Меня аж мороз пробрал: вот и допутешествовались! Вокруг полторы дюжины здоровенных мужиков с кинжалами, что им стоит справиться с тремя мальчишками? Фу! Как пушинку с рукава сдуть… А что бы вы почувствовали на моём месте? Больше моего вы навряд ли перепугались бы, потому что я перетрусил – хуже некуда.
- А ножичек-то у меня не нашли… - шёпотом сказал бледный, но довольный Стёпка. – Учитесь ныкать пёрышки, звонки!
Коркин храбрился изо всех сил. Не знаю, что он мог сделать со своим пустяковым ножиком против банды взрослых? Это ему не по дирижаблю за Мишкой гоняться.
Крючконосый Базарбек ощутил наш страх и зловеще оскалил зубы. Кинжал подёргивался в его костлявых пальцах. Сейчас король подаст команду – и привет. Никто не вспомнит троих безвинно погибших воздухонавтов из далёкого неизвестного города.
Подле короля суетился подвижный придворный с сутулой спиной. Он был ростом выше повелителя и, скорей всего, привык ходить согнутым. У сутулого не было окладистой бороды, какая обрамляла тёмные лица наездников и короля, вдобавок он был лыс и заматывал голову узорчатой чалмой. Халат едва достигал его колен, под ним виднелись узкие в обтяжку штаны со штрипками и туфли с загнутыми носами.
Сутулый яростно жестикулировал, то и дело вытирая пот, и что-то втолковывал султану. Физиономия у него была лисья, маслянистая. Султан односложно отвечал. Вне всякого сомнения, решалась наша участь.
«Ой, мамочки! Режут!» - завизжала бы сейчас Людка. Хорошо, что она осталась дома.
Я не визжал, зато меня бросало то в жар, то в холод. Кинжал Базарбека не располагал к разговорам о погоде. С меня сошёл не один пот, прежде чем король (или султан?) повернулся вполоборота и сказал охранявшему нас Базарбеку:
- Ганэ ахменакыт! Доставь чужаков в тронный зал после того как на мечети прокричат вечернюю молитву.
И ушёл, сопровождаемый сутулым советником и вооружённой свитой.
Нас повели в другую сторону, сквозь хитросплетения тросов и труб. Трубы дышали и пульсировали как живые. Может быть, по ним в ракеты поступает горючее? Впрочем, у нас и без того хватало забот, чтобы думать ещё и об устройстве космодрома. Раскуроченный дирижабль остался стоять на мостике.
Потом нас загнали в какое-то поднебесное укрытие, предназначенное для голубей. Голуби влетали в отверстие между железными прутьями, с сёдел соскакивали всадники. Они распрягали птиц, снимали упряжь, насыпали зерно из висящих на крючьях мешков и уходили, и приходили, и занимались разными своими делами. Загон был очень просторный, здесь находилось не меньше полусотни голубей и почти столько же наездников.
Двое смуглых воинов, сидя на корточках, лениво играли в шахматы. Доска была нарисована мелом прямо на полу, а чёрные и белые фигурки слеплены из ржаной и пшеничной муки с добавлением глины. Базарбек подпихнул нас к игрокам и коротко распорядился:
- Нагишан, Умар! Охранять!
- Ох и влипли… - протянул Стёпка, едва крючконосый удалился, сунув кинжал за пояс. – Чо, получили свой драный космодром, ёлка-моталка? – и в сердцах ткнул Мишке под нос грязный кулак.
Мишка уже оправился от потрясения и внезапного плена, и сказал с напускной весёлостью:
- Где наша не пропадала? Не для того мы летели за тыщи километров, чтобы тут нас зарезал какой-то бородавочный Базарбек. Можно присесть? – обратился он к шахматистам и, не дожидаясь разрешения, плюхнулся на кучу спутанной упряжи.
Сторожа внимательно нас оглядели, один поковырялся в зубах и сказал:
- Твой ход, Умар!
Они снова склонились над доской. И то верно, зачем кого-то охранять на головокружительной высоте? С верхушки ракеты ближайшие улицы были видны как на ладони. Мимо с грохотом ехала «красная африканская электричка», на фасадах домов мигали рекламные щиты, заходящее солнце бросало длинные тени от «космодрома» на двор, уставленный муковозами.
Я присел за спиной игрока, которого звали Умар, пробежался взглядом по голубиному загону. Сизые птицы сосредоточенно чистили перья, топорщили хвосты, надували зоб и подкреплялись рассыпанной пшеницей. Всадники болтали, пересмеивались, поддразнивали друг друга, производя впечатление вполне нормальных людей. Мелькали халаты всевозможных расцветок: тыквенно-жёлтые, изумрудные, лиловые. Кто-то поскользнулся, испачкался в голубином помёте, его тут же обхохотали. Неудачник под градом насмешек заторопился вон и исчез в лабиринте между трубами. Наверное, там прятался целый посёлок.
Умар всё ещё думал над доской, подперев бритую голову ладонями. Я мимоходом оценил застывшую на поле позицию. Дома я частенько игрывал в шахматы с Капитаном, только фигуры у нас не из ржаного и белого теста, а пластилиновые. Наш Капитан слыл абсолютным чемпионом обоих этажей, и я перенял у него кое-что из шахматных премудростей, поэтому решился подсказать Умару:
- Если поставишь ладью на две клетки выше – отсечёшь ему маневр конём.
- Э-э, не вмешивайся, да? – вознегодовал Нагишан. – Ты пленный, молчи!
- Вай-вай-вай! – вступился за меня Умар, послушно передвигая ладью. – Не ори на него, я сам хотел сюда ходить!
Правда, он тут же плутовски подмигнул мне и шепнул краем рта:
- Ты подсказывай, подсказывай, гурнах, только тихо.
Бормоча ругательства, Нагишан атаковал Умара ферзём. И тот и другой владели техникой игры весьма посредственно, и я почувствовал себя уверенней.
- А теперь пешку вот сюда – и белым будет «вилка».
- Бисмиллях! – рассердился противник Умара, дёргая себя за бороду. – Э, раз вы такие умные, я тоже беру себе помощника!
Он сгрёб за шиворот хмурого Стёпку и усадил справа от себя.
- Хады! А то кинжал твоя голова отрежу!
Бедный Коркин весь съёжился. Он даже названий фигур толком не знал, а тут посадили играть против меня! Мне стало жаль Коркина. Теперь и ему тоже подсказывать?
- Скорей думай, - требовал Нагишан, кладя руку на нож. – Помогай джигиту, выдышь, в беду попал?
Стёпка наугад ткнул в доску пальцем, едва не рассыпав фигуры:
- Н-ну вот им-м… - пролязгал он зубами. – С-сюды, едрит его…
- Какой «едрит»? – взвился Умар. – Нету такой фигуры - «едрит»! Это кароль. У тебя кароль черезо всю доску скачет, что ли?
- Не нервничай, - пробасил Нагишан. – Чичас разбэрёмся.
Но от Стёпки больше ничего нельзя было добиться. Он озирался на кинжал Нагишана, пыхтел и потирал нос, пока Нагишан не прогнал его прочь.
- Лэти с глаз моих, сын шакала! Такую партию продули, да! Э, только не уходи далеко, - спохватился он. – Ты же пленный. О аллах, придётся самому думать.
Вскоре мы с Умаром влепили ему полноценный мат, и оскорблённый Нагишан выбранил нас, а заодно и Стёпку самыми последними словами. Зато Умар был доволен и хохотал.
- Друг! Гурнах! Вай-вай-вай, моя борода. Я отыграл назад своё недельное жалованье, а оно у элов немаленькое!
Понемножку завязалась беседа, подошли другие джигиты. Ихние военные тайны мы выведывать не собирались, узнать бы хоть во что нас угораздило вляпаться в первый же вечер в незнакомом городе?
Так, выяснилось, что космодром, на который занесло наш дирижабль – вовсе никакой не космодром, а городской элеватор. Поэтому здесь нагружают муковозы, работает пекарня и магазин-булочная. Получается, про ракеты, полные муки, Мишка опять всё сочинил. Зелёные трубы под нами – бункеры для хранения зерна. Внизу во дворе стоят водонапорная башня и мельничный цех. На бункерах живёт племя элеваторских наездников-крохотульчиков, которые сокращённо называют себя элами. Их повелителя, того самого, с отдутловатой рожей, зовут султан Эльдар с длинным-длинным титулом – Пресветлый, Наидобрейший, Одухотворяющий... Сутулая лиса в коротком халате – дворцовый распорядитель Вапци (воины произносили это имя жёстко, оно больше походило на Бабдшы, но не хочу ломать язык себе и вам). Голуби у элов называются «бОгами», тоже сокращённо: от «бо-г», «боевой голубь».
Дворец султана и всё поселение элов находятся вдоль технического мостика, запрятанные в коммуникациях. Большие люди забираются на бункеры чрезвычайно редко, лишь для профилактического ремонта. Ремонт уже сделали летом, теперь Больших людей можно долго не бояться.
Мы жадно впитывали всё, о чём мимоходом упоминали воины. Загон, где мы сидим, расположен на вершине белого бункера, этот бункер именуется Главной Башней, а на водокачке во дворе устроен сторожевой пост – Малая Башня. И там и тут круглосуточно дежурят верховые джигиты на голубях, так как Люди людьми, а времена нынче неспокойные. В городе много враждебных племён крохотульчиков. Проклятые наки тоже обзавелись кавалерией из боевых голубей и нет-нет да пытаются напасть на элеваторских.
А кто такие наки?
Наки – это те гады, что живут на кондитерской фабрике, пояснили нам. Ими заправляет принцесса Зафанурат, которая являет полную противоположность Пресветлому и Одухотворяющему султану Эльдару. Зафанурат (по убеждениям наших воинов) подлая и лживая особа, в её планах подмять под себя весь город, отнять у Эльдара зернокомплекс и вообще извести породу элов под корень. К счастью, в союзниках у элеваторских состоят швейцы (народ с местной швейной фабрики) и винны (с ликёро-водочного завода), поэтому фланги надёжно защищены. Там у Эльдара дежурят свои ударные гарнизоны.
Кроме наков неподалёку есть ещё племя речканов (народ речного порта), которыми верховодит Ташга-абзы, не менее гнусный и вероломный, чем Зафанурат. На хлебный элеватор облизываются многие, приходится держать ухо востро. В других районах города есть свои предприятия и владеющие ими племена крохотульчиков, но они далеко и не так опасны.
А как называется город?
Аллах его знает, ответили наши джигиты. Воину не пристало забивать себе мозги ещё чем-нибудь, кроме безопасности Пресветлого султана и родного элеватора.
Ваш город находится в Африке? (это Мишка спросил)
Аллах его знает, ответили джигиты. Воину не пристало… и так далее. Вот в принципе и всё, что мы смогли узнать.
- Дворэц у султана прекрасен как весенняя луна, - добавил Нагишан, прищёлкивая языком. – Сколько там богатства! Эльдар владеет самой большой казной в городе, нам многие платят дань. Вам повезёт, после вечерней молитвы вы увидите дворец изнутри, а простым джигитам это не положено.
- Да уж, повезёт ли? – засомневался Мишка. – Я бы охотно променял эту великую честь обратно на свой дирижабль. Небось не на пирожные туда приглашают.
Нагишан равнодушно зевнул.
- Конэшно, могут и казнить. Далеко хадыть не будут, скинут с бункера – и лэти, дарагой! Тридцат пят метров! - он указал на мрачного Стёпку. – Вон этого вашего гурнаха я бы сам вниз швырнул. Даже в шахматах не соображает, короля «едритом» зовёт.
- На прошлой неделе скинули одного пленного нака! – вспомнил Умар. – Как он визжал, пока летел, о небо! Просто позор для джигита. Элы умирают молча.
- Вечная жизнь элам! Слава султану! – поддержали Умара смуглолицые наездники.
- Принимают нас за шпионов, а сами тут же всё выложили – и про султана, и про дворец! – тихо хихикнул Мишка. – Вот болтуны.
- Весело тебе, ахстралиец? – огрызнулся Стёпка. – У самого тоже язык как помело.
- А у тебя…
- Э, шептаться нельзя, да? – прикрикнул Нагишан. – Громко гаварыт надо.
- Если докажете султану, что не наки, – останетесь живые, - утешил нас Умар.
- Ха, легко сказать, - заметил Мишка иронически. – А если не докажем?
- Тогда останетесь мёртвые, - объяснил Умар, раздражённый тем, что приходится разжёвывать прописные истины.
Стёпка откинулся к стене, свирепо глядя то на меня, то на Мишку.
- Втрескались в катавасию, язви твой змей! – выругался он. – «Космонавты», блин. И всё из-за вас! Ты, ахстралиец, шибко умный, раскидывай теперь мозгулинами, расхлёбывай. Ежели нас по твоей милости с бункера свистнут, я – вот те крест! – покуда до земли летим, усю морду тебе расхлещу.
Мишка засмеялся и отмахнулся: ему было не до Стёпки.
- Раскис как девчонка, не мешай лучше! Я вас сюда втащил – я и вытащу, дайте только времени немножко. Слово Тантайского разведчика! Помнишь, Тяпа, мы арабскую сказку по телеку смотрели? Там пастух поспорил, что если обыграет злого хана в шахматы, то его отпустят с миром. Может, ты тоже Эльдару партию предложишь? Вдруг он после ужина добрый будет…
- Вот два шизика африканских! – Коркин осторожно пощупал в штанине нож. - Вы с ним ещё в загадки поиграйте, как со мной на шаре. Четыре «е» в слове «пе-че-ченье» - это ж надо такую фигню выдумать! Он сам от вас с элеватора сиганёт.
Пикировать с бункера вниз башкой нам было неохота, мы же не голуби. В крайнем случае пусть султан скидывает нас вместе с дирижаблем, это ещё туда-сюда, но падать самостоятельно – извините. Мишка нечасто клялся «тантайским разведчиком», вдруг и на сей раз всё обойдётся? Давай, Мишка, думай, голубчик! Мне-то и пытаться не стоит, у меня вечно всё выходит наперекосяк.
Пока что нас никто не трогал. Крючконосого и след простыл, а джигиты ничего против нас не имели: им был нужен приказ. Что велит султан Эльдар Пресветлый, то и выполнят. О побеге с тридцатипятиметровой высоты хорошо грезить, полёживая перед телевизором и чихая в платочек, наяву же понимаешь, что дело наше – табак. Да ещё над душой толпа серьёзных парней с арбалетами, шагу лишнего не ступишь.
Потом часть джигитов спустилась в посёлок, а оставшиеся воины и мы были позваны в караульное помещение возле загона, где повара снимали с плиты пышущий жаром медный котёл – похоже, раньше он был сувенирной посудиной из какого-то набора. В котле булькало густое, вкусно пахнущее варево.
- Смотри-ка, у них тут электрический примус, - поразился Мишка. – Цивилизованно живут, совсем как у нас дома.
- Дров-то на такую верхотуру не натаскаешься, - поддакнул я, размышляя, дадут ли нам поесть? Все припасы мы потеряли вместе с дирижаблем. – И лампочки в караулке у них сделаны, сразу видно, что не дикари.
Джигиты сотворили вечернюю молитву: дружно поклонились на восток, провели руками по бородам и замычали «оэ-оэ».
Нагишан строго покосился на нас, так как мы не последовали общему примеру. Откуда нам знать здешние обычаи?
- Э, вы правоверные, а?
- Да, в некотором роде, - неопределённо подтвердил Мишка, не отваживаясь углубляться в подробности.
- А пошэму не молитесь?
Я испугался, что сейчас начнутся новые неприятности, но джигиты уже расселись вокруг котла и Нагишан помчался занимать местечко поудобнее. Джигиты фыркали, пихались локтями и деловито засучивали рукава цветастых халатов. Ложек, однако, никто не доставал. Хлеб отламывали от огромного куска свежего чурека – кто сколько хотел.
- Можно попробовать слинять, пока жрут, - сказал Стёпка и стрельнул чёрными глазами в неосвещённый проход.
- Чего стоите, воды в рот набрал? – подмигнул из-за котла Умар. – Садысь, пыштэкать будем!
Он посторонился, освободив толику пространства, образовалась брешь, достаточная для одного едока. Но нас было трое и мы с большой натугой втиснулись туда бочком как шпроты в банке. Соседние чавкающие джигиты отодвигаться не пожелали.
Ложки у элов были не в ходу, горяченное варево полагалось черпать голыми руками. Вот для чего они засучивали рукава! Я на пробу сунул палец в котёл, ошпарился и позавидовал мозолистым, обветренным лапищам Умара. С такими-то, поди и в кипяток залезешь – не почувствуешь.
А вообще еда мне понравилась. Густая масса состояла из пропитанного жирным соком риса, моркови, изюма, зелени петрушки и кусочков мяса. Юлька дома тоже варит плов по собственному рецепту, но ничего общего с местным пловом он не имел. В элеваторском плове благоухала куча пряностей, перца, куркумы, всё это просилось в рот, а от острого запаха щипало в носу.
Плова нам досталось по паре горстей на брата, а когда Мишка потянулся за третьей, в медной посудине уже было пусто. Заскорузлые пальцы джигитов ловко соскребли со стенок остатки и с ужином было покончено.
Свежезаваренный чай подали в смешных глубоких тарелочках без ручек, они именовались пиалами. Стёпка радостно схватил свою пиалу, но в следующую секунду выронил её прямо на колени худому джигиту, сидевшему слева. Обжигающая жидкость пятном растеклась по халату воина.
- Уй, горячо-то как! – замычал Стёпка, дуя на растопыренную пятерню.
- Обмочился, вах! Али обмочился! – беззлобно гоготали джигиты.
Али, красный как рак, вскочил и брезгливо осмотрел пятно. Все стихли. Стёпка сжался, махом забыв про обожжённую руку.
- Моли аллаха, щенок, чтобы султан казнил тебя! – процедил Али, нагибаясь к нему. – Потому что иначе…
Недоговорив он выпрямился и ушёл менять халат. За что Стёпке такая невезучесть? Мы с Мишкой хотели вообще отказаться от чая, но Умар с ухмылкой потребовал:
- Ай, зачем говоришь «не хочу»? Чудо-чай, зелёный чай, не пил – значит, у элов не гостил. Совсем холодный, гляди, - и голыми руками лично поднёс нам две пиалы.
Джигиты одобрительно закричали. Они ждали продолжения спектакля. Но мы уже были научены горьким стёпкиным опытом, быстро оттянули книзу рукава курточек, взяли чашки и стали пить. Коричневое лицо Умара расплылось в улыбке, он звучно хлопнул в ладоши.
- Находчивый гурнах! – похвалил он. – Передайте султану: Умар просил вас не трогать.
Его шутка была встречена дружным рёвом: видать, Умар считался заправским острословом вроде нашего Гарри Бажилова. Мы вежливо поблагодарили за еду, лишь Стёпка становился всё несчастней и несчастней. Эх, ёлки-метёлки! Пощадит султан – придётся выручать Коркина из лап злопамятного Али. Ну да это попозже. Скумекаем что-нибудь.
Умар обнял меня за плечи и объявил на всю столовую:
- Идём шахматы играть. На недельное жалованье. Я уже выбрал помощника. Принимаю вызовы!
Однако матч не состоялся. Из прохода выбежал Али, успевший переодеть халат, и закричал:
-Тихо! Звеновой Кыртыл идёт, и Базарбек с ним!
- Это за нами, - пробормотал Мишка.
Сперва в столовой появился низенький Кыртыл, хромавший на правую ногу и с сабельным рубцом от виска до уха. На поясе у него позвякивали проволочные колечки, за плечом торчал арбалет. Звеновой сморщил губы, обозвал наездников лодырями и велел расходиться на ночное дежурство. Джигиты нехотя побрели к выходу в загон.
- Опять мне Малая башня выпала, - вздохнул Умар, трогая на ходу рукоятку кинжала. – Эй, Нагишан! Прилетай ко мне, сыграем в нарды, поболтаем о женщинах со швейной фабрики!
Когда караулка очистилась, перед нами нарисовался Базарбек и отрывистым жестом велел идти за ним в дальний коридор. Он даже не оборачивался, понимая, что деваться с бункера нам некуда. Мы гуськом спустились по спиральной лестнице из верёвок, спичек и щепочек и нырнули под дощатый настил. Солнце давно закатилось, город был залит огнями, смутно угадывались остроконечные силуэты деревьев. От железных труб и перемычек, нагревшихся за день, тёк нестерпимый жар, в глубине элеватора что-то гудело и вздрагивало. Сухой ветер царапал тело как песок.
Дорожка была узенькой, хрупкой и висела над самой настоящей бездной. Ночной фонарь у мельницы скупо освещал пятно земли посреди двора, и каким же далёким и зыбким оно мне показалось, это пятнышко! Вроде как с копеечку. Слава дирижаблю, что вдоль эловского навесного мостика был протянут шпагат. Хоть и не настоящие перила, но всё-таки… А оступиться было раз плюнуть.
- Для обороны рубеж в самый раз. Тут элеваторским никакой штурм не страшен, - глубокомысленно отметил Мишка, хватаясь за шпагат. – Обрубил две верёвки – и всё вражье войско посыплется.
Базарбек за шпагат не держался, он размашисто вышагивал, точно зная, куда следует поставить ногу, как и подобало коренному жителю элеватора. У нас же поджилки тряслись, хорошо, что опасный перешеек оказался коротким и дворец был недалеко: на первом же после Башни бункере.
Дворец состоял из девяти или десяти коробок из-под тортов, скреплённых между собой проволочными скобками, причём с учётом хаотичного расположения труб и выступов коробки были составлены на разных уровнях друг от друга и кое-где соединялись длинными галереями. Не поймёшь, то ли два этажа, то ли полтора в этом причудливом «ласточкином гнезде». В стенках дворца имелись овальные окна и даже картонные балкончики с жестяными каркасами для прочности. Дворец был от руки разрисован сине-красными чудовищами, гигантскими птицами и сценами кровавых воздушных битв, чтобы дать понять пленникам, насколько серьёзный народ здесь обитает.
На площадке, к которой нужно было подняться по трём ступеням, сделанным из посылочного ящика, дежурили двое стражников с кривыми ятаганами – верхом на боевых голубях. «Боги» мирно спали, засунув головы под крыло, один из джигитов тоже клевал носом, но, заметив Базарбека, добросовестно вытаращил глаза.
Базарбек толкнул дворцовую дверь и мы вошли внутрь, абсолютно уверенные, что в полу спрятан потайной люк, через который нам надлежит провалиться в зияющую пропасть, к подножию элеватора. Но нет, пронесло.
Мы миновали несколько богато убранных залов. Такая роскошь мне и не снилась. Из рассказов джигитов я помнил, что швейная фабрика заваливает султана тканями и разнообразной галантереей, да и грабежами грозный Эльдар тоже не гнушается. Одних зеркал здесь было штук сорок, некоторые, по-моему, даже в золотых оправах.
Мебели было мало, зато ковры лежали всюду толстым-претолстым слоем, висели в простенках между окнами и на самих окнах – вместо штор. Да не какие-нибудь там лоскутные коврики, что шьют наши девчонки! Нет, настоящие, шерстяные, ворсистые, с цветными узорами и с кисточками по углам. За любой из них на нашей ярмарке можно было бы выменять месячный запас провизии, уж я-то знаю, почём ковры на ярмарках.
Канделябры в виде звериных голов – медвежьих, тигриных, волчьих – тоже производили эффект. В пасти каждого зверя светилась маленькая продолговатая лампочка из жёлтого, розового, голубоватого стекла. Благодаря этому залы освещались по-разному: первый был жёлтым, следующий розовым и так далее. Внутри коробки-залы делились перегородками, поэтому мы миновали целую анфиладу комнат. Немудрено и заблудиться, если бы не идущий впереди Базарбек.
Везде мы видели новые и новые сокровища: статуэтки, посуду, коллекции оружия. Мишка на ходу украдкой коснулся рукоятки золочёной булавы и ухмыльнулся:
- Ха, весь этот арсенал - крашеные пластмассовые мечи от игрушечных солдатиков! Султан не дурак, чтобы держать на виду взаправдашнее оружие. Но вообще здесь шикарно, Тяпа. Прямо тысяча и одна ночь из Африки!
- Что за ночь? – полюбопытствовал я.
- Долгая история. Потом расскажу… если живы останемся.
