повесть
Пролог
Как-то однажды утром, собираясь в дальнюю дорогу в очередную туристическую поездку, Саша совершенно случайно достал из полки какую-то длинную самодельную пластмассовую ложечку для обуви вместо короткой металлической, которую искал. Вещь эта темно-серого цвета сделана таким образом: аккуратно вырезана из широкой водопроводной трубы, с круглым отверстием вверху для вешания на гвоздь.
«Откуда это она здесь у меня?» – с удивлением подумал Саша, – «Вещица эта, видно, что самодельная и понятно, что в магазине я её никогда не покупал. Саша стал припоминать: «А, ну да, вспомнил, – это мне подарок от моего старшего друга, на данное время уже пенсионера, – Анатолия Васильевича. А фамилия его….., как же фамилия-то? Фамилия какая-то интересная, что-то связано с едой. Еда, что-то вроде овес, оладьи, хлеб, булка, вареники, бублики, окорока, блины, - стоп ….. блины, блины. Ну да, точно, Блинов, фамилия его Блинов», – слегка усмехнулся Саша, – Анатолий Васильевич Блинов. Вон там, дальше на полке, также и рыбацкие снасти, изготовленные Анатолием Васильевичем, которые он мне также подарил вместе с этой ложкой для обуви. Анатолию Васильевичу нравилось мастерить, изготавливать разные вещи для себя и для других людей. Саша тут же подумал о том, что не видел Анатолия Васильевича уже на протяжении нескольких лет. И Саша стал вспоминать тот день, когда он последний раз видел своего друга. Вспомнив, что, изготовив тогда ложку для обуви и даря ее Саше, Блинов своим обычным басом спросил:
– Ну как, хорошую вещь я сделал? Ну, а ты что умеешь делать?
– Я писатель, пишу художественные произведения: стихотворения, очерки, этюды, рассказы, повести, роман, – ответил Саша.
– Да, благородный это труд. Кстати, у меня дома большая библиотека. Вначале я сам, а затем вместе с женой накапливал, покупал книги. Вот останется эта наша библиотека также и моему внуку. Мне бы вот только внука вырастить, так как сына моего уже нет в живых, – добавил он и умолк, опустив голову.
После двухминутного молчания Анатолий Васильевич спросил своим обычным басом:
– Ну что, покурим!? – и достал из кармана пачку сигарет, угощая Сашу. Потом положил всю пачку на стол, взяв одну сигарету для себя.
– Покурим, Анатолий Васильевич, – ответил Саша. И друзья закурили.
– Анатолий Васильевич, Вы как-то в прошлый раз дважды говорили, а точнее упоминали о том, что за свою жизнь Вам много пришлось исходить и изъездить, побывать в разных далеких краях. В общем, много интересного повидали. Расскажите, пожалуйста, о том, что наибольше Вам запомнилось.
– Во многих краях я побывал, немало куролесил по свету, много видел. Вначале изъездил, можно сказать, вдоль и поперек эту нашу бывшую так называемую Страну Советов, то есть Советский Союз, – это еще во времена проклятой сталинщины. И еще, помимо Союза, в некоторых странах побывал. Да еще если б ты только знал, в какой одной прекрасной, экзотической, чудесной, поистине сказочной стране мне пришлось побывать. И не только побывать, а и пожить там некоторое время, – вдруг очень оживился Анатолий Васильевич и загоревшимися глазами посмотрел куда-то вдаль из-за нахлынувших эмоций и воспоминаний.
– Ты себе даже не представляешь, до чего же там все для нас необычно. Это не просто страна, нет, – это чудо из чудес. Это рай, настоящий земной рай. Это просто жемчужина Востока. Где может быть еще больший земной рай? Разве что только в странах Средиземноморья и Адриатики или Южной Америки. Все это было со мной, словно сон. Так, словно долгий прекрасный сон в тёплую летнюю благоухающую ночь.
Анатолий Васильевич умолк на некоторое время, легко и возвышенно смотря вдаль, весь уйдя в свои воспоминания.
– И девушку одну я любил, очень сильно любил, безумно, – сказал Блинов. Саша, не шевелясь, молча сидел и внимательно слушал, ни одним словом не перебивая собеседника, не делая никаких записей, дабы рассказчика это не смутило и, чтобы тот ничего не утаил. Только записывал имена и некоторые названия, ссылаясь на то, что они довольно интересны.
– В этой стране, – продолжал Анатолий Васильевич, – очень многое совсем не так, как у нас. Совершенно другой житейский уклад. Там люди даже мыслят совсем по другому, жизнь их построена, я бы сказал, мудро: строго по законам природы. Там теплый климат, буйная растительность, необычайные птицы. Побывавшего в той стране, туда снова постоянно тянет, словно магнитом. Очень многому есть чему поучиться у жителей той страны.
Рассказывал Анатолий Васильевич долго, а окончив, как обычно, на несколько минут умолк, как бы отдыхая.
– Ну, пойду я. У меня еще много дел, а день уже клонится к вечеру, – сказал Анатолий Васильевич, вставая со стула, и, не спеша, направился на выход к воротам, в сторону солнечного заката. Жаркий летний день догорал и подходил к концу. А Саша, тем временем, смотря удаляющемуся старшему товарищу вслед, уже обдумывал сюжет для своей новой повести. И эта повесть полностью основана на том, о чем рассказал Анатолий Васильевич, нынче пенсионер, почётный железнодорожник, в прошлом работник книжной типографии, а позже длительное время – старший машинист электровоза.
Глава первая. В глубинах Азии
В пятидесятые годы двадцатого столетия, как известно из истории, установилась крепкая дружба между двумя огромными государствами – Советским Союзом и Китаем. Надо отдать должное руководителям этих стран – Никите Сергеевичу Хрущёву и Мао-Цзе-Дуну в том, что дружбу эту они старались не разрывать, а всячески её укреплять. Была даже популярна в то время песня «Москва - Пекин – друзья навеки!». Выжившие честные советские люди отдыхали после репрессий кровожадных выродков Сталина (Сосо Джугашвили), Ягоды, Ежова, Берии, и их проклятых опричников НКВДистов, а китайцы строили у себя социализм по Мао-цзе-дуновскому варианту. Вариант этот являл собой синтез: в некоторых вопросах – моменты демократии, азиатское мышление и образ жизни, некоторые социалистические правила, перевёрнутые на азиатский уклад, и принципы самого Мао. Во многом были положительные моменты, но, к сожалению, далеко не всегда. Потому, что, осуществляя «культурную революцию» в Китае, Мао-Цзе-Дун распорядился так, что много молодых людей отправляли работать на несколько лет в так называемые «трудовые лагеря» в отдалённые районы для того, чтобы отбывать там трудовую повинность. Это, по своей сути, была обыкновенная эксплуатация и ссылка, то есть использование дешёвой рабской силы и даже бесплатно. Молодёжь там не имела никаких прав и никакой защиты. Многие девушки были изнасилованы и погибли.
Помощь Советского Союза заключалась в поднятии экономики, промышленности и в содействии научно-техническому прогрессу Китая. В одной из партий, направляемых в Китай специалистов, были Андрей Зубров, Игнатий Парапейко, Ираклий Сейспулов, Семён Волобуев и среди них самый старший по возрасту Анатолий Васильевич Блинов. После длительной процедуры проверок, согласований и утверждений были оформлены все необходимые документы. И вот они летят в Китай! Под крылом самолёта земля выглядела как живая физическая карта. Товарищи с огромным интересом смотрели в иллюминаторы на невиданные ранее бескрайние просторы казахских и монгольских степей с виднеющимися на юге отрогами высоких гор Алтая. Эти горы, неожиданно вырастая над степью, своими острыми вершинами уходили к небу. Их контраст со степью великолепен и вызывает душевный трепет перед могуществом проявлений Природы. Слева, к востоку, хорошо видны привольно раскинувшиеся высокие горы Саян, – горы с высокими неприступными заострёнными каменистыми вершинами, увенчанными вечными снегами. В целом же Саяны отделяют Советский Союз от Монголии. На подлёте к Китаю и далее, пролетая над самой страной, друзья видели, как высокие коричневые холмы сменялись оврагами, точно такими же, какие рисуют в учебниках природоведения. Они перерезали более низкие, тоже коричневые, пригорки. Наибольшая река Хуанхэ с охристо-жёлтой водой из-за глинистой почвы и быстрого течения. Потом были города и снова горы. Города лепились к некоторым горам со всех сторон. Горы поросли лесами и рощами, из-за которых выглядывают белые скалы. А недалеко от Пекина горы полностью покрыты лесом. По ним тянулась знаменитая древняя Стена! По самой середине хребта. Желтовато-кирпичная по зелёному. Друзьям и коллегам казалось, будто они сами, расправив крылья, летят над этим экзотическим восточным краем. Красочный вид, словно сон наяву, словно чудесная сказка.
Удивительно приятное ощущение было у товарищей, направленных сюда за границу на восток. Ощущение чего-то нового и неизвестного особенно острым было после нескольких десятков шагов, которые прошли друзья от пограничного контроля до автобусов. Множество людей закомпонованное абсолютно не так, как в их стране, в Советском Союзе. Каждый из китайцев в своей душе, в своей сущности имеет какие-то свои координаты, своё пространство.
– Здесь люди не похожи на наших, – сказал один из товарищей Блинова Андрей Зубров, – то есть они вовсе не похожи на нашу толпу во время гуляний, а каждый как бы сам по себе. И всё в движении.
Сами же китайцы наших людей встретили приветливо радостно и чисто по-дружески. Ведь советские граждане приехали помогать им.
