Для критики

Воловой-Борзенко
Максим Жуков
1 ч. ·
Литературная газета опубликовала мою подборку:

Я помню, как идёт под пиво конопля
И водка под густой нажористый рассольник.

Да, я лежу в земле, губами шевеля,
Но то, что я скажу, заучит каждый школьник.

Заканчивался век. Какая ночь была!
И звезды за стеклом коммерческой палатки!

Где я, как продавец, без связи и ствола,
За смену получал не больше пятихатки.

Страна ещё с колен вставать не собралась,
Не вспомнила про честь и про былую славу.

Ты по ночам ко мне, от мужа хоронясь,
Ходила покурить и выпить на халяву.

Я торговал всю ночь. Гудела голова.
Один клиент, другой – на бежевой девятке…

Вокруг вовсю спала бессонная Москва,
И ты спала внутри коммерческой палатки.

Я знать не знал тогда, что это был сексизм,
Когда тебя будил потребностью звериной.

…К палатке подошёл какой-то организм
И постучал в окно заряженной волыной.

Да, я лежу в земле, губами шевеля,
Ты навещать меня давно не приходила…

Я не отдал ему из кассы ни рубля,
А надо бы отдать… отдать бы надо было.
Русский мир
Жуков Максим
Мне пук соломки бережно подстелен,
Где я, как ты, не знал, но мог упасть;
Но всё равно карьера не далась –
Подстать твоей, о, Всеволод Емелин!
 
Таких как мы – бесчисленная рать;
В фейсбуке, посреди сердечной смуты, –   
Как сказанул однажды в интервью ты, –
Нам остаётся лайки собирать.
 
Меня не взяли, помню, в «Вавилон» –
За реализм – в начале девяностых.
За что тебя не пригласили в «Воздух»,
Понятно без дискуссии сторон.
 
И на фейсбуке тролли не простят
Ни прежних нам, ни предстоящих синек,
Хотя тебе давно за пятьдесят,
И мне перевалило за полтинник.
 
Не поумнев как следует с годами,
Мы забрели в замусоренный лес,
Где вяло протекает литпроцесс,
Осклизлыми воняя берегами.
 
Где лучших – вынимают из петли,
Но жить без драк стремятся и эксцессов,
Где слишком много стало говномесов (зачёркнуто) мракобесов,
И мы привыкнуть к этому смогли.
 
Где бывший комсомолец, аки тать,
Примеривает лавры диссидента…
Ползёт в стихах и тянется френдлента,
Что стыдно в ряде случаев читать.

Мы близкими дорогами пошли, –
Как, скажем, Фет и как, допустим, Майков;
Но если посмотреть по части лайков,
Ты от меня – как небо от земли.
 
Тебя в эксперты взял «Московский счёт»;
На чтения зовут и фестивали;
А я на жопе ровно, как в подвале,
Сижу среди таврических красот.
 
Но как бы ты в эксперты ни проник,
Будь сдержан и за родину спокоен, –
За этот труд и ломаный биткоин
Не даст тебе всяк сущий в ней язык.
 
Важнее денег, разве что, почёт,
Что может заслужить не каждый мастер;
Тебя хотя бы чествует «Фаланстер» 
И сборники твои распродаёт.
 
Не то со мной. Но мир не без чудес;
Скажу без ложной скромности и такта:
Как ты попал когда-то в «ОсумБез»,
Я пассажиром сделался «СибТракта».
 
Тут главное – родные рубежи
Не бросить под напором либералов;
Когда вокруг шторма в двенадцать баллов,
Держи меня, «Сибирский Тракт», держи!

Не верю, что лимит везенья беспределен,
Но в шестьдесят и в семьдесят хочу,
Стоять с тобой всегда плечом к плечу
За Русский мир, о, Всеволод Емелин!


Жуков Максим,
Жуков Максим
Когда строку диктует чувство,
Стихи выходят не всегда.
Живу легко и безыскусно:
Гори, гори, моя звезда.

Поговорим о том, об этом,
Любой поэт – Полишинель.
И тёмный ждёт – с далёким светом –
Нас всех туннель.

Твоим делам, твоим работам
Дадут оценку наверху.
А если так – тогда чего там! –
Какого ху?.. –

Без сожаления, невинно
Бери чужое – просто так:
Льёт дождь. На даче спят два сына,
Допили водку и коньяк.