В тронном зале трона не было, зато были ковры ещё лучше прежних, и столик со сладостями. За столиком, по-турецки скрестив ноги, сидели его величество султан, сутулый Вапци и шесть-семь знатных воинов из свиты Эльдара. Немного в сторонке на пушистом паласе нежилась разодетая в шелка и бусы женщина с распущенными волосами и скучно жевала изюм без косточек. Паренёк чуть постарше Стёпки монотонно обмахивал госпожу голубиным пером. В углу два музыканта наяривали заунывную мелодию из трёх нот.
Первый музыкант играл на изогнутой палке со струнами, второй дудел в деревянную дудку длиной в человеческий рост. Музыка получалась мерзкой, словно кошке наступили на хвост. У меня прямо зубы заныли.
Всё это я увидел не сразу, потому что перед входом в покои султана выяснилась интересная тонкость местного этикета. Под страхом смерти посетителям приказывали встать на карачки и таким макаром явиться пред очи Пресветлого повелителя элов. Базарбек очень доходчиво нам это разъяснил, вынув свой страшный кинжал и пощекотав остриём наши рёбра.
Мы опустились на четвереньки и поползли в зал, как того требовал крючконосый конвоир, а что было делать?
- Вот они, жалкие пленники, недостойные поедать пыль у ваших ног, о султан! – объявил Базарбек и пинком показал нам на каком расстоянии от Эльдара следует замереть и не рыпаться. Думаете, смешно ползать на карачках перед незнакомыми людьми? Ошибаетесь. Унизительно до невозможности.
Остановившись, Мишка тут же попытался непринуждённо сесть, но наш провожатый не дремал.
- Стой, дерзкий прыщ! Великий султан не позволял тебе сесть!
Красавица, жующая изюм, весело хихикнула. Музыканты наконец-то оборвали свою тягомотину и улизнули через дверь, завешанную ковром.
Султан нехотя поддёрнул полы халата и дёрнул бровью, словно отгонял назойливую муху.
- Пусть садятся, - перевёл сутулый Вапци.
Мы сели так же, как и все присутствующие – по-турецки. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.
По кивку султана Базарбек и Вапци устроили нам перекрёстный допрос:
- Кто такие?
- Командир дирижабля воздухонавт Мишка! – отрекомендовался Мишка, и даже, наверное, щёлкнул бы каблуками, если бы не держал ноги кренделем.
- Э-э! – замычал Базарбек, понятия не имевший о дирижаблях и воздухонавтах. – Имя, неверный! Говоры имя!
- Ну, тогда просто Мишка.
- Мы-и-рыжга… Ма-и-рым… - попытался воспроизвести Базарбек, но у него ничего не вышло. – Вах! Это плохой имя. Будэшь Мирза, понял? А тебя как зват? – обратился он ко мне.
- Тя-па, - раздельно произнёс я.
- Да-па, Джя-па… Тоже плохой имя, - резюмировал крючконосый. – Отныне будешь Джапар. Или вообще не будет тебя, по высочайшему повелению… - он посмотрел на султана, но тот молчал. – И ты, последний там, назовись!
Стёпкино имя ему тоже оказалось не по зубам: он исковеркал его так и эдак и в конце концов отрезал:
- Ты будэш Саптык. Что за шайтанские имена?
- Итак, Мирза, Джапар, Саптык. Откуда летели? Куда? Зачем? – строго вопросил Сутулый Вапци.
Стыдно признаться, но названия родного города никто из нас не помнил: для нас он всю жизнь был просто «городом», поскольку в других мы не бывали. Но Мишка не сплоховал и ответил не задумываясь:
- Мы с севера летим. Из Архангельска.
Советники недоверчиво зароптали. Подозреваю, с географией у них было ещё хуже нашего.
- Ложь! – отрубил кто-то из воинов.
- А вот нам кажется, что вы с кондитерской фабрики, - хитро сощурился Вапци. Выговор у него был почище чем у остальных, я заметил, как он хмыкал в рукав, пока Базарбек переиначивал наши имена на эловский лад. – Не гнусная ли принцесса… не отваживаюсь произносить вслух её имя… прислала вас шпионить за элеватором?
- Какая принцесса? – удивился Мишка. – У нас в Архангельске свой король, Прибабахус Тринадцатый.
- Стало быть, это он вас прислал шпионить за элеватором?
- Вовсе нет! Мы летели к бабушке в Африку! – зачастил Мишка. – Может, вы её знаете? Такая крючконосая, с кинжалом на боку, в меховой шапке…
- Хи-хи-хи! – зашлась красавица и поперхнулась изюмом: под видом бабушки Мишка нахально описывал сидящего перед нами Базарбека.
- Одна нога у неё короче другой, - продолжал фантазировать Мишка. – Из ноздрей идёт дым, за ухом бородавка…
- Стоит ли летать к такой бабушке? – недоумённо проворчал высокий джигит с рябым лицом.
- А что это, если не знаки отличия наков? – Вапци ткнул в «следопытскую» Мишкину ленточку, намертво пришитую к воротнику. – И у Саптыка есть похожая, но жёлтая. Говорите правду!
- Это значок командира дирижабля и помощника, - не смутился Мишка, погладив ленточку. – И к элеватору мы свернули нечаянно, посмотреть, что за штуковина? В Архангельске элеваторов нет. Ни единого.
Спасибо хоть о космодроме не заикнулся.
- Гм! Что, в вашем Арамбельдже не едят хлеба? – спросил Вапци. – Странный вы народ. И одежда не наша.
- Не едят! – подтвердил Мишка. – Только бутерброды с колбасой, да и те через день. Север же.
- Ложь! – подскочил Базарбек. – В вашей шайтанской корзине был хлеб! Предлагаю казнить негодяев!
- А конфет у них не было? – спросил ещё один джигит. – Если конфеты – тогда они точно с кондитерки.
- Хлеб мы по дороге отняли у вороны в неравном бою, хотите расскажу? - предложил Мишка. К счастью, карамельку мы давно съели, даже фантик выкинули. – Догоняем мы, значит, вчера ворону размером с летающий шкаф…
- Выкручиваются! Поджарить им пятки! Свесить с бункера вниз головой! – перебили кровожадные джигиты. – Отдать их крысам!
Кажется, всё, подумал я. Тут-то нам и каюк.
- Раскудахтались как наседки! Справедливейший султан пока не высказал своей высочайшей воли, - вмешался Вапци. – Чего загомонили? Базарбек! По чьей вине чужаков подпустили так близко к бункерам? Они не наки, это ясно как свет. Кто был дежурным звеновым до вечерней молитвы?
- Я и был, - хмуро сказал Базарбек. – Наездник Хафаз заснул на Малой башне, не углядел шпионов и уже наказан.
- Ты тоже будешь наказан, - впервые подал голос султан Эльдар. – Назначаю тебе неделю дежурства на Главной башне и на этот же срок лишаю тебя голоса в Султанском Диване.
Несмотря на испуг мне стало интересно, какой голос можно иметь в султанском диване? Небось, очень скрипучий и ржавый как заевшая пружина? Правда, никаких диванов поблизости не было.
Султан тяжело закряхтел и поменял затёкшие ноги.
- Поскольку я мудрый и милосердный правитель, то спрошу общего совета нашего верноподданного Дивана, - важно изрёк он. - Как мы поступим с чужаками? Говори, сын мой Гаир.
Юноша, очень похожий на султана (но намного стройнее и симпатичнее, как отметила бы Людка), звонко сказал:
- Помиловать! Это же мальчишки… - чем сразу заслужил моё восхищение и любовь.
Вапци громко выкрикнул следующего:
- Звеновой Багарен!
- Помиловать, но никуда не отпускать! – это тот, рябой и высокий.
- Звеновой Акмар!
- Согласен с Багареном. Помиловать.
- Звеновой Кыртыл?
- Дежурит на Главной башне, - ответил за Кыртыла Базарбек.
- Сменить немедленно! Дежурный на всю неделю – ты! – пискляво сообщил Вапци.
Базарбек ощупал нас колючим взглядом, словно мы были виноваты, что он нас прохлопал, и на ходу бросил:
- Моё мнение – казнить!
- Ты лишён голоса в Диване, - напомнил Вапци и ехидно встретился со злыми глазами крючконосого.
Когда Базарбек ушёл, мы почувствовали огромное облегчение. Плохой человек. Чуть что – мигом за кинжал.
Однако новоприбывший Кыртыл тоже приговорил нас к смерти. Дело осложнялось. Оставались ещё трое джигитов, сутулый Вапци и сам султан, ожидавший, что решат его диванные советники.
Пятый джигит сказал: казнить!
Шестой джигит сказал: казнить!
Седьмой поколебался и тоже сказал: казнить!
Четыре-три в пользу смерти.
- Все сказали своё слово, голосую и я, - проговорил Вапци, поправляя чалму. – Моё предложение - помиловать! Вы не забыли, сейчас идёт месяц Рамазан? К чему понапрасну проливать кровь?
Четыре-четыре. Ничья.
- Кхм… - откашлялся султан. – У меня получилось чётное число советников… Для вынесения справедливого решения Дивану не хватает как раз голоса Базарбека.
«Базарбек против нас, с его голосом нам стопроцентная крышка», - грустно подумал я.
- …Придётся голосовать и мне? – лениво закончил султан.
- А мне? – вдруг капризно спросила красавица. Парнишка в поте лица обвевал её опахалом, так как обстановка в тронном зале явно накалилась. - Я тоже хочу голосовать и я говорю: помиловать! Хотя бы одного! Мне нужен новый слуга, старые надоели.
Султан хрустнул пальцами и рассмеялся.
- Будь по-твоему, моя жена Оман-Хатым. Кого оставим?
Вапци суетливо подбежал и что-то зашептал ему на ухо. Султан поднял брови.
- Всех? О аллах, но зачем?
- Зачем грешить в Рамазан? А ещё эти подозрительные мальчишки умеют летать в корзине, которой нет ни у кого в городе, - пояснил Вапци. – Пусть подлые наки и речканы завидуют прогулочной воздушной карете султана! Вдобавок на башнях много чёрной работы, потому что наши непобедимые джигиты совершенно обленились. Даже упряжь плести некому.
Эльдар побарабанил себя по толстому подбородку и … согласился.
- Хош! Хорошо! Пусть работают. Значит, двое пойдут в уборщики загонов, а при дворце мы оставим… вот этого! У него лицо самое смышлёное.
Я был убеждён, что султан говорит о Мишке, но чёрт возьми!... Он показывал на меня!
- Я этого и хотела! Этого и хотела! – вскричала Оман-Хатым, хлопая в ладоши.
- Двух оставшихся – увести на Главную башню, - велел Эльдар и улёгся на подушки, намекая, что повестка дня исчерпана.
- И вовсе у тебя не смышлёное лицо! – сердито буркнул Мишка, не выносивший оказываться на вторых ролях где бы то ни было. – Как раз наоборот: у тебя самое глупое в мире лицо, особенно сейчас.
- Шутка ли, нас чуть не казнили? – огрызнулся я.
Хромой Кыртыл взял Мишку со Стёпкой за шкирки и без лишних проволочек потащил куда-то. Мишка лишь успел помахать мне рукой и нас разлучили. Ему-то что, он хоть вдвоём с Коркиным, а вот я влип по уши. Остаюсь один-одинёшенек со всей дворцовой бандой, половина из которой требовала предать нас лютой смерти. Возьмут да укокошат, едва Рамазан ихний кончится.
Тётка, набивавшая щёки сладостями, тоже мне ни капельки не понравилась. Ишь ты, слуга ей понадобился! Пёрышком над головой махать? Видно, та ещё штучка. Неправильно махну - рассердится и передумает меня миловать. Воспитание у меня хромает на обе лапы, прислуживать не обучен, даже не умывался толком за весь полёт. В общем, пропал ты, воздухонавт Тяпа. Жить тебе считанные минуты.
Пока я размышлял, джигиты Эльдара рассосались кто куда, а Вапци решительно крутанул меня вокруг своей оси и препроводил вниз по коридору, устланному мохнатым ковром.
В ближайшем пустом зале распорядитель поставил меня возле полированной шкатулки, выглядевшей здесь как комод, осмотрел меня, отечески сдул пыль сначала с меня, потом со шкатулки. Хитро мигнул красноватым веком и сказал:
- Элы не звери. Убивать детей грешно. Домой, конечно, не отпустим. Вы видели слишком много. Но оденем вас. Вымоем. Обогреем. Как сыр в масле кататься будете. Во дворце начальник – я. Залы и кухня, гости-шмости, семье султана поесть-попить, повеселиться – всё на мне. Стой, жди. Фазан освободится, придёт, объяснит тебе твои обязанности.
Пошёл обратно, на полпути обернулся и приставил палец к губам:
- Не вздумай бежать, разгневаешь султана! Ха! Это я шучу… Куда ты сбежишь с элеватора, ты же не птица, нет? Вот видишь. А выйти из дворца тебе подавно не дадут. Там султанские янычары. У них сабля – вах! – острее, чем моё колено!
В подтверждение своих слов Вапци звучно щёлкнул себя по худой коленке, едва не протыкавшей брюки, захохотал и исчез.
Как часовой на посту я навытяжку простоял у шкатулки с четверть часа, ожидая, что вот-вот из-за любого ковра на стене выпрыгнут султанские янычары и порубят меня на куски. Но вместо свирепых воинов приковылял тот парнишка, что обмахивал султаншу голубиным пером.
У него было невыразительное лицо, плоское как камбала, тусклый взгляд и нос пуговкой. Каждую фразу он выдавливал из себя с большой-пребольшой натугой, будто занозу выдёргивал. Выражение лица мальчишки ни на секунду не менялось. Эдакий меланхоличный увалень, страдающий хронической скукой.
- Новенький гезо, значит? – сипло произнёс он, пялясь куда-то вбок. – Пошли, дам тебе дворцовую одежду. Свободных комнат много, спать можешь в любой, мне всё равно. Лишь бы ты был на месте когда понадобишься.
- А когда я могу понадобиться? – я всё не мог представить, как из свободного воздушного путешественника превращаюсь вот в такого же унылого плосколицего Фазана.
Вместо ответа мальчишка указал на бронзовый колокольчик в углу зала.
- Они висят повсюду. Услышал звон – лети со всех ног.
На вид Фазану было лет четырнадцать-пятнадцать, он был крепок и нетороплив.
- Я не буду тебя обижать, только не зови меня Фазан или Сазан, как этот дурак Вапци. Моё имя Разан.
Хорошо, что вовремя предупредил, а то я, конечно, напутал бы. Ну, теперь-то буду знать.
Разан принёс мне такую же одежду, какую носил сам. Белые узкие штаны (я про себя окрестил их кальсонами), загнутые туфли, короткий халат в красно-сине-оранжевую крапинку, нательную рубаху и непонятный кусок тряпки. С грехом пополам я напялил всё это хозяйство и увидел в зеркале полнейшее чучело. В нашем Доме мне бы проходу не дали, ручаюсь, а уж Мишка первым бы наградил меня какой-нибудь забористой дразнилкой.
Я утешил себя лишь тем, что и Мишке со Стёпкой, наверное, выдали похожие маскарадные костюмы. Нечестно мне быть единственным страшилищем в команде воздухонавтов.
- Слушай, Разан, а халат-то без пуговиц! – заметил я, тщетно трогая то место, где им надлежало быть. – Я вообще-то не мастак пришивать, у нас девчонки этим всю дорогу занимаются, но если дашь иголку….
- У нас не принято застёгиваться на пуговицы, - пояснил Разан, зевая. – Делай вот так, - и он показал, как следует запахивать полы халата и перетягивать пояс кушаком.
- А это что за тряпка? Полотенце?
- Чалма, глупый баран. Ты точно с Луны свалился. Заматывай вокруг головы сюда, сюда и сюда… Всё, сейчас ты настоящий гезо («слуга» на языке элов). Вымоешься завтра, Оман-Хатым всегда умывает свою красоту по утрам и после неё остаётся много тёплой, вскипячённой воды, - рассказал мне Разан с той же равнодушной миной.
Я хотел переложить в карманы мелкие вещи из старой одежды: грифель, бумагу, осколок увеличительного стекла, но не обнаружил на халате ни одного кармана. Мало того что вырядили под клоуна, так ещё и карманов нет? Это доконало меня окончательно.
- Гезо не положено иметь личных вещей, - Разан рассеянно наблюдал, как я запихиваю бумаги за пазуху. – Гезо должен быть всецело предан господину и госпоже, быть их тенью, быть их верным сторожевым псом.
- «Сторожевым псом!» - передразнил я, пряча в чалму грифель и стёклышко. – Шпаришь как по писаному. А если мне охота руки в карманы засунуть?
- Тогда султан велит тебе их отрубить. Элы не держат руки в карманах, только за поясом.
Разану были откровенно чужды мои переживания. Послал же бог коллегу! Я любовно подобрал свою – такую удобную! – прежнюю одежду, взял ботинки за шнурки и отречённо поинтересовался:
- Где бы это сныкать?
Уловив суть вопроса, мальчишка пожал плечами:
- Зачем? Чужеземное платье больше тебе не пригодится.
«Ещё как пригодится», - мысленно возмутился я, обняв узелок с одеждой. – «Что мне, до гробовой доски пугалом ходить? Больно ты прыткий. Послужу, осмотрюсь немножко, ну и … жизнь покажет. Нас дома ждут Людка, Юлька, Капитан, и Вертилампочка ругается без дирижабля. Разнюхать бы, куда эти джигиты дели корзину и сильно ли повредили управление? Резинку Базарбек разрубил – это точно, а если он вдобавок шар кинжалом искромсал? Бз-ззз! Представить страшно. Тогда мы засели тут прочно».
Вслух я ничего этого не сказал, но спросил, что мы с Разаном должны сейчас делать? Пол там подмести или туфли султану почистить?
Разан важно просипел:
- До восхода солнца можно спокойно спать, на дворе уже ночь. А утром начнёшь привыкать к дворцовой службе под властью всесильного Эльдара. Комнаты для прислуги вон там, где коридор заканчивается тупиком. Там сколько хочешь пустых каморок, есть старые ковры и всё прочее для молитвы и сна.
- А с тобой я могу жить, в твоей комнате? – с надеждой уцепился я. Мне о многом хотелось поболтать перед тем как провести последнюю свободную ночь, ведь кто его разберёт, что случится завтра.
Увы, Разан не горел желанием подружиться и принимать у себя гостей. Крайне нелюбопытный тип! Вот я бы обязательно пригласил домой великого путешественника, прилетевшего на дирижабле за тридевять земель.
- Скоро ты поймёшь, как нелепо тратить драгоценные часы отдыха на пустую болтовню, - назидательно сказал Разан и, полагаю, был по-своему прав. – Во дворце живут десять гезо, они ложатся с закатом, а встают с рассветом, и трудятся как муравьи, ибо упаси аллах разъярить султана. За это - смерть. Иди, ищи себе постель.
Я уже пошёл вглубь коридора, когда Разан вдруг окликнул:
- Эй, Джапар! На будущее – смотри, один фокус покажу!
Он подошёл к стене, завешанной коврами, и бесследно исчез. Через миг его плоская физиономия высунулась из стены совсем в другом месте.
- Здесь полно вспомогательных ходов, Джапар. Удобно сокращать путь и пореже попадаться на глаза султану и султанше. Помни: заслышав колокольчик господина или госпожи, ты обязан немедленно поспешить на зов, но будь притом усерден и незаметен.
- А Гаир тоже звонит? – спросил я. Симпатичный сын Эльдара мне нравился. Он первым нас помиловал.
- У Гаира запросы скромные, он больше играет на домбре и джигитует на Главной башне, - отмахнулся Разан. – Вот султанша – это да… Ладно. Я тебе ничего не говорил. Пока!
Разан опять исчез в стене. Я заглянул в щель за ковром, но увидел лишь тесный тёмный проход и не полез искать приключений. Наугад я ткнулся в ближайшую каморку, она оказалась даже меньше нашей корзины, но для одного небольшого мальчика вполне подходила. В ней лежало несколько ковров и смятых подушек, видимо, отслуживших свой срок. Некоторые до сих пор пахли духами Оман-Хатым. Я смастерил себе весьма сносную постель. Лёг не раздеваясь – вдруг не сумею завтра замотать чалму, и с халатом тоже что-нибудь намудрю?
Прислушался – тихо. Лишь где-то в порту сонно гукают теплоходные гудки, да ветер раскачивает тросы вдоль бункеров. А порт-то джигиты назвали речным, значит, всё-таки он стоит на реке, а не на Кашалотовом море, как доказывал Мишка. Ну и чёрт с ним, с этим портом.
Потом я подумал, что картонные коробки из-под тортов, из которых построен султанский дворец, не настолько уж толстые. Их вполне можно пропилить хорошим острым ножом и бежать. Но где взять острый нож? Мишка - молодец, заметил, что на стенах здесь ненастоящее, пластмассовое оружие. А ведь можно было бы тихонько пилить дырку, застилая её на день старыми коврами.
Стоп, для побега нужна ещё и верёвка. Половина дворца висит над бездной, под нами тридцать пять метров пустоты. Связать тридцать пять метров верёвки – это не хухры-мухры. У Эльдара столько простыней не наберётся, хоть он и султан. И как их украсть? И где их прятать? Тут, наверное, изо всех потайных ходов за пленником присматривают соглядатаи навроде сутулого Вапци и унылого Разана-Фазана.
Потом я перескочил мыслями на Мишку со Стёпкой, погадал, как они устроились на Главной башне и не обижают ли их, но на середине как-то нечаянно уснул.
Что ни говори, спать-то всегда хочется.
***
Не так страшна служба у Пресветлого султана, как её малюют.
Втянулся я быстро, ловил всё на лету. Легко вызубрил дворцовый этикет: слуга молчит, пока его не спросят, при встрече обязательно кланяется старшим и всё такое. Работы у меня хватало, но тоже нетрудная: выметать пыль, проветривать залы, сбрызгивать ковры ароматной водой. Надраивать потускневшие сабли, украшения, зеркала и кувшины, рассованные где ни попадя, кипятить на кухне воду для утреннего омовения султанши.
Сам грозный Эльдар полоскал свою физиономию крайне редко. Юльку бы ему в жёны – она бы ему за неряшливость бороду выдернула.
Обедал повелитель в тронном зале вместе с сыном, супругой и Вапци, там им прислуживал Разан, а завтраки и ужины полагалось разносить по опочивальням, и этим занимался я или ещё кто-нибудь из слуг. Одно было плохо: кухня находилась в противоположном крыле дворца, дабы гарь и копоть не ударяла в ноздри августейшему семейству. Таскаться с подносами приходилось чуть ли не на край света. Здесь гезо и пригождались потайные ходы между стенками, они вдвое спрямляли дорогу.
В каком-то кино я видел королевские дворцы с такими же секретными ходами, где таились всякие заговорщики и шпики, но во дворце Эльдара шпиков я не встречал. Извилистыми коридорами бегали только мы, верные слуги – с тазиками, подносами и чистым бельём.
Как я уже говорил, слуг у султанской семьи насчитывалось около десятка, не считая охраны и кухонной братии. Всё это были молодые услужливые парни невысокого роста. Высоких лакеев султан не любил, поскольку сам был мелковат, хоть и толст. Как я понимаю, очаровательная султанша Оман-Хатым тоже предпочитала видеть вокруг себя мальчишек, заигрывать с ними, кокетничать и вертеть хвостом. Эльдар смотрел на это сквозь пальцы. Наверное, он понимал, что красавице-жене скучно коротать дни на верхушке элеватора, где только голуби, ветер да хмурые вояки.
Музыкантов с палкой и длинной дудкой звали Мутгаз и Гелай. Они развлекали султана своим треньканьем во время чаепитий, а также пробовали всю еду, что подавалась на стол повелителя, на предмет яда. Ещё со мной служили Афдан, Бечмер, Тулык… честно сказать, всех я не запомнил. Они были старше меня и закреплены за разными залами дворца, поэтому мы сталкивались лишь во вспомогательных лабиринтах, пробегая по своим делам.
Изредка дворцовые гезо собирались ночью за кухней выпить винца, сыграть в кости и посплетничать, но я был чужаком, вина не пил и в кости не играл, поэтому в компанию меня не приглашали.