Группа советских специалистов расположилась на распределительной базе. Прошло только два дня как они находились в Китае. Но как много интереснейших впечатлений получили они за эти дни, а впереди ещё много таких дней. Коллеги просто ликовали. Когда наступил первый вечер, все обратили внимание на то, что солнце здесь заходит раньше. Розовые облака, высоченное небо, в воздухе стремительно носятся ласточки, а как стемнело – летучие мыши. Цикады здесь трещат и днём и ночью, не поют1 лишь во время дождя. Китайцы любят их пение, да и как можно не любить таких замечательных насекомых. После работы по вечерам во время отдыха многие китайцы прогуливаются со сплетёнными из соломы шарами, а в тех плетёных шарах сидит по сверчку. Наиболее беспрестанно сверчки стрекочут в листве гранатовых деревьев. И если подойти к ним вплотную, то они не умолкают.
В столице Китая немало аллей, усаженных туями, на улицах сотни наполненных водой вазонов, в которых цветут и замечательно пахнут белые и розовые лотосы. В парках – пруды с мостиками, горки с водопадами и фонтанами; головы драконов, из ноздрей и пастей которых струйками течёт вода и по извилистых небольших каналах текут ручьи и вливаются в пруды. В прудах плавают рыбки, растут белые и розовые лотосы. Вокруг – камни с иероглифами. Растут опунции, сосны, бамбук, клёны, барбарис, ясени, магнолии, лимонные деревья. Каменные драконы и львы, мостики, площадки – всё в китайском национальном традиционном стиле. Там же поставлены каменные столы и рядом с ними каменные тумбы, на которых можно сидеть, отдыхая и любуясь местной экзотикой.
Китайцы – непревзойдённые мастера в изготовлении ярких, годами не меркнущих красок. Весь мир восхищается рисунками на китайской фаянсовой посуде – тонкой, изящной, прозрачной на свет. Фаянсовая и фарфоровая посуда, статуэтки из этого материала поражали своим качеством и отточенностью обработки. Тончайшие, невесомые ткани из китайского шёлка2 всегда считались вершиной совершенства и непередаваемого богатства красок. Традиционным в китайском художественном творчестве является изображение драконов, экзотических субтропических цветов, птиц, животных и замечательных природных пейзажей. Типичными предметами интерьера, как жилищ, так и других помещений, кроме традиционных сдвижных дверей3, всегда и везде можно увидеть на окнах ярко разрисованные циновки, сшитые из тонких, тоньше спички, палочек из разрезанных вдоль стеблей бамбука, бамбуковые занавеси на дверных проёмах, более плотные и потолще изготовленные из других растений, циновки на полу и просто красочные панно на стенах из рисовой соломы и тонких палочек бамбука. Все эти особенные детали быта, традиций, специфические взаимоотношения между мужчинами и женщинами и многое другое – всё было новым, неожиданным, изумляющим советских специалистов.
Но вот через несколько дней Андрея Зуброва, Игнатия Парапейко и Ираклия Сейспулова как специалистов по машиностроению направили консультантами на
промышленные предприятия Шанхая, а Блинов и Волобуев остались на месте – их поселили на окраине Пекина – столицы Китая, близко к тому месту, где им предстояло работать. Двое друзей, почти ровесников, Анатолий Васильевич Блинов и Семён Волобуев были по профессии машинистами электровоза и считались специалистами высокой категории. Анатолий Васильевич по должности был старшим машинистом, то есть машинистом-инструктором, а Семён – помощником машиниста. Так как в то время в Китае своих тепловозных и электровозных машинистов-профессионалов не было, то лучшие советские специалисты должны были обучить китайцев этому делу.
Блинов, человек весьма общительный, он сразу же через переводчика на работе подружился со многими китайцами. Китайцы стали называть Блинова на свой лад – Цзяо-Блин. Он своей внешностью очень напоминал киногероя таможенника Павла Артемьевича Верещагина из старого художественного фильма «Белое солнце пустыни». И когда Блинову говорили, что он похож на таможенника Верещагина, то он улыбался и весьма этим гордился. По характеру он отличался врождённой прямотой.
Волобуев был ничем не примечателен, разве только тем, что уж слишком был падок на женщин. Он постоянно сгорал страстью по ним, словно дикий козёл в горах во время гона. Плывя по течению жизни, Волобуев ещё любил пить изысканные дорогие вина и крепкий коньяк. В Китае же он иногда пил рисовое вино и очень крепкую рисовую водку. Там ему нравилось всё, кроме рисовой водки. Но особого выбора в напитках не было, и когда он выпивал её, то сильно кривился и в этот момент обычно говорил: «Какая гадость! И зачем только её люди пьют?» Слушая его чудаческую реплику, можно было подумать, что украинская или русская водка, особенно водка дешёвая, намного вкуснее рисовой китайской. В отличие от своего друга Анатолий Васильевич предпочитал пить мягкий ароматный китайский зелёный чай Чжэцзян.
Во времена правления Мао-Цзе-Дуна в Китае господствовали террористические организации хунвейбинов и цзаофани. Особенно агрессивными были хунвейбины. И те, и другие состояли в основном из низкоинтеллектуальных, мало, а больше всего из вообще не образованных неучей, с узким кругозором, глупых, умственно ограниченных, но крепко сплочённых и коварных. Они критиковали всё, что было выше их понятия и примитивного разума. Люди умные и талантливые вызывали у них ярость. Древнюю китайскую мудрость «Ученье – свет, а неученье – тьма» хунвейбины перекрутили на «ученье - тьма, а неученье – свет». Организации хунвейбинов и цзаофани были созданы с целью подавления интеллектуалов, для уничтожения самой лучшей части общества, цвета китайской нации – интеллигенции. Хунвейбины и цзаофани совершали погромы в учебных заведениях, нападали на преподавателей и профессоров. Ими были ликвидированы произведения китайских деятелей культуры и философов: Кун-Фу-Цзы (Конфуция) произведения «Лунь-юй», «Ши-Цзин» – книга песен, «Шу-цзин» – книга истории, произведение Чжоу-Лао-Цзы: «Дао-де-цзин», произведения Мо-цзы, Мен-цзы, Сюнь-цзы, Ян-чжоу, Цзен-цзы, Цзи-Лу, Цзи-гун, Шан Ян (Гульсунь Ян), Хань-Фэй, Ван-шоу-жень, Ван-ян-мин, Ли Куя.
Цзаофани и хунвейбины, хотя и в незначительной степени, но всё же развивали шовинистические тенденции. Китай они стали считать основой всех цивилизаций мира, не беря во внимание то, что была ещё древнейшая Атлантида (Посейдония) и древний Египет – её последний рудимент, древние Греция и Рим, а также древнейшая Ариана (она же Аратта или Оратания), с которой берут начало все славянские государства. «Солнце восходит на Востоке – радуйтесь ему» – рефреном повторяли они такую фразу.
Хунвейбины и цзаофани считали китайцев людьми первого сорта: то есть самыми умными, способными, сильными и умелыми. И, как доказательство этого, мао-цзедуновцы придумали легенду. Согласно ей, Бог Будда, когда создавал людей, то делал их из глины, а потом выпекал на огне и вселял в каждого человека живую душу. Первых, созданных из глины, он недопёк на огне.
– Это не совсем удачно, – сказал Будда. Из них получилась белая раса. Вторых слишком перепёк – так получилась чёрная, негроидная раса. А третьих выпек так, что получилось лучше по сравнению с предыдущими. Так якобы появилась жёлтая раса – то есть, китайцы.
Слушая советы людей, хорошо знающих ситуацию, что с хунвейбинами лучше всего не связываться, Блинов и Волобуев по возможности обходили их стороной. Несколько позже из-за конкуренции между хунвейбинами и цзаофани началась конфронтация и вражда.
Многие из жителей Китая настроились против хунвейбинов. Азиаты-китайцы – люди самолюбивые и сплочённые там, где надо. Поэтому хунвейбинов часто находили побитыми и убитыми их же соотечественниками.
Живя в Китае, Волобуев этой экзотической страны толком даже не видел, потому, что единственным интересом его было регулярное посещение им китайских публичных домов. Почти всё свободное от работы время уходило у него на эти посещения. Он готов был не вылазить оттуда, поэтому даже сами китайцы на него смотрели, как на настоящего дикаря и маньяка, хотя и придраться к нему, и обвинить его нельзя было, так как он не нарушал законов их страны.
Волобуев, из-за имеющихся в Китае публичных домов, удивлял Блинова своей противоречивостью, считал так сам, и как-то высказал Блинову своё мнение, что китайцы не цивилизованы, что это страна дикарей и варваров. На что Блинов резко возразил ему:
– Умолкни, глупый человек, ничего не понимающий. Ты, словно свинья под дубом из басни Крылова. Ты же сам здесь постоянно пользуешься услугами этих заведений. Твоя дурья башка в этом вопросе забита деспотичными советскими убеждениями, ненавистными каждому здравомыслящему человеку. Существование этих заведений говорит о высокой культуре и цивилизации китайцев. Китай, хоть и не во всём, но в очень многом и в частности в этом вопросе – страна мудрецов. В этой стране жизнь предоставлена её естественному течению, где все острые углы сглаживаются и округляются. Китайцы зачастую, сами стараются не создавать для своей жизни лишних проблем. Человек здесь не живёт вопреки законам природы.
И Волобуев полностью согласился с этими весьма убедительными доводами Блинова.
– А в целом, – продолжал свою поучительную беседу Анатолий Васильевич, – я ещё понял то, что китайцы – нация лириков. Да, они очень любят природу. Я слышал одну старинную историю, быль это или легенда – точно не знаю, но рассказывается в ней о том, как в давние времена один китайский император рассердился и прогнал из своего дворцового сада соловья, а через некоторое время сильно затосковал о нём, но соловей не возвращался. Придворный мастер сделал императору механического, искусственного соловья на тончайших пружинках, который снаружи был украшен жемчугом и драгоценными камнями и потому выглядел намного лучше живого соловья. Но когда его заводили ключом, он мог петь только одну и ту же песню. Мастер так и не смог наделить его голос тем богатым разнообразием волшебных звуков, которые изливала в эфир настоящая птица. Поэтому пение искусственного соловья вскоре надоело императору, и он разбил эту игрушку вдребезги.
