Однажды в моей жизни появился Степка. Можно, конечно, начать так: в некотором царстве, в некотором государстве, но это же про сказку. А я хочу рассказать настоящую быль. Ну, может, и не совсем быль. Просто так: однажды в моей жизни появился Степка.
Степка – это домовой. Нежить, как называли это явление в старину. Но, чем больше проходит времени, тем четче осознаю, что у легенд тоже есть право на нормальную жизнь. И им, как и нам, людям, тоже нужна ласка, внимание, тепло и любовь. Но начну по порядку.
В один из декабрьских вечеров я пришла после работы домой, уставшая до невозможности. Как назло, сегодня застучало что-то в моторе моей «Шкоды», поэтому пришлось оставить малышку в автосервисе и добираться вначале час на метро, потом еще десять минут сквозь липкий, плотный снегопад пешком. Пока я шла через дворы, пытаясь сделать дорогу домой короче, мысленно собрала все нелестные эпитеты, какие только знала, и, кажется, даже придумала с десяток абсолютно новых в адрес ЖКС, синоптиков, небесной канцелярии. А еще я в полной мере осознала полезность четырехколесной железной лошадки в большом городе и, в который уже раз, поклялась заботиться о моей помощнице ежедневно, еженощно а, заодно уж, ежечасно и даже ежеминутно.
Детвора носилась по заснеженному двору: одни радостно забрасывали друг друга снегом, другие играли в мяч. Бабушки, присматривающие за внуками, о чем-то оживленно беседовали в скверике на лавочках. Воздух был насквозь пропитан ароматом апельсинов и еще чем-то таким, особенным, что можно почувствовать только в канун Нового Года.
Я смотрела на малышню и поймала себя на мысли, что завидую им. Вот оно, то время, когда человек абсолютно свободен и счастлив: ни проблем, ни забот, которые постоянно сопровождают по жизни нас, взрослых. Можно выйти во двор с друзьями, лепить снеговиков, играть пушистым мячиком. Пушистым? Я присмотрелась. Детвора действительно азартно перекидывали друг другу средних размеров нечто, отдаленно напоминающее мяч. Или, скорее, большой клубок шерстяной пряжи. В какой-то момент мне показалось, что я слышу жалобное попискивание. Да нет же! Не показалось! Я решительно шагнула к юным волейболистам и ловко поймала клубок.
Он был почти невесомый и… живой: под моими пальцами отчетливо стучало крохотное сердечко. Дети разочарованно загомонили. Бабушки на скамеечках оперативно переключились на безжалостную меня. Грозить им Гринписом было явно бессмысленно, поэтому я ограничилась укоризненным «Котята детям не игрушка», открыла ключом кодовый замок и с видом победителя зашла в подъезд. Вечерние сумерки не позволили разглядеть спасенного мной существа, поэтому, поднимаясь в лифте, я предпочитала думать, что в моих ладонях плотным клубком свернулся большой котенок. Ну, или средних размеров, не очень упитанный кот или кошка. Шерстка была пушистой, чуть жестковатой. Круглые ушки, вывернутые наизнанку. Надо будет в Интернете посмотреть, вроде бы я видела нечто похожее. Котенок (кот, кошка?) то ли задремал, то ли просто притаился. В тот момент я даже и представить себе не могла, насколько изменится вся моя жизнь.
Металлическая дверь, щелкнув ригелями, гостеприимно открылась. Я зашла в прихожую и включила свет. Клубок моментально распушился еще больше, шевельнулись забавные ушки, розовым пятнышком засветился носик, открылся один глаз, потом второй. Я осторожно положила это сплошное очарование на пол. Клубок тут же радостно разросся до размеров откормленного кота. Вот только кот ли это? Было в этом существе нечто странное, не кошачье, но, по крайней мере, уши, четыре лапки и хвост были в наличии. Пока я торопливо сбрасывала промокшие сапоги и куртку, спасеныш попытался подняться, но тут же вновь свернулся клубком, жалобно пискнув. Вот сорванцы! Покалечили животинку. А я что могу? Я человеческий доктор, а не ветеринар. Распахнутые на полмордочки глазищи были переполнены болью. Вдохнув и выдохнув, я осторожно взяла на руки котенка-кота-кошку и решительно направилась на кухню. Яркий свет лампы позволил мне, наконец, рассмотреть страдальца. Действительно, очень похож на представителя кошачьих. И одновременно не похож.
– Кто же ты, ушастик? Потерпи немного, – я осторожно исследовала лапки. Одна из них действительно была повреждена. К счастью, это был не перелом, а вывих. Вправить его было делом одной секунды, осталось только забинтовать, чтобы лишний раз не будить боль. Мягкий розовый язычок благодарно лизнул мои пальцы.
