Дита

 
В годы моей юности женщины читали  журналы, в которых  такие же женщины писали о пользе касторового масла, о вреде табачного дыма, о красоте пышного дрожжевого теста...
Они взахлеб рассказывали о том, как приготовить столовую горчицу, почистить замшевые перчатки, сшить юбку из платья, сделать маску из домашнего творога…   
И вдруг! В этих журналах начали появляться статьи некой польской дамы, которая писала о теле. Это было ошеломляюще! Оказывается, наше тело можно познавать. Мы были напуганы и очарованы одновременно, так  как эта дама призывала нас незамедлительно лечь в ванну и лежать там, щупать пальцами воду.
Она приглашала нас в мир самопознания, туда, где трепещутся на ветках марципановые яблоки, где сладко поют сингапуры и на подушках раскиданы перья зари. Мы чистили картошку и даже не понимали, как прекрасны наши тела, как велики они! Как безмерно обогащены и в них есть всё для жизни и благочестия.
Эта польская дама, назовем ее Дита Балански, просила нас отбросить всякий стыд! Да! Она просила нас вернуть себя себе. Мы запутались и не понимали, почему и откуда, а она предлагала выключить в ванной свет и зажечь свечи!
- Дорогие мои, любимые подруги, - писала она, видимо сидя в ванной, при этом ее лицо озарялось светом мерцающих и восстающих из темноты огней. - Свечи способны погрузить нас в мир беспощадной неги и тонкого драматического искусства, они созданы увлекать наше воображение, обещая флирт и кураж.
 У нас были обычные парафиновые свечи на случай отключения света, которые мы  искали в кромешной темноте и никак не могли найти. Да и кто бы мог улечься в ванну на два часа? Для чего?
Дитины свечи пахли. Она описывала, что запах свечей растворяет её и расплескивает в моря,  что ароматы пачули и сладкого сочного мангостина одаривают ее и пробуждают к более глубокой, пламенеющей жизни…
После бесцельного и продолжительного лежания в ванной, Дита предлагала вытирать себя как драгоценную вазу, которая вот-вот разобьется. Она настаивала на том, чтобы все женщины подошли наконец-то к зеркалу и стали себя разглядывать.
 С восторгом. С признаниями в любви к каждому пальцу.
Мы не понимали как? Наши тела были данностью, как день и ночь. В них не было ничего удивительного и уж тем более, вызывающего восторг. Встав у зеркала, мы стали разглядывать себя, но что мы могли увидеть?
Дита не знала, что у нас есть зеркала, в которые можно увидеть свои ноги, только встав на стул. Мы разглядывали себя и ничего не могли увидеть. Наши мысли уводили нас вдаль, туда, где закипает бульон и плавают простыни. Никакие слова не приходили на ум, чтобы как-то выразить восхищение, наоборот, вспоминалась бабушка, сидящая на крыльце с папироской.
 А я часто спрашивала у нее насчет своей красоты, мол, я красивая? И она неизменно отвечала: как чушка сивая.
Моя бабушка была фантастической женщиной. Рано утром она заносила с улицы ванну с плавающими льдами и щепками от Титаника. Она вылавливала куски льда и, зажмуриваясь изо всех сил, обтирала себя этими прозрачными тающими осколками.
В этом была какая-то власть над слабостью, над немощностью, над всем человеческим, что привыкло лежать под одеялами и бояться. Затем она растирала себя вафельным полотенцем, а я стояла и смотрела на нее, и мне казалось, что она самая смелая и сильная женщина на свете.
 И вот так, стоя у зеркала, я разглядывала свои родинки и думала о бабушке. Мои раздумья сопровождала композиция группы Спейс «Just Blue», под которую мне хотелось улететь на другую планету.
Мои подруги тоже стояли у зеркал и хотели выразить восхищение по поводу своей красоты, но что-то постоянно отвлекало. Тем не менее, мы очень хотели понять, как это чувствовать.
