Дальнейшее я помню по обрывкам фраз каких-то людей, голоса которых я слышал сквозь мутную пелену уходящего сознания.
«Что с ним?»
«Ему кирпич на голову с крыши свалился».
«Скорую уже вызвали?»
«Да. Что-то долго едут».
«Так, к приезду Путина готовятся — все улицы перекрыли».
«Что бы им там, наверху, всем пусто было».
«Бедненький, такой молодой».
«Выкорабкается, у нас в Афгане и похуже случалось».
Проснувшись, я увидел белый потолок, а поведя глазами влево-вправо, белые же стены, откуда-то исходил белый свет.
— Где я? -- спросил я, не узнав своего слабого голоса.
— В палате реанимации нейро-хирургического отделения, — ответила подошедшая ко мне женщина с одноразовой шапочкой на голове, одетая в зелёный брючной медицинский костюм.
Её лицо, строгое и доброе одновременно, было похоже на лик богородицы с иконы популярного русского художника XVI века Андрея Рублёва.
— Если на третьи сутки после операции пришёл в сознание, значит, дело пошло на поправку, — сообщила она мне благую весть.
И я снова уснул — в этот раз не наркотическим и не гипнотическим, а нормальным сном.