М А Г А Р О Н И
(ч а с т ь в т о р а я)
Как мы выяснили, на протяжении трех веков в Аджарии
в качестве государственной религии было мусульманство, которое
вынуждено было принять и местное население - грузины и
аджарцы.
При этом фамилии у них остались грузинские, а имена
нашли хождение мусульманские.
Вот так и получилось, что у грузина Вачнадзе, к которому
мы ехали, было непривычное нашему уху, применительно к грузину,
мусульманское имя Сулейман.
Помощники Сулеймана тут же сообщили ему, что возле
кафе остановились две машины с московскими номерами.
Тогда еще не было известно слово "припарковались", а
по номеру было значительно легче, чем сейчас, определить город,
в котором зарегистрирован автомобиль.
Торжественная встреча, троекратные объятия с поцелуями.
Меня Сулейман принял под известным девизом: твои
друзья - мои друзья.
В двух словах предыстория нашей поездки следующая.
Сулейман мечтал последние годы о "Волге ГАЗ- 24" цвета
"белая ночь".
Во время одной из поездок в Москву он познакомился с
общительным молодым человеком по имени Анатолий.
Знакомство переросло в многообещающюю дружбу.
Дело в том, что жена Толи работала в "Мособлторге" на
скромной должности товароведа.
Она-то и свела истомившегося Сулеймана с добрыми
людьми.
В результате многоходовой комбинации в валютном
магазине "Березка" на Лужнецкой набережной, где была
автомобильная секция, мечта Сулеймана сбылась.
Никаких сертификатов при этом у него не было, да если
бы и были, то не было права их легализовать, а потому цена
удвоилась.
И это считалось очень по-божески, потому что часто она
утраивалась.
Как вы помните, мечта называлась "белая ночь", а
реальность оказалась ядовито зеленого цвета.
Но, как водится, к этому он быстро привык и стал считать
самой удачной находкой дизайнеров Горьковского автозавода в
области колористики.
Правда эту мысль он выражал другими словами.
Чтобы с размахом завершить почти благотворительную
семейную операцию Толя взял недельный отпуск, перегнал машину
менее чем за двое суток без сна в селение Чаква, поставил ее в гараж,
расположенный прямо в доме , вручил Сулейману ключи, выпил за
два приема бутылку хорошей чачи и уснул на заднем сидении.
Отсюда Сулейман со своим старшим братом Ахмедом
перенесли его в дом, где и проспал Толя почти сутки.
Такая особенность - аджарские дома, по крайне мере того
времени, двухэтажные, были свободны от мебели.
На 10 комнат вполне хватило 6-ти кроватей.
Никаких столов, сервантов, книжных шкафов.
Пол обычный дощатый, крашенный в коричневые тона,
поверх черной краской нарисован паркет.
Стол со стульями только в просторной кухне на первом
этаже, она же столовая.
Дом Ахмеда расположен на соседнем участке.
Для справки, Ахмед тоже уважаемый человек, занимает
должность Главного энергетика Кобулетского района.
Я как-то спросил у него, в чем заключается его работа,
имея в виду, конечно, возможности получения "сверхурочных".
Он без намека на улыбку ответил :
- Когда захочу вклучу, когда захочу виклучу.
И подтвердил порядок операций, соответствующий его
капризному настроению, поворотом ладони сначала по часовой
стрелке, потом против.
Я сразу проникся к нему уважением.
Мне нравятся люди, прямые и решительные.
Наверное, еще и потому, что сам я этими качествами не
обладаю.
Например, я не могу прямо и решительно обидеть
человека.
Вернее, обидеть сгоряча могу, но сказать обидную правду
решусь далеко не всегда.
Даже если он не вызывает у меня симпатии.
Единственным диссонансом в отношениях братьев с
недавних пор стало то обстоятельство, что у старшего оставалась
еще Волга ГАЗ-21.
В очень хорошем состоянии, потому что зимы там в
нашем привычном понимании не бывает.
Бледно-серого цвета, т.е. практически белая, модная на
Кавказе и особенно в азиатских республиках, но не ГАЗ-24.
Поэтому Толя остается самым дорогим гостем для обоих
братьев.
Ну а теперь и я, в его лучах.
Дома братьев по нынешним временам скромные,
двухэтажные, площадь обоих этажей 400 кв.м., в окружении
мандариновых садов.
На солнце дома искрятся.
Секрет в том, что при приготовлении раствора для
штукатурки наружных поверхностей стен разбивается несколько
хрустальных (как я понял, жертвенных) ваз.
Осколки измельчаются и замешиваются в растворе.