– Тихо, тихо! Сейчас я тебя покормлю, ты отдохнешь, а завтра будешь как новенький. Ну, а потом уж и решать будем, что с тобой делать.
По правде говоря, я никогда не держала дома живность ни в каком ее проявлении. Все-таки это огромная ответственность. К тому же, большую часть суток я проводила на работе. Еще раз взглянув на пушистого пациента, я решила все же причислить его к семейству кошачьих, достала из холодильника бутылку молока, плеснула в кружку, подогрела немного, перелила в фаянсовую мисочку и поставила перед розовым носиком.
Ушастик шевельнулся, поднял голову и жадно начал быстро-быстро лакать угощение, пока миска не опустела. Я взяла ее и отвернулась к раковине, чтобы помыть – у меня просто паталогическое отвращение к немытой посуде.
– Спасибо, – за моей спиной прозвучал чуть хрипловатый басок.
– Пожалуйста, – машинально ответила я и выронила мисочку.
– И, если можно, без истерик и обмороков, – мурлыкнуло за моей спиной.
Я медленно повернулась.
– Говорящая кошка?
– Кот, с твоего позволения. Ну, в принципе, я могу стать кем угодно. Сейчас выгоднее было принять кошачье обличье, – спасеныш лапкой разгладил роскошные усы.
– Из тебя получился ненастоящий кот. То есть, я хочу сказать, ты не очень-то похож на обычного кота.
– Просто я торопился, – кот вздохнул и виновато развел лапками.
– Ну, а имя-то у тебя есть?
– Степка я. Домовой.
– Кто??
Нет, конечно, я читала и о домовых, и о леших, и о других представителях нечистой силы русского фольклора. Преимущественно, в сказках. Но было это в далеком детстве, когда я приезжала к бабушке в деревню. И не раз видела, как она ставила за печку блюдце с молоком и кусочками свежеиспеченного хлеба, приговаривая: «Домовой-батюшка, помощник хозяюшки, отведай хлеба белого, молочка свежего». Я тряхнула головой, отгоняя невесть откуда возникшие воспоминания.
– А ты не мог бы принять другое обличье? Человеческое, например?
– Могу, – кот, приволакивая туго забинтованную конечность, осторожно сполз со стола на диванчик, на мгновение скрывшись из виду. А еще через мгновение над столешницей поднялась пышная шевелюра, нос картошкой, растрепанная борода.
– Так тебе будет спокойнее? – Степка застенчиво улыбнулся.
– Да, – я протянула руку, – Юля. Будем знакомы, Степан батькович.
– Степка я, – домовой прикоснулся к моей руке.
Потом, когда мы с ним сидели за чашкой ароматного чая, он рассказал о своих злоключениях. Жил он в небольшой деревне, что находилась километрах в ста от города. Жил себе, не тужил. Но люди из деревни потянулись в город. Дома стояли пустые, глядя печальными глазами-окнами на проселок. А ведь каждый дом – это владения домового. Умирает дом, умирает и домовой. Степка не хотел умирать. Вот и отправился он на поиски счастья туда, куда ушли деревенские жители. Но, попав в круговерть городской жизни, домовой растерялся, котом перекинулся. Только местная кошачья братия его не приняла, изгнала единодушно. Потом чудом ушел от трех псов, которых хозяева спустили с поводков, чтобы их ненаглядные питомцы могли поразмяться. Забежал Степка-кот в наш двор, спрятался за массивной колонной, поддерживающей козырек-крышу над подъездом, тут-то его и обнаружил кто-то из детей.
– Я ж думал как: дверь-то откроется, ну я и пробегу внутрь. А там, может, к кому-нибудь домой удастся попасть. Я ж еще молодой, и двухсот лет не наберется, вдруг, да и пригожусь кому? Может, возьмешь меня к себе, а? – Степка с надеждой заглянул в мои глаза.
– Ну…в общем-то, я не против. Только, понимаешь я редко бываю дома. Работа у меня такая.
– Да я что, я ничего! Ты на работе, а я буду тебе в доме помогать. Да и места мне много не надо – в кладовочке тюфячок постелешь, и ладно будет, – Степкины глаза радостно заблестели.
– Кладовка у меня почти пустая. Если тебе там понравится, живи.
Степка, прихрамывая, отправился осматривать свои владения. Надо сказать, кладовка у меня большая, вещей там было совсем немного. Так что средних размеров раскладушка вполне помещалась. А, когда я презентовала домовенку толстое одеяло вместо матраца, пару простыней, подушку, наволочку и пушистый плед, он молча, стыдливо отвернувшись, вытер кулачком глаза.
– Смотри, этим можно включить или выключить свет, – я дернула за длинный шнурок с пластиковым шариком на конце.
– Спасибо тебе, добрая хозяюшка! – окончательно растрогавшийся Степка церемонно, в пол, поклонился.
