Снимала Мила Кудинова. На фотографии – Ирка, я и Вова. Без комментариев...
Главу посвящаю ему, своему мужу, Владимиру Суханкину.
25 марта 2017 года он ушёл из жизни.
Глава 11. Люди Северного моря. Просто фрагменты
В три часа ночи, сонная, в резиновых сапогах, пуховике, спасжилете и страховке, хлебнув растворимого кофе, залитого кипятком из «Чернобыля» – так обозвал кипятильный агрегат за непредсказуемость поведения Юра Рост, – я заступала на ночную вахту. У трапа, ведущего на палубу, столкнулась со спускающимся Вовой – таким же упакованным, как и я, но только уставшим, а не сонным. Обнялись. «Два пузатых немца, – сказал Вова. – Не торопись, пара минут у тебя есть…»
Не разъединяясь, сделали несколько шагов вглубь кают-компании, в темноту, прижались к стенке. Из носового кубрика тихо прошли и поднялись наверх Артём с Кевином, не заметив нас. «Как в пионерлагере», – шепнула я.
За спиной оказалась дверь в душевую кабинку, – одно движение, и мы внутри… Еле втиснулись туда в своих пуховиках. Откуда такая нежность?..
«Мне ж идти нужно, Вовка, – сказала я. – Уже все поднялись…»
Лодку качнуло, я шевельнулась неуклюже – и что за чёрт! – сверху полилась вода… Нажала спиной кнопку душа.
Кнопку отжали, опомнившись через пять секунд, ещё минуту тихо тряслись от смеха… На палубу вышла в мокром пуховике, счастливая. Старалась, чтобы свет из рубки на меня не попадал во время минутной вахтенной планёрки. Артём всё равно заметил, улыбнулся лукаво: «Душ принимала одетая?»
В семь утра, сменившись и быстро съев завтрак, вернулась в свою тёмную пустую каюту. Ирка – на вахте, её вахта сразу после моей; трудолюбивая Луис тоже заступила на свою боцманскую работу.
Залезла наверх, в свою койку, укуталась, согрелась. Впереди почти двенадцать часов отдыха, кайф. Хоть бы без авралов обошлось…
Проснулась от включившегося света: «Случилось что-нибудь, Ирка?»
– Это не Ирка, это я, – шепнул Вова. – Ничего не случилось... кроме того что я пошёл на преступление, идрит-ангидрит... Спи пока. А я делом займусь.
***
– Петрович, у меня две новости, – сказал Вова за обедом.
– Давай, Владимир.
Мы сидели за одним столом – Петрович, Ирка, я и Вова. Ели фруктовый суп с рисом, Алберт Шагинян его очень уважал.
– Первая новость. Я скрутил и украл запирающий крючок в душе. Тебе, как боцману, это должно быть неприятно.
– В каком душе, Вова? Зачем? – Петрович искренне удивился, аж с ложкой у рта застыл.
– Тише говори. Вот в этом душе, – и Вова показал рукой в сторону душа. – А зачем – это вторая новость. У барышень каюта не закрывалась, – и Вова показал рукой на нас с Иркой, – а это непорядок.
– Ничего не понимаю, – сказал Петрович.
– Володечка, ты хочешь сказать, что привинтил нам крючок из душа? – догадалась Ирка.
– Именно, – сказал Вова. – Теперь, Петрович, у них можно закрыться изнутри.
Я ела суп, глаз не поднимая.
– Теперь, кажется, понял, – сказал Петрович. – У вас что, ребята, любовь?!
– И не только у них, если ты уже забыл, – засмеялась Ирка. – Я второе есть не буду. Наелась. Пойду переоденусь в сухое. В каюту пойду. Ты понял, Петрович? Прямо сейчас. – И Ирка, серьёзно подмигнув мне три раза, смылась из-за стола.