Они с утра разлепят веки, –
Во рту как будто сто пустынь.
С похмелья братья все! Во веки
Веков. Аминь.

Они с утра разгладят лица,
И под глазами волдыри;
Но нечем, нечем похмелиться! –
Звезда, гори!

Себя почувствуют, бывало,
С чугунной сидя головой,
В глуши коленчатого вала,
В коленной чашечке кривой.

Когда волна галлюцинаций,
Заполнив мозг, спадёт на треть,
Им вновь захочется смеяться,
Кричать и петь.

Но не напишется нетленка,
Когда полжизни пополам;
И будет низкая оценка
Любым делам.

Кто бросил пить, всего помимо,
Тот знает рай и видел ад.
На даче спят – непробудимо –
Как только в раннем детстве спят.

Жуков Максим
Мой кот не знает, что умрёт.
А я - не знаю – как…

И лес умрет. Не так как кот,
А как-то так – х у я к! –
И нет ни елей, ни осин,
Не станет ничего.

Мой кот глядит, как будто сын,
Родное существо.

А лес стоит, поджав живот,
Не чувствуя, стоит, –
Что всё сгорит, что не сгниёт,
Что не сгниёт – сгорит.

Я жил когда-то без кота
И убедился в том,
Что без кота и жизнь не та,
Не то что жизнь с котом.

А лес встречает первый снег,
Дрожа березняком,
Где потерялся человек
С веревкой и мешком.

Он шёл и всё вперёд глядел,
И всё глядел вперёд…
Но отношенья не имел
Ни я к нему, ни кот.

Мой кот глядит, как будто сын,
На мир и на людей,
Как сорок тысяч верных псин
И добрых лошадей,
И он не знает, что умрёт.
А я - не знаю – как.

И кто кого переживёт,
Не ведаю. Вот так.


Живы ли мы с тобою, плывем ли меж берегов
Татьяна Вольтская
* * *

Живы ли мы с тобою, плывем ли меж берегов,
Где кивает огненный лютик, сводчатый болиголов?
Где бледноликий донник, домик, бревном подперт,
Рухнувшие ворота. Кто разлюбил - тот мертв:
Он проплывает по тропке, как по заросшей реке,
Душу свою сжимая, словно птенца в кулаке.
Елка ему кивает в черном своем платке.
В светлом стеклянном небе тает месяц, как лед.
Кто разлюбил, тот умер, - дрозд на ветке поет.

Ты выпил без меня, ты...
Татьяна Вольтская
* * *

Ты выпил без меня, ты выпил
Все то, что нам предназначалось вместе.
Листок после дождя дрожит, как вымпел,
И лютики стоят в стеклянном блеске,

И каждая травинка полевая
Под тяжестью желанья изогнулась.
Ты на меня не поглядел, вставая:
Смешок, щека небритая, сутулость.

Как призрак, нависает белый бражник,
И холодно хрустит колючий гравий.
Ты мне в ночи звенящей и порожней
Неужто впрямь ни капли не оставил?

Песочные часы
Татьяна Вольтская
* * *



1

К вечеру небо вытерло слезы,
Нарисовало над лесом птичку,
Завернуло солнце в чистый платочек
И опустило за рощу -
Как яблоко детям.
Коростель часок поскрипит и устанет,
Закроется одуванчик, ворона
Поворчит и затихнет на ветке.
А я не лягу: ты не приехал.
Забыл? Устал? Разболелся?
Что-то случилось?
Вон цветет валерьяна -
Дожить бы до первого снега,
Полнолунья - выкопать корень -
Вот бы мы успокоились! Да разве
Знаешь, когда этот снег повалит -
Так и живи в тревоге,
Глядя на небо, где за подкладкой -
Монетка луны на счастье.