Вот так в моей квартире появился Степка. Несколько дней, вернее, вечеров, он настойчиво учился управляться с незнакомой ему доселе техникой: электрическая плита, посудомоечная машинка, стиральная машинка, пылесос. Холодильник его абсолютно очаровал. Он холил и лелеял его так, что временами я даже завидовала моему «двухметровому блондину».
Надо признать, знания Степка схватывал буквально на лету и уже через неделю квартира полностью (а еще, наверное, с облегчением и благодарностью, потому что мне вечно не хватало ни на что времени) перешла под заботливую опеку моего домового. Он быстро освоился с моим немудреным хозяйством. Кухня и ванная сияли просто хирургической чистотой. В комнатах, где я раньше долго и безуспешно боролась с невесть откуда взявшейся пылью, теперь этой пыли и в помине не было. У каждой вещи было свое место. Цветы в горшках ожили, зазеленели новыми листиками, а некоторые, не смотря на зиму, украсились бутонами.
Прямо скажу, вначале мне было не по себе, ведь по всему выходило, что я бесплатно эксплуатирую и загружаю работой другого человека. Ну, хорошо! Степка не человек. Он – нежить. Нежить, которой испокон веков было предназначено служить нам, людям. Я переворошила весь Интернет, и потом мы вместе с домовым (я читала, а он с удивлением рассматривал картинки) проникались найденной информацией. Конечно, я несколько раз пыталась хотя бы помыть посуду, но это категорично пресекалось возмущенным Степкой. Правда, на вечерние посиделки с чаепитием он соглашался, успевая при этом ворчать, что негоже хозяину трапезничать за одним столом с домовым.
А после Нового Года Степка затосковал. Оно и понятно, городская квартира это не деревенский дом. И мне пришла в голову мысль научить домового хотя бы элементарной грамоте, ведь ни читать, ни писать он не умел. И теперь каждый вечер он прилежно учил буквы, коряво писал их. Потом пришло время и для слов, тоже написанных хоть и неуклюже, но старательно. Упорства моему Степке было не занимать. Я отдала ему старенький ноутбук, показала как пользоваться Интернетом. И теперь, переделав всю работу по дому, домовой уходил в мировую сеть с головой. Ему было интересно все: от информации о себе подобных и до космических ракет. Частенько он баловал меня роскошными ужинами, обедами, завтраками, сотворенными по найденным в Интернете рецептам.
В общем, Степка стал самым продвинутым домовым среди всех домовых, если таковые, конечно, где-то еще остались. А в том, что они где-то действительно еще остались, Степка и не сомневался.
Потом пришла весна, а вслед за ней на город обрушилось жаркое лето. И мы со Степкой решили поехать на дачу к моим друзьям. Они отдыхали за границей, а меня попросили присмотреть за домом. Накануне отъезда Степка носился по квартире, как маленький торнадо: собирал и паковал необходимые вещи.
Хотя, на мой взгляд, можно было обойтись и без теплого свитера, и без шерстяных носков, и без ветровки. Но спорить с моим домовым я уже давно зареклась, ибо труд напрасный и бессмысленный.
Когда все вещи и продукты были собраны и упакованы в сумки, возник еще один вопрос: как забрать с собой самого Степку.
– Лапоть нужен. Причем, ношеный именно тобой, – авторитетно заявил домовой.
– Да где ж я тебе в городе лапоть-то возьму? Босоножки не подойдут? – похоже, поездка грозила закончиться, так и не начавшись.
Пришлось перетряхнуть все шкафы и коробки. Я помнила, что когда-то в одной из командировок, я покупала пару лаптей. И даже надевала их на какую-то костюмированную вечернику. Пока я громила шкафы, Степка с тихой грустью наблюдал за производимым мной хаосом: то ли боялся, что лапоть – мечта уже недосягаемая; то ли переживал, что не успеет вновь навести порядок.
– Нашла! – мой радостный победоносный вопль стоил мне равновесия на точке опоры в виде табуретки, на которую я забралась, чтобы проверить антресоли. Пока я, в живописном окружении разбросанных вещей и перевернутой табуретки морщилась и шипела от боли в разбитом локте и ободранной коленке, Степка, охая и ахая, бегал вокруг меня, не зная, что предпринять.
– Держи свой лапоть, – я поднялась, опираясь на Степкино плечо.
Домовой, улыбаясь, нежно прижал к груди лыковую обувку, и мне в этот момент вдруг стало очень легко и радостно от того, что есть возможность сделать кого-то хоть чуточку счастливее. Вещи я просто запихала обратно в шкаф (разберем потом, когда вернемся), торопливо пробормотала некую словесную формулу, приглашая Степку в лапоть для дальнейшей транспортировки.
– Конечно, это условности, но так положено, – радостно проскрипел мой домовой уже из лаптя.
