Часть 2

Павел Пластинин
                С гранатою в кармане с чекою в руке
                Мне чайки здесь запели на знакомом языке
                Я отходил спокойно не прятался не вор
                Колёсами печально в небо смотрит «Круизёр»..

               

                Илья  Лагутенко

1.

Мост через реку…
Хочется договорить- Квай! Боже, храни Алека Гиннеса.
Этот мост здесь столько, сколько существует мир. Он был здесь, когда в мире только зарождались динозавры. Его построил невидимый камнерез, облачённый в длинный серебряный шарф и с коротко стрижеными седыми волосами.
Когда в далёком 1957 году «Мост через реку Квай» получил свой заслуженный «Оскар» за лучший фильм, наш мост наконец-то получил имя. Кажется, какой-то старик, сидевший на замшелом камне и молившийся Будде, назвал его «коромысло». Но он об этом и не узнал. И не могу узнать, ибо молчал по приказу великого коменданте, проплывавшего мимо на дырявой лодке.
Реки нет. А мост есть. Так происходит сплошь и рядом.
Боже, храни Пьера Буля и всех остальных почтенных камнерезов.
2.

От лба моего рикошетом отскочила птица. Она была малинового цвета, размером с пачку сигарет Red Label. Но стоило ей вильнуть красивыми бёдрами и влететь в потрепанную  темноту коридора, она предстала передо мной розовощёкой фламинго. Фламинго эта опустилась на ровную гладь океана и расправила крылья, окольцованные золотыми запонками с платиновым отливом.
Постепенно слепота моя проходила, и океан с фламинго оказался обыкновенной свечой у замурованного в ризу дагерротипа Марии Египетской. Блудница мягко улыбалась мне, и розы её губ отлетали от моего лба рикошетом. И снова малиновые птицы, размером с пачку сигарет Red Label, улетают в потрепанную темноту коридора.
Харе рама тебе!

3.

Семьдесят тысяч лет эта птица летела по небу и небо не прекращалось. Оно стелилось под её крыльями, бурлило и чуть-чуть шуршало. Двадцать с половиной миллионов лет назад эта птица была всем. Теперь она была ничем. Может быть, из-за холодного циклона, пришедшего с Андаманских островов пять лет назад, может, из-за отстрела бабочек над Иволгинским дацаном. Так или иначе, птицам в мире больше не место.
Необычайная простота квадрата глаз. Таких глаз не было у Мухаммеда Али, Будды и даже Мэрелин Монро. Птица моргает ими когда захочет и когда не захочет, тоже моргает. Вот такая вот игра.
Два года я следил за ней из окна своего дома. Она крутилась вокруг собственной оси, как крутится планета в космосе, но ей казалось, что она летит за таинственной звездой.
Слонов ведут на водопой и поят их вином и чаем. Волки грызут кору вместо устриц, в мешленовских ресторанах разливают «Жигулёвское». Почему? Во всём виноваты птицы. Страшные старые птицы, крутящиеся вокруг собственной оси и мнящие себя центрами Вселенной. Меньше размышляй- и люди к тебе потянутся.

4.

Чья в том вина, что я тоже стал птицей? Я никого не виню. Я просто кручусь.
Китайский император Пу И вышел на балкон, зачерпнул из воздуха лазурного вина и выпил. По телу разлился приятный тёплый холодок, и Пу И улыбнулся. Это был последний день его жизни. Последний день последнего императора.
Никто не задумывался, почему не включают кинокамеру, когда арбатские маляры снова открывают пальбу по ларькам. Было бы  это интересно массовому зрителю? Уж интереснее дела о врачах. Доктор Смерть умер. А маляр остался в живых и выстрелил в белую чайку, которой был я.
Я лежал на мостовой у памятника Окуджаве и он казался мне фонарным столбом. Надо мной раздался чей-то мерзкий голос: «Кидай!» Кто-то что-то кинул и был большой взрыв. Прямо как в Бокситогорске. Однажды там должно что-нибудь взорваться.
Пу И на небе. Доктор Смерть на небе. Несколько маляров, вопреки предсказаниям Мишеля Нострадамуса, тоже на небе. А бедная белая чайка распростёрлась посередине Старого Арбата и дышит, вопреки всему, дышит.

