Маковое зёрнышко

 
                «Просёлки российские часто
                Встречали меня по утрам
                То ветром колючим, то вовсе
                И снегом с дождём пополам…»
               
                «Уголок России» Т.Осипова
 
    « В первый погожий сентябрьский денёк…» все школьники принаряженные, весёлые, многие с цветами направились к школе. Не только из районного центра, но и из близлежащих деревень на десять километров в округе. Немногих только школьников привозили в школу родители или родственники, в основном все шли пешком за знаниями.
    Тяга к знаниям была тогда, в 1959 году велика не только потому, что все дети хотели стать врачами, учителями, инженерами и артистами. В нашей деревенской школе тогда проводился эксперимент: школа называлась «средняя трудовая политехническая». На бумаге это выглядело красиво, выдавались свидетельства о присвоении квалификации юношам – профессия трактористов, а девушкам – садоводов. Да и то сказать, какие ещё специалисты необходимы на селе, где не выдавали паспорта выпускникам школ, чтобы они, где родились, там и пригодились.
   
    Вторая средняя школа была   в двадцати пяти километрах от нашей, экспериментальной школы. Там директор не согласился на эксперимент, и все старшеклассники первого сентября уселись за парты, как в Москве, Куйбышеве, Ленинграде и других школах нашей необъятной страны Союза Советских Социалистических Республик.
   
   Наверно директор второй школы в селе Микушкино, подумал, что деревенских юношей и девушек не надо приучать к труду, потому что каждый из них трудился в личных хозяйствах так много, что всё уже умели: и пахать, и сеять, и убирать урожай не только в своих садах и огородах, но и на колхозных полях и фермах вместе с родителями.

   Когда старшеклассники приходили в школу, мало кто рассказывал товарищам о путешествиях во время каникул, о посещении музеев и выставок за рубежами страны, о просмотре спектаклей в Большом  или Малом театрах страны. Даже те, кому это посчастливилось, старались об этом умолчать. Молчали в основном больные с детства. Они освобождались от физкультуры, были одеты теплее нас, питались только дома по особой диете, не участвовали в уборке урожая на колхозных полях, словом были больными. Только одна девчонка из восьмого класса всем рассказывала о поездке в пионерский лагерь «Артек» в Крыму, потому что её мама была передовой свинаркой и её наградили путёвкой для дочери. Мне до сих пор не понятны два момента: почему отдыхать имеет право дочка, если работала  и устала мама; и второе  - желание дочери всем рассказывать о поездке до самой своей пенсии.
 
   Учиться в опытной школе мы начинали на месяц позднее, чем все, а летние каникулы начинались как у всех детей страны. Впрочем, называть нас тогда детьми почти никто не думал даже. Да это и понятно: работали наравне со взрослыми колхозниками. Если в октябре вместо занятий нас посылали на поле чистить сахарную свеклу, а уже порошил снежок, то как сказать, что это дети обработали три тонны сырья без обеда, оплаты и какого-либо поощрения. Это называлось у нас производственной практикой, хотя к нашим будущим профессиям эта работа не имела никакого отношения: ни тракторист, ни садовод в своей профессии свеклу ножом не чистит.
   Не каждый читатель сейчас, в двадцать первом веке знает, что деревенские дети из российской глубинки взрослеют гораздо раньше своих городских сверстников. Каждый деревенский ребёнок с трёх лет уже не верит в сказку о том, что детей приносят аисты или их находят в капусте. Один из таких детей рассказывал мне, повзрослев, что в два года его уже посадили на грядку полоть капусту и никаких новорожденных детей он там не встретил.

   Уже за несколько дней до первого сентября 1959 года,  все старшеклассники и их родители знали, что на этот раз нашему восьмому классу «А» предстоит убирать мак в селе Смольково за пятнадцать километров от дома. Не знали только, что вывезут нас туда как трудовой десант на целых две недели. И будем жить мы у бабушек и дедушек квартирантами. И то есть правда, экономия большая на транспортных расходах. Зачем нас возить каждый день, тратиться на бензин, зарплату водителю, аренду транспорта? В школе тогда не было никаких автобусов и лошадей тоже не было. Да и не проедешь в дождь. А так все довольны, включая директора школы, председателя колхоза и бригадира. Кроме учеников-практикантов и их родителей.

   С начала сентября всё было хорошо, стояла солнечная, тёплая погода, мы успевали не только собрать взрослую норму маковых созревших коробочек, но и ссыпать в мешки уже просыпавшееся из коробочек семя. Первые дни даже было весело.
- Колька, а давай поспорим, головка в рот не полезет? – приставал к товарищу наш балагур и весельчак Володька Смирнов.
- Да, что мне спорить с тобой, я и так знаю, что полезет, - не сдавался Колька.
- Нет, ты выбери самую большую и спелую коробочку, - опять задирался Володька, надеясь на зрителей и сочувствующих спектаклю.
   Наконец стороны приходили к согласию. В каждом споре должен быть приз победителю и наказание проигравшему. В этот раз проиграл Володька. Ему пришлось после полевых работ перетаскать у хозяйки картошку в погреб, которую она накопала за день.