В дачный поселок мы приехали после обеда. В разгар лета мичуринцев было не так уж много, – основные посадочные работы были позади и потому большинство соседей разъехались отдохнуть от полевой страды и погреть бока на морских пляжах.
Я открыла невысокие деревянные ворота, загнала свою «Шкоду» во двор под зеленый навес и пышно разросшегося декоративного плюща.
– Прежде, чем порог дома переступить, лапоть положи перед собой, да приговаривай «Домовой-батюшка, милости просим в новый дом с добром», – громким шепотом донеслось из лаптя.
– Помню, не подсказывай, – и я проделала все, как учил меня Степка с самого утра.
Пока домовой разбирал сумки, осваивался на кухне, я вышла к небольшому колодцу, чтобы принести ведро воды. Открыв тяжелую крышку, я заглянула в прохладную темноту. Бабушка всегда говорила, что в колодце даже днем можно увидеть звезды. Но никаких звезд я не увидела, а вот звон капель, стекающих с боков ведра, был чистым, как песня колокольчиков. Вода здесь была на удивление вкусной. Или просто я отвыкла уже от настоящей воды?
– Где ты ходишь? Пора чай пить, а тебя не за водой, а за смертью только посылать, – ворчливый Степкин басок я услышала еще на крыльце и улыбнулась: вот кто еще обо мне так заботился?
Потом мы пили чай, выстраивали планы на завтра, послезавтра и еще на две недели вперед. Потом Степка торжественно вручил мне комплект постельного белья, и я поднялась на второй этаж, чтобы обустроиться на ночь. Вслед мне летели обрывки гордого шепота: «А еще говорила, что не надо столько набирать, не пригодится. Эх, молодежь!»
Солнечный луч, каким-то чудом проскользнувший сквозь плотные шторы, разбудил меня. Но, пожалуй, это был самый лучший природный безобидный будильник из всех будильников, которые придумало человечество. Какое-то время я просто лежала, уютно свернувшись под легким пледом. Никуда не нужно было спешить. Город, утомленный солнцем и жарой, со всей его суматохой, знойным маревом над домами и сквериками, остался где-то далеко-далеко. Здесь же царила благословенная тишина, которая, похоже, действовала умиротворяюще даже на саму жару. Степка уже вовсю трудился на кухне на первом этаже: ко мне долетели немыслимо-аппетитные ароматы блинчиков, свежесваренного кофе и ворчливый говорок домового. Интересно, с кем это он там так оживленно общается?
Я тихонько встала, накинула свой любимый халат с драконами и босиком осторожно спустилась с лестницы второго этажа.
Кухня была залита солнечным светом. Степка уже накрывал на стол, когда я появилась в дверях кухни. В какой-то момент мне показалось, что за кухонный шкаф метнулась лохматая тень, но чего только не привидится с раннего утра еще не проснувшемуся сознанию?
– Рано ты сегодня проснулась? Чего не спится-то, неугомонная? – домовой поставил на стол пиалу со сметаной.
– Поспишь тут, когда ароматная атака началась, – я взяла кружевной блинчик, свернула его и, обмакнув в густую сметану, откусила изрядный кусок.
– Ну, как? Есть можно? – Степка сидел напротив и, подперев кулачком бородатую щеку, умиленно наблюдал за насыщающейся мной.
– Если существует самая главная премия по кулинарии, то я бы отдала ее только тебе! – я была абсолютно объективной и искренней, потому что завтрак был выше всяких похвал.
Домовой смущенно кхекнул, налил в мою чашку сваренный для меня кофе, а себе плеснул чаю с молоком.
– Давай выкладывай, – я тоже налила в кофе молоко и подмигнула Степке.
– А чего выкладывать-то? Вот они, все тут, блины-то, – домовой суетливо пододвинул тарелку.
– Блины тут ни при чем. Я же вижу, что ты хотел о чем-то поговорить.
– Ну…тут такое дело, – моя живая нежить сделала большой глоток чая и поперхнулась.
– Да говори уже, не томи. И, кстати, гостя своего пригласил бы чаю с нами попить.
– Вот за что я тебя люблю, так это за твой ум, Юлька. За то, что не ходишь вокруг да около. Выходи, кум! Сама хозяюшка к столу позвала.
Из-за кухонного шкафа робко, бочком, выбралось лохматое и чумазое нечто, худое и нескладное.
– Прощенья просим, хозяюшка, за беспокойство, – тощее нечто поклонилось в пол так низко, что я даже испугалась, как бы не сломался, как хворостиночка.
– Степка, покажи гостю, где умыться с дороги.
Пока кумовья, перешептываясь, вышли к умывальнику, я достала еще одну чашку, налила чаю и поставила на стол.