Жалованья слугам не полагалось, все они, как и я, были люди подневольные, но не пленники, просто жители из местных. Как правило, в услужение богачам отдавали средних и младших сыновей, которым не светило наследство. Жить во дворце Пресветлого султана Эльдара считалось выгодно и почётно. Здесь досыта кормили, баловали любимцев подачками и не заставляли воевать с кондитерской фабрикой и прочими врагами. У нескольких парней были подруги в посёлке, которым они дарили украшения, выброшенные султаншей.
В целом я нашёл, что устроился совсем недурно. Даже успевал порой урвать часик-другой свободного времени, пока не зазвенит вездесущий бронзовый колокольчик. Во время отдыха я прятался в свою каморку, ложился на живот и мечтал: каким бы образом отсюда смотаться?
Полежав так и ничего не придумав, я снова отправлялся вершить разные гезовские обязанности, потому что отсиживаться не имело смысла. Всё равно Разан или Мутгаз вот-вот завопят: «Джапар, ты где? Великая султанша хочет, чтоб её развлекли музыкой, танцами и комплиментами. Помогай нести поднос с халвой».
Или сутулый Вапци откуда-то подаст голос:
- А подать мне сюда этих отпрысков двоюродного верблюда! Опять они лентяйничают! Джапар! Разан! Бечмер!
На первых порах я мчался к распорядителю весь в мыле, воображая, что случилось нечто серьёзное. Прибежишь к нему тайными ходами, запыхавшийся, а Вапци скажет – мол, вон то зеркало мутновато, и вон соринка на полу лежит. Непорядок!
Потом помолчит как телеграфный столб на пенсии, пока мы протираем зеркало, крякнет и спросит что-нибудь типа:
- Правда ли, что моя лысина сверкает как солнце? – и даже чалму снимет, наклонится, чтоб видно было.
- Истинная правда! – отвечаем мы. У начальства свои бзики, ему тоже скучно.
- А почему вы не щуритесь, если моя лысина слепит как солнце? – строго вопрошает Вапци. – Обманываете, наверно? Кто-то с бункера полететь захотел?
Мы старательно щуримся, прикрываем глаза руками якобы из-за нестерпимого блеска, который излучает плешь старого проходимца.
- Ладно, теперь верю, - милует нас Вапци, донельзя довольный своей очередной шуточкой. – Можете быть свободны, ха-ха! Но недолго. Через двадцать минут обед. Марш прибираться в Розовом и Бирюзовом залах.
Проделки сутулого были вполне безобидны, их я мог выносить сколько угодно. Главное, никто здесь нас не бил и не давал зуботычин за здорово живёшь. Гезо - это личное имущество султана, равно как дворец, элеватор или гребешок для бороды. Бить и портить имущество повелителя строжайше воспрещалось. Под защитой великого Эльдара мне был не страшен даже противный крючконосый Базарбек, который изредка являлся на заседания Султанского Дивана.
Кормили тоже по-божески. Основную пищу элов составляли блюда из круп и всякие мучные вкусности – зерно на элеваторе всегда под боком. Коврижек, пряников, лепёшек было завались, плюс рис, чечевица, зелень и фрукты. Самки голубей по нескольку раз в год несли яйца. Вассалы с ликёро-водочного завода поставляли Эльдару вино, шербет, кумыс и другие напитки, хотя чаще всего здесь гоняли зелёный чай. Вот к нему я долго не мог привыкнуть. Зелёный чай, на мой вкус, вонял жидкостью для мытья посуды.
Джигиты на голубях постоянно охотились на городских птиц, привозили с какой-то фермы свежую баранину, поэтому мяса тоже было в достатке. На завтрак я получал пиалу чая, чуреки, сыр и сушёный урюк, в обед повар Насыр наливал мне щедрый половник мясного супа-шурпы и шлёпал огромную тарелку кукурузной или пшеничной каши. Полдник – чай, чурек, кумыс, брынза. На ужин плов или лагман из самодельной лапши.
- Пыштэкай, гезо! – добродушно гудел Насыр, кидая мне добавки. – Султан голодных не любит, голова отрубит, вай-хо! Шутю, да?
Под присмотром Насыра мы чистили песком кастрюли и плиту, и глядели как искусно поварята шинкуют морковку или лук, сервируют и украшают блюда перед подачей султану.
Каждая тарелка с едой походила на застывшую картинку. Если мой собственный стол казался мне царским, то меню Эльдара и его супруги Оман-Хатым вовсе не поддавалось описанию. Запечённая дичь, россыпи фруктов в виде цветочной поляны, закуски, вина, сладости. Мясо всегда было горячим, закуски – холодными. Насыр очень тщательно проверял подносы, предназначенные владыке. Предыдущего повара казнили с полгода назад: султанский суп в тот день оказался остывшим. В жизни бы не поверил, что из-за такой чепухи могут отправить на тот свет.
- И ты знай, пустоголовый лётчик Джапар, что твоя судьба висит на кончике брови Мудрейшего Эльдара! – наставлял меня сутулый Вапци. – Шевельнёт он бровью – и полетишь с бункера как бурдюк с пшеницей. Вместе с подносом и остывшим супом. И тапочки свои по дороге обгонишь, хе-хе!
К счастью, султана я почти не видел. Входить в тронный зал разрешалось только более опытным слугам – Разану, Афдану, Гелаю и другим. А мне и не хотелось туда ходить, меньше шансов навлечь на себя султанскую немилость.
***
Джигиты-звеновые собирались во дворце раз в несколько дней. Это называлось у них Диванным советом. Прямо как мои коллеги-гезо, советники султана попивали вино, сплетничали о том, о сём, ругали речных и кондитерских крохотульчиков и разбредались восвояси. Гаир сидел вместе с ними, так что на попечении слуг в это время оставалась одна Оман-Хатым.
Белоручка, доложу я вам! Вздумает чихнуть – извольте поднести ей платочек, вздумает перевесить в своих покоях ковры – иди перевешивай. Зачем Эльдар женился на ней – ума не приложу. То заладит читать стихи о звёздах и шелесте волн, а ты стой и волосы ей в это время расчёсывай. В парикмахерской она, что ли? Подмывало иногда сказать ей что-нибудь эдакое, так опять же султану нажалуется, а тот миндальничать не станет.
Красивая она была, Оман-Хатым, не отнимешь, хотя на мой взгляд старовата. Уже сильно за тридцать, раз её сыну Гаиру восемнадцать стукнуло. Но понятно, при таком бережном обращении вполне может и до ста лет дотянуть: ни фига же не делает! Нарядов целый гардеробный зал, шали, платья, покрывала, вот куда бы нашим модницам девчонкам дорваться. За век не управишься перемерить, а износить – тем более.
Шмоток у султанши было жутко много. Хорошо ещё, что элы не знали утюгов. Мятую одежду полагалось греть расправленной над паром. Заставь меня султанша перегладить всё своё бельё по-настоящему – тут я и помер бы. Стирать во дворце тоже не стирали. Оман-Хатым никогда ничего не надевала дважды. Капнула соусом на подол – платье в помойку. Муж богатый, ещё пятьсот таких же подарит. Наша Людка в своём лучшем кружевном сарафане смотрелась бы тут замарашкой.
Вообще же народу во дворце жило негусто: семья правителей, Вапци, прислуга, я, два повара и поварята. Просто жалкая горсточка для бескрайних хором. Сторожевых янычар у ворот и у входа в сокровищницу в расчёт можно не брать, они менялись три раза в сутки. Я даже спросил у Разана, почему у грозного правителя элеватора так мало рабов?
Вялый мальчишка боязливо оглянулся и сказал:
- Великому султану не везёт на пленников. Он первым в городе научился дрессировать боевых голубей, воздушные всадники – это сила. Джигиты Эльдара хватали рабов со всей округи и обкладывали данью окрестных жителей. Дань мы берём до сих пор, на швейной фабрике и ликёро-водочном заводе стоят наши гарнизоны, а вот пленных не стало – кого-то казнили за мятежи на элеваторе, кого-то прикончили за мелкие провинности вроде остывшего супа. Вапци посоветовал Эльдару оставить минимум слуг, мол, спокойнее будет. Я сюда попал уже давно, пока не трогают, жить можно. Сам я родом с улицы Мурсабиева, это тут, рядышком. У моей матери семеро детей, и по дому я вовсе не скучаю.
- Улица Мурсабиева – это в Африке? А ваш город называется Скарлатина? – уточнил я.
- Глупый, да? Наш город называется Нижнеуланск, - Разан лениво кивнул через правое плечо. – Дальше начинается чистая Средняя Азия. Пробовал дыни у Насыра на кухне? Нашим дыням цены в мире нет, вот!
Дыни! Азия! А Мишка-то разливался соловьём: он-де Африку за версту унюхал, эх! Ну и трепло.
- Гмм! А большая река, на которой ваш порт стоит – она как называется? – продолжал выпытывать я.
- Не знаю. Я в порту ни разу не был. Тебе зачем?
- Так просто, для самообразования…
Действительно – зачем мне название реки? Неужели я становлюсь таким же тупым и равнодушным созданием как мой напарник?
Я расспрашивал Разана и о дворце. Как султану живётся зимой в картонных коробках? Или в Нижнеуланске зимы не бывает?
Разан ответил вопросом на вопрос:
- Сейчас во дворце жарко?
- Жарковато, - согласился я. Я целыми днями напролёт ходил в одном халате на голое тело.
- Вот и зимой жарко. Если из дворца не выгонят, не замёрзнешь. Видал трубы со всех сторон? По ним в бункеры качают тёплый воздух, чтобы зерно не отсырело. Снаружи, конечно, прохладно, особенно в декабре. Ветер как бритва режет, да ещё со снегом и с песком, ну а после Нового года у нас уже дожди и оттепели.
Я выпятил грудь:
- Испугайте-ка нас вашей дохленькой зимой! У нас в октябре снегу по горло наваливает. А вода на кухню откуда течёт?
- С водокачки, с Малой башни трубы протянуты. Зерно вообще само в рот сыплется, знай мешки подставляй. Но там другие слуги работают, нас не пошлют.
Разан добавил, что на «швейке» и винзаводе у Эльдара тоже отгроханы дворцы – закачаешься, но большую часть года он живёт на элеваторе, поближе к небу и голубям. В молодости султан был лихим наездником, да теперь сильно раздобрел от мучного и сладкого и садится в седло только в особых случаях.
- А в резиденции на ликёро-водочном его постоянно пилит госпожа Оман-Хатым, потому что там кругом выпивка, а у султана – печень, - хихикнул Разан. – Ох, заболтался я… Слышишь, кричат вечернюю молитву? Пора нести в залу ужин.
Итак, во дворце я освоился, уборка помещений мне была не в новинку. Юлька-чистюлька вечно гоняла нас по дому с тряпкой и шваброй. У элов меня смущали только две вещи: непривычное имя Джапар и молитвы. Пять раз в день все обитатели дворца, включая Эльдара, падали на специальные коврики и молились на непонятном языке. Это называлось намазом.
Чтобы не выделяться, я тоже постелил себе в каморке коврик и уходил туда притворяться, будто добросовестно молюсь, а сам бурчал вполголоса всевозможную чепуху или просто отдыхал от трудов праведных. Во время молитвы здесь не беспокоили даже распоследнего слугу.
Религиозные порядки были у элов настолько сильны, что, по слухам, иногда даже лютые битвы прерывались на период намаза. Услышав клич муллы, сражающиеся вдруг вкладывали оружие в ножны и вставали на коленки лицом на восток. А помолившись бок о бок с противником, опять хватались за сабли и дрались дальше.
Изредка местные крохотульчики разных племён устраивали совместные праздники под куполом мечети – Сабантуй или Навруз. На праздники допускали всех – наков, элов, швейцев, речканов. Женщин и девушек пускали тоже. При входе воинов заставляли сдать оружие. Убивать в мечети строго-настрого запрещалось. Этим кратким перемирием вовсю пользовались молодые парни и невесты на выданье. Во время торжества они тайком присматривали себе пару из чужого семейства. Заручившись согласием девушки, парень мог её выкрасть и жениться, но это уже другая история.
***
Старую одежду я засунул между подушек и изредка доставал её, чтобы… Вы только не смейтесь! Чтобы подержать руки в карманах. Разве мог я себе отказать в столь маленьком удовольствии, ведь в прочих отношениях я был образцовым гезо. Слава зажигалке, к труду с младых ногтей приучены, на перинах не избалованы. На ком дома была добыча пищи и другого-прочего? На нас с Мишкой, на ком же ещё? Помню, мы через день промышляли на Хозяйской кухне с крючком и верёвкой. Налазались досыта. Промысел испокон веков считается у крохотульчиков мужским занятием. Юлька с Людкой только варили, жарили, штопали нам одежду, лечили нам насморки и мазали ссадины йодом.
Гаир, сын Эльдара, сразу приглянулся мне. Он был широкоплеч и тонок в талии словно девчонка. В отличие от папаши не успел ещё обрасти жиром. Над верхней губой у него пробивались едва заметные усики. Несмотря на молодость, Гаира уже почтительно именовали Улы Жауынгер, то есть великий воин. Правда, из уст соплеменников это звучало нелепо. Жауынгер могли себя называть прославленные зрелые мужи, закалённые в боях и отпустившие внушительную бороду. А уж до седин и звания Улы Жауынгер на воинственном элеваторе вообще редко кто доживал. Во всём Диванном совете седым был только звеновой Кыртыл. Не будь Гаир единственным наследником султана, его карьера росла бы куда медленней.
На самом деле натура у восемнадцатилетнего Гаира был мечтательная, поэтическая. Он любил потренькать на домбре у придворных музыкантов Мутгаза и Гелая, переводил с арабского какие-то вирши и многие часы проводил у окна в задумчивости. Людка сразу бы решила, что Гаир в кого-то по уши влюблён, но невесты у султанского сына пока не было. Эльдар воспитывал наследника по-военному. Гаир ежедневно занимался со звеновыми, стрелял, фехтовал и объезжал голубей.
Кстати, кто такой звеновой? Очень просто – это командир звена боевых голубей. В каждом звене состояло по семь наездников, во время полёта они выстраивались красивым острым клином. Звеньев на элеваторе тоже было семь. Элы ревностно придерживались этой традиции, число семь было для них очень важным и приносящим удачу. На швейной и винной фабриках также стояло по семь звеньев вооружённых бойцов, потому что враг не дремал.
Врагов у султана было предостаточно. Элы часто куда-то улетали всей кодлой – я определял это по громкому хлопанью крыльев над крышей дворца. Возвращались, бывало, к ночи, не раньше. Звеновые сразу шли на приём к Эльдару и хвастались своими подвигами. В основном это были мелкие стычки с соседними кланами за влияние на территории и налёты на чужие караваны с продуктами. Особенно упорная борьба шла за ближайший базар, который с одной стороны прилегал к владениям элов, а другой - к кондитерской фабрике. Элы и наки нещадно дрались между собой и потрошили крохотульчиков, живущих с базарной добычи, отбирая у них мандарины, лимоны, яблоки, виноград и овощи. Конечно, каждый старался напасть на бедняг первым.
В такие ночи, когда звеновые пировали с Эльдаром, Разану почти не удавалось поспать, он неотлучно прислуживал в тронном зале и приплетался в свою каморку совершенно измотанный. Я его жалел и старался подольше не будить наутро. Кажется, плосколицый Разан умел испытывать чувство благодарности и постепенно проникся ко мне симпатией, хотя заменить Мишку, разумеется, не мог.
По моим подсчётам на пороге уже стоял октябрь, а от друзей с Главной башни не было ни единой весточки. Живы ли они? От тоски сердце у меня сжималось, будто краб сдавливал его клешнёй. Я очень соскучился по Мишке, по Стёпке, по родному дому и запаху Юлькиной стряпни, и даже по Людкиному нытью.
Переслать бы Мишке записку, но с кем? С Базарбеком, что ли? Иногда я подумывал – не провиниться ли мне перед Вапци самую малость? Пусть меня разжалуют из привилегированных гезо и сошлют на башню плести голубиную упряжь вместе с друзьями.
Ага, а если я переборщу с провинностью, и меня сошлют… на тридцать пять метров вниз? Свободным, так сказать, стилем? Падать с Главной башни - довольно кислое мероприятие.
- Султан суров как снежная декабрьская буря, - не уставал мне талдычить сутулый Вапци. – Предыдущего слугу сбросили с бункера только за то, что он по рассеянности принёс разделочный нож вместе с обеденным подносом. Повелитель тут же заподозрил, что ничтожный гезо покушается на его жизнь и … расправа была короткой. Бедняге повезло, что его просто казнили. Могли бы сослать в бункер – выгребать из труб зерно. Текучесть кадров там почище чем во дворце. В бункере водятся крысы. Случалось старому Вапци видеть, что остаётся от людей, попавших в лапы крысам. Им, зверюгам, зерно-то, хе-хе, приедается!
Юмор распорядителя ничуть не обнадёживал. Ясно, что ни на какую башню меня не отправят. Свободное время я проводил в приступах глубокой тоски. Украсть с кухни нож, чтобы прорезать дыру в полу дворца, тоже не удавалось. Насыр отлично знал, сколько у него ножей. И даже если я чудом выберусь наружу, на бункере меня поймают в два счёта.
О судьбе нашего верного дирижабля я ничего не слышал. Помнится, Вапци соблазнял султана превратить шар в прогулочное судно и кататься на нём по городу на зависть соседям. Я был бы только «за». Если бы нас подпустили к шару, Мишка придумал бы способ обвести султана вокруг пальца и удрать.
Но проект сутулого распорядителя обернулся скандалом.
- Ты маленький грязный нечестивец, Джапар! – ворчал потом Вапци. – Зачем вы напихали в корзину всякой мерзости?
Оказывается, разбирая наши пожитки, джигиты нашли в корзине сало. Это привело их в ужас, а Эльдар наотрез отказался приближаться к осквернённому аппарату. Верующие элы на дух не выносили свинину, питаясь бараниной и дикими птицами. В итоге сало выбросили прочь длинными палками, а корзину задвинули куда-то с глаз подальше, тем дело и кончилось.
Знай мы раньше, что элы не любят сала, мы бы с Мишкой сами натёрлись шпиком с головы до пят. Фиг бы нас тронули!
Со временем меня стали выпускать из дворца в посёлок элов, но в паре с кем-нибудь из надёжных слуг: с Разаном, Афданом или Мутгазом. Посёлок был расположен в самых укромных местах и тянулся черезо всю верхушку элеватора. Среди труб и лесенок были налеплены коробки из-под печенья и вафель. Большей частью там жили жёны, дети и родители султанских наездников.
Со строительным материалом здесь не знали проблем. Хлебозавод при элеваторе в изобилии производил разную мучную снедь, и целый угол двора был завален пустыми картонными ящиками. Тару втаскивали на бункера с помощью голубей и устанавливали как придётся, лишь бы с людских глаз подальше. Были дома из двух-трёх коробок, в них жили звеновые, а в одинарных ящиках ютились семьи попроще. Все они питались от щедрот султанского элеватора и стояли за него горой.
Взрослых элов было человек полтораста, ну и детей порядочно, надутых и визгливых. Дети ничем не отличались от наших, разве что во всём подражали джигитам, мастерили маленькие луки, дрались и воевали с воображаемыми наками и речканами. Вапци периодически посылал меня в посёлок с мелкими поручениями, прикрепив со мной слугу постарше. Думаю, таким образом хитрый лис проверял мою лояльность.
С элеватора открывался здоровский вид на город. Будь я художником, непременно написал бы полотно и повесил дома на Главной дороге: пусть все знают, где мне удалось побывать.
В Нижнеуланск проникала робкая южная осень. Словно разведчик по улицам скользил упругий ветер, заставлявший жалобно скрежетать переходы между бункерами. Ещё ветер любил раскачиваться на дощатом мостике. Металлические части бункеров блестели как отполированные, глазу не за что зацепиться. Где-то за городом лежали пески, и множество песчинок, поднятых вихрем, беспрестанно бомбили элеватор, не позволяя удержаться даже пятнышку ржавчины.
Деревья по обочинам проспектов были кряжистыми, узловатыми, с перекрученными ветвями. Пустынный ветер не хотел, чтобы они вырастали прямыми, вынуждая их гнуться и выворачиваться. В наших краях таких деревьев не водилось, это была южная порода с толстой серой корой и треугольными тёмно-зелёными листьями.
В Нижнеуланске царила необычайная чистота, что немало меня изумило. Вроде бы на то они и городские улицы, чтобы к концу дня по ним катился разный сор: автобусные билеты, стаканчики из-под мороженого, скомканные газеты… Нет, жители Нижнеуланска обладали сверхъестественной аккуратностью, прямо как наша Юлька, и бросали мусор только в урны, а по вечерам специальные рабочие вытряхивали содержимое урн в грузовики и увозили.
После этого появлялись поливочные машины, спрыскивающие водой раскалённый за день асфальт. В нашем родном городе Люди совершенно не заботились о подобных вещах. Сколько я себя помнил, переулок перед нашим Домом всегда утопал в мусоре.
Лично мы, крохотульчики, ничего против мусора не имеем, потому что в нём можно отыскать массу полезных штук. Например, палочками от эскимо выстилают полы или мастерят из них скамейки. Пивная пробка – это готовая тарелка, стоит лишь вымыть её как следует. А чему пока не нашлось применения – спрячь в кладовую, пригодится.
Короче, если в квартирах нижнеуланцев соблюдается такая же стерильность, как на улицах, то нашим местным собратьям приходится несладко, рассуждал я. Как жить с Хозяевами, у которых нигде не валяется лишней пуговицы или половинки коржика?
Однажды я спросил Разана, что за красные вагоны шмыгают по рельсам мимо элеватора. Тот сказал:
- Дикие вы. Ты что, трамваев не видел?
- Нет, - сознался я. – У нас они не ездят.
Разан почесал нос, раздумывая, чего бы ещё сказать, и сообщил:
- А у нас ездят. А вы дикие.
Мне стало обидно. Я принялся взахлёб доказывать, что дома у нас тоже есть водопровод и электричество, и в отличие от здешних джигитов мы ни с кем не воюем, и у нашего приятеля Борьки есть совершенно отпадный самолёт, за которым ни одному «богу» не угнаться. Что в нашем доме проводятся великолепные Ярмарки, и живут потрясающие умельцы-механики Миша, Кеша и Гена, а в центральном Универмаге города спрятана целая столица крохотульчиков…
Но унылый Разан был никудышным собеседником. На том разговор и закончился.
Прошла ещё неделя. Я давно потерял счёт дням. Пятикратные молитвы тоже сбивали меня с толку. Мне бы догадаться с самого начала завязывать узелки на поясе, или делать в каморке зарубки ногтем, или ставить на стене крестики, но я не догадался, да и не до этого было. В общем, я уже отчаялся получить что-нибудь от Мишки с Коркиным, когда вдруг поздней ночью меня разбудил поварёнок Шамиль.
- Эй, Джапар, тебя зовут к чёрному ходу дворцовой кухни!
Сон как рукой сняло. Я мигом вскочил и помчался вслед за Шамилем тайными коридорами. Мы на цыпочках пересекли кухню, где богатырски похрапывал Насыр, и Шамиль указал на дверь чёрного хода. В проёме маячило чумазое Мишкино лицо – только глаза озорно поблёскивают. В моей душе всё возликовало: ура, жив мой старый друг!
- Говорите за дверью, - шёпотом предупредил Шамиль. – У Насыра под подушкой тесак. Проснётся – ужасно сердитый будет.
Мы встали снаружи, под задней стенкой дворца. Околачиваться здесь без дела слугам не разрешалось, но сейчас все спали, а стража стояла далеко за углом.
Мне не терпелось задушить Мишку в объятиях, но тот увернулся и захихикал над моим чудным нарядом.
- Ох ты и прибарахлился, Тяпа! Чалма, халат, кальсоны. Вот мумия маринованная!
Сам он был в своей собственной одежде, лишь накинул сверху длинный шерстяной халат, чтобы не продрогнуть. Халат был сшит на взрослого джигита и волочился за Мишкой как королевская мантия.
Я малость смутился и путано объяснил:
- Это униформа гезо. Такие во дворце чокнутые правила, выряжают всех под павлинов. Попади ты сюда вместо меня – тоже в мумию бы превратился.
Мишка весь надулся от сознания своего превосходства:
- Да-а, зато у тебя лицо самое умное! Ха-ха-ха!... Шучу, Тяпа. Жалко, что ты не с нами. У нас на башне весело, а ты, я вижу, совсем варёный.
