Сверчок. На царских харчах. Гл. 99. Бородино

Ермолаев Валерий
                Сверчок
                Часть 1
                На царских харчах 
                99               
                Бородино

.               Бой начинается на рассвете артиллерийским огнем. 

       В течение всего дня французы яростно, раз за разом, атакуют русские позиции. Ценой огромных потерь им удается захватить линию укреплений — «Багратионовы флеши».  В одной из атак смертельно ранен Багратион.  Левое крыло русской армии смято.  Сражение вступает во вторую фазу.  Французские войска, ободренные успехом своего правого крыла, переносят главный удар на русский центр, а также предпринимают штурм «большого редута» —  батареи Раевского и врываются в него после кровопролитной схватки.  Но линия русской обороны не прорвана.
Наполеон отказывается ввести в бой для решительно броска старую гвардию.  Пушки замолкают.  С наступлением ночи противники отходят на исходные рубежи.  Казачьи разъезды под покровом темноты нападают на вражеские посты.  Кутузов хочет утром возобновить сражение, но, узнав, сколь значительны потери, предпочитает отступить и спасти вверенную ему армию от полного уничтожения.
 
         Героическое побоище на Бородинском поле стоило русским 58 тысяч убитыми и ранеными —  половины армии; Наполеону —  более 50 тысяч человек, в том числе 47 генералов.  Каждая сторона считает себя победившей.

Так громче музыка играй победу
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит,
Так за Царя, Отечество и веру
Мы громко грянем троекратное ура, ура, ура!

         Главное успокоить женщин!
 
         Наполеон сообщает Марии Луизе:
        «Мой добрый друг, я пишу тебе на поле Бородинской битвы.  Я вчера разбил русских...  всю их армию.  Сражение было жаркое...  У меня много убитых и раненых».
 
        В то же самое время Кутузов пишет жене:

        «Я, слава Богу, здоров, мой друг, и не побит, а выиграл баталию над Бонапартием».

       Пока русская армия отступала в полном порядке, Кутузов держал военный совет в деревне Фили под Москвой.  Решив оставить «святой город» без единого выстрела, он говорил по-французски своим соратникам:
      «Вас пугает сдача Москвы, а я лишь исполняю Божью волю и сберегу армию.  Наполеон —  бурный поток, мы пока не можем его остановить.  Москва будет губкой, которая его всосет».  И после тяжелого молчания заключал: «Стало быть, мне платить за разбитые горшки, но я жертвую собой на благо отечества.  Приказываю —  отступать».  В ночной тишине, в нищей избе, где была его ставка, слышно, Кутузов плакал, ворочаясь на постели.

Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.

       На погруженного в тяжелые раздумья, подавленного Кутузова вдруг низошло озарение: выйдя на Рязанскую дорогу, ведущую на восток, он неожиданно круто повернул к Старой Калужской дороге и через несколько дней, осуществив искусный «фланговый марш», привел войска к селу Тарутино, расположенному к югу от Москвы, где встал лагерем.  В Тарутинском лагере Кутузов получил необходимые армии провиант и амуницию из богатых центральных губерний, укомплектовал полки, а в окрестностях Москвы казачьи разъезды перехватили обозы с продовольствием, не дав французам завладеть ими.  Кроме того, из Тарутина Кутузов мог перекрыть дорогу на Смоленск, если бы враг выбрал ее для отступления. Наконец, если бы Наполеон пошел на Петербург, русские силы из Тарутина, совершив бросок к северу, нанесли бы ему удар с тыла, а войска Витгенштейна атаковали бы его лицом к лицу. Тогда, подытоживал свои размышления Кутузов, пожертвование Москвы было бы не напрасным.