2

Целую ночь мы провели вместе,
Це-лу-ю! Говорю - как целую.
Время - хитрая бестия:
Может завязаться в петлю - и
Задушить, может ужом растянуться,
Свернуться ежом колючим.
Сколько в нем метров, акров, унций,
Тонн? Единственный ключик,
Мера ему - поцелуй; телу - тоже:
Сколько дней, скажи, сколько царств
                от плеча до колена,
Блужданий по теплой коже,
Плаваний вдоль голубой вены?
Целая ночь! Помнишь, стучала рама,
Звенело стекло от ветра -
И все равно я не отдам ни грамма
Той непогоды, ни метра
Серого неба - ведь его не разделишь,
Всем не плеснешь, как по тарелкам - кашу.
Сами себе мы - источник хлеба,
                источник зрелищ.
Ночь - это вечность, раз эта ночь - наша.


3

Женщина умирает раньше,
Чем линялая скорлупка тела,
Красота - вроде крови: свернется...
                - Привстань же,
Дай возьму полотенце. Я давно хотела
Взглянуть на тебя с утра, послушать,
Как вздыхаешь, появляясь на кухне.
Глотни-ка чайку для начала, так лучше:
Натощак не покуришь - ведь мир не рухнет... -
Да, конечно, не вызывать желанья -
Все равно что не жить.
                Что смеешься, брови
Приподняв, - мол, заняться б как раз делами,
Отмахнувшись, наконец, от любовей,
Как от муз. -
                Нет, любая морщинка - увечье,
Так что в будущем - лучше смерть, чем жалость.
Выпьем утро не торопясь...
                И крепче
Я прижмусь к тебе, чем сейчас прижалась.


4

Столько раз я к тебе прикоснулась,
Сколько песчинок в море,
По крайней мере, сегодня.
И если небо позволит,
Прикоснусь еще столько,
Сколько в другом море песчинок,
И в третьем.
                А если морей не хватит -
Я начну сначала.
Знаешь, мы с тобою -
Как песочные часы, но только -
Все равно, снизу я или сверху -
Что от меня отнимает,
То тебе прибавляет двуликое время,
Ласковое к мужам и суровое к женам.


5

Древние брезговали рифмой:
Варварская забава.
Вот и мне стихи с незаплетенной гривой,
Волнующиеся, как травы,
Нравятся - без седла себе скачешь,
Строчки выхватывая длинней, короче, -
Только целься точно, не наудачу,
Перемахивай кочки.
Как в любви, рискуешь заехать глубже,
Чем хотел, отпуская поводья,
Наугад, а, главное, в ту же
Сторону, - вылетаешь, свободен,
В поле; дым залихватски воткнут
В чью-то крышу - перышком; даль же -
На ладони.
                Екает сердце: вот он,
Долгожданный предел - а дальше?


6

Ты ищешь во мне себя, я в тебе - тебя же,
Как завещано женщине и мужчине.
Травы, мягкие, словно пух лебяжий,
Влажный кустарник в лощине,
Белая таволга рыхлая говорит мне:
Это и есть равновесье.
Круглый мир на нитке висит и качается в ритме
Сердца - а он неровен. И как ни вейся
Ниточка - захлестнется вкруг шеи,
Шарик стеклянный сорвется - вон он! -
Падая: тысячей твоих отражений
Брызнет со звоном.


7

Жаль, что мне случается так нечасто
Видеть, как ты по утрам взад-вперед ходишь,
Морщишь лоб, трешь рукой подбородок;
Голос еще не проснулся,
Веки припухли,
Но каждое движение прозрачно,
Мир Божий сквозь него сверкает,
Как сквозь венецианское окошко;
Вдруг становятся золотыми
Плетеная хлебница, блюдце,
Капельки чая на клеенке
С нарисованным домиком, что не греет,
Как на холсте очаг у папы Карло.
Хорошо, что ты назвал мне, сидя
На куртине Петропавловки, допивая пиво,
Имя богини, что правит нами:
Невозможность. - Вот она-то и красит
Обшарпанные стены в лазурь и пурпур,
Делает каждый пустяк желанным -
Чашку подвинуть, протянуть газету.
Не рассказывай - знаю, что непреклонна,
Но неужто не вымолить поблажки -
Чтобы, наконец, потеплело,
Чтоб семья твоя уехала на дачу,
И чтоб это утро повторилось...