Вскоре император сильно заболел, и вот уже неумолимая смерть пришла за ним. Но вечером в его сад снова вернулся живой соловей. Он прилетел спасти императора. И соловей вылечил императора своим чудесным пением.
Утром придворные и слуги решили, что император уже умер. Но, войдя к нему, они застыли в недоумении, поскольку увидели живого и выздоравливающего императора, который в этот раз первым поздоровался с ними».
И, уже полностью войдя в лирическое настроение, Блинов вспомнил стихотворение французского поэта Луи Буйле, точнее, его перевод с китайского, впитавшего в себя поэзию, расцветшую в Китае, в этой стране красок, где чувства покрыты эмалью, подобно вазам, где ценят природу, охраняют и берегут её как наивысшую драгоценность:
«Цветок Инг-Ва, хоть мал, красив и пахнет чудно.
Растёт он в Чинг-Ту-Фу, там, где зима тепла.
А птичка Тунг-Ванг-Фунг – с напёрсток, так мала,
Что в чашечке цветка качаться ей не трудно.
Она поёт цветку, печальна и мила…
Цветок весь пурпурный, и эта птичка тоже
Багряна, как заря, и показаться может,
Что песнь поёт цветок, а птица расцвела.
Цветок с той птицею успели породниться
И по утрам росу одну и ту же пьют,
Друг друга, полюбив, в согласии живут…
Завянет тот цветок – и погибает птица».
– Гм, дивная картина, словно как в раю, – опустив голову набок, сказал Волобуев.
– А это и есть настоящий рай, уважаемый друг мой, какое здесь солнце, и тёплый климат, и чудесная природа, насколько оригинален и своеобразен город Пекин и чудесен вообще этот край. И как много здесь в Китае красивых девушек, – словно райские гурии… Как на мой взгляд.
– Да, это точно, – согласился Волобуев.
– А откуда же ты, Анатолий Васильевич, всё это знаешь? – с улыбкой спросил Волобуев, с интересом послушавший старинную легенду про соловья и китайского императора и в переводе китайское стихотворенье про птицу и цветок.
– Да вот знаю, Семён, и ты бы мог знать, потому что нужно было тебе не только постоянно посещать женщин там, на родине, а кроме этого ещё и читать мировую литературную классику, и философию, и историю, и астрономию, и многое-многое другое, что даёт знание и развивает духовность, – ответил Блинов.
Большая часть проходящей жизни – это трудовые будни; и они шли своим чередом. В который уже раз Анатолий Васильевич Блинов со своим помощником машиниста – Семёном Волобуевым, довольно-таки способными учениками-китайцами и переводчиком ехали в тепловозе. Это первые их ученики: Хун Цзы, – родом из города Шэньяна, Шуй Цы и Цзян Фэй из Харбина.
– Ну, ребята, нравится вам осваивать профессию машиниста электровоза?! – добродушно с улыбкой спросил через переводчика Анатолий Васильевич Блинов у своих китайских учеников.
– Тае, Цзяо-Блин!, что по-китайски означало приблизительно: «Да, наставник Блинов!» – бодро и дружно ответили китайские ученики.
Уже наступила тёмная ночь, рабочее время подошло к концу, и нужно было машину доставить в депо. Электровоз вёл Волобуев, а Блинов отдыхал. У машинистов так заведено: чаще всего один находится за штурвалом, а помощник отдыхает, чтобы сменить машиниста, и наоборот. Семён Волобуев настойчиво боролся с обволакивающей его истомой сна. Семён, включив прибор под названием контролер на максимальную скорость, время от времени дремал возле пульта управления уже не в силах справиться с надвигающейся дремотой. Ученики – китайцы легко толкали Волобуева, чтобы тот не дремал, но это помогало ненадолго. Блинов в это время отдыхая, сидел и рассматривал машинистские записи и график работы. Вдруг ученики-китайцы легко толкнули Блинова. Он оторвался от записей. Китайцы смотрели обеспокоено. Они указали на Семёна Волобуева, который возле пульта управления спокойно дремал, наверное, уже начиная видеть сон, а неуправляемый тепловоз в это время, освещая фарами рельсовую дорогу, мчался вовсю на предельно большой скорости. Блинов, увидев это, ужаснулся, выронив из рук записи, и мгновенно кинулся сбавлять скорость. А потом, полностью остановив электровоз, взял полный чайник с водой и вытащил Волобуева из электровоза, чтобы освежить его, так как в электровозе от попадания воды на электрооборудование может произойти короткое замыкание. Старший машинист с размаху выплеснул полный чайник воды в сонную физиономию Волобуева. Семён зафыркал как лошадь и от неожиданности чуть не упал. Это китайцев немало развеселило.
– Хао! Кунг-хао! Цзяо-Блин! – радостно со смехом воскликнули они, что по-китайски означало: «Отлично! Великолепно, наставник Блинов!»
– Вот так, как вы сейчас видели, нельзя вести электровоз, – сказал Анатолий Васильевич через переводчика своим китайским ученикам.
– Тебе, охламон, точно, что бабы не дают выспаться перед тем, как идти на работу! Нам ещё аварии и крушения не хватало! Лично мне жизнь дорога! – бранил Семёна Блинов. – Слава Богу, что электровоз, пока ты дремал, автоматически не перешёл на другой путь, где мог быть тупик или встречный поезд. Тогда уже никто переломанных и раздробленных костей наших не сыскал бы в обломках сплющенного и покорёженного металла. И не думай, что твои красавицы из китайского публичного дома, если б, скажем, узнали о твоей гибели, сильно бы жалели о тебе. Им было бы жалко не тебя, а тех денег, что ты им уже не смог бы платить, попав на тот свет.
И уже полностью успокоившись, Блинов с сарказмом и легкой улыбкой, а потом со смехом, добавил:
– Хотя бы небольшой капитал ты здесь вряд ли для себя сможешь накопить. Твои китайские барышни из публичного дома вытянут из тебя все деньги, которые имеешь.
– Независимо от национальности, любая женщина – это очень хитрый механизм по выкачиванию денег из кармана и кошелька мужчины. Так было всегда. И это отлично понимает каждый умный человек. Что поделаешь, такова уж наша, мужиков, судьба, – философски заметил Волобуев.
– А самым подлым и жестоким механизмом по выкачиванию денег из честного человека является государство, – ответил Блинов и продолжил: – А вообще, я больше с тобой ездить не буду. Переходи, ты, Семён, на другой электровоз! Дело в том, что я не собираюсь вместе с тобой стать камикадзе4.
Но Волобуева работать на другой тепловоз так и не перевели, и бедняга Блинов вынужден был без перерывов хотя бы для краткого отдыха для себя всё время сам водить электровоз, больше ни разу не доверяя пульт управления Семёну. Отныне Волобуев исполнял роль только теоретического наставника для учеников-китайцев.
Столица Китая – город Пекин, в котором на данное время жили Блинов и Волобуев,и уезжать оттуда не хотели. Не ощущая в душе ни малейшей ностальгии, они искренне желали побыть здесь как можно дольше. Промелькающие мысли о том, что наступит время, когда придётся уехать из Китая, они старались гнать прочь, так как эти мысли навевали очень сильную печаль и тоску. В Пекине им нравилось всё: красочный город, тёплый климат, пёстрая своеобразная архитектура домов, а больше всего приветливые улыбки китайских девушек, обращавших внимание на них – европейцев, приехавших в их страну. Волобуев жадно поедал девушек вожделенным взглядом и аж облизывался, глядя на этих ловких черноволосых китаяночек, никогда не упуская возможности подходить и знакомиться со многими из них. Блинов, видя всё это, весело смеялся и говорил ему:
– Ну, Семён, тебя то на всех девушек не хватит.
– Да уж, – вздыхая, соглашался с ним Семён.
– Кстати Семён, говорят, что филиппинские девушки ещё лучше китайских, – продолжал подтрунивать над Семёном Анатолий Васильевич.
– Да, попасть бы ещё и на Филиппины…, но мне ведь не намечается такая возможность, – вздохнув, ответил Семён.
– А ты сделай себе лодку, да вёсла к ней и переплыви на ней Восточно-Китайское море, желательно, конечно же, в то время, когда на море будет полный штиль и попутный ветер. Тогда точно будем уверены и ты и я в том, что не выбросят тебя волны за борт, и что не станешь ты пищей для акул. Таким образом, переплыв это море, попадёшь на Филиппины. И тогда молодые филиппинки, также как и здесь китаянки, будут твои, – засмеялся Анатолий Васильевич, шутя над своим другом.
Из всех мест в Пекине Анатолию Васильевичу и Семёну наиболее нравилась площадь в центре города, имеющая название Тяньаньмэнь. Величава и красива площадь. Особенно хороша она в дни праздников. Тогда эта широкая площадь до краёв заполнена ликующим народом, разукрашена драконами, на ней плещется множество знамён. Сотни тысяч китайцев участвуют в праздничных демонстрациях. Идут и идут колонны. Несут плакаты и транспаранты, изображения драконов. Первыми идут хунвейбины, которые потом выстраиваются в ряд вдоль правительственных трибун, на которых стоит правитель Китая Мао-Цзе-Дун и другие руководители государства. Вторыми в колонах идут цзаофани. А за ними такой огромный поток демонстрантов, что ничего подобного Блинов и Волобуев в своей стране не видели, ведь недаром Китай занимает первое место в мире по количеству людей. На всех демонстрациях мужчинам и женщинам здесь было положено идти отдельно, для того, чтобы колонны сотен тысяч девушек всегда проходили возле трибуны Мао-Цзе-Дуна. Девушки, немного поворачиваясь к трибуне, махали цветами правителю государства.
Колоны мужчин шли поодаль от трибуны, неся атрибутику и транспаранты, которые прославляли великие победы китайского народа, строящего социализм по Мао-цзе-дуновскому варианту.