Урожай цитрусовых в несколько десятков тонн, персиков,
лаврового листа собирают беглые арестанты из России за кормежку
и место для сна в шалаше в саду.
Если иногда встречаются работники с паспортом, то
документ отбирается до окончания сбора урожая.
Алкоголь исключен и это самое суровое ограничение для
наших ребят.
Шалаш после завершения сезона сжигается.
Надеюсь, без арестантов. А, может быть, и по
обстоятельствам.
Некоторые рабы приживаются, но в дом допуска не имеют,
хотя бы по соображениям санитарии, и вообще незаметны, так как
сами по привычке на глаза стараются лишний раз не попадаться.
Так что накладные расходы на "Волгу" не такая уж
ощутимая брешь в бюджете честного труженика мусульманского
вероисповедания Сулеймана.
Сад это только одна сторона финансовой медали.
Как вам уже известно, есть еще кафе на площади в
Кобулети, где Сулейман работает буфетчиком.
На третий день пребывания на раскаленной гальке
кобулетского пляжа я зашел к Сулейману в кафе попить
холодного боржоми.
Это блюдо, как вы сами понимаете, только для
уважаемых гостей.
Мы уже были с ним не просто друзьями, а скорее
даже родственниками.
Зашел откровенный разговор о жизни вообще и о
достойной жизни, в частности.
В ответ на мой праздный вопрос об источниках дохода
Сулейман, как это водится между родственниками на Кавказе,
разоткровенничался.
Согнав приседевшуюся муху со лба, он той же рукой
показал на бутылку белого сухого предельно ординарного вина
на своей стойке.
-Сейчас скажи, дорогой, это сколко (без мягкого знака)
стоит?
Я прочитал громко что было написано на ценнике:
2 рубля 70 копеек.
-Нет, дорогой. Это я (с ударением на "я" ) продаю его за
2 рубля 70 копеек, а стоит оно 90 копеек.
-Сейчас?- невпопад спросил я.
-Вэсегда, - практически без акцента ответил он.
-И ты нэ боишься, дорогой?- выдержав паузу, с
прищуром и интонацией Михаила Геловани (с ударением на "нэ")
спросил я, делая энергичный полукруг указательным пальцем
правой руки.
Я не увидел, как он поймал мой палец и удерживая его в
своей твердой руке, открывающей каждый день с помощью
штопора десятки бутылок, вышел из-за стойки, бережно, но
решительно вывел меня на городскую площадь, где располагалось
его кафе.
Площадь была застроена неказистыми с облезлой
штукатуркой одно- и двухэтажными домишками.
Подвел к двери ближайшего с вывеской "Отделение
милиции Кобулетского района".
А я здесь причем? Я насторожился.
Потом к соседнему зданию с двумя одинаковыми
вывесками "Прокуратура Кобулетского района" по обе стороны от
входной двери.
Я водил глазами слева направо и наоборот, а тревога моя
нарастала.
Наконец, на вывеске следующего дома я прочитал:
"Народный суд Кобулетского района".
Все верно, последовательность вывесок соответствовала
порядку ведения уголовного процесса от заведения дела до
вынесения приговора по нему в суде.
Я начал вспоминать, что я мог натворить за эти трое
хмельных суток и что мне теперь делать.
Ведь я не у себя в Москве.
Здесь меня никто не защитит.
Но почему никто до этой минуты даже не намекнул мне
на мои противоправные действия.
Так вот отчего Сулейман продолжает держать меня за
палец.
Это чтобы я не смог убежать и тем самым усугубить
свою вину перед законом.
А даже если я смогу убежать, то как же машина.
Она же совсем новая.
И в этот момент я слышу:
-Сейчас скажи, дорогой, кого я должен бояться
(с ударением на "кого я") ?
Когда я все понял мне стало неловко за мою
недогадливость, но страх прошел не сразу.
Конечно же, они были все вместе.
И милиция, и прокуратура, и народный суд, и
Сулейманы.
Они были сплочены в единый мощный организм,
вместе они были сила.
Они хорошо себя чувствовали на одной небольшой
городской площади.
Я вспомнил про ЦК КПСС, Кремль, СовМин, тоже
расположенные в тесном соседстве.
Чего же или кого же им бояться, ну не самих же себя?
Вот только не помню точно, до них или после, но очень
похожие на них тоже скандировали :" Вместе мы победим!",
"Вместе мы победим!".
А может быть: "Так победим!", "Так победим!".
Впрочем, это одно и то же. Ах, какая это была убедительная сцена.
И на правах тезки Станиславского К.С. я чуть-чуть
перефразировал старика:
-Верю!
продолжение:http://www.proza.ru/2019/03/24/1367