Слушал вас после столовой в курилке. Умничали один другого чище. Физики сплошь, через одного каждый. Тут тебе и торсионные поля, и пространство, и время, и атомная бомба, и черт в ступе. То есть, буквально, удержу на вас нет.
Наука права: отливает кровь после обеда от головы, приливает к желудку. У вас-то, видать, вся прилила. Юрий Юрьевич, помню, аж побледнел, пока речь толкал. Отхлынуло у него, видать. Оно и сразу-то немного было, а тут еще и отлило. Но слушать вас приятно было. Что ты! Я, ты знаешь, за одну революцию всю жизнь стоял: за научно-техническую. Но понимал при этом, что в той революции я – фигура небольшая. Образования много не бывает, с одной стороны. Но, с другой стороны, у меня его совсем немного. Всю жизнь переживал на эту тему. А сегодня так хорошо стало.
Нет, я и раньше догадывался, что дураков не сеют, не жнут. Они, как тот борщевик: знаешь, есть такой паразит среди растений. Занесет черт-те откудова семячко – и все. То есть можешь смело переезжать потому, что, как в кине у вас с ним дело кончится: в конце останется только один, и это будешь не ты. Ничем ты его не изведешь, не выведешь. Хуже хрена, не говори. Вот вы вчера меня порадовали: самооценку подняли сильно. Виагра вы для моей самооценки, причем бесплатно абсолютно, не считая потрепанной нервной системы. Одно утешает, не так вы плодовиты, как борщевик, и век у вас короткий, уж ты меня прости, но это правда.
Между прочим, хочу тебе заметить: хоть и чепуху вы мололи, но о важных вещах. То же пространство-время возьми. Это же такая штука, которую только с возрастом начинаешь осознавать.
Было, помню, мне уже за сорок, родителей уж схоронил. Жил тогда в новых районах. Ну, как в новых – они уже не совсем новые были, но, считай, почти на окраине города. А до того, всю жизнь в центре обитал с родителями. И, понятное дело, так меня порой тоска брала в этих самых новых – не новых районах: куда, думаю, занесло меня на старости лет? Никакой, прости за выражение, культурной среды вокруг. Нет, ты не подумай: я не музыкант, не художник, разве, что в душе глубоко. Я все больше на заводах. Но, как говорится, землю попашет, попишет стихи. Не все, понимаешь, домна или верстак, или, на худой конец, кульман. Хочется порой более тонкого и звонкого. Кто мне мешает заплатить полтинник и скататься из моих выселок в центр, по музеям прошвырнуться? Да никто не мешает, лень моя мешает. Но, думаю себе, пока жил в центре, все было в шаговой доступности. Хотя бы дома интересные посмотреть, архитектуру и то легко было: с дивана встал, штаны натянул, тапочки надел и вперед. А сейчас? Короче говоря, страдал. Не так, чтобы сильно, но чувствительно.
Но, знаешь, понял я с годами, что путал всегда разные вещи. Место и время путал. Между собой, не просто так. На самом-то деле, хотел я вернуться не просто на старый адрес, хотел в то время вернуться. Все мне казалось, что вот стоит только переехать куда-нибудь поближе – ну, хоть в тот район, хоть на соседнюю улицу! – обязательно однажды встречу родителей. Пойду гулять, а за углом дома – мама с папой. Или в магазин зайду за молоком, а они там тоже покупают что-то. Для меня. Наброжусь, как бывало в молодые годы, так, что ноги гудят, иду домой и знаю, что ждут меня они.
Я и на кладбище-то езжу, все думаю, что хоть немного поближе к ним становлюсь. Чушь это, ясное дело. Пространство – это пространство, а время – это время. Мотаемся мы по шарику, ищем счастливую географию, а того понять не можем, что, на самом деле, хронографию счастливую ищем. Родину ищем, понимаешь? Это не в смысле правительство или березки. Березки тоже, но только такие, рядом с которыми родители стоят, сидят, ходят, молодые, счастливые. Нет еще ни безвыходных болезней, ни отвращения к жизни. Вот это и есть родина. А мы, ну, пусть – я, я все пытался найти место. Где же, где же буду я счастлив?! Да нигде. Будут радости, будут печали. А счастье?..
В старом районе жить, в новом – их нет, понимаешь? Людей нет, вот, что - главное. И я уже не тот. Как ни крути, в двадцать лет люди лучше, чем в сорок или в шестьдесят. Ума меньше? Не знаю. Гадостей меньше успели сделать, это точно. А насчет ума… Вот у вас вчера ума – палата. А радости при этом – ни себе, ни людям.
Ух, как Юрий Юрьич вчера! Наверное, сам себе понравился. Неопределенность, говорит, Гейзенберга. Правильно запомнил? Я так понял, либо массу чего-то там знаешь, либо место, где это что-то обитает. Правильно понял? Да не важно, уясни ты, наконец, правильно, не правильно!.. Ерунда все это, последствия столовой. Не о том думаете, молодежь. Время важнее пространства. Не так важно человеку, где быть, как – с кем. Э, да ты уснул. Эх, ты… физик-теоретик…