Он был стар и одинок. Соседи за стенкой шумно справляли Новый Год, он слушал их смех и улыбался чужому счастью. Он уже смирился с тем, что умрет один. И все-таки иногда, особенно в праздники, ему отчего-то становилось до слез обидно от этой мысли.
Он уже собирался спать, соседи разошлись, а в его стареньком телевизоре опять погас, перегревшись, экран, как вдруг что-то ударилось в окно. Удар был такой сильный, что он вздрогнул, хотя и был глуховат.
Хватаясь за поясницу, он влез в шлепанцы, сердце колотилось, как безумное. Глупо, если он сейчас умрет от удара. Каламбур...
Он подошел, нет, почти подбежал к окну и отдернул штору.
По стеклу сползал мокрый шлепок снега.
Всего лишь снежок.
Кто-то подшутил, увидев, что у него горит свет.
Всего лишь шутка.
Забавная - для юнца, жестокая - для одинокого старика.
Сердце медленно выравнялось. Он вернулся в кровать и натянул одеяло до подбородка.
Иногда лучше ни о чем не мечтать. Иногда мечты - острее бритвы.
Он закрыл глаза.
Ему снился старый бревенчатый дом. Сморщенная старушка звала его с крыльца, и он, стряхивая варежки с ладош, бежал, спотыкаясь, к ней. А потом пил у печки горячее молоко, фырча и отплевываясь от пенки. И кто-то, наверное, Колька, бросил в окошко снежок. И бабушка заругалась.
Улыбка озарила во сне его лицо. Он вдруг вспомнил, что живет на девятом.