- Работы много, уборки… - убитым тоном сказал я. – Спасибо хоть обои клеить не заставляют, как Юлька. Да что мы всё обо мне? Выкладывай, как оно там? Почему раньше не приходил? Я уж тут сижу, всякую чертовщину думаю…
- Думаешь, легко смыться с башни? Помнишь подвесной переход, где нас Базарбек вёл? Там тоже всё время караулят, нападения боятся. Султан многим в городе насолил. Просто сегодня дежурит Умар, который шахматы любит, он меня и пропустил на полчасика по дружбе. Вчера я помог ему выиграть у Аллаяра новую саблю с серебряной чеканкой.
- В шахматы?
- Ага. Книжек они не читают, карт и телевизоров у них нет. Только в нарды и шахматы со скуки лупятся. Я детский мат Аллаяру жахнул. Ты бы, наверно, получше сыграл, раз у Капитана учился, а я один детский мат знаю. Зря я дома в шахматы не играл. Вернусь – начну тренироваться.
- Ты уже изобрёл способ вернуться домой? – обрадовался я. – У меня прямо гора с плеч, честное слово! Говори скорей.
Но Мишка неопределённо повертел в воздухе пальцем, и я понял, что радоваться рановато.
- Я изобрёл целых тридцать планов побега, - гордо произнёс Мишка. – Однако их следует обдумать и доработать. Побег состоится несколько позже.
- Разумеется, - обиделся я. – А я уж было поверил. Опять голову морочишь? И город этот - вовсе не Скарлатина, а Нижнеуланск называется! Он в Азии, не в Африке. И море вон там – не море, а просто большая река. И космодром оказался элеватором. Мы с тобой столько времени не виделись, а ты снова небылицы городишь?...
Наверное, на моём лице отразилось такое огорчение, что Мишка поспешил меня утешить:
- Да плюнь ты на эти названия, Тяпа. Я ж не виноват, что в Африке есть город, точь-в-точь похожий на Нижнеуланск, вот и решил, что мы до Скарлатины долетели. Я столько всяких стран и континентов обошёл, прямо винегрет в голове. Дай немножко пораскинуть мозгами, и мои планы обязательно сработают… Ну, половина-то точно. Мне ж не только вас со Стёпкой охота спасти, но и дирижабль обратно слямзить. Он чужой, возвращать надо.
- Не сердись, - сказал я. – Я всё равно тебе рад.
Мы уселись на край площадки, предназначенной для посадки голубей с провизией к султанскому столу. Ночной город был залит неоновыми огнями и яркой луной, и очень хорошо было сидеть вдвоём с другом. Как-то забывалось, что мы находимся в плену жестоких элов. Сверкая фарами, по проспекту мурашками ползли автомобили и грохотали последние трамваи. С реки, из порта доносился крепкий запах рыбы, воды и нефти. Огромный город засыпал. На минаретах светились алые заградительные огоньки.
- Так что у вас на Главной башне? – спросил я.
Мишка показал мне правую руку – на большом и указательном пальцах бугрились волдыри мозолей.
- Изо дня в день одно и то же. Плетём упряжь, чиним порванную, набиваем сёдла джигитов конским волосом, чистим в загоне у голубей. Кормят у наездников вдоволь, но пища простецкая: каши, мясо, лапша да чуреки. Ты ничего сладкого со своей кухни не захватил?
Тьфу, проклял я себя, ну и дурачина! Что Гаир, что Эльдар вечно потыкаются в свои тарелки, выберут пару кусков получше да отставят обед в сторонку. Насыр каждый день стряпает к обеду по пять перемен блюд, а султан и трёх не съедает. Оман-Хатым вообще ест меньше мухи, боится фигуру испортить. Всё нетронутое я уношу на кухню к Насыру, хотя другие слуги не брезгуют совать за пазуху надкусанные царские сласти.
- Завтра же захвачу! – пообещал я. – Могу целый поднос, два, три! А Стёпка как поживает?
Мишка усмехнулся.
- Что ему ещё делать? Плетёт упряжь, по ночам точит нож и ворчит: «Ёлка-моталка, ахстралиец, если план не придумаешь – убью. На кой мы на энтот космодром залетели?»
Мы рассмеялись вместе.
- Не обижают вас джигиты? Базарбек и прочие?
- Бить не бьют, - Мишка поцарапал за ухом. – Нормально обращаются, только плохо было, когда Базарбек всю неделю дежурил, провинность свою отбывал. Подойдёт, сграбастает нас со Стёпкой за шкирки и тащит к пропасти, будто сбросить хочет, ну и шипит всякие угрозы. Потом вроде успокоился, да и дежурить стал редко – один раз в неделю. Звеновые у них по очереди на башне дрыхнут, каждый со своим звеном, чтобы наки не напали или ещё кто. Я уже со всеми перезнакомился. Высокий, рябой, который на Совете предложил нас помиловать – это Багарен, он хороший. Акмар – тоже ничего, друг Багарена. Кыртыл угрюмый, но честный, в голубях души не чает. Фазул – тот ни рыба ни мясо. Хайям – пьяница, вечно навеселе, но воин отменный, за это султан его и терпит. Если бы столько не пил, давно получил бы титул Улы Жауынгер. Джигиты шутят, что в Хайяма никогда не попасть из арбалета, потому что он уже с утра шатается как маятник. Кого ещё забыл? С Базарбеком всё ясно – змея первостатейная, его и Эльдар не слишком жалует. Седьмой, Гассиб, глуп как пробка, но во всём потакает Базарбеку, так что от этих двоих ты подальше… Понял?
- Мне ваши звеновые как-то побоку, - независимо ответил я. Наконец-то я мог утереть Мишке нос! – У нас во дворце приличные люди живут, всякой швали там делать нечего. Никто не смеет обидеть гезо Пресветлого султана Эльдара.
Мишка, ясное дело, вскинулся и стал яростно расписывать, что на Главной башне порядки всё равно лучше. Справил с утра работёнку и ходи себе поплёвывай, а если дежурный звеновой из «хороших», то и вовсе раздолье. Можно целый день играть со Стёпкой или спать, никто слова не скажет. А уж с джигитами болтать любо-дорого: все новости расскажут, байки разные травят, хоть книжку про них пиши, вот такую толстенную.
- Я им ещё придумал, как оборону башни укрепить! – похвастался Мишка. – У них среди хлама валялись трубочки от коктейлей и бельевые резинки. Я научил джигитов делать пушки, стреляющие зерном и спичками, а из муки – специальные мучные бомбы, чтобы ослепить противника пылью. Устроили маневры, проверили – действует!
И вообще, добавил Мишка, разумеется, это страшный секрет, и никому его выдавать нельзя, но мне как другу в виде исключения – кое-кто из джигитов намекал, что из Мишки в будущем выйдет неслабый воин и наездник. Так что недолго Мишке плести упряжь. Подрастёт немножко и вступит в джигиты.
Я не знал, верить Мишке или не верить? Малый он способный, горазд на любую авантюру, язык подвешен что надо. Его хоть сразу султаном назначай, он и глазом не моргнёт.
- Ну скажи, скажи, что я вру? – приставал Мишка, видя мои колебания. – Последний раз я врал ещё дома, когда Юлька спрашивала, идёт ли ей новая шляпка, а с тех пор ни-ни. До того честным стал, аж оторопь берёт. Со Скарлатиной-Нижнеуланском я малость напутал, с кем не бывает? Теперь я правдив как мулла.
- Это что ещё за тип?
- Да махом-то не объяснишь, но почти святой человек. Молитвы знает и всё такое. Джигиты пару раз его привозили, он живёт под куполом городской мечети.
- Здорово ты навертел, - удивился я. – Уже с муллой себя сравнил, в святые записался.
- А что, не похож? – Мишка оттопырил губу. – Ты просто от нашего хмыря Стёпки заразился недоверчивостью, погодите, я вам ещё покажу, почём фунт тантайских устриц!
Потом Мишка добавил:
- По совести говоря, сдаётся мне, Тяпа, что эти элы – обычные африканские бандюги.
- Азиатские, – поправил я.
- Шайтан с ними. Пусть азиатские. Они то и дело куда-то носятся всей сворой, а возвращаются с богатой добычей – едой, посудой, тканями. Недавно один прилетел с засевшей в плече арбалетной стрелой. Нарвался на отпор, должно быть, пока грабил. Но в смелости им не откажешь. Такие штуки верхом на голубях вытворяют, что Борька на самолёте обзавидуется. Отчаянные!
- И ты к этим жуликам в воины поступать собрался? – не удержался, съязвил я. – А ещё святой!
Говорил я не всерьёз, но Мишка жутко надулся. Он всегда о себе высокого мнения и терпеть не может подначек.
- Балда! – отрезал он и нахлобучил мне чалму на самый нос. – Я-то для всех нас стараюсь, ночей не сплю, размышляю как одурачить парней, что стерегут элеватор, втираюсь к ним в доверие, а ты?... Сидишь тут в своих дурацких загнутых туфлях, и спорю на сто конфет – за месяц плена ты даже самого паршивенького плана не придумал.
- Виноват я, если не придумывается? – оправдывался я.
Мишка почувствовал себя отомщённым.
- То-то, дворцовые крысы! Как припечёт, так вы и хнычете: «Ну где же Мишенька? Почему он нас не спасает?» И до скончания века готовы прохныкать. Ладно, время поджимает, пора мне на башню. Слушай задание. Припасай там у себя провизию, найди местечко поукромнее. На это у тебя ума хватит?
- Хватит, - согласился я. – Еды я хоть на батальон напрячу.
- Ну, пока. Может, завтра ночью приду. Да, чуть не забыл! Табаку во дворце нет?
- Нет, не видел, а зачем тебе?
- Да не мне, Стёпке-оглоеду. Элы, оказывается, вообще не курят, это считается за грех, вот Стёпка и мучается. Хотел ему приятное сделать, земляку, ну раз нет, так обойдётся. Салют! Шагай в свои палаты.
Мишка дружески ткнул меня в плечо и убежал в темноту.
Я запер заднюю дверь, прошмыгнул мимо Насыра, храпящего среди котлов и кастрюль, и тайными ходами поднялся в свою каморку. Теперь мне было на всё наплевать. Мишка жив-здоров и по-прежнему весел, чего ещё надо? Значит, всё образуется, стоит лишь подождать.
Уже недалеко от каморки я столкнулся в тайном проходе с тёмной фигурой. Сперва напугался, но тут же узнал Разана. Наверное, он ходил резаться в кости с музыкантами.
- Ш-ш! – пробормотал он. – Джапар? Ты откуда? Кишмиш на кухню воровать ходил?
И проскользнул дальше, не дожидаясь ответа.
В каморке меня ждал ещё один сюрприз. На моей постели, поджав ноги, дрых мертвецки пьяный звеновой Хайям. Он частенько наведывался во дворец, когда в башне не хватало вина, выпивал вместе с Вапци, а то даже с поваром и стражниками – ему это было без разницы. Случалось, нализавшийся Хайям засыпал прямо в дворцовом коридоре. У него был собственный дом в посёлке, но если он крупно перебирал, то падал спать где придётся. Нам с Разаном приходилось оттаскивать его в какой-нибудь укромный угол, подальше от султана.
Сейчас Хайям нежно выводил рулады лиловым носом и причмокивал. Рядом валялись его потёртая сабля и богатая перевязь. В общем-то пьяный Хайям никого не обижал, вёл себя смирно и слуги во дворце его любили, но будить звенового я не решился. Вдруг спросонья схватится за саблю? Пусть спит, от меня не убудет. Ковров в каморке много.
Я прилёг у дверей, однако сегодняшняя ночь оказалась щедра на события. Только-только я смежил веки и забылся, как в каморку осторожно заглянули. Я вздрогнул, но тут же успокоился. Снаружи в коридорном тупике горели круглосуточные голубоватые лампы, и в треугольнике света я узнал звенового Багарена.
Ага! Ищет Хайяма? Небось, этому пьянице пора заступать на дежурство?
- Здесь он, здесь, - проблеял я из-под покрывала. – Хайям-ата сегодня опять изволили не уйти домой.
Багарен приподнял дверную занавеску повыше, пробежался взглядом по каморке и показал мне пальцем: «Тише!» Потом Багарен нагнулся, удостоверился, что Хайям крепко спит, и повернулся ко мне. В полутьме блеснули белые зубы.
- Вставай, чужеземный гезо! – велел он шёпотом. – Есть один разговор.
Я, конечно, встал. Не велика я шишка, чтобы ослушаться султанского звенового. В тесной каморке мы стояли вплотную, но Багарен придвинул голову к самому моему уху. Вином от него не пахло. Он сказал:
- Услуга за услугу, Джапар. Помнишь, на Совете я голосовал, чтобы сохранить тебе жизнь?
Я кивнул.
- Тогда слушай. Ты умеешь управлять корзиной, на которой прилетел?
Такого вопроса среди ночи я не ожидал. Я боялся, что джигиты давно порубили нашу корзину саблями вместе с салом. Может, мне это снится?
- Оглох, что ли, да? – Багарен нетерпеливо сузил глаза. – Отвечай, только шёпотом. Ты умеешь управлять корзиной или был в ней пассажиром?
- Умею! – чуть не закричал я, но на полуслове спохватился, а вдруг у Багарена приготовлен какой-то подвох? Может, ему поручили расправиться с теми, кто умеет летать на дирижабле?
Однако Багарен не собирался меня убивать. Он указал на выход:
- Пошли, надо слетать кое-куда.
Я поплёлся за ним в волнении и недоумении. Кто их разберёт, этих элов?
Во дворце я ориентировался не хуже коренного обитателя и быстро понял, что звеновой ведёт меня к султанской сокровищнице. Это крыло было единственным местом, куда не пускали слуг. Вход в сокровищницу постоянно стерегли свирепые янычары, но сейчас охраны на лестнице не было. Я догадался, что это неспроста.
Багарен отпер тяжёлый засов, закрытый на чемоданный замок (ключ висел у него за кушаком). И мы без помех проникли в святая святых – султанскую казну.
Это был низкий зал с укреплёнными стенами, без окон. В нём горело всего три или четыре лампы. Слева и справа высились груды монет, горы перстней, колец, разнокалиберных женских серёжек, кулонов, запонок, вороха цепочек – всё из чистого золота! Я увидел настоящую золотую чернильницу, несколько золотых статуэток выше моего роста и кучу золотого оружия – копий, мечей, бердышей. Не то что пластмассовые фальшивки по углам дворца! На колонне из монет стоял изящный золотой кораблик размером со спичечный коробок и набор золотых перьев для старинных ручек.
Я сразу понял, что это богатство копилось много лет. Возможно, его начал собирать ещё покойный отец султана. Или дед. Крохотульчики часто находят потерянные Людьми драгоценные вещицы, даже у нас дома валяются какие-то золотые цацки, но собрать такую тьму золота - жизни не хватит.
Да, султан Эльдар был далеко не беден. Большие люди тоже обожают разную ювелирную чепуху и ужасно переживают, потеряв какой-нибудь перстенёк. Однажды наша Хозяйка Евгения Васильевна чуть с горя не окочурилась, недосчитавшись тонкого колечка, такой подняла вой! А разве мы с Мишкой виноваты, что оно под тахту закатилось, и мы случайно взяли – вместо обруча по Главной дороге гонять?
Потом Пиф Михайлов объяснил нам, что колечко золотое, и мы подбросили его назад. Евгения Васильевна нашла и успокоилась. Крохотульчики не воры, нам чужого добра даром не нужно. Вот игрушечная машинка или еда – наша законная добыча. Они за кражу не считаются. Издревле заведено, что крохотульчики питаются и живут с Хозяйской кухни.
Впрочем, я махом забыл о золотых финтифлюшках, когда завидел в глубине сокровищницы нашу родную корзину. Целёхонькую! Даже рубка на месте. Пустой баллон кое-как затолкан внутрь, верёвочные стропы перепутаны, одеяло криво висит на якоре. Наверное, элы тащили наш дирижабль впопыхах, морщась от запаха сала, но не выбросили, не сожгли. Сохранили как чужеземную диковину. Ура!
Мне стало до того охота немедленно улететь с элеватора навсегда, что я чуть не расплакался. Дирижабль манил и звал на свободу. «Брось прислуживать султану в уродском халате и расчёсывать гриву Оман-Хатым! – говорила корзина Вертилампочки. – Ты рождён для лучших подвигов, Тяпа! Забирай друзей и погнали отсюда!...»
- Лезь, налаживай свою систему! – поторопил меня Багарен. Он немного нервничал, нет-нет да озирался на дверь. – И смотри, чтоб всё работало нормально.
Приподняв край прозрачного баллона, я поползал по корзине, сунулся в рубку. Зажигалка была на месте, компас тоже, не хватало лишь резинки, перерубленной Базарбеком. Я так и сказал Багарену, что резинки недостаёт, а без неё горение зажигалки поддерживать неудобно – от кнопки никуда не отойдёшь. И добавил:
- Подождите, Багарен-ата, я быстренько сбегаю наверх и найду что-нибудь подходящее.
- Спрячься в корзине и сиди, - приказал рябой звеновой. – Я сам схожу.
Он запер меня в сокровищнице, повесив замок снаружи и ушёл вверх по лестнице.
Я подумал, что здорово было бы сейчас смыться, раз дирижабль под рукой, но второго выхода из хранилища не было, это вам не маршрутное такси. Пришлось ждать, разглядывая столбики монет, дивный корабль и связки жемчужных бус.
Звеновой отсутствовал недолго. Он принёс из моей каморки перевязь пьяного Хайяма и отрезал:
- Постарайся, чтоб подошла.
Перевязь была кожаная, эластичная и немного растягивалась. Я привязал её концы по обе стороны от зажигалки, проверил как будет держаться кнопка. Сопло зажигалки отозвалось тихим шипением. Отлично. Теперь только колёсико крутнуть и шар сам надуется.
Багарен несколько раз окликал меня, спрашивал чего я там копаюсь и не надоело ли мне жить, испытывая его терпение? Доложив, что всё в порядке, я закинул пробный камень:
- В одиночку мне с этой штуковиной не справиться. Если бы сюда позвать моих друзей Мишку и Стёпку… то есть Мирзу и Саптыка, мы бы полетели как ветер!
- Мирзу и Саптыка? – подозрительно повторил Багарен. – Двух мальчишек с Главной башни? Ничего не выйдет, там слишком много джигитов, а значит, и длинных языков. Мы должны улететь тайно. И гляди, если ты хоть чуть-чуть проболтаешься, просаленный гезо, я заставлю тебя самому себе оторвать голову, клянусь всеми звёздами пустыни! В управлении я помогу тебе сам, ясно? Научишь.
Ну вечно мне не везёт!
На лестнице раздались осторожные шаги. Я весь напрягся, Багарен тоже, но потом прислушался и опустил саблю в ножны.
- Свои. Это звеновой Акмар. Он поможет вытащить корзину на бункер.
Втроём – хотя от меня пользы было мало – мы доставили дирижабль к боковым воротам. Во дворце султана было много запасных лазеек на случай пожара или вражеской осады. Акмар исчез, не проронив ни единого слова. Багарен велел наполнять баллон и готовиться к отлёту. В темноте сверкали только белки его нетерпеливых глаз.
Здесь явно затевался какой-то заговор. Багарен строго-настрого запретил мне задавать вопросы и вообще поднимать шум. Поэтому я работал молча.
- «Боги» по ночам не летают, они дневные птицы, - бормотал про себя Багарен. – Заметить нас могут только с Главной башни. Но в сторону бункеров дозорные почти не смотрят, положимся же на милость Аллаха. Джапар, твоя задача – проскользнуть вдоль элеватора и держаться как можно ниже. Потом возьмёшь на южную часть города. Сейчас подойдёт ещё один пассажир.
Наполненный газом баллон уже вовсю рвался в небо, ветер был подходящий – норд-норд-ост. Я ждал приказа отдать швартов, когда в корзину заскочила фигура, закутанная в плащ. Плащ спадал бесформенными складками, сверху на человека был нахлобучен капюшон, и я даже не понял, мужчина это или женщина. Но догадался, что именно из-за этого пассажира Багарен полез в султанскую сокровищницу. Мы не медля ни секунды снялись с якоря.
Рябого Багарена я поставил в рубке, объяснив как регулируется пламя и подача газа, а сам стоял у компаса, следя за направлением ветра. Мы покинули элеватор незамеченными.
На проспекте под нами мерцали уличные фонари (ни одного разбитого), многоэтажные дома торчали плотно как зубья на массажной щётке, приходилось постоянно лавировать, потому что ветер упорно тянул к реке. Мы с неопытным Багареном немало намучились, совершая невообразимые зигзаги в поисках попутной струи. Зато разговаривать можно было сколь угодно громко – чужие уши остались далеко на земле.
- Багарен, газ на полную! Стоп! Багарен, газ наполовину! Стоп! Туши совсем! – дико кричал я, пока нас кружило между высотками, грозя хлопнуть об чей-нибудь балкон.
- Э, ты уже определись как-нибудь, ишачий сын! – ругался Багарен, щёлкая зажигалкой. Он был непривычен к воздушной качке. – Шайтанское устройство! Бычий пузырь с люлькой, который летит куда захочет. Знал бы – нынче вечером молился бы усерднее. О всевышний, спаси мою грешную душу!
Пассажир в капюшоне молчал, видимо, не желая быть разоблачённым по голосу. Я готов был биться об заклад, что это человек не из простых, но любопытствовать не решался. Кто я такой? Ничтожный слуга.
Я таращился на компас и думал: как поступил бы на моём месте Мишка? Ого-го, он бы нашёл способ выкрутиться! Давно отделался бы от этой парочки, высадил обоих, улетел на элеватор, забрал нас со Стёпкой и был таков. Честное слово, лучше бы они Мишку пилотом взяли. А у меня на рискованные проделки духу не хватит.
Мишка правильно сегодня говорил, разбаловались мы у него. Привыкли, что Мишка всё обмозгует и предложит. Нет Мишки – нет и плана. Лично мне надо всё взвесить разиков десять-пятнадцать, а совершить что-то серьёзное с бухты-барахты не получается.
Выровнявшись курсом на юг, дирижабль проплыл через несколько улиц, пока Багарен не заорал:
- Эй, Джапар! Почти приехали. Сажай свою шайтанскую клячу вон на тот карниз, слышишь?
Впереди темнели кирпичные корпуса, обнесённые решётчатым забором, и Багарен указывал на ближайшее здание, в котором горели только два крайних окна на первом этаже. Над крыльцом я разглядел крупную надпись: «Цех №1».
Плавно-плавно мы опустились на карниз здания, опоясывавший стены навроде козырька. Я бросил якорь, подвязал страховочный конец. Таинственный субъект в капюшоне с помощью Багарена перелез через борт и скрылся в небольшой отдушине. Рябой звеновой остался в корзине. Вот неудача! Ни малейшего шанса сбежать.
Пассажир вернулся примерно через час, попрощался с кем-то в отдушине, сел в гондолу, и Багарен велел разводить пары. На том наше ночное путешествие и завершилось. По возвращении на элеватор мне было приказано отправляться спать и держать язык за зубами. Я был благодарен, что вообще не убили как нежелательного свидетеля. Возможно, я был ещё нужен рябому звеновому и его приятелю.
Хайям до сих пор сопел в моей постели. Я ему позавидовал, потому что спать хотелось страшно. Но тут как на грех в коридоре послышалась возня и под занавеску ко мне нырнула помятая физиономия Разана.
- Джапар, ты что, ещё не ложился?
- Бессонница, - буркнул я. Обычно Разана вообще не волновало, сплю я или нет. – А ты чего бегаешь?
- Жена Хайяма прислала из посёлка слугу, беспокоится, куда он запропал? Вдруг с бункера пьяным сорвался? Я всё обыскал, Хайяма нигде нет.
- Вон дрыхнет. Завтра проспится и будет свеж как огурчик. Хорошо бы вы его забрали, а то храпит и всю постель занял, - объяснил я.
- А-а, он здесь! – успокоился Разан. – Пускай тогда спит, я передам слуге… А ты иди в каморку напротив, если Хайям тебе мешает. Там ковров ещё больше.
Я не двинулся с места. Разан вдруг присмотрелся ко мне.
- С улицы, что ли, вернулся? Лицо у тебя обветренное. Когда я обходил дворец, мне почудился какой-то шум в сокровищнице.
- Ага, сходил туда, спёр у султана золотой кораблик, - сказал я и улёгся в ногах у Хайяма. – Тебе жалко? Закрой шторку, свет мешает.