   Жили мы на квартире втроём, и, если бы Володька не таскал картошку в погреб, бабушка Прасковья не сварила бы нам её на ужин, пока мы умывались у колодца. Так, что всё по справедливости получилось, по чесноку, как бы сказали сейчас молодые ребята.
  Теоретически продукты на наше питание выдавались квартирной хозяйке из колхоза, но мы их почти не видели. Видимо хозяйка считала, что это ей платят за квартирантов. Ели мы в основном то, что росло в огороде, а мясо нам попадало только в воскресенье, когда наш предприимчивый Володька сам ходил за продуктами к бригадиру, потому что бабушка Прасковья ушла в церковь.

   Бабушка Прасковья казалась нам тогда бабушкой, потому, что нам было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет. На самом деле это была женщина лет пятидесяти, овдовевшая в двадцать лет, когда муж пропал без вести под Ленинградом в 1941 году сразу после начала войны. А в нашем классе учились послевоенные дети и те, кто попал в класс переростками, тоже опалённые войной.  За этот обед мы с Колькой отрабатывали Володькину норму на поле, собирали маковые коробочки и ссыпали в мешки ароматное маковое семя.

   Всё бы ничего, да к этой Володькиной шутке присоединились наши девчата. Они тоже стали спорить, у кого рот ещё большую маковую коробочку поместит. Кончилась эта игра плохо. Очередная спелая сухая маковая коробочка прочно застряла в широко раскрытом рту девочки Вали, и вынуть изо рта её было уже невозможно. Рот больше не раскрывался. Зубы воткнулись в созревшую сухую маковую коробочку; она не двигалась ни вперёд, ни назад. Валя стояла с вытаращенными глазами, и крупные слёзы обиды стекали по её щекам. Никакой скорой помощи на колхозном поле не было, бригадира тоже не было. Не было с нами и учителей. Они учили в школе других детей.
- Володька, обормот, это ты виноват, - нападали девчата на одноклассника, -  ты эту дурацкую игру придумал.
- А причем здесь я? - отбивался от девчонок Володька.
-  Надо самой иметь голову на плечах, если рот такой маленький, - глубокомысленно изрёк товарищ и отошёл прочь.
На счастье обиженной девочки Вали и всех присутствующих нашёлся наш Колька, выигравший пари первым.
- Не плачь, и стой смирно, - сейчас исправим, - добродушно успокоил подругу Колька.
Двумя пальцами сильной правой руки сжал и раздавил маковую головку, торчащую изо рта несчастной пострадавшей.

    В этот день Колька у нас был героем дня, спасителем и одновременно покорителем девичьих сердец восьмого «А» класса. Мы все немного завидовали Кольке тогда, но виду не показывали, гордость не позволяла. Наша мученица Валя не знала, как отблагодарить своего спасителя и пообещала субботним вечером на площадке возле клуба танцевать только с ним.  К слову сказать, Колька так и не танцевал с Валей, а всё заглядывался на новенькую, которая приехала только летом в село и стала учиться в нашем классе.

    Осенняя погода переменчива, часто наплывают тучи, налетает порывистый ветер, дожди уже не короткие и радостные, как летом, а холодные, затяжные и нудные. Тот сентябрь был не исключение, наше веселье на колхозном поле быстро закончилось, а норма выработки за день осталась.
Теперь уже мы не каждый день с утра выходили на работу в поле, а ждали, когда после ночного дождя просохнут маковые корзиночки. Ждать тоже не приходилось, лёжа на кровати. Хозяйки наши, у которых мы квартировали, начинали на нас злиться: мешаем мол и на работаем. Те из нас, которые были совестливее, помогали хозяйкам в огороде и в доме. Девчата мыли полы и стирали, пацаны пилили дрова и убирали скотину.

     Скоро пришла и первая нерадостная весть. У одной из наших учениц умерла мама. Приехал верхом на лошади посыльный из района. На ней верхом и увёз девчонку попрощаться с матерью. Больше в школе девочка не появилась. Надо было работать и поднимать младших братьев и сестёр.

     Так вот осталась в памяти моя первая в жизни «командировка» вдали от дома, родителей, парного молока и школьных уроков. Грызть гранит наук в школьные годы приходилось не головой, а руками и ногами на колхозных полях с надеждой на светлое будущее.       

 12.03.2019г.