Сколько писать? Ну, примерно
сто двадцать. Точно не знаю, надо опять считать. Дополнительная?
Есть, конечно. Они сейчас занимаются эротическими
танцами с вводом пениса… Жду, жду, записывайте.
Вся компания в кассах ДК покатывалась со смеху, а
через десять минут позвонил дежурный по МВД СССР
Митягин Миша, который раньше работал с Лукиным. Когда
эта информация докатилась до дежурного пульта МВД
СССР, он просто переспросил, кто передал ее, и попросил
телефон Лукина.

— Виктор, они же не понимают шуток, без проверки
эта информация долетела до МВД! Хорошо, что ее принял
я, иначе бы сейчас уже гонцы к вам летели!

— Миша, а это не шутка, они на самом деле попросили
у нас ковер, чтобы показать стриптиз, но мы отказались, а
то бы еще неизвестно, чем дело кончилось! Может быть, все
гораздо серьезнее, чем в нашей информации.

— Я тебя понял, весело с тобой работать. Ладно, пока.
Фестиваль подходил к завершению, основная масса
гостей уже разъехалась по своим странам, и во многих

~443~



клубах сократили число сотрудников, обеспечивающих безопасность.
Лукин дал команду работать всем до последнего
посетителя и закрытия клуба, несмотря на указания руководителей
о сокращении личного состава по безопасности.

— Мы будем работать до «последнего посетителя».
Если снимете одного сотрудника, то я тоже брошу все и уеду
в свой кабинет. У меня есть оперативная информация, что
молодежные фанаты собираются на погромы клубов, в том
числе и США. А это не комсомольские активисты, которые
общались с зарубежной молодежью!
Его ультиматум сработал, потому что руководство знало,
что он именно так и сделает. А Лукин между тем оказался
прав, в клубах Франции и Скандинавских стран хулиганы
устроили погромы. Да это были не хулиганы, они приходили
в клуб организованно, маленькими группами, после чего по
команде крушили все подряд и уносили различные вещи и
атрибутику стран.
Уже ближе к полуночи Лукин вышел на Вятскую улицу и
увидел толпу молодчиков. До него донеслось: «Осторожно,
начальник вышел!» То, что его знают в лицо, уже хорошо.
Лукин прошел сквозь толпу, изредка отворачивая лацкан
пиджака, изображая выдачу команды:

— Внимание. Внимание всем постам!
Говорил он не громко, но так, чтобы его слышали эти
ребята.

— Внимание. При сопротивлении применять только
дубинки и резиновые пули. Можно пару очередей из калашей
боевыми, но по ногам. Как только выйду из толпы, всех
мордой в грязь и в отделение.
Когда он подошел к зданию, толпа, словно по команде,
рванула по трамвайным путям в сторону центра. Топот
стоял, как от табуна лошадей, и через несколько минут все
стихло. Егоров вышел с группой сотрудников из ДК ему на
помощь.

— Мне сообщили, что здесь собралось около ста фанатов.
Где они? — спросил Егоров.

~444~


— Убежали, — сообщил постовой милиционер.

— Как это? — недоумевал Егоров.

— Да вот, товарищ полковник подошел к ним, и они
через минуту убежали, только земля дрожала от топота! —
доложил сотрудник, стоящий при входе в ДК.

— Ты чего им сделал? — поинтересовался Егоров у
Лукина.
Виктор поведал Егорову о своем приеме — «игре в
рацию».

— Ну, артист… Спасибо тебе.
А через час пришло сообщение, что большая группа
фанатов разгромила ДК имени Зуева на Лесной улице, где
остались трое сотрудников по охране клуба, которые не
смогли ничего сделать с толпой. Не будешь же применять
оружие!

— Твои? Наверное, озлобились, — предположил Егоров.
Они сохранили клуб целым и невредимым до конца
фестиваля.
Лукин догадывался, какое серьезное значение придавалось
обеспечению безопасности в клубе США. Приезжал
Филипп Денисович, но его больших руководителей из МВД
не наблюдалось, значит, чекисты были ответственными за
эти мероприятие, и, видимо, они же были инициаторами
награждения его орденом Дружбы народов. Его руководство
вряд ли пропустило бы это мимо себя, а Лукину бы выдали
ценный подарок — очередные часы «Полет». После такой
награды он еще раз убедился, как ему опять подфартило в
жизни, но в этом клубе все могло бы произойти и наоборот…
«С чекистами сложились деловые отношения. Наверное,
меня, одного из немногих, они оставили в покое…
Надо же кому-то и работать в милиции, разгребая помойку
с преступностью! — продолжал анализировать обстановку
Лукин. — К тому же заканчивается срок их командировки в
МВД. Теперь некоторые из них вернутся в «казармы», но
большинство отправится на пенсию, так как засветились в
милиции. У них тоже к кадрам относятся потребительски,

~445~



даже при всех их привилегиях… Ну что ж, в район пришло
новое руководство, и сложилась благоприятная обстановка,
чтобы дернуть отсюда. Пока я хожу в орденоносцах,
но неизвестно, что будет завтра. Чекисты-то уходят, а их
стукачи остаются, и теперь это очень надолго. Сколько они
навербовали? Что те сочиняют для своих хозяев? Нет, надо
уходить с «земли»… Наверху тоже есть контроль чекистов,
но там все-таки генералы, а они не такие ретивые и подлые.
На «земле» же все больше негодных».

В ЦК КПСС теперь вел пленумы Михаил Сергеевич,
и после последнего тесть сказал по секрету, что скоро у них
закончится кабала. Федорчука вместе с его заместителем
по кадрам отправят на пенсию, да еще с соответствующей
формулировкой — за развал МВД. Это известие также подкрепило
уверенность Лукина, что пора поинтересоваться
переходом в МВД, который уже дважды откладывался по
независящим от него обстоятельствам. В управлении кадров
МВД сохранил свое кресло его знакомый кадровик Виктор
Федорович Николаев, и Лукин поведал ему свои мысли.

— Вакансии в ГУУРе есть, и скоро их будет гораздо
больше. В последние три года многих профессионалов разбросали
по всему Союзу, а многих уволили. Некоторым
повезло, потому что была выслуга, и они оформили пенсии.
На их место пришли сотрудники с периферии. Не буду ничего
про них говорить… Сам все увидишь, если перейдешь,
но скажу одно — некоторые из них пишут слово «ночь»
через «щ». Должен тебя предупредить, что собеседование
при переходе в Центральный аппарат МВД проводит сам
Лежепеков. Надо отдать ему должное, блатных он не любит,
— поведал Николаев.

— Виктор, да какой я блатной? Всю жизнь на «земле
» — от опера до начальника!

— Поэтому можешь и пройти. А какие у тебя отношения
с местным КГБ? Лежепеков у нас из КГБ, поэтому до
издания приказа о переводе сотрудника в МВД выясняет о
нем все в местном КГБ.

~446~


— После проведения фестиваля, думаю, нормальные.
«А там, кто их знает, что они обо мне пишут…» —
подумал про себя Лукин. Его больше всего устраивало в
этих обстоятельствах сообщение тестя, что этих генералов
КГБ скоро отправят на пенсию, это придавало ему уверенности
для собеседования с Лежепековым. Хотя он тут же
вспомнил свое недавнее общение с Бобковым и понял, что
никакой робости перед руководителем кадров МВД не
испытывает.
Прошло две недели, когда позвонил кадровик и сообщил,
что собеседование о его переводе с Лежепековым
состоится на следующий день. Лукин уже знал, что характеристики
на него не запрашивались. Это могло означать,
что беседа будет носить предварительный характер. Хотя
его уже должен был характеризовать местный КГБ. Иначе
зачем еще их поставили?
За огромным столом сидел генерал-полковник с планкой
орденов и медалей, свисавших почти до пояса. Во всяком
случае, кромка стола обрезала ее.

— Подполковник Лукин, у нас есть несколько иное
предложение по поводу вашего перевода в Центральный
аппарат МВД. Мы предлагаем вам должность первого заместителя
УВД Самаркандской области.
У Лукина даже ком к горлу подкатил от такого предложения.
Он, возможно, и принял бы его, но десять лет назад,
когда мотался в Самарканд, чтобы продлить в ОВИРе
пребывание Лауры. А теперь они разошлись, и Самарканд
его не интересует.

— Товарищ генерал, а почему Самарканд? — спокойно
поинтересовался Лукин.

— Вы же знаете, что в МВД Узбекистана прошла кадровая
чистка. Теперь идет укрепление кадров, а вы обстановку
в Самарканде знаете. Бывали там неоднократно в командировках
по розыску преступников, в личном деле есть приказы
о награждении. Потом вы работали в бригаде Гдляна и
лучше меня знаете, что там творилось. Можете подумать, но

~447~



мое мнение, что вам отказываться не следует. Это хорошее
повышение по службе.

— Да, товарищ генерал. Я все понял, можно посоветоваться
с женой?

— Конечно, посоветуйтесь, завтра жду ответ.

— Разрешите идти?
Лукин вышел в приемную и прямым ходом отправился
к кадровику.

— Виктор Федорович, ты знал о его предложении направить
меня в Самарканд?

— Откуда?.. Со мной такие предложения не обсуждают.
И что ты ответил?

— Сказал, что подумаю.

— Но ты понимаешь, что теперь отвертеться тебе не
удастся? Либо да, либо — в народное хозяйство.

— Поживем, посмотрим… Утро вечера мудренее.
Лукин уже придумал, как парировать это предложение.
Надо сообщить жене, что она скоро будет узбечкой и примется
руководить комсомолом Самарканда.
Дома он так и сделал.
— А ты не можешь отказаться от этого назначения? —
тихо спросила Даша.

— Могу, но тогда меня уволят из органов, а выслуги
у меня нет, чтобы пенсию оформить. Жалко. Вместе со
службой в армии через два года двадцать будет. Думаю, придется
нам ехать в Самарканд. Тебя оставить здесь я не могу.
В кадрах не поймут.

— Я из Москвы никуда не поеду, а тем более в Узбекистан!
В крайнем случае, уеду к родителям на Камчатку. Всё.
Пора звонить родителям.

— Но там шесть утра. Разбудишь, — Лукин понял, что
его маневр удался. По-другому и быть не могло, так как перед
Дашей с самого начала стоял только один вопрос — остаться
после учебы в Москве.

— Иначе папа уедет в обком или куда-нибудь в район,
вот тогда будет поздно. Тебе же надо утром дать ответ?

~448~


Разговор состоялся в нужном Виктору ключе, хотя ему
было по барабану, куда отправляться, хотя предпочтительнее
было бы на Камчатку или в Мурманск, где выслуга год за два.
А после Узбекистана любой москвич может превратиться
в узбека, так как квартира не бронируется, а кооператив он
купить не сподобился. Посему Самарканду отбой.

Даша протянула Виктору телефонную трубку.

— Папа хочет с тобой поговорить.

— Доброе утро, Николай Сергеевич.

— И вам доброй ночи. Ты что сам-то решил с этим
предложением?

— Николай Сергеевич, надо соглашаться, иначе завтра
же и уволят без пенсии. Поедем, поработаем с Дашей
годок-другой, а там видно будет. Скоро их поменяют на
нормальных руководителей?
Этот вопрос Николай Сергеевич оставил без ответа.
Они оба понимали, о ком идет речь.

— А как будет с квартирой? — поинтересовался тесть.

— В ней прописана моя мама, поэтому сохранится пока.

— Я считаю, что эта поездка только поломает твою
карьеру, да и Даши тоже. Может, все-таки откажешься от
этой затеи?

— Да с удовольствием, но мне нужна поддержка, меня
же уволят из-за этого.

— Хорошо. Я позвоню друзьям, чтобы твой руководитель
не предлагал тебе такое повышение по службе.

— Тогда я утром откажусь.

— Спокойной ночи. Дай трубочку Даше.
Лукин никогда не просил тестя помогать в продвижении
по службе, да и сейчас он не обращался с просьбой, а просто
объявил жене, чтобы она собирала чемоданы. Теперь он не
сомневался, что его туда не направят, но и перехода в МВД
скорее всего не предвидится. Можно было бы попросить
Николая Сергеевича еще и об этом, но он определился сразу
при женитьбе, что не хочет такой помощи. Сегодня не в счет.
Да и Лежепеков не любит блатных.

~449~



Утром Лукин приободрено шагал к дому шесть по
улице Огарева, где от МВД СССР остались лишь кадры и
некоторые службы, МВД в основном переехало на Житную
улицу.

В приемной он был уже записан, и помощник разрешил
ему войти.

— Что решили на семейном совете? — поинтересовался
Лежепеков.
Лукин понимал, что звонки не могли еще дойти с Камчатки
до этого в принципе армейского генерала, который
привык разбрасывать офицеров по гарнизонам огромной
страны, они и мотались с кошелками и малыми детьми по
общежитиям. А тут, по его понятию, окопались в МВД
офицеры с такими же погонами и окладами! У них в Москве
благоустроенные квартиры, а у некоторых и связи.
«Это уж кто на кого учился, — подвел итог своим
размышлениям Лукин. — Если бы мне нравилась жизнь в
гарнизонах и постоянные переезды с корзинками, то я пошел
бы в военное училище».
После поддержки тестя его охватил кураж, и он решил
показать генералу, что не просто отказывается от Узбекистана,
а потому что знает там оперативную обстановку, которая
не принимает такие назначения из Москвы.

— Товарищ генерал, квартиру мне в Самарканде не
дадут?

— Нет, пока будете жить в гостинице или снимать
квартиру.

— За свой счет, как я понимаю… Вот с этого все и начинается.
Так попадают в зависимость к местным бабаям…
И языка я узбекского не знаю. Хотя там надо знать пару слов.

— Интересно, какие?

— Утром просыпаешься в гостинице, а вокруг тебя
пачки денег, и ты орешь по-узбекски: «Убери деньги!».

— Я тебя серьезно спрашиваю, поедешь или нет?

— Если серьезно, то у меня давно сложилось мнение по
поводу обстановки в Узбекистане на сегодня. Вы же сами

~450~


заметили, что мне известны их обстановка и уклад жизни…
Так вот, один русский руководитель ничего не сможет сделать
в плане наведения порядка, как мы его видим. У них
там свои бабайские законы как были, так и остались, и ни
одно «узбекское дело» их не напугает. Это Восток, со своими
укладами. А самое главное, что при переводе в районы
Крайнего Севера и Заполярья идет служба один год за два
и сохраняется жилье в Москве, а так я рискую превратиться
в бомжа из коренного москвича, потому как при переезде
в Среднюю Азию прописку и жилье в Москве я потеряю.
Я не боюсь работать там, но в командировке, а переезжать
туда — это означает еще и развод с женой. Поэтому я отказываюсь
от такого повышения.

— Вы все, москвичи, тут окопались, получаете заплату
такую же, как в армии, и никуда вас не направишь, как армейских
офицеров! Скажите спасибо своим покровителям,
иначе за отказ уволили бы. Вы свободны.
«Быстро сработал Николай Сергеевич, — приободрился
Лукин. — Если бы знал заранее, то может и не стал
бы так подробно объяснять причину отказа… Хотя нет,
все правильно сделал, чтобы не выглядеть перед генералом
таким уж наглым и блатным».
Виктор зашел в кадры к Николаеву, и тот посоветовал
ему оформить отпуск, а дальше видно будет, потому как
теперь для его перевода надо ждать перемен в руководстве.
Да Виктор и сам был не против отдыха после такой «напряженной
» работы и оформил очередной отпуск. Позвонил
тесть, поздравил с наградой и пригласил на Камчатку порыбачить,
но Виктор поблагодарил его и сообщил, что они
с коллегами собрались на рыбалку под Астрахань.
Даша, конечно, отказалась от экзотики с комарами на
берегу Волги. Они опять собрались с мамой на озеро Балатон
в Венгрию. Его все равно не выпустили бы за границу,
даже в Венгрию. Да и на Камчатке, конечно, хорошо, но
на Волгу они уже не раз ездили своей компанией с Анатолием
Михайловичем и Борисом, с которыми рыбачили и

~451~



в Крыму. Они уже подготовили снасти. Даже крючки для
сомов им привезли из Аргентины. Хозяин дома в хуторе
Глухое, что на берегу Волги, Яковлевич с женой Аннушкой
давно уже ждут их тихую компанию. Их внук Леша работал
в милиции Волгограда и в выходные рыбачил с ними.
В их компанию напросился оперативник Лукина — Саша
Редка. Он руководил штабом в отделе, и звали его в шутку
человеком с редкой фамилией Редька. Вечером они заехали
в гараж Лукина рядом домом, где их уже ожидал сосед по
дому Анатолий Скуба, который предложил выпить по поводу
ухода в отпуск. Здесь же они и приняли решение взять
его с собой на рыбалку. Анатолий никогда не рыбачил, но
от такой компании не отказался. Эти два друга Лукина с
украинскими фамилиями договорились ехать на машине
Скубы, а Михалыч — как обычно с Борисом. Дальние
поездки лучше совершать вдвоем, чтобы поменяться за
рулем, а втроем уже неудобно, потому что полторы тысячи
километров можно и не преодолеть за один раз. По трассам
гостиниц нет, а поспать в машине втроем не получится,
особенно когда кто-то храпит.

Лукин завершал последние покупки для рыбалки.
В подвалах магазинов он приобрел по коробке тушенки,
китайских сосисок и несколько батонов сырокопченой
колбасы. Все эти продукты на берегу Волги шли в обмен
на бензин у местных транспортников, а питаться они будут
исключительно пойманной рыбой и черной икрой…Так он
и шел, раздумывая, и вдруг его будто током ударило. Мимо
промелькнула знакомая женская фигура. Он заметил ее
на другой стороне улицы. Резко обернулся и обомлел. По
Лесной улице шагала Лаура. Лукин развернулся и кинулся
за ней. Только поравнявшись с этой женщиной, он понял,
что обознался. Он замер в растерянности, а она наконец
заметила его, одарила взглядом и мимолетной улыбкой. Наверное,
у него был крайне глупый вид. Догнать женщину и
начать разглядывать ее, да еще, вероятно, с открытым ртом
и не проронить ни слова!

~452~


Но как похожа она на Лауру! Хотя у него даже мысли
не возникло заговорить с ней. Красива. Очень красива, но
просто похожа.

Сколько раз их компания рыбаков собиралась выехать из
Москвы на рыбалку утром пораньше, но не получалось, поэтому
приезжали в Волгоград, как правило, за полночь и спросить
о дороге через Волгу было не у кого. Так было и на этот раз.

— Михалыч — командор пробега, готовьтесь, ребята!
Пока все помойки во дворах Волгограда не объедем, на
другую сторону Волги не переберемся, — пояснил Лукин
новым членам их команды Скубе и Редьке.

— Тогда командуйте сами! — махнул тот рукой.

— Нет, Михалыч, у нас на борту автомобиля нет такого
штурмана, как Борис, который знает все, — подколол Лукин.

— Так он-то и вводит меня в заблуждение, — сообщил
Михалыч с улыбкой.
Вот так, с шутками и чертыханиями, они перебрались на
другой берег Волги, потом через понтонный мост Средней
Ахтубы и заехали в заповедные места хутора Глухого. Хозяев
будить не стали, палатки ставить — тоже. Побросали их
на песок, который еще не успел остыть от дневной жары.
Выпили, закусили и сразу отрубились. Так и спали посреди
хутора, состоящего из десяти домов, ровно напротив дома
Яковлевича.
С первыми лучами солнца он их и поднял. Бывший
капитан буксира, до пенсии таскавший баржи по Волге, и
бывший штангист, Яковлевич был просто огромным мужчиной
— высокого роста и весом центнера в полтора.

— Ну что, цыгане, не стыдно? Почему не разбудили?
Вернее, разбудили, но я не поверил Аннушке, говорю, если
наши приехали, то зайдут. Давайте-ка в дом, сейчас хозяйка
на стол соберет, чем богаты.

— Яковлевич, куда положить сырокопченые колбасы,
тушенки, сосиски в банках и все остальное? Вам пригодятся
зимой, а мы лучше рыбку поедим, — предложил Лукин.

~453~



— А зачем тогда везли, мы их тоже не очень любим! Вот
если только обменять на бензин… Сейчас уборочная, и на
заправках дают бензин только совхозным машинам.

— Для этого мы оставили запас, после завтрака надо
съездить к нашим знакомым и тебе залить литров сто для
моторной лодки.

— Вот это хорошо было бы. Я должен вас покатать
по Волге. С берега тоже можно поймать, но не так богато.
Икорку-то будете, нашу черняшку?
— А то нет! — на волжский манер ответил Михалыч. —
Пойдем, поможем Аннушке.
Жена Яковлевича уже грела уху из осетрины. На столе
лежали отварная осетрина, стерлядь и жареный сазан.
В ведре закипала вода для варки раков, и из холодильника
перебралась на стол литровая банка черной икры с испариной.
Сколько бы они ни пробовали икру в Москве,
а все-таки малосолка, из только что пойманной осетрины,
имеет совершенно другой вкус. Она просто сказочная, и
попробовать можно ее только на берегу Волги, иначе она
испортится при транспортировке. Домом Яковлевич называл
большой сарай из бревен, специально построенный
на бревнах-волокушах, на которых этот дом передвигался
каждый год от крутого берега, который каждый год подмывало.
Суета от этого большая. Каждый год переносить
огород, беседку, не говоря уже о доме, который двигал
бульдозер, ежегодно весной поправляющий проселочные
дороги, но эти хлопоты компенсировались шикарным видом
на Волгу с летней кухни Яковлевича. Не мог бывший
капитан удалиться от берега. После завтрака съездили к
знакомым на бензоколонку. В обмен на колбасу и тушенку
наполнили все имеющиеся канистры и баки в машинах, а
когда возвращались, то Михалыч тормознул еще самосвал
и попросил продать бензин.

— Мне бы литров тридцать.

— Не могу, дают в обрез.

— А если на обмен?

~454~


— А на что?

— Вот тушенка есть или сосиски китайские в банках.

— Ну, давай пару банок.

— Только у нас лить не во что. Здесь рядом хутор Глухое,
может, заедешь, сольемся, а мы тебя не обидим.

— А у вас, что еще есть?

— Поехали, отоварим, доволен будешь.
На хуторе ребята достали колбасу и банки с такими
деликатесами, которых водитель никогда не видел.

— А сколько стоит?

— Мы только на обмен, на бензин. Сам понимаешь,
здесь его не купишь, — сообщил Михалыч.
Водитель открыл задний борт и подкатил к нему бочку
с бензином.

— Давайте тару.
Яковлевич выкатил такую же бочку, в которой на дне
колыхался бензин.

— Столько я не могу.

— А мы тебе еще литр водочки в придачу.
Вопрос был тут же решен.


— И то правда, что гонять машину зря? Поделюсь с
бригадиром, да и спишем. Держи шланг.
Яковлевич сиял от такой операции — заправка на дому!
И бензина теперь хватит до конца сезона. У него была не
лодка, а целая шхуна, и они помещались на ней всей компанией.
Яковлевич развозил всех на места рыбной ловли
по интересам. Михалыча и Бориса — на остров покидать
спиннинг на судака и щуку, а Лукин с Сашей Редькой и
Анатолием остались в баркасе — спиннинговать на «дорожку
». В это время шла косяками селедка — «залом. На
широченной реке были видны скопления чаек, которые
кружили над водой и временами пикировали, вынимая
мелких рыбешек.

— Там, где много чаек, идет косяк. Я сейчас подойду к
нему, а вы с двух бортов опускайте спиннинги с четырьмя
крючками и блеснами. Как дернет леска, катушку не торо


~455~



питесь тащить, ждите второго и третьего удара, может быть,
и четыре схватят.

От такой рыбалки захватывало дух. Из воды показались
килограммовые сельди с широкими спинами. Вот он
какой — залом! Рассказывали, что раньше продавалась в
магазинах каспийская селедка-залом, необычайно вкусная.
Теперь можно попробовать ее самим. Рыбаки набросали
целое корыто селедки и пошли к дому. По дороге подобрали
своих рыбачков, которые успели поймать только по
паре щук и судаков.

— Ну, куда вы столько селедки надергали, ведь испортится!
— Борис посмотрел в лодку, понимая, что ему придется
ее обрабатывать как шеф-повару.

— Это ваши щуки могут испортиться, а селедку мы
сейчас обработаем, посолим, закоптим, да котлеток накрутим.
Ее можно только сейчас ловить, потом все — уйдет в
море, — сообщил Яковлевич.
Яковлевич достал деревянный бочонок, уложил селедку
и пересыпал солью. Бочонок отправили в прохладный погребок
под домом. И когда он только успел его выкопать и
пропарить! После установил коптильню, сооруженную из
металлической двухсотлитровой бочки. Подсоленную селедку
вывесил за головы, и бочку накрыл мокрой мешковиной.
Через два часа была готова копченая селедка, от которой
невозможно было оторваться, она даже перебила черную
икру, к которой больше никто не притрагивался. Следом
Аннушка подала котлеты из селедочного фарша — с пыла с
жару, и все подумали, что водки под такие закуски до конца
отдыха может и не хватить, а местную водку пить нельзя,
особенно астраханскую — сплошной керосин. Хорошо,
что двое непьющих, но их вполне заменял один Яковлевич.
После очередной рюмки он поинтересовался:

— Ну, расскажите, как у вас там на работе, что нового
в семьях?

— У нас только Виктор шагает. Вот орден получил и
подполковника, — сообщил Михалыч.

~456~


— Это за какие подвиги?

— Да просто за хорошую работу, Яковлевич, — ответил
Лукин.

— Все работают хорошо, а ордена просто так не раздают!
— уточнил Яковлевич.

— Яковлевич, я сейчас тебе газеты покажу, что о моей
работе американцы пишут, — Лукин решил похвастаться,
он и газеты для этого взял с собой.
Лукину перед самым отпуском Егоров из КГБ привез
газеты и рассказал, что американцы написали о Викторе,
будто он из спецслужб, руководитель нового формата, раскованный
и общительный. Фото опубликовали только его
одного — без гостей и цэрэушников.
Лукин достал папку с ценными газетами.

— Так они ж иностранные! О чем хоть пишут? Вот фото
твое вижу, — разглядел Яковлевич.

— Ну, в общем, что я раздолбай, но американцам мое
руководство на фестивале понравилось. Вот за это орден и
дали, — улыбнулся Лукин.

— В общем, что-то вы деду заливаете, а что — не пойму.
Орден-то правда дали? — он так и не понял.

— Яковлевич, видал я аферистов, но таких, как Виктор,
еще поискать! Жена в Москве, любовница в Париже, американские
газеты о нем пишут, вот поэтому, наверное, и орден
Дружбы народов дали! Орден, Яковлевич, дали точно. Настоящий,
только и мы сами не понимаем — за что. Аферист,
одним словом, — сообщил Скуба, привыкший подкалывать
Лукина и называть в шутку этим словом.

— Ну ладно, я ведь понимаю, когда нельзя говорить — за
что. Да вот и газеты из Америки, значит, что-то серьезное
было… Давайте обмоем это дело, я же не участвовал в обмывке!
— предложил Яковлевич.

— Хорошее предложение, — поддержал его Лукин.
Ближе к вечеру заглянули местные браконьеры.

— Яковлевич, твоим гостям осетрина не нужна? — поинтересовался
высокий худощавый мужчина.

~457~



— Спросите у них сами, — сказал Яковлевич.

— Ребята, хотите осетра, килограммов двадцать пять
будет вместе с икрой, только что вытащили? Бутылок десять
водки дадите? — спросил высокий браконьер.
— А потом сами будем осетрину кушать на сухую? —
ответил на вопрос вопросом Скуба.

— Ну, давайте тогда за литр, что ли… — грустно сбросил
цену высокий.

— Нет, мужики, утром приходите, в магазин мотнусь за
водкой, тогда и возьмем, — предложил Лукин.
Ему было жалко отдавать московскую водку, а потом
самим пить местную.

— Так хоть налейте по стакану! — не выдержал низенький
браконьер.

— Это другое дело, садитесь за стол, — предложил
Лукин.
Михалыч плеснул им по полстакана водки, те выпили,
закусили и повторили. Жалко было мужиков, у которых
«горели буксы» от прошлой пьянки.

— Спасибо вам, а осетра сейчас забирайте, что мы будем
с ним таскаться по хутору! Завтра зайдем за литром. Еще
нужна будет осетрина? — спросил высокий.

— Если только соленая, и икры черной по паре банок
каждому, но это надо к отъезду, через неделю, иначе может
испортиться, — заказал Михалыч.

— Хорошо, сделаем, а завтра принесем вам на закуску
гостинцев, — пообещал маленький.
Они ушли так же тихо, как и пришли. В траве около
забора лежал осетр.

— Да, перевелись настоящие осетры… — Яковлевич
глянул на осетра. — Раньше мы этих по двадцать килограммов
и не брали.

— Яковлевич, а какие раньше водились рыбины на
Волге? — поинтересовался Лукин.

— Ну, я постарше вас лет на тридцать, но на моей памяти
многое изменилось в природе, а вот по рассказам дедов, ког


~458~


да еще не было Волжской ГЭС, совсем другая рыба в Волге
водилась. Рассказывали, что белугу ловили до полутора тонн
и длинной около девяти метров.

— Это ты, Яковлевич, хватил лишку, даже по меркам
рыбацких рассказов! — засмеялся Лукин.

— Хватил или не хватил, но около тонны весом на Каспийском
море до настоящего времени белугу ловят. Одна
такая в девятьсот шестьдесят килограммов красуется в
Астраханском музее, и поймали ее не так давно.

— Это сколько же в ней было икры? — спросил Борис.

— Около двухсот килограммов, так что, похоже, наши
деды не обманывали про белугу в полторы тонны.

— Яковлевич, ты столько лет ходил по Волге, наверное,
многое знаешь о ее обитателях. Расскажи, — попросил
Борис.

— У тебя, Борис, руки есть? Так налей нам с Палычем по
пятьдесят, да и друзья его не откажутся. Как, Анатолий? —
спросил Яковлевич.

— Это можно. Только я уже больше не буду, — Анатолия
сморил свежий воздух.

— Твое дело. Так вот, селедку вы уже видели и попробовали.
К селедке относятся еще каспийский пузанок и
килька. Самой крупной из каспийских сельдей является
черноспинка — длинной до полуметра и весом свыше
килограмма. Черноспинку в низовьях Волги с давних
времен называют «бешенкой» или заломом. Народное
название «бешенка» связано с тем, что в былые времена
во время заходов в Волгу многочисленных косяков отдельные
особи черноспинки выбрасывались на берег,
то есть как бы проявляли признаки бешенства. Второе,
тоже народное название, залом связано с размерами сельдей.
Обычно имели в виду крупных рыб, длина которых
превышала расстояние от кончиков пальцев до локтя.
Сейчас численность сельди-черноспинки невелика, и она
отнесена к разряду редких. Ну, давайте под копченую селедочку,
с пылу с жару.

~459~



Яковлевич выдержал паузу. Закусил. Вся компания
молчала в ожидании продолжения рассказа о волжских
обитателях.

— Так я предлагаю, пока мы не так пьяны и при памяти,
разделать осетра. Иначе может испортиться. Меня от работы
увольте, потому что могу только руководить, — сообщил
Яковлевич.

— Это не страшно, потому что мы всегда имеем трезвого
водителя. Это Михалыч. И повар он же. Борис, разделаешь
осетра под руководством Яковлевича? Ножи я поточу, —
предложил Лукин.

— Что с вами, пьяницами, поделаешь, конечно, разделаю,
— согласился Борис.
Лукин положил осетра на большой стол на кухне, чтобы
Яковлевичу было видно, и наточил большой и маленький
ножи, а потом принялся помогать Борису. Из всей компании
только Лукин и Яковлевич умели разделать осетра и
посолить икру.
— Все, я за рыбу спокоен, если Виктор взялся за дело, —
сообщил Яковлевич. — Саша, а ты тогда будешь на розливе.
Виктор, ты как?

— Завсегда, — ответил Лукин, и они шлепнули втроем
по пятьдесят, которые на таком воздухе и при такой закуске
даже не туманили мозги.
Лукин во время рыбалок на Волге и на Камчатке разделал
не один десяток рыб с икрой, и уже через полчаса в эмалированной
кастрюле лежала в рассоле, который приготовил
Борис по рецепту Яковлевича, черная икра. Пока Борис
пропаривал полулитровые стеклянные банки, Лукин порезал
осетра на брикеты для засолки под балык, который уложил в
пластиковый ящик из-под колбасы. Ящик опустили в подвал,
и он так и поедет в Москву с осетриной в рассоле, иначе по
жаре не довезешь. Эти операции им были уже отработаны,
разложив икру по банкам, он определил их в холодильник.

— А что будем делать с головой осетра? — поинтересовался
Редька.

~460~


— Завтра Борис сварит нам солянку, которую не попробуешь
даже в «Славянском базаре». Голова не жирная да еще
пара судаков. У нас точно водки не хватит, — вздохнул Лукин.

— Саша, а ты пробовал волжский кавардак? — поинтересовался
Яковлевич.

— Даже не слышал про такой, — признался Редька.

— А ты не забывай плескать по стаканам… Я его готовлю
мастерски, но должен признаться, что Палыч меня обошел.
Он на прошлой рыбалке сделал его вкуснее. Все сделал вроде
бы, как я, но получилось вкуснее. Я уже видел, как он вырезал
мясо осетра, и понял, что он собирается угостить нас этим
блюдом, — Яковлевич посмотрел на Лукина.

— Только если Борис поможет, а то вы из меня быстро
кухарку сделаете, что и про рыбалку забуду, — согласился
Лукин.
Он замочил в холодной родниковой воде голову осетра и
хвост с плавниками и хребтом. Потом они махнули водочки,
и стало веселее. Михалыч знал привычку Палыча после водки
пить чай, а вот потом можно и еще водочки. У него всегда
имелись отличные сорта цейлонского чая, потому что он
даже минеральную воду не пил, предпочитая хороший чай.

— Яковлевич, так что там с осетриной, которая на Волге
перевелась? — спросил Лукин.
Яковлевич сидел на большом диване, облокотившись
на спинку и валик.

— Осетровых на Руси называли красной рыбой, — продолжил
он. — Всего здесь обитают пять видов осетровых —
русский осетр, севрюга, белуга, шип и стерлядь, которая
является пресноводной рыбой. Про белугу я вам рассказывал.
После постройки на Волге плотин были потеряны
многие нерестилища осетровых, и в первую очередь белуги,
нерестившейся в верховьях реки.
Яковлевич опять сделал паузу. Задумался старый речник,
какие потери понесла Волга.

— Встречается в водах Волги белорыбица. Эта крупная,
достигающая метровой длины и весом до десяти кило, рыба

~461~



осенью заходит в Волгу на нерест, но опять же упирается в
плотину. Теперь красная рыба уходит нереститься к казахам,
которые черпают ее из Урала, а черную икру губят, упаковывая
в бумажные мешки по пятьдесят килограммов. Так
они ее солят и прессованную подают к пиву. Сволочи одним
словом… Наши соседи калмыки недалеко ушли от казахов и
тоже процеживают Волгу. Только русские рыбинспекторы
гоняют своих соотечественников за рыбную ловлю. Нас не
считают аборигенами на Волге, исконно русской реке. Мы
должны оберегать ее рыбные запасы, а калмыки с казахами
относятся к ним варварски. А мы как будто не любим кушать
рыбу!