Через некоторое время Анатолий Васильевич, получив за ударный труд на работе две недели свободного времени, решил отправиться путешествовать, чтобы ещё больше увидеть и узнать Китай – эту удивительную чудесную страну. Она во многом не похожа на европейские страны и в чём-то загадочна для наших многих европейцев, в том числе и для него.
Блинов выехал за пределы Пекина. В музее города Тайвань его поразили восковые фигуры, которые выглядели совсем как живые: в небольшой двухколесной одноместной повозке сидит толстый богач. Эту удобную повозку вместо лошади везёт бедняк, слуга-китаец в конической соломенной шляпе на голове, прикреплённой к подбородку верёвкой. Он смотрит вперёд на дорогу. Это – рикша, по-китайски – извозчик. От быстрого бега, да еще и босиком, и тяжести у него очень напряжены лицо и мышцы. А сидящий в кибитке жёлтолицый косоглазый, довольный, широко улыбающийся толстяк, вовсю погоняет его палкой, - сцена из обыденной жизни средневекового Китая. В этом же музее, в предыдущем зале, где были представлены посетителям для их обозрения экспонаты ещё более древнего периода китайской истории, - эпохи древнего Китая, Анатолию Васильевичу больше всего запомнилась бронзовая статуя под названием «Боец кунг-фу». Статуя изображала бойца древней китайской национальной борьбы кунг-фу во время боя. Лицо бойца выражает решительность и жестокость. Его узловатые мышцы очень укреплены систематическими тренировками. Правая рука сжата в кулак и выставлена для защиты. А поднятой на уровень головы ребром ладони левой руки он наносит удар противнику.
В этом же городе, на художественной выставке, Анатолию Васильевичу понравились и запомнились картины китайского художника Цзян-Чжао-хе, изображающие историческое прошлое Китая. На его полотнах изображены очень жестокие поединки китайских бойцов борьбы кунг-фу с японскими бойцами их национальной борьбы каратэ5.
В городе Тяньцзин, находящемся недалеко от Ляодунского залива и пролива Лаотешаньшуйдао, Анатолий Васильевич видел на стадионе китайский спортивный праздник. Стадион был украшен красными, розовыми, бордовыми, оранжевыми, жёлтыми шарами. Перед спортивными выступлениями была небольшая торжественная часть, в которой вышедшие на стадион хунвейбины с повязками на головах (на этих повязках были нарисованы драконы), - очень энергично и в ритм стучали в барабаны, время от времени меняя ритмы. А в это же время цзаофани под грохот хунвейбиновских барабанов вынесли большое изображение дракона. После этой торжественной части были показательные выступления по спортивной гимнастике «Ушу», «ци-гун» и «тай-цзи-цюань». И в завершение, вышло много девушек, которые все одновременно исполняли гимнастические упражнения под оригинальную китайскую музыку.
Видел Анатолий Васильевич также Шанхай, остановясь проездом в гостинице на два дня в самом центре этого города по улице Синьялу. Шанхай – самый большой город и порт Китая, расположенный на берегу Восточно-Китайского моря. Раньше в этом городе было особенно много иностранных банков и концессий. Целые районы города так и назывались: французский, английский, американский.
В городе Ханчжоу, что находится у побережья залива Ханжчоувань и Восточно-Китайского моря, Блинов посетил китайский театр. Вначале показывали пантомиму, полную философских аллегорий. Затем был спектакль режиссера и постановщика Ян Сунь Цинь «Бойцы». Действие происходит в средневековом Китае, где бойцы древней национальной борьбы кунг-фу ведут борьбу с разбойниками, укравшими красивых девушек. Бойцы очень храбро дрались на сцене с разбойниками и освобождали красавиц под радостные овации зрителей. Характерно было то, что приёмы в этих поединках, как показалось Блинову, не имитировались, а проводились по-настоящему. Но позже Блинов понял, что очень частая имитация постоянных рукопашных боёв в спектакле всё-таки была, но выполнена настолько искусно и умело, что всё выглядело, как в действительности. Спектакль закончился полной победой справедливости над злом: разбойники были побеждены, а потом казнены, бойцы кунг-фу награждены фарфоровыми статуэтками птиц и животных, а освобожденным девушкам подарили цветы. При этом на сцену с бархатной восточной декорацией вышли поющие артисты, изображающие дракона под звуки китайской музыки.
Ханчжоу понравился Анатолию Васильевичу не только театром и его пьесами, но ещё и особенной красотой природы в этих местах. На окраине этого города открывается широкая панорама лесистых гор, магнолиевых и лимонных рощ, чайных плантаций. Город находится в самом устье реки Фучуньцзян (Цзяньтан). Далеко на горизонте синие воды её сливаются с морской гладью. Множество рыбачьих парусников придавало пейзажу особенную прелесть.
Анатолий Васильевич полностью окунулся в романтику туризма. Он плавал с китайцами на их зыбкой лодочке по реке Джи-Чу (Янцзы), ловил с ними рыбу и слушал у костра их песню «Сяо-ляо-вей-цю». И несколько раз плавал по реке Хуанхэ (в переводе с китайского – Жёлтая река). Она в жизни Китая занимает такое место, как Днепр на Украине, Волга – в России, Миссисипи – в Соединённых Штатах Америки, священная река Ганг – в Индии, Амазонка – в Бразилии или как Нил в Северо-восточной Африке. Этой своей главной водной артерией китайцы восхищаются и гордятся. В большинстве мест из-за мутного песка она кажется жёлтой. Поэтому и имеет такое название. Во многих местах бурная из-за подводных камней и изгибов вниз вроде небольших водопадов, а в некоторых – спокойная и тихая. Нередко, где эта река течёт между берегов, заросших зеленью, порой высокой и непроницаемой растительностью, что за ними почти не видны соседние небольшие горы и холмы, в некоторых местах заросшие густой невысокой зеленью. Река эта непрерывно извивается, изредка сохраняя своё сходство со спокойным озером и совершенно не позволяя увидеть или догадаться, что её течение идёт и дальше по этой экзотической великолепной стране.
Точно так же, как и на низких равнинах северных стран, где ручьи прямо под ногами сочатся из земли, текут по ней и животворят её, словно кровь, прозрачная ледяная кровь почвы, так и здесь Анатолий Васильевич также испытывал необычайное ощущение жизненного изобилия, свойственного всякой напитанной влагой местности. Птицы с длинными свисающими ногами вылетают из камышей, протягивая в небо острый клюв; другие, широкие и увесистые, тяжело перелетают с берега на берег; третьи, маленькие и быстрые, носятся над самой водой, словно камни, брошенные рукой и делающие рикошеты. «Да, чудесная река поистине сказочной страны», – восхищался Анатолий Васильевич. Однажды Блинов попал в маленький городок Луо, где имелся местный заповедник. Там он впервые увидел медведей панд. Китайские медведи панды – это небольшие животные с густой белой шерстью, чёрными кругами вокруг глаз, чёрными лапками и частью спины, пушистыми круглыми тоже чёрными ушками. Их лапки имеют развитые относительно длинные пальчики специально для лазанья по деревьям. Панды – мирные пугливые животные, питающиеся в основном листьями деревьев.
Особенно они любят полакомиться молодыми побегами бамбука, забавно держа их в лапке как в руке. За свой кроткий нрав и симпатичную внешность они пользуются
любовью у людей.
Блинов, изучая китайский язык в основном в живом общении с жителями, пытался также хорошо выучить и китайскую иероглифическую систему письма. Но не получалось. Дело в том, что у китайцев самая сложная азбука в мире. Китайский алфавит насчитывает несколько тысяч иероглифов, а их соседей японцев (для сравнения) по количеству иероглифов занимает второе место. И если их соседи – японцы – считают Японию Страной восходящего солнца и на японском флаге изображён тёмно-красный солнечный диск, то Китай – это страна Дракона. Дракон - символ Китая. И не случайно сам ландшафт скал и гор этой страны своими крутыми изгибами, холмами и склонами в большинстве мест напоминает собой голову, спину, туловище, лапы и хвост дракона. А в общем количестве китайская символика насчитывает около четырёхсот драконов: Дракон войны, Дракон жизни, Дракон коварства и другие.
Своих соседей, японцев, живущих на северо-востоке от Китая, по другую сторону Жёлтого моря, а в основном Восточно-Китайского моря, китайцы весьма недолюбливают за то, что те не проявляют к ним должного уважения и смотрят на них свысока. И ещё по той причине, что японцы во время Второй Мировой войны совершали на них вооружённые нападения, пытаясь завоевать для себя часть их территории. Но безуспешно. О жертвах японской агрессии в Китае китайцы помнят хорошо. Япония ещё и до Второй Мировой войны иногда захватывала земли Китая, так как японцам у себя было тесно. А поэтому, чтобы за счёт этих захватов увеличить свою небольшую территорию, всю, без исключения, находящуюся на островах. Эти дальневосточные острова, на которых расположена Япония, вследствие геологических процессов – орогенеза, происходящих внутри земной коры, постепенно уходят в океан. В результате и без того небольшая по площади территория Японии, постепенно становится всё меньшей. Кроме того, удивительная бедность на полезные ископаемые. Именно это послужило причиной захвата японцами соседних китайских земель. Но китайцы отвоёвывали у них свои земли.
В 1905 году Китай был частично завоёван Японией, когда во время Первой Мировой войны, от японцев потерпела поражение русская армия, сдав врагу важные военно-стратегические объекты, крепости Порт-Артур и Дальний, и выведена армия главнокомандующего Куропаткина из Манчжурии. И японцы были полностью изгнаны из Китая только в 1945 году советскими войсками.
На другие, соседние государства, расположенные вблизи от Японии – Корею и Филиппины, японцы не нападали. Дело в том, что Корея и Филиппины – международные морские порты. Поэтому за них заступились бы морские державы – Америка и Англия.