– Ты с душем-то вопрос реши, Петрович. Прикрути там что-нибудь, – сказал Вова. – Чтоб Луиска крючок искать не кинулась по каютам, с неё станется. Найдет в своей собственной, вот смеху будет… Разоблачит меня, идрит-ангидрит.
– Решу, решу… Ну ты даёшь, Владимир. Я, наверное, тоже второе не буду. Пойду… – Петрович нашёл взглядом Луис. Луис только-только приступила к супу, болтая с Артёмом. Это надолго.
***
– У нас портятся продукты, – сказал Алберт Шагинян. – К сожалению, условия хранения здесь несовершенные. Я приготовил кое-что на выброс.
На столе в кают-компании были сложены коробки с написанным на них словом «waste». Отходы, потери.
– Колбаса, – ахнула Мила, открыв клапан коробки. – Будем выбрасывать колбасу?! Фантастика.
– Я б сказал – пытка какая-то, колбасу выбрасывать… – обстоятельный Аркадий осматривал палку за палкой. – Можно ведь обтереть её маслом растительным, ей-богу. Просто побелела немного, ничего страшного... Не стухла же она. Десять палок колбасы.
Натёрли одну палку маслом – заблестела как новая. Бросились к Мите: «Посодействуй, отец Дмитрий!»
– Совершенно бесполезно, – вздохнул Митя. – Я уже пытался на свою беду. Алберт сказал – это плесень. Сказал, что теперь сомневается в моей профессиональной пригодности…
Выбрасывали в волны колбасу, размякшие сухари, вялые помидоры. Пели хором траурный марш Фредерика Шопена.
***
– Давайте, рассказывайте про интересное, – сказал Вова, накинув крючок и разлив по тридцать граммов родного контрабандного крепкого напитка в красные пластмассовые чашечки. – Ну, как говорится, чтоб согреться. И чтоб дошли мы... Ирка, что там про доктора? Волчара пару раз начинал рассказывать впопыхах, но я так и не понял.
Доктор Эдик был ярым шахматистом. Когда лодку не болтало драматично, Эдик в свободное от работы время приставал ко всем, в ком подозревал шахматные способности. Ирку он вычислил безошибочно – это было нетрудно, они были в одной вахте. Видно, обмолвилась и не заметила. Ирка же, имея характер крутой, доктора Эдика, в отличие от меня, не жаловала, – имела свои основания.
– Как хорошо с крючком-то, Володечка, век не забуду, – сказала Ирка. – Ленка сыр со стола украла. Закусывайте.
Мы, наконец, собрались впятером, – вытащили Колю Французова из его режима «работать-спать», заперли, спрятали с нами. Второй механик, Майкл Аткинс, увидев, как мы все заползаем в нашу маленькую каюту, сделал пальцами «окэй» и потом приложил их к губам, – никому, мол, не скажу. Сам хочу к вам, ребята! Майкл был очень свой, Коля его хвалил.
Заканчивалась моя вахта, я была «внизу», то есть на камбузе, и Артём, ставший мне, по меньшей мере, двоюродным братом, по-братски прикрыл: «Иди, Лена… Имеешь право на счастье». Как я люблю тебя, Артём…
Луис, соседку нашу, мы не боялись, – она, как всегда, исследовала по-боцмански лодку, без устали выискивая себе работу. Если не успевала делать сама, то приклеивала липкие бумажки для несущих очередную вахту: «надо вымыть», «надо почистить», «надо убрать». Петрович содействовал – делал перевод бумажек на русский.
– Ага, про доктора… Достал он меня с шахматами своими, – начала Ирка. – Я, конечно, в шахматы играю, но позориться-то неохота.
– Вот за что я тебя, Ирка, и люблю, – сказал Петрович, закусывая. – За объективную самокритику.
– Не суть. Рассказала я Серёге про эти шахматные домогательства. И созрел у нас коварный план. Володечка, не спи. По чуть-чуть.
Если бы Серёга Волков всю свою сознательную жизнь не был занят в море, он бы спокойно мог стать чемпионом Советского Союза по шахматам. Это голый факт, сказал Петрович. Серёга был шахматным гением.