Яковлевич опять задумался.

— Щука обитает среди зарослей, предпочитая стоячие
или малопроточные водоемы. Вы уже ловили ее в озерах.
О щуке ходит много историй и легенд — о ее якобы громадных
размерах, около пяти метров.

— Яковлевич, так это крокодил каспийский! — удивился
Борис.

— А кто знает? Может быть, щуки переродились в этой
местности из крокодилов, и осталась еще пара экземпляров,
а вы по воде с сетями лазаете и ничего не боитесь! — сообщил
Яковлевич.

— Это у нас Палыч специалист по ловле щук сетями, а
мы только по берегу рыбу собираем, которую он выбрасывает
из сетей, — сказал Борис.

— Яковлевич, они и по берегу боятся ходить, так как в
траве увидели змейку, — улыбнулся Лукин.

— Да, гадючек здесь хватает… Особенно рядом с водой.
Так вот, щуку, леща, сазана, воблу, красноперку и карасей
местные рыбаки называют сорной рыбой. Да и, пожалуй,
жереха, белого амура, окуня и судака тоже, — сказал Яковлевич.


— Заелись ваши рыбачки! Из этой сорной рыбы и получается
настоящая уха, — посетовал Борис.
Яковлевич вновь сделал перерыв в рассказе.

~462~


— У нас на Волге поговорят, поговорят — да выпьют.
Борис, у тебя рука-то не отсохла? Единственной рыбой,
ведущей по-настоящему хищный образ жизни, является
только жерех, который глушит рыбу ударом хвоста, а затем
проглатывает добычу. Это зрелище вы еще увидите. У него
сейчас самый жор. На нерест пошел. И еще два слова о
судаке. Самка судака откладывает икру на отмытые корни
растений и камни, а самец охраняет отложенную икру…
А вот теперь по грамму и спать. Утром рано подниму, кто
захочет жереха потаскать на спиннинг.
Борис поставил палатку на троих, но спали вместе с
Михалычем, а Саша Редька устроился в палатке вместе с
Анатолием. Только Лукин поставил палатку метрах в пятнадцати
от них, прямо на самом краю крутого берега Волги,
потому что хотел ночью слышать всплески воды, а не храп
товарищей. Саша только сейчас, когда подходил к своей
палатке, понял, почему Анатолий ушел спать пораньше. Из
палатки доносился храп Скубы с переливами, словно у Соловья-
разбойника. Лукин посмотрел на Сашу сочувственно
и в шутку пожелал спокойной ночи. Сам же еще посидел у
входа в свою палатку, любуясь лунной дорожкой на водной
глади реки. Редкие плюханья рыбы говорили, что на ночную
охоту вышли хищники. Это могли быть сомы или судаки, а
может и щука решила поживиться. Лукин почувствовал, что
его клонит ко сну, и лег в палатке, оставив открытым вход.
Кровопийцы-комары уже успокоились, и можно было спать
на свежем воздухе без разных противокомарных жидкостей.
Проснулся Лукин с первыми лучами солнца. От реки
тянуло манящей прохладой. Он натянул плавки, хотя можно
было бы и без них, так как по всему берегу никого не
наблюдалось. По еще не остывшему за ночь песку откоса
Лукин буквально сполз к воде. Нырнул с головой, и течение
его сразу снесло. Это было гораздо эффективнее любого
душа. Голова после сна на берегу не вспоминала о выпитом
накануне алкоголе, так что, поплавав в реке, он совсем стал
как новый. Он поднялся наверх и увидел Бориса, который

~463~



уже хлопотал по кухне. Сегодня ему выпал жребий быть
дежурным по кухне, а это означало, что от завтрака до ужина
их команда должна не беспокоиться о своем пропитании, а
заниматься добычей рыбы.

На большой печи уже кипел бульон с осетриной, запахи
распространялись в прохладном еще воздухе.

— Павлович, я решил сразу начать с приготовления солянки,
пока все маслины не пустили на закуску под водку.
Встал пораньше, так как хочу успеть приготовить и пойти с
вами ловить на спиннинг жереха, — сообщил Борис.

— Боря, я тебе помогу и на второе приготовлю волжский
кавардак. Бульоном поделишься?

— Я так и думал, поэтому поставил большую кастрюлю.
Сейчас он сварится, и я его процежу для солянки. Добавлю
туда судака и всего остального, а в конце положу десяток
раков. Жаль, лимончика нет, да ничего, свежие помидоры
придадут солянке легкую кислинку. Тебе литра три хватит
бульона?

— Вполне, Борис.
Лукин поставил на печь чугунный казан литров на пятнадцать.
У Яковлевича была посуда для готовки на большую
компанию, потому что весь сезон, с весны и до поздней
осени, пока он отдыхал на берегу Волги, к нему ехали многочисленные
друзья, которые везли с собой своих друзей. Так
же, как и их компания, кто-то размещался в его небольшом
доме, но в основном спали в палатках на берегу. Там места
всем хватало, но хозяйство вели они общее, поэтому на
летней кухне стояли стол и лавки, как на полевом стане
у колхозных бригад. Да и печка была с двумя чугунными
плитами на четыре конфорки. Борис сильно растопил печь
дубовыми дровами. Других в дубовой роще на берегу не
водилось, а жар от них был пошибче, чем от березовых.
Лукин порезал лук и прослезился. Лук был нового
урожая, поэтому злой. Растительное масло в казане разогрелось
и начало постреливать. Он бросил туда лук, который
скоро стал золотистым. Потом добавил тертой моркови

~464~


и перемешал, посолив слегка и поперчив. Борис всегда
удивлялся кулинарным способностям Лукина, который мог
и его, повара-профессионала, потеснить на кухне. Борис
всегда вымерял соль, перец и специи, приноравливаясь к
кастрюлям, а Лукин все это делал рукой, просто отмеряя
щепотью, и все получалось. Потом он вынул помидоры
из кипятка и попросил Бориса снять с них кожуру. Очищенные
помидоры немного покипели в казане, и Виктор
поместил туда промытый рис, который залил бульоном из
осетрины. Куски сырой осетрины он нарезал еще с вечера
и чуть присолил. Теперь она легла на чугунную сковороду
в кипящее масло. Рыба пожарилась до золотистой корочки
очень быстро. К этому времени рис почти сварился, и обе
сковороды с рыбой и луком были перемешаны с рисом. Потом
он снял казан с огня и поставил на угол плиты, где было
достаточно тепла, для того чтобы под чугунной крышкой
блюдо дошло до ума.

Когда Лукин увидел впервые, как Яковлевич готовил
волжский кавардак из осетрины, то долго копался в рецептах,
но нашел только похожие. Оказывается, кавардак был
чисто восточным блюдом и готовили его из говядины и
картофеля, а блюдо с рисом было похоже на плов. Может
быть, у Яковлевича, бывшего волжского капитана, был
какой-то старинный рецепт этого блюда, либо на камбузе
его сухогруза это блюдо они придумали сами, так как просто
осетрина им надоела. Еще этот кавардак был похож на
уху с осетриной и рисом по-волжски. Как бы там ни было,
но Лукин это блюдо освоил, и оно получалось таким, что
можно было съесть вместе со своим языком. Его можно было
употреблять и холодным, так как легкий жирок осетрины
пропитывал рис и не застывал, как в плове бараний, а такая
холодная закуска под водку была просто шиком. Хотя под
водку и на воздухе все идет.

Анатолий с Сашей проснулись с помятыми лицами
и сначала отказались от завтрака. Они предпочли сотку
водки, но когда Лукин открыл крышку казана, то запахи их

~465~



совратили. После такого завтрака можно было и не обедать,
поэтому Борис мог спокойно ехать с ними на жереха.
Яковлевич подготовил спиннинги на жереха с миллиметровой
леской и большими алюминиевыми катушками.

— Ваши спиннинги не пойдут, жерех их пообломает
враз вместе с катушками. Возьмите вот мои. Пойдем точно
также — по одному человеку с каждого борта, а остальные
на смену или подмогу, — коротко проинструктировал
Яковлевич.
Его можно было разговорить только за рюмкой, а так
он молча садился на носу своей шаланды, а Борис пристраивался
у руля. Яковлевич подавал ему команды коротким
движением кисти руки, правее или левее. Капитан — он и
есть капитан.
Жерех бил хвостом малька, а потом заглатывал очумевшую
мелочь. Жерех шел тоже косяком, как и селедка, но
зрелище было достойно пера. Жерех хлопает хвостом по
воде, иногда выпрыгивая, а когда таких несколько десятков,
да еще и чайки сверху сваливаются в воду, выхватывая
оглоушенного малька, — вот это пиршество! В эту кучу
забросили спиннинги с несколькими крючками, и почти
тут же получили удар по пальцам ручкой металлической
катушки. Потом еще удар и еще. Это жерехи заглатывали
крючки, которых было на поводках от блесны по пять штук.
Когда начали наматывать леску на катушку, то поняли, что
Яковлевич прав. Их модные спиннинги здесь ничего не сделали
бы. Наконец, в баркас упали три-четыре жереха — от
трех до пяти килограммов каждый.

— Ребята, по два броска, больше не надо. Жерех хорош
малосольный, да поджарим, можно закоптить, но немного,
— охладил Яковлевич их азарт.
Яковлевич всегда брал у реки то, что можно съесть,
причем разную рыбу, чтобы было с чем сравнить, и они
слушались его.
На лов осетров он никогда не ходил и им не советовал.
К их компании хорошо относился Анатолий из рыбнадзора,

~466~


который знал, что они хлопот ему не доставят, а осетрину и
икру лучше купят у его браконьеров, с которыми тот, видимо,
уживался, так как они тоже брали из реки немного — на
жизнь и не возводили это в постоянный промысл.

На берегу Михалыч проверил донки и достал пару
стерлядок серовато-кофейного цвета. Да, уха должна быть
волжская. Осетрина, стерлядь, судак. На Камчатке по-своему
хорошо, но на Волге не хуже, да еще с компанией. Виктор
уговаривал себя, что сделал правильный выбор с местом
отдыха.

Около калитки нарисовались две молоденькие девчонки.

— Яковлевич, у вас спичек не будет? Надо печь разжечь.

— Вам нужны спички или мой внук Лешка?

— И то, и другое.

— Держите спички, а Лешка попозже будет к вечеру. Он
работает сегодня.

— Девчонки, а может вам помочь печь растопить? Вы
далеко живете? — приободрился Виктор. Он никак не ожидал
встретить на рыбалке девчонок, которые сами пришли
за «спичками».

— На краю хутора.

— Так садитесь, я вас довезу, заодно погляжу, чем можем
помочь в хозяйстве. Картошки, дров поджарить не надо?
Они засмеялись.

— Поехали.

— Вот, смотри, Борис, как действуют истребители-перехватчики!
Ты еще не успел рта открыть, а Виктор их уже в
машину усадил, — Михалыч успел подколоть обоих.

— Не бойтесь, скоро вернусь вместе с ними!
Катя и Таня оказались студентками выпускного курса,
приехавшими в совхоз на уборку помидоров, но у Татьяны
здесь жила бабушка, поэтому они остановились на хуторе,
а студенческая бригада — в палатках на опушке дубовой
рощи. Татьяна с Лешей дружили с детства, и она собиралась
за него замуж. Это Виктор выяснил, пока ехали по хутору
из десяти домов, но расстояние между домами оказалось

~467~



приличным, может, поэтому он назывался Глухое. Лукин
сразу обратил внимание на молодую симпатичную хохлушку
Катерину. Не хотел он романов на рыбалке, да они сами
пришли. Ему стало скучно с друзьями, и он решил приударить
за девушкой.

— А вы что — и правда хотите печь топить?

— Конечно, нет. Бабушка готовит на электрической
плитке, — улыбнулась Татьяна.
Что это был предлогом посмотреть на гостей Яковлевича,
Лукин догадался и без этого ответа, поскольку какая
могла быть печь в жару! Да и расписание прихода «Ракеты»
на пристань они знали, поэтому рано было искать внука у
Яковлевича.

— Тогда план такой. Сейчас идем купаться, а когда
приедет Леша из Волгограда, то поедем вместе — встретим
его на пристани Каршевитое. Вечером на уху приглашаю.
Знаете, чем отличается уха от рыбьего супа?

— По-моему, одно и то же, — подала голос Катерина.
— Э-э, нет. Уха — это когда с рюмкой водки, а без нее —
это рыбный суп, — пояснил Виктор.

— А мы водку не пьем, — сообщила Катерина.

— А что пьете?

— Вино сухое или шампанское, — уточнила Татьяна.

— Это вы молодцы, но я не знал, что вы здесь отдыхаете,
иначе прихватил бы коробочку шампанского. Так где у вас
здесь магазин? — поинтересовался Виктор.

— Это лучше к татарам съездить в Астраханскую область.
Они точно сухое вино не пьют, и если оно есть, то
только там пылится на полках, — сказала Татьяна.

— Показывайте дорогу.

— С этим сложнее. Здесь не так далеко будет по проселочным
дорогам, но можем заблудиться, — сообщила
Татьяна.

— В таком обществе приятно и заблудиться, а еще лучше
на необитаемом острове. Это, наверное, в сторону Капустина
Яра? — предположил Виктор.

~468~


— Да, туда. А правду ваш товарищ сказал, что вы истребитель-
перехватчик и Кап Яр наш знаете? — спросила
Татьяна.

— Нет, девчонки, я летающий мусоршмитт, — улыбнулся
Виктор.

— Мы такого не слышали, это что за профессия? — Катерина
удивленно заморгала ресничками.

— Из милиции я, девчонки, а ребята прозвали истребителем-
перехватчиком в шутку, — признался Виктор, решив
не нагонять туману.
Они засмеялись.

— Мусор это понятно — от милиции, а шмитт почему?
— спросила Катерина.

— Был такой истребитель во время войны у немцев под
названием «Мессершмитт», вот они и переделали его в
истребителя-перехватчика.

— Теперь понятно. А кого же вы перехватываете? — поинтересовалась
Катерина.

— Вот таких красивых девчонок, как вы, — засмеялся
Виктор, и они его поддержали.
— Вот теперь все понятно, а то я подумала, что вы —
летчик с аэродрома Капустин Яр.
Шутка явно понравилась Катерине.
Виктор и сам еще не понимал, как он близок со своей
шуткой к действительности, потому что будущую его профессию
именно так и будут называть шутники. Пока же
он катил с веселыми девчонками по необъятным степям с
разноцветьем трав, издававшим неповторимые запахи. Дороги
были проселочные, но ровнее, чем асфальтированные
в Волгограде. По берегам многочисленных озер, заросших
камышом и тростником, стояли стожки сена. Компания
катила по проселку не торопясь, с открытыми окнами, наслаждаясь
природой.
За очередным бугром показалось село. В магазине Виктор
обратил внимание на бутылки шампанского с золотистой
этикеткой на желтом фоне и импортным названием.

~469~



Он глазам не поверил. На фоне скудного ассортимента
сельского магазина бутылки шампанского с иностранным
названием сразу бросались в глаза. «Вивье Клико Понсардин,
— прочитал про себя Виктор. — Вот это да!» Ошибки
не могло быть. Все та же фольга цвета червонного золота на
горлышке бутылки и желтая этикетка, за что шампанское и
прозвали «желтая этикетка». Он давно приглядывался к
этому шампанскому в магазине «Березка», что на Большой
Грузинской улице, рядом с его домом. В этом магазине все
продукты и алкоголь продавались за валюту или чеки Внешторгбанка,
которыми расплачивалось государство со специалистами,
зарабатывавшими за бугром. Такие магазины были
открыты специально, чтобы иностранцы и наши граждане,
которые долго прожили за границей, не хватались за сердце
и не падали в обморок при виде ассортимента советских
магазинов. Ну, хотя бы первое время, пока не привыкнут к
советской действительности. Простым гражданам в таком
магазине делать было нечего, у них не имелось ни валюты,
ни чеков, а приобретение их с рук каралось тюремным сроком.
У Лукина же были друзья среди милиции и чекистов,
смотрящие за всей этой кухней. Конечно же, и им с барского
стола что-то перепадало, а когда они загуливали, то могли
отовариться в этом магазине хорошей водкой. Только сами
они в кассе не платили, а просили Виктора. Вид у того вполне
подходил под иностранца, поэтому он спокойно заходил в
магазин и покупал все необходимое на валюту, что давали
ему сотрудники спецслужбы. Любой такой поход в магазин
грозил ему увольнением из органов — как минимум, но
его прикрывали сами борцы с подобными нарушениями.
Однажды Виктор попросил ребят купить ему пару бутылок
шампанского «Вивье Клико». Оно было самым дешевым
из французских шампанских вин, но мужики перевели это
на водку и вытаращили глаза. Только Владимир среди них
знал, что приезжает его парижанка Лаура и Виктор хочет
сделать ей сюрприз. Тогда Лаура оценила его приобретение,
но когда узнала, чем он рисковал при этом, предложила ему

~470~


впредь посещать магазин «Березка» только в компании
с ней, а шампанского она привезет из Франции. Они расстались
несколько лет назад, и больше он «Березку» не
посещал. Теперь вот оно — «Вивье Клико», но нет рядом
мадам Колен. Как ей там живется?

«Откуда оно здесь, в сельском магазине Астраханской
области? Сколько же оно может стоить? Нет ни одного
ценника на бутылках», — Виктор не мог оторвать от него
взгляда.

— Девушка, а покажите мне вот ту бутылочку шампанского.
Сомнений не было, он не мог спутать французское
шампанское ни с чем. Никакой подделки, произведено во
Франции.

— И кто к вам завез такую гадость? — Лукин уже сообразил,
что здесь что-то не так. Никак не могло попасть это
шампанское на прилавок магазина в село!

— Почему гадость? Но не знаю, мы не пробовали. Только
привезли, еще и ценник не поставили.

— А сколько оно стоит?

— Говорю же — не знаю. Шампанское привезло на
большой банкет московское начальство, но его никто не
стал пить. Сказали, что кислятина. Вот и привезли к нам,
на водку обменяли!
«Видимо, банкет был на высшем уровне, если французским
шампанским баловались, — прикинул Виктор. —
А девчонки были правы, в Астраханской области не пьют
сухие вина, а это брют».

— Как это обменяли? У вас магазин или прием стеклотары
по обмену на спиртные напитки? — Виктор понял, что
шампанское надо забрать, но не хотелось платить за него, как
в «Березке», валютой, которой не имелось, да и советских
рублей было не так уж богато. — Совсем обалдели в деревне,
в магазине будто с соседом меняются! Так сколько оно стоит?

— Может, как наше шампанское — три семнадцать?

— А почему не три рубля шестьдесят семь копеек?

~471~



— У нас на юге оно на пятьдесят копеек дешевле!

— Так когда можно будет купить? Где ценник?

— Надо у директора узнать, без него не могу, а может,
и не будем продавать, — немного расстроила Виктора продавец.


— Так зови его скорей, у меня нет времени, и передай
ему, что его ждет полковник милиции Степанов, — Виктор
сунул ей под нос удостоверение прикрытия, которое оставил
себе на память после фестиваля молодежи.
Продавщица подпрыгнула на месте и чесанула к директору.
Из подсобки выбрался восточный бабай. Только
тюбетейки на голове не хватало.

— Мы в принципе этот продукт не продаем, — попытался
отъехать от Лукина директор.

— Я понимаю, что продать это шампанское без накладных
документов вы не имеете права, но оно уже стоит за
прилавком и на витрине, поэтому предлагаю продать его
мне, если вас устроит цена нашего шампанского. В противном
случае вызываю местный ОБХСС и даю команду на
снятие остатков, — Лукин уже понял, что директор сказал
это с испугу, и решил дожать его в свою пользу.

— А так ничего не будет?

— Я же становлюсь вашим пособником в уничтожении
этого напитка.

— Тогда я вам подарю его.

— Вот этого делать не советую. По какой цене вы хотели
его продать? Сколько бутылок у вас?

— Три коробки. Тридцать шесть бутылок. По три рубля.

— Вот вам сто рублей, — Лукин начал шарить по карманам
в поисках других денег, хотя знал, что у него с собой
только стольник.

— Я могу сделать вам скидку по-честному, так как я отдал
за него ящик водки, это двадцать бутылок, девяносто рублей.

— Спасибо, считайте, что мы договорились. Если можно
еще пару шоколадок и два стаканчика, чтобы без сдачи, —
Лукин протянул сто рублей.

~472~


— Тоня, помоги отнести товарищу полковнику коробки
в багажник и дай ему, что он просит. Дай Бог вам здоровья.
Были бы все милиционеры такие! — выдохнул с облегчением
директор.

— Тогда на дорожку анекдот. Как раз по теме. Француз
поспорил с русским о происхождении шампанского.
Француз уверял, что оно может быть только из провинции
Шампань, а русский сказал, что в России шампанское — это
стакан водки под шипение жены, — засмеялся Лукин.

— Вот поэтому наши мужики и не стали его пить на банкете,
а предпочли водку, — со смехом произнес директор.
Тоня уложила в пакеты конфеты, вафли и плитки шоколада.


— Это от нас. Приятного вечера, — пожелала им продавец
Тоня.

— И вам с директором спасибо, а на будущее учите
французский язык, чтобы знать, какими товарами торгуете,
— улыбнулся Лукин и не стал их расстраивать истинной
ценой этого напитка. Он в уме перевел сто рублей на валюту
по курсу фарцовщиков, и получалось, что на них можно
было бы купить в «Березке» только пару бутылок.
Виктор свернул на проселочную дорогу, и поднявшаяся
пыль скрыла их в степи уже другой области. Не мог он
упустить это шампанское, которое досталось сельскому
магазину по случаю, и вряд ли кто мог бы его купить, так как
в это захолустье даже отдыхающие не ездили. Не доезжая
до хутора, он остановился на берегу озера с прозрачной
водой. Рядом протекал прохладный родничок, и стожок
сена оказался кстати.

— Девчонки, купил такую штуку, что не могу дальше
ехать, не попробовав ее.

— А что такое? Вы говорили, что это гадость, — улыбнулась
Катерина.

— Французское шампанское «Вивье Клико» не может
быть гадостью, а шоколад тем более, — пояснил Виктор.

— Да ладно заливать! — Катерина махнула рукой.

~473~



— Точно, — Виктор извлек из коробки бутылку.
Катя взяла в руки и прочитала.

— Да, никогда б не подумала, надо подружкам по нашей
бригаде сказать, — сказала Катерина.

— Они тебе не поверят, потому что я забрал все. Так
что? Открываем? — Виктор опустил шампанское в родник.

— А как же Лешу встретить на пристани? — Татьяна
спросила с опаской.

— Татьяна, а может, он сам доберется, и дома его встретим?
Мне уже хочется попробовать, — Катя была более
решительна, и Виктора это устраивало.

— Да мы по бокалу, потом искупаемся, и я смогу его
встретить спокойно, думаю, местная милиция не тронет
столичных коллег на проселочных дорогах после бокала
шампанского.

— А ты кто по званию? — спросила Катерина с улыбкой.

— Полковник, — ему нравилось, как это звучит, особенно
при молодых девчонках, хоть он и липовый полковник
по документам прикрытия.

— Врешь, наверное, но все равно красиво, открывай
шампанское, — Катя быстренько перешла на «ты».

— Давайте выпьем за знакомство.

— А еще стакан?

— Вам по стакану, а я из горлышка, по-гусарски. Пьем
на брудершафт, а то мы все путаемся. «Вы» и «ты».

— Точно про вас сказал ваш друг. Истребитель. Всё сразу
и много, ладно, давайте, — Татьяна заулыбалась.
Хлебнули пузырьков с Татьяной, и она чмокнула его в
щечку. А Катерина поцеловала в губы с небольшой паузой.
Да, видимо, она сделала выбор и остановилась на нем.
«Будет, что вспомнить», — подумал Виктор про себя —
конечно же не о Кэт, а о французском шампанском, которое
разливал по стаканам и пил из горлышка. Еще не вечер, и
знакомство только началось. Татьяна замуж выходит, а Катерина,
видно, девчонка боевая. Отмалчивалась в первые
часы знакомства, оценивала обстановку и Виктора заодно,

~474~


который в результате получил поцелуй в губы и теперь не
понимал от чего у него вдруг закружилась голова — от
шампанского на жаре или от Кэт.

— Девчонки, как шампанское?

— Кисловато, но вкусное. Немного ванилью отдает, как
куличи на Пасху, — определила Татьяна.

— Точно, — подтвердила Катерина, — а я сразу не поняла,
что за привкус. Сейчас чувствуется легкий привкус
сухофруктов, вернее изюма. Точно кулич напоминает.
Шампанское хоть и из подвала магазина, но все равно
было недостаточно охлажденным, а родник — это всетаки
не ведерко со льдом. Возможно поэтому в нем запахи
ванили и фруктов были порезче. Виктор сделал несколько
маленьких глотков и понял, что шампанское настоящее, эти
запахи были присущи только ему, и подделать это сложно.
Да и кому это надо, чтобы потом обменять в сельском магазине
на водку.

— Девчонки, а вы были правы. Именно этот привкус
и есть у шампанского, и вы правильно сделали, что только
пригубили его. Когда будете делать следующий глоток, то
уже не почувствуете этого привкуса. Он улетучится вместе с
пузырьками. Заметили, сколько пузырьков у этого напитка?

— Да. Обратили внимание. Множество тонких струек
пузырьков, и они не кончаются, — Катерина подняла стакан,
разглядывая на солнышке, от чего шампанское заискрилось,
словно в хрустале.

— Вы меня извините, что я спрашиваю о таких вещах.
Просто не каждый день приходится пить «Вивье Клико»
на берегу Волги стаканами.

— Мы не знаем, что это за шампанское, но чувствуем, что
не простое. Наше шампанское тоже стреляет и пузырится
в стакане, но не так долго, а это не утихает, — Катерина
любовалась игрой шампанского.

— Я рад, что вы это заметили и привкус определили
совершенно точно, отдает чуть-чуть куличами, как на Пасху.
Это значит, что шампанское такое, как написано на этикет


~475~



ке. Хотите, я в двух словах расскажу, какое шампанское вы
пьете?

— Конечно, хотим. Мы такого никогда не видели даже
в Волгограде, — призналась Татьяна.

— Ну, Волгоград — не показатель, его можно купить
только в Москве и за валюту в «Березке». А пока бросьте
по кусочку шоколада в стаканы.

— Это все благодаря тебе. Мы и внимания на него не
обратили бы, — Катерина смотрела на стакан, в котором кусочки
шоколада, облепленные мелкими пузырьками воздуха,
начали свой танец, мотаясь по шампанскому вверх и вниз.

— А вы привезли меня в этот магазин, и я ваш должник,
— Виктор достал вторую бутылку на всякий случай
и опустил ее в родник. Ему было гораздо интереснее с девчонками,
нежели на рыбалке. Они слушали его, и ему было
приятно рассказывать.

— Тогда нам точно повезло, — Катерина чокнулась с его
бутылкой и сделала несколько глотков, закусив шоколадом.

— Так вот, это шампанское изготовлено из лучших
сортов винограда, собранного в местечке Шампань. Оно
бродило в дубовых бочках, а потом вызревало в бутылках
не менее пяти лет. Я могу сказать, что вы стали знатоками
шампанского, потому что распознали его отличие, а теперь
любуетесь игрой пузырьков в стакане. А представьте себя в
вечерних платьях где-нибудь на балу, после вальса вам принесли
охлажденное шампанское в бокалах, которые тоже
подержали во льду.
Виктор сделал паузу.

— Сделайте глоток и представьте себе, что у вас в руках
бокалы мадам Помпадур, — Виктор не особенно выпендривался.
Ему просто хотелось рассказать красиво.

— Мы о таких бокалах и не слышали, — призналась
Катерина. В ее голубых глазах, которые он только сейчас
хорошенько разглядел, играли искры, как в шампанском.

— Но много раз держали в руках такие бокалы с шампанским.
Они похожи на большие тюльпаны, которые и назы


~476~


ваются «Грудь мадам Помпадур», так как по преданию этот
бокал нарисовал король Франции Людовик XV, скопировав
форму груди своей любовницы — маркизы де Помпадур.
Помните, у этих бокалов нижняя часть шире, а сверху они
заужены, чтобы аромат быстро не улетучивался? Вот пригубите
сейчас шампанское и убедитесь в этом.

— Да. Правда. Уже нет привкуса куличей, и кислости
стало меньше… — согласилась Катерина, которая окончательно
перехватила инициативу у Татьяны, и Виктор решил
расшевелить ее подругу.

— Надо заметить, что вы с Татьяной довольно-таки
тонкие натуры, и я бы посоветовал вам пить только хорошие
легкие напитки. Иначе после водки вы не сможете так
разбираться в них, — предложил он.

— Но это можно сделать только с тобой, а потом ты
уедешь домой, — с сожалением промолвила Катерина.

— Да, девчонки. К сожалению, я не Людовик и даже не
ваш волгоградский секретарь горкома партии.

— А то бы что? — Татьяна развеселилась от шампанского.


— Первым делом дал бы команду местным стеклодувам
изготовить бокалы для шампанского по форме груди Катерины,
— улыбнулся Виктор, и девчонки засмеялись.
Катерина все поглядывала на свою грудь, но не было
зеркала. У всех молодых девчат груди торчком, а у нее — глаз
не оторвешь, поэтому он старался не задерживать взгляд
на этой прекрасной части ее тела. Хоть и под платьем, но
чувствовались ее упругость и форма.

— Виктор, с тобой так интересно. Расскажи еще про
шампанское, — попросила Татьяна.

— Татьяна, про шампанское можно многое рассказать.
Это как-нибудь вечерком у костра, на самом деле с хорошими
бокалами и со льдом. Я это организую, но скажу одно,
что это производство шампанского мадам Клико подняла
практически одна, рано оставшись без мужа. Вы видели
бражку для самогона? Вот примерно таким раньше было

~477~



шампанское, а эта женщина придумала, как избавиться от
остатков брожения. Бутылки стали выдерживать горлышком
вниз, и весь осадок скапливался в горлышке. После этого
бутылку подмораживали, и льдинка с осадком от газов вылетала
из бутылки. Вот так оно стало таким прозрачным, и
недаром его называют игристым. А мадам Клико могли бы
позавидовать виноделы многих стран. У нее были винные
погреба общей протяженностью двадцать четыре километра.
Представляете сколько это шампанского? Я бывал в
винных подвалах князя Голицына в Новом свете, они раз
в двадцать меньше.

— Я все-таки не могу представить груди, как бокалы
под шампанское, — Катерина все пыталась сравнить свои.

— Кэт, не заморачивайся. Они у тебя очень красивые, а
Людовику, видимо, просто хотелось так назвать бокалы, но
это не значит, что они были копиями грудей Помпадурши.
Про них еще и не такое рассказывали.

— Кто же тебе об этом рассказывал? — съязвила Татьяна,
которой, вероятно, не очень нравилось, что Виктор делал
комплименты Катерине.

— Поведали мне эти истории ее соотечественники.

— Неужели французы? — спросила Катерина подозрительно.
Она и не догадывалась, что он говорит чистую
правду, так это было похоже на сказку.

— Они. А кто еще мог бы? Говорили, что маркиза Помпадур
первое время была фавориткой Людовика. Вы фильмы
смотрите французские и знаете, что это любовница короля.
Так у них принято было при дворе, но короли регулярно меняли
своих фавориток, и это понимала госпожа Помпадур.
Помните, в Петербурге был Смольный?

— Да, из истории помним. Там Ленин заседал после
революции, — пояснила Катерина.

— А до этого в Смольном институте обучались «благородные
девицы», и это заведение считалось престижным.
Так вот, маркиза Помпадур организовала что-то похожее для
девиц французского двора. Только цели у нее были совсем

~478~


другими. Она хотела подольше находиться при короле. Так
в окрестностях Версаля было создано учебное заведение в
пансионате под руководством маркизы. Однако французских
«благородных девиц» там учили не только наукам, но
и тому, как понравиться королю и ублажать его сексуальные
прихоти. Король забросил государственные дела и проводил
время в этом пансионате, постоянно меняя юных любовниц,
которых выпускали оттуда в семнадцать лет. Так Людовик
получил королевский гарем с несовершеннолетними аристократками,
а маркиза Помпадур стала его сутенершей.

— Такого не было даже у султанов на Востоке, поэтому
французов и считают развратниками.

— Наверное, но я хотел бы закончить свой рассказ не
этой историей. Да и была ли она? А вот мадам Клико практически
открыла дорогу шампанскому в Россию. Наполеон
проиграл войну, и русские вошли в Париж. Вот там-то мадам
Клико занялась поставками своего шампанского офицерам
русской армии, завоевав их любовь к этому напитку. Так
шампанское пришло в Россию. Говорили, что Наполеон
проиграл войну, а мадам Клико победила в своем деле. Но
русские тоже с тех пор приучили французов пить шампанское
под черную икру. Они так до сих пор делают, только
икра у них стоит более семи тысяч франков за килограмм.
Всё, допивайте, иначе мошки налетят. Они тоже любят
шампанское. И пошли купаться.

— У нас нет купальников.

— А камыш зачем? Мальчики налево, девочки направо.
Не перепутайте.
Виктор присел на травку около воды и припомнил,
как он к приезду Лауры из Парижа всегда брал в буфете
теплохода из Астрахани не менее трех полулитровых банок
черной икры. Теплоходы швартовались в Северном речном
порту Москвы, и они с друзьями во время навигации иногда
«ныряли» туда после ресторанных загулов. Буфетчицы
их знали в лицо, но вряд ли догадывались, что продавали
браконьерскую черную икру представителям МВД и КГБ.

~479~



В ресторане они не могли себе позволить побаловаться
«черняшкой», потому что дорого, а в буфете она стоила по
двадцать рублей за кило, гораздо дешевле, чем в магазине.
Только в магазине ее уже не купить, так как отправляют ее
на экспорт, чтобы за бугром знали, как хорошо живется в
СССР. Поэтому они и могли отведать только браконьерской
икорки. Среди них не было сотрудников по борьбе с хищениями,
потому никто и не заморачивался вопросом — брать
или не брать. Да и бороться с этим бизнесом надо было здесь,
на берегу Волги, а не в московских буфетах. Поэтому они
брали пару свежих батонов белого хлеба, пачку сливочного
масла, полулитровую банку черной икры за десять рублей, а
шампанское в буфете было со льда по пять рублей за бутылку.
Кто же откажется от такого ужина по-французски на берегу
Москвы-реки в Северном порту? Бывают у мужиков свои
слабости, а у Виктора — еще и приятные воспоминания о
прежней жизни. Хотя его соотечественники предпочитали
черную икру под водку, которая не могла заглушить нежного
вкуса деликатеса. Американцы ели ее с луком и тоже запивали
шампанским. У греков распространена закуска из икры в
оливковом масле с луком и картофелем. Ну что тут скажешь!
Если очень хочется заглушить вкус черной икры, то можно
и чесночка в нее добавить. А стоит она на Западе полторы
тысячи долларов за кило. Пожалуй, из всех только французы
оценили этот деликатес по достоинству, и шампанское у них
не намного дешевле икры.