На первый взгляд может показаться, что между этими двумя соседними странами много общего. Но это не так. Японцы очень прогрессивны в своём развитии, китайцы же, в отличие от них, более консервативны. У них гораздо больше сохранилась в быту их древняя культура во всех её видах, обычаи, житейский уклад.
Продолжая своё путешествие по Китаю, Анатолий Васильевич часто бродил пешком по чарующим горам, не очень высоким, иногда, временами не очень крутым, но казавшимся ему теперь родными и близкими. Он с удовольствием созерцал прозрачную, а в некоторых местах мутную водную гладь красивых рек Юаньцьзян и Цзышуй. Он видел знаменитую известную туристам всего мира достопримечательность – Великую Китайскую стену, построенную в основном во времена второй династии Цинь, которая правила с 256 по 206 года до новой эры – императора Цинь-ши-хуанди. Императора называли ещё по титулу - Ван-Ман. Этот император продолжал строительство Великой Китайской стены, которую возводили на протяжении многих столетий. Эту грандиозную стену строили для того, чтобы защитить границы государства от вторжения азиатских кочевников. Стена тянется от берегов Чжилийского залива до Туркестана. Общая длина стены составляет около шести тысяч пятисот километров, она имеет две тысячи башен высотой в десять метров и толщиной шесть метров. Так что вдоль по стене могли рядом проехать на лошадях шесть вооружённых всадников. Как свидетельствуют древние документы, стену строили четыреста тысяч человек, в большинстве своём - рабы. Великую Китайскую стену видно из космоса. Её заметил Юрий Гагарин из своей космической ракеты «Восток», видели и другие космонавты, смотревшие на Землю из космических ракет. Эта стена есть геологическим объектом. Посетил Анатолий Васильевич исторические достопримечательности, связанные с правлением пяти императорских династий «Великой поднебесной империи», как называли в древние времена Китай, царства Вэй-Вэнь-Хоу, Шан-Инь, Инь, Цинь, Чжоу и Хань, с удовольствием рассматривая в музее оружие воинов тех далёких времён, видел он и культуру Луншань. И он был благодарен судьбе, что она его забросила в этот прекрасный экзотический край с тёплым, мягким климатом, с отсутствием в нём суровых холодных зим, в край гостеприимных людей, хоть и во многом не совсем понятных ему, европейцу, с их довольно-таки сложным и в то же время простым в различных вопросах мировоззрением и восприятием жизни. Блинов полюбил этот чудесный восточный край, страну с многовековой историей, относящуюся к самым древним цивилизациям мира, давшую человечеству множество философов, поэтов и учёных. Очень нравилась Анатолию Васильевичу прекрасная, и по звучанию неповторимая китайская музыка, и песни, и мягкая, звонкая, мелодичная китайская речь.
Анатолий Васильевич ничуть не тосковал по родине, не ощущал никакой ностальгии, и отсюда возвратиться когда-нибудь домой ему совсем не хотелось. «Так бы и остаться здесь жить навсегда», - думал он. Многое здесь было совсем не так, как утверждала газетная информация, которая исходила несколько позже, - после вооруженного конфликта между Советским Союзом и Китаем за полуостров Даманский. В СССР в то время в газетах писалось о том, что в Китае всё время был и есть страшный голод, что китайцы, чтобы выжить, едят кошек, собак, крыс, гусениц и червяков. Но это была ложь. Голода в Китае не было и до этого конфликта, и после, разве что только во времена японской оккупации. Продуктов, еды, всё время было в изобилии и разнообразии, и Блинов сделался настоящим гурманом, посещая миниатюрные ресторанчики. В них всегда было очень уютно, потому что здесь не было никакой суеты, и часто звучала тихая, убаюкивающая и одновременно бодрящая китайская музыка. Вот только долго не мог привыкнуть Блинов есть специальными палочками, которые китайцы используют вместо вилок.
Нравились также путешественнику городская восточная архитектура домов с крышами в несколько слоёв, с заокругленными вверх концами с четырёх сторон, и целые аллеи пышных благоухающих цветов, и трудолюбивые люди. Из-за большой густоты населения землю они очень экономят, так как свободной земли у них нет. На плоских крышах своих домов многие крестьяне имеют так же, как и на земле, огороды. Рисовые поля вблизи их домиков наполнены водой, так как рис они выращивают в воде.
Наиболее распространённым видом транспорта китайцев в то время были велосипеды. По утрам можно было наблюдать длинный поток едущих на работу велосипедистов с круглыми коническими шляпами на головах.
Утром, днём и вечером, выкроив двадцать-тридцать минут свободного времени, люди разного возраста, от детей до стариков, в скверах и парках занимаются специфическими гимнастиками «Ушу», «Инь-цигун» и «Ян-цигун», «Тай-цзы-цюань», «Ди-тань-цень», «Ди-ти-сань-ю», укрепляя своё здоровье: дух и тело. Движения, выполняемые ими, плавные, а порой резкие, очень сложны и совсем не похожи на гимнастические упражнения и физзарядку европейцев.
Очень многие китайцы – кунгфуисты-профессионалы древней китайской национальной борьбы. Дрались они очень часто. Нередко с балкона второго этажа своего жилища на окраине Пекина или на улицах, а чаще всего в провинции, Анатолий Васильевич наблюдал, как бывало несколько молодых китайцев, не поделив между собой какую-нибудь красавицу или по какой-то другой причине, выясняли отношения, применяя своё боевое мастерство. Дрались страшно, очень жестоко и беспощадно, но в то же время и красиво, демонстрируя сложные приёмы рукопашного боя. Скорость здесь необычайная, поэтому очень сложно, а порой и невозможно было проследить за движениями во время атаки и защиты, потому, что руки и ноги стремительно, словно молнии, выбрасывались в сторону противника. А тот также стремительно блокировал эти мощные, громовые удары, нанося ответные удары ловкими прыжками, тоже крутыми, молниеносными разворотами всем туловищем и корпусом, нанося такие же мощнейшие встречные удары. Во время драк слышались злобные воинственные выкрики, порой был слышен треск сломанных костей, обильно проливалась кровь, и поэтому часто такие драки заканчивались трагически. «Настоящий Сун-шань-Шаолинь?» - говорил об этом Анатолий Васильевич – Хотя бы даже один из этих китайцев в драке запросто перебил и перекалечил бы, скажем, с десяток наших здоровых и крепких бандитов. Во время драк китайцы никогда не испытывали страха, или по крайней мере не показывали его, но проявляли только дичайшую свирепость и жестокость.
Полиция редко вмешивалась в эти довольно таки частые события. Так уж повелось. Ведь это происходило в Китае постоянно, ещё с давних времён. Воинственный китайский Дракон проявлялся здесь во всей своей сущности. И древняя национальная борьба кунг-фу в Китае всегда считалась доблестью, также как и борьба каратэ, айкидо и дзюдо в их соседей – японцев, борьба таэквондо у других тоже их соседей, корейцев, и борьба вьет-во-дао – у вьетнамцев.
А позже все китайцы очень гордились своим соотечественником, который прославился в шестидесятые и семидесятые годы, живя в Америке, известным во всём мире кинопродюсером, непревзойдённым мастером, сверхсуперпрофессионалом по борьбе кунг-фу, китайцем, Брюсом Ли, которого называли Китайским Драконом, исполняющим главные роли в художественных фильмах: «Путь Дракона», «Входящий Дракон», «Большой босс» и во многих других фильмах, особенно популярных во всём мире и в то время, и до сих пор.
Заниматься борьбой кунг-фу в Китае было всегда престижно. Изучались различные стили этой борьбы. Другой, не менее жестокой по своим правилам, чем кунг-фу, есть ещё одна древняя китайская национальная борьба ди-да-шоу. Многих мальчиков и девочек с раннего детства обучали этому боевому искусству. И некоторые молодые китайцы собирались в стайки и устраивали сражения, тем самым, поднимая свой боевой дух и совершенствуя технику этой их древней борьбы. Наиболее профессионально обучали и обучают сейчас науке китайской национальной борьбы кунг-фу в Буддистском монастыре Сун-шань Шаолинь или Шаолинь-су. Этот древний монастырь расположен в живописной местности на плоскогорье с отдельными чёрными грядами у подножия высоких и крутых Тибетских гор. Тут же рядом протекает горная речка, имеющая небольшие водопады. Целебный горный воздух, умеренный, тёплый климат, создают прекрасные условия для здешних обитателей – буддистских монахов. На территории монастыря, находится много различных сооружений – главным образом храмов. Они обрамлены в своеобразный китайский архитектурный стиль: с крышами в несколько слоёв, с изображениями драконов. В центре основных зданий стоит большая статуя бойца китайской национальной борьбы кунг-фу, - как символ физической силы и непревзойдённого высочайшего мастерства этого древнего боевого искусства Китая. Статуя сделана из камня, высотой в восемь метров. Боец сурово смотрит вперёд, мускулистые руки находятся на уровне груди, левая рука сжата в кулак и упирается в ладонь правой руки, гибко согнутой в кисти на 90 градусов. Не менее грандиозной является ещё и другая статуя, - создателя мира, - это Бог, Великий Будда. Она возвышается над двумя главными храмами. В монастыре находится и талисман Дамо, - символ тайного знания Шаолиньских монахов. Бронзовые копии этого талисмана выдаются ученикам – монахам после успешного овладения ими боевым искусством.
Жаждущие полностью овладеть величайшим мастерством китайского боевого искусства кунг-фу и другими восточными видами борьбы, издавна приходили и приходят для этого в монастырь Сун-шань Шаолинь. А дальше каждый ищет и выбирает себе для этого монаха-учителя, потому, что у китайцев, а также у их соседей японцев издавна так было заведено, что не учитель ищет себе учеников, а наоборот. В чём польза такого подхода в обучении, описал японский философ Судзуки в книге «Наука-дзэн, ум-дзен».