8

Духи тревоги, как говорит Сведенборг,
Живущие возле желудка, -
Изнутри нас разглядывающие в упор,
Ждущие промежутка
Между ударами сердца, мечтая сжать
Погремушку сами, - надувают щеки,
Дуют в робкую душу - и, сжавшись, душа
Улетает далеко.
Смутно видя стол, пятна тарелок, - вниз
Рванется - и вновь в изгнанье -
Над раскрытой солонкой, потухшим окурком.
                - Вернись!
Знала б я заклинанье -
Чтоб согнать это облако, затмившее лоб,
Чтобы духов, снующих в прогулках и чаепитьях,
Заговаривать - тощих, когтистых, - чтоб
Хоть на день усыпить их!


9

Слабое, мягкое живет, - говорят китайцы, -
Жесткое обречено смерти.
А у нас говорят - где тонко, там и рвется.
Скажи, время твердое или нет на ощупь?
Гнется оно, когда ты меня не помнишь,
Или когда выбираем зелень на рынке,
Или когда засыпаем, не в силах укрыться?
Что до песочных часов, то неважно,
Где сколько осталось
И когда стеклянные небеса перевернутся:
Слышишь, в тонком их осином перехвате,
Между мной и тобой, туда и обратно
Течет узкая золотая цепочка,
Сковывающая наши запястья.
Это и есть время.


10

Рифма - женщина, примеряющая наряды,
В волосы втыкающая розу.
Она плещется в крови, как наяда,
И выныривает, когда не просят.

Рифма - колокол, отгоняющий злых духов
От души виновной, безлюдной,
Когда ветер в зарослях чертополоха
Плачет ночью холодной.

Рифма - серебряный колокольчик,
Поднимающий меня из гроба,
Когда ты приходишь, мой мальчик,
И, блеснув очками, целуешь в губы.

Рифма - тропинка с земляникой по краю,
То мелькнет, то исчезнет - так бьется сердце,
Я иду по ней - а куда, и сама не знаю,
Заговариваю зубы смерти.


11

Лес качается, не соблюдая такта,
Ветер ворошит опушку соболью,
Глядя в одну точку, шевеля подорожник, -
                так вот,
Говоря со мной, ты говоришь с собою.

Всяк заслушается прихотливым ладом -
Это свирель, полуденный отдых фавна,
Ну, а смерть моя, идущая рядом,
Заслушается и подавно.
- Сядь, - скажу ей, - сложи атрибуты,
Не спеши сужать вкруг меня петли,
Никуда не уйду, - но ради этой минуты,
Палец к губам прижав, я скажу: - Помедли!

Не коси мои волосы - они будут твоими,
И рубец возле кисти, и с летним отливом кожа, -
Все получишь, косточкой выплюнув - имя,
Но... - не мешай разговору... - потом... попозже...


12

Слово, слово!
Ты мелькнуло во сне и скрылось
В толпе масок на Мосту Вздохов,
Не открыв лица, не ступив на бумагу.
Так мой милый уходит -
Подушка еще тепла, не потушена сигарета.
Постой, милый,
Сядем за стол - ах, как бьется посуда! -
Пополам -
Словно жизнь,
                словно голос
До и после встречи с тобою.
Не смотри на слезы -
Слово, слово опять скрылось,
Но походку его, но профиль
Я узнаю из тысяч. -
Значит, странствие продолжается,
Я иду - земля горит под ногами,
Шуршит песчаная струйка,
Не порвалась цепочка,
Не замолчал кузнечик,
Не рассыпался каперс...

1

К вечеру небо вытерло слезы,
Нарисовало над лесом птичку,
Завернуло солнце в чистый платочек
И опустило за рощу -
Как яблоко детям.
Коростель часок поскрипит и устанет,
Закроется одуванчик, ворона
Поворчит и затихнет на ветке.
А я не лягу: ты не приехал.
Забыл? Устал? Разболелся?
Что-то случилось?
Вон цветет валерьяна -
Дожить бы до первого снега,
Полнолунья - выкопать корень -
Вот бы мы успокоились! Да разве
Знаешь, когда этот снег повалит -
Так и живи в тревоге,
Глядя на небо, где за подкладкой -
Монетка луны на счастье.