Потом мы сидели и чаевничали втроем. Гость вначале отчаянно смущался, а потом освоился и рассказал о том, что пришел он в этот дачный поселок из той самой деревни, откуда пришел и Степка. Живет в соседнем доме с прошлой осени. В конце весны сюда прибились еще парочка домовых, которые сейчас живут на окраине поселка. Пока лето, пока приезжают сюда люди, домовые при деле, но вот что будет зимой, непонятно.
– Сгинем мы, все, как есть, – грустно завершил свой рассказ наш гость.
– Задачку вы мне подкинули, – я задумчиво отхлебнула остывший кофе.
– Может, возьмем их всех, хозяюшка? – Степка с надеждой смотрел меня, как на героиню-спасительницу.
– Не вопрос. Но сразу же возникает другой: в моей квартире и тебе-то работы мало, а что будут делать они? Помнишь, мы читали в одной книге, что домовые без работы хиреют, начинают скучать и могут даже умереть?
– Может быть, у тебя есть друзья, которым наша помощь может пригодиться? – Степка отчаянно пытался найти хоть какой-нибудь вариант спасения своих соотечественников.
Я посмотрела в Степкины глаза и поняла, что отказать уже не смогу.
– Давай знакомиться. Я Юля.
– Фрол, – гость робко улыбнулся и неловко одернул подол давно не стираной рубахи.
– Мы тут сейчас приберемся и пойдем, повидаемся с нашими, да приведем их тоже сюда, – Степка деловито суетился в радостном предвкушении, – А ты, ну-ко, иди на речку, пока суть да дело. Только осторожнее! Как бы водяной с водяницами шалить не начали. Полотенце в сумке возьми, да покрывало не забудь, не на голой же земле загорать.
В общем, выпроводили меня с заботой и почтением. Я собрала сумку и отправилась на крохотный пляж. Солнце неторопливо карабкалось по чистому, без единого облачка, небу. Искупавшись в ласковой, теплой воде, я растянулась на махровом покрывале. Вдруг снова вспомнилась бабушка, ее мягкие ладони, улыбка, морщинки возле глаз, не желавших стариться. Как знать, может, наши бабушки и дедушки, уходя из этой жизни, продолжают оставаться с нами в виде таких вот домовых? Мои неторопливые мысли прервало шуршание кустов за моей спиной. Я оглянулась: Фрол, причесанный, в чистой рубашке, стоял в тени, застенчиво переминаясь с ноги на ногу.
– Все в порядке?
– Да, хозяюшка. Просим откушать, время-то уже за-полдень.
– Спасибо, Фрол. Ты иди, я буду через пять минут. Вы там сами-то поели? Гостей накормили?
– Благодарствуем, хозяюшка, за доброту твою, все сыты, – домовой поклонился и направился обратно к дому.
Степка вовсю хозяйничал на кухне, ревниво оберегая свое хозяйственное пространство. Я быстро сбегала на второй этаж, переоделась и вышла к уже накрытому столу. Мой домовенок расстарался на славу: огненно-красный борщ на сахарной косточке, овощной салат, отбивные с румяной корочкой в окружении золотистых ломтиков картофеля, присыпанные рубленой зеленью; пирог с грибами, нежный бисквит со взбитыми сливками к чаю.
– Ну, давайте знакомиться, я Юля.
– Лука.
– Агаша, – маленькая женщина поправила платочек на голове и светло улыбнулась.
– А разве домовые бывают…женского рода? – я старалась вспомнить, читала ли я о чем-то подобном в Интернете.
– Ну, а чего ж не бывать-то? – Агаша степенно взяла тарелку с борщом и поставила передо мной на стол, – Приятного аппетита, хозяюшка.
Чай мы решили пить на веранде: от реки тянуло освежающей прохладой, да и круглый стол там был не в пример больше, чем на кухне. Пока мы все пили чай с умопомрачительно вкусным бисквитом, как-то незаметно пришли к общему мнению, что Лука и Агаша останутся здесь, на даче. Работы хватит на двоих и по дому, и на небольшом садовом участке. К тому же, мои друзья до глубокой осени живут здесь, да и зимой наведываются почти на каждые выходные. Фрол поедет вместе с нами в город, и я постараюсь что-нибудь придумать с его трудоустройством.
– Урожаю не дадим пропасть. Ближе к осени и огурчиков насолим, и помидорчиков, и зелени всякой-разной. Лука грибов принесет – насушим, из ягод варенья наварим. А там время и для капусты настанет. Вот еще бы пяток-другой цыплят завести, – Агаша застенчиво теребила цветной плетеный поясок.
– Насчет цыплят даже и не знаю. Вряд ли у кого в поселке они есть, – я начала перебирать в памяти всех соседей, кого знала.
– На соседней улице третьего дня привезли цыплят. Две больших коробки, могу показать этот дом, – Лука ловко выплетал ручку к небольшой корзинке из красноватых прутиков, – Будет во что Агаше яйца куриные собирать.