Итак, ученики выбирают себе шифу (по-китайски – учитель). Потом обращаются к нему со словами: «Шифу, байни бый-ши» (в переводе с китайского «учитель, возьмите меня в ученики»). И если монах-шифу соглашается, то ученик обязан его строго слушаться. Сложное обучение проходит по издавна специально разработанной методике. Нагрузки в процессе обучения увеличивают, но постепенно, и потому это не наносит вреда, - ведь методика обучения проверена столетиями её использования. Так в Китае формируются профессионалы непревзойдённого боевого искусства кунг-фу или ди-да-шоу. Напутствие в дорогу от учителей – бай-ни-бый ши – шаолиньских монахов своим ученикам, окончившим курс обучения, сдавшим экзамены по китайским национальным видам борьбы кунг-фу и ди-да-шоу и убывающим из Шаолиня: «Где находится монастырь Шаолинь, – он там, где ты есть». Китайская борьба нужна китайцам для победы в жестоких и порой неравных поединках с одним или многими противниками. Шаолиньские монахи говорят: «Если человеку хорошо и благополучно, то борьба кунг-фу и ди-да-шоу ему в тот момент не нужна, нужна будет в напряжённых боевых ситуациях».
Такое действие, как взятки или кражи в Китае явление редкое. Объясняется это воспитанием, традициями, и ещё не без этого – строгостью законов для всех. Дело в том, что во времена Мао-цзе-дуна за взяточничество, за кражу и некоторые другие преступления была смертная казнь через гильотину, также как и в средневековом Китае. Да и, по сути, в Китае большой необходимости в кражах не было. Все люди были неплохо обеспечены деньгами, едой, и материально. Поэтому владелец велосипеда или сумки с вещами, оставив это на улице или возле магазина вечером, утром мог прийти за своим имуществом, не сильно опасаясь, что кто-нибудь за ночь мог бы его вещи украсть. Анатолия Васильевича и Семёна это крайне удивляло, поскольку в нашей стране так никогда не бывает. Все же хоть редко, но кражи и всякое другое иногда происходили. Пойманным грабителям, ворам и бандитам мужчинам били палками по пяткам и привселюдно в парке гильотиной отрубывали головы. Зрелище это было бесплатным, и каждый желающий, кроме детей, мог прийти посмотреть. Волобуев, по возможности, старался не упустить случая прийти и наблюдать казни. Китайская гильотина была сконструирована в виде больших полутораметровых ножниц с двумя остро наточенными ножами, привинченных на штативе. Преступников со связанными назад руками подводили к гильотине, вставляли шею между лезвиями ножниц, и отрезанные головы, с шей которых обильно лилась кровь, катились на землю, а обезглавленные окровавленные туловища падали по другую сторону. Приговорённых женщин убивали здесь же, стреляя в них в упор из пистолета. В Китае, после прихода к власти Хуа Гофэна, рубить головы на гильотине перестали, но расстрелы продолжаются и по сей час уже в ХХ веке. А в сельской местности, если иногда и случалось воровство, то воров ждала казнь ещё похуже, чем в городе. Анатолию Васильевичу хоть издалека, но таки пришлось однажды увидеть, как крестьяне схватили вора, подбросили его высоко вверх и тут же мгновенно подставили несколько кос лезвиями вверх. Послышался краткий, но дикий, полный ужаса, крик. Упав на острые лезвия кос, тело было раскромсано на части. Тут же выкрики: « Кунг-хао! («Великолепно!»). Подойдя близко, Блинов увидел на земле окровавленные куски мяса, оставшиеся от человека. Увидел лужи и брызги крови на поле, обрызганных кровью крестьян, вытирающих травой кровь со своих кос. Кражи в Китае считались тяжким грехом и очень жестокие казни останавливали желание у тех, кто хотел красть. Всё это вопиюще ужасно, но куда деться от реальности? Конечно же, само собой разумеется, что желающих наблюдать казни никогда не было много. И это совершенно понятно. Преобладающее большинство людей вместо этих мерзких, жестоких зрелищ предпочитали в свободное время посещать театры (места в партерах всегда были бесплатны), ресторанчики, цирк и спортивные площадки для занятия гимнастиками Ди-тань-цень, инь-цигун, ди-ти-сань-ю, ушу, ян-цигун, и тай-цзы-цюань.
Однажды Волобуев, уже не в первый раз посетив страшное зрелище казней, придя вечером домой, крепко уснул. И приснился ему сон, якобы он соблазнился и незаметно (как показалось ему) украл из магазинчика бронзовую статуэтку Будды. Но был пойман, и его самого теперь должны были казнить таким вот образом. А тут ещё, как назло, разболелась у него шея. «Ничего, скоро у тебя шея болеть перестанет... Мы тебе её почешем», - рассмеявшись, прищурив и без того узкие глаза, сказал Волобуеву главный хунвейбин, тащивший его казнить. Волобуев в окружении хунвейбинов был похож на быка, которого ведут на бойню. Вырываясь, словно бык, Волобуев кричал с возмущением, что он есть Волобуев, что он сын советскоподданого, и потому они, китаёзы желтомордые, не имеют права рубить его шею.
А вот уже и гильотина. Прошло ещё несколько секунд и голова Волобуева находится между двумя сверкающими лезвиями огромных ножниц. Вот хунвейбины в защитных перчатках уже взялись за ручки краёв ножниц, страшного приспособления, готовые рубить шею Волобуева. Всё кончено, Волобуев что-то промычал и весь затрясся. А дальше он увидел, как его собственная голова покатилась в траву под выкрики: «Хао! Кунг-хао!» (по-китайски «Отлично!», «Великолепно!») – под эти радостные крики узкоглазых зрителей...
И тут он проснулся в холодном поту, не сразу понимая, сон это или действительность, потому что ощущения были настолько яркими, что Волобуев даже не сразу смог прийти в себя. Но когда в его голове появился первый луч сознания, и, поняв, что это был сон, он облегченно вздохнул, потом вскочил с кровати, чтобы стряхнуть эти остатки кошмарного сна. Почувствовал боль в шее, очевидно, её продуло сквозняком в электровозе. Достав из шкафчика начатую бутылку, Волобуев налил и выпил залпом, не закусывая, два полных стакана крепкой китайской рисовой водки, выпучив глаза, он набрал воздуха и облегчённо выдохнул, потерев виски и лоб ладонями. С этих пор он навсегда перестал ходить смотреть на казни, даже и близко не подходил к тому страшному месту, где это происходило.
Глава вторая. Чжан
И он полюбил уроженку Китая,
В фарфоровой башне, за белой стеной,
Живёт китаянка... Бакланы летая,
Кричат суетливо над Жёлтой рекой.
Глаза её узки и чуточку косы,
Мала её ножка, лицо, как луна,
А кожа – светлей кожуры абрикоса,
Кармином окрасила ногти она.
Воспеть она может не хуже поэта
Плакучую иву и персик в цвету,
И ласточка плечи красавицы этой
Порой задевает крылом на лету.
Теофиль Готье
Однажды, в свободное от работы время в замечательном, приподнятом настроении, отдыхая в маленьком уютном ресторанчике под названием «Фэн-шуй», что в переводе с китайского «Южная звезда», Блинов познакомился с молодой, необычайно красивой и привлекательной китаянкой, которая вошла в этот небольшой ресторанчик, чтобы пообедать. Глядя на неё, Блинов подумал, что название ресторанчика вполне соответствует облику девушки. «Ни-гау» (добрый день) поздоровался с ней Блинов по-китайски. «Ни-гау» – вежливо, с лёгким поклоном, опустив глаза доле, также поздоровалась с ним прекрасная китаянка. «Хотите выпить?» - спросил он, указывая на вино, что стояло на его столике. «Бу» (нет), - также по-китайски ответила она. Дальше из их разговора Блинов узнал, что имя её Чжан, что живёт она здесь, в Пекине, а сама родом из портового города Циндао, который находится у берегов Жёлтого моря, где она проживала по улице Ду-Чан. Повинуясь инстинкту молодости, он увлёкся этой очень красивой девушкой.
Блинов в скором времени полюбил китаянку, а она ответила ему взаимностью. Чем он привлёк её, так и осталось навсегда загадкой. Был раньше у этой девушки жених-китаец родом из Гонконга, мастер борьбы кунг-фу. Звали его Ван-Цзы. Он хотел уехать с ней жить на Тайвань, но погиб в одной из уличных драк, нарвавшись на более сильного и умелого противника кунгфуиста. Кроме родителей у Чжан было двенадцать братьев и две тётушки. И это не удивительно, потому что китайские семьи большие. По этому поводу Блинов однажды сказал Волобуеву: «Посмотри, как китайцев много. Если в этом отношении так и дальше у них будут идти дела, то я даже не представляю себе, как в будущем они все поместятся даже в этой большой по площади стране. В Пекине тесно, да и в провинции можно сказать тоже. И поэтому не случайно китайское правительство вынуждено было издать указ об ограничении высокой рождаемости – запрет китайцам иметь много детей. На тех супругов, которые не подчинялись этому закону, накладывали огромные штрафы.Почти все братья Чжан также переехали из города Циндао в столицу Китая. Переехавших звали: Лю, Ян, Сю, Шань, Ван, Цинь, Чан, Ли, Чжень, Жень, Лунь, Сюй. В Пекин переехали также и две её тётушки Шуай и Чжу.
Китаянка Чжан была великолепной. Женское очарование, которое Блинов сразу заметил в ней, в самом деле, благотворно влияло на него в эти жаркие, спокойные летние дни, какие обычно бывают в Китае.
В целом китайские девушки и женщины отличаются от европейских тем, что в большинстве своём они послушны. Они не спесивы, скромны, кротки, и в то же время очень темпераментны. Лидерство в семьях, как правило, имеют мужчины. Но изредка бывает наоборот. А в целом здесь только на кухне женщины удерживают лидерство. Здесь за какое-нибудь вмешательство китаец может получить щелчок по лбу, хоть и шутя, но убедительно, что, мол, здесь не командуй.