5.

Я остался без чайки и продолжил свой путь.
По пути на вокзал мне встретилось трое, один из которых был Дон Кихотом. Он предложил мне выпить, но ни у кого не оказалось ни рубля, ни рупии. Тогда я не преминул возможности завести свою мотоциклетку и отправится туда, где бы нам точно налили.
Интересно- как некоторые люди могут любить одно и ненавидеть другое. Я вот, например, очень люблю фильмы о ковбоях, хотя «Красная река», как мне кажется, снята чересчур гомосексуально. При этом я терпеть не могу всякую нечисть. Правда, она постоянно встречается мне на пути. Вот и в этот раз- стоило нам с Дон Кихотом заговорить о Джоне Уэйне, как на дорогу выбежал чёрт с длинными рогами. Да, это было очень мерзко.
Чёрт перегородил нам путь, я же вскинул свой старый обрез. С тех пор, как перестал быть чайкой, страшно полюбил обрезы. Так вот- вскинул обрез и выстрелил. Чёрт бросил мешок, который до этого держал в руках, и скрылся куда-то в кусты, предварительно выкрикнув пару куплетов «Марсельезы». Дон Кихот, которого один мой знакомый- ныне покойный игрок в го- называл просто Тонкий Ход, подтащил мешок к мотоциклетке, и вдруг заплакал. В мешке лежало три кассеты со старой доброй порнографией и трёхлитровая банка дистиллированной воды.
Всем известно, что если смотреть порно и пить дистиллированную воду, можно опьянеть. Некоторые сочтут эту теорию несостоятельной, но, так или иначе, это доказано эмпирически.

6.


Почему всё в мире ломается? Графины с наливками, карандаши из вельвета и щёлочи. А ещё мотоциклетки.
Три года назад я выжигателем нанёс на свою мотоциклетку три буквы- «Х», «О» и «Й». Не знаю даже, что это за буквы, но все вместе они представляли уникальную картинку. Как сейчас помню- на мне были чёрные галифе, начищенные до блеска армейские сапоги, украденные мной из оружейного магазина в одном из негритянских кварталов Глазго, а ещё краги с раструбами.
Всегда обожал это слово- раструб. Его очень редко удаётся использовать в речи!
Так вот. При въезде на городскую ярмарку стекла, которую я решил посетить будучи пьяным, моя мотоциклетка налетела на огромный кудрявый гвоздь, который некоторые люди обычно принимают за саморез (кстати, саморезами в западных Гималаях называют сапатистскую банду медведей-онанистов, а на южном отроге Анд, неподалёку от мыса Доброй Надежды- отрывные календари). Чинить колесо было в то время занятием бесполезным и даже немного аморальным. Поэтому я просто, громко ругаясь, бросил мотоциклетку  в трясину, располагавшуюся у дороги, и отправился на ярмарку в поисках стеклянного глаза.
Многие женщины мечтают о силиконовой груди, лице, надутом ботексом. Но почему-то не одна из них не мечтает о стеклянных глазах. Как по мне, так эти глаза смотрятся очень элегантно. Один мой знакомый погонщик верблюдов однажды повесил себе на шею кулон со стеклянным глазом, и трое верблюдов, а вместе с ними и директор цирка, вышедший в ларёк за сигаретами, ослепли и впоследствии погибли.
Стекло- бич народов. Прямо как алкоголизм. Но речь не об этом.
Харе Кришна!

7.