На том и порешили. Ближе к вечеру я надела свой новый сарафан, накинула на плечи легкий шарф и вышла за ворота. Лука неторопливо шел чуть впереди, показывая дорогу. Возле калитки он перекинулся в кота и забрался на забор. Я нажала на пластмассовую пуговку звонка.
Хозяйка дома понравилась мне с первого взгляда. Доброжелательная, с открытой улыбкой, она тут же усадила меня за стол и принялась радушно потчевать.
– Внуков привезут только на следующей неделе. Поселок почти обезлюдел. Сижу одна-одинешенька перед телевизором и поговорить не с кем. Вот, заказала четыре десятка цыплят – все заделье какое-то.
– А я живу здесь в гостях у друзей. Они просили меня купить для них цыплят, только я даже и не знаю, где и как это можно сделать. Не подскажете?
– Да чего ж подсказывать? Десяток я могу тебе просто подарить. Невелик подарок, а тебе и друзьям твоим радость и польза.
Наговорились мы от души. Домой я возвращалась уже ближе к полуночи, бережно прижимая к груди коробку с притихшими желтыми пуховичками. Лука неторопливо трусил рядом, время от времени поглядывая на меня янтарными глазами, в которых отражался четкий диск Луны.
Вот так начался этот удивительный отпуск. Я наслаждалась отдыхом, солнцем, ничегонеделаньем, общением с моей новой знакомой Лидой. Впрочем, совсем уж без дела сидеть было невозможно. Поэтому я, что называется, с боем отвоевала для себя мытье посуды и заботу о цыплятах. Агаша недовольно хмурилась, но смирилась с таким вопиющим нарушением древнего уклада. Перед отъездом я договорилась с Лидой о том, что она раз в неделю будет приносить хлеб, молоко и кое-какие продукты, а взамен, поскольку от денег она наотрез отказалась, я пообещала, что по дому и по хозяйству ей будет оказана своевременная помощь. Таким образом, и наш Фрол обрел свой дом, чему я была несказанно рада.
Две недели пролетели совсем незаметно. Пора было собираться в обратную дорогу. Степка вместе с Агашей упаковывали сумки. А, когда мы в последний вечер все уселись за круглым столом на веранде, в душу закралась печаль от близкого расставания.
– Степка, может, тебе здесь остаться? – я приобняла за плечи Агашу, которая вытирала кончиком платка слезы.
– А на кого ж я тебя оставлю-то? Ты ж вон, ни чай приготовить правильно не умеешь, ни борщ настоящий сварить, на работу опять же забудешь взять хотя бы пару бутербродов и будешь голодная весь день на своем дежурстве. Глаз да глаз за тобой нужен, – мой домовой скрипуче ворчал и прятал повлажневшие вдруг глаза.
– Я ж тебя не гоню, чудак ты мой хозяйственный. Просто подумала, что тут твои родичи, природа опять же. Не деревня, но все же близко к этому.
– К родичам всегда приехать можно, – Степка улыбнулся и тряхнул кудлатой головой.
– Конечно, приезжайте! Непременно приезжайте! А мы будем вас ждать и скучать, – в один голос загомонили Фрол, Лука и Агаша.
Ранним утром я транспортировала Степку в его лапоть, Лука с Фролом перенесли сумки в машину, и мы выехали со двора. Перед поворотом я еще раз оглянулась: за калиткой стояли три невысоких фигурки и махали руками вслед машине. А мне почему-то уверенно подумалось, что я еще вернусь сюда. Не могу не вернуться! Ведь это так замечательно, когда есть на Земле место, где тебя любят и ждут.
Город вновь поглотил меня целиком и полностью. Осень сменила лето. Потом настала пора нудных и холодных затяжных дождей. По утрам влажный асфальт прихватывало тонким льдом.
Степка исправно занимался хозяйством, зависал ночами в Интернете. Когда я возвращалась с дежурства совсем никакая, он ловко и умело возвращал меня к жизни заботой, кулинарными изысками, душевной беседой за чашкой своего знаменитого чая. И в этих вечерних беседах все чаще и чаще стала затрагиваться тема моего одиночества. Степка ворчал на меня за то, что кроме своей работы я не вижу света белого, чего уж про людей говорить. Я, в свою очередь отшучивалась, говорила, что не встретила еще того, достойного и единственного, а быть абы с кем мне гордость и воспитание не позволяют. По меньшей мере, раз в неделю Степка требовал от меня честного слова в том, что я одумаюсь и задумаюсь, наконец, о своей личной жизни. Я подарила ему свой старый мобильник, номер которого был теперь и в моем. Сильно не заморачиваясь, я озаглавила этот контакт «Дед». И теперь мой «дед» ужасно гордился тем, что простым нажатием пары кнопок, он мог в любое время, пока меня не было дома, узнать как мои дела, не приключилось ли со мной чего страшного.