Прошло полторы недели со времени знакомства Блинова с китайской девушкой. Блинов решил на ней жениться, и китаянка согласилась стать его женой. Такой доброй девушки в своей стране Блинов никогда не встречал, поэтому для него эта красавица стала идеалом женщины. Кроме того, Блинов был твёрдо убеждён в том, что у него на родине никакая женщина не была достойна его. «Вот чудо! Какой триумф! Как мне повезло!» - думал он.
Блинову не терпелось похвастаться своему другу, и он пришел к нему домой, хоть не совсем вовремя, Волобуев собирался куда-то идти по своим делам.
– Здравствуй, Семён, я как раз хотел тебя видеть раньше всех наших знакомых. Скажу тебе по секрету важную новость: я женюсь на китаянке. Что скажешь, а? – обратился к нему Блинов.
– А что, правильно сделаешь. Великолепно! Я это вполне одобряю- согласился с его решением Волобуев, уже много испробовавший на собственном опыте, насколько китаянки искусны в любви, рассуждая только с этой его чисто Волобуевской точки зрения.
– А как её имя?
– Чжан.
– Джун? – не расслышал Семён.
– Открой шире уши! Не Джун, а Чжан! Ну, а ты как, не собираешься ли тоже в недалёком будущем сделать то же, что и я? Или то, что делаю я, поступок совершенно исключительный?
– Да пока нет, жениться не собираюсь. Но выпить за твою житейскую удачу нужно, – продолжил Волобуев, доставая из шкафчика бутылку с вином. И друзья выпили по бокалу белого китайского рисового вина за успех, повернувшись к светлому квадрату окна, за которым вовсю кипела жизнь.
В те минуты, тогда ещё знать, что скоро его благородным, радужным планам наступит конец, Блинов не мог. Неожиданно пришли плохие новости о том, что разрываются дружеские отношения между Советским Союзом и Китаем. Происходил вооружённый конфликт на советско-китайской границе. И это событие стало для Анатолия Васильевича роковым.
Причиной вооружённого конфликта стал остров Даманский, что находился в пограничной зоне и принадлежал СССР. Остров Даманский был безлюдный. Китайские
крестьяне, имея хозяйство, плавали на своих зыбких лодчонках на этот остров и резали там растительность: тростник, камыш и сочную траву, используя это как корм для своих домашних животных. А растительности на острове было много, кроме того, там водились дикие животные. Китайцы ставили на них силочки и капканы, поскольку стрелять в животных не имели права. Стрелять из огнестрельного оружия в пограничной зоне категорически запрещено. Это считалось провокацией. Советские пограничники часто наблюдали на острове китайцев, но смотрели на их занятия спокойно, поскольку те им не мешали.Но вскоре китайцы повели себя агрессивно. Они стали претендовать на этот остров, уже считая его своей собственностью, своей территорией. Они стали плавать туда с оружием, стрелять в зверей, и пули от выстрелов часто летели в сторону советских пограничников, что уже представляло для них реальную опасность. Это было грубым нарушением правил в пограничной зоне. После этого стали происходить военные стычки и бои, повлекшие за собой много человеческих жертв, как китайцев, так и советских пограничников. Во время стрельбы перегревались стволы автоматов и пулемётов, потому, что стрелять приходилось без перерыва, китайцы сунули, пытаясь задавить массой, - десятками тысяч людей. Вначале же всего этого, до того, как вышли тысячи китайских солдат, были короткие стычки – рукопашные бои, в которых погибло немало советских пограничников, так как противостоять высочайшему мастерству китайцев в этих рукопашных боях было невозможно.
Чуть позже было принято решение правительства СССР о ликвидации причины вооружённого конфликта. Остров Даманский был затоплен в основном при помощи
ракетных установок «Град», а также торпед.
Есть такие слова в одной из песен талантливого композитора и певца Михаила Шуфутинского: «Беда приходит не одна». С этими плохими новостями также пришёл приказ правительства СССР о срочной депортации, то-есть, эвакуировать на родину всех советских специалистов, работающих в Китае.
Для Анатолия Васильевича и Семёна этот приказ был таким ненавистным, словно их заставляли выпить горячей смолы. На родину им хотелось вернуться точно так же, как сесть в тюрьму. Но выбора не было. Анатолий Васильевич решил забрать свою невесту с собой. И всё было бы благополучно. Китаянка согласилась ехать с Блиновым на его родину. Но власти его страны это сделать не разрешили. Принять Блинову китайское подданство, срочно жениться и навсегда остаться жить в Китае тоже не позволили уже китайские власти. Теперь советский гражданин был для них врагом, и они не желали, чтобы он оставался на их земле.
Глава третья. Сила судьбы
Это была трагедия. Что же предпринять? Как действовать? Блинов всё думал над этим и не находил ответа. Не было выхода. И Блинов даже завыл с досады и горя, чувствуя своё бессилие перед сложившимися обстоятельствами, потому что всё вокруг шло против всей его сути, против последнего его желания навсегда связать свою жизнь с любимой девушкой.
Представители властей, надев на Блинова наручники, увели дерущегося с ними, и во всю силу дико сопротивляющегося Анатолия Васильевича.
Ехал он домой в поезде, словно в тумане. Мысль, что его жизнь не удалась, хоть и не по его вине, но всё же эта мысль, уже сильно тяготевшая над ним, обрушилась и придавила его. Блинов чувствовал себя так, как будто он перестал быть человеком и сделался частью толпы, которая едет в этом поезде, уже доезжавшего до границы. Его Личность исчезла, став мельчайшей частицей, потому что он теперь понимал, что не может решать сам за себя, а является жертвой обстоятельств. Убежать с поезда, чтобы добираться обратно, в Пекин, у Блинова не было никакой возможности, так как его непрестанно охраняли, словно преступника, понимая, чего он хочет. Даже его друга Семёна, с которым они вместе прилетели самолётом несколько лет тому назад в Китай, с ним не было, тот выехал на Родину немного раньше, со второй командой; а потом вскоре Семён Волобуев уехал жить далеко в Россию, куда-то в глубинку и Блинов его больше уже никогда не видел.
Поезд сделал остановку.
– Где это мы? – тихим с каким-то внутренним надрывом, полным огромной скорби и душевных мук голосом, спросил Блинов у проводника.
– Здесь остановились на двадцать минут, производится смена тепловоза к поезду. Это Иркутск, далеко, уже за много десятков километров осталась граница между СССР и Китаем, – услышал он ответ.
Блинов выпил воды из фляги, уныло и очень грустно взглянул в окно на восток, там остался Китай – поистине сказочная, чудесная страна, к которой он так привык, а теперь он здесь, далеко от того так желаемого им края, несчастный пленник обстоятельств и злого рока.
За окном вагона везде была пустыня Кара-кум – пейзаж в жёлто-белых песках. Не было видно никакой растительности, только кое-где росли небольшие кустарники, имеющие название «верблюжья колючка», так как служили пищей для верблюдов – животных, полностью приспособленных к здешнему климату, с давних пор этих постоянных, надёжных и выносливых «кораблей пустыни». Недалеко, в стороне виднелись барханы, возле них сидели на двугорбых верблюдах несколько туркменов в чалмах на головах и в пёстрых халатах, что защищали их от жгучего солнца. Был полдень, раскалённое солнце словно зависло в небе, находясь в зените, и в железном вагоне, сильно накалившемся от жары, было как в парилке. В приоткрытые окна вагона дул палящий ветер пустыни, словно из горячей домны, – дыхание жаркого юга.
Поезд снова тронулся с места, постепенно набирая скорость и унося Блинова всё дальше и дальше от Китая на северо-запад.
Блинов прибыл на родину. Лучезарный день освещал город, из которого Анатолий Васильевич в прошлом отправился в глубь Азии – в далёкий и таинственный, до того ещё не изведанный им край. Но Блинову теперь после этой сказочной страны, к которой он всей душой привык, теперь в своём городе Киеве всё было неинтересно. Для него здесь продолжились чёрные дни тоски и отчаяния. Чтобы как-то развеяться, он зашёл к своим друзьям. Вначале, посидев за столом и разговаривая о мелочах, они поднялись и пошли в бильярдную комнату, где находился средних размеров бильярдный стол. Его друзья, также как и Анатолий Васильевич, любили играть в эту игру. Сыграв несколько партий, друзья отлучились на час по делам, а Блинов в бильярдной остался их ждать.
Анатолий Васильевич сидел на бильярдном столе. Он говорил глухим голосом, как бы сам к себе, уйдя весь в свои воспоминания. И казалось, он тихонько бродит по недалеко ушедшему прошлому, среди отзвучавших событий, теперь просыпавшихся в его душе, как мы бродим по старому парку, где мы выросли, где каждое дерево, каждая тропинка, каждый куст: и колючий дикий терновник, и смородина, и малина, и пахнущий летом жасмин в белом цвету, и черёмуха, расцветшая весной, и фруктовые деревья в плодах, и даже дубы, сосны и берёзы – всё воскрешает на каждом шагу какие-нибудь воспоминания из нашей жизни, тех событий, которые образуют самую основу нашего существования. Блинов вспоминал далёкий Китай и юную китаянку Чжан: «Как она была хороша, грациозна, прекрасна. Да, удивительная красавица и добра, и благородна, чудесная девушка», - думал он, сидя и страшно тоскуя. Сердце у него больно сжалось от глубокой печали, от неизъяснимой, смутной и горькой печали, что овладела им.
Анатолий Васильевич запил. В налитых полных стаканах и рюмках с водкой и вином он топил эту горькую, неизгладимую печаль. Водка притупляла мысли, вино его успокаивало, и Блинов в этом находил для себя спасение, успокаивая своё растерзанное сердце.