Дита предлагала закрыть глаза и водить по телу разными предметами, что само по себе было аморально. Она предлагала взять невесомое перышко, гладкий камень, пуховку из пудры, апельсиновое желе, веточку пахистахиса, шелковый платок, нитку блестящих агатовых бус, которых у нас естественно не было.
Но нам понравилось. Мы наши пуховку, нашли резиновый мяч, нашли янтарные бусы, пучок редиса, кусок блестящей перламутровой саржи, засушенный букет красных роз и дрожащий на ветру холодец.
Нам казалось, что все это пробудит нас к более глубокой эмоциональной жизни, даст свободу не стесняться своих чувств, а главное смелость их выражать.
 Дита обещала, что после нескольких сеансов мы научимся говорить о том, что чувствуем, потому что будем знать, какую эмоцию переживаем в данный момент. Более того, она уверяла, что мы будем чувствовать то, что чувствуют другие.
Нам было страшно. У нас были эмоции и без Диты, но мы их скрывали. А как можно показать свои слезы? Никак. Плачь тайно, чтобы никто не знал, как тебе плохо. А как признаться, что обиделась? Что это оскорбило твое достоинство, умалило твою Божественную природу? Пусть оно молчаливо накопится, а потом выльется в неудержимое зло, в бессонные ночи, в размытую дорогу и размазанную тушь.
 Некоторые из нас уже вытерли себя как драгоценную вазу и хотели узнать, как тело будет откликаться. Дита предупредила, что не все будет приятно. Будет даже противно. 
Мы были обескуражены. Юлия Михайловна, самая старшая из нас принесла дрожжевое тесто. Ирэна, читающая Оноре де Бальзака, нашла колючий мохеровый шарф, чтобы было как можно неприятнее. Кто-то хотел наморозить льда, чтобы вызвать острое непреодолимое отвращение. 
 Дита верила в нас. Она желала нам счастья, и это счастье было связано с какой-то невероятной свободой, с пониманием своих желаний и более того с их исполнением.
Но мы не знали, чего мы хотим.
Мы не знали, как это хотеть. У нас всё было. Мы не знали, что есть другие ванные, в которых можно лежать и не видеть шланга от стиральной машинки…. Мы не знали, что есть другие квартиры и даже дома, в которых можно ходить по лестницам и смотреть на себя в большие зеркала…
 Мы не знали, что есть другая жизнь, в которой можно пить шампанское и не только в Новогоднюю ночь… Мы не знали, что есть другие колготки, которые не собираются на коленках, есть другие крема, другое масло, другое мыло, другое белье.…
Дита пила шампанское и лежала в большой красивой ванной. Дита пудрила себя сверкающей пудрой и знала, чего она хочет. Она хотела, чтобы мы начали хотеть. Но что нам еще хотеть, когда мы уже всё получили и живем все дружно в одной маленькой квартирке! И все по очереди моемся в ванной, в которую не помещаются полностью ноги. И сидим на маленькой уютной кухне и спим за шкафами, и утепляем балконные двери старым поролоном… 
Мы не до конца понимали, какая она, эта настоящая женщина.…  У нее было принятие  какой-то высшей силы, которая определила ее естество, и предназначило питательный крем с маслом ши и помаду манжента.
Она пугала нас. Пугала своим бытиём. Признанием себя, как некой величины. Как некой личности,  ценной и многоценной, которая живет для того, чтобы получать удовольствия. Чтобы дарить эти удовольствия. Чтобы наслаждаться собой и наслаждать других.
Чтобы женской своей сущностью озарять и питать и возрождать и освещать и возвышать. И делать великим…
Это было неслыханно!
Дита добилась своего. Мы захотели.
Но как только мы захотели, тут же залаяли собаки. Загудели краны. Я тут же заметила пыль под диваном и захотела пить. Мы чувствовали стыд.
Мы хотели прикоснуться к чему-то прекрасному.
И не смогли.