2

Целую ночь мы провели вместе,
Це-лу-ю! Говорю - как целую.
Время - хитрая бестия:
Может завязаться в петлю - и
Задушить, может ужом растянуться,
Свернуться ежом колючим.
Сколько в нем метров, акров, унций,
Тонн? Единственный ключик,
Мера ему - поцелуй; телу - тоже:
Сколько дней, скажи, сколько царств
                от плеча до колена,
Блужданий по теплой коже,
Плаваний вдоль голубой вены?
Целая ночь! Помнишь, стучала рама,
Звенело стекло от ветра -
И все равно я не отдам ни грамма
Той непогоды, ни метра
Серого неба - ведь его не разделишь,
Всем не плеснешь, как по тарелкам - кашу.
Сами себе мы - источник хлеба,
                источник зрелищ.
Ночь - это вечность, раз эта ночь - наша.


3

Женщина умирает раньше,
Чем линялая скорлупка тела,
Красота - вроде крови: свернется...
                - Привстань же,
Дай возьму полотенце. Я давно хотела
Взглянуть на тебя с утра, послушать,
Как вздыхаешь, появляясь на кухне.
Глотни-ка чайку для начала, так лучше:
Натощак не покуришь - ведь мир не рухнет... -
Да, конечно, не вызывать желанья -
Все равно что не жить.
                Что смеешься, брови
Приподняв, - мол, заняться б как раз делами,
Отмахнувшись, наконец, от любовей,
Как от муз. -
                Нет, любая морщинка - увечье,
Так что в будущем - лучше смерть, чем жалость.
Выпьем утро не торопясь...
                И крепче
Я прижмусь к тебе, чем сейчас прижалась.


4

Столько раз я к тебе прикоснулась,
Сколько песчинок в море,
По крайней мере, сегодня.
И если небо позволит,
Прикоснусь еще столько,
Сколько в другом море песчинок,
И в третьем.
                А если морей не хватит -
Я начну сначала.
Знаешь, мы с тобою -
Как песочные часы, но только -
Все равно, снизу я или сверху -
Что от меня отнимает,
То тебе прибавляет двуликое время,
Ласковое к мужам и суровое к женам.


5

Древние брезговали рифмой:
Варварская забава.
Вот и мне стихи с незаплетенной гривой,
Волнующиеся, как травы,
Нравятся - без седла себе скачешь,
Строчки выхватывая длинней, короче, -
Только целься точно, не наудачу,
Перемахивай кочки.
Как в любви, рискуешь заехать глубже,
Чем хотел, отпуская поводья,
Наугад, а, главное, в ту же
Сторону, - вылетаешь, свободен,
В поле; дым залихватски воткнут
В чью-то крышу - перышком; даль же -
На ладони.
                Екает сердце: вот он,
Долгожданный предел - а дальше?


6

Ты ищешь во мне себя, я в тебе - тебя же,
Как завещано женщине и мужчине.
Травы, мягкие, словно пух лебяжий,
Влажный кустарник в лощине,
Белая таволга рыхлая говорит мне:
Это и есть равновесье.
Круглый мир на нитке висит и качается в ритме
Сердца - а он неровен. И как ни вейся
Ниточка - захлестнется вкруг шеи,
Шарик стеклянный сорвется - вон он! -
Падая: тысячей твоих отражений
Брызнет со звоном.


7

Жаль, что мне случается так нечасто
Видеть, как ты по утрам взад-вперед ходишь,
Морщишь лоб, трешь рукой подбородок;
Голос еще не проснулся,
Веки припухли,
Но каждое движение прозрачно,
Мир Божий сквозь него сверкает,
Как сквозь венецианское окошко;
Вдруг становятся золотыми
Плетеная хлебница, блюдце,
Капельки чая на клеенке
С нарисованным домиком, что не греет,
Как на холсте очаг у папы Карло.
Хорошо, что ты назвал мне, сидя
На куртине Петропавловки, допивая пиво,
Имя богини, что правит нами:
Невозможность. - Вот она-то и красит
Обшарпанные стены в лазурь и пурпур,
Делает каждый пустяк желанным -
Чашку подвинуть, протянуть газету.
Не рассказывай - знаю, что непреклонна,
Но неужто не вымолить поблажки -
Чтобы, наконец, потеплело,
Чтоб семья твоя уехала на дачу,
И чтоб это утро повторилось...