Продавец дерьма улыбался и играл на клавесине, попутно разгадывая японский кроссворд. Он был счастлив, ведь знал, что продаёт лучшее дерьмо во всём мире, и даже если английской королеве понадобиться мешочек-другой навоза, то она отправит своего лакея лично к нему. Продавец дерьма представлял собой некое подобие манекена с бархатной кожей и в шлёпанцах.
Сегодня за дерьмом выстроилась огромная очередь. Несколько тысяч человек с бидонами. Некоторые даже привели с собой детей, ведь продавец дерьма частенько давал кукольные представления.
Аншлаг вокруг дерьма мне был малопонятен, поэтому я просто стоял возле котлована и раскуривал трубочку. В котловане копошились какие-то рабочие- то ли шахтёры, то ли лидеры подпольного движения за освобождение политзаключённых. Всё было в дыму от дерьма, и ничего нельзя было понять.
Я решил, что если еды нет, значит это не та ярмарка. Поэтому я поймал за хвост верблюда, который, видимо, только что проиграл в чешского. Я приказал ему ехать к ближайшему порту, и он, мрачно сплюнув прямо на голову продавцу дерьма, поскакал.
Я понял, что он скачет рысью. Через три часа (я это помню, потому что обычно в это время листаю томик Омара Хайяма) рысь эта перешла в своего рода аллюр, а затем и вовсе в падепатинер.
Не думайте о белом налиме. Никогда.

8.

Если вам кто-нибудь когда-нибудь скажет, что верблюды не умеют говорить по-испански, не верьте ему- он просто кусок дерьма.
Я оказался в порту почти ласточкой среди бакланов. С книгами и ромом провожали меня портовые шлюхи в дальнее плаванье. Корвет «Илларион Кутузов» дал прощальный залп, и над пропахшей смолой пристанью взвились в небо голуби и чайки, а старик-китаец, хозяин общественных бань и опиумной курильни, даже всплакнул.
Первые недели плавания дались нам с большим трудом. Всё время корвет преследовал жестокий шторм, который матросы между собой прозвали «Генрих». Над нами грохотало небо, рвались паруса и поминутно произвольно палили пушки. Когда палить стало нечем, за борт полетела кухонная утварь, карты, секстанты, а затем и рояль, набитый матроснёй. В результате при входе в Гибралтар на палубе «Иллариона Кутузова»  остались только я, мой друг- боцман с Сардинии и грузин с кларнетом. Карманы его худого армяка были набиты папиросами, и он постоянно курил, а если не курил, то пытался сыграть на кларнете девятую симфонию Бетховена.
Плавание было загублено на корню. При входе в Адриатику боцман, почуяв воздух родины, дал дёру. Мы с грузином решили отпраздновать это проишествие рюмочкой агдама, на вскоре вспомнили, что агдам остался у боцмана во внутреннем кармане бушлата.
Дальнейшее путешествие было бессмысленно (агдам ведь мы так и не вернули), и нам пришлось пришвартоваться к ближайшему облаку. Облако вскоре рассеялось, и «Илларион Кутузов» пошёл ко дну. Кончина была неминуема.
Три счастливых недели провели мы с грузином в водах Адриатики. Читали наизусть Гегеля и Монтескье, играли в го, а когда вдруг налетал шторм, ныряли за актиниями, попутно напевая что-то из Моцарта.
Через три недели, когда актинии кончились и нам стало нечего есть, над нами пролетел огромный орёл. Это оказался тот самый орёл, которого я чуть было не застрелил во время восстания в Давосе. Он узнал меня, но ничего не сказал, а только плюнул и сбросил нам, умирающим с голоду, мешок с газетами.
Почему нигде не говорят, что из газет может получиться неплохой плот! Я заявляю об этом со всей серьёзностью и прошу внести моё замечание в брошюры по выживанию в открытом море.
Для постройки одного плота нам с грузином понадобилось шесть газет «Московский Комсомолец» и три газеты «Комсомольская правда». Прихватив с собой немного морской воды, мы поймали ветер и полетели куда-то в сторону Монголии.

9.