- У султана и вправду есть золотой кораблик, - задумчиво сказал Разан. – Откуда ты знаешь?
Я в испуге прикусил язык, но плосколицый Разан уже задёрнул занавеску и удалился.
Ох балда я, балда! Я беспокойно поворочался с боку на бок, попсиховал, досадуя на себя, пока не придумал, что мог услышать о кораблике от кого-нибудь из тех, кого допускают в сокровищницу. Например, от сутулого Вапци. И, вздохнув с облегчением, я всё-таки заснул, утомлённый ночными приключениями.
Спозаранку началась будничная работа. Султанским гезо выходных не полагается. Уборка, беготня, сутолока, умывание Оман-Хатым из золотого таза, завтрак всей семье, проветривание залов… Почему-то не появлялся Вапци, и это настораживало. Если он что-то пронюхал, крайним назначат меня. Это всегда. Где же сутулый, чёрт бы его побрал?
Мои подозрения оказались не пустыми. Во внеурочное время меня затребовали в тронный зал.
Там заседал весь Султанский Диван, владыка Эльдар, Гаир и Вапци собственной персоной. Судя по всему, ничего хорошего ихнее заседание мне не сулило. Вапци юлил вокруг султана и трещал без умолку, я разобрал лишь обрывки фраз:
- Ключ от дворцовой сокровищницы… Корзина сдвинута… Стража клянётся… Это наверняка измена…
Взгляды присутствующих упёрлись в меня. Эльдар был мрачнее тучи. Багарен смотрел исподлобья, но в глазах его горел особенный огонёк: он-то действительно знал, что творилось ночью. Полупьяный Хайям уже успел дважды опохмелиться виноградным и балдел, задрав бороду к потолку. Базарбек пялился на меня с неприкрытой враждебностью и поглаживал клинок. Не было только Оман-Хатым, хотя за неимением других развлечений она часто набивалась посидеть на Совете. Наверно, не пригласили.
- На колени, червяк! – крикнул мне Вапци.
Он шагнул ко мне и так вцепился в ухо, что оно чуть не лопнуло.
«Кандык мне, как говорят элы», - подумал я, морщась от боли.
- Ну, рассказывай, негодяй, что ты делал сегодня ночью?
Я понял, что мы раскрыты. Интересно, а про Мишку они тоже знают или нет? Хотя Мишкин визит на преступление не тянет. Подумаешь, пришёл проведать старого друга. Но полёт и всё остальное…
Вися на одном ухе, я посмотрел на Багарена. Он, этот хитрый рябой бес, ответил неуловимым подмигиванием. Стало быть, наш договор всё ещё в силе? Значит, буду врать до последнего. Лишь бы ухо не оторвали.
Сутулый змей накручивал моё несчастное ухо и верещал:
- Выкладывай, неверный! Всё как есть рассказывай!
- Расскажу, только отпустите! – жалобно запросил я, включая нытика.
Багарен медленно свёл брови.
- Так что ты делал сегодня ночью, Джапар? – добивался Вапци, сжимая моё ухо как в плоскогубцах.
Я возьми да и брякни:
- Хайям-ата ночью изволили выпить вина и попросили покататься в корзине вокруг элеватора.
От неожиданности Вапци разинул рот и отпустил меня. Все обернулись к Хайяму. Тот сладко дремал.
- Звеновой Хайям! – Вапци крикнул так, что посуда на столике зазвенела. – Этот гнусный гезо говорит правду - вы летали вокруг элеватора? На корзине, что запечатана в сокровищнице?
Хайям приоткрыл один глаз.
- Может, мальчишка ещё скажет, что я к ишаку под хвост лазил? – он подумал. - А шайтан его знает! Ночью я был как новорождённый младенец.
- Так ты не отрицаешь? – осторожно спросил звеновой Акмар, переглядываясь с Багареном.
- Как я могу отрицать или не отрицать то, чего не помню? – Хайям был настроен благодушно. – Я помню, что вино вчера подавали дрянь, этого я не отрицаю, вай. И спал я в каком-то вонючем клоповнике, этого я тоже не отрицаю, вай! Послушайте-ка лучше старинную притчу…
Вапци сообразил, что с опохмелившегося Хайяма проку ещё меньше чем с пьяного и опять прилип ко мне.
- Ты понимаешь, гезо, что совершил неслыханное преступление? Проник в казну Пресветлого и Одухотворяющего повелителя? Ты - слуга. Ты можешь оправдаться лишь тем, что действовал по приказу или принуждению. Но чем ты подтвердишь свои слова, указывая на Хайяма?
Я похвалил себя за верную тактику. Доказательство у меня было – не подкопаешься.
- Хайям забыл в корзине перевязь. В рубке должна валяться, кожаная такая.
- Там она и лежала, всё сходится, - признал Вапци. – Но подобной наглости я ещё не видывал. О высочайший из султанов, нам ещё нужен этот презренный гезо?
Эльдар досадливо фыркнул в нос и Вапци, напоследок снабдив меня подзатыльником, вынес вердикт:
- Брысь отсюда к верблюжьей матери, помогай Афдану и Тулыку, чтоб к обеду все залы блестели!
В дверях я услышал как элы столпились возле оклеветанного Хайяма, переговариваясь:
- Откуда у звенового ключ от султанской сокровищницы?
- Пьяному море по колено – ногтем открыл.
- Или вечером не заперли?
- Дожили. В следующий раз кто-нибудь по пьянке к султанше в постель залезет...
- А где были стражники?
- Оба янычара ссылаются друг на друга. Дескать, один отошёл по нужде, второй задремал, потом второй отошёл по нужде, первый задремал…
- И у них под носом протащили целую корзину?
- Надо чаще устраивать ночные проверки.
Багарен разорялся громче всех.
- Сегодня там дежурил мой двоюродный брат. Султан, не велите казнить несчастного лодыря? Обещаю сам вздуть его! Вот и доверяй таким султанские сокровища!
Я спиной чувствовал его ехидную ухмылку. Ага, полуночник, отлегло? А уж как у меня отлегло – описать нельзя.
Покричав, султан, Гаир и Вапци отправились в сокровищницу с ревизией, долго сверялись со списком и наконец выяснили, что из казны не пропало ни гроша. В общем-то это нас и спасло. Сторожам дали по двадцать ударов палкой, а безвинному Хайяму в виде взыскания назначили бессменное дежурство на Главной башне в течение недели. Он, по-моему, нисколько не горевал, всё равно будет пить не просыхая.
Как ловко я вывернулся, а? Врать про Хайяма, конечно, было нечестно, но я утешал себя тем, что султан ограничился мягкими мерами. Всё из-за перевязи, будь она неладна. Я совсем забыл забрать её из рубки.
Когда я торопился на кухню за дневной порцией супа, в переходе меня подкараулил Багарен. Убедившись, что мы одни, рябой дружески огрел меня по плечу.
- Вах, Джапар! Ты настоящий мужчина. Умеешь не только летать на корзине, но и хранить чужие тайны. За Хайяма не волнуйся, я буду всю неделю поить его собственным вином. И брата-янычара накажу совсем небольно. Отныне ты - ближайший гурнах (друг) старика Багарена и … ещё кое-кого. Да живут элы вечно!
Я что-то бессвязно пролопотал, мол, пустяки, не стоит, но звеновой слушал невнимательно.
- И всё-таки, откуда Вапци, этому сутулому слизняку, стало известно про наши маленькие покатушки? Брат-стражник не мог меня выдать. Кто-то видел, как я приходил к тебе? Выследил, а утром доложил распорядителю? Кто предал нас, Джапар?
Увидеть нас мог лишь один человек, на этот счёт иного мнения у меня не было. Но я только развёл руками.
- Не хочешь наговаривать зря? – понимающе усмехнулся Багарен. – Ты дважды мужчина, Джапар. А мне вот очень не нравится один плоскомордый гезо…
Забегая вперёд, скажу, что вскоре Разана неизвестными путями разжаловали из дворцовых слуг и отправили в посёлок, а вместо него привезли пугливую девочку Гузаль, славную такую, с чёрными косичками. Оман-Хатым тут же обласкала её и забрала к себе в служанки, заявив, что все мальчишки – глупые и ленивые.
Забот у меня прибавилось, потому что мне передали часть обязанностей Разана, зато история с дирижаблем была исчерпана.
***
На кухне поварята вовсю судачили о сегодняшнем переполохе в сокровищнице, но мне что-то не было интереса лишний раз выслушивать. Я мигом смолотил свою шурпу и лапшу с чесноком и тушёной голубятиной, и убежал в Розовый зал. Там я стал начищать до блеска разную дребедень – канделябры, шкатулки-лари, колокольчики.
Не успел я обойти половины зала, как срочно понадобился султанше. Пришлось всё бросить и идти.
Оман-Хатым по обыкновению разглядывала себя в зеркало: не появились ли морщины? Она гримасничала так, что мне стало за неё неудобно. Где видано, чтобы пожилые тридцатипятилетние женщины кривлялись? Девчонкам-то, шут с ним, ещё простительно.
- Джапар, вскипяти на кухне таз воды и попроси у распорядителя полотенца, я буду мыться, - приказала Оман-Хатым.
Я отправился к Насыру за кипятком, удивляясь, с чего ей взбрело мыться днём. Утреннего купания мало, что ли? Повар тоже удивился, но воды дал.
Получив таз и полотенца, Оман-Хатым сказала, что будет мыть голову. Я поливал ей водой из кружки, пока она мылила волосы абрикосовым мылом и брызгала пеной во все стороны. Сырость мы развели неимоверную, но султаншу это не трогало: убирать-то мне. Прямо так и огрел бы кружкой по вымытой башке. Брызгается тут как в бане, а на самой одна прозрачная ночная сорочка и больше ни шиша. Миллион платьев в гардеробе, неужели не могла нацепить хоть плохонькое? От окна дует, недолго до ревматизма достукаться.
И значит, я поливаю, а султанша моется и трещит без умолку про всякую чушь. Дескать, до чего тяжело живётся женщинам, и пиров-то султан давно не устраивал, и всем-то она, бедняжка, поперёк горла… В общем, нагнала тоски – впору застрелиться. Будь она Людкой – я бы натурально ахнул ей кружкой. Устал, не выспался и злость разобрала.
Наконец Оман-Хатым закончила купаться и заставила обмахивать её полотенцем, чтобы волосы быстрее высохли. Я поднял полотенцем целый ураган, когда же, думаю, отвяжешься, ведьма? А она знай поворачивается, чистит ногти и дальше чешет про свои жизненные неурядицы. Ха, был бы я женой султана, уж нашёл бы чем заняться и не донимал слуг разной плаксивой ерундой.
Вапци не единожды звонил в колокольчик и кричал меня в коридорах, но Оман-Хатым отшила его через дверь, сказала, что я занят и меня нельзя беспокоить. Как пить дать, придётся ей ещё и космы расчёсывать. Хорошо что я усидчивый и не ссорюсь по пустякам, другой бы уже психанул.
- Спасибо, Джапарчик, - султанша состряпала ласковую физиономию. После купания она зарумянилась, чёрные глаза засияли. – Бросай полотенце и расчеши-ка мне волосы. Как они тебе, кстати?
Этот ритуал я уже знал назубок. Во время расчёсывания Оман-Хатым требовала от слуг делать ей комплименты. Музыкант Мутгаз умел угодить ей лучше всех: он тайком пописывал стихи и называл госпожу то «шёпотом розы, цветущей на вершине мира», то «облачным вихрем персикового цвета». У меня, конечно, так не получалось. Волосы у Оман-Хатым были как волосы - густые, вороные, до пояса. Ничего особенного, но пришлось соврать, что они красивые, гнедые и вороные.
- Славный мальчик, хотя до Мутгаза тебе далеко, - пококетничала Оман-Хатым. – Возьми себе там с подноса кусочек халвы.
Противно, когда тебя свысока зовут мальчиком. «Гезо» - ещё куда ни шло. Я отломил на подносе халву и спрятал за пазуху. Отдам потом Мишке.
Я причесал султаншу, воткнул ей заколки и шпильки, но всё не мог взять в толк, зачем она расфуфыривается среди бела дня?
- Джапар, какое платье ты мне посоветуешь? – снова пристала повелительница. – Тёмно-серое, цвета коры, огненно-жёлтое или сиреневое с бахромой? Или воздушную накидку с шароварами? Не скрою – я хочу сегодня очаровать султана.
- Да вы в любом наряде очаровательны, - выдавил я, вовремя вспомнив услышанную где-то банальщину. – Вы прекрасны и загадочны как истинная звезда Востока!
От кого я научился молоть такую чепуху? Мишка сразу бы меня оборжал. Тем не менее Оман-Хатым закривлялась и захихикала пуще прежнего. Потом посуровела и обратилась ко мне доверительно:
- Я очень встревожена, Джапар.
- Чем же? – не сдержался я, и тут же одёрнул себя: гезо должны молчать, пока их не спросят.
Султанша не рассердилась, лишь горестно вздохнула – мёртвого разжалобить можно.
- Скажи, Джапар, мой муж-султан никуда не летал сегодня ночью вместе с тобой и Хайямом?
Я опешил. Не из-за этого ли Оман-Хатым меня мурыжит? И ответил, что султан, конечно, с нами не летал и даже близко там не был.
- Видишь ли… - ломая пальцы, сказала Оман-Хатым. – В последнее время Эльдар совершенно ко мне охладел. Я подозреваю, что он завёл себе в городе… другую женщину.
«Ни фига себе!» - в смятении подумал я. – «А ведь типом в капюшоне вполне мог быть султан. Ключ от сокровищницы у него, само собой, есть. Выходит, я стал всего-навсего сообщником в супружеской измене?»
Но вслух я горячо заверил Оман-Хатым, что на шаре мы летали только с Хайямом. Теперь это была официальная версия, от которой не следовало отклоняться. Звеновому, мол, захотелось проветриться спьяну, ничего предосудительного. Кроме того, что он ради этого влез в султанскую сокровищницу.
- В том-то и дело, - прошептала Оман-Хатым с лихорадочным зайчиком в глазах. – Ключей от сокровищницы всего несколько. У меня, у мужа, у сына Гаира, у дворцового распорядителя… вроде был ещё у кого-то? Замок старый, ключи терялись, потом делались копии. Вы точно не отлучались далеко от элеватора? Вероятно, Эльдар поручал вам отвезти письмо какой-нибудь женщине?
Я сообразил, что она того и гляди расплачется, а мокроты в комнате и так предостаточно, и поспешно поклялся, что никаких поручений Хайям не выполнял. Врать было неприятно, а каждый раз поминать бедного Хайяма – стыдно, но ничего не попишешь.
- Просто полетали – и домой, - сказал я.
Султанша заставила меня поклясться именем Аллаха. Я поклялся не сходя с места, жалко мне, что ли? Не шибко-то я верю в ихних аллахов. Вот если бы она приказала мне поклясться по-следопытски: «Разорви меня кошка!» или «Не видать мне богатого промысла!» - я бы, пожалуй, скис.
Султанша вроде бы поверила и сказала, что я молодец крошка (тьфу!) и могу идти.
- Возьми себе ещё халвы, Джапар, впрочем, постой. Бери весь поднос. Там много сладостей, кушай на здоровье, - улыбнулась она, словно была мне родной тётушкой. – И у меня будет к тебе маленькая, с воробьиный клювик просьбочка. Охрану сокровищницы Эльдар, конечно, сменил, но всё-таки… Если тебя снова разбудят ночью и заставят лететь на корзине, ты постарайся по дороге дёрнуть колокольчик, которым вызывают музыкантов. Их каморка далеко, звона здесь не услышат. Зато домбрист Мутгаз мне тотчас доложит, даже самой глухой ночью. У него бессонница, он не прозевает сигнал. Ну, иди!
«Здесь у половины вашего дворца бессонница! - подумал я, унося тазы и поднос. – Один честный бедолага Хайям спит как убитый».
Вся эта суета вокруг дирижабля и таинственные полёты мне совершенно не нравились. Кого, чёрт побери, мы с Багареном возили и куда? Султана, Гаира, сутулого Вапци? А может, это была сама султанша? И она хочет отвести от себя подозрения?
Или во дворце прячется ещё кто-то?
Едва я заныкал в каморке сладости, как меня выловил вездесущий распорядитель Вапци и тоже начал мурыжить задушевными беседами. Ну и денёк! Передохнуть не дают.
Сутулый говорил примерно следующее:
- У тебя большое будущее, Джапар. Пусть ты родился в своём тридесятом безбожном Архангельске, но ты имеешь все шансы вырасти правоверным элом. Для этого нужна самая малость – ты внимаешь моим словам? Нужна преданность ясному лику нашего высочайшего султана… Да не держись ты за ухо с таким измождённым видом, мышь бесхвостая! Не так уж я тебе его и надрал на Султанском Диване. Старый Вапци не требует от слуг невозможного. Необходима только преданность султану и мне, поскольку именно я слежу за порядком в этом дворце. И встаю на дыбы, когда в воздухе носится запах государственной измены.
Вапци задрал тощий палец кверху.
- Я обращаюсь к тебе, Джапар, и не вертись, а то второе ухо надеру!... Вероятно, сегодня ночью действительно случилось недоразумение, но Хайям ничего не помнит, а ты и соврёшь - недорого возьмёшь. Я мог бы просто сжечь вашу провонявшую салом корзину или посадить тебя под стражу, чтобы некому было ею управлять. Но я подожду. Так вот, Джапар, если Хайям или кто-нибудь там ещё вздумает опять сманить тебя погонять в корзине, ты не лезь на рожон. У них ведь и сабли могут быть? Послушно иди с ними, только не забудь подать мне знак… Какой же знак?
- Дёрнуть за колокольчик домбристу Мутгазу, у которого бессонница? – по наитию предложил я.
- Отлично! – хлопнул в ладоши Вапци. – Джапар, ты умница! Славный мальчик (тьфу!). Мутгаз разбудит меня, я примчусь в сокровищницу и посмотрю в глаза этим государственным изменникам. Ты всё понял?
Я сказал, что понял, а сам подумал, что теперь остаётся только ждать, кто оторвёт мне голову: Багарен, султанша или Вапци? Единственные, с кем бы я хотел сесть на дирижабль – это Мишка и Стёпка. Но нас к сокровищнице точно не подпустят.
Сутулый милостиво потрепал меня по макушке и отослал прибираться в его спальне. Остаток дня меня никто не трогал, всё будто было забыто. Но дворцовой тишине я не особо доверял.
Оман-Хатым к вечернему намазу вышла вся разодетая и напудренная, увешанная драгоценностями как барбос репьями. Она улыбалась, щебетала и ластилась к султану, но её старания пропали даром: султан не почесался. Помолился и отбыл на Главную башню в палантине, который несли джигиты. Он там целыми днями околачивался, принимая гонцов со швейной и винной фабрик, слушая доклады городских шпионов, вынашивая планы опрокинуть речканов, наков и всех на свете.
Я бы тоже охотно поумирал от безделья, чем во дворце вкалывать. К домашним хлопотам у меня и раньше душа не лежала, а тут куча дворцовых залов на шее! Я дал себе зарок, что если вернусь домой, то к тряпке и венику пальцем не прикоснусь. Здесь наубирался, довольно!
Написать бы Юльке с Людкой письмо: «Жив-здоров, устроился слугой к султану Нижнеуланского элеватора, Мишка тоже в порядке», - вот бы они обрадовались, вот бы изумились! В доме только и разговоров было бы что про нас. Ещё написал бы, пусть вручат Женьке Самоварову красную ленточку и временно назначат атаманом нашего этажа. Пока Мишки нету. Верхние вместо Стёпки пусть сами выбирают кого хотят. Яшку Цеса, наверно, поставили.
Интересно, в какую игру ребята сейчас играют? Может, новую какую-нибудь выдумали? Или к Кактусу в электронный тир ходят? Он обещал пригласить.
Да, я наказал бы Юльке подарить Вертилампочке любую вещь из кладовки, какую он сам захочет, за то что из-за нас он временно остался без шара. Подарок его сколько-нибудь утешит, а попозже мы сами с ним рассчитаемся, когда прилетим.
Но я прекрасно знал, что письма Юлька не получит. Грифель и бумага есть, да отправить не с кем. У нас на родине в соседнем доме живёт почтальон Иван Полянко, который развозит письма крохотульчиков на тележке, запряженной мышами. Но согласится ли он мчаться в Нижнеуланск за моим письмом? Да и реку надо тут переплывать громадную. Иван, может, и рискнул бы (он малый отчаянный), но мышей в реку никаким пряником не загонишь.
Глухо…
Я допоздна не спал, ждал поварёнка Шамиля. Хоть бы Мишка снова пришёл! Самому идти на кухню боязно: Насыр наверняка ещё бодрствует, шпыняет поварят и обязательно капнет распорядителю, что гезо Джапар шастает внизу без видимой цели. Это мне совсем не с руки.
Я сидел в каморке и грыз ногти. Время тянулось словно жевательная резинка. Уже давно разошлись из залов слуги, угомонилась Оман-Хатым. Но Шамиль и вправду прибежал. Я его чуть не расцеловал, голубчика!
Мишка снова стоял у чёрного хода и постукивал об колено самодельным хлыстиком, какими элы подстёгивали голубей.
- Сегодня сплёл, - объяснил он, едва мы поприветствовали друг друга. – Хайям где-то проштрафился, теперь будет дежурить всю неделю. Уже спит в загоне и пьян в капусту. Свобода! Неделю хоть на головах ходи. А у тебя какие новости? Что в узелке принёс? Гостинцы?
Я отдал ему завёрнутые в полотенце лакомства Оман-Хатым. Чего там только не было! Засахаренные орешки, шоколадный крем, халва, медовое печенье. Себе я не оставил ни кусочка. Зачем? Каждый день ем досыта, в рот никто не заглядывает. Султану привозят горы отборной еды.
Мишка восторженно закукарекал и жадно набил рот халвой. Он без сладкого – что Стёпка без курева. Покуда мой приятель жевал, я не без хвастовства поведал ему о приключениях прошлой ночью. Упомянул как ловко не выдал рябого Багарена, правда, слегка подставил пьяницу Хайяма.
Мишка слушал выпучив глаза и даже подавился халвой – до того неправдоподобно звучал мой рассказ.
Договорив, я замер в предвкушении расспросов и похвал, но Мишка сказал совсем не то, что я хотел услышать:
- Лопух ты, Тяпа, и есть лопух. Нисколько не поумнел в своём дворце, - отрубил он безапелляционно.
- Почему? – возопил я.
- Да потому, - передразнил Мишка, - Что если бы ты не валял дурака, мы уже вчера улетели бы на все четыре стороны. Простых вещей не понимаешь? Соврал бы Багарену, что я и Стёпка… ну, знаем, например, какую-то молитву, без которой шар не поднимется в воздух. Он бы поверил, элы жутко суеверные. Прежде чем на голубя сесть, всегда по полчаса молятся. И пришлось бы Багарену вызывать на дирижабль нас обоих, а там-то я придумал бы, как избавиться от лишних пассажиров. Но нет, ты, простофиля, ещё и Багарена корзиной управлять научил. Теперь он без тебя обойдётся, и шар мы прошляпили, доходит?
Я загрустил. Действительно, из-за моей безмозглости свобода выскользнула у нас из-под носа. А ведь я уже вообразил себя бравым героем. Только на Хайяма напраслину возвёл.
Мишка засунул за щеку горсть орехов, слизнул сахар и уселся возле стены. Взгляд его был направлен на сверкающий огнями город, на лице читалось глубочайшее огорчение по поводу моей тупости. Мне стало совестно – хоть с элеватора прыгай.
- Опиши место, куда вы вчера летали, - вдруг попросил Мишка. Видно, решил, что сердиться на меня бесполезно.
Я описал забор, здания, цех номер один и отдушину над карнизом. Даже показал примерное направление. Не успев дослушать до конца Мишка ухмыльнулся и щёлкнул пальцами.
- Здорово, клянусь египетской жабой. Вы летали на кондитерскую фабрику.
- Это к накам, что ли? – обалдел я.
- Именно к накам! – подтвердил Мишка. – К заклятым врагам всех элеваторских. Круто? Говоришь, второго пассажира не разглядел?
- Никак не сумел, - я опять почувствовал себя виноватым. – Он был по самую макушку в плаще и держался на расстоянии.
Мишка цокнул языком.