8

Духи тревоги, как говорит Сведенборг,
Живущие возле желудка, -
Изнутри нас разглядывающие в упор,
Ждущие промежутка
Между ударами сердца, мечтая сжать
Погремушку сами, - надувают щеки,
Дуют в робкую душу - и, сжавшись, душа
Улетает далеко.
Смутно видя стол, пятна тарелок, - вниз
Рванется - и вновь в изгнанье -
Над раскрытой солонкой, потухшим окурком.
                - Вернись!
Знала б я заклинанье -
Чтоб согнать это облако, затмившее лоб,
Чтобы духов, снующих в прогулках и чаепитьях,
Заговаривать - тощих, когтистых, - чтоб
Хоть на день усыпить их!


9

Слабое, мягкое живет, - говорят китайцы, -
Жесткое обречено смерти.
А у нас говорят - где тонко, там и рвется.
Скажи, время твердое или нет на ощупь?
Гнется оно, когда ты меня не помнишь,
Или когда выбираем зелень на рынке,
Или когда засыпаем, не в силах укрыться?
Что до песочных часов, то неважно,
Где сколько осталось
И когда стеклянные небеса перевернутся:
Слышишь, в тонком их осином перехвате,
Между мной и тобой, туда и обратно
Течет узкая золотая цепочка,
Сковывающая наши запястья.
Это и есть время.


10

Рифма - женщина, примеряющая наряды,
В волосы втыкающая розу.
Она плещется в крови, как наяда,
И выныривает, когда не просят.

Рифма - колокол, отгоняющий злых духов
От души виновной, безлюдной,
Когда ветер в зарослях чертополоха
Плачет ночью холодной.

Рифма - серебряный колокольчик,
Поднимающий меня из гроба,
Когда ты приходишь, мой мальчик,
И, блеснув очками, целуешь в губы.

Рифма - тропинка с земляникой по краю,
То мелькнет, то исчезнет - так бьется сердце,
Я иду по ней - а куда, и сама не знаю,
Заговариваю зубы смерти.


11

Лес качается, не соблюдая такта,
Ветер ворошит опушку соболью,
Глядя в одну точку, шевеля подорожник, -
                так вот,
Говоря со мной, ты говоришь с собою.

Всяк заслушается прихотливым ладом -
Это свирель, полуденный отдых фавна,
Ну, а смерть моя, идущая рядом,
Заслушается и подавно.
- Сядь, - скажу ей, - сложи атрибуты,
Не спеши сужать вкруг меня петли,
Никуда не уйду, - но ради этой минуты,
Палец к губам прижав, я скажу: - Помедли!

Не коси мои волосы - они будут твоими,
И рубец возле кисти, и с летним отливом кожа, -
Все получишь, косточкой выплюнув - имя,
Но... - не мешай разговору... - потом... попозже...


12

Слово, слово!
Ты мелькнуло во сне и скрылось
В толпе масок на Мосту Вздохов,
Не открыв лица, не ступив на бумагу.
Так мой милый уходит -
Подушка еще тепла, не потушена сигарета.
Постой, милый,
Сядем за стол - ах, как бьется посуда! -
Пополам -
Словно жизнь,
                словно голос
До и после встречи с тобою.
Не смотри на слезы -
Слово, слово опять скрылось,
Но походку его, но профиль
Я узнаю из тысяч. -
Значит, странствие продолжается,
Я иду - земля горит под ногами,
Шуршит песчаная струйка,
Не порвалась цепочка,
Не замолчал кузнечик,
Не рассыпался каперс...

© Copyright: Татьяна Вольтская, 2015

Marina Chachua А я критики не боюсь. Благодаря ей я могу смело называть себя поэтом, а не просто любительницей пописывать.

Геннадий Волков
Геннадий Волков Ой...)) Я вывел удивительную формулу, поэт даже доброжелательную критику воспринимает как оскорбление. С настоящей критикой в поэзии вы вряд ли встречались, поэтому что поэзия сама по себе магия и раскрыть "механизм" этой магии практически невозможно. Поэтому в наше время явилось огромное племя графоманов... Вы не торопитесь называть себя поэтом, пока не встретите настоящую критику...