Отчего, интересно человек вечно куда-то спешит. Ведь по сути его окружают вещи, которые смогут этого самого человека пережить. Например, пишущая машинка «Ундервуд». Она ведь на много лет пережила какого-нибудь члена  ОБЭРИУ, который слагал на ней свои малопонятные произведения. Кстати, об «Ундервуде».
Не прошло и шести дней после моего возвращения из Монголии, как на мой харьковский адрес пришло крайне интересное письмо, отпечатанное на печатной машинке именно этой марки. В письме, которое ко всему прочему занимало шесть машинописных листов, излагались мысли какого-то именитого учёного, который всерьёз беспокоился о судьбе человека, улетевшего на Марс на простой этажерке.
Почему мне должны быть интересны судьбы других людей? Ведь я не врач, не проповедник и не политик. Я просто человек, курящий опиум на крыше Бангалорского дворца в свободное от философии время. Так или иначе, именитый учёный, который, кстати, незадолго до отправки мне этого письма получивший премию в размере месячного оклада, считал, что я, как никто другой, подхожу для исполнения очень ответственной миссии- деловой поездки на Марс.
В ответной радиограмме я попытался объяснить этому учёному, что на Марс поезда не ходят и самолёты не летают, а это значит, что среднестатистическому жителю планеты Земля никак не представляется возможным.
Конечно, можно было бы договориться с Папой Римским, да хранит его Бог, и арендовать в подшефном аэропорте деревянный трактор, запряжённый тремя красивыми породистыми эму. Уж они бы домчали меня до Марса в одну секунду! Но, положа руку на сердце, мне просто не хотелось никуда срываться; тем более, что я только что вернулся из своего путешествия по Монголии.
Я решил ненадолго отключиться от проблем с Марсом и этажерками, и не нашёл ничего лучше, чем пойти в ближайшее кафе. В самом ближайшем кафе, которое я только смог найти в своём городе, работал лысый повар. Повар этот в своё время готовил для принца Уэльского, а также для трёх его любовниц и четырёх внебрачных сыновей, поэтому он безо всякого труда приготовил мне отменного каплуна с соусом а-ля Шампань. Затем я попросил принести мне вина из одуванчиков, на что официант только покрутил пальцем у виска и принёс мне трёхлитровый бочонок с пивом. Пиво я не пил никогда- даже в пору своей юности на острове Святой Елены- поэтому послал официанта на три развесёлые русские буквы и потребовал жалобную книгу. Книгу мне принесли, я сжёг её, потребовал бокал сухого вина вперемешку с молоком и вышел на улицу, дабы немного проветрить лёгкие.

10.

К моему великому удивлению, кардинал остался доволен моим подарком. Я отправил ему на день рождения негритянский оркестр, которым некогда самолично руководил, скрываясь от преследования английских властей. Кардинал даже решил оставить мой подарок себе, дабы мои- а теперь уже его-  храбрые негры дали концерт в День Святого Патрика. Я не возражал.
Обед был испорчен окончательно, я поймал пролетавший мимо самолёт и под стволом обреза (надеюсь, вы помните о моей любви к обрезам) заставил пилота править к Стокгольму. Пилот меня послушался.
В дороге мне сделалось дурно с животом и до самой Норвегии (последней директивой Стокгольм был отдан в аренду норвежскому халифату) я просидел на санфаянсе, покуривая трубочку и размышляя о смысле жизни поваров, которые не умеют как следует обслужить клиента.
Повар- профессия опасная. Поэтому я и не выбрал в своё время кулинарный техникум, а занялся изучением фламандской живописи времён палеолита- увлекательная тема, должен я вам сказать. Однажды один мой знакомый- лондонский констебль- застрелил зебру из табельного оружия. Он решил рассказать об этом пастору, но тот и слушать, не стал, ибо та зебра оказалась его дальней родственницей. И впредь помните: прежде чем выстрелить или хотя бы закурить проверяйте- нет ли поблизости зебры или пастора.
Почему на международных рейсах не показывают фильм «Экипаж»? Этот вопрос меня беспокоит с тех пор, как самолёт со мной подбили над Стокгольмом. Благо в туалете оказался хотя и дырявый, но парашют, поэтому я почти безболезненно спланировал вниз.
В огне погибла Александрийская библиотека. В огне погиб храм Артемиды. В огне погибнет всё, к чему, так или иначе, прикасается человек. Поэтому пока от огня защищены только новозеландские карликовые сфинксы, живущие на деревьях и питающиеся лавой вулканов. Ведь человечество ещё не знает об их существовании.