- Да где уж тебе! Я бы его в момент рассекретил. Ка-ак качнул бы дирижабль, чтобы все кувырком полетели!... Эх, да что там говорить? Скорей корова по-кошачьи замяукает, чем ты заработаешь следопытскую ленточку.
Я понял, что Мишка нарочно меня подзуживает, но не было охоты лезть в перепалку. Мишка заметил мою подавленность и сменил тон.
- Брось, Тяпа, я же не со зла. Ну не увидел и не увидел, холера с ним. Зато выяснилось насчёт дирижабля – теперь мы знаем, где его спрятали. Поищу способ, авось и удастся выкрасть аппарат из сокровищницы. Не дрейфь. Держи ухо востро, собирай все дворцовые новости, сам ничего не предпринимай. Не суйся на рожон. Завтра опять приду в это же время. Не забудь взять чего поесть, лепёшки и каша мне уже оскомину набили. У султана-то кормёжка симпатичнее!
Он с удовольствием сунул в рот кремовую трубочку и зачавкал.
- Только соблюдай осторожность, Тяпа. Чтоб на кухне никто не поймал. Шамиль – он ничего, славный парень. Мы уже подружились. А этот, толстый, сонный, он кто такой?
- Разан. Тоже слуга, - пояснил я.
- Он тебя не обижает? Ежели что, мы со Стёпкой придём и враз ему навешаем!
- «Мы со Стёпкой»! Давно ли сам с ним дрался? – засмеялся я.
- Это по привычке. Чужие мы с вами на элеваторе, надо вместе держаться, - серьёзно и рассудительно сказал Мишка.
На прощание Мишка предложил мне хлыстик.
- Бери? Я себе ещё двадцать штук сплету.
- Куда он мне? Ковры во дворце хлопать? – усмехнулся я. – У султана столько ковров, тут бы целый пылесос не помешал.
- Ну, как хочешь, - и мы расстались.
По дороге в каморку я как-то незаметно сочинил песню:
- Тяжело в неволе жить, о-ох!
Элам чёртовым служить, о-ох!
Принеси да унеси, о-ох!
Выходного не проси, о-ох!
Сесть бы снова был я рад, о-ох,
На воздушный аппарат, о-ох!
И прощай тогда султан, о-ох,
Бородатый интриган, о-ох!
Настроение у меня было – о-ох.
Последующие несколько дней всё шло по-старому: Вапци молчал, султан не вызывал и не устраивал допросов, Багарен при встрече лишь загадочно корчил рожи и показывал, мол, между нами всё шито-крыто, главное – не трепись. Трепаться я не собирался, историю замяли.
Оман-Хатым дулась, нервничала, ежечасно меняла наряды и дёргала меня по каждому пустяковому поводу. Она то сооружала сногсшибательную причёску, то требовала, чтобы я помог выбрать платье, но Эльдар игнорировал её ухищрения: по-прежнему заседал в Диване, устраивал военные учения на голубях и относился к личной жизни наплевательски.
- А ведь недавно Эльдар на руках меня носил! – жаловалась мне султанша. Изливать мне душу по вечерам вошло у неё в привычку. – Я его пятая и, между прочим, самая молодая жена! Стоило мне попросить - и он оставил других четырёх жён на швейной фабрике, взял на элеватор только меня! Он бросал золото к моим ногам и называл… Ах, Джапар, как он меня называл! И ничего этого не стало. Полети-ка он у меня ещё раз ночью – я ему дам!
- Да ведь Эльдар и в первый раз никуда не летал, - пытался я её образумить, но вздорная бабёнка и слушать не хотела.
- Летал! Летал! – она топала башмачками и швырялась по залу дорогими тряпками. – Он переодевался Хайямом и скакал к своей любовнице, а тебе пригрозил отрубить голову, поэтому ты отпираешься. Пошёл вон, негодяй!
Но не успевал я уйти, как Оман-Хатым звала меня обратно и начинала стонать по новой. Уши бы ей надрать хорошенько.
«Ещё чуть-чуть – и я сам сбегу в зернохранилище, - безрадостно думал я. – Пусть меня лучше сожрут крысы, чем вгонит в гроб эта султанская плакса».
Лакомствами султанша меня угощала редко, но подносы из комнаты забирал всё равно я, так что добыть провизию для Мишки труда не составляло. Под ковром в моей каморке скопился целый склад вкусностей. Мишка исправно прибегал ночью к задним дверям, делился новостями, добавлял, что план побега почти готов, но в детали не вдавался и уходил с полным мешком деликатесов.
Как-то днём подняли тревогу. Из окон дворца ничего не было видно, кроме беспорядочно мечущихся голубей. Вапци тоже беспорядочно метался по залам и орал:
- Наки! Наки напали!
Султан прицепил саблю и усвистал на Главную башню без помощи носильщиков. Повара, слуги и стража толпились у ворот, глазели на воздушный бой. Вокруг бункеров кипела жаркая схватка. Голуби с наездниками сшибались грудь в грудь, роняя перья. Лязгали пружины арбалетов, жужжали выпущенные стрелы, охали раненые. Потом над Главной башней словно взорвалась гигантская хлопушка и повисло белое мучное облако. Кто свои, кто чужие – было совершенно не разобрать.
Внизу по двору шлялись люди – мельничные рабочие или кто они там. Им было невдомёк, какая драма разыгрывается на высоте тридцати пяти метров. Небось, им казалось, что стая голубей передралась из-за зерна или гнёзд. Стой я на земле - я бы тоже так подумал.
Дворец Эльдара находился в относительной безопасности. Он был спрятан глубоко между трубами, где всаднику на голубе не развернуться и не прошмыгнуть, а высадить пеший десант не дали бы жители посёлка, которые знали тут каждую трещину. Но досмотреть шоу до конца нам всё равно не удалось. Сутулый Вапци обругал нас ротозеями, приказал вооружаться, караулить мостик и дворцовые ворота.
- Свирепые наки вырежут всех как ягнят, ворвись они на бункеры! – пронзительно верещал распорядитель, подгоняя нас пинками. – Это настоящие берсерки, не щадят даже младенцев. Получайте оружие у начальника стражи – и к воротам! О Аллах, какое несчастье свалилось на мою бедную голову! О банах кышберек кышберма! Шевелитесь, беременные овцы!
Вытолкав нас за ворота, Вапци вдруг схватился за лодыжку и проворно заковылял куда-то в покои.
- Беда! В спешке потерял туфлю и подвернул ногу. Сейчас вернусь, Насыр, командуй этим стадом, пока я не приду! – и скрылся в дворцовых залах.
- Отсидеться решил, плешивый! – сплюнул Насыр, опираясь на свой мясницкий топор. – Глядите веселее, гезо. Эскадрилья швейной фабрики наверняка уже идёт на помощь. Пока на Главной башне жив хоть один джигит, ко дворцу накам не подойти.
Мне в суматохе всучили короткое копьецо, однако я, как и Вапци, не горел желанием защищать дворец от орды беспощадных наков. Скорее наоборот – вместе с ними разбомбил бы его на мелкие кусочки. Впрочем, вскоре действительно подошли свежие звенья швейной фабрики, атака захлебнулась и переместилась за Малую башню. Что-что, а воевать элы умели. Через несколько минут воздушная кавалерия неприятеля была отброшена с территории и обратилась в бегство. С победоносным воплем элы ринулись в погоню и сражение рассеялось над ближайней улицей.
- Слава султану! Да живут элы вечно! – закричали со всех бункеров наблюдавшие за битвой жители.
Насыр потряс топором и воздел его кверху.
- Мы отлично потрепали гнусных наков! А впереди были Багарен и Хайям. Орлы! Истинные Улы Жауынгер!
Вапци высунул нос из-за створки. Подмышкой он держал туфлю.
- Благодарю за службу и проявленное мужество! – пропищал он как ни в чём не бывало. – Все по местам, оружие сдать, быть готовыми ко встрече султана и его храбрейшей свиты. Джапар, Гелай, Афдан, марш наводить порядок в тронном зале!
Оман-Хатым вылезла из-под кровати, под которую заблаговременно спряталась и кинулась примерять наряды. Только и слышно стало:
- Джапар, найди мне булавку!
- Джапар, завяжи мне тюрбан!
- Джапар, где ты копаешься?
По-моему, легче сразиться с сотней озверевших наков, чем угодить одной избалованной женщине.
Эльдар, Гаир и звеновые допоздна засиделись в тронном зале, обсуждая произошедший бой и стараясь перекричать друг дружку. Было выпито немало кувшинов вина, а уж ругательств прозвучало – не счесть. Гаир держался скромно и чуточку виновато. Отец строго отчитал его за то, что он влез в самую гущу драки.
- Гаир, ты моё богатство и моя надежда! – восклицал Эльдар. – Четыре жены родили мне восемь дочерей! Восемь! И только пятая жена Оман-Хатым принесла мне сына. Береги свою голову, она тебе ещё пригодится. Неужто ты хочешь лишить элеватор наследника?
Подвели итоги: элы потеряли четверых убитыми и десять человек ранеными. Погибших голубей никто не считал, на башне есть куча запасных. Кто они, «боги»? Бессловесные твари, хоть и дрессированные. За отвагу наградили Багарена, Кыртыла и Базарбека, отметили кое-кого из рядовых джигитов. Семьям убитых назначили вспоможение из султанской казны.
- Кто додумался обстреливать наков зерном, а потом ослепить мукой? – поинтересовался Эльдар, играя усами. – Вах! Идея была неплоха!
Звеновые переглянулись, почесали в затылках.
- Это изобрёл пленник с Главной башни! – вспомнил Акмар. – Мирзой зовут. Шустрый такой, вечно всякие истории джигитам рассказывает, про Австралию и Тантайский остров. Таких аулов я не знаю. Но когда мы взорвали ловушку с мукой под носом у наков, их голуби с перепугу ушли в штопор.
Султан погладил бороду.
- Валлы! (герой) Жалую ему халат со своего плеча.
Я едва не задохнулся от возмущения, подслушивая в тайном коридоре. Выходит, Мишка помог выиграть сегодняшний бой, а заслужил лишь поношенный халат? Экие паразиты. Могли бы в награду и на волю отпустить. Надеюсь, его не ранили? Заваруха-то как раз вокруг башни была. Даже в мостик воткнулись несколько шальных стрел, Вапци посылал нас их выдёргивать.
Скорей бы Мишка пришёл и сказал, что у него всё в порядке, и у Стёпки тоже. Да уж, скорей бы!
Ночью Мишка не появился, зато появился Базарбек. Вбежал в мою каморку и дал пенделя. Само собой, пришлось проснуться.
- Ты, ленивая собака, пожирающая объедки! Бегом вниз, да пошевеливайся!
Для пущей убедительности Базарбек взмахнул саблей. Ну как тут откажешь?
Спал я одетым. Увёртываясь от затрещин, я рысью помчался перед звеновым. Где-то в Розовом зале я вспомнил, что мне вдалбливали Вапци и Оман-Хатым насчёт ночных происшествий. Надо срочно бить в колокола. Возможно, Базарбек просто по мне соскучился и ведёт поиграть в шахматы, но в нашем деле лучше перестраховаться. А ежели он ведёт меня убивать?
Я намеренно подставился Базарбеку, хотя мог и увернуться, и очередная затрещина не заставила себя ждать. Я покатился клубком, зацепил висящее на стене зеркало и как бы случайно дёрнул за шнур. По всему дворцу шли три шнура: жёлтый – для вызова охраны, чёрный – для всех слуг, и голубой – для вызова музыкантов и пробователей блюд. Я дёрнул голубой, который шёл к домбристу Мутгазу. Где-то у его каморки должен зазвенеть колокольчик.
Тот же трюк я проделал и в следующем зале. Надеясь, что мой трезвон услышан, я затрусил дальше. За спиной сипло пыхтел Базарбек. Крючконосого душили злоба и одышка.
- К сокровищнице, урод! – прорычал он. – Уж туда-то ты дорогу знаешь!
Караульные янычары сладко подрёмывали у ворот. Непыльная служба приучила их к безделью и они были способны спать в любое время суток. В отличие от Мутгаза их бессонница не донимала. Базарбек вынул ключ – у него он тоже был! – и отпер замок.
«Ага, мы имеем ещё одного владельца ключа, - подумал я втихомолку. – Султан, султанша, Гаир, сутулый Вапци, Багарен и теперь – Базарбек. Хм, дело становится всё запутаннее».
- Стойте! Что тут делается?
Я оглянулся. Слава дирижаблю, звонок сработал. В коридорчик ворвался заспанный Вапци, за ним спешила полуодетая Оман-Хатым. Янычары мигом проснулись и вытянулись во фрунт с оружием наготове.
- Звеновой Базарбек? – изумился Вапци, подходя ближе. – Да сколько же вас? Я так понимаю, звеновые теперь лазают в сокровищницу чаще самого султана.
Из-за Вапци вывернулась распалённая Оман-Хатым – эта вообще была вне себя. С маху влепила Базарбеку звучную оплеуху и завизжала:
- Где прячется мой муж? Он должен лететь вместе с вами? Или ты повёз письмо его любовнице? Ты будешь немедленно арестован, если тотчас не выложишь правду! Я женщина благородных кровей, я не позволю султану наставлять мне рога, будь он хоть трижды Пресветлый, вонючка такая!
На Базарбека было жалко смотреть, но я ему не больно-то сочувствовал. Поделом гаду крючконосому. Ещё и по шее мне надавал. Любопытно, как он станет выкручиваться?
- Помилуйте, госпожа, ваш высочайший супруг спокойно спит в своей спальне! – взвыл Базарбек и замахал руками, словно отодвигал чудовищное обвинение. – Сознаюсь, я хотел ненадолго взять этот шайтанский шар из хранилища…
- …без разрешения правителя! – ехидно закончил Вапци. – Светлейшая госпожа, напрасно вы грешите на Одухотворённого и Мудрейшего. Полагаю, султан тут совершенно ни при чём. Мы кое-как простили алкоголика Хайяма, ибо не ведал он что творил. Но если в сокровищницу тайно лезет трезвый Базарбек, это уже не смешно.
- Затухни, сын шакала! – рявкнул Базарбек. Сутулого он боялся гораздо меньше, чем султанши. – Повелительница Оман-Хатым, позвольте объясниться? Я хотел взять шар по государственной необходимости.
- Ничего не пойму! - простонала султанша. – Я просто умираю от наглости своих, извините за выражение, подданных. Сперва один полуспившийся болван катается среди ночи вокруг элеватора, а теперь это вошло в моду? Если каждый бездельник ходит в сокровищницу как в собственный чулан, то зачем нам казна, замки и охрана? Давайте разбросаем золото с бункера и умоем руки.
Базарбек почтительно приложил руку к груди.
- Дайте дорассказать, о несравненная Оман-Хатым! Я остерёгся нарушить покой султана, ибо у него выдался трудным минувший день. Наки едва не застали нас врасплох. И сейчас, неся дежурство, я увидел, что сигнальная лампочка на Малой башне то загорается, то гаснет через разные промежутки времени. Вероятно, кто-то с Малой башни подаёт секретные знаки. В темноте наши голуби не летают, они же не совы. На свой страх и риск я решил воспользоваться чужеземной корзиной. Слетать до Малой башни и посмотреть, кто там балует. Накажите меня, если угодно, но я лишь проявил служебную бдительность.
- Лампочка то загорается, то гаснет? – недоверчиво переспросил Вапци. – Извините покорно, госпожа, лучше мне самому сходить и взглянуть на Малую башню. А потом разбудить султана и сообщить.
- Да, Вапци, сделай что-нибудь, - повеселела Оман-Хатым, довольная, что её подозрения не оправдались. – Утром я попрошу Эльдара перенести этот ужасный аппарат в другое место. Всё-таки нехорошо проявлять служебную бдительность в султанской сокровищнице.
- Я лично доложу султану прямо сейчас, - Вапци смерил Базарбека строгим взглядом. – А ты, Базарбек, не отделаешься так же легко как звеновой Хайям. Приспичило ночью на Малую башню – спускайся с бункера и иди пешком!
Оман-Хатым нервно рассмеялась шутке. Чтобы спуститься с элеватора, пересечь двор и взобраться на Малую башню, у крохотульчика ушло бы минимум несколько часов.
- И сдай мне ключ от этих дверей! - потребовал сутулый распорядитель. – Боюсь, на руках у звеновых развелось слишком много ключей от сокровищницы.
- Червяк безбородый! Ключ я сдам лично Пресветлому Эльдару, - процедил Базарбек и отвернулся.
Наконец Вапци вспомнил обо мне, приказал убираться наверх и помалкивать. Ну, я и убрался, а они с Базарбеком пошли смотреть на мигающую лампочку Малой башни.
Ха-ха! Между прочим, я-то знал, отчего она мигает. Это Мишка научил джигитов играть в «морской бой» на расстоянии. Сейчас они скрашивали ночные дежурства, перемигиваясь с постом на Главной башне: «Один-три!» - «Ранен» (длинная вспышка) – «Один-четыре!» - «Мимо!» (две коротких вспышки). Если убит – то две длинных вспышки. А поля с кораблями начерчены на рассыпанной по полу муке. Наш Мишка и в плену горазд на всякие выдумки.
Понятия не имею, чем Базарбек умаслил Вапци, но до ушей султана ночной инцидент не дошёл. Видимо, хитрые бестии смекнули, что под горячую руку достанется всем без разбора. Султан в гневе сожжёт дирижабль, сменит замки и охрану, а заодно отрубит дюжину-другую голов, что подвернутся. Подумать только, какие страсти кипят вокруг нашей соломенной корзины!
Была середина октября. Почти месяц минул с тех пор, как мы исчезли из дома, не попрощавшись. И перспектив на возвращение никаких, а самое печальное – никто нас тут не найдёт, поэтому рассчитывать нужно лишь на собственные силы. Мишка посещал меня раз в два-три дня, утешал байками о своих сверхъестественных планах спасения, но пустой трёп на меня уже не действовал. Хотелось чего-то конкретного.
Однажды Мишка привёл с собой Стёпку. Оказалось, я и по нему соскучился, прямо хоть на шею вешайся! Не чужой ведь, а свой в доску, старый враг и друг. Коркин нисколечко не изменился: всё такой же хмурый и неразговорчивый, вечно набыченный, сразу же стал ругаться и нудить:
- Ёлка же моталка же! Наобещали с три короба приключениев, а иде они? Тю-тю. Одну упряжь крути с утра до вечера, язви её в поясницу. И рожи ихние черномазые вот уже где сидят. Сыт по горло.
- Растолкуй ты ему, Тяпа, что приключения давно начались! – притворно взмолился Мишка. – Меня он не слушает.
- Да одного тебя и слышу сутками напролёт! – заорал Коркин, по-прежнему не понимавший шуток. – Тантайский евонный остров мне уже ночами снится, чтоб ему ни дна ни покрышки. Не успеет утром глаза продрать – уже языком мелет: «А вот был случай! А вот был случай… » Заколебал!
Ну как тут было не рассмеяться? Я на пару с Мишкой покатывался минут восемь. Коркин уставился на нас как на умалишённых, в сердцах сплюнул и напоследок спросил:
- Во дворце табачку у тя не завалялось? Убил бы кого хошь за одну папиросу!
- А какой я зерномёт сконструировал! – похвастался Мишка, закусывая моими гостинцами. – Там из трубок сжатый воздух сифонит, я к нему приспособился. Косит неприятеля, будто из пулемёта. И мучные бомбы изобрёл. К нападению наков вон как пригодилось, голубей на лету сшибает. Меня за это султан халатом пожаловал. Правда, в гробу я видел его халаты, лучше бы дирижабль нам отдали. Зерномёт-то я не ради султана изобретал, скорее от скуки.
- Тебе скука, а я потом полдня зерно из загона выкидывал, - огрызнулся Стёпка. – Насыпал там – аж под ногами хрустело, и пылища стояла как в мешке. Изобретатель, фиг ли! Да ну вас к чёртовой матери всех.
- Это он при тебе разнылся, Тяпа, - ухмыльнулся Мишка. – Со мной-то на башне он смирный как австралийский брюхонос.
- Пошли давай! – одёрнул Коркин, сгребая узелок со сластями. – Нагишан вот-вот сменится, заступит Тунгыз – и звеновому нас застучит.
- Как Али-то? – спросил я. – Больше не сердится, что ты чай на него пролил?
- Отсердился, болезный. Его в бою наки из арбалета ухлопали.
***
Взрослых людей иногда просто невозможно понять. Посудите сами. Вот элеватор, на нём живут элы. Вот кондитерская фабрика, на ней живут наки. Между ними лежит пол-Нижнеуланска. И с какой стати они всю жизнь грызутся между собой?
Почему бы грозному султану Эльдару не поделиться с наками свежим хлебом, плюшками, ватрушками? Он же сидит на этой муке! На элеваторе её сотни тонн. Даже если накормить всех крохотульчиков города, Большие люди не заметят недостачи.
А почему бы и накам не сказать: кому конфет, мармелада, леденцов? У нас их навалом. Подходите, вынесем. Ешьте на здоровье. Никакой вражды не нужно. Для меня это тайна за семью печатями. Наверно, им тут на юге солнцем голову напекло, оттого-то они все с приветом. Взяли бы да наладили культурный обмен муки на шоколад. А эти дурачки гибнут за элеватор, который по большому счёту принадлежит Людям, а не элам, и думают, что совершают очуметь какой подвиг. Дремучий, в общем, народец. Зато гонору девать некуда, аж через край перехлёстывает.
Слуга Тулык объяснял мне, что начиналось всё с мелочи: отец будущего султана Эльдара собрал компанию воинов, установил тут свои порядки и заявил, что добывать хлеб на элеваторе можно только с его ведома. Дескать, местные крохотульчики тащат больше, чем могут унести, надо их заставить соблюдать очерёдность и порядок.
Пример нахального папы Эльдара оказался заразителен. Крохотульчики сообразили, что сила решает всё. Вскоре на кондитерской фабрике тоже появился свой король. Он разрешил бесплатно промышлять сладости только тем, кто принёс ему клятву верности. Другие фабрики и заводики Нижнеуланска постепенно обросли своими народами, правителями и армиями. Армии бряцали оружием, считали фабрики личным родовым имением и не пускали к себе посторонних.
Простые крохотульчики были вынуждены примыкать к той или иной стороне, чтобы жить в сытости и безопасности. А потом нарыв лопнул. Элеваторский народ по-настоящему поцапался с кондитерской фабрикой, был бой, обе стороны понесли серьёзные потери, и с тех пор распря перешла в кровную месть.
После вечерней молитвы султанское семейство в полном составе обсуждало со звеновыми текущие события, а точнее – одно набившее оскомину дело: как покорить и уничтожить зарвавшихся наков? Мало того, что джигиты с кондитерки обирают базар, так они вновь решились на открытый налёт!
Плох тот султан, который не мечтает расширить свои владения. Борьба за ресурсы считалась у элов вопросом чести. Разумеется, никому из крохотульчиков не нужен горно-обогатительный комбинат или Нижнеуланский завод точных приборов, где одни камни да железки. А вот кондитерская фабрика - лакомый кусочек. Хлебный элеватор тоже. Вопрос в том, кто кого проглотит?
- Не будь у Зафанурат, подлой и лживой негодяйки, воздушной кавалерии… - завёл привычную песню Базарбек.
- «…мы бы давно властвовали над наками!» - язвительно опередил его Вапци. – Не засоряй воздух тронного зала своими стенаниями, мы их наслушались на двадцать лет вперёд.
Диванные советники сидели как обычно на коврах, скрестив ноги, а мы с Афданом и Берчемом сновали между ними, подливая шипучее вино и поднося фрукты. После «увольнения» Разана прислуживать на Диванном совете стало моей новой обязанностью. Не сказать, что мне это нравилось. Свежеприбывшая служанка Гузаль была девочкой покладистой, но слишком пугливой и затюканной. Мне приходилось вертеться как белка в колесе, попутно обучая её дворцовому этикету и прочей ерундистике.
Вапци назначил меня над нею шефом и даже обещал выхлопотать мне перед султаном небольшое жалованье. Читай: перевести из разряда пленников почти в полноправные элы. Только для этого надлежало принять мусульманство и всё такое, чего я совершенно не хотел. Это ж заставят молиться, поститься, а потом ещё и жениться.