«Кстати, вечером надо именно так и попробовать французское
шампанское. У Яковлевича стоит в холодильнике
несколько банок с черной икрой, но надо еще заказать через
него, пока я на берегу Волги», — подумал Виктор.

Камыши росли на расстоянии трех метров от берега,
отделяя плотной стеной водную гладь от суши. Виктор раздвинул
руками камыш и нырнул в озеро. Когда его голова
показалась над водой, Татьяна уже плыла в сторону берега,
а Катя резвилась в воде, иногда сверкая своей молодой
белой грудью. Вода в озере была теплой и прозрачной,

~480~


как в аквариуме. Виктор расценил это как намек и тихо,
без всплесков, поплыл в ее сторону. Слегка обнял сзади за
плечи. Она, видимо, этого ждала и, развернувшись во всей
красе, впилась ему в губы. Поцелуй был головокружительный,
или, может быть, опять шампанское ударило в голову,
и они опустились под воду, но глубина была небольшая,
что позволило им оттолкнуться от дна и выскочить, как
поплавкам, наверх.

— Пошли на берег, а то Татьяна уже оделась, неудобно,
— тихо прошептала Катерина в его объятиях.

— Вот так всегда, а ты говоришь спички. Печку растопить,
когда на улице плюс тридцать! Потом будете меня
называть истребителем, а сами тогда кто? — Виктор отпустил
ее с улыбкой.

— Так ты сразу догадался о наших намерениях познакомиться?
Вот жучила, а мы уши развесили! — улыбка у нее
была прекрасной.

— Ничего подобного. Я все по-честному, потому что ты
мне очень понравилась.

— Всё. До вечера, — Катерина подарила ему короткий
поцелуй.
Они разошлись, как в море корабли, отплыв к своим
камышам, где оставили одежду.
«Похоже, рыбалка удалась», — весело подумал про себя
Виктор. Ему не терпелось дождаться вечера, когда приедет
Леша и отвлечет на себя Татьяну.
Они поехали на пристань к приходу «Ракеты» из Волгограда.
Леша увидел их вместе с Виктором и очень обрадовался,
причем Виктору показалось, что коллеге даже больше,
чем девчонкам. Доехали до хутора, и Виктор сообщил Леше,
что пригласил девчонок вечером на уху.

— Домой зайдете, скажете бабушке? — спросил Леша.

— Да вы езжайте, мы переоденемся и подойдем, — сообщила
Татьяна.
Она наконец-то повеселела. Еще бы — с женихом
встретилась.

~481~



— Что-то ты долго печку растапливал у девчонок, за
это время можно было и поддувало прочистить вместе дымоходом!
— ухмылялся Михалыч, когда Виктор подъехал к
их лагерю с Лешей.

— Михалыч, шутки у тебя, как у поручика Ржевского, а
я шампанского французского приобрел по случаю. Никому
не надо к Новому году?

— Нет, мы лучше водочки, — сообщил Саша.

— Ладно, оставлю себе на Новый год.

— До него еще далеко, прокиснуть может.

— Не дальше, чем ты думаешь, а французское не портится.
Придете в гости, а у меня на столе «Вивье Клико».

— Михалыч, как ты думаешь, врет, как всегда? — спросил
с иронией Анатолий.

— Нет, он никогда не врет. Почему бы для него не могли
завезти в глухое село французское шампанское, да еще
«Вдову Клико», которое и в «Березке» не купишь.

— Не веришь? Смотри. — Виктор открыл багажник.
Там стояли три коробки. Он достал бутылку и сунул Борису:
— Держи, читай.

— Я же говорил, аферюга, ну кто еще может такое?
Вот сейчас поедешь в магазин и дерьмового портвейна не
купишь, а этот — шампанское французское. Фартовый да и
только. Михалыч, поэтому на него девчонки и липнут, как
мухи на… — засмеялся Анатолий.

— Но только не на это, не надо! — Виктор жестом руки
не дал ему договорить, хотя Анатолий и сам не позволил бы
себе лишнего. — Леша, как дела, как работа? Говорят, ты
жениться собрался на Татьяне?

— Это она сказала, потому как с детства за мной бегает.
Кстати, могли бы за ней приударить, чтобы отвлечь
от меня, — вздохнул Леша. Стало ясно, что Татьяна сама
придумала их свадьбу.

— Нет, Леша, я в такие игры не играю. Это лучше с Борисом.
Как работа? — Виктор перевел разговор в другую
плоскость.

~482~


— Вот получил лейтенанта, а вы тоже получили вторую
звезду, но большую.

— Есть такое дело. Мы сегодня отдохнем от рыбалки,
посидим на берегу у костра под шампанское с водочкой, —
предложил Виктор, понимая, что в другом варианте он вряд
ли сможет остаться с Катериной.

— Это как скажете, я хотел рыбалкой заняться только
для вас, а так она мне надоела вместе с рыбой, — согласился
Леша.

— Ну, если только сомовники поставить, мы для этого и
крючки привезли хорошие, специально в Аргентине Борис
заказывал, — Виктор вспомнил, что они ждали Лешу как
специалиста по ловле сомов, и не хотелось лишать компанию
такого удовольствия, а Леша мог это сделать только в
эти выходные.

— Тогда надо идти на рыбалку, у меня всего три дня,
потом на работу. Я вам хоть ямы покажу сомовьи, — согласился
Леша.

— Алексей. Я сегодня приобрел французское шампанское
в татарском селе, что рядом, в Астраханской области.
Его привезли на банкет бабаям, но пить не стали, потому
что это брют, то есть кислое для них. Они его обменяли на
ящик водки в сельском магазине. Эта операция вполне понятна.
Это по-русски, но ни участники банкета, ни директор
магазина даже не догадывались о стоимости шампанского.

— Что, такое дорогое?

— Во Франции оно одно из самых дешевых этой фирмы,
но все равно каждая бутылка стоит десяти бутылок хорошей
водки, не астраханского розлива.

— Это смотря где, а мужики местные по-другому думали,
когда хотели выпить водки, — предположил Леша.

— Вот тут ты прав, это были именно местные мужики.
Тогда по какому же поводу был банкет с такими напитками?
— спросил Лукин.

— Повод в наших краях может быть один. Реализовали
большую партию черной икры, и возможно за бугор. Вот

~483~



оттуда могли им послать французское шампанское, — ответил
Леша.

— Кто же это такой крутой? — поинтересовался Лукин.
Ему на самом деле было интересно, кто сделал ему такой
подарок.

— Могли быть астраханские, но скорее всего калмыки
с другого берега Волги. Они ничего не боятся. Браконьерство
и контрабанда у них — любимые занятия. Их никто не
трогает, как малые народности, а они Волгу процеживают
от осетров. Они точно шампанское пить не будут.

— Вероятно, ты прав. Я помню, как началась операция
«Океан». Тогда случайно обнаружили в банке кильки в
томате черную икру. А может быть, и не случайно, но дело
получилось шумным.

— Вот именно — шумным, а эти как воровали, так и
продолжают браконьерничать, черную икру машинами отправляют,
— Леша с досадой махнул рукой.

— В банках из-под килек икра шла на внутреннем
рынке, так как за бугром кильку в томате не употребляют.
Это русское блюдо. А контрабандная икра фасовалась в
массивные трехкилограммовые жестяные банки с этикеткой
«Сельдь тихоокеанская» и под видом сельди пересекала
государственную границу. Однако и здесь у жуликов
случилась осечка. Одна из партий «сельди» попала в
московскую торговую сеть. Удивлению и радости граждан,
купивших такой «селедочки», не было предела. Можно
себе представить, какой размах был у этого «Океана»,
если перепутали банки и отправили икру, как селедку! —
рассказал Виктор.

— Они попались, потому что обнаглели. У нас на Волге
говорят, что настоящие евреи черную икру не кушают, так
как им по правилам еврейской кошерной кухни нельзя
употреблять в пищу осетровых рыб, у которых нет чешуи.
По их понятиям это не рыба, — сообщил Борис.

— А может, они и правы. Осетры существовали еще
двести пятьдесят миллионов лет назад. Они старше дино


~484~


завров. Обитают они в соленой воде, но приходят в реки
на нерест. Могут жить до ста лет, достигая полутора тонн
весом. У этих необычных рыб больше хромосом, чем у человека,
— вспомнил Виктор.

— А это еще что? — заинтересованно спросил Саша.

— Они сохраняют наследственную информацию, которая
передается при рождении. Примерно так. Возможно,
это стало причиной, что многие животные переродились
или вымерли, а осетры живут сотни миллионов лет, и если
бы не вмешательство человека, они до сих пор бы плавали
в подмосковной Оке или ее притоке под таким же названием
Осетр. Представляешь, она раньше и в Москве-реке
водилась.

— Это точно, а теперь всю извели. Информация о задержании
незаконных партий икры поступает у нас в УВД
постоянно. Однако ни одно дело по незаконной торговле
продукцией осетровых не доведено до суда. О чем это говорит?
О силе и разветвленности икорной мафии? Пока что
ни один икорный след не удалось обнаружить наверху, —
поддержал Леша.

— Было дело «Океан», но оно наоборот зацепило верхних
руководителей, а причины остались. Главная причина
неуловимости главарей икорной мафии заключается в том,
что левую икру часто готовят в подпольных цехах заводов
и фабрик, не имеющих никакого отношения к рыболовству.
Да что там в цехах — в сараях, гаражах и подвалах рыбацких
домиков! — пояснил Виктор.
Давние излюбленные районы браконьеров расположены
в низовьях Волги, где орудуют преимущественно браконьеры-
одиночки, которые сдают свой улов скупщикам. Практикуется
здесь и обыкновенное воровство, когда штатные
рыболовы сдают на приемные пункты не более пятнадцати
процентов улова, а остальное пускают на черный рынок за
наличные деньги. Много ли это? В два раза выше официального
улова, только в одной Москве продается осетрины
в пять выше официально поставленной в торговлю!

~485~



Виктор видел все это своими глазами, причем даже в
простых продуктовых магазинах на Новослободской улице,
где жил в детстве. Было это после войны и при правлении
Хрущева, еще до того как из магазинов исчезли не только
черная икра, но и крупа, и макароны. А до этого все было,
хотя и не в серебряных ведрах и блюдах, как у Гиляровского.
Черная икра хранилась в белых эмалированных продолговатых
емкостях килограммов по тридцать, а красная икра
стояла в столитровых бочках и стоила пять рублей пятьдесят
копеек за кило. Да и самая дорогая белужья икра была по
девятнадцать рублей, а осетровую можно было купить по
одинадцать, но паюсную. Банки с крабами стояли большими
пирамидами, разве что для украшения витрины магазина,
так как не очень-то их брали. Пресные они были на вкус
и к картофельному пюре не подходили. Потом кому-то
из руководства пришла в голову мысль, что этот продукт
за границей стоит в тысячу раз дороже, причем в валюте,
поэтому лишили народы СССР этого деликатеса. И поехало
два миллиона килограммов черной икры в год за
бугор. Оставили ее только на столах партийно-советской
номенклатуры, а народу перепадали бумажные стаканчики с
тридцатью граммами этого лакомства на донышке, которые
можно было заполучить к празднику Великого Октября и
1 мая в заказах вместе с банкой красной икры в сто сорок
граммов. Эти стаканчики редко доезжали до дома из-за
хлипкости упаковки, и, как правило, счастливчики приносили
к праздничному столу икринки, размазанные по
бумажному стаканчику. Да, против недавнего изобилия в
магазинах это никак не смотрелось… Вот где таились причины
браконьерства и контрабанды икрой! Народ лишили
возможности купить икру в магазинах, а когда-то волжские
бурлаки предпочитали икре воблу. Обрыдла она им.

«Так что пей шампанское под браконьерскую черную
икру, подполковник милиции, и веселись с девчонками.
Не твоего ума эти дела и опять же не по твоей линии работы
», — успокоил себя Лукин.

~486~


Подтянулись девчонки. Они и так были симпатичные, да
других в этих степях и не водилось, а сейчас они соорудили
прически и надели такие красивые платья, что мужиков
повело от стола в их сторону. Правда, поверх платьев были
наброшены неизменные атрибуты деревенской жизни —
телогрейки. Ватные, стеганные. Это они правильно сделали,
так как на реке ночью прохладно, да и комары телогрейку не
прокусят. Виктор улыбнулся сам себе. Когда он собирался
знакомиться с девчатами, представлял их в телогрейках,
резиновых сапогах и косыночках. А они и в традиционных
одеждах деревни смотрелись хорошо, а уж в вечерних
платьях и с прическами — просто ослепительно. Вот он и
улыбался телогрейкам Катерины и Татьяны, которые ничуть
не испортили их вид. Казачки Поволжья.

— Всё! Сомы сегодня отдыхают, никто их ловить не
будет, — сделал Михалыч заключение, глядя на девчонок.

— Почему, Михалыч, я с вами пойду на сомов, — Леша
явно хотел ускользнуть от Татьяны.

— Тогда мы вам поможем или посмотрим. Мне тоже
интересно. Как, девчонки? Запалим костер на берегу, и им
будет видно, куда причаливать, ведь ямы сомовьи на другой
стороне реки, — предложил Виктор.

— Мы согласны, только домой сбегаем после ужина.
Надо предупредить и переодеться для рыбалки, — приободрилась
Татьяна.

— Давайте, мы будем ждать, но после ужина, — Виктор
пригласил всех за большой стол.
Ужин прошел без тостов, быстро, но Виктор с девчонками
успели вкусить охлажденного шампанского с прохладной
черной икрой. Ребята отказались, сообщив, что с
черной икрой лучше пить водку, да и ужин был обильным.
Кавардак из осетрины и остренькие баклажаны, жаренные
с помидорами и сладким перцем, а рыба и овощи были
представлены в различных видах. И все это, кроме хлеба и
спиртного, добыто своими руками в реке или на огороде,
поэтому было гораздо вкуснее магазинных продуктов.

~487~



— Борис, ты у нас один специалист по лягушкам? Берем
корзинку с крышкой, и пошли ловить, Дуремарчик, лягушек,
— подмигнул Виктор.

— Как шампанское с девчонками пить на берегу — Бориса
не зовут, а лягушек ловить — Боря, давай!

— Вопрос решен, мы с Лешей приглашаем тебя к костру
на шампанское, будем ночью сомов караулить на берегу, —
Виктор понял, что такой состав устраивает и Бориса, и
Лешу.
Всей большой компанией отправились ставить сомовники.
Оказывается, это очень просто. Главное, чтобы вода
в реке устоялась после сброса с Волжской ГЭС, иначе лягушка
или в воздухе зависнет, или утонет при сбросе воды.
Крючки аргентинские были тонкие и никелированные,
соответствовали размеру наших крючков под номером
двадцать четыре, но выдержали гораздо больше, чем наши
кованные. Борис, как заправский живодер, зацепил спинку
лягушки на крючок, который был привязан к прочному
капроновому шнуру. Опустили лягушку на воду, чтобы она
касалась ее только лапками, создавая небольшие всплески, а
шнурок привязали к толстому суку дерева, свисающего над
сомовьей ямой. Вот и вся нехитрая снасть. Они установили
три сомовника.

— Теперь можно отдохнуть у костра, а на рассвете проверим
снасти, — предложил Леша.
На берегу остались у костра впятером, видимо, Леша уже
перетер с Борисом в отношении Татьяны, и тот оказывал
ей знаки внимания. Прохладное шампанское было очень
кстати. Борис почти не пил спиртное, и Леша по молодости
не увлекался им. Так они шутили, рассказывали анекдоты,
купались до рассвета. Виктор иногда целовался с Катериной
в воде, на фоне отражения луны и языков пламени костра.
На рассвете Леша предложил проверить сомовники.
Девчата остались у костра. Они в полудреме улеглись на покрывало,
которое было расстелено на сене. Виктор накрыл
их телогрейками и разрешил пока вздремнуть. Запустили

~488~


двигатель баркаса, подошли к первому шнуру, свободно
болтающемуся в воде.

— Лягушку сожрал и оборвал шнурку, — предположил
Леша.
Только Леша потянул шнур на себя, как баркас получил
такой сильный удар хвостом о борт, что покачнулся, и почти
одновременно из воды показалась огромная башка сома.

— Дай-ка молоток! — попросил Леша.

— Леша, а может, так вытащим? — предложил Виктор.

— Даже и не пытайся, он может тебя одним ударом
хвоста за борт выкинуть.
Леша двинул сома молотком по башке, после чего они
вдвоем с Борисом затащили его в лодку.

— Килограммов тридцать пять будет, а может и больше,
— выдохнул Леша.
Переплыли Волгу по диагонали, так как течение было
приличное и лодку сносило. Девчонки безмятежно спали на
берегу в том же месте, где их оставили, укрыв телогрейками.
Легкий прохладный ветерок с реки слегка трепал их локоны.
Солнышко только вставало, был самый сон. Борис хотел
разбудить их, чтобы похвастаться пойманным сомом, но
Виктор остановил его, зная, что девчонкам лучше поспать.
Сома дотащили до летней кухни.

— Давайте ребят разбудим, пусть посмотрят. А я пока
фотоаппарат достану. Сом больше меня ростом будет, —
Виктор поднял сома за голову на уровне глаз, а его хвост
лежал на траве. — Яковлевич, держи его, я тебе фото сделаю.
Ну, где мужики?

— Они сказали, что попозже встанут, — сообщил Борис,
показывая на пустые бутылки из-под водки, и Виктор еще
раз убедился, что правильно поступил, остановив выбор
на шампанском.

— Ну и как хотят, только я позже сома разделывать не
буду. Жарко будет, и мухи налетят. Сейчас самый раз по
холодку. Спроси у них последний раз, идут или нет, — предложил
Яковлевич.

~489~



Мужики и второй подход Бориса отклонили. На рассвете
самый сон, да еще в прохладе, после изнурительной
дневной жары и алкоголя. Михалыч не пьющий, но поспать
тоже любил.

— Яковлевич, давай вместе снимемся с сомом, — предложил
Виктор.

— Опять будешь показывать всем наше фото, какой ты
худенький по сравнению со мной.
Яковлевич поставил на печь большой котел, разделал
сома и опустил в него все плавники, хвост, хребет и голову
без жабр.

— Сейчас я сделаю вам на завтрак свой волжский кавардак
из сома. Борис, помоги мне. Виктор его пробовал,
но из осетрины, а сом гораздо постнее и нежнее для этого
дела, — предложил Яковлевич.
Через тридцать минут он выложил из котла все части
сома, процедил и отлил часть бульона. Потом заправил жареным
луком и морковью, добавил каких-то травок, соль, перец
и опустил туда рис, заранее замоченный в подсоленной воде.
Варил, как плов, иногда помешивая. Одновременно поджарил
на большой чугунной сковороде свежую сомятину до
золотистой корочки и опустил большое количество жареной
рыбы в рис. Когда блюдо было почти готово, он накрыл котел
крышкой и запарил рис до полной готовности. На такие
запахи народ стал водить носом и, в конце концов, встал.

— А где сом? — был первый вопрос Анатолия.
Яковлевич открыл котел и показал пальцем, оттуда
повеяло вкуснятиной. На столе отдельно стояла жареная
сомятина.

— А мы хотели сделать фотографии с сомом. Вы не
рыболовы, вы рыбоеды. Вам бы все порубить и в котел! —
заворчал Анатолий.

— А вам, алкашам, предлагалось встать и сделать фото,
но у вас были перекошенные лица, не для фотографий! Если
еще хоть одно слово скажете, сами и будете готовить все
оставшиеся дни. В общем, если собираетесь завтракать, то

~490~


прошу к столу, нет — готовьте сами. Ежели б мы вас ждали,
то рыба уже протухла бы, — парировал Борис и выставил
на стол бутылку водки из холодильника.

Что может быть лучше чарки водки под такую закуску
на завтрак, когда сидишь на берегу реки? Но Виктор отказался,
зная, что ему может понадобиться автомобиль, да и
не привык он пить по утрам.

— Ладно, Борис, мы пошутили, — сообщил Саша, выставляя
стаканы на стол.

— Ну, тогда еще налью по сто граммов, если кто имеет
желание. Яковлевич, ты как? — спросил Борис.

— А то… — Яковлевич чуть двинул стакан в сторону
Бориса.
Мужики выпили, закусили кавардаком.

— Да, Борис, блюдо на пять балов, а можно еще добавки?
— спросил Анатолий.

— Конечно, только сегодня Яковлевич командовал на
кухне, а я был подмастерьем.
— Тем более, давайте выпьем за здоровье Яковлевича! —
предложил Саша.

— Вот подхалимы, наверное, баркас нужен, — ухмыльнулся
Яковлевич.

— Нет, Яковлевич, поедем сегодня, половим сетями
сорную рыбу на озерах. Ушицы хочется из окушков, ершей,
линей. Осетрина хороша, но жирновата. А эту мы с укропчиком
да с перчиком и водочки добавим, — сообщил Виктор.
Он увидел, как девчонки прошли по дороге к своему
дому. Виктор не стал им кричать, потому что они явно специально
обошли дом стороной. Наверное, чтобы меньше
было разговоров. Ничего особенного не произошло, просто
посидели ночью у костра, но все-таки хутор. А так — мало
ли, может, они утром ходили купаться на реку!
Рыбалка на озере с сетями. Это была не рыбалка, а развлечение
на воде. По озеру бродили с сетями, как с бреднем,
Виктор с Борисом, а Саша с Анатолием собирали пойманную
рыбу на берегу. Михалыч, как всегда, ловил тут же на

~491~



удочку. Завели сети вокруг тростника и пуганули оттуда всех,
кто там находился. Влетели в сети утка, черепаха и даже раки,
но рыба оказалась похитрее. Вода в озере теплая и очень прозрачная,
как в аквариуме. Проверяя сеть, Виктор увидел, что
перед ней стоит щука, мордой уткнулась, но дальше не идет,
хотя позади нее Борис шумит, бьет по воде руками. Виктор
тихо позвал Бориса и показал эту картину. Борис шлепнул
ладошкой по воде над щукой, и та ринулась в сеть. Было еще
много разных небылиц на этих озерах. Рыба там совершенно
другая, непуганая, так как ее никогда не беспокоили местные
рыбаки, считая сорной, то есть не промысловой. Михалыч
рядом ловил красноперку, одна такая маленькая схватила
его червя, так он ей в рот не поместился, а когда Михалыч
ее вытаскивал, то за ней рванула щука, сделав бурун на воде,
словно моторная лодка.

— Смотрите, мужики, какая хамка, не успела за моей
красноперкой, так теперь стоит и ждет, не понимая — как
это маленькая сорвалась с ее зубов! Сейчас я ей верну добычу,
но на другом крючке и на спиннинге.
Михалыч отцепил блесну и прицепил на тройной крючок
красноперку.

— На, на, милая, — он подвел ушедшую добычу щуке
под нос, и та, против всех правил рыбной ловли, схватила
эту рыбешку, словно крокодил. Теперь добыча досталась
Михалычу, но три килограмма вместо нескольких граммов.

— Михалыч, отпусти красноперку, она заслужила свободу!
— улыбнулся Борис.
— Да щука ее успела заглотить вместе с крючками… —
Михалыч разжал щуке пасть.
Проверяли сети, не вынимая на берег, поднимали их над
водой и вытаскивали из них рыбу. Борис приподнял сеть,
и в него уперлась открытая пасть, полная зубов. Борис от
неожиданности отбросил от себя сеть и свалился в воду. Это
оказался очень большой судак золотистого цвета — то ли
от постоянного солнца над этим озером, то ли от старости.
Конечно же, судак ушел, так как уже пробил сеть, ему не

~492~


хватало самой малости для освобождения, а Борис помог
ему. Ну, что тут ему скажешь, если он рыбы испугался!
Следующим был линь, килограмма на два, как поросенок,
и толстые губы его были, словно пятачок. Виктор извлек
его из сети, взял по жабры, иначе все остальное было у него
настолько скользкое, что удержать невозможно.

— Борис, держи под жабры и отнеси ребятам на берег,
а я дальше проверю.

— Ух ты, мой хороший, дай я тебя поцелую! — обратился
Борис к линю и принялся чмокать его в губищи. Тому это
не понравилось, он ударил хвостом и был таков.

— Борис, ты рискуешь нас оставить без хорошей ухи!
Даже линь не разобрался в твоей ориентации и решил свалить
на всякий случай, вдруг к гомикам попал! — произнес
Виктор под общий хохот друзей.

— А лини очень плохо чистятся, — парировал свою
вторую неудачу Борис.

— Нет, Боря, ошибаешься. Лини вообще для ухи не
чистятся, зато на утро от них уху можно ножом резать. Да,
удивительная рыба здесь в озерке, наверное, с ледникового
периода. Я таких линей еще не видел. Давайте еще замес
и поехали. Кто сегодня дежурный по кухне? — спросил
Виктор.

— Могу и я, но вы потом кушать не будете, — Михалыч
упредил свою очередь, — можно я с Борисом договорюсь,
все-таки шеф-повар «Узбекистана»?
Виктору резануло по ушам это упоминание о Средней
Азии. Может быть, похожая жара в степи обжигала его
ноздри или ветерок юго-восточный подул с песчаных
барханов, но ему вдруг захотелось побывать там. Еще раз
пройтись по площади Регистана, по Самаркандскому
базару и, конечно же, по улице Фруктовой. Ему недавно
предлагалось подобное, и он отказался там продолжать
службу, но это ничуть не значит, что ему не хотелось бы
там прогуляться. Он понимал, что там нет никого из тех,
кого он желал бы увидеть, но просто погулять, подышать

~493~



воздухом воспоминаний… Может быть, неправильно, но
очень хотелось. Дома его никто не ждал, отпуск только начался,
и можно было бы дойти пешком за это время туда
и обратно, а здесь еще и машина под ним, и находится он
почти на границе с Казахстаном…

«Остынь, остынь, — уговаривал он себя, — там тебе
нечего делать. Так, где Катерина? Как там у Михаила
Ножкина: «Со своей ненаглядной пил березовый сок и
в стогу ночевал». Нет, не то… Вот у него же: «Что имел,
не сберег», — это ближе. Нет, неспроста мне подбросили
французское шампанское в глухом селе, в этом что-то есть.
Надо с Михалычем обсудить, он мудрый и рассудительный.
Хотя, что тут обсуждать, надо просто ему объяснить, что мне
нужна эта поездка, душа просит! Пожалуй, до Красноводска
надо паромом из Астрахани. Отдохнуть немного от руля, а
там через Ашхабад, Мары в Бухару, а это, считай, на месте,
получается полторы тысячи километров. С отдыхом в гостинице,
не торопясь, за два дня можно доехать до Самарканда.
И мечта проехать до Самарканда на машине сбудется! Через
Актюбинск и Ташкент дальше на шестьсот километров. Нет,
лучше паромом по Каспию… Где Михалыч?»

Лукин уже давно проработал по картам этот маршрут
и готовился к поездке, но существовали некоторые сомнения.
Одному пересечь пустыню Кара-Кум? Французское
шампанское развеяло все сомнения.

— Михалыч, есть разговор серьезный.

— Если на счет девчонок или выпивки, то ты знаешь, я
не по этой части, — улыбнулся Михалыч.

— Нет, правда, серьезный. Хочу раненько утром уехать
в Самарканд, через Астрахань, — сообщил Виктор.

— Что, Лариса приехала? Так ты это заранее спланировал!
Это она тебя шампанским загрузила, и ты на машине в
Самарканд, а вроде как на рыбалку с друзьями под Астрахань.
Она полетела самолетом в Самарканд? Такая операция
даже Джеймсу Бонду не приснилось бы, — предположил
Михалыч.

~494~


— Вот видишь, даже ты, который в курсе моих дел, и
то такое подумал! Я с Ларисой шесть лет не виделся и не
переписывался. А ты — шампанское в багажник, а сама самолетом
и ждет в Самарканде! Хорошо бы, твоими-то устами!..

— Ладно, пошутил неудачно, а чего тогда так резко
срываешься? Еще недельку отдохнем, приедем в Москву, и
слетаешь самолетом.

— Михалыч, здесь много причин, и одна из них — мне
просто захотелось, не знаю, почему. Другая причина — я
всегда мечтал проехать на машине до Самарканда. И опять
же, об этой поездке никто, кроме тебя, не должен знать, ты
же сам подумал о Ларисе, а остальные могут такого навыдумывать!
Меня специально не ждите, но есть вероятность, что
обратный путь я проделаю такой же, и мы вместе вернемся
в Москву. На машине я сюда приехал один, поэтому особо
нашу компанию не нарушу. Если не успею вернуться, захвати
мою икру и осетрину, положи в холодильник. Приеду — заберу.
Всем скажем, что меня просил приехать Ренат Дасаев,
который сейчас вернулся из Испании и гостит в Астрахани.
Ребята знают, что мы с ним дружим. Не сказать тебе об этой
поездке не могу, дорога все-таки сложная, а никто не знает.

— Вот, я о том и говорю, в такой путь — и одному! Будь
осторожнее.

— Да с моими удостоверениями можно и одному, а
от шакалов у меня в багажнике вертикалка двенадцатого
калибра и мешок патронов.

— Ну, если ты все уже для себя решил, знаю, что отговаривать
нет смысла… Во сколько тебя разбудить?

— Часа в четыре, хочу до Астрахани пролететь по холодку,
и расписание парома я не знаю. А там или брат Рената
поможет, или мои коллеги. Тебе шампанского оставить?
А ты выдай мне три канистры бензина. Там заправки только
в крупных городах.

— Оставь пару бутылок. Жене отвезу и Борису тоже для
девчонок. И привези дынь. Они их «торпеды» называют.
А больше там нет ничего диковинного.

~495~



С вечера Аннушка накрутила ему продуктов на дорогу
и в пакете убрала в холодильник. Утром, позавтракав холодной
ухой и черной икрой с душистым чаем, Виктор рванул
на Астрахань. Солнышко только начало освещать горизонт
из-за бугра, куда он направлялся. На Восток. Что-то в нем
все-таки есть загадочное и манящее.

Волжские степи чем ближе к Астрахани, тем становились
прекраснее. Они напоминали Карелию по обилию рек и
озер, а вокруг вся поверхность земли покрыта зелено-золотым
океаном, на который словно брызнули миллионы
разных цветов. Иван-чай образовывал розовые поверхности
размерами с озера. Бескрайняя равнина тонула в лиловом
цвете, и не было видно конца. В заболоченном бочаге вышагивала
цапля, время от времени опускала в замутненную
воду свой длинный клюв и вынимала какую-то живность,
часто щелкая клювом. Коршуны, солидно взмахивающие
крыльями, кружили над степью, высматривая сусликов и
серых мышек, обнаружив которых, складывали крылья и
падали камнем вниз. Если добыча успевала нырнуть в одну
из норок, то хищник тормозил перед самой землей, взмахивал
крыльями и быстро набирал высоту. Потом вновь
парил в воздухе, лишь изредка совершая взмахи крыльев. На
сухом дереве перетаптывался на большом суку степной орел
внушительных размеров. Он искал удобное для наблюдения
место. Наверное, после удачной ночной охоты орел присел
понежиться в лучах восходящего солнца. Воздух постепенно
застывал. Тишина. Ни ветра, ни облачка.

Солнце перемещалось к зениту. На горизонте неожиданно
показалось синевато-седое облако. Вдруг — сильный
порыв ветра, и на дороге спиралью закружилась пыль. По
степи, вдоль и поперек, подпрыгивая, понеслись перекатиполе,
а одно из них попало в вихрь, завертелось и взлетело
к небу.

Лукин катил по асфальтированной трассе на Астрахань,
и никакая непогода ему не страшна. Впереди — цель. Достичь
Самарканда. Предстояло пересечь пески Кара-Кума,

~496~


а пока что колеса его автомобиля наматывали километры
по Великому шелковому пути бывшего Хазарского ханства.

Чтобы скрасить похожие друг на друга за окном автомобиля
пейзажи бескрайней степи, Лукин припомнил
кусочек из истории этой местности. Через Хазарию пролегала
древняя магистраль караванной торговли, по которой
везли шелк и другие товары из Китая в Европу. Из
Руси поступали меха — собольи, лисьи, а также мед, воск,
железные изделия.

История Хазарии исчисляется тремя столетиями. Столицу
в низовьях Волги хазары называли Итиль. Так они
звали и реку Волгу. Сейчас Лукин и катил в низовья этой
реки, в Астрахань. Государство жило на манер современной
таможни, взимая пошлины на заставах. Хазарский каганат
контролировал территорию Предкавказья, Нижнего и
Среднего Поволжья, современного северо-западного Казахстана,
Приазовье, восточную часть Крыма, а также степи
и лесостепи Восточной Европы вплоть до Днепра.

В IX веке Хазария встала на пути Руси, так как торговый
путь «из варяг в греки» соперничал с волжским
путем «из варяг в хазары». О храбрости русов писал арабский
историк: «Хорошо, что русы ездят на ладьях, а если
бы они умели ездить на конях, завоевали бы весь мир».
Князь Святослав совершил поход в низовья Волги, желая
«отмстить неразумным хазарам». Поход увенчался триумфом
русов.

Лукин докатил до Астрахани, где даже не потребовалось
ни к кому обращаться за помощью. В кассе морвокзала он
оплатил поездку и занял свое место на пароме, который
находился в пути довольно долго. Здесь же, на пароме, ему
объяснили, что перегонщики машин обычно используют
другую дорогу — через Баку, там морской путь на пароме
в три раза короче, и очень удивились, когда узнали, что он
просто путешествует. Стало выгодно летать в Туркмению
за машинами, которые здесь стоят дешево. В этих краях нет
зимы, и дороги солью не посыпают, поэтому машины не

~497~



ржавеют и выглядят, как новые, но двигатель обычно требует
ремонта, так как песок и пыль пустыни делают свое дело,
а запасных частей нет. Да и не ремонтируют они машины.
Хлопкоробы хорошо получают, и им машины выделяют
местные власти. Дорога из Красноводска до Ашхабада
шла параллельно железной дороге и Каракумскому каналу.
В Туркмении не было проблем с лимитом бензина в связи
с уборочной, и Виктор залил полный бак и все канистры.

Выезжая из Красноводска мимо аэропорта, он не мог
предположить, что через год вернется в это место в другой
должности, на совершенно другое расследование, но все это
будет связано с теперешней поездкой.

Стемнело. Он остановился около поста ГАИ. Подошел
сотрудник, и Виктор вышел из автомобиля, улыбаясь, поздоровался
и показал удостоверение полковника Степанова.

— Можно я у вас на площадке подремлю, а потом продолжу
путь дальше? — спросил он.

— Далеко еще ехать, товарищ начальник? — спросил
лейтенант.

— В Бухару.

— По «узбекскому делу», в командировку?

— По нему, — буркнул Виктор.
Он совсем забыл, что здесь работают в бригаде генеральной
прокуратуры многие его коллеги по так называемому
«узбекскому делу», по которому уже арестовали многих
руководителей Узбекистана и продолжают копать под руководство
МВД СССР.

— Может быть, плова покушаете с нами, выпить не
предлагаем, вам ехать далеко, но чаем напоим, — предложил
сотрудник ГАИ.