Но через четыре месяца он женился, но не по любви, а чтобы не быть одному. Живя на окраине Киева в частном доме и имея свой двор, они вдвоём с женой Анной Петровной стали держать хозяйство. У них был сад, – тенистый, великолепный, и небольшой огород. В большом сарае они стали разводить кроликов.
Однажды ночью жена разбудила Блинова. «Мне послышался возле сарая тихий шум, притом несколько раз подряд, так вроде бы там кто-то есть», - сказала она. «Не включай свет, сиди в доме», - ответил Блинов, и очень тихо вышел во двор. На дворе была тёмная ночь, беззвёздное небо, покрытое тяжёлыми, свинцовыми тучами, дул несколько порывистый средней силы прохладный северо-западный ветер. Через несколько дворов у соседей лаяла собака. Бесшумно подойдя к сараю, Блинов остановился. Дверь в сарай была открыта, внутри слышалась какая-то возня. Он быстро вошёл в сарай, нажал пальцем на выключатель, включил свет и увидел, как воры вытаскивают из клеток и запихивают в свои мешки его кроликов. Блинов бросился на неудачливых воров, нанося им увесистые удары руками и ногами, да так, что они, падая, уже не могли подняться. «Огромное спасибо Богу за то, что он наделил меня богатырской силой, а китайцам за их науку рукопашного боя», - промелькнула мысль. После этого случая воры больше к ним не наведывались.
Анатолий Васильевич о происшедшей трагедии в его личной жизни жене своей Анне Петровне никогда не рассказывал, даже после рождения у них сына и ещё позже, – после того, как у них уже появились два внука. Блинов понимал, что жене его не надо знать о том, что вместо неё у него могла бы быть любимая женщина из далёкого Китая. Но если человеку предназначена жестокая судьба, то как ни стараться, а избежать её наверное невозможно, и потому с китаянкой Чжан встретиться ему больше никогда не пришлось. И только иногда, время от времени, она приходила и приходит к нему во время снов: ясным днём при тёплом солнце, или звёздной, восхитительной, чарующей ночью при свете луны. И они ходят вдвоём между нескончаемыми аллеями пышных благоухающих цветов, слушая волшебные трели соловьёв, заслушиваясь пением маленькой птички Тунг-Ванг-фунг, живущей в чашечке цветка. Она целует и обнимает его, разговаривает с ним тихим мелодичным голосом , с ласковой и доброй улыбкой, юная красавица Востока. Она не покидает и не покинет его, потому что память о такой, какую он её знал и запомнил в годы их юности, осталась навсегда.
Анатолию Васильевичу пришлось перенести ещё одну огромную трагедию – гибель сына. Он погиб в своём городе Киеве в районе Нивок от напавших на него пьяных бандитов. Мёртвого они пытались сбросить в озеро там же в районе Нивок, недалеко от станции метро. Бандиты были пойманы и арестованы.
Дело шло до суда. И вот как-то раз к Анатолию Васильевичу и его жене Анне Петровне, - матери убитого их сына, пришёл отец одного из убийц. Он представился Петром Владимировичем. Вид у него был наглый и вызывающий. Этот некий Пётр Владимирович предложил Анатолию Васильевичу Блинову не подавать в суд, угрожая Блинову физической расправой.
– Ах ты ж проклятая собака!!! – закричал на него вне себя от ярости Блинов.
– Твой бандит убил моего сына, а ты мне ещё угрожаешь!!!?
Завязалась жестокая драка, в которой никто не просил и не ждал пощады. Противник Блинова был моложе, по своему физическому развитию ничуть не уступал Блинову, к тому же он отлично владел приёмами рукопашного боя. Но вскоре он получил от Блинова целую серию увесистых ударов и от них скорчился, а через пару секунд после этого тяжело грохнулся на землю, потеряв сознание. Он лежал и храпел, так как из его носа и рта обильно лилась кровь, которая утруждала дыхание.
Блинов, войдя в свою комнату и вытирая тряпкой со своих кулаков и ботинок кровь только что им поверженного врага, подумал с благодарностью: «Ну что ж, ещё раз большое спасибо китайцам за их науку боевого мастерства». А после этого Блинов взглянул на большое фотопанно, прикреплённое им здесь же на стене его комнаты. Это фотопанно – один единственный сувенир, который он привёз из незабываемого далёкого Китая. На нём был изображён воинственный свирепый китайский дракон, а под ним подпись китайскими иероглифами: «Цзянь-цзюнь-инь!», – в переводе на русский язык гласящая: «Всегда побеждай!». «Большое спасибо вам, китайцы», – подумал Блинов, глядя на их сильного, злобного дракона и на надпись под ним.
Через некоторое время состоялся суд. Преступникам, убившим сына Анны Петровны и Анатолия Васильевича, как и ожидалось, присудили тюремное заключение.
Эпилог.
Летом 2000 года друг Анатолия Васильевича Блинова, – Саша, во время туристической поездки, отдыхая на юге Украины в прекрасном городе Одессе, также имел возможность познакомиться с китайцами, так как однажды в гостиницу, расположенную в районе Аркадии, в которой остановился Саша, прибыла группа китайцев из города Пекина. Приехали они поздно вечером, когда гостиница уже закрывалась. Послышался лёгкий стук в дверь.
– Кто там?! – громко спросил швейцар.
– Это Ваши постояльцы.
Швейцар открыл дверь, и в гостиницу зашла группа иностранцев китайской национальности. На четвёртый день Саша познакомился с некоторыми из них. Китайцы совершенно не владели украинским, но зато неплохо знали русский язык, и хоть не все слова они выговаривали чётко, разговаривать с ними было не трудно.
– Скажите, где Вы научились русскому языку? – спросил Саша самого старшего из них, имя и фамилия которого Чан-Хун-Ши. Когда китайцы представляются, то чаще всего те, кто моложе своего собеседника, называют только своё имя, и очень редко те, кто старше, – имя и фамилию. По отчеству у китайцев называть не принято.
– Я в конце пятидесятых годов учился в Московском университете, – ответил Чан-Хун-Ши.
– Понятно, это ещё во времена Хрущёва.
– Да, в то время. Вас тогда ещё не было, - добродушно ответил Чан-Хун-Ши и добавил: – Мне сейчас уже лет за шестьдесят, а это моя жена, зовут её Вень-Су, – указал он рукой на худую женщину, китаянку, стоявшую рядом с ним.
– Вень-Су, – с лёгким поклоном головы представилась Саше китаянка.
– Мне было бы легче с вами разговаривать на английском языке, чем на русском, – предложил Чан-Хун-Ши, понимая, что его собеседник вряд ли знает китайский язык.
– Я не владею английским, так же, как и китайским, – ответил Саша.
Внешне китаец выглядел лет на сорок восемь – пятьдесят, не больше. «Отлично сохранился, больше чем на десять лет выглядит моложе своего возраста, совсем нет седины на висках, не то, что у меня, хотя я моложе его. Вот что значит счастливая, спокойная, обеспеченная жизнь», – подумал Саша.
– А какую зарплату у вас имеют, ну скажем, преподаватели школ, ВУЗов? – спросил Саша, зная о том, какая на Украине низкая заработная плата у преподавателей.
Чан-Хун-Ши назвал зарплату в юанях – китайских денежных единицах.
– Сколько это в американских долларах?
– От трехсот до трехсот пятидесяти долларов в месяц.
– Да, здорово, к тому же и дисциплина у азиатов строгая, не то, что в украинских учебных заведениях, – подумал Саша.
Какая же в Китае зарплата у людей по другим специальностям? – спросил он.
– Приблизительно такая же.
– А сколько получаете Вы, долларов двести пятьдесят имеете в месяц? – спросил Чан-Хун-Ши.
– Если б так, – ответил Саша и назвал ту сумму денег, что получает.
Китаец, услышав ответ, был крайне удивлён.
– Как зе Вы зивёте? – с большим сочувствием спросил он. При этом в словах вместо буквы «ж» выговаривал букву «з».
– Я и сам не знаю, как живу, – ответил Саша, и продолжил:- Это, учитывая денежный кризис и другие обстоятельства. Было бы у меня много денег, съездил бы я, прежде всего в Индию, а потом в Италию, и посетил бы много других стран, в том числе, конечно же, и Китай. Но нет у меня такой возможности.
– Да, понимаю, здесь у вас застой в экономике.
– И не только в экономике, – ответил Саша, но не стал дальше углубляться в разговоре на эту тему.
– Я думаю, что лет через пять Вам удастся поехать посмотреть многие страны, когда поднакопите денег.
– Вряд ли удастся поднакопить достаточную для этого сумму.
– Ну, зелаю, чтоб Ваша мечта сбылась, не выговаривая букв «ж» сказал Чан- хун-ши. А мы завтра уезжаем сперва в Киев, а потом в Пекин.
Саша, идя на море, призадумался обо всём услышанном, по-доброму, но очень завидуя иностранцам. Да, было чему завидовать и о чём призадуматься.
1. На самом деле сверчки издают звуки трением лапок о крылья.
2. Технология изготовления шёлка впервые разработана в Китае около 5000 лет назад.
3 Как в Японии, так и в Китае из-за высокой плотности населения для экономии полезной площади жилых помещений используются сдвижные двери.
4. камикадзе – смертники в соседней с Китаем Японии (в основном лётчики) во время Второй мировой войны, которые сознательно шли на гибель, уничтожая вражеский
объект. Здесь «камикадзе» - человек, который совсем не дорожит своей жизнью.
5. Цзян-Чжао-хе – китайский художник-конъюнктурщик. Его картины явно написаны по заказу министерства пропаганды Китая.
* Сун-Шань-Шаолинь или Шаолинь-Су – буддистский монастырь в Тибете (Индокитай), в котором обучают восточным видам борьбы.
* Хуа Гофэн – правитель Китая после смерти Мао Цзе Дуна.
Повесть «Страна Дракона»
написана в 2002 году.