Да-да, не хихикайте. Девчонки в двенадцать лет уже считались здесь невестами на выданье. Элам разрешалось брать себе сразу несколько жён. Такие вот умственно отсталые порядки. У султана Эльдара жён было целых пять. Правда, привечал он только Оман-Хатым, родившую ему Гаира, а остальные четыре, по недосмотру нарожавшие дочерей, скучали в забвении на швейной фабрике. Туда султан ездил редко.
Гаир пока вёл себя скромно: читал, летал, писал стихи. Оман-Хатым уже заикалась о подборе партии для сына, но султан заявлял, что невесту наследнику выберет сам. А если не понравится – он сбросит её с бункера. Суровый отец! Лично мне кажется, что с невестами так поступать безнравственно. В нашем городе это не принято. Впрочем, в Нижнеуланске всё шиворот-навыворот.
Поскольку звеновые словно воды в рот набрали, Вапци снова заговорил:
- Высочайший султан обеспокоен внезапным появлением у наков целой стаи обученных боевых голубей. Ведь секрет дрессировки «богов» испокон веков знали только на элеваторе!
- Верно! - прогудел звеновой Фазул. – Ещё год назад у них не было ни единого боевого голубя, и вдруг – разом полсотни. Голуби молодые, недавно вставшие на крыло. Я сразу заметил.
- Приручение птиц требует опыта, - добавил Акмар. – Накам помогал кто-то понимающий в этом толк.
- Нам думается, что секрет просочился с элеватора, - в тишине сказал Вапци. – Султан озолотил бы человека, который укажет на предателя.
Эльдар мрачно кивал и потягивал вино. Джигиты пытливо всмотрелись друг в друга. Наступила мучительная пауза. Багарен и Акмар пожимали плечами, Фазул ковырял в ухе, Гассиб нервно оглаживал бороду. Пьяный Хайям безмятежно улыбался, Кыртыл и Базарбек по очереди прикладывались к кувшину. Стало слышно поскрипывание опахала, которым худенькая Гузаль без устали обмахивала Оман-Хатым. Гаир молча покусывал губы. Он вообще был немногословен, будто его ничто на этом свете не касалось.
- В Султанском диване предателей нет, - не выдержал наконец крючконосый Базарбек. – Придёт время, негодяя раскроют. На всё воля Аллаха. Говорят, у речканов тоже завелись боевые птицы и ещё какой-то летающий аппарат, но совсем не такой, как у этих мальчишек.
Он косо глянул на меня, будто я был виноват, что у крохотульчиков речного порта появился летающий аппарат, не похожий на наш.
- Нужно срочно укомплектовывать дополнительные звенья, - подал голос Багарен. – В этой стычке мы потеряли четверых, летом – семерых… Нам не хватает людей. Приходится одновременно стеречь элеватор, швейную и винную фабрики. Накам-то хорошо, у них только одна фабрика. Они не распыляют сил.
- А если нам вступить в союз с речканами и вздуть наков? – ляпнул Фазул. Кстати, я подумал о том же.
Но все воззрились на Фазула как на святотатца.
- Этим портовым крысоедам я и кучки голубиного помёта не доверю! – впервые заговорил султан Эльдар, не прибегая к помощи распорядителя. – Вот кого я с радостью скинул бы с бункера вместе с их насквозь гнилым правителем Ташга-Абзы! Мы терпим их только потому, что пока не можем воевать на два фронта. Но помним, что речной порт – богатое место. Много грузов, много мяса, рыбы и дорогих вещей. Когда-нибудь он станет нашим.
- Знать бы ещё наверняка, что мерзкая Зафанурат сама не объединится с портом против нас, - проворчал Кыртыл.
Подобная перспектива никого не радовала. Совет зашёл в тупик.
Внезапно Эльдар встрепенулся, поманил Вапци и что-то пробурчал ему на ухо. Все обратились в слух, даже я замер возле Багарена с подносом яблок на весу.
Сутулый торжественно потёр ладошки и объявил:
- Доблестный, затмевающий собою солнце султан Эльдар принял хитроумное решение: послать к накам лазутчика!
Народ вздохнул, скрывая разочарование. Я понял, что все предыдущие разведывательные операции «хитроумного Эльдара» заканчивались крахом.
- Посылали уже, и где они теперь? – пессимистично пробурчал Акмар. – Вороны склевали их потроха.
Заговорил Базарбек, его нос топорщился, будто уже чуял добычу:
- Я охотно рискнул бы, однако – клянусь мамой! – наки знают меня чересчур хорошо. Как и всех нас в этом зале.
- Да, здесь никто из нас не годится, - сказал рябой Багарен. – Военачальник наков Касым навеки запомнил меня, когда я в бою отрубил ему ухо.
Вапци важно произнёс:
- Думайте! Да, рядовой джигит тут не подойдёт. Султан хочет отрядить на это задание умного, верного и надёжного человека, чтобы тайна не ушла дальше тронного зала.
- Позволь отправиться мне, отец! – воскликнул Гаир, вскакивая. – Я смогу быть лазутчиком на кондитерской фабрике! Я слишком молод для воина, меня не заподозрят!
- Нет и тысячу раз нет! – разжал челюсти султан. – Я слишком ценю жизнь собственного сына. Ты, Гаир, очень прямодушен. Роль шпиона – не твоя роль. И ты забыл, что уже участвовал в боях против наков? Кто-нибудь на фабрике вспомнит твоё лицо - и конец.
- Я могу переодеться девушкой… - смутился Гаир. Стройный, симпатичный, он действительно мог сойти за девчонку, если только сбрить усики.
- О султан, лазутчиком стану я! – вдруг громко раздалось у меня за спиной.
Все не поверили своим ушам и испустили вздох, полный безграничного удивления. Говорила великая султанша Оман-Хатым!
Сейчас она привстала на подушках и наслаждалась произведённым эффектом. В шуршащем фиолетовом наряде, расшитом дивными цветами, Оман-Хатым была прекрасна. Она больше не казалась капризной плаксой, какой я видел её каждый день. Ноздри женщины гордо раздувались, чёрные глаза искрились, лицо сказочно похорошело.
- А почему бы и нет, затмевающий солнце, мудрейший мой супруг? – повторила она. - Я не принимала участия в стычках с наками, я почти не покидаю этой золочёной клетки наверху элеватора! Меня не знают в лицо даже собственные воины! Слабая женщина навлекает гораздо меньше подозрений, а перед женской хитростью открываются многие двери, а?
Султанша ослепительно улыбнулась.
Позже она покается мне, что вызвалась в лазутчики с одной-единственной целью: чтобы бесчувственный чурбан Эльдар наконец-то обратил на неё внимание! А то одни войнушки на уме, сидит со своими звеновыми с утра до ночи. Слова ласкового не скажет, сколько можно терпеть?
Не спорю, ход султанши был блестящим. Она сполна насладилась минутой триумфа и снова прилегла под опахало.
- А ведь это мысль… - пробормотал кто-то.
Диванный совет уже оправился от шока и отнёсся к идее султанши с неподдельным интересом. Вариант с женщиной-лазутчиком подкупал своей дерзостью и новизной, а главное – не нужно посвящать в детали посторонних людей. Оман-Хатым - это вам не девочка с улицы, она жена главы государства! Надёжнее кандидата не придумаешь.
Гаир смотрел на мать с явным испугом, зато остальные были довольны и наперебой говорили:
- Вай, какая удачная идея! Устами Оман-Хатым вещает сама истина! Она скажет накам, что заблудилась, потерялась, едва убежала от злобных элов… (здесь Совет дружно зарычал от смеха). Да, к воротам наков придёт испуганная, несчастная женщина. Они её, конечно, впустят. Коварная и смелая Оман-Хатым разведает уязвимые места в обороне фабрики, прикинет, сколько у них голубей, запомнит, где наки выставляют караульных, и только её и видели!
- Неплохо! Жена, на это уйдёт меньше времени, чем нужно тебе на расчёсывание волос по утрам! – сострил султан, и захихикал вместе с придворными, даже отдутловатые щёки по воротнику растеклись.
Оман-Хатым тоже засмеялась, но как-то неуверенно. Наверное, не ожидала, что муж так охотно согласится на её отчаянную авантюру. Хоть бы поупирался для приличия, что ли? Сказал бы: сиди дома, любимая. А он радёшенек и зубы скалит.
Султан вдруг резко оборвал смех и добавил:
- Ты умна и отважна, моя жена. Но тебя ждёт опасное дело, и одна ты не пойдёшь. Мы дадим тебе спутника…
Он шевельнул бровью. Все ждали, пока Вапци переведёт это на человеческий язык. Эльдар не любил помногу разговаривать, предоставляя трепаться хорошо вышколенному дворцовому распорядителю. И Вапци отлично угадывал, чего желает грозный владыка элеватора.
- Джапар! – крикнул мне сутулый. – Падай ниц, султан будет беседовать с тобой!
Звеновые сегодня удивились во второй раз: султан на Диванном совете решил пообщаться со слугой, с мальчишкой-гезо? Это неслыханная честь для голодранца типа меня.
Я упал ниц, как было приказано, но султан оборвал лишние церемонии и позволил садиться. Дальше он говорил уже сам:
- Гезо Джапар, мы давно присматриваемся к тебе. Служишь ты на совесть, не уличён ни в каких неблаговидных и неугодных Аллаху делах. Ты способный слуга, не болтун и не дурак. Скажи прямо – доволен ты своим положением?
Я смешался, забормотал, что безусловно доволен и мне здесь жутко нравится. Не ответишь ведь, что видал я ихний элеватор в гробу и в белых тапочках? Мигом вышибут в зернохранилище вслед за Разаном. Хватит, мол, погрелся на дворцовых харчах.
- На днях Джапар назначен старшим слугой над Гузалью! – ввернул Вапци. – И он сполна оправдал высокую честь.
Таким тоном сказал, будто назначил меня по меньшей мере директором элеватора. Сколько пафоса в голосе!
- Мы уверены, что служить честным и храбрым элам куда лучше, чем лететь на воздушном шаре в какую-то нечестивую захолустную Африку, - провозгласил султан. – Верно я говорю, Джапар?
Я подтвердил, что так и есть, хотя в душе был убеждён в обратном. Лететь на шаре всё же гораздо приятнее, чем служить хоть самым расчудесным и храбрым элам. Но это антигосударственное мнение я оставил при себе.
- Сейчас, Джапар, мы предлагаем тебе задание посложнее, чем чистка ковров, - Эльдар ронял слова медленно и веско, словно камни в медный таз бросал. -–По исполнении его ты можешь смело назвать себя чистокровным элом. Из пленника превратишься в истинного джигита. Как тебе это?
Я уже понял, к чему ведёт Эльдар, но в джигиты меня не тянуло. Обряд посвящения – наверняка что-то сложное, опасное и со всякими выкрутасами.
- Джапар так взволнован и обрадован, что не находит слов, - услужливо объяснил Вапци. Я и забыл, что султан ждёт моего ответа. Что там говорит Эльдар?
- … и полетишь лазутчиком вместе с Оман-Хатым на вашем воздушном пузыре!
Султанский диван одобрительно закивал, будто правитель каждый день записывал в шпионы собственную жену и мальчишку-пленника. Такого даже Мишка бы не выдумал.
- Оман-Хатым женщина неглупая, я знаю, - продолжал Эльдар при всеобщем молчании. – И ты ей поможешь, проследишь, чтобы госпожа не влипла в какую-нибудь передрягу. Будешь охранять её, заботиться о ней как о родной матери, и так же бережно доставишь домой. Она мне ещё пригодится!
Звеновые подхалимски загоготали.
- Если же что-нибудь пойдёт не так… - султан малость помедлил. – То помни, что на Главной башне живут двое твоих гурнахов – Мирза и … как его?...
- Саптык, - подсказал Вапци.
- Вот-вот, Саптык! Друзьями пренебрегать нельзя, правильно? Ты, конечно, не убежишь от Оман-Хатым, а сделаешь всё по уму, или Мирзе и Саптыку придётся туго. Это мы обещаем. Зато при благополучном исходе не исключено, что вы – все трое – получите свободу. Всё в твоих руках, Джапар.
В горле у меня пересохло. Самое важное Эльдар приберёг под конец. Какой пленник не мечтает о свободе? Да я сию минуту помчусь хоть к накам, хоть к чёрту в пасть. Я стану самым ловким в мире лазутчиком, я буду день и ночь сдувать пылинки с капризной Оман-Хатым, лишь бы султан не обманул бедного гезо.
А вот шантажировать меня Мишкой и Стёпкой – нечестно. Я всё равно не стану обманывать султана, даже если меня отпустят под одно следопытское слово. Но Эльдар, конечно, на слово никому не верит.
- Клянусь бородой пророка, высочайший султан не мог сделать более мудрого выбора! – воскликнул крючконосый Базарбек. – Женщина и малолетний мальчишка беспрепятственно войдут туда, куда любому джигиту вход заказан.
- Нужно только сочинить им подходящую легенду, - добавил Акмар. – Пусть выдадут себя за бродячих певцов, факиров или типа того…
- Или врачевателей! – подхватил Фазул. – Дервишей! Фокусников! Толкователей снов и звёзд!
- Прежде чем обман раскроется, пройдёт время, - хихикнул Гассиб, щеря редкие зубы. – А обойти фабрику вам и пары дней хватит.
- А как они потом сбегут оттуда?
- Вай, кондитерская фабрика – это не элеваторский бункер, откуда один путь – вниз башкой. У фабрики два гектара земли и шесть корпусов. Джапар найдёт способ затеряться и убежать. А то его друзей казним!
Диванный совет весело обсуждал как достовернее обтяпать нашу вылазку, булькало вино, гвалт поднялся такой, будто элы уже праздновали захват всего Нижнеуланска вместе с фабриками, заводами и речным портом. Султан наблюдал за визирями со снисходительной усмешкой. Мол, я своё дело сделал, нашёл вам двух разведчиков в тыл накам, а с технической частью вы как-нибудь сами.
Гаир пытался что-то вставлять, протестовать против кандидатуры своей отчаянной матушки, но его голос тонул в общем хоре. Конечно, Гаир был наследный принц и Улы Жауынгер, однако среди бывалых джигитов он оставался неоперившимся юнцом. Его никто не слушал.
Поразмыслив, я пришёл к выводу, что затея со шпионской миссией не так уж плоха. Главное – я получу в своё распоряжение дирижабль, а на борту со мной полетит только Оман-Хатым и больше никого.
Это шанс. Небывалая удача. Неужто я не смогу похитить с башни Мишку со Стёпкой? Вот этот поступок будет достоин следопытской ленточки, или не видать мне приключений до самого ужина!
Как бы предупредить Мишку? Как бы его предупредить?...
***
На остаток вечера Вапци великодушно освободил меня от работы, чтобы мы с Гузаль помогли султанше приготовиться к утреннему отлёту в неизвестность. Запал у Оман-Хатым явно поутих, теперь она пребывала не в духе, дулась и расшвыривала вещи.
- Мой паразит-муженёк даже не попытался меня отговорить! – ворчала она. – Видно, не чает от меня избавиться? Я иду на подвиг ради элеватора, а он остался со звеновыми, играет в кости и пьёт вино! Сколько раз я запрещала ему пить больше кувшина в день? У него печень... Вот голова у Эльдара никогда с вина не болит. А почему? Потому что в ней нет мозгов, только голубь там нагадил.
Мы с Гузаль совершенно не знали, чем утешить обиженную Оман-Хатым. На этот случай распорядитель не дал никаких инструкций. Вероятно, следовало положить ей на лоб холодный компресс или ещё какую-нибудь хреновину, но едва я заикнулся об этом, султанша посоветовала мне положить компресс совсем на другое место.
- Заткнись, напарничек! Лучше помоги мне выбрать вещи для путешествия на фабрику. Вот когда ты летел к нам из Архангельска, что ты взял с собой в дорогу? Сколько надо платья, белья, умывальных принадлежностей?
Я вспомнил обстоятельства нашего отлёта, драку Мишки со Стёпкой и засмеялся.
- Ох, госпожа Оман-Хатым! Вы не поверите, но мы стартовали в чём есть. У Саптыка с собой был мешочек еды, а у Мирзы – рогатка, фингал и красная ленточка.
- Шайтан вас возьми, ну и набор! – удивилась Оман-Хатым. – Впрочем, чего ждать от бестолковых мальчишек? А я не могу приехать во вражеский лагерь неряхой. Я хочу взять с собой два сундучка косметики, три дюжины платьев, пять шуб, шесть подушек и опахало!
Я вытаращил глаза и попытался объяснить, что с такой массой груза мы врежемся в первый же фонарный столб, но Оман-Хатым затопала ногами и запустила в меня блюдом из-под халвы. К счастью, блюдо упало на ковры и не разбилось.
- Не учи меня, Джапар! Я не в настроении. Иначе вообще никуда не полечу!
Тут пришёл сутулый Вапци, деликатно выслушал нас и стал говорить с султаншей как с ребёнком малым. Особо он упирал на то, что несравненная Оман-Хатым – идеальная разведчица, потому что она умнее всего элеваторского народа, вместе взятого, а уж о красоте и говорить нечего. И что Оман-Хатым тоньше всех умеет вникнуть в нужды империи, а отправь на фабрику одного меня – я всё испорчу, прогорю или вообще смоюсь и поминай как звали.
- Кроме вас, поручить эту операцию некому, - сладко пел Вапци. – Зато если мы выбьем наков с фабрики, то убьём двух зайцев. Получим обширные угодья, где прокормятся сотни элов, и избавимся от закоренелых врагов. Судьба народа у ваших ног, Оман-Хатым. А шубы и косметика… Да возьмите вы их ради Аллаха, только кто тогда поверит, что вы бедная бездомная женщина с ребёнком?
Речь старого льстеца возымела должный эффект. Султанша признала, что шесть подушек и три дюжины платьев – пожалуй, перебор. И произнесла тоном царицы, снизошедшей с небес на землю:
- Что ж, если до утра ничего не случится, мы с Джапаром отправимся в путь. Должна же я хоть раз в жизни пережить настоящее приключение? Только вдолбите Джапару список того, что нам нужно разведать, поскольку я запоминать ничего не буду, а записывать нельзя.
Вапци начал занудно перечислять мне, что надо бы изучить все ходы и выходы внутри фабрики, надо хотя бы на глазок прикинуть количество тяжёлого вооружения наков, численность выставленных караулов, наличие ловушек и прочее, но султанша вклинилась снова:
- Сколько мы пробудем на фабрике, Джапар, чтобы ты всё изучил? Полчаса хватит?
- Вы смеётесь, госпожа? – опешил я. - Кладите недели две, и то если нас не хлопнут!
- Вы обалдели?! Я - две недели без косметики и в одном платье?!...
И перебранка пошла по новому кругу. Оман-Хатым ныла, Вапци утешал, Гузаль старательно складывала притрики и румяна в походный сундучок…
«Султанша - вылитая Юлька!» - подумал я, заскучав. Когда мы в августе ехали путешествовать в Страну Болот, Юлька с Людкой тоже захламили весь вездеход посудой, тряпками и зубной пастой. Конечно, девчонки не оказались в дороге обузой, а под конец вообще здорово всех выручили, но скандалов из-за немытых тарелок и не почищенных вовремя зубов отшумело немало.
Грядущую затею с вылазкой я всерьёз не воспринимал – чего я там забыл, у наков-то? Сяду в дирижабль и ищи ветра в поле. Джигиты на голубях, конечно, повисят у нас на хвосте, но к самой фабрике не сунутся, а я обогну её кругом, попетляю маленько и соображу куда бы сплавить султаншу вместе с косметикой. Плохо, что управлять корзиной в одиночку очень неудобно. Может, хотя бы Стёпку мне в помощь выделят?
На произвол судьбы султаншу бросать жестоко. Нужно будет сбагрить её в надёжные руки. Например, к швейцам. Швейную фабрику даже с элеватора видно, мне Разан показывал, и сидит там верный наместник Эльдара, так что без крыши над головой Оман-Хатым не останется. А я выручу Мишку со Стёпкой и скажу «привет!» Горите вы со своими войнами, дворцами и фальшивым космодромом.
Султанша между тем выспрашивала Вапци, как следует вести себя лазутчице?
- По возможности естественно и непринуждённо, - отвечал сутулый распорядитель. - Кто посмеет обидеть хрупкую беззащитную женщину? Вы вне всякого сомнения талантливая актриса и одурачите кого угодно. Даже принцессу наков Зафанурат, которая заправляет кондитерским вертепом.
- Неужели мне придётся встречаться с этой дрянной лицемеркой? – возмутилась разомлевшая от комплиментов Оман-Хатым. – Представляю, какова она на лицо, эдакая гнусная прыщавая крыса, объевшаяся шоколада. Ах, боюсь меня вырвет.
- Крепитесь, госпожа. И, пожалуйста, не называйте её при встрече гнусной прыщавой лицемеркой. Она наверняка очень расстроится. Лучше бы вам вообще с ней не встречаться. Называйте себя женщиной знатного рода, но не настолько знатного, чтобы вами заинтересовалась сама Зафанурат. Скажите, что элы напали на вас, захватили ваших спутников в плен и вы чудом спаслись с одним-единственным гезо Джапаром.
Я видел, что Оман-Хатым уже мысленно примеряет на себя роль странствующей шахини, у которой погибла вся свита – ах, как романтично! Хотел бы я знать реакцию наков на этот спектакль? Султанша, конечно, белоручка и гмыза, но далеко не дура. Бес его разберёт, может, и прокатило бы.
- Да, Вапци, ты сказал, что я буду совсем беззащитна? – спохватилась Оман-Хатым.
Похоже, Вапци тоже это обдумал.
- Особа знатного рода вполне может иметь при себе яд или кинжальчик. Безобидный, но острый: в ногтях поковырять и всё такое. При желании можно и пырнуть, но это уж в крайнем случае, если операция засыплется. У Джапара оружия не будет. Мальчишкам до совершеннолетия носить его не положено.
- Если мы засыплемся, я пырну Зафанурат, - пообещала султанша с блеском в глазах. Ей, значит, кинжал, а мне шиш на постном масле? Ловко.
Дальнейшую болтовню Вапци я слушал уже вполуха – страшно хотелось спать и зевалось каждые девять секунд. Чего бы им не отправить меня отдыхать? Мишка, наверно, у чёрного хода меня караулит, а мне позарез надо с ним связаться.
Распорядитель словно прочёл мои мысли и сказал:
- С вашего разрешения я отошлю Джапара поспать, потому что вылет назначен после утренней молитвы. Ты понял, Джапарчик? Завтра твоя корзина должна полететь как мечта. Она повезёт драгоценнейшую из драгоценнейших!
- Хотя бы Саптыка мне дайте, вторым пилотом! – сказал я, набравшись храбрости, но меня уже выставили прочь.
- А к вам, Оман-Хатым, сейчас поспешает Мудрейший Эльдар, - услышал я напоследок. – Он проведёт вам ещё один инструктаж!
- Я уже боялась, мудрейший муж забыл ко мне дорогу! - султанша кокетливо захихикала. – Всё дела, государственные дела… Ради одного этого стоило пойти в лазутчицы!
- Знали бы вы, где у меня сидит ваше драное мучное государство! – пробормотал я, удаляясь потайным коридором. Дай-то бог урвать для сна хоть половину ночи. Ну ничего, завтра улечу, вытащу с башни ребят и отоспимся.
Я едва доплёлся до каморки, дал себе слово прилечь на минутку, а потом сходить к Шамилю, разузнать насчёт Мишки. Рухнул в постель как подкошенный репейник, и мои глаза захлопнулись сами собой. Я провалился в благодатный сон как в бочку с патокой.
Кто-то резко пихнул меня в плечо кулачищем. Я подпрыгнул, ничего не соображая, чем заставил будящего отпрянуть от неожиданности. Мои мозги ещё были затуманены обрывочными сновидениями, и я стал тереть лицо, чтоб очухаться.
- Шамиль, ты?
- Странный ты парень, Джапар, - проворчал звеновой Багарен. – Спишь как бревно, лягаешься как ишак. Хорошо хоть не вопишь, когда тебя будят… Пойдём, сослужишь последнюю службу. Да не на казнь тебя веду, не бойся.
- Уже утро? – спросил я, вздрагивая.
- Тсссс! Ночь, Джапар, тёмная ночь. Дворец только что уснул, мы потеряли уйму времени, а сделать надо много. Опять нужен твой шар. Собирайся.
- Я только старую одежду возьму, а то на улице холодно, - сказал я. – У меня её поменьше, чем у Оман-Хатым. И косметики нет.