В то утро все было, как обычно: кофе, завтрак, жаркие прения по поводу небольшого пакета с продуктами для обеда, в которых победителем всегда выходил Степка, разогрев моей «малышки» и привычная дорога на работу. В утренние часы дороги еще относительно свободны от транспорта. На выезде со двора «Шкода» слегка пошла юзом по тонкому ледяному наплыву. Я чертыхнулась: ведь планировала еще вчера поменять летнюю резину на зимнюю. Сегодня после работы заеду к подруге, попрошу ее мужа помочь мне. Мужа… вдруг подумалось о том, что Степка-то мой прав. Мужская помощь всегда была и будет необходима для женщины. Но с другой стороны, не на шею же вешаться? Ну, не умею я знакомиться.
Мысли текли плавно и неторопливо. Дорога ложилась под колеса машины, ровная и гладкая. Через чур гладкая, подумалось мне. В зеркало заднего обзора я видела нагоняющего меня мотоциклиста. Скорость у него была довольно приличная, вечно эти «хрустики» торопятся неизвестно куда. Впрочем, это «неизвестно куда» имело весьма определенное направление. Я чуть сбросила скорость, пропуская торопыгу вперед. И тут увидела, что на встречной полосе легковушку, шедшую на обгон, заносит по ледяному накату трассы.
Машина, потерявшая управление, летела прямиком на мотоциклиста, но он каким-то чудом проскочил почти впритирку между ней и тяжело груженой фурой. Легковушка вылетела прямо на меня.
«Хорошо, что я сбросила скорость», – это было последнее, что я подумала. Потом сильный удар, все заскрежетало, закрутилось, вспыхнула внезапная боль, и…я провалилась в вязкую темноту.
Тихий шепот. Звон капель, падающих с колодезного ведра. Речной пляж, по которому бегут врассыпную пушистые цыплята. Обжигающее солнце. Хочется встать и пойти в прохладу дома, сесть в плетеное кресло на веранде и пить Степкин чай. Но тело как будто налилось свинцовой тяжестью и болит. Странно, почему я не могу встать? Шевельнула рукой и внутри вспыхнула боль.
– Тише, тише! Тебе лучше пока не шевелиться, – никак не вспомню, чей это голос.
В памяти вновь всплыла картина несущейся на меня машины, я шевельнулась, словно пыталась уклониться, защитить себя от удара, и застонала от боли, вновь проваливаясь в черную пустоту, отчаянно цепляясь за чью-то крепкую руку.
Снова солнце. Но на этот раз просто теплое и нежное. Приоткрываю один глаз, потом другой. Большая белая комната. Вначале картинка размытая, будто смотришь на все сквозь толщу воды. Потом зрение начало фокусироваться, и я поняла, что это больничная палата. Интересно, сколько времени я тут провалялась? А как же Степка? Ведь он там совсем один и не знает, где я! Надо срочно ему позвонить. Я повернула голову к стоящей рядом тумбочке. Кроме бутылки с минеральной водой и накрытого салфеткой стакана, там ничего не было. Снова повернула голову на этот раз к стене – там должна быть кнопка срочного вызова. Простое, казалось бы, движение отняло много сил. Я закрыла глаза и не увидела, что в палату кто-то зашел кошачьими, неслышными шагами.
– Ты кто? – прошептала я, не поворачивая головы.
– Никита. Как хорошо, что ты очнулась!
Никита. Имя мне абсолютно ни о чем не говорило, правда, на этом этапе мне и этой информации было достаточно. Но голос, его мягкий тембр мне почему-то понравился. Вдруг стало как-то спокойно, и даже вездесущая боль уползла куда-то в самые отдаленные клетки моего тела.
– Привет, Никита. Ты тоже лежишь в этой больнице?
– В каком-то смысле, да. Я привез тебя сюда. Мне даже разрешили быть с тобой рядом. А на ночь я уезжал домой, благо, мотоцикл тут есть где ставить.
– Так ты тот «хрустик»? – мотоциклист в черной коже и черном тонированном шлеме вдруг всплыл в моей памяти.
– Почему «хрустик»? – в мужском голосе сквозила улыбка.
– Вы на своих мотоциклах такие же хрупкие и беззащитные, как хворост.
– Хворост? А он-то тут при чем?
– Хрустит, когда ломается. Никита, посмотри, пожалуйста, тут где-то должен быть мой мобильник. Мне срочно нужно позвонить Степке.
– Муж? Брат? – судя по звуку открываемой тумбочки, Никита организовал активный поиск в недрах больничного инвентаря.
– Домовой, – брякнула я, даже не задумываясь о том, как будет воспринята эта бредовая информация.