— Ну, что же, спасибо, не откажусь. Пожалуй, легкий
ужин не помешает.
В Средней Азии нет проблем с едой. По дороге много
точек, и любая чайхана работает с рассвета и допоздна.
Готовят они хорошо. Мясо не докладывают в блюда, но
зато все свежее. Даже анекдот такой ходит: «Самса, самса

~498~


с бараниной», — зазывает пекарь. «Где вы здесь баранину
видели? Один лук!» — «Почему один лук? Много лука!»
После легкого ужина гаишник предложил проводить
его в гостиницу.

— Нет, спасибо, брат, я здесь посплю, на свежем воздухе,
в степи, как джигит, да еще под вашей охраной. А меня не
бойтесь, я по своим не работаю. Если долго буду спать, разбудите
часов в пять, — улыбнулся Виктор, догадавшись о
причине такого предложения. Как они могут работать под
присмотром полковника?

— Хорошо, отдыхайте, товарищ полковник!
Для этого у Лукина имелись спальный мешок и плед.
Он расстелил их на разложенные сиденья и, не укрывшись,
заснул.
Встал бодреньким. Коллеги угостили чаем. Какая может
быть гостиница с таким сервисом! И ему припомнилась еще
одна шутка. «Как в пустыне — так товарищ, а в Москве —
чурка хренова!» — возмущался туркмен.
Утреннее шоссе — самое быстрое. Ни одной машины.
После Ашхабада Лукин вновь оказался на древнейшем пути,
который называли Великим шелковым путем из Китая к
Средиземноморью и далее в Европу. Этот путь также связывал
западные и северные страны с Индией. В зависимости от
конечной точки он разделялся на северный и южный пути.
Многие караванщики шли через Бухару, и почти никто
не проходил мимо Самарканда. В долине реки Зарафшан
возникла одна из древнейших цивилизаций на земле —
Согдийская цивилизация. Долина служила коридором, по
которому общались народы Востока и Запада, но до этого
коридора Лукину еще надо было пересечь пустыню.
Самым опасным участком этого путешествия была
пустыня Кызылкум. Это по Туркмении и Узбекистану.
С детства непонятное и страшное слово, подразумевающее
пустоту. Бескрайнее царство песков, барханы, плоские
дюны с глинистыми участками, лишь кое-где покрытые
желтой травой и редкими кустами саксаулов и верблюжьей

~499~



колючки, именно они и сдерживают перемещение песков
Кызылкума. Голый красно-желтый песок лежит повсюду, на
сколько хватает глаз. Так и переводится название этой пустыни
— красные пески. Как в России в февральскую метель
заносит снегом дороги, так и в пустыне ветер иногда гоняет
песок по шоссе. Страшный зной царит вокруг. Жарко, как
в финской бане. Только в бане можно окунуться в бассейн,
а потом опять попариться, а в пустыне этого не сделаешь.
Если бы Лукин никогда не бывал раньше в этих местах, то
и не сунулся бы сюда, но у него имелся опыт пребывания
в пустыне в самые жаркие дни лета. Да еще при этом он
удивлял коллег в Бухаре, когда при жаре выше пятидесяти
в тени не отказывался от принятия водки под плов. Правда,
узбеки тогда вскоре пожалели о своем предложении, так как
сломались после выпивки, а Лукин со своим коллегой из
Москвы Егорычем — хоть бы что, еще и поехали купаться на
озеро Комсомольское, где баловались уже пивом. Помнится,
на берегу озера они попытались пробежаться босиком
по песочку, но вовремя вспомнили, что путники в таком
песке пекут куриные яйца, так что они обулись и именно
так дошли до воды.

Лукин, зная, что в пустыне лишней воды не бывает, заполнил
ею все имеющиеся емкости перед выездом с Волги.
Автомобиль уверенно катил по ровному шоссе. Перед выездом
на рыбалку Лукин провел целый день у знакомого автослесаря
Владимира в автосервисе на Варшавке и теперь был
спокоен за своего «коня». Солнце в пустыне поднимается
над горизонтом в шесть часов утра, а в семь жара уже гонит
людей в тень. С каждым часом тень делается все короче, а
в полдень становится совсем маленькой. «Тень человека в
полдень лежит у его ног, как побитая собака», — говорят
местные жители.

Виктор позволил себе глоток воды из солдатской фляжки
в войлочном футляре. Воды у него было предостаточно, но
он долго держал этот глоток во рту, чтобы утолить жажду.
Потому как чем больше пьешь, тем сильнее хочется. Од


~500~


нажды он попал в такую зависимость от воды в этих краях
и запомнил это на всю жизнь. Это случилось во время командировки
в Термез, когда слово «вода» стало синонимом
слова «счастье», ситуация, в которой ни о чем не думаешь и
ничего не желаешь, кроме воды. Перед внутренним взором
мелькали видения недопитых когда-то соков и компотов,
мерещились струи воды, вытекающие из незакрытых кранов,
реки, озера и лужи на московских мостовых. И какое
потом он испытал блаженство, когда ЗИЛ-131 приволок
им целую цистерну воды! Теперь Лукину это не грозило.
Автомобиль летел по убегающей вдаль дороге, все сильнее
и сильнее ощущалось дыхание пустыни. Бензина должно
хватить до самого Самарканда, главное — нигде не срезать
и не сворачивать с трассы, на ней хоть и не много машин,
но вполне можно рассчитывать на помощь в случае чего, а
вот в стороне от трассы можно рассчитывать только на помощь
тушканчиков.

Скоро показалась табличка города Мары. Сюда переехал
на службу в УВД заместителем его бывший опер Василий
Кузьмич, но заезжать нельзя, иначе до места не скоро доберешься,
потом еще знакомые в Чарджоу, а про друзей из
Бухары и говорить нечего. Так можно весь отпуск только
по Узбекистану кататься, но где столько здоровья взять,
чтобы с каждым посидеть за столом, поэтому надо быстро
ехать в Самарканд, где, кстати, тоже не успеешь со всеми
встретиться. Ведь на Востоке не бывает так, чтобы собрать
всех в ресторане, посидеть, поговорить — и разбежаться.
Нет, ты должен обязательно побывать дома у каждого, он
зарежет барашка, покушаете плов, вот потом можешь идти
в гости к другому другу, а иначе все обидятся.

К обеду Лукин был в Бухаре. Заехал на базар в чайхану,
вспомнив, что здесь хорошо готовили люляшки. Перекусив,
запил зеленым чаем и отметил про себя, что с годами это
блюдо не стали готовить хуже. Лукин привык, что в Узбекистане
не подают заваренный чай в стаканах или чашках.
Здесь всегда чай подают в чайнике и пиалушку. Он бывал в

~501~



Бухаре раньше в командировках и тогда, помнится, не один
день посвятил осмотру достопримечательностей города.
От Бухары до Самарканда он хорошо знал дорогу. Двести
шестьдесят километров — и ты у цели своего путешествия.

За Бухарой — все те же поля и кишлаки, на десятки
километров тянущиеся вдоль дороги. Узбекистан здесь
представлен во всей национальной красе. Хлопковые и
рисовые поля до горизонта. Опоры ЛЭП с гнездами аистов
на них, кишлаки с чумазой ребятней, барахтающейся
в арыках с небольшими плотинами, их подпитывали воды
реки Зеравшан, протекающей вдоль трассы. Глинобитные
дома пепельного цвета, как и почва, с плоскими крышами,
по цвету которых можно сразу определить, что послужило
стройматериалом при их строительстве. И, конечно, ишаки,
тянущие телеги с сухими стеблями хлопка после уборки,
жители используют их вместо дров. А еще переплетенный
тутовник вдоль дорог. Затем местность стала степной, и
кишлаки встречались уже реже, а дальше машина вновь
покатила по пустыне с бескрайними песками.

Интересно, где сейчас его друг Нарзулло Кудратов, с которым
они проводили совместные мероприятия по розыску
преступников в Самарканде и в конце концов подружились.
Потом Нарзулло приезжал к Лукину в гости в Москву, а
после Лукин сам отдыхал с Лаурой в Самарканде. И опять
Нарзулло постарался, чтобы отдых в этом красивом городе
стал незабываемым. Хорошо, если Нарзулло и сейчас в
Самарканде, без него там будет скучновато, хороший он
все-таки парень, с небольшой восточной хитринкой. Виктор
знал, что Кудратова сослали на два года в Навои, где он
работал в учреждении УЯ-64/36 оперативником, или, как
называли эту должность в народе, «кумом» в тюрьме. Эту
ссылку ему организовали самаркандские бабаи, которым
он прижал хвост. Лукин к этому времени уже расстался с
Лаурой, но когда узнал, что друга сослали в Навои, да еще
и на работу в местах лишения свободы, то попросил его
тихо навести справки о Лауре в этом городе. Она родилась

~502~


именно там 30 июня 1953 года. В конце 1952-го мать Лауры
выслали из Москвы в Среднюю Азию за роман с работником
посольства Франции. Самого работника отправили
из страны на родину. Мать Ларисы уже была в положении.
Наверное, в Узбекистане не знали таких имен, как Лаура, и
не придали значения при регистрации. Так они оказались
на поселении в этом страшном месте, а спустя несколько лет
перебрались в Самарканд. О возврате в Москву не могло
идти и речи, так как после 58-й статьи УК не разрешали, да и
не к кому уже было ехать. Самарканд маме Лауры показался
раем на фоне Навои. Самой Лауре, годы спустя, удалось выбраться
из СССР, выйдя замуж за банкира Мишеля. А потом
Лукин встретил ее. Потому-то молодая парижанка и знала
русский так хорошо… Настолько хорошо, что он так и не
смог заманить ее обратно на родину, в СССР. Только теперь
он понимал, что она не сумасшедшая, чтобы возвращаться
туда, где прошло ее «счастливое детство». И это было
причиной их расставания, так как ему дорога во Францию
была заказана.

Кудратов же после своей ссылки был откомандирован
в бригаду Гдляна из Генеральной прокуратуры СССР по
«узбекскому делу», а теперь вернулся в Самарканд, где
работал следователем. Если не в командировке, то должны
встретиться.

Через сто километров он увидел табличку с названием
города Навои. Во времена Шелкового пути на этом месте,
между Бухарой и Самаркандом, стоял город Кермине, что
в переводе означало «крепость». Невыносимая летняя
жара, пыльные бури, солончаки — многое пришлось преодолеть
тем, кто строил Навои, так в пустыне Кызылкум был
возведен современный город. До этого Лукин бывал здесь
проездом и только от Кудратова узнал о сохранившихся в
области многочисленных лагерях. Город был построен на
костях зэков, которых поставлял сюда ГУЛАГ. Они стали
основными строителями этого города в безжизненной
пустыне.

~503~



Их судьбу разделила и мать Лауры. Несчастные дети,
несчастные родители. У одних отняли прошлое, у других —
будущее. Уже позже Лаура, как и многие дети, стала пионеркой
и так же со всеми дружно скандировала: «Спасибо товарищу
Сталину за наше счастливое детство!», совершенно
не понимая, что украли у нее это детство. Она молчала об
этом. Когда же узнала от Виктора, что его отца двенадцати
лет от роду в тридцатом году вместе с младшими сестрами
сослали как детей врага народа, немного рассказала о себе.

В 1952 году не суждено было сбыться мечтам ее мамы и
работника посольства Франции, ее отца. Они и не догадывались,
что в этом году геологи обнаружили золото в песках
Кызылкума, но и золото не стало определяющим фактором
для освоения пустыни. В это же время радиометрическая
разведка с воздуха зарегистрировала под барханами урановые
залежи. Пока ее мать строила планы на будущее, в
ГУЛАГе искали новые бесплатные людские ресурсы для
освоения пустыни. Местность эту называли Учкудук, и кто
не знает по песне, что это означает «три колодца». Из этих
колодцев с давних времен кочевники брали голубоватую
воду и не догадывались, что она не просто солоновата, это
был урановый рассол.

Учкудук был задуман как город шахтеров для добычи
урана и золота, но в пустыне ничего не было, кроме песка,
и ближайшая цивилизация, которую позже назовут Навои,
находилась в трехсот пятидесяти километрах, преодолеть их
можно было на самолете. Пока силами все тех же зэков построили
железную дорогу от ближайшей станции Кермине.
Просчитали себестоимость добычи урана в Учкудуке. Она
оказалась самой низкой в мире, в три раза дешевле, чем в
США. Тогда эту добычу урана решили сделать дешевле добычи
глины и построили в этом месте тюрьму для содержания
особо опасных преступников, которых приговаривали
к максимальным срокам и смертной казни. В народе таких
называли «полосатыми», и никому из них не суждено
было вернуться из этой тюрьмы, поскольку она являлась

~504~


секретным объектом по добыче урана. Здесь же выплавляли
и чистейшие слитки золота под названием «три девятки»,
а для получения обогащенного урана возвели комбинат и
город Навои в районе Кермине.

Лукин вспомнил, что год назад под Учкудуком произошло
крушение самолета Ту-154, он свалился в плоский
штопор с высоты двенадцать тысяч метров и столкнулся
с землей. Все погибли. И опять он не мог даже предположить,
что через полгода будет знакомиться с материалами
этого расследования по долгу службы. А пока он слушал
песню об Учкудуке и трех колодцах, сравнивая с реально
существующим секретным городом, доселе не обозначенным
на картах. Распевали песню, не задумываясь, а зачем
надо было строить город-красавец посреди пустыни и
какой ценой?

Через семьдесят километров — указатель направо, в
сторону небольшого городка Каттакурган, где в долине реки
Зеравшан построили огромное водохранилище и назвали
его Узбекским морем. Лукин выяснил на посту ГАИ, где
находится городской отдел милиции, представившись все
тем же полковником Степановым. В этом был не только
кураж, не хотел он слишком афишировать свою поездку.
Попросил сотрудников ГАИ связаться с дежурным по отделу
и сообщить, что он к ним заедет. Каттакурган был уже
в Самаркандской области, а день шел к концу, и он хотел
застать Нарзулло на работе, чтобы потом не искать его по
всему городу.

В отделе милиции знали Кудратова, так как он часто
бывал в их городе по работе, ведь здесь располагался следственный
изолятор. Коллеги пообещали сообщить Кудратову
в УВД Самаркандской области, что к нему едет гость
из Москвы.

Еще девяносто километров вдоль реки Зеравшан — и
Лукин прибыл в Самарканд. Город он знал не хуже, чем свою
родную Москву, и, не плутая, подкатил к УВД Самарканда
по улице Улугбека. Видимо, сотрудники ГАИ передали его

~505~



номер автомобиля в УВД, так как тут же к нему подбежал
сержант милиции. Не каждый день к ним приезжали полковники
из Москвы, хотя после возбуждения «узбекского
дела» стали чаще.

— Вы полковник Степанов? — поинтересовался сержант.


— Да, я.

— Пойдемте, я вас провожу к Кудратову, он ждет.
— Товарищ начальник, к вам полковник Степанов, —
сержант открыл дверь кабинета и представил Лукина.
Кудратов вытаращил глаза.

— Павлович, опять твои шутки! Что, не мог сказать, что
это ты? Уже давно бы плов готовили, а так все на ушах стоят
в полном неведении! Ну, здравствуй. Почему на машине?
Надолго? Как дома, как самочувствие?

— Нарзулло, давай начнем с чая, и я все расскажу по порядку.
В ГАИ я показал документ прикрытия на Степанова,
и неудобно было говорить, чтобы ты встречал Лукина. Меня
еще помнят в УВД Самарканда. Подумают, что я с секретной
миссией, а мне лишнее внимание ни к чему. Приехал я на
пару дней, просто посидеть с другом Нарзуллой, выпить
по сто граммов, съесть один пловешник, и поеду обратно.

— Если это так, то я сейчас возьму у начальника два
выходных, впереди воскресенье, и у нас будет четыре дня.
Можем сегодня здесь стол накрыть, или сейчас позвоню
Шоире, она нас встретит, как султанов!

— Давай лучше поедем в город, посидим в чайхане.

— Машину можешь оставить здесь во дворе, все равно
я тебе рулить по Самарканду не дам, будем выпивать, и я
найду машину, которая нас отвезет и привезет куда угодно.

— Нет, поедем на двух машинах, я ее оставлю у тебя во
дворе.

— Тоже верно. Я сейчас доложу начальнику.
Через несколько минут в кабинет Кудратова зашел начальник
следственного отдела УВД.

— Полковник милиции Шарипов, — представился он.

~506~


— Лукин, — коротко представился Виктор.

— Какие планы на вечер? Как самочувствие? Наверное,
устали? Четыре тысячи километров отмахать! Я многое
слышал о вас от Кудратова, теперь вот встретились, можно
было бы и посидеть за столом.

— Спасибо большое, товарищ Шарипов, но если можно,
то давайте в другой раз, я на самом деле немного устал, а если
сядем за стол большой компанией, то на утро будет тяжело
вставать, а у меня время ограничено, я должен вернуться в
срок, — поблагодарил Лукин.
Ему на самом деле не хотелось шумного застолья по поводу
своего приезда.

— Ну, если есть дела, тогда другое дело, — развел руками
Шарипов.

— Спасибо. До встречи.
Нарзулло тем временем позвонил жене Шоире.


— Она нас будет ждать дома на ужин. Покажи удостоверение
прикрытия, если можно.
Лукин достал и развернул удостоверение МУРа на полковника
Степанова.

— А разве так можно? — спросил Нарзулло.

— В КГБ все можно.

— Значит, Убайдов был прав, ты чекист, причем крутой,
то ловишь капитанов МВД и КГБ, в то же время тебе
разрешали жениться на гражданке Колен. Кстати, как она?

— Не знаю, Нарзулло. Как расстались шесть лет назад,
так больше ничего не знаю. Раньше иногда приходили весточки
к жене моего друга, с которой она сохранила теплые
отношения. Потом они на два года выезжали на работу в
Китай и связь прервалась.

— Но это вполне поправимо. Утром заедем к Наташе в
ОВИР, и она нам все расскажет. Наташа тебя помнит. Я знаю
от нее, что у Ларисы родился сын, и, кажется, ему лет пять.
Этого тоже ты не знал? — улыбнулся Нарзулло.

— Нет, этот вопрос мы с ней обсудили, и она сказала,
что это сын Франции.

~507~



— По-моему, она врет. Мы можем Наташу направить к
ее матери, если она сама не знает, то у матери все выведает.

— Нет, Нарзулло, я приехал к тебе и больше ни с кем
встречаться не хочу, — обрезал Лукин.
Он давал себе отчет, что приехал просто подышать тем
воздухом и побывать в тех местах, где был когда-то счастлив,
и не хотел ни с кем встречаться и обсуждать это. Ему
хватало рядом друга Нарзулло. С матерью Лауры у него не
складывались отношения в последние годы, потому что он
не мог и не хотел объяснять причину, по мнению ее матери,
развода, а она сама видела штамп в его паспорте о браке с
Лаурой. Потом была свадьба в ресторане «Юбилейный»…
Не мог тогда Лукин сказать, что этот штамп в паспорт поставил
ему знакомый начальник паспортного стола Виктор
Попов. Липовый штамп и такая же свадьба в Самарканде,
но отношения между ним и Лаурой были крепче самых настоящих
браков, а может и остались эти отношения, но они
давно не виделись и не могут оценить это.

— Мне это приятно, что мой друг приехал ко мне из
Москвы, я даже горжусь этим, но ты знай, что я предложил
встречу с Наташей из ОВИРа и ты можешь сделать в любое
время.

— Нарзулло, я здесь нахожусь инкогнито, поэтому лучше
будет, если меньше народу будет знать.

— Ну, Убайдов точно будет знать, как ты можешь его
обойти! Он так и был уверен в том, что ты оттуда.

— Нет, Нарзулло, ты же знаешь и бывал у меня на работе.

— Ну и что? У нас тоже в милиции работают из КГБ.

— Тогда больше не буду тебя переубеждать, а просто
убью следующей информацией. Пойдем, покажу тебе газеты
из Америки обо мне. Это все по линии фестиваля, я там был
начальником службы безопасности клуба США, поэтому отсюда
и Степанов, а начальнику вашей спецслужбы Убайдову
мы по ушам проедем, как полагается, для смеху.
Кудратов открыл газеты, бегло нашел знакомые английские
слова под его фотографией.

~508~


— Мда, я думаю, смеха здесь не получится… Мои некоторые
коллеги могут сна лишиться, узнав, что ты приехал
на пару дней. Значит со спецзаданием, — задумался
Кудратов.

— Надеюсь, ты так не думаешь, иначе прямо отсюда
поеду назад в Москву.

— Э, э, э! Ты что, брат! Как я могу так думать! Поехали
в город.
Кудратов раньше жил рядом с площадью Регистан в
Коммунистическом переулке, а теперь переехал в Сельский
район, который был в черте города, где купил большой дом
с собственным двором. Ну, бабаем стал, одним словом. Во
дворе паслись свои барашки и четыре коня-ахалтекинца.

— Скачки будем устраивать? — улыбнулся Нарзулло.

— Это смотря сколько выпьем, — засмеялся Виктор.

— Виктор, я думаю, без этого не обойдется. Все закончится
скачками или просто конной прогулкой. Шоира,
сегодня мы посидим дома, а завтра соберем у нас друзей.
С утра я отвезу тебя на базар, купишь все необходимое.
Виктор, будут только наши из УВД, ты их всех знаешь.
Иначе узнают, что приезжал и с ними не поздоровался.
Обидятся или придется ездить к ним в гости к каждому в
отдельности.

— Нет, давай лучше у тебя, если Шоира согласна, ведь
это ей накрывать стол на целую ораву!

— А меня кто спрашивает? Что ты, Виктор, я уже привыкла,
как только он приходит домой, так постоянно гости,
хоть ты будешь с нами, давно не виделись. А что не приехал
с женой? — спросила Шоира.

— Она отдыхает за границей, — ответил Виктор, хотя
знал, что Даша все равно бы не поехала с ним в Самарканд.
Да он этого и не хотел.

— Что-то все от тебя разбегаются за границу. Надо было
женить тебя на узбечке. Наши женщины не отдыхают без
мужей и дальше базара не ходят. Давайте за стол. У меня
все готово, — предложила Шоира.

~509~



Как это у нее все получалось быстро, только час назад он
видел на кухне большие куски баранины, а пока они пили чай
с Нарзулло на столе готов лагман, люляшки и многое другое.

— Плова сегодня не будет, это долго. Завтра приготовлю,
— сообщила Шоира.
После ужина они сидели с Нарзулло вдвоем и пили
зеленый самаркандский чай номер девяносто пять.

— Нарзулло, хотел бы с тобой поговорить на серьезную
тему. Я собрался переходить на работу в МВД СССР, но
пока отложил по одной причине. Во время переговоров
в управлении кадров меня пригласил к себе большой руководитель
МВД, который пришел из КГБ, Лежепеков,
и предложил мне должность первого заместителя УВД
Самаркандской области по оперативной работе. Я мало
верю в обычные совпадения, потому спросил его, почему
именно в Самарканд, а ему, оказывается, дали на меня
характеристику, что я часто здесь бывал в командировках,
владею обстановкой и работал недолго в бригаде Гдляна и
Иванова по «узбекскому делу».

— И что ты ему ответил?

— Отказаться сразу было нельзя, поэтому я взял паузу,
чтобы подумать, а когда мой тесть этот вопрос отрегулировал,
чтобы меня не посылали, я свел все к шутке в кабинете
начальника управления кадров.

— Тебе можно шутить с таким тестем.

— Просто я жене предложил переехать в Среднюю
Азию на работу, она пургу и подняла, что никуда не поедем
из Москвы, а мне только это и надо было. Лежепеков предложил
поблагодарить моих покровителей, иначе за отказ
уволили бы. В отношении развода с женой я слукавил с Лежепековым.
Если бы только в этом было дело, то непременно
поехал бы к вам в Самарканд. Я думаю, нашли бы общий
язык в работе. Не стал я доказывать большому генералу,
что служба в армии мне тоже нравилась всем, кроме цыганской
жизни на коробках и корзинках. Вот такой разговор,
Нарзулло, у меня состоялся в управлении кадров, поэтому

~510~


мой перевод в МВД отложили из-за отказа работать в УВД
Самарканда. Я правильно сделал, что отказался?

— Виктор, ты разбираешься в обстановке на Востоке не
хуже узбека, поэтому ты поступил совершенно правильно.
Сейчас многих руководителей Узбекистана поснимали с
должностей, арестовали, в том числе в нашем УВД, поэтому
там, в Москве, думают навести порядок, назначив русских
руководителями. Этого никогда не будет. В Ташкенте недавно
произошло убийство начальника отдела дорожнопатрульной
службы ташкентской ГАИ Юлдашева, организованное
командиром полка дорожно-патрульной службы
того же города Джанзаковым. Последний продвигался по
службе благодаря денежным подачкам самому начальнику
ташкентской ГАИ полковнику Салахитдинову. Салахитдинова
сняли с должности, и на его место претендовали двое.
Юлдашев и Джанзаков. Причем у первого шансов занять это
место было гораздо больше. И тогда Джанзаков решился
на крайние меры. Через старшего лейтенанта ГАИ Нурмухамедова
он нашел наемного убийцу — дважды судимого
Ибрагимова. Но тот в последний момент отказался.
Тут Джанзакова назначили начальником ташкентского
УГАИ. Казалось, на этом можно бы успокоиться, но в
республиканское МВД поступили две анонимки, характеризующие
нового начальника как махрового взяточника.
Джанзаков связал это с Юлдашевым. И решил-таки устранить
его. Убрать Юлдашева вызвались командир взвода
полка ДПС старший лейтенант Камбаритдинов и бывший
слесарь Ташкентского трамвайно-троллейбусного управления
Жаманов.
Вечером Юлдашев на своей служебной машине ехал
с работы домой. За ним следовали «жигули», за рулем
которых сидел старший лейтенант Камбаритдинов. На
зад нем сиденье с ружьем наизготовку находился Жаманов.
На Фархадской улице, когда «жигули» поравнялись с машиной
Юлдашева, Жаманов через боковое окно произвел
выстрелы в упор.

~511~



И это произошло в столице Узбекистана — Ташкенте, а
сколько случаев с автомобильными авариями, когда в машине
вдруг гибнет только один человек, которого собирались
убрать, а остальные пассажиры невредимы. Да и несчастные
случаи с гибелью людей есть тоже очень загадочные, которые
никто не расследует. Ты сам все лучше меня знаешь. Здесь
русских могут подставить за взятку, если будешь вместе с
ними брать, либо убрать, если не будешь с ними заодно в
этом деле.

— Сюда надо направлять руководителями с зачетом
срока службы один год за три, как в Афганистане. Ты больше
там не был после нашей командировки в Термез?

— Дважды уже побывал в составе мусульманского батальона
и орден Красной Звезды получил.

— А я недавно орден Дружбы народов отхватил.

— Тоже не слабо. Ты обмолвился в отношении развода
с женой, что ее угрозы о разводе не могли быть причиной
для отказа от перевода в Самарканд. Ты всерьез думаешь
об этом?

— Да, Нарзулло, кажется, я совершил ошибку и надо
ее поправлять…

— Не можешь забыть Ларису?

— Не совсем так. С Ларисой все очень сложно, поэтому
мы и расстались. Нам не позволили бы быть вместе. Там все
кончено. И об этом все.
Они еще не знали, как они близки в своих рассуждениях
к истине, что Лукин мог бы в недалеком будущем стать
бомжом, без жилья и работы, согласись он на эту должность
в Самарканде. И это не все.
Виктор прочувствовал это стечение обстоятельств, еще
находясь под Астраханью. Если существует в природе то, что
называют наваждением, то это с ним произошло. Сначала
в Москве на Лесной улице обознался и принял за Ларису
похожую девушку. Потом предложение перевода на службу
в Самарканд. И наконец — шампанское из Франции перехлестнулось
с давней мечтой путешествия на автомобиле

~512~


по Средней Азии. Это был последний шанс осуществить
мечту, легко, без особых препятствий, раз уж он оказался
на рыбалке на полпути от Самарканда. Вскоре это путешествие
стало бы практически невозможным — в силу опять
же стечения совершенно иных обстоятельств, но он не знал
этого, а сейчас надо наслаждаться, дышать полной грудью и
радоваться тому, что есть. Жара и дорога вконец измотали
Лукина, и после чая он стал клевать носом за столом.

— Виктор, ты утром поспи, сколько захочешь. Я Шоиру
отвезу на базар, потом заеду в УВД, обзвоню наших друзей,
приглашу на плов. В УВД мало кто остался из тех, кого ты
знал, многие поменялись. Я буду часов в одиннадцать.
Утром появился улыбающийся Нарзулло.

— Твой приезд наделал шуму в УВД, а ты говоришь, чтобы
никто не знал! У нас в городе везде глаза и уши. Хоть ты и
представился в Каттакургане Степановым, но у нас каждый
сотрудник из Москвы на особом счету после известных событий,
поэтому быстро узнали, что Степанов — это Лукин.
Автомобиль твой по номеру пробили. Вот хорошо, что ты
мне вечером рассказал об отказе от должности первого заместителя
УВД Самарканда. Наши коллеги уже расценили
твой приезд как назначение и вступление в должность. Когда
твоя кандидатура обсуждалась в кадрах МВД, наши коллеги
об этом знали. Как обычно, на такие должности бывает не
один кандидат по назначению, а наши тоже имеют связи в
кадрах МВД и знают о них, поэтому твой неожиданный
приезд на машине, да под чужой фамилией, наделал много
шума. Я, как мог, успокоил народ, сказав, что ты уже отказался
и приехал просто в гости ко мне.

— Я об этом не подумал и о предложении в кадрах МВД
уже забыл.

— А здесь у нас всех руководителей трясут который
год, поэтому и воображение у них обострено. Они очень
обрадовались, что я их пригласил на плов, чтобы с тобой
пообщаться. И ко мне теперь еще больше уважения будет,
такой гость ко мне приехал.

~513~



Застолье было немного напряженным, пока не выпили
соответствующую дозу и Убайдов не поднял старую тему
о принадлежности Лукина к органам госбезопасности.
Убайдов работал все тем же начальником спецслужбы
УВД.

— Так вы и теперь будете утверждать, что не имеете
ничего общего с КГБ, когда вашу кандидатуру обсуждали
на руководство в наше УВД в это время? Сейчас только чекистов
назначают на такие должности, — сказал Убайдов с
улыбкой, стараясь придать вопросу шутливую форму.

— Я, наверное, так и не смогу переубедить вас, что я
простой сотрудник уголовного розыска. А что касается
чекистов, то у них заканчивается командировка в МВД, и
теперь будут назначать только своих, милицейских, вроде
меня, — сообщил Лукин.

— Мне в принципе все равно, но интересно. А переубедить
меня теперь еще сложнее, особенно после того, как
я увидел удостоверение Степанова и знаю о предложенной
вам должности в УВД Самарканда. Простых сотрудников
на такую должность не назначают, а вы еще и имели возможность
отказаться. Да и такие удостоверения выдают
оперативным работникам КГБ. Я же с ними работаю по
иностранцам и знаю. Мы отлично понимаем, что было не
просто отказаться от нашего УВД, и уважаем вас, поэтому
мне все равно, будь вы хоть трижды разведчиком ЦРУ, вы
для нас — гость и уважаемый человек, — сказал приятные
слова Убайдов.
Все присутствующие коллеги знали об их давнишнем
споре по этому поводу и только посмеивались.

— А вы недалеки от истины в отношении ЦРУ. Нарзулло,
дай-ка мне вот ту зеленую папочку, — попросил Лукин,
решив играть до конца и совсем запутать Убайдова.

— Может быть, не надо? — Нарзулло улыбался, зная,
что сейчас произойдет.

— Давай, давай, как я могу скрывать от товарища Убайдова
такие факты.

~514~


Виктор достал американские газеты, которые уже были
сложены вверх нужными статьями о начальнике безопасности
клуба США Степанове.

— Насколько я знаю, вы немного владеете английским
языком? — спросил Лукин.

— Да, конечно, — Убайдов кивнул головой.

— Вот что пишут обо мне американские газеты, — Лукин
протянул ему газеты.
Убайдов сначала пробежал глазами по тексту, потом
развернул газеты, убедившись, что это не просто вырезки с
текстом, а настоящие целые газеты США, и только потом
вновь прочитал статьи, насколько ему позволяло знание
английского языка.

— Убайдов, что там интересного? — поинтересовались
его коллеги за столом.

— Да здесь пишут о полковнике Степанове, начальнике
безопасности клуба США, а фото нашего гостя Лукина. Они
называют его Степановым. Ничего не понимаю, — недоумевающе
сообщил Убайдов.
За столом воцарилась тишина.

— Виктор, и после всего этого вы будете говорить, что
вы — обычный сотрудник уголовного розыска?.. Может,
у вас там, в Москве, все такие, но вы точно не простой.
Я теперь вообще не понимаю, как вы в милиции работаете?
Смеялись из всей компании только Лукин с Нарзулло.
Может, и он тоже не верил, хотя бывал у него на работе, но
смеялся от души.

— Это просто работа на фестивале молодежи, — пытался
объяснить Виктор.

— У Лукина все просто, и газеты в Америке о нем пишут
тоже запросто, — улыбнулся Убайдов, и Лукин понял, что
теперь не сможет его убедить, да и не хотелось, так как о
сотрудниках из смежной конторы меньше судачат.

— Всё, коллеги. Пошутили — и будет, а теперь я хотел
бы знать, кому мог перейти дорогу своим назначением в
УВД Самаркандской области?

~515~



— Да ты всех их знаешь, — пожал плечами Нарзулло, — это
мой бывший начальник отдела уголовного розыска Абелович.

— Значит, правильно, что отказался. Как я мог перейти
дорогу Гайряну? — покивал головой Лукин.

— Вторым кандидатом был бывший опер отдела угрозыска
Баходыр. Мы у него бывали дома в гостях, когда ловили
Камалова.

— Как же, помню. У него отец работал руководителем
УБХСС Узбекистана в Ташкенте. Так Баходыр моложе нас
будет, — сказал Лукин.

— Он уже работает начальником Сиабской милиции
в Самарканде и совмещает эту должность с заместителем
начальника УВД области, поэтому реально претендует на
первого заместителя, — сообщил Убайдов.
— Да, с такими кадрами тяжело было бы тягаться! —
предположил Лукин.

— Да. Мало кому вздумается в Узбекистане противостоять
семейству Матлюбовых, — кивнул Нарзулло.
Лукин еще раз убедился, что реально оценил сложившуюся
обстановку в Узбекистане и принял правильное решение,
отказавшись от высокой должности в Самарканде, теперь он
получил этому подтверждение. В Москве бы его назначили
при его согласии, а здесь он получил бы войну с настоящими
бабаями, из которой вряд ли вышел бы победителем. Лет
десять назад это можно было бы сделать, но не в 1985 году.
Гости расходились поздно, и было видно, что Шоира
устала, но храбрилась и иногда покрикивала, шутя, на Нарзулло,
а тот только улыбался, потому что сказать был ничего
не в силах из-за большой дозы принятого алкоголя.