«Держи бумагу, – сказал Волков Ирке. – Это три волшебные по простоте и красоте партии. Выучи ходы назубок. Будешь меня обыгрывать».
«Я в кино про жуликов что-то такое видела! – обрадовалась Ирка. – Думаешь, я смогу?»
Через пару дней, подобрав благоприятный момент, разыграли сюжет по написанному: Волков очень естественно нервничал, проигрывая партию за партией, Ирка уверенно и нагло, почти не думая, двигала фигуры. Эдик стоял рядом, теребя нос.
«Всё, – сказала Ирка после третьей победы. – Мне идти надо. Завтра продолжим».
«А я как же? – воскликнул Эдик. – Ты ж мне обещала!»
«Завтра», – сказала Ирка.
«Сергей, может, хоть ты со мной сыграешь?" – Эдику, конечно, было неинтересно играть с Волковым. Проигрывает всё время. Но больше было не с кем.
«Что-то я сегодня не в форме, доктор, – вздохнул расстроенный Волков. – Ну, давай сыграем…»
Через час, быстренько сделав доктору 4:0, Волков ушёл на совещание к капитану, а Эдик ещё долго сидел в кают-компании, теребя нос. Никогда больше он к Ирке со своими шахматами не приставал. Даже думать об этом боялся.
– Какие же вы бессовестные, – сказала я. – Бедный Эдик… Но очень смешно.
***
Капитан Грэг сидел в кают-компании и следил за своей младшей дочерью. Шла его вахта по имени «Эмили». Пелёнки развешивать на леерах, играть, кормить.
Эмили была посажена в специальный стул с пластиковым подносом для еды. Грэгу нужно было её накормить, не позволяя при этом стулу елозить на волне.
На пластиковом подносе стояла мисочка, а в мисочке – советские шпроты. Годовалая Эмили шлёпала по шпротам ручкой, брызгая маслом, а потом её облизывала. Грэг любовался ребёнком, улыбаясь и объясняя всем проходящим: – Понравились ей сардинки!
«И почему в народе понятия нет?..» – подумал Вова и направился к Мите.
– Прояви милосердие, отец Митя. Нужно кашку сварить ребёнку. Копчёную отраву ребёнок ест.
– Отсырела манка… – Митя вздохнул. – Выкинули за борт.
– Так давай рисовую на сгущёнке!
Грэг читал книжку; Эмили, измазанная шпротами, скособочившись, уснула в своём стуле.
– Вот, сварил для девочки, – сказал отец Дмитрий. – Каша. На молоке.
Грэг с подозрением понюхал, лизнул, улыбнулся светло: «Это что, рис? В сладком молоке? Как интересно. Она вряд ли будет…»
– Да ты попробуй как следует, Грэг! – сказал Вова. – Нормальная еда для ребёнка!
Отошли с Митей, чтобы не смущать, но подсматривали из-за угла.
Грэг попробовал, оценил. Поднёс ко рту спящей девочки – та, недовольная, что разбудили, дрыгнула ногой и мотнула головой туда-сюда. «Окэй, окэй…» – сказал Грэг. И потихонечку, ложку за ложкой, всё так же читая книжку, съел всю кашу до конца.
***
– А вы видели учения НАТО? – спросил Коля. – Вчера проходили мимо них. Несколько огромных кораблей, вертолёты летали, самолёты…
– Я видел, – сказал Вова. – Мы такие игрушечные, с парусами-то…
– А я в рубке с Грэгом сидел, когда они связались с лодкой. Вопросы Грэгу задавали. Откуда, куда и зачем. Грэг рассказал им всё подробно: маршрут, цель, количество народа на борту. Только одного не сказал – что русские в команде. Когда закончил разговор, улыбнулся мне: «Им лучше не знать про нас…»
Так и сказал – про нас.
Продолжение http://www.proza.ru/2019/03/27/1092