Boris Akopyan
критика должна быть не ради того чтоб лиж-бы "ОБГАДИТЬ", а реально подтолкнуть поэта на реальные действие. ;
за незаслуженую критику в адрес кого либо - за этих одарённых людей вступятся ангелы и покровители таланта, ведь талант даётся высшими силами, и через эти личности - АНГЕЛЫ, БОГИ И РАЗНЫЕ ЭГРЕГОРЫ доносят нам свой голос, свои мысли

Геннадий 
 Критика - это не голубь, который гадит на голову...)) Это обоснованная, конструктивная позиция, которая отражает эстетический взгляд на конкретное произведение... Если критик на белое говорит черное, а на черное белое - это не критик... Это то самое г., которое падает на голову...))


Marina Chachua
 А с чего это вы так уверены, что я не встречала настоящую критику? Я посещала два литературных клуба, в которых очень даже строго исследовали тексты, представленные авторами. Ко всему прочему к нам, в Тбилиси, приезжали именитые российс...Ещё

Геннадий
 Ну какие из переводчиков поэты?.. Других поэтов перевести могут, но сами не могут дать подлинной поэзии, тот же Козловский давал великолепный перевод, но даже он будучи тонким знатоком поэзии, сам не мог достичь уровня Расула Гамзатова. Я вообще не признаю за поэзию - поэзию именитых поэтов. Графоманы чистой воды, отточившие поэтическую технику. Поэзия это нечто такое, что невозможно создать, не вступив в сговор с музами, а их надо умилистволять, боготворить, преклоняться...)) Вы покажите толковый разбор хорошего стихотворения?.. Такого нет. Есть формализованное описание того, что есть в стихотворении, но это можно подставлять под любой стих и не отличишь графоманию от таланта. У нас нет людей, которые могут это отличить, кроме меня, разумеется..))

Геннадий
 Я сделаю революцию в русской поэзии нашего времени, вернее продолжу традиции Белинского, который создал Пушкина и который дал образца как надо разбирать поэзию.

Marina Chachua
 Я не говорю, что являюсь только поэтом-переводчиком. Только несколько лет назад я узнала, что могу делать отличные переводы. (это не самохвальство, а слова других людей). И у вас нет права заведомо отрицательно относиться к моему творчеству, ничего не прочитав. Во-первых, я не говорю, что являюсь гением. Но поэтом могу называться, хотите вы этого или нет. Я знала одного очень строгого критика, который сам очень слабые вирши писал. Вы, видимо, из таких. Позвольте и мне отнестись к вам предвзято уже только по вашей манере общаться с незнакомым вам человеком. Нечего так нос задирать, горе-критик.

Геннадий Я не отношусь отрицательно. Я не доверяю, что на РУССКОМ ЯЗЫКЕ вы можете быть поэтом. На грузинском да, но на русском могут быть только исключительно талантливые люди, которые впитали в себя традицию русской поэзии, а это невероятно сложно. Плюс еще надо обладать талантом, чистотой взлядов, и эмоциональной порывистостью. Вот я смотрю на "признанных" советских поэтов, и вижу что нет у них поэтической искры, нет подлинного вдохновения. Поэтому эталон официально признанных поэтов - это бутафория, на нее нельзя ссылаться. Вы сами должны определить, вы пишете, если пишете на русском, на уровне классиков или нет. Если да, то вас можно назвать поэтом, но учитывая, то множество поэтов, которых я читал, и которые были бездарями, у меня большие сомнения, что вы соответствуете уровню классиков русской поэзии. В русской поэзии нельзя быть поэтом и не гением. Это планка..))

Пародия на Марину Чачуа-Ламар
Аз Азелька
Ты не будешь будильником старым,
Ты не станешь запястьем в часах.
Не туши в моей келье пожары,
Не сжигай за собой небеса.

Видно, есть в тебе что-то от края,
За которым какая-то муть.
Я с тобой не живу – умираю
И не знаю, как сон ущипнуть.
                Марина Чачуа-Ламар   


Ты не будешь стиралкою ржавой
И не станешь ты пузом с ремнем.
Ты – пожарник, но нет тебе права
В моей келье бороться с огнем.

Ты зачем небеса поджигаешь?
Не сгорят небеса все равно!
Почему же ты не умираешь?
- Я с тобой померла. И давно.

Но воскресла, добралась до края,
За которым бурлит твоя  муть…
Написала я бред. Понимаю.
Но не знаю, как бред ущипнуть!