— Вот, посмотри на Виктора, как будто бы и не пил, а
ты, улыбчивый мой?! Чай будешь еще?

— Чай будем всегда и много. Коней запрягать? — выдавил
он протяжно каждое слово.

— Нет, Нарзулло, сегодня не будем. Кони пьяны, хлопцы
запряжены. Давай лучше утречком совершим конную
прогулку.

~516~


Дом Нарзулло расположен на окраине города. Они трусили
рысцой по утренней росе вдоль берега реки Заравшан.
Пыль слегка поднималась из-под копыт коней. Напоили
коней и сами поплавали в прохладной реке. Это улучшило
их самочувствие гораздо быстрее, чем душ.

После обеда заехали к директору механического завода
Давиду Александровичу, который уже давно переехал
сюда из Москвы, в которой остались его взрослые дети.
Потом заехали к начальнику турбюро Эркину Ганиевичу на
площади Регистан. От спиртного отказались и с друзьями
пили только чай.

Потом, как бы невзначай, оказались на Фруктовой улице,
хотя случайно сюда никак не попадешь.

— Ну что, зайдем на чай к твоей теще? — с улыбкой
спросил Нарзулло.

— Нет, Нарзулло. Все стихло. Да и ее мать неправильно
поймет мой визит. Я ведь ничего не знаю, а может, у Ларисы
все в жизни наладилось — и тут вдруг опять я! Она уже однажды
развелась с мужем, чтобы выйти замуж за меня. Нет,
не будем заходить… Поехали. С Ларисой я бы увиделся, и
то не знаю — зачем. Сам во всем виноват.
Последние слова Лукин выдавил с трудом. Подкатил ком
к горлу, и он поспешил к автомобилю, чтобы уехать с этой
улицы, понимая, что скупая слеза может помимо воли скатиться
по щеке даже на такой жаре. Значит, не все стихло…
Он знал, что конечная точка его путешествия — улица с
пятиэтажными домами и зелеными дворами, где все жители
знали друг друга. Сколько ни прошагали по ним в свое время
вместе с Ларисой! Они останавливались на этой квартире.
Он не ставил перед собой задачу зайти к ее матери, поэтому
у него и не возникло такого желания. О Ларисе он мог бы
узнать и в Москве от ее подруги Вики, но не делал этого, понимая
всю бесполезность данного занятия. Что же все-таки
позвало его в такую даль?
Вечером Виктор свернул всю дальнейшую программу
по осмотру Самарканда и посещению друзей.

~517~



— Нарзулло, завтра рано вставать, надо обратно домой.

— Джигит, я так и не понял, зачем ты четыре тысячи
километров отмахал? Чтобы пару дней погулять по Самарканду?


— Не поверишь, именно для этого.

— Я это заметил на улице Фруктовой. Может, останешься
еще на пару дней?

— Спасибо, Нарзулло, за гостеприимство, мне пора,
да и тебе надо на работу. Приезжайте в Москву с Шоирой,
рад буду видеть!

— Тогда поехали к моим родственникам на бахчу. Загрузим
тебя арбузами и дынями, потом в караван-сарай, там
хорошего кишмиша и чая мешок дадим. Самаркандского
зеленого и мешок черного индийского, настоящего небалованного.
Ты знаешь, у нас в Самарканде чаеразвесочная
фабрика. Сюда поступают лучшие сорта чая из Индии,
но потом его мешают с соломой из Грузии и получаются
«Три слона», а мы тебе дадим настоящего, в мешке из
Индии, чтобы тебе как-то дорогу оправдать, — предложил
Нарзулло.

— Нарзулло, спасибо тебе. Я встретился с друзьями,
подышал местным воздухом, и обратная дорога и так должна
быть легкой, потому что домой, а ты мне еще такие подарки!
Я бы не взял, но в Москве такого чая не купишь, поэтому
не откажусь.
Обратный путь Лукина прошел на автопилоте, дорога
давалась легко. На паром попал тоже удачно. Но теперь —
из Красноводска до Баку. Там же, на пароме, выяснил, что
шоссе от Махачкалы до Астрахани разбитое и все ездят через
Северный Кавказ на Ростов. Это тоже его устраивало, так
как в Грозном у него жили друзья, а в Нальчике — родственники
жены, не говоря уж о Ставрополе и Ростове. Конечно,
он ни к кому не стал заезжать, а пролетел одним махом до
Ростова, где отдохнул так же на площадке ГАИ и на рассвете
тронулся домой, куда приехал вечером, уставший. Тело
требовало горячей ванны.

~518~


Дома никого не было. Даша продолжала отдыхать на озере
Балатон. И чего было торопиться домой? Он не отгулял
и половины отпуска. Можно было пообщаться с друзьями
на Северном Кавказе и в Баку. Такое путешествие вряд ли
ему захочется совершить еще раз, да и будет ли такая возможность
— этого он не знал. Не мог он знать, что через
три года полыхнет Сумгаит в Азербайджане, где начнется
настоящая бойня, потом Тбилиси, Ош в Киргизии, Баку,
после волна докатится до казахов, и загорится Чечня. Но все
это будет позже, а совсем недавно он в одиночку спокойно
проехал почти по всем этим точкам, которые потом назовут
«горячими», ночуя под открытым мирным небом.

После ванны он расслабился и прилег на диван перед
телевизором, но его что-то беспокоило, как будто забыл
что-то сделать. Походил по комнатам, спустился вниз к почтовому
ящику. Его не было дома почти две недели, а когда
зашел в подъезд, то руки были заняты многочисленными подарками
из Узбекистана. В почтовом ящике лежала открытка,
обычная, но без почтовой марки и штемпелей. Почерк
он узнал сразу. Писала Лариса, что была в Москве проездом
в Самарканд, но его не застала, хотела бы встретиться на
обратном пути, если он захочет. Она обещала позвонить,
когда будет в Москве.

Вот и причина его беспокойства в последнее время, поэтому
он себе места не находил. Поэтому, наверное, ему и
захотелось в Самарканд. Прошло почти шесть лет, как они
расстались и ничего не знали друг о друге, и вдруг вместе
сорвались с насиженных мест и рванули в Самарканд, где они
были когда-то счастливы! Но не получилось у них увидеться
там, и только потому что он не зашел на улице Фруктовой к
ее матери и не стал встречаться с Наташей из ОВИРа, которые
сообщили бы ему, что Лариса прилетает в Самарканд
на следующий день и ему не надо уезжать из этого города!

«А может быть и хорошо, что не встретились в Самарканде?
— подумал Виктор с иронией. — Тогда бы и всего
отпуска не хватило…»

~519~



Он почему-то был уверен в этом после нескольких фраз
на открытке. Так не бывает. Он даже не мог предположить
подобного, потому и не стал ни с кем встречаться, чтобы
узнать хоть что-то о ней. Считал, что ничего уже не вернешь.
И вот получите: «Заезжала домой, но не застала. Хочу
встретиться…» А как он хотел этого, кто бы знал! Сердце
перешло на учащенный ритм.

Задребезжал телефон, и он одним броском достал трубку.
Нервы были на пределе от ожидания, но на другом конце
провода оказался Михалыч.

— Привет. С приездом, — поздоровался Вайнер.

— Здорово, Михалыч. Ты меня дома обложил? Откуда
узнал, что я приехал?

— Ничего я не знал. Просто приехали твои рыбаки, вот
я и названиваю тебе через каждые два часа. У тебя отпуск
еще продолжается, а не хотел бы ты продлить его?

— Ты говори, что надо, без этих заездов.

— У меня в эти выходные дежурство по зоне отдыха на
Пироговском водохранилище «Бухта Радости» от руководства
РУВД, а я никак не могу. Там надо провести развод
прибывших нарядов и можно самому отдохнуть.

— А какое отделение милиции дежурит?

— Твое родное 15-е отделение.

— Тогда согласен, — Лукин знал в этом отделении командира
роты и участковых инспекторов, на которых мог
положиться в случае чего.

— За тобой служебную машину выслать?

— Не надо, я на своей.

— Я так и думал.
Лукин набрал телефон командира, Леонида Исаева,
которого знал пятнадцать лет и находился в приятельских
отношениях.

— Леонид, мы завтра вместе будем командовать войсками
в «Бухте Радости». Я от руководства района буду
вместо Вайнера.

~520~


— Меня это больше устраивает. Какие будут пожелания,
товарищ начальник, по меню на ужин? Шашлыки и
водка — само собой.

— На этот раз ты не угадал. Я буду на своей машине, и
мне, возможно, понадобиться отъехать. Как, справишься
сам? Поэтому водка отменяется и у тебя.

— Жаль, но мне не впервой. Не волнуйтесь. Все будет
сделано, и все будут знать, что вы на месте. Вот только что
отлучились.

— Ты, как всегда, правильно понимаешь службу. До
встречи.
Лукин опустил трубку и вновь посмотрел на открытку.
Судя по дате на ней, встреча с Лаурой должна быть скорой.
Оказалось даже скорее, чем он этого ожидал. Лариса
позвонила утром следующего дня.

— Привет, как дела? — прозвучал в трубке знакомый
голос.

— После твоего звонка стали лучше. Ты где?

— Недалеко. У Вики.

— Я сейчас подъеду. Выйдешь или мне зайти?

— Нет. Я буду ждать на улице.
Возле подъезда дома Вики стояла Лариса. Она почти не
изменилась. Все та же обезоруживающая улыбка, шикарное
платье, и вся в бриллиантах, как шахиня. Виктор вышел из
машины и дважды приложился к ее щеке. Глаза у нее все
также сверкали, но требовалось поскорее уехать из этого
района, где его многие знали, а заодно проверить и «хвосты
», которые могли увязаться за парижанкой.

— Куда пойдем? — обыденно спросил Виктор, как будто
бы они только вчера расстались. — Может быть, пообедаем
в «Праге»?

— Теперь у тебя денег хватит? Шучу. Вижу, что не бедствуешь.
Только в тот же зал, где нам не хватило денег, чтобы
расплатиться с официантом. Мне приятно вспомнить былое.
Виктор покрутился по пустым переулкам вокруг Миусской
площади, а потом нырнул по тихой улице Медведева

~521~



в районе Маяковки и только после этого выскочил на бульварное
кольцо в сторону Арбата.

— Все чисто? Хвостов нет? — с улыбкой поинтересовалась
Лариса.

— Догадалась?

— Нет, просто вспомнила твои выкрутасы на мотоцикле,
когда ты хвосты рубил, а теперь мы никому не нужны.
Даже неинтересно.

— Не расслабляйтесь, девушка. Они всегда рядом. Просто
у них сейчас обед, и мы тоже перекусим.
Они сделали такой же заказ, как семь лет назад. Осетрину,
запеченную по-монастырски на одном блюде, и плошку
черной икры под шампанское, которое Виктор только пригубил.
Ему не хотелось выпивать и бросать машину, так как
это было единственным их пристанищем в Москве. Такого
обеда вполне хватило бы на четверых. Но они не торопясь
осилили его. Он проголодался, потому что дома находился
один и ничего не готовил, а Лариса была с дороги.
Он все также называл ее этими двумя именами. Лаурой
она была по жизни в Париже, а Ларисой она представилась
ему при знакомстве, а значит по Москве. Уже нельзя было
с Ларисой вести себя бесшабашно, как раньше. Теперь
ему могут приписать аморалку и все остальное. Совсем
не хотелось приглашать ее, можно сказать, в их квартиру,
где они прожили достаточно много лет, по их понятиям.
В доме ее тоже знали, и кому потом объяснишь, что их
встреча — случайность. И потом — это приглашение в
квартиру отдавало какой-то вульгарностью, а ему этого не
хотелось. Гораздо лучше выглядел бы дом отдыха на Пироговском
водохранилище, где его могли приютить знакомые
администраторы без оформления документов. Это он так
целомудренно рассуждал в первые минуты их встречи. Потом
он отпустил тормоза и стал для нее прежним Люкой.
У них все началось, как при первом знакомстве. Рестораны
и поиск подходящего убежища, где никто не мог бы им испортить
настроение ненужными вопросами.

~522~


Он заехал домой за формой, которая висела в шкафу,
накрытая прозрачным целлофановым мешком. Его черные
ботинки могли вполне сойти за форменные. Развод нарядов
в зоне отдыха необходимо проводить в милицейской форме.
Наряды прибывали вечером в пятницу. «Бухту Радости»
на Пироговском водохранилище он знал, как свои пять
пальцев, а теперь и руководство по организации отдыха в
этом красочном месте знало его.

— А милицейская форма зачем? Никогда не видела тебя
в форме.

— Этот маскарад нужен всего на час, чтобы провести
развод милицейских нарядов, а потом мы сбежим.

— Ты так и не изменился. Я помню, как ты каждый
вечер со мной проводил в засаде, рядом с той квартирой,
куда должны были прийти убийцы. А потом ты снял соседнюю
квартиру, и мы поселились в ней на время твоей
засады. Твое руководство так и не догадалось, почему ты
всю неделю, пока не взяли преступника, рвался на дежурство
в засаде.

— Нет, почему? Михалыч знал в рамках дозволенного,
что я с тобой встречаюсь, и мы с ним не верили, что окружаем
в той квартире настоящих убийц, поэтому я и вел себя
так свободно. После их задержания наши предположения
подтвердились, но тогда я предпочитал сидеть с тобой в
засаде и не перечить руководству по поводу того, что мы
отрабатывали ложный след.

— Вот я и говорю, что каким ты был, таким остался.
Орел степной, казак лихой, — глаза Ларисы сверкали от
радости.

— Ты и песни наши не забыла.

— Хорошая песня. Как забыть? Зачем, зачем ты снова
повстречался, зачем нарушил мой покой? Так там поется?

— Точно так. Только… — он не смог договорить, она
прервала его долгим поцелуем.

— Можно подумать, что ты изменилась. Ты всегда в
спорах затыкала мне рот поцелуями, и я со всеми твоими

~523~



доводами после этого соглашался. Что поделаешь, все-таки
мужики — слабый пол.

Лариса звонко засмеялась, и они вновь поцеловались,
от чего у Лукина голова шла кругом.

— Так ты начальником стал, если нарядами командуешь?

— Небольшим.

— Ну-ка, покажи свой мундир… Что означают звезды
на погонах?

— Подполковник.

— Ничего себе! Скромник ты наш. Ну, в орденских
планках я тоже не разбираюсь, но вижу много. А ты оказывается
серьезный у меня мужчина. И настолько серьезный,
что если французская разведка узнает, с кем у меня роман в
России, то ко мне будет много вопросов.

— Она может узнать только от тебя, а ты не рассказывай.

— Да, об этом лучше помалкивать.

— А ты говоришь, поехали с тобой в Париж! Значит и
у ваших спецслужб могут быть к нам вопросы.

— Если все официально, то их будет меньше.

— Ладно. Это я так, к слову пришлось… Давай, как договорились,
не будем портить себе настроение этими разговорами.
Поехали отдыхать в «Бухту Радости».

— Мы там бывали с тобой на корабле капитана Николая.
Хорошие были времена. А как мы отплясывали у него
на палубе!

— Молодец, помнишь. С этими друзьями мы можем
сегодня увидеться. Они живут недалеко от того места, где
мы будем. Прошка с Надеждой должны быть на месте. Они
отдыхают на даче в Новосельцево, а это на другом берегу
водохранилища, недалеко от «Бухты Радости».

— Они давно вернулись из Китая?

— Три года уже.

— Поехали. Я так рада буду видеть Надежду.
С Дмитровского шоссе Виктор свернул вправо и покатил
по извилистой дороге в сосновом лесу. До «Бухты
Радости» он знал все повороты и каждый кустик, но ехал не
торопясь, наслаждаясь общением с прекрасной спутницей.

~524~


Лариса всю дорогу рассказывала о своей жизни, о поездке
в Самарканд, как они разъехались сначала в Москве,
а потом и в Самарканде. Им не хватило одного дня, чтобы
они могли все эти дни провести вместе. Им было уже ясно,
что это так и было бы, и никто бы им не помешал.

— Лариса, сколько у тебя времени сегодня?

— Я приехала за тобой, а о времени больше не спрашивай.
Люка, я тебе обещала, что приеду и заберу тебя с собой.
Ты готов? Тебе когда надо дома быть?

— Когда тебе надоем, и ты меня прогонишь, — улыбнулся
Виктор.

— Не дождешься, — серьезно сообщила Лариса.

— Тогда я с тобой до отъезда. У меня еще отпуск продолжается.


— Я улетаю через пять дней.

— Ну, это мы еще посмотрим. Спасибо тебе, что сделала
шаг навстречу.

— Я не знала, как с тобой встретиться. Ты женат и как
ко мне теперь относишься, я не представляла. С нашими общими
друзьями я связь потеряла. Вот и решилась опустить
открытку в почтовый ящик, так как телефон дома не отвечал.
А в Самарканде я все поняла, когда встретилась у Наташи
из ОВИРа с Нарзулло. Это она устроила с ним встречу.
Нарзулло в двух словах рассказал о твоем путешествии в
Самарканд. Он рассказал о ваших маршрутах и местах, где
вы с ним ходили. А ходили вы по нашим с тобой местам.
Это случилось, мы оба почувствовали, что надо приехать в
Самарканд. Ведь ты тоже больше не был там с тех пор, как
мы расстались. Не говори ничего, не нужно… Все видно по
твоему лицу. Я не буду спрашивать, почему ты тогда так поступил.
Я была не права, но такие уж сложились обстоятельства,
выше нас. Мне нужна была та поездка, чтобы решить
для себя все окончательно и приехать к тебе. Что тебе тогда
наговорили или сам ты навыдумывал — я не знаю, но ты не
должен был этого делать. Столько лет мы не были вместе,
столько лет потеряли, и кому мы что доказали, кому сделали
хуже, кроме себя?

~525~



— Что сделано, то сделано. Нервы были на пределе после
долгой разлуки, вот и взорвался.

— Ну, перебесился бы с бабами, кто тебе мешал? Зачем
нужно было жениться? Я же предупреждала тебя, что хоть
пять раз можешь жениться, но все равно я приеду и заберу
тебя. Этой женитьбой ты еще одной женщине жизнь испортил.


— Похоже, что не испортил. Получается, она женила
меня на себе, и ей досталось то, что она хотела. Прописка в
Москве, квартира. Хорошую работу я ей сделал.

— Чем она занимается?

— В институте преподает политэкономию.

— Дурачок ты мой… Ну, если так, то моя совесть чиста.
Я хочу увести тебя у твоей жены, как ты в свое время сделал
то же со мной и увел от Мишеля. Не надо было никому
вмешиваться в наши отношения.
Похоже, она все давно уже решила и на самом деле
приехала за ним, но он-то по-прежнему не собирался никуда
уезжать. Неужели все сначала? Она будет тащить его в
Париж, а он ее — в Москву?

— Лариса, только у меня не получится вот так сразу.
За эти годы я закрепился на работе, и мне уже хочется
дослужиться до какого-нибудь высокого звания или еще
два года до пенсии. И уж совсем не хочется переезжать в
Париж.

— Тоже пенсионер нашелся в тридцать семь лет! Никто
об этом не говорит. Вы здесь ничего не знаете. Многое в
отношениях с Западом поменялось, и скоро не будет таких
препон между нами, а значит, можно будет спокойно жить
вместе. Ты служи и получай свои высокие звания, а я буду
продолжать свой ресторанный бизнес, которым мой управляющий
может руководить и без меня.
Да, она на самом деле обдумала их дальнейшую совместную
жизнь. Это уже не та девочка из Парижа, которая гуляла
с ним напропалую, не задумываясь о завтрашнем дне.

— Лариса, но сейчас пока этого нет.

~526~


— Будет, очень скоро будет, и я тебя не тороплю. Вообще,
я благодарна судьбе за то, что мы смогли встретиться,
что ты все еще любишь меня, а все остальное в жизни —
такие мелочи! Они могут решиться сами собой, — она задумалась.
— Но могут и не решиться никогда. Все зависит
от нас.

— Как ты раньше говорила — поживем, посмотрим.
Многое будет проще, возможно, но многое и усложнилось.
Раньше у меня была отдельная квартира, где мы с тобой
жили, а теперь я не могу даже пригласить тебя туда. Раньше
был холостым и мог встречаться с тобой, где угодно и
сколько угодно, а теперь в некоторых кругах это называется
моральным разложением. Поэтому надо сначала привести
все в первозданный вид, а уж потом строить.

— Я хочу знать только одно. Ты этого хочешь?

— Да, и жизни без тебя я не вижу.

— Вот и все, а остальное для меня не имеет значения,
я могу пождать. Виктор скоро пойдет в школу. А что до вопросов
в некоторых кругах, так теперь и ко мне они могут
возникнуть, если узнают, что у меня в Советах любовник —
подполковник спецслужб. Поэтому поехали-ка мы к тебе
на речку Проню, в дом отдыха шахтеров. Он по-прежнему
пустует в лесу? Не хочу я здесь, в Москве, встречаться с
тобой, как шпионка какая-то. Я вообще не хочу с тобой
расставаться все эти дни.

— Ты знаешь, у меня такое же скромное желание!
Их взгляды встретились. Все те же огоньки в сверкающих
глазах, те же улыбки, и с той же жадностью они обнимались
и целовались, как будто в последний раз.
Они и представить себе не могли, что готовит им судьба,
как будут рушиться их мечты на совместную жизнь, как
болезненно они примут решение расстаться опять — и,
похоже, навсегда. Они не знали этого и купались в своем
коротком счастье, этом подарке судьбы, счастливые и влюбленные.
Лариса прислонилась к Виктору. Он вел машину
одной рукой. Лариса запустила руку в его шевелюру на

~527~



затылке. Виктор припарковался, и они опять жадно целовались.


— Лариса, мы так до Прошки не доедем, а нам еще развод
надо сделать.

— Не нам, а тебе. Я с Мишелем развелась, когда встретила
тебя. Теперь очередь за тобой. Если ты считаешь, что
сейчас надо ехать, то поехали, конечно, но мне и здесь с
тобой хорошо, — засмеялась Лариса.

— Поехали. Развод будем проводить милицейских нарядов,
шутница.

— Я сейчас покажу тебе фотографию сына, и шутки закончатся.
Я с ним приехала.

— Где он сейчас? Ну, ты и партизанка, столько молчала!
Я с первой минуты нашей встречи хотел хоть что-то о нем
узнать, но помню, как ты меня отбрила пять лет назад, и
поэтому все ждал, когда ты наконец сама скажешь!
Лариса протянула ему несколько фотографий. Они
все были сняты на площади Регистана в Самарканде. Маленький
Виктор сидел на лавочке вместе со своей мамой
Ларисой.

— У него твоя улыбка.

— И не только моя.

— А где он сейчас? Как его увидеть?

— Я привезла показать внука бабушке в Самарканд и
оставила его там погостить. Потом она приедет ко мне в
Париж вместе с ним. Хотела я тебя с ним познакомить, но,
видимо, в другой раз это сделаю. Мама о нашей встрече
ничего не знает — и хорошо. Иначе будет переживать.
Она же представляет, на что мы способны. Я уже говорила
тебе, что Виктор — сын Франции, и это изменить нельзя.
Наши соотечественники очень строги в этих вопросах.
Никто не позволит мне сменить его гражданство до совершеннолетия.


— Да, я интересовался этим вопросом, — Виктор достал
из сумки свою фотографию, где он был снят рядом с той
лавочкой на площади Регистан, на которой сфотографиро


~528~


валась Лариса с сыном. — Как я понимаю, разница у этих
фотографий — два дня. Я снимался в день отъезда.

— А мы в день приезда.
Они рассмеялись, но не веселым смехом, скорее с сожалением,
что все так сложилось. Они ходили по одним и тем
же местам с разницей в два дня после стольких лет разлуки
и мечтали о встрече!

— Я тебе наше фото подарю, потому что знаю — все
равно сопрешь.

— Ты еще не забыла русские словечки! Я тоже подарю
тебе свое фото у Регистана. Я сделаю монтаж этих снимков,
как будто мы были там вместе.

— Зачем это тебе? Мы и так скоро будем вместе фотографироваться
и не только. Я думаю, что будем, — произнесла
Лариса с надеждой.

— Мне надо вопрос по поводу нашей совместной жизни
провентилировать у одних товарищей.

— Опять задумал какую-то авантюру. Я правильно догадалась?


— Возможно. Но это я сделаю после твоего отъезда в
Париж.

— Мой бесшабашный Люка! Я с первой нашей встречи
постоянно интересовалась историей любви Марины Влади
с Высоцким. У них же все получилось в свое время, а они
познакомились друг с другом немногим раньше нас с тобой.
Так почему мы не могли обвенчаться тогда, когда были свободны
от брачных уз?

— Если ты говоришь о венчании в церкви, то вполне.
У меня есть знакомые служители церкви, и они могли бы
по моей просьбе обвенчать нас, но наше счастье было бы
коротким, потому что сведения просочились бы в органы,
и как члена партии меня ожидала разборка в райкоме. Этот
шаг не позволил бы нам свободно наслаждаться семейной
жизнью.

— Тогда мы могли бы зарегистрировать брак во Дворце
бракосочетания, чтобы ты спокойно ездил ко мне в Париж.

~529~



— Если помнишь, мы с тобой уже обсуждали развитие
событий после регистрации брака. Нам никто бы этого
официально не запретил, но тебе бы закрыли въезд в Союз
навсегда, а меня постарались бы сначала убедить, чтобы я
не делал глупостей. А дальше я просто теряюсь в догадках,
что со мной могли сделать.

— Но у Марины-то тогда получилось! Они зарегистрировали
брак и ездили туда-сюда!
Ее наивность и непонимание даже рассмешили Виктора.

— Они до регистрации своего брака так же, как и мы,
скитались по квартирам друзей и знакомых, чтобы их не
застукали товарищи из соответствующих органов, а потом
Марина Влади возглавила общество «СССР — Франция»
и вступила в коммунистическую партию Франции. Только
после этого Высоцкого отпустили к ней в Париж. Он и раньше
выезжал за бугор, но после регистрации брака ему было
отказано в этом. И ты не забывай, что это все происходило
со знаменитыми артистами! А тебя даже от названия газеты
«Юманите» смех разбирает, потому что она от компартии
Франции.

— Неужели все так серьезно? Мы же ничего противозаконного
не замышляем, просто хотим быть вместе.

— Мы с тобой смогли жить вместе в те годы только потому,
что вели себя тихо и соблюдали конспирацию. Я пока
не знаю, как будут развиваться события, если мы захотим
зарегистрировать наш брак. Поверь, я только об этом и
мечтаю, но что будет в реальности — не представляю. Я проработаю
этот вопрос сразу же после твоего отъезда, потому
что одному мне проще будет это сделать.
Виктор посерьезнел. Он уже представил, через что ему
предстояло пройти в советских спецслужбах, однако все же
решил подергать спящего льва за усы. Но потом, все потом,
когда она уедет, и у него будут развязаны руки. А Лариса
молодчина все-таки, что привезла сына и хотела с ним познакомить!
Похоже, она не шутит, что приехала за ним.
Какая женщина! Вот это характер! Сказала, что приедет и

~530~


заберет его однажды, — и сделала это. Ничего ей от него не
нужно. Он нужен ей. Другой такой женщины на земле нет.
Не доезжая до зоны отдыха, Виктор свернул в лес и облачился
в форму, которая в принципе шла всем мужчинам,
а ему — особенно. Поправив фуражку, он направился к машине,
но Лариса преградила ему путь — и опять поцелуем.

— Долго же я ждала момента, когда увижу тебя в форме!
Она тебе очень идет, а почему ты ее не носишь?

— Работа такая, что форму только в лесу можно надевать,
чтобы никого не распугать. Поехали на развод, мне
уже хочется переодеться обратно в джинсы.

— Ну, побудь немного в форме! Мне хочется совратить
подполковника, — она опять заключила его в объятия и
долго целовала.

— Вот уж ты точно не изменилась!

— Это плохо?

— Это чудесно, только мы можем не успеть на развод
нарядов!
Командир роты Исаев быстро собрал и построил милицейские
наряды. Виктор произнес несколько дежурных
напутствий сотрудникам, как нести службу в зоне отдыха,
чтобы не омрачить праздник гражданам, и предоставил руководство
нарядами Леониду. Он сообщил, что, возможно,
приедет ночью или утром на проверку нарядов, но Леонид,
увидев в машине красивую спутницу, усомнился в этом
и еще раз заверил, что все будет нормально. Виктор взял
номер городского телефона администрации зоны отдыха
и направился к машине. Лариса с восхищением наблюдала,
как они общались, козыряя друг другу.

— А мне здесь нравится. Огромные сосны и залив с
песчаными берегами.

— Хочешь искупаться?

— Я не взяла с собой купальник, а без него купаться
можно только в одном месте. Это у тебя в Бутырках.

— Это легко можно осуществить.

— Хорошо, посмотрим. Тебе решать.

~531~



— Тогда поедем к моей знакомой в пансионат Аксаково.
Это недалеко, и там еще красивее, а главное — тебя не знают.
И купальник тебе справим.

— Я все поняла. Руководи, начальник.
«Бухта Радости» расположилась на другом берегу от
Новосельцево, но попасть туда можно было, только объехав
вокруг два водохранилища, и Виктор решил попытать
счастья сначала в пансионате, чтобы поселиться в номере
и встать на довольствие, не теряя драгоценное время на
приготовление блюд. У них и так было мало времени. Что
такое пять дней? Они не смогли ничего решить за пять лет,
что были вместе, и теперь не получится прийти к взаимному
согласию. Одного желания быть вместе, даже обоюдного,
недостаточно. Конечно, приятно слышать от красивой
парижанки, что она приехала за тобой, но это было нереально,
а переходить на полулегальное положение и остаться
безработным ему не хотелось. Хотя по-прежнему главная
причина оставалась той же. Он не хотел жить в Париже, а
она не могла жить в Москве.
«Опять двадцать пять. Ходит песенка по кругу, потому
что круглая земля… Как ни крути, а пока я не вижу выхода,
чтобы официально жить вместе с Ларисой», — подумал
Лукин.
После очередных объятий и поцелуев Виктор свернул с
лесной дороги на Юрьево. Машина покатила по заливному
лугу, шурша по траве и обдавая их запахами цветов. Лариса
трепала его волосы на затылке, и Виктор расслабился.
В следующее мгновение из-под автомобиля брызнула вода,
и колеса закрутились на одном месте.
«Кажется, сели на мель», — подумал Виктор и выбрался
из машины. Под ногами хлюпнула вода. Небольшой ручеек,
так заросший густой травой, что и вблизи невозможно было
догадаться о его существовании. Виктор побродил вокруг
машины и определил, что до сухого места впереди оставалось
не более метра, а сзади — около трех.

— Что, застрял? — поинтересовалась Лариса.

~532~


— Есть немного. Поможешь?

— Толкнуть, что ли?

— Нет, ты за руль, а я попробую толкнуть. Только не
газуй, а попробуй медленно нажимать на педаль газа.

— У нас во Франции уже давно нет грунтовых дорог.
Даже в глухие деревни дотянули бетонные покрытия, но я
попадала в такие ситуации зимой в горах. Давай попробуем.
Они сделали несколько попыток выскочить, но колеса
только углублялись в трясину.

— Всё. Так нам не выбраться.

— Заночуем в лесу?

— Трактор нужен, однако, но попробуем домкратом
приподнять. Ты можешь принести веток под колеса, а я
пока подниму машину.
Лариса успешно справилась с заданием. Он обратил
внимание, как женщина в вечернем костюме и бриллиантах
таскала под колеса ветки и сушняк из леса. Машина выровнялась,
и Виктор выскочил на сухое место. На поляне
развернулся, и теперь требовалось на скорости опять проскочить
через этот ручей, другого выхода не было.

— Всё. Садитесь, мадам Колен, поехали к Прошке.
Пансионат отменяется!

— Давай уж сам переезжай этот ручей, а я пешком перейду,
— Лариса сняла туфли, так как под ногами хлюпала вода,
и держала их в руке.
Виктор сдал назад для разгона и рванул с места, насколько
позволил двигатель, но маневр удался не полностью. Не
хватило полметра, чтобы задним колесам зацепиться за
сухой берег, и машина опять забуксовала. В это время на
опушке леса появились четверо мужиков. Они смеялись,
показывая в его сторону.
«Грибы, что ли, пошли? Вот и трактора не надо. Они
спасут мои репутацию перед Францией», — подумал
Виктор и вышел из автомобиля, поправив на голове милицейскую
фуражку. Мужики перестали хихикать и было
повернули обратно в лес, но Виктор окрикнул их:

~533~



— Мужики! Помогите толкнуть машину. Пузырь с меня.

— Какие разговоры, начальник. Это мы мигом. Садитесь
за руль.
Четыре пары крепких рук одним толчком выбросили
машину на сухой берег, мужики повернулись уходить, но
Виктор их остановил.

— Мужики, постойте, — он открыл багажник и извлек
бутылку водки.

— А мы думали, что вы пошутили. Да мы и так готовы
помочь. Вам куда надо было?

— В Юрьево, но я уже передумал. Спасибо вам.
В стране борьба с пьянством шла полным ходом, но у
Виктора всегда в багажнике лежало не меньше пяти бутылок
водки, которая ценилась теперь в некоторых мужских компаниях
выше иностранной валюты. Вот и сегодня помогла.

— Все, Лариса, можем ехать к Прошке.

— Люка, если ты еще раз сегодня застрянешь, то получишь
этим домкратом по башке, — она тряхнула для убедительности
железякой.

— Лауренция, отдай инструмент и садись в машину.
Я больше не буду. А ты давно не была в Союзе. У тебя появился
ярко выраженный акцент.
Они тронулись с места, и только когда колеса коснулись
асфальта, Виктор повернулся к ней и поцеловал.
—Давно бы так, — Лариса обвила его шею руками.

— Хочешь анекдот на похожую ситуацию?

— Давай. Я пыталась переводить русские анекдоты
французам, но они иногда не понимают ваш юмор.

— Этот они поймут. Пошли как-то слепой и одноглазый
по девочкам. Идут они по лесной тропинке. Одноглазый
впереди, а слепой чуть сзади, держась за его плечо и постоянно
спрашивая: «Ну, скоро? Мы еще не дошли?» —
«Подожди. Осталось немного», — отвечал одноглазый.
Но вдруг он налетел оставшимся глазом на торчащую ветку
и вскрикнул: «Ой! Все, писец. Пришли!» Слепой поклонился:
«Здравствуйте, девочки!»

~534~


Лариса засмеялась.

— Да, над этим они могут посмеяться.
Виктор с самого начала собирался ехать к своему заводскому
другу Анатолию Прохорову, которого они с друзьями
звали Прошкой или Китайцем, потому что он два года
отработал в посольстве Китая. В прошлом году Анатолий
уволился из МИДа и перешел в оборонку. Лукин размышлял
только из-за его работы, но потом решил, что Ларису
они с женой Надеждой знают давно и тихая их встреча в
деревне пройдет незаметно. Никому не нужны его секреты.
Да и Надежда была дружна с Ларисой в те годы.
Вскоре они въехали в село Новосельцево. Надежда
стояла у калитки и, увидев его машину, позвала Анатолия.
Когда же Лариса вышла, то Надежда сначала замахала руками,
как будто отгоняя сон, а потом схватилась за сердце.
Подружки обнялись.