- Бери с собой хоть шайтана, но горе тебе, если не поторопишься, - и рябой звеновой бесшумно вышел.
Я схватил драгоценный узелок с одеждой, пару сладких булочек от щедрот Оман-Хатым, подобрал выпавший из чалмы грифель и устремился за суровым провожатым.
Во дворце на вершине элеватора было тихо-претихо, даже лампочки в залах показались мне усталыми и сонными. Может, я плохо сметал вчера насевшую пыль? В полумраке царило что-то зловещее. Похоже, намечается новый заговор, подумал я, иначе зачем мне велят идти на дирижабль без султанши? Что-то тут не то.
Не знаю, что меня подтолкнуло, но я вдруг протянул руку к голубому шнуру и дёрнул. В каморке домбриста Мутгаза сейчас должен прозвенеть колокольчик. Багарен шёл впереди и ничего не заметил.
- Сутулый хрыч, возможно, не спит до сих пор, - прошептал он. – Мы спустимся к сокровищнице через Малиновый зал. Нам ни к чему лишний шум.
Не было смысла гадать, правильно ли я поступил, подав условный сигнал? Жалеть будем потом, как сказал человек, проглотивший двойную дозу слабительного.
Караульных янычар у сокровищницы не было.
- Блеск золота усыпляет, - усмехнулся Багарен, вынимая из-за пояса ключ. – И навевает самые чудесные сны. Утром они спишут пропажу корзины на проделки злых духов или пьяного Хайяма! – он подмигнул.
- Мы что же, не вернёмся? – рискнул спросить я.
- Цыц! – шикнул Багарен. – Спрашивать будешь позже, когда шар поднимется в воздух.
На этот раз дирижабль выволакивали вдвоём, Акмар дежурил на Главной башне. Рябой здоровяк совсем упарился, поскольку я на взрослого грузчика никак не тянул. На наружной площадке Багарен последним рывком подтолкнул корзину к краю, поправил съехавшую назад саблю и приказал:
- Цепляй свой якорь, раздувай пары, сейчас подойдёт ещё один человек.
Багарен нетерпеливо вытирал пот и оглядывался на ворота, пока я включал зажигалку, наполняя шар живительным газом. Стропы натянулись как струны, корзину стало приподнимать и покачивать, она удерживалась на трапе лишь благодаря якорю и страховочному тросу. Только тогда из ворот выскользнула фигура в чёрном плаще. Очевидно, загадочный спутник звенового скрывался поблизости, пока всё не будет готово к отлёту.
Чёрный плащ вскочил в корзину, за ним неуклюже полез Багарен, ему мешали сабля и невесть откуда взявшийся арбалет. Я между тем висел на клавише зажигалки, потому что резинки у меня не было, и Хайямовой перевязи, разумеется, тоже. Мой кушак был слишком короткий.
- На кнопку надо всё время давить, а бечёвки нет! – крикнул я из рубки. – Отпускать нельзя, шар недостаточно прогрет.
- Я подержу твою кнопку, - прокряхтел Багарен, переваливаясь через борт. – Беги, снимай якорь и поехали.
Он прижал клавишу волосатой ручищей, а я принялся отшвартовывать дирижабль.
***
- Ага! Наконец-то я поймала тебя, мой муженёк! – в ярости заорала вырвавшаяся из ворот Оман-Хатым. – Недолго ты пробыл со мной вечером!
Волосы султанши были встрёпаны и распущены на ночь, на тело накинут голубой шёлковый халат, а лицо… Страшнее чем у привидения, ей-богу: мертвенно-бледное, блестящее, с тёмными провалами вокруг рта и глаз.
- Уходим! – истошно гаркнул Багарен, но султанша уже была в корзине, одним прыжком перемахнув стартовую площадку. Как раз в этот момент я поднял якорь и дирижабль отвалил от элеватора.
- Госпожа! – предостерегающе кричал из рубки Багарен. – Джапар, откуда её принесло?
Я знал, откуда принесло правительницу, но промолчал. Ладно хоть Вапци нету, в тот раз он прибежал первым.
- Попался, суженый! – не унималась Оман-Хатым, размахивая своим искусно отточенным миниатюрным кинжальчиком. – Я убью тебя, Эльдар, измена смывается лишь кровью! А потом твоя очередь, Багарен, грязный предатель! Не смей называть меня госпожой. Отныне ты – враг! Пособник моего неверного супруга!
«Что-то сейчас начнётся, - подумал я, забиваясь в дальний угол корзины. – Эта чокнутая всех порешит прямо в воздухе. А на лице у неё… Тьфу ты! Гузаль наложила ей на ночь косметическую маску!»
Разбушевавшаяся султанша в белой кремовой маске и голубом халате неумолимо наступала на безмолвную фигуру в плаще.
- Спрятался под капюшон и дрожишь, разжиревший повелитель элов? Скинь плащ и посмотри в глаза обманутой жене. Покончим с этим раз и навсегда. Умри достойно.
- Джапар! – взвыл Багарен, пытаясь свободной рукой достать до сабли. – Можно уже отпускать твою проклятую кнопку? Выбей у неё кинжал, или хотя бы подмени меня, не торчи как верблюд!
Я пристраивался дать султанше подножку, как вдруг она отшатнулась от фигуры в чёрном: из-под капюшона на неё печально смотрел… Гаир.
Женщина ойкнула и опустилась на скомканные кротовые шкуры. Видимо, она была в шоке. Кинжал выпал из ослабевших пальцев и глухо звякнул о днище корзины. В не меньшем шоке был и я, невольный свидетель этой сцены.
- Сын мой! – простонала Оман-Хатым, бесцельно шаря руками по полу. – О, смилуйся надо мной всевышний! Кто-нибудь объяснит мне, что за чертовщина тут происходит?
Гаир сбросил капюшон – маскировка была теперь не нужна, - и сел рядом с ней.
- Зачем ты прибежала, мама? Я просто не знаю как быть. Везти тебя обратно нельзя: ты подняла такой крик, что перебудила весь дворец.
- Хорошо, если не снарядят погоню, - добавил Багарен. – Дело-то близится к рассвету.
- Погоня, рассвет… - султанша сжала виски, размазывая остатки маски. – Я абсолютно ничего не понимаю.
- Мы с Багареном решили угнать дирижабль вместе с Джапаром, чтобы вы не шли в разведку на кондитерскую фабрику, - ровно сказал Гаир. – Я ещё на Совете пытался вам внушить, что это самый идиотский план, но вы меня никогда не слушаете.
- Но какой смысл тебе угонять корзину? – недоумевала Оман-Хатым. – Если на то пошло, до фабрики меня и на голубях увезут.
Тут же эхом из рубки отозвался Багарен.
- Джапар, правь к кондитерской фабрике. Сколько можно носиться над городом? – и обратился к Гаиру. – Расскажи всё матери, хватит темнить.
- Гммм… - пробормотал Гаир, теребя свой плащ. – Мама, мы любим друг друга – я и принцесса Зафанурат…
Судя по сдавленному вскрику султанша была близка к сердечному удару. Её лицо стало белее, чем покрывавшая его маска.
- П-п-повтори, я ослышалась? – беззвучно прошептала она. – Т-ты влюблён в принцессу кондитерской фабрики?
- Да, и она в меня тоже.
- И д-давно?
- Уже больше года. С прошлого Навруза. Мы встретились в мечети.
- И это ты обучил наков дрессировать боевых голубей? Выдал секрет элеватора?
- А что оставалось делать? Отравить своих? Наки были мирным народом, мама, это мой жестокий и жадный отец принудил их взяться за оружие. Он всю жизнь пытается отнять у них исконную родину. Захватил швейную фабрику, винную, целится на кондитерскую… Разве это справедливо, мама?
- Справедливых войн не бывает, - философски изрёк Багарен, меняя руку на кнопке. – Первая война всегда начинается с несправедливости.
- Гаси пламя! – скомандовал я, сверившись с компасом. – Идём нормальным курсом.
- Вот звеновой Багарен меня понимает, - доверчиво сообщил Гаир. – Он помогает мне встречаться с принцессой подальше от элеватора. Недавно мы один раз летали на этом дирижабле. Очень удобно, ведь на нём можно передвигаться ночью, когда голуби охраны спят и беспомощны.
- О аллах, как болит голова! – жалобно произнесла Оман-Хатым. – Слишком много событий для одного вечера и ночи! А я-то воображала себя разведчицей во вражеском стане, глупая! Что мне делать в логове наков, если мой родной сын уже снюхался с ними? Я хочу домой!
- Поздно, - твёрдо ответил Гаир. – Да и султан меня не простит. Все подвиги совершаются во имя любви. Мы будем жить на фабрике.
- По-твоему удрать из дому – подвиг? – едко заметила мать. – Эй, Джапар! Ты говорил, что тоже удрал из дома вместе с Саптыком и Мирзой? Это сильно походило на подвиг?
- Ну, не совсем чтобы… – сознался я. – Мы несли зажигалку пилоту, а в корзине прятался Стёпка, то есть Саптык, а Мишка, то есть Мирза начал с ним драться, и Саптык, то есть Стёпка неудачно махнул ножом…
- Достаточно! – перебила Оман-Хатым с истерическим смешком. – Короче, это был не подвиг, а цирк на выезде. И сын у меня такой же придурок, да ещё и влюблённый.
Гаир вспыхнул до корней волос, даже в темноте было видно.
- Подвиг! Пойти против воли отца – уже подвиг. Он убил бы меня, узнав, кто моя избранница. Отец с самого начала плевать на меня хотел. Ему нужен сын, увешанный титулами Улы Жауынгер, который с утра до вечера машет саблей, пьянствует и готовится сесть на трон... к сорока годам. А я наперекор ему женюсь на Зафанурат и никому не позволю трогать кондитерскую фабрику. Если понадобится, я лично возглавлю войско невесты и дам отпор Эльдару. Если бы мне сегодня удалось улететь незамеченным, завтра бы я встретил тебя и Джапара на фабрике, чтобы вам не причинили вреда. Но я в любом случае бежал бы с элеватора. Раньше ли, позже ли – неважно.
Закончив свою речь, юноша встал, посмотрел за борт и мягко добавил:
- Возьми плащ, мама. Ты озябла в своём тонком халате.
Оман-Хатым подобрала колени и смерила Гаира ненавидящим взглядом.
- Мне не нужен плащ с плеча сына-перевёртыша. Я чистокровная элка, а ты… ты!... – недоговорив, она упала лицом на шкуры и зарыдала в голос.
Гаир смущённо присел возле неё на корточки, шептал бестолковые утешительные слова, я мялся у компаса, от волнения перепутав названия ветров и вообще всё на свете. Чёрт возьми, ну и заваруха!
«Погоди, то ли ещё будет, приятель! – пищал где-то внутри вредный голосишко. – Приключения только начинаются, ха-ха-ха!»
- Подлетаем к фабрике, - нарушил тишину Багарен. – Эй, Джапар, куда крутить твой шайтанский рычажок?
***
Мы причалили к цеху номер один, и Гаир ушёл предупредить принцессу, чтобы встречала поздних гостей.
- Меня-то сразу пропустят, - сказал он виновато. – А чужих сначала стрелами изрешетят, потом разбираются. Прямо как у нас на элеваторе.
Оман-Хатым дулась, Багарен дремал, прислонившись к стакану рубки. Я уныло смотрел на предрассветный город и размышлял, какая тут скоро будет мясорубка. Эльдар, небось, рвёт и мечет, и уже приказал свистать всех наверх. Сокровищница открыта, дирижабль исчез, а вместе с ним исчезли сын, жена и звеновой Багарен. Экую свинью султану подложили! Как теперь поправлять положение?
Багарен завозился, встал, нервно прошёлся по корзине, разминая мышцы и оглядывая светлеющее небо.
- Клянусь переносицей ифрита! – выругался он. – Почему запаздывает Акмар?
- На элеваторе, наверно, общая тревога и Акмару не до вас, - опасливо предположил я. – А что он должен сделать?
- Забрать меня отсюда, вот что! – сердито сказал звеновой. – Глупый султанёнок может жить где хочет, а моё место среди элов и брататься с наками я не намерен. У меня пять детей на элеваторе.
Я был несколько растерян.
- Чего ж ты помог ему бежать на фабрику?
- Вах, Джапар, твои мозги во дворце совсем пропылились! Гаир заплатил мне зо-ло-том. Но одно дело устраивать ему шашни с молодой красоткой, и совсем другое – бросать дом и драпать под чужое знамя. Наков я на дух не выношу… Куда запропастился Акмар?
- Не оставляй меня, Багарен! – очнувшись, вклинилась Оман-Хатым. – Кто я буду среди наков? Прислуга для мерзкой Зафанурат? Вдобавок, у меня с собой ни одного платья! Ты получишь десять хурджинов золота, только увези меня обратно!
Багарен хитро сощурился:
- Значит, вы больше не считаете меня грязным предателем?
- Конечно же нет! – поспешно согласилась Оман-Хатым. – Милый мой Багаренчик, я озолочу тебя!
Мне надоело быть зрителем, пришла пора заявить и о себе.
- Слушайте, зачем же мы торчим тут и ждём какого-то Акмара? – обратился я к двум заговорщикам. – Кондитерская фабрика не нужна никому из нас. Гаир пусть остаётся здесь, а мы снимаемся с якоря – и на элеватор! Правда, объясняться с султаном придётся долго…
Багарен хлопнул себя по лбу.
- Джапар, ты истинный мудрец! Не дарить же волшебную корзину бестолковому мальчишке! А для Эльдара мы прихватим какой-нибудь трофей. Тогда мы заработаем не только прощение, но и кое-что позвонче.
«А рябой-то пройдоха ещё тот!» - отметил я.
- Где ж его найти, трофей? Кирпич из стены выковырять? – я повернулся к стене цеха и увидел, что по карнизу к нам направляется Гаир под ручку с какой-то очаровашкой. Без сомнения, это была властительница наков Зафанурат. На почтительном расстоянии за нею следовала пара джигитов-телохранителей.
Я скрипнул зубами: опоздали!
Багарен вдруг быстро нагнулся к полулежащей Оман-Хатым и что-то зашептал ей на ухо. Султанша без лишних вопросов упала навзничь и запрокинула голову подбородком кверху.
- О-о-о, беда на нашу седину! – завопил рябой звеновой, суетясь около распростёртой султанши. – Сердце заглох, душа в пятки ушёл! Вай, какое несчастье!
Гаир и принцесса махом подскочили к корзине, далеко опередив телохранителей.
- Что? Что с мамой? – испугался сын.
Зная скромнягу Гаира, я предполагал, что его избранница – благовоспитанная, возвышенная девушка с льняными локонами и кротким нравом. Но принцесса кондитерской фабрики оказалась шустрой тёмно-рыжей девахой в халате с широким рукавом и кожаных штанах для верховой езды. В волосах набекрень сидит золотой обруч, ногти искусаны, над редкими бровями трепыхается нахальная чёлка. Поди, не старше нашей Юльки, а туда же – невеста!
- Твоя мамаша, Гарик? – развязно спросила рыжая Зафанурат. – Чего это она ласты растопырила? От радости, что меня увидела?
Половины передних зубов у Зафанурат не было и она дико шепелявила. Должно быть, страсть как любила конфеты, повелительница кондитерского рая. И вообще она вела себя не как подобает книжной принцессе из сказок Шарля Перро: горбилась, хмыкала, громко сморкалась, оставляя пальцы в стороны. Зато Гаир был очень встревожен.
- Ей плохо? Что с мамой? – он с разбегу навалился на борт корзины.
- Страшный приступ нервной системы, - чуть не плача пояснил Багарен. – Это ты её довёл. Мало воздуха, надо распахнуть ей халат, да кто отважится? Женщина, извиняюсь, в одном исподнем. Грешно лезть мужскими лапами к телу мудрейшей правительницы элов! Очнётся – казнит.
Оман-Хатым захрипела и пустила пену изо рта. Гаир горестно посмотрел на рыжую подружку.
- Нурамочка, ты девушка! Умоляю, помоги моей маме!
Зафанурат скорчила такую рожу, будто скунса поцеловала.
- Мы отвернёмся, - подхватил Багарен. – А Гаир тем временем сбегает за табибом. На фабрике ведь есть лекарь-табиб?
- Есть, - проворчала рыжая принцесса. – Только он дерьмо полное, даже понос лечить не умеет.
Оман-Хатым с закрытыми глазами зашипела и выгнула спину. Принцесса шмыгнула носом.
- Ладно уж… Гарик, смотайся за табибом, он дрыхнет в халупе Касыма.
Гаир проворно помчался по карнизу (стражники посторонились, пропуская его) и исчез в отдушине.
- Ну? – грубо сказала принцесса. – Вылезти-то она из вашей лоханки сможет или уже окочурилась?
«Ничего себе, возвышенная девушка… - подумал я. – Нормально Гаирище отоварился».
- Без сознания она! – скорбно заохал Багарен. – Вот и пульса в животе нет, и холодная как камбала... Во имя аллаха, развяжи ей халат. Задыхается.
Сплюнув, Зафанурат с явной неохотой полезла к нам через борт.
- Послал шайтан свекровь! Чуток пролетела и дохлая. У ней и рожа-то как у покойника…
Вжик! Багарен подсёк принцессе ноги, с треском обрубил якорь. Шар как будто того и ждал – резко фьюзнул над крышей цеха и был таков. Телохранители на карнизе и глазом моргнуть не успели.
- Кнопку дави, Джапар! – рыкнул на меня Багарен. Оман-Хатым с победным визгом колошматила орущую принцессу, и он бросился на подмогу султанше.
Зафанурат лягалась и кричала, и даже умудрилась выдернуть из-под халата кривой тесак, но Багарен выбил у неё оружие, а Оман-Хатым нахлобучила на голову одеяло. В считанные секунды принцесса наков была замотана во все кротовые шкуры, которые имелись на борту.
Ох и выла она, ох и сквернословила! Стёпка Коркин у нас тоже любитель повыражаться, но рядом с этой рыжей он был бы сущий херувим.
- Багарен! Назад! Предатель! – донёсся с карниза вопль одураченного Гаира. Он выбежал из отдушины и теперь метался как сумасшедший. – Нурамочка, любовь моя! Назад, предатель, ты умрёшь!
- Ну и утречко, - пробурчал под нос звеновой. – Все кому не лень обзывают предателем.
Он закончил упаковывать пленницу и встал к борту гондолы.
- Эй, султанчик, не обижайся так! Чего не сделаешь ради десяти хурджинов золота? Базарбек и за три родного папу прирежет.
- Ты заслужил все двадцать! – захохотала перемазанная кремом султанша, сидя верхом на свёртке с принцессой. – Учись, Джапар. Вот так работают настоящие лазутчики. Прилетели и свистнули саму предводительницу наков! А ты две недели копаться хотел.
- Любовь моя! – бесновался вдалеке Гаир. – Голубя мне, голубя!
На его крики из отдушины высыпали джигиты наков, поняли в чём дело и подняли жуткий вой. Вдогонку нам ударил рой звенящих в воздухе арбалетных стрел. Несколько из них вонзились в борт соломенной корзины, одна или две отскочили от пластиковой рубки. Дирижабль ощутимо тряхнуло.
- Не стрелять! – запоздало опомнился Гаир, хватая лучников за плечи. – Там моя мать и ваша повелительница Зафанурат! Догнать! Все на голубей!
Последних его слов я почти не слышал: шар поймал юго-западную струю и взмыл на приличную высоту. Но что такое? Зажигалка горит, а мы безбожно теряем скорость. Так нас в два счёта догонят. Даже чудесному дирижаблю не тягаться в скорости с боевыми птицами. Сцапают моментом. Тогда – кранты.
- Багарен! – позвал я, беспомощно вися на кнопке. – Давай в рубку, будем маневрировать.
- Пу-уххх… - только и ответил звеновой. В боку у него торчала острая тонкая палочка. Стрела из наковского арбалета. Рябой не двигался, он стоял над бортом и клонился всё ниже и ниже – прямо в пустоту.
- Багарен, ты ранен? – переполошилась Оман-Хатым. Её челюсть отвисла от ужаса. – Багарен, держись, я иду! Джапар, сделай что-нибудь?
- На всё воля аллаха, - прохрипел звеновой и медленно перекувырнулся вперёд. Он падал на далёкую землю крошечным комком, нелепо расставив ноги, словно спичечная вертушка, и казалось, будет падать ещё много часов, а мы смотрели ему вслед из корзины.
Потом он скрылся из вида в рассветных сумерках, кисеёй окутывавших город, пропал бесследно – рябой звеновой, соблазнившийся десятью хурджинами золота. Кого он перехитрил, бедолага?
Я почувствовал, что меня колотит дрожь. Мне было страшно, но надо было давить на кнопку.
- Туда и дорога элеваторским шакалам, - прошипела Зафанурат из свёртка.
- У него было пять детей, - почему-то сказал я.
Оман-Хатым истерически рассмеялась.
- Султан Эльдар прокормит. Вырастит пять новых элов, чтобы потрошить речной порт и кондитерскую фабрику. Главное – наша рыженькая прелесть здесь и никуда не делась... Лежи тихо, не ворочайся, если не хочешь лежать с перерезанной глоткой! – она пригрозила пленнице своим кинжальчиком. – Ты управишься с шаром в одиночку, Джапар?
- Если найти чем прижать кнопку, то попробую, - покладисто сказал я. Ссориться с вооружённой женщиной не хотелось. – Но мы отчего-то теряем высоту, и нас швыряет во все стороны.
Султанша сняла дорогой шёлковый пояс с халата и не глядя кинула к рубке.
- Привяжи там всё что надо и разбирайся со своей колымагой. Даю ровно минуту.
Кое-как я присобачил пояс к зажигалке, чтобы пламя не гасло, и торопливо пошёл вокруг рубки. Сразу после обстрела я заметил, что стропы как-то странно повело, шар скособочился, и летим мы совершенно невероятными зигзагами. Оглянулся на рубку: зажигалка по-прежнему горела, пламя загоняло воздух в клапан, но резиновая оболочка шара перестала быть упругой и круглой. Газ наполнял её только три четверти.
Это могло означать одно: нам повредили баллон. Если зажигалку выключить, нам крышка.
- Полундра! Падаем!
- Падаем? – обомлела Оман-Хатым и даже убрала нож с горла принцессы. – Так пошевеливайся, чини своё проклятое устройство.
- Какое там «чини»? Наки подстрелили нам баллон, но, видно, не насквозь, иначе лопнул бы вдребезги. В оболочке два слоя. Где-то на внешнем теперь дырка. В небе это не исправишь. Заклеивать надо.
- Я приказываю: бери курс к элеватору! – заверещала султанша, дико сверкнув зрачками. – Я приказываю! Приказываю! Приказываю!
Я отмахнулся от спятившей хозяйки, тут было не до ругани. Попробуй прикажи шару, чтобы не спускался!
Без паники, следопыты. Подумаем, что можно предпринять… Я сбросил долой все железные шары, то бишь балласт. Меньше груза – мягче падать. Поставил зажигалку на полное пламя. Я знал, что долго жечь его нельзя, но мощный огонь хоть немного замедлит снижение.
Что у нас внизу? Ой, только не это!
Ветер, дувший из пустыни, вытолкнул нас на реку – как нарочно! Серебристый изгиб воды походил на хищную улыбку чудовища – такому и настоящий самолёт ничего не стоит проглотить. Противоположный берег терялся где-то в тумане, город Нижнеуланск вместе с фабриками и элеваторами остался за кормой. Нас трепало и подбрасывало. Слева мелькнули портовые краны набережной, похожие на богомолов с раскинутыми лапами.
Интересно, сколько тут глубины? Ха-ха-ха, да крохотульчику и гранёного стакана утонуть хватит. Я вдруг почувствовал себя измотанным, уселся в рубке и вытянул ноги. Надо бы тайком от султанши развязать Зафанурат. Обидно погибать в ледяной воде спелёнутым как сосиска. А вообще какая разница? Шарахнет нас будь здоров, ветер-то шквальный.
Шар совсем ослаб, съёжился, а ведь был с хороший капустный кочан. Не налегай на него ветер, он давно бы осел в корзине.
Поздней осенью купальный сезон закрыт даже в Нижнеуланске. Я не сомневался, что середина реки станет местом нашей последней посадки.
К О Н Е Ц В Т О Р О Й Ч А С Т И