Освенцим

Владимир Бородин 4
    Это  не  отчёт  о  походе  и  не  очерк;  это рассказ,  в  основе  которого – факт.  Возможно,  герои  себя  узнают,  хотя  прошло  много  лет.
---
    Антон  не  верил,  что  мы,  три  девчонки,  перехватим  эту  попутную  «Делику»  на  заснеженной  трассе  «Уссурийск-Хасан»:
  - Нам  хотя  бы  до  Раздольного…

    Согревшись  в  микробусе,  помолчали  для  приличия  и  продолжили:
  - А  Вы  куда  едете?
  - Домой, - дальновидно  отрезал  водитель.
  - А  мы  владивостокские.  Природу  любим  и  изучаем,  на  энтузиазме.  Вот  из  похода…
  - Юннаты,  значит, - подобрел  дядька  за  рулём.  – И  я  из  Владика!  Повезло  Вам – доставлю.

  - Мы  места  смотрели,  как  тут  зимой.  Есть  идея – насчёт  леопарда.  Как  его  сохранить…
     Шофёр  наш  насупился.  Тогда  мы  заспорили  между  собой.
  - Не  выйдет  это, - сказал  Антон. – Прошлой  зимой  под  Нежино  один  леопард  погиб.  Я  точно  знаю:  мне  егерь  Муляр  сказал.
  - Два,  знатоки, - вдруг  сказал  шофёр. – Два  погибли.
  - Откуда  Вам  известно? – обиделся  Антон.

  - Рассказал  один  мужик…  Приехали  они  на  охоту,  шестеро,  на  трёх  тачках.  Лицензия  была  на  козу,  косулю  то  есть.  Ну,  и  дедок  местный;  его  тут  все  знают:  брешет,  будто  он  ещё  с  Арсеньевым  ходил.  А  выпьет  хорошо – так  и  с  Пржевальским.

    До  полночи – расслабон,  а  с  рассветом – на  загон.  Чиф  и  Второй  вытянули  жребий  на  номерах  быть;  ну,  и  Маслёне,  новичку,  подфартило.  Уже  околели  совсем;  но  «рука  у  курка,  слух  напряжён»,  как  сказал  поэт.

    Второй  боковым  зрением  поймал – «Вот  она!» - развернулся  и  навскидку – б-бах!  Забилась,  снег  взрывая;  только  странно…
  Ну,  Маслёна  подбежал,  как  бешеный,  влупил  в  экстазе  метров  с  двадцати.

    Второй  подходит – а  это  леопард!  Густо  припорошен  снегом,  так  что  и  пятен  не  видать.  А  кровь  из  пасти  и  снизу,  клюквенным  соком.
  - Вот это  почин! – ликовал  Маслёна.  И  Второму:
  - Ты  его  зацепил,  а  я – завалил!

  - Чего  орёшь?  Ещё  бы  одну  козу  взяли, - с  досадой  ворчал,  подходя  к  ним,  Чиф.  Увидел  добычу,  помрачнел  и  присвистнул:
  - Дела-а!  Не  было  печали…
  - Я  не  хотел;  честное  слово,  не  хотел  я! – сказал  Второй.

    Подошли  Дед,  Маркони  и  Дракон;  последним  дедок  местный.
  - Моя  первая  добыча! – ревниво  сказал  Маслёна.
    Наш  Дед  буркнул  что-то  Чифу,  и  тот  объявил:
  - Вот  что,  команда!  Ничего  этого  не  было.  И  чтоб  ни  гу-гу,  даже  Кэпу.  Ни  жене,  ни  любовнице.  А  зверя  мы  сожжём.
  - Верно! – сказал  вдруг  дедок. – Тут  ниже,  по  ручью,  есть  поленница  сушняка.  Я  покажу.

  - Мужики! - горячо  зашептал  Маслёна. – Отдайте  мне  хоть  шкуру.  Я  её  брату  на  Запад  отошлю.  Никто  не  узнает:  век  воли  не  видать!
  - И  не  увидишь, - сказал  Чиф. – Зверь-то  из  Красной  книги.
  - Ну  хоть  хвост,  конец  отрублю! – взмолился  Маслёна.
  - Я  тебе  твой  конец  отрублю! – рявкнул  Чиф. – Марш  к  машинам,  притащи  две  канистры  горючки.  Да у  Дракона  не  бери:  у  него  солярка,  а  она  даёт  чёрный  дым.
  - Сам  знаю, - обиделся  Маслёна. – Найду  вас  по  следам.

    Через  час  леопард  лежал  на  поленнице,  уже  застывший.  Как  памятник  на  пьедестале.  И  тайга  пыталась  отразиться  в  стеклянных  глазах  своего  сына.  Но  не  смогла:  глаза  помутнели;  и  тогда  пошёл  редкий  снежок,  посеребрил  зверя.  Как  никогда,  ему  к  лицу  пришлось  второе  имя – барс.

    Дракон  толково  облил  зверя  бензином;  запах  особенно  резанул  отвращением.
  - Маркони  подожжёт, - сказал  Дед, - что-то  он  в  стороне…
    Понесло  палёной  шерстью;  все  стояли  мрачные,  будто каратели.

  - Слышь,  дедок, - сказал  Маслёна  местному. – Не  проболтайся  никому.  Ты  ведь  тоже…  дрова  показал  и…
  - Эх,  молодой,  - веско  ответил  тот. – Если  б  я  хоть  сотую  часть  того,  что  повидал,  сболтнул  кому,  давно  бы  уже  на  том  свете  был.
    Горько-приторный  дух  горящего  мяса.  «Как  Освенцим», - подумал  Второй.

    А  назад  мы  ехали  медленно:  каждый  боялся  прибавить  скорость,  чтоб  не  подумали,  что  он  отрывается  от  команды.  Словно  похоронная  процессия, - закончил  рассказ  наш  водитель.
  - Что  ж  вы  не  смотрите,  в  кого  стреляете? – спросил  Антон.
  - Знаешь,  пацан,  когда  на  каждого  зверя  по  три  охотника,  пока  смотришь – тебя  опередят.

  - А  Вы  тогда  на  этой  же  машине  были? – не  унимался  Антон.
  - Зачем  интересуешься? – процедил  сквозь  зубы  водитель.
      Мы  замерли.  Он  вдруг  резко  затормозил:
  - Вылазьте!  Впереди – Кипарисово;  там – электричка.

    Мы  суетливо  высыпались  на  обочину.  Пока  Антон  собирал  мятые  рубли  и  трёшки,  водитель  резко  газанул  и  умчался;  мы  даже  номер  машины  не  разглядели  в  снежуре  из-под  колёс.
    Зато  сколько  денег  сберегли! – оправдывался  Антон. – Да  и  показалось  мне – в  салоне  запашок  палёной  шерсти…

    А  мы,  три  девчонки,  смотрели  вдаль  за  реку  Раздольную.  Там,  серебристый,  с  рыжими  подпалинами  и  в  пятнах,  как  шкура  леопарда,  был  Нежинский  хребёт.  И  над  ним – два  столба  чёрного  дыма.  Антон  тоже  взглянул  туда  и  горько  сказал,  угадав  мысль  каждой:
  - Освенцим.