— Какими судьбами? Проходите в дом! — пригласила
Надежда.
На лице Анатолия удивления было не меньше.

— Да мы мимо ехали и подумали, не зайти ли нам в
гости! — пошутил Виктор.

— Ты все со своими виннипуховскими шуточками.
А если серьезно? — спросил Анатолий.

— То мы просто отдыхаем, — улыбнулся Виктор.
Анатолий понял, что пытать его сейчас бесполезно. Надежда
засуетилась, накрывая стол.

— Ты что творишь, паразит, а как же Даша? — спросила
Надежда, когда Виктор зашел к ней на кухню.

— Пока не знаю. Даша за границей.

— Ах, знаю я тебя… Как увидела ваши светящиеся личики,
так сразу поняла, что все это не просто так. Как вы с
ней встретились?

— Очень просто. Она приехала за мной.

— Вот дает! И что решили?

— Почти все, но пока ничего не знаю, не хочу даже
думать. Посмотрим.

~535~



— Да-а… Вы закрутили.

— Что будем пить? — поинтересовался Прошка.

— Я за рулем, но могу кое-чем угостить.

— Так оставайтесь. Места хватает.

— Нет, ребята. У нас еще есть дела, да и у вас в гостях
родственники. Когда мы заехали на два часа — это одно, а
остались ночевать — это совсем другие разговоры, — отказался
Виктор.

— Может, ты и прав. Зная Ларису и ваши отношения, не
могу сказать тебе, что так нельзя, — вздохнула Надежда. —
У вас совсем другое. Я рада, что вы все-таки встретились.
Виктор достал две бутылки шампанского «Вивье Клико
Понсардин».
— Опять «Березку» ограбил? Когда только успел? —
Лариса всплеснула руками.

— Нет, это из других источников. Привезли на один
банкет, а мужики пить не стали, потому что брют, а они
кислятину не любят. Вот и обменяли на водку, а я тут как тут.

— Заливает, как всегда, но складно получается, — улыбнулся
Прошка.

— Даже и не думал обманывать, — Виктор уже понял,
что рассказывать бесполезно, потому что все равно никто
не поверит.
Стемнело. Виктор спокойно заехал домой, уложил в
сумки все необходимое, а это необходимое накануне Михалыч
привез с рыбалки. Это черная икра в полулитровых
банках и малосольная осетрина. Французского шампанского
осталось две коробки. Да и гостинцы Самарканда пригодились.
Остальное можно купить по дороге. Прихватил он
с собой спальные мешки, пледы, спортивные костюмы, в
общем, все, что могло бы пригодиться им при их цыганском
образе жизни.

— Хорошо бы в «Березку» заехать, мне надо кое-что
купить, — попросила Лариса.

— Тогда лучше в гостиницу «Россия». Это нам по пути,
и «Березка» там работает допоздна.

~536~


Виктор предусмотрительно оставил свой автомобиль
около концертного зала на стоянке и прогуливался по периметру
гостиницы со стороны набережной Москвы-реки.
Он хотел приглядеть за Ларисой, не будут ли ее провожать
после магазина «козырьки», но у нее был внушительный
вид иностранки, к тому же она обещала не говорить в магазине
по-русски. Лариса вышла из магазина с сумками, и он
проследовал за ней, а потом на лестнице помог.

— Поехали. Теперь мы упакованы. А это тебе подарок,
— и она протянула ему большую сумку, в которой
лежала его маленькая мечта — японская автомагнитола с
колонками и десяток кассет с песнями зарубежной эстрады.
— Так будет веселее ехать, да и в лесу можно будет
послушать. Поехали, поехали, я уже хочу быстрее с тобой
добраться до Бутырок.
Они приехали в глухую деревню Беломестное в Тульской
области, которую местные жители называли Бутырками,
чтобы провести пять безоблачных и совершенно счастливых
дней. Жили, как отшельники, в лесу, и в этом была своя прелесть,
потому что им никто не мог задать здесь ни одного
вопроса. Никакой программы отдыха Виктор не составлял,
но и скучать ей не давал. Рано утром поднял ее на рыбалку.
Благо, что до берега было метров пятьдесят. Он с вечера поставил
на озере сети и вытащил двух карпов по пять кило, но
эта рыба на уху не шла, да и он хотел показать, что на удочку
тоже умеет ловить рыбу. Лариса сначала спросонья смотрела
на поплавок одним глазом, но когда тот стал резко нырять в
воду, дернула удочку, и на берег вылетел красноперый окунь
с растопыренными жабрами. Потом Виктор только успевал
насаживать червей на крючок. Через полчаса набралось
полное ведро окуней.

— Может быть, хватит на уху? — поинтересовалась Лариса.
— Там у тебя в судке карпы плещутся, как поросята, а
я уже проснулась, и пора бы умыться.

— Да нам и этого не съесть, но мы обменяем рыбу на
мед. После обеда поедем на пасеку. Пчел не боишься?

~537~



— Не знаю. Я никогда не была на пасеке.

— Кстати, ты знаешь секрет заварки чая?

— Много разных способов существует.

— А секрет один. Это побольше заварки. Вот точно
также и с ухой. Чем больше положишь рыбы, тем вкуснее уха.
Виктор устроил рыбный день. В уху он положил поочередно
три порции потрошеных окуней и процедил бульон, а
потом заправил зеленью и малость пшеном. По готовности
он плеснул пятьдесят граммов водки в уху. Так всегда делали
в компании рыбаков на берегу. Он так и не понял, зачем это
нужно, так как спирт тут же улетучивался вместе с паром, а
водка состояла из спирта и воды, поэтому в ухе становилось
на пятьдесят граммов больше воды — вот и все, но какой
был шик от этого вливания!

— А это еще зачем? — удивилась Лариса.

— Это входит в рецепт приготовления ухи. Кстати, ты
что больше любишь? Уху или рыбный суп?
Лариса расширила и без того огромные глаза и часто
заморгала ресничками, что означало — сам и поясни.

— Уха — это когда выпиваешь под нее сто граммов
водки, а если без водки, то получается рыбный суп.

— А с шампанским нельзя?

— Можно, но не тот эффект.

— Тогда наливай. А тебе ничего, что после водки рулить?


— Так мы поедем на пасеку по проселочной дороге, и я
не собираюсь выпить поллитровку.
На выпитую водку уха легла в самый раз. Пока Лариса
сидела перед зеркалом — не менее часа, — Виктор поджарил
на чугунной сковороде разделанного карпа с луком,
картошкой и в сметане. И все это на костре с дымком. Лариса
отведала этого блюда.

— Мне оно напоминает то, что мы ели в ресторане
«Прага».

— Да, они похожи названиями. Это карп по-монастырски,
а там была осетрина.

~538~


— У тебя вкуснее получилось. С тобой можно еще один
ресторан в Париже открывать — с русской кухней.

— Лауренция, я могу вкусно приготовить, но только для
тебя и не так часто, а ресторанный бизнес меня не прельщает.

— Все-все. Это я просто так сказала, — Лариса поняла,
что он недоволен предложением.
После обеда они понежились на берегу озера под лучами
солнца и собрались на пасеку, где их встретили Петр с сыном
Гришаткой. Петр был родным дядькой Наташи, по которой
Виктор вздыхал в молодости. И сейчас ему не надо было
меда. Он хотел как-то разнообразить их «бирюковство»
в лесу, а заодно показать, что рядом с ним красивейшая
женщина.
Виктор подарил Петру большого карпа. Тот и так бы
встретил его как дорогого гостя и выставил бы все на стол,
но неудобно было с пустыми руками идти. Выставленное
Виктором шампанское он также отодвинул в сторону.

— Вы эти модные напитки сами пейте, а я предложу вам
своей медовушки.
Он поставил на стол четверть с мутноватой и желтоватой
жидкостью, которую принес из подвала. И как только
сохранилась у него эта бутыль! Их выпускали еще при царе.
Он налил всем по стакану.

— Это нужно выпить? — тихо поинтересовалась Лариса.


— Попробуй. Это медовый квас, про который теперь
можно прочитать только в русских сказках: «Мед-пиво пил.
По усам текло да в рот не попало». Раньше на Руси только и
пили русский квас на меду, а водку нам басурмане привезли,
да и вино тоже, — Петро развеял сомнения Ларисы.

— Получается, что мои соотечественники совратили
русских?

— А ты что — басурманка? Что-то непохожа.
В деревнях не принято обращаться на «вы», и, наверное,
это правильно, когда друзья собираются за столом.

— Нет, я француженка.

~539~



— Неужели оттуда? И где же вы живете? — спохватился
Петро.

— В самом Париже, — Ларисе хотелось подчеркнуть,
что она не относится к басурманкам. — Да вот давно не
виделась с Виктором и прилетела.

— Из самого Парижу, а я так запросто, с бутылью медовухи,
— Петро этим смутить было невозможно. Однако
отнесся к гостье с подчеркнутым уважением. — Гришатка,
ну-ка ставь самовар и неси баранки и что там еще к чаю.
Медку свеженького налей.

— Петро, прекрати. И так все на столе! — попытался
остановить его Виктор.

— Ну, ты, малый, даешь! — Петро только покачал
головой. — Долго же ты выбирал себе жену. Я правильно
понимаю?
Виктор с Ларисой только улыбались. Хорошо было на
пасеке, но в их лесу все-таки лучше. Они по дороге набрали
родниковой воды в святом источнике в соседней деревне
и через пять минут уже были в доме отдыха, в который так
никто и не заехал из отдыхающих. После медовухи и чая
из самовара они спали на свежем лесном воздухе, пока солнышко
не заглянуло к ним в комнату, а это было уже ближе
к полудню. Виктор, чтобы взбодриться, нырнул с мостика в
озеро и поплавал. Вода слегка обжигающая, так как вокруг
озера множество родников, которые пополняли его.

— Лариса, я видел на тумбочке сборники стихов Цветаевой
и Ахматовой. А как ты относишься к Есенину?

— Мне нравятся его стихи, но Ахматова больше. Я их
постоянно читаю, чтобы русский язык не забыть. А ты почему
спросил?

— Константиново, где родился и жил Сергей Есенин,
отсюда недалеко. Там церковь, построенная по заказу князя
Голицына, и часовня, в которой Есенин венчался.

— Ты предлагаешь нам обвенчаться в той церкви?

— Пока я предлагаю съездить в Константиново и
посмотреть, а там видно будет. По всем венчаниям сведения

~540~


тоже поступают в советские органы, и нас с тобой накроют
даже в лесу, после того как перепишут твои данные из
паспорта в церковную книгу рядом с моими и узнают, кто
мы такие.

— Я не настаиваю, чтобы мы обвенчались прямо сегодня,
— улыбнулась Лариса, — просто, как вариант… Без
дворцовых проволочек по бракосочетанию, когда будут
смотреть в твои документы и выяснять, можем ли мы пожениться.
Да еще и свидетели нужны, а в церкви — только
Бог свидетель нашему решению.

— Лауренция, я точно не знаю, но мне кажется, что тебя
сначала надо крестить в православной церкви, а уж потом
венчаться с тобой.

— Я готова. Думаю, что это не так долго.

— Хорошо. Поехали, а там посмотрим, но мне надо
все равно штамп в паспорте о браке аннулировать, иначе
батюшка не поймет нашего решения.

— Когда-то ты это мог делать быстро. Помнишь, как ты
зарегистрировал наш брак, что даже я не знала?

— Еще бы не помнить. Тогда нам пришлось и свадьбу
сыграть в Самарканде, когда друзья увидели этот штамп. Как
можно было им объяснить, что это сделал по моей просьбе
знакомый начальник паспортного стола с условием, что
по приезду из Узбекистана я верну ему этот паспорт для
уничтожения. Мне он выписал новый взамен якобы утерянного.
Да, это было сделано, чтобы мы могли спокойно
останавливаться в гостинице, как супружеская пара. Ведь во
французские паспорта такие штампы не ставят.

— Моя мама до сих пор уверена, что мы расписались.

— Теперь все гораздо сложнее, — Виктор вырулил на
трассу в сторону Рязани.
Дорога проходила в основном по полям, и лишь изредка
попадались перелески и овраги. Виктор проехал через часовню,
а вернее через святой источник. Часовню двадцать
пять лет взорвали тротилом, но народ расчистил завалы
после взрыва и теперь собирал деньги для постройки новой

~541~



часовни. Они попили воды и наполнили пустые бутылки
на дорожку. Кому из сподвижников Хрущева помешала
та часовня? Почему ее потребовалось взорвать? На этот
вопрос никто не мог ответить, так как исполнителей этого
варварства вскоре не стало по разным причинам. И тоже
вопрос — почему?

Далее они поднялись по крутому склону в село Осаново
и покатили в сторону Сергеевки. Здесь нужно было не
ошибиться в разветвлении проселочных дорог в сторону
Плотского. Здесь их столько расходилось! Одни шли вдоль
полей для уборочной техники, другие — на скотные дворы,
или просто кому-то понравилось проехать именно так и
не иначе, а за ним проехали еще, и так образовалась новая
дорога, вся в ухабах, потому что ее никто не строил и не
выравнивал. Но в этом и состояла вся прелесть этих проселочных
дорог посреди нетронутой дикой природы. Только
одну опасность они представляли для автомобилистов.
После дождя или во время его все восхищения природой
отходили на задний план, и мозги включались на то, чтобы
выбраться отсюда. Это подметила и Лариса.

— А мы здесь не застрянем, как в Подмосковье? Сколько
мы проехали, но не встретили ни одного человека, так что
нам некому будет помочь.

— Все в порядке. Я контролирую обстановку с погодой.
Пока солнышко, можем передвигаться дальше. Как только
появятся тучки, то мы свернем на асфальт.

— Хорошо, хорошо. Мне здесь нравится. Только
помни о моем обещании и береги свою головушку. Как ты
только разбираешься в этом хитросплетении грунтовых
дорог?
Виктор вспомнил, что она обещала настучать ему по
башке железным домкратом, если он еще раз застрянет в
луже. Далее дорога резко нырнула вниз, и показался омут
реки Прони со старой мельницей, вернее то, что от нее
осталось. Берега омута заросли тростником, а на воде, как
в огромном блюдце, без колыхания, стояли желтые кув


~542~


шинки и раскрытые белые лилии. Такую картину можно
было увидеть в мультике про Дюймовочку, а здесь — все
вживую.

— Из пункта «А» в пункт «Б» шел человек, вздыхая
о тебе, — тихо пропел Виктор на ухо Ларисе. — Так в глубокой
древности появились проселочные дороги, когда
первобытный человек протопал на свидание к возлюбленной.
И появились они гораздо раньше добытого огня и
каменного топора. Это потом начали строить дороги с
бетонным покрытием, с мостами и тоннелями, а древние
дороги именно такими и были. В Европе многое потеряли,
упаковав эту древность в асфальт и бетон. Именно так, по
берегам рек, и продвигались наши предки, как сейчас мы с
тобой, обходя овраги и ручейки с болотцами. Дороги всегда
умирали вместе с людьми, если по ним переставали передвигаться,
и похоже, что мы сегодня топаем по тем дорогам,
которым тысячи лет. Вот теперь только представь, кто по
ним мог проходить ранее.

— И кто же мог здесь проходить? Ты же не зря затеял
этот разговор. Так кто проходил по этим дорогам до нас?

— Ровно шесть веков назад этим маршрутом, которым
мы с тобой едем, через Серебряные пруды, Проню Городище,
Осаново, Бутырки, а далее через Епифань вел свои
дружины московский князь Дмитрий Донской на битву с
ханом Батыем на Куликово поле. Завтра сама увидишь тот
маршрут в музее битвы.

— А у меня в голове не перепутаются все эти истории?
Ой! Давай остановимся на несколько минут. Я такой диковины
никогда не видела. Хочу сделать несколько фотографий.


— Все правильно ты делаешь, чтобы ничего не перепуталось
в голове, надо больше фиксировать на фотокамеру, а
потом дома разберешься.
Она достала два фотоаппарата — «Никон» и «Кенон»,
а других у нее и не могло быть. Один был заряжен негативной
пленкой, а другой — слайдами. Уж какие она только ни

~543~



принимала позы перед матушкой-природой, чтобы сделать
красивые снимки!

Далее они поднялись вверх по крутому склону и оказались
перед старинной заброшенной церковью Воздвижения
Креста в селе Проня Городище.

— Край ты мой заброшенный, край ты мой пустырь,
сенокос некошеный, лес да монастырь… — тихо произнес
Виктор.

— А это откуда?

— Точно не помню, но пришлось к этой обстановке.
Этот храм считается построенным неизвестным архитектором
и заказчиком, потому что стоит в этом захолустном,
но красивом месте, и нет сюда дорог. Бросили церковь, и
народ ушел из села. На крыше церкви выросли березки, а
обрати внимание, вокруг стоят вековые дубы и липы. Никто
не проводил исследований, но известно, что эту церковь
построили в 1765 году, а в 1820 году ее перестраивали, и
появились дорические портики. Пойдем в церковь, только
осторожно. Смотри под ноги.

— Я буду держаться за тебя.

— Тогда ты мало что увидишь. Невозможно держаться
за тебя и что-то другое разглядывать, даже в храме. Так что
не богохульствуй, дочь моя.
Под сводами церкви сохранились фрески, и во весь
купол был изображен Господь Бог. В некоторых местах
сохранился мраморный пол, а на окнах и дверях — красивые
кованые решетки. Все это указывало на то, что ранее у
этой церкви было очень богатое убранство, и для простого
села она не подходила. А и не была простым селом Проня
Городище.
Они вышли из храма, и перед ними проявились очертания
бывшего забора из огромных валунов, которые посерели
от времени и позеленели ото мха. По краю забора росли
огромные липы, которым была не одна сотня лет.

— А что там такое за липовой рощей? — поинтересовалась
Лариса.

~544~


— Для многих это место неизвестно, но я как сыщик
разузнал, что это бывшее имение графа Баранова, который
дружил с князем Голицыным. Вот отсюда и такая богатая
церковь в этом местечке. Ты ее сними во всех ракурсах, а
потом в Константинове я тебе покажу точно такую же церковь,
только отреставрированную и действующую. Я это уже
видел и пришел к выводу, что эти церкви строились в одно
время и по одному проекту, в Контантинове точно известно,
что ту церковь строили по заказу князя Голицына. Не могло
быть двух столь одинаковых сооружений недалеко друг
от друга, и чтобы они были сделаны не одним человеком!
А именно князем Голицыным.

— Я лучше сниму на слайды. Так точнее можно наложить
изображения обеих церквей с двух проекторов.

— Вот видишь, и ты заразилась изыскательной работой.

— Но интересно же узнать то, о чем никто еще не написал!
Надо же, в такой глуши жили графы, и князья приезжали
к ним в гости!

— Это стало глушью после разрушения церквей и графских
имений во время установления советской власти, а до
этого не было здесь глуши. Дороги грунтовые, но ровные,
а они живут до тех пор, пока по ним хорошие люди ходят.
Сейчас бы здесь были дороги не хуже, чем во Франции, и
народ бы жил счастливее. Страна наша намного богаче, чем
вся Западная Европа, только не везет ей с правителями-разрушителями.
То ужасный царизм с крепостным правом не
позволял подняться на ноги, то революция и войны, а потом
сплошные эксперименты над народом под обещание, что все
будут к 1980 году жить при коммунизме! Сроки обещанных
благ уж все вышли, а коммунизма не получилось. Хорошо,
хоть признались в этом… Теперь новую «мулю» затеяли
с перестройкой, а это опять эксперименты над русским
народом.

— Ты прав. Я не стала тебе об этом говорить, но у нас
именно так и предполагают. Я знаю тебя, поэтому молчала,
ожидая, когда ты сам до этого дойдешь, поэтому и приехала

~545~



за тобой. Скоро ты сможешь спокойно выезжать в Париж.
Перемены грядут большие, и об этом на Западе заговорили.

— Я не думаю, что кардинально что-то изменится, но
попробую проверить твои предсказания своими методами.
А пока поехали в Константиново. Если ты проголодалась,
то в селе и перекусим.

— Этим я не страдаю, а тебе не мешало бы для поддержки
жизненного тонуса. Помнишь, как в Самарканде ты
почувствовал общее недомогание, что тебя трясло в жару, и
мы пошли к знакомому доктору Хафизу?

— Еще бы не помнить. Хафиз сначала прописал мне
различные лекарства, а потом с уважением вышел проводить
меня и увидел тебя в коридорчике. После чего изменил
курс лечения, сообщив, что не надо принимать лекарства, а
тебе предложил, чтобы ты уложила меня в постель одного
и просто дала выспаться.

— Как мы потом смеялись над твоим «заболеванием»,
но доктор не ошибся в поставленном диагнозе!
Перед Рязанью они свернули налево, в сторону Москвы,
и вскоре по указателям очутились в Константинове. Виктор
сначала проехал все село на машине, чтобы Лариса имела
общее представление о нем, а потом поставил машину на
стоянку и предложил Ларисе прогулку пешком.

— Вашу руку, мадам. Я поведу вас по высокому берегу
Оки, где поэт сочинял свои стихи.

— Какая же здесь красота… Расскажи мне немного об
этом месте. Я уверена, что ты знаешь.

— Хорошо, я попробую не так занудно, как экскурсоводы.
Эти рассказы я от многих слышал, поэтому могу
своими словами. Итак, село Константиново расположилось
на высоком правом берегу Оки. Кстати, наша река Проня
в нее впадает. Обрати внимание на дали, которые открываются
с этого берега, на необъятные просторы заливных
лугов и лесов Мещерского заповедника. Ты по ходу щелкай
затвором фотоаппарата. Это на самом деле редкие красоты.
Только оставь несколько кадров на закат солнца. Здесь они

~546~


бывают не менее живописными, чем на Азовском море в
исполнении художника Айвазовского. Посмотри вниз, как
причудливо изрезан берег паводковыми водами. Пойдем,
присядем на лавочку. Я люблю здесь посидеть на берегу
Оки. Ну, как здесь не писать? — Виктор сделал паузу, чтобы
она могла сама еще раз оценить эти красоты, а сам вспомнил
коротенько: — Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь,
живи в раю!», я скажу: «Не надо рая, дайте родину мою».

— Я это давно уже поняла, поэтому перестала настаивать,
чтобы ты уехал со мной во Францию… Ты должен сам
прийти к этому решению, а уговорить тебя невозможно.

— Это хорошо, что ты поняла, причем сама. Ну как это
все бросить? Эти поля и деревни с проселочными дорогами,
реками и лесами. Про друзей и коллег говорить нечего.
Я когда уезжаю в командировку на Кавказ или в Среднюю
Азию, то через три дня начинаю скучать по всему этому. Хочется
под наши елочки и березки или в деревне завалиться
на сеновал, или в яблоневом саду.

— Да, я до сих пор вспоминаю, как мы с тобой ночевали
на сеновале в деревне Иваньково, что под Каширой,
кажется.

— Совершенно точно, и это было все на той же реке Оке.

— Я бы хотела это повторить. Знаешь, запах сена снится
и ты рядом…

— Вот видишь, какая разница. В Париже в Сене купаются,
а у нас на сене спят, — пошутил Виктор.
Лариса рассмеялась через мгновение, не сразу сообразив,
о каком сене он говорил.

— А если серьезно, то я давно понял, сколько ты хлебнула
от советской действительности, теперь тебя сюда ничем
не заманишь. Как бы мы друг друга ни любили. Я же видел
твои попытки, когда ты приезжала ко мне и объявляла, что
приехала навсегда, но, пожив несколько месяцев в Москве,
начинала обрабатывать меня на отъезд в Париж. Это тоже
было невозможно, и ты всегда возвращалась одна, — Виктор
понял, что его опять снесло на грустную и ненужную тему,

~547~



поэтому решил развеселить Ларису анекдотом. — Хочешь
анекдот по этой теме?

— Конечно.

— Один специалист уехал за границу и там сказочно
разбогател, но ему не повезло, и он ослеп. Мать-старушка
засобиралась к нему на помощь и пришла в ОВИР за визой,
а там спросили о причине ее отъезда за рубеж. Она объяснила.
И начальник ОВИРа предложил ей: «Ты, бабуля,
вези своего сыночка к нам в СССР. У нас хорошие глазные
врачи». Мать-старушка ухмыльнулась и пояснила: «Милок,
ты не понял. Мой сын ослеп, а не ох…ренел».
Лариса покатывалась со смеху.
Они подошли к дому-музею Есенина. Забор из штакетника.
За домом — хозяйственные постройки, обнесенные
плетнем. Всё, как было в те годы. Виктор прочитал припомнившиеся
строки:

— Дом с мезонином немного присел на фасад, волнующе
пахнет жасмином плетневый его палисад.

— Ты бы мог вполне работать экскурсоводом. Во всяком
случае, мне очень интересно, и ты правильно подметил
сначала, что не занудно. Нельзя в таких красивых местах
проводить экскурсии галопом. Надо дать людям время полюбоваться
этой красотой.

— Тогда продолжаем разговор. Напротив дома видишь
старинный храм Казанской иконы Божией Матери? Он
построен десять лет спустя после храма, который ты фотографировала
два часа назад. Ты заметила, как он похож на
храм в Проне Городище?

— Я сниму его в тех же ракурсах, а потом поинтересуюсь
в литературе и среди русских эмигрантов.

— Если ты с ними до сих пор общаешься, то они реально
могут знать историю этих храмов. В этом храме венчались
еще родители Есенина, а в тридцатые годы в нем устроили
зернохранилище. Во дворе за забором стояли трактора и
комбайны с автомобилями. Раньше такая участь постигла
все церкви и монастыри, которые не взорвали. До револю


~548~


ции зерно выращивали и хранили сами крестьяне, которых
потом обозвали кулаками и сгноили в лагерях, а колхозы
не успели построить зернохранилища. Вот и стали использовать
под это церкви. Других помещений в селах не
было. Вот там, — Виктор показал в сторону реки, — стоит
каменная Часовня-столб на берегу Оки. Она тоже кому-то
из местных властей помешала, и ее снесли. Наверное, не
смогли найти в ней двери и окна. Теперь ее восстановили
по сохранившимся фотографиям.

— Так у нее нет ни окон, ни дверей… Раньше за такую
экскурсию ты мог бы в лагерь угодить, да?

— В пионерский. Пошли в ресторан. Здесь хорошо готовят
из продуктов деревенских и чай из самовара подают
с пирогами. А из окна ресторана полюбуемся закатами на
Оке.
На обратном пути Лариса склонила голову на его плечо
и дремала урывками. Дорогу освещала яркая луна, и Виктор
иногда выключал свет фар, так как встречных автомобилей
не попадалось и освещение трассы было достаточным. Всего
двести километров от Москвы, а звезды, как на юге.
Через час они снова уединились в шахтерском пансионате
на берегу озера. В лесу было тихо и спокойно. Утром
им предстояло посетить Куликово поле.
Лариса положила голову на подушку и тут же провалилась
в сон. Виктор коснулся губами ее щеки, но на лице
ее не дрогнул ни один мускул. Он взял полотенце и пошел
к озеру. После проведенного времени за рулем плавание в
прохладной воде оказалось как нельзя кстати. Виктор не
думал будить Ларису, желая видеть ее утром бодренькой,
да и самому не мешало бы выспаться. С первых минут их
встречи они сразу перепутали день с ночью и могли, как
раньше, гулять ночью, а отдыхать днем.
Утро в лесу, как всегда, было прекрасным. Они проснулись
под пение птиц. Легкий завтрак с черным кофе и
черной икрой взбодрил их.

— Как самочувствие, мадам Колен?

~549~



— А мне нравится вести правильный образ жизни. Вчера
не было сил ни на кофе, ни на шампанское. И ты не пытался
меня разбудить?

— Мне было жаль тебя. Я поцеловал в щеку и пошел на
озеро купаться.

— Жаль должно быть не тебе, а мне, потому что вечер
потерян, — засмеялась Лариса.

— Да, ты, хохотушка, не изменилась. Поедем, посмотрим,
где наши предки поколотили татаро-монголов.

— Взять что-то с собой из еды?

— Это совсем рядом, да и там есть хороший ресторан
с домашней кухней.

— Тогда я готова к поездке.
Виктор знал наизусть и этот маршрут. Немногим больше
тридцати километров до городка Кимовск, а далее выехал
на Епифань и спустя несколько минут они оказались на
Куликовом поле, до которого было около восьмидесяти
километров от их пристанища в лесу.

— Итак, Лауренция, мы в историческом месте. Древнюю
Русь называли страной дорог из-за многочисленных путей,
ведущих из Азии в Европу. Шелковый и серебряный, а «из
варяг в греки» проходил по русским рекам, которые раньше
были судоходными. Мы находимся на древней земле Тульской
губернии, по которой двигалась монгольская конница,
уводя в полон русский народ и увозя на телегах его добро.
Этими дорогами прошли в начале сентября 1380 года дружины
московского князя Дмитрия Ивановича. Его путь из
Москвы вел на Коломну, а далее мы с тобой проехали по нему.
Я не буду рассказывать тебе о самой битве, так как у историков
нет единого мнения по этому поводу. Есть путаница в вопросах,
кто был за кого. Тверские с литовцами, а рязанские
с татаро-монголами, или наоборот, и была ли победа, потому
что русские продолжали платить дань. Это ты тоже сама прочитаешь
во Франции, если будет интересно. Точно так же нет
определенного мнения по маршруту движения войск князя
Дмитрия, которого после этой битвы назвали Донским.

~550~


— А я о нем и не слышала.

— Правильно сказал Петро, что басурмане. Как можно
не знать полководца, который спас независимость Европы
и Франции от татаро-монгольского ига?

— Это интересно. О Чингисхане я знаю и о хане Батые
слышала.

— Ну, хоть о врагах слышала… Значит, обсуждали их во
Франции, потому что боялись, а князь Дмитрий Донской
бился с ними вот на этом поле, поэтому и не осталось у них
сил, чтобы завоевать ту же Францию. Понятно? Вот этой
дорогой, что мы проехали, шли колоннами дружины воинов
князя, и в наших селах в их ряды вставали наши предки.

— Так значит, твои предки тоже участвовали в той
битве?

— Возможно, если они жили в этих местах и в то время.
Это было шесть веков назад, а я слышал от своего деда
Алексея Михайловича только о нашем прадеде, который
партизанил в смоленских лесах и бил твоих соотечественников,
которые пришли вместе с Наполеоном. Это было
сто семьдесят лет назад, а с той битвы прошло уже шестьсот
лет, и не была она прописана в книгах, поэтому и толкуют
ее, как кому вздумается.

— А про войну с Наполеоном расскажешь?

— Как-нибудь на пенсии, когда будем с тобой сидеть у
камина и вспоминать различные истории, потому что ничего
другого нам не останется.
Как было на самом деле? Теперь вряд ли кто сможет
воспроизвести те события, но Виктору хотелось показать
француженке, что Русь всегда была сильной и проживали
на ее земле настоящие воины.

— Люка, сколько раз мы приезжали в Бутырки, но ты
мне ни разу об этом не рассказывал.

— Тогда нам было не до рассказов, если помнишь. Да
и не знал я тогда многого. Моя ты Лауренция, раньше ты
всегда приезжала только летом, и это было для нас долгим
праздником, но после твоего отъезда наступала зима, и я так

~551~



привык к тому, что без тебя в Москве не бывает лета… Одна
метель и стужа. Последние семь лет для меня шла долгая
зима, без солнышка. А чем занимаются зимой? Я прочитал
много книг по истории, окончил Академию и теперь могу
с тобой поделиться своими знаниями.

Лариса обвила его руками и поцеловала, а потом долго
не выпускала из своих объятий.

— А не пора ли нам вернуться к себе? — прошептала
она на ухо.

— Если ты хочешь наверстать все упущенное за семь лет,
то это вряд ли получится. Хоть я сам и украл эти семь лет, но
это не значит, что нас не накрыли бы медным тазом другие
более веские обстоятельства. Так что давай будем радоваться
тому, что имеем на сегодня, и не будем больше совершать
такие ошибки. Итак, ясно, что после Прони Городища путь
дружинников Дмитрия Донского реальнее всего проходил
по реке Проне, о чем упоминается в летописи, и называют
эту дорогу Ногайской, с обрывистыми левыми берегами
Прони, которые стали естественной защитой с востока
во время похода. А сейчас поедем к святому источнику на
берегу Дона.

— Ты не экскурсовод, а артист какой-то. Что — и река
Дон тоже здесь?

— Да. Ты сейчас сама увидишь. Правда, она здесь не
такая широкая.

— Значит, ты из донских казаков?

— Нет, мои предки из беломестных казаков, которых
считают настоящими казаками, потому что они служили
на границе Руси и охраняли ее рубежи, а донские казаки
образовались из беглых крестьян и каторжан, а когда они
образовались, в этом месте хозяйничала Золотая орда. Но
и на эту тему поспорить не с кем, сохранились записи в летописях,
но никто из историков не поставил на этом точку
из-за скудности информации.
В селе Бутырки их ожидал небольшой сюрприз. Племянник
Саша зарезал поросенка и отвалил им парного мяса, а

~552~


Виктор мастерски приготовил шашлыки под шампанское на
ужин. Парное молоко и творожок деревенский на завтрак.
Все было домашним и натуральным.

— Я с тобой растолстела за пять дней.

— Это на два заплыва по озеру — и ты опять в форме.

— Похолодало немного, и как-то не хочется плавать.

— Если холодно, то, может, вернемся в Москву?

— Я сказала, что в воде холодно, а не с тобой! — захохотала
Лариса.
Виктора удивляла ее способность адаптироваться к спартанским
условиям. Он согревал на электрической плитке
ведро воды и поливал Ларису из корца теплой водой под
березой. Вокруг не было ни души. Даже комаров не наблюдалось
— и это в лесу, на берегу озера! Удивительное место.
Вокруг ресторанов не было в радиусе ста километров, поэтому
обеды готовил он сам на костре, особого выбора не
имелось. Либо уха, либо шашлыки, правда, один раз Виктор
изловчился и заделал пловешник. Получился он не совсем
как в Узбекистане, но Лариса хвалила его, а это самое главное,
что нужно повару.

— Люка, а ты на самом деле изменился. Вроде бы сохранилась
твоя безбашенность, как ты выражался, но только
теперь ты стал серьезным.

— Заматерел, что ли?

— И это тоже есть, но я увидела тебя другого. Как бы
тебе это по-русски объяснить… Умнее, что ли.

— Значит, мне это немного удалось. Видишь ли, моя
милая Лауренция, мне постоянно хочется показаться тебе
умным и не таким, как все, чтобы ты не сразу поняла, какой
я дурак. Сам обрек себя на долгую зиму и сам оборвал ту
единственную ниточку, что связывала нас хотя бы в летние
месяцы, когда ты могла приехать ко мне в отпуск и остаться
на три месяца, когда ты посылала своих патронов по телефону,
сообщив, что увольняешься и остаешься в Москве.
И так каждый год… Я видел, что ты хочешь остаться, но не
выдерживаешь долго советской действительности.

~553~



— Бедный мой Люка, как я тебя люблю, — она обняла
его нежно и прислонилась щекой к щеке.
Не стал Виктор рисовать ей страшную картину их романа,
если бы он продолжился еще года два. После официального
вступления в оперативное обслуживание сотрудниками
КГБ органов МВД ему бы, как минимум, предложили
уволиться из органов, а если бы он попытался жениться на
мадам Колен и выехать во Францию, то оказался бы сначала
в дурдоме, ну а после этого «дуракам» отказывают во всем.
Так что его женитьба не была необдуманным и скоропалительным
шагом. Надо было показать, что он притих, чтобы
про него забыли в некоторых кругах. А изменилось ли сейчас
положение и как на это смотрят теперь «старшие братья»
из КГБ — вот это и нужно будет выяснить в первую очередь,
а потом уже строить планы на будущее.
Пять безоблачных в полном смысле дней на Тульской
земле пролетели как один день. Так бывает у счастливых
людей, а они могли смело отнести себя к ним, хотя бы на
этот период времени. Обратно ехали почти молча, слушая
понравившиеся мелодии, которые скрашивали их скромный
быт в березовой роще на берегу озера. Они были так же
счастливы, как почти пятнадцать лет назад.
Виктор прикинул, сколько же они были вместе за эти
годы, и получалось, что не так уж и мало, принимая во
внимание, что их совместная жизнь проходила на нелегальном
положении. По три-четыре месяца в году набиралось
полтора года. Вот и теперь им предстояла разлука, и не потому
что они так хотели. Нет, они хотели быть вместе, но
опять обстоятельства выше, и им приходилось это делать, в
который раз обещая друг другу, что расставание ненадолго
и однажды они наконец смогут быть вместе. Хотя оба понимали,
насколько все сложно. Им не хотелось лишать самих
себя последней надежды.
Лариса уезжала поездом с Белорусского вокзала. Их
лица были мокрыми от слез, которые катились из глаз помимо
воли.

~554~


— Это что такое, ты мужчина, прекрати, а то я разревусь!


— Это от ветра, — Лукин попытался изобразить на лице
улыбку, но не получилось.

— Я тебе напишу, можно?

— На адрес Надежды Прохоровой.

— Да, я его помню, если не переехали.

— Нет пока.
Она махала рукой в открытое окно вагона. Что-то в
ней все-таки изменилось. Она была другая, когда уезжала
этим же поездом семь лет назад. Тогда она, войдя в вагон,
услышала родную французскую речь и отвлеклась от него,
стоящего на перроне. А теперь нет, она будто боялась упустить
какое-то мгновение, смотрела на него, словно стараясь
запомнить. Неужели она не верит, что они скоро встретятся
и больше не надо будет провожать ее на вокзал, во всяком
случае, надолго? Что-то они не так сделали в жизни, и теперь
придется исправлять, но с большими трудностями. Под силу
ли им будет такая ноша, когда в принципе у них в жизни
все есть, просто не хватает самого малого — тех добрых
теплых и нежных отношений, которые они хранили долгие
годы? Прошло четырнадцать лет со дня их знакомства,
когда он сделал ей предложение выйти за него замуж и она
согласилась. Потом долгие годы были встречи и большой
«почтовый роман»…
Отпуск у Лукина еще не закончился, но он решил выйти
на работу, чтобы отвлечься от мыслей о будущем. Утром
на работе лирика закончилась. Короткие обрывки фраз и
недомолвки долетали до его ушей, пока Виктор не задал
вопрос Михалычу:

— Что за слухи о моих любовных похождениях в отпуске?


— Какие могут быть слухи. Говорят, ты был в Самарканде,
встречался там с Ларисой. Она что, прилетела?

— Понятия не имею. Я ее давно не видел. В Самарканде
я у друзей был, но о ней ничего не знаю.

~555~



— Это не мое дело, но я слышал это от наших сотрудников.


— Ладно, Михалыч, спасибо, а то ходят, шушукаются.
Виктор оценил обстановку, и его осенила мысль. Вернее
он давно уже обдумывал, как бы преподать ее «нужным»
людям, да вот они сами поперли вперед со своими фантазиями.
Он понял, что эти слухи обрастут еще большими
домыслами, если он попытается переубедить окружающих
в обратном. У него не было встречи с ней в Самарканде,
и на этом можно обыграть дезинформацию для слишком
любопытных. Стоп. Надо все по порядку.
«Что могут знать о моем поведении в последние дни
стукачки? — прикинул Лукин. — Ничего, так как нырнул
с Ларисой вечером в тульский лес, а потом через пять дней
проводил на вокзал. Ну, вполне возможно, что Михалыч на
рыбалке проговорился Борису о моей поездке в Самарканд,
а тот поделился с кем-то из оперов, но это предположение
и их информация не могли трансформироваться в уши
работников управления. О том, что я покупал билеты на
паром по Каспию, тоже никто не знает. О моей встрече с
Ларисой в Москве никто не знает из друзей по службе. Это
означает, что все их разговоры о моей встрече с француженкой
в Самарканде — плод их больной фантазии. Ничего они
знать не могут, а значит, преследуют какие-то другие цели…
Возможно, рассчитывают, что я сорвусь и наделаю ошибок,
как в свое время они пытались из меня сделать алкоголика,
который пьет на работе. Не получилось. Видимо, тот урок
не пошел им впрок, и они не унимаются. Да, надо им подбросить
что-нибудь повесомее, чем простая вода вместо
водки…» Теперь такая дешевка с ними не пройдет, нужно
подбросить что-нибудь интересное, а заодно посмотреть,
как бы развивались события, если бы это случилось на
самом деле.
Лукин решил лишь немного отступить от реальных
событий, а в основном преподать этим «товарищам» все,
как есть. Чем реальнее он все преподаст, тем фантастичнее

~556~


это будет выглядеть, и потом легче будет от этого отъехать,
сведя все в очередную шутку.

«Теперь надо выяснить, от кого исходят эти слухи
о моих похождениях, и им же дунуть в уши такую информацию,
от которой у них пятки зачешутся, чтобы
побежать и поскорее доложить своим хозяевам, — подумал
Лукин. — Да, предстоящей операцией ни с кем не
поделишься… Надо тонко разложить информацию для
каждого предполагаемого сексота в отдельности, чтобы
она не повторялась. Сами они ничего не могут знать и
передадут какую-нибудь чушь кураторам из КГБ, которые
что-то засиделись в надзирателях над сотрудниками МВД,
так как уже прошли слухи, что это неправильное кураторство
и его надо прекращать. С таким же успехом и МВД
может их курировать, пусть лучше шпионов ловят. Ну,
что ж, господа чекисты, получите прощальную гастроль
поднадзорного руководителя уголовного розыска. Пора
поднимать занавес на сцене».

Чем он дальше рассуждал, тем ему становилось веселее.
Лукин давно уже наметил пять кандидатов из числа своих
коллег, которые, возможно, сливали о нем и других сотрудниках
информацию в Комитет. Стукачи толком ничего о
нем не знали, потому что он их ничем не подпитывал. Они
выдумывали разные небылицы о Лукине, которые потом
пересказывались руководством как неоспоримые факты, а
он только посмеивался. Так, по осколкам информации, Лукин
и составил список своих недоброжелателей, стучавших
в КГБ или руководителю. Взвесив все за и против, он решил
одним разом пробить несколько вариантов.

Первый — это выявить стукачей, второй, самый главный,
— посмотреть на реакцию по этой дезинформации
«конторы» и своих руководителей. На самом деле он решил
передать не дезу, а свои реальные планы на дальнейшую
жизнь. Как оно было бы, если бы они с Ларисой решили
жить вместе и объявили бы об этом всем, или те сами узнали
бы об этом. Какова была бы их реакция? Такие мероприятия

~557~



Лукин называл прокачкой ситуации, когда запускаешь дезу
и ждешь ее возврата из других источников.

Все давно знали о его шуточках, поэтому он сразу подготовил
пути отхода на случай скандала, а в том, что он будет,
у него не было сомнений. При отъезде от этого скандала
могло помочь одно обстоятельство — они с Ларисой так и
не встретились в Самарканде. У него остались билеты на паром
до Красноводска, а потом до Баку. Виктор уже выяснил
у Ларисы, что когда он был в Самарканде, она находилась в
Париже. Потом она прилетела в Самарканд, а он уже пересек
Каспийское море паромом на пути в Москву. Это был
сильный козырь, чтобы опровергнуть какую-то связь между
ними и последующую встречу.

Лукин вспомнил, как в фильме «Адъютант его превосходительства
» начальник контрразведки Белой армии полковник
Щукин применил классный прием, чтобы выявить
предателя в своих рядах. Он смоделировал ситуацию, при
которой пять его офицеров получили дезинформацию о
готовящемся взрыве продовольственных складов в Киеве,
и сообщил каждому в отдельности разные пять адресов,
где хранится взрывчатка. Расчет был прост. Чекисты не
смогут оставить такую информацию без внимания, и по
тому адресу, где будет произведен ими арест и обыск, и будет
выявлен предатель. Но в фильме чекисты оказались на
высоте и обманули полковника Щукина. Они разгадали его
ход и арестовали другого. А здесь посмотрим, как они себя
поведут. Ему стало смешно от этих игр взрослых дядечек,
но играть придется, сомнений нет.

Лукин встретился поочередно со всеми пятерыми
кандидатами в предатели и каждому из них сообщил о
своих переживаниях по поводу недавней встречи с Ларисой
в Самарканде. Одному — что он там жил в гостинице
«Интурист» с ней в одном номере по чужому паспорту.
Другому — что его сыну Виктору в Париже уже шесть лет.
Третьему — что он принимает гражданство Франции и переезжает
туда на постоянное место жительство. Следующее ухо

~558~


приняло, что Лариса нелегально осталась в Москве, и они
снимают квартиру, а он ушел к ней из дома. И перед последним
стукачком он положил смонтированное им фото, где
они находились вместе с сыном в Самарканде. Фотомонтаж
получился неважный, поэтому он засветил это фото якобы
случайно, уронив его перед Мишей. Вымысел был разбавлен
реальными событиями, а еще и планами, которые Лукин
решил осуществить.

Все в жизни и истории Родины настолько перемешалось,
что мало кто знал, где правда, а где вымысел историков,
который писали ее после 1917 года. Историю до этого он
знал немного — от деда, и она не стыковалась с нынешней, за
знание которой ему ставили отличные оценки, а за экзамен
по научному коммунизму даже вручили наручные часы «Командирские
». Они были у него уже пятыми, наградными от
МВД. Впрочем, столько же было фотоаппаратов «Зенит» и
транзисторных радиоприемников «Сокол». Так отмечали
в приказах заслуги сыщиков за поимку особо опасных преступников,
когда они выбирали по приказам о поощрении
лимит денежных премий за год. Лукин все лимиты выбирал
в первом полугодии или даже квартале, поэтому получал эти
неликвиды в торговле.

«Так вот всегда — начал с истории, а съехал на часы, но
они тоже были вручены за знание истории», — усмехнулся
Лукин.

Хуже нет, чем ждать и догонять, а в этом случае не совсем
понимаешь, какую реакцию ожидать от чекистов или от
руководства. Кому отнесут они его дезинформацию? Какой
черт выскочит из табакерки? Если он взял на себя роль начальника
контрразведки Щукина, то кто же высветится в
придуманном спектакле? И кто у них Кольцов?

Он вспомнил беседу с Юрием Мефодиевичем Соломиным,
который играл роль адъютанта Кольцова. Его в
очередной раз обидели жулики и украли радиоприемник
из автомобиля «волга», и самое неприятное состояло в
этом, что его автомобиль стоял рядом с домом в Колобов


~559~



ском переулке — напротив МУРа, по Петровке, 38. Жулье
охамело, но при этом постоянно предоставляло Лукину незабываемые
встречи со знаменитыми артистами. С Юрием
Соломиным они встречались не только по поводу кражи с
автомобиля, но и на осмотре места происшествия в Малом
театре. Не всегда получалось обрадовать знаменитостей
поимкой жуликов, но Лукин часто пользовался давними
знакомствами с ними и мог разговорить их, чтобы сгладить
огорчения от потери. Вот однажды он и поинтересовался у
народного артиста Соломина:

— Юрий Мефодиевич, вы должны знать судьбу настоящего
героя и моего коллеги, которого вы играли в фильме!

— Кого именно? Майора милиции из фильма «Инспектор
уголовного розыска»?

— Отличный фильм, и все правдиво показано, в том
числе и любовная история с красавицей Натальей Кустинской,
да и нападение на сберкассу я тоже расследовал. В кино
все правильно показано. Но мне хотелось бы услышать про
судьбу Макарова Павла Васильевича, который в фильме
«Адъютант его превосходительства» был Кольцовым, вы
его сыграли мастерски. Он и был в тридцатых годах начальником
милиции в Крыму. Я эту историю там слышал,
но так — отголоски.

— Спасибо за оценку моего участия в этих фильмах.
У меня есть немного времени, и я, пожалуй, смогу удовлетворить
ваше любопытство в отношении Макарова.
Конечно же, в сценарии фильма многое искажено, и Павел
Васильевич возмущался этим. Мало того что все содрали с
его книги, да еще и исказили многое.

— Я книгу Макарова так и не нашел, но думаю, что если
бы сняли более приближенный к реальным событиям фильм,
он был бы не менее интересен.

— Может, снимут когда-нибудь, а так и в этом фильме
многое уже поменялось. Офицеры Белой гвардии показаны
реальными. С честью и лоском. Не как раньше. А с
Макаровым я встречался, когда он пытался найти правду

~560~


и не соглашался со сценарием о нем. Герой Гражданской
и Отечественной войн, но не признали его и забыли, как
многих других.

— Да, к сожалению, есть такое у нас в государстве…
Одних славим незаслуженно, а про героев забываем. Книгу
Макарова ободрали, но это всего лишь одна фальшивая
страничка нашей истории.

— Я предлагал нашим сценаристам прислушаться к
Макарову, но мне ответили, что этот сценарий не имеет
никакого отношения к нему. Хотя был целиком содран с
книги Макарова.

— Дело не в сценарии, который можно написать с
любой фантазией о тех событиях и лицах. Также ободрали
писателя Богомолова с книгой «Момент истины». Фильм
начали снимать без согласования с автором в 1975 году, но
он поднял скандал, и картина так и не была закончена. А Макарова
забыли чекисты и ветераны войны, а про государство
и говорить нечего. Сколько прошло в истории фальшивых
героев из-за неразберихи в годы Гражданской войны?

— Это необъятная тема.

— Нет, она вполне конкретная, и события тоже. Многие
герои Гражданской войны были уничтожены их же соратниками
еще задолго до репрессий тридцатых годов, когда
расстреляли оставшихся.

— Когда-нибудь про всех напишут. Пока, видимо, время
не наступило.

— Если к тому времени заинтересованные лица не уничтожат
архивы и в очередной раз не перепишут историю под
себя. А достоверная история нашей Родины намного интереснее
той, что преподают нам в школе и университете. Кто
напишет, что существовала Вторая конная армия Миронова,
которую бросали в самые кровопролитные бои, а победы
потом приписали конармиям Буденного и Ворошилова?
Освободил Воронеж и разбил дикую дивизию генерала
Шкуро Миронов, а нам толкуют про Буденного — и ни
слова про Вторую конную. С освобождением Крыма от

~561~



Врангеля и взятием Перекопа была такая же картина с теми
же действующими лицами.

— Я и не думал, что работники уголовного розыска так
хорошо знают историю!

— Жизнь сама подсказала, и я не хочу быть тем Иваном
Непомнящим. А Миронов оказался на голову выше других
полководцев, поэтому и должен был лишиться своей
головы. Но уж коли вы затронули уголовный розыск, то
позволю себе вспомнить русских Робин Гудов, которых
потом записали в революционеры… По действиям — это
были обыкновенные уголовники, клиенты моих коллег из
царской уголовной полиции. Миша Япончик из Одессы
после ареста за очередной налет оказался в одной камере с
Григорием Котовским. Там же где-то рядом отбывал срок
Нестор Махно. Потом эти налетчики шагнули в революцию.
Да сколько таких было? Один усатый в сапогах чего
стоит.

— Мне, к сожалению, пора. Пожелаю вам успехов в
поимке жуликов, — торопливо откланялся Юрий Мефодиевич.
Лукин раскрутил маховик «взаимоотношений» с КГБ,
и теперь оставалось только ждать. Знать бы еще — чего
именно он ждал… Но он совсем не ощущал себя полковником
контрразведки Щукиным, пользуясь его приемами
для выявления врага. Скорее был похож на подсадную утку
на охоте.
«А ты уже не тот желторотый лейтенант, каким был
при знакомстве с Ларисой», — сделал самооценку Виктор.
Итак, кого же вы играли в кино, Юрий Мефодиевич?
Кем же на самом деле был «Адъютант его превосходительства
» в жизни? Ведь сценаристы этого фильма надоумили
Виктора на разборку со стукачами. Павел Макаров родился
в 1897 году в городе Скопине на реке Проне, в семье железнодорожника,
и в семнадцать лет, во время Первой мировой
войны, пошел воевать добровольцем, окончив школу
прапорщиков. Это звание приравнивается к теперешнему

~562~


младшему лейтенанту. К двадцати годам, когда грянула революция,
Макаров стал убежденным большевиком, которому
весной 1918 года руководство Красной армии поручило записывать
добровольцев по селам для вступления в ряды. На
одном из хуторов Макаров был задержан разъездом белого
отряда генерала Дроздовского. Он был самым кровожадным
из белогвардейцев. Бывший прапорщик Макаров не растерялся
и представился штабс-капитаном, присвоив себе
сразу три внеочередных звания. Другие сведения он взял
из своей биографии, и это подтвердилось при проверке.
Макаров принял решение остаться у белых и выведать как
можно больше военных сведений. Так, благодаря стечению
обстоятельств и собственному решению, он стал советским
разведчиком-нелегалом, но, правда, без связи, поэтому большевики
об этом не знали. Однако нужными сведениями
окопный офицер обладать не мог, и он предпринял усилия,
чтобы попасть в штаб. Дроздовский был тяжело ранен в
бою, и появился новый командующий — Владимир Зенович
Май-Маевский, но у того по разным причинам отношения с
дроздовцами как-то не заладились, и тут ему помог штабной
офицер Макаров.

Положение адъютанта командующего армией открывало
Макарову доступ к самой секретной информации по Белому
движению на юге России. Однако без связи с красными эта
информация ничего не стоила. И он связался в Севастополе
со своим братом, который состоял в большевистском подполье.
А белая контрразведка не дремала, и полковник Щукин
заподозрил Макарова, но доказательств не было. В январе
1920 года белым удалось разгромить Севастопольское
подполье и получить сведения об участии в нем братьев
Макаровых. Брата расстреляли, а Павлу удалось бежать.
В крымских горах бывший адъютант сколотил партизанский
отряд, который воевал в белом тылу до самого окончания
Гражданской войны.

После освобождения Крыма от Врангеля Макаров
работал в ВЧК, где занимался борьбой с бандитизмом.

~563~



Позднее работал в милиции, затем — в печально знаменитом
ГУЛАГе.

После окончания Гражданской войны появилась целая
армия самозванцев, которые воспользовались неразберихой,
заявив, что служили в частях Красной армии. Эти
цифры в разы превысили данные РВК, и в конце 1920-х
годов была создана специальная комиссия по проверке этих
участников Гражданской и красных партизан. Макаров тоже
попал под нее, был исключен из рядов красных партизан и
лишен персональной пенсии, а в 1937 году его арестовали,
но в 1939-м освободили и даже вернули персональную
пенсию. Когда грянула война, Павел Макаров стал одним
из организаторов партизанского подполья и возглавил
партизанский отряд. За заслуги во время Великой Отечественной
войны он награжден орденом Боевого Красного
Знамени, орденом Красной Звезды, медалью «Партизану
Отечественной войны».

«Да, у сериала про адъютанта могло быть красивое продолжение,
если бы снимали по судьбе Макарова и Кольцов
совершил бы побег от белых, — подумал Лукин, — а сценаристы
просто общипали героя двух войн и хапнули на
этом Госпремию».

Вечером он пошел домой. Оставалось только ждать,
какая деза конкретно просочится наружу.

И ожидания оказались не долгими. Над ним разразилась
гроза. В десять вечера позвонил начальник управления
Кулаков.

— Будь дома. Я сейчас приеду. Есть серьезный разговор.
Виктор Григорьевич попросил выйти во двор дома, что
было совсем странно, так как Лукин не мог и предположить,
что это взорвалась его шуточка.

— Ты чего натворил? Мне вечером звонил начальник
нашего КГБ Николай Антонович и предложил утром уволить
тебя из органов.

— Это за что еще?

~564~


— Тебя надо спросить. Что у тебя за роман с француженкой?
Лукин засмеялся. У него отлегло, потому что другого и не
могло быть, кроме его шутки, но он до конца не верил, что
они так сильно ее заглотят и пойдут в атаку без перепроверки,
даже поверхностной. Значит, они получили информацию
не из одного источника, поэтому посчитали ее достоверной.
«Интересно, какую именно информацию они получили?
Или все пять вариантов?» — мелькнуло у него в голове.

— Ну, что ты смеешься? Он мне серьезно заявил, чтобы
утром приказ был подписан о твоем увольнении.

— А причину не назвал?

— Сказал, что ты встречаешься или живешь с француженкой.
Тебе что — баб в Москве мало?

— Нет, товарищ полковник, баб хватает, — Лукин перешел
на официальный тон.

— Ладно, ладно, извини, так вырвалось. Что у тебя с ней?
Виктор рассказал, что давно, четырнадцать лет назад, он
познакомился с русской девушкой, сделал ей предложение
выйти за него замуж, и она согласилась. Только через неделю
после этого выяснилось, что она француженка из Парижа и
замужем. Потом она развелась, и семь лет они встречались,
перетягивая друг друга каждый на свою Родину, но ничего
не получилось, так как она не могла жить в России, а он —
во Франции. После он женился, и история закончилась.
Больше он с ней не встречался, только слышал от друзей,
что она была проездом в Москве, но он был на рыбалке
под Астраханью. Потом он поехал Самарканд к друзьям, а
после они позвонили и сообщили, что она прилетала туда,
но днем позже, после его отъезда.

— А говорят, ты специально в Самарканд к ней ездил
на встречу!

— Давайте сразу выясним, что еще у них говорят, потому
как это были мои шутки с нашими коллегами, а получается,
что эти товарищи по совместительству еще и стукачи

~565~



КГБ, — Лукин решил не крутить вокруг да около, потому
что вопрос стал более чем серьезным.

— А вот с этого места попрошу объяснить поподробнее.


— Обложили наше управление стукачами, которые
ничего обо мне не знают, поэтому выдумывают разные
небылицы вроде этой. Мое поведение на работе и в быту
идеальное. А их это не устраивает, поэтому и льют на меня
помои. Одни хотят, чтобы я освободил им руководящее
кресло, так как у них нет продвижения по службе, а другие
в силу слабости характера согласились стучать нашим
кураторам из смежной конторы. Потом все выдуманное
ими возвращается в виде оперативной информации к вам
и другому руководству, у которых складывается обо мне
негативное мнение. Этот прием еще в ВЧК назывался
«расшатать психику» определенного человека, после чего
он или запьет, или наделает неправильных поступков, вот
тут и бери его тепленького или увольняй! Эта грязь меня
достала, и я поступил, как в фильме «Адъютант его превосходительства
», когда начальник контрразведки Белой
армии запустил пять вариантов дезинформации пяти
офицерам штаба, которых заподозрил в связи с чекистами.
Вот и я таким методом решил вычислить наших стукачей в
РУВД, но откуда я мог знать, что они еще и на «контору»
молотят. Поэтому получилось удачно, КГБ заканчивает срок
надзора за МВД, и пора нам знать их помощников. Я тоже
наметил пять кандидатов, которые способны на подобное
и вложил им в уши пять различных вариантов своих якобы
«переживаний». Один из вариантов — что я жил со своей
француженкой в гостинице «Самарканд» по чужим документам.
Если вас интересуют эти стукачи, то я должен
знать, о чем они еще натрещали в КГБ.

— Ну, так, чисто из интереса к твоему методу выявления
этих товарищей… Еще мне сказали, что у вас с ней сын
растет в Париже, и ты собираешься туда переезжать очень
скоро, — Виктор Григорьевич прыснул от смеха, поверив,

~566~


что это блеф. — А вот еще у тебя видели фото, где ты с сыном
и француженкой в Самарканде. Это как?

— Это мой фотомонтаж, причем очень грубый. Специально
так сделал, чтобы подделка сразу обнаружилась, но
этому паразиту хватило и этого. Да фото у меня с собой.
Можете сами убедиться, что это монтаж. Грубо обрезано.
Полковник взглянул на фото, которое Лукин достал из
портмоне.

— Да, видно, что склеено.

— Второпях делал, чтобы еще одному по ушам проехать.

— А не жалко было фото резать?

— У меня еще есть. Ее подружка принесла для этого.

— Да, я теперь тебя понимаю. Красивая женщина.

— Не в ее красоте все было, а в ней самой. Это артистка
многих театров. Итак. Получается, что опер, который сообщил
про «семейное фото», тоже их информатор. И еще два
варианта дезы выскочило у «старших братьев»… Я понимаю
их хозяина. Получить такую информацию и из разных
источников! Ее и проверять незачем. Обленились совсем.
Привыкли работать по первому чиху — вот и результат, а
могли бы сообразить, что информация хоть из разных источников,
но они вместе работают. Поторопились. Даже я
такого эффекта не ожидал. Сколько же их в наших рядах?
И все жужжат о чем-то о своем, а на самом деле жаждут моего
ухода. Да, сроки получения очередных званий у них прошли,
потому как потолок не позволяет получить следующую
звезду. Этих деятелей я вам отдам, когда буду увольняться.

— Ну, в таком случае вопрос об увольнении откладывается
совсем.

— Я и не собирался увольняться, но после таких событий,
сами понимаете, с этими подчиненными я работать не
смогу. Здесь уж или я — или они.

— Их будут прикрывать покровители из КГБ и не позволят
уволить.

— Вот-вот, я и говорю. Надо было бы сначала хоть поверхностно
проверить информацию и убедиться, что это

~567~



бред их помощников, причем наверняка на добровольной
основе, вряд ли они за это деньги получают.

— А как это проверишь?

— Очень просто. У меня остались билеты на паром по
Каспийскому морю, когда я ездил в Самарканд. В КГБ не
составит труда выяснить время пересечения Ларисой границы
из Франции и обратно. Сразу станет ясно, что мы не
встречались и не могли этого сделать. Это значит, что я не
поддерживаю с ней связь, отсюда лопается вся их «достоверная
информация». И потом, в Самарканде через своих
коллег они могут узнать о каждом моем шаге, но думаю, это
уже лишнее.

— Если это так, то они оказались в большой луже. Людей
своих спалили и дезинформацию проглотили. Ну, ты нашел
с кем шутки шутить!

— А я с ними не шутил и даже не общался. Просто
повеселил своих коллег. Я же не знал, то они информаторы
КГБ, мне об этом никто не сообщал.

— Только знал, куда они отнесут твои шутки.

— Предполагал, а дальше это их трудности, если они
с мозгами не дружат и вода у них в заднем проходе не держится,
сразу расплескали!

— Ладно, я тебя понял. Поймут ли нас там? Попробую
объяснить, что ты пошутил со своими коллегами, а они, как
честные опера, сдали тебя в КГБ, — он опять засмеялся. —
Надо признать, что это была твоя лучшая шутка.

— Вообще-то я не шутил, а защищался.

— Да, не завидую я жуликам, с которыми ты борешься,
доказывая их вину. Выиграть эту борьбу у тебя невозможно.
Попробую все-таки тебя защитить.
На следующий день начальник управления вызвал к себе.

— Я разговаривал с Николаем Антоновичем. Он в
принципе уже понял, что они поторопились, сделав определенные
выводы в отношении тебя. Пока они будут проверять
все-таки эту информацию, можешь работать, а опера
Воробьева из райотдела КГБ, который курировал наше

~568~


управление и принял твои шутки в виду сообщений от агентуры,
перевели на работу в кадровый аппарат. Он больше
не будет заниматься оперативной работой, потому что не
распознал дезинформацию и резко отреагировал, засветив
своих помощников. В конторе к этому серьезно отнеслись.

— Долго ли продлится это «пока»? Они, конечно, все
проверят, если это возможно будет проверить, а на меня все
равно затаятся, поэтому какая уж здесь работа… Надо место
искать, — сообщил Лукин Кулакову, прикинувшись сиротой
казанской, а сам уже давно прокручивал вопрос с переводом.
Не получилось с переходом в МВД из-за предложения
работы в Самарканде — и он сделал паузу. Теперь вновь
запустил вопрос согласования о переходе в МВД СССР.
Даже поездка в Самарканд прошла у него под легендой,
что хотел на месте изучить обстановку после предложения
руководства МВД о его переводе в этот город. Все это при
проверке подтвердится, а какие были настоящие мотивы его
поездки — знает только он один, и это проверить невозможно.
В коридоре управления перед дверью отдела кадров он
встретился взглядом с парнем. Лицо показалось знакомым
или по взгляду понял, что тот его знает… Кажется, из КГБ?

— Вы из райотдела КГБ?

— Да, — удивленно ответил тот.

— Наверное, в кадрах хотите посмотреть мои проездные
документы в Самарканд?

— Да, конечно, — парень немного опешил.

— Пройдемте ко мне. Документы у меня в сейфе, только
билеты на паром, а далее мой путь был на машине, но вас
ведь интересуют только даты, когда я ходил по Каспийскому
морю? Если надо, то я назову ваших коллег из Самарканда,
которые участвовали в наших встречах «на пловешниках».

— Нет, нет, достаточно будет билетов.
Лукин, и сам проработавший более пятнадцати лет на
оперативной работе, знал, что этими билетами разваливается
вся полученная от него дезинформация, то есть ничего и
не было. А может, было, но об этом знает только он, поэтому

~569~



они опять остались ни с чем. Поэтому они будут его сопровождать
еще какое-то время, чтобы при удобном случае
щелкнуть по носу за такие штучки.

Лукин только не понимал, с какой стороны к нему
пристали «старшие братья» из КГБ, зачем он им нужен.
Если только как работник МВД и родственник, по жене,
партийной элиты? Можно было предположить только с
точки зрения общей статистики в отчетности КГБ. Его хотели
сделать еще одной «реализованной палкой» в борьбе
с представителями его профессии. Поэтому он все больше
убеждался, что совершенно правильно поступил, показав им
зубы. Иначе неизвестно, что бы они со своими информаторами
еще наподшивали к его «компрматериалам». Теперь они
знают о нем все, ну, почти все, из его «честных» рассказов
о превратностях в любовных историях. Во всяком случае,
у них на службе больше сотрудников, которые всё поняли
правильно и отнесли провал на непрофессионализм сотрудника,
который направлял этот поток грязи. Неприятно.
За что его затащили в эту мясорубку, называемую борьбой
за чистоту кадров, где можно потерять голову? Только потому
что просто выбрали для статистики в отчете? Можно
сказать, что нет дыма без огня. Лукин отлично понимал,
что он не пай-мальчик и дыма от его деятельности хватает,
но огня, если принимать его за то, что является каким-то
нарушением законов, у него никогда не было.

Если бы Лукин знал, как раскрутится эта машина, то не
стал бы дергать за усы спящего льва, но тогда бы продолжал
литься поток дерьма от стукачей, и неизвестно еще, что
хуже… Они сами выпросили, загнав его в угол сплетнями,
и получили. Правда, и он в результате этой операции решил
для себя многие вопросы, на которые не мог найти ответа.
Выяснилось сразу, что «потепление с Западом», о котором
говорила Лариса, не наметилось, во всяком случае, в
рядах спецслужб, хотя нужно отметить, что если б он так
пошутил года три назад, то мог оказаться и в следственном
изоляторе Матросской тишины, а нынче кураторство КГБ

~570~


над МВД потихоньку сворачивают. Да, они особо и не разворачивались,
набрали идиотов, которые готовы были по
различным причинам стучать на своих и сделали это быстро,
оперативно, а как показала практика, быстрота нужна при
ловле блох, а не в создании агентурного аппарата. Общение
с Ларисой, даже в переписке, теперь расценили бы не
меньше предательства и могли бы шуточки его истолковать
по-другому.

Он получил самый важный ответ. Пока надо ждать. Еще
не время для встреч, и никто не позволит им быть вместе.
Хотя, в общем-то, в этом он и не сомневался…

Тем временем Лукин встретился со своим другом —
Виктором Федоровичем Николаевым, кадровиком МВД,
и узнал, что в Совете министров СССР создается новая
структура. В этой структуре планируется единица от МВД,
и если Лукин согласится, поведал Николаев, они начнут
прорабатывать его кандидатуру. Это весьма солидная должность,
так что пока никому ни слова…

Что-то кому-то рассказывать о своих планах было совсем
не в интересах Лукина, к тому же после всех этих событий
ему срочно требовалось уйти в тень. Подкидывать дезы
охота пропала. Все-таки они как-то неправильно реагируют
на его шутки…

С начальником РУВД Кулаковым, который раньше
работал в этом же управлении заместителем и возглавлял
жилищную комиссию, у Лукина в прошлом имелись стычки
по вопросу получения квартиры. И хотя тот принял его
сторону в конфликте с «конторой», Лукин в его честность
не верил. Не тот он был по характеру руководитель. Как
Лукин дал ему кличку «Пластилиновый», так она к нему и
прилипла. Вот Панкратов смог бы его отстоять, но он теперь
командовал столичной ГАИ…

Спустя некоторое время Куликов вызвал Лукина и сообщил
то, чего он давно ожидал:

— Я сегодня беседовал с начальником РО КГБ, и он
посоветовал, чтобы ты искал другое место работы.

~571~



— К этому я готов, но я надеюсь, он сроки не устанавливал?
А в ГУВД надо согласовать этот вопрос? Они могут
воспротивиться моему переходу.

— Нет, Николай Антонович без нажима сказал, что иначе
его коллеги не поймут. Они убрали с оперативной работы
своего сотрудника по профнепригодности, а ты всю эту кашу
заварил и работаешь как ни в чем не бывало. На Петровке
ничего об этом не знают, так что и не говори никому.

— У нас в РУВД есть кому все рассказать. И как вам не
противно в такой обстановке работать? Я знал, что они не
отстанут, хотя, если разобраться, у меня посерьезнее потенциал
оперативного мастерства, кроме того вы отлично
знаете, что я могу эту ситуацию донести до ушей больших
руководителей, так что нашим «старшим братьям» будет
очень неуютно. Просто я этого не хочу, потому как сам давно
уже решил перейти на другую работу в МВД… Раньше меня
не отпускали, а теперь я не хочу, чтобы меня выталкивали,
поэтому прошу потерпеть, иначе я быстро разверну все в
другую сторону. Вы меня знаете.

— Николай Антонович этот вопрос тоже затрагивал и
не хочет его продолжения, поэтому и сроки не устанавливал.
Знаешь, о чем он пожалел?

— О чем интересно?

— Что ты не на той стороне.

— В смысле не стукачок? Так этого и быть не может,
пусть забудут. А сторона у меня правильная. Это борьба
со всякой нечистью, и походку я не меняю. Им помочь я
завсегда, но только в ратном труде.

— Наверное, он имел в виду штатного сотрудника.

— Так я был у них в армии, не понравилось. Скучные они
люди, и работы у них, слава Богу, мало. В основном какая-то
мелочевка, кто-то что-то сказал или написал. Какой дурак
будет противодействовать властям в нашей стране? А если
есть такие, то они все в психушке.

— Все у тебя с какой-то подковыркой. Ладно, сообщи
мне, когда все у тебя решится.

~572~


Виктор был убежден, что предложенная ему должность
первого заместителя УВД Самарканда не была случайностью,
это одно из звеньев большой игры с неугодными кадрами в
МВД. У них было такое мнение, а дальше только статистика.
Столько-то сотрудников отправили дослуживать на периферию.
Поэтому Лукину больше не хотелось испытывать судьбу.
Ему еще повезло, что все эти шутливые мероприятия с КГБ
он провел в период, который можно назвать небольшой оттепелью,
когда во время правления страной Черненко, если
можно назвать это правлением, брежневское окружение немного
подняло головы и хватило глоток воздуха, но не более
того. Сейчас пришла новая смена власти с Горбачевым, которая
обусловливалась новой расстановкой сил и смещением
соперников, но опять же под контролем «старших братьев».
Он был уверен, что они теперь власть не отдадут.

Виктор понимал, что хотя сроки для перевода не установлены,
это нужно сделать срочно, и в его, и в их это интересах,
поэтому поехал в кадры МВД к Николаеву.

— Я тебе говорил, что создается новая структура и у
нас есть предложение, — сообщил без подготовки Виктор
Федорович. — В Совете министров СССР создана Государственная
комиссия по надзору за безопасностью полетов
воздушных судов, так как в последние годы участились
случаи авиационных катастроф. Руководство Госавианадзора
СССР, так называют эту комиссию, обратилось к
нам с письмом о командировании к ним сотрудника МВД
СССР. Штатное расписание утверждено Совмином, в нем
есть два работника МВД. Тебе необходимо съездить на
переговоры, потому как эта служба для нас новая и ничего
мы о ней не знаем. Если их руководство согласится на твою
кандидатуру и эта работа тебе понравится, будем оформлять
твой перевод. Сначала в Центральный аппарат МВД, так
как ты будешь числиться в резерве министра, а потом уже
командирование в Совет министров. В твоем личном деле
записано, что учился в МАИ, а почему не закончил? Все-таки
перешел на четвертый курс!

~573~



— По рекомендации кадров ГУВД Москвы. Им авиаторы
не нужны. Мне предложили учебу в милицейских
учебных заведениях.

— Напрасно. Одно другому не мешает, но полученные
знания во время учебы в авиационном институте, думаю,
тебе пригодятся.

— И теперь появится возможность получить авиационное
образование.

Лукин сразу нашел здание из красного кирпича на улице
Кржижановского. На входе дежурный в летной форме
гражданской авиации записал его данные в журнал. Лукин
сообщил, что направляется в отдел кадров. В коридорах здания
стояли многочисленные коробки с документами. Было
видно, что новая структура только начала обживаться в этом
здании и еще толком не функционировала. Лукин знал, что
структура эта очень серьезная, по объявлению сюда не брали.

Начальник отдела кадров Госавтонадзора СССР Владимир
Николаевич оказался бывшим летчиком, полковником
запаса. Прочитав послужной список Лукина, сказал:

— Вообще-то мы хотели видеть на этой должности
руководителя следственного аппарата МВД, а вы руководитель
уголовного розыска. Мы обсудим с руководством вашу
кандидатуру на эту должность и сообщим в кадры МВД.

— Спасибо, — поблагодарил Лукин. — А не могли бы
вы рассказать об этой должности, которую мне, возможно,
предложат, и чем я буду заниматься при положительном
решении вопроса? А то возможно мне это не подходит,
тогда зачем я буду ждать?

— А вам в кадрах не объяснили?

— Нет, конечно. В МВД тоже не имеют представления
о должностных обязанностях сотрудника МВД, которого
вы хотите призвать на работу под свои знамена, и просили
меня это выяснить.
Владимиру Николаевичу, видимо, пришлась по душе
некоторая независимость Лукина в отличие от других со


~574~


трудников, которые вели себя кротко. Еще бы — отдел
кадров под вывеской Совета министров СССР!

— Хорошо. Вот положение о нашей Государственной
комиссии. Лучше сами прочитайте, если будут какие-то
вопросы, я отвечу. По своим обязанностям сотрудник
МВД будет являться начальником штаба Государственной
комиссии, а в отдельных случаях при расследовании
авиационных катастроф на местах — заместителем председателя
Государственной комиссии со всеми вытекающими
из положения об управлении по расследованию
авиационных происшествий обязанностями. Вот еще
одно положение по расследованию АП, прочитайте. Оно
хоть и не утвержденное и перерабатывается, но основные
моменты останутся.
Лукин внимательно прочитал оба положения и сообщил:


— Судя по стоящим перед сотрудником МВД задачам
на месте авиационной катастрофы, это организация взаимодействия
между всеми службами и подкомиссиями, работающими
на месте, охраны и осмотра места происшествия. Ему
придется руководить совместно с пожарными и местной
милицией аварийно-спасательными работами, проводить с
председателем заседания комиссии и многое другое, что не
прописано в этих документах, то есть держать все вопросы
по расследованию на контроле. И главное — документирование
всего хода расследования для передачи материалов
в Генеральную прокуратуру, начиная с установления и
опроса свидетелей и кончая всевозможными экспертизами.
В конце расследования — доклад руководителю государства
или правительства. Так вот, если вы хотите сотрудника
МВД на эту должность, то это должен быть руководитель
оперативными службами, а не следствием. Только такому
уровню руководителя под силу охватить этот объем работы,
а следователь вам не нужен, потому что он придет от Генеральной
прокуратуры и получит ваши готовые материалы
по результатам расследования комиссии. Комиссия все со


~575~



берет, задокументирует материалы. Если я правильно понял
поставленные задачи.

Владимир Николаевич внимательно выслушал его и
сделал предложение:

— А вы бы согласились на эту должность?

— Работа суетная, связанная с командировками и некоторыми
неудобствами во время полевых расследований,
но мне нравится, я бы пошел.

— Вы так легко ухватили самую суть расследования, — а
некоторые его аспекты даже я не знаю, потому как они не
прописаны в документах, — что я подумал, если вы согласны,
то сейчас доложу руководству, и будем принимать
решение. Подождите меня здесь.
Он взял его кадровую справку и вышел. Минут через
десять сотрудник отдела кадров сообщил Лукину, что его
ждет председатель Госкомиссии, он был в ранге министра.
Большой Иван, так Лукин про себя окрестил председателя,
оказался на самом деле крупным мужчиной за пятьдесят.
В его кабинете сидел начальник отдела кадров. Иван Ефремович
был немногословен.

— Мы здесь с начальником кадров посоветовались и
решили предложить вам эту должность. Вы согласны?

— Да, согласен. Спасибо вам за доверие.

— Тогда оформляйте перевод. Владимир Николаевич,
дайте ему запрос на руки для кадров МВД, и ждем вас на
работу. Всего хорошего, — Иван Ефремович вышел из-за
стола и пожал Лукину руку.
Они вышли от председателя, и в отделе кадров начальник
поведал Лукину, что их шеф сразу дал добро на перевод
после его доклада. Владимир Николаевич сообщил шефу, что
Лукин знает задачи, стоящие перед ним, возможно, лучше
них самих и со своими знаниями легко впишется в это дело.

— Владимир Николаевич, спасибо за поддержку, но я
должен предупредить, что, возможно, будут трудности с
моим переводом в Госкомиссию.

~576~


— Что, выговор висит? — поинтересовался начальник,
зная, что с выговорами на самом деле возникают трудности
при переводе.

— Нет, в личном деле все чисто, одни поощрения и повышения,
даже орден Дружбы Народов получил. А вот с
особистом из КГБ мы столкнулись лбами. У вас в армии тоже
были особисты, и кто с ними водил дружбу, тех офицеры не
уважали. Вы понимаете, какую дружбу?

— Стукачи, что ли? Еще бы уважать их… Они с нами
вечерами виски пили, а утром, как сороки в клювике, приносили
особистам информацию. Я служил в Африке и на Ближнем
Востоке, а там с этим делом у них все было налажено
чуть ли не на официальном уровне. Военная контрразведка
все-таки, а особисты к ним относились!

— МВД долго обходилось без их опеки, но сначала
убрали наше руководство, потом обделали всех сотрудников,
опустив авторитет милиции в народе ниже канализации, и
только после этого принялись нас «обслуживать». Правда,
они называют это кураторством. Только у нас особистами
стали сотрудники райотдела КГБ года три назад. И куратор
наш стал собирать разную грязь и преподносить нашему
руководству как действительность. Так вот, мне надоело,
что про меня выдумывают разные небылицы, поэтому
решил выявить сразу всех их стукачков и подбросил им
дезинформацию, а они обиделись, что я их «кроликов»
расшифровал. Но они же были моими подчиненными, и я
должен был знать, с кем мне завтра идти в бой. Это не громкие
слова. У меня на самом деле было несколько задержаний
вооруженных преступников, и не рогатками, поэтому я
должен знать, кто у меня за спиной.

— Справедливое любопытство. А в личном деле все
чисто?

— И в личном деле и по жизни прозрачен и чист как
стекло. Ничего темного за мной нет, отвечаю. Была любовная
история с француженкой, но это уже в прошлом. Осоз


~577~



нал, что этот роман не мог вылиться в семейное счастье, —
заключил Лукин с нескрываемой грустинкой в голосе.

— Я верю офицерам, а любовные истории нас только
украшают.

— Вот поэтому наши кураторы могут поставить мне
барьер при переходе на другую службу.

— Хорошо, что предупредил. Я попрошу от них письменных
указаний по поводу этих барьеров, которые они
могут поставить. Оснований для этого нет, а разговоры и
советы мы не принимаем, у нас же фирма серьезная, при
Совете министров СССР.

— Чтобы вы не сомневались в моих словах, я могу договориться
с кадровиками, и они дадут вам возможность
ознакомиться с моим личным делом без запроса. Если будет
письменный запрос, то особисты могут об этом узнать, тогда
придется преодолевать эти трудности, кому-то объяснять,
почему и как, а этого не хотелось бы.

— Хорошо, я сам заеду в МВД, чтобы меня не обвинили,
что я издал приказ без ознакомления с личным делом.

— Это вообще идеально.

— Я знаю эти службы, служил у арабов и в Конго, сталкивался
с особистами не один раз.
Вечером позвонил Николаев из кадров МВД.

— Не знаю, чем ты взял Госавтонадзор, но приезжал их
начальник кадров с запросом на твое откомандирование
к ним. Мы пытались объяснить ему, что нужны еще согласования
на твой перевод в МВД из района, а уже потом
откомандирование в Совет министров СССР из МВД. И у
нас еще есть кандидаты на эту должность, поэтому вопрос
не решен. На что кадровик нам заявил, что они хотели бы
видеть Лукина у них на работе в ближайшее время. С председателем
Государственной комиссии вопрос решен, и ему
не хотелось беспокоить нашего министра, чтобы ускорить
процесс согласования о твоем командировании. Придется
издавать приказ по МВД о твоем переводе без согласования
с твоим руководством. Основание для этого есть, запрос

~578~


подписан их председателем. На это уйдет меньше недели,
а так бы месяца два.

Виктор ликовал. Приказ по МВД пройдет без согласования
и запроса на личное дело, похоже никто не узнает о его
переходе! Приятно переходить на работу в такую серьезную
организацию, когда начальник отдела кадров и сам председатель
тебя поддерживают. Неужели так повезло? Лукин
понимал, что все уже практически состоялось, но молчал,
чтобы не вспугнуть удачу.

Через неделю Лукина вызвал начальник управления
Кулаков:

— Как у тебя дела с переходом? Наши «смежники»
опять интересовались, а в отделе кадров тишина. Ты чтонибудь
решил?

— Что они никак не уймутся? У них что, есть основания
давить на меня? Могу плюнуть на все, и делайте, что
хотите! — разгорячился Лукин. — Ладно, если так остро
стоит вопрос, то разрешите, я поинтересуюсь о своем продвижении
по службе с вашего телефона?

— Да, пожалуйста, звони.
Лукин набрал телефон Главного управления кадров
МВД и спросил у Николаева:

— Как мои дела? Есть ли новости?

— Запиши номер приказа, вчера подписали твой перевод
в МВД, и в этом же приказе ты командирован в Совет
министров СССР с оставлением в кадрах МВД, то есть ты
теперь — действующий резерв министра внутренних дел.
Это очень высокая должность. Поздравляю.
Виктор машинально вспомнил свою шутку, отпущенную
коллегам в школе подготовки оперов пятнадцать лет
назад по поводу своего места работы, сообщив им, что он
из резерва министра. Оказывается, что шутки, как и мечты,
иногда сбываются.

— Спасибо, товарищ генерал, — Виктор с ходу повысил
кадровика в звании на три ступени. — Стол с меня. До встречи.
— Он повесил трубку. — Должен вам доложить, товарищ

~579~



полковник, что я теперь работаю в Совете министров СССР
и состою в личном резерве министра внутренних дел, так
что попрошу со мной на «вы» и стоя.

Начальник управления даже рот открыл.

— Опять твои шуточки? Ведь дело не забирали, какой
может быть приказ о переводе!

— В высших кругах руководства МВД мне больше доверяют,
чем в районе, а вам бы хотелось, чтобы был запрос,
а вы бы по просьбе «старших братьев» дали мне отрицательную
характеристику, и так раза два, пока я не завис бы
в воздухе? Из РУВД уволили бы по запросу о переводе, а
туда не взяли, потому что по дороге обосрали. Нет, ребята,
знаем, плавали!

— Ну, это ты хватил! Но если ты серьезно, то поздравляю.
А на какую должность?

— Этого сказать не могу, потому как секретно, но оклад
мне положили равный начальнику Главного управления
МВД, потому как должность генеральская, а зарплату получать
буду, как наш министр, потому что там всякие надбавки
Совмина СССР.

— Тогда ты прав, что с тобой только на «вы» и стоя, но
как это тебе удалось?

— Все очень просто. Встречаются на пастбище два
быка, сцепились лбами и выталкивают друг друга с пастбища.
Один из них напрягся и вытолкнул другого, а тот
оказался на лучшем пастбище. Поэтому пусть эти засранцы
получают продвижение по службе и звания. Но каждое
звание прибавляет по десять рублей к зарплате. Пускай
теперь хавают свое дерьмо на этом пастбище, а я пойду на
вольные хлеба.

— Ну, ты на нас не обижайся, мы же подневольные,
делаем, что нам прикажут.

— Или подскажут. Ведь вам наше руководство из ГУВД
Москвы или МВД в отношении меня не давало никаких
указаний, правильно?

— Нет, не давало и даже ничего не говорило.

~580~


— А эти товарищи чекисты просто не правы, и их обиды
на меня детские. Нечего было набирать сотрудников по
объявлению, которые навербовали себе полудурков, хоть и
в погонах.

— Ты хорошо разрулил ситуацию и даже ушел на большое
повышение, поэтому не держи на нас зла, а то придешь
наверх и обрушишь на нас свой гнев.

— Вы же знаете, что этого не будет, я здесь проработал
больше пятнадцати лет. Ну, завелись здесь два козла, но
теперь их знают все, и я им не завидую. Если меня не прогоните,
то буду заезжать иногда в гости.

— Всегда встретим как родного. Дела когда будешь
передавать?

— Сегодня же. Мне они там не пригодятся.
Через три дня позвонил начальник кадров с новой работы,
сообщил, что приказ к ним уже поступил и необходимо
привезти все документы для оформления личного дела.

— Мы с твоим личным делом в МВД ознакомились,
и оно осталось в кадрах МВД, так как все поощрения и
присвоения очередного звания будут проходить там по нашему
представлению. Нужны фотографии четыре на шесть
в форме и в штатском. У тебя будут два удостоверения —
МВД СССР, а второе наше — с Кремлем, — Владимир
Николаевич перешел на «ты».

— Это серьезно.

— Ты был прав, что опасался барьеров от особистов из
КГБ. Мне позвонили от них, представились и попросили
отозвать на тебя приказ. Я не буду говорить, кто звонил,
тебе это не надо. На мою просьбу приехать и рассказать
причину отзыва приказа, а еще лучше — написать письмо,
знаешь, что он ответил?

— Представляю.

— Вряд ли. «Да какие основания! — отвечает. — Вы
берете на работу бандита милицейского». «Тогда тем более
нужно письмо, — настоял я, — когда вы его привезете?»
«Ничего мы писать не будем. В общем, смотрите сами, наше

~581~



дело предупредить». Мне стало ясно, что у них ничего на
тебя нет, поэтому и писать отказались, а вот ведь позвонили,
хотели смуту внести, поэтому хорошо, что ты рассказал об
этом заранее.

— Просто я знаю, как они это делают. Предлагают
тебе через руководство искать другое место работы, а когда
оформляешь перевод, то твое место тут же занимают или сокращают.
На новом месте работы быстро назначают другого,
и сотрудник зависает в отделе кадров, откуда его увольняют,
потому как не может трудоустроиться. Это так называемый
перевод в сопровождении КГБ, потому что по-другому уволить
сотрудника невозможно. Он весь в поощрениях при
орденах и ни одного выговора, а против «конторы» никто
не попрет. Спасибо вам, Владимир Николаевич.

— Да, так можно с любым разобраться.

— Это когда начальник управления пластилиновый,
как я его прозвал.

— Работай спокойно, чтобы тебя достать и отменить
приказ, им придется выходить на двух министров минимум.
Ты им теперь не по зубам, да и поднимать скандал им не с
чем, как я понял.
Начальник управления Кулаков сообщил коллегам о
переводе Лукина, и все, здороваясь, поздравляли его. Одни
с радостью за него, зная, через что ему пришлось пройти, а
другие опять с нескрываемой завистью.
Процесс перевода Лукина в МВД СССР проходил без
проволочек со стороны его бывших начальников. Только
в управлении кадров ГУВД Москвы выразили свое недовольство
его переводом без их согласия, так как они могли
бы предложить Лукину должность с повышением в Москве.
Но по зарплате его должность приравнивалась к начальнику
милиции всей Москвы, и вряд ли они могли ему это предложить.
И не в деньгах было дело. В кадрах ГУВД не знали
подоплеки его перевода в МВД. Его вытолкнули туда по рекомендации
«смежников» из КГБ, а стали бы им противодействовать
кадровики из московской милиции? Вряд ли.

~582~


Об истинных причинах его перевода знал ограниченный
круг сотрудников Свердловского РУВД города Москвы,
которое так и осталось в бывшем публичном доме одиннадцать
по улице Сретенка. Давно уже нет в этом доме тех
веселых девочек легкого поведения, но их места заняли
другие проститутки в милицейской форме. Виктор имел в
виду стукачей и некоторых руководителей.

Конечно же, в курсе некоторых вопросов был секретарь
партийного бюро управления Данилин, которого Лукин
по-дружески называл Данилой. Недавно ликвидировали
парткомы в районных управлениях вместе с освобожденной
должностью секретаря, у которого и фамилия была под стать
этой должности — Троицкий. Букву «и» в середине фамилии,
видимо, приписали его предки после наезда Сталина
на Льва Троцкого. Похож он был на него и внешне, и применением
партийной дисциплины к сотрудникам. Теперь
Данила совмещал партийные дела с должностью начальника
штаба РУВД. Лукин подал ему обходной кадровый листок
для отметки.

— Повезло тебе, Лукин, что пришел приказ на перевод
в МВД, иначе нам пришлось бы обсудить твое поведение
на партбюро с оргвыводами, а ты знаешь, что это такое. Мы
уже наметили на эту пятницу.
— И чья это команда, позволь тебя спросить, Данила? —
Лукин понял, что заводится.
Ему было ясно, что Данила не сожалел по поводу несостоявшегося
обсуждения, а решил поделиться с ним этой
информацией. Но с другой стороны, он провел бы это партбюро,
потому что не мог ослушаться указания руководства.

— Начальника управления, а ему сам знаешь, кто дал
команду.

— Догадываюсь. И что бы вы обсуждали на партбюро?
У тебя есть какие-то документы, Данила, по этому поводу?

— Начальник управления должен был написать рапорт.

— О чем же? О плохой работе опера КГБ среди наших
сотрудников, что привело к расшифровке его стукачей?

~583~



— Нет. О твоем аморальном поведении в быту.

— Вот что придумали портяночники! И что же такого
аморального в моем быту нашла наша коммунистическая
партия? Я между прочим уже двадцать лет в партии, как
тебе известно.

— Ну, как же, а твой роман с француженкой?

— Об этом мне и самому-то ничего неизвестно, или вы,
колхозники от сохи, решили, что я вам на партбюро буду рассказывать
то, чего не было? Вы что Нагульнова вспомнили
из Шолоховской «Поднятой целины»?

— Но почему сразу колхозники? Сам-то давно в Москве?


— Я родился здесь, в роддоме имени бездетной женщины.


— Как это — бездетной и роддом?

— Очень просто. Имени Надежды Крупской, помнишь,
жена была у Ленина?

— А. Это другое дело.

— И в милицию служить направила меня партия, а
вы хотели старого большевика заслушать на партбюро, —
Лукин поймал кураж и теперь уже веселился над местным
партийным «боссом», пусть он и ходил в корешках, да не
стоило ему затевать этот разговор. — Не страшно было?
Да после этого бюро вас бы самих заслушали бы в райкоме
партии. А тему я им бы представил, будь спокоен. Если у
меня и был роман с француженкой, то о нем никто и ничего
не знает, а вот у вождя мирового пролетариата Ленина был
роман с французской революционеркой Инессой Арманд,
и его не обсуждали на партсобраниях товарищи по партии,
хотя были жалобы и ультиматумы по этому поводу от Надежды
Константиновны.

— Это тебе француженка рассказала?

— Данила, какую оценку ты получил в Академии МВД
по истории КПСС?

— А причем здесь это?

— Просто, из любопытства.

~584~


— Ну, три балла.

— Вот, а партийной ячейкой руководишь! У меня было
пять баллов в Академии по истории КПСС, а за экзамен по
научному коммунизму мне вручили часы «Командирские»,
потому что я знаю историю партии не только по учебникам,
а изучал первоисточники. Вот тебе и француженка подсказала.
Просто я люблю делать все качественно.

— Это ты сам придумал про Инессу Арманд.

— Данила, знаешь, как это прозвучало? Как будто «сам
дурак». Ты же знаешь, что кроме книжек я еще общаюсь
иногда с членами ЦК партии и умею слушать.

— Ты хочешь сказать, что мог бы привести эти доводы
на партийном бюро в отношении Ленина?

— Не знаю, но если бы меня достали, а для этого и
собиралось бы ваше партийное бюро, то вы бы получили
от меня такое, что и пересказать побоялись бы. Ты меня
знаешь. Мне неведом страх перед кем-то. Ты знаешь, что
по семейной тайне Ленина в Ереване на одном из домов появилась
недавно мемориальная доска, каких много в Москве
и Ленинграде, наверное, видел. Она гласит: «В этом доме
с 1912 по 1915 год скрывались Владимир Ильич Ленин с
Инессой Арманд от Надежды Константиновны Крупской».

— Правда, что ли?

— Ты совсем заматерел на работе и шуток не понимаешь,
но армяне могут такое повесить. На самом деле Инесса Арманд
после знакомства с Лениным развелась со своим мужем
французом, бросила во Франции двоих детей и увлеклась
революцией. Крупская терпела измену мужа до 1915 года,
когда поставила вопрос ребром — она или Инесса. Ленин
остался в семье, но встречи продолжались по просьбе Инессы.
Говорили, что у них родился сын в 1913 году, которого
они отдали на воспитание семье австрийского коммуниста
Стефана. Возвращались они в Россию вместе: Ленин, Крупская
и Арманд в опломбированном вагоне знаменитого
«поезда в революцию», который шел через воюющую с
Россией Германию, но это другая история.

~585~



— Да, ты мог бы поднять скандал, я в этом ни минуты
не сомневаюсь. И очень круто все заворачиваешь.

— Данила, я не базарная баба, и скандалить не моя
стихия. Я опер, и неплохой. Это был бы не скандал, а ваш
приговор. Я бы ваши обвинения направил против вас же.

— Это как же, мне просто интересно на будущее.

— Ну, хорошо, но заметь, что я тебе все выдаю без предварительной
подготовки. Так сказать, экспромт. Я бы подвел
вашу компанию против меня под бериевские репрессии
тридцать седьмого года, когда по сценарию НКВД «раскачивали
» любого руководителя, выливая на него ушат грязи
от нарушений по службе до аморального поведения. Потом
шло исключение из партии, а затем ночью подъезжал к дому
автофургон с надписью «Продукты», из которого выходили
сотрудники НКВД, и человек исчезал.

— Ну, ты хватил.

— Ничего я не хватил. Это вы повторяете мини-сценарий
тридцать седьмого года. Я тебе нарисовал картину по
твоей просьбе, как вести себя в будущем. А ты говоришь —
партбюро. Ведь именно по такому сценарию меня и хотели
уволить из органов, а потом в диссиденты записали бы и в
психушку, если бы стал сильно доказывать свою невиновность!
Конечно, обошлось бы на этот раз без автофургона с
надписью «Продукты», но чекисты наблюдали бы за этим
спектаклем со стороны как режиссеры, а тебе они уже отвели
роль, чтобы поднял занавес перед началом этого спектакля.
Так что сначала думай, а потом выполняй указания по рассмотрению
вопросов на партбюро.

— Виктор, ты сгущаешь краски, но в чем-то я вынужден
с тобой согласиться.

— Ну, наконец-то я достучался до твоих мозгов, и ты
начал мыслить! Данила, один великий историк сказал:
«История ничему не учит, а наказывает за незнание уроков
истории».

— Крепко сказано. Это греческий историк?

~586~


— Почему? Наш русский историк Ключевский. Это
царский историк, поэтому настоящий. Ему можно верить.

— Да-а, — протянул Данила, — я представляю, что было
бы на партбюро.

— Это сейчас дружеские шутки, Данила, а на бюро я бы
вас размазал и еще жалобу в ЦК КПСС передал бы.

— Наверное, это твои последние шутки в этих стенах,
а про ЦК мы точно не подумали.

— А вы, наверное, думали, что я на партбюро опущу
свой «дюндель» и позволю надо мной измываться?.. Пора
тебе, Данила, перестраиваться. Кураторство КГБ над МВД
уходит в прошлое, и наступает период гласности, но не в оперативной
работе. И не лезь ты в нее, если не разбираешься.
А на меня не держи зла, потому что я по-товарищески хочу
тебе только добра.

— Спасибо, Палыч, я это знаю. Успеха тебе на новом
месте, — Данилин с улыбкой протянул Лукину руку.
Лукин всегда был против любых форм проявления несправедливости,
неважно, от кого она происходила. Будь то
КГБ, МВД или партия, роли не играло. По духу он — тихий
бунтарь, и в характере имел достаточный запас анархии с
авантюризмом, а чувство страха ему было неведомо. Он
всегда был готов к борьбе и не позволил бы этим структурам
сожрать себя.
Теперь всем спасибо за совместную службу. Он для них
недосягаем, как работник Центрального аппарата МВД, и
начальник управления приглашает его в кабинет выпить чаю,
чувствуя вину перед ним. Его можно понять. Ему война с
КГБ не нужна, поэтому он и прогибался перед ним.
Откуда им всем вместе с Лукиным было знать, что скоро
не будет того КГБ и не будет КПСС, и газеты примутся
писать о таких фактах из жизни партийных руководителей
страны всех времен, о которых и догадываться было
страшно. Но это произойдет немного позже, а пока все
члены КПСС ходили на партийные собрания, регулярно

~587~



платили членские взносы и голосовали единогласно за все
решения партии.

Лукин накрыл стол в ресторане «Будапешт» по поводу
своего перехода и пригласил друзей из РУВД. Все равно их
было больше, чем завистников и недоброжелателей. Проработал
он в районе добрых пятнадцать лет. После выпивки
начались разговоры и обсуждения его последних шуток.
Они вспомнили его шутку с первым заместителем КГБ
СССР Бобковым, когда Лукин принял пивка и предложил
сделать его полковником Степановым.

— А кто бы из нас мог бы себе позволить выступить
против стукачей и спалить их!

— Стоп, ребята, вы здесь не правы. Я не против их
оперативной работы, а наоборот, во многом им помогал
на взаимно выгодных условиях по обмену оперативной
информацией, но не в отношении наших коллег, а в борьбе с
преступностью. И вы знаете, это не красивые слова, а спалил
я наших коллег-стукачей, потому что хотел знать — с кем
я завтра пойду брать вооруженного преступника и кто защитит
мою спину при этом. Вы же помните, я ходил вместе
с вами, а не давал указания, сидя в кабинете.

— Палыч, мы не об этом. Ты все правильно говоришь
и сделал еще правильнее, но и у нас возникали сомнения
на предмет твоей принадлежности к КГБ, — засмеялся
оперативник Джемс.

— Ну вот только без оскорблений давай обойдемся!

— Нет, Палыч, ты не обижайся, мы с гордостью будем
вспоминать, что мы дружили и работали с тобой, а потом
ты нами руководил. Но согласись, кому бы они позволили
такое, а потом еще и разрешили с большим повышением
перейти в МВД!

— Вы, наверное, уже перетерли этот вопрос. Ну, сообщите
мне ваше мнение.

— Только без обиды. Мы думаем, что ты работник их
Центрального аппарата. Ведь ты у них служил, а они своих
не отпускают.

~588~


— Что вам ответить по-дружески… В ваших рассуждениях
какая-то логика есть, но я бы посоветовал лучше
закусывать, когда водку пьете. Переубеждать я никого не
собираюсь, но скажу одно — это бред сивой кобылы в
лунную ночь.

— Мы все поняли. Мы же в шутку.
Лукин не стал занудно объяснять своим коллегам и друзьям,
что он никак не мог быть внедренным сотрудником
госбезопасности уже по той причине, что его дед Алексей
Михайлович в 1930 году был репрессирован и отсидел пять
лет в самом страшном лагере на Соловках, якобы за шпионаж.
Сотрудники КГБ были в основном потомками благополучных
семей, и многие из них продолжали семейные традиции,
служа в госбезопасности. Время тогда было такое, но
дед пострадал не только от нечестных сотрудников ОГПУ,
но в первую очередь от стукачей. Это они передали в ОГПУ
свои бредни о его принадлежности к иностранной разведке
в то время, когда Алексей Михайлович ни разу не выезжал
из своей глухой деревни Лукино Гжатского уезда. Он тоже
стал жертвой страшной статистики, когда требовалось посадить
определенное количество интеллигенции, рабочих
и крестьян, а были ли они врагами Советской власти — это
уже неважно. После десяти лет лагерей и ссылок вместе с
женой и малыми детьми деда освободили, предложив руководящую
должность на Подольском оборонном заводе.
Никто из друзей Лукина не знал об этом. Это была
семейная тайна, которую он так никому и не разгласил.
Сначала у семьи брали подписки о неразглашении тайны по
поводу преступной деятельности ОГПУ и НКВД, а потом
и смысла не стало. Об этом уже многое написано, а его дед
занесен в книгу памяти репрессированных граждан СССР.
Лукину сейчас все это припомнилось неспроста. Он увидел в этих событиях некоторое повторение. Его пытались прессовать сотрудники госбезопасности на основе информации от стукачей, которую даже не попытались проверить, а это значит, они давно были готовы его сожрать, и только потому что он попал в их статистику или отчетность. Это можно называть по-разному, но он принадлежал к другой половине курируемых сотрудников МВД — к тем, на кого стучали. Они поделили сотрудников, и он попал в неблагонадежные. Срок их кураторства заканчивался, и приходилось принимать решение по материалам на Лукина, а их, видимо, хватало
через край, судя по неуемной фантазии и глупости сексотов, которыми чекисты его окружили. Им не хватало малого, чтобы обвинить его, как деда, в шпионаже, тем более что и фактура для этого была — связь с француженкой. В годы репрессий
за такое сразу поставили бы к стенке. И совпадением с судьбой деда стало его высокое назначение в МВД, правда, произошло оно против воли органов госбезопасности, а вернее — отдельных ее некомпетентных сотрудников. Вот
такие и страшны в этих органах. Им и противостоял Лукин, а что касалось профессионалов госбезопасности, то с ними у него сложились добрые служебные отношения. Их генерал Алексей Прохорович вместе Анатолием вписались в их милицейскую жизнь. Первый руководил всеми криминальными службами города Москвы, а другой по-прежнему работал заместителем начальника МУРа. И у них к Лукину вопросов не возникало, а ведь они были его прямыми начальниками.

Через три дня Лукин вышел на работу, и почти одновременно в Госкомиссию был назначен заместителем Председателя по режиму бывший начальник КГБ аэропорта
Шереметьево Николай Иванович, которого командировали на эту должность из КГБ СССР. Лукин знал, что тот дружил с начальником райотдела КГБ Николаем Антоновичем. Вот мир тесен, бывает же такое! Именно Антонович отдал команду
уволить его из милиции. Два Николая не прочь были отведать спиртного в Шереметьево, где в магазине после пограничного контроля водились в изобилии модные напитки. Лукин оторвался от пристального внимания одного чекиста и попал чуть ли не в подчинение к его другу!

«Надо найти повод и в неформальной обстановке рассказать Николаю Ивановичу все, как есть», — подумал Лукин. Они теперь почти коллеги, и негоже было бы смотреть друг на друга неприветливо. Он наверняка знал эту историю детально с подачи своего друга, а тот мог и приукрасить. Наверное, ему было бы интересно услышать все из первоисточника…

Начальник секретного отдела, которого тоже откомандировали в Госкомиссию с Лубянки, пару раз намекнул Лукину, что он также посвящен в эту информацию. Неужели в Москве нет мест без этих товарищей, посвященных в его любовные дела?.. Уж лучше подошли бы к нему, и он рассказал бы «по-честному» за рюмкой чая о своих похождениях! Он и представить себе не мог, что именно о нем судачат в этих кругах, да и не интересовало это его. Ничего. Поживем, посмотрим...


Содержание


Глава первая
Шериф 17-го участка

Глава вторая
Противостояние 279

Степанов Владимир Павлович

ПОД КОЛПАКОМ КГБ

Выпускающий редактор Е. И. Рычкова
Художественное оформление А. П. Зарубин
Компьютерная верстка И. В. Белюсенко
Корректор Е. А. Сирин


Издательство «Кучково поле
»
123022, г. Москва, ул. Красная Пресня, 28, оф. 554.
Тел./факс: (499) 255 93 49; (499) 255 96 22.
E-mail: kuchkovopole@mail.ru
www.kpole.ru


Подписано в печать 16.10.12. Формат 84.108/32.
Усл. печ. л. 31,08. Печать офсетная.
Тираж 10000 экз. Заказ №
.


Отпечатано в типографии ОАО ПИК «Идел-Пресс»
.
420066, г. Казань, ул. Декабристов, 2.