– Повезло тебе. А вот моя бабуля все плачется, говорит, что, видать, прогневила чем-то судьбу, раз домовой не селится в ее доме. Нету здесь никакого телефона.
Я повернула голову и решила-таки открыть глаза. Возле кровати на корточках сидел молодой мужчина, чем-то неуловимо напоминавший Есенина.
– Никита, я понимаю, что с моей стороны это просто наглость, но ты можешь сходить к главврачу и узнать, где мои вещи?
– Мне не трудно. Только ты больше не уходи так далеко, – «Есенин» улыбнулся и вышел из палаты.
Телефон был у глава, как я и предполагала, но вернуть его в ближайшие пару дней он наотрез отказался, мотивируя свой отказ извечным эскулапским рвением «не навреди». Вот ближе к концу недели – это, пожалуйста, уже можно. Я от бессилия чуть не разревелась.
– А ну, не сметь расклеиваться! – Никита улыбнулся и заговорщически подмигнул.
– Ты дашь мне свой телефон? – я радостно встрепенулась, приподняла руку и скрипнула зубами. Больно как!
– Более того, я сделаю все сам, ты мне только скажи, куда позвонить.
Я, злясь на свою беспомощность и едва сдерживая слезы, прошептала номер телефона моего «деда». Только бы ничего не случилось, только бы Степка взял трубку!
– Алло. Здравствуйте! – Никита улыбнулся мне своей фантастической улыбкой и мои тревоги вмиг улетучились.
– Меня зовут Никита. Я звоню по просьбе Юлии. У нее все в порядке. Сейчас уже точно все в порядке. Если так и дальше пойдет, то через пару недель она уже будет дома. Я сейчас передам ей телефон, только, пожалуйста, недолго, а то главврач меня точно не пустит больше в палату, – Никита приложил к моему уху теплый мобильник.
– Степка! Ты в порядке? Ты как там? – слезы хлынули Ниагарским водопадом, когда я услышала такой родной скрипучий басок моего домовенка.
– Юлька! Лешак тебя заплутай! Мы тут места себе не находим. Кнопочки жму-жму на этой коробочке, а ты не отвечаешь! Лука и Фрол все ближайшие дворы обошли, все искали твою железную повозку. Агаша каждый день плачет, – Степка подозрительно шмыгнул носом, – Ты это…хозяюшка, дай-ко мне поговорить с твоим мужчиной.
– И вовсе он не мой! – от праведного гнева мои слезы мгновенно высохли, а Никита, безмятежно улыбаясь, уже оживленно беседовал с моим «дедом».
Следующее утро принесло мне массу самых положительных эмоций: Никита привез все семейство домовых, которые в мгновение ока облепили мою кровать.
Агаша держала меня за руку и тихонько гладила мою ладошку, Лука выкладывал из изящной корзиночки домашние вкусности, Фрол наливал в стакан ягодный морс и старательно прятал повлажневшие глаза. Ну, а Степка молча сидел в изголовье и просто смотрел на меня. И было в его взгляде что-то такое, что возвращало к жизни одеревеневшую душу, вычищало начисто черную боль, пропитывая каждую клеточку моего тела солнечным теплым светом.
Вот и все. Что еще можно добавить? Лука, Фрол и Агаша еще немного погостили у меня, а потом уехали в дачный поселок, домой, как они гордо уточнили. Никита прочно вошел в мою жизнь. А вчера он устроил настоящий романтический ужин (не без помощи Степки, конечно же), и, опустившись на одно колено, что получилось как-то совсем естественно, без пошлой рисовки, протянул на ладони бархатную коробочку.
– Юлька, выходи за меня замуж. Может, я и не принц, у меня нет золотого запаса, нет дворцов и роскошных яхт, но верный конь у меня точно есть. Если бы не он, я бы не встретил тебя.
– Ты не о дворцах говори-то! Все вас учить надо! Про любовь скажи, про сердце, про мысли нежные! – из кухни послышался громкий шепот Степки, а следом пушистым котейкой-клубком выкатился и он сам.
Я счастливо рассмеялась, села на пол рядом с Никитой, обняла его, смущенного и растерянного, другой рукой притянула к себе Степку-кота.
– Значит, «да»? – два таких родных голоса прозвучали одновременно.
Господи, как же я вас люблю, дорогие мои человеки! Ну, хорошо, Степка не человек, он домовой. Он нежить. Но и он тоже хочет жить. Он хочет, чтобы и у него был дом, теплый, уютный. Дом, куда всегда хочется возвращаться.
– Хозяюшка, я чего спросить-то хотел, – кот выскользнул из моих рук, уселся напротив, степенно расправил лапкой роскошные усы, – Тут надысь, я еще одного кума нашел. Может, поможешь ему, а?
Мы с Никитой переглянулись и одновременно расхохотались: